Эсхил Античная драма.
   
От Эсхила, которым открывается этот том, до Сенеки, который его завершает, прошло добрых пять веков — время огромное. И в сознании любого, кто мало-мальски знаком с крупнейшими писателями разных эпох и народов, два этих имени обладают, конечно, далеко не одинаковым весом. Когда говорят: «Эсхил», — сразу возникает у одних смутный, у других более или менее четкий образ «отца трагедии», образ почтенно-хрестоматийный, даже величественный, представляются мрамор античного бюста, свиток рукописи, актерская маска, залитый южным, средиземноморским солнцем амфитеатр. И сразу же память подсказывает еще два имени: Софокл, Еврипид. Но Сенека? Если тут и возникнуткакие-то ассоциации, то, во всяком случае, не театральные: «Ах да, это тот, который вскрыл себе вены по приказу Нерона…». Справедлива ли такая несоизмеримость посмертной писательской славы Эсхила и Сенеки? Да, справедлива, вне всяких сомнений. После проверки веками — а тем более тысячелетиями — произвола в отборе самых значительных культурных ценностей в общем-то не бывает.
   Почему же, несмотря на то, что Эсхил жил в V веке до н. э. в Греции, а Сенека в I веке н. э. в Риме, и несмотря на то, что один оставил в памяти потомства очень глубокий след, а другой как драматург — след слабый, поверхностный, оба оказались под одним переплетом? По праву ли они встретились? Да, по праву. Книга наша называется «Античная драма», а античная драма, если смотреть на нее нашими, сегодняшними глазами, с расстояния в две тысячи лет, — это все-таки одно целое, спаянное не только общими историческими предпосылками — рабовладельческим строем, языческой мифологией, — но и чисто литературной преемственностью, которая состояла в заимствовании и развитии технических приемов, в подражании предшественникам или их пародировании, в полемике с ними и порой даже, говоря нынешним языком, в «личных контактах». Известно, например, что Эсхил и Софокл выступали со своими трагедиями на одних и тех же состязаниях и оспаривали друг у друга первый приз. При всех различиях эпох и талантов, расцвета и упадка, при диаметральной, казалось бы, противоположности трагедии и комедии, при разноязычии греков и римлян, при том, что от одних авторов до нас дошла лишь малая часть написанного, а от других вообще ничего не дошло, — при всем при этом античная драматургия представляется нам сегодня тугим клубком, где скрыты концы нитей, тянущихся ко всем позднейшим победам европейского драматургического гения — и к Шекспиру, и к Лопе де Вега, и к Мольеру, и к Островскому.
   Как завязался этот клубок, с чего все началось? Достаточно один раз прочесть любую трагедию Эсхила, чтобы почувствовать в ней какую-то старую культуру зрелищ и лицедейства. Прежде всего бросается в глаза непременное присутствие хора — особенность, на современный взгляд, странная. А потом, вчитываясь, замечаешь, что без хора, пожалуй, и действие не двигалось бы: в одном случае не получилось бы диалога, в другом — не было бы необходимой для понимания происходящего экспозиции, в третьем — и это самое поразительное — вообще не было бы главного действующего лица, потому что хор как раз и есть тот герой, вокруг которого вертится драма. И еще замечаешь, читая Эсхила, что партии хора подчинены каким-то своим композиционным правилам и правила эти разработаны весьма изощренно. Хор поет и в начале, когда появляется перед зрителями, и в середине пьесы, когда актеры уходят, и в конце ее, покидая свою площадку — орхестру. Все эти выступления хора имеют даже особые названия — парод, стасим, эксод. — Бросается в глаза и еще одна закономерность: песни хора обычно состоят из парных частей, и вторая («антистрофа») повторяет ритм первой («строфы») на новомтексте. Такая тонкая механика не возникает на голом месте. За ней легко угадывается традиция, и даже если бы мы не располагали античными свидетельствами о происхождении трагедии и о Фринихе, предшественнике Эсхила, первостепенная роль хора и сложная система хоровых партий в эсхиловском театре натолкнули бы нас на мысль, что «первым» Эсхила можно назвать только условно, и указали бы нам на хор как на отправную точку для поисков, которые привели бы к истокам трагической драмы. А сравнивая огромное значение хора в эсхиловских трагедиях с его ролью у поэтов следующего поколения — Софокла и особенно Еврипида, — о которых кто-то, пусть с долей преувеличения, сказал, что их можно без всякого ущерба для понимания смысла читать, пропуская хоровые партии, — еще отчетливее видишь, что хор в трагедии — это ее самое древнее, самое архаичное, самое близкое к началам драмы ядро.
   Театр, оживающий на страницах нашего сборника, даже и самый ранний, эсхиловский, — это театр людей уже цивилизованных, обладающих и письменностью, и высокой литературной и музыкальной культурой. Именно культура и сделала возможным тот качественный скачок, каким был переход от обрядовых песен в честь бога Диониса к профессионально подготовленному представлению. Слово «трагедия» значит в переводе «козлиная песнь». Сам по себе перевод еще ничего не объясняет, и поныне существуют разные его толкования, в основе которых, однако, всегда лежит идущая от греков убежденность в том, что родил трагедию культ Диониса, считавшегося покровителем виноградарства и символом животворных сил природы. В честь Диониса издавна устраивались пьяные шествия. Участники этих процессий изображали пастухов — свиту Диониса, они надевали козьи шкуры, вымазывали себе лица виноградным суслом, пели, плясали, славили своего хмельного бога, которого иногда тоже представлял один из ряженых, и завершали обряд жертвоприношением козла. Козьи шкуры на бедрах и спинах «пастухов», козел как традиционный дар Дионису, не говоря уж об известных мифических спутниках этого бога — козлоногих сатирах, — о да, если все началось с дионисийского культа, то, право же, было достаточно причин, чтобы древнейший жанр драматургии получил свое не очень-то на поверку красивое имя.
   Как выделились из хора ряженых запевалы-солисты, как вместо Диониса главными фигурами действа становились другие боги, а вместо богов и наряду с ними — герои мифов, как усложнялось, все больше удаляясь от культовой своей первоосновы, драматическое представление, это не так уж трудно вообразить, а это и есть путь от обрядовых песен к литературной трагедии, зачинателем которой считается Феспид (VI в. до н. э.). Однако, и став литературой, трагедия продолжает развиваться в том же направлении:она становится все более светской, хоровое пенье занимает в ней сравнительно с диалогом все меньше места, среди ее персонажей появляются не только мифические герои, но и реальные исторические лица, такие, например, как персидские цари Ксеркс и Дарий. Она почти обрывает пуповину, связывающую ее с дионисийскими песнями, с религиозным культом.
   Но только почти! Если пристальней к ней приглядеться, то полностью она этой пуповины на греческой почве так и не оборвет. Вплоть до Еврипида обязательной принадлежностью театрального реквизита останется жертвенник, а непременной темой трагедийного хора — величание богов; вплоть до Еврипида, и даже чаще всего именно у него, герои и боги будут прибывать к месту действия на колесницах, происходящих от той полуповозки-полуладьи, на которой в особые праздники приезжал в Афины «сам» Дионис, так же примерно, как приезжает сегодня у нас в какой-нибудь детский сад «сам» дед-мороз. И всегда, всегда представления в античных Афинах будут даваться только по праздникам в честь Диониса, два раза в году, зимой и весной, даже если темы драм не будут иметь к этому богу уже ни малейшего отношения.
   То, во что нам сегодня нужно пристально вглядываться, было у современников трех великих греческих трагиков всегда на виду. И косность, с какой театральные зрелища допускались лишь на Дионисии и Леней, родила в Афинах пословицу: «При чем тут Дионис?» Насмешливый этот вопрос удивительно меток и заразителен. Он ясно указывает на то, что в эпоху расцвета трагедии сохраненные ею следы богослужебного ритуала воспринимались как пережиток, а нас, отделенных от мира, где верили в богов и героев, толщей веков, этот вопрос прямо-таки призывает расширить его смысл и увидеть за туманной подчас мифологической оболочкой трагедии живую, земную жизнь.
   С самой начальной поры греческой драмы земные дела входили в нее и без посредничества мифологии. Афинский театр V века до н. э., и трагический — Эсхила, Софокла, Еврипида, и комический — Аристофана, всегда занимался самыми животрепещущими вопросами политики и морали, это был очень гражданственный, очень тенденциозный театр, сознававший свою воспитательную, наставническую роль и гордившийся ею. И есть, нам кажется, какая-то поучительная закономерность в том факте, что первой доэсхиловской драмой, о которой до нас дошли более или менее связные и подробные сведения, оказалась трагедия Фриниха «Взятие Милета», написанная на злободневную тему, под свежим впечатлением только что отшумевших событий.
   История с Фринихом заслуживает того, чтобы ее здесь рассказать, потому что она предвосхищает важные черты театральной жизни своего века. В 494 году до н. э. персы разрушили город Милет — греческую колонию в Малой Азии, восставшую против их господства. Через год, в 493 году до н. э., Фриних поставил в Афинах трагедию о разгроме милетцев и был оштрафован афинскими властями на тысячу драхм на том основании, что своим сочинением довел зрителей до слез, напомнив им о, так сказать, общенациональной беде. А трагедию эту запретили когда-либо ставить. Сентиментальная и наивная, казалось бы, мотивировка запрета в действительности маскировала страх перед агитационной силой пьесы, страх тех, кто чувствовал себя ответственным за недостаточную помощь милетцам и вообще за неподготовленность к отпору персам в момент, когда угроза их вторжения в Грецию приобретала все большую реальность. В тот год, когда Фриних поставил «Взятие Милета», на высокий пост архонта в Афинах был избран Фемистокл, государственный деятель, понимавший неизбежность войны с персами и ратовавший за строительство военного флота. Но Фемистокла вскоре отстранили от власти, он приобрел политический вес лишь через десять лет, и тогда началось усиленное строительство афинского флота, который и победил персов при острове Саламине в 480 году до н. э. А еще через четыре года, уже в зените своей политической славы, Фемистокл на собственные средства поставил трагедию того же Фриниха «Финикиянки», где воспевалась эта победа при Саламине. «При чем тут Дионис?»
   Ни «Взятие Милета», ни «Финикиянки» до нас не дошли; первым по времени трагиком, чьи драмы мы можем читать и сейчас, был Эсхил (524–456 гг. до н. э.), от произведений которого, как и от произведений Софокла (496–406 гг. до н. э.) и Еврипида (480–406 гг. до н. э.), хоть малая часть, а все-таки сохранилась. Фриних, следовательно, — лишь предыстория трагического театра, но предыстория знаменательная, основополагающая. Этот театр теснейшим образом связан с общественной жизнью своего времени, с идейными еговеяниями и политическими передрягами.
   Что же это была за эпоха в Элладе, прославленный V век до н. э.? Мы уже знаем, что начиналась она под знаком войны. Греция представляла собой тогда не единое государство, а несколько самостоятельных городов, каждый из которых возглавлял примыкавшую к нему область как ее административный и торговый центр. Говорили во всех этих городах-государствах (их называли и называют полисами) на разных диалектах одного и того же языка — греческого. У каждого города имелись свои, местные предания, свои боги-покровители и герои, но система религиозно-мифологических представлений была в общем везде одна, запечатленная с наибольшей полнотой гомеровскими поэмами. Самой развитой общественной и культурной жизнью по сравнению с другими полисами жили в то время Афины, крупнейший греческий порт, столица богатой оливковым маслом и вином Аттики. Афины и возглавили общеэллинскую войну с персами и, выиграв ее, еще пышнее отстроились, демократизировали свои политические учреждения, достигли огромных успехов в развитии искусств. Разумеется, афинская демократия была демократией рабовладельческой, и если вождь ее, Перикл, говорил, что государственный строй афинян «называется демократическим потому, что он зиждется не на меньшинстве, а на большинстве народа», что афиняне «живут свободной политической жизнью в государстве и не страдают подозрительностью в повседневной жизни», то, читая эти патетические слова, не следует забывать, что рабов в Афинах было куда больше, чем свободных граждан. Демократизация политических учреждений означала лишь более широкое участие в них мелких свободных собственников, постепенно избавившихся от гнета знати. Но духовный климат Афин был все же совершенно иным, чем, например, в Спарте с ее более суровым бытом и более грубыми нравами, не говоря уж о Персии, где принято было падать ниц перед царями и их сатрапами.
   Общеэллинский патриотический подъем, сопровождавшийся в Афинах расцветом культуры, не уничтожил, естественно, всякого рода противоречий ни внутри полисов, в том числе и внутри Афин, ни издавна существовавших между полисами, особенно между Афинами и Спартой; и внутренние противоречия, как это всегда бывает, становились из-за внешнеполитического неблагополучия только острее и обнаженнее. Начавшаяся в 431 году до н. э., через неполные пятьдесят лет после саламинской победы над персами, внутриэллинская, названная Пелопоннесской, война разбила Грецию на два, как мы теперь сказали бы, блока — афинский и спартанский. Война эта затянулась надолго, она закончилась через два года после смерти Еврипида, в 404 году до н. э., поражением Афин и нанесла греческой демократии сильнейший удар. По требованию спартанского военачальника Лисандра вся власть в Афинах перешла к комитету тридцати, установившему жестокий террористический режим. Сильнейший удар был нанесен и искусству, и в первуюочередь самому доступному и самому гражданственному его виду — театру.
   Даже этот краткий набросок исторических событий V века до н. э. позволяет выделить в них три этапа: становление греческих городов-государств и эллинского самосознания в ходе патриотической войны с Персией; затем, главным образом в Афинах, расцвет общественной жизни и культуры и в связи с этим нравственное развитие личности; наконец, утрата национальной сплоченности, идейный разброд и неизбежные при таких условиях ослабление моральных устоев, переоценка казавшихся незыблемыми этических норм.
   И так как великих греческих трагиков тоже три и Эсхил старше Софокла, а Софокл — Еврипида, то, пожалуй, довольно-таки соблазнительно «увязать» каждого с соответствующим этапом, тем более что материал в пользу такой схемы в трагедиях всех троих можно найти. Часто историки литературы и поддавались этому соблазну симметрии и стройности. Но в реальной жизни, к которой художник всегда чутко прислушивается, разные, порой даже противоположные тенденции существуют одновременно, и Еврипид, например, как мы увидим, был не меньшим греческим патриотом, чем Эсхил, хотя и жил во времена внутригреческой распри, а Эсхил, хотя и изображал главным образом волевых, несгибаемо сильных людей, не был глух и к темным, патологическим сторонам человеческой натуры, которые вообще-то считаются специальностью Еврипида. Мало того что симметричная схема не учитывает ни многогранности жизни, ни индивидуальных особенностей дарования, которые определяют интерес писателя к тем, а не к другим ее граням, механическое распределение трех трагиков по трем ступеням истории требует и известной хронологической натяжки. В год смерти Эсхила Софоклу исполнилось сорок лет, а этот возраст, надо заметить, считался у греков вершиной развития человеческих способностей, так что назвать двух первых трагиков современниками есть все основания. Правда, нам могут возразить, что Софокл пережил Эсхила на целых пятьдесят лет. Но ведь и Еврипид пережил его ровно на столько же и умер, кажется, даже чуть раньше Софокла, однако герои Софокла, как мы увидим, гармоничны, величественны и благородны, а еврипидовские истерзаны страстями, поглощены иногда семейными неурядицами и обитают порою не во дворцах, а в хижинах. Конечно, время неизбежно вторгается в книги и накладывает на них свой отпечаток. Но, говоря о художниках, нужно, помимо общеисторических перемен, помнить и о своеобразии каждого таланта, о том, что на смену одним литературным приемам, развивая и совершенствуя их, приходят другие, что искусство не терпит повторения уже сказанного предшественниками.
   Возникновению этой стройной трехступенчатой схемы в оценке великих трагиков очень способствовала скудость наших фактических данных об их жизни и творчестве, несоизмеримость малого числа дошедших до нас драм с числом ими написанных. Из античных источников известно, например, что победа молодого Софокла во время его выступления на состязании трагиков в 468 году до н. э. настолько обидела Эсхила, что тот вскоре уехал из Афин на остров Сицилию. Такое свидетельство дает как будто пищу для умозаключений, подтверждающих распространенную схему: «Ну конечно, иные времена — иные нравы, Эсхил уже устарел, он не сумел откликнуться на новые запросы зрителей, иему ничего не оставалось, как уступить дорогу Софоклу». Но вот в 1951 году среди других текстов Оксиринхского папируса был опубликован фрагмент, из которого явствует, что Эсхилу все-таки удалось победить и Софокла: он получил первый приз за свою трагедию «Просительницы» на том же состязании, где Софоклу достался только второй. И сразу рушатся всякие поспешные построения, и лишний раз обнаруживается уязвимость и хрупкость всяческих схем.
   Что было, при всех их различиях, несомненно присуще всем драматическим поэтам V века до н. э. — и трагикам и Аристофану? Убежденность в том, что поэт должен быть учителем народа, его наставником. Воспитательно-просветительную роль театра в те времена сейчас трудно даже себе представить. Не было книгопечатания, не существовало ни газет, ни журналов, и если не считать официальных народных собраний и неофициальных рыночных сборищ, театр представлял собой единственное средство массовой информации. Афинский театр Диониса вмещал около семнадцати тысяч зрителей — столько людей, сколько сегодня средней руки стадион, почти все взрослое население тогдашних Афин. Никакой оратор, никакая рукопись не могли рассчитывать на такое количество слушателей и читателей. При Перикле для беднейшего населения было введено государственное пособие на оплату театральных мест, так называемое «теорикон» (в переводе: «зрелищные деньги»). Представления происходили, правда, только по праздникам, но начинались утром, а кончались с заходом солнца и растягивались на несколько дней. Искусство авторов оценивалось специально избираемыми судьями, первый приз означал для поэта победу, второй — умеренный успех, а третий — провал. Перечень таких красноречивых подробностей можно продолжить, но не ясно ли уже и так, что каждое драматическое состязание было событием не только для виновников торжества — авторов, но и для всего города, что само значение, сама постановка театрального дела обязывали поэта к величайшей взыскательности, к сознанию своей высокой гражданской миссии?
   Что греческие драматурги действительно относились к своей работе как к педагогическому служению, подтверждается рядом античных свидетельств. «Как наставники учат мальчишек уму, так людей уже взрослых — поэты», — этот стих в своей комедии «Лягушки» вложил в уста Эсхила Аристофан, его почитатель и сам великий театральный поэт. Об Еврипиде античность сохранила одну историю, может быть, и анекдотическую, но, как всякий хороший анекдот, схватывающую самую суть явления. Зрители будто бы потребовали от Еврипида, чтобы он выкинул из своей трагедии какое-то место, и тогда поэт вышел на сцену и заявил, что пишет не для того, чтобы учиться у публики, а чтобы ее учить. Что касается Софокла, то он, по сведениям Аристотеля, говорил, что «изображает людей такими, какими они должны быть, а Еврипид такими, каковы они на самом деле». «Какими они должны быть»! В самой этой волеизъявительной формуле слышится назидание, и если Еврипид называл себя учителем народа, то Софокл, судя по этим словам, считал себя им в еще более точном и более требовательном смысле.
   Уроки, которые давали поэты зрителям, от автора к автору усложнялись, опираясь на преподанное предшественниками. До Эсхила, как утверждают, кроме хора и предводителя хора, в действии участвовал только один актер, а Эсхил ввел второго, после чего Софокл — третьего. Идеи перенимались, обогащались и развивались, разумеется, не так просто и непосредственно, как чисто профессиональный технический опыт, но определенная преемственность, безусловно, существовала и тут.
   Эсхил будто бы назвал свои трагедии крохами с пиршественного стола Гомера. Скромную эту самооценку нужно, по-видимому, понимать только так, что сюжеты для своих произведений Эсхил, как затем и другие трагики, черпал в мифологии, а самым обильным источником мифологических историй были «Илиада» и «Одиссея». Ведь мифологическиеобразы гомеровского эпоса трагедия переосмыслила, соотнеся их с эпохой куда более сложных и развитых общественных отношений. Не патриархально-пастушеской Грецией, какую можно представить себе по поэмам Гомера, были Афины Эсхила, Софокла и Еврипида, а развитым городом-государством (подчеркиваем вторую часть этого термина), где процветали земледелие, ремесла и торговля, но — главное для искусства — сложился совершенно другой, в силу этих отличий, тип человека. Индивидуальные особенности человека, его нрав и способности приобрели в его собственных глазах и в глазах общества больший вес, его представление о себе и богах изменилось. Наивно-антропоморфная гомеровская религия, где боги отличались от людей только бессмертием и сверхъестественным могуществом, а вообще-то вели себя как добрые или злые люди, сменилась теперь, когда человек стал мерилом вещей, более сложным религиозным сознанием. Унаследовав от своего прошлого внешнее человекоподобие, боги стали также олицетворением и носителями высоких нравственных норм, людских этических идеалов. И если мы говорим о преемственности — от трагика к трагику — идей, то прежде всего мы имеем в виду непрестанное развитие идеи человеческой личности как основы любых размышлений о мире и жизни, непрестанное углубление в тайники человеческой души.
   Раскроем книги, почитаем сначала первого из великой тройки, потом второго и третьего. Ни одна из дошедших до нас трагедий, не только эсхиловских, но и вообще всех сохранившихся, не имеет таких реальных, немифических персонажей, как «Персы». Атосса, Дарий, Ксеркс — это исторические фигуры, правители Персидского государства, а негерои троянского или фиванского цикла мифов. Время действия — не седая гомеровская древность, а 480 год до н. э., когда персидское морское и сухопутное войско потерпело сокрушительное поражение в Греции, сам автор, Эсхил, — современник изображаемых им событий, участник сражений при Марафоне, при Саламине и при Платеях, и пройтимимо такого откровенного, единственного в своем роде слияния поэзии греческого трагика с его правдой значило бы упустить прекрасную возможность проникнуть в его умонастроение.
   Действие происходит в стане врагов Греции, в персидской столице Сузах. О величайшем триумфе Греции мы узнаём здесь только из уст ее врагов. Эти враги называют себя «варварами» — несообразность, вызывающая у нас улыбку, ведь так именовали всех неэллинов лишь сами греки, хотя и не вкладывали в это слово всей полноты его нынешнего отрицательного смысла. Действительно, ничего варварского в современном понимании, то есть дикого, нечеловеческого, изуверского, ни в убитой горем Атоссе, ни в рассудительных персидских старейшинах, ни тем более в мудром, с точки зрения Эсхила, царе Дарий нет. Единственному «отрицательному» герою, неразумному и наказанному за свое неразумие царю Ксерксу можно поставить в вину только его непомерную гордость и дерзость, жертвой которых пали тысячи его соотечественников. Но гордыня и наглость для Эсхила вовсе не специфически чужеземные черты — этими недостатками страдают и греки, например, Полиник («Семеро против Фив»), Эгист («Орестея») и даже главный бог греков Зевс, покуда он не утратил своего первобытного человекоподобия («Прометей Прикованный»). Нет, гордыня, не гнушающаяся насилием, — это для Эсхила порок общечеловеческий, это как бы полярная противоположность нравственности. И все-таки именно контекст «Персов» настойчиво оживляет в нашем сознании нынешнее значение слова «варвар», и правы, нам кажется, переводчики Эсхила, не заменяющие здесь «варваров» никакими «иноземцами», «чужеземцами» или «персами». Не в том дело, что персы в этой драме то и дело исступленно плачут, бьют себя в грудь и вообще не стесняются неумеренного проявления горя и отчаяния. Плач, стоны, даже вопли — общее место трагедий, жанровая особенность, связанная, вероятно, с происхождением от обрядовых плачей. В какой трагедии нет рыданий и криков? Ассоциация с «варварством» идет не отсюда.
   Атосса рассказывает старейшинам свое зловещее сновидение. «Мне две нарядных женщины привиделись: //Одна в персидском платье, на другой убор //Дорийский был». Приснившиеся царице женщины — символические фигуры, олицетворяющие Персию и Грецию. Когда, продолжает Атосса, ее сын, царь Ксеркс, попытался надеть на обеих женщин ярмо и впрячь их в колесницу, «Одна из них послушно удила взяла, //Зато другая, взвившись, упряжь конскую //Разорвала руками, вожжи сбросила// И сразу же сломала пополам ярмо». Сами эти образы — ярмо, сбруя — уже достаточно многозначительны. Дальше противопоставление греков и персов становится еще яснее. «Кто же вождь у них и пастырь, кто над войском господин?» — спрашивает, имея в виду греков, персидская царица, не представляющая себе никакой другой формы правления, кроме автократической. И получает от хора ответ, поразительно напоминающий уже известную нам речь Перикла: «Никому они не служат, не подвластны никому». И когда выясняется, что сон Атоссы сбылся, что Ксеркс наголову разбит греками, Эсхил, опять-таки устами персидского хора, делает из этого настолько общие и далеко идущие выводы, что можно уже говорить о противопоставлении двух укладов жизни, один из которых — «варварский» и в нынешнем смысле, а другой — достойный человека, цивилизованный: люди больше не будут падать в страхе наземь и держать язык за зубами, потому что — «Тот, кто свободен от ига, // Также и в речи свободен».
   В трагедии «Просительницы», действие которой происходит в легендарной для Эсхила древности, есть эпизод, где царь Аргоса Пеласг ведет переговоры с глашатаем грозящих вторжением на его территорию сынов Египта. Антагонистами здесь выступают, таким образом, эллин и египтянин. Пеласг заручился поддержкой народного собрания, онсилен единодушием со своими подданными и издевается над законодательствами восточных деспотий, над их, мы сказали бы, бюрократизмом: «Невысекали мы на плитах каменных, // Не заносили на листы папируса // Своих постановлений — нет, свободное // Ты ясно слышишь слово: Убирайся вон!». Не похоже ли отношение Пеласга к египтянам на отношение Эсхила к персам? В «Орестее», мифологической по материалу, трагедии, как и «Просительницы», в словах царя Агамемнона снова звучит знакомый мотив: «Не нужно предо мной, как перед варваром, // С отверстым ртом сгибаться в три погибели, // Не нужно, всем на зависть, стлать мне под ноги // Ковры».
   Настойчивость, с которой этот мотив повторяется, показывает, что для Эсхила он очень важен. Персия для поэта не просто конкретный политический враг, но и воплощение отсталого, менее гуманного, чем в родных Афинах, общественного устройства, но и прототип при изображении внешнего врага как угрозы самым глубоким корням греческой цивилизации. В трагедии, например, «Семеро против Фив», где дело происходит, как и в «Просительницах», в легендарные времена, на греческий город Фивы наступают не персы и не египтяне, а греки-аргосцы, то есть соотечественники того самого Пеласга, который обращался к египетскому глашатаю с таким гордым чувством своего превосходства. Но, глядя на события глазами фиванцев, Эсхил словно бы забывает, что и аргосцы — греки. Фиванцы называют их «воинством речи чужой» и молят богов не допустить, «…чтобы взят был приступом //И сгинул город, где звенит и льется речь //Эллады». Патриотическая гордость за Афины, за Грецию перерастает у Эсхила в гордость за демократический принцип государственной жизни, за свободолюбивого человека вообще.
   Отмечая, что в «Персах» Эсхил не упоминает об ионийских греках, сражавшихся на стороне Ксеркса, то есть против своих соплеменников, и умалчивает о раздорах в самом греческом лагере накануне решающей битвы, некоторые исследователи объясняют это чисто политическим расчетом автора, тем, что какие бы то ни было укоры представляются ему тактически неуместными в момент, когда нужно создать прочный союз греческих государств. Но дело, нам кажется, не просто в узкополитическом расчете. Эсхил не официозный историк, а поэт, художник, он обобщает события, толкует их широко, противопоставляет, отталкиваясь от них, целые мировоззрения; да, он политик, но политик, как всякий настоящий художник, по большому счету, а не по малому. Среди имен персидских полководцев, перечисляемых в «Персах», много вымышленных. Но какое значение имеет это для нас сейчас? Ровно никакого. Какое значение имело бы для нас и упоминание, скажем, правительницы ионийского города Галикарнаса, гречанки Артемисии, заслужившей благодарность самого Ксеркса? Ровно никакого, если бы оно не стало толчком для размышлений о предательстве, о войне между людьми, говорящими на одном языке, то есть если бы оно не было идейно, художественно продуктивно. Вполне возможно, что такие размышления стали темой других, не дошедших до нас трагедий Эсхила. Но «Персы» не о том. Именно по поводу «Персов», единственной известной нам «исторической» трагедии, хочется напомнить крылатые слова из «Поэтики» Аристотеля: «Поэзия философичее и серьезнее истории: поэзия говорит более об общем, история — о единичном» (гл. 9, 1451).
   Гордость за победоносную Грецию перерастала у Эсхила, мы сказали, в гордость за человека. Нет ли уже в самом осознании человеческого величия какого-то посягательства на авторитет богов, известного богоборчества? Как понимать замечание Маркса о том, что боги Греции были «ранены насмерть» (К. Маркс и Ф. Энгельс, Сочинения, т. 1, стр. 389.)в «Прометее» Эсхила? Если сравнить Зевса, каким он предстает в трагедии «Прометей Прикованный» (мы имеем в виду монологи Прометея и Ио) с образом этого верховного бога в хоровых песнях других эсхиловских трагедий, нельзя не заметить странного противоречия. Зевс в «Прометее» — настоящий тиран, жестокий коварный деспот, презирающий людей, «чей век как день», похотливый насильник, виновник безумия несчастной Ио, злобный и мстительный правитель, подвергающий своего врага Прометея изощреннейшим пыткам. А в «Орестее» это божество по существу доброе, которое пусть «через муки, через боль», но «ведет людей к уму, к разумению ведет», божество, за силой которого скрывается милосердие, а в «Просительницах» хор уповает на справедливый суд Зевса, чья воля «и во мраке ночном черной судьбы перед взором смертных светочем ярким горит». Как согласовать одно с другим?
   Прометей, похитивший для людей огонь, научивший их всяческим искусствам и ремеслам, — это, несомненно, олицетворение человеческого разума, цивилизации, прогресса. Пытливый дух Прометея вступает в конфликт с косностью, самовластием, приспособленчеством — всем тем, что олицетворяют Зевс и его присные — Гермес, Гефест, Сила, Власть, старик Океан. Но и пороки, которые они олицетворяют, — это ведь тоже пороки человеческих отношений, и Прометей — а с Прометеем Эсхил — восстает не против богов вообще, а против богов, вобравших в себя худшие качества людей. Боги, «насмерть» здесь раненные, — это примитивные человекоподобные боги, пережиток гомеровских или даже еще более древних времен.
   Эсхил — не богоборец в смысле отрицания религии. Но его религия есть прежде всего верность этическому началу, олицетворяемому богиней Правды. В «Просительницах» поэт называет три заповеди Правды, три элементарных требования нравственности: почитание богов, почитание родителей, гостеприимное отношение к чужеземцам. Первый пункт самый расплывчатый, но в него, безусловно, входит убежденность в том, что боги воздают злом за зло, что злое дело не остается безнаказанным, — ведь все трагедии Эсхила как раз и показывают цепную реакцию зла при нарушении этих простейших правил. Более или менее сходные правила, в частности, принцип «зло за зло» были и в Ветхом завете, и в вавилонском законодательстве, и в римских законах Двенадцати таблиц. Религия Эсхила — это разновидность этического кодекса развитых древних цивилизаций, сложившаяся на родине поэта в его эпоху и получившая традиционно греческое оформление.
   Мы знаем, что «Прометей Прикованный» — лишь часть трилогии, куда входили еще трагедии «Прометей Освобожденный» и «Прометей Огненосец». Ни порядка частей, ни содержания двух других мы не знаем. Но даже сравнение «Прометея Прикованного» со всеми остальными сохранившимися трагедиями Эсхила, где красной нитью проходит религиозная идея нравственного в своей основе мироустройства, наводит на мысль, что в «Прометее» поэт делает своего рода экскурс в историю современной ему религии, в историю, если можно так выразиться, цивилизации богов, обусловленной цивилизацией человека. В пользу такого многое объясняющего, предположения говорит и явное пристрастие Эсхила, который, как и другие трагики, всегда ставил перед собой воспитательно-просветительские задачи, ко всякому, с его точки зрения, научному материалу. Обратим внимание на длинные географические пассажи в том же «Прометее» или в «Агамемноне», на перечисление, устами Дария в «Персах», персидских царей. Поэт словно бы открывает зрителям мир во всей возможной пространственной и временной широте.
   Но хотя в центре этого мира уже стоит человек — гордый своим свободолюбием, совершенствующий себя и своих богов царь природы, мы еще почти не можем разглядеть в эсхиловском человеке тех тонких черт, которые превращают монументальную фигуру в психологический портрет, носителя доброго или злого начала — в полнокровный образ. Нет, Эсхила нельзя упрекнуть в рассудочной отвлеченности, в невнимании к противоречивым движениям человеческой души, даже к ее иррациональным порывам. Его Клитемнестра, его Орест, совершая убийство, правы или не правы не абсолютно. Его безумные Ио и Кассандра написаны художником, которого интересует и патологическая сторона жизни, а не философом, облекающим свои положения в форму диалога. Философский диалог, философская драма придут в литературу позднее, Эсхил для этого писатель слишком ранний. И вот именно потому, что он еще только прокладыватель путей, пионер, его персонажи похожи на исполинские статуи, смело высеченные из каменной глыбы, едва обработанные резцом, нелощеные, но вобравшие в себя всю скрытую силу и тяжесть камня. И пожалуй, «Прометей», где действие происходит на краю света, среди первозданногохаоса скал, вдали от человеческого жилья, трагедия, где по замыслу перед зрителем появляются не люди, а только сказочные существа, только лики, не лица, таким своим внешним построением особенно впечатляюще соответствует этой характерной для Эсхила грубоватой контурности персонажей.
   Когда, читая «Антигону» Софокла, доходишь до песни хора: «Много есть чудес на свете…» — возникает ощущение чего-то знакомого. Человек — поет хор — это величайшее чудо. Он владеет искусством мореходства, приручил животных, умеет строить дома, лечиться от болезней, он хитроумен и силен. В этом перечне человеческих возможностей, способностей и умений некоторые пункты кажутся заимствованными из Эсхила, из его списка прометеевских благодеяний. Прямого заимствования тут, конечно, нет. Просто у обоих поэтов один источник — мифы о божествах, научивших человека всяким полезным искусствам. Но, вчитываясь в ту же «Антигону», обнаруживаешь преемственность более глубокую, более содержательное продолжение эсхиловской традиции, чем незатейливый перепев.
   Сюжет трагедии очень несложен. Антигона предает земле тело своего убитого брата Полиника, которого правитель Фив, дядя Антигоны Креонт, запретил хоронить под страхом смерти — как изменника родины и виновника междоусобной войны. За это Антигону казнят, после чего ее жених, сын Креонта, и мать жениха, жена Креонта, кончают жизньсамоубийством.
   При такой своей сюжетной простоте эта софокловская трагедия дала богатую пищу для размышлений и споров далеким потомкам. Каких только толкований «Антигоны» не предлагало ученое остроумие! Одни усматривали в ней конфликт между законом совести и законом государства, другие — между правом рода (глава рода — брат) и требованием государства, Гете объяснял действия Креонта его личной ненавистью к убитому, Гегель считал «Антигону» совершеннейшим образцом трагического столкновения государства и семьи. Все эти толкования находят более пли менее твердую опору в тексте трагедии. Не вдаваясь в разбор их, поставим перед собой вопрос — почему вообще оказалось возможным так по-разному толковать драму с таким небольшим числом действующих лиц и так экономно построенную. Прежде всего, нам кажется, потому, что у Софокла спорят рельефно изображенные люди, сталкиваются характеры, индивидуумы, а не голые идеи, тенденции. Ведь и в жизни каждый поступок, каждый конфликт, не говоря уж о таком крайнем проявлении воли, как самопожертвование, подготовляется множеством предпосылок — воспитанием человека, его убеждениями, его особым психологическим складом, отчего так и трудно объяснить исчерпывающе любую житейскую Драму.
   Софокл, как и Эсхил, полон интереса к человеку. Но у Софокла люди пластичнее, чем у его предшественника. Рядом с главной героиней выведена ее родная сестра Исмена. То, что Антигона и Исмена родные сестры, ставит их в совершенно одинаковое положение относительно Креонта и Полиника. Пожалуй, как у невесты сына Креонта, у Антигоны могло бы быть даже больше внутренних побуждений для «соглашательства», чем у Исмены. Но мирится с жестоким приказом Креонта все-таки Исмена, а не Антигона. Такое же точно сопоставление двух персонажей в момент, требующий решительных действий, мы находим в другой софоклрвской трагедии — «Электре». Перед нами опять, как и в «Антигоне», две родные сестры — Электра и Хрисофемида. Обеими помыкает их мать Клитемнестра, которая вместе со своим любовником Эгистом убила мужа — Агамемнона и боится мести от рук сына — Ореста, брата Электры и Хрисофемиды. Но Хрисофемида, в отличие от Электры, не способна возненавидеть убийц отца достаточно сильно, чтобы отомстить им с риском для собственной жизни. И неустрашимой помощницей Ореста в час мести оказывается поэтому именно Электра, а не Хрисофемида.
   При подобных сопоставлениях двух фигур каждая поневоле оттеняет другую. У Эсхила были контрасты лишь самые резкие — между добром и злом, цивилизацией и дикостью, гордыней и благочестием. Софокловская контрастность богаче оттенками, и богаче оттенками софокловский человек.
   В «Электре» Софокла речь идет совершенно о том же, о чем в эсхиловской «Жертве у гроба», — о мести Ореста матери и ее любовнику за убийство отца. И у Эсхила среди действующих лиц важное место занимает Электра. Но у Софокла она становится центральным персонажем, и не будет преувеличением сказать, что этим выдвижением на роль главной героини Электра обязана своей вялой, робкой, готовой к компромиссу сестре, которой в трагедии Эсхила вообще не было. Только в сравнении с Хрисофемидой видна вся самобытность и недюжинность характера Электры, а у Эсхила Электре ничего не оставалось, как довольствоваться продиктованной мифом ролью пассивной союзницы брата.
   В софокловском сравнении Антигоны с Исменой и Электры с Хрисофемидой заложен глубокий воспитательный смысл. Да, человек царь природы, да, дела человека чудесны, да, он способен спорить с самими богами. Но каким он должен быть, чтобы осуществить эту свою способность? Максимально требовательным к себе, готовым во имя своего нравственного идеала поступиться личным благополучием и даже пожертвовать жизнью.
   Вершина такой педагогической требовательности к человеку — софокловский «Эдип-царь». Когда говорят, что греческая трагедия — трагедия рока, что она показывает беспомощность человека перед предопределенной ему злой судьбой, имеют в виду главным образом эту драму. Но распространенное представление о том, что рок — это движущая сила греческих трагедий, сложилось прежде всего из-за сюжетов, которые поражают нынешнего читателя своей диковинностью гораздо сильнее, чем то психологическоеискусство, с каким они разработаны, потому что: к психологическим тонкостям литературы он, в отличие от античного грека, привык, а от ее обязательной связи с мифами,в том числе с мифами, восходящими к древнейшим временам кровосмесительных браков и отцеубийств, внутренне давно отрешился. Иными словами, в восприятии греческой трагедии как трагедии преимущественно рока есть доля модернизации, и убедиться в этом легче всего как раз на примере «Эдипа-царя».
   Современный Софоклу зритель был достаточно хорошо знаком с мифом об Эдипе, который убил своего отца, не зная, что это его отец, а затем занял престол убитого и женился на его вдове, собственной матери, не подозревая опять-таки, что это его родная мать. В сюжете трагедии Софокл следовал общеизвестному мифу, и поэтому внимание зрителя, да и автора, не было сосредоточено на сюжете, который так поражает нас поистине роковым стечением обстоятельств. Волновал трагика и публику не вопрос «что?», а вопрос «как?». Как узнал Эдип, что он отцеубийца и осквернитель материнского ложа, как дошло дело до того, что он должен был об этом узнать,как вел он себя, узнав это, как вела себя его мать и жена Иокаста? Ответить на это психологически точно, показать именно в переходе от незнания к знанию благородный и цельный характер героя и научить на его примере зрителя мужественной готовности к любым ударам судьбы — вот какую гуманистическую задачу ставил перед собой Софокл. «Ничего противного смыслу не должно быть в ходе событий; или же оно должно быть вне трагедии, как в Софокловом «Эдипе»,» — писал Аристотель. И в самом деле, ничего«противного смыслу», ничего такого, что было бы нелогично, немотивированно, не вязалось бы с характерами персонажей, в развитии действия «Эдипа» найти нельзя. Есличто «противно смыслу», так это явная незаслуженность обрушивающихся на Эдипа ударов, слепое упрямство рока, то есть все связанное с мифом, на котором построен сюжет. Слова Аристотеля о том, что в «Эдипе» «противное смыслу» находится «вне трагедии», дают, нам кажется, ключ к античному восприятию этой драмы: мифологический сюжет, где року принадлежала важнейшая роль, как бы выносился за скобки, принимался как непременная условность, служил поводом для разговора о нравственной ответственности человека за свои поступки, для психологически верной картины достойного поведения в самых трагических обстоятельствах.
   В другой софокловской трагедии («Эдип в Колоне»), написанной поэтом в старости, когда у него начались нелады с сыновьями из-за имущества, причина ухода Эдипа из Фив называется другая, чем в «Эдипе-царе», который кончался прощанием героя с родиной и родными и его собственным решением уйти в изгнание: здесь Эдип — изгнанник поневоле, царя лишили престола его сыновья и рвущийся к верховной власти Креонт. Не говорит ли и это об условном и вспомогательном значении мифа для трагика? Ведь пользуясь разными вариантами известного мифологического сюжета и представляя одно и то же мифологическое лицо в разных обстоятельствах, поэт лишь подчеркивал то, что его особенно волновало и занимало. В этом смысле он работал по тому же принципу, что, например, живописцы эпохи Возрождения, для которых привычные библейские сюжеты служили формой, вбиравшей в себя современный жизненный материал и глубокое знание человека.
   Сплошь мифологические персонажи действуют и в трагедиях самого младшего поэта прославленной триады — Еврипида. Однако произведения Еврипида кажутся нынешнему читателю написанными намного позднее, чем трагедии двух его старших современников. Они, как правило, вполне понятны и без особых объяснительных комментариев, и наше воображение отзывается на них живее и непосредственней. Почему так? Прежде всего, наверно, потому, что темы, на которые писал Еврипид, ближе нам, чем, скажем, архаичная космография Эсхила или его религиозные представления, чем исключительные обстоятельства, в какие попадают софокловские Эдип или Антигона. О главной теме Еврипида можно судить по двум его самым известным и лучшим трагедиям, включенным в наш сборник, — «Медее» и «Ипполиту». Тема эта — любовь и внутрисемейные отношения. О том же — о любви, о ревности, об обольщенных девушках и внебрачных детях — идет речь и почти во всех остальных дошедших до нас еврипидовских трагедиях.
   Но дело не только в темах. Еврипид смело вводил в трагедию, говорившую возвышенным, а порой и выспренним языком, самые реальные бытовые подробности. У Эсхила и Софокла рабы если и появлялось на сцене, то лишь в небольших, «проходных» ролях, а чаще как статисты. Место рабов в еврипидовском театре куда больше соответствовало их месту в современном поэту быту. В трагедии «Ион» старик раб, воспитатель Креусы, фигура, так сказать, «не запрограммированная» мифом, — одно из главных действующих лиц. Еврипидовская Электра из одноименной трагедии оказывается к моменту появления Ореста выданной замуж за простого крестьянина. Ни Эсхил, ни Софокл не уготавливали дочери Агамемнона такой прозаической участи, оба сказали лишь, что Электрой помыкают в родном доме и что она живет в нем чуть ли не на положении служанки. Еврипид дал этой ситуации житейски земное развитие, и с мифологической героиней случилось то, что вполне могло бы при подобных домашних обстоятельствах случиться с какой-нибудь афинской девушкой из родовитой семьи: Электру выдали замуж за крестьянина против ее воли. Поэт словно бы предлагал более созвучное обыденности прочтение мифа.
   Стремление Еврипида к максимальному правдоподобию трагедийного действия видно и в психологически-естественных мотивировках поведения персонажей. Трудно перечесть — настолько их много у Еврипида — случаи, когда герой, выходя на сцену, объясняет причину своего появления. Кажется, что поэту претит всякая сценическая условность. Даже сама форма монолога, речи без собеседников, адресованной только зрителям, то есть условность, с которой театр и поныне не расстается, — даже она, на взгляд Еврипида, иной раз нуждается, по-видимому, в логическом оправдании. Прочтите внимательно начало «Медеи». Кормилица произносит монолог, вводящий зрителя в курс дела и в общих чертах намечающий дальнейшее развитие действия. Но вот экспозиция дана, и монолог, выполнив свою задачу, закончился. Однако внутренне поэт еще не «разделался» с ним, потому что еще не мотивировал этой ни к кому формально не обращенной речи. Когда на сцене появляется старый раб с детьми Медеи, первые же его слова прокладывают путь к заполнению логического пробела: «О старая царицына раба!// Зачем ты здесь одна в воротах? Или // Самой себе ты горе поверяешь?» И кормилица объясняет эту речь к «самой себе» как следствие горестного умопомрачения: «До того // Измучилась я, веришь, что желанье, // Уж и сама не знаю как, во мне// Явилось рассказать земле и небу// Несчастия царицы нашей».
   Эти особенности драматургии Еврипида, подчиненные общей его установке на приближение трагедии к быту, к житейской практике и житейской логике, установке, новаторскую плодотворность которой показала вся последующая история античного, а потом и всего европейского театра, по-видимому, и создают впечатление, что Еврипид отделен от нас куда более короткой временной дистанцией, чем Эсхил и Софокл, что «пыли веков» на его писаниях гораздо меньше.
   При таком «бытовизме» трагедий Еврипида участие в их действии не подвластных земным законам богов, полубогов и всяких чудодейственных сил кажется особенно неуместным. На фоне вселенских стихий крылатая колесница Океанид в эсхгатовском «Прометее» не вызывает особого удивления, а волшебная колесница, на которой улетает от Ясона Медея, как-то озадачивает в трагедии с очень реальной человеческой проблематикой. Нынешний читатель, пожалуй, сочтет эту черту еврипидовской драматургии просто архаическим пережитком, сделает извинительную скидку на древность. Но ведь уже и Аристофан порицал Еврипида за негармоническое смешение высокого с низким, уже Аристотель упрекал его за пристрастие к приему «бог из машины», состоявшему в том, что развязка трагедии не вытекала из фабулы, а достигалась вмешательством бога, появлявшегося на сцене с помощью театральной машины.
   Ни простая ссылка на древность, ни столь же простое согласие с мнением античных критиков Еврипида, считавших, что ему не хватало вкуса и композиционного мастерства, не помогут нам проникнуть в глубь этого эстетического противоречия, которое не помешало Еврипиду остаться в памяти потомства художником такого же ранга, как Эсхил, Софокл. Поэт действительно старался изображать людей такими, каковы они на самом деле. Он смело вводил в трагедию бытовой материал и так же смело включал в ее поле зрения темные страсти. Показывая в «Ипполите» гибель героя, самоуверенно противящегося слепой силе любви, а в «Вакханках» — героя, чрезмерно полагающегося на могущество рассудка, он предупреждал об опасности, которую таит в себе для норм, установленных цивилизацией, иррациональное начало в людской природе. И если для развязки конфликта ему так часто требовалось неожиданное вмешательство сверхъестественных сил, то дело тут не просто в неумении найти более убедительный композиционныйход, а в том, что поэт не видел в современных ему реальных условиях разрешения многих запутанных человеческих дел. Еврипиду иной раз важнее было поставить проблему, задать вопрос, чем дать на него ответ, — ведь смелая постановка новой проблемы и сама по себе воспитывает и учит.
   Уже самая ранняя из дошедших до нас трагедий Еврипида — «Алкеста» — показывает, насколько больше, чем развязка драмы, заботила этого поэта постановка проблемы, проблемы в данном случае нравственно-философской, ибо «Алкеста» — это трагедия о смерти.
   Богини судьбы обещали Аполлону избавить царя Адмета от смерти, если кто-либо из его близких согласится сойти в преисподнюю вместо него. «Царь испытал всех присных:ни отца, // Ни матери не миновал он старой, //Но друга здесь в одной жене обрел,//Кто б возлюбил Аидов мрак за друга». Как раз когда Адмет оплакивает умирающую Алкесту, в его дом приходит гостем Геракл. Несмотря на траур, Адмет оказывается хлебосольным хозяином, и в награду за это Геракл, победив демона смерти, возвращает Адмету живой уже похороненную жену.
   Если судить только по фабуле и развязке, то «Алкеста» с ее недвусмысленно счастливым концом — произведение как будто совсем другого жанра, чем «Ипполит» или «Медея». Кстати сказать, в «Алкесте» счастливая развязка достигается без помощи приема «бог из машины», она вытекает из сюжета: Геракл появляется не в конце действия, а почти в середине, да и услуга, оказанная им Адмету, мотивирована вполне реалистически — благодарностью за гостеприимство. Но, вчитываясь в «Алкесту», видишь, что Еврипид уже и здесь — «трагичнейший из поэтов», хотя Аристотель назвал его так за то, что «многие из его трагедий кончаются несчастьем» («Поэтика», гл. 13, 1453 а).
   Обрабатывая по всем правилам драматургической техники миф с благополучным исходом, Еврипид сделал идейным центром тяжести своего произведения разговор Адмета с отцом. Адмет корит Ферета за то, что тот цепляется за жизнь в преклонном возрасте и не хочет пожертвовать ею ради него, сына. Поведение Ферета тем непригляднее, что на самопожертвование согласилась его невестка Алкеста, и зритель уже склонен стать на сторону Адмета. Но тут слово берет Ферет и возвращает Адмету, который соглашается купить жизнь ценой жизни жены, упрек в трусости: «Молчи, дитя: мы все жизнелюбивы». И сразу ясно, что Адмет не менее эгоистичен, чем его отец, что это еще вопрос — стоит ли ради такого человека жертвовать жизнью, более того — что никаких объективных критериев правомерности самопожертвования нет. Благородный поступок Алкесты,как бы говорит нам поэт, не снимает проблему, а ставит ее, не давая никаких общих решений, и перед лицом этой неразрешимости уместно только молчанье. Вот она, истинно трагическая коллизия, при которой благополучная развязка кажется такой же театральной условностью, как волшебная колесница, уносящая Медею от неразрешимых проблем семьи.
   Поэт скептичен, у него нет твердой, эсхиловско-софокловской убежденности в высшей нравственной правоте богов, устраивающих человеческие дела. Приверженец патриархальной старины Аристофан недолюбливал за это Еврипида и всячески противопоставлял ему Эсхила, как певца мужественного поколения марафонских бойцов. И все же Еврипид был настоящим преемником Эсхила и Софокла. Такой же гражданственный поэт, как и они, он так же сознательно служил самой гуманной политической системе своего времени — афинской демократии. Да, Еврипид многое подвергал сомнению и касался вопросов, которые до него в компетенцию трагиков не входили. Но сомнения в величайшей ценности демократических традиций родной Греции не возникало у него никогда. Невозможно перечислить все стихи, в которых поэт прославляет Афины, — так их много в его трагедиях. Чтобы не выходить за пределы нашего сборника, обратим внимание читателя только на то место в «Медее», где грек Ясон заявляет своей покинутой жене — колхидянке, что вполне рассчитался с ней за все, что она для него сделала, — а ей он, заметим, обязан жизнью. «Я признаю твои услуги. Что же // Из этого? Давно уплачен долг, // И с лихвою. Во-первых, ты в Элладе // И больше не меж варваров, закон// Узнала ты и правду вместо силы, // Которая царит у вас». Что говорить, Ясон лицемерит, юлит, но все равно чего стоит это «во-первых» даже в его устах! Тонкий психолог, Еврипид едва ли вложил бы в них прежде всего такой довод, если бы перикловско-эсхиловская гордость за свой свободолюбивый народ не была органична для него самого. Нет, Еврипид, как и Софокл, — родной брат Эсхила, только брат самый младший, наименее косный, критически относящийся к опыту старших.
   Однако критика стала настоящей стихией афинского театра с расцветом другого жанра и благодаря другому автору, которого Белинский назвал «последним великим поэтом Древней Греции». Жанр этот — комедия, так называемая древнеаттическая, автор — Аристофан (приблизительно 446–385 гг. до н. э.). Когда Аристофан родился, комические поэты уже лет сорок регулярно участвовали в дионисийских состязаниях наряду с трагиками. Но о предшественниках Аристофана Хиониде, Кратине и о его сверстнике Эвполиде мы мало что знаем, от их произведений сохранились в лучшем случае только фрагменты. В том, что время сберегло нам от века расцвета античной драмы — V века до н. э. — произведения лишь гениальных трагиков и лишь гениального комедиографа, сказывается, должно быть, какой-то закономерный отбор.
   Критика Аристофана — прежде всего политическая. Аристофан жил в годы внутригреческой Пелопоннесской войны, которая велась в интересах богатых афинских торговцев и ремесленников и разоряла мелких землевладельцев, отрывая их от труда, а порой и опустошая их виноградники и поля. После Перикла главным должностным лицом в Афинах стал Клеон, владелец кожевенной мастерской, сторонник самых решительных военных, политических и экономических мер в борьбе со Спартой, человек, чьи личные качества не снискали одобрительной оценки ни у одного из античных авторов, о нем писавших. Аристофан занимал прямо противоположную, антивоенную позицию и начал свою литературную карьеру с упорных нападок на Клеона, сатирически изображая его как демагога и лихоимца в ранних своих комедиях. Не дошедшая до нас комедия двадцатилетнего Аристофана «Вавилоняне» заставила Клеона возбудить против автора судебное дело. Поэта обвинили в том, что он дискредитирует должностных лиц в присутствии представителей военных союзников. Политического процесса Аристофан каким-то образом избежал и оружия не сложил. Через два года он выступил с комедией «Всадники», где изобразил афинский народ в виде слабоумного старика Демоса («демос» по-гречески — народ), целиком подчинившегося своему пройдохе-слуге Кожевнику, в котором нетрудно было узнать Клеона. Есть свидетельство, что ни один мастер не решался придать комедийной маске сходство с лицом Клеона и что Аристофан хотел играть роль Кожевника сам. Смелость? Несомненно. Но в то же время эта история с Клеоном показывает, что в начале деятельности Аристофана демократические нравы и учреждения были в Афинах ещеочень сильны. За нападки на главного стратега поэта надо было привлекать к открытому суду, а избежав суда, поэт мог снова, и в условиях войны, высмеивать перед многотысячной аудиторией первое лицо в государстве. Конечно, успех театральной сатиры не означал еще политического краха для того, против кого эта сатира направлена, и прав был Добролюбов, когда писал, что «Аристофан… не в бровь, а в самый глаз колол Клеона, и бедные граждане рады были его колким выходкам; а Клеон, как богатый человек, все-таки управлял Афинами с помощью нескольких богатых людей». Но если бы Клеон был уверен, что никто не посмеет публично «кольнуть» его, то он, при своих задатках демагога, правил бы Афинами, пожалуй, еще круче и еще меньше считался бы со своими противниками… Последние годы деятельности поэта — после военного поражения Афин — протекали в иных условиях: демократия потеряла былую силу, и злободневная, полная личных выпадов сатира, столь характерная для молодого Аристофана, сошла в его творчестве почти на нет. Поздние его комедии — это утопические сказки. Политические страсти, волновавшие Аристофана, давно ушли в прошлое, многие его намеки нам непонятны без комментариев, его идеализация аттической старины кажется нам теперь наивной и неубедительной. Впрочем, картины мирной жизни, которую поэт, как противник Пелопоннесской войны, прославлял, трогают нас и теперь, и в 1954 году аристофановский юбилей широко отмечался по инициативе Всемирного Совета Мира. Но истинное эстетическое наслаждение, читая Аристофана, мы испытываем от его неистощимой комической изобретательности, от гениальной смелости, с какой он извлекает смешное из всего,чего ни коснется, будь то политика, быт или литературно-мифологические каноны.
   Сама внешняя форма аристофановской комедии — с ее непременным хором, песни которого делятся на строфы и антистрофы, с использованием театральных машин, с участием в действии мифических персонажей — дает возможность пародировать структуру трагедии. В дни драматических состязаний зрители с утра смотрели трагедию, а под вечер, сидя в том же театре, на тех же местах, — представление, призванное очищать душу не «страхом и состраданием» (так определял задачу трагедии Аристотель), а весельем и смехом. Мог ли при этих условиях комический поэт удержаться от насмешливого подражания трагикам? Словно выпущенный из бутылки внешним сценическим сходством, дух пародии захватывал разные сферы трагедии. В комедии «Мир» земледелец Тригей поднимается в небеса на навозном жуке. Это уже пародия на трагедийный сюжет: известно,что не дошедшая до нас трагедия Еврипида «Беллерофонт» строилась на мифе о Беллерофонте, пытавшемся достигнуть Олимпа на крылатом коне. Но и на сюжетах пародирование трагедии не кончается, оно идет дальше, распространяется на язык и стиль. Когда старик Демос во «Всадниках» отнимает венок у своего слуги Кожевника и передает его Колбаснику, Кожевник, прощаясь с венком, перефразирует слова, которыми в трагедии Еврипида прощается со своим брачным ложем умирающая за мужа Алкеста. Подобных примеров множество. Такое последовательное высмеивание технологии трагедии находится на грани посягательства на театральную условность вообще. И грань эту Аристофан переходит в так называемых парабасах.
   Парабаса — особенная, неведомая трагедии хоровая партия. Здесь участники хора снимают с себя маски и обращаются не к другим актерам, а прямо к зрителям. Прервав действие ради лирически-публицистического отступления, поэт устами хора рассказывает публике о себе, перечисляет свои заслуги, нападает на своих политических и литературных противников. Разговор со зрителем, по-видимому, не аристофановское изобретение, а древнейшая хоровая основа обличительной комедии. Но на широком фоне пародийных выдумок Аристофана парабаса воспринимается как одна из них — как пародия на театральную условность, как намеренное разрушение сценической иллюзии, предвосхищающее все дальнейшие — от Плавта до Брехта — шаги мировой драматургии на этом пути.
   Как бы выходя из «цеховых» пределов, где он родился, аристофановский дух пародии не ограничивался трагедийным театром, а непринужденно вторгался в самые разные области культуры и быта, если только это шло на пользу политическому умыслу автора. Заставляя в «Облаках» Сократа и Стрепсиада беседовать о том, как избавиться от долгов, то есть на тему отнюдь не философскую, Аристофан пародировал форму сократовского диалога и уже этим одним выставлял в смешном свете Сократа, которого считал софистом, расшатывающим устои демократического афинского государства и патриархальной нравственности. Дух пародии не отступал даже перед почтенной тенью Гомера. В комедии «Осы» одержимого страстью к сутяжничеству старика Клеонолюба (красноречивое имя!) запирает в доме его сын Клеонохул, и Клеонолюб выбирается на свободу тем же способом, что Одиссей из пещеры циклопа, — под брюхом, правда, не барана, а выводимого для продажи осла. Что Гомер! Аристофан, не смущаясь, пародирует молитвы, статьи законов, религиозные обряды, — те самые, которые действительно были в ходу в его времена. Дух пародии не знает поистине никаких «табу».
   Что же это, безудержное издевательство надо всем и всеми, отрицание, возведенное в абсолют? Ведь даже и тот аристофановский персонаж, чьим торжеством завершается соответствующая комедия, тоже всегда смешон. Любителя спокойной деревенской жизни Стрепсиада, поджигающего в конце концов сократовскую «мыслильню», Аристофан то и дело безжалостно ставит в ситуации, которые должны вызвать у зрителей насмешливое отношение и к этому антагонисту Сократа: то его едят клопы, то он плутует с кредиторами, то его колотит собственный сын. Поднявшись в воздух на навозном жуке, герой «Мира», крестьянин Тригей, кричит театральному механику, который управляет приспособлением для «полета»: «Эй ты, машинный мастер, пожалей меня!.. // Потише, а не то я накормлю жука!» В комедии «Ахарпяне» аттический земледелец Дикеополь, — а имя это значит «справедливый город», — заключающий в итоге сепаратный, для одного себя, мир со Спартой, предстает перед публикой в откровенно-фарсовых, изобилующих балаганным юмором сценах. Но как ни смешны эти персонажи, мы не сомневаемся в том, что симпатии автора на их стороне. Холодом всеотрицания от аристофановского смеха не веет.
   В том-то и гениальность этого поэта, что у него нет застрахованных от насмешек «положительных» резонеров, а положительный герой есть, Герой этот — крестьянский здравый смысл, а здравый смысл всегда человечен и добр. Благодаря такой гуманной основе аристофановского юмора творения его долговечны, и мы, для которых Пелопоннесская война и ее последствия давно уже стали древней историей, читаем комедии Аристофана с сочувственным интересом и эстетическим удовольствием.
   О том, как развивалась греческая драматургия непосредственно после Аристофана, мы мало что знаем. Кроме имен шести десятков авторов, от так называемой среднеаттической комедии ничего не осталось. Судить о ней мы можем лишь умозрительно, по последним аристофановским комедиям («Женщины в народном собрании» и «Плутос»), где среди героев нет конкретных политических фигур, где публицистические парабасы отсутствуют и где хор почти не участвует в действии. Перед нами пробел протяженностью почти в столетие, и если бы не счастливые находки XX века, — в 1905 и 1956 годах были обнаружены тексты Менандра, — пробел в нашем знании античной драмы оказался бы еще больше и насчет следующего, так называемого новоаттического этапа в развитии комедии нам тоже только и оставалось бы строить догадки.
   При Менандре (342–292 гг. до н. э.) Афины уже не главенствовали в Греции. После военной победы македонян над афинянами и фиванцами в 338 году до н. э. эта роль прочно закрепилась за Македонией, и по мере расширения державы Александра Афины становились все более провинциальным городом, хотя и долго еще пользовались славой в античном мире, как неостывший очаг культуры. Жизнь здесь текла теперь без политических бурь, гражданские чувства заглохли, людей уже не связывала, как прежде, их принадлежность к одному городу-государству, человеческая разобщенность усилилась, и круг интересов афинянина замыкался теперь, как правило, личными, семейными, бытовыми заботами и делами. Новая аттическая комедия все это отразила, больше того, она сама была порождением этой новой действительности.
   Еще до находок 1905 и 1956 годов были известны слова Аристофана Византийского, ученого критика III века до н. э.: «О Менандр и жизнь, кто из вас кому подражал!» При знакомстве с тем, что уцелело от произведений Менандра, такая восторженная оценка может удивить. Уже Аристофан не брал сюжетов из мифологии, а сам их придумывал, относя действие своих комедий к настоящему времени, уже Еврипид смело вводил в трагедию чисто бытовой материал. Эти особенности драматургии Менандра не так уж, скажем мы, оригинальны. И непомерно большую, на наш взгляд, роль играют в комедиях Менандра всякие счастливые совпадения. В «Третейском суде» по воле случая молодой человек женится на девушке, не зная, что именно она была незадолго до этого изнасилована им и что ее ребенок — это их общий ребенок. В «Брюзге» — опять-таки случайно — попадает в колодец старик Кнемон, и это дает возможность влюбленному в его дочь Сострату оказать старику помощь и завоевать его расположение. Такие случайности кажутся нам слишком наивными и нарочитыми, чтобы построенные на них пьесы — с сюжетом к тому же непременно любовным — можно было назвать самой жизнью. Да и персонажи Менандра сводятся в общем к нескольким типам и лишь слегка варьируют одни и те же образцы. Из комедии в комедию переходят богатый юноша, скупой старик, повар и уж непременно раб, который при этом не всегда расстается со своим именем, — настолько слилось, например, имя Дав с маской раба. Нам и тут хочется сказать: «Нет, это еще далеко не вся жизнь тогдашних Афин».
   Но как ни преувеличенно выразил свое восхищение Менандром Аристофан Византийский, он восхищался им искренне и был лишь одним из многих его античных поклонников. Овидий назвал Менандра «восхитительным», а Плутарх засвидетельствовал огромную популярность этого комедиографа. Мы читаем Менандра, уже зная и Мольера, и Шекспира, и итальянскую комедию XVIII века. Скряга-старик, плутоватый слуга, путаницы и недоразумения, завершающиеся счастливым примирением влюбленных, две любовные пары — главная и второстепенная — все это нам уже знакомо, и, находя все это у Менандра, мы, в отличие от его античных почитателей и подражателей, не можем проникнуться живым ощущением новизны. А между тем именно к Менандру — через римлян Плавта и Теренция — восходит позднейшая европейская комедия характеров и положений. Из-за того, что Менандр «открыт» только недавно, даже историки литературы еще не оценили по заслугам его новаторства.
   Новаторство Менандра состояло не только в том, что он выработал продуктивнейшие, как показало будущее, приемы построения бытовой комедии и создал галерею человеческих портретов такой реалистической естественности, какой ни мифологическая трагедия с ее величавыми героями, ни гротескная аристофановская комедия еще не знали. Менандр первый в европейской литературе художественно запечатлел особый тип отношений между людьми, родившийся в рабовладельческом обществе и существовавший затем в феодальные времена, — сложных отношений хозяина и слуги. Когда один человек подчинен другому, находится при нем почти неотлучно и во всем от него зависит, но посвящен во все, даже интимные подробности его жизни, знает его привычки и нрав, он может, если от природы неглуп, обратить это знание себе на пользу и, умело играя на слабостях своего господина, в какой-то мере управлять его действиями, что родит в слуге чувство своего превосходства над ним. Со смесью преданности и неприязни, доброжелательности и злорадства, уважения и насмешливости разговаривают со своими патронами параситы и рабы у Плавта и Теренция, слуги и служанки у Гольдони, Гоцци и Бомарше, Лепорелло с. Дон Гуаном в «Каменном госте» Пушкина. В речах менандровских рабов-наперсников без чьих советов и помощи, обычно не могут обойтись их хозяева нив любовных, ни в семенных делах, этот тон довольно отчетливо слышен, и, говоря о новаторстве Менандра, нельзя не отметить такой его психологической чуткости.
   Мы уже немного забежали вперед, упомянув о римских подражателях Менандра. Римская драма, — во всяком случае, в ее сохранившейся до нашего времени части, — вообще подражательна и тесно связана с греческой, но как все цветы греческой культуры, пересаженные на почву другой страны, другого языка, другой эпохи, и этот ее цветок, приспособляясь к новой среде, изменил свою окраску, приобрел иной аромат.
   Скажем сразу — цветок этот захирел. Театральное дело в Риме всегда находилось в неблагоприятных условиях. Власти боялись идеологического влияния сцены на массы. До середины I века до н. э. в Риме вообще не было каменного театра. В 154 году до н. э. сенат постановил сломать только что выстроенные места для зрителей, «как сооружение бесполезное и развращающее общество». Правда, и это, и другие официальные запрещения (приносить с собой скамьи, чтобы не стоять во время спектакля; устраивать места для зрителей ближе, чем в тысяче шагах от черты города) всячески нарушались, но они влияли на умы, заставляли смотреть на театр как на что-то подозрительное и предосудительное. К актерам в Риме относились с презрением, театральных авторов тоже не очень жаловали. Поэт Невий (III в… до н. э.), попытавшийся было говорить со сцены «вольным языком» — это его собственное выражение, — угодил за это в тюрьму, так и не став римским Аристофаном. Примечательно, что крупнейшие римские комедиографы были людьми низкого общественного положения. Невий — плебей, Плавт (ок. 250–184 гг. до н. э.) — из актеров, Теренций (род. ок. 185 г. до н. э.) — вольноотпущенник, бывший раб. Подражательство грекам господствовало в Риме не только в силу общей ориентации тамошней более молодой культуры на старую и утонченную, но и потому, что учить публику собственной, вольной и злободневной песней ни в республиканском, ни в императорском Риме театральный поэт просто не смел.
   Отсюда и совсем другое, чем в Греции V века до н. э., отношение римского автора к себе и своему творчеству. Аристофан гордился тем, что он первый учил в комедии сограждан добру. Как оценивал себя Невий, мы не знаем, от его поэзии уцелели лишь отдельные стихи. Для самоощущения же Плавта и особенно Теренция характерно сознание их эпигонства, их вторичности. Они на большое не притязали, все их честолюбие было направлено на то, чтобы развлечь зрителей. В одном из своих прологов Теренций с трогательным простодушием объяснял публике, почему он заимствовал сюжет и вообще весь материал у Менандра: «В конце концов не скажешь ничего уже, // Что не было б другими раньше сказано». Предпосылая пролог каждой комедии, Теренций отвечал в нем своим литературным противникам, и из этих его ответов видно, как чужд был дух первородства обеим полемизирующим сторонам — и самому Теренцию, и его критикам, — трудно сказать, кому больше. Те обвиняли его в том, что он не просто переводит на латинский языккакую-либо комедию Менандра или другого новоаттического автора, а переделывает ее или даже прибегает к контаминации, то есть соединяет в одно целое два греческих образца. А Теренций говорил в свое оправдание, что не он первый так поступает что он лишь идет по стопам своих римских предшественников — Невия, Плавта.
   Что касается Плавта, то он был гораздо талантливее Теренция. Жанр Плавта — тоже «комедия плаща» (это название произошло оттого, что актеры, выступая в переложенияхкомедий Менандра, Дифила и других греков, надевали греческие плащи — гиматии). Однако Теренций остался, как метко назвал его Юлий Цезарь, «Полу-Менандром», а Плавт сумел по-своему оживить старые формы. Действие у Плавта всегда происходит в греческих городах — в Афинах, Фивах, Эпидавре, Эпидамне и других, но плавтовский город откровенно условен, это какая-то особая комедийная страна, где номинально живут греки, но несут службу римские должностные лица — квесторы и эдилы, где в ходу римские монеты — нуммы, где есть и клиенты, и форум, и прочие атрибуты римского быта. Да и юмор у Плавта не менандровский, тонкий и сдержанный, а грубоватый, более доступный римской публике, порой балаганный, и язык у него не литературно-гладкий, «переводной», а богатый, сочный, народный. Полу-Менандром Плавта не назовешь.
   И все-таки Плавт не отрывался от греческих образцов настолько, чтобы чувствовать себя оригинальным автором, а не переводчиком. В плавтовском Риме жизнь была куда суровее, чем в эллинистических Афинах. А приметы римского быта в комедиях Плавта призваны были только сделать его переводы более доходчивыми, более понятными публике, но в широкую картину современности не складывались, не уводили зрителя из мира театральных условностей, никаких злободневных обобщений в себе не несли. Человек умный и талантливый, Плавт сам говорил о своей скованности «правилами игры» с веселой насмешкой: «Так все поэты делают в комедиях: // Всегда в Афины помещают действие,// Чтоб все казалось непременно греческим». Но такое подтрунивание над традицией уживалось у Плавта, стоявшего еще у самых истоков латинской словесности, с некоторым недоверием к собственным ее возможностям. Плавт назвал Невия «варварским поэтом», а свою комедию «Ослы», где помимо примет римского быта есть блестки чисто италийского юмора, — всего-навсего «переводом на варварский язык» комедии грека Дифпла.
   Плавт и Теренций подражали грекам в эпоху, когда Рим, одерживая победы над Карфагеном и крупнейшими эллинистическими государствами — Македонией, Сирией, Египтом, — только становился сильнейшей державой мира. Ко времени Сенеки (конец I в. до н. э. — 65 г. н. э.).
   Рим ею уже давно был, пережив и восстания рабов, и войны в непокорных провинциях, и гражданскую войну, и смену республиканского строя империей. Комедиографы Плавт иТеренций принадлежали к низам общества. Сенека носил в лучшие годы своей карьеры звание консула и был очень богат. Кроме философских трактатов и сатиры на смерть императора Клавдия, этот «первый интриган при дворе Нерона» (К. Маркс и Ф. Энгельс, Сочинения, т. 15, стр. 607.),как назвал Сенеку Энгельс, сочинил несколько трагедий, оказавшихся единственными дошедшими до нас образцами римской трагедии, так что судить о ней мы можем толькопо ним. От произведений римских предшественников Сенеки в этом жанре — Ливия Андроника, Невия, Пакувия, Акция, поэтов III и II веков до н. э. — ничего не осталось.
   Итак, перед нами произведения, написанные в другую эпоху, совсем в другом жанре и человеком совсем другого социального положения, чем плавтовские и Теренциевы переделки греческих пьес. Тем не менее у первых есть одна общая со вторыми черта — формальное следование канонам соответствующего вида греческой драмы. Здесь, однако, необходима оговорка. Плавт и Теренций писали для сцены, в расчете на то, что их комедии будут играть актеры и смотреть зрители. Сенека же, как считают исследователи его творчества, не был театральным автором, его трагедии предназначались для чтения вслух в узком кругу, Эта их особенность, чем бы она ни была вызвана, сама по себе принципиально отличает Сенеку от всех его предшественников — и греков или римлян — и делает его имя, образно говоря, заметнейшей вехой, а еще точнее — памятником в истории античной драмы. Именно памятником — потому что отказ драмы от спектакля — это свидетельство ее смерти. При всей их несамостоятельности, комедии Теренция были еще органическим продолжением традиции, бытовавшей в античности со времен древнейшего дионисийского действа. А у Сенеки традиция выродилась в ученую стилизацию.
   Не нужно понимать это в том смысле, что в своих мифологических, трагедиях Сенека вообще не касался современной ему римской действительности. Напротив. Мотивы всех этих трагедий — кровосмешение («Эдип»), чудовищные злодеяния тирана («Тиэст»), убийство царя женой и ее любовником («Агамемнон»), патологическая любовь («Федра») и т. п. достаточно актуальны для дворцового быта династии Юлиев-Клавдиев, для круга, к которому принадлежал Сенека. Намеки, разбросанные по тексту этих трагедий, часто весьма прозрачны. Но у Сенеки нет той высокой поэзии, в которую претворяла правду жизни трагедия греков, нет эсхиловской окрыленности гуманной идеей, нет софокловской пластичности персонажей, нет еврипидовской аналитической глубины. Обобщения Сенеки не идут дальше общих мест стоической философии — холодно-назидательных рассуждений а покорности судьбе, неубедительной в его устах проповеди безразличия к благам жизни, дальше отвлеченно-риторических выпадов против самовластия. Внешне у Сенеки все как у греческих трагиков, местом действия служат дворцы, монологи и диалоги перемежаются хоровыми партиями, герои в конце погибают, — а внутреннее отношение к мифу у него совершенно иное — миф не служит в его трагедиях почвой для искусства, он нужен Сенеке для иллюстрации ходячих стоических истин и для маскировкичреватых неприятностями намеков на современность.
   Кроме девяти мифологических трагедий, под именем Сенеки до нас дошла одна — «Октавия», написанная на римском историческом мате-, риале. Автором «Октавии» Сенека, безусловно, не был. Трагедия, где в форме предсказания приводятся подлинные подробности гибели Нерона, который к тому же изображен деспотом и злодеем, сочинена, конечно, после смерти этого цезаря, пережившего Сенеку — тот по его приказу вскрыл себе вены — на целых три года. Но по композиции, по языку и стилю «Октавия» очень похожа на другие девять трагедий. Это произведение той же школы, и сам Сенека выведен здесь не просто сочувственно, а как некий идеал мудреца. У греков единственная известная нам историческая трагедия — «Персы» Эсхила, у римлян это — «Октавия», отчего именно ее мы и выбрали для нашего сборника.
   Сюжетом здесь служат действительные события 62 года н. э. По приказу Нерона, вздумавшего жениться на своей любовнице Поппее Сабине, его жена Октавия была сослана наостров Пандатрию и там убита. Соответствуют действительности и частые в этой трагедии упоминания о других злодействах Нерона — о его матереубийстве, об умерщвлении брата Октавии Британика, об убийстве мужа и сына Поппеи Сабины. Речь идет не о легендарных Эдипах, Медеях и Клитемнестрах, не о туманной древности, как в греческихтрагедиях, а о реальных людях, о делах, которые делались на памяти автора.
   Греческие трагики «очеловечивали» миф, они смотрели на него сквозь призму более поздней культуры и вкладывали в его толкование свое мироощущение, свои представления о нравственном долге и справедливости, даже свои ответы на конкретные политические вопросы. Автор «Октавии», наоборот, мифологизирует современность, подчиняя драматическое повествование об изуверствах цезаря греческим трагедийным канонам. Поппея рассказывает приснившийся ей зловещий сон — рассказывает своей кормилице. Мать Нерона Агриппина появляется на сцене в виде призрака. О недовольстве народа Поппее сообщает вестник. Как тут не вспомнить сон Атоссы, тень Клитемнестры, кормилицу Федры, вестников и глашатаев Эсхила, Софокла и Еврипида! Сходство с греческой трагедией довершается участием в действии двух хоров римских граждан.
   И опять сходство здесь только внешнее. После смерти Нерона и смены династии Юлиев-Клавдиев династией Флавиев, когда говорить о нероновских преступлениях не было уже опасно, автор «Октавии» позволяет себе коснуться этой наболевшей темы. Но как! С начетническим педантизмом и эстетской холодностью препарирует он кровавую быль,укладывает ее в прокрустово ложе литературного подражания, превращая ее тем самым в абстракцию, в миф. Никакого нравственного осмысления реальных событий, никакого душевного очищения подобный отклик на них в себе не несет. В этом и состоит коренное отличье римской трагедии от греческой. Это и есть несомненный признак смерти детища языческой мифологии — античной драмы.
   С. Апт
   ЭСХИЛ
   Эсхил (525–456 гг. до н. э.) родился в Элевсине, неподалеку от Афин, умер в Геле, на острове Сицилия. Из нескольких десятков трагедий Эсхила целиком сохранилось семь: «Просительницы», «Персы», «Прометей Прикованный», «Семеро против Фив» и три трагедии («Агамемнон», «Жертва у гроба» и «Эвмениды»), образующие трилогию «Орестея».
   Эсхил происходил из аристократического рода. Он участвовал в войне с персами, сражался при Марафоне, Саламине, Платеях и тринадцать раз получал первый приз на состязаниях поэтов-трагиков. Сведения об эмиграции Эсхила в Сицилию, как, впрочем, и все биографические сведения о нем, скудны и противоречивы.
   ПЕРСЫ
   ДЕЙСТВУЮЩИЕ ЛИЦА
   Атосса.
   Гонец.
   Тень Дария.
   Ксеркс.
   Хор персидских старейшин.
   ПАРОД
   Площадь перед дворцом в Сузах.[1] Видна гробница Дария.[2]
   ХорВсе персидское войско в Элладу ушло.А мы, старики, на страже стоимДворцов золотых, домов дорогихРодимого края. Сам царь велел,Сын Дария, Ксеркс,[3]Старейшим, испытанным слугам своимБеречь эту землю свято.Но вещей тревогой душа смущена,Недоброе чует. Вернется ль домойС победою царь, вернется ли рать,Блиставшая силой?Весь Азии цвет в чужой сторонеВоюет. О муже плачет жена.А войско не шлет ни пеших гонцов,Ни конных в столицу персов.Отовсюду — из Суз, Экбатан, от ворот[4]Башен древних киссийских[5]—И в строю корабельном, и в конном строю,И в рядах пехотинцев, потоком сплошнымУходили бойцы на битву.Их вели в поход Амистр, Артафрен,Мегабат и Астасп — четыре царя[6]При царе величайшем,Персов славных вожди, бойцов главари,Стрелки-силачи на быстрых конях,Суровы на вид, в бою горячи,Непреклонны душой, отваги полны,Лихой овеяны славой.Затем Артембар, верхом на коне,Масист и лучник меткий Имей,Славный боец, затем ФарандакИ конник Состав за ними.Других послал плодоносный Нил,Могучий поток. Пошел Сусискан,Пошел египтянин Пегастагон,Пошел священного Мемфиса царь,Великий Арсам, и Ариомард,Владыка и вождь вековечных Фив,И гребцы, что в болотах. Дельты живут,Несметной пошли толпою.За ними — лидийцы, изнеженный люд,У них под пятою весь материк.А лидийскую рать в поход повелиМитрогат и Арктей, вожди и цари.И от Сард золотых по воле владык[7]Колесницы с бойцами помчались вдаль,То четверки коней, то шестерки коней,Поглядишь — и замрешь от страха.И Тмола, священной горы, сыны[8]На Элладу ярмо пожелали надеть —Мардон, Тарибид, копьеметная ратьМисийцев. И сам Вавилон золотой,Разномастное войско свое собрав,Послал на войну — и в пешем строюСтрелков, и суда, одно за другим.Так Азия вся по зову царяВзялась за оружье, и с места снялась,И в Грецию двинулась грозно.Так мощь и красу Персидской землиВойна унесла.Вся Азия-мать о тех, кто ужеТоскует в слезах, тревогой томясь.Родители, жены считают дни.И тянется, тянется время.Строфа 1Вторглось войско царя в страну соседей,Что на том берегу пролива Геллы,[9]Афамантиды, канатом плоты связав,[10]Морю взвалив на шеюТяжким ярмом крепкозданный мост.Антистрофа 1Гонит войско по суше и по морю,Полон ярости, Азии владыка,Людом усеянной. Верит в своих вождей,Сильных, суровых, стойких,Отпрыск Данаи, равный богам.[11]Строфа 2Он глядит иссиня-чернымВзглядом хищного дракона,С ассирийской колесницыКораблями и бойцамиУправляя, и навстречуКопьям вражьим стрелы шлет.Антистрофа 2Нет преграды, чтоб сдержалаНатиск полчищ многолюдных,Нет плотины, чтобы в бурюПеред морем устояла.Непреклонно войско персов,Одолеть его нельзя.Строфа 3Но какой способен смертныйРазгадать коварство бога?Кто из нас легко и простоУбежит из западни?Антистрофа 3Бог заманивает в сетиЧеловека хитрой лаской,И уже не в силах смертныйИз сетей судьбы уйти.Строфа 4Так богами решено и судьбою,Так издревле заповедано персам:Воевать, сметая стены,Упиваясь конной сечей,Занимая с налета города.Антистрофа 4И привык народ глядеть без боязниНа седую, разъяренную ветромДаль морскую, научилсяПлесть причальные канаты,Наводить над пучинами мосты.Строфа 5Потому-то черный страхИ щемит мне грудь, увы! —Страх, что, войско потеряв свое,Опустеют Сузы вдругИ столица от боли завопит.Антистрофа 5И киссийцы воплю СузБудут вторить, и — увы! —Толпы женщин, плача и крича,В клочья будут на себеТонкотканое платье раздирать.Строфа 6Кто верхом, кто пешкомЗа вождем пустился в путь,Роем пчел бросил дом весь народ,Чтоб, упряжкой однойБерег с берегом связав,Перебраться за пролив, где мысыДвух земель разделены волнами.Антистрофа 6А в подушки покаЖены персов слезы льют,По мужьям дорогим истомясь,Тихо плачут о тех,Кто ушел на смертный бой.И оставил бедную супругуТосковать на ложе опустелом.
   ЭПИСОДИЙ ПЕРВЫЙ
   Предводитель хораЧто ж, персы, пора! Мы сядем у стенВот этих старинныхИ ум напряжем: настала нуждаВ нелегких и важных решеньях.Что с Ксерксом-царем? Где Дария сын,Чей предок, Персей,Название племени нашему дал?Сразил ли врага натянутый лук,Или вражье копьеОстрием одержало победу?
   Появляется Атосса в сопровождении прислужниц.Но вот, как сиянье очей божества,Царица, царя великого мать,Предстает нам. Скорее падите ницИ все, как один, царицу своюПриветственной речью почтите!
   ХорО, привет тебе, царица персов, Дария жена,Перепоясанная низко Ксеркса матерь, госпожа!Ты была супругой бога, богу Персии ты мать,Если верен демон счастья войску нашему, как встарь.
   АтоссаПотому-то я и вышла, дом покинув золотойИ покой, который спальней мне и Дарию служил.И меня тревога гложет. Откровенно я, друзья,Говорю: отнюдь не чужды опасения и мнеЯ боюсь, в пыли похода все богатства, что собралДарий с помощью бессмертных, обратятся сами в пыль,Потому двойной заботой несказанно я казнюсь:Ведь богатство не почетно, если силы нет за ним,Но и в силе мало славы, если в бедности живешь.Да, у нас достаток полный, но за Око страх берет —Оком дома и достатка я хозяина зову.Вы теперь, о старцы персы, слуги верные мои,Помогите мне советом, рассудите, как тут быть.Вся на вас моя надежда, ободренья жду от вас.
   ХорО, поверь, царица, дважды не придется нас просить,Чтобы словом пли делом в меру сил своих тебеПомогли мы: мы и вправду слуги добрые твои.
   АтоссаВсе время сны мне снятся по ночам с тех пор,Как сын мой, войско снарядив, отправилсяОпустошать и грабить Ионийский край.Но не было еще такого ясногоСна, как минувшей ночью. Расскажу его.Мне две нарядных женщины привиделись:Одна в персидском платье, на другой уборДорийский был, и обе эти нынешнихИ ростом, и чудесной красотой своейПревосходили, две единокровныеСестры. Одной в Элладе постоянно житьНазначил жребии, в варварской стране — другой.Узнав, — так мне приснилось, — что какие-тоПошли у них раздоры, сын, чтоб спорящихУнять и успокоить, в колесницу впрягОбеих и надел обеим женщинамЯрмо на шею. Сбруе этой радуясь,Одна из них послушно удила взяла,Зато другая, взвившись, упряжь конскуюРазорвала руками, вожжи сбросилаИ сразу же сломала пополам ярмо.Упал тут сын мой, и стоит, скорбя, над нимЕго родитель Дарий. Увидав отца,Ксеркс рвет одежды на себе неистово.Вот это нынче ночью и приснилось мне.Затем я встала, руки родниковоюВодой ополоснула и, неся в рукахЛепешку, жертву отворотным демонам,Как требует обычай, к алтарю пришла.Гляжу: орел у жертвенника ФебоваСпасенья ищет. Онемев от ужаса,Стою и вижу: ястреб на орла, свистяКрылами, с лету падает и в головуЕму вонзает когти. И орел поник,И сдался.Если страшно было слушать вам,То каково мне видеть!Вы же знаете:Одержит сын победу — все в восторг придут,А не одержит — городу и спроса нетС царя: он остается, если жив, царем.
   ХорНи пугать тебя чрезмерно, ни чрезмерно ободрять,Матерь наша, мы не станем. Если знак недобрый тыУвидала, то несчастье отвратить моли боговИ проси себе, и сыну, и державе, и друзьямДаровать одно лишь благо. Возлияние затемСотвори земле и мертвым и смиренно попроси,Чтоб супруг твой Дарий — ночью ты увидела его —Из глубин подземных сыну и тебе добро послал,А недоброе упрятал в мраке черном дольних недр.Вот тебе совет смиренный прозорливого ума.Но надеяться мы будем на счастливую судьбу.
   АтоссаЭтой речью доброй, первый толкователь моегоСновиденья, мне и дому ты услугу оказал.Да свершится все ко благу! А богов, как ты велишь,И любимых наших тени мы обрядами почтим,В дом вернувшись. Но сначала я узнать хочу, друзья,Где находятся Афины, далеко ли этот край?
   ХорДалеко в стране заката, там, где меркнет Солнца бог.
   АтоссаПочему же сын мой жаждет этот город захватить?
   ХорПотому что вся Эллада подчинилась бы царю.
   АтоссаНеужели так огромно войско города Афин?
   ХорЭто войско войску мидян причинило много бед.
   АтоссаЧем еще тот город славен? Не богатством ли домов?
   ХорЕсть серебряная жила в том краю, великий клад.
   АтоссаЭти люди мечут стрелы, напрягая тетиву?
   ХорНет, с копьем они предлинным в бой выходят и щитом.
   АтоссаКто же вождь у них и пастырь, кто над войском господин?
   ХорНикому они не служат, не подвластны никому.
   АтоссаКак же сдерживают натиск иноземного врага?
   ХорТак, что Дариеву даже погубить сумели рать.
   АтоссаРечь твоя страшна для слуха тех, чьи дети в бой ушли.
   ХорСкоро, впрочем, достоверно ты узнаешь обо всем:По походке торопливой судя, перс идет сюдаИ надежную несет нам весть на радость иль беду.
   Входит гонец.
   ГонецО города всей Азии, о Персия,Великого богатства средоточие,Одним ударом наша жизнь счастливаяРазбита. Увядает цвет земли родной.Хоть мне и горько горя быть глашатаем,Я должен вам поведать правду страшную,О персы: войско варваров погибло все.
   ХорСтрофа 1Новость ужасная! Горе, боль!Плачьте, персы!Пусть реки слезБудут ответом вашим.
   ГонецДа, все там завершилось, все закончилось,И я уже не верил, что вернусь домой.
   ХорАнтистрофа 1Слишком он долог, мой долгий век,Если мне, старику, пришлосьГоре узнать такое.
   ГонецВсе видел сам воочью,Не со слов чужихЯ расскажу вам, персы, как стряслась беда.Строфа 2Горе! Не в добрый час,Вооруженная до зубов,Двинулась Азия на Элладу,В землю страшную вторглась!
   ГонецТелами тех, кто принял смерть плачевную,Сейчас покрыто взморье Саламина сплошь.
   ХорАнтистрофа 2Горе! По воле волнСреди прибрежных скал, говоришь,Мечутся трупы любимых наших,Пеной белой одеты!
   ГонецЧто пользы было в стрелах?Нас таранили.Все наше войско корабельный бой сгубил.
   ХорСтрофа 3Плачьте, кричите горестно,Участь свою кляня!Достался персам злой удел,На гибель войско послали боги.
   ГонецО Саламин, о имя ненавистное!Как вспомню я Афины, так вопить готов.Антистрофа 3Будут Афины в памятиВечным проклятьем жить:Так много в Персии теперьБезмужних жен, матерей бездетных!
   АтоссаДавно уже молчу я, оглушеннаяУдаром этим. Слишком велика беда,Чтобы промолвить слово иль задать вопрос.Однако горе, что богами послано,Должны сносить мы, люди. Все поведай нам,Превозмогая стоны, совладав с собой.Скажи, кто жив остался и о ком рыдатьИз полководцев? Кто из тех, что носят жезл,Убитым пал в сраженье, оголив отряд?
   ГонецСам Ксеркс остался жив и видит солнца свет.
   АтоссаТвои слова — как солнце дому нашему,Как после мрака ночи — лучезарный день.
   ГонецНо Артембара — десять тысяч конниковОн вел — прибой качает у Силенских скал.И с корабля Дедак, начальник тысячи,Слетел пушинкой, силе уступив копья.И Тенагон отважный, житель Бактрии,[12]На острове Аянта[13] ныне дом обрел.Лилей, Арсам, Аргест расшибли головыСебе о камни берега скалистогоТой островной, кормящей голубей земли.[14]Из египтян, в верховьях Нила выросших,Арктей, Адей и третий щитоносный вождь,Фаюнух, — погибли все на корабле одном.Погиб Маталл, что правил многотысячнымХрисийским войском,[15]— алой краской бородуСвою густую залил, испуская дух.Араб-магиец[16]и Артам из Бактрии,Что тридцать тысяч чернокожих конниковВ сраженье вел, навеки в том краю легли.И Амфистрей, копейщик наш испытанный,С Аместром, и Ариомард-смельчак (о немЗаплачут в Сардах), и Сисам из Мизии,[17]И вождь двух с половиной сот судов Тариб,Лирнессец родом, — ах, какой красавец был! —Все, бедные, погибли, всех настигла смерть.И Сиенесс, храбрейший из отважнейших,Вождь киликийцев[18]— он один и то грозойБыл для врага великой — смертью славных пал.Вот скольких полководцев я назвал тебе.Бед было много, а доклад мой короток.
   АтоссаО, горе, горе! Я узнала худшее.Позор нам, персам! Впору и рыдать и выть!Но ты скажи мне, возвращаясь к прежнему,Неужто кораблей такое множествоУ греков было, что в сраженье с персамиОни решились на морской таран идти?
   ГонецО нет, числом — в том нет сомненья — варварыСильнее были. Около трехсот всегоУ греков оказалось кораблей, да к нимОтборных десять. А у Ксеркса тысячаСудов имелась — это не считая техДвухсот семи, особой быстроходности,Что вел он тоже. Вот соотношенье сил.Нет, мы слабей в сраженье этом не были,Но бог какой-то наши погубил войскаТем, что удачу разделил не поровну.
   АтоссаАфинян город, значит, и поныне цел?[19]
   ГонецУ них есть люди. Это щит надежнейший.
   АтоссаПаллады крепость силою богов крепка.Но как, скажи мне, разыгрался бой морской?Кто завязал сраженье — сами эллиныИль сын мой, кораблей своих числом гордясь?
   ГонецВсех этих бед началом, о владычица,Был некий демон, право, некий злобный дух.Какой-то грек из воинства афинского[20]Пришел и Ксерксу, сыну твоему, сказал,Что греки сразу, как наступит мрак ночной,Сидеть не станут больше, а рассыплютсяПо кораблям и, правя кто куда, тайкомУйдут подальше, чтобы только жизнь спасти.Коварства грека так же, как и завистиБогов, не чуя, царь, едва тот кончил речь,Своим кораблеводам отдает приказ:Как только солнце землю перестанет жечьИ мраком ночи небосвод покроется,Построить корабли тремя отрядами,Чтоб все пути отрезать отплывающим,Аянтов остров плотным окружив кольцом.А если вдруг избегнут греки гибелиИ тайный выход кораблям найдут своим,Начальникам заслона не сносить толов.Так приказан он, одержим гордынею,Еще не знал, что боги предрешили все.Приказу подчинились, как положено.Был приготовлен ужин, и к уключинамПриладить весла каждый поспешил гребец.Затем, когда последний солнца луч погасИ ночь настала, все гребцы и воиныС оружьем, как один, на корабли взошли,И корабли, построясь, перекликнулись.И вот, держась порядка, что указан был,Уходит в море и в бессонном плаваньеНесет исправно службу корабельный люд.И ночь минула. Но нигде не сделалиПопытки греки тайно обойти заслон.Когда же землю снова белеконноеСветило дня сияньем ярким залило,Раздался в стане греков шум ликующий,На песнь похожий. И ему ответилиГремящим отголоском скалы острова,И сразу страхом сбитых с толку варваровПрошибло. Не о бегстве греки думали,Торжественную песню запевая ту,А шли на битву с беззаветным мужеством,И рев трубы отвагой зажигал сердца.Соленую пучину дружно вспенилиСогласные удары весел греческих,И вскоре мы воочью увидали всех.Шло впереди, прекрасным строем, правоеКрыло, а дальше горделиво следовалВесь флот. И отовсюду одновременноРаздался клич могучий: «Дети эллинов,В бой за свободу родины! Детей и женОсвободите, и родных богов дома,И прадедов могилы! Бой за все идет!»Персидской речи нашей многоустый гамНа клич ответил. Медлить тут нельзя было,Корабль обитым медью носом тотчас жеВ корабль ударил. Греки приступ начали,Тараном финикийцу проломив корму,И тут уж друг на друга корабли пошли.Сначала удавалось персам сдерживатьНапор. Когда же в узком месте множествоСудов скопилось, никому никто помочьНе мог, и клювы направляли медныеСвои в своих же, весла и гребцов круша.А греки кораблями, как задумали,Нас окружили. Моря видно не былоИз-за обломков, из-за опрокинутыхСудов и бездыханных тел, и трупамиПокрыты были отмели и берег сплошь.Найти спасенье в бегстве беспорядочномВесь уцелевший варварский пытался флот,Но греки персов, словно рыбаки тунцов,Кто чем попало, досками, обломкамиСудов и весел, били. Крики ужасаИ вопли оглашали даль соленую,Покуда око ночи не сокрыло нас.Всех бед, веди я даже десять дней подрядРассказ печальный, мне не перечислить, нет.Одно тебе скажу я: никогда ещеНе гибло за день столько на земле людей.
   АтоссаУвы! На персов и на всех, кто варваромНа свет родился, море зла нахлынуло!
   ГонецНо ты еще не знаешь половины бед.Еще несчастье нам такое выпало,Что вдвое тяжелее остальных потерь.
   АтоссаКакое горе может быть еще страшней?Какая же такая, отвечай, бедаСлучилась с войском, чтобы зло удвоилось?
   ГонецВсе персы, силой молодой блиставшие,Отваги безупречной, рода знатного,Вернейшие из верных слуг властителяБесславной смертью пали — на позор себе.
   АтоссаО, доля злая! Горе мне, друзья мои!Какая же постигла их судьба, скажи.
   ГонецЕсть возле Саламина остров маленький,[21]К нему причалить трудно. Там по берегуКрутому часто водит хороводы Пан.Туда-то и послал их царь, чтоб если враг,С обломков кораблей спасаясь, к островуВплавь устремится, греков бить без промахаИ выбраться на сушу помогать своим.Царь был плохим провидцем! В тот же день, когдаВ морском бою победу грекам бог послал,Они, в доспехах медных с кораблей сордя,Весь окружили остров, так что некудаПодаться было персам, и не знали те,Что делать. Камни градом в наступающихИз рук летели, стрелы, с тетивы тугой,Слетая, убивали наповал бойцов.Но вторглись греки все же дружным натискомНа этот остров — и пошли рубить, колоть,Покуда всех не истребили дочиста.Ксеркс зарыдал, увидев глубину беды:Он на холме высоком возле берегаСидел, откуда обозреть все войско мог.И, разодрав одежды и протяжный стонИздав, пехоте приказал он тотчас жеБежать напропалую. Вот еще однаБеда тебе в придачу, чтоб заплакать вновь.
   АтоссаО злобный демон, как ты посрамить сумелНадежды персов! Сын расплатой горькою?Афинам славным воздал. Мало ль варваровУже и прежде марафонский бой сгубил?Сын за убитых отомстить надеялсяИ только тьму несчастий на себя навлек!Но корабли, скажи мне, уцелевшиеТы где оставил? Ясного ответа жду.
   ГонецПредавшись воле ветра, беспорядочноБежали уцелевших кораблей вожди.А остального войска часть в Беотии[22]Погибла, возле ключевой, живительнойВоды от жажды мучась. Мы ж, едва дыша,Пришли в Фокею, пробрались, усталые,В Дориду,[23]дотянулись до МелийскогоЗалива, где поля река Сперхей поит.Оттуда мы, не евши, снова двинулисьИскать приюта в городах Фессалии,[24]В ахейских землях. Большинство погибло там —Одни от жажды, голод убивал других.В край магнесийский мы затем направилисьИ в землю македонян и, аксийский бродПройдя и Больбы[25]  топи, в Эдониду[26]мы,К горе Пангею вышли. Бог не вовремяПослал мороз той ночью, и сковало льдомПоток священный Стримон. И не чтившиеБогов дотоле тут с молитвой истовойК земле и небу в страхе принялись взывать.Молились долго. А когда закончилоМолитву войско, реку перешло по льду.Кто перебрался прежде, чем рассыпал богЛучи дневные, тот из нас и спасся там.Ведь вскоре солнца пламя светозарноеПалящим жаром хрупкий растопило мост.Валились люди друг на друга. СчастливыТе, что, не мучась долго, испустили дух.А остальные, все, кто уцелел тогда,Прошли с трудом великим через ФракиюИ к очагам родимым возвращаютсяНичтожной горстью. Слезы лей, оплакивай,Столица персов, юный цвет отечества!Все это правда. Но еще о множествеБед умолчал я, что на нас обрушил бог.
   Предводитель хораО ненавистный демон, ты тяжелоюВесь наш народ персидский растоптал пятой.
   АтоссаО, горе мне несчастной! Войска нет уже.О, сновиденье этой ночи вещее,Как недвузначен был его недобрый смыслИ как неверно ваше толкованье сна!И все же, слову подчиняясь вашему,Сначала помолиться я пойду ботам,А помолившись, снова выйду из домуИ в дар земле и мертвым хлебы вынесу.Я знаю, жертвой не исправить прошлого,Но будущее может и отрадней стать.А вы советом в этих обстоятельствахМне, как и прежде, добрым помогать должны.И если сын мой раньше здесь появится,Чем я, его утешьте и направьте в дом,Чтоб новой болью старую не множил боль.
   Атосса с прислужницами и гонец уходят.
   СТАСИМ ПЕРВЫЙ
   ХорТы персов, о Зевс, огромную рать,Что силой тверда и славой гордаБыла, погубил,Ты ночью беды, ты мраком тоскиПокрыл Экбатаны и Сузы.И матери рвут дрожащей рукойОдежды свои,И льются потоком слезы на грудьИзмученных женщин.И юные жены, уже овдовев,Горюют о тех, с кем ложе любви,Отраду и счастье цветущих лет,Делили, на мягких нежась коврах,И плачут в тоске неизбывной.Я тоже скорблю о павших бойцах,О доле их горестной плачу.Строфа 1Вся стонет Азия теперь,Осиротевшая земля:«Повел их за собою Ксеркс,Их гибели виною Ксеркс,Все это горе неразумный КсерксУготовил кораблям.Почему, не зная бед,Правил Дарий, древнихСуз Повелитель дорогой,Славных лучников начальник?»Антистрофа 1С пехотой вместе морякиНа темногрудых шли судах,На быстрокрылых шли судах,Навстречу смерти — на судах,Врагу навстречу, прямо на клинокИонийского меча.Царь — и тот, нам говорят,Чудом спасся и бежалПо фракийским, полевым,Стужей скованным дорогам.Строфа 2Бедные те, кто по воле злойРока погибли первыми там,У берегов Кихрейских![27] Вопи,Плачь безудержно, скули, рыдай,К небу пронзительный стон вздымиБоли и скорби, тоску излейКриком протяжным, терзай сердцаЖалобным воем!Антистрофа 2Носит волною морской тела,Жадно немые чада пучинТрупы зубами рвут на куски!Полон тоски опустевший дом,Горем убиты мать и отец,Сына-кормильца у стариковОтняли. Вот и до них дошлиСтрашная новость.Строфа 3Азия больше не будетЖить по персидской указке.Больше не будут народыДань приносить самодержцам,В страхе не будут людиПадать наземь. Не сталоЦарской власти сегодня.Антистрофа 3Люди язык за зубамиСразу держать перестанут:Тот, кто свободен от ига,Также и в речи свободен.Остров Аянта, кровьюЗалитый, стал могилойСчастья гордого персов.
   ЭПИСОДИЙ ВТОРОЙ
   Из дворца выходит Атосса в сопровождении прислужниц, которые несут жертвенные дары.
   АтоссаКто побывал в несчастье, тем по опыту,Друзья, известно, что когда накатятсяНесчастья валом, всё уже пугает нас,А если жизнь спокойна, то надеемся,Что так, с попутным ветром, будем вечно жить.И вот сегодня все в меня вселяет страх.Глазам везде враждебность божья видится,В ушах не песнь победы — громкий плач звенит.Так потрясен ударом оробевший дух.Я не в повозке, не в привычной роскошиСюда вернулась, нет, я из дворца пришлаПешком, чтобы того, кем сын мой зачат был,Почтить надгробной жертвой. Молоко несуЯ от коровы безупречной белое,И мед прозрачный, пчел трудолюбивых дар,И, воду ключевую, беспорочную,И этот благородный, неразбавленный,Лозой, когда-то дикой, порожденный сок.И золотые, спелые, душистыеВечнозеленых масличных дерев плоды,И вот еще цветов, детей земли венок.В честь этой жертвы мертвым вы теперь, друзья,Пропойте песню и на помощь ДарияТень призовите! Я же возлияниеПотороплюсь подземным сотворить богам.
   ХорО царица, о Персии госпожа,Ты дары в подземельный покой пошли,Мы же будем, песню запев, просить,Чтоб вожатые душВ преисподней милость явили.Божества священные дольних недр,Гея, и Гермес, и над тенями царь,Отпустите дух из темных глубин.Один только он способен помочьБеде многослезной советом.Строфа 1Слышишь ли ты, равный богам,Мертвый наш царь, стоны мои,Варварские плачи?Громко кричу, скорбно зову,Рыдаю, жалуюсь, воплю,Надрывно умоляю, вою.Слышишь ли в преисподней?Антистрофа 1Гея и вы, прочие всеМрака вожди, главы глубин,Выпустите на светГордую тень бога-царя,Питомца Суз. Пусть выйдет он!Еще не хоронили персыРавных ему, владыке.Строфа 2Царь дорогой! Холм дорогой,Где дорогое сокрыто сердце!Аидоней, на дневной на светВыведи ты, Аидоней,[28]Дария только из царства ночи!Антистрофа 2Он не губил в войнах людей,Не посылал их навстречу смерти,Он, богомудрым царем слывя,Был богомудр, ибо умелВойском персидским разумно править.Строфа 3Баал,[29]о древний Баал, приди, приди,На этот курган поднимись высокий,Тиарой блестящей своей сияя,Шагая в шафрановых эвмаридах,Царь незлобивый, Дарий-отец, явись!Антистрофа 3О новом горе услышать, о беде,Владыка владык, ты приди сегодня.Над нами стигийская ночь нависла:Вся юная наша погибла поросль.Царь незлобивый, Дарий-отец, явись!ЭподЦарь, твоя смерть —Вечная рана для близких твоих.Если б державой поныне тыПравил, нам не пришлось быНынче рыдать от боли двойной.Ведь не плавают большеКорабли, корабли мои.
   Появляется Тень Дария.
   Тень ДарияВернейшие из верных, юных лет моихТоварищи седые! Что стряслось в стране!Она в рыданьях бьется, и трещит земля.Свою жену со страхом вижу околоМогилы, — благосклонно, впрочем, принял дар, —А вы, столпившись у надгробья, плачетеИ скорбно, заклинаньями и воплями,Меня зовете. Выйти же на свет дневнойНе так-то просто: боги преисподниеПредпочитают брать, чем отдавать назад.Но я и там в почете, и поэтомуЯ вышел. Торопись же, чтоб не мешкать мне.Какая персов новая печаль гнетет?
   ХорСтрофаСтрашно тебя мне увидеть,Страшно мне слово промолвить,Дрожу пред тобою, как прежде.
   Тень ДарияЕсли, вняв твоим заклятьям, вышел я из царства мглы,Ты без долгих отступлений, покороче обо всемРасскажи, отбросив робость пред особою моей.
   ХорАнтистрофаНет, не могу подчинитьсяНет, не могу я решитьсяСказать несказанное другу.
   Тень ДарияЧто ж, коль скоро страх, как прежде, разум сковывает ваш,Ты, почтенная подруга, сопостёльница моя.Перестань рыдать и плакать и хоть слово мне скажиТолком! Такова уж участь смертных — горести терпеть.Ведь на суше и на море бед немало сужденоИспытать любому, если заживется на земле.
   АтоссаО счастливейший из смертных, доброй взысканный судьбой,Если в дни, когда на солнце ты глядел, достоин былТолько зависти твой жребий, богоравный персов царь,То и смерть твоя завидна: ты не дожил до беды.Все случившееся, Дарий, краткой речью охвачуИ скажу, не обинуясь: мощи персов нет как нет.
   Тень ДарияЧто стряслось? Мятеж ли, мор ли государство погубил?
   АтоссаНе мятеж, не мор. В Афинах наше войско полегло.
   Тень ДарияКто ж пошел туда войною из сынов моих, скажи.
   АтоссаКсеркс неистовый и целый материк опустошил.
   Тень ДарияОн пустился в сухопутный иль морской поход, глупец?
   АтоссаИ в морской и в сухопутный. Он двумя фронтами шел.
   Тень ДарияКак такая тьма пехоты переправиться смогла?
   АтоссаМост навел, чтоб через волны Геллы посуху пройти.
   Тень ДарияНеужели умудрился Боспор мощный запереть?
   АтоссаУмудрился. Демон, видно, дело сделать пособил.
   Тень ДарияИ могуч же этот демон, если свел с ума царя!
   АтоссаПо исходу видно, сколько зла он может натворить.
   Тень ДарияЧто же с ними приключилось? Почему вы все в слезах?
   АтоссаПринесло пехоте гибель пораженье сил морских.
   Тень ДарияЗначит, вражеские копья истребили всех бойцов?
   АтоссаПотому и стонут Сузы: город славный опустел.
   Тень ДарияЖаль мне доблестного войска, ополченцев наших жаль.
   АтоссаИ несчастные бактрийцы полегли, всё молодежь.
   Тень ДарияО безумец, погубил он самый цвет союзных войск!
   АтоссаКсеркс, оставшись, как сказали, с небольшим числом бойцов…
   Тень ДарияГде и как пропал? Надежда, что спасется, есть иль нет?
   АтоссаОн прошел, по счастью, к мосту, две связавшему земли.
   Тень ДарияИ на этот, значит, вышел материк. Верна ли весть?
   АтоссаДа, вполне. Сомнений в этом никаких не может быть.
   Тень ДарияО, как быстро подтвердились предсказанья! Сына ЗевсПредреченною судьбою покарал. А я-то мнил,Что еще нескоро боги волю выполнят свою.Но того, кто сам стремится к яме, бог уж подтолкнет.Пасть пред близкими моими распахнул колодец бед,Сын же мой, того не видя, юной дерзостью блеснул:Геллеспонта ток священный, божий Боспора поток,Он связать решил цепями, как строптивого раба,И ярмом оков железных преградив теченью путь,Многочисленному войску путь широкий проложил.В слепоте тщеславья, смертный, он с богами и самимПосейдоном вздумал спорить! Не безумья ли недугПоразил его? Боюсь я, что трудов моих плоды,Что богатства наши сможет первый встречный захватить.
   АтоссаКсеркс, оплошно вняв советам подстрекателей дурных,Это сделал. Те твердили, что богатство сыновьямТы копьем добыл, а он, мол, труса празднует, сидитСиднем дома и не множит обретенного отцом.И, упреки эти часто из недобрых слыша уст,Он в конце концов решился с войском в Грецию идти.
   Тень ДарияВот как оно свершилось, дело страшное.О нем навек запомнят. Никогда ещеТакого разоренья в Сузах не было,С тех пор как Зевс-владыка ниспослал закон,Чтоб всей землей стада растящей АзииВсегда один лишь правил скиптроносный вождь.Мид первым нашим был военачальником,[30]Затем на эту должность Мидов сын пришел,Свое умевший сердце подчинять уму.А третьим Кир был, человек счастливейший,Он мир, достигши власти, даровал друзьям.Завоевал он Лидию и Фригию[31]И покорил насильем Ионийский край.Умен был очень, боги с ним не ссорились,И Кира сын четвертым нашим стал вождем.А пятым правил Мардис, опозорившийПрестол свой древний и отчизну. ЭтогоДостойный Артафрен с друзьями вернымиХитро убили во дворце, как долг велел.Шестым был Марафис, и Артафрен — седьмым.И я, я тоже поприща желанногоДобился и в походы с войском хаживал,Но бед подобных я не приносил стране.А Ксеркс, мой юный сын, по легкомыслию,Обычному у юных, мой завет забыл.Кому-кому, а вам, мои ровесники,Известно, что никто из нас, правителейДержавы этой, стольких не наделал бед.
   Предводитель хораК какому же, владыка Дарий, речь своюВедешь итогу? Как народу ПерсииБлагополучней выйти из такой беды?
   Тень ДарияВойной на греков не ходите в будущем,Каким бы сильным войско наше ни было:Сама земля их с ними заодно в бою.
   Предводитель хораНо как же может бой сама земля вести?
   Тень ДарияГолодной смертью тьмы и тьмы врагов казня,
   Предводитель хораБойцов отборных снарядим получше мы.
   Тень ДарияЧто толку? Даже те бойцы, что в ГрецииСейчас остались, в отчий не вернутся край.
   Предводитель хораКак? Значит, из Европы не воротятся,Не перейдут пролива Геллы варвары?
   Тень ДарияЛишь горсть вернется. Божьим прорицаниямДолжны мы верить, судя по событиям:Коль что-то подтвердилось, подтвердится все.А это значит — воинство отборное,Пустой надежде веря, там оставил сын.Оно на той равнине, где Асоп течет,Поилец добрый беотийских пажитей,И где в расплату за мечты безбожныеИ за гордыню горе ожидает тех,Кто, в Грецию явившись, позволял себеКумиры красть святые или храмы жечь.До основанья алтари разрушены,С подножий сбиты и разбиты статуи.Так вот, не меньшим злом за это возданоТеперь злодеям будет. Не исчерпанаСтраданий чаша. Бед еще полным-полно.И возлиянье совершат кровавоеКопьем дорийским греки под Платеями,И цепь могил пребудет вплоть до третьегоКолена молчаливым назиданием:Не заносись, мол, смертный, не к лицу тебе.Вины колосья — вот плоды кичливости,Расцветшей пышно. Горек урожай такой.Возмездье это видя, вечно помнитеЭлладу и Афины. Своего добраНе расточайте и, богатством собственнымДовольствуясь, не зарьтесь на чужой кусок.Карает за гордыню карой грозноюСудья крутого нрава, беспощадный Зевс.Так убедите сына — он нуждаетсяВ совете дельном, в мудром поучении —Заносчивостью дерзкой не гневить богов.А ты, седая Ксеркса мать и милаяМоя подруга, в дом ступай и вынесиНаряд пристойный сыну. Ведь лохмотьямиВисит на нем одежда разноцветная,Которую он в клочья разодрал, скорбя.Его речами успокой ты кроткими:Тебя лишь, знаю, согласится выслушать,А я спущусь под землю, удалюсь во мрак.Прощайте, старцы! Даже среди горестейДуше дарите радость каждодневную.Ведь после смерти счастья и в богатстве нет. [Картинка: i_001.jpg] 

   Геракл, убивающий кентавра Несса. Роспись вазы. Конец VII века до н. э. Афинский музей.

   Тень Дария удаляется.
   Предводитель хораО, сколько горя выпало и выпадетНа нашу долю. Слушал и страдал душой.
   АтоссаО боги, сколько на меня обрушилосьНесчастий! Но всего больнее было мнеО том услышать, что позорным рубищемСын прикрывает нынче наготу свою.Ну, что же, в дом направлюсь и, с одеждамиНарядными вернувшись, встречу сына я.Нам не пристало близких оставлять в беде.
   (Уходит.)
   СТАСИМ ВТОРОЙ
   ХорСтрофа 1Жизнью счастливой, по добрым обычаямЖили мы, свято законы державы чтя,В дни, когда правилВсеми любимый, во всех побеждавший бояхБогоподобный старец, Дарий кроткий.Антистрофа 1Славой себя покрывали в походах мы,Правопорядок повсюду, как башня, былНашим оплотом.Без поражений, не зная ни бед, ни забот,Домой мы приходили с поля битвы.Строфа 2Взял он тьму городов, хоть ни разу царьНе ходил за Галис-реку,[32]Свой очаг не покидал.Но и те, что живут у стримонских вод.Сопредельники — соседиФракии равнинной,Антистрофа 2Как и те, что вдали от приморских местКрепостным укрыты валом,Были Дарию верны.И селенья у волн Геллы, и просторПропонтийского пролива,[33]И ворота Понта,Строфа 3И еще острова у рокочущих мысовНашего материка,В рощах масличных Самос, и Лесбос, и Хиос,Парос, Миконос, НаксосИ Андрос, лежащийБлиз Теносской земли.Антистрофа 3И владел островами открытого моряЦарь: Икар ему и Книд[34]Подчинялись, и Лемнос, и Родос, и в долахКипра Пафос и Солы,И родоначальникНаших бед, Саламин.ЭподИ в Ионийском краю городами грековЛюдными, пышнымиМудро правил наш царь Дарий. И тогдаМощь бойцов разноплеменных,Рать союзная былаВ миг любой к его услугам.А теперь боги всё повернули так,Что, морское сраженьеПроиграв, проиграли войну мы.
   ЭКСОД
   Появляется Ксеркс с небольшим числом воинов.
   КсерксГоре, горе мне! Как нежданно палНа меня удар, как жестока судьба!Это демон злой сегодня казнитПерсидский народ. О, беда, беда!Ослабев, на ногах едва держусь,Боюсь я взглянуть старикам в глаза.О Зевс, пусть бы рок унес и меняВ ту темную ночь,Что убитых бойцов поглотила.
   Предводитель хораЖаль тебя мне, о царь, войска доброго жаль,Жаль славы былой персидских владыкИ лучших жаль,Косою скошенных рока!Рыдает страна о цвете страны.Его убил ты, о Ксеркс, АидПерсами набив. Ведь ушли тудаКраса и мощь родной земли,Тысячи туда молодых бойцов,Лучников лихих, ушли навек.Как жаль, как жаль отважных мне!Азия моя — вымолвить боюсь —Падет, падет на колени, господин!
   КсерксСтрофа 1Вот он я, страдалец горький,Рожденный роду на бедуИ отчизне родной!
   ХорПечальной песнью встречу тебя,Услышишь ты стон, услышишь ты вопль,Мариандинский слезный напев,[35]Пронзительный плач услышишь!
   КсерксАнтистрофа 1Да, начните песню скорби,Кричите, плачьте. Это мнеДемон яростный мстит.
   ХорПочтим же плачем города боль,Своих дорогих, которые смертьВстретили в море, горьких детейНесчастной страны помянем!
   КсерксСтрофа 2Грек убил их в сраженье,Грек, в бою корабельномОдержавший победуИ на ниве прибрежной, ночнойЖатву смерти собравший.
   ХорГолоси, кричи, обо всем спроси!Где же друзей верных толпа?Где ж окольные твои?Где, скажи нам, Фарандак,Где Суз, Датам и Пелагон,Где Псаммискан и где Агбат,Боец из Экбатаны?
   КсерксАнтистрофа 2Всех оставил. С тирийскихКораблей[36] на твердыниСаламинских утесовИх швыряло. Их волны неслиНа скалистые мысы.
   ХорО, беда, беда! Где Фарнух, скажи,Доблестный где Ариомард,Где Севалк, отважный вождь,Благородный где Лилей?Где Мемфис, Тарибид, Масистр?Где Артембар и где Гистехм?Ответь мне и на это.
   КсерксСтрофа 3О, горе, горе!На древние глядя Афины,Город проклятый,Бедные, все, как один,Игралищем волн полегли на взморье.
   ХорНеужто и Альписта,Что верным оком был твоим.Под чьим началом шли в походДесятки тысяч персов, сынаБатаноха, отпрыска Мегабата,Из рода Сизамова тоже, и ПарфаС Эбаром ты тоже оставил там?О, участь жалкая! Персам гордымГоре за горем приносишь, царь.
   КсерксАнтистрофа 3Во мне ты будишьТоску по товарищам добрым,Больно мне, больно,Сердце рыдает мое,Тоской неуемной казнится сердце.
   ХорИ о других мы плачем:О Ксанфе, за которым шлиМардийцы тысячами в бой,О Диаиксе, об АрсамеС Анхаром храбрейшим, что персов конныхВодили в сраженья. Где Толм, неустанныйВ копейной страде, Кегдадат, Литимн?За колесницей, тебя принесшей,Царь, я не вижу друзей твоих.
   КсерксСтрофа 4Смерть унесла полководцев и вождей.
   ХорСмерть, и бесславная.
   КсерксГоре мое, горе мое!
   ХорГоре! Нежданной бедойНас наказала судьба.Перст я увидел богини Аты.
   КсерксАнтистрофа 4Страшный удар — и на долгие века!
   ХорСтрашный, сомненья нет.
   КсерксНовая боль, новая боль!
   ХорМы на погибель своюС греками в море сошлись:Не было счастья в сраженье персам.
   КсерксСтрофа 5Не было. Войско громадное в прах разбито.
   ХорМало того, и держава погибла персов.
   КсерксВот все, что осталось от мощи моей, гляди.
   ХорГляжу, гляжу.
   КсерксТолько этот колчан еще…
   ХорЭто все, что сберег ты?
   КсерксУ меня сохранился.
   ХорНебогатый остаток.
   КсерксА бойцов растерял я.
   ХорГреческий народ не из робких.
   КсерксАнтистрофа 5Смел он и храбр. Я позора не ждал такого.
   ХорВспомнил о том, как твои корабли бежали?
   КсерксОт боли одежду я рвал на себе, вопя.
   ХорБеда, беда!
   КсерксЭто хуже беды любой.
   ХорВдвое хуже и втрое.
   КсерксА врагам — ликованье!
   ХорПотеряли мы силу.
   КсерксНет окольных со мною.
   ХорМоре поглотило их, бедных.
   КсерксСтрофа 6Кричи, кричи от боли и домой ступай!
   ХорКакой удар, какая боль!
   КсерксНа вопли воплем отвечай!
   ХорВот горю горьких горький дар!
   КсерксСо мною вместе плач пропой!
   ХорЯ плачу, я кричу,Я бремя тяжкое бедыНесу с великой болью.
   КсерксАнтистрофа 6Бей в грудь себя и плачь, плачь обо мне навзрыд!
   ХорИ плачу я, и слезы лью!
   КсерксНа вопли воплем отвечай!
   ХорЯ повинуюсь, господин!
   КсерксКричи же громче, голоси!
   ХорЯ плачу, я кричу,Я колочу руками в грудь,Вопя и причитая.
   КсерксСтрофа 7Под плач мисийский ударяй сильнее в грудь!
   ХорГоре нам, горе!
   КсерксРви на себе серебряную бороду!
   ХорЯ рву, я рву, я плачу громко!
   КсерксКричи протяжней!
   ХорДа, кричу я!
   КсерксАнтистрофа 7Руками рви одежду на груди своей!
   ХорГоре нам, горе!
   КсерксРви на себе, скорбя о войске, волосы!
   ХорЯ рву, я рву, я плачу громко!
   КсерксПусть льются слезы!
   ХорСлезы льются!
   КсерксНа вопли воплем отвечай!
   ХорКричу, воплю!
   КсерксИди, подавленный, долой!
   ХорИду, казнясь!
   КсерксО, Персия наша!
   ХорТы плачешь сегодня!
   КсерксПлачет горько столица!
   ХорПлачет родина горько!
   КсерксСкорбным шествием — по домам!
   Хор
   ……………………………
   КсерксО, Персия наша!
   ХорТы плачешь сегодня!
   КсерксПамять о тех, кто пал в битве морской, горька!
   ХорЯ за тобою, царь, с плачем иду вослед.
   ПРОМЕТЕЙ ПРИКОВАННЫЙ
   ДЕЙСТВУЮЩИЕ ЛИЦА
   Власть и Сила, слуги Зевса.[37]
   Гефест.[38]
   Прометей.
   Океан.[39]
   Ио, дочь Инаха.[40]
   Гермес.[41]
   Хор Океанид.
   ПРОЛОГ
   Пустынные скалы на берегу моря. Гефест, Власть и Сила вводят закованного в цепи Прометея.
   ВластьНу, вот мы и на месте, у конца земли,В безлюдном скифском, дальнем и глухом краю.Пора, Гефест, исполнить, что наказаноТебе отцом, и святотатца этогоК скалистым здешним кручам крепко-накрепкоЖелезными цепями приковать навек.Твою ведь гордость, силу всех ремесл — огоньПохитил он для смертных. За вину своюПускай теперь с богами рассчитается,Чтоб наконец признал главенство ЗевсовоИ чтоб зарекся дерзостно людей любить.
   ГефестВы, Власть и Сила, все, что поручил вам Зевс,Уже свершили, ваше дело сделано.А я — ужель я бога, мне подобного,К суровым этим скалам приковать решусь?Увы, решусь. Ведь нет другого выхода:Всего опасней словом пренебречь отца.Фемиды мудрой сын высокомыслящий,[42]Я против воли и твоей и собственнойТебя цепями к голой прикую скале,Где голосов не слышно человеческихИ лиц людских не видно. Солнце жгучееТебе иссушит тело. Будешь ночи рад,Что звездным платьем жаркий закрывает свет,И солнцу, что ночную топит изморозь.Не будет часа, чтобы мукой новоюТы не томился. Нет тебе спасителя —Вот человеколюбья твоего плоды.Что ж, поделом; ты бог, но гнева божьегоТы не боялся, а безмерно смертных чтил.И потому на камне этом горестном,Коленей не сгибая, не смыкая глаз,Даль оглашая воплями напрасными,Висеть ты будешь вечно: непреклонен Зевс.Всегда суровы новые правители.
   ВластьЧто медлишь и зачем ты богу этому,Врагу богов, беззлобно соболезнуешь?Ведь он же отдал смертным и твои права.
   ГефестРодство и дружбу не могу не чтить, пойми.
   ВластьЯ понимаю. Но отца ослушатьсяНеужто можешь? Это ль не всего страшней?
   ГефестНи мягкости не знаешь, ни сочувствия.
   ВластьО нем скорбеть что толку? Где помочь нельзя,Там и напрасно убиваться нечего.
   ГефестО, как мне ненавистно ремесло мое!
   ВластьОно при чем? Ведь разум говорит тебе,Что не твое искусство эту боль родит.
   ГефестПо мне б, им лучше кто-нибудь другой владел.
   ВластьВсе тяжко, только над богами властвоватьНе тяжко, и свободен только Зевс один.
   ГефестЯ знаю. Да и кто не знает этого?
   ВластьПоторопись же приковать преступника,Чтоб не увидел вдруг отец, как медлишь ты.
   ГефестГляди-ка, вот и кольца приготовлены.
   ВластьНадень ему их на руки и молотомК скале прибей покрепче, не жалея сил.
   ГефестЯ не сижу, и дело, видишь, движется.
   ВластьСожми потуже, чтоб зазоров не было,А то искать лазейки не его учить.
   ГефестНу, этою рукою он не вырвется.
   ВластьТак закрепи ж и эту, чтобы помнил впредь,Что, как он ни искусен, Зевс искуснее.
   ГефестЛишь Прометей и вправе побранить мой труд.
   ВластьТеперь шипом железным и безжалостнымЕму с размаху, с силой грудь насквозь проткни.
   ГефестАх, Прометей, я плачу о беде твоей!
   ВластьОпять жалеешь Зевсовых ты недруговИ стонешь? Не пришлось бы пожалеть себя.
   ГефестГлаза боятся видеть то, что видишь ты.
   ВластьЯ вижу лишь возмездъе справедливое.Теперь кольцом железным охвати бока!
   ГефестНе нужно понуканий. Все я сделаю.
   ВластьНет, понукать я буду и покрикивать.Спустись теперь и скуй покрепче голени.
   ГефестПокончено и с этим. Был недолог труд.
   ВластьТеперь покрепче гвозди вбей в отверстия,Работу будет строгий принимать судья.
   ГефестСлова твои ужасны, как и облик твой.
   ВластьИзволь, будь мягок сам. Но не брани меняЗа мой суровый, твердый и жестокий нрав,
   ГефестУйдем! Железом тело сплошь опутано.
   Власть
   (Прометею)Вот здесь теперь и буйствуй, и права боговБукашкам однодневным отдавай. Но ктоИз смертных сможет муки прекратить твои?Нет, имя прозорливца незаслуженно[43]Дано тебе богами: как избавишьсяОт этих пут надежных, предскажи пойди!Власть, Сила и Гефест уходят.
   ПрометейО свод небес, о ветры быстрокрылые,О рек потоки, о несметных волн морскихВеселый рокот, и земля, что все родит,И солнца круг, всевидец, — я взываю к вам:Глядите все, что боги богу сделали!Глядите, какую меня обреклиМуку терпеть тысячи лет,Вечную вечность!Эту позорную казнь изобрелБлаженных богов новоявленный вождь.От боли кричу, которой сейчасКазнюсь, и от той, что завтра придет.Мученью конца я не вижу.Напрасен ропот! Все, что предстоит снести,Мне хорошо известно. НеожиданнойНе будет боли. С величайшей легкостьюПринять я должен жребий свой. Ведь знаю же,Что нет сильнее силы, чем всевластный рок.Но ни молчать, ни не молчать об участиСвоей нельзя мне. Я в ярме беды томлюсьИз-за того, что людям оказал почет.В стволе нартека искру огнеродную[44]Тайком унес я: всех искусств учителемОна для смертных стала и началом благ.И вот в цепях, без крова, опозоренный,За это преступленье отбываю казнь.Но что я слышу!И шорох какой-то, и ветром пахнуло.То боги, или люди, или, может быть,Те и другие к утесам далекимПришли, чтоб казнь увидеть? Для чего ж еще?Глядите, вот я, скованный, несчастный бог!Да, я ненавистен и Зевсу, и всемБогам, что при Зевсовом служат дворе.Они ненавидят меня потому,Что меры не знал я, смертных любя.О, горе, что слышу? Не стая ли птицШумит надо мною? От рокота крыл,От мерного шелеста воздух дрожит.Что б ни было это, мне страшно.
   ПАРОД
   Со стороны моря, в крылатой колеснице, появляется хор Океанид.
   ХорСтофа 1Ободрись! Не бойся! Ведь с любовью наша стаяВзапуски, на крыльях быстрых,К этой скале прилетела. ОтецПросьбам дочерним внял.Гнали меня легкие ветры.Грохот железа проник и в глубьНаших пещер, и, скромность забыв, босиком,Я в колеснице крылатой сюда метнулась.
   ПрометейУвы, увы!Дети лона Тефии[45],которых онаРодила Океану, что воду струит,[46]Извиваясь, и землю потоком своимОмывает бессонно!Поглядите, какими цепями меняПриковали к скалеИ какую, обрыва отвесного страж,Незавидную службу несу я!
   ХорАнтистрофа 1Прометей, я вижу.Пеленой тумана слезыМне окутывают очи:Горько глядеть мне, как тело твоеСохнет в цепях стальных,К камню прикованное позорно.В новых сегодня руках Олимп,Правит на нем, законов не ведая, Зевс.Те, что великими слыли, ничтожны стали.
   ПрометейПускай бы меня под землю, в Аид.Упрятал он, в Тартар низвергнул глухой,Пускай бы в темницу бросил меня,Где мертвые мраком сокрыты!Тогда б никого, ни богов, ни людей,Потешить страданье мое не могло.Ведь я на потеху заклятым врагамИгралищем ветров повешен!
   ХорСтрофа 2Кто из богов так тверд и зол,Чтоб радостью была емуТвоя беда? Кто боль твоюНе разделяет? Зевс один. Упрям и дик,Он Урановых детейЗлобно душит. Он уймется,Лишь когда насытит сердцеИли кто-то, изловчившись,Власть у него отнимет силой.
   ПрометейСегодня в оковах железных томлюсь,Но время придет, и правитель боговПопросит меня указать и раскрытьТот заговор новый, который егоДержавы лишит и престола.Но будет он тщетно меня обольщатьСвоим сладкоречьем, и тщетны тогдаЛюбые угрозы его — ни за чтоНе выдам я тайны, покуда с меняНе снимет безжалостных этих оков,Покуда за этот позорный мой пленСполна не заплатит!
   ХорАнтистрофа 2Ты дерзок, не сдаешься ты,Под пыткой на своем стоишь.Не лучше ль придержать язык?Томит, изводит душу мне сверлящий страх.За тебя страшусь, пойми.Где, плывя по морю муки,Берег мирный увидал ты?Непреклонно сердце Зевса,Тверд и жесток рожденный Кроном.
   ПрометейЯ знаю, суров он и волю своюСчитает законом. Но время придет —Согнется и он,Смягчится, уступит. Заставит нужда.Уймет он тогда безумный свой гневИ сам поспешит, союзник и друг,Ко мне как к союзнику-другу.
   ЭПИСОДИЙ ПЕРВЫЙ
   Предводительница хораБудь откровенен с нами, расскажи нам все.В чем уличен ты Зевсом и за что тебяТакой позорной он карает мукою?Скажи нам, если это не грозит ничем.
   ПрометейРассказывать мне тяжко, но и тягостноМолчать об этом. Боль моя всегда со мной.Когда среди бессмертных распря вспыхнулаИ меж собою боги перессорились,Одни с престола Крона сбросить чаяли,Чтоб Зевс царил, другие же владычестваНад божествами не желали Зевсова,Тогда титанам, неба и земли сынам,Помочь советом добрым я хотел. Но мойСовет отвергли. Презирая вкрадчивостьИ всякое лукавство, те надеялись,Что грубой силой без труда захватят власть,А мать моя — и Геей и ФемидоюОна зовется — много раз, заранееИсход той распри зная, говорила мне,Что победитель победит не силою,А хитростью, коварством он одержит верх.Но тщетно убеждал я и доказывал,Меня тогда и слушать не хотел никто.И, видя это, я почел за лучшееПо доброй воле и в союзе с матерьюПойти на помощь Зевсу. Помощь принял он.Моим стараньем в черной пасти ТартараБесследно сгинул древний Крон и все, кто с нимСражался рядом. Вот какой услугоюОбязан мне великий властелин богов.И вот как он за это наградил меня!Болезнь такая, видно, всем правителямПрисуща — никогда не доверять друзьям.Но вы спросили, за какую мучит ЗевсВину меня. Извольте, и о том скажу.Едва успевши на престол родительскийУсесться, сразу должности и званияБогам он роздал, строго между ними властьРаспределил, А человечьим племенемНесчастным пренебрег он. Истребить людейХотел он даже, чтобы новый род растить.Никто, кроме меня, тому противитьсяНе стал. А я посмел. Я племя смертноеОт гибели в Аиде самовольно спас.За это и плачусь такими муками,Что их и видеть больно, — каково ж терпеть!Жалел я смертных, только самого меняНе пожалели. Пытка беспощадная —Удел мой. Зевсу славы не прибавит он.
   Предводительница хораЖелезным сердцем и душою каменнойТот обладает, Прометей, кто миритсяС твоим страданьем. Лучше бы не видеть мне,Как мучишься, но вижу и скорблю с тобой.
   ПрометейМеня увидев, даже недруг сжалится.
   Предводительница хораНи в чем ты больше не был виноват? Скажи.
   ПрометейЕще у смертных отнял дар предвиденья.
   Предводительница хораКаким лекарством эту ты пресек болезнь?
   ПрометейЯ их слепыми наделил надеждами.
   Предводительница хораБлагодеянье это, и немалое.
   ПрометейВдобавок я же и огонь доставил им.
   Предводительница хораИ пламенем владеют те, чей век — как день?
   ПрометейОно научит их искусствам всяческим.
   Предводительница хораЗа эти, значит, преступленья Зевс тебя…
   ПрометейКарает и вовеки не помилует.
   Предводительница хораУжель мученью этому и срока нет?
   ПрометейОдин лишь срок: покуда не смягчится Зевс.
   Предводительница хораНадеешься — смягчится? Иль не видишь ты,Что виноват был? Не хочу вины твоейКасаться: это больно и тебе и мне.О ней — ни слова. Думай, как помочь беде!
   ПрометейЛегко тому, кто сам в беду не впутался,Увещевать и поучать увязшегоВ несчастье. Это все ведь я и раньше знал.О да, о да, прекрасно знал, что делаю,И, людям помогая, сам на пытку шел,Не думал, правда, что такая выпадетМне пытка — чахнуть на утесе каменном,Над пропастью повиснув, средь пустынных скал.Но не тужите о моих сегодняшнихНевзгодах, а спуститесь и о будущихУслышьте судьбах, чтобы всё, как есть, узнать.Молю, молю вас, будьте сострадательны,Беду чужую видя. Ведь без усталиКочует злополучье от одних к другим.
   ХорМы с готовностью просьбу исполним твою,Поверь, Прометей.Легким шагом покинем, к тебе спеша,Быстролетный престол,Воздух чистый, где птицы свой путь вершат,И на эту скалистую землю слетим,Чтобы все до концаУзнать о твоих злоключеньях.
   Хор спускается к скале. Со стороны моря, на крылатом коне, появляется Океан.
   ОкеанВот он, долгой дороги моей предел.Я у цели. Меня, Прометей, к тебеЭта птица примчала. Не удилаНаправляли полет ее — помысел мой.Состраданье к печальной твоей судьбеВнушено мне, должно быть, нашим родством.Но пускай бы и кровьНе роднила нас — знай, все равно никогоНет на свете, кто был бы мне дорог, как ты.Что правду сказал я, увидишь. ЧуждаРечам моим лесть. Ты лишь намекни,Как можно помочь тебе, чем услужить,И скажешь ты сам, что не знаешь друзейВернее меня, Океана.
   ПрометейО, что я вижу! Ты среди свидетелейМоих мучений? Как же ты покинуть смелПоток, что назван по тебе, и скрытыеВ камнях пещеры, чтоб в железороднуюЯвиться землю?[47] Поглядеть на жребий мойСюда пришел ты, горю посочувствовать?Что ж, погляди. Смотри, как друга Зевсова,Его державной власти содобытчика,Чудовищною мукой истязает Зевс.
   ОкеанДа, Прометей, я вижу и совет благойТебе я дал бы, хоть и сам ты опытен.С собою справься и повадку новуюУсвой. Ведь новый нынче над богами царь.Не нужно больше злобные и резкиеБросать слова: их Зевс, хоть высоко сидит,Услыщать может, и тогда покажетсяТебе забавой нынешняя боль твоя.Так не упорствуй в гневе, бедный мученик,А постарайся выход из беды найти.Сочтешь, возможно, речь мою ты старческой,Но сам ведь видишь. Прометей, как дорогоПриходится за дерзкий свой язык платить.А ты все не смирился, все упорствуешь.Зачем? Чтоб к прежней новую прибавить боль?Послушайся совета моего, не лезьТы на рожон упрямо. Сам же видишь ведь:У власти непреклонный и жестокий царь.Я удаляюсь. Коль смогу, попробуюТебя избавить от твоих ужасных мук.А ты молчи, ты вольных не веди речей.Тебе ль, такому мудрецу, неведомо,Что бит бывает всякий, кто болтать горазд?
   ПрометейСухим ты вышел из воды, — завидую, —Хоть в стороне и не был от моих затей.Но успокойся, хлопоты оставь теперь.Его ты не упросишь. Он ведь к просьбам глух.Будь осторожен, сам не попади в беду.
   ОкеанГораздо лучше ты другим, чем сам себе,Даешь советы, судя по твоим делам.Но моего порыва ты не сдерживай:Я верю, твердо верю: эту милость мнеОкажет Зевс и муку прекратит твою.
   ПрометейБлагодарю за это. И признателенТебе всегда я буду за отзывчивость.Но труд оставь свой: все твои усилияНе принесут мне пользы, сколько сил ни трать.Не вмешивайся лучше, отойди, уймись.Да, я страдаю. Только из-за этогоЯ на других не стану навлекать беду.О нет, меня и так уж вечно мучаетСудьба Атланта-брата,[48]  что опорный столбЗемли и неба, тяжесть непомерную,В краю вечернем держит на плечах своих.Еще мне больно думать, что дитя земли,Стоглавый обитатель Киликийских гор,Злосчастный великан, Тифон неистовый,[49]Побит и сломлен. Челюстями страшнымиОн скрежетал, бунтуя против всех богов.Глаза его сверкали диким пламенем,Вот-вот, казалось, Зевсову низвергнет власть,Но Зевс в него стрелу свою бессоннуюНаправил, громом и огнем разящую,И вмиг с его бахвальством и надменностьюПокончил. Прямо в грудь стрела ударила,Испепелила силу, мощь дотла сожгла.И нынче, дряблой распластавшись тушею,Подножьем Этны накрепко придавленный,Близ узкого пролива он лежит, Тифон,А на высоких кручах раскаленноеКует Гефест железо. Хлынет некогдаПоток огня отсюда, и в зубах огняИсчезнут нивы тучные Сицилии.[50]  Так гневТифона шквалом огнедышащимВскипит и страшной изольется бурею,Хоть и перуном Зевса опален гордец.Да ты и сам все знаешь. Не нужны тебеМои советы. Думай, как себя спастиА я уж буду все терпеть, что выпадет.Покуда в сердце Зевса не утихнет гнев.
   ОкеанИль ты не знаешь, Прометей, что вылечитьСпособно слово бурный, нездоровый гнев?
   ПрометейДа, если ты смягчаешь сердце вовремя,А не смиряешь силой раздраженный дух,
   ОкеанНе понимаю, что тебе не нравитсяВ отзывчивой отваге? Объясни, прошу.
   ПрометейПустое рвенье, простодушье глупое.
   ОкеанУпрек не страшный. Это очень выгодно —Глупцом казаться, если ты совсем не глуп.
   ПрометейБоюсь я, что твой промах мне вменят в вину.
   ОкеанОтправиться велишь ты восвояси мне?
   ПрометейЧтоб сам врага не нажил, обо мне скорбя.
   ОкеанВ том, кто недавно на престол верховный сел?
   ПрометейЕго остерегайся, не дразни его.
   ОкеанТвое несчастье, Прометей, наука мне.
   ПрометейСтупай и будь, как прежде, рассудителен.
   ОкеанДа, я и в самом деле собираюсь в путь.Дрожит тропа эфира: то крылами бьетЛетучий конь мой. Как ему не терпитсяДомой вернуться, в стойле отдохнуть, прилечь.
   Океан улетает.
   СТАСИМ ПЕРВЫЙ
   ХорСтрофа 1О жребии горьком твоем скорблю, Прометей.Слезы бегут из глазИ катятся по щекамПечальным потоком.Зевс владычествует грозно,По своим законам правит,Свысока копьем всевластнымОн грозит отставным богам.Антистрофа 1Рыдает и стонет земля. Она о твоейСлаве скорбит былой,О кровниках о твоих,Могучих когда-то.Все, чей дом в краях соседнихАзии, страны священной,О твоей тоскуют доле,Соболезнуют, верь, тебе.Строфа 2Плачут дочери Колхиды,[51]Что не знают страха в битве,Плачут скифские кочевьяНа далеком краю земли,Возле вод Меотийских.[52]Антистрофа 2Плачут Арии герои,[53]Что живут вблизи Кавказа,В городах на склонах скал,Ратоборцы, и вторит имОстрых копий бряцанье.Строфа 3В такой беде мне только одногоСлучилось видеть бога: титан Атлант,Силой безмерной своею славный.Под землю и свод небесный спину,Плача, подставил.Антистрофа 3Шумит, ревет морской прибой……ошибаясь, гремят валы.Черные недра гудят АидаИ стонут потоки рек священныхОт состраданья.
   ЭПИСОДИЙ ВТОРОЙ
   ПрометейНи спеси, ни зазнайства нет, поверьте мне,В моем молчанье. Сердце мне терзает боль,Когда я вижу, как меня унизили.Ведь кто же, как не я, всем этим нынешнимБогам в удел назначил и почет и власть?Об этом, впрочем, помолчу: всё знаетеИ так прекрасно. Лучше вы послушайтеО бедах человеков. Ум и сметливостьЯ в них, дотоле глупых, пробудить посмел.Об этом не затем, чтоб их кольнуть, скажу,А чтоб понять вам, как я к людям милостив.Они глаза имели, но не видели,Не слышали, имея уши. Теням сновПодобны были люди, весь свой долгий векНи в чем не смысля. Солнечных не строилиДомов из камня, не умели плотничать,А в подземельях, муравьями — юркими,Они без света жили, в глубине пещер.Примет не знали верных, что зима идет,Или весна с цветами, иль обильноеПлодами лето, — разуменья не былоУ них ни в чем, покуда я восходы звездИ скрытый путь закатов не поведал им.Премудрость чисел, из наук главнейшую,Я для людей измыслил и сложенье букв,Мать всех искусств, основу всякой памяти.Я первый, кто животных приучил к ярму,И к хомуту, и к вьюку, чтоб избавилиОни людей от самой изнурительнойРаботы. А коней, послушных поводу,Красу и блеск богатства, я в повозки впряг,Не кто иной, как я, льняными крыльямиСуда снабдил и смело по морям погнал.Вот сколько ухищрений для людей земныхПридумал я, злосчастный. Мне придумать бы,Как от страданий этих самому спастись.
   Предводительница хораПозорной мукой сломлен, растерялся тыИ духом пал, как скверный врач пред собственнойБолезнью. Ты найти не в силах снадобья,Которое тебя же исцелить могло б.
   ПрометейЕще не так ты удивишься, выслушавДругих искусств, открытых мною, перечень.Важнейшее сначала. Прежде не былоСпасенья от болезней. Ни травы такой,Ни мази, ни питья не знали смертныеИ гибли без лекарства до тех пор, покаЯ всяких смесей болеутоляющихНе указал им, чтоб любой пресечь недуг.Я ввел разнообразные гаданияИ первый распознал, какие сбудутсяСны и какие — нет. И темных знамений,И знаков придорожных объяснил я смысл.Полет когтистых птиц я людям тщательноРастолковал: какие предвещают зло,Какие — благо, каковы обычаиУ каждой, как враждуют меж собой они,Как любят птицы, как летают стаями,Какого цвета, гладкости какой богамУгодны потроха и виды разныеИ печени и желчи — все открыл я им.Огузки в туке и огромный окорокЯ сжег, чтоб смертных труднопостижимомуИскусству вразумить, и знаков огненныхСмысл, непонятный прежде, объяснить сумел.Вот как все было. А богатства, скрытыеВ подземных недрах — серебро и золото,Железо, медь, — кто скажет, что не я, а онИх обнаружил первым и на свет извлек?Короче говоря, одну ты истинуЗапомни: все искусства — Прометеев дар.
   Предводительница хораО людях непомерно не пекись теперь,А о своих подумай бедах. Верю я,Что день настанет — ты из плена вырвешьсяИ будешь так же, как сегодня Зевс, могуч.
   ПрометейЕще не хочет Мойра всевершащаяИсполнить это. Только после тысяч мукИ после тысяч пыток плен мой кончится.Умение любое — пред судьбой ничто.
   Предводительница хораА кто же правит кормовым веслом судьбы?
   ПрометейТри Мойры[54]да Эринии,[55]что помнят все.
   Предводительница хораТак что же, Зевс им уступает силою?
   ПрометейИ Зевс от предрешенной не уйдет судьбы.
   Предводительница хораЧто, кроме вечной власти, суждено ему?
   ПрометейНа это не отвечу, не выспрашивай.
   Предводительница хораНаверно, это тайна, и священная.
   ПрометейК другому лучше перейди. Об этом речьВести еще не время. Чем уклончивейОтвечу я, тем лучше. Лишь молчаниемОт плена, от позора и от мук спасусь. [Картинка: i_002.jpg] 

   Дионис в ладье. Роспись чаши. Конец VI века до н. э. Мюнхен. Государственный музей древностей
   СТАСИМ ВТОРОЙ
   ХорСтрофа 1Зевс, что над миром царит,Сердце мне да не полнит строптивой силой.Да не устану вовек дарами,Мясом тельцов, ублажать бессмертныхТам, где отца Океана вечный плещет поток.Да не унижу хулойУст моих. Этим желаньям вовек да буду верна.Антистрофа 1Сладкая доля — всю жизньЖить, согревая душу надеждой твердой,Счастьем безоблачным и весельем.Но содрогаюсь, когда я вижуТысячи мук и терзаний, бездну бедствий твоих.Страх перед Зевсом забыв,Смертных ты чтил непомерно, ты был строптив,Прометей.Строфа 2Кто ж за услугу заплатит, скажи, откуда, скажи мне, милый,Помощи ждать? От тех ли, чей век, как день?Ты ли не видел, как слеп и бессиленРод человечий, немощью, словно сном,Скованный? Нет, во веки веков не сможетВоля людей нарушить законы Зевса.Антистрофа 2Этому зрелище учит меня твоих, Прометей, страданий,Песню иную пела я в день, когдаМылась невеста твоя Гесиона,[56]К свадьбе готовясь, — в день, когда ты, жених,Девичье сердце к браку склонив дарами,В дом ее ввел и с нею взошел на ложе.
   ЭПИСОДИЙ ТРЕТИЙ
   Вбегает Ио, превращенная Герой в корову.
   ИоЧей край, что за племя, кто предо мнойНа камне, в оковах, томясь, виситИгралищем бурь?За какую вину гибнешь, ответь.Скажи мне, кудаМеня, злополучную, занесло?Горе, о, горе!Опять слепень впился в меня. Беда мне!Вот, вижу. Аргус, сын земли.Долой, долой!Вот он опять, пастух тысячеглазый,По пятам за мною, во взгляде — ложь.Его и смерть не скрыла в преисподней.Вышел из царства мертвых, рыщет, как ловчий пес,И неотступно за мною, голодной, жалкой,Мчится по взморью, песок топча.СтрофаВоском скрепленная, песню поет свирель,Хочется сном забыться.Горе мне, горе! В какие далиДальний мой путь ведет?Крона дитя, в чем ты меня мог уличить.Кару за что такую,Горькой, послал? Словно слепень,Страх и безумье жалят.Огнем сожги меня, землей засыпь меня,Плоть мою гадам морским скорми!Слезной молитве, прошу,Внемли, владыка!Вдоволь скиталица наскиталась.Ведать не ведаю, где конецЭтой муке великой.Слышишь ли ты волнорогой девушки речь?
   ПрометейКак не услышать дочери Инаховой,Слепнем гонимой, той, что сердце Зевса жжетЛюбовью и в скитаньях нескончаемыхПо воле Геры гневной коротает век?
   ИоАнтистрофаКто тебе имя отца моего открыл?Кто ты, ответь мне, сжалься.Кто тебе, бедный, о бедах ИоВерную весть принес?Назван тобой посланный мне богом недуг:С места на место гонит,Мучит меня жало мое.Вскачь я сюда бежала.Голод глодал меня, Гера гнала меня,Мстительной злобой дыша, гнала.Кто тот несчастный, чья больС этой сравнится?Ясно скажи мне, какие мукиЖдут меня. Как побороть недуг,Если знаешь, поведай.Девушке бедной ответ, умоляю, дай.
   ПрометейВсе, что узнать ты хочешь, расскажу тебе,На все отвечу без загадок, попросту,Как принято с друзьями разговаривать.Я Прометей, который людям дал огонь.
   ИоНа благо ты явился человечеству.За что же, бедный Прометен, страдаешь так?
   ПрометейЯ лишь недавно выплакал печаль свою.
   ИоМне, значит, не окажешь этой милости?
   ПрометейО чем узнать ты хочешь? Все скажу тебе.
   ИоКто к этому утесу приковал тебя?
   ПрометейРука — Гефеста, а решенье — Зевсово.
   ИоА за какие платишься провинности?
   ПрометейДовольно! Хватит и того, что сказано.
   ИоЕще открой несчастной, чем окончатсяЕе скитанья и какой им срок сужден.
   ПрометейНе знать об этом лучше бы тебе, чем знать.
   ИоНет, не скрывай мучений, предстоящих мне.
   ПрометейНе откажу тебе я в этой милости.
   ИоТак почему же медлишь все как есть сказать?
   ПрометейСказать не жаль мне. Только огорчить боюсь.
   ИоНе будь ты так заботлив. Это лишнее.
   ПрометейТвое желанье выполняю. Слушай же.
   Предводительница хораПостой, мое желанье тоже выполни:Сначала мы узнаем, в чем недуг ее.Пускай сперва расскажет о беде своей,А о дальнейших муках скажешь после ты.
   ПрометейИх просьбу, Ио, отклонять не следует.Они же сестры твоего отца.[57]Где плачО жребии несчастном слезы горькиеИ состраданье слушателей вызовет,Там и помешкать можно, там и слов не жаль.
   ИоНе в силах вашей просьбе я противиться.Из речи ясной все, что вы хотите знать,Узнаете сейчас вы, хоть рассказыватьО том стыжусь я, как меня, несчастную,Застигла буря божьего неистовстваИ как она сгубила красоту мою.Из ночи в ночь в мои покои девичьиСны приходили, и виденья вкрадчивоШептали мне: «О девушка счастливая,Зачем хранишь ты девственность? ВысокогоСподобишься ты брака. Воспылал к тебеСам Зевс желаньем и Киприды сладкий трудДелить с тобою хочет. Ложа Зевсова,Дитя, не отвергай ты, а на сочный лугЛернейский выйди, к стойлам и стадам отца,Чтоб пламя страсти в Зевсовых очах унять».Такими снами я томилась, горькая,Все ночи напролет, и вот осмелиласьОтцу об этих призраках ночных сказать.Тогда к Додону и Пифо гонцов своихСтал посылать отец мой:[58] он узнать хотел,Как делом или словом угодить богам.Гонцы, однако, приносили темныеОтветы, и неясен был вещаний смысл.Но наконец понятного оракулаИнах дождался, твердый получил приказПрогнать меня, чтоб, отчий дом и родинуПокинув, я скиталась на краю земли.А не прогонит — огнеглазой молниейУдарит Зевс, и сгинет весь Инахов род.И вот, поверив прорицанию Локсия,[59]Отец, несчастный сам, меня, несчастную,Прогнал с порога дома. Покорился онУзде, в которой держит нас всесильный Зевс.И тотчас облик мой, как и душа моя,Преобразился — видите рога? — слепеньМеня ужалил, и прыжками буйнымиЯ побежала к чистым водам Керхнии,[60]К кринице Лерны.[61]А за мной, бесчисленныхГлаз не сводя с моих следов, неистовыйПастух, землей рожденный, по пятам гнался.Его внезапно жребий неожиданный из жизни вырвал.А меня из края в крайСлепень безумья гонит. Это божий бич.Теперь ты все услышал. Если что-нибудьО предстоящем знаешь, не щади меня,Скажи всю правду. Ничего постыднееНеискренних, нечестных слов на свете нет,
   ХорО, погоди, помолчи!Сниться не снилось мне, что такимСтранным рассказом смутят мой слух,Невыносимо, невыразимоСердце мне, словно мечом, ледяным, двуострым,Горечью, жалостью, ужасом, болью пронзят.Доля ты, доля, горе ты, горе!С дрожью на муки Ио гляжу.
   ПрометейПугаешься и стонешь преждевременно:Сначала остальное ты узнать должна.
   Предводительница хораТак говори же. Облегченье страждущимВсю боль, что суждена им, наперед узнать.
   ПрометейЛегко мне было просьбу вашу прежнююИсполнить. Вы хотели от нее самойСперва услышать повесть об ее беде.Теперь о том, что волей Геры вытерпетьОтроковице этой предстоит, скажу. А ты,Инаха семя, ты слова моиВпивай душою, чтоб конец пути узнать.Отсюда ты сначала, на восток свернув,Ступай вперед по землям нераспаханнымК кочевьям скифов, что в плетеных коробах,Высоких, на колесах, с дальнострельнымиНе расставаясь луками, привыкли жить.Не подходи к ним, а скалистым берегом,Где волны гулко стонут, дальше путь держи.Там слева кузнецы, с железом дружные,Живут, халибы.[62] Этих опасайся ты:Народ суровый, круты с чужеземцами.К реке Дикарке выйдя[63],— та и впрямь дика, —Вброд не пускайся: брода не найти тебе,Покуда до Кавказа, всем горам горы,Не доберешься, где поток неистовоС вершины хлещет. Кручи, что у самых звезд,Перемахнув, дорогой прямо на полденьСпуститься надо. К амазонкам, воинству,Враждебному мужчинам, ты придешь (ониБлиз Териодонта, в Темискире,[64]некогдаОсядут, где коса у Салмидесса[65]  путьСудам закрыла, мореходам мачеха).Дорогу там покажут, не чинясь, тебе.Ты выйдешь к перешейку Киммерийскому,К воротам узким моря, безбоязненноПересечешь теснину меотийских вод,И вечно среди смертных славной памятьюОб этой переправе будет имя жить —«Боспор»[66]— «Коровий брод».На материк придешь Азийский из Европы.Не находите ль, что царь богов во всех своих деянияхРавно жесток? Желая с этой смертноюСовокупиться, бог в такое странствиеПогнал ее. Поклонник грозный, девушка,Тебе достался. Все, что ты услышала,Еще и не начало даже мук твоих.
   ИоГоре мне, горе мне!
   ПрометейОпять кричишь и стонешь. Что же сделаешь,Когда узнаешь меру и дальнейших бед?
   Предводительница хораТы, значит, ей предскажешь беды новые?
   ПрометейБушующее море неизбывных мук.
   ИоНа что мне жизнь? Зачем же я не бросиласьБез долгих сборов с этой вот скалы крутой,Чтоб, рухнув наземь, навсегда избавитьсяОт всех печалей? Смерть принять единождыМилей, чем каждый день в сплошном страданье жить.
   ПрометейМои мученья ты едва ли б вынесла:Ведь смерть и та судьбой мне не дарована,А смерть освободила бы меня от мук.Увы, конца терзаний не приходитсяМне ждать, покуда власти не лишится Зевс.
   ИоВозможно ль, что лишится Зевс владычества?
   ПрометейТы, думаю, была бы рада этому.
   ИоЕще бы! Ведь от Зевса и беда моя.
   ПрометейТак знай же: это сбудется воистину.
   ИоНо кто отнимет у него державный жезл?
   ПрометейСам и отнимет безрассудным замыслом.
   ИоКаким? Скажи мне, если не опасно знать.
   ПрометейОн вступит в брак, и в этом он раскается.
   ИоС богиней или смертной — если тайны нет?
   ПрометейНе все ль едино? Это разглашать нельзя.
   ИоЕго жена с престола свергнет, может быть?
   ПрометейСын у нее родится посильней отца.
   ИоИ Зевс никак от этой не уйдет судьбы?
   ПрометейЕсли свободу мне не возвратят, то нет.
   ИоКто ж против воли Зевса это сделает?
   ПрометейОн из твоих потомков, избавитель мой.[67]
   ИоЧто говоришь ты? Отпрыск мой спасет тебя?
   ПрометейДа, в третьем поколенье от десятого.
   ИоЕще неясно мне твое пророчество.
   ПрометейУзнать свой жребий не старайся более,
   ИоТого, что посулил мне, не лишай меня.
   ПрометейИз двух пророчеств можешь услыхать одно.
   ИоНо из каких же двух? Скажи, дай выбрать мне.
   ПрометейИзволь, вот выбор: либо то, что вытерпишь,Скажу тебе я, либо — кто спасет меня.
   Предводительница хораЕй лучше окажи услугу первую,А мне вторую, просьбе благосклонно вняв:Ты ей поведай о дальнейших странствиях,А я б узнать хотела, кто спаситель твой.
   ПрометейКоль вы того хотите, я противитьсяНе стану, все, что вам угодно знать, скажу.Начну с твоих метаний, Ио. В памятиДуши твоей ты это записать должна.Поток у кромки двух материков проплыв,К восходу солнца, на восток пылающий,Ступай от моря шумного, и ты придешьК полям Кистены,[68]  в край горгон, где древниеЖивут Форкиды.[69]  Три на вид как лебеди,Но с общим глазом, и один-единственныйУ каждой зуб. Лучами никогда на нихНе смотрит солнце, месяц не глядит в ночи.А рядом — три горгоны змеекудрые,С крылами, сестры этих, людям страшные:На них как взглянет смертный — так и дух долой.Об этом для острастки говорю тебе.Теперь о страхе о другом сказать хочу.Кусливых бойся грифов, Зевса бешеныхСобак, и бойся одноглазых конниковИз рати аримаспов,[70]у ПлутоноваПотока золотого обитающих.Ты к ним не приближайся. В дальний край затемПридешь, где племя черных возле утреннейЖивет зари. Течет там Эфиоп-река.[71]Ее высоким берегом дойди потомДо водопада, где с отрогов БиблосаНил многочтимый чистую струю стремит.Тебя он в треугольную и выведет[72]Ту землю, Ио, где тебе с потомкамиВдали от мест родимых суждено осесть.Коль непонятна иль туманна речь моя,Переспроси, отвечу вразумительней:Досуг, увы, мне больший, чем хотел бы, дан.
   Предводительница хораЧто ж, если ты не кончил или что-нибудьЗабыл сказать ей о злосчастном странствии,То говори. Но если все сказал, тогдаПрипомни, что просили мы, и выполни.
   ПрометейВсе о скитаньях ей поведал полностью,Но чтобы убедилась, что не вздор мелю.Я расскажу, что было с нею, прежде чемСюда явилась, — в подтвержденье слов моих.Большую часть событий, впрочем, выпущуИ о конце блужданья твоего скажу.Итак, когда ты вышла на Молосскую[73]Равнину и к высотам у Додоны, гдеФеспрота Зевса дом[74]  стоит пророческийИ вещие, о диво, те дубы растут,Которые, не обинуясь, явственноТебя супругой Зевсовою будущейНазвали славной, — что за честь, не правда ли? —Ты в исступленье вдруг метнулась к берегу,К заливу Реи ринулась огромномуИ вспять от взморья снова понеслась бегом.Настанет время — будет ИоническимЗалив тот называться, — знай доподлинно, —В напоминанье людям о твоем пути.Вот ты и получила доказательство,Что ум мой видит больше, чем увидит глаз.Теперь и остальное вам и ей скажу,На прежнюю вернувшись колею речей.Каноб — такой есть город на краю земли,Близ устья Нила, у наносов илистых.Там от безумья Зевс тебя и вылечит,К тебе рукою прикоснувшись ласково,И ты родишь Эпафа темнокожего,[75]Дитя прикосновенья. И землею всей,Что Нил поит широкий, будет править он.И пять колен пройдет, и пятьдесят сестерВернутся в Аргос,[76] не желая с братьямиДвоюродными, крови той же, в брак вступить.А те, пылая страстью и преследуя,Как ястребы голубок, беглых девушек,Свою добычу схватят, но не радостнойДобыча будет эта. Бог расстроит брак.Земля пеласгов[77]  примет женихов. Арес[78]Руками дев убьет их в ночь бессонную.Да, каждая из жен у мужа каждогоОтнимет жизнь, двуострый в горло нож всадив.Любовь такую и моим бы недругам!Томясь желаньем, лишь одна из девушекРастает, мужа не убьет. Погаснет в нейЕе решимость. Слабой предпочтет прослыть,Но никаким убийством не запятнанной,И от нее аргосский царский род пойдет.Рассказывать подробней — дело долгое.Но семя это даст того отважногоСтрелка из лука, что меня от мук моихИзбавит. Вот что мать давнорожденнаяФемида Титанида предсказала мне.А как и где — об этом много времениРечь заняла б, да и тебе что проку в том.
   ИоО, беда, о, беда!Снова жгучая боль помутила ум,Я опять бешусь, и горит в душе жаркое жало.Сердце в страхе стучит, колотится в грудь,Вкруговую, блуждая, пошли глаза,Вихрь безумья с дороги гонит меня,Языком не владею, бессвязная речьЗахлебнулась и тонет в волнах беды,В исступленном прибое бреда.
   (Убегает.)
   СТАСИМ ТРЕТИЙ
   ХорСтрофаМудр, о, поистине мудрТот, кто впервые понял и вслух произнес:С равными нужноВ браки вступать, чтоб счастье свое найти.Если ты нищ и убог, то богатых, пресыщенныхИ родовитых, надменных, напыщенныхОбходить старайся стороной.АнтистрофаО, никогда, никогдаПусть не увидят Мойры на ложе меняЗевсовой страстиИли женой другого сына небес.Страшно глядеть мне, как Ио, стыдливую девушку,Топчет, и мучит, и гонит на бедствияГеры сокрушительная злость.ЭподНисколько мне не страшно с равным в брак вступить,Но не взглянул бы на меняС неумолимой страстью бог высокий!Безнадежна тут надежда, безвыходен выход.Я не знаю, как жить тогда,И не вижу, как мне уйтиОт Зевсовой мудрой власти.
   ЭКСОД
   ПрометейПри всем его тщеславье даже Зевс ещеНаучится смиренью. Он готовитсяК такой женитьбе, что во мрак безвестностиЕго с престола сбросит. Тут и сбудетсяПроклятье Крона полностью, которое,С престолом расставаясь, произнес отец.Как этих бед избегнуть, из богов никтоСказать не может Зевсу. Только я бы мог.Я знаю — как. Пускай же он упорствует,Кичась громами в небесах и пламенемПылающие стрелы с высоты меча.Все это не поможет, от бесславногоИ страшного паденья не спасется Зевс:Непобедимо сильного противника,Врага на диво сам себе готовит он.Противник этот пламя жарче молнииПридумает и грохот посильней, чем гром,И в море он трезубец посейдоновскийШвырнет, который землю, как болезнь, трепал.И Зевсу будет худо, и узнает Зевс,Как непохоже рабство на владычество.
   Предводительница хораОтводишь душу, Зевса проклиная всласть.
   ПрометейО том твержу, что будет и чего хочу.
   Предводительница хораНеужто сладить с Зевсом сможет кто-нибудь?
   ПрометейЕму грозят мученья тяжелей моих.
   Предводительница хораНе страшно ли такие говорить слова?
   ПрометейЧего бояться? Смерть не угрожает мне.
   Предводительница хораА вдруг еще больнее мучить вздумает?
   ПрометейПускай больнее. Я ведь ко всему готов.
   Предводительница хораТот мудр, кто Немезиду чтит безропотно.
   ПрометейРобей пред всякой властью, льсти, заискивай,А мне до Зевса дела никакого нет.Пусть правит как угодно в свой короткий срок,Ему недолго над богами властвовать.Но вот я вижу, Зевсов к нам гонец спешит,Прислужник верный самодержца нового.Какую-нибудь новость сообщит сейчас.
   Появляется Гермес.
   ГермесК тебе, проныра и брюзга брюзгливейший,Богов предатель, а людей, чей век, как день,Заступник-благодетель, огнекрад, спешу.Отец велит о браке, упомянутомТобой хвастливо, браке, что владычестваЕго лишит, поведать не намеками,А ясно и подробно, чтобы мне сюдаНе возвращаться, Прометей. УступчивейОт этого, ты знаешь, ведь не станет Зевс.
   ПрометейПолны высокомерья и надменностиТвои слова. На то ты и слуга богов.Вам, новым, внове править и незыблемойТвердыней власть сдается вам. Не два ль царяС твердыни той упали на моих глазах?[79]А третьим, вскоре я увижу, нынешнийПадет позорно. Так ужели стану яБогов бояться новых, трепетать, робеть?Как бы не так! Дорогой, по которой тыСюда явился, возвратись назад скорей:Ни на один вопрос твой не отвечу я.
   ГермесТакая же строптивость безогляднаяТебя уже метнула в эту гавань мук.
   ПрометейНо на твое холопство тяжкий жребий мойЯ променять, знай твердо, не согласен, нет.
   ГермесНаверно, быть холопом камня этогоМилей, чем Зевсу преданным гонцом служить.
   ПрометейЗа оскорбленья платят оскорбленьями.
   ГермесТы рад, гляжу, такому обороту дел.
   ПрометейЯ рад ему? Такой же точно радостиВрагам своим желаю, в их числе — тебе.
   ГермесВ своих ты бедах, значит, и меня винишь?
   ПрометейВсех, говоря по правде, ненавижу яБогов, что за добро мне отплатили злом.
   ГермесВеликим, вижу, болен ты безумием.
   ПрометейДа, болен, если ненависть к врагам — болезнь.
   ГермесТебе бы да удачу — ты б несносен был.
   ПрометейО, горе!
   ГермесЗевс не знает слова этого.
   ПрометейЧто ж, время, старясь, может научить всему.
   ГермесНо ты умнее все еще не сделался.
   ПрометейА то б с тобой, холопом, говорить не стал.
   ГермесОтцу, я вижу, отвечать не думаешь.
   ПрометейЯ так ему обязан, так признателен…
   ГермесКак над мальчишкой, надо мной глумишься ты.
   ПрометейГлупее ты мальчишки, коль надеешьсяХоть что-нибудь для Зевса от меня узнать.Ни хитрости, ни пытки нет, которымиМеня склонить удастся к откровенности,Пока с меня он мерзких не сорвет цепей.Пускай он мечет огненные молнии,Пусть белокрылым снегом сыплет, громы пустьНа Землю рушит, все перевернет вверх дном —Ничем он не добьется, чтобы выдал я,Кто тот, который у него отнимет власть.
   ГермесКакая польза в том тебе, подумал ты?
   ПрометейВсе взвешено давно уж и продумано.
   ГермесПора, глупец, пора же наконец тебеРазумно, трезво на свою беду взглянуть.
   ПрометейВ ушах твоя навязла речь, как моря шум.Не смей и думать, что решенья ЗевсоваПо-женски устрашусь я и, как женщина,Заламывая руки, ненавистногоПросить начну тирана, чтоб от этих путМеня освободил он. Не дождется, нет!
   ГермесЯ много говорил, но, видно, попусту.Не тронешь никакими увещаньямиТвоей души. Так сбрую необъезженныйКонь сбросить норовит и удила прогрызть.Но как бессильно все твое неистовство!Когда в упрямстве нет расчета трезвого,Оно не стоит ровно ничего, пойми.Совет мой отвергая, ты представь себе,Какая буря и лавина бед какихНеотвратимо грянет. Ведь сперва отецУтес вот этот огнекрылой молниейИ громом раздробит и под обломкамиТвое схоронит тело, навалив камней.Когда же время истечет огромное,Ты выйдешь на свет. И крылатый Зевсов пес,Орел, от крови красный, будет с жадностьюЛоскутья тела твоего, за кусом кус,Терзать и рвать и клювом в печень чернуюВпиваться каждодневно, злой, незваный гость,Конца страданьям этим до тех пор не жди,Покуда некий бог великих мук твоихПреемником не станет, в недра ТартараИ в мрак Аида черный пожелав уйти.Вот и решайся. Это не хвастливыеУгрозы, нет, а твердое условие.Лгать не умеет Зевс, и что уста егоПроизнесли, свершится. Так размысли же,Раскинь умом. Не думай, что упрямый нравДостойнее и лучше осторожного.
   Предводительница хораМне речь Гермеса, право же, не кажетсяНелепой: призывает не упрямитьсяИ защищает осторожность мудрую.Послушайся! Ведь промах мудреца срамит.
   ПрометейЯ знал наперед, о чем возвеститМне этот гонец. Но муки терпетьВрагу от врага — совсем не позор.Змеей расщепленной молния пустьМетнется на грудь мне, пусть воздух дрожитОт грома, от бешенства бури, пускайЗемля содрогнется до самых глубин,До самых корней под ветром тугим!Пусть море, бушуя, взъярит валыИ хлынет на тропы небесных звезд,Пускай в преисподнюю, в Тартар пустьВо мрак непроглядный тело моеБезжалостным вихрем швырнет судьба —Убить меня все же не смогут!
   ГермесБезумную речь услышали мы,Рассудка туманного странный язык.С ума он сошел. Его похвальбаПохожа на бред. Он болен душой!А вы, о печальницы, горю егоСочувствия полные, вы теперьИз этих недобрых уйдите местБыстрее, не то оглушит вас ударНебесного грозного грома.
   ХорДругой нам какой-нибудь дай совет,Мы примем его. А эти словаНе к месту. Несносна такая речь.Как смеешь ты низости нас учить?Что вытерпеть должно, вытерпим с ним.Предателей мы ненавидим, и нетПорока для насГнусней и мерзей вероломства.
   ГермесЧто ж, помните, загодя вас остерег,И, роком настигнутые, судьбуУже не кляните. Сказать, что ЗевсНежданно обрушит на вас удар,Теперь вы не вправе. О нет, себяВы губите сами, зная, на чтоИдете. Беды безысходна сеть.Но вас не манили в нее тайком.Запутало вас безумье.
   Гермес удаляется. Раздается гром и подземный грохот.
   ПрометейУже дела пошли, не словаЗемля закачалась,Гром грохочет, в глубинах ее глухимОтголоском рыча. Сверкают огнемВолны молний. Вихри взметают пыльК небу. Ветер на ветер идет стеной,И сшибаются, встретившись, и кружат,И друг другу навстречу, наперерезВновь несутся. И с морем слился эфир.Это явно Зевса рука меняБуйной силой силится запугать.О святая матерь, о всех и всяЗаливающий светом небес эфир,Без вины страдаю — глядите!
   Удар молнии. Прометей проваливается под землю.
   СОФОКЛ
   Софокл (496–406 гг. до н. э.) родился в Колоне, афинском предместье, в семье богатого владельца оружейной мастерской. Получил хорошее музыкальное образование и на семнадцатом году жизни участвовал в исполнении благодарственного гимна на торжествах по поводу победы при Саламине. Был близок к Периклу и занимал ряд государственных должностей.
   Софоклом написано не менее восьмидесяти трагедий, из которых до нас дошло семь: «Эдип-царь», «Эдип в Колоне», «Антигона», «Трахинянки», «Аянт», «Филоктет», «Электра».
   ЭДИП-ЦАРЬ
   ДЕЙСТВУЮЩИЕ ЛИЦА
   Эдип.
   Жрец.
   Креонт.
   Тиресий.
   Иокаста.
   Вестник.
   Пастух Лая.
   Домочадец Эдипа.
   Хор фиванских старейшин.
   ПРОЛОГ
   ЭдипО деда Кадма юные потомки![80]Зачем сидите здесь, у алтарей,Держа в руках молитвенные ветви,В то время как весь город фимиамомНаполнен, и моленьями, и стоном?И потому, желая самоличноО всем узнать, я к вам сюда пришел, —Я, названный у вас Эдипом славным.Скажи мне, старец, — ибо речь вестиТебе за этих юных подобает, —Что привело вас? Просьба или страх?С охотой все исполню: бессердечноНе пожалеть явившихся с мольбой.
   ЖрецВластитель края нашего, Эдип!Ты видишь — мы сидим здесь, стар и млад:Одни из нас еще не оперились,Другие годами отягчены —Жрецы, я — Зевсов жрец, и с нами вместеЦвет молодежи. А народ, в венках,На торге ждет, у двух святынь ПалладыИ у пророческой золы Исмена.[81]Наш город, сам ты видишь, потрясенУжасной бурей и главы не в силахИз бездны волн кровавых приподнять.Запахли в почве молодые всходы,Зачах и скот; и дети умираютВ утробах матерей. Бог-огненосец —Смертельный мор — постиг и мучит город.Пустеет Кадмов дом, Аид же мрачныйОпять тоской и воплями богат.С бессмертными тебя я не равняю, —Как и они, прибегшие к тебе, —Но первым человеком в бедах жизниСчитаю и в общении с богами.Явившись в Фивы, ты избавил нас[82]От дани той безжалостной вещунье,Хоть ничего о нас не знал и не былНикем наставлен; но, ведомый богом,Вернул нам жизнь, — таков всеобщий глас.О наилучший из мужей, Эдип,К тебе с мольбой мы ныне прибегаем:Найди нам оборону, вняв глаголБожественный иль вопросив людей.Всем ведомо, что опытных советыБлагой исход способны указать.О лучший между смертными! ВоздвигниВновь город свой! И о себе подумай:За прошлое «спасителем» ты назван.Да не помянем впредь твое правленьеТем, что, поднявшись, рухнули мы вновь.Восстанови свой город, — да стоит онНеколебим! По знаменью благомуТы раньше дал нам счастье — дай и ныне!Коль ты и впредь желаешь краем править,Так лучше людным, не пустынным правь.Ведь крепостная башня иль корабль —Ничто, когда защитники бежали.
   ЭдипНесчастные вы дети! Знаю, знаю,Что надо вам. Я вижу ясно: всеСтрадаете. Но ни один из васВсе ж не страдает так, как я страдаю:У вас печаль лишь о самих себе,Не более, — а я душой болеюЗа город мой, за вас и за себя.Меня будить не надо, я не сплю.Но знайте: горьких слез я много пролил,Дорог немало думой исходил.Размыслив, я нашел одно лишь средство.Так поступил я: сына Менекея,Креонта, брата женина, отправилЯ к Фебу, у оракула узнать,Какой мольбой и службой град спасти.Пора ему вернуться. Я тревожусь:Что приключилось? Срок давно истек,Положенный ему, а он все медлит.Когда ж вернется, впрямь я буду плох,Коль не исполню, что велит нам бог.
   ЖрецКо времени сказал ты, царь: как разМне знак дают, что к нам Креонт подходит,
   ЭдипЦарь Аполлон! О, если б воссиялаНам весть его, как взор его сияет!
   ЖрецОн радостен! Иначе б не украсилСвое чело он плодоносным лавром.
   ЭдипСейчас узнаем. Он расслышит нас.Властитель! Кровный мой, сын Менекея!Какой глагол от бога нам несешь?
   КреонтБлагой! Поверьте: коль указан выход.Беда любая может благом стать.
   ЭдипКакая ж весть? Пока от слов твоихНе чувствую ни бодрости, ни страха.
   КреонтТы выслушать меня при них желаешь?Могу сказать… могу и в дом войти…
   ЭдипНет, говори при всех: о них печалюсьСильнее, чем о собственной душе.
   КреонтИзволь, открою, что от бога слышал.Нам Аполлон повелевает ясно:«Ту скверну, что в земле взросла фиванской,Изгнать, чтоб ей не стать неисцелимой».
   ЭдипКаким же очищеньем? Чем помочь?
   Креонт«Изгнанием иль кровь пролив за кровь, —Затем, что град отягощен убийством».
   ЭдипНо чью же участь разумеет бог?
   КреонтО царь, владел когда-то нашим краемЛай, — перед тем, как ты стал править в Фивах.
   ЭдипСлыхал, — но сам не видывал его.
   КреонтОн был убит, и бог повелевает,Кто б ни были они, отмстить убийцам.
   ЭдипНо где они? В каком краю? Где сыщешьНеясный след давнишнего злодейства?
   КреонтВ пределах наших, — он сказал: «ПрилежныйНайдет его, но не найдет небрежный».
   ЭдипНо дома у себя, или на поле,Или в чужом краю убит был Лай?
   КреонтОн говорил, что бога вопроситьОтправился, и больше не вернулся.
   ЭдипА из тогдашних спутников царяНикто не даст нам сведений полезных?
   КреонтУбиты. Лишь один, бежавший в страхе,Пожалуй, нам открыл бы кое-что.
   ЭдипНо что? Порой и мелочь много скажет.Когда б лишь край надежды ухватить!
   КреонтОн говорил: разбойники убилиЦаря. То было делом многих рук.
   ЭдипНо как решились бы на то злодеи,Когда бы здесь не подкупили их?
   КреонтПусть так… Но не нашлось в годину бедОтмстителя убитому царю.
   ЭдипНо если царь погиб, какие ж бедыМогли мешать разыскивать убийц?
   КреонтВещунья-сфинкс. Ближайшие заботыЗаставили о розыске забыть.
   ЭдипВсе дело вновь я разобрать хочу.К законному о мертвом попеченьюВернули нас и Аполлон и ты.Союзника во мне вы обретете:Я буду мстить за родину и бога.Я не о ком-нибудь другом забочусь, —Пятно снимаю с самого себя.Кто б ни был тот убийца, он и мнеРукою той же мстить, пожалуй, станет.Чтя память Лая, сам себе служу.Вставайте же, о дети, со ступеней,Молитвенные ветви уносите, —И пусть народ фиванский созовут.Исполню все: иль счастливы мы будемПо воле божьей, иль вконец падем.
   ЖрецО дети, встанем! Мы сошлись сюдаСпросить о том, что царь и сам поведал.Пусть Аполлон, пославший нам вещанье,Нас защитит и уничтожит мор.
   Уходит.
   ПАРОД
   ХорСтрофа 1Сладкий Зевса глагол!От златого Пифона[83]Что приносишь ты нынеВ знаменитые Фивы?Трепещу, содрогаюсь смущенной душой.Исцелитель Делиец![84]Вопрошаю почтительно:Нового ль ждешь ты служенияИль обновленного прежнегоПо истечении лет?О, поведан, бессмертный,Порожденный златоюНадеждой глагол!Антистрофа 1Ныне первой тебя призываю, дочь Зевса,Афина бессмертная!И сестру твою, девуАртемиду, хранящую нашу страну,Чей на площади главнойТрон стоит достославный,И Феба, стрелка несравненного!Три отравителя смерти!Ныне явитесь! Когда-тоОтогнали вы жгучий мор, напавший на город!Явитесь же вновь!Строфа 2Горе! Меры нет напастям!Наш народ истерзан мором,А оружья для защитыМысль не в силах обрести.Не взрастают плоды нашей матери Геи,И не в силах родильницы вытерпеть мук.Посмотри на людей, — как один за другимБыстрокрылыми птицами мчатся ониОгненосного мора быстрейНа прибрежья закатного бога.Антистрофа 2Жертв по граду не исчислить.Несхороненные трупы,Смерти смрад распространяя,Неоплаканы лежат.Жены меж тем с матерями седымиМолят, припав к алтарям и стеная,Об избавленье от тягостных бед.Смешаны вопли с пеанами светлыми.О златая дочь Зевса, явисьЯсноликой защитой молящим!Строфа 3Смерти пламенного бога,[85]Что без медного щитаНас разит под крики бранные, —Молим: в бегство обратиИз земли родной и ввергниВ бездну Амфитриты![86]Иль умчи к берегам без пристанищ,Где бушует фракийский прибой,Ибо мочи не стало:Что ночь закончить не успеет,То, встав, заканчивает день.Ты, держащий в руке мощь пылающих молний,Зевс-отец, порази его громом своим!Антистрофа 3Ты мечи, о царь Ликейский,[87]С тетивы, из злата скрученной,Стрелы тучей на врага!Да метнет и АртемидаПламена, что в дланях держит,Мчась в горах Ликийских![88]И его призываем мы — Вакха,Соименного с нашей землей,Со златою повязкой,С хмельным румянцем, окруженногоТолпой восторженных Менад, —Чтоб приблизил и он свой сияющий факел,С нами бога разя, всех презренней богов!
   Входит Эдип.
   ЭПИСОДИЙ ПЕРВЫЙ
   ЭдипВы молите? Отвечу вам: надейтесь,Себе на пользу речь мою уважив,Защиту получить и облегченье.Речь поведу, как человек стороннийИ слухам и событий. НедалекоУйду один — нет нитей у меня.Я стал у вас всех позже гражданином.К вам ныне обращаюсь, дети Кадма:Кто знает человека, чьей рукойБыл умерщвлен когда-то Лай, томуМне обо всем сказать повелеваю.А если кто боится указатьСам на себя, да знает: не случитсяХудого с ним, лишь родину покинет.А ежели убийца чужестранецИ вам знаком, — скажите. НагражуКазною вас и окажу вам милость.Но если даже вы и умолчите,За друга ли страшась иль за себя, —Дальнейшую мою узнайте волю:Приказываю, кто бы ни был он,Убийца тот, в стране, где я у власти,Под кров свой не вводить его и с нимНе говорить. К молениям и жертвамНе допускать его, ни к омовеньям, —Но гнать его из дома, ибо он —Виновник скверны, поразившей город.Так Аполлон нам ныне провещал.И вот теперь я — и поборник бога,И мститель за умершего царя.Я проклинаю тайного убийцу, —Один ли скрылся, много ль было их, —Презренной жизнью пусть живет презренный!Клянусь, что если с моего согласьяКак гость он принят в доме у меня,Пусть первый я подвергнусь наказанью.Вам надлежит исполнить мой приказ,Мне угождая, богу и стране,Бесплодно обреченной гневным небом.Но если б даже не было вещанья,Вам очищенье все же подобало б,Затем что славный муж и царь погиб.Итак, начните розыски! ПосколькуЯ принял Лая царственную власть,Наследовал и ложе и супругу,То и детей его — не будь потомствомОн обделен — я мог бы воспитать…Бездетного его беда настигла.Так вместо них я за него вступлюсь,Как за отца, и приложу все силы,Чтоб отыскать и захватить убийцуЛабдака сына, внука Полидора,Чей дед был Агенор и Кадм — отец.Молю богов: ослушнику земляДа не вернет посева урожаем,Жена не даст потомства… Да погибнетВ напасти нашей иль в иной и злейшей!А вам, потомкам: Кадма, мой приказОдобрившим, поборниками вечноДа будут боги все и Справедливость.
   ХорНа клятву клятвенно отвечу, царь:Не убивал я Лая и убийцуБессилен указать; но в помощь делуВиновного объявит Аполлон.
   ЭдипТы судить верно. Но богов принудитьНикто не в силах против воли их.
   ХорСкажу другое, лучшее, быть может.
   ЭдипХотя б и третье, — только говори.
   ХорТиресий-старец столь же прозорлив,Как Аполлон державный, — от негоВсего ясней, о царь, узнаешь правду.
   ЭдипНе медлил я. Совету вняв Креонта,Я двух гонцов подряд послал за старцемИ удивлен, что долго нет его.
   ХорНо есть еще давнишняя молва…
   ЭдипСкажи, какая? Все я должен знать.
   ХорЦаря, толкуют, путники, убили.
   ЭдипСлыхал я; хоть свидетеля не видел.
   ХорНо если чувствовать он может страх,Твоих проклятий грозных он не стерпит.
   ЭдипКто в деле смел, тот не боится слов.
   ХорНо вон и тот, кто властен уличить:Ведут богам любезного провидца,Который дружен с правдой, как никто.
   Входит Тиресий.
   ЭдипО зрящий все Тиресий, что доступноИ сокровенно на земле и в небе!Хоть темен ты, но знаешь про недугСтолицы нашей. Мы в тебе одномЗаступника в своей напасти чаем.Ты мог еще от вестников не слышать, —Нам Аполлон вещал, что лишь тогдаИзбавимся от пагубного мора,Когда отыщем мы: цареубийцуИ умертвим иль вышлем вон из Фив.И ныне, вопросив у вещих птицИли к иным гаданиям прибегнув,Спаси себя, меня спаси и Фивы!Очисти нас, убийством оскверненных.В твоей мы власти. Помощь подаватьПосильную — прекрасней нет труда.
   ТиресийУвы! Как страшно знать, когда от знаньяНет пользы нам! О том я крепко помнил.Да вот — забыл… Иначе не пришел бы.
   ЭдипНо что случилось? Чем ты так смущен?
   ТиресийУйти дозволь. Отпустишь, — и нестиНам будет легче каждому свой груз.
   ЭдипНеясные слова… Не любишь, видно,Родимых Фив, когда с ответом медлишь.
   ТиресийТы говоришь, да все себе не впрок.И чтоб со мной того же не случилось…
   ХорБессмертных ради, — зная, не таись,К твоим ногам с мольбою припадаем.
   ТиресийБезумные! Вовек я не открою,Что у меня в душе… твоей беды…
   ЭдипКак? Знаешь — и не скажешь?Нас предать замыслил ты и погубить свой город?
   ТиресийСебя терзать не стану, ни тебя.К чему попрек? Я не скажу ни слова.
   ЭдипНегодный из негодных! Ты и каменьРазгневаешь! Заговоришь иль нет?Иль будешь вновь упорствовать бездушно?
   ТиресийМеня коришь, а нрава своегоНе примечаешь — все меня поносишь…
   ЭдипНо кто бы не разгневался, услышав,Как ты сейчас наш город оскорбил!
   ТиресийВсе сбудется, хотя бы я молчал.
   ЭдипТем более ты мне сказать обязан.
   ТиресийНи звука не прибавлю. Волен тыПылать теперь хоть самым ярым гневом.
   ЭдипЯ гневаюсь — и выскажу открыто,Что думаю. Узнай: я полагаю,Что ты замешан в деле, ты — участник,Хоть рук не приложил, а будь ты зряч,Сказал бы я, что ты и есть убийца.
   ТиресийВот как? А я тебе повелеваюТвой приговор исполнить — над собой.И ни меня, ни их не трогать, ибоСтраны безбожный осквернитель — ты!
   ЭдипТакое слово ты изверг бесстыдноИ думаешь возмездья избежать?
   ТиресийУже избег: я правдою силен.
   ЭдипЗа эту речь не ожидаешь кары?
   ТиресийНет, — если в мире есть хоть доля правды.
   ЭдипДа, в мире, не в тебе, — ты правде чужд:В тебе угас и слух, и взор, и разум.
   ТиресийНесчастный, чем меня ты попрекаешь,Тем скоро всякий попрекнет тебя.
   ЭдипПитомец вечной ночи, никому,Кто видит день, — и мне, — не повредишь!
   ТиресийДа, рок твой — пасть не от моей руки:И без меня все Аполлон исполнит.
   ЭдипТо умысел Креонта или твой?
   ТиресийНет, не Креонт, а сам себе ты враг.
   ЭдипО деньги! Власть! О мощное орудье,Сильней всех прочих в жизненной борьбе!О, сколько же заманчивости в вас,Что ради этой власти, нашим градомМне данной не по просьбе, добровольно,Креонт, в минувшем преданный мне друг,Подполз тайком, меня желая свергнуть,И подослал лукавого пророка,Обманщика и плута, что в одной лишьКорысти зряч, в гаданьях же — слепец!Когда, скажи, ты верным был пророком?Скажи мне, ты от хищной той певуньиИзбавил ли сограждан вещим словом?Загадок не решил бы первый встречный, —К гаданиям прибегнуть надлежало.Но ты не вразумился птиц полетом,Внушением богов. А я пришел,Эдип-невежда, — и смирил вещунью,Решив загадку, — не гадал по птицам!И ты меня желаешь выгнать вон,Чтоб ближе стать к Креонтову престолу?Раскаетесь вы оба — ты и он,Ревнитель очищенья!.. Я бы вырвалПризнанье у тебя, не будь ты стар!
   ХорМне думается — произнес он в гневеСвои слова, а также ты, Эдип.Нет, как исполнить божье повеленье, —Вот мы о чем заботиться должны.
   ТиресийХоть ты и царь, — равно имею правоОтветствовать. И я властитель тоже.Я не тебе, а Локсию слугаИ в милости Креонта не нуждаюсь.Мою ты слепоту коришь, но сам,Хоть зорок ты, а бед своих не видишь —Где обитаешь ты и с кем живешь.Ты род свой знаешь? Невдомек тебе,Что здесь и под землей родным ты недругИ что вдвойне — за мать и за отца —Наказан будешь горьким ты изгнаньем.Зришь ныне свет — но будешь видеть мрак.Найдется ли на Кифероне место,[89]Которое не огласишь ты воплем,Свой брак постигнув — роковую пристаньВ конце благополучного пути?Не чуешь и других ты бедствий многих:Что ты — и сын, и муж, и детям брат!..Теперь слова Креонта и моиВ грязь втаптывай. Другой найдется смертный,Кого бы гибель злейшая ждала?
   ЭдипУгрозы эти от него исходят? О, будь ты проклят!Вон ступай отсюда! Прочь уходи от дома моего!
   ТиресийЯ не пришел бы, если б ты не звал.
   ЭдипНе знал я, что улышу речь безумца.Иначе не послал бы за тобой.
   ТиресийПо-твоему, безумец я? Меж темРодителям твоим казался мудрым.
   ЭдипКому? Постой… Кто породил меня?
   ТиресийСей день родит и умертвит тебя.
   ЭдипОпять слова неясны, как загадки.
   ТиресийВ отгадыванье ты ли не искусник?
   ЭдипГлумись над тем, чем возвеличен я.
   ТиресийНо твой успех тебе же на погибель.
   ЭдипЯ город спас, о прочем не забочусь.
   ТиресийИду… Ты, мальчик, уведи меня.
   ЭдипИ пусть уводит… Мне невмоготуТерпеть тебя. Уйдешь — мне станет легче.
   Уходят.
   СТАСИМ ПЕРВЫЙ
   ХорСтрофа 1Но кто же он? О ком скала вещала в Дельфах?Ужаснейшим из дел кто руки обагрил?Верно, он бежал быстрееВихрем мчащихся коней:На него, во всеоружье,Налетели в блеске молнийЗевсов сын и сонм ужасных,Заблужденья чуждых Кер.[90]Антистрофа 1С Парнаса снежного нам просияло слово.Злодея нам велит безвестного искать.Бродит в чащах он, в ущельях,Словно тур, тоской томим,Хочет сбросить рок вещанийСредоточия земного,[91] —Но вещанья роковыеВечно кружатся над ним.Строфа 2Страшным, вправду страшным деломНас смутил вещатель мудрый,Согласиться я не в силахИ не в силах отрицать.Что скажу? Душа в смятенье.Тьма в былом и тьма в грядущем.Никогда — ни теперьНе слыхал я, ни прежде,Чтобы род ЛабдакидовИ Полибом рожденныйДруг от друга страдали.Ныне против ЭдипаЯ не вижу уликИ отмстить не могуНеизвестному Лая убийце!Антистрофа 2Но у Зевса с АполлономОстры мысли. Им известныВсе деяния людские.Вряд ли я скуднее знаньемПрочих смертных, хоть различнаМера мудрости у всех.До улик несомненныхНе осудим Эдипа:Ведь крылатая деваНа глазах у народаПодступила к нему,И признали ЭдипаНаши Фивы, заслугуОценили его.Нет, его не считаю преступным.
   Входит Креонт.
   ЭПИСОДИЙ ВТОРОЙ
   КреонтСограждане! Узнал я, что ЭдипМеня в делах ужасных обвиняет.Я не стерпел и к вам явился. ЕслиОн думает, что в общем злополучьеСтараюсь я словами и деламиЕму вредить, — то не мила мне жизньС подобной славой. Мне в таком попрекеУрон немалый, — нет, большой урон!Плохое дело, коль меня злодеемИ город назовет и вы, друзья!..
   ХорНет, без сомненья, спорили ониВо власти гнева, здраво не размыслив.
   КреонтОн утверждает, что мои советыЗаставили гадателя солгать.
   ХорСказал, но я не разумею цели.
   КреонтБессовестный! Посмел в рассудке здравомМеня таким наветом очернить!
   ХорНе знаю, нам темны дела царей…Но вот и сам он из дому выходит.
   ЭдипКак? Это ты? Явиться смел? НеужтоТы до того бесстыден, что под кровВошел ко мне — царя убийца явныйИ власти нашей несомненный вор?Скажи мне, ради бога, ты, решаясьТак действовать, считал меня глупцомИль трусом? Или думал — не замечу,Как ты подполз, и не оборонюсь?И не безумное ли предприятье —Борьба за власть без денег и друзей?Тут надобны сторонники и деньги!
   КреонтТы лучше на слова свои другомуДай возразить — и лишь тогда суди!
   ЭдипТы говоришь искусно, но тебяНе стану слушать: ты мне злейший враг.
   КреонтНет, слушай, — вот что я тебе скажу.
   ЭдипНо только не тверди мне, что невинен.
   КреонтКоль полагаешь ты, что самомненьеБессмысленное впрок, — ты неразумен.
   ЭдипКоль полагаешь ты, что без возмездьяРодным вредить мы можем, — ты не прав.
   КреонтПусть так, согласен. Но скажи, какойЧерез меня ты потерпел убыток?
   ЭдипСкажи, ты мне советовал иль нетПослать за тем пророком пресловутым?
   КреонтЯ мнения того же и сейчас.
   ЭдипА много ль лет прошло с тех пор, как Лай…
   КреонтС тех пор как Лай?.. Я не пойму тебя…
   Эдип…Исчез, повержен гибельным ударом?..
   КреонтПрошло с тех пор немало долгих лет.
   ЭдипТогда уже был в силе вага гадатель?
   КреонтИ столь же мудр, и столь же почитаем.
   ЭдипОн поминал в те годы обо мне?
   КреонтНет, никогда не приходилось слышать.
   ЭдипРазыскивали вы тогда убийцу?
   КреонтКонечно, да. Но не могли дознаться,
   ЭдипА почему ж тогда молчал мудрец?
   КреонтНе знаю; а не знаю, так молчу.
   ЭдипНо вот что знаешь, ты и скажешь ясно…
   КреонтЧто именно? Не умолчу, коль знаю.
   Эдип…Что, если б вы не сговорились, вряд лиОн гибель Лая приписал бы мне.
   КреонтЧто молвил он, то лучше знаешь ты,Но сам на мой вопрос теперь ответствуй,
   ЭдипСпроси. Меня не уличишь в убийстве.
   КреонтПослушай: ты — супруг моей сестры?
   ЭдипТого, что ты спросил, не отрицаю.
   КреонтНад Фивами ты делишь с нею власть?
   ЭдипЯ исполняю все ее желанья.
   КреонтА вам двоим не равен ли я — третий?
   ЭдипВот тут-то и сказался ложный друг.
   КреонтНет. Ты в мои слова поглубже вникни.Сам посуди: зачем стремиться к власти,С которой вечно связан страх, тому,Кто властвует и так, тревог не зная?Я никогда не жаждал стать царем,Предпочитал всегда лишь долю власти.Так судит каждый, кто здоров рассудком.Твои дары без страха принимаю,А правь я сам, я делал бы не то,Чего хочу. Ужели царство слащеМне беззаботной власти и влиянья?Еще не столь я оскудел умом,Чтоб новых благ и пользы домогаться.Все счастья мне желают, все с приветом —Кто с просьбою к царю — идут ко мне,В своих руках держу я их желанья.И это все мне променять на что?Не станет заблуждаться здравый разум.Такого поведенья сам я чужд.И не дерзну в том помогать другому.Чтоб убедиться, сам спроси ты в Дельфах,Тебе я верно ль передал глаголБогов? Коль убедиться, что вступилЯ в заговор с гадателем, — казни:И сам себя приговорю я к смерти.Нельзя винить, едва лишь заподозрив,Затем что нам не подобает зватьЗлых добрыми, равно и добрых злыми.Отвергнуть друга преданного — значитЛишиться драгоценнейшего в жизни,Ты в этом скоро убедишься сам.Нам честного лишь время обнаружит, —Довольно дня, чтоб подлого узнать.
   ХорРазумные одобрят речь его:Поспешное решенье ненадежно.
   ЭдипНо если враг мне спешно строит козни,Поспешно должен действовать и я.А если буду медлить, он достигнет,Чего хотел, и я ни с чем останусь.
   КреонтЧего же хочешь ты? Изгнать меня?
   ЭдипНет, больше: умертвить, а не изгнать,Тогда поймешь ты, что такое зависть.
   КреонтНастаиваешь, значит, и не веришь?
   ЭдипНет: ты доверья мне внушить не мог.
   КреонтБезумен ты!
   ЭдипВ своих делах — я здрав.
   КреонтНо о моих подумай.
   ЭдипТы — изменник!
   КреонтЗатмился, что ли, ум твой?
   ЭдипВласть — моя!
   КреонтДурная власть — не власть.
   ЭдипО Фивы, Фивы!
   КреонтНе ты один, — я тоже властен в Фивах.
   ХорДовольно, государи. Вижу: кстатиК нам из дворца выходит Иокаста.Она поможет кончить спор добром.
   ИокастаИз-за чего, несчастные безумцы,Вы ссоритесь? Когда страдает город,Не стыдно ль счеты личные сводить?Иди домой, Эдип… и ты, Креонт, —Зло малое великим да не станет.
   КреонтСестра, Эдип грозит мне страшной карой:Я к одному из двух приговорен —К изгнанию или к позорной казни.
   ЭдипВсе так, жена: его я уличил, —Замыслил он сгубить меня коварно.
   КреонтБудь вечно я несчастлив, будь я проклят,Коль справедливо ты винишь меня.
   ИокастаБессмертных ради верь ему, Эдип,Благочестивой ради клятвы, радиМеня и всех, стоящих пред тобой.
   КОММОС
   ХорСтрофа 1Молю, послушайся, подумай, уступи.
   ЭдипНо в чем мне уступить, скажи?
   ХорО царь, он отроду был честен,А ныне клятву дал, — молю,Прости его!
   ЭдипТы понимаешь; О чем ты просишь?
   ХорДа.
   ЭдипСкажи.
   ХорТвой шурин чист, Эдип, — из-за пустой молвыВинить своих друзей не следует напрасно.
   ЭдипЯ цель твою прозрел: стремишься тыСгубить меня иль выгнать вон из града.
   ХорСтрофа 2О вождь небожителей, Гелий, молю:Коль мыслю я злое,Пусть, богом отвержен,Друзьями отринут,Постыдно умру.Нет. Родины, беды —О них я болею.Что будет, коль рядСтародавних несчастийУмножим чредойНовоявленных бед?
   ЭдипПусть прочь идет — хотя бы мне пришлосьБыть изгнанным постыдно иль погибнуть.Я тронут речью жалобной твоей,А не словами этого злодея.
   КреонтТы уступил со злобой. Но едваОстынет гнев, раскаянье придет.С подобным нравом: сам себе ты в тягость.
   ЭдипУйдешь ты наконец?
   КреонтЯ удалюсь, Тобой отвергнут, но для них я — прежний.
   (Уходит.)
   ХорАтнтистрофа 1Что медлишь во дворец ввести его, царица?
   ИокастаНет, все разведаю сперва.
   ХорОт слов родилось подозренье…А может быть, навет и ложен, —Несправедливость тяжела.
   ИокастаБранились?
   ХорДа.
   ИокастаО чем шла речь?
   ХорПо мне, разумнее — при бедствии всеобщемНе возвращаться вновь к их прерванным речам.
   ЭдипВот до чего ты с честностью своейДошел. Мой гнев ты погасить стремишься.
   ХорАнтистрофа 2О царь, я не разВ том клялся тебе!Я был бы и вправдуБезумцем, глупцом,Когда бы решилсяПокинуть тебя.Наш край дорогойВ тот год роковойТы вывел из бедствийНа правильный путь, —Так будь же и нынеНам кормчим благим!
   ИокастаМолю богами, царь, и мне поведай,Что столь упорный гнев зажгло в тебе?
   ЭдипИзволь: тебя всех выше чту, жена, —В Креопте дело и в его коварствах.
   ИокастаОткрой, коль можешь, в чем причина ссоры?
   ЭдипОн говорит, что я убил царя.
   ИокастаОн это сам надумал иль подучен?
   ЭдипОн подослал лукавого пророкаИ утверждает, будто сам невинен.
   ИокастаО, перестань об этом думать, царь!Меня послушай: из людей никтоНе овладел искусством прорицанья.Тебе я краткий довод приведу:Был Лаю божий глас, — сама не знаю,От Феба ли, но чрез его жрецов, —Что совершится рок — и Лай погибнетОт нашего с ним сына, а меж тем,По слуху, от разбойников безвестныхОн пал на перекрестке трех дорог.Младенцу ж от рожденья в третий деньОтец связал лодыжки и велелНа недоступную скалу забросить.Так Аполлон вещанья не исполнил,Не стал отцеубийцей сын, погибЛай не от сына, а всю жизнь боялся!Меж тем о том пророчества гласили.Не слушай их! Ведь если хочет бог,Он без труда свою объявит волю.
   ЭдипО, как мне слово каждое твоеТревожит душу и смущает сердце!
   ИокастаКакой себя терзаешь ты заботой?
   ЭдипМне кажется, сказала ты, что ЛайУбит на перекрестке трех дорог?
   ИокастаТаков был слух, так говорят и ныне.
   ЭдипА где то место? Где случилось это?
   ИокастаЗовется край Фокидой, три дорогиТам сходятся — из Давлии и Дельф.
   ЭдипА много ли годов прошло с тех пор?
   ИокастаДа незадолго перед тем, как властьТы принял здесь, оповестили город.
   ЭдипО Зевс! Что ты судил со мною сделать?
   ИокастаНо что тебя смутило так, Эдип?
   ЭдипНе спрашивай… А внешностью, скажи,Каков был Лай? Он молод был иль стар?
   ИокастаОн был высок и с проседью сребристой, —На вид почти таков, как ты сейчас.
   ЭдипО, горе! Вижу: страшные проклятьяВ неведенье призвал я на себя!
   ИокастаМне жутко, царь! Скажи мне, что с тобой?
   ЭдипБоюсь, слепой провидец зрячим был!Все прояснится, коль еще ответишь…
   ИокастаМне страшно, но, что знаю, все скажу.
   ЭдипОтправился он с малой свитой илиС большим отрядом, как владыка-царь?
   ИокастаИх было пять, один из них глашатай,В единственной повозке ехал Лай.
   ЭдипУвы! Увы.! Все ясно. Кто ж, однако,Известье вам доставить мог, жена?
   ИокастаСлуга, — один он спасся и бежал.
   ЭдипТеперь у нас живет он, во дворце?
   ИокастаО нет, сюда пришел он, но, узнав,Что власть тебе досталась после Лая,К моей руке припал он и молилЕго послать на горные луга,Чтоб только жить подальше от столицы.Его я отпустила. Хоть и раб,Он большей был бы милости достоин.
   ЭдипНельзя ль его скорей вернуть сюда?
   ИокастаКонечно, можно; но зачем тебе?
   ЭдипБоюсь, жена, сказал я слишком много,И потому мне встреча с ним нужна.
   ИокастаПускай он явится сюда, — но вправеУзнать и я, чем удручен ты, царь.
   ЭдипНе откажу тебе, я сам в тревоге.Кому ж еще открыться мне, жена,В моей беде? Итак, узнай: отцомМне был Полиб, коринфский уроженец,А мать — Меропа, родом из дорян.И первым я в Коринфе слыл, но случайПроизошел, достойный удивленья,Но не достойный гнева моего:На пире гость один, напившись пьяным,Меня поддельным сыном обозвал.И, оскорбленный, я с трудом сдержалсяВ тот день и лишь наутро сообщилРодителям. И распалились обаНа дерзость оскорбившего меня,Их гнев меня обрадовал, — но все жеСомненья грызли: слухи поползли.И, не сказавшись матери с отцом,Пошел я в Дельфы. Но не удостоилМеня ответом Аполлон, лишь многоПредрек мне бед, и ужаса, и горя:Что суждено мне с матерью сойтись,Родить детей, что будут мерзки людям,И стать отца родимого убийцей.Вещанью вняв, решил я: пустьКоринф мне будет дальше звезд, — и я бежалТуда, где не пришлось бы мне увидеть,Как совершится мой постыдный рок.Отправился — и вот пришел в то место,Где, по твоим словам, убит был царь.Тебе, жена, я расскажу всю правду.Когда пришел я к встрече трех дорог,Глашатай и старик, как ты сказала,В повозке, запряженной лошадьми,Мне встретились. Возница и старикМеня сгонять с дороги стали силой.Тогда возницу, что толкал меня,Ударил я в сердцах. Старик меж тем,Как только поравнялся я с повозкой,Меня стрекалом в темя поразил.С лихвой им отплатил я. В тот же мигСтарик, моей дубиной пораженный,Упал, свалившись наземь, из повозки.И всех я умертвил… И если естьРодство меж ним… и Лаем… О, скажи,Из смертных кто теперь меня несчастней,Кто ненавистней в мире для богов?«Кого ни свой не должен, ни чужойПриветствовать и принимать, как гостя,Но вон из дома гнать». И это — я,Сам на себя обрушивший проклятья!Я оскверняю ложе мертвецаКровавыми руками. Я ль не изверг?Я ль не безбожник? Убежать бы мог…Но мне нельзя к родителям вернуться,В мой край родной: вступить придется тамВ брак с матерью и умертвить отца,Полиба, кем рожден я и воспитан.Но в том, что сила, выше человека,Мне посылает все, — сомненья нет!Нет, грозные и праведные боги,Да не увижу дня того, да сгинуС лица земли бесследно! Лишь бы толькоТаким пятном себя не осквернить!
   ХорИ мы, владыка, в страхе. Но надейся,Пока ты не узнал от очевидца.
   ЭдипОдно осталось для надежды мне —Дождаться, чтоб сюда пришел пастух.
   ИокастаЧто принесет тебе его приход?
   ЭдипОтвечу. Если будет говоритьОдно с тобой, — я ужаса избег.
   ИокастаНо что же я столь важного сказала?
   ЭдипВедь рассказал он, что царя убилиРазбойники… Так если подтвердит,Что было много их, — убил не я.Не может ведь один равняться многим.А если скажет, что один, то явноЛожится преступленье на меня…
   ИокастаО нет! Как раз передавал он то жеИ слов своих не станет отрицать.Весь город слышал, а не я одна.А если и отступится от слова,Все ж этим не докажет, что правдивГлас Аполлона, возвестивший, будтоПогибнет Лай от сына моего.Поистине его не мог убитьМой бедный сын, — он сам погиб младенцем,Вот почему сейчас богов глаголуНе верю я — и не поверю впредь.
   ЭдипДа, ты права. Кого-нибудь, однако,Пошли за пастухом, и поскорей!
   ИокастаПошлю сейчас же. Но пойдем домой…Я все исполню, что тебе угодно.
   Уходят.
   СТАСИМ ВТОРОЙ
   ХорСтрофа 1Дай, Рок, всечасно мне блюстиВо всем святую чистотуИ слов и дел, согласно мудрымЗаконам, свыше порожденным!Им единый отец — Олимп,Породил их не смертных род,И вовеки не сможет в сонИх повергнуть забвенье.В них живет всемогущий бог,Никогда не старея.Антистрофа 1Гордыней порожден тиран.Она, безумно всем пресытясь,Чужда и пользы и добра.Вершины счастия достигнув,В бездну бедствия вдруг падет,Где нельзя утвердить стопы.Пусть же бог не убавит в насРвенья, граду потребного.Да пребудет вовеки богПокровителем нашим!Строфа 2Если смертный превознессяНа словах или на деле,Не боится правосудьяИ не чтит кумиров божьих, —Злая участь да постигнетСпесь злосчастную его!Коль выгод ищет он неправых,Не избегает черных делИ сокровенных тайн касается безумно, —Ему ль хвалиться, что от жизниОтвел он божию стрелу?О, если честь таким деяньям, —Что нам вступать в священный хор?Антистрофа 2Не пойду благоговейноЯ к святой средине мира,Ни в Олимпию,[92]ни в древнийХрам Абайский,[93]если нынеОчевидно не исполнитсяВещий голос божества.Но если вправду ты, могучий,Над всем владычествуешь, Зевс, —Да не избегнет злой твоей бессмертной власти!Увы! Пророчества о ЛаеБессильны стали. Нет нигдеПочета ныне Аполлону.Бессмертных позабыли мы.
   ЭПИСОДИЙ ТРЕТИЙ
   ИокастаВладыки Фив, подумав, я решилаОтправиться в святилище боговС куреньями и свежими венками.Душа Эдипа сильно смущена,Он в скорбных думах и, теряя разум,По прошлому не судит о грядущем,Лишь тем он внемлет, кто пророчит ужас.Бессильна я его разубедить…И вот к тебе, о Аполлон Ликейский,Иду с мольбой и с этими дарами,Избавь нас от напастей. Он — в смятенье,И мы трепещем, — так взирают людиНа кормщика, испуганного бурей.
   Входит вестник.
   ВестникМогу ль от вас узнать, о чужестранцы,Где здесь царя Эдипа дом? А лучшеСкажите, где находится он сам.
   ХорВот дом его; он сам — внутри, о гость.А вот — царица, мать его детей.
   ВестникБудь счастлива всегда и весь твой дом,Царя благословенная супруга!
   ИокастаПрими в ответ благое пожеланье —Его ты заслужил своим приветом.Но с просьбой или с вестью прибыл ты?
   ВестникОбрадую и дом твой и супруга.
   ИокастаЧто разумеешь? Кто прислал тебя?
   ВестникЯ — из Коринфа. Весть моя, пожалуй,И радость принесет тебе и скорбь.
   ИокастаЧто за слова? В чем их двойная сила?
   ВестникКоринфяне хотят Эдипа сделатьПравителем. Таков их приговор.
   ИокастаКак? Разве власть уж не в руках Полиба?
   ВестникНедавно смерть свела его в могилу,
   ИокастаЧто говоришь? Полиб скончался?
   ВестникЕсли Сказал я ложь, то сам достоин смерти.
   ИокастаСлужанка, поскорее в дом беги,Зови царя… Где вы, богов вещанья?Боялся царь Эдип его убить —И прочь бежал; Полиб же сам скончался,Как рок велел, не от его руки.
   Входит Эдип.
   ЭдипО милая супруга Иокаста,Зачем меня ты вызвала из дома?
   ИокастаЕго послушай и суди, сбылось лиУжасное вещание богов?
   ЭдипКто он такой? Что хочет мне сказать?
   ИокастаОн из Коринфа, с вестью, что Полиб,Отец твой, умер, — нет его в живых.
   ЭдипЧто говоришь ты, гость? Скажи мне сам.
   ВестникКоль должен я сказать сперва об этом,Знай, что стезею мертвых он ушел.
   ЭдипУбит он? Или умер от болезни?
   ВестникЧтоб умереть, немного старцу нужно.
   ЭдипТак от болезни умер он, несчастный?
   ВестникИ оттого, что был преклонных лет.
   ЭдипУвы! К чему нам было чтить, жена,Полеты птиц и жертвенник пифийский,Провозгласившие, что суждено мнеОтца убить родного? Вот он — мертвыйЛежит в земле, — а я не прикасалсяК мечу. Но, может быть, с тоски по сынуСкончался он, — так я тому виной?В Аид унес Полиб все прорицанья…Поистине, они лишь звук пустой!
   ИокастаТебе об этом мало ль я твердила?
   ЭдипТвердила ты — но страх меня смущал.
   ИокастаОтныне страхом не терзай души.
   ЭдипНо ложа материнского боюсь.
   ИокастаЧего бояться смертным? Мы во властиУ случая, предвиденья мы чужды.Жить следует беспечно — кто как может…И с матерью супружества не бойся:Во сне нередко видят люди, будтоСпят с матерью; но эти сны — пустое,Потом опять живется беззаботно.
   ЭдипТы дельно говоришь… Но мать — в живых.А если мать в живых, то, хоть и дельноТы говоришь, меня тревожит страх.
   ИокастаНо гроб отца — тебе успокоенье.
   ЭдипО да, но той… живой еще… боюсь.
   ВестникНо кто ж она, которой ты страшишься?
   ЭдипПолибова вдова, Меропа, старец.
   ВестникЧем вызван твой великий страх пред нею?
   ЭдипУжасным, большим вещаньем, гость.
   ВестникДозволено узнать его иль нет?
   ЭдипИзволь. Когда-то был от АполлонаМне глас, что в брак я с матерью вступлюИ кровь отца пролью своей рукою.Вот отчего далеко от КоринфаЖиву теперь, — и счастлив здесь. А все жМилей всего — родительские очи.
   ВестникТак это страх привел тебя к изгнанью?
   ЭдипЕще боялся я отца убить.
   ВестникТогда тебя избавлю я, владыка,От страха — я недаром добрый вестник.
   ЭдипИ по заслугам будешь награжден.
   ВестникЗатем я и пришел, чтобы, вернутьТебя в Коринф — и получить награду.
   ЭдипНе возвращусь вовеки в дом отцовский.
   ВестникНе знаешь, сын, что делаешь, коль ото…
   ЭдипЧто, старец?.. Говори же, ради бога!
   Вестник…Тебя от дома держит вдалеке.
   ЭдипСтрашусь, глаголы Феба не сбылись бы…
   ВестникРодителей бежишь? Боишься скверны?
   ЭдипДа, это, старец, ото страшно мне.
   ВестникСказать по правде, страх напрасен твой.
   ЭдипНо как же, если я от них родился?
   ВестникЗатем, что не в родстве с тобой Полиб.
   ЭдипЧто ты сказал? Полиб мне — не отец?
   ВестникТакой же он тебе отец, как я.
   ЭдипТы для меня — ничто, а он родитель!
   ВестникНи он тебя не породил, ни я.
   ЭдипНо почему ж меня он сыном звал?
   ВестникИз рук моих тебя он принял в дар.
   ЭдипИ так любил, из рук приняв чужих?
   ВестникДа, потому что сам он был бездетен.
   ЭдипА ты купил меня или нашел?
   ВестникНашел в лесу, в ущелье Киферона.
   ЭдипА почему ты в тех местах бродил?
   ВестникПоставлен был стада пасти в горах.
   ЭдипТак ты пастух, батрак наемный был?
   ВестникЯ был твоим спасителем, мой сын.
   ЭдипНо отчего же я тогда страдал?
   ВестникСвидетели — лодыжки ног твоих.
   ЭдипУвы! Что вспоминать о старом горе?
   ВестникЯ развязал проколотые ноги.
   ЭдипО боги! Кто ж преступник? Мать? Отец?
   ВестникТо знает лучше давший мне тебя.
   ЭдипТы получил меня, не сам нашел?
   ВестникМне передал тебя другой пастух.
   ЭдипА кто он был? Сказать, наверно, сможешь?
   ВестникОн, помнится, слугой назвался Лая.
   ЭдипНе прежнего ль фиванского царя?
   ВестникДа, у царя служил он пастухом. [Картинка: i_003.jpg] 

   Лучник в восточном костюме. Роспись чаши. Конец VI века до н. э. Лондон. Британский музей

   ЭдипОн жив еще?.. Увидеть бы его…
   ВестникВам, местным людям, лучше знать об этом.
   ЭдипИз вас кому-нибудь известен, старцы,Пастух, помянутый сейчас гонцом?Кто с ним встречался здесь иль на лугах,Ответьте! Срок настал всему раскрыться.
   ХорОн, думаю, не тот ли поселянин,Которого увидеть ты желал?..Но разъяснит всех лучше Иокаста.
   ЭдипЖена, гонцом помянутый пастух —Не тот ли, за которым мы послали?
   ИокастаНе все ль равно? О, полно, не тревожьсяИ слов пустых не слушай… позабудь…
   ЭдипНе может быть, чтоб, нить держа такую,Я не раскрыл рожденья своего.
   ИокастаКоль жизнь тебе мила, молю богами,Не спрашивай… Моей довольно муки!
   ЭдипМужайся! Будь я трижды сын рабыни,От этого не станешь ты незнатной.
   ИокастаПослушайся, молю… О, воздержись!
   ЭдипНе убедишь меня. Я все узнаю.
   ИокастаТебе добра хочу… Совет — благой…
   ЭдипБлагие мне советы надоели.
   ИокастаНесчастный! О, не узнавай, кто ты!
   ЭдипСтупайте, приведите пастуха, —Пусть знатностью своей одна кичится.
   ИокастаУвы, злосчастный! Только ото словоСкажу тебе — и замолчу навек.
   (Уходит.)
   ХорКуда пошла жена твоя, Эдип,Гонима лютой скорбью? Я боюсь,Не разразилось бы молчанье бурей.
   ЭдипПусть чем угодно разразится. ЯУзнать хочу свой род — пусть он ничтожен!А ей в ее тщеславье женском стыдно,Наверное, что низко я рожден.Я — сын Судьбы, дарующей нам благо,И никакой не страшен мне позор.Вот кто мне мать! А Месяцы — мне братья:То вознесен я, то низринут ими.Таков мой род — и мне не быть иным.Я должен знать свое происхожденье.
   СТАСИМ ТРЕТИЙ
   ХорСтрофаЕсли даром прорицаньяМой исполнен вещий дух,То клянусь Олимпом горним:Ты услышишь, Киферон,Как мы завтра в полнолуньеПрославлять тебя начнем,О Эдипа край родимый —И отец его и пестун!Будем водить хороводы,Ибо издревле угоденБыл ты фиванским царям.Будь же, о Феб, благосклоненК нам! Призываем тебя!АнтистрофаКем же ты рожден, младенец,Из живущих долго дев?Взял ли нимфу гость нагорийПан-родитель или Локсий, —Ибо он от века любитПастбищ дикие луга?Иль, быть может, царь Киллены[94]Был родителем тебе?Или, вершин обитатель,Принял младенца от нимфыНоворожденного ВакхНа Геликоне,[95] где с нимфамиБог свои игры ведет?
   ЭПИСОДИЙ ЧЕТВЕРТЫЙ
   ЭдипВ лицо не знаю пастуха, однакоДогадываюсь, старцы, — это он,Которого мы заждались: старикГлубокий, он в одних годах с гонцом,А в провожатых узнаю как будтоМоих рабов… Точнее скажешь ты,Ведь пастуха уже но раз ты видел.
   ХорДа, будь уверен, царь, он мне известен, —Он был у Лая честным пастухом.Входит пастух.
   ЭдипСперва тебя спрошу, коринфский гость:О нем ли говорил ты?
   ВестникДа, о нем.
   ЭдипНа все вопросы отвечай, старик,В глаза мне глядя: был рабом ты Лаю?
   ПастухБыл, но не купленным, — я рос при доме.
   ЭдипКаким существовал ты ремеслом?
   ПастухЯ большую часть жизни пас стада.
   ЭдипНу, а в каких местах живал ты чаще?
   ПастухНа Кифероне и в его округе.
   ЭдипЕго ты знаешь? Ты его встречал?
   ПастухЧто делал он? О ком ты говоришь?
   ЭдипО том, кто пред тобой. Ты с ним встречался?
   ПастухВозможно, только сразу не припомню.
   ВестникВ том дива нет, владыка. Но заставлюЗабывшего все в точности припомнить.Поверь, он помнит, как бродили мыПо Киферону. Он два стада пас,А я — одно, поблизости, — с весныДо холодов, три полугодья кряду.Зимой же с гор я стадо угонялВ свой хлев, а он — на Лаев скотный двор.Все было так, как говорю, иль нет?
   ПастухВсе правда… хоть прошло годов немало.
   ВестникСкажи, ты мальчика мне отдал — помнишь, —Чтоб я его, как сына, воспитал?
   ПастухТак что же? Почему такой вопрос?
   ВестникВот, милый друг, кто был младенцем этим.
   ПастухО, будь ты проклят! Замолчишь ли ты?
   ЭдипНет, нет, старик, его ты не брани;Твои слова скорей достойны брани.
   ПастухНо в чем же я повинен, государь?
   ЭдипТы о младенце отвечать не хочешь!
   ПастухДа ничего не знает он; все вздор.
   ЭдипДобром не хочешь, — скажешь под бичом.
   ПастухНет, ради бога, старика не бей!
   ЭдипЕму свяжите руки за спиною!
   ПастухАх, я несчастный! Что же знать ты хочешь?
   ЭдипМладенца ты передавал ему?
   ПастухПередавал… Погибнуть бы в тот день!..
   ЭдипЧто ж, и погибнешь, коль не скажешь правды.
   ПастухСкорей погибну, если я отвечу.
   ЭдипОн, как я вижу, хочет увильнуть!
   ПастухДа нет! Сказал я, что отдал когда-то.
   ЭдипГде взял его? Он свой был иль чужой?
   ПастухНе свой… Его я принял от другого.
   ЭдипА из какого дома? От кого?
   ПастухНе спрашивай ты больше, ради бога!
   ЭдипПогибнешь ты, коль повторю вопрос!
   ПастухУзнай же: был он домочадцем Лая.
   ЭдипРабом он был иль родственником царским?
   ПастухУвы, весь ужас высказать придется…
   ЭдипА мне — услышать… Все ж я слушать должен.
   ПастухРебенком Лая почитался он…Но лучше разъяснит твоя супруга.
   ЭдипТак отдала тебе она младенца?
   ПастухДа, царь.
   ЭдипЗачем?
   ПастухВелела умертвить.
   ЭдипМать — сына?
   ПастухЗлых страшилась предсказаний.
   ЭдипКаких?
   ПастухБыл глас, что он убьет отца.
   ЭдипНо как его отдать посмел ты старцу?
   ПастухДа пожалел: я думал, в край далекий,На родину снесет его, но онДля бед великих спас дитя, и еслиТы мальчик тот, знай, ты рожден на горе!
   ЭдипУвы мне! Явно все идет к развязке. О свет!Тебя в последний раз я вижу!В проклятии рожден я, в браке проклят,И мною кровь преступно пролита!
   (Убегает во дворец.)
   СТАСИМ ЧЕТВЕРТЫЙ
   ХорСтрофа 1Люди, люди! О, смертный род!Жизнь людская, увы, ничто!В жизни, счастья достиг ли кто?Лишь подумает: «Счастлив я!» —И лишается счастья. Рок твой учит меня,Эдип, О злосчастный Эдип! Твой рокНыне уразумев, скажу:Нет на свете счастливых.Антистрофа 1Метко метил он, счастье взял.Зевс, он деву когтистую,Песни темные певшую,Уничтожил, стране роднойСтал надежной твердыней.Стал ты зваться с тех пор, Эдип,Государем у нас. ТебеВысший был от людей почетВ наших Фивах великих.Строфа 2А ныне сыщется ль несчастней кто из смертных?Томится ль так другой у бед и мук в плену,Наследовав такую долю?Увы, прославленный Эдип!Сын и муж в тебе единомБлагосклонно были принятыТихой пристанью единой —Ложем свадебным твоим.Злосчастный! Как могла так долгоОтцом засеянная ниваТебя в безмолвии терпеть?Антистрофа 2Теперь всезрящее тебя настигло времяИ осудило брак, не должный зваться браком,В котором долго пребывалиСлияниями отец и сын.Горе! Лая сын несчастный!О, когда бы я вовекиНе видал тебя! Стенаю,Как над мертвым, над тобою.Поистине сказать я должен:Ты одарил нас жизнью новой,Ты мрак на очи нам навлек.
   Входит домочадец.
   ЭКСОД
   ДомочадецО граждане почтенные страны!Что предстоит и слышать вам и видеть!Какое бремя скорби несть вам, еслиВ вас преданность живет к семье царя!Нет, не омоют даже Истр и Фасис[96]Лабдака дом; столь много страшных делТаится в нем, и вольных и невольных, —И новые объявятся!.. Нет горшеПо доброй воле понесенных мук.
   ХорНет тяжелее бед, уже известных…Но что еще случилось, говори!
   ДомочадецУвы, сказать и выслушать недолго:Божественной не стало Иокасты.
   ХорЗлосчастная! Но что тому причиной?
   ДомочадецОна сама, увы! — Но ты не можешьТак горевать, как я: вы не видали,А у меня все в памяти живет.Узнайте ж, как несчастная страдала:Лишь в дом вошла, объята исступленьем,К постели брачной ринулась онаИ волосы обеими рукамиРвала. И, дверь захлопнув, стала зватьУже давно скончавшегося Лая;Упоминала первенца, которымБыл муж ее убит; и то, как сынуДосталась мать для страшных порождений.Рыдала над своим двубрачным ложем,Где мужем дан ей муж и сыном — дети.И вот — погибла, но не знаю как,Затем что тут Эдип ворвался с воплем,И я следить за нею перестал.Я на царя смотрел — как он метался.Он требовал меча, искал жену,Которую не мог назвать женою, —Нет, мать свою и мать его детей!Вела его в безумье сила свыше,Совсем не мы — прислужники его.Вдруг с диким криком, словно вслед кому-то,Он бросился к двустворчатым дверямИ, выломав засовы, вторгся в спальню.И видим мы: повесилась царица —Качается в крученой петле. Он,Ее увидя вдруг, завыл от горя,Веревку раскрутил он — и упалаЗлосчастная. Потом — ужасно молвить! —С ее одежды царственной сорвавНаплечную застежку золотую,Он стал иглу во впадины глазныеВонзать, крича, что зреть очам не должноНи мук его, ни им свершенных зол, —Очам, привыкшим видеть лик запретныйИ не узнавшим милого лица.Так мучаясь, не раз, а много разОн поражал глазницы, и из глазНе каплями на бороду егоСтекала кровь — багрово-черный ливеньЕе сплошным потоком орошал.Поистине их счастие былоеЗавидным было счастьем. А теперьСтенанье, гибель, смерть, позор — все беды,Какие есть, в их доме собрались.
   ХорЧто с ним теперь?Пришел в себя несчастный?
   ДомочадецКричит, чтоб дверь открыли и кадмейцамОтцеубийцу тотчас показали,Который мать… но уст не оскверню…Что сам себя изгонит, чтоб проклятьяОн, проклятый, на дом свой не навлек.Он ослабел, и провожатый нуженНесчастному. Он страждет свыше сил.Увидите сейчас… Уже засовОтодвигают… Зрелище такоеРазжалобить способно и врага.
   КОММОС
   ХорО, как смертному страшно страдания зреть!Никогда я страшнее не видывал мук!Злополучный! Каким ты безумьем объят?Что за демон свирепым прыжком наскочилНа твою несчастливую долю?Я не в силах смотреть на тебя, — а меж темЯ о многом узнать, расспросить бы хотел! —Столь ужасный внушаешь мне трепет!
   ЭдипГоре! Горе! Увы! О, несчастье мое!О, куда ж я бедою своей заведенИ куда мой уносится голос?Ты привел меня, Рок мой, куда?
   ХорВ пугающую слух и взоры бездну.
   ЭдипСтрофа 1О, туча мрака!.. Я ужасом объят невыразимым,Несет меня необоримый вихрь!О, горе мне!О, горе мне, о, горе! Как вонзилсяВ меня клинок! Как память бед язвит!
   ХорНе диво, что вдвойне в таких страданьяхСкорбишь и о беде кричишь двойной…
   ЭдипАнтистрофа 1Увы! Мой друг!Один ты мне слуга остался верный, —Заботишься ты обо мне — слепце.Увы! Увы!Ты от меня не скрыт, хоть я во мраке,Но явственно твой голос различаю.
   ХорО страшное свершивший! Как дерзнулТы очи погасить? Внушили боги?
   ЭдипСтрофа 2Аполлоново веленье,Аполлон решил, родные!Завершил мои он беды!Глаз никто не поражал мне, —Сам глаза я поразил. Горе, горе…На что мне и очи теперь,Коль ничто усладить их не может?
   ХорСвершилось все, как ты предрек.
   ЭдипНа что смотреть мне ныне?Кого любить?Кого дарить приветствием?Слушать кого с умилением?Прочь поскорее отсюдаВы уведите меня,Скройте постыдную скверну!Я трижды проклят меж людей.БессмертнымВсех ненавистней я!
   ХорТы, чья судьба и дух равно печальны,Тебя мне лучше вовсе б не встречать!
   ЭдипАнтистрофа 2Пропади на веки вечные,Кто с моих ступней младенческихСнял ремней тугие путыИ меня от мук избавил,Не на радость мне, увы!А умри я тогда, ни родные, ни яНе узнали б столь горького горя!
   ХорТак лучше было бы, ты прав.
   ЭдипСюда я не пришел быУбить отца,Не стал бы мужем матери,Ныне богами отвергнутый,Я, порожденье преступницыЛоже ее унаследовал — То, что меня породило.О, если в мире есть беда всем бедам,Ее вкусил Эдип!..
   ХорХвалить ли мне поступок твой — не знаю…Но лучше не родиться, чем ослепнуть…
   ЭдипМне не тверди о том, что я избралНе наилучший выход. Брось советы.Сойдя в Аид, какими бы глазамиЯ стал смотреть родителю в лицоИль матери несчастной? Я пред нимиСтоль виноват, что мне и петли мало!Иль, может быть, мне видеть было б сладкоМоих детей, увы, рожденных ею?Нет, вида их не вынес бы мой взор…А город наш, твердыни, изваяньяСвященные богов, которых яСебя лишил — несчастный! Я — первейшийИз граждан здесь.Сам приказал я гнатьБезбожника, в ком божий глас укажетПреступного скверпителя страны!..С таким пятном как мог бы я теперьСмотреть спокойным взором на сограждан?Нет, никогда! О, если б был я в силахИсточник слуха преградить, из плотиСвоей несчастной сделал бы тюрьму,Чтоб быть слепым и ничего не слышать…Жить, бед не сознавая, — вот что сладко.О Киферон! Зачем меня ты принял,Зачем, приняв, тотчас же не сгубил,Чтобы мое рожденье не открылось?Полиб, Коринф, о кров родного дома!Как был я — ваш питомец — чист наружноИ сколько зол в душе своей взрастил!О три дороги, тесное ущелье,Вы кровь мою горячую испили, —Ее я пролил собственной рукой, —Вы помните ль, что я тогда свершил?Что после совершал?.. О брак двойной!Меня ты породил и, породив,Воспринял то же семя; от него жеПошли сыны и братья, — кровь одна! —Невесты, жены, матери… ПозорнейСобытия не видела земля…Но речь вести не должно о постыдном…Богами заклинаю: о, скорейМеня подальше скройте, иль убейте,Иль в море бросьте прочь от глаз людских!Приблизьтесь, умоляю, прикоснитесьК несчастному. Не бойтесь: мой недугНи для кого из смертных не опасен.
   ХорНо вот идет к нам вовремя Креонт, —Исполнит просьбы и подаст совет:Остался он один блюсти столицу.
   ЭдипУвы! Как речь к нему я обращу?Как от него доверья ждать и правды,Когда я с ним был так несправедлив?
   Входит Креонт.
   КреонтНе насмехаться я пришел, Эдип,Не за обиду укорять былую.Но если нет стыда перед людьми,Хоть Солнце, всем дарующее жизнь,Почтить нам надо… Можно ль показатьПодобный срам?.. Его земля не примет,Ни дождь священный, ни небесный свет.Скорее в дом Эдипа отведите, —Затем что горе родственников близкихВнимать и видеть должно лишь родным.
   ЭдипМолю тебя, раз ты мой страх рассеял,Мне — гнусному явившись столь прекрасным,Послушай… о тебе забочусь я.
   КреонтКакой услуги просишь так упорно?
   ЭдипО, изгони меня скорей — туда,Где б не слыхал людского я привета.
   КреонтТак я и поступил бы, только раньшеХочу спросить у бога, что нам делать.
   ЭдипНо ясно бог вещал: карать меня —Отцеубийцу, нечестивца — смертью.
   КреонтДа, был таков глагол, но все же лучшеУзнать при затруднении, как быть.
   ЭдипО столь несчастном спрашивать бессмертных?
   КреонтА ты теперь готов поверить богу?..
   ЭдипТебе я поручаю и молю:Той… что в дому… устроишь погребенье,Как знаешь сам, — то родственный твой долг.Мне град родной да не окажет чести,В нем жить дозволив до скончанья дней.Уйти мне разреши на Киферон мой,Который мне — живому — мать с отцомЗаконною назначили могилой.Пусть там умру, — они того желали.Но знаю, не убьет меня недуг,Никто не умертвит. Я был спасен,Чтоб ряд ужасных новых бед изведать.И пусть судьба идет своим путем.О старших детях, сыновьях, моих,Ты не заботься: выросли они,Не будет недостатка им ни в чем.Но о моих несчастных, бедных дочках,Которым никогда прибор к обедуНе ставился отдельно от отца,С которыми делил кусок я каждый, —О них заботься… А теперь дозвольК ним прикоснуться, выплакать все горе.Дозволь, о царь!..Дозволь, о благородный! Тронув их,Подумаю, что снова их я вижу.Что говорю?О боги! Разве я не слышу? Вот…Мои родные, милые… КреонтКо мне их вывел… дорогих моих…Так? Верно ли?..
   КреонтТак. С ними быть тебе я предоставил;Я знал, как ты отрады: этой ждешь.
   ЭдипО, будь благословен! Да бережетТебя на всех дорогах демон, лучший,Чем мой! О дети, где вы? Подойдите…Так… Троньте руки… брата, — он виною,Что видите блиставшие когда-тоГлаза его… такими… лик отца,Который, и не видя и не зная,Вас породил… от матери своей.Я вас не вижу… но о вас я плачу,Себе представив горьких дней остаток,Который вам придется жить с людьми.С кем из сограждан вам сидеть в собраньях?Где празднества, с которых вы домойВернулись бы с весельем, а не с плачем?Когда же вы войдете в брачный возраст,О, кто в ту пору согласится, дочки,Принять позор, которым я отметилИ вас, и вам сужденное потомство?Каких еще недостает вам бед?Отец убил отца; он мать любил,Родившую его, и от нееВас породил, сам ею же зачатый…Так будут вас порочить… Кто же васПрисватает? Такого не найдется.Безбрачными увянете, сироты.Сын Менекея! Ты один теперьДля них отец. И я и мать, мы обаПогибли. Их не допусти скитаться —Безмужних, нищих и лишенных крова,Не дай им стать несчастными, как я,Их пожалей, — так молоды они! —Один ты им опора. Дай же клятву,О благородный, и рукой коснись!..А вам, о дети, — будь умом вы зрелы,Советов дал бы много… Вам желаюЖить, как судьба позволит… но чтоб участьДосталась вам счастливей, чем отцу.
   ХорО сограждане фиванцы! Вот пример для вас: Эдип,И загадок разрешитель, и могущественный царь,Тот, на чей удел, бывало, всякий с завистью глядел,Он низвергнут в море бедствий, в бездну страшную упал!Значит, смертным надо помнить о последнем нашем дне,И назвать счастливым можно, очевидно, лишь того,Кто достиг предела жизни, в ней несчастий не познав.
   АНТИГОНА
   ДЕЙСТВУЮЩИЕ ЛИЦА
   Антигона.
   Исмена.
   Креонт.
   Страж.
   Гемон.
   Тиресий.
   Эвридика.
   Вестник.
   Вестник 2-й.
   Хор фиванских старейшин.
   ПРОЛОГ
   АнтигонаСестра моя любимая, Исмена,Не знаешь разве, Зевс до смерти насОбрек терпеть Эдиповы страданья.Ведь нет такого горя иль напасти,Позора иль бесчестия, какихС тобой мы в нашей жизни не видали.А нынче в городе о чем толкуют?Какой указ царем Креонтом дан?Ты что-нибудь слыхала? Или тыНе знаешь о беде, грозящей брату?
   ИсменаНет, Антигона, никаких я слов,Ни радостных, ни горьких, не слыхалаС тех пор, как пали оба наши брата,Друг друга в поединке поразив.Лишь знаю, что ушло аргивян войскоСегодняшнею ночью, — вот и все.Не лучше мне от этого, не хуже.
   АнтигонаЯ знала, потому из врат дворцовыхИ вызвала — сказать наедине.
   ИсменаВ чем дело? Вижу, весть твоя мрачна.
   АнтигонаЧтит погребеньем одного из братьевКреонт, а у другого отнял честь.Он Этеокла в землю по обрядуСокрыл, и тот Аида стал достоин.Злосчастного же тело ПолиникаОн всем через глашатая велитНе погребать и не рыдать над ним,Чтоб, не оплакан и земле не предан,Он сладкой стал добычей хищным птицам.Как слышно, сам Креонт по добротеТебе и мне — да, мне! — о том объявит.Сюда идет он возвестить приказНе знающим, его, считая делоНемаловажным, — и ослушник будетПобит камнями перед всем народом.Теперь ты знаешь и покажешь скоро,Ты благородна иль низка душой.
   ИсменаО, бедная сестра! Но что мне делать?Могу ли я помочь иль помешать?
   АнтигонаПоможешь ли ты мне? Со мной ли будешь?
   ИсменаВ каком же деле? Что ты замышляешь?
   АнтигонаТы мертвого поднимешь ли со мною?
   ИсменаПохоронить? Но это под запретом…
   АнтигонаИ за себя и за тебя для братаВсе сделаю, ему останусь верной.
   ИсменаО, дерзкая! Креопту вопреки?
   АнтигонаОн у меня не волен взять мое.
   ИсменаУвы, сестра, подумай: наш отецПогиб, отвержен, презираем всеми,Свои разоблачивши преступленьяИ очи вырвав сам, своей рукой,И мать-жена — два имени единой! —С позором в петле кончила свой век.И оба наших брата злополучных,Кровь братскую пролив своей рукой,Друг друга одновременно убили.Теперь — подумай — как, одни оставшись,Погибнем бедственно и мы с тобой,Закон нарушив и царя веленье?Мы женщинами рождены, и намС мужчинами не спорить, — помни это.Над нами сильный властвует всегда,Во всем — и в худшем — мы ему покорны.И потому Подземных умоляю[97]Я, подневольная, о снисхожденье.Я буду подчиняться тем, кто властен:Нет смысла совершать, что выше сил.
   АнтигонаПросить не стану: мне твое участьеНе надобно, хотя б ты и желала.Что хочешь делай — схороню его.Мне сладко умереть, исполнив долг.Мила ему, я лягу рядом с милым,Безвинно согрешив. Ведь мне придетсяСлужить умершим дольше, чем живым.Останусь там навек. А ты, коль хочешь,Не чти законов, чтимых и богами.
   ИсменаВсегда бессмертных чтила я, но все жеЯ против воли граждан не пойду.
   АнтигонаЧто ж, и не надо: я пойду однаЗемли насыпать над любимым братом.
   ИсменаКак за тебя, несчастную, мне страшно!
   АнтигонаНе бойся! За свою судьбу страшись.
   ИсменаНо только никому не говори,Держи все в тайне, — промолчу и я.
   АнтигонаНет, доноси! Мне станешь ненавистней,Коль умолчишь, чем если скажешь всем.
   ИсменаТы сердцем горяча к делам ужасным.
   АнтигонаСлужу я тем, кому служить должна.
   ИсменаО, если б так! Ты хочешь, да не можешь.
   АнтигонаБез сил паду, но все же сделав дело.
   ИсменаЗа безнадежное не стоит браться.
   АнтигонаТы ненавистна мне с такою речью,И мертвому ты станешь ненавистной.Оставь меня одну с моим безумствомСнести тот ужас: он не так ужасен,Как смертью недостойной умереть.
   ИсменаНу что ж, безумная, иди, коль хочешь,Но близким, как и раньше, ты близка.
   Уходят.
   ПАРОД
   ХорСтрофа 1Солнца луч, никогда ещеСветом ты не дарил такимСемивратные Фивы!Лик ты нам наконец явил,Око родного дня, взойдяНад потоком Диркейским.[98]Воин Аргоса, тот, что к нам,Весь закован в броню, пришелСо щитом своим белым,Быстрым бегом назад бежит,Пораженный тобою.Он на нашу страну для раздора пошел,Приведен Полиником, и, словно орел,Он с пронзительным криком над ней пролетел,Белоснежными скрытый крылами, и былОн толпой окружен меченосных бойцов,В шлемах, конскою гривой венчанных.Антистрофа 1Он у наших домов стоял;Грабил все у семи воротС пикой, жаждущей крови,Но назад он ушел, не смогНи голодную пасть своюНапитать нашей кровью,Ни Гефеста огню предатьНаших башен венцы. ТакойШум был поднят Ареем!Столь тяжелой была борьбаС необорным драконом,Ибо Зевс хвастунов громогласный языкНенавидит извечно и, их увидав,Как широким потоком подходят они,Златом в поле гремя, за кичливую спесьМечет молнию в них, — а мечтали ониС наших стен возгласить о победе.Строфа 2На землю гулко упал,Факел сжимая в руке,Тот, кто недавно, на насВ гневе своем ополчась,Вакхом исполнен, безумствовал здесь,Злобой, как ветром, влекомый.Но, обманув надежды его,Был многомилостив к нам Арей, —[99]Иначе бранный бог порешил.Беды сея на темя врагов,Он прочь отогнал их.Здесь, к семи подступивши фиванским вратам,Стали семь полководцев противу семи.Перед Зевсом, вершителем сечи,Бой окончив, сложили доспехи свои.Лишь двоим приказала судьба,Беспощадною пикой друг друга пронзив,Обоюдную встретить кончину.Антистрофа 2К нам наконец низошлаС именем громким Победа,Светлой улыбкой приветствуяГрад беговых колесниц.Так предадим же забвенью теперьУжас промчавшейся брани!В храмы бессмертных богов пойдем.Пусть ликованье гремит всю ночьПенья и плясок священных! ПустьТопчет землю фиванскую ВакхИ нами предводит.Но смотрите, вон сын Менекеев, Креонт,Приближается, нашей страны государь,Новый царь наш по воле богов,О, какие решенья приносит он нам?Всем он ныне собраться велелЧрез глашатая, всех он собрал на советСемивратного града, старейшин.
   ЭПИСОДИЙ ПЕРВЫЙ
   КреонтО граждане! Богами после буриКорабль наш в пристань тихую введен.Я вестников послал, чтоб поименноСюда созвать васЗнаю, как вы ЛаяДержавную прилежно чтили власть;Я помню, что когда Эдип, царившийЗдесь, в городе, погиб, — с его детьмиВы сердцем пребывали неизменно.Но так как смертию двойной ониВ один погибли день, сразив друг друга,Братоубийством руки осквернив, —Теперь я власть державную приемлю,Погибшим самый близкий по родству.Но трудно душу человека знать,Намеренья и мысли, коль себяВ законах он и власти не покажет.Что до меня, мне и теперь и преждеТот из царей казался наихудшим,Кто и советам добрым не внимает,И уст не размыкает, страхом скован,А тот, кто друга больше, чем отчизну,Чтит, — я такого ни во что не ставлю.Я сам — о, пусть всезрящий знает Зевс! —Молчать не стану, видя, что опасностьФиванцев ждет, что им грозит погибель.Я не возьму вовек врага отчизныСебе в друзья: я знаю, что она —Всем: нам прибежище и что друзейНайдем, плывя одной дорогой с нею.Таким заветом возвеличу город.Теперь же всем я должен возвеститьО тех двух братьях, о сынах Эдипа:Я Этеокла, что в бою за городПал, все копьем своим преодолев,Велел предать земле и совершитьНад ним обряд, достойный благородных.О брате ж Этеокла, Полинике,Который край свой и богов отчизны,Вернувшись из изгнанья, сжечь хотелДотла и братскою упиться кровьюИ граждан всех рабами увести, —О нем мы возвещаем всем: егоНе хоронить, и не рыдать над ним,И хищным птицам там, без погребенья,И псам его оставить в знак позора.Так я решил — и никогда злодейПочтен не будет мной как справедливый.Но тот, кто будет граду вечно предан,Живой иль мертвый — будет мной почтен.
   ХорТы в этом волен, Менекея сын,Кто граду друг, кто недруг — ты решаешь.Закон, какой угодно, применятьТы можешь и к умершим и живущим.
   КреонтТак будьте же вы стражами закона.
   ХорКто помоложе, пусть и труд несет.
   КреонтУ тела сторожа уже стоят.
   ХорНо что еще ты хочешь приказать?
   КреонтБороться с нарушителем закона.
   ХорБезумных нет, кому же смерть мила?
   КреонтДа, наказанье — смерть. Но все ж корыстьЛюдей прельщает и ведет на гибель.
   Входит страж.
   СтражЦарь, не спешил сюда я в быстром беге,Не чуя ног, не запыхался я.Нет, медлил на пути не раз в раздумьеИ мыслил — не вернуться ль мне назад.Мой разум долго говорил со мною:«Несчастный, что спешишь ты к наказанью?..Безумец! Медлишь ты? Когда ж КреонтуДругой доставит весть, ты будешь плакать».В раздумье этом медленно я брел,А так и краткий путь нам станет долгим.Но наконец решил прийти к тебеИ весть хоть и плохую, а поведать;Я прихожу к тебе с одной надеждой:Страдать за то лишь, в чем я виноват.
   КреонтНо в чем же дело? Перед чем робеешь?
   СтражСперва я о себе скажу: в том делеЯ не замешан, делавших не видел, —Несправедливо в нем меня винить.
   КреонтТвой зорок глаз, ты на увертки ловок,И ясно: важное ты скажешь нам.
   СтражДурная весть замкнула мне уста.
   КреонтНу, говори и, кончив, убирайся.
   СтражСейчас скажу: недавно тело кто-тоПохоронил и после сам ушел,Сухой посыпав пылью по обряду.
   КреонтЧто ты сказал? Из граждан кто дерзнул?
   СтражНе знаю: ни следов от топора,Ни куч земли нет от мотыги; всюдуЗемля суха, без трещин, без бороздОт колеса: все чисто совершили.Лишь страж дневной на это указал,В тяжелое мы впали изумленье;Не виден труп, хоть не зарыт: от скверныПокрыт он только тонким слоем праха.Следа ни хищный зверь, ни пес бродячий,Труп растерзавший, не оставил там;Речь бранная меж нами закипела:Страж стража уличал; дойди до дракиУ нас — никто б тогда не помешал:Ведь все и каждый были в том виновны.Никто не признавался, отпиралисьВсе: раскаленное железо в рукиГотовы были брать, в огонь пойти,Богами клясться, что об этом делеНе знали мы, что не были причастны.В конце же, после поисков напрасных,Один сказал, — и в ужасе мы всеГлавой к земле поникли, и никтоНи возразить не смог, ни дать совет,Как лучше действовать. «Царю, — сказал он, —Открыть все надо, а скрывать нельзя».То мненье взяло верх, и, бесталанный,На эту долю я судьбою послан.Явился я незваным, не охотой:Но мил гонец с известием плохим.
   ХорЦарь, мне давно такая мысль пришла:Не боги ли то дело совершили?
   КреонтМолчи, чтоб я не загорелся гневом,А ты безумным не прослыл под старость!Слова твои несносны — будто богиИмеют попечение о мертвом;Как благодетеля того покрыть,Кто шел сюда затем, чтоб выжечь храмы,Столпами обнесенные, казну их,И область, и законы разорить!Иль злые люди почтены богами?Не быть тому! Но на приказ мой в ФивахВорчат, им тяготятся, головойТайком качают: под ярмом, как должно,Не держат выи, мною недовольны.Что ими эти стражи склоненыЗа плату, превосходно знаю я;Ведь нет у смертных ничего на свете,Что хуже денег. Города ониКрушат, из дому выгоняют граждан,И учат благородные сердцаБесстыдные поступки совершать,И указуют людям, как злодействаТворить, толкая: их к делам безбожным.Но кто на это дело был подкуплен,В свой день получит должное возмездье.И если мною почитаем Зевс, —А это знаешь, — я при всех клянусь,Что, если в погребении повинныйНе будет мне пред очи приведен,Вам смерти будет мало, вас живымиПодвешу я, чтоб наглость ту раскрыть,Так вы узнаете, где добыватьСебе барыга, и скоро вы поймете,Что и барыш не всякий нам на пользу,Что не добром полученные деньгиСкорее к злу ведут нас, чем к добру.
   СтражВелишь сказать? Иль так уйти прикажешь?
   КреонтТы знаешь ли, как речь твоя противна?
   СтражДуше она противна иль ушам?
   КреонтЗачем искать, где мой гнездится гнев?
   СтражДуше виновник мерзок, я — ушам.
   КреонтА, вижу я: ты болтуном родился.
   СтражПусть так; но я не совершил проступка.
   КреонтНет, совершил и жизнь за деньги продал.
   СтражУвы!Как плохо, коль судья неправо судит.
   КреонтОставь судью в покое. Если выВиновников сюда не приведете,Пожмете вы, что прибыль эта — зло.
   СтражУж лучше б отыскался… Только случайРешит, он попадется или нет.Нет, здесь меня ты больше не увидишь.Теперь я спасся, вопреки всему,И должен возблагодарить бессмертных.
   Уходят.
   СТАСИМ ПЕРВЫЙ
   ХорСтрофа 1Много есть чудес на свете,Человек — их всех чудесней.Он зимою через мореПравит путь под бурным ветромИ плывет, переправляясьПо ревущим вкруг волнам.Землю, древнюю богиню,Что в веках неутомима,Год за годом мучит онИ с конем своим на полеВсюду борозды ведет. [Картинка: i_004.jpg] 

   После праздника. Роспись чаши. V век до н. э. Вюрцбург. Музей Мартина фон ВагнераАнтистрофа 1Муж, на выдумки богатый,Из веревок вьет он сетиИ, сплетя, добычу ловит:Птиц он ловит неразумных,Рыб морских во влажной бездне,И стада в лесу дремучем,И зверей в дубравах темных,И коней с косматой гривойУкрощает он, и горныхОн быков неутомимыхПод свое ведет ярмо.Строфа 2Мысли его — они ветра быстрее;Речи своей научился он сам;Грады он строит и стрел избегает,Острых морозов и шумных дождей;Все он умеет; от всякой напастиВерное средство себе он нашел.Знает лекарства он против болезней,Но лишь почует он близость Аида,Как понапрасну на помощь зовет.Антистрофа 2Хитрость его и во сне не приснится;Ото искусство толкает егоТо ко благим, то к позорным деяньям.Если почтит он законы страны,Если в суде его будут решеньяПравыми, как он богами клялся, —Неколебим его город; но еслиПуть его гнусен — ни в сердце мое,Ни к очагу он допущен не будет…То бессмертных ли знак?Я с сомненьем борюсь,Я ее узнаю — как могу я сказать,Что она — не дитя Антигона?Злополучная ты!О Эдипа, отца злополучного, дочь!Что случилось с тобой? Иль преступница ты?Преступила ль царевы законыИ, в безумье то дело свершила?
   Входит страж с Антигоной.
   ЭПИСОДИЙ ВТОРОЙ
   СтражВот сделавшая дело. Мы схватилиЕе за погребеньем. Где ж Креонт?
   ХорОн кстати вновь выходит из дворца,
   КреонтВ чем дело? Почему я вышел кстати?
   СтражЦарь! Человек ни в чем не должен клясться:Окажется потом, что он солгал.Я говорил, что не вернусь сюда,Так был убит угрозами твоими,Однако радость, коль не ждешь ее,Бывает выше всяких удовольствий, —И вот я снова здесь, хотя и клялся,Веду ее: схватили мы девицу,Когда умершего обрядом чтила.Тут жребия метать уж не пришлось:Моя находка, не кого другого!Теперь, как хочешь, царь, ее суди;Что ж до меня, я от забот свободен.
   КреонтНо где ее схватил ты и когда?
   СтражОна похоронила прах, — сам знаешь.
   КреонтТы здрав умом и подтвердить готов?
   СтражЯ видел сам, как тело хоронила,Запрет нарушив, — ясно говорю!
   КреонтКак вы ее застигли? Как схватили?
   СтражТак было дело. Страшные угрозыТвои услышав, мы пошли на место,С покойника смахнули пепел, — тело,Наполовину сгнившее, открыли,А сами сели на пригорке, так,Чтоб с ветром к нам не доносилось смрада.Друг друга подбодряли, если ж этоБыл нерадив, того бранили крепко.Так время шло, пока на небесахНе встало солнце диском лучезарнымИ зной не запылал. Но тут внезапноПоднялся вихрь — небесная напасть,Застлал от взоров поле, оборвал,Листву лесов равнинных; воздух пыльюНаполнился. Зажмурясь, переносимМы гнев богов… Когда же наконецВсе стихло, видим: девушка подходитИ стонет громко злополучной птицей,Нашедшею пустым свое гнездо.Лишь увидала тело обнаженным,Завыла вдруг и громко стала клястьВиновников. И вот, песку сухогоВ пригоршнях принеся, подняв высокоСвой медный, крепко скованный сосуд,Чтит мертвого трикратным возлияньем.Мы бросились и девушку схватили.Она не оробела. УличаемЕе в былых и новых преступленьях, —Стоит, не отрицает ничего.И было мне и сладостно и горько;Отрадно самому беды избегнуть,Но горестно друзей ввергать в беду.А все ж не так ее несчастье к сердцуЯ принимаю, как свое спасенье.
   КреонтТы, головой поникшая, ответь:Так было дело или отрицаешь?
   АнтигонаНе отрицаю, дело было так.
   КреонтОт обвиненья ты свободен. МожешьНа все четыре стороны идти.А ты мне отвечай, но не пространно,Без лишних слов, — ты знала мой приказ?
   АнтигонаДа… Как не знать? Он оглашен был всюду.
   КреонтИ все ж его ты преступить дерзнула?
   АнтигонаНе Зевс его мне объявил, не Правда,Живущая с подземными богамиИ людям предписавшая законы.Не знала я, что твой приказ всесиленИ что посмеет человек нарушитьЗакон богов, не писаный, но прочный.Ведь не вчера был создан тот закон, —Когда явился он, никто не знает.И, устрашившись гнева человека,Потом ответ держать перед богамиЯ не хотела. Знала, что умруИ без приказа твоего, не так ли?До срока умереть сочту я благом.Тому, чья жизнь проходит в вечном горе,Не прибыльна ли смерть? Нет, эта участьПечали мне, поверь, не принесет.Но если сына матери моейОставила бы я непогребенным,То это было бы прискорбней смерти;О смерти же моей я не печалюсь.Коль я глупа, по-твоему, — пожалуй,Я в глупости глупцом обвинена.
   ХорСуровый нрав сурового отцаЯ вижу в дочери: ей зло не страшно.
   КреонтНо помни: слишком непреклонный нравСкорей, всего сдается. Самый крепкий,Каленный на огне булат скорееБывает переломлен иль разбит.Я знаю: самых бешеных конейУздой смиряют малой. О себеНе должен много мнить живущий в рабстве.Она уж тем строптивость показала,Что дерзостно нарушила закон.Вторая ж дерзость — первую свершив,Смеяться мне в лицо и ею хвастать.Она была б мужчиной, а не я,Когда б сошло ей даром своеволье.Будь дочерью она сестры моей,Будь всех роднее мне, кто Зевса чтитВ моем дому, — не избежит онаЗлой участи, как и ее сестра.Виновны обе в дерзком погребенье.Зовите ту! Она — я видел — в домеБеснуется, совсем ума лишилась.Когда еще во тьме таится дело,Своей душой преступник уличен.Я ненавижу тех, кто — уличенный —Прикрашивает сделанное зло.
   АнтигонаКазни меня, — иль большего ты хочешь?
   КреонтНет, не хочу, вполне доволен буду.
   АнтигонаЧего ж ты медлишь? Мне твои словаНе по душе и по душе не будут.Тебе ж противны действия мои.Но есть ли для меня превыше слава,Чем погребенье брата своего?И все они одобрили б меня,Когда б им страх не сковывал уста.Одно из преимуществ у царя —И говорить и действовать как хочет.
   КреонтИз граждан всех одна ты мыслишь так.
   АнтигонаСо мной и старцы, да сказать не смеют.
   КреонтТебе не стыдно думать с ними розно?
   АнтигонаЧтить кровных братьев — в этом нет стыда.
   КреонтА тот, убитый им, тебе не брат?
   АнтигонаБрат — общие у нас отец и мать.
   КреонтЗа что ж его ты чтишь непочитаньем?
   АнтигонаНе подтвердит умерший этих слов.
   КреонтТы больше почитаешь нечестивца?
   АнтигонаНо он — мой брат, не раб какой-нибудь.
   КреонтОпустошитель Фив… А тот — защитник!
   АнтигонаОдин закон Аида для обоих.
   КреонтЧесть разная для добрых и для злых.
   АнтигонаНо благочестье ль это в царстве мертвых?
   КреонтНе станет другом враг и после смерти.
   АнтигонаЯ рождена любить, не ненавидеть.
   КреонтЛюби, коль хочешь, отправляясь к мертвым,Не дам я женщине собою править.
   ХорВот из двери выходит Исмена,Горько плачет она о сестре.Ее розовый лик искаженНад бровями нависшею тучей.
   КреонтТы, вползшая ехидною в мой дом,Сосала кровь мою… Не видел я,Что две чумы питал себе на гибель!Участвовала ты в том погребеньеИль поклянешься, что и знать не знала?
   ИсменаЯ виновата, коль сестра признает,И за вину ответ нести готова.
   АнтигонаНет, это было бы несправедливо:Ты не хотела, — я тебя отвергла.
   ИсменаНо ты, сестра, страдаешь; я готоваС тобой страданий море переплыть.
   АнтигонаВсю правду знают боги в преисподней,Но мне не мил, кто любит на словах.
   ИсменаТы мне, родная, в чести не откажешь,С тобой погибнув, мертвого почтить.
   АнтигонаТы не умрешь со мной, ты ни при чем,Одна умру — и этого довольно.
   ИсменаНо как мне жить, когда тебя лишусь?
   АнтигонаСпроси царя: ему ты угождаешь.
   ИсменаЗачем меня терзаешь ты насмешкой?
   АнтигонаКоль насмехаюсь, в муках я смеюсь.
   ИсменаЧем я теперь могла б тебе помочь?
   АнтигонаСпасай себя — завидовать не стану.
   ИсменаУвы! Ужель нужда твоей я доле?
   АнтигонаНо ты предпочитаешь жизнь, я — смерть.
   ИсменаЯ не молчала, высказала все.
   АнтигонаМы почитали разное разумным.
   ИсменаНо у обеих равная вина.
   АнтигонаО, будь смелее! Ты живешь, а яДавно мертва и послужу умершим.
   КреонтОдна из них сейчас сошла с ума,Другая же безумна, от рожденья.
   ИсменаО государь, и умный человекВ несчастии теряет свой рассудок.
   КреонтТы, например, коль зло творишь со злыми.
   ИсменаКак одинокой жить мне без нее?
   КреонтЧто значит «без нее»? Уж нет ее!
   ИсменаУжели ты казнишь невесту сына?
   КреонтДля сева земли всякие пригодны.
   ИсменаНо не найдешь нигде любви подобной.
   КреонтЯ не хочу для сына злой жены.
   АнтигонаО милый Гемон, как унижен ты!
   КреонтПостыла мне и ты, и этот брак.
   ХорУжель ее отнимешь ты у сына?
   КреонтКонец положит браку их Аид.
   ХорТак, значит, смерть ее предрешена?
   КреонтТы понял мысль мою. А вы, не медля,Ведите, слуги, их обеих в дом,Пусть там сидят по-женски, под запором.И храбрецы пытаются бежать,Когда Аид к их жизни подступает.
   Стража уводит Антигону и Исмену.
   СТАСИМ ВТОРОЙ
   ХорСтрофа 1Блаженны между смертных те,Чья жизнь не знала зол.Но тем, которых потрясенПо воле божьей дом,Не избежать сужденных бед,Пока не сгинет род.Так морские несутся валыПод неистовым ветром фракийскимИ из мрака пучины, со днаПодымают крутящийся бурноЧерный песок,И грохочут прибрежные скалыПод ударами волн.Антистрофа 1Я вижу: на Лабдаков дом[100]Беда вослед бедеИздревле рушится. ЖивыхСтраданья мертвых ждут.Их вечно губит некий бог —Им избавленья нет.Вот и ныне: лишь свет озарилЮный отпрыск Эдипова дома,Вновь его поспешает скоситьСерп подземных богов беспощадный.Губит его — И неистовой речи безумье,И заблудшийся дух.Строфа 2О Зевс! Твою ли сломит силуВысокомерье человека? НиСон ее не одолеет,Все уловляющий в тенета,Ни божьих месяцев чреда.Ты — властитель всемогущий,Ты вовек не ведал старости,Для тебя обитель вечнаяТвой сияющий Олимп.И в минувшем и в грядущемЛишь один закон всесилен:Не проходит безмятежноЧеловеческая жизнь.Антистрофа 2Для многих странница-надежда —Залог блаженства, но для многихОна — пустое обольщенье,Людских безудержных желанийНеисполнимая мечта. Под конец разочарованЖивший в длительном неведенье:Час придет — и он о пламеньОбожжет себе стопы.Мудрый молвит: тех, кто злоеПринимать привык за благо,Приведут к злодейству боги,Горе ждет их каждый час.Вот к нам Гемон идет, из твоих сыновейСамый юный. Его не торопит ли скорбь,Не горюет ли онО судьбе Антигоны, невесты своей,И о брачном утраченном ложе?
   ЭПИСОДИЙ ТРЕТИЙ
   КреонтСейчас узнаем лучше колдунов.Мой сын, наш приговор твоей невестеВ тебе не вызвал гнева на отца?Тебе всегда останемся мы милы?
   ГемонОтец, я — твой. Твои благие мыслиМеня ведут — я ж следую за ними.Любого брака мне желанней ты,Руководящий мною так прекрасно.
   КреонтВот ото, сын, ты и держи в уме:Все отступает пред отцовской волей.Недаром же мы, смертные, желаемРодить себе послушных сыновей,Чтобы умели злом воздать врагуИ друга почитали б, как отец.А что сказать о том, кто народитДетей негодных? Что себе обузуОн породил, посмешище врагам?Не подчиняйся ж прихоти, не жертвуйРассудком из-за женщины, мой сын,И знай, что будет холодна любовь,Коль в дом к тебе войдет жена дурная.Найдется ль язва хуже злого друга?Нет, как врага отвергни эту деву, —Пускай в Аиде вступит в брак с любым,Раз я ее открыто обличил,Ослушницу, единственную в граде.Пред ними я не окажусь лжецом — нe казню.Пускай зовет на помощьРодную кровь! Я со своих спрошу,Как и с чужих, коль будут непослушны.Ведь кто в делах домашних беспристрастен,И как правитель, будет справедлив.А кто закон из гордости нарушитИль возомнит, что может власть имущимПриказывать, тот мне не по душе.Правителю повиноваться должноВо всем — законном, как и незаконном.Тот, кто властям покорен, — я уверен, —Во власти так же тверд, как в подчиненье.Он в буре битвы встанет близ тебяТоварищем надежным и достойным.А безначалье — худшее из зол.Оно и грады губит, и домаВвергает в разоренье, и бойцов,Сражающихся рядом, разлучает.Порядок утвержден повиновеньем;Нам следует поддерживать законы,И женщине не должно уступать.Уж лучше мужем буду я повергнут,Но слыть не стану женщины рабом.
   ХорКоль в заблужденье нас не вводит возраст,Нам кажется, — ты говоришь умно.
   ГемонБессмертные даруют людям разум,А он на свете — высшее из благ.К тому же я не в силах утверждать,Что ты в словах своих несправедлив,Но и другой помыслить правду может.Мне узнавать приводится заране,Что люди мыслят, делают, бранят.Для гражданина взор твой страшен, еслиЕго слова не по сердцу тебе.А я повсюду слушаю — и слышу,Как город весь жалеет эту деву,Всех менее достойную погибнутьЗа подвиг свой позорнейшею смертью:Она не допустила, чтобы брат,В бою сраженный и не погребенный,Добычей стал собак и хищных птиц.Она ли недостойна светлой чести?Такая ходит смутная молва…Конечно, для меня нет счастья вышеБлагополучья твоего. И вправду:Что для детей отцовской славы краше?Что славы сына краше для отца?Но не считай, что правильны одниТвои слова и, кроме них, ничто.Кто возомнит, что он один умен,Красноречивей всех и даровитей,Коль разобрать, окажется ничем.И самым мудрым людям не зазорноВнимать другим и быть упорным в меру.Ты знаешь: дерева при зимних ливнях,Склоняясь долу, сохраняют ветви,Упорные же вырваны с корнями.Тот, кто натянет парус слишком тугоИ не ослабит, будет опрокинут,И поплывет ладья его вверх дном.Так уступи же и умерь свой гнев;Затем что, если мнение мое,Хоть молод я, внимания достойно,Скажу: всего ценней, когда с рожденьяМуж полон знанья, если ж нет, — что частоСлучается, — пусть слушает разумных.
   Хор
   Ты должен, царь, — коль мне сказать уместно, -
   Внять и ему: обоих речь прекрасна.
   КреонтТак неужель к лицу мне, старику,У молодого разуму учиться?
   ГемонЛишь справедливости. Пусть молод я, —Смотреть на дело надо, не на возраст.
   КреонтА дело ли — бесчинных почитать?
   ГемонЯ почитать дурных не предлагаю.
   КреонтПо в ней как раз не этот ли порок?
   ГемонТого не подтвердит народ фиванский.
   КреонтИль город мне предписывать начнет?
   ГемонНе видишь ты, что говоришь, как отрок?
   КреонтИль править в граде мне чужим умом?
   ГемонНе государство — где царит один.
   КреонтНо государство — собственность царей!
   ГемонПрекрасно б ты один пустыней правил!
   КреонтОн, кажется, стоит за эту деву?
   ГемонКоль дева — ты, я о тебе забочусь.
   КреонтО негодяй! Ты на отца идешь?
   ГемонТы, вижу, нарушаешь справедливость.
   КреонтНе тем ли, что свое господство чту?
   ГемонНе чтишь, коль ты попрал к богам почтенье.
   КреонтО, нрав преступный, женщине подвластный!
   ГемонНе скажешь ты, что я служу дурному.
   КреонтОднако же вся речь твоя — о ней!
   ГемонНет, и о нас, и о богах подземных.
   КреонтТы все же в брак не вступишь с ней живою.
   ГемонКогда умрет, за ней умрет другой.
   КреонтС угрозами ты выступаешь, дерзкий?
   ГемонУгроза ли — с пустым решеньем спорить?
   КреонтРаскаешься в безумных поученьях!
   ГемонСказал бы: глупый! — будь ты не отец.
   КреонтРаб женщины! Не ластись, не обманешь!
   ГемонСам говоришь, других не хочешь слушать!
   КреонтДа? Но, клянусь Олимпом, не на радостьМеня поносишь бранными словами.Эй, приведите эту язву! Пусть жеУ суженого на глазах умрет.
   ГемонНет, не умрет — об этом и не думай! —Здесь, на моих глазах, — но и меняТвои глаза вовеки не увидят.Иных друзей ищи для сумасбродств!
   (Уходит.)
   ХорЦарь, удалился он поспешно, в гневе, —В таких летах опасен скорбный дух.
   КреонтПускай идет! Он больно горделив!А этих дев, от смерти не избавит.
   ХорУжель обеих думаешь казнить?
   КреонтО нет, — ты прав, — не ту, что невиновна.
   ХорКакою ж смертью ты: казнишь другую?
   КреонтУшлю туда, где людям не пройти,Живую спрячу в каменной пещере,Оставив малость пищи, сколько надо,Чтоб оскверненью не подвергнуть град.Аид она лишь почитает — пусть же,Молясь ему, избавится от смертиИли, по крайней мере, убедится,Что тщетный труд умерших почитать.
   (Уходит.)
   СТАСИМ ТРЕТИЙ
   ХорСтрофа 1О Эрос-бог, ты в битвах могуч!О Эрос-бог, ты грозный ловец!На ланитах у дев ты ночуешь ночь,Ты над морем паришь, входишь в логи зверей,И никто из богов не избег тебя,И никто из людей:Все, кому ты являлся, — безумны!Антистрофа 1Не раз сердца справедливых тыК неправде манил, на погибель влек, —И теперь родных в поединке свел.Но в невесты очах пыл любви сильней!Вековечный устав утвердил ее власть.То богини закон, Всепобедной,Святой Афродиты!Послушанье уже я не в силах блюсти,Видя все, что свершается, я не могуГорьких слез удержать — и струятся ручьем, —В темный брачный чертог, усыпляющий всех,Навеки уйдет Антигона.
   Входит Антигона под стражей.
   ЭПИСОДИЙ ЧЕТВЕРТЫЙ
   КОММОС
   АнтигонаСтрофа 1Люди города родного!Все смотрите: в путь последнийУхожу, сиянье солнцаВижу я в последний раз.Сам Аид-всеусыпительУвлекает безвозвратноНа прибрежья Ахеронта,Незамужнюю, меня.Гимны брачные не будутПровожать невесту-деву.Под землею АхеронтуНыне стану я женой.
   ХорНо в обитель умершихТы уходишь во славе, —Не убита недугомИль ударом меча.Нет, идешь добровольно ты, —Между смертных единаяТы обитель АидовуНавсегда избрала.
   АнтигонаАнтистрофа 1Довелось мне слышать раньтеО судьбе фригийской гостьи, —[101]Как печален на СипилеТанталиды был удел.Словно плющ, утес, как молвят,Охватил ее, и горькоПлачет пленница: над неюНепрестанный дождь и снег.Из очей ее всечасноЛьются слезы по утесу,Так и я. Отныне богомЯ навек усыплена.
   ХорНо она ведь богиня,Небожителей отпрыск!Мы же — смертные люди,Род от смертных ведем.Все ж тебе, умирающей,Честь и слава великая,Что — живая — стяжала тыБогоравный удел!
   АнтигонаСтрофа 2Ты смеешься надо мною!Для чего ж — родные боги! —Надо мною, неумершей,Издеваться!Ты, о мой город!И вы, Знатные города люди!О источник Диркейский, о рощаЗнаменитых ристаньями Фив!Призываю вас ныне в свидетели:По какому закону,Не оплакана близкими,Я к холму погребальному,К небывалой могиле иду?Горе мне, увы, несчастной!Ни с живыми, ни с умершимиНе делить мне ныне век!
   ХорСтрофа 3Дойдя до крайнего дерзанья,О трон высокий правосудьяПреткнулась больно ты, дитя,И платишься за грех отцовский.
   АнтигонаАнтистрофа 2Ты коснулся злейшей скорби,Злополучной отчей участи,Общей доли достославных Лабдакидов!О, преступное матери ложе,Разделенное с собственным сыном!О, злосчастный их брак, от которогоЯ на свет родилась, злополучная!И к родителям ныне, проклятая,Я в обитель подземнуюОтправляюсь навеки.Даже свадебных песенУслыхать не успела, увы!В брак вступил ты несчастливый,[102]О мой брат, — и сам погиб ты,И меня, сестру, сгубил!..
   ХорАнтистрофа 3Чтить мертвых — дело благочестья,Но власть стоящего у властиПереступать нельзя: сгубилТебя порыв твой своевольный.
   АнтигонаЭподНеоплакана, без близких,Не изведавшая брака,Ухожу я, злополучная,В предназначенный мне путь.И очей священных солнцаМне не зреть уже, несчастной,Неоплаканную долюНе проводит стон друзей.
   Входит Креонт.
   КреонтКоль разрешить пред смертью плач и вопли,Им не было б конца — известно всем.Так уведите же ее и спрячьтеВ пещере сводчатой, как я велел,И там одну оставьте: пусть умретИли в пещере той сыграет свадьбу.Мы перед девой чисты, но онаОбречена не жить на этом свете.
   АнтигонаО склеп могильный, брачный терем мойИ вечный страж — подземное жилище!Иду к своим, без счета ПерсефонойВ обитель мертвых принятым. Из нихПоследняя и с наихудшей долейСхожу в Аид, хоть жизни путь не кончен.Но верится, что там я в радость будуОтцу; тебе я милой буду, мать,И милою тебе, мой брат несчастный:Умерших, вас я собственной рукойОмыла, убрала и возлияньяНадгробные свершила. Полиник!Прикрыв твой прах, вот что терплю я ныне!Хотя в глазах разумного поступокМой праведен. Когда была б я матьИли жена и видела истлевшийПрах мужа своего, я против гражданНе шла бы. Почему так рассуждаю?Нашла бы я себе другого мужа,Он мне принес бы новое дитя;Но если мать с отцом в Аид сокрылись,Уж никогда не народится брат.Я соблюла закон, тебя почтила,Меня ж назвал преступницей КреонтИ нечестивой, о мой брат родимый!И вот меня схватили и ведут,Безбрачную, без свадебных напевов,Младенца не кормившую. Одна,Несчастная, лишенная друзей,Живая ухожу в обитель мертвых.Какой богов закон я преступила?Зачем — несчастной — обращать мне взорыК богам, их звать на помощь, если яБезбожной названа за благочестье?Я, пострадав, могу, богам в угоду,Признать вину, но коль ошиблись боги,Не меньше пусть они потерпят зла,Чем я сейчас терплю от них неправды.
   ХорНе стихает жестокая буря в душеЭтой девы — бушуют порывы!
   КреонтПотому и придется ее сторожамПожалеть о своем промедленье.
   АнтигонаГоре мне! В этом слове я смерти моейПриближение слышу.
   КреонтНет, надеждой не стану тебя утешать,Что твоя не исполнится доля.
   (Уходит.)
   АнтигонаГород предков! Столица фиванской земли!Боги древние нашего рода! Вот уводят меня…Не могу не идти… На меня посмотрите, правители Фив,На последнюю в роде фиванских царей,Как терплю, от кого я терплю — лишь за то,Что почтила богов почитаньем!..
   Антигону уводят.
   СТАСИМ ЧЕТВЕРТЫЙ
   ХорСтрофа 1Так пострадала Даная прекрасная,[103]Та, что на доски, обитые бронзою,Переменила сияние дня.Спальней могила ей стала, дитя мое, —А родовита была, и хранил ееЗевс, к ней сошедший дождем золотым. Но необорноеРока могуществоЗлата сильней, и Арея, и крепости,И просмоленных морских кораблей.Антистрофа 1Так усмирен был Дриантов заносчивыйСын, повелитель эдонян: за дерзостность[104]Был Дионисом в скалу заключен.Там улеглось постепенно неистовство,Бога признал он, которого буйственноЗлыми насмешками смел задевать, —Он, изгонявший восторгом исполненныхЖен, загашавший огни Дионисовы,С флейтою дружных тревоживший Муз.Строфа 2Возле скал голубых, у обоих морейНа Боспоре фракийском стоит Салмидесс, —Там когда-то увидел соседний Арей,Как, сынов ослепляя,Им ужасные раныНаносила жестоко Финея жена,[105]Как отмщенье провалами темных, глазницПризывали слепые.А пронзила им очиНе рукой — острием челнока из станка.Антистрофа 2Горевали об участи горькой своейЭтой матери, в браке несчастной, сыны,А была и она из древнейшей семьи —Эрехфеева рода,[106]В отдаленных пещерахВозлелеяна сонмом отеческих бурь,Дочь Борея, что резвых быстрее коней,[107]Порождение бога.Все же Мойры седыеНа нее ополчились сурово, дитя!
   Входит Тиресий с мальчиком-поводырем.
   ЭПИСОДИЙ ПЯТЫЙ
   ТиресийО государи Фив! Пришло нас двое —Один лишь зрячий, — ибо нам, слепцам,Дорогу указует провожатый,
   КреонтЧто скажешь нового, Тиресий-старец?
   ТиресийСкажу; но ты вещателю внимай.
   КреонтТвоим советам я внимал и раньше,
   ТиресийТы потому и градом правил с честью.
   КреонтДа, признаюсь: ты приносил мне пользу.
   ТиресийТы вновь стоишь на лезвии судьбы.
   КреонтВ чем дело? Весть твоя меня тревожит.
   ТиресийПоймешь, узнав совет моей науки.На старом месте я сидел гаданий,Где у меня был всякой птицы слет,И слышу странный голос птиц, во гневеИ в бешенстве кричащих непонятно;Я понял, что друг друга рвут когтямиОни: шум крыльев это говорил,Я в страхе начал по огням гадать,На алтаре, но бог не принял жертвы,Огонь не разгорался, и на углиОт бедер сало капало, топясь,Дымилось, и плевалось, и, раздувшись,Вдруг желчью брызгало, и вскоре с бедерВесь жира слой сошел, в огне обтаяв.И тщетно от богов я ждал ответа;Так рассказал мне мальчик мой; ведь он —Вожатый мне, как я для вас вожатый.Твой приговор на град навел болезнь;Осквернены все алтари в странеИ в самом граде птицами и псами,Что труп Эдипова терзали сына;Уж боги не приемлют ни молитв,Ни жертв от нас, ни пламени сожженья;Уж не кричит, вещая благо, птица,Убитого напившись жирной крови.Итак, об этом поразмысли, сын:Все люди заблуждаются порою,Но кто в ошибку впал, не легкомысленИ не несчастлив, если он в беде,Упорство оставляя, все исправит;Упрямого ж безумным мы зовем.Нет, смерть уважь, убитого не трогай.Иль доблестно умерших добивать?Тебе на благо говорю: полезноУ доброго советника учиться.
   КреонтСтарик, вы все стреляете в меня,Как в цель стрелки; и в прорицаньях дажеЯ вами не забыт; своей родней жеДавно и оценен я и распродан.Торгуйте, наживайтесь, коль хотите,Электром сардским[108]иль индийским златом, —Его в могилу вам не положить.Нет, если б даже Зевсовы орлы:Ему тащили эту падаль в пищу,Я и тогда, той скверны не боясь,Не допустил бы похорон: я знаю —Не человеку бога осквернить.Но и мудрейшие, старик Тиресий,Позорно гибнут, если злые мыслиДля выгоды словами украшают.
   ТиресийУвы!Да разве мыслит кто иль полагает…
   КреонтЧто ж? Истину ходячую расскажешь?
   ТиресийНасколько разум выше всех богатств…
   КреонтНастолько ж нам безумье — враг великий!
   ТиресийА ты уже недугом этим тронут.
   КреонтГадателю я дерзко не отвечу!
   ТиресийДерзишь, пророчество считая ложью!
   КреонтПророки все всегда любили деньги.
   ТиресийТираны ж все корыстны, как известно,
   КреонтТы, видно, позабыл, что я правитель?
   ТиресийНет, но через меня спасал ты Фивы.
   КреонтХоть прорицатель ты, а любишь зло.
   ТиресийТы страшную открыть принудишь тайну!
   КреонтСкажи ее! Но только не для денег!
   ТиресийНет, не скажу: ведь это про тебя.
   КреонтЗнай, ты моих решений не изменишь.
   ТиресийТогда узнай и помни, что немногоРистаний кони Солнца[109]совершат,Как ты дитя, рожденное тобоюОт чресл твоих, отдашь, — за трупы труп;Затем что ты безжалостно загналЖивую душу в темную гробницу;А сам берешь, отнявши у Подземных,Прах обесчещенный, не погребенный;На это права нет ни у тебя,Ни у богов, и их противно воле.За это ждут тебя богини мщенья,Эринии Аида и богов,Чтоб и тебя постигли те же беды.Подкупленный ли говорю с тобою,Смотри уж сам: раздастся скоро, скороВопль женщин и мужей в дому твоем.Гнев на тебя вздымают города,По чьим сынам обряды совершалиПсы, звери, птицы; их нечистой пищейВсе в граде алтари осквернены.Такие стрелы я в тебя, как лучник,Направил в гневе, вызванном тобой.И стрелы верны, не уйдешь от них.Домой пойдем, мой мальчик. Пусть на тех,Кто помоложе, гнев он вымещает.Пусть учится он сдерживать языкИ более ума иметь, чем ныне.
   ХорЦарь, он ушел с пророчеством ужасным.С тех пор как волосы главы моейИз черных стали белыми, я знаю —Пророком ложным никогда он не был.
   КреонтЯ также это знаю и смущен.Мне тяжко уступать, но тяжки беды,Которые стрясутся над упрямым.
   ХорТебе совет, сын Менекея, нужен.
   КреонтЧто ж должно делать? Я приму совет.
   ХорСтупай, веди невесту из пещеры;И оскверненный прах похорони.
   КреонтПо-твоему, я должен уступить?
   ХорДа, царь, и поскорей: ведь боги быстроНапастью дни безумцев пресекают.
   КреонтУвы, мне тяжко, но свое решеньеЯ отменю: с судьбой нельзя сражаться.
   ХорИди же, делай и не жди других.
   КреонтНе медля я пойду. Сюда, эй, слуги!Все поскорей с собой кирки берите.Бегите к месту, что отсюда видно.А я, раз это решено, пойдуТу выпустить, которую связал я.Я понял: надо жить, до смерти чтяОт века установленный закон.
   (Уходит.)
   СТАСИМ ПЯТЫЙ (ГИПОРХЕМА)
   ХорСтрофа 1Многоименный, слава девы кадмейской,[110]Зевса, гремящего грозно, сын!Стражем стоящий Италии славной,В гостеприимных долинах царящийЭлевсинской Деметры, о Вакх!Ты, проживающий в Фивах,Матери-граде вакханок,Около струй Исмена,Там, где был сев посеян Злого Дракона!Антистрофа 1Там тебя видят, там, где факелов пламяСветит с вершин двуглавой горы.Где корикийские нимфы[111] пляскойСлужат тебе — твои вакханки,Там, где струится Кастальский ключ![112]Ты приходишь со склоновНисы, плющом увитых[113]И вином изобильных;Ты, богами прославлен,К Фивам приходишь!Строфа 2Чтишь ты их выше всех городов,Как сраженная молнией мать![114]И теперь, когда тяжкий недугПоражает весь город наш,О, направь свой целительный шагК нам с Парнаса, над пенным морем!Антистрофа 2О водитель огненных звезд!Господин ночных голосов!Сын возлюбленный Зевса, — царь,Нам со свитой Фиад[115] предстань,Что всю долгую ночь тебя,Благ подателя, славят Иакха![116]
   Входит Вестник.Эксод
   ВестникЖильцы домов Амфиона[117]и Кадма!Нет в жизни, до конца ее, поры,Какую я хвалил иль порицал бы.Возносит счастье и свергает счастьеСчастливых, а равно и несчастливых,И рока не откроет нам никто.Креонт казался всем благословенным;И землю Кадма спас он от врагов,И, властелином полным став над нею,Царил, детьми обильно окружен.И все пропало. Если радость в жизниКто потерял — тот для меня не жив:Его живым я называю трупом.Копи себе богатства, если хочешь,Живи, как царь; но если счастья нет —То не отдам я даже тени дымаЗа это все, со счастием сравнив.
   ХорКакую скорбь царю несешь ты снова?
   ВестникСмерть. И живые в смерти виноваты.
   ХорНо кто убийца, кто, скажи, убит?
   ВестникПал Гемон, и не от руки чужой.
   ХорРукой отца убит он иль своей?
   ВестникСвоею, в гневе на отца за деву.
   ХорКак верны, о пророк, твои вещанья!
   ВестникТак шло; надо вам о том размыслить.
   ХорВот из дворца выходит Эвридика,Несчастная жена Креонта; знаетПро сына весть или случайно вышла?
   ЭвридикаО граждане! Когда во храм богиниПаллады направляюсь я молиться,Какую слышу между вами речь?Засов дверной я отпирала; вестьО бедствии до слуха моегоДошла, — и на руки моих служанокУпала я без чувств, поражена.Но повторите мне известья эти:Хочу я слышать, о несчастье знать.
   ВестникО госпожа, скажу я все, что видел,Ни слова правды я не утаю.Зачем тебя мне утешать словами?Чтоб стать лжецом? Нет, правды путь верней.Провел, я мужа твоего на крайДолины, где безжалостно был брошенТруп Полиника, весь истерзан псами.Плутону помолясь и придорожнойБогине[118],чтоб они свой гнев смирили,Омыли мы священным омовеньемОстанки и сожгли на ветвях свежих.Насыпав из земли родимой холм,Пошли мы к брачному покою девы,Где ложе из камней, — к жилищу смерти.И вот один из нас услышал громкийСтон, несшийся из терема невесты,И прибежал сказать царю Креонту.Тот ближе подошел и горьких жалобУслышал вопль и, застонав от муки,Воскликнул так: «О злополучный я!Я сам беду накликал! Нет сомненья,Иду я верной гибели тропой!Я слышу сына милого. БегитеСкорее, слуги, вверх и, став у склепа,Взгляните через брешь, где камень снят,В глубь подземелья — Гемона ли голосЯ слышу — иль обманут я богами».Как повелел нам в ужасе владыка,Мы глянули — и в склепе, в глубине,Повесившейся деву увидалиНа туго перекрученном холсте;А рядом он, ее обнявши труп,Лил слезы о погибели невесты,Отца деяньях и любви несчастной.Отец, его увидя, с диким стоном:Сбегает вниз и так зовет, вопя:«Несчастный, что ты сделал? Что замыслил?Какой бедой твой разум помутился?О, выйди, сын! Прошу, молю тебя!»Но юноша тогда, взглянувши дико,Ни слова не сказал, извлек свой мечДвуострый. В ужасе бежит отец —И промахнулся он. Тогда, во гневеСам на себя, всем телом он на меч:Налег — и в бок всадил до половины.Еще в сознанье, деву обнял онИ, задыхаясь, ток последний кровиНа бледные ланиты пролил ей.И труп лежит на трупе, тайны бракаУзнав не здесь — в Аидовом дому, —Показывая людям, что безумьеЕсть худшее из зол для человека.
   Эвридика уходит.
   ХорЧто это значит? В дом ушла жена.Ни доброго не молвив, ни худого.
   ВестникИ сам: дивлюсь я, но еще надеюсь,Что, о беде узнав, она не хочетРыдать пред всеми и внутри дворцаВелит прислужницам стенать с ней вместе.Она в своем уме, не согрешит.
   ХорНе знаю; только эта тишинаНе менее страшна мне, чем рыданья.
   ВестникСейчас узнаем, но таит ли в сердцеВзволнованном: она сокрытых мыслей,В дом удалясь, и справедливо молвил:В молчанье слишком долгом есть опасность.
   ХорВот и царь наш; он сам направляется к нам,Доказательство правды неся на руках.Если можно сказать — не чужую беду,А свою он несет, согрешивши.
   КОММОС
   КреонтСтрофа 1Увы!Грехи души затуманенной,Упорные, смерть несущие!Смотрите теперь на отца вы все,Убившего сына несчастного!Слепым поддавался, я замыслам!О сын мой, угасший в юности!Ты ушел, ты погиб;Но не ты, я один — безумец!
   ХорУвы, ты правду видишь слишком поздно.
   КреонтСтрофа 2Увы!Урок мой горестен; увы мне: некий богОбременил меня громадой горяИ на пути жестокости послал,Увы, всю радость истребив мою!О муки злые злых людских страданий!
   Вестник 2-йО господин, от бедствий к новым бедамИдешь ты и увидишь скоро их:Одни пришли, другие в доме ждут.
   КреонтКакая хуже может быть беда?
   Вестник 2-йУмершему верна, твоя супругаНесчастная от свежих ран скончалась.
   КреонтАнтистрофа 1Увы!Аида бездна, зачем меняТы губишь, непримиримая?О вестник прежних ужасных бед,Какие ты вести приносишь нам?Вторично убьешь ты погибшего!Что, сын мой, скажешь мне нового?Смерть за смертью, увы!Вслед за сыном жена скончалась!
   ХорТы можешь видеть: вынесли ее.
   КреонтАнтистрофа 2Увы!Второе бедствие теперь, злосчастный, вижу!Что за несчастье мне еще готовится?Сейчас держа я сына на руках —И вижу труп другой перед собою!Увы, о мать несчастная, о сын!
   ВестникСраженная лежит у алтарей;Ее померкли и закрылись очи;Смерть Мегарея[119]славную оплакав,За ним другого сына, — на тебяБеду накликала, детоубийца.
   КреонтСтрофа 3Увы! Увы!От страха дрожу.Что же грудь моюДвуострым мечом не пронзил никто?Я несчастный, увы!И жестоким сражен я горем!
   ВестникИзобличен покойницею ты:Ты виноват и в той и в этой смерти
   КреонтНо как она себя лишила жизни?
   ВестникОна сама себе пронзила сердце,О сына горестной судьбе узнав.
   КреонтСтрофа 4Увы мне! Другому, раз я виноват,Нельзя никому этих бед приписать.Я тебя ведь убил — я, несчастный, я!Правду я говорю.Вы, прислужники, прочь,Уводите меня, уводите скорей,Уводите — молю; нет меня; я ничто!
   ХорВ решеньях прав ты, коль в беде есть правда,И лучше всех кратчайшее из зол.
   КреонтАнтистрофа 3Приди, приди!Покажись скорей, мой последний день!Приведи ко мне жребий лучший мой!Поскорее приди,Чтобы дня я другого не видел!
   ХорТо в будущем, а ты о настоящемЗаботься. Будущее — от богов.
   Креонт
   Я все желанья в этой слил мольбе.
   ХорНет, не молись: ведь людям от скорбенНиспосланных не обрести спасенья.
   КреонтАнтистрофа 4Уведите вы прочь безумца, меня!Я убил тебя, сын, и тебя, жена!И нельзя никуда обратить мне взор:Все, что было в руках, в стороне лежит;И теперь на меня низвергает судьбаВсе терзанья, и вынести их нет сил!
   ХорМудрость — высшее благо для нас,И гневить божество не дозволено.Гордецов горделивая речьОтомщает им грозным ударом,Их самих поразив,И под старость их мудрости учит.
   ЕВРИПИД
   Еврипид (480–406 гг. до н. э.)родился, по преданию, на Саламине в день знаменитого морского сражения у этого острова. Согласно античным свидетельствам, отец и мать Еврипида промышляли мелкой торговлей. Жизнь поэта прошла в Афинах, где он, как утверждают, помимо поэзии, занимался живописью и философией, не принимая, в отличие от Эсхила и Софокла, прямого участия в политической жизни. Незадолго до смерти Еврипид переехал в Македонию, куда его пригласил царь Архелай, который высоко ценил его творчество и будто бы сделал поэта своим близким советником. В Афинах поэт при жизни не был, по-видимому, так популярен, как оба его старших собрата, зато в эллинистическую эпоху слава его возросла, благодаря чему число дошедших до нас драм Еврипида (восемнадцать из девяноста двух) больше, чем эсхиловских и софокловских вместе взятых.
   МЕДЕЯ
   ДЕЙСТВУЮЩИЕ ЛИЦА
   Кормилица.
   Дядька.
   Медея.
   Креонт.
   Ясон.
   Эгей.
   Вестник.
   Сыновья Медеи и Ясона.
   Хор коринфских женщин.
   Действие происходит в Коринфе, перед домом Медеи.
   ПРОЛОГ
   КормилицаО, для чего крылатую ладью[120]Лазурные, ошибайся, утесы[121]В Колхиду пропускали, иль зачемТа падала на Пелий,[122] что вельможам,Их веслами вооружив, далаВ высокий Иолк в злаченых завиткахРуно царю Фессалии доставить?К его стенам тогда бы и мояВладычица не приплыла, Медея,Ясона полюбив безумно, — тамУбить отцаОна не научала бРожденных им и нежных Целиад,И не пришлось бы ей теперь в КоринфеУбежища искать с детьми и мужем.Пусть гражданам успела угодитьОна в изгнанье, мужу оставаласьПокорною женой (а разве естьНа свете что милей семьи, где с мужемЖивет жена согласно?), но уделМедеи стал иной. Ее не любят,И нежные глубоко страждут узы.Детей Ясон и с матерью в обменНа новое отдать решился ложе,Он на царевне женится — увы!Оскорблена Медея, и своихОстановить она не хочет воплей.Она кричит о клятвах и рукиПопранную зовет обратно верность,Богов зовет в свидетели онаЯсоновой расплаты. И на ложе,От пищи отказавшись, ночь и деньОтдавши мукам тело, сердцу таятьВ слезах дает царица с той поры,Как злая весть обиды поселиласьВ ее душе. Не поднимая глазЛица, к земле склоненного, Медея,Как волн утес, не слушает друзей.В себя прийти не хочет. Лишь порою,Откинув шею белую, онаОпомнится как будто, со слезамиМешая имя отчее, и домаРодного, и земли воспоминаньемИ все, чему безумно предпочлаОна ее унизившего мужа.Несчастие открыло цену ейУтраченной отчизны. Дети дажеЕй стали ненавистны, и на нихГлядеть не может мать. Мне страшно, как быШальная мысль какая не пришлаЕй в голову. Обид не переноситТяжелый ум, и такова Медея.И острого мерещится ударНевольно мне меча, разящий печень,Там, над открытым ложем, — и боюсь,Чтобы, царя и молодого мужаЖелезом поразивши, не пришлосьЕй новых мук отведать, горше этих.Да, грозен гнев Медеи: не легкоЕе врагу достанется победа.Но мальчиков я вижу — бег ониОкончили привычный и домой,Идут теперь спокойно. А до мукиИ дела нет им материнской.Да, Страдания детей не занимают.
   Старый дядька ведет двух мальчиков.
   ДядькаО старая Царицына раба!Зачем ты здесь одна в воротах? ИлиСамой себе ты горе поверяешь?Медея ж как рассталася с тобой?
   КормилицаО старый спутник сыновей Ясона!Для добрых слуг несчастие господНе то же ли, что и свое: за сердцеЦепляется оно, и до тогоИзмучилась я, веришь, что желанье,Уж и сама не знаю как, во мнеЯвилось рассказать земле и небуНесчастия царицы нашей.
   ДядькаПлачетПоди еще?..
   КормилицаНаивен ты, старик,Ведь горе-то лишь началось, далекоИ полпути не пройдено.
   ДядькаСлепая…Не про господ будь сказано.Своих, Должно быть, бед она не знает новых.
   КормилицаКаких? Каких? О, не скупись — открой…
   ДядькаНет, ничего. Так, с языка сорвалось.
   КормилицаО, не таи! Касаясь бороды,Тебя молю: открой подруге рабства.Ведь, если нужно, мы и помолчатьСумели бы…
   ДядькаЯ слышал, — но и видуНе подал я, что слышу, проходяУ Камешков сегодня,[123] знаешь, гдеСтарейшины сидят близ вод священныхПарены.[124]Кто-то говорил, что царьСбирается детей с Медеей вместеКоринфского лишить приюта. СлухТот верен ли, не знаю; лучше б, еслиНеверен был он.
   КормилицаЧто же, и ЯсонДо этого допустит? Хоть и в ссореОн с матерью, но дети ведь его же….
   ДядькаЧто ж? Новая жена всегда милей:О прежней царь семье не помышляет.
   КормилицаПогибли мы, коль, давешней бедыНе вычерпав, еще и эту впустим…
   ДядькаВсе ж госпоже ее не время знать:Ты затаишь мои слова покуда.
   КормилицаВот, дети! Вот каков отец для вас!Но боги да хранят его! Над намиОн господин, — хоть, кажется, нельзя,Чтоб человек больней семью обидел.
   ДядькаВ природе смертных что. ЧеловекВсегда себя сильней, чем друга, любит.Иль новость ты узнала, удивляюсь…И должен был для этого ЯсонПожертвовать детьми утехам ложа?..
   КормилицаИдите с богом, дети, — все авосьУладится. А ты, старик, подальшеДержи детей от матери — онаРасстроена. Запечатлелась яростьВ ее чертах — и как бы на своихНе вылилась она, увы! Не стихнетБез жертвы гнев ее — я знаю. ТолькоПускай бы враг то был, а не свои…
   Медея
   (за сценой)Увы!О, злы мои страданья. О!О, смерть! Увы! О, злая смерть.
   КормилицаНачалось… О дети… Там мать,Ваша мать свое сердце — увы! —Мечет но воле и гнев Ярый катает…ПодальшеЗатаитесь, милые.Глаз Не надо тревожить ее…Ни на шаг к ней ближе, о дети:Вы души ее гордой, и дикой,И охваченной гневом бегите…О, скорее, скорее под кровлю…Это облако стона сейчасРаскаленная злоба ееПодожжет… Где предел для тебя,О сердце великих дерзаний,Неутешное сердце, коль мукаТебя ужалила, сердце?
   Медея
   (за сценой)О, горе! О, муки! О, муки и вы,Бессильные стоны! Вы, дети…О, будьте ж вы: прокляты вместеС отцом, который родил вас!Весь дом наш погибни!
   КормилицаНа голову нашу, увы!Слова эти… Горе, о, горе!Что ж сделали дети тебе?Они за отца в ответе ль? Что мечешьТы гнев на детей! О милые, яБоюсь за судьбу вашу, дети.Ужасны порывы царей,Так редко послушных другим,Так часто всевластных…Их злобе легко не уняться…Не лучше ли быть меж листовНевидным листом?О, как бы: хотела дождатьсяЯ старости мирной вдалиОт царской гордыни…Умеренность — сладко звучитИ самое слово, а в жизниКакое сокровище в нем!Избыток в разладе с удачей,И горшие беды: на родС божественным гневом: влечет он.
   ПАРОД
   На орхестру вступает хор коринфских женщин.
   ХорПроодЯ слышала голос, я слышала крикНесчастной жены из дальней Колхиды:Еще ли она, скажи, не смирилась?Скажи мне, старуха…Чрез двери двойные я слышала стонИ скорби семьи сострадаю,Сердцу давно уже милой.
   КормилицаТой нет уж семьи — распалась она:Мужа — ложе тиранов,Терем жену утаил,Царицу мою с тающим сердцем,Лаской ничьей, ни единого другаЛаской она не согрета…
   Медея
   (за сценой)О, ужас! О, ужас!О, пусть небесный перунПронижет мне череп!..О, жить зачем мне еще?Увы мне! Увы! Ты, смерть, развяжиМне жизни узлы — я ее ненавижу…
   ХорСтрофаТы внял ли, о Зевс, ты, матерь Земля, ты, Солнце,Стонам печальным злосчастной невесты?Безумны, уста, вы — зачемЖеланье холодного ложа? Смерти шагиРазве замедлят? Надо ль молить ее?Если твой муж пожелалНового ложа, зачем жеГневом бедствие этоХочешь ты углубить,Частое в мире? КронидПравде твоей поможет:Только не надо сердце, жена,Сердце в слезах не надо топитьПо муже неверном…
   Медея
   (за сценой)Великий Кронид… Фемида-царица!О, призрите, боги, на муки мои!Сама я великой клятвойПроклятого мужаСвязала с собою, увы!О, если б теперьЕго и с невестой увидеть —Два трупа в обломках чертога!От них обиды, от нихНачало… О боги… О ты,Отец мой, о город, от вас яПостыдно бежала, и трупРодимого брата меж нами.
   КормилицаСлушайте, что говорит,Вопли мечет какиеФемиде, обетов царице,И Зевсу, кравчему клятвы.Ужасной, ужасной онаМестью насытит сердце.
   ХорАнтистрофаЗачем же она явить нам лицо не хочет?Слух не приклонитНа нежный мой голос?Безумную злобу ее,Души ее темное пламя,Может быть, яИ утишила бСловом и лаской.Пусть же любимые мнойВидят желание сердца…
   (Кормилице.)К ней в чертог не войдешь ли?Пусть она выйдет к нам…Медлить не надо… Скорей!Может сейчас несчастье в этих стенах произойти…Страшен порыв гнева и мести,Отчаянье страшно.
   КормилицаПойти я готова… Но толькоЦарицу смогу ль образумить?Труда ж и желаний не жалко…Как львица в муках родильных,Так дико глядит она, еслиС словами на робких устахПриблизится к ложу рабыня…О да, не будет ошибкойСказать, что ума и искусстваНемного те люди явили,Которые некогда гимныСлагали, чтоб петь за столамиНа пире священном иль простоВо время обеда, балуяМелодией уши счастливых…Сказать, что никто не придумалГармонией лиц многострунныхПечали предел ненавистной,Печали, рождающей смерти,Колеблющей ужасом царства,Печали предел положить…Лечиться мелодией людямПолезно бы было, на пиреНапрасны труды музыканта:Уставленный яствами столБез музыки: радует сердце.
   (Уходит.)
   ХорЭподЯ слышу опятьПлачущий голос ее.Ее протяжные стоны.На мужа проклятьями с ложаВоздух пронзая,Вопли несутся. Фемиду зоветНесчастное чадо Колхиды,Зачем увлекала ееЧрез моря теснину на брегЭллады, туда,Где волны катаетПучина, и нет ей предела.
   ЭПИСОДИЙ ПЕРВЫЙ
   Выходит Медея.
   Медея
   (к хору)О дочери Коринфа, если к вамИ вышла я, так потому, что вашихУпреков не хочу. Иль мало естьПрослывших гордецами оттого лить,Что дом милей им площади иль видетьОни горят иные страны? ШумБудь людям ненавистен, и сейчасПорочными сочтут их иль рукоюМахнувшими на все. Как будто судГлазам людей принадлежит и смеемМы осудить, не распознав души,Коль человек ничем нас не обидел.Уступчивым, конечно, должен бытьМеж вас чужой всех больше, но и гражданЗаносчивых не любят, не даютОни узнать себя и тем досадны…Но на меня, подруги, и без васНежданное обрушилось несчастье.Раздавлена я им, и умеретьХотела бы — дыханье только мука:Все, что имела я, слилось в одном,И это был мой муж, — и я узнала,Что этот муж — последний из людей.Да, между тех, кто дышит и кто мыслит,Нас, женщин, нет несчастней. За мужейМы платим, и не дешево. А купишь,Так он тебе хозяин, а не раб.И первого второе горе больше.А главное — берешь ведь наобум:Порочен он иль честен, как узнаешь.А между тем уйди — тебе ж позор.И удалить супруга ты не смеешь.И вот жене, вступая в новый мир,Где чужды ей и нравы и законы,Приходится гадать, с каким онаПостель созданьем делит. И завиденУдел жены, коли супруг ярмоСвое несет покорно. Смерть иначе.Ведь муж, когда очаг ему постыл,На стороне любовью сердце тешит,У них друзья и сверстники, а намВ глаза глядеть приходится постылым.Но говорят, что за мужьями мы,Как за стеной, а им, мол, копья нужны.Какая ложь! Три раза под щитомОхотней бы стояла я, чем разОдин родить. Та речь вообще о женах…Но вы и я, одно ли мы? У васИ город есть, и дом, и радость жизни;Печальны вы — вас утешает друг.А я одна на свете меж чужимиИ изгнана и брошена. РослаМеж варваров, вдали я: здесь ни дома,Ни матери, ни брата — никого,Хоть бы одна душа, куда причалитьЛадью на время бури. Но от васНемногого прошу я. Если средствоИль путь какой найду я отомститьЗа все несчастья мужу, — не мешайтесьИ, главное, молчите. Робки мы,И вид один борьбы или железаЖену страшит. Но если брачных узКоснулася обида, кровожаднейНе сыщете вы сердца на земле.
   КорифейВсе сделаю, Медея, справедливымЖеланиям и скорби не дивлюсьТвоей, жена, я больше. Но Креонта,Царя земли, я вижу этой, — онНе новое ль объявит нам решенье?
   Входит Креонт.
   Креонт
   (к Медее)Ты, мрачная, на мужа тяжкий гневСкопившая, Медея, говорю яС тобой, и вот о чем: земли моейПределы ты покинешь, взяв обоихДетей с собой, не медля… а приказИсполнишь ты при мне, и двери домаСвоей я не увижу прежде, чемНе выброшу тебя отсюда, слышишь?
   МедеяАй! Ай! Несчастная, я гибну. НедругВесь выпустил канат, и мне на берегОт злой волны уже спасенья нет…Но тяжкая оставила мне силыСпросить тебя: за что ты гонишь нас?
   КреонтО, тайны нет тут никакой: боюсь я,Чтоб дочери неисцелимых золНе сделала ты, женщина, моей.Во-первых, ты хитра, и чар немалоТвоя ум постиг, к тому же ты теперьБез мужа остаешься и тоскуешь…Я слышал даже, будто, ты грозишьИ мне, и жениху с невестой чем-то.Так вот, пока мы целы, и хочуЯ меры взять. Пусть лучше ненавистенМедее я, чем каяться потомВ мягкосердечии.
   МедеяУвы! Увы!О, не впервые, царь, и сколько разВредила мне уж эта слава: золОна — источник давний. Если смысломКто одарен, софистов из детейГотовить он не будет. Он не дастИ к укорять согражданам за праздность…И что еще? И ненависть толпыОни своим искусством не насытят.Ведь если ты невеж чему-нибудь,Хоть мудрому, но новому, обучишь,Готовься между них не мудрецомПрослыть, а тунеядцем. Пусть молвоюТы умников, которых город чтит,Поставлен хоть на палец выше будешь —Ты человек опасный. Эту участьЯ тоже испытала. ЧересчурУмна Медея — этим ненавистнаОна одним, другие же, как ты,Опасною ее считают дерзость.Подумаешь: покинутой женеПугать царей?! Да и за что бы дажеТебе я зла хотела? Выдал дочьТы за кого желал: я ненавижу,Но не тебя, а мужа. РассуждалТы здраво, дочь сосватав, и твоейУдаче, не завидую. ЖенитесьИ наслаждайтесь жизнью, лишь меняОставьте жить по-прежнему в Коринфе!Молчанием я свой позор покрою.
   КреонтДа, сладко ты поешь, но злая цельИ в песнях нам мерещится: чем дольшеЯ слушаю, тем меньше убежден…Ведь от людей порыва остеречься,Куда же легче нам, чем: от таких,Как ты, жена, лукаво-осторожных.Ну, уходи! Все высказала ты,Но твоего искусства не хватает,Чтобы сберечь нам лишнего врага.
   МедеяО, я молю у ног твоих — ты насНе высылай; хоть ради новобрачных!
   КреонтТы тратишься без толку на слова.
   МедеяО, пощади… К мольбам моим склонися!
   КреонтСвоя семья Медеи ближе нам.
   МедеяО край родной! Ты ярко ожил в сердце…
   КреонтМилее нет и нам — после семьи.
   МедеяКакое зло вы сеете, Эроты!
   КреонтНу, не всегда — зависит от судьбы.
   МедеяВиновному не дай укрыться, боже.
   КреонтНе будет ли, однако? От себяИ болтовни освободи нас лучше…
   МедеяОсвободить?.. Кого и от чего?Ты вызволи нас, царь, из этой муки…
   КреонтТы, верно, ждешь расправы наших слуг?..
   Медея О нет, о нет, тебя я умоляю…
   КреонтУгрозы мало, кажется, тебе?
   МедеяЯ не о том молю тебя, властитель.
   КреонтПусти меня… Чего ж тебе еще?..
   МедеяДай день один мне сроку: не решила,Куда идти еще я, а детейКто ж без меня устроит? Выше этихЗабот Ясон. О, сжалься, царь, и тыДетей ласкал. Тебе знакомо чувство,Которое в нас будит слабый. МнеИзгнание не страшно… Если плачу,То лишь над их несчастием, Креонт.
   КреонтЯ не рожден тираном. Сколько разМеня уже губила эта жалость.Вот и теперь я знаю, что не прав,Все ж будь по-твоему. Предупреждаю только,Что если здесь тебя с детьми и завтраВ полях моих увидит солнце, смертьОно твою осветит. НепреложноДа будет это слово… До утра…
   (Уходит.)
   КорифейО злая судьба!Увы, о жена, что бед-то, что бед!Куда ж ты пойдешь? У кого тыПриюта попросишь? Где домИ где та земля, Медея?В море бездонное золБросил тебя бессмертный.
   МедеяО да! Темно на небе… Но на этомНе кончилось! Не думайте: ещеИ молодым счастливцам будет искус,И свату их довольно горя… РазвеТы думала, что сладкий этот ядОн даром пил, — все взвешено заране…Он с этих губ ни слова, он рукиЕдиного движенья без расчетаНе получил бы, верьте… О, слепец!..В руках держать решенье — и оставитьНам целый день… Довольно за глаза,Чтобы отца, и дочь, и мужа с неюМы в трупы обратили… ненавистных…Немало есть и способов… КакойЯ выберу, сама еще не знаю:Чертог поджечь невестин или медьИм острую должна вогнать я в печень,До ложа их добравшись? Тут однаСмущает вероятность. По дорогеДо спальни их или за делом яЗахвачена могу быть и злодеямДостаться на глумленье. Нет, уж лучшеНе изменять пути прямому нам,И, благо он испытан, — яд на сцену…Так, решено.Ну, я убила их… А дальше что ж?Где город тот и друг, который двериНам распахнет и, приютив, за насПоручится? Такого нет… Терпенье жЕще хоть ненадолго. Если стенПередо мной откроется защита,На тайную стезю убийства молчаСтуплю тотчас. Но если нам одноНесчастье беспомощное на долюОстанется, я меч беру открытоИ дерзостно иду их убивать,Хотя бы смерть самой в глаза глядела.Владычицей, которую я чтуОсобенно, пособницей моею,Родной очаг хранящею, клянусьГекатою, что скорбию МедеиСебе никто души не усладит!..Им горек пир покажется, а сватуЕго вино и слезы мук моих…За дело же! Медея, все искусствоТы призови на помощь, — каждый шагОбдумать ты должна до мелочей!..Иди на самое ужасное! Ты, сердце,Теперь покажешь силу. До чего,О, до чего дошла ты! Неужели жСизифову потомству,[125]заключивС Ясоном брак, позволишь надругатьсяНад Гелиевой кровью?[126] Но комуЯ говорю все это? Мы природойТак созданы — на доброе без рук,Да злым зато искусством всех мудрее…
   СТАСИМ ПЕРВЫЙ
   ХорСтрофа 1Реки священные вспять потекли,Правда осталась, но та ли?Гордые выси коснулись земли,Имя богов попирая в пыли,Мужи коварными стали…Верно, и наша худая молваТоже хвалой обратится,И полетят золотые словаЖенам в усладу, что птица.Антистрофа 1Музы не будут мелодий венчатьСкорбью о женском коварстве…Только бы с губ моих эту печать,Только б и женской цевнице звучатьВ розовом Фебовом царстве…О, для чего осудил Мусагет[127]Песню нас слушать все ту же?В свитке скопилось за тысячи летМало ли правды о муже?Строфа 2О бурное сердце менады!Из отчего дома, жена,Должно быть, пробив Симплегады,Несла тебя злая волна.Ты здесь, на чужбине, одна,Муж отдал тебя на терзанье;И срам и несчастье должнаВлачить за собой ты в изгнанье.Антистрофа 2Священная клятва в пыли,Коварству нет больше предела,Стыдливость — и та улетелаНа небо из славной земли.От бури спасти не моглиОтцовские стрелы Медеи,И руки царя увлеклиОбъятий ее горячее.
   ЭПИСОДИЙ ВТОРОЙ
   Входит Ясон.
   ЯсонНе в первый раз я вижу, сколько золВлачит упорство злобы. Ты и городМогла б иметь, и дом теперь, царейПеренося смиренно волю. ЕслиВ изгнание идешь ты, свой языкРаспущенный вини, жена. Конечно,Мне все равно — ты можешь повторять,Что низость тут виной моя; не меруВозмездия за то, что ты семьеВластителя сулила, ты, Медея,Должна считать за благо. Сколько мог,Я гнев царей удерживал, оставитьТебя просил я даже — ни к чемуВсе это было… У безумья вожжиСовсем ты распустила — злых речейПоток не умолкал, и город нашТебе закрыт отныне. Но в заботах,Как верный друг, я устали не знаю.Я хлопочу о вас, чтобы нуждыНе испытать жене моей и детям,Без денег не остаться. Мало ль золУвидишь на чужбине… НенавистенТебе Ясон, но, право ж, не умеетНа вражеский себя настроить лад.
   МедеяО низкий… о негодный… я не знаю,Как выразить сильнее языком,Что ты не муж, не воин, — хуже, злееНельзя уж быть, чем ты для нас, и к нам.Ты все-таки приходишь… Тут не смелость…Отвага ли нужна, чтобы, друзьямТак навредив, в глаза смотреть? ИначеУ нас зовут такой недуг — бесстыдство.Но все ж тебе я рада… сердце яХоть облегчить могу теперь и больюТебя донять… О, слушай… Как, начну?Вот первое из первых… Я тебяСпасла — и сколько эллинов с собоюНа корабле везли тогда мы, всеСвидетели тому, — спасла, когда тыБыл послан укротить быков,[128]огоньМетавших из ноздрей, и поле смертиЗасеять. Это я дракона, теломПокрывшего в морщинистых извивахРуно златое, умертвила, я,Бессонного и зоркого, и солнцаСияние глазам твоим вернула.Сама ж, отца покинув, дом забыв,В Фессалию с тобой ушла, — горячкаБыла сильней рассудка. Пелий, царь,Убит был тоже мною, — нет ужаснейТой смерти, что нашел он — от детей!И все тебя я выручала, — этимОт нас ты не побрезгал, а в наградуМне изменил. Детей моих отец,Ты брак затеял новый. Пусть бы семяТвое бесплодно было, жажду ложаЯ поняла бы нового… А где ж?Где клятвы те священные? Иль боги,Которые внимали им, теперьУж не царят, иль их законы новы?Ты сознаешь — нельзя не сознавать,Что клятву ты нарушил… Сколько разРуки искал ты этой и колениМне осквернял прикосновеньем! ВсеОбмануты надежды. Что же другаВ тебе вернет Медее, ждать чего жМогла бы от тебя она? Но сердцеМне жжет еще уста — ясней позорТвой обличить вопросами… Итак,Куда же нам идти прикажешь? ИлиК отцу, домой? Тебе в угоду домЯ предала. К несчастным Педиадам?У них отца убив, конечно, будуЯ принята радушно. О друзьяхПодумаю ли старых — ненавистнаЯ стала им, а те, кому вредитьПришлося мне — не для себя — в угодуТебе ж, Ясон, теперь мои враги.О, горе мне! Так вот она, та слава,Блаженство то меж эллинов, что мнеТогда сулил ты лживо… Да, гордитьсяМогу я верным мужем, это так…И славою счастливый младоженПокроется не бледной, если, точно,Извергнута из города, однаИ с беззащитными детьми, скитаясь,И с нищими та, что спасла его,Пойдет дивить людей своим несчастьем.О Зевс; О бог, коль ты для злата могПоддельного открыть приметы людям,Так отчего ж не выжег ты клеймаНа подлеце, чтобы в глаза бросалось?..
   КорифейНеисцелим и страшен гнев встает,Когда вражда людей сшибает близких.
   ЯсонКто не рожден оратором, томуТеперь беда. Как шкипер осторожный,Я опущу немножко парусаНадутые, иначе, право, буряЗлоречия и эти вихри словПотопят нас, жена. Свои услугиТы в гордую сложила башню…Нет,Коль мой поход удачен, я КипридеОбязан тем, Киприде меж боговИ меж людьми Киприде, — может быть,Та мысль иным и не по вкусу будет.Но оцени в ней тонкость: если ктоОдушевлял Медею на спасеньеЯсоново, то был Эрот… ЗачемРассматривать в деталях Дело? Да,Я признаю твои услуги. Что жеИз этого? Давно уплачен долг,И с лихвою. Во-первых, ты в ЭлладеИ больше не меж варваров, законУзнала ты и правду вместо силы,Которая царит у вас. ТвоеЗдесь эллины искусство оценили,И ты имеешь славу, а живиТы там, на грани мира, о тебе быИ не узнал никто. Для нас ничтоИ золото в чертогах, и Орфея[129]Нежнее песни голос по сравненьюС той славою, которая меняТак дивно увенчала. О себеУпомянул я, впрочем, лишь затем,Что этот спор ты подняла. ОтвечуПо поводу женитьбы. Поступил,Во-первых, я умно, затем и скромноИ, наконец, на пользу и тебе,И нашим детям. Только ты дослушай.Когда из Иолка цепью за собоюСюда одни несчастия принес я,Изгнаннику какой удел счастливейПригрезиться мог даже, чем союзС царевною?.. И ты напрасно колешьНас тем, жена, что ненавистно ложеМедеи мне и новою сраженЯ страстию, или детей хочуИметь как можно больше…Я считаю,Что их у нас довольно, и тебяМне упрекать тут не за что. ЖенилсяЯ, чтоб себя устроить, чтоб нуждыНе видеть нам — по опыту я знаю,Что бедного чуждается и друг.Твоих же я хотел достойно родаПоднять детей, на счастие себе,Чрез братьев их, которые родятся.Зачем тебе еще детей? А мнеОни нужны для пользы настоящих.Ну, будто ж я не прав? Сказала б «да»И ты, когда б не ревность. Все вы, жены,Считаете, что если ложа вамНе трогают, то все благополучно…А чуть беда коснулась спальни, нетТут никому пощады; друг ваш лучший,Полезнейший совет — вам ненавистны.Нет, надо бы рождаться детям так,Чтоб не было при этом женщин, — людиИзбавились бы тем от массы зол.
   КорифейТы речь, Ясон, украсил, но сдаетсяМне все-таки, меня не обессудь,Что ты не прав, Медею покидая.
   МедеяО, я во многом, верно, от людейИ многих отличаюсь. НаказаньюЯ высшему подвергла бы того,Кто говорить умеет, коль при этомОн оскорбляет правду. ЯзыкомИскусным величаясь, человекТакой всегда оденет зло прилично…Под маской же на что он не дерзнет?Но есть изъян и в мудрости, увы!..Ты, например, и тонкою и хитройРаскинул сетью речь, а поразитьНам ничего тебя не стоит. ЧестныйУговорил бы близких и потомВступал бы в брак, а ты сперва женился…
   ЯсонСкажи тебе заранее, сейчасТы так бы и послушалась, — ты злобуИ до сих пор на сердце бережешь.
   МедеяДругого ты боялся, чтоб женатымНа варварской царевне не остаться:Вам, эллинам, под старость это тяжко.
   ЯсонПожалуйста, не думай, что женаПри чем-нибудь в моем союзе новом;Я говорил уже, что я тебяСпасти хотел, родив единокровныхТвоим сынам: царей, опору дома.
   МедеяНам счастия не надо, что ценойТакой, обиды куплено; богатства,Терзающего сердце, не хочу.
   ЯсонМоли богов, желания иныеВлагая в грудь Медее, умудритьЕе, чтоб ей полезное — обидойИ счастие не грезилось несчастьем…
   МедеяГлумись… тебе приюта не искать.Изгнанница пред вами беззащитна.
   ЯсонТвой выбор был — других и не вини.
   МедеяТак это я женилась, изменяла?
   ЯсонБезбожно ты кляла своих царей.
   МедеяИ твоему проклятьем дому буду.
   ЯсонНа этом мы и кончим. Если вам —Тебе иль детям нашим — деньги нужныВвиду пути, прошу сказать теперь;Отказа вам не будет. Я и знакиГостиные могу послать друзьям,Помогут вам… Не хочешь брать?Напрасно. Открой глаза, не гневайся, тебе ж,О женщина, поверь — полезней будет.
   МедеяТвоих друзей не надо нам, и денегЯ не возьму — не предлагай, — от мужаБесчестного подарок руки жжет.
   ЯсонБогов беру в свидетели, что пользыЯ всячески и детской и твоейИскал, жена, но доброты не ценит,Надменная, моей, — и ей же хуже.
   (Уходит.)
   МедеяСтупай. Давно по молодой женеДуша горит — чертог тебя заждался.Что ж? Празднуй брак! Но слово скажет бог:Откажешься, жених, и от невесты.
   СТАСИМ ВТОРОЙ
   ХорСтрофа 1Когда свирепы Эроты,Из сердца они уносятВсю сладость и славы людямВкусить не дают. Но еслиКиприда шлет только радость,Нет богини прелестней…Ты мне никогда, царица,Стрел не мечи золотыхИ неизбежных в сердце,Полных яда желаний.Антистрофа 1Скромной ласки хочу я:Нет дара бессмертных слаще.О, пусть никогда КипридыУжасной не слышу в сердце,С грозой ее ярых ударов,С бурей ссор ненавистной,С желаньем чужого ложа!Спальню, где нет войны,Ложе, где жены не спорят,Славить гимном хочу я.Строфа 2Родина, дом отцовский, о, пусть,Пусть никогда не стануГорода я лишенной…Злее нет горя в жизниДней беспомощных.Смерти, о, смерти пускайИго подъемлю, но толькоДня изгнанья не видеть…Муки нет тяжелее,Чем отчизны лишиться.Антистрофа 2Вижу сама — не люди, увы,Сказку сложили эту!..Города ты лишилась,Друг состраданьем мукиНе облегчает,Неблагодарный… ПускайСгибнет, коль друга не чтит он.Сердце чистое долженОн открыть ему, сердце:Друга иного не надо. [Картинка: i_005.jpg] 

   Менада. Роспись чаши. V век до н. э. Мюнхен. Государственный музей древностей
   ЭПИСОДИЙ ТРЕТИЙ
   Приходит Эгей.
   ЭгейО, радуйся, Медея! Я люблюПриветствовать друзей таким желаньем.
   МедеяПривет тебе, о Пандиона сынПремудрого, Эгей! Откуда к нам?
   ЭгейЯ навещал оракул Феба древний.
   МедеяЗачем тебе был серединный храм?
   ЭгейДетей иметь хотел бы я, Медея.
   МедеяТы до сих пор бездетен, боже мой!
   ЭгейТо демона какого-то желанье.
   МедеяНо ты женат или не ведал ложа?
   ЭгейОт брачного ярма я не ушел.
   МедеяИ что ж тебе поведал бог о детях?
   ЭгейУвы! Его не понимаю слов.
   МедеяУслышать их могла ль бы я?
   ЭгейЕще бы. Тут именно и нужен тонкий ум.
   МедеяТак передай их нам, коль не зазорно.
   ЭгейМол, «из мешка ноги не выпускай».
   МедеяПока чего не сделаешь? Иль в землюКакую не придешь? Должно быть, так?
   ЭгейВ отцовский дом покуда не вернешься.
   МедеяА ты сюда-то прибыл для чего ж?
   ЭгейНам нужен царь Питфей, земли трезенской.
   МедеяСын набожный Пелопов, так ли, царь?
   ЭгейЯ сообщить ему хочу оракул.
   МедеяДа, мудрый муж — в оракулах силен.
   ЭгейА мне к тому ж он и соратник близкий.
   МедеяДай бог тебе и счастия, Эгей,И всех твоих желаний исполненья.
   ЭгейТы ж отчего, скажи, Медея, такОсунулась в лице, глаза потухли?
   МедеяМуж у меня последний из людей.
   ЭгейСкажи ясней причину огорченья.
   МедеяОскорблена я им, и ни за что…
   ЭгейДа сделал что ж Ясон? Скажи мне прямо.
   МедеяВзял женщину — хозяйку надо мной.
   ЭгейОн не посмел бы, нет. Постыдно слишком.
   МедеяВот именно он так и поступил.
   ЭгейВлюбился, что ль, или ты ему постыла?
   МедеяДолжно быть, страсть, — измена ж налицо.
   ЭгейТак бог же с ним, коль сердцем он так низок.
   МедеяК царевне он присватался, Эгей.
   ЭгейА у кого? Хотел бы я дослушать.
   МедеяКоринфский царь Креонт — ее отец.
   ЭгейВот отчего ты к сердцу принимаешь.
   МедеяИ мужа нет, и гонят — все зараз.
   ЭгейТо новое несчастие — откуда ж?
   МедеяВсе от того ж коринфского царя.
   ЭгейС согласия Ясона? Что за низость!
   МедеяПослушаешь его, так нет.
   ЯсонЖелание свое по принужденьюЧужому исполняет. Но, Эгей,Ланитою и святостью коленТебя молю: о, сжалься над несчастнойИзгнанницей покинутой, примиЕе в страну, ей угол дай. За этоТебе детей желанных ниспошлютБессмертные и славную кончину.Ты каяться не будешь, и, поверь,Ты не умрешь бездетным. Знаю средстваЯ верные, чтобы отцом ты стал.
   ЭгейТебе помочь хочу, ради бессмертных,Жена, и это главное, но намЗаманчиво и обещанье сделатьМеня отцом. Я весь ушел душойВ желанье это, им я весь захвачен.А для тебя я постараюсь бытьХозяином радушным: брать с собоюТебя, пожалуй, было б не с руки;Но если ты сама придешь в Афины,Я дам тебе приют и никомуТебя не выдам — можешь быть покойна.Но этот край покинешь ты без нас.Рассориться с друзьями не желал быИз-за тебя я — прямо говорю.
   МедеяПусть так оно и будет. Но порукиТы не дал нам. Могу ль покойна быть?
   ЭгейТак разве мне не веришь ты, Медея?
   МедеяЯ верю, да. Но у меня враги:В Фессалии[130]и здешний царь. И еслиТы будешь связан клятвой, в руки к нимНе попаду, я знаю, а без клятвы,Лишь посулив спасенье, разве ты,Их осажден герольдами и дружбойПодвинутый, не можешь под конецИ уступить? Я тоже друг, положим,Но слабый друг, а против нас — цари.
   ЭгейТы, кажется, уж слишком дальновидна.Но, если так тебе душа велит,Отказа нет тебе от нас и в этом.Да, может быть, и нам всего вернейПеред твоим врагом сослаться будетНа то, что мы клялись… Тебе ж — залог…Ну, называй богов, какими клясться.
   МедеяКлянись Земли широким лоном, Солнцем,Отцом отца Медеи и богами…Всем родом ты божественным клянись.
   ЭгейЧто сделаю или чего, жена,Не сделаю, сказать я, верно, должен?
   МедеяЧто сам Медеи не изгонишь, если жКто из врагов потребует меня,Покуда жива и волею не выдашь.
   ЭгейСвятынею Земли и Солнца, всемиБогами я клянусь не изменить.
   МедеяТак хорошо, а если ты изменишь…
   ЭгейС безбожником да разделю конец.
   МедеяНу, в добрый час, Эгей, и добрый путь!Я — следом за тобою, — только раньшеГотовое на свет явлю, и пустьЖеланное свершит судьба Медее.
   Эгей уходит.
   КорифейСын Майи, божественный вождь,Да к дому приблизит Эгея!И все, что задумал ты, царь,Пускай совершится скорее.Рожденья высокого знакТы в сердце зажег восхищенном…
   МедеяО Зевс! О правда Зевса! Солнца свет!Победой мы украсимся, подруги,Победою. Я знаю наконец,Куда мне плыть. И гавань перед намиЖеланная открылась. Стоит намТуда канат закинуть, и ПалладыНас примет славный город. А теперьРешение узнай мое, не думай,Что я шучу, пожалуйста. СюдаРабыня к нам потребует ЯсонаОт имени Медеи. Он найдетЗдесь ласковый прием и убедится,Что я на все согласна и что милНам приговор Креонта. Лишь о детяхЕго молить я буду, чтобы ихОставили в Коринфе. Не затемЯ этого хочу, чтоб меж врагамиОставить их, — но мне убить царевнуОни помогут хитростью, чрез нихЯ перешлю дары ей: пеплос дивныйИ золотую диадему. ТотЧарующий едва она наденетУбор, погибнет в муках, — кто бы к нейПотом ни прикоснулся — тоже: ядомЯ напою дары свои, жена.Об этом слов довольно… Но, стеная,Я передам теперь, какое злоГлядит в глаза Медее после… ЯДолжна убить детей. И их не вырветУ нас никто. Сама Ясонов с корнемЯ вырву дом. А там — пускай ярмоИзгнания, клеймо детоубийцы,Безбожия позор, — все, что хотите.Я знаю, что врага не насмешу,А дальше все погибни. Точно, в жизниЧего жалеть бы стала я? Отчизны?Родительского крова? Ведь угла,Угла, где схоронить мои несчастья,Нет у меня на свете. О, зачемЯ верила обманам, покидаяОтцовский дом, и эллину себяУговорить позволила? А впрочем,Мы с помощью богов свое возьмемС предателя. И никогда рожденныхМедеею себе на радость онНе обольет лучами глаз, невеста жЖеланная других не принесет.Ей суждены, порочной, только мукиОт чар моих и в муках — злая смерть.Ни слабою, ни жалкою, наверно,В устах людей я не останусь; насНе назовут и терпеливой; нраваИного я: на злобу я двумя,А на любовь двойною отвечаю.Все в мире дети славы таковы.
   КорифейПосвящена в твой замысел и толькоДобра тебе желая, не могуЯ все ж забыть о Правде, — солнце миру, —И говорю тебе одно — оставь.
   МедеяMнe поступить нельзя иначе. Муки жНе испытав моей, тебе, жена,Понять мои желанья тоже трудно.
   КорифейИ ты убьешь детей, решишься ты?
   МедеяЧем уязвить могу больней Ясона?
   КорифейНесчастием еще ль ты не сыта?
   МедеяПусть гибнет все… А вы, уста чужие,Свое уже сказали.
   (Одной из рабынь.)
   Ты ступайИ приведи Ясона к нам: коль вернойПотребует судьба у нас слуги,Кого назвать другого? НичегоНе говори ему о наших планах.Но госпожу ты любишь, и самаТы женщина. Нас, верно, поняла ты.
   Рабыня уходит.
   СТАСИМ ТРЕТИЙ
   ХорСтрофа 1О Эрехтиды[131]древле блаженные,Дети блаженных богов!Меж недоступных хранят вас холмовНивы священные. Там славы жар вам в жилы влит,Там нега в воздухе разлита,Там девять чистых Пиэрид[132]Златой Гармонией повиты.Антистрофа 1Дивной Киприды прикосновениеСтруи Кефиса[133]златит,Ласково следом по нивам летитРоз дуновение,Благоухая в волосах,Цветы не вянут там свитые,И у рассудка золотыеВсегда Эроты на часах…Строфа 2Тебя ж те чистые волны,И город, и друг,Скажи мне, принятьРешатся ли, еслиДетей ты погубишь?Представь себе толькоВесь этот ужас… Раны на детях!..Видишь, твоиЯ обнялаВ мольбе колена… О, пощади,Не убивай, Медея, милых.Антистрофа 2Откуда же дерзость рукаИ сердце возьмут,Скажи мне, скажи,Зарезать малюток?Лучи, упадаяИз глаз не дрожащих,Выжгут ли слезДетскую долю?Нет, никогдаРуку в кровиДетей молящихТы не дерзнешьСвою смочитьВ гневе безбожном.
   ЭПИСОДИЙ ЧЕТВЕРТЫЙ
   Входит Ясон.
   ЯсонЯ приглашен… и хоть враждебно тыНастроена, но выслушать хотел быЖелания, о женщина, твои.
   МедеяПрощения за то, что здесь ты слышал,Я у тебя прошу, Ясон, — любовьЖила меж нас так долго, что горячностьМою поймешь ты, верно. Я же, царь,Додумалась до горького упрекаСамой себе. Безбожница, чего жБеснуюсь я, и в самом деле злобойНа дружбу отвечая, на властейИ мужа поднимаясь? Если дажеЖенился муж на дочери царяИ для детей моих готовит братьев,Так я должна же помнить, что для насОн это делает… Неужто гневТак дорог сердцу? Что с тобой, Медея?Да разве все не к лучшему? Иль нетДетей у нас, а есть отчизна, город?Иль все мы не изгнанники, друзейЛишенные? Все это обсудивши,Я поняла, что было не умноСердиться и напрасно. Я тебяХвалю теперь… И точно, долг и скромностьТобою управляли, о Ясон,Когда ты брак задумал новый; жалко,Самой тогда на ум мне не пришлоВойти в твой план советом… и невестеПрислуживать твоей, гордясь такимРодством… увы! Но что же делать? Все мыТакие женщины — будь не в обиду вам.Но ты, Ясон, не станешь слабым женамПодобиться, не будешь отвечатьРебячеством на женскую наивность…Я рассуждала плохо, но мои Решения переменились. Гей!
   (Вызывает из дому детей.)О дети милые! Вы обнимите крепчеОтца и вслед за мною повторяйтеС приветом и любовью, что беречьНа друга зла не будем… ВосстановленМир, гнев забыт. Держитесь, дети, так,Вот вам моя рука… О, горе, горе!Над вами туча, дети… а за ней?И долго ли вам жить еще, а мнеГлядеть на ваши руки, что во мнеЗащиты ищут… Жалкая душа!Ты, кажется, готова плакать, дрожьюОбъята ты. Да, так давно с отцомБыла я в ссоре вашим, и теперь,Когда мы помирились, слез горячихНа нежные ланиты реки льются.
   КорифейДа, свежая и у меня бежитВниз по лицу слеза. Довольно бедствий!
   ЯсонМне нравятся, Медея, те слова,Которые я слышу, — улетевшихЯ не хочу и помнить. Гнев у женВсегда кипеть готов, когда мужьямПриходится им изменять на ложе.Да, хоть не сразу, все-таки пришлаТы к доброму решению. И скромностьВ Медее победила… Вам же, дети,При помощи богов я доказатьСвои заботы долгие надеюсь…Когда-нибудь меж первыми людьмиУвижу вас в Коринфе… через братьев,Которые родятся. А покаРастите, детки, — дальше ж дело бога,Коль есть такой, что любит вас, и наше;Даст бог, сюда вернетесь в цвете силИ юности и недругам моимПокажете, что расцвели недаром.Ба… ты опять за слезы… Не глядишь…И нежные от нас ланиты прячешь…Иль я опять тебе не угодил?
   МедеяО нет, я так…Раздумалась о детях.
   ЯсонНесчастная, иль думать значит плакать?
   МедеяВедь я носила их… И вот когдаТы им желал подольше жить, так грустноМне сделалось; то сбудется ль, Ясон?..
   ЯсонСмелей, жена! Что сказано, устрою.
   МедеяО, из твоей не выйду воли я.Мы, жены, так и слабы и слезливы…Ну, будет же об этом… а теперь,Вот видишь ли… Царям земли угодноМеня отсюда выслать, и для насТакой исход, пожалуй, не из худших…Тебе и им помехою, Ясон,Не буду я, по крайней мере, — тяжкоБыть в вечном подозренье. Парус свойСегодня ж поднимаю. Но КреонтаТы упроси, чтоб дал хоть сыновьямОн вырасти у их отца, в Коринфе.
   ЯсонЧто ж? Попросить, пожалуй, я не прочь.
   МедеяЖене вели просить, чтобы малютокНе удалял отец ее твоих.
   ЯсонДа, да, его мы убедим, конечно…
   МедеяКоль женщина она, одна из нас…И я приду на помощь вам — подаркиТвоей жене пошлю через детей.Я знаю: нет прекрасней в целом мире…Постой… сейчас… Рабыни, кто-нибудь,Там пеплос тонкий есть и диадема.Да, благо ей на долю не одно,А мириады целые достались:На ложе муж, такой, как ты, вельможа,А с ним убор, что Гелий завещал,Отец отца, в наследье поколеньям…Берите вено это, дети, выБлаженнейшей царевне и невестеЕго снесете. О, завиден дар.
   ЯсонМотовка! Что пилишь себя? Иль малоТам пеплосов в чертогах у царей Иль золота?Прибереги на случай…Коль сами мы в какой-нибудь цене,Твои дары излишни, я уверен.
   МедеяНе говори… Богов и тех дары,Я слышала, склоняют. Сколько надоПрекрасных слов, чтоб слиток золотойПеретянуть… к счастливице невестеИ мой убор пойдет… Так молода —И царствует… О, чтоб остались дети,Что золото? Я отдала бы жизнь…
   (К детям.)Ну, дети, вы пойдете в дом богатый,К жене отца и молодой моейЦарице, так смотрите ж, хорошенькоЕе вы умоляйте, чтобы, дарУважив мой, оставили с отцом вас…А главное, глядите, чтоб уборОна сама взяла… Ну, поскорее.Ответа я нетерпеливо жду,И доброго, конечно. С богом, дети!
   Дети уходят в сопровождении дядьки.
   СТАСИМ ЧЕТВЕРТЫЙ
   ХорСтрофа 1О дети! Уж ночь вас одела.Кровавой стопою отмщеньяУжасное близится дело:Повязка в руках заблестела.Минута — Аидом обвит,И узел волос заблестит…Антистрофа 1Но ризы божественным чарамИ розам венца золотогоНевесту лелеять недаром:Ей ложе Аида готово,И муки снедающим жаромОхватит несчастную сеть,Гореть она будет, гореть…Строфа 2Ты, о горький жених, о царский избранник,Разве не видишь,Что нож над детьми заносят,Что факел поднес ты к самымРизам невесты? О, как далек ты сердцем,Муж, от судьбы решенной!Антистрофа 2Вместе плачу с тобою, вместе, Медея,Детоубийца,О горькая мать Леонидов!Ты брачного ради ложаКрови их хочешь,За то, что муж безбожноВзял невесту другую.
   ЭПИСОДИЙ ПЯТЫЙ
   Возвращается дядька, с ним дети.
   ДядькаО госпожа! Детей не изгоняют.Дары от них царевна принялаС улыбкой и обеими руками,С малютками отныне мир.Но, ба! Что вижу? Это счастие МедеюРасстроило…
   МедеяАй-ай-ай-ай-ай-ай…
   ДядькаК моим вестям слова те не подходят.
   МедеяАй-ай-ай-ай…
   ДядькаЯ возвестил беду, Считая весть отрадною, должно быть…
   МедеяТы передал, что знал, ты ни при чем…
   ДядькаНо в землю ты глядишь и слезы точишь?
   МедеяТак быть должно, старик, — нам это богИ умысел Медеи злой устроил…
   ДядькаНе падай духом, госпожа, авосьЧерез детей и ты сюда вернешься.
   МедеяДругих верну я, горькая, сперва.
   ДядькаОдна ли ты с детьми в разлуке будешь?Для смертного тяжелой муки нет.
   МедеяДа, это так… Но в дом войди и детям,Что нужно на сегодня, приготовь.
   Дядька уходит.О дети, дети! Есть у вас и городТеперь и дом, — там поселитесь выБез матери несчастной… навсегда…А я уйду в изгнание, в другуюСтрану и счастья вашего ни видеть,Ни разделять не буду, ваших женИ свадеб ваших не увижу, вамНе уберу и ложа, даже факелНе матери рука поднимет. О,О горькая, о гордая Медея!Зачем же вас кормила я, душойЗа вас болела, телом изнывалаИ столько мук подъяла, чтобы вамОтдать сиянье солнца?.. Я надеждойЖила, что вы на старости меняПоддержите, а мертвую своимиОденете руками. И погиблаТа сладкая мечта. Чужая вам,Я буду дни влачить. И никогда уж,Сменивши жизнь иною, вам меня,Которая носила вас, не видеть…Глазами этими. Увы, увы, зачемВы на меня глядите и смеетесьПоследним вашим смехом?.. Ай-ай-ай…Что ж это я задумала? УпалоИ сердце у меня, когда их лицЯ светлую улыбку вижу, жены.Я не смогу, о нет… Ты сгибни, гнетУжасного решенья!.. Я с собоюВозьму детей… Безумно покупатьЛеоновы страдания своимиИ по двойной цене… О, никогда…Тот план забыт… Забыт… Конечно… ТолькоЧто ж я себе готовлю? А враги?Смеяться им я волю дам, и рукиИд выпустят… без казни?.. Не найдуРешимости? О, стыд, о, униженье!Бояться слов, рожденных слабым сердцем…Ступайте в дом, вы, дети, и комуПрисутствовать при этой жертве совестьЕго не позволяет, может тожеУйти… Моя рука уже не дрогнет…Ты, сердце, это сделаешь?.. О нет.Оставь детей, несчастная, в изгнаньеОни усладой будут. Так клянусь жеАидом я и всей поддонной силой,Что не видать врагам моих детей,Покинутых Медеей на глумленье.Все сделано… Возврата больше нет…На голове царевны диадема,И в пеплосе отравленном моемОна теперь, я знаю, умирает…Мне ж новый путь открылся…Новый… Да… Но только прежде…Дети, дайте руки, Я их к губам прижать хочу…Рука любимая, вы, волосы, вы, губы,И ты, лицо, какое у царейБывает только… Вы найдете счастьеНе здесь, увы! Украдено отцомОно у нас… О, сладкие объятья,Щека такая нежная, и устОтрадное дыханье… Уходите,Скорее уходите… Силы нетГлядеть на вас. Раздавлена я мукой…На что дерзаю, вижу… Только гневСильней меня, и нет для рода смертныхСвирепей и усердней палача…
   (Уходит в дом.)
   КорифейЛюблю я тонкие сетиНауки, люблю я вышеУмом воспарять, чем женамОбычай людей дозволяет…Есть муза, которой мудростьИ наша отрадна; женыНе все ее видят улыбку —Меж тысяч одну найдешь ты, —Но ум для науки женскийНельзя же назвать закрытым.Я думала долго, и тот,По-моему, смертный, счастлив,Который, до жен не касаясь,Детей не рождал; такиеНе знают люди, затем чтоИм жизнь не сказала, сладки льДети отцам, иль толькоС ними одно мученье…Незнанье ж от них удаляетМного страданий; а те,Которым сладкое этоУкрасило дом растенье,Заботой крушатся всечасно,Как выходить нежных, откудаВзять для них средства к жизни,Да и кого они растят,Достойных людей иль негодных,Разве отцы знают? Но из несчастий горшеНет одного и ужасней.Пусть денег отец накопит,Пусть дети цветут красою,И доблесть сердца им сковала,Но если налетом вырветИз дома их демон смертиИ бросит в юдоль Аида,Чем выкупить можно этуТяжелую рану, и есть лиБольнее печаль этой платыЗа сладкое право рожденья?..
   Входит Медея.
   ЭПИСОДИЙ ШЕСТОЙ
   МедеяЯ заждалась, подруги, чтоб судьбаСвое сказала слово, — в нетерпеньеИзвестие зову я… Вот как разИз спутников Неоновых один;Как дышит трудно, он — с недоброй вестью.
   Входит вестник.
   ВестникБеги, беги, Медея; ни ладьейПренебрегать не надо, ни повозкой:Не по морю, так по суху беги…
   МедеяА почему же я должна бежать?
   ВестникЦаревна только что скончалась, следомИ царь-отец — от яда твоего.
   МедеяСчастливое известие… СчитайсяМежду друзей Медеи с этих пор.
   ВестникЧто говоришь? Здорова ты иль бредишь?Царев очаг погас, а у тебяСмех на устах, и хоть бы капля страха.
   МедеяНашелся бы на это и ответ…Но не спеши, приятель, по порядкуНам опиши их смерть, и чем онаУжаснее была, тем сердцу слаще.
   ВестникКогда твоих детей, Медея, складеньДвустворчатый и их отец прошлиК царевне в спальню, радость пробежалаПо всем сердцам — страдали за тебяМы, верные рабы… А тут рассказыПошли, что ссора кончилась у вас.Кто у детей целует руки, ктоИх волосы целует золотые;На радостях я до покоев женскихТогда проник, любуясь на детей.Там госпожа, которой мы дивитьсяВместо тебя должны теперь, детейТвоих сперва, должно быть, не видала;Она Ясону только улыбнулась,Но тотчас же фатой себе глазаИ нежные ланиты закрывает;Приход детей смутил ее, а мужЕй говорит: «О, ты не будешь злоюС моими близкими, покинь свой гневИ посмотри на них; одни и те жеУ нас друзья, не правда ли? ДарыПриняв от них, ты у отца попросишьОсвободить их от изгнанья; яТого хочу». Царевна же, увидевВ руках детей убор, без дальних словВсе обещала мужу. А едваЯсон детей увел, она расшитыйНабросила уж пеплос и, волнуВолос златой прижавши диадемой,Пред зеркалом блестящим началаИх оправлять, и тени красотыСияющей царевна улыбалась,И, с кресла встав, потом она прошласьПо комнате, и, белыми ногамиСтупая так кокетливо, своимУбором восхищалась, и не раз,На цыпочки привстав, до самых пятокГлазам она давала добежать.Но зрелище внезапно изменилосьВ ужасную картину. И с ееЛанит сбежала краска, видим… ПослеЦаревна зашаталась, задрожалиУ ней колени, и едва-едва…Чтоб не упасть, могла дойти до кресла…Тут старая рабыня, Пана ль гневПопритчился ей иль иного бога,Ну голосить… Но… ужас… вот меж губЦаревниных комок явился пены,Зрачки из глаз исчезли, а в лицеНе стало ни кровинки, — тут старухаИ причитать забыла, тут онаСо стоном зарыдала. Вмиг рабыни,Одна к отцу, другая к мужу, с вестьюО бедствии, — и тотчас весь чертогИ топотом наполнился и криком…И сколько на бегах возьмет атлет.Чтоб, обогнув мету, вернуться к месту,[134]Когда прошло минут, то изваянье,Слепое и немое, ожило:Она со стоном возвратилась к жизниБолезненным. И два недуга вразНа жалкую невесту ополчились:Венец на волосах ее златойБыл пламенем охвачен жадным, риза ж,Твоих детей подарок, тело ейТерзало белое, несчастной… Вижу: с местаВдруг сорвалась, и ужас! Вся в огне,И силится стряхнуть она движеньемС волос венец, а он как бы прирос;И только пуще пламя от попытокЕе растет и блещет. Наконец,Осилена, она упала, мукой…Отец — и тот ее бы не узнал:Ни места глаз, ни дивных очертанийНе различить уж было, только кровьС волос ее катилась и кипела,Мешаясь с пламенем, а мясо от костей,Напоено отравою незримой,Сквозь кожу выступало — по кореЕловой так сочатся слезы. УжасНас охватил, и не дерзали мыДо мертвой прикоснуться. Мы угрозеСудьбы внимали молча. НичегоНе знал отец, когда входил, и сразуУвидел труп. Рыдая, он упалНа мертвую, и обнял, и целуетСвое дитя и говорит: «О дочьНесчастная! Кто из богов позорнойТвоей желал кончины и зачемОсиротил он старую могилу,Взяв у отца цветок его? С тобойПусть вместе бы убит я был». Он кончилИ хочет встать, но тело, точно плющ,Которым лавр опутан, прирастаетК нетронутой одежде, — и борьбаТут началась ужасная: он хочетПодняться на колени, а мертвецЕго к себе влечет. Усилья ж толькоУ старца клочья мяса отдирают…Попытки все слабее, гаснет царьИ испускает дух, не властен большеСопротивляться муке. Так ониТам и лежат — старик и дочь, — бездушныИ вместе, — слез желанная юдоль.А о тебе что я скажу? СамаПознаешь ты весь ужас дерзновенья…Да, наша жизнь лишь тень; не в первый разЯ в этом убеждаюсь. Не боюсьДобавить я еще, что, кто считаетИль мудрецом себя, или глубокоПроникшим тайну жизни, заслужилНазвание безумца. Счастлив смертныйНе может быть. Когда к нему плыветБогатство — он удачник, но и только…
   (Уходит.)
   ХорДа, много зол, заслуженных, увы!Бог наложил сегодня на Ясона…Ты ж, бедная Креонта дочь, тебяЖалеем мы: тебе Ясонов бракАидовы ворота отверзает…
   МедеяТак… решено, подруги… Я сейчасПрикончу их и уберусь отсюда,Иначе сделает другая и моейВраждебнее рука, но то же; жребийИм умереть теперь. Пускай же матьСама его и выполнит. Ты, сердце,Вооружись! Зачем мы медлим? ТрусПред ужасом один лишь неизбежнымЕще стоит в раздумье. Ты, рукаЗлосчастная, за нож берись… Медея,Вот тот барьер, откуда ты начнешьПечальный бег сейчас. О, не давайСебя сломить воспоминаньям, мукойИ негой полным; на сегодня тыНе мать им, нет, но завтра сердце плачемНасытишь ты. Ты убиваешь ихИ любишь. О, как я несчастна, жены!
   (Быстро уходит.)
   СТАСИМ ПЯТЫЙ
   ХорСтрофа 1О! Земля, ты светлый луч,От Гелия идущий, о, глядите,Глядите на злодейку,Пока рука ее не пролилаКрови детей…О Солнце, не давай,Чтоб на землю кровь богаТекла из-под руки,Подвластной смерти;Ты, Зевса свет, гониЭринию из этого чертога,Которой мыслиНаполнил демон местиКровавыми парами.Антистрофа 1Напрасно ты из-за детейСтрадала и напрасно их рождала.Те синие утесы,Как сторожей суровых миновав,Медея, матьНесчастная, с душой,Давимой гневом тяжким,Зачем влачишься тыК убийству снова,Едва одно свершив?Безумная! О, горе смертным,Покрытым кровью,К богам она взывает,И боги щедро платят…
   ХорСтрофа 2Голоса детей… Послушай,О преступная! О, злойИ жены ужасный жребий!Один детский голосАй-ай… о, как от матери спасусь?
   ДругойНе знаю, милый… Гибнем…Мы погибли…
   ХорПоспешим на помощь, сестры;В дом иду я.
   Детские голосаСкорее, ради бога, — нас убьют…Железные сейчас сожмут нас сети.
   ХорТы из камня иль железа,Что свое, жена, рожденье,Плод любимый убиваешь?Антистрофа 2Мне одну хранила память,Что детей любила, мать,И сама же их убила…Она в безумии божественном, когдаЕе скитаться осудила Гера.[135]Волны моря смыли толькоПятна крови,Она ж, с утеса в море соступив,Двух сыновей теперь могилу делит.Ужас, ужас ты предельный!Сколько зерен злодеяньяВ ложе мук таится женских…
   ЭКСОД
   Входит Ясон.
   ЯсонВы, жены, здесь уже давно, не так ли?Злодейка где ж? В чертоге заперлась?Или в бегах Медея? Только адИль неба высь да крылья птицы развеЕе спасти могли бы. За тирановОна иначе роду их ответит.Иль, может быть, убив царя земли,Она себя считает безопасной,Коли ушла отсюда?.. Но о нейЯ думаю не столько, как о детях:Ее казнить всегда найдутся руки.Детей бы лишь спасти, и как бы имКреонтова родня за материнскийНе мстила грех — вот я чего боюсь.
   КорифейО ты, Ясон, еще не знаешь бедствийПоследнего предела; не звучатОни еще в твоих словах, несчастный.
   ЯсонТак где же он? Иль очередь за мной?
   КорифейДетей твоих, детей их мать убила.
   ЯсонЧто говоришь? О, смерть, о, злая смерть!
   КорифейИх больше нет, их больше нет на свете.
   ЯсонУбила где ж, при вас или в дому?
   КорифейВели открыть ворота — сам увидишь.
   ЯсонГей! Вы! Долой запоры, с косяковСрывайте двери — два несчастья видетьХочу я, двух убитых и злодейку.
   Появляется колесница, запряженная драконами.
   В ней Медея с телами детей.
   МедеяНе надо дверь ломать, чтобы найтиУбитых и виновницу убийства — Меня.Не трать же сил и, если яТебе нужна, — скажи, чего ты хочешь.А в руки я тебе не дамся, нет:От вражьих рук защитой — колесница,Что Гелий мне послал, отец отца.
   ЯсонО, язва! Нет богам, и мне, и всем,Всем людям нет Медеи ненавистней,Которая рожденью своемуДыханье перервать ножом дерзнулаИ умереть бездетным мне велит…И ты еще на солнце и на землюРешаешься глядеть, глаза своиНасытивши безбожным дерзновеньем.О, сгибни ж ты. Прозрел я наконец.Один слепой мог брать тебя в ЭлладуИ в свой чертог от варваров… Увы!Ты предала отца и землю ту,Которая тебя взрастила, язва!..Ты демон тот была, которым богиВ меня ударили… Чтобы попастьНа наш корабль украшенный, ты братаЗарезала у алтаря. То былТвой первый шаг. Ты стала мне женойИ принесла детей, и ты же их,По злобе на соперницу, убила.Во всей Элладе нет подобных жен,И между тем я отдал предпочтеньеТебе пред всеми женами, и вотНесчастлив я и разорен… Ты львица,А не жена, и если сердце естьУ Скиллы,[136]так она тебя добрее.Но что тебе укоры? МириадыИх будь меж уст, для дерзости твоейОни — ничто. Сгинь с глаз моих, убийцаДетей бесстыжая! Оставь меня стонать.Женой не насладился и детей,Рожденных мной, взлелеянных, увы,Не обниму живыми! Все погибло.
   МедеяЯ многое сказала бы тебеВ ответ на это. Но Кронид-отецВсе знает, что я вынесла и чтоЯ сделала. Тебе же не придется,Нам опозорив ложе, услаждатьСебе, Ясон, существованье, чтобыСмеялись над Медеей. Ни твояЦаревна, ни отец, ее вручавший,Изгнать меня, как видишь, не могли.Ты можешь звать меня как хочешь: львицейИль Скиллою Тирренской; твоегоКоснулась сердца я, и знаю — больно…
   ЯсонИ своего. Тем самым — двух сердец.
   МедеяЛегка мне боль, коль ею смех твой прерван.
   ЯсонО дети, вы злодейкой рождены.
   МедеяИ вас сгубил недуг отцовский, дети!
   ЯсонМоя рука не убивала их.
   МедеяНо грех убил и новый брак, невинных.
   ЯсонИз ревности малюток заколоть…
   МедеяТы думаешь, — для женщин это мало?
   ЯсонНе женщина, змея ты, хуже змей…
   МедеяИ все ж их нет, — и оттого ты страждешь.
   ЯсонНет, есть они, и матери грозят…
   МедеяВиновника несчастий знают боги…
   ЯсонИ колдовство проклятое твое.
   МедеяТы можешь ненавидеть. Только молча…
   ЯсонНе слушая. Иль долго разойтись?..
   МедеяО, я давно горю желаньем этим…
   ЯсонДай мне детей, оплакав, схоронить…
   МедеяО нет! Моя рука их похоронит.В священную я рощу унесу[137]Малюток, Геры Высей, и никтоТам вражеской десницей их могилыНе осквернит… В Сизифовой же мыЗемле обряд и праздник установим,Чтоб искупить невинную их кровь…Я ухожу в пределы Эрехтея…[138]И с сыном Пандиона разделю,С Эгеем, кров его. Тебе ж осталосьЗлодейскую запечатлеть своюТакой же смертью жизнь, а брака виделТы горького исход уже, Ясон…
   ЯсонО, пустьЗа детские жизни казнитТебя Эриния кровавая и Правда!
   МедеяКто слышит тебя из богов,Ты, клятвопреступник, — кто слышит?
   ЯсонУвы! Увы! Детоубийца!
   МедеяВ чертог воротись. ХоронитьСтупай молодую жену.
   ЯсонО дети, о двое детей,От вас ухожу я.
   МедеяНе плачь еще: рано —Ты старость оплачешь.
   ЯсонЛюбимые дети!
   МедеяДля матери, не для тебя.
   ЯсонУбийце… нет!
   МедеяДа, и тебе на горе…
   ЯсонО, как горю яК устам прижаться,К устам их детским.
   МедеяТы оттолкнул их…Теперь и ласкиИ поцелуи…
   ЯсонО, ради богов…О, дай мнеИх нежное телоОбнять… только тронуть.
   МедеяТы просишь напрасно.
   Колесница с Медеей исчезает.
   ЯсонЗевс, о, ты слышишь ли,Как эта львица,Грязная эта убийца,Что она с намиДелает; видишь ли?Свидетелем будь нам,Что, сколько я могИ слез у меняСколько хватало,Я умолял ее,Она ж, убив их,Нас оттолкнула;Рукой не дала мнеДо них коснуться,Похоронить их…О, для того ль,Дети, рождал васЯ, чтоб оставить,Мертвых, убийце?
   Хор
   (покидая орхестру вслед за Ясоном)На Олимпе готовит нам многое Зевс;Против чаянья, многое боги дают:Не сбывается то, что ты верным считал,И нежданному боги находят пути;Таково пережитое нами.
   ИППОЛИТ
   ДЕЙСТВУЮЩИЕ ЛИЦА
   Афродита.
   Ипполит.
   Охотники.
   Старик слуга.
   Кормилица.
   Федра.
   Тесей.
   Вестник.
   Артемида.
   Хор трезенских женщин.
 [Картинка: i_006.jpg] 

   Афродита на гусыне. Роспись чаши. V век до н. э. Лондон. Британский музей

   Действие происходит в Трезене перед дворцом.
   ПРОЛОГ
   Афродита
   (появляясь в вышине)Полна земля молвой о нас, и ярокИ в небесах Киприды[139]дивной блеск,И сколько есть людей под солнцем дальнимОт Понта до Атлантовых пределов,[140]Того, кто власть мою приемлет кротко,Лелею я, но если предо мнойГордиться кто задумает, тот гибнет.Таков уж род бессмертных, — что дарыИз смертных рук сердцам отрадны нашим.И правду слов я скоро здесь явлю.Из всех один меня в Трезене этомТесеев сын, надменный Ипполит,Могучею рожденный АмазонкойИ благостным Нитфеем[141]воспоен,Последнею расславил в сонмах дивных.Он радостей и уз любви бежит,А меж богов сестры милее ФебаИ Зевсовой нет дочери ему…И с чистою среди зеленой чащиНе знает он разлуки. Своры онПо зверю там гоняет с нею рядом,Сообществом божественным почтен…Нет зависти во мне: какое делоМне до того? Но в чем передо мнойОн погрешил, за то гордец ответитСегодня же… Нависла и давноЛишь мига ждет, чтоб оборваться, кара.Когда чертог покинул он Питфея,Чтоб Элевсина таинства узреть,[142]Священный град Афины посетил,Там юношу увидела женаЕго отца, блистающая родом;И чарами Эрота сердце в нейВ тот миг зажглось моей державной волей,И ранее, чем уезжать сюда,Влюбленная, она скалу ПалладыС той стороны, что смотрит на Трезен,Святилищем украсила Киприды,И храм ее тоскующей любвиТак и прослыл «святыней Ипполита».Когда ж Тесей, чтобы себя омытьОт пролитой им крови Паллаптидов,В изгнание из Аттики с женойСюда, в Трезен, свой парус направляетНа целый год — несчастная, мечтыБезумные со стонами мешая,Здесь от Эрота жала сохнуть стала.Она молчит. Из челяди никтоО тайне и не знает. Только страстиНе суждено угаснуть без следа:Отцу о ней я расскажу, Тесею,И будет нам враждебный ИпполитУбит его проклятьем. Царь глубинный,Не даром же Тесею Посейдон[143]Три посулил желания исполнить.Прославлена — но все-таки умретИ Федра. Пусть! Мне лучше, чтобы ФедраПогибла, чем, виновных поразив,Мне сердца, месть лаская, не насытить.Но вот и он, вот Ипполит, ТесеяНадменный сын… Покинув лов тяжелый,Сюда идет — я ухожу… Пора…С какою он большой, веселой свитой.Как ярко гимн ихДевственной звучит,Богине их отраден, Артемиде:Не чует он, что Адовы вратаУж для него открыты и что солнцаПоследнего он пьет теперь лучи…
   (Исчезает.)
   Входит Ипполит с охотниками. Навстречу им — старик слуга.
   ИпполитО, восславьте гимном, други,Золотую Дия дочь,[144]Артемиду, нашу радость!
   Охотники
   (к статуе)Дева-владычица,Радуйся, сильнаяЗевсова дочь!Чада Латоны[145] нетВ мире прекраснее.О, Артемида, намНет и милей тебя:В златом украшенныхЗалах отца боговСколько чарующих,Сколько небесных дев!Ты между них однаДевственно чистая.Солнца отраднееТы, Артемида, нам.
   ИпполитПрими венок, царица: в заповедномЛугу, цветы срывая, для тебяЯ вил его… На этот луг не смеетГнать коз пастух, и не касался серпТам нежных трав. Там только пчел весноюКружится рой средь девственной травы.Его росой поит сама Стыдливость.И лишь тому, кто не в ученья муках,А от природы чистоту обрел,Срывать цветы дано рукою вольной:Для душ порочных не цветут они.Но, милая царица, для твоихВолос златисто-белых их свивалаСреди людей безгрешная рука.Одним горжусь я даром — быть с тобою,Дыханьем уст с тобой меняться звучнымИ голосу внимать, лица не видя…О, если бы, как начинаю путьИ обогнув мету, все быть с тобою…
   Старик слугаЦарь!.. Для меня лишь боги господа…Готов ли ты принять совет во благо?
   ИпполитКонечно, да. Иль мудрости, старик,Иначе мы сберечь могли бы славу?
   СтарикТы знаешь ли, что общий есть закон?
   ИпполитКакой закон? К чему ты речи клонишь?
   СтарикКто сух душой надменной, нам не мил.
   ИпполитТы прав, старик: надменный ненавистен.
   СтарикЛишь ласковый имеет дар пленять.
   ИпполитОн без труда друзей приобретает.
   СтарикНе то же ли среди богов, что здесь?..
   ИпполитРаз их закон мы, смертные, приемлем…
   СтарикС богинею зачем же ты так горд?
   ИпполитС какой? Смотри — уста на грех наводят.
   СтарикС Кипридою, хранящей твой порог.
   ИпполитЯ чту ее, но издали, как чистый.
   СтарикОсобенно все люди чтут ее.
   ИпполитБог, дивный лишь во мраке, мне не мил.
   СтарикДитя, воздай богам, что боги любят.
   ИпполитКому один, кому другой милееИ из богов, и меж людей, старик.
   СтарикУмен ты, да… Дай бог, чтоб был и счастлив.
   Ипполит
   (к охотникам)Свободны вы, товарищи! В домуНам полный стол отраден после ловли,Подумайте ж о пище — а потомВы кобылиц почистите. ВкусившиОтрадных яств, — я их запрячь велю,Ристалищу свободно отдаваясь.
   (К старику.)Вам много радостей, старик, с Кипридой!
   Ипполит и охотники уходят.
   Старик
   (перед статуей Афродиты)Нет, с юных мы примера брать не будем,Коль мыслят так. Но рабские устаС молитвою к тебе я обращаю,Владычица Киприда. СнизойдиТы к юности с ее кичливым сердцемИ дерзкие слова ее забудь:Нас не на то ль вы, боги, и мудрее?
   (Уходит.)
   ПАРОД
   На орхестру вступает хор трезонских женщин.
   ХорСтрофа 1Холодна, и чиста, и светлаОт волны океана скала,Там поток, убегая с вершины,И купает и поит кувшины.Там сверкавшие покровыРаным-рано дева мыла,На хребет скалы суровой,Что лучами опалилоКолесницы дня багровой,Расстилая, их сушила:О царице вестью новойНас она остановила.Антистрофа 1Ложу скорби судьбой отдана,Больше солнца не видит она,И ланиты с косой золотоюЗа кисейною прячет фатою.Третий день уж наступает,Но губам еще царицаНе дала и раствориться.От Деметры[146]дивной брашна,[147]Все неведомой томитсяМукой бедная, и страшный,Все Аид ей, верно, снится.Строфа 2Что нам думать? Уж не Пана льГнев тебя безумит,[148]Федра?Иль Гекаты? Иль священныхКорибантов?[149] Иль самойМатери, царицы гор?Мнится, верней: Артемиду,Лова владычицу, жертвойТы обошла нерадиво:Властвует над побережьем,И над пучинами моря,И над землею она.Антистрофа 2Иль владыку Эрехтидов,Благородного супруга,Тайная в твоих хоромахСвязь пленила — и емуСтала неугодна ты?Иль из родимого Крита[150]В гавань, что гаваней прочихГостеприимнее, прибылВестник с посланием грустным,И приковала царицуЗлая кручина к одру?ЭподЖребий несчастный жен,Разве он тайна мне?Немощи робкие, сколько таится в нихМрака душевного.Сколько безумия —Носят, как мать дитя…Этот порывПрихоти немощной в сердце и мне проник.Но к Артемиде, деве небесной,Стрелы носящей, я,В родах хранящей, яГромко взывала. ИАртемида мне между бессмертнымиВсех и теперь милей.
   ЭПИСОДИЙ ПЕРВЫЙ
   Из дворца на низком ложе выносят полулежащую Федру. С ней старая кормилица и служанки.
   КорифейВот старая няня…За ней из дворца несут сюда ложе царицы.Какая бледная! Как извелась,Как тень бровей ее растет, темнея!О, что с ней?..Любовью тревожной полна я.
   КормилицаО, слабость людская, о, злые недуги!Что делать я буду? Чего мне не делать, скажите?
   (К Федре.)И светлое солнце, и чистое небо,Дитя, над твоею недужной постелью…Ты воли просила:«На воздух несите», — рабыням твердила.Минута, — и спальня нам будет милее.Желанья что волны. Что тень твоя радость.Что есть — надоело, не мило, а еслиЧего мы не видим, душа загорелась:Скорее, скорее. Ей лучше ль уж, право,Больною лежать, чем ходить за больной?Там тело страдает, а тут и душаТвоя изболеет, и руки устанут…Да, жизнь человека лишь мука сплошная,Где цепи мы носим трудов и болезней.Но быть же не может, чтоб нечто милее,Чем путь этот скучный, за облаком темнымДля нас не таилось. И если мерцаньяМятежного ищем душой на земле мы,Так только затем, что иной не причастимМы жизни, и глаз человека не властенПодземные тени рассеять лучами,Что лживые сказки душою играют.
   ФедраПодняться хочу я… Поднять с изголовьяМне голову дайте… Нет силы… Все телоМое разломило… За белые рукиВозьмите меня вы, за слабые руки.Долой покрывало! Мне тяжко, рабыни…Пусть волосы льются и плечи оденут…
   КормилицаНемного терпенья, дитя, не мечисьТак дико… Собою владей, и недугТебе покорится. Ты только подумай:Ведь ты ж человек — обреченный страданью.
   ФедраМне ключ бы гремучий, студеный и чистый:Воды бы оттуда напиться… я послеВ развесистой куще б улечься хотела,Среди тополей и на зелени нежной.
   КормилицаОпомнись, опомнись.Не стыдно ль желанья такие безумноКидать при народе…
   ФедраОставьте… Туда я… Я в горы хочу,Где ели темней. Где хищные сворыЗа ланью пятнистой гоняются жадно.О, ради богов…Когда бы могла я живить ее свистом,О, если бы дротик к ланите под сеньюВолос золотистых приблизить могла я…
   КормилицаУж это откуда желанье, не знаю…По зверю охота — твоя ли забота?А если воды ключевой захотелось,Ходить недалёко — источник у дома,И пей себе, сколько душа твоя просит…
   ФедраТуда, Артемида, царица приморья,Где кони песчаные отмели топчут!О, если б туда мне, в урочища девы,И мне четверню бы венетскую в мыле.
   КормилицаЧего еще просит? Безумные речи!То в горы, по чаще лесистой с охотойЗа ланью гоняться… то ей на прибрежьеПодай колесницу… Гадателя надо,Чтоб бога нам назвал, которому в мыслиПришло твой рассудок с дороги обычнойУвлечь в эти дебри. Здесь вещего надо.
   ФедраНесчастная! Что я? Что сделала я?Где разум? Где стыд мой? Увы мне! Проклятье!Злой демон меня поразил… Вне себя яБыла… бесновалась… Увы мне! Увы!Покрой меня, няня, родная, покрой…Мне стыдно безумных речей…О, спрячь меня! Слез не удержишь… бегут.И щеки горят от стыда… возвращатьсяК сознанью так больно, что, кажется, лучше,Когда б умереть я могла, не проснувшись.
   КормилицаЗакрыла… Чего уж? Самой-то в могилеСкорей бы землею покрыться. Судьба ведьЗа долгие годы чему не научит…Не надо, чтоб люди так сильно друг другаЛюбили. Пусть узы свободнее будут,Чтоб можно их было стянуть и ослабить,А так вот, как я эту Федру люблю,Любить — это тяжкое бремя. На сердцеОдно, да заботы, да страхи двойные.Вот подлинно — где ты уж слишком усерден,Там много ошибок да мало утехи…Всегда я скажу: ты излишнего бойся,Все в меру — и мудрые скажут: все в меру.
   КорифейТы старая и верная раба,Вспоившая царицу.Видим, гореКакое-то у Федры, но понять,Какой недуг у ней, — не понимаем.Душа горит твоих послушать слов.
   КормилицаКогда б сама я, жены, понимала…
   КорифейПричину мук ты знаешь, может быть.
   КормилицаИ тоже нет. Она давно таится.
   КорифейА как слаба она… Как извелась…
   КормилицаНе ослабеть, как третий день без пищи!
   КорифейВ безумии она?.. Иль смерти жаждет?
   КормилицаКонец один. Причины ж я не знаю.
   КорифейНа мужа я дивлюсь… Что ж смотрит муж?
   КормилицаЯ ж говорю тебе — она таится.
   КорифейНо на лице нельзя ж не видеть мук.
   КормилицаДа, как на грех, и муж у ней в отъезде.
   КорифейНо ты? Ужель на все ты не пойдешь,Чтобы недуг ее разведать, телоИ душу ей снедающий недуг?..
   КормилицаСтаралась уж, да никакого проку.Но рук я не сложу — смотрите всеИ помните, что господам в несчастьеЯ верная слуга…
   (Федре.)Дитя моеЛюбимое, мы прежних лучше обеНе будем слов и помнить… Ты смягчисьИ не гляди так гневно… Я ж покинуУнылый путь, которым мрачный умДошел до слов тяжелых, и другуюРечь заведу, получше. Если тайнымНедугом ты страдаешь, эти женыТебе помогут опытом, стараньем;А если он таков, чтоб и мужамЕго открыть, — тебя врачи излечат.Что ж ты молчишь, дитя? Хоть что-нибудьСкажи, меня, коли не так сказала,Оспорь, а не оспоришь, так признан,Что я права, и поступи согласноМоим словам. Открой же губы…Дай Хоть посмотреть в глаза тебе… О, горе!Вот, женщины… Вы видите? Опять.Уж я ли не старалась?.. Все напрасно:Как было, так и есть, и как тогдаБыла глуха, так и теперь не внемлет.Пойми ж ты хоть одно, К другому можешьТы равнодушней моря быть, но еслиСебя убьешь, — ведь собственных детейОтцовской ты лишаешь части этим.Я царственной наездницей клянусь,[151]Что детям родила твоим владыку,Пусть незаконного, но с честолюбьемЗаконного достойным. Ты егоОтлично знаешь, Федра… Ипполита.
   ФедраУвы!
   КормилицаКоснулась я живого места разве?
   ФедраТы сделала мне больно… Я молю:Не повторяй мне больше это имя.
   КормилицаВот видишь ты — сама ведь поняла;Так как же, рассудив, не хочешь жизниСвоей сберечь для собственных детей?
   ФедраЯ их люблю, детей. Но в сердце буряМне жребием ниспослана иным.
   КормилицаНет на руках твоих, надеюсь, крови?
   ФедраДуша во мне… душа заражена.
   КормилицаИль это враг тебе какой подстроил?
   ФедраО нет, мы зла друг другу не хотим;Но он убьет, и я убита буду.
   КормилицаПеред тобой Тесей не согрешил?
   ФедраМне перед ним не согрешить бы только.
   КормилицаНо что ж тебя в Аидов дом влечет?
   ФедраМой грех — тебя касаться он не может.
   КормилицКонечно, нет. Но ты покинешь нас…
   ФедраОставь, оставь! Зачем к руке припала?
   КормилицаВ мольбе твоих не выпущу колен.[152]
   ФедраТебе же мука, коль узнаешь, мука…
   КормилицаНет большей мне, как Федру потерять.
   ФедраОна умрет, но не бесславной смертью.
   КормилицаА слава в чем? Хоть это мне скажи.
   ФедраЕе добуду на стезе греха.
   КормилицаОткройся ж нам, — и слава возрастет.
   ФедраУйди, молю… Освободи мне руку…
   КормилицаНет, ни за что… Молящий дара ждет.
   ФедраИ ты получишь этот дар молящих.
   КормилицаТогда молчу… но за тобою речь…
   ФедраКакой любви ты сердце отдавала,О мать, о мать несчастная моя!
   КормилицаТы вспомнила быка[153]иль что другое?
   ФедраО, бедная, и той же рожденаДля ложа Диониса Ариадна…[154]
   КормилицаОпомнись, дочь… ты свой порочишь род.
   ФедраМне третьей быть добычей смерти, третьей.
   КормилицаО, ужас… О, куда ж ты клонишь речь?
   ФедраТуда, где злой давно таится жребий.
   КормилицаНо в чем же он?.. Когда бы знать могла я!
   ФедраО, горе мне… Когда б мои словаТы, женщина, сама сказать могла бы.
   КормилицаЯ ж не пророк, чтоб чудом их узнать.
   ФедраТы знаешь ли, что это значит — «любит»?
   КормилицаДа, слаще нет, дитя, и нет больней…
   ФедраПоследнее — вот мой удел, родная.
   КормилицаЧто слышу я? Ты любишь? Но кого ж?
   Федра
   (тихо)Не знаю кто, но сын он амазонки.
   КормилицаКак… Ипполит?..
   ФедраОн назван, но не мной.
   КормилицаНе может быть, дитя.Ты убиваешьПризнанием меня.Для старых плечТакое иго, жены, слишком тяжко.Проклятый день, проклятый свет очей…Нет, в омут мне…Но только эту ношуБерите прочь…На что ж и жизнь, когдаПорок возьмет насильем добродетельВлюбленную? Киприда — ты не бог,Ты больше бога.Кто б ты ни была,Но Федру, и меня, и дом сгубила.
   КорифейВы слышали, подруги?Из царских губ внимали ль выНеслыханным речам, речам ужасным?О, лучше бы, о, лучше б умереть,Покуда в грудь моюТвои слова проникнуть не успели.Всем горе, всем нам горе, всем нам горе!Несчастная! Какой ужасный рокТобой владел?.. О смертные!.. О род,На муки обреченный! Ты погибла,Отдав лучам позор… Как этот день тебеКороткий пережить еще?..К концу идет с тобою царский дом,И больше тайны нет, куда Киприды,Тебя склоняя, воля губит,О Пасифаи дочь несчастная, о Федра!
   ФедраВы, дочери Трезена, вы красаПреддверия Пелоповой державы.Уже давно в безмолвии ночейЯ думою томилась: в жизни смертныхОткуда ж эта язва, что нас губит?Природа ль разума виновна в том,Что мы грешим? Не может быть: ведь многимБлагоразумье свойственно. Я такСужу: что хорошо, что нет, — все этоМы знаем твердо: лишь на деле знаньеОсуществить мы медлим. Почему?Одним мешает леность, а другойНе знает даже вкуса в наслажденьеИсполненного долга. Мир — увы! —Соблазнов полн, и, если волны речиЛюдской нас не закружат, — праздность нас,За радостью гоняя, обессилит…Ты скажешь, стыд?.. Какой? Есть два стыда:Священный стыд и ложный, но тяжелый.А будь меж них светла для света грань,Они одним бы словом не писались…И вот с тех пор, как тяжким размышленьемЯ различать их научилась, нетМне более к неведенью возврата,И не могу не видеть я греха.Но я хочу с тобою проследитьРешенья ход… Когда Эрота жалоЯ в сердце ощутила, как егоПереносить, я стала думать честно…И начала с того, чтоб затаитьЕго как можно глубже. Проку малоДля нас в речах. Пусть иногда языкПоможет нам другого образумить,Но раны нет больней, чем от него.Я думала потом, что пыл безумныйОсилю добродетелью… И вот,Когда ни тайна, ни борьба к победеНе привели меня — осталась смерть.И это лучший выход. Нет, не надоМне возражать. Для славы мы хотимСвидетелей — для горя только тайны.Я знала все — недуг, его позор,И женскому я сердцу цену знала…Пускай для той проклятий будет малоСо всей земли, которая с другимВпервые обманула мужа.О, пойти с верхов должна была зараза.Ведь, если зло — игрушка знатных, развеВ толпе оно не станет божеством?Проклятие и вам, чьи скромны речи,Но чьи под кровом ночи черной дерзкиПреступные объятья… Как ониРешаются, о, пеною богиняРожденная, потом смотреть в глазаОбманутым мужьям? Как им не страшно,Что самый мрак их выдаст, что стенаЗаговорит, внимавшая лобзаньям?Я от одной бы мысли умерла,Что мужа бы могла я обесчеститьИли детей. Нет, никогда! Они,Свободные и гордые, на землюСвященную прославленных АфинВступая, нас не постыдятся вспомнить.Ведь самый дерзкий клонит, точно раб,К земле чело, когда при нем напомнятКлеймо отца иль матери позор.И если что-нибудь поспорить можетС желаньем жить, так совесть, у когоОна еще осталась… Слабодушным,Как красной девице, когда-нибудьПодносит время зеркало, но я,Нет, я его не буду дожидаться…
   КорифейУвы! Увы! Нет в мире ничегоПрекраснее, чем добродетель: смертныхОна дарит заслуженной хвалой…
   КормилицаО госпожа, когда завесу с бедТы сдернула так быстро, то, конечно,В испуге я не выбирала словИ лишнее сказать могла. Но делоСовсем не так уж страшно… И всегдаНадежнее второе рассужденье,Чего-нибудь неслыханного яПокуда не узнала. АфродитыЗдесь чары несомненны.Любишь ты? Но не одна ж. Другие тоже любят.И убивать себя!.. Да разве ж всех,Кто любит иль любви готов отдаться,За это и казнить? Да польза ж в чем?Или поток Киприды остановишь?Ты уступи ему — тебя волнойОн ласково обнимет, а попробуйНадменно или нагло спорить с ним, —И что ж? Тебя не искалечит, скажешь?И в высоте эфирной, и в морскойПучине — власть Киприды, и повсюдуТворения ее. Она в сердцахРождает страсть, и все в ее кошницеМы зернами когда-то были. КтоИстории читал седые свиткиИль песни разучил поэтов, знает,Как некогда Семелы царь боговБезумно ложа жаждал, как Кефала[155]В чертог свой Эос увлекла для ласк,Румяная. Среди богов и в небеОни живут, однако ж, и теперь,И страсти той несут покорно иго…А ты, ты будешь спорить? Если такТебе одной тяжел закон богов,То жаль тогда, что не по уговоруОсобому отец тебя родил,Что не другие над тобою богиВладычат. Или мало здесь найдетсяТаких мужей, что на грехи женыГлаза благоразумно закрывают…Я более скажу… Таких отцов,Что сыновьям не прочь в делах любовныхСпособствовать. Да умный человекИ всякий так рассудит, что дурноеНе напоказ. А жизни все равноНе вымерять, как дома. И карнизВедь не всегда положишь по заказу…Ужели же судьбы — да и какойЕще судьбы! — теченье ты осилишь?..Ты — женщина, и если ты моглаБыть честною не реже, чем нечестной,Считай себя счастливой. Черных думОстанови ж теченье! Это людямДоступнее… А рваться одолетьБогов, дитя, — поверь мне, только гордость.Любить тебе велела Афродита…А русло мы недугу твоемуДолжны найти счастливое… Есть чары,Соблазны слов… Подумаем — найдемИ от твоей болезни мы лекарство:Мужчина бы не скоро отыскал,А мы куда на выдумки горазды…
   КорифейЕе слова страдальческой судьбеОтрадное сулят успокоенье,Но я несу, царица, восхищенье,Пусть горькое, но все-таки тебе…
   ФедраО, злая лесть — на сладостной облавеТвоих сетей всегда обилен лов.Я не хочу отрадной неги слов,Пускай они мне говорят о славе…
   КормилицаДа, музыка!.. Но эти ризы словУзорные… зачем они? Ведь сердцу жЛишь Ипполита речь была б отрадна.Зачем же прямо так и не сказать?Тянуть зачем, когда вопрос поставленРешительный — о жизни? Будь самаЖеною ты разумной и спокойной,Иль думаешь: тебе бы этот шагЯ предлагать решилась… для утехи?Но речь идет о жизни… И никтоМеня, надеюсь, жены, не осудит.
   ФедраО, ужас, ужас!.. Замолчишь ли ты?Иль ток речей позорных не иссякнул?..
   КормилицаПозорных! Пусть… Позорные словаТеперь тебе полезней благородных…Не лучше ль жизнь усилием спасти,Чем славою венчать твою могилу?
   ФедраО нет! О нет, ради богов. ПраваТы, да, я знаю… Но позор не меньшеОт этого. Я цепь Эрота с честьюЕще носить хочу… Но ты ведь в безднуМеня зовешь… О нет, о нет, о нет!..
   КормилицаНу, рассуди ж… Кто спорит, было б лучшеНе полюбить. А полюбила ты,Так не беда: найдем мы исцеленье.Есть у меня и средство от недугаЛюбовного — ни чести не вредит,Ни разума оно не потемняет…
   ФедраПитье иль мазь твое лекарство, няня?
   КормилицаВ том пользы нет, что много будешь знать.
   ФедраНо хитрости твои мне страшны… Нет лиДурного в них… Опасного чего?
   КормилицаЧего же ты боишься, не пойму я…
   ФедраРечей твоих, чтоб о беде моейТесеев сын по ним не догадался…
   КормилицаИ полно… Все улажу я, дитя.Ты только будь за нас теперь, Киприда,Владычица морская… ОстальноеНе перейдет за тесный круг друзей…
   Уходит во дворец.
   СТАСИМ ПЕРВЫЙ
   ХорСтрофа 1О Эрот! О Эрот!На кого ополчился ты,Тем глаза желанье туманит,В сердце сладкая нега льется…Но ко мне не иди, молю тебя,Ни с бедой, Эрот, ни в ярости.Нет такого огня и лучи светилСо стрелой не сравняются горние,Что из рук своих мечет в нас,Дня сын, и стрелой Кипридиной…Антистрофа 1Слепота! Слепота!Гекатомбы[156]кровавыеМечем мы на бреге Алфея,[157]Аполлону — в Пифийских храмах…А Эрота, царя над смертными,Ублажить, дитя Кипридино,Не хотим. Пусть ее теремов любвиОн ключарь, но для нас он жестокий бог:Сеет смерть и проклятия,Куда ступит Эрот, Зевесов сын…Строфа 2Ярма не познавшая дева[158]И брачного чуждая ложаВ садах расцвела Эхалийских,Но, крови и пламени полны,Дымятся палаты Еврита,И терем пылает царевны,И нимфу дрожащую сынуАлкмены под адские гимныПроклятий и смерти КипридаВручает для горького брака…Антистрофа 2Ограда священная Фивы,[159]Диркеи[160]кипящая пена,Вы ужасы миру о силеМогли бы Киприды поведать.Она, средь блистаний и громовСклонивши на брачное ложеГрядущую Вакхову матерь,В объятия кинула смерти,О, страшная сила и сладость!Пчела с ее медом и жалом!
   ЭПИСОДИЙ ВТОРОЙ
   ФедраОставьте песни, жены… Я погибла.
   КорифейЧто ж страшного в чертоге слышишь ты?
   ФедраТам голоса. Постойте, дайте слушать…
   КорифейНачало страшное… Молчу… Молчу.
   КОММОС
   ФедраСтрофа 1Ах-ах…Несчастная! Чего же ждать еще мне?
   ХорСтрофа 2Что ты слышишь?Чей же голос,О любимая царица!Что тебя, скажи, смутило?Иль ты страшное узнала?
   ФедраЯ говорю вам — я погибла… ШумТам, за стеной… вы слышите ль, как шумно?
   ХорСтрофа 3Но ведь ты у самой двери.Иль сама узнать не хочешь?О, прислушайся ж, царица,Отчего кричат в чертоге?
   ФедраЯ слышу сына амазонки: мечетОн громы на прислужницу мою.
   ХорАнтистрофа 3Да, я слышу — только смутно;Разбери ж и мне скажи;До тебя из двери близкойРечи их ясней доходят.
   ФедраЯ слышу ясно, как зовет ееОн своднею, предавшей господина.
   ХорАнтистрофа 2Горе! Горе… дорогая.Предана ты — нет спасенья.Больше нет и тайны, Федра.И от друга ты погибла.
   ФедраАнтистрофа 1Она меня сгубила… Мой недугЕму она пересказала. Мне жОна дала в лекарстве выпить яду.
   КорифейНо дальше что ж? Где выход ты найдешь?
   ФедраИли сама я знаю?.. Двери дома Аидова я вижу пред собою.
   Входит Ипполит, за ним кормилица.
   ИпполитВы, светлые лучи!.. И ты, земля!..И это было сказано?.. О, ужас!..
   КормилицаАх, тише, тише… Могут услыхать.
   ИпполитЯ не могу молчать… Ведь это ж ужас…
   КормилицаДесницею могучей заклинаю…
   ИпполитПрочь, руки прочь… И выпусти мой плащ…
   КормилицаУ ног твоих, у ног молю пощады.
   ИпполитКакой? Ведь ты ж, по-твоему, права.
   КормилицаОгласки я боюсь. Пойми, огласки.
   ИпполитПрекрасного молва не оскорбит.
   КормилицаДитя мое — ты ж клялся, вспомни только…
   ИпполитУстами, да, — но сердце ни при чем.[161]
   КормилицаУжель друзей, дитя мое, погубишь?
   ИпполитЧур, чур меня! Неправый — мне не друг.
   КормилицаКому ж прощать, дитя, коли не людям?
   ИпполитО Зевс! Зачем ты создавал жену?И это зло с его фальшивым блескомЛучам небес позволил обливать?Иль для того, чтоб род людской продолжить,Ты: обойтись без женщины не мог?Иль из своих за медь и злато храмовИль серебро не мог бы сыновейТы продавать, чего который стоит,Освободив жилища нам от жен?Что жены зло, мне доказать не трудно.Родной отец за дочерью, ееВзлелеявши, чужому человекуПриданое дает — освободиЕго от дочки только… Муж, конечно,Отравленной украсив розой сад,Ей восхищен бывает. Точно куклуИли алмаз фальшивый, он женуСтарается оправить подороже.Но и мужей жена пищит, и только.А раз женился — не стряхнуть емуЯрма. Один, свойством польщенный знатным,Выносит ложе пресное; другойШурьев постыдных за своей красоткойВ родню впустив, полынью приправляетМедвяную сыту. И хорошоЕще тому, кому попалось в домНичтожное творенье, чтоб ни злого,Ни доброго придумать не могла.Но умницы!.. Избави, боже, еслиВ ней на вершок побольше, чем в других,Ума, излишек этот АфродитеНа пользу лишь — коварством станет он.Напротив, та, которая природойОбижена жена, по крайней мере,На хитрости Киприды не пойдет.Приспешниц — вот от жен подальше надо.Вы сторожить поставьте теремаЗверей, когда хотите, да не этихПособниц, зверь укусит, да не скажет,А то хозяйка козни мастерит,А нянюшка их по свету разносит…Не такова ль и эта тварь? ОтцаСвященное она дерзнула ложеМне, сыну, предлагать. Да после словТаких — иди к источнику и ушиОмой священной влагой. Если яВ себе заразу чувствую от звука,От шума слов, так каково же сердцуОт грязи их? Но я благочестив,И это вас теперь спасает, жены,Поверьте, все бы ваши я открылДела отцу, когда бы, как ребенок,Сковать уста себе я клятвой не дал.Простор теперь предоставляю вам,Пока Тесея нет, и для признанийЯ не открою губ. Но вместе с нимИ я сюда вернусь — мне любопытноВас с госпожой увидеть, как царяВы будете встречать. Хотя образчикТвоей, раба, я наглости видал.Так будьте же вы прокляты! Не будетМне пресыщенья в ненависти к вам,Хотя б корили все меня, что вечноОдно и то же я твержу — и вы ведьВсе те же — в зле. О смертные, иль женИсправьте нам, иль языку дозвольтеИх укорять, а сердцу проклинать.
   (Уходит.)
   ФедраО, жребий жены!О, как над тобою не плакать?Где сила искусства?Где выход?О, как этим цепким объятьемОпутана я безнадежно!Уж мой приговорНаписан. О солнце! О солнце!О матерь-земля!Куда я уйду от несчастья?Чем горе покрою?О жены! О жены!Иль бог мне поможет? Но кто же?..Иль вступится смертный в такоеПозорное дело?.. На плечиНапала несносная тяжесть.И смерть, только смерть ее снимет…Меж женских, увы,Несчастнее нет моей доли!
   КорифейУвы! Увы! Посланницы искусствоНе удалось. Ты в тяжком положенье…
   Федра
   (кормилице)О худшая из жен… Друзей своихНе пощадить… Пускай отец небесныйТебя, огнем изранив, в порошокПотом сотрет. Иль я тебя просилаБеду мою по свету разглашать?Иль я тебе конца не предрекалаПозорного? Да, да. ДляФедры большеПочетной нет кончины.Но довольно. Теперь важнее дело. Гнев егоНе пощадит, конечно, пред ТесеемБолтливости твоей неосторожной,И речи, точно реки, потекутПо всей земле постыдные. Проклятье жТебе и всем проклятие, кто радС непрошеной готовностью и дерзкоСлужить своим измученным друзьям!
   КормилицаТы не меня бранишь, а неудачу:Обида ум озлобленный мутит.О, у меня нашлись бы оправданья,Когда бы их ты слушала. ТебяКто выкормил и вырастил, царица?Кто преданней служил тебе? НедугЯ исцелить хотела твой и гибнуЗа то, что не сумела. А сумей,Из мудрых бы слыла теперь я мудрой.Ведь ум людей не то же ль, что успех?
   ФедраИзранила — и диким прероканьемМне рану бередишь. Иль это все?Вся правда? Все, что Федра заслужила?
   КормилицаПостой. Пускай была я неправа.Но и теперь не все еще погибло.
   ФедраНет, более ни слова! До сих порТы только зло нашептывала. ТолькоДурное начинала. УходиК своим делам. Нам помощи не надо.
   Кормилица уходит.Вы ж, жены благородные Трезена,Не откажите мне в одном — устаБезмолвием окутать перед тайной.
   КорифейЯ чистою богинею клянусь,[162]Что твоего несчастия не выдам.
   ФедраО, будьте же вы счастливы! А яЕще имею выход, как сберечьПотомству имя доброе. Да онИ для меня в моем несчастье лучше.О нет, я спайной родины моейНе посрамлю и напоказ ТесеюПозорного не вынесу клейма,Чтоб сохранить остаток жалкой жизни.
   КорифейКого ж спасешь неисцелимым злом?
   ФедраСебя спасу. А как, увидишь после.
   КорифейСтыдись же слов таких.
   ФедраА ты стыдисьНас упрекать. Иль не Киприда я,Не Афродите на алтарь сегодняУсладою паду? Мне горек былЛюбовный жребий, жены, но, страданьемВенчанная, я и другую смертьВ своей таю. Есть муж. Из муки этойСмирения он вынесет урок:Один недуг, одна и кара будет.
   СТАСИМ ВТОРОЙ
   ХорСтрофа 1О, если б укрыться могла яТуда, в эти темные выси,О, если б, велением бога,Меж птицами вольною птицейВилась я. Туда бы стрелой,Туда б я хотела, где мореСинеет, к брегам Эридана,[163]Где в волны пурпурные, блескомОтцовским горящие волны,Несчастные девы,[164]не слезыВ печали по брате погибшем,Янтарное точат сиянье.Антистрофа 1Туда, где в садах налилися —Мечты или песни поэтов —Плоды Гесперид золотые,[165]Туда, где на грани волшебнойПлывущей предел положилиТриере — морей промыслительИ мученик небодержавный,Туда, где у ложа КронидаСвоею нетленной струеюОдин на всю землю источник,Златясь и шумя, животворныйДля радости смертных пробился…Строфа 2От брегов родимых КритаИ от мирной сени отчейЗа ладьею белокрылойС шумной жалобой недаромВолны пенные бежали:Не нашла невеста мираВ этом браке.С Крита ль только птицы злыеВашу свадьбу провожали.Или встретили в Афинах,У Мунихия,[166]когда вы,В волны новые тяжелыйБросив якорь, на священныйБрег Паллады выходили?Антистрофа 2Там мучительным недугомГрешной страсти поразила,В оправданье знаков черных,Золотая АфродитаДушу нежную царицы:И ужасных испытанийНе снести ей!Вот идет поспешно в терем,Вот рука на белой шееПетлю вяжет и не дрогнет.Страшен демон ненавистный,И, спасая честь, царицаИз души своей свободнойЖало страсти вынимает.
   ЭПИСОДИЙ ТРЕТИЙ
   Кормилица
   (за сценой)Ай… Ай…Сюда! Сюда! Скорее все, кто может.Повесилась Тесеева царица.
   КорифейУвы! Увы! Все кончено. ВиситОна в ужасной петле. Федры нет.
   Кормилица
   (за сценой)Скорей же… О, скорей… И нож острей,Разрезать эту петлю… Помогите…
   Одна из хораЧто делать нам, подруги? Во дворецПойдем ли вынимать ее из петли?
   Другая из хораЗачем? Иль нет там молодых рабынь?Кто без толку хлопочет, не поможет.
   Кормилица
   (за сценой, с плачем)
   Снимите ж хоть ее… не дышит больше…
   О, горькая палат охрана мужних.
   КорифейСомненья нет… Скончалась… Тело тамУж на одре печальном полагают…
   Появляется Тесей.
   ТесейГей, женщины… Тут был какой-то крик…Неясный плач рабынь из зал дворцовыхИздалека до слуха долетел.А здесь царя, узревшего святыню,И у дверей покинутых палатНичей привет не встретил… Иль с ПитфеемЧто новое случилось? На закатеХоть жизнь его, но все ж с печалью в сердцеЕго в могилу проводил бы я.
   КорифейУдар судьбы, Тесей. Но не старик,А яркий, царь, погас здесь жизни светоч.
   ТесейУвы! Увы! Не из детей же кто?
   КорифейОни живут — но матери не видят.
   ТесейЧто говоришь? Жена… Но как? Но как?
   КорифейОт собственной руки, в ужасной петле.
   ТесейВ тоске, скажи, иль жребий оковал?
   КорифейЧто знаю, то сказала; лишь недавноМы здесь, узнав о горести твоей.
   ТесейО, горе мне… На что ж и лавры этиНа волосах? Не праздники справлятьПридется здесь Тесею… Гей, живее,Рабы, отбить запоры у ворот,И настежь их!.. Пускай достойной плачаКартиной я насыщу взор, — женыЯ видеть труп хочу, себе на горе…
   Двери дворца отворяются. Видно тело Федры.
   КОММОС
   ХорУвы! Увы! Несчастная. О жребий,О злодеяние и ты,О мука, вы сгубили целый дом…О дерзость, о натиск безумныйНа жизнь, на собственную жизнь.Кто смел, скажите, кто смелНа голову этуПокров погребального мрака накинуть?Кто смел?
   ТесейСтрофаО, муки!.. О, город!.. Но нет,Нет горше подъятых Тесеем,О, тяжко, так тяжко на плечиОбрушился жребий, увы мне!То демона скрытая метка?Иль тайная точит нас язва?Не море ли бедствий темнеет?Кружат меня волны — не выплыть,И хлещут, наверх не пускают.Твоя ж, о жена, в каких же словахПредсмертная мука, скажи мне, сокрылась?Ты легче, чем птица из пленаВ эфире, в Аиде исчезла.О, жребий, о, жребий плачевный!Мне предок оставил пятно, —Слезами его замываю.
   КорифейНе первый ты подругу, царь, оплакал,И не один ты дивную терял…
   ТесейАнтистрофаТуда я… в подземную ночьХочу, и в могиле хочу яБез солнца лежать, потому чтоТы больше меня не обнимешь,Мертва ты… Я ж тени бледнее…О, как эти страшные мысли,Жена, в твою душу проникли?О нет, не таитесь, рабыни:Иль чужды душою вы дому?..О горе, и ты, о зрелище мук!Умом не охватишь, не вынесешь сердцем.Без матери дети — и в домеХозяйки не стало. Меня же,Меня ж на кого покидаешь,О лучшая в ярких лучах,О лучшая в лунном мерцанье?
   ХорНесчастный, несчастнейший муж!Ты, бедами дом осажденный!Над горем твоим, властелин,Слезами склонились мои орошенные веки,Но ужас холодных предчувствийВ груди и давней и больней.
   ТесейБа… Погляди… Ведь белая рука ее застыла,Письмо сжимая… Или новых мукОно несет нам бремя, или в немВдовцу или сиротам свой заветОна перед разлукой написала?Нет, бедная, в оставленный тобойУж не войдет чертог жена другая.Покойно спи… О да, я узнаюКольца печать усопшей золотую…Мгновение и, складень растворив,Последних строк ее узнаю тайну.
   (Подходит к телу и, разжав руку Федры, вынимает складень, распечатывает его и читает)
   ХорО, горе, о, горе…То новый ударНам демон готовит… Увы…Жизнь цену для меня теряет…Это будет,Я чувствую, удар смертельный.Пусть жеИ на меня он падает:В обломках на землеМоих царей лежит былое счастье…О боже! Если есть еще возможностьУслышь мою молитву: не губи нас.Недоброе душа мне ворожит.
   ТесейО, ужас!.. Омерзение и ужас!..Не вынести, не высказать! О, Горький!
   КорифейНо что? Скажи… Коль смею знать и я!
   ТесейО, к небу вопиют,О, к небу те немые вопиютОб ужасе неслыханном слова. Куда уйти?..Нет… Это слишком… ЭтиВ какой-то адский хор смешались строки.
   КорифейУвы! Увы! О, новых бед ужасное начало!
   ТесейО нет, мои устаТаить не смеют этой язвы страшной,Уродства этого, что и назватьМерзит. Узнай, узнай, земля отцов:Сын, Ипполит, на ложе посягнулОтцовское, не устыдился ЗевсаОчей. Отец мой, Посейдон, ты мнеПообещал исполнить три желанья:Желание одно: пускай мой сынНе доживет до этой ночи, еслиТвоим должны мы верить обещаньям.
   КорифейРади богов! Возьми назад слова…Раскаешься ты, царь, в своем желанье.
   ТесейНет, никогда. И из страны егоЯ изгоню. Готовы оба кубкаС отравою. Пусть жалобу моюПучины царь услышит и сегодня жЕго сошлет в Аид, иль, осужден,До вечера, как нищий, он скитаньяСвои начнет полегшем моим…
   КорифейСмотри: твой сын; он вовремя, владыка.Безумный гнев покинь и осениСвой дом иным и набожным желаньем.
   Входит Ипполит.
   Ипполит
   (еще не видя трупа)На голос твой отчаянный, отец,Я прихожу… Из-за чего он, знатьХотел бы… А… Что вижу?.. ТелоТвоей жены?.. Как это непонятно,Ведь я ж сейчас расстался с ней, — былаОна совсем здорова. Этот мертвыйПокой ее так странен… Как же смертьТы объяснить бы мог, отец?.. И что жеТы все молчишь? Иль думаешь бедуТомительной развеять немотою?Коль тайна жжет желанием сердца,В несчастии огонь ее живее,И ты не прав, скрывая от друзей…Нет, больше, чем друзей… свои почали.
   ТесейО, суета! О, жалкий род слепцов!Нет хитростей, каких бы допытатьсяТы не сумел, упорный человек.Десятками ты их считаешь тысяч.Недостижимым для тебя одно лишьУмение осталось: научитьБезумца здраво действовать и мыслить.
   ИпполитТакой учитель стал бы знаменит,Свой ум: в чужие головы влагая.Но к месту ль тонкость рассуждений ныне?Несчастие, боюсь, мутит твой разум,
   ТесейО, если бы хотя малейший знакИмели мы, но верный, чтобы другаОт недруга и лживые словаОт истинных мы сразу отличали…Два голоса пускай бы человекИмел — один, особенный, для правды,Другой — какой угодно. Ведь тогдаРазоблачить всегда бы ложь могли мы,Игралищем людей не становясь.
   ИпполитИль кто-нибудь из близких пред тобойОклеветал меня? Иль и невинностьОт низости не ограждает нас?..Я с толку сбит. И странные намекиТвои, отец, измучили меня.
   ТесейО, до чего ж дойдешь ты, род людской?Иль грани нет у дерзости?.. ПрепоныУ наглости?.. Рожденьем человекПриподнимай на палец только гребеньУ дерзости, чтобы отца возросХитрее сын, а внук хитрее сына,И на земле не хватит места скороПреступникам. Тогда богам придетсяВторую землю к нынешней прибавить.Смотрите все… Вот сын мой, опозорил,Чтоб место дать преступности людской,Он ложе мне, — и мертвая его,Как низкого злодея, уличает.Нет, покажи родителю твой лик!Уж раз себя ты осквернить мог делом,Будь храбр и здесь. Так вот он, этот муж,Отмеченный богами, их избранник,Невинности и скромности фиал…Когда б твоим рассказам шарлатанскимПоверил я — я не богов бы чтил,А лишь невежд в божественных одеждах.Ты чванишься, что в пищу не идетТебе ничто дышавшее, и плутниОрфеевым снабдил ты ярлыком.О, ты теперь свободен — к посвященнымНа праздники иди и пылью книгПророческих любовно упивайся:Ты больше не загадка. Но таких,Пожалуйста, остерегайтесь, люди,Позорное таят под благочестьемОни искусство. Это только труп…Но от того тебе теперь не легче,Из низких самый низкий. УличенТы мертвою. Ты уничтожен ею.Перед ее судом что значат клятвы,Свидетели и вся шумиха слов?Иль скажешь ты, что был ей ненавистен,Что незаконный сын, при сыновьяхЗаконных, им всегда помехой будет?Но не безумно ль было б отдаватьДыхание свое и счастье ближнихВзамен твоих страданий?.. Это ложь…Иль чувственность царит не та же, скажешь,Над нами, что над женскою душой?Мне юноши известны, что не могутНаплыва страсти выдержать, — любойСлабей они девчонки. Только полСпасает их от осужденья. Впрочем,Не лишнее ль все это? Здесь лежитСвидетель неподвижный, но надежный:Ты осужден. Немедленно покинешьТрезен. Священная земля АфинИ все моей державы страны будутОтныне для тебя закрыты. Если бТебя теперь простил я, Ипполит,И Синис[167]бы, грабитель придорожный,Пожалуй бы, явился и сказал,Что я его убийством только хвастал.И скалы бы Скироновы тогда[168]Грозы моей не стали больше славить.
   КорифейО, счастье, ты не прочно на земле:Твои колонны гордые во прахе.
   ИпполитТвоей души, отец, слепая страстьИ гнев ее тяжелый оставляютГлубокий след в уме — не оттого,Чтоб был ты прав, однако. К сожаленью,Я склонности не чувствую в толпеОправдывать себя и, вероятно,В своем кругу сумел бы доказатьЯсней твою ошибку. И не так лиНередко наш страдает тонкий слухОт музыки, которой рукоплещетТолпа? Увы… Пред горшею бедойО меньшей мы позабываем. Вижу, —Завесу с уст приходится поднять.Начну с того же я, с чего искусноТы начал речь. Оставь без возраженьяЯ первые слова, и я погиб.Взгляни вокруг на землю, где ступаетТвоя нога, на солнце, что ееЖивит, и не найдешь души единой —Безгрешнее моей, хотя бы тыИ спорил, царь. Богов я чтить умею,Живу среди друзей, и преступленийБегут друзья мои. И стыдно имДругих людей на злое наводитьИли самим прислуживать пороку:Высмеивать друзей, пусть налицоОни иль нет, я не умею. Тот жеДля них я друг. Ты упрекал меняВ страстях, отец, — нет, в этом я не грешен:Я брака не познал и телом чист.О нем я знаю то лишь, что услышалДа на картинах видел. Да и техЯ не люблю разглядывать. ДушаСтыдливая мешает. Если скромностьВ невинности тебя не убедит,Так объясни ж, отец, каким же могЯ развратиться способом. Иль ФедраТакой уже неслыханной красы?Иль у меня была надежда с ложемНа твой престол, ты скажешь? Но ведь этоБезумие бы было, коль не глупость.Иль быть царем: так сладостно для тех,Кто истинно разумен? Ой, смотри.Здоров ли ум, коли корона манит.Я первым быть меж эллинов горелНа играх лишь, а в государстве, право ж,И на втором нам месте хорошо…Средь избранных, конечно. Там досуг,Да и в глаза опасность там не смотрит,А это слаще, царь, чем твой престол.Теперь ты все уж знаешь. За себяТакого же другого, к сожаленью,Я не могу подставить, чтоб порукойТебе служил. Пред Федрою живойМне также спор заказан. Ты легко быНашел тогда виновных. А теперьХранителем клянусь тебе я клятвыИ матерью-землей, что никогдаЖены твоей не трогал, что ееЯ не желал и что о ней не думал.И пусть умру бесславно и покрытыйПозорным именем, ни в море я,Ни на земле пускай успокоеньяИ мертвый не найду, коль это ложно…Замучена ли страхом, умерлаОт собственной руки она, не знаюИ больше говорить не смею. НоНеправая из дела вышла чистой,А чистого и правда не спасла.
   КорифейТы опроверг отлично обвиненье,И клятвою ты истину венчал.
   ТесейНу чем не волхв и не кудесник? РаньшеСрамил отца, а после гнев егоСмирением уступчивым и лживымПытается, как маг, заворожить.
   ИпполитЯ одному, отец, теперь дивлюсь — Изгнанию.Зачем не смерти ищешь?Будь на твоем я месте, так обидчикКазнен бы был за честь моей жены.
   ТесейО, это слишком мягко, сын мой. КазниНемедленной от нас себе не жди.Преступнику конец поспешный — милость.Нет, ты, вдали от родины скитаясь,Вымаливая хлеб, но будешь жить.Вот должное преступнику возмездье.
   ИпполитО небо! Или срока оправдаться,Или угла покуда мне не дашь?
   ТесейЗа Понтом бы — когда бы: мог, за граньюАтлантовой. Ты мерзок мне, пойми.
   ИпполитКак? Без суда? Без клятвы? Без допроса?И даже без гаданий — приговор?
   ТесейПисьмо — твоя улика, и не нужноТут жребия. А птицы в небесахНа этот раз меня не занимают.
   ИпполитО боги! Уст ужели и теперьНе разрешите мне? Ведь эта клятваМне стоит жизни… Нет… я не хочу…Ведь этот грех мне не вернул бы веры.
   ТесейО лицемер! Ты изведешь меня…Вон из дому без всяких промедлений!
   ИпполитКуда ж? О, горе! Кто ж откроет дверьИзгнаннику с таким ярмом позорным?
   ТесейА как узнать? И соблазнитель женИным мужьям бывает милым гостем.
   ИпполитДа кто же я?.. Сжимают горло слезы.Так низко пасть пред миром, пред тобой…
   ТесейНе поздно ль ты разнежился? ПокаПреступником ты не был — было плакать,
   ИпполитВы, стены, камни, вы заговорите!Скажите же ему, что я невинен.
   ТесейСсылаешься ты тонко на немыхСвидетелей,
   (показывая труп)вот и еще один.
   ИпполитКогда бы сам я встретился с собой,Над этою бы я заплакал мукой.
   ТесейДа, сам себе ты был всегда кумир;Родителей бы лучше почитал ты.
   ИпполитО, мать моя… О, горькое рожденье,Внебрачное! Не дай бог никому.
   Тесей
   (слугам)Гей! Взять его. Вы не слыхали разве,Что приговор над ним произнесен?
   ИпполитБеда тому, кто до меня коснется.
   (Тесею.)Душа горит, так сам и изгоняй.
   ТесейИ сделаю с ослушником. НималоЕго при том, поверь, не сожалея.
   (Уходит.)
   ИпполитДа, решено, и крепко. Есть ли мукаСильнее той, когда ты знаешь всеИ ничего открыть другим не можешь?
   (К статуе Артемиды.)Тебя зову, Латоны дочь, милейДля сердца нет тебя, о дева, тыМоих охот и спутница и радость!Закрытый нам и славный город отчий,И земли Эрехтея, говорюИ вам прости последнее. И тыПрости, моя Трезенская равнина,Для юных сил твоя отрадна гладь —Ее глаза в последний раз ласкают…Вы, юности товарищи, приветСкажите мне и проводите друга…Что бы отец ни говорил, а вамУж не найти другого, чище сердцем.
   (Уходит со свитой.)
   СТАСИМ ТРЕТИЙ
   ХорСтрофа 1Если я в сердце, как боги велики, помыслю,Муки смолкают и страх,Но и желание верить в могучую неба поддержкуТает, когда о делах и о муках раздумаюсь наших.Вечно — сегодня одно, а завтра другое…Жребии смертных, что спицыБыстрых колес, там мелькают.Антистрофа 1Я у тебя, о судьба, благодатных даров бы молила,Чуждое сердце забот.Я не хотела бы видеть глубокую сущность творений,Но и в потемках коснеть но хотела бы я суеверных.Солнце хочу я встречать веселой надежды:Благословляя сегодняИ уповая на завтра.Строфа 2Разум мутится, и нет у сердца крылатой улыбки.Эллады звезда золотаяС неба ее на чужие поля закатиласьГневною волей отца. ГладиТрезена родного, от вас,Дикие чащи, от вас,Где, золотою звездою венчанный,Царь с Артемидой за ланью гонялся.Антистрофа 2Брызги с копыт и колес взметая, венетские кониБерегом мчаться не будут;Залы и портик чертога безмолвны, и струныЛиры, и песни молчат. ДереваДевы над сочной травойУж не украсит венок,Но по тебе не одна, что надеждуВ сердце лелеяла дева, вздыхает.ЭподДни мои слезами мукаИпполитова наполнит,Жизнь не в жизнь нам больше будет.Мать, зачем его носила?Иль затем, чтоб сердце гневомПротив бога запылало?Вы ж, три сестры, три Хариты,[169]зачем из отчизныНашу безвинную радость из отчего дома берете?
   ЭПИСОДИЙ ЧЕТВЕРТЫЙ
   Приближается вестник.
   КорифейНо вижу я из свиты ИпполитаИдущего сюда. Как мрачен он!
   ВестникГде я царя найду Тесея, жены?Скажите мне — он во дворце теперь?
   КорифейОн из дворца сейчас сюда выходит.
   Показывается Тесей.
   ВестникТесей, тебе и гражданам твоим,И в Аттике, и из Трезена вести несу.Они должны вас потрясти.
   ТесейКакие же? Или одно несчастьеГотовится обоим городам?
   ВестникНет Ипполита больше… Хоть и видитОн солнце, но минуты сочтены.
   ТесейКак умер он? От мести ли супруга,Чей дом он, как отцовский, осквернил?
   ВестникЕго разбили собственные кони, —Проклятие разбило, что к отцуТы обратил, седых морей державцу.
   ТесейО небо! Да, я точно им рожден,Внимавшим мне из моря Посейдоном.Но как погиб, скажи мне, этот муж,Поправший честь и пораженный правдой?
   ВестникБлиз берега, где волны набегаютИ плещутся морские, лошадейМы чистили и плакали — узналиМы от людей, что Ипполита, царь,В изгнанье ты отсюда усылаешьИ здесь уже не жить ему. ПришелИ сам он следом. С нашей песней грустнойОн и свои соединяет слезы.Без счета их, ровесников, тудаЗа ним пришло. Тогда, оставив плакать,Он нам сказал: «Не надо унывать,Словам отца повиноваться надо.Живей, рабы, живее запрягайте:Трезена нет уж боле для меня».И загорелось дело — приказатьОн не успел, — уж лошади готовы.Тут ловко он вскочил на передокИ с ободка схватил проворно вожжи,Но кобылиц сдержал и, к небесамВоздевши руки, стал тогда молиться:«О Зевс, с клеймом злодея жизни вовсеНе надо мне. Но дай когда-нибудь,Останусь я в живых иль не останусь,Чтобы отец мой понял, как он дурноСо мною поступил». Стрекало онЗатем приняв, кобыл поочередноКасается. Мы ж около вожжейУ самой побежали колесницы,Чтоб проводить его. А путь емуЛежал, Тесей, на Аргос, той дорогой,Которая ведет на Эпидавр.Но вот, когда мы выехали в полеПустынное, с которого холмыК Саровскому спускаются заливу,Какой-то гул подземный, точно гром,Послышался оттуда отдаленный,Вселяя страх, и кобылицы вмигНасторожились, вытянувши шеи,А мы вокруг пугливо озирались…И вот глаза открыли там, где берегПрибоем волн скалистый убелен,Огромную волну. Она вздымаласьГорою прямо дивной, постепенноЗастлав от нас Скирона побережье.И дальний Истм, и даже ЭпидавраОт глаз она закрыла скалы. ВотЕще она раздулась и, сверкая,Надвинулась и на берег метнулась.И из нее явилось, на манерБыка, чудовище. Ущелья следомОкрестные наполнил дикий рев…И снова, и ужасней даже будтоБык заревел. Как выдержать глаза,Не знаю я, то зрелище сумели?Мгновенно страх объемлет кобылиц…Тут опытный возничий, своемуИскусству верный, вожжи намотавши,Всем корпусом откинулся — гребецЗаносит так весло. Но кобылицы,Сталь закусив зубами, понесли…И ни рука возничего, ни дышлоИ ни ярмо их бешеных скачковОстановить уж не могли. ПопыткуПоследнюю он сделал на песокПрибрежный их направить. Но у самойЧудовище являлось колесницы,И четверня шарахалась в смятеньеНазад, к высоким скалам, — и тогдаБык молча следовал за колесницей,И надвигался он все ближе, ближе…Вот наконец отвесная стена…Прижата колесница. КолесоТрещит — и вдребезги… и опрокинутЦарь с колесницей. Тут смешалось все:Осей обломки и колес, а царьНесчастный в узах повлачился тесныхСвоих вожжей, — о камни головойОн бился, и от тела оставалисьНа остриях камней куски живые.Тут не своим он голосом кричит:«Постойте ж вы, постойте, кобылицы!Не я ли вас у яслей возрастил?Постойте же и не губите — этоПроклятие отца. О, неужельНевинному никто и не поможет?»Отказа бы и не было. Да былиМы далеко. Уж я но знаю, какОн путы сбил, но мы едва живогоЕго нашли на поле. А от зверяИ кобылиц давно простыл и след.В ущелиях ли, где ль они исчезли,Ума не приложу. Хоть я, конечно,В твоих чертогах царских только конюх,Но я бы не поверил никогдаПро сына твоего дурному слову,Пускай бы, сколько есть на свете жен,Хоть все повесились. И писем выше,Чем Ида, мне наоставляли гору.Я знаю только, царь, что ИпполитНевинен и хороший человек.
   КорифейУвы! Увы! Опять удар, и меткий!Да, от судьбы, как видно, не уйти.
   ТесейМне пострадавший все же ненавистен,И сладостны мне были вести мук.Но я родил его, и узы кровиСвященные я помню, потому —Ни радости, ни горю здесь не место.
   ВестникНо как же быть теперь? Оставить там,Чтоб из твоей нам, царь, не выйти воли?Коль смею я советовать, не будьТы так жесток, владыка, к мукам сына.
   ТесейСюда его несите… ЗаглянутьВ глаза ему хочу и волей бога,И этой карой страшной уличитьХочу его во лжи и злодеянье.
   Вестник уходит.
   СТАСИМ ЧЕТВЕРТЫЙ
   ХорО Киприда, суровую душу людейИ богов железную волюТы, богиня, сгибаешь.И над черной землею с тобой,И над влагой соленой и звучной,Как радуга, яркий ЭротНа быстрых крылах пролетает…И если он бурный полетНа чье-нибудь сердце направит,То дикое пламя мгновенноОт золота крыльевТам вспыхнет любви и безумья,А чары егоИ в чаще, и в волнах таимыхЗверей укрощают, и всё,Что дышит в сиянии солнца,И люди емуПокорны. Твоя, о Киприда,Весь мир наполняет держава.
   ЭКСОД
   Артемида появляется в вышине.
   АртемидаВнемли: тебе я говорю,Сын благородного Эгея,Тебе, божественная дочь Латоны.Как ты мог, безумный,Веселье в сердце ощутить?Я говорю тебе — судом,Судом неправым ты убилТобой рожденного. ЖеныСловами ложными окован,Неясный грех ты обратилВ мир поразившее злодейство…Потемок Тартара теперьЖелай для своего позора,Иль птицей сделаться желай,Чтоб ввысь от этой оскверненнойТобою улететь земли.Нет больше места для тебяСредь чистых в этом мире вовсе….Я свиток зол должна перед тобойРазвить, Тесей, без пользы — лишь печалиПрибавит он, я знаю, но пришлаЯ для того, чтоб сын твой честно умер,Оправданный. И я жены твоейЛюбовное должна раскрыть безумьеИ, может быть, борьбу. Ее ЭротУжалил сердце тайно, и любовьюК царевичу царица запылала:Богиня так хотела, что для нас,В невинности отраду находящих,Особенно бывает ненавистна.И разумом Киприду одолетьПыталася царица, но в ловушкуКормилицы попалась. Та ееЦаревичу любовь пересказала,Связав его ужасной клятвой раньше,Чтоб он молчал. Ее слова твой сынОтринул, но благочестиво клятвыНарушить не дерзнул он, как егоНи унижал ты здесь. А эту ложьОставила царица, умирая,Боясь улики праведной. А ты,Ее словам поверив, сына проклял.
   ТесейУвы!..
   АртемидаМучительны слова мои, Тесей,Но должен ты их молча слушать дальше,И, царь… тебе еще придется плакать…Ты помнишь ли, о низкий, что тебеТри выполнить желания поклялсяОтец, но гибель вражью ты презрел —Одно из них направил против сына,Не изменил обету царь морей:Исполнил свято он твое желанье.Tы перед ним и ты передо мнойЕдинственный виновник, потому чтоТы не искал свидетелей, гаданьемТы пренебрег, улик не разобралИ, времени для истины жалея,С поспешностью преступною своейБожественным сгубил проклятьем сына.
   ТесейО, дай мне умереть…
   АртемидаТы согрешил,Но и тебе возможно оправданье.Киприды здесь желания и гневСлились, Тесей. А меж богов обычай:Наперекор друг другу не идти.Мы в сторону отходим, если: богГорячие желанья разливает.О, если бы не страх, что оскорблюЯ Зевса, как хранителя законов,Иль думаешь, я бы подъяла стыд,Любимого из смертных уступаяБогам земли? Твоя вина, Тесей,Неведеньем ослаблена и том,Что воли злой ты не имел; с собоюОт правды ключ царица унесла,А смерть ее твой помутила разум…Всех тяжелей тебе, конечно, царь,Но скорбь и я с тобой делю. ПечалитИ нас людей благочестивых смерть,И только злых мы с корнем вырвать рады.
   Рабы вносят ложе с Ипполитом.
   КорифейУж вот он… О, горький… Меж локонов череп,В обрывках одежды цветущее телоРазбито, истерзано. Тяжкая доля!Два траура в доме! Два траура в доме!
   ИпполитО, смерть…Из уст нечестивых неправда проклятий…Что сделал ты с сыном, отец?О, горе! О, горе, о, смерть!Мне череп пронзили безумные боли,В мозгу моем жало — вонзится, и выйдет,И снова вонзится… Минуту покоя,Минуту покоя пожертвуй, змея!Ты, ад колесницы! Не вас ли я самПростил и холил давно, кобылицы?..Вы рвали меня, вы, терзая, убили…Ох, тише! Богами молю вас, рабы,Касайтесь нежней до избитого тела;Я — рана сплошная.Кто справа? Не вижу! Тихонько беритеИ, шаг умеряя, вперед подвигайтеЗабытого небом, кого и отецВ греховном безумии проклял,О, призри же, Зевс, о, призри с небес.Богов я всегда почитал — я невинноИ чисто я жил, если кто на землеНевинно живет. Но в корень мояЗагублена жизнь. И могилыЯ слышу дыханье. И даромСтрадал я и набожен был меж людей. Ой… ой!Увы мне… Опять… Эти болиВпиваются. Жалят.Оставьте ж меня!Ты, черная, сжалься, возьми нас,Иль, люди, добейте хоть вы. Нет мочи!И режущей сталиУдара я жду, точно ласки…О, злое проклятье отца!Запятнанных предков, старинных,Но крови единой, — грехи,Грехи меня губят… возмездьеРастет и покоя не знает…Но отчего ж надо мной разразилсяГнев этот старый?Над чистым, невинным зачем онТак тешится злобно? Увы мне!О, что же мне делать? От мукСтрашных куда же укроюсь?Ты, черная сила Аида, несчастного тихой,Тихой дремотой обвей.
   АртемидаО, сколько мук, о муж, великим сердцемЗагубленный, я вижу над тобой…
   ИпполитА…Волшебное благоуханье! В мукахТы льешься в грудь… и будто легче мне…Ты здесь со мной, со мною, Артемида?
   АртемидаОна с тобой, любимый, бедный друг.
   ИпполитВладычица, ты видишь Ипполита?
   АртемидаИз смертных глаз бы слезы полились,
   ИпполитТоварищ твой и спутник умирает.
   АртемидаНо он умрет в лучах моей любви.
   ИпполитВозница твой… твоих лугов хранитель…
   АртемидаКипридою коварной унесен.
   ИпполитО, я познал ее в дыханье смерти.
   АртемидаПростить тебе богиня не моглаНи чистоты, ни алтарей забвенья.
   ИпполитТеперь мне все понятно: не одну,А целых три взяла Киприда жертвы.
   АртемидаТы, твой отец и Федра, целых три.
   ИпполитДа, и отца судьба достойна плача.
   АртемидаЕго коварно демон обманул.
   ИпполитТвое, отец, жестоко испытанье.
   ТесейЖестоко так, что Адом стал и свет.
   ИпполитТебе больней, чем мне, твоя ошибка.
   ТесейО, если бы тебя мне заменить…
   ИпполитТо горький был подарок Посейдона.
   ТесейКогда бы мог вернуть его Тесей!
   ИпполитТогда бы гнев его со мной покончил…
   ТесейЗатмение, ужасный дар богов…
   ИпполитУвы! Увы! Их наши-то проклятья не достигнут…
   АртемидаОставь богов. Иль думаешь, что гнев,Который до могильной ночи сердце,Великое и чистое, терзал,Останется неотомщенным? Я,Я отомщу одной из стрел моих,Которые не вылетают даром…Меж смертными стрела моя найдет,Кто ей милей других. Тебя же, бедный,О лучший друг, в Трезене отличуЯ честию высокой. Перед свадьбойПусть каждая девица дар волосТебе несет. И этот в даль немуюОбычай перейдет веков. И в вечностьСам в пении девичьих чистых устТы перейдешь. И как тебя любила,Не позабудут, Федра… Царь Тесей,Поди сюда, и сына обойми,И поцелуй его. Чужою волейТы умертвил его. И дивно ль вамГрешить, когда того желают боги?..Ты ж, Ипполит, я и тебя прошуГнев на отца оставить. Ведь таковБыл твой удел. Простимся. Взор небесныйНе должен видеть смерти, и глазаТуманит нам холодное дыханье.Я черная уж над тобой… я вижу…
   ИпполитБудь счастлива, блаженная, и тыТам, в голубом эфире. Ты любилаМеня, и долго, но легко оставишь…Отцу, как ты велела, я простил…Я слов твоих не преступал и раньше.
   Артемида исчезает.Но на глаза спадает мрак. Отец,Возьми меня, приподними немного,
   ТесейДитя мое! Не добивай отца.
   ИпполитСмерть!.. Вот они, подземные ворота!
   ТесейПод бременем злодейства не покинь.
   ИпполитО, я тебя, отец, освобождаю…
   ТесейКак? Этот груз с меня снимаешь? Весь?..
   ИпполитДа, девственной клянусь я Артемидой.
   ТесейО лучший сын! О благородный сын!
   ИпполитДай бог таких тебе, отец, законных.
   ТесейИ потерять такое сердце… О…
   ИпполитПрощай, отец… Прости меня, мой милый.
   ТессейТы выдержишь… Ты одолеешь смерть.
   ИпполитЯ выдержал… я уж в объятьях смерти.Отец… скорее пеплос на лицо…
   ТесейО, славные афинские пределы, И ты,Пелопоннес! Кого сейчасЛишитесь вы… А мне, увы! КипридаСтрадания оставила клеймо.
   Рабы уносят Ипполита. За ними уходит Тесей.
   Хор
   (покидая орхестру)Этот траур двойной и нежданный…Лейтесь, слезы, под веслами скорби,И далеко, далеко звучиВесть о горе великом царей!
   АРИСТОФАН
   Биографические сведения об Аристофане (ок. 446–385 гг. до н. э.) в общем исчерпываются изложенным в статье.
   До нас дошло одиннадцать его комедий, а написано им было, по античным свидетельствам, ровно вчетверо больше.
   ОБЛАКА
   ДЕЙСТВУЮЩИЕ ЛИЦА
   Стрепсиад, старик земледелец.
   Фидиппид, его сын.
   Слуга Стрепсиада.
   Ученики Сократа.
   Сократ, мудрец.
   Правда, спорщик.
   Кривда, спорщик.
   Пассий, заимодавец Стрепсиада.
   Аминий, заимодавец Стрепсиада.
   Хор Облаков.
   На орхестре два дома. Один Стрепсиада, другой Сократа.
   ПРОЛОГ
   В доме Стрепсиада видны две постели. На одной из них спит Фидиппид, Стрепсиад ходит перед своим домом.
   СтрепсиадАй-ай, ай-ай!Владыка Зевс, какая ночь длиннющая!Конца ей нет. Когда ж зарю увижу я?Давно уже, мне кажется, петух пропел.Храпят рабы. Ах, прежде было иначе!Война, чтоб ты пропала!Много зла в тебе!Теперь и слуг не проучить как следует.
   (Указывая на сына.)А этот вот молодчик, ладно скроенный,Всю ночь без передышки спит, без просыпа,Свистит, трещит, в двенадцать шуб закутавшись.
   (Ложится.)Ну, что ж, и я закутаюсь, и я вздремну.Беда мне: не могу уснуть. Грызут меняКорма, овсы, расходы и долги мои.Всему виною сын мой. Закрутив вихор,В седле гарцует, скачет, правит парою,Во сне конями бредит. Я же мру живьем.Бегут, спешат за месяцами месяцы,И долг растет.
   (Встает, кричит слуге.)Эй, мальчик, огонек подай!И книгу принеси мне! Перечесть хочу,Кому и сколько должен, сосчитать лихву.Слуга приносит светильник и книгу. Держит светильник над господином.Кому ж я должен?
   (Читает.)«Пасию двенадцать мин».Как, Пасию двенадцать мин? За что ж это?«За жеребца гнедого». Горе, горе мне!Пусть сам бы сгнил я! Глаз бы вышиб камнем я!
   Фидиппид
   (во сне)Филой, плутуешь! Не виляй! Прямей держи!
   СтрепсиадВот, вот оно, несчастье! Вот в чем зло мое!Сын и во сне мечтает о ристаниях.
   Фидиппид
   (так же)На сколько едешь ты кругов на гоночных?
   СтрепсиадОтца вконец заездил! Ощипал кругом!Кому ж еще я должен, кроме Пасия?«Три мины за седло и хлыст Амипию».
   Фидиппид
   (так же)Проезди и в конюшню пригони коня!
   СтрепсиадМеня из дома скоро вовсе выгонишь!И тяжбу проиграю, и лихва меняСживет со света.
   Фидиппид
   (просыпается)Эй, родитель, что с тобой? Чего ворчишь?Ворочаешься до утра?
   СтрепсиадНачальники едят меня… постельные.
   ФидиппидТак дай хоть мне, чудак, поспать немножечко.
   СтрепсиадСпи, если хочешь! Только знай, долги моиКогда-нибудь падут тебе на голову.
   Фидиппид снова засыпает.Ох, ох!Пускай бы удавилась сваха подлая,На матери твоей меня женившая.Чудесной, тихой жил я жизнью сельскою,В уюте, и в навозе, и в безделии,Средь пчел, вина, оливок и овечьих стад.Тут в жены взял племянницу Мегаклову,Родню Кесиры, городскую, важную,Капризную, надутую, манерную.Женился, спать пошел с ней, от меня землейНесло и сеном, стойлом и достатками.От барышни помадой, поцелуями,И Афродитой пахло, и расходами.Но не ленилась, нет, ткала прилежнейше.Свой рваный плащ тогда я ей показывалИ говорил: «Супруга, слишком тонко ткешь!»
   Лампа гаснет.
   СлугаНет масла в ночнике у нас ни капельки.
   СтрепсиадПроклятье, твой ночник — негодный пьяница!Ступай и лопни!
   СлугаДля чего же лопаться?
   СтрепсиадФитиль купил ты толстый и прожорливый.
   Слуга уходит.Позднее сын вот этот родился у нас,Ох, у меня и у любезной женушки.Так начались раздоры из-за имени.Жене хотелось конно-ипподромноеПридумать имя: Каллипид, Харипп, Ксантипп.[170]Я ж Фидонидом звать хотел, в честь дедушки.Так спорили мы долго; согласясь потом,Совместно Фидиппидом сына назвал.Ласкала мать мальчишку и баюкала:Вот вырастешь и на четверке, в пурпуре,Поедешь в город, как Мегакл, твой дяденька.Я ж говорил: вот вырастешь, и коз в горахПасти пойдешь, как твой отец, кожух надев.Но слов моих сыночек не послушался,В мой дом занес он лихорадку конскую.Всю ночь я нынче думал, не смыкая глаз,Одно придумал средство, но надежное.Когда сынка уговорю, спасемся мы.Но прежде разбудить его мне надобно.Как разбудить поласковей, подумаю…Мой Фидиппид, сыночек, Фидиппидушка!
   ФидиппидЧего?
   СтрепсиадДай руку мне и поцелуй родителя.
   ФидиппидНу вот! А что?
   СтрепсиадСкажи, меня ты любишь? Да?
   ФидиппидДа, Посейдоном Конником клянусь тебе!
   СтрепсиадОй, ой, ой, ой! Нет, нет, не надо Конника!Всем огорченьям нашим этот бог виной.Когда меня от сердца любишь, искренне,Послушайся, мой мальчик!
   ФидиппидВ чем послушаться?
   СтрепсиадПеременись, привычки позабудь своиИ поучись, сходи, куда скажу тебе!
   ФидиппидЧего ж ты хочешь?
   СтрепсиадА исполнишь? [Картинка: i_007.jpg] 

   Битва греков с амазонками. Роспись чаши. V век до н. э. Мюнхен. Государственный музей древностей

   ФидиппидВыполню! Мне Дионис свидетель!
   СтрепсиадПогляди сюда! Калиточку ты видишь, домик маленький?
   ФидиппидКонечно, вижу, но, отец, зачем он нам?
   СтрепсиадМыслильня это для умов возвышенных.Здесь обитают мудрецы. Послушать их,Так небо — это просто печь железная,А люди — это словно в печке уголья.И тех, кто денег даст им, пред судом ониОбучат кривду делать речью правою.
   ФидиппидНо кто ж они?
   СтрепсиадНе знаю точно имени, —Мудрило-заводилы, благородные.
   ФидиппидА, знаю, знаю, как же: босоногие,Бахвалы, негодяи бледнорожие,Сократ несчастный, Хэрефонт[171]помешанный.
   СтрепсиадЦыц, цыц, молчи, не говори бессмыслицы!Коль хочешь, чтобы хлеб был у родителей,Послушайся, от конной откажись езды!
   ФидиппидМне Дионис свидетель, нет! Хотя бы тыФазанов подарил мне Леогоровых![172]
   СтрепсиадО каком, скажи, прошу тебя?
   УченикМудрец сфеттийский Хэрефонт спросил его,Что мыслит он о комарином пении, —Пищит комар гортанью или задницей?
   СтрепсиадИ что ж сказал о комарах почтеннейший?
   УченикСказал он, что утроба комаринаяУзка. Чрез эту узость воздух сдавленныйСтремится с силой к заднему отверстию.Войдя каналом узким в расширение,Из задницы он вылетает с присвистом.
   СтрепсиадТромбоном оказался комариный зад!Мудрец кишечный, дважды, трижды счастлив ты!Избавиться от тяжбы дело плевоеДля нас, разъявших чрево комариное!
   УченикА вот недавно истина великаяПогибла из-за ящерицы.
   СтрепсиадКак же так?
   УченикВ полночный час, исследуя движениеИ бег луны, стоял он, рот разинувши.Тут с крыши в рот ему наклала ящерка.
   СтрепсиадСмешно, Сократу в рот наклала ящерка!
   УченикВчера ж у нас еды на ужин не было.
   СтрепсиадНу-ну! И пропитанье как промыслил он?
   УченикЗашел в палестру, стол слегка золой покрыл.Взял в руки вертел, циркулем согнул егоИ осторожно… из палестры плащ стянул.
   СтрепсиадК чему ж еще Фалеса[173]прославляем мы!Открой, открой скорее мне в мыслильню дверь,Сократа видеть я хочу великого!К нему иду в науку, дверь открой скорей!Дверь открывается, видны ученики.Геракл великий, это что за чудища?
   УченикЧему дивишься, за кого ты принял их?
   СтрепсиадДа за спартанцев пленных, взятых в Пилосе.Но в землю почему они уставились?
   УченикРазыскивают то, что под землей.
   СтрепсиадАга.Чеснок! Не надо, не трудитесь, милые,Я знаю место, там растет отличнейший.А те, что в кучу скучились, чем заняты?
   УченикОни глубины Тартара исследуют.
   СтрепсиадЗачем же в небо этот поднял задницу?
   УченикСчитает звезды собственными средствами!
   (Ученикам, подбегающим к двери.)Идите в дом, чтоб здесь он не застигнул вас.
   СтрепсиадНет, нет, не надо! Пусть они останутся!Поговорю я с ними о делах моих.
   УченикНикак нельзя! Им строго запрещаетсяДышать так долго чистым, свежим воздухом.
   Ученики уходят.
   Стрепсиад
   (оглядывается; рассматривает диковинные предметы в мыслильне)Богами заклинаю, это что ж, скажи?
   УченикВот это — астрономия.
   СтрепсиадА это, здесь?
   УченикА это геометрия.
   СтренсиадК чему она?
   УченикЧтоб мерить землю.
   СтрепсиадПонял я. Надельную?
   УченикДа нет, всю землю.
   СтрепсиадОчень хорошо, дружок!Народная наука и полезная.
   УченикА здесь изображенье всей вселенной. Вот Афины,Видишь?
   СтрепсиадПустяки, не верю я:Судейских здесь не видно заседателей.
   УченикВот это, понимаешь, это — Аттика.
   СтрепсиадА где же земляки мои кикиннские?
   УченикТам, позади. А вот Эвбея, видишь ты,Как вытянулась, узкая и длинная.
   СтрепсиадДа, растянули мы с Периклом бедную.[174]Но где же Лакедемон?
   УченикГде он? Вот он где.
   СтрепсиадБок о бок с нами? Позаботьтесь, милые,От наших мест убрать его подалее.
   УченикНикак нельзя.
   СтрепсиадСвидетель Зевс, поплатитесь!
   (Замечает Сократа.)А это кто же в гамаке качается?
   УченикОн сам.
   СтрепсиадЧто значит «сам»?
   УченикСократ.
   СтрепсиадПривет, Сократ! Послушай, друг, погромче покричи ему.
   УченикНет, сам кричи, а у меня нет времени.
   Стрепсиад
   (кричит)Сократ! Сократушка!
   СократЧто, бедный человечишка?
   СтрепсиадСкажи сначала, чем ты занимаешься?
   СократПаря в пространствах, мыслю о судьбе светил.
   СтрепсиадВ гамак забравшись, на богов взираешь ты.Но почему же не с земли?
   Сократ
   (важно и торжественно)Бессильна мысльПроникнуть в тайны мира запредельного,В пространствах не повиснув и не будучиСоединенной с однородным воздухом.Нет, находясь внизу и взоры ввысь вперив,Я ничего б не понял. Сила земнаяПритягивает влагу размышления.Не то же ли случается с капустою?
   СтрепсиадАй-ай!В капусту влагу тянет размышление!Сойди ж ко мне, любезный мой Сократушка!Тому, за чем пришел я, обучи меня!
   СократЗа чем же ты явился?
   СтрепсиадКрасноречиюХочу я обучиться. Жмут долги меня.Худею, чахну, сохну, изведусь вконец.
   СократНо как ты не заметил, что в долгах увяз?
   СтрепсиадБолезнь меня заела, язва конская.Прошу тебя, той речи научи меня,С которою долгов не платят. Я ж тебя,Клянусь богами, награжу сторицею.
   СократКаких богов ты разумеешь? Боги ведьЗдесь не в почете.
   СтрепсиадЧем же мне поклясться вам?Железными грошами, как в Византии?[175]
   СократПрироду дел божественных желаешь тыУзнать?
   Стрепсиад
   Да, Зевс свидетель, по возможности.
   СократВступить в беседу с облаками хочешь ты,Которых почитаем за богов?
   СтрепсиадНу да.
   СократНа эти козлы сядь тогда священные.
   Стрепсиад
   (садится)Вот видишь, сел.
   СократПрими теперь из рук моих венок.
   СтрепсиадЗачем венок мне, он, боюсь, Сократ! КакАфаманта,[176]вы меня зарежете!
   СократНимало, то же с каждым посвящаемымМы делаем.
   СтрепсиадА что я получу за то?
   СократВ речах мучнистым станешь, тертым, крупчатым,Так стой же смирно!
   (Обсыпает его мукой.)
   СтрепсиадПравда, Зевс свидетель мне,Обсыпанный, я стану тертым, крупчатым.
   СократНе кричи, замолчи, покорись, старичок, и внимай терпеливо молитве.
   (Молится.)Господин и владыка, оВоздух святой, обступивший, объемлющий Землю,О сверкающий, ясный Эфир,Облака громоносные, матери молний!Поднимитесь, взлетите, царицы, свой лик с высоты мудролюбцу явите!
   СтрепсиадПогоди, не спеши, дай закутаться мне, а не то до костей я промокну.Ах, глупец, ах, несчастный! Сегодня как раз без накидки я из дому вышел.
   (Закутывается.)
   СократОблака многочтимые! Слушайте зов, где б вы ни были, ныне явитесь!На Олимпе ль, на снежной, священной горе залегли вы семьею лучистой,Или с нимфами в быстрый сплелись хоровод в темных кущах Отца-Океана,Или в нильских вы устьях потоки воды в золотые черпаете ведра,Залетели вы в топь Меотийских болот[177]иль на льдистые гребни Мимапта,[178]Нас услышьте, и жертву примите от нас, и порадуйтесь нашей молитве.
   ПАРОД
   Издали доносится пение Облаков.Строфа 1
   Первое полухориеВечные Облака!Встаньте, явитесь росистые, мглистые, в легких одеждах! БездныОтца-Океана гудящиеКинем, на горные выси подымемся,Лесом покрытые,С вышек дозорных на сторону дальнююВзглянем, на пашни, на пышные пажити!Взглянем на реки, бурливо-журчащие,Взглянем на море, седое, гремящее!Солнце, как око Эфира, без устали светит.Даль в ослепительном блеске.Сбросим туман водянистый, скрывающийЛик наш бессмертный. И взглядом всевидящимЗемлю святую окинем!
   Гремит гром.
   СократО священные жены, богини мои,Облака, вы молению вняли!
   (К Стрепсиаду.)Ты ведь слышал их песни и пенью вослед грохотанье тяжелое грома?
   СтрепсиадДа, слыхал и молюсь вам, мои госпожи, и хотел бы на гром ваш ответитьГрохотаньем из брюха: так сильно дрожу, так жестоко я вас испугался!Вот уж, вот, и пускай, хоть прилично, хоть нет, не могу удержаться! Обклался!
   СократЭти шуточки брось и не смей подражать ты шутам комедийным несчастным!Благочестья исполнись! Божественный рой продолжает священную песню.Антистрофа 1
   Второе полухориеДевы, несущие дождь!Город Кекропа[179]богатый, блистательный, землю Паллады,Родину храбрых, хотим мы приветствовать.Там — несказанные таинства правятся,[180]Там открываютсяПред посвященными двери святилища.Жертвы богам-небодержцам приносятся.Там возвышаются храмы и статуи.Шествия движутся там богомольные.Жертвы приносятся пышные, в зиму и лето —Праздники, игры и пляски.А наступает весна — и в честь Бромия[181]Песни несутся, хоры состязаются,Слышатся флейты призывы.
   Гремит гром.
   СтрепсиадОбъясни мне, Сократ, заклинаю тебя, это кто же поет так прекрасно,Так торжественно, чинно и важно, скажи, иль слетелись сюда героини?
   СократДа ничуть! Это дети небес, Облака, а для праздных мыслителей — богиВеличайшие, разум дающие нам, мысли острые, силу сужденья,Красноречия жар, убеждения дар, говорливость и в речи сноровку.
   СтрепсиадПонимаю. Так вот почему, услыхав их напевы, душой я воспрянул,И к сплетениям слов потянуло меня, и к сужденьям о дыме летучем,Захотелось на слово ответить тремя и мыслишкою в споре ужалить!Если можно, прошу, дай воочию мне, дай вблизи величавых увидеть!
   СократПогляди же сюда, на Парнеф![182] Началось!Вижу, вижу, спокойно и плавноК нам нисходят они.
   СтрепсиадГде же, где? Покажи!
   СократВот подходят густыми рядамиПо расщелинам горным, по склонам лесным.Прямиком.
   СтрепсиадУдивительно, право!Ничего я не вижу!
   СократУ входа они.
   СтрепсиадВот теперь различаю немножко.
   На орхестру вступает хор Облаков, похожих на женщин.
   СократНу, теперь-то ты видишь их, глупый старик, если только глаза твои целы?
   СтрепсиадВижу, вижу! Почтенные! Зевс мне судья!Все пространство заполнено ими.
   СократЧто ж, а раньше не знал ты, что боги они?Как богов их не чтил и не славил?
   СтрепсиадВидит Зевс, и не думал.Считал их росой, и туманом, и слякотью мокрой.
   СократВидит Зевс, ошибался ты. Знай же теперь: это вот кто питает ученых,И врачей, и гадателей, франтов в кудрях, с перстеньками на крашеных пальцах,Голосистых искусников в скучных, хорах, описателей высей надзвездных,Вот кто кормит бездельников праздных, а те прославляют их в выспренних песнях.
   СтрепсиадВот зачем воспевают они облака, буревые, несущие грозы,«Стоголового смерча летучую прядь», «завывание вихрей ревущих»,И еще «кривокогтых кочующих птиц заблудившиеся караваны»,И еще «облаков волокнистых росу», а за это питаются самиКамбалою копченой, «прозрачной, как сон», и жарким «из дроздов сладкогласных».
   Сократ
   Незаслуженно разве?
   СтрепсиадСкажи мне теперь, умоляю тебя, если вправдуОблака — эти твари, зачем же тогда на земных они женщин похожи?Ведь иначе совсем они выглядят.
   Сократ
   Как? Расскажи мне, как выглядят тучи.
   СтрепсиадХорошенько сказать не могу. Например, как летящие шерсти волокна.Но совсем не как женщины, Зевс мне судья! А у этих носы, и большие.
   СократА теперь на вопросы мои отвечай!
   СтрепсиадГовори! Что угодно отвечу.
   СократНикогда ты не видел, скажи, в небесах облаков, на кентавра похожих,На быка, на пантеру, на волка?
   СтрепсиадВидал, Зевс свидетель! Видал. Ну так что же?
   СократКак хотят, обернуться умеют они. Завитого увидят красавца,Вот из этих кудрявых, распутных гуляк, из породы козла Ксенофанта,[183]И тотчас, издеваясь над блажью его, превратятся в блудливых кентаврон.
   СтрепсиадЕсли ж Симон, грабитель народной казны, попадется им, чем они станут?
   СократПодражая разбойной природе его, уподобятся хищному волку.
   СтрепсиадПонимаю. Недавно толстяк Клеоним повстречался им, щит потерявший,Увидали трусишку они и тотчас обратились в пугливых оленей.
   СократА теперь повстречали Клисфена они и на женщин похожими стали.Хор Облаков приближается к дому Сократа.
   Стрепсиад
   (к Облакам)Ну, так здравствуйте, слава вам, грозные. Речь обратите ко мне благосклонно!Если голос ваш прежде слыхал кто-нибудь, пусть его я услышу, богини.
   КорифейНаш привет тебе, старец с седой головой, за наукой и правдой пришедший!
   (К Сократу.)Ты ж, священнослужитель речей плутовских, объясни нам, чего ты желаешь.Никого так охотно не слушаем мы из искусников, ныне живущих,Одного разве Продика:[184] мудрость его нас пленяет и знанья большие.Ты же тем нам приятен, что бродишь босой, озираясь направо, налево,Ходишь чванно и важно, в лохмотьях, дрожа, вскинув голову, нас обожая.
   СтрепсиадО Земля, что за голос! Торжественно как он звучит!Объявилось нам чудо!
   СократТак пойми же: богини они лишь одни, остальное — нелепые бредни!
   СтрепсиадНу, а Зевс? Объясни, заклинаю Землей, нам не бог разве Зевс Олимпийский?
   СократЧто за Зевс? Перестань городить пустяки! Зевса нет.
   СтрепсиадВот так так! Объясни мне,Кто же дождь посылает нам?Это сперва расскажи мне подробно и ясно.
   Сократ
   (показывая на Облака)Вот они. Кто ж еще? Целый ворох тебе приведу я сейчас доказательств.Что, видал ты хоть раз, чтоб без помощи туч Зевс устраивал дождь? Отвечай мне!А ведь мог бы он, кажется, хлынуть дождем из безоблачной ясной лазури.
   СтрепсиадАполлон мне свидетель, отличная речь! Ты меня убедил.Соглашаюсь. А ведь раньше и верно я думал, что Зевс сквозь небесное мочится сито.Но теперь объясни мне, кто ж делает гром? Я всегда замираю от грома.
   СократВот они громыхают, вращаясь.
   СтрепсиадНо как? Объясни мне, скажи мне, волшебник!
   СократДо краев, до отказа наполнясь водой, и от тяжести книзу провиснув,И набухнув дождем, друг па друга они набегают и давят друг друга.И взрываются с треском они, как пузырь, и гремят перекатами грома.
   СтрепсиадКто ж навстречу друг другу их гонит, скажи?Ну не Зевс ли, колеблющий тучи?
   СократДа нимало, ни Зевс. Это — Вихрь.
   СтрепсиадНу и ну! Значит, Вихрь! Я и ведать не ведал,Что в отставке уж Зевс и на месте его нынчеВихрь управляет вселенной.Только все ж ничего ты еще не сказал о грозе и громов грохотанье.
   СократТы ведь слышал. Набухнув водой дождевой, облака друг на друга стремятся.И, как сказано, лопнув, что полный пузырь, громыхают и гулко грохочут.
   СтрепсиадКто поверит тебе?
   СократЭто я объясню на примере тебя самого же.До отвала наевшись похлебки мясной на гулянии панафинейском,[185]Ты не чувствовал шума и гуда в кишках и урчанья в набитом желудке?
   СтрепсиадАполлон мне свидетель, ужасный отвар. Все внутри баламутится сразу,И гудит, словно гром, и ужасно урчит, и шумит, и свистит, и клокочет.Для начала легонько, вот этак: бурр-бурр, а потом уж погромче: бурр-бурр-бурр.Тут нельзя удержаться, до ветра бегу, а в утробе как гром: бурр-бурр-бурр-бурр.
   СократНy прикинь, если столько грозы и громов в животишке твоем, так подумай,Как чудовищно воздух безмерно большой и бурчит, и гремит, и грохочет.
   СтрепсиадВсе понятно теперь, так от ветра, от туч говорят у нас: ходим до ветра.Ну, а молнии ярко горящий огонь, объясни мне, откуда берется?Попадет и живого до смерти спалит или кожу, одежду обуглит.Ну не ясно ль, что молнии мечет в нас Зевс в наказанье за лживые клятвы?
   СократОб одном бы подумал ты, старый дурак, суеверия глупого полный!Если мстит за присягу подложную Зевс, почему ж не сожжен еще Симон?Почему не сожжен Клеоним и Феор? Ведь они ж под присягою лгали.Почему он сжигает свой собственный храм и «вершину афинскую» — Суний,И вершины высоких дубов? Для чего? Ведь лгунов средь дубов не бывает.
   СтрепсиадЧто ответить, не знаю. Пожалуй, ты прав.Расскажи мне, в чем молнии тайна!
   СократЕсли ветер сухой поднимается вдруг и взлетает в небесные выси,Облака надувает он, словно пузырь, а затем, под давлением силы,Разрывает пузырь, клокоча и свистя, вылетает с неистовым шумом,От напора, от натиска в пламенный столб обращается он и сгорает.
   СтрепсиадЗевс свидетель мне, то же случилось со мной на Диасиях[186]нынешних. Помню,Колбасу кровяную я жарить взялся для родных, да забыл ее взрезать.Тут надулась она, стала круглой, как шар, и внезапно возьми да и лопни!Все глаза залепила начинкою мне и сожгла, словно молнией, щеки.
   КорифейЧеловек! Пожелал ты достигнуть у нас озарения мудрости высшей.О, как счастлив, как славен ты станешь, старик, среди эллинов всех и афинян,Если тщателен будешь, прилежен в труде, если есть в тебе сила терпенья,И, не зная усталости, знанья в себя ты вбирать будешь, стоя и лежа,Холодая, не будешь стонать и дрожать, голодая, еды не попросишь,От пирушек уйдешь, от гимнасий сбежишь, не пойдешь по пути безрассудства;И за высшее счастье одно будешь чтить, как и следует людям разумным:Силой речи своей побеждать на судах, на собраньях, в советах и в спорах.
   СтрепсиадЧто терпенья касается, твердой души и бессонных раздумий в постели,Воздержаны во всем, в животе пустоты, на воде и на хлебе сиденья,Будь уверен во мне! Чтоб до цели дойти, на себя дам ковать я оковы.
   СократИ не будешь иных ты богов почитать, кроме тех, кого сами мы славим:Безграничного Воздуха ширь, Облака и Язык, — вот священная троица!
   СтрепсиадИ словечка другим я теперь не скажу, даже если на улице встречу.Им молиться не буду, вина не пролью, фимиама ни крошки не кину.
   КорифейГовори же скорее, что надо от нас. Не робей, не получит отказаТот, кто нас почитает, и молится нам, и мыслителем сделаться хочет.
   СтрепсиадО почтенные женщины! Надо от вас мне немногого, чуточку, крошку!Стадий на десять всех, кто в Элладе живет, превзойти я хочу в разговоре.
   КорифейМы исполнить согласны желанье твое. С этих пор на собраньях народныхЧаще всех ты сумеешь решенья свои проводить, побеждая речами.
   СтрепсиадЯ решений больших проводить не хочу, и совсем мне не этого надо.Я закон обвернуть вокруг пальца хочу, обмануть одолживших мне деньги.
   КорифейИсполненья дождешься стремлений своих. Старичок, ты немногого просишь.Так отдай же себя, ничего не страшась, нашим верным, испытанным слугам.
   СтрепсиадТак и сделаю. Вам доверяюсь во всем. Не охота — нужда меня гонит;Жеребцы вороные, кобылы с клеймом и женитьба меня разорили.Как хотите, со мной поступайте теперь. Я согласен на все.Вам вверяю я тело и душу свою. Колотите, дерите, держите без сна,Рвите заживо, трите, морите меня! Мне бы только словчить и долгов не платить,А потом пусть народ называет меняНегодяем, нахалом, шутом, наглецом,Шарлатаном, буяном, судейским крючком,Надувалой, громилой, бузилой, шпиком,Срамником, скопидомом, сутягой, лгуном,Забиякой, задирой, бахвалом, клещом,Подлипалой, прожженным, паршой, подлецом!Приживалом, свиньей! Пусть прохожие так окликают меня,Как хотят, так пускай и поносят меня,Пусть меня, если надо, Деметрой клянусь,Изотрут в колбасу И на ужин дадут мудролюбцам!
   КорифейЧто решил, решил он крепко,Не робея, пламенея.Твердо знай:Нашу науку осилив, до неба прославленМеж людей ты будешь.
   СтрепсиадЧто ж делать мне?
   КорифейСо мной проводи свои дни! Завиднейшей жизньюЖить начнешь отныне.
   СтрепсиадБудет успех? Счастье, удачу увижу?
   КорифейБудут теперь тесниться у двери твоейПришельцев толпы,Мудрость твою вопрошая, дружбы с тобой ожидая,В путаных тяжбах своих, в делах опасныхЛишь от тебя надеясь помощь добыть и совет.(Сократу.)Так начни ж, как обычно; возьми старика в предварительно обученье,Испытай его разум, сноровку узнай, остроумие, память изведай!
   СократНачнем же! Опиши мне самого себя,Чтоб, нрав твой изучивши, мог надежнееУловками поближе подойти к тебе,
   СтрепсиадТы на меня готовишь приступ! Зевс-отец!
   СократНичуть! Порасспросить тебя мне хочется,Ты памятлив, скажи?
   СтрепсиадС двойною памятью:Когда должны мне, помню замечательно,А должен я — разиня, забываю вмиг.
   СократЕсть у тебя наклонность к многословию?
   СтрепсиадК злословию скорей, чем к многословию.
   СократТак как же быть с ученьем?
   СтрепсиадНичего, сойдет!
   СократТеперь вопрос из области возвышеннойТебе поставлю. На лету хватай его!
   СтрепсиадХватать? Как пса, ты хочешь натаскать меня!
   СократНу, что за варвар! До чего невежествен!Боюсь, старик, понадобятся розги нам.Чем на побои отвечаешь?
   СтрепсиадЯ терплю.Немного жду, друзей зову в свидетели,Еще немного — в суд тащу обидчика.
   СократСнимай накидку!
   СтрепсиадРазве провинился я?
   СократНет. Голыми заведено входить сюда.
   СтрепсиадНо я же не для обыска в твой дом иду.
   СократСнимай! Болтать довольно.
   СтрепсиадМне одно скажи:Когда прилежен и усерден буду я,Кому я уподоблюсь из учащихся?
   СократНа Хэрефонта будешь ты во всем похож.
   СтрепсиадБеда, беда мне! Полутрупом сделаюсь!
   СократНе смей болтать! За мной иди и слушайся! Сюда скорее!
   СтрепсиадВ руки мне вложи сперваМедовую коврижку. Замираю я.Мой бог! В пещеру я схожу Трофония.[187]
   СократВходи, входи! Чего у двери ежишься?
   Сократ и Стрепсиад входят в мыслильню.
   ПАРАБАСА
   Корифей
   (вслед Стрепсиаду)Так иди же на радость! Есть воля в тебеИ отважная мысль. Будет пускай удача с ним!Он, не глядя на старость,Не побоявшись плеши своей, тягостный груз новых наукХочет вместить в череп седой, хочет постигнуть мудрость.Зрители, хочу говорить с вами откровенно я,Искренне. Свидетелем мне — мой кормилец Дионис,Я сисей победой клянусь, славой и удачеюВ том, что вас считаю, друзья, за людей понятливыхИ вот эту пьесу мою лучшей среди всех других.Вам уж я однажды ее предложил. Трудней всегоМне она досталась, и что ж? Пред толпою грубоюНезаслуженный потерпел я провал. Виной томуВы, толковые, знатоки! Ради вас старался я.Все ж предать я вас не хочу, люди с пониманием.Ведь и прежде много похвал, зрители разумные,«Добрый» мой и «развратник» мой слышали из ваших уст.Словно девушке, мне тогда не к лицу было рожать.И пришлось подкинуть дитя, увидать в чужих руках.Вы его вскормили тогда бережно и ласково.С этих пор надежда на вас выросла в груди моей.Как Электра, мчится сейчас к вам моя комедия,Ждет и ищет: зрителей тех нет ли здесь понятливых?Вмиг узнает, — только б найти, — брата кудри милые.[188]Как пристойны нравы ее, сами поглядите вы:Твердой кожи плотный кусок не подвешен спереди,Длинный, толстый, с красным концом — на потеху мальчикам.Шуток здесь над лысыми нет, и канкана тоже нет,Здесь старик, стихи бормоча, палкой собеседникаНе колотит, чтобы прикрыть соль острот подмоченных.Не кричат здесь «горе, беда!», с факелом не бегают.Верит в силу песен своих и в себя комедия.Вот и я, хоть славен везде, длинных не ращу волос.За новинку выдав старье, надувать не стану вас.Только с новым вымыслом к вам прихожу я каждый раз.Не люблю другим подражать, сочинять умею сам.Был когда-то грозен Клеон, я по брюху бил его.[189]Но когда упал он ничком, я не тронул павшего.Эти ж, только раз сплоховать стоило Гиперболу,[190]Без конца несчастного бьют, да в придачу мать его.Первым выскочил Эвполид,[191]«Мариканта» вывел он,Подлый, подло он обокрал наших славных «Всадников»;[192]Пьяную старуху приплел для канкана мерзкого,А старуху Фриних давно на съедение рыбам дал.Тут к нему Гермипп[193]подскочил, обругал Гипербола.Подбежали прочие все, чтоб лягнуть Гипербола,Подхватив остроты мои и мои сравнения.Тот, кто любит шуточки их, пьес моих не смотрит пусть,Если же находки мои вам теперь понравятся,Прослывете вы навсегда судьями разумными.Ода
   Первое полухориеВ небе высоком грозного Зевса, богов властителя,В хор наш зовем мы первым.С ним и тебя, трезубца царь,Бог-великан,Синего моря и землиЯростный колебатель!Славного кличем родителя нашего,Вечный Эфир, тебя, жизнь сохраняющий в мире!С ним и тебя, пламенный бог,В белых лучах мчащий конейНад простором земли! ВеликМеж богов ты и смертных.Эпиррема
   Предводитель первого полухорияРассудительные люди, нас послушайте теперь!На тяжелую обиду мы пожалуемся вам,Больше всех богов бессмертных мы лелеем город вага,Вы ж из всех богов бессмертных нам не молитесь одним,Сторожам своим надежным. Если сдуру вы походЗатеваете, грохочем мы и посылаем дождь.А когда вы Пафлагонца,[194]ненавистного богам,Вдруг избрали полководцем, грозно брови мы свели,Напугали вас, из тучи с громом молнии неслись,И Селена[195]путь привычный позабыла, свой фонарьСпрятал Гелиос, исчезнув с небосклона и грозя,Что светить не станет, если будет властвовать Клеон,Все же вы его избрали: легкомыслие давноВ этом городе в почете; не впервые божествамВашу глупость и беспечность вам на пользу обращать.А что это справедливо, мы докажем без труда.Если вы Клеона-вора в лихоимстве, в грабеже[196]Обличите и в колодки закуете наглеца,Все былое вам простится, позабудутся грехи,Обернется все на благо, счастлив город будет вновь.Антода
   Второе полухориеФеб-господин, приди и ты,Делоса царь, владыка кручВысокогорных Кинфа![197]Ты, что в Эфесе, в золотом[198]Доме живешь,Горняя, с нами будь! ТебеДевы: лидийцев служат.С нами будь, наша родная владычица,Горододержица, с грозной Эгидой, Афина!Ты, что хранишь горный Парнас,В блеске приди смольных костров,О Дионис, веселый бог,Вождь вакханок дельфийских!Антэпиррема
   Предводитель второго полухорияК вам идти мы собирались, да Селена на путиПовстречалась нам и вот что вам велела передать:Шлет привет она Афинам и союзникам Афин;Но на вас она сердита: вы обидели ее,[199]Хоть не на словах, на деле помогает вам она.Мало ль драхм вам каждый месяц сберегает лунный свет?Из дому идя под вечер, говорите вы не зря:«Раб, не трать на факел денег! Светит месяц в вышине».И других услуг немало вам оказывает. Вы жНадлежащих дней не чтите, повернули все вверх дном.И грозят Селене боги, — жалуется нам она,Всякий раз, когда вернутся, не дождавшись жертв, домой.Счет они ведут привычный срокам праздников своих.Вы же в дни для жертв и песен занимаетесь судом.А случается, что в сроки наших божеских постов,В день кончины Сарпедона, в Мемнона печальный день[200]Вы приносите нам жертвы и смеетесь. Вот за тоГипербол, когда священным нынче избран был послом,Потерял по воле божьей свой венок. Пусть знает впредь,Что луна определяет назначенье разных дней.
   ЭПИСОДИЙ ПЕРВЫЙ
   Из дома выходит Сократ.
   СократКлянусь Хаосом, Испареньем, Воздухом,Глупца такого я еще не видывал,Такого простофили безголового:Зубря несчастных рассуждений несколько,Все позабыл он, не успевши вызубрить.Сейчас сюда его из дома вызову.Эй, Стрепсиад, иди и выноси постель!
   Слышен голос Стрепсиада.
   СтрепсиадОй, не могу! Клопы не отпускают. Ой!
   СократНеси скорей и будь прилежен.
   Стрепсиад
   (выходит)Вот принес.
   СократС чего же мы приступим к изучениюТех тайн, которых раньше ты совсем не знал?С размеров, с диалогов иль с ладов, — скажи?
   СтрепсиадПо мне, начнем с размеров.Вот недавно лишьНадул меня торговец на две меры ржи.
   СократНе в этом дело; отвечай, какой размер,Трехмерный иль четырехмерный, любишь ты,
   СтрепсиадЯ — четверик…Четыре меры полные.
   СократБолтаешь вздор.
   СтрепсиадПобиться об заклад готов.В четверике четыре меры. Кончено!
   СократВот наказанье!Груб ты и невежествен!Ладами мы займемся, их усвой сперва!
   СтрепсиадА как же я ладами заработаю?
   СократНаучишься изяществу в общении.Лады сумеешь различать: военный лад,И плясовой, и конный, и на пальчиках.
   СтрепсиадНа пальчиках?
   СократНу да.
   СтрепсиадОтлично знаю.
   СократНу!
   СтрепсиадВот — пальчик. Этот лад давно я выучил.Давным-давно, еще мальчишкой маленьким.
   СократМужик, невежда!
   СтрепсиадБросим это, миленький! Таким вещам учиться не хочу!
   СократЧему ж?
   СтрепсиадСкорее кривде, кривде научи меня!
   СократСперва другому научиться должен ты.Кто из животных мужеского пола? А?
   СтрепсиадКто мужеского? Знаю, не сошел с ума.Козел, кобель, жеребчик, хряк, баран, ну, дрозд.
   СократВот видишь, вздор несешь ты. Ведь и самочку,Как и самца, дроздом ты называть привык.
   СтрепсиадА как же нужно?
   СократКак? Да уж по-разному.
   СтрепсиадНо, Посейдон свидетель, как же иначе?
   Сократ«Дроздыня» — самка, а самец — «дрозделезень».
   СтрепсиадДроздыня? Превосходно. ИспареньямиКлянусь, за это лишь одно учениеТебе мукой наполню я корзину.
   СократСтой!Ты говоришь «корзина» рода женского,Не крепче ль по-мужски сказать: «корзан»?
   СтрепсиадКорзан? Но почему ж «корзан»?
   СократНу, как «дроздан». А то, как «Клеоним».
   СтрепсиадКак Клеоним? При чем это?
   СократДроздан, корзан и Клеоним — все родственно.
   СтрепсиадНу нет, корзины мало для Клеонима.В корыте, в бочке месит он жратву себе.Но как же говорить теперь мне?
   СократСказано. Корзан — дроздан.Корзина и дроздыня. Вот!
   СтрепсиадКорзан — дроздыня.
   СократБудет это правильно.
   СтрепсиадКорзина, Клеонима — рода женского.
   СократТеперь об именах закончим собственных.Мужские имена пройдем и женские.
   СтрепсиадДа знаю я про женские.
   СократТогда скажи.
   Стрепсиад
   Филинна, Клитагора, ну — Деметрия.
   СократТеперь мужские назови мне.
   СтрепсиадСотни их. Вот: Филоксен, Милесия, Аминия.
   СократДа это ж не мужские имена совсем.
   СтрепсиадКак не мужские? Что ты!
   СократДа, конечно, так. Ну, как ты скажешь, чтоб пришел Аминия.
   Стрепсиад«Сюда, сюда», — я позову Аминию.
   СократВот видишь, кличешь женщину, Аминию.
   СтрепсиадИ верно: трус он, потому и женщина.Тому, что всем известно, не учи меня.
   СократТак ляг сюда и растянись!
   СтрепсиадЗачем это?
   СократВ природу погружайся самого себя.
   СтрепсиадНе здесь, прошу, не на топчане, миленький,Уж на земле я лучше погружусь.
   СократНет, нет! Нельзя иначе!
   СтрепсиадГоре мне! Несчастный я!Клопам сегодня уплачу я пошлину.
   Сократ уходит в мыслильню. Стрепсиад ложится.Строфа 2
   Первое полухориеБудь молодцом, будь остряком,Вывернись весь наружу!Грызи науку!Когда же будет побеждать отчаянье,Скачи отважноК другим размышленьям; пусть глаз твоихСон-утешитель бежит! [Картинка: i_008.jpg] 

   Гермес с младенцем Дионисом. Роспись кратера. V век до н. э. Ватикан

   СтрепсиадАй-ай-ай-ай, ай-ай-ай!
   КорифейЧем болен, что мучит?
   Стрепсиад
   (катается, закутавшись в плащ)Погиб, погиб я, бедный! Вот впились в меняИз-под топчана выползшие конники.И бока раздирают, и гложут нутро,И сосут мою душу, и пьют мою кровь,И нежнейшие скрытые части грызут,И по теплым по тайным проходам ползут,И живьем меня жрут.
   КорифейНе вопи через меру, без меры не вой!
   СтрепсиадКак же быть? Как же жить?Где именье — ау! Где здоровье — ау!Где покой мой — ау! Где подметки — ау!В довершение всего, в заключение бед,Погибаю без сна,Скоро буду и сам я — аушки!
   ЭПИСОДИЙ ВТОРОЙ
   Сократ
   (выходит из мыслильни)Эй, старичок, ты размышляешь?
   СтрепсиадЯ? Ну да, Свидетель Зевс!
   СократО чем же поразмыслил ты?
   СтрепсиадО том, спасу ли от клопов хоть что-нибудь.
   СократЧтоб ты пропал!
   СтрепсиадГолубчик, я уже пропал!
   СократНе унывай! Залезь в накидку по уши:Прием измысли мне опровергающийИ опорочь улики.
   Стрепсиад
   (про себя)Как измыслить мнеИз этих дыр порок опровергающий?
   Пауза
   СократТеперь посмотрим, что бедняга делает.
   (Срывает плащ со Стрепсиада.)Эй, эй, ты спишь?
   СтрепсиадСвидетель Феб, не думаю.
   СократНу что, поймал?
   СтрепсиадАх, нет еще!
   СократКак, нет еще?
   СтрепсиадПоймал вот этот хвостик в руку правую!
   СократЗакройся вновь, продолжи размышления.
   СтрепсиадО чем же размышлять мое, расскажи, Сократ?
   СократЧего желаешь, для начала сам скажи,
   СтрепсиадЧего хочу, ты слышал сотню тысяч раз.Вся суть в долгах: платить долгов не хочется.
   СократПлащом закройся! Основную мысль найди,Развей ее и расчлени по косточкам,Определи и сопряги!
   СтропсиадНесчастный я!
   СократНе шевелись. Когда же в рассужденияхЗаблудишься, оставь их, после вновь вернись,Накинься, ухвати и осторожно взвесь.
   СтрепсиадСократушка, голубчик!
   СократЧто тебе, старик?
   СтрепсиадНашел я мысль насчет долгов обманную!
   СократРазвей ее!
   СтрепсиадСкажи, что, если…
   СократЕсли что?
   СтрепсиадЧто, если я колдунью-фессалиянкуНайму, и месяц в час ночной с небес сведу,И в круглом сундуке запрячу накрепко,Как зеркало, и буду сторожить его?
   СократА польза в чем от этого?
   СтрепсиадА польза в чем?Пока всходить не будет месяц на небо,[201]Лихвы, долгов, не стану я платить.
   СократДа ну?
   СтрепсиадНу да. По месяцам растет лихва моя.
   СократОтлично. Вот другое предложу тебе:Когда на пять талантов иск вчинят тебе,Его ты как сумеешь устранить, скажи?
   СтрепсиадНе знаю как. Не знаю. Поищу — найду.
   (Размышляет.)
   СократЧрезмерно разум напрягать не должен ты,Направь свободно мысль свою по воздуху,Как стрекозу, привязанную за ногу.
   СтрепсиадНашел хитрейший способ уничтожить иск!Меня ты сам похвалишь!
   СократЧто ж придумал ты?
   СтрепсиадУ лекарей такой видал ты камешек,Красивый и прозрачный? Добывают имОгонь они.
   СократТы говоришь о стеклышке?СтрепсиадНу да! Что, если я добуду стеклышкоИ, подождав, пока напишет иск писец,В сторонке стану, солнечный поймаю лучИ сразу растоплю истца ходатайство?[202]
   СократХаритами клянусь я, ловко!
   СтрепсиадСчастлив я,Что иск на пять талантов устранить сумел.
   СократВозьмись теперь проворней за другое!
   СтрепсиадНу?
   СократКак от истца ты будешь защищать себя,Ни права не имея, ни свидетелей?
   СтрепсиадПустое, только плюнуть!
   СократТак скажи!
   СтрепсиадСкажу.Как только дела моего черед придет,Покину суд и побегу повеситься.
   СократДурак!
   СтрепсиадКлянусь богами, так и сделаю!К удавленнику кто ж предъявит жалобу?
   СократВсе вздор! Иди! Тебя учить не стану я.
   СтрепсиадЗа что ж? Сократ! Ради богов, прости меня!
   СократЧто выучил, сейчас же забываешь ты.Ну вот, скажи, что первым проходили мы?
   СтрепсиадЧто первым? Дай припомнить! Что же первым? Что?Как звать ее, в чем хлеб пекут, ту самую… Ой-ой! Ну как же звать ее?
   СократПошел к чертям! Глупейший старикашка и забывчивый!
   СтрепсиадБеда, беда мне! Что со мною станется? Погиб я, не умею языком молоть! Вы,Облака, богини, помогите мне!
   КорифейСтарик, тебе мы вот что посоветуем:Когда толковый, взрослый у тебя есть сын,Взамен себя пошли его в учение.
   СтрепсиадЕсть у меня сыночек, ладно скроенный,Да не желает он учиться. Горе мне!
   КорифейИ все ж ты терпишь?
   СтрепсиадКрепок и отважен он.По матери, из рода легкомысленных.Пойду за ним, а если не послушает,Так выгоню из дома обязательно.
   (К Сократу.)Зайди в свой дом и подожди немножечко!
   (Уходит в свой дом)Антистрофа 2
   Второе полухорие
   (к Сократу)Видишь теперь, сколько от насБлага тебе. ДругиеБессильны боги.На все согласен он. Теперь во всем тебеПослушен будет.Свихнулся он, закружился он.Больше в нем разума нет.Рви ж его, крепче щипли, шкуру дери,Но зевай! Спеши! В деле такомВсе изменяет случай.
   ЭПИСОДИЙ ТРЕТИЙ
   Стрепсиад и Фидиппид выходят из дому.
   СтрепсиадКлянусь туманом, в доме не останешься.Ступай! Грызи столбы от дома дядюшки!
   ФидиппидЧудак отец! Каким шмелем ужален ты?Ты не в себе, свидетель Олимпийский Зевс!
   Стрепсиад«Зевс Олимпийский»? Ой-ой-ой! Вот глупости!Такой большой детина в бога верует!
   ФидиппидЧего же ты смеешься?
   СтрепсиадНад тобой смеюсь:Младенчик ты и веришь басням нянькиным.Но подойди. Сейчас узнаешь важное;Скажу тебе я что-то — сразу вырастешь.Зато другим об этом ни гугу, ни-ни!
   ФидиппидНу, говори! В чем дело?
   СтрепсиадЗевсом клялся ты?
   ФидиппидДа, клялся.
   СтрепсиадВидишь, как полезно знание! Нет никакого Зевса, мой сынок. ЦаритКакой-то Вихрь. А Зевса он давно прогнал.
   ФидиппидАй-ай! Вот вздор!
   СтрепсиадПоверь мне, это правильно,
   ФидиппидДа кто сказал?
   СтрепсиадСократ, безбожник с Мелоса,[203]И Хэрефонт, прыжок блохи исчисливший.
   ФидиппидТак далеко зашел ты в помешательстве,Что веришь людям, бешеным от желчи?
   СтрепсиадЦыц!Не смей бранить людей достойных, доблестных,Умнейших. Из-за строгой бережливостиЗабыли мудрецы об умащениях,О стрижке и о мыле. Ты ж добро моеСобрался смылить, словно б я в гробу лежал.Иди ж туда, там за меня поучишься!
   ФидиппидЧему ж там можно научиться доброму?
   СтрепсиадЧему? Всему, что называют мудростью.Поймешь, как неучен, как неотесан ты!Но погоди немного. Я тотчас вернусь.
   (Входит в дом.)
   Фидиппид
   (один)Что делать мне? Родитель мой с ума сошел.Суду ли заявить о слабоумии,Гробовщику ль сказать, что уж готов старик?
   Стрепсиад
   (выходит из дому с птицами под мышкой)Вот эту птицу как ты назовешь, скажи?
   ФидиппидДроздом.
   СтрепсиадОтлично. Ну, а эту птицу как?
   ФидиппидДроздом.
   СтрепсиадСмешно! Обеих одинаково?Впредь говори иначе. Называй егоДрозданом. А ее зови дроздынею.
   ФидиппидДроздынею? Так вот каким премудростямУ этих великанов обучался ты!
   СтрепсиадИ многому другому. Но одна беда:По дряхлости все забываю тотчас же.
   ФидиппидВот почему и плащ свой там посеял ты?
   СтрепсиадНет, не посеял, прогадал, промудрствовал.
   ФидиппидА туфли, горемыка! Их куда ты дел?
   СтрепсиадДа как Перикл, «на надобности важные».Идем, спешим, скорее! После прихотямДашь волю, а сейчас отца послушайся!
   (Уговаривает.)Младенцем был ты, лет шести, лепечущим,А я тебя послушался. На первый грошКупил тебе тележку на Диасиях.
   Фидиппид
   (уступая)Ну, что ж! Но только после ты раскаешься.
   СтрепсиадСпасибо, что послушался.
   (Стучит в дверь мыслильни.)Сюда, сюда!Сократ! К нам выйди!Сына я веду к тебе,Хотя он и не хочет.
   Сократ
   (выходит)Он совсем дитя,Он не вращался в областях возвышенных.
   ФидиппидТы сам в петле возвышенной повертишься!
   Стрепсиад
   (сыну)Прочь убирайся! Проклинать наставника?..
   Сократ
   (поучающе)Вот, вот, «петля». Как грубо произнес он: «тля»!Язык прижат к гортани. Зубы стиснуты.Как изучить ему опровержения,Введенья, заключенья, обобщения?А впрочем, за сто мин Гипербол выучил!
   СтрепсиадСмелей! Учи! Он у меня понятливый.Ребеночком еще таким вот крохотнымКораблики лепил он, клеил домики,Из дерева вырезывал повозочки,А из кожурок — лягушат отличнейших.Смотри ж, речам обеим обучи его,Правдивой, честной речи и кривым словам,Которыми одолевают правые.А нет, одной лишь кривде научи его!
   СократПусть Правда с Кривдой сами объяснят ему. А я пойду.
   СтрепсиадТак помни, знать обязан он,Как побеждают кривдой правду всякую.
   Сократ уходит к себе. Из мыслильни, бранясь, выходят Правда и Кривда.
   ЭПИСОДИЙ ЧЕТВЕРТЫЙ
   ПравдаПоявись, покажись, пусть увидят тебя!Пусть народ поглядит, как ты дерзок и нагл!
   КривдаЯ готов, выхожу. На глазах у людейМне тебя погубить будет легче еще.
   ПравдаТы погубишь? Ты кто?
   КривдаРечь.
   ПравдаКривая, прибавь!
   КривдаНо тебя разобью, хоть и Правдой себяТы зовешь.
   ПравдаРазобьешь? Ухищреньем каким?
   КривдаРазыщу, изыщу новых мыслей поток.
   ПравдаПроцветают теперь эти мысли у них,У безумных людей.
   КривдаУ разумных людей.
   ПравдаУничтожу тебя.
   КривдаЭто чем, объясни?
   ПравдаСлово правды скажу.
   КривдаОпровергну тебя,Возражу, докажу, что по сути вещейПравды нет никакой.
   ПравдаПравды нет, говоришь?
   КривдаГде ж она, расскажи!
   ПравдаУ всевышних богов.
   КривдаЕсли правда не вздор, почему тогда ЗевсНе наказан? Ведь в цепи родного отцаЗаковал он.
   ПравдаВот, вот, началась чепуха!Распирает, тошнит!Дайте тазик скорей!
   КривдаАх, дубина, чурбан, ах ты, старый чудак!
   ПравдаОбнаглевший болван! Развращенный дурак!
   КривдаСыплешь розы на грудь.
   ПравдаПлощадной скоморох!
   КривдаФимиам мне куришь.
   ПравдаОскорбитель отца!
   КривдаНу, так знай, одарил меня золотом ты.
   ПравдаЭто золото прежде мы звали дерьмом.
   Кривда
   Я ж зову украшеньем, ценнейшим венцом.
   ПравдаАх ты, дерзкая дрянь!
   КривдаАх ты, старая дрянь!
   ПравдаТы виною тому,Что учиться подростки не ходят совсем.Но узнают афиняне все же, чемуНаставляешь и учишь ты глупый народ.
   КривдаКак ты грязен и груб!
   ПравдаТы ж — наряден, ты — люб!А недавно еще побирался с сумой,И мисийцем Телефом[204]себя называл,И уныло жевал Панделетовой[205]мудрости крохи.
   КривдаО, разумная речь!
   ПравдаО, безумная речь!
   КривдаПанделет — молодец.
   ПравдаГород спятил с ума,Если кормит тебя,Развратителя юношей, язву страны.
   Кривда
   (указывая на Фидиппида)Ты, беззубый, вот этого хочешь учить?
   ПравдаДа, затем, чтоб сласти и от зла уберечь,Чтоб в пустой болтовне не погряз он совсем.
   Кривда
   (к Фидиппиду)Подойди-ка ко мне. Пусть беснуется он!
   ПравдаБерегись! Руки дальше от юноши! Прочь!
   Драка.
   КорифейПерестаньте браниться! Довольно кричать!Покажи ему ты, как учил молодежьВ дни былые. Ты прелести новых наукПеред юным раскрой, чтоб, послушавши вас,Он наставника выбрал по сердцу себе.
   ПравдаХорошо. Я готов.
   КривдаДа, я тоже готов.
   КорифейНу так что же, кто первым начнет говорить?
   КривдаПусть начнет старичок!Очень скоро запнется он в речи своейИ под градом новейших словечек и слов,Рассуждений, сомнений без сил упадет.Напоследок, едва заикнется бедняк,Налетят на него и вопьются в лицо,И в глаза, и во все, словно туча шершней,Мои мысли и насмерть зажалят!
   АГОН ПЕРВЫЙОда
   Первое полухориеТеперь должны вы доказатьЛовких речей орудьем,Игрой ума, мыслей дождем,Блеском суждений острых,Кто из двоих вправе прослытьМастером красноречья.Мудрость, сейчас вовлеченаВ яростный ты, в тягостный бой.Из-за тебя друзья моиНа поединок вышли.
   Корифей
   (к Правде)Ты, обычаи дедов и нравы отцов увенчавший блестящей хвалою,Начинай, свой раскатистый голос возвысь, изъясни свои мысли и душу!Эпиррема
   ПравдаРасскажу вам о том, что когда-то у нас воспитаньем звалось молодежи,В ту пору, когда я, справедливости страж, процветал, когда скромность царила.Вот вам первое: плача и визга детей было в городе вовсе не слышно. Нет!Учтивою кучкой но улице шли ребятишки тогда к кифаристуВ самых легких одеждах, хотя бы уже с неба падали снежные хлопья.Приходили, садились, колен не скрестив, а почтенный наставник учил ихСтародедовским песням: «Паллада в бою нам защита» иль «Клич громогласный».Запевали размеренно, строго и в лад, как отцы их и деды певали.Если б баловать кто-нибудь вздумал, дурить, выводить переливы и свисты,Как теперь это любят, Фринида[206]лады, безобразные трели, рулады,Запищал бы под палкою шут. Поделом! Не бесчести святого искусства!А в гимнасии, сидя на солнце, в песке, чинно, важно вытягивать ногиПолагалось ребятам, чтоб глазу зевак срамоты не открыть непристойно.А вставали, и след свой тотчас же в песке заметали, чтоб взглядам влюбленныхОчертания прелестей юных своих на нечистый соблазн не оставить.В дни минувшие маслом пониже пупа ни один себе мальчик не мазал,И курчавилась шерстка меж бедер у них, словно первый пушок на гранате.Не теснились к влюбленным мальчишки тогда, лепеча, сладострастно воркуя,Отдавая себя и улыбкою губ, и игрой похотливою взглядов.За обедом без спроса не смели они положить себе редьки кусочек,Сельдерея до старших стянуть со стола не решались, ни лука головку.В кулачок не смеялись, не крали сластей, ногу на ногу накрест не клали…
   КривдаСтариковская чушь,Диполиева[207]рвань, в волосах золотые цикады![208]Завыванья Кидида, Буфоний галдеж!
   ПравдаДа, конечно. Но это та сила,Из которой растила наука моя поколенья бойцов марафонских.Ты ж, негодник, теперешних учишь юнцов кутать шеи и плечи в хитоны.Удавиться готов я, когда погляжу, как на празднике панафинейском,Щит на брюхе держа, выступают они, не краснея пред Тритогенией.[209]И поэтому, сын мой, мужайся: меня избери себе в спутники,Правду! Презирать ты научишься рыночный шум, ненавидеть цирюльни и бани,Безобразных поступков стыдиться, краснеть, от насмешек грозой загораться.Перед старшими с места учтиво вставать, поднимаясь при их приближенье.И почтитольным сыном родителю быть, не грубить, не ворчать и не спорить.Безрассудств избегать и стыдливость свою не пятнать, не позорить развратом.Перед дверью танцовщицы зря не стоять, рот разинув, моля о вниманье,Чтобы, ласки за ото добившись у ней, не лишиться почета и славы.И отцу никогда не перечить ни в чем, не ругать его рухлядью старойИ за долгие годы забот и трудов не платить ему черствою злобой.
   КривдаДионисом клянусь, если вздорной его болтовне ты поверишь, дружок мой,Сыновей Гиппократа[210]напомнишь собой. Назовут тебя соней и мямлей.
   ПравдаДа нисколько! Цветущим, блистающим жизнь проводить ты в гимнасии будешь.Ты не станешь на рынке, как нынче народ, кувыркаться в словах, и кривляться,И мытариться зря, извиваясь крючком в пересудах грошовых и тяжбах.Нет! Уйдешь в Академию,[211]в мирную тишь, и в священных оливковых рощахС камышовою зеленью в смуглых кудрях ты гулять будешь с другом разумным.Там цветет повилика, и манит досуг, и трепещет серебряный тополь,Там услышишь, как ясень весенней порой перешептывается с платаном.Если добрые примешь советы моиИ свой слух обратишь к наставленьям моим,Станет, друг, у тебяГрудь сильна, как мехи.Щеки — мака алей.Три аршина в плечах, сдержан, скуп на слова.Зад могуч и велик. Перед — мал, да удал.Если ж будешь по новым обычаям жить,Знай, что щеки твои станут желты, как воск,Плечи щуплы. Куриная, слабая грудь,Язычок без костей, зад цыплячий, больной,Перед вялый — вот будут приметы твои.Ты приучишь себяБезобразно-постыдное добрым считать,А добро — пустяком.В заключенье всех бед преисполнишься весьАнтимаховым грязным паскудством.Антода
   Второе полухориеПривет тебе, правдивых слов,Славных святынь хранитель!Из слов твоих сладким цветкомСкромность и честь сияют,Счастливы, да, те, что тогда,В прежнее время, жили.Кривда, теперь слово твое!Сложенных ловко мастер слов,Будь изощрен: противник твойСпор свой провел на славу!
   КорифейЧудовищно искусным быть теперь в речах ты должен,Чтоб переспорить старика, себя не обесчестить.Антэпиррема
   КривдаВолнение в моей груди, я весь как на иголках.Все рассуждения врага я разом опрокину.Средь образованных затем меня прозвали Кривдой,Что прежде всех решился я оспаривать законы,И правду криво толковать, и побеждать неправдой.А бочек с золотом литым не стоит это разве?Ведь я веду кривым путем к победе дело слабых.
   (К Фидиппиду.)Смотри, как опровергну вмиг я все его советы!Водой горячею тебе он запрещает мыться?
   (К Правде.)В горячих банях что, скажи, запретного находишь?
   ПравдаЯ говорю, что бани — зло и для мужчин — отрава.
   КривдаОстановись! Готов! Тебя уже держу я крепко.Скажи, из Зевсовых детей кого считаешь лучшим,Кто всех храбрей и всех сильней и больше всех трудился?
   ПравдаСлавней героя, чем Геракл, нет никого на свете.
   КривдаТак! А «Геракловой» зовем холодную мы воду?И кто храбрее, чем Геракл?
   ПравдаВот, вот они, увертки!Вот то, что делает у нас подростков болтунами,Гимнасии делает пустым и наполняет бани!
   КривдаТех, кто на площади весь день, хулишь ты, я — хвалю их.Когда бы площадь злом была, тогда б Гомер не вывелВитией Нестора-царя и остальных героев.Перехожу теперь к речам.Велишь ты молодежиНе упражняться в них совсем.Я ж говорю другое.Белить подростку скромным быть.И здесь опять ошибка!Где ж видано, чтоб кто-нибудь стал через скромность славен,Силен, могуч? Ну докажи, ну опровергни это!
   ПравдаИ докажу. За скромный нрав Пелею меч достался.
   КривдаЧто? Меч? Великое добро бедняга заработал!Не то Гипербол-ламповщик. Талантов сто иль большеОбманом, ложью он добыл. Меча ж не заработал.
   ПравдаЗа скромный нрав свой получил Пелей Фетиду[212] в жены.
   КривдаОна ж и бросила его. Сбежала. Был он скромник.Был увалень. И не умел играть в постели ночью.По сердцу женщине наглец. А ты — беззубый мерин!Смотри ж теперь, мой юный друг, к чему приводит скромностьИ скольких радостей себя из-за нее лишишь ты:Жаркого, мальчиков, сластей, игры в костяшки, женщин!Без этих сладостей, скажи, зачем и жить на свете?Что ж, перейду теперь к тому, к чему влечет природа.Влюблен ты, соблазнил жену, поспал, попался мужу.Погиб ты насмерть — говорить ведь не умеешь! Если жСо мной пойдешь — играй, целуй, блуди, природе следуй!Спокоен будь! Найдут тебя в постели, ты ответишь —Что и ничуть не согрешил. Сошлешься ты на Зевса,И тот ведь уступал любви и обаянью женщин.Несчастный, неужели ты сильнее будешь бога?
   ПравдаКогда ж ощиплют там его и сзади редьку вставят,Питомец твой докажет чем, что он не толстозадый?
   КривдаА пусть и толстозадый, что плохого в том?
   ПравдаА я спрошу, что может быть постыднее?
   КривдаЧто скажешь, если докажу обратное!
   ПравдаЧто мне сказать? Умолкну я.
   КривдаОтветь же мне, В суде защитник из каких?
   ПравдаИз толстозадых.
   КривдаПравильно! Поэт в театре из каких?
   ПравдаИз толстозадых.
   КривдаИменно! В толпе оратор из каких?
   ПравдаИз толстозадых.
   КривдаТо-то вот!Свою нелепость понял ты.Теперь из зрителей сочти:Которых больше?
   (Показывает на зрителей в амфитеатре.)
   ПравдаДай сочту.
   (Считает.)
   КривдаЧто ж видишь ты?
   ПравдаКлянусь богами, понял все.Из толстозадых большинство.Того я знаю, и того,И этого, вон там, в кудрях.
   КривдаЧто ж скажешь ты?
   ПравдаПогиб я.О, развратники!Ради богов,Примите плащ мой, я бегу,Я к вам перебегаю.
   (Убегает в дом Сократа.)
   КривдаНу, что ж, теперь обратно увести сынкаЖелаешь иль в науку мне отдашь его?
   СтрепсиадУчи его, пори его. Старайся, друг,Мальчишку навострить на обе челюсти,Чтобы одною грыз он тяжбы мелкие,Другую ж на большие наточил дела.
   КривдаСпокоен будь! Искусником вернется он.
   Фидиппид
   (в сторону)Ах нет, несчастным, тощим, бледным, высохшим.
   КорифейСтупайте же!
   Кривда и Фидиппид входят и дом Сократа, Стрепсиад — к себе.
   (Вслед Стрепсиаду.)Об этом ты, наверно, пожалеешь.
   (К зрителям.)Судьи! Если по заслугам отличите вы наш хор,Выгод тысячу найдете. Выслушайте нашу речь.Первое: когда начнете вы поля свои пахать,Первым вам мы дождь подарим, а соседям уж потом.Будем: сад ваш и зеленый виноградник охранять,Чтобы зноем их не выжгло, градобоем не смело.Тот же смертный, кто в безумье не уважит нас, богов,Вот послушайте, узнайте, сколько бед претерпит он.Пить вина уж он не будет, сеть не будет овощей:Чуть в саду его маслины зацветут и киноград —Все завянет: тяжкой дробью из пращей собьем мы цвет.Кирпичи сушить захочет, хлынем на землю дождем,Все на кровле черепицы летним градом расшибем.Если ж свадьбу он затеет, или родич, или друг,До утра разверзнем хляби, так, что взмолится бедняк:«Лучше б мне в Египте дохнуть, чем судить кривым судом!»[213]
   ЭПИСОДИЙ ПЯТЫЙ
   Стрепсиад
   (с мешком за плечами выходит из дому)До новолунья пятый, и четвертый день,И третий, и второй, и тот, которогоБоюсь, и ненавижу, и пугаюсь я:Последний страшный — «молодой и старый день».[214]Заимодавцы просьбу о взысканииПританам подадут, чтоб погубить меня.Я ж буду их просить о снисхождении:«Дружок, с должишком этим не тесни меня,Тот — отложи, а тот — прости!» — «Расходов мыТак не покроем!» — скажут, заругаются,Судом пугая, обзовут мошенником.Судите, сколько влезет! Мне и дела нет,Раз Фидиппид кривым речам научится.Сейчас узнаю. Постучусь в мыслильню.
   (Стучит.)Эй-эй, откройте!
   Сократ
   (появляется в дверях)Стрепсиад, привет тебе!
   Стрепсиад
   (отдает ему мешок)Тебе привет! Подарок от меня прими!Уважить мы обязаны наставника.Скажи мне, сына обучил ты речи той,Которую недавно здесь показывал?
   СократДа, обучил.
   СтрепсиадХвала тебе, мать-каверза!
   СократТеперь любую выиграешь тяжбу ты.
   СтрепсиадА если в долг просил я при свидетелях?
   СократТем лучше! Хоть при тысяче свидетелей!
   Стрепсиад
   (поет и пляшет)Кричать, смеяться буду я на радостях. Го-го-го-го-го!Смерть, заимодавцы, вам,Полушкам вашим, и лихве, и прибылям!Теперь меня ничем вы не ужалите!Такой в моем доме растетЧудный сын, диковинный сын.Как лезвие, язык его.Хранитель мой, отца оплот, врагов чума.Дом наш избавит он от бесконечных бед.
   (К Сократу.)Так поспеши ж за ним и приведи сюда!Дитя, сыночек!Из дома выйди!Здесь ждет родитель.
   Фидиппид, высохший и бледный, выходит в сопровождении Сократа.
   СократВот он, вот он, твой сын!
   СтрепсиадМой дружок, голубок!
   СократУведи его с собою.
   (Уходит.)
   СтрепсиадАй-ай-ай! Мой родной! Ию! Ию!Как рад я видеть эту кожу желтую —Донос, крючок на ней так и написаны.А на губах так и цветет привычное:«Ты что сказал?» — и сразу вид обиженный,Не ябедник — невинность оскорбленная!И взгляд при этом истинно аттический.Спаси теперь, как прежде погубил меня!
   ФидиппидПред чем же страх?
   СтрепсиадПред «молодым и старым днем».
   ФидиппидА что такое «молодой и старый день»?
   СтрепсиадК суду меня потянут в этот самый день.
   ФидиппидИстца оставим с носом. Разве мыслимо,Чтоб день один двумя бы днями сделался?
   СтрепсиадНемыслимо?
   ФидиппидКонечно. Разве может бытьСтаруха разом молодою женщиной?
   СтрепсиадНо так закон определил.
   ФидиппидУверен я,Закона дух остался скрыт.
   СтрепсиадА дух каков?
   ФидиппидСтарик Солон[215]любил народ поистине.
   СтрепсиадНо здесь при чем же «молодой и старый день»?
   ФидиппидОпределил для жалоб двое суток он;День старый, а за ним день молодой, чтоб судНа новолунье начал разбирательство.
   СтрепсиадА для чего ж тут старый день?
   ФидиппидЗатем, чудак,Чтоб накануне доброю охотоюДоговориться мог истец с ответчиком.А нет, так в суд подать на новолуние.
   СтрепсиадТак почему ж не в новолунье денежкиБерет притан, а в «молодой и старый день»?
   ФидиппидКак жрец, он поступает здесь, по-моему.Чтоб поскорее прикарманить денежки,Он накануне их, как жертву, пробует.
   СтрепсиадОтлично.
   (К зрителям.)Добыча для ученых, стадо темное,Толпа, бараны, камни, кружки битые!За здравие мое и сына-умникаСейчас спою я праздничную песенку.
   (Поет.)Ты счастливец, Стрепсиад!Родился ты хитрецом!Сына-хитреца родил!Так мне будут петь друзьяИ соседи,Завидуя, что на суде язык твой побеждает.Войдем же в дом.Хочу тебя я угостить на славу.
   Входят в дом.
   ЭПИСОДИЙ ШЕСТОЙ
   Пасий
   (входит со свидетелем)Добро свое годится ли растрачивать?Да ни за что! А, право, лучше было быПрогнать его тогда, чем в тяжбу впутаться.А что теперь? Из-за своих же денежекТебя тащу свидетелем, к тому ж ещеВрагом соседу стану стародавнему.И все-таки не посрамлю отечества,Покуда жив.
   (Кричит.)Эй, Стрепсиада в суд зову.
   Стрепсиад
   (выходит, навеселе)Тебе чего?
   Пасий«На молодой и старый день».
   Стрепсиад
   (к свидетелю)Свидетель будь: два дня назвал он. Суд зачем?
   ПасийДвенадцать мин ты: должен за саврасого Коня.
   СтрепсиадКоня? Чудесно. Ясно слышали?Ведь знают все, что скачки ненавижу я.
   ПасийДолг возвратить клялся ты Зевса именем.
   СтрепсиадСвидетель Зевс, в то время ведь не знал ещеСынок мой кривды, все опровергающей.
   ПасийТеперь от долга отпираться думаешь?
   СтрепсиадА для чего ж другого нам учение?
   ПасийА если в суд пойдем мы, отречешься ты,Зовя богов в свидетели?
   СтрепсиадКаких богов?
   ПасийГермеса, Зевса, Посейдона.
   СтрепсиадВидит Зевс,И поклянусь, и три гроша в придачу дам!
   ПасийТак пусть чума возьмет тебя, бесстыдного!
   Стрепсиад
   (разглядывая Пасия)Посыпать солью, выйдет мех отличнейший.
   ПасийСмеешься надо мною?
   Стрепсиад
   (так же)На шесть ведер мех!
   ПасийВеликий Зевс и боги мне свидетели,Так не уйдешь ты!
   СтрепсиадПрезанятно! Зевсом тыКлянешься и богами?О, невежество!
   ПасийЗа это все ответишь мне со временем.Сейчас же говори, отдашь мне денежки,Иль мне судиться?
   СтрепсиадПодожди немножечко.Сейчас тебе наверняка отвечу я.
   (Уходит в дом.)
   Пасий
   (к свидетелю)Что сделает, как думаешь?Отдаст мне долг?
   Стрепсиад
   (возвращается с корзиной)Где тот, кто денег требует с меня? Скажи,Вот это что?
   ПасийКорзина, дело ясное.
   СтрепсиадТакой безмозглый дурень денег требует!Не дам я ни полушки полоумному,Корзан, мой бог, зовущему корзиною.
   ПасийЧто? Не отдашь?
   СтрепсиадНимало, как мне кажется,А ты не затрудняйся, убирайся прочьОт двери!
   ПасийУхожу! Но знай, к пританам яИду, подам к уплате, головой клянусь.
   (Уходит.)
   Стрепсиад
   (вслед уходящему Пасию)Побольше потеряешь, чем двенадцать мин!А я тебе, поверь мне, не желаю зла,Хоть и назвал ты зря корзан корзиною.
   ЭПИСОДИЙ СЕДЬМОЙ
   Аминий
   (входит)Ай-ай-ай-ай!
   СтрепсиадКто здесь вопит так горько! Не божок ли тоЗаголосил из племени Каркинова?[216]
   АминийКто я такой — узнать вам это хочется?Я несчастливец!
   СтрепсиадТак иди путем своим!
   АминийО бог суровый! Рок оседробительный!Моя упряжка… О Паллада! Горе мне!
   СтрепсиадПо чем тебя обидел Тлеполем,[217]скажи?
   АминийПочтеннейший, не смейся! Прикажи, прошу,Чтобы вернул мне деньги поскорей твой сын.Давно я жду, к тому ж сейчас в несчастий.
   СтрепсиадКакие ж это деньги?
   АминийТе, что должен он.
   СтрепсиадДела твои прескверны, как мне кажется.
   АминийСвидетель бог, свалился с колесницы я.
   СтрепсиадА мелешь вздор, как будто бы с осла упал.[218]
   АминийКак вздор? Хочу я деньги получить свои.
   СтрепсиадТы не в своем рассудке. Это ясно.
   АминийЧто?
   СтрепсиадВсего вернее — мозга сотрясение.
   АминийВсего верней, пойдешь ты в суд, свидетель Зевс,Когда долгов не возвратишь!
   СтрепсиадСкажи мне, друг,Как думаешь, для ливней воду свежуюЗевс достает, иль силой солнца стараяВода обратно на небо взбирается?
   АминийНе знаю. И нисколько не желаю знать.
   СтрепсиадА правомочен разве деньги требоватьТот, кто не знает про дела небесные?
   АминийРаз денег мало, ты бы хоть лихву на долгМне отдал.
   СтрепсиадЧто за зверь такой — лихва, скажи?
   АминийДа то, что с каждым месяцем и с каждым днемВсе больше возрастает и растет, растет,Пока проходит время.
   СтрепсиадВерно сказано.Скажи, а море, что оно, по-твоему,Растет или все то же?
   АминийТо же, думаю.Ему расти не подобает.
   СтрепсиадБедненький!Да если море, с столькими притоками,Не возрастает, как же ты надеешься,Чтобы твои нежданно деньги выросли!Ступай, катись! Подальше от дверей моих.
   (Рабу.)Стрекало дай мне!
   Аминий
   (к зрителям)Вас зову в свидетели.
   СтрепсиадНо-но! Пошел же, трогай, торопись, гнедой!
   АминийНу не бесстыдство ль это?
   СтрепсиадТоропись! Не тоПод хвост стрекалом, сивка, подбодрю тебя!
   (Бьет его, Аминий бежит.)Бежит! А то бы двинул, раскатал тебяС колесами, осями и заклепками.
   Стрепсиад входит в дом.Строфа 3
   Первое полухориеСутяжничать, сквалыжничать —Большое зло.Упрямый старичокРешил зажать, не отдаватьДобра и денег, взятых в долг.А все-таки сегодня жеПриключатся новости.Хитрый выдумщик, затеявший обман,За плутни все, за все грехиРасплатится жестоко.Антистрофа 3
   Второе полухориеБоюсь я, то, чего искал,Чего желал,Сегодня он найдет.Ужасен в споре сын его,Опровергать, изобличатьНеправдою умеет он.Всяких собеседниковПереспорит трижды лживой болтовней,Но скоро, скоро взмолитсяСтарик, чтоб онемел он.
   ЭПИСОДИЙ ВОСЬМОЙ
   Стрепсиад
   (выбегает из дома, преследуемый Фидиппидом)Увы! Увы!Соседи! Родственники и приятели! Спасите!Бьют! Бегите, помогите мне!О, голова седая! Щеки старые!Отца ты бьешь, негодник?
   ФидиппидДа, отца я бью.
   Стрепсиад
   (к зрителям)Он признает, что бил меня, вы видите!
   ФидиппидНу да!
   СтрепсиадЗлодей, отцеубийца, висельник!
   ФидиппидЕще, еще брани меня, хули меня!Но знай, я радуюсь твоим ругательствам.
   СтрепсиадРаспутник!
   ФидиппидСыпь мне розы, золоти меня!
   СтрепсиадОтца ты бьешь?
   ФидиппидНу да, и докажу тебе,Что бил по праву,
   СтрепсиадВот как, пес негоднейший!Да кто ж дал право сыну бить родителя?
   ФидиппидПослушай, что скажу я, убедишься сам.
   СтрепсиадДа что ты мне докажешь?
   ФидиппидОчень многое. Какою речью говорить мне, выбери!
   СтрепсиадКакою речью?
   ФидиппидДа, кривой иль правою?
   СтрепсиадНа то ль тебя учил я, окаяннейший,Опровергать законы, чтоб так каверзноТы доказал, что нравственно и правильноРодному сыну избивать родителя?
   ФидиппидИ докажу я все же правоту свою,И ты со мною согласишься, выслушав.
   СтрепсиадНу, что ж сказать сумеешь ты, послушаю.
   АГОН ВТОРОЙОда
   Первое полухориеПодумай, позаботься, поспеши, старик,Врага переспорить.Когда б в себя не верил он, наверное,Не был так бесстыден.На что-то он надеялся, — в словах егоИ дерзость и сила.
   КорифейИз-за чего и почему у вас возникла тяжба,Пред хороводом объясни.Начни, не заминаясь!Эпиррема
   СтрепсиадИз-за чего и почему мы начали ругаться,Вам расскажу. Мы закусить решили, как известно.Тут в руку лиру взять его я попросил и песнюПоэта Симонида[219]спеть: «Барашек, Крий, попался».А он сказал, что песни петь за чашей, под кифару,Обычай устаревший, баб забота, мукомолок.
   ФидиппидНеправ ли был я, наскочив с руками и с ногамиНа старика? Заставить петь! Кузнечики мы, что ли!
   СтрепсиадВот те же самые повел и за едой он речи,Сказал к тому ж, что Симонид — писатель очень скверный.С трудом, но все-таки себя я удержал от злости.Я попросил его тогда взять миртовую веткуИ из Эсхила мне прочесть. А он ответил тут же:«Эсхила почитаю я первейшим из поэтовПо части шума, болтовни, нескладности и вздора».Вскипело сердце у меня, представите вы сами,Но гнев в себе я подавил, сказал: «Тогда, голубчик,Из новых что-нибудь мне спой, из песен философских».Из Еврипида говорить тут начал он, о брате,С родной сестрой, избави бог, бесстыдно переспавшем.Тут удержаться я не мог. Накидываюсь в злостиС проклятьем, с криком на него. Потом, как уж ведется,На слово — слово, брань — на брань, он вскакивает с местаИ ну душить, и ну давить, и мять меня, и тискать!
   ФидиппидА не по нраву, да? Признать готов ты ЕврипидаМудрейшим из поэтов всех?
   СтрепсиадМудрейшим? Ах ты горе! Да что сказать тебе? Опять меня побьешь!
   Фидиппид
   За дело!
   СтрепсиадЗа дело? Ах, бесстыдник! Я ж вспоил тебя, взлелеял,Нескладный детский лепет твой отгадывать умел я.Едва ты пролепечешь: «И» — тебе даю напиться.А скажешь: «Мама», — на бегу леплю из хлеба соску,Как захочешь — тут как тут, тебя несу я за дверь,Усаживаю там. А ты меня схватил за горло!Хоть я кричал, хоть я пищал,Хотел на двор, ты, негодяй,Не пожалел, за дверь не снес,Меня душил, и под себя,Мой бог, кака я сделал.Антода
   Второе полухориеУ молодых трепещет сердце, думаем,Все ждут его речи.Когда уже такие безобразияВ речах защитит он,За шкуру стариков мы не дадим тогдаПустого орешка.
   КорифейИскатель хитрых, новых слов, твоя теперь заботаТакие доводы найти, чтоб правым показаться.Антэпиррема
   ФидиппидНаук новейших мастерством как радостно занятьсяИ научиться презирать закон, обычай старый!Пока все помыслы мои ристаньям отдавал я,Трех слов связать я не умел, ни разу не запнувшись.Теперь от скачек отучил меня вот этот самый,Я занялся сложеньем слов и мыслей изощренных.И доказать могу, что сын отца дубасить вправе.
   СтрепсиадЛошадничай, свидетель Зевс! Уж лучше заведу яТебе четверку лошадей, чем от побоев сдохну!
   ФидиппидМеня от речи ты отвлек, я к мысли возвращаюсь,И вот о чем тебя спрошу: меня дитятей бил ты?
   Стрепсиад
   Да, бил, но по любви, добра тебе желая.
   ФидиппидЧто же,А я добра тебе желать не вправе, точно так жеИ бить тебя, когда битье — любви чистейшей признак?И нечему твоя спина свободна от побоев,Моя же — нет? Ведь родились свободными вы оба?Ревут ребята, а отец реветь не должен? Так ли?Ты возразишь, что лишь с детьми так поступать пристало.Тебе отвечу я: «Ну, что ж, старик — вдвойне ребенок».Заслуживают старики двойного наказанья,Ведь непростительны совсем у пожилых ошибки.
   СтрепсиадНо нет обычая нигде, чтоб сын отца дубасил.
   ФидиппидА кто обычай старый ввел, тот не был человеком,Как ты да я? Не убедил речами наших дедов?Так почему же мне нельзя ввести обычай новый,Чтоб дети возвращать могли родителям побои?А порку, что досталась нам, до нового законаЗабудем лучше и простим за давностию срока.Возьмите с петухов пример и тварей, им подобных,Ведь бьют родителей у них, а чем они отличныОт нас? Одним, пожалуй, тем, что жалоб в суд не пишут.
   СтрепсиадПо если петухам во всем ты: подражать желаешь,Дерьма не щиплешь почему, не дремлешь на насесте?
   ФидиппидНу, это, друг, совсем не то, Сократ со мной согласен.
   СтрепсиадИ все-таки не бей! Потом винить себя же будешь.
   ФидиппидС чего же?
   СтрепсиадКак теперь меня, потом тебя обидит,Когда родится, твой же сын.
   ФидиппидА если не родится?Так, значит, бит я даром, ты ж в гробу смеяться будешь?
   Стрепсиад
   (к зрителям)Боюсь, ровесники мои, что говорит он дельно.Должны мы в этом уступить, как видно, молодежи.И поделом: кто был неправ, пусть на себя пеняет.
   ФидиппидТеперь ты эту мысль развей!
   СтрепсиадСовсем меня угробишь!
   ФидиппидБыть может, с тем, что претерпел, сейчас ты примиришься?
   СтрепсиадДа как же? Научи меня.Ты чем меня утешишь?
   ФидиппидЯ мать свою отколочу, как и тебя.
   СтрепсиадЧто слышу? Вот дерзость, прежних всех страшней!
   ФидиппидЧто, если словом кривдыТебя сумею убедить,Что матерей законно бить?
   СтрепсиадКогда и это превзойдешь,Тогда осталось мне одно —С откоса вниз тебя столкнутьС Сократом вместеИ с проклятой Кривдой!
   (Обращаясь к хору.)Вы всем моим несчастьям,Облака, виной. Вам,Облака, я вверил все дела мои!
   КорифейНет, нет, в своих несчастьях виноват ты сам:На ложный путь направил ты дела свои!
   СтрепсиадНо прежде так со мной не говорили вы?Слепого дурня, старика морочили?
   КорифейМы поступаем так же всякий раз, когдаПогрязшего встречаем в преступлениях.Его в пучину бедствий повергаем мы,Чтобы богов бояться научился он.
   СтрепсиадЖестоко, Облака мои, но правильно.Я денег тех, что задолжал, не должен былПрисваивать.
   (К сыну.)Теперь же, милый мальчик мой,Пойдем, Сократа с Хэрефонтом мерзостнымПобьем! Обоих нас они опутали.
   ФидиппидНо обижать как смею я наставников?
   СтрепсиадСмелей, смелее! Чти лишь Зевса старого!
   ФидиппидСказал же, старый филин:«Зевса старого»! Да есть ли Зевс?
   СтрепсиадДа, есть!
   ФидиппидДа нет же, нет! ЦаритКакой-то Вихрь, а Зевса он давно изгнал.
   СтрепсиадНет, не изгнал! Хотя и сам я думал такИ в Вихрь поверил. Слепота несчастная!За бога принял я пустые выдумки!
   ФидиппидС самим собой безумствуй и неистовствуй!
   (Уходит.)
   СтрепсиадАх, я дурак! Ах, сумасшедший, бешеный!Богов прогнал я, на Сократа выменял.
   (Обращаясь к статуе Гермеса на орхестре.)Гермес, голубчик, не сердись, не гневайся,Не погуби, прости по доброте своей!От хитрословий этих помешался я.Пошли совет разумный, в суд подать ли мнеНа негодяев, отомстить ли иначе?
   (Прислушивается.)Так, так, совет прекрасный: не сутяжничать,А поскорее подпалить безбожников лачугу.
   (К слуге.)Ксанфий, Ксанфий! Поспеши сюда!Беги сюда, топор возьми и лестницу,И на мыслильшо поскорей вскарабкайся,И крышу разбросай, любя хозяина,И опрокинь стропила на мошенников!А мне подайте факел пламенеющий!Ксанфий выполняет приказание.Сегодня же заставлю расплатиться ихЗа все грехи. Заплатят, хоть и жулики!
   (Лезет па крышу с факелом.)
   Ученик
   (высовывается из окна)Ай-ай-ай-ай!
   Стрепсиад
   (на крыше)Пылай, мой факел! Жги горючим пламенен!
   УченикЧто делаешь, старик?
   СтрепсиадКак что? Я с крышеюМыслильни вашей тонкий диалог веду.
   Второй ученик
   (изнутри)Ай-ай! Кто дом наш поджигает?Горе нам!
   СтрепсиадТот самый, у кого накидку выкрали!
   Второй ученикПогубить нас! Погубишь!
   СтрепсиадЭто — цель моя.Пусть не обманет лишь топор надежд моихИ сам не упаду я, шею вывихнув.
   Сократ
   (высовываясь из окна)Голубчик, стой!На крыше что ты делаешь?
   СтрепсиадПарю в пространствах, мысля о судьбе светил.
   Сократ
   О, горе мне, беда мне! Задыхаюсь я.
   Второй ученик
   (в доме)И мне несчастье! Жарюсь, как на вертеле!
   СтрепсиадЗачем восстали на богов кощунственно?Как смели за луною вы присматривать?(Спускается с крыши. Слуге.)Коли, руби, преследуй! Много есть причин,А главное, они богов бесчестили!
   Дом рушится.
   ХорУходите отсюда скорее! Наш хорПоработал сегодня на славу.
   Хор и актеры покидают орхестру.
   МИР
   ДЕЙСТВУЮЩИЕ ЛИЦА
   Два раба Тригея.
   Тригей, земледелец.
   Дочь Тригея.
   Гермес, бог.
   Полемос (Война).
   Ужас, прислужник Полемоса.
   Гиерокл, толкователь прорицаний.
   Кузнец.
   Торговец оружием.
   Сын Ламаха.
   Сын Клеонима.
   Лица без слов: Ирина, богиня Мира; Жатва и Ярмарка, сопровождающие богиню Мира;
   горшечник; копейщик; панцирщик и другие ремесленники, изготовляющие военное снаряжение.
   Хор земледельцев.
   ПРОЛОГ
   Диор перед домом виноградаря Тригея. Двое рабов замешивают корм в хлеву.
   Первый рабЖивее! Теста поскорей жуку подай!
   Второй рабБери, корми проклятого! Чтоб сдохнул он!Чтоб слаще корма никогда не жрать ему!
   Первый рабЕще лепешку из добра ослиного.
   Второй рабБери еще! Куда же делось прежнее?Все скушал?
   Первый рабНет, свидетель Зевс, схватил, сглотнул,Меж лап загнав, с чудовищною жадностью.Меси покруче, пожирней замешивай!
   Второй раб
   (к зрителям)О мастера золотари! На помощь мне!Не то я задохнусь в вонище этакой.
   Первый рабРаспутного мальчишки нам помет подай!Нам захотелось нежного.
   Второй рабПожалуйста!
   (К зрителям.)В одном грехе зато не упрекнуть меня:Не скажут, что у печки пекарь кормится.
   Первый рабОй-ой-ой-ой! Еще подай, еще подай! Меси еще!
   Второй рабНе буду! Нет! Свидетель Феб!Мне эту лужу мерзкую не вычерпать!
   Первый рабСтащу ему, пусть на здоровье лопает!
   (Тащит корыто.)
   Второй рабЧтоб он пропал, свидетель Зевс, и ты за ним!
   (К зрителям.)Прошу вас, если знаете, скажите мне,Где нос бы мне купить, в котором дырок нет?Не видано поденщины чудовищней,Чем эта: корм давать жуку-навознику!Свинья или собака — те помет сырьемГотовы жрать. А этот зверь заносчивыйВоротит морду, к пище не притронется,Пока не раскатаю, не скручу и кормЛепешечкой подам, как бабы любят есть.Ну, что же, жрать он кончил? Погляжу тишком,Дверь приоткрывши, чтоб не увидал меня.
   (Заглядывает в дверь.)Ну, лопай, трескай, брюхо набивай едой,Пока не разорвешься ненароком сам!Да, ну и жрет, проклятый! Как силач-борец,Налег на корм и челюстями лязгает,И головою вертит, и ногами мнет.Так скручивает корабельщик снасть свою,Когда для барок толстые канаты вьет.Тварь гнусная, прожорливая, смрадная!Кто из божеств всевышних произвел его,Не знаю. Но не Афродита, думаю,И не Харипт также.
   Первый рабКто же?
   Второй рабЗевс родил,Из кучи, не из тучи, громыхнув грозой.
   Первый рабТеперь, пожалуй, спросит кто из зрителей,Заносчивый молодчик: в чем же драмы суть?И жук при чем? А этому молодчикуЗаезжий иониец объясненье даст:«Я понял, на Клеона намекают здесь:Навоз в Аиде, дескать, поедает он…»Бежать мне нужно и жуку напиться дать.
   Второй рабЯ объясню, в чем дело, детям: маленьким,Подросточкам и взросленьким мужчиночкам,Мужчинам расскажу великовозрастным.Мужчинищам великовозрастнейшим всем.Хозяин наш взбесился, но особенно,Не так, как вы, иначе и по-новому.День целый в небо он глядит, разинув рот,И Зевса кроет руганью отборною.«Эй, Зевс, — кричит он, — чем же это кончится?Оставь метлу! Не то Элладу выметешь».Слышится голос Тригоя. Вот, вот!Молчите! Голос слышится хозяина.
   Тригей
   (за сценой)О Зевс! Ты что с народом нашим делаешь?Ты, как стручки, все города повылущил.
   Второй рабВот-вот она, напасть! Об этом речь моя!Образчик перед вами помешательства.Как только началось его безумие,Себе вопрос он задал, вы послушайте:«Как прямиком залезть мне к Зевсу на небо?»Тут лестницу он смастерил ледащую,Чтобы по ней вскарабкаться, и шлепнулся,И дырку на затылке проломил себе.Вчера ж, невесть откуда, приволок домойС коня величиной жука этнейскогоИ конюхом к жуку меня приставил. СамЕго он гладит, словно жеребеночка:«Пегасик мой! Краса моя пернатая!Взлети, примчи меня к престолу Зевсову!»Но погляжу, что там внутри он делает.(Вбегает в дом и тотчас же выбегает в ужасе.)Беда, беда! Соседи, поспешите, эй!Хозяин мой меж небом и землей повис:Сев на жука верхом, парит он в воздухе.
   Тригей
   (появляясь над крышей дома верхом на навозном жуке)Тпру-у, стой! Тпру-у, стой! Тише шаг, мой жучок,Горячиться нельзя, выступая в поход!Юной силой гордясь, не гарцуй, не кичись,А сперва разойдись, жар почувствуй в костях,Сухожилья расправь ветровеющих крыл!Но в лицо не дыши мне, тебя я молю:Если будешь ты вонью меня обдавать,То тогда оставайся уж лучше в хлеву!
   Второй рабГосподин и владыка! С ума ты сошел!
   ТригейЗамолчи! Замолчи!
   Второй рабНо куда же гребешь ты, воздушный пловец?
   ТригейЯ для блага всей Греции начал полет,Небывалый задумал я подвиг свершить.
   Второй рабНо зачем же лететь? Ты в своем ли уме?
   ТригейВ благоречье молчите! Ни жалоб, ни слез!Не вопить — ликовать наступила пора,Горожанам язык за зубами держать,Все навозные ямы и нужники всеЗапечатать и новым покрыть кирпичом,И зады заклепать до отказа!
   Второй рабНе замолчу, покуда не расскажешь мне,Куда лететь собрался?
   ТригейДа куда ж еще? К престолу Зевса, на небо.
   Второй рабЗачем это?
   ТригейЧтобы спросить, что делать затевает онСо всеми нами, жителями Греции.
   Первый рабА если не ответит?
   ТригейОбвиню егоИ заявлю, что предал персам эллинов.
   Второй рабНе допущу, покуда жив, свидетель Зевс!
   ТригейЯ не могу иначе.
   Второй раб
   (кричит)Ого-го! Эй-эй! Детишки!Ваш родитель собрался удрать,Летит на небо, сиротами бросил вас.Отца просите, заклинайте, бедные!
   Девочки — дети Тригея — выбегают из дома.
   ДевочкаМилый отец наш,[220]отец! Справедлива,Значит, та весть, что несется по дому:Нас покидая, ты с птицами вместе,Легкий, как ветер, несешься к воронам?Все это правда?Скажи мне, отец, если любишь немножко!
   ТригейМожет быть, так, мои доченьки.Правда, что жаль мне вас, бедных,Жаль, когда хлеба вы просите, папочкой ласково клипа,В доме же нет ни полушки, ни крошки, ни грошика денег.Вот когда, дело удачно свершив, прилечу я обратно,Будет большой каравай и пинков я вам дам на закуску.
   ДевочкаА как же ты в небесный путь отправишься?Не повезет тебя корабль по воздуху.
   ТригейКрылатый конь, а не корабль помчит меня.
   ДевочкаСкажи, что за причуда — оседлать жукаИ воспарить на нем к богам, папашенька?
   ТригейНе знаешь? В баснях у Эсопа сказано,Что из крылатых жук один небес достиг.
   ДевочкаОтец, отец, невероятно все-таки,Чтобы богов достигла тварь вонючая.
   ТригейС орлом враждуя, жук когда-то в небо взмыдИ там разворошил гнездо орлиное.
   ДевочкаНе лучше ли Пегаса оседлать тебе?Богам ты показался бы трагичнее.
   ТригейДа нет, чудачка. Корма мне двойной запасТогда б был нужен. А теперь, чем сам кормлюсь,Добром тем самым и жука кормлю затем.
   ДевочкаА что, когда в пучину моря влажнуюОн свергнется? Как он, крылатый, вынырнет?
   ТригейЕсть у меня правило подходящее:Челном наксосским будет мне навозный жук.
   ДевочкаА свой корабль к какой пригонишь пристани?
   ТригейВ Пирее, в бухте Жучьей,[221]бросим якорь мы.
   ДевочкаСмотри же, не свались и не сломай костей!Не то хромцом ты станешь — Еврипид тебяПодцепит и состряпает трагедию.
   ТригейОб этом позабочусь. До свидания!А вы, кому на благо я свершаю труд,Сдержите ветры, отливать помедлитеТри дня. Когда в полете жук почует смрад,Меня он скинет и на корм набросится.
   (Тригей поднимается на воздух верхом на жуке.)Подымайся бодрей, мой Пегас, веселей,Шевелись, золотою уздою звеня!Пусть сверкает зубов белоснежный оскал.Что с тобою? Что делаешь? Ноздри кудаПовернул? Что почувствовал? Нужника дух?Подымайся смелей, над землей воспари!Легковейными крыльями вверх устремисьИ до Зевсова дома домчись прямиком!А от пакости всякой свой нос отвратиИ про корм свой всегдашний сегодня забудь.
   (Кричит вниз.)Что ты делаешь? Эй! Кто там сел за нуждойВ закоулке у девок, в Пирее? Эй-эй!..Ты погубить, погубишь меня! Закопай!И побольше землицы поверху насыпь!И тимьяна цветущего куст посади,И душистого масла налей! А не тоЯ сломаю хребет, и за гибель моюПять талантов заплатит хиосский народ,[222]И всему будет зад твой виною!Ай-ай-ай-ай! Как страшно! Не до шуток мне!Эй ты, машинный мастер, пожалей меня!Какой-то вихрь ужасный вкруг пупка подул.Потише, а не то я накормлю жука!Жук опускается на Олимпе, перед дворцом небожителей.Но вот уж я в соседство с божеством попал.И предо мною Зевса двор, как кажется.Эй-эй, привратник Зевса! Отопри живей!
   ЭПИСОДИЙ ПЕРВЫЙ
   Гермес
   (выходит)Пахнуло чем-то смертным на меня! Геракл! Что за напасть такая?
   ТригейЭто мерин-жук!
   ГермесАх, мерзкий, ах, проныра, ах, бессовестный!Подлец, из подлых подлый! Прощелыжина!Как ты пришел к нам, подлый прощелыжина?Как звать тебя? Ответь же!
   ТригейПрощелыжина!
   ГермесОткуда родом? Ну же!
   Тригей
   Прощелыжина!
   ГермесОтец твой кто?
   Тригей
   Отец мой? Прощелыжина!ГермесКлянусь Землей и Небом, не уйдешь живым,Когда не скажешь имя и откуда ты.
   ТригейТригей — я, афмониец.[223] Виноградарь я,Не сплетник, не сутяжник и не ябедник.
   ГермесПришел зачем?
   ТригейПривез тебе говядины.
   Гермес
   (сразу переменив тон)Зачем ты здесь, бедняжка?
   ТригейВидишь, лакомка,Теперь я у тебя не прощелыжина!Ступай, покличь мне Зевса.
   ГермесНет и нет! Тю-тю!Ведь ты к богам нисколько не приблизился.Их дома нет. Они вчера уехали.
   ТригейВ страну какую?
   ГермесНе в страну.
   ТригейКуда ж?
   ГермесКуда? На край вселенной. К куполу небесному.
   ТригейЗачем же одного тебя оставили?
   ГермесДа стерегу я барахлишко божее:Горшочки, ложки, плошки, сковородочки!
   ТригейНо почему же божества уехали?
   ГермесНа греков рассердились. Поселили здесьОни Войну и ей на растерзаниеНас отдали. Что хочет, то и делает.А сами удалились в выси горние,Чтобы не видеть ваших непрестанных сварИ жалоб ваших не слыхать назойливых.
   ТригейЗачем же боги с нами поступили так?
   ГермесЗа то что вечно воевать хотели вы,Хоть боги мир устраивали. Стоит лишьДаконцам потеснить афинян чуточку,Они кричат: «Мы зададим афинянам!Клянемся близнецами!»[224]Если ж АттикеВдруг повезет и мир предложит Спарта нам,Тут вы орете снова: «Нас надуть хотят!Афиною клянемся мы! Не верьте им!Ведь Пилос[225] — наш. Послов пришлют опять они».
   ТригейВсе наши разговоры, узнаю точь-в-точь.
   ГермесНе думаю, чтобы пришлось Ирину вам,Богиню Мира, увидать.
   ТригейДа где ж она?
   ГермесЕе низверг в пещеру страшный Полемос.
   ТригейДа где ж пещера?
   ГермесВон внизу, каменьями,Ты видишь, завалил ее он доверху,Чтоб вам никак Ирину не добыть.
   ТригейСкажи,А что он с нами делать собирается?
   ГермесОдно лишь знаю, что вчера он вечеромЧудовищную ступку приволок домой.
   ТригейА что ж он с этой страшной ступкой сделает?
   ГермесВсе города он хочет в порошок стереть.Но я пойду. Мне слышится, выходит он.Ужасный шум донесся изнутри.
   (Гермес уходит.)Слышится ужасный грохот.
   ТригейАй-ай!Ах, горе, горе! Побегу. ПочудилосьМне грохотанье ступки истребительной.
   (Прячется.)
   ЭПИСОДИЙ ВТОРОЙ
   На орхестру выходит Полемос с огромной ступкой в руках.
   ПолемосУвы, народ, народ, народ несчастнейший!Вот скоро вы зубную боль узнаете!
   Тригей
   (спрятавшись)Чудовищная ступка! О владыка Феб!А взгляд его — как гибель.Страшен Полемос!Так вот кого боимся, вот кто душит нас,Ужасный, страшный, наземь повергающий!
   Полемос
   (над ступкой)Чесночные спартанцы, вам конец пришел.Пятижды, трижды, десять раз проклятые!
   (Бросает в ступку чеснок.)
   Тригей
   (к зрителям)А нам, друзья, до Спарты дела вовсе нет!Лаконяне пусть плачутся. Несчастье — их.
   ПолемосМегара, ай, Мегара! Изотру тебя!
   (Бросает в ступку луковицу.)Помну, поперчу, станешь кашей луковой.
   ТригейОй-ой-ой-ой! Тяжелые и горькиеМегарцам тут слезищи приготовлены.
   ПолемосСицилия, эгей, и ты раздавлена!
   (Бросает в ступку сыр.)
   ТригейСтрана какая на творог размолота!
   ПолемосАттического меда подолью еще.
   (Льет в ступку мед.)
   Тригей
   (в испуге)Другого меда поищи, прошу тебя!А этот дорог! Пожалей аттический!
   ПолемосЭй, мальчик, Ужас!
   Ужас
   (выбегает)Звал меня?
   ПолемосНаплачешься!Зевал без толку? Кулаки забыл мои?
   (Бьет, его).
   Тригей
   (про себя)Кулак сердитый!
   УжасСжалься, господин, ай-ай!
   Тригей
   (про себя)Он луковку вложил в кулак, наверное!
   ПолемосДостань толкач покрепче!
   УжасТолкача ещеНе завели.Вчера ведь только въехали.
   ПолемосТогда беги, в Афинах раздобудь живей!
   УжасБегу стрелою. А не то побьют опять.
   Ужас убегает.
   Тригей
   (к зрителям)Что ж делать нам, людишки горемычные?Грозит опасность страшная, вы видите!Когда толкач добудет он дробительный,Усядется и в крохи города сотрет.Не дай ему вернуться, Дионис, спаси!
   Вбегает Ужас.
   ПолемосЭй, ты!
   УжасЧто надо?
   ПолемосНе принес?
   УжасБеда, беда!Пропал толкач афинский знаменитейший,Кожевник[226]тот, что ворошил Элладу всю.
   ТригейО госпожа Афина, славно сделал он,Что вовремя подох, на благо городу,И кашу заварить не может новую.
   ПолемосТак принеси другой, из Лакедемона. Пошел!
   УжасНе медлю.
   (Убегает.)
   ПолемосПриходи скорей назад!
   Тригей
   (к зрителям)Что с нами будет, граждане, беда идет!Средь вас тут не найдется ль посвященногоВ мистерии? Теперь пускай он молится,Чтобы в дороге Ужас ногу вывихнул.
   Ужас
   (прибегает снова)Ай-ай, погиб я, ай, несчастье, ай, беда!
   ПолемосЧто? Не принес опять ты ничего?
   УжасПропал Толкач первейший также в Лакедемоне.
   ПолемосПроклятье! Как же?
   УжасОтдали во ФракиюЕго на содержанье, и пиши — конец!
   ТригейО боги Диоскуры,[227]славно сделано!Пока живем!Мужайтесь, люди честные!
   ПолемосВозьми весь скарб, под кровлю отнеси его!А я пойду и смастерю толкач себе.
   (Уходит вместе с Ужасом.)
   Тригей
   (выйдя из укрытия)Теперь шута Датида вспомним песенку.Он так мурлыкал, пальцем тешась, в летний зной:Как ладно мне, как сладко мне, как весело!
   (К зрителям.)Теперь настало время, братья эллины,Оставив распри, позабыв усобицы,На волю нам богиню Мира вывести,Пока толкач не помешает новый нам.
   (Кричит.)Эй, пахари, торговцы, люд ремесленный!Эй, рукоделы, поселенцы, пришлыеИ вы, островитяне, весь народ, сходись!Всяк скорей бери лопаты, и канаты, и кирки!Потрудиться предстоит нам, всем на радость, в добрый час!
   ПАРОД
   На орхестру выходит хор афинских поселян. С ним несколько спартанцев, беотийцев, аргосцев и мегарцев.
   КорифейСмело, други, поспешите, избавленья близок день.О всеэллинское племя! Друг за друга встанем все,Бросим гневные раздоры и кровавую вражду!Светит нам весенний праздник, пусть удавится Ламах!
   (Тригею.)Объясни теперь, что делать, главарем в работе будь!Все мы твердо порешили, не уйдем домой, покаБечевою, рычагами вновь на землю не вернемВеличайшую богиню, покровительницу лоз.
   Хор шумно пляшет.
   ТригейТише! Полемос услышит ваши крики, топот ваш,И тогда опять начнется ненавистная война.
   КорифейВеселее и приятней услыхать такой приказ,Чем приказ: «Явиться срочно с провиантом на три дня».
   Хор продолжает плясать.
   ТригейТише, чтобы в преисподней Кербера не разбудить,[228]Чтобы гомона и гама снова он не учинилИ сладчайшую богиню нам спасти не помешал.
   КорифейНу, уж нет! Никто на свете нас Ирины не лишит,Только бы она досталась в руки нам! Хо-хо-хо-хо!
   Хор продолжает плясать.
   ТригейВсе погубите вы! Стойте! Если будете орать,Он прискачет и растопчет все тяжелою пятой.
   КорифейПусть бушует, сколько хочет, пусть грохочет и стучит!Не оставим мы веселья в этот расчудесный день!
   Хор продолжает плясать.
   ТригейВот беда! Взбесились, что ли?Бросьте, ради всех богов!Нашу славную затею пляской сгубите вконец.
   КорифейНе хочу плясать я вовсе. Но от радости, гляди,Хоть стою на месте, ноги сами ходят ходуном.
   Пляшут.
   ТригейНу, теперь-то уж довольно.Бросьте, бросьте танцевать!
   КорифейВот уж бросили мы, видишь.
   Продолжают плясать.
   ТригейНа словах. А пляс идет.
   КорифейНу, еще разок, вот этак!И тогда уже конец.
   Продолжают плясать.
   ТригейНу, еще разок — и хватит.Перестаньте же скакать.
   КорифейЕсли пляс наш делу вреден, мы не будем танцевать.
   Продолжают плясать.
   ТригейВижу, пляшете вы все же!
   КорифейЗевс свидетель, раз ещеМогу правую поднимем и притопнем — и конец!
   Пляшут.
   ТригейЯ согласен. Только больше не сердите вы меня.
   КорифейЛевая нога за правой в пляску просится сама.Счастлив я. Свищу, ликую, и кряхчу, и хохочу.Словно злую старость сбросил, так я рад, что кинул щит.
   Пляшут.
   ТригейРано, рано веселитесь! Не дался еще успех.Вот когда спасем богиню, смейтесь, веселитесь все!И вопите и орите!Будет нам заботой — дрыхнуть,Обжираться, обниматьсяИ по ярмаркам шататься,Напиваться, наряжаться,ВолочитьсяИ кричать: хо-хо-хо-хо!Строфа 1
   Первое полухориеКак увидеть я желаю этот долгожданный день!Бедствовал долго я,Бее валялся на соломе, как железный Формион.[229]Больше я судьей не буду черствым, сумрачным и злым.
   ТригейНет, не буду я, как прежде, скучным, строгим сухарем!
   Первое полухориеБуду ласков, весел, мил,Буду снова молодым,Позабыв тревоги войн.Сколько времени нас мучат всё походы да бои.Гонят нас туда, сюда,Из Ликея и в Ликей,[230]Со щитом, с копьем в руке.
   КорифейРасскажи же, что нам делать, чем нам другу услужить!Господином и владыкой дал тебя нам добрый рок.
   ТригейКуда свалить нам камни, погляжу сейчас.
   (Идет к пещере).
   Из ворот дворца появляется Гермес.
   ГермесНаглец, негодник, что ты делать думаешь?
   ТригейДа ничего худого. Словно Килликон.[231]
   ГермесПогибнешь, мерзкий.
   ТригейЕсли жребий выпадет. Ведь ты,Гермес, мастак по части жребиев.
   ГермесКонец тебе, погибнешь!
   ТригейЗавтра к вечеру?
   ГермесСейчас же.
   ТригейНичего я не купил себе,Ни сыра, ни муки.Не приготовился.
   ГермесСчитай себя истертым!
   ТригейПочему ж этоТакого я блаженства не почувствовал?
   ГермесНе знаешь разве, смерть назначил Зевс тому,Кто выпустит Ирину.
   ТригейЭто, значит, мнеПридется умереть?
   ГермесВ том нет сомнения.
   ТригейТогда на поросенка дай мне драхмы три!Принять хочу пред смертью посвящение,
   ГермесО Зевс, метатель молний!
   ТригейРади всех богов,Не выдавай же, господин, молю тебя.
   ГермесМолчать не стану.
   ТригейВспомни о говядинке,О жертвах, что тебе я приносил, любя!
   ГермесЧудак! Да Зевс угробит самого меня,Когда не буду горло драть, орать, кричать.
   ТригейГермесик, горла не дери, прошу тебя!
   (К хору.)Что такое с вами сталось, что стоите, очумев?Ну, кричите же, лентяи, чтобы он не закричал!Антистрофа 1а
   Второе полухориеНи за что, Гермес-владыка, ни за что!Ни-ни-ни-ни!Сладкую, сочнуюПоросятину в подарок принимал ты от меня.Не забудь, Гермес, об этом в нашей нынешней беде.
   ТригейСлышишь, чтут тебя и хвалят, господин и властелин!
   Второе полухориеО, дозволь, щедрейший бог,Нам Ирину взять к себе.Ты всегда был к людям добр. Если тыПисандра[232]шлемы ненавидишь и щиты,Шествия священные,Жертвоприношения,Обещаем мы тебе. [Картинка: i_009.jpg] 

   Аполлон и муза. Роспись чаши. V век до н. э. Бостон. Музей изящных искусств.

   ТригейО, снизойди к их просьбам, я молю тебя!Они сейчас смиренней, чем когда-либо.
   (В сторону.)И вороватей нынче, чем когда-либо.
   (Вслух.)Тебе открою тайну очень важную,Всем божествам большой бедой грозящую.
   ГермесНу, говори! Быть может, убедишь меня?
   ТригейЛуна-Селена и мошенник ГелиосДавно уж против вас готовят заговор,Предать хотят они Элладу варварам.
   ГермесНо почему же?
   ТригейПотому, свидетель Зевс,Что мы приносим жертвы вам, а варвары —Луне и солнцу. Потому, естественно,Они хотят нас всех замучить до смерти,Чтоб у божеств отнять все приношения.
   ГермесТак вот зачем они все время праздникиУ нас крадут и дни грызут, мошенники.[233]
   ТригейА потому, любезнейший Гермес, возьмисьЗа дело с нами, помоги добыть ее!И в честь тебя Панафинеи[234]справим мыИ все другие празднества великие,Мистерии,[235] Диподии, Адонии.[236]И государства прочие, уйдя от бед,Тебе молиться будут, избавителю.Получишь много всякого добра. И яТебе дарю вот этот золотой кувшин!
   (Подносит ему подарок.)Гермес любуется подарком.
   ГермесКак жалостлив я сердцем к золотым вещам.
   (Отходит в сторону.)
   Тригей
   (к хору)Дело, граждане, за вами!В ход лопаты и кирки!Поскорее, веселее оттащите камни прочь!
   КорифейЗа работу мы возьмемся, ты ж, мудрейший из богов,Будь в работе нашей старшим.Приказанья отдавайИ увидишь: неплохие подмастерья у тебя.
   ТригейПроворней чашу протяни мне! Чашу мыВинцом наполним и богам помолимся!
   Гермес
   (с золотым кувшином с руках)Возлиянье! Возлиянье!Все молчите! Все молчите!Мы, совершая возлиянье, молимся,Чтоб этот день началом всяких радостейДля греков стал. Кто за канат ухватитсяОт всей души, пусть не берет щита вовек.
   ТригейО нет! Пусть в мире сладком он проводит жизнь,У камелька с веселою подружкою.
   ГермесА кто войну не может разлюбить никак,Тому бы вечно, Дионис, владыка наш…
   ТригейИз тела стрелы острые вытаскивать.
   ГермесА кто к походам страстью одержим, тебя,Владычица, мешает воскресить на свет…
   ТригейПусть с ним случится то же, что с Клеонимом.
   ГермесКопейный мастер или продавец щитов,Кто миру враг, а друг своей лишь прибыли…
   ТригейПусть жрет ячмень, разбойниками схваченный.
   ГермесИ кто желает власти полководческой,И раб, который о побеге думает…
   ТригейНа колесо поднять того и выстегать!
   ГермесА нам пускай поможет сребролукий Феб!
   ТригейПро лук не надо! Феба одного зови!
   ГермесПриди, приди к нам! Феба одного зову.
   ТригейИ с ним Харит, Гермеса, Афродиту, Ор.[237]
   ГермесАрес не нужен?
   ТригейНет!
   ГермесА Эниалий?[238]
   ТригейНет!
   Гермес и Тригей совершают возлияние. Все хватаются за канат, чтобы отвалить камень от пещеры, где скрывается богиня Мира.
   ГермесЗа бечеву возьмемся и потянем, эй!Строфа 2
   ХорПотянем!
   ГермесЕще разок!
   ХорПотянем!
   ГермесЕще, еще разок!
   ХорПотянем! Потянем!
   Тригей
   (подходит к тянущим)Нет, не дружно, не ладно работа идет.За канат не схватились?Надулись чего? Ох, достанется вам, беотийцы![239]
   ГермесЕще раз!
   ТригейЕще разок!
   КорифейПо вы оба не тянете также?
   ТригейЯ ж тяну, как могу, налегаю повею,Запрягаюсь в канат, выбиваюсь из сил.
   КорифейПочему же работа ни с места?
   ТригейЛамах, ты нам метаешь, зря расселся здесь!Нам ни к чему, дружище, это пугало!Да и аргосцы тоже не усердствуют,Они смеются над трудами нашими.Сосут двух маток, хлеб едят у двух господ.
   ГермесЗато лаконцы, милый, тянут здорово,
   ТригейНо знаешь что? Из них одни колодникиВовсю хлопочут, да мешают цепи им.
   ГермесНет толку и в мегарцах. Тянут врозь они,Точь-в-точь щенята, зубы как оскалили!
   ТригейОни от голодухи обессилели.
   ГермесТак ничего не сделать нам! Смелей, друзья,Единым духом все возьмемся сызнова!
   Тянут за канат.Антистрофа 2
   ХорПотянем!
   ГермесЕще разок!
   ХорПотянем!
   ГермесДа ну, еще разок!
   ХорИдет еле-еле!
   ТригейНикуда не годится. Ведь просто беда!Эти тянут вперед, а другие назад!Эй, аргосцы, вы будете биты!
   Снова принимаются тянуть.
   ГермесЕще раз!
   ТригейЕще разок!
   КорифейЗатесались предатели, видно, меж нас!
   Тригей
   (к афинянам)Ну хоть вы, — ведь по миру тоскуете вы, —Хорошенько возьмитесь, тяните дружней!
   Корифей
   Тянем мы, да другие мешают.
   ГермесЭй вы, мегарцы, убирайтесь тотчас же!Богиня ненавидит вас. Ей помнится,Вы чесноком ее натерли первые,И вы остановитесь, эй, афиняне!Вы тянете совсем не там, где надобно.Судить-рядить — одно лишь вы умеете.Когда богиню воскресить желаете,Вам ближе к морю потесниться следует.
   Гермес и Тригей разгоняют Города и другой пришлый народ. Остается один хор земледельцев, который снова берется за канат.
   КорифейЗа дело примемся одни! Эй, други-земледельцы!
   Принимаются тянуть.
   ГермесРабота спорится у вас. На лад идет, отлично!
   КорифейСказал он: спорится! Дружней! Пусть напряжется каждый!
   Тянут.
   ТригейОдни лишь земледельцы мир нам возвратить сумеют.
   ХорРаз еще потяни!
   ГермесНемного остается!
   ХорНе отставать! Еще разок! Потянем весело! Наддай!
   ГермесУже, уже! Готово!
   ХорЕще разок! Пойдет, пойдет! Сама пойдет!Сама пойдет! Еще, еще, еще разок!
   Тянут. Камень отвален.
   Из пещеры поднимается богиня Мира, с нею Жатва и Ярмарка.
   ТригейПодательница лоз! О, что скажу тебе,Где взять мне слово тысячекувшинное,Чтобы тебя приветить: в доме нет таких!Здорово, Жатва! Ярмарка, тебе привет!Как ты красива, Ярмарка любезная!Как сладостно душе твое дыхание,Концом походов пахнет, благовоньями…
   ГермесА заодно солдатским ранцем, может быть?
   ТригейОтвергну мысль я мужа ненавистного:Воняет ранец чесноком и уксусом.Здесь — жатва, угощенье, Дионисии,Софокла песни, флейты, соловьиный свист,Стишонки Еврипида.
   ГермесЗамолчи! Не лгиНа госпожу. Не может ей понравитьсяПоэт сутяг, певец судейской кляузы.
   ТригейЗдесь плющ, овец блеянье, виноградный сок,Бегущих в поле женщин груди круглые,Ковш опрокинутый, служанка пьянаяИ множество других утех.
   ГермесГляди сюда!Заметь: друг с другомГорода беседуют,Смеются радостные, примиренные…
   ТригейХотя в ужасных синяках, в царапинах,С продавленными головами, в ссадинах.
   ГермесТеперь взгляни на зрителей! НаписаноУ них на лицах ремесло.
   ТригейИ верно ведь.
   ГермесСидит там, видишь, мастер оружейных, делИ рвет в печали волосы.
   ТригейА рядом с ним мотыжник, плюнул в рожу оружейнику.
   ГермесКовач плугов, ты видишь, как доволен он?
   ТригейОн строит кукиш мастеру копейному.
   ГермесСкажи же поселянам, пусть домой идут!
   ТригейУслышь, народ! Велим мы земледельцам всем,Орудья снарядивши, выходить в поля.Бросьте щит скорей, и дротик, и проклятое копье!Воздух весь наполнен миром, плодоносным и хмельным.Все спешите на работу в поле, с песнями, вперед!
   КорифейДень счастливый, день желанный для хозяев-поселян!Ты пришел. Веселья полон, шлю я лозам свой привет.Вижу смоквы, что когда-то я мальчишкой посадил.Их обнять я счастлив снова, после долгих-долгих лет!
   ТригейДруги милые, богине мы помолимся сперва,Той, что нас освободила от султанов и Горгон.На дорогу купим вкусный полоточек балыкаИ отправимся с весельем восвояси, но домам!
   ГермесПосейдон свидетель, славной собрались они толпой!Встали густо, встали плотно, словно праздничный пирог.
   ТригейВидит Зевс, блестит мотыга наостренным лезвием,И на солнышке сверкают вилы зубьями тремя!Как чудесно, как нарядно выстроились их ряды!Как мне хочется вернуться поскорее на поляИ перекопать лопатой мой участочек земли.Братья, вспомните, как преждеМы живали под покровомЗолотой богини Мира!Вспомните о тех вареньях,Об изюме, черносливеИ о соке виноградном,О фиалках у колодца,О серебряных маслинахНенаглядных,И за это все богинеВознесите похвалу!Антистрофа 1б
   Первое полухориеЗдравствуй, здравствуй, дорогая!Будь прославлен твой приход!Долго мы ждем тебя!Нам давно уже хотелось возвратиться на поля.Ты наш клад, богиня Мира, всех сокровищ ты милейДля того, кто сеет, жнет.Сколько вынесли мы бед,Прежде чем явилась ты!Ты — спасенье земледельца, блюдо каши ив муки!Все, что зреет на земле,Гроздья лоз, плоды олив —Все ликует и поет.
   КорифейТолько где ж она скрывалась столько долгих, тяжких лет?Ты, среди богов добрейший, расскажи нам, научи!
   ГермесК вам, почтенным земледельцам, обращу свои слова:Слушайте, чтоб знать и помнить, как лишились вы ее.Начал Фидий[240]злополучный, первый он нанес удар,А затем Перикл. Боялся он невзгоды для себя.Ваших прихотей страшился, ваши зубы злые знал.Чтобы самому не плакать, в город он метнул пожар,Бросил маленькую искру — о мегарянах закон.И раздул войну такую, что у эллинов из глазПолились от дыма слезы. Плакал здесь народ и там.Услыхав про это, лозы грозно начали шуметь,В гневе бочки застучали, друг на дружку наскочив,И конца не стало ссоре. Так Ирина прочь ушла.
   ТригейСлов таких, клянусь я Фебом, не слыхал ни от кого,Не слыхал о том, что Фидий ей доводится родней.
   КорифейНе слыхал и я доселе. Значит, потому онаТак красива, что в родстве с ним. Многого не знаем мы.
   ГермесВам подвластные тотчас же услыхали Города,Как грызетесь меж собой вы, широко оскалив пасть.Стали строить злые козни, чтобы подать не платить,Кушем золота лаконских подкупили вожаков.Те — бесчестны и корыстны, лицемерные друзья —Подло выгнали богиню, ухватились за войну.Но и там богатых прибыль стала злом для поселян!Ведь отсюда им в отместку шли военные суда,Чтоб сожрать у невиновных смоквы спелые в садах.
   ТригейПоделом! Повырубали смоквы и в моем саду.Посадил я их, взлелеял, вырастил своей рукой.
   КорифейПоделом, дружок, по праву! Ведь каменьями ониШестиведерную бочку раскололи у меня.
   ГермесА когда сюда сошелся из полей рабочий люд,Он не знал, что им торгуют, что обманут он кругом.Сад растоптан виноградный, и маслин родимых нет, —Вот на болтунов с надеждой стал глядеть бедняк. А те,Хоть и знали, что без хлеба и без сил уже народ,Как плетьми, Ирину гнали языками: ведь онаНам показывалась часто, нашу родину любя.А они купцов союзных, словно яблоню в саду,Околачивали палкой с визгом: «Он — Брасиду друг!»Вы ж на жертвы без оглядки налетали, как щенки.Побледневший, изможденный, город в ужасе поник,Клевету любую жадно проглотить он был готов.А союзники, увидев, как терзают их и бьют,Стали золотом червонным засыпать горланам рот.Страшно те разбогатели. Обнищала вся страна.Ничего-то вы не знали. А кожевник был во всем Виноват.
   ТригейГермес-владыка! Помолчи, не называй!Под землей, куда ушел он, не тревожь его, оставь!Он уж стал теперь не нашим, он тебе принадлежит.Все, что про него ты скажешь,Что мерзавцем жил негодным,Болтуном, лгуном, пройдохой,И мутилой, и задирой, —Это все сейчас ты скажешьО знакомце о своем.
   Тригей
   (обращаясь к богине Мира)Но ты-то почему молчишь, владычица?
   ГермесНе подарит она ни слова зрителям:За муки все она на них разгневана.
   ТригейТак пусть с тобой поговорит хоть чуточку!
   ГермесЧто думаешь о них, скажи мне, милаяКрасавица. Доспехов Ненавистница!
   (Как бы перешептывается с богиней Мира.)Так, слышу, слышу. Жалуешься? Понял все!Узнайте, почему она так сердится:Сама она пришла к вам после ПилосаС котомкой, договоров полной доверху.Над ней в собранье трижды посмеялись вы.
   ТригейМы согрешили, верно. Но уж ты прости!Ушел у нас весь разум в кожу в те поры.[241]
   ГермесО чем сейчас меня спросила, слушайте!Из здешних кто ей самый беспощадный врагИ кто ей друг и битв противник яростный?
   ТригейВсех больше ненавидит Клеоним войну.
   ГермесА в деле боевом слывет каким у васВот этот самый Клеоним?..
   ТригейДушою храбр,Зато не сын он вовсе своего отца.Подкидыш он, и сам, попав в сражение,Подкидывает щит свой обязательно.
   ГермесЕще о чем меня спросила, слушайте!Кто завладел в собрании трибуною?
   ТригейГипербол свил гнездо себе на месте том.
   (Богине Мира.)Но что с тобой? Зачем глядишь ты в сторону?
   ГермесДа, отвернулась. Сердится на город вашЗа то, что проходимца вожаком избрал.
   ТригейМы от него откажемся. Но город нашСейчас остался без опеки, сир и гол,И с горя проходимцем препоясался.
   ГермесА городу какая ж в этом выгода?
   ТригейВ Совете нам полезен он.
   ГермесНо как, скажи?
   ТригейДа видишь, ламповщик он.До него в делахПорой впотьмах блуждали мы и ощупью,Сейчас же все при свете ламп решается.
   Гермес
   (как бы пошептавшись с богиней Мира)Ого-го!О чем сейчас велела мне спросить!
   ТригейО чем?
   ГермесО многом старом, что она оставила.Во-первых, о Софокле. Как он здравствует?
   ТригейЗдоров. Но с ним творятся чудеса.
   ГермесА что?
   ТригейДа из Софокла вдруг он Симонидом стал.
   ГермесКак, Симонидом?
   ТригейДряхлый, за наживоюГотов хоть на рогоже выйти в плаванье.
   ГермесА жив Кратин мудрейший?
   ТригейУмер он в тот год,Как был набег спартанцев.
   ГермесУмер как?
   ТригейДа так!Свалил удар. Разбилось сердце старое,Когда с вином бочонок стали в щепы бить.А сколько бедствий город испытал других!
   (К богине Мира.)Нет, никогда с тобой мы не расстанемся!
   ГермесТак что же! В жены Жатву ты возьми себе,На хуторе живи с ней, чтоб росли у вас,Цвели и зрели гроздья виноградные!
   Тригей
   (к Жатве)Так подойди ж и дай поцеловать себя,Красотка! Вредно, думаешь,Гермес-дружок,Поспать мне будет с Жатвой после долгих лет?
   ГермесНет, коль запьешь настойкою полынною.[242]Возьми с собой и Ярмарку. И отведиЕе в Совет. Там место ей законное!
   ТригейСовет, блаженство ждет тебя с женой такой!Какая будет выпивка трехдневная!А угощенье: суп, кишки вареные!Гермес дражайший, будь здоров!
   ГермесИ ты прощай!Дружок, будь весел и не забывай меня!
   ТригейЭй, жук! Сюда! Пора лететь домой, домой!
   ГермесНигде жука не видно.
   ТригейА куда ушел?
   ГермесВпряженный в колесницу Зевса, молнииВлачит.
   ТригейБедняга! Чем же он прокормится?
   ГермесСыт будет Ганимедовой амвросией.[243]
   ТригейА как мне вниз спуститься?
   ГермесНо робей! Вот здесьСойдешь, с самой богиней вместо.
   Тригей
   (к Жатве и Ярмарке)Милые!Сюда за мной скорей идите. МногиеВас ждут, желанья сладостного полные.
   Тригей вместе с Житной и Ярмаркой спускается вниз и покидает орхестру.
   Хор остается один.
   ПАРАБАСА
   КорифейТак иди же с весельем на радость! А мы отдадим на хранение слугамНашу утварь, кирки и веревки. Народ непутевый толпится у сцены.Здесь воришек не счесть. Так и шарят они, что стащить бы и чем поживиться.В оба глаза добро караульте! А мы обратимся: к собравшимся с речью,Скажем зрителям все, что пришло нам на ум, и пройдемся дорогами мыслей.Надзирателям палками следует бить комедийных поэтов, что смеют,Выходя, пред театром себя восхвалять в анапестах и хвастать бесстыдно.Но когда справедливо, о Зевсова дочь, превосходного славить поэта,Кто соперников всех в комедийной игре одолел, став любимцем народа,То тогда наш учитель считает, что он и хвалы и награды достоин.Из поэтов один он противников всех уничтожил, кропателей жалких,Кто над рубищем грязным смеяться привык, кто со вшами отважно воюет,И с разинутой пастью Гераклов прогнал, вечно жрущих и вечно голодных.Он с бесчестием выкинул их, от беды он избавил: рабов горемычных,Суетящихся, строящих плутни везде, а в конце избиваемых палкой,Выходящих обычно из дома в слезах и затем только автору нужных,Чтобы раб-сотоварищ их мог поддразнить, над побоями зло насмехаясь:«Ах, бедняк, это кто ж изукрасил тебя? Или с тылу с великою ратьюНа тебя навалилась трехвостка? Иль ты к лесорубам попал в переделку?»Наш поэт устранил эту грубую брань, шутовство балаганное это,И большое искусство он создал для нас и высокую башню построилИз возвышенных мыслей, из лажных речей, из тончайших, но рыночных, шуток.Не на мелкую сошку, ничтожных людей, ополчился поэт, но на женщин,Но с Геракловым мужеством: в гневной душе он восстал на великих и сильныхОн прошел через страшный кожевенный смрад, через злости вонючей угрозу.Да, без трепета с первых шагов поднялся он на чудище с пастью зубастой,Чьи глаза, как у Кинны распутной, огнем, словно плошки, свирепо горели,А вокруг головы его лижущих сто языкон, сто льстецов извивались.Его голос ревет, как в горах водопад, громыхающий, гибель несущий,Он вонюч, словно морж, он задаст, как верблюд, как немытая Ламия, грязен.Я взглянул на него, не дрожа, не страшась, я вступил с ним в смертельную битву.Ради вас, ради всех островов я в борьбу с ним вступил. И за это сегодняВы должны благодарностью мне заплатить и старинную дружбу припомнить.Я и в прежние годы, в счастливые дни, никогда но палестрам не шлялся,Соблазняя красивеньких мальчиков. Нет, я домой убежать торопился.Огорчал вас немного, и много смешил, и всегда надлежащее делал.Потому-то должны вы друзьями мне быть,Старики, и мужчины, и мальчики все,А вдвойне и особо плешивых прошуПосодействовать мне и в победе помочь.А когда победить мне удастся сейчас,На пирах, на попойках кричать будут все:«Дать плешивому это, плешивому то,И сластей и орехов! Не жаль ничегоДля того, кто хоть лысиной равен ему,Благороднейшему из поэтов!»Ода
   Первое полухориеМуза, забудь про войну,К дружку своему подойди,Пропляши со мною!Свадьбы бессмертных, героев пиры,Игры блаженных прославь!Это удел твой, Муза.Если ж попросит тебя КаркинС его сыновьями сплясать,Не поддавайся, не верь,Льстивой не слушай просьбы!Все они — помни твердо — пигалицы, плясуны-головастики,Карлики, козий помет, мастера на дурацкие штуки.Сам их родитель признался, что вечеромДраму, рожденную в муках,Утащила кошка.Антода
   Второе полухориеПышноволосых ХаритЗаветную песнь заведет песенник искусный.Пусть он споет нам весною, когдаЛасточка лепит гнездоИ Морсима не слышно.Да и Меланфий тогда молчит.[244]Как мерзок мне голос его!В хоре трагическом шелОн и почтенный братец,Оба с Горгоньим зубом,Лакомки, гарпии, жрущие камбалу,Хахали гнусных старух, как козлы, оба брата вонючи.В рожу густою им плюнь блевотиною,Муза-богиня! Со мноюВ пляс пустись веселый!
   ЭПИСОДИЙ ТРЕТИЙ
   Тригей со своими спутницами спускается «на землю» и появляется у ворот своего дома.
   Тригей
   (зрителям)Не шутка прямиком к богам направиться!Признаться вам, колени ломит здорово!Малюсенькими сверху вы казались мне.С небес взглянуть — вы подленькими кажетесь,Взглянуть с земли — вы подлецы изрядные.
   Раб Тригея выбегает ему навстречу.
   РабМой господин вернулся?
   ТригейГоворят, что да.
   РабА что с тобою было?
   ТригейНоги долгий путьПерестрадали.
   РабРасскажи нам!
   ТригейЧто сказать?
   РабИстрепал ли ты, чтоб кто-нибудь другой, как ты,По небесам шатался?
   ТригейНет. Блуждали там:Две-три души певцов дифирамбических.
   РабА для чего?
   ТригейЗапевки крали в воздухеВесенне-вейно-мглисто-серебристые.
   РабСкажи, а правду говорят, что на небе,Когда умрем, становимся мы звездами?
   ТригейНе правда!
   РабКто же там звездою сделался?
   ТригейХиосец Ион.[245]Воспевал и прежде он«Звезду-денницу». Как скончался, на небеЕго прозвали нее «Звездою утренней».
   РабА это что за звезды? Полосой огняОни скользят по небу.
   ТригейВозвращаютсяОт богача-звезды с пирушки звездочкиС фонариками, и огонь в фонариках.
   (Рабу, указывая на Жатву.)Теперь вот эту проводи скорее в дом!Ополосни лоханку, вскипяти водыИ постели для нас ты ложе брачное,А выполнив приказ мой, возвратись сюда!А я в Совет вот эту провожу сейчас.
   (Показывает на Ярмарку.)
   РабГде ты достал девчонок?
   ТригейГде же? На небе.
   РабНе дам я и полушки за богов теперь:Они, как мы здесь, сводниками сделались.
   ТригейДа, кое-кто живет и в небе с этого. Пойдем теперь.
   РабСкажи лишь, чем кормить ееМы будем?
   ТригейДа ничем. Не станет есть онаНи толокна, ни хлеба. У богов вверхуОна лизать амвросию приучена.
   РабЧто ж, полизать найдется для нее и здесь.
   Раб уводит Жатву в дом.Строфа 3
   Первое полухориеСомнения нет у нас.Дела старика теперьИдут превосходно.
   ТригейА скоро женихом меня увидите блестящим!
   Первое полухориеЗавидуем мы, старик,Ты юность вернул себе,Ты лоснишься маслом!
   ТригейЕще бы! А когда к груди прижму красотку Жатву?
   КорифейБлаженней будешь ты тогда, чем плясуны Каркина!
   ТригейИ по заслугам. Это я Жука-навозника взнуздал,Спасенье эллинам принес,Чтоб все могли по деревням,Не зная страхов, по ночамИ спать и забавляться.
   Раб
   (возвращается)Помыта спереди и сзади девочка.Готов пирог. Коврижки подрумянены.Все приготовлено. За женихом черед!
   ТригейНо Ярмарку должны мы отвести сперваИ передать Совету.
   РабЭто кто ж еще?Та самая, с которой во Бравроне[246]мыГуляли, нагрузившись молодым вином?
   ТригейТа самая, добытая в трудах.
   РабОй-ой! Не зад у ней, а праздничное шествие!
   Тригей
   (зрителям)Эй, кто здесь честный человек? Кому вручитьНа сбереженье эту вот красавицу?
   (Рабу, который возится около Ярмарки.)А ты чего тут крутишься?
   РабНа Истме[247]яХочу занять палатку для приятеля.
   Тригей
   (зрителям)Никто в опекуны не вызывается?
   (К Ярмарке.)Иди сюда! Народу передам тебя.
   РабКивнул ей кто-то.
   ТригейКто же?
   РабАрифрад кивнул. Он хочет получить ее.
   ТригейПодлец, да онЕе обгложет, обсосет, как косточку.
   (К Ярмарке.)А ты сперва на землю одежонку скинь!Совет, пританы! Перед вами Ярмарка!Взгляните, что за сладость вам вручается:Раздвинуть ножки стоит лишь немножечко,Для жертв местечко сразу приоткроется.А тут, глядите, кухня.
   РабХороша-то как!Понятно, почему она закопчена.Здесь до войныСовет пыхтел над вертелом.
   ТригейИ с Ярмаркою сможете вы завтра за нееУстроить состязанья превосходные.На четвереньках, на коленках, бок о бок,Стоймя стоять, бороться врукопашнуюИ, умастившись, как бойцы кулачные,По-молодецки драться, жать, долбить, копать.На третий день устроите ристания.На ездока наскочит на лету ездок,Повозка на повозку рухнет с грохотом,Помчатся, задыхаясь, тяжело храпя,И здесь и там возницы, ниц простертые,Без сил, в бесчестье будут у меты лежать.Эгей, пританы, получайте Ярмарку!Гляди, как принял радостно прятан ее,Что значит — не с пустою приходить рукойК начальству! А не то проходишь без толку.Антистрофа 3
   Второе полухориеЧудеснейший малый он!Всем гражданам верный друг —Тригей наш любимый!
   ТригейМеня оцените вполне, когда созреет жатва.
   Второе полухориеСейчас уже ясно все, Спасителем: всех людейТебя мы считаем!
   ТригейЧто скажешь, нового вина хмельной глоток отведав?
   КорифейВслед за богами величать тебя мы будем, первым.
   ТригейДа, вашей стою похвалыЯ, из Афмонии Тригей.Избавил я от горьких золВесь бедный людИ деревенский весь народ,Гипербола сразивши.
   РабВсе хорошо! Теперь что станем делать мы?
   ТригейКак что? Кувшины в жертву принесем мы ей.
   РабКувшины? Как Гермесу захудалому?
   ТригейА что ж, быка забить вы мне прикажете?
   РабЗабить? Убить? Нет, с боем мы покончили.
   ТригейТогда свинью упитанную?
   РабНет!
   ТригейА что?
   РабВедь свинство Феогеново получится.
   ТригейКого же взять нам напоследок?
   РабНетеля.
   ТригейКак, нетеля?
   РабНу да!
   ТригейУж очень дикоеСловечко!
   РабВ самый раз. Когда в собранииНачать войну предложат заседатели,Тут все со страху замычат: нет, нет, нет, нет.
   ТригейСказал ты дельно.
   РабСтанут все любезнымиИ кроткими друг с другом, словно телочки,С союзниками сделаются ласковы.
   ТригейТак приходи сюда скорее с телочкой!
   Тригей и раб спешат в дом.Строфа 4
   Первое полухориеКак ладится счастливо все, лишь только бог захочет!Как по маслу идет, все растет и растетНаше дело. Какая удача!
   Тригей
   (возвращаясь)И верно! Вот уже стоит алтарь перед дверями.
   (Уходит в дом.)
   Первое полухориеПоспешите, пока он силен,Этот ветер, грозящий войне,Милосердный послал его бог!Это ясно, на счастье теперьИзменилась судьба и на радость.
   Тригей
   (возвращаясь)Вот вам корзина с ячменем!Вот вам топор и ленты!Горит огонь, готово все.Лишь телки не хватает.
   Первое полухориеСпешите, торопитесь, эй!Не то увидит вас Хэрид,[248]Незваным приплетется он.В дуду дудеть, свистеть, потетьОн станет, знаю хорошо,Пока не поживится.
   ТригейВозьми корзину в руки и кропильницу,По ходу солнца обойди скорей алтарь.
   РабГотово! Обошел я. Дальше делать что?
   ТригейДай факел, в воду окуну теперь его!
   (Окропляет водой жертвенное животное.)Стряхни скорей.
   (Рабу.)А ты теперь ячмень подай.Сам руки окропи, и дай кропило мне,И зрителей осыпь зерном.
   (Осыпает животное горстью ячменя.)
   РабГотово все!
   ТригейОсыпал всех?
   РабГермес свидетель, сделано!В театре, сколько ни собралось зрителей,Ни одного нет, кто б сидел без семени.
   ТригейИ женщинам досталось?
   РабНынче вечеромМужья им всыплют.
   ТригейНу, тогда помолимся!Кто здесь собрался?Где благочестивый сонм?[249]
   РабУж я полью их, сей благочестивый сонм!
   ТригейСчитаешь этих ты благочестивыми?
   РабДа, сколько мы на них водицы вылили,Стоят, как пни, ни с места не шелохнутся.
   ТригейТеперь скорей помолимся!
   РабПомолимся!
   ТригейПресвятая богиня, царица небес,О Ирина могучая!Хороводов владычица, свадеб глава,Нашу мирную жертву с любовью прими!
   РабДа, красавица наша, с любовью прими,Зевс свидетель!И брать не подумай примерС похотливых, блудливых девчонок!Они, створку чуть приоткрывши, за дверью стоятИ, головку просунув, глядят плутовски.Только стоит им сердце отдать хоть на миг,Убегают тотчас.А пройдешь, снова выглянут, снова зовут.С нами так никогда не играй, госпожа!
   ТригейНет, во всем обаянье чудесной красыДай счастливым влюбленным глядеть на тебя!Десять лет и три года в тоске и слезахМы взывали к тебе.От усобиц избавь нас, от свары и драк,«Прекращающей битвы» тебя назовем!Подозрительность злую сними с наших душ,Прекрати болтовню,Под обличьем изящным грызущую нас.Соком дружбы взаимной, прощеньем обидНапои, как и встарь,Нас, прекрасной Эллады счастливый народ,В наше сердце веселую кротость пролей!Рынок весь нам доверху добром завали!Ранним яблоком, луком мегарским, ботвой,Огурцами, гранатами, злым чесноком,Рубашонками маленькими для рабов.Беотийцев увидеть позволь нам опятьС куропатками, с кряквами, с гусем, с овцой,Пусть в корзинках притащат кодайских угрей,А кругом мы толпик-ся, кричим, гомоним,Рвем из рук и торгуемся. Жмутся к лоткамЗнаменитые лакомки: Морих, Телей и Главкет.Напоследок Меланфий придет:Он на рынок приходит всех позже. Увы!Все распродано. Стонет и плачет бедняк,А потом из «Медеи» протяжно вопит:«Все погибло, погибло! И я — сирота!Сельдереевы дети, о, где вы, о, где?»Люди добрые смотрят, смеются.Так соверши по нашему молению,Любимая!
   (Рабу.)Топор возьми! По-поварскиЗарежь тельца!
   РабНикак нельзя.
   ТригейА почему?
   РабБогиня Мира — враг; кровопролития.Ее алтарь не терпит крови.
   ТригейВ дом зайди,Там заколи и вынеси нам окорок!Телец хорегу целенький достанется.
   Раб уходит в дом.Антистрофа 4
   Второе полухориеПеред дверьми останься сам и выполни что надо.И дрова наколи, чтоб костер развести,Весь обряд соблюди, как пристало!
   ТригейСмотри-ка, прямо как жрецы, накладываю хворост!
   Второе полухориеНу еще бы! На все ты мастак!Ты во всем расторопен и мудр,Нет труда не по силам тебе.Ловок ты и хитер, а бедуТы встречаешь с отважной душой.
   ТригейПрекрасно сложены дрова,Стильбида[250]дым замучит.Сейчас алтарь я принесу.Без слуг мы обойдемся.Второе полухориеНу кто же не воздаст хвалыЕму? Он сил не пожалел,Не пожалел своих трудов,Чтоб город наш святой спасти!Навеки будет он для всехЗавиднейшим примером!
   ЭПИСОДИЙ ЧЕТВЕРТЫЙ
   Тригей
   (рабу, который возвращается с частью туши)Все сделано! Клади на угли окорок,А я за сердцем сбегаю и потрохом!
   РабИ сам схожу.
   (Уходит в дом.)
   ТригейЧего же он копается?
   Раб
   (прибегает)Да вот он я! Признайся, разве мешкаю?
   ТригейТеперь поджарим мясо. Погляди, идетКакой-то щеголь, лаврами увенчанный.
   РабКто б это был?
   ТригейПо виду он — бахвал и шут.
   РабПророк как будто?
   ТригейНет же, просто Гиерокл,Гадатель из Орея.
   РабСамолично он. Послушаем, что скажет!
   Тригей
   Дело ясное:Кричать он станет против перемирия.
   РабДа нет, почуял, что запахло жареным.
   ТригейПрикинемся, что мы его не видим!
   РабДа.
   Гиерокл входит. Тригей и раб заняты жертвоприношением.
   ГиероклКто жертвы здесь приносит и каким богам?
   Тригей
   (рабу)Молчи и жарь! И жиром сам не лакомись!
   ГиероклКому здесь жертва? Говорите!
   ТригейХвост готов? Хрустит?
   РабИ как! Богиня Мира, милая!
   ГиероклТогда отрежь початок и отведать дай!
   ТригейПускай еще пожарится!
   ГиероклСойдет и так! Готово!
   ТригейНос не суй, куда не прошено!
   (Рабу.)Теперь разрежь!
   ГиероклГде жертвенник?
   ТригейНеси вино!
   ГиероклЯзык отдельно режут.
   ТригейЗнаем сами всё.
   (Гиероклу.)
 [Картинка: i_010.jpg] 

   Сцена из комедии. Роспись кратера. IV век до н. э. Лондон. Британский музейТы вот что сделай!..
   ГиероклЧто же?
   ТригейПерестань болтать! Приносим жертву мы богине Мира здесь.
   Гиерокл
   (торжественно)Смертные, вас охватило безумие.
   ТригейСам ты помешан!
   ГиероклТемен ваш разум, богов вы не чуете воли державной,Мир заключаете с племенем дико глядящих мартышек.
   ТригейХа-ха!
   ГиероклЧего смеешься?
   ТригейНад мартышками.
   ГиероклВы, простодушные горлицы, верите хитрым лисицам.Ложь у них в сердце и ложь у них в мыслях.
   ТригейПускай прокоптитсяВ глотке твоей бестолковый язык, как вот это жаркое!
   ГиероклЕжели не обманули Бакида[251] священные нимфы,Или же смертных Бакид, иль опять-таки нимфы Бакида…
   ТригейЖалкого смертью умри, перестань завывать о Бакиде.
   ГиероклБоги еще не велят от неволи богиню избавить,Прежде чем, раньше чем…
   ТригейПресно! Прибавь еще чуточку соли!
   Гиерокл
   (продолжает вещать)Нет, не угодно блаженным богам, чтобы миром и дружбойСпор мы покончили прежде, чем волк обручится с овцою.
   ТригейВрун распроклятый! Да как это волк обручится с овцою?
   ГиероклЗнай, пока, бегством спасаясь, куница смердит тошнотворноИ непорожняя сука щенится слепыми щенками,Вам до тех пор не дозволено мир заключить нерушимый.
   ТригейЧто же нам делать? Друг с другом вести бесконечные войны?Или уж бросить нам жребий, кто больше претерпит мучений?А заключив договор, мы бы Грецией правили вместе.
   ГиероклНет же, ползти прямиком никогда не научишь ты рака!
   ТригейНет, в Пританее[252]обедать тебе никогда не придется,И не придется тебе сочинять предсказанья отныне.
   ГиероклПомни, ежа никогда вам колючего мягким не сделать!
   ТригейИль никогда ты не кончишь афинян бахвальством дурачить?
   ГиероклА по какому же слову богам вы приносите жертвы?
   ТригейСлово чудесное это старинный Гомер заповедал:«Грозную тучу войны отогнали они и призвалиСнова Ирину к себе и с жертвами к ней обратились.Тучные бедра сожгли они, сердца и легких вкусилиИ возлияли вина. Был вожатым я в шествии славном!Но прорицателю кубка никто не поднес золотого».
   ГиероклС этим отнюдь не согласен. Не так возвещала Сивилла.[253]
   ТригейПравильно, Зевс мне свидетель, великий Гомер заповедал:«Проклят, поруган и прогнан да будет навек окаянный,[254]Кто возлюбил смертоносную междоусобную распрю».
   ГиероклБдителен будь, берегись, чтобы ястреб даров не похитил,Ловко тебя обманув…
   Тригей
   (рабу)Опасаться нам следует вора! Явно опасно телятине нашей пророчество это.Чашу наполни вином, потроха передай мне и сердце!
   ГиероклНу, если так, самому управляться придется мне, видно!
   ТригейВот — возлияние, вот — возлияние!
   Гиерокл
   (рабу)Чашу наполни и мне и отведать позволь мне жаркого.
   ТригейНет, не угодно еще это сонму богов непорочных!Будем сперва возлиять мы. А ты уходи поздорову!
   (Торжественно.)Мира богиня, владычица! С нами навеки останься.
   ГиероклЖиво язык мне подай!
   ТригейСо своим убирайся подальше!
   РабВот возлияю и я!
   Тригей
   (передавая рабу мясо)Получай, да бери поскорее!
   ГиероклКто ж поднесет мне жаркого?
   ТригейНикак поднести невозможно!Нет потрохов тебе, прежде чем волк обручится с овцою!
   ГиероклВот я коснулся колен твоих!
   ТригейМолишь напрасно, бедняга!Знаешь, ежа никогда нам не сделать колючего мягким.
   (Обращается к собравшемуся в театре народу.)Эй, зрители, сюда! От блюд отведайтеОт наших.
   ГиероклКак же я?
   ТригейА ты — Сивиллу жуй!ГиероклКлянусь Землею, вам не пировать одним!И я урву жаркого! Дело общее!
   (Пытается стащить кусок. Тригей бьет его.)
   ТригейЛупи Бакида!
   Гиерокл
   (зрителям)Вас зову в свидетели!
   ТригейИ я. Ты — вор, обжора и дрянной хвастун!
   (Рабу.)Лупи его! Дубась бахвала палкою!
   РабТы бей. А я его из шкуры вытащу,В которую он под шумок закутался.
   ТригейОтдай, святоша, шкуру! Раздевайся, эй!Слыхал, ворона мерзкая орейская![255]Лети назад, в Элимний![256]Торопись! Эй-эй!
   Тригей и раб бьют Гиерокла. Тот убегает. Они преследуют его и покидают орхестру.
   МАЛАЯ ПАРАБАСАОда
   Первое полухориеХорошо, хорошо!Шлемов больше не видать!Лука нет, и сыра нет!Не любитель я войны.Лучше вечер зимнийС тем, кто мил, с тем, кто друг и сосед,Проводить у огня, наколовЖарких и сухих дровец,Что сушились лето все,Греть у угольков орешки,И поджаривать каштаны,И служанку целовать,Если дома нет жены.Эпиррема
   Предводитель первого полухорияЧто милей всего на свете?Дни, когда закончен сев.Небо дождик посылает, и сосед нам говорит:«Чем бы нам таким заняться, отвечай-ка, Комархид!»«Выпить хочется мне, вот что!С неба галет ненастье бог!Эй, жена, бобов поджарь нам, да побольше, меры три!И муки прибавь пшеничной и маслин не пожалей!И Манета пусть покличет Сира с улицы домой;Все равно ведь невозможно нынче лозы подрезатьИ окапывать напрасно: землю дождичек смочил,Пусть пошлют за перепелкой, двух тетерок принесут!Молоко найдется в доме и от зайца три куска,Если только прошлой ночью не стащила кошка их;Что-то очень уж шумела и возилась там она.Два куска неси нам, мальчик, третий дедушке оставь!Мирта ветвь у Эсхинада попроси, да чтоб в цвету!Заодно и Харинада по дороге пригласи!С нами пусть он нынче выпьет!Посылает бог удачуНашим нивам и садам».Антода
   Второе полухориеВ дни, когда луг звенитПесней милою цикад,Я разглядывать люблю,Не созрели ли ужеГрозди лоз с Лемноса.Прежде всех зреет плод этих лоз,А потом горстку фиг с ветки рву,Спелость пробую на вкус,Фиги тают — так сочны!«Оры милые», — пою я,И настоечку хлебаю,И за лето становлюсьЖирен, гладок и лоснист.Антэпиррема
   Предводитель второго полухорияМного хуже таксиархом[257]любоваться, — чтоб он сдох! —С гребнями тремя на шлеме, в алом пламенном плаще.«Крашен плащ, — бахвал клянется, — в сардский пурпур, в чистый цвет».Но когда придется драться в этой пурпурной красе,Тут окрасится накидка в самый подлый рыжий цвет.Первым франт несется с поля, словно рыжий конь-петух.Я, как птицелов, глазею. А султан его дрожит.Но зато уж, сидя дома, шутки дикие творят.В список призывной внесут нас, после вычеркнут опять,Впишут снова, дважды, трижды. Вдруг кричат: «В поход идем!»А еды не закупили. Ведь не знали ни про что.К Пандионовой[258]колонне подлетишь и, тут себяВ призывном увидев списке, с горькой злобою уйдешь.Вот что терпим мы, крестьяне, терпим больше городскихОт трусливых щитобросов — людям и богам врагов.С ними, если Зевс позволит, расквитаемся за все!Нам от них беда и слезы,Львы они в кругу домашнем,Хитролисы на войне!
   ЭПИСОДИЙ ПЯТЫЙ
   Тригей выходит из дверей дома, за ним — слуги.
   ТригейНу-ну!На свадьбу, на пирушку привалил народ.Возьми султаны эти, обмети столы,Ведь ни на что другое не годны они.Перепелов неси сюда и рябчиков,Зайчатины и хлеба дай пшеничного.
   Собирается народ.
   Входят кузнец и горшечник.
   КузнецГде, где Тригей?
   ТригейДа здесь я! Жарю рябчиков.
   КузнецТригей, дружок любезный! Сколько радостиПринес ты нам, вернувши снова мир! НиктоИ за полушку кос не покупал у нас.А нынче за пять драхм я продаю косу.А тот три драхмы за кувшин с селян берет.Прими ж в подарок лучшую косу, Тригей,Кувшин возьми, бери и это! Даром все!Мы нажились в торговле. И за то теперьК тебе пришли на свадьбу с приношеньями.
   ТригейСпасибо! Всё сложите и идите в дом!
   Кузнец и горшечник уходят. Входит торговец оружием, за ним копейщик, панцирщики другие поставщики военного снаряжения.Спешите на пирушку! Поглядите-ка:Подходит оружейник. Он ужасно зол.
   Торговец оружиемАй-ай, Тригей! Меня ты разорил дотла!
   ТригейЧего ты, горемыка? Шлемом рвет тебя?
   Торговец оружием
   (указывая на мастера, изготовляющего султаны)И ремесла и хлеба ты лишил меня,И вот его, и мастера-копейщика!
   ТригейЗа эти два султана сколько просишь ты?
   Торговец оружиемА сколько дашь?
   ТригейЧто дам? Мне, право, совестно,Но чтоб над вязкой не трудиться веников,Три мерки фиг за оба дам, и со столаТеперь сметать я буду сор султанами.
   Торговец оружиемЗайди во двор и фиг три мерки вынеси!Ведь лучше что-нибудь, чем ничего, дружок!
   Тригей
   (рассматривая султаны)Прочь убери, к воронам, этот подлый хлам!Да из твоих султанов лезут волосы.За эту дрянь и фиги я не дам тебе!
   Торговец оружиемКуда ж девать мне панцирь замечательный?С роскошною чеканкой, в десять мин ценой?
   ТригейНа панцире убытка не потерпишь ты.За ту же цену у тебя куплю его.Отлично, как стульчак его использую.
   Торговец оружиемНе издевайся, дерзкий, над моим добром!
   ТригейСюда еще три камешка — и кончено!
   Торговец оружиемНевежа! Как же подтираться думаешь?
   ТригейВот так просуну руку через скважину,А этак вот другую.
   Торговец оружиемЧерез обе?
   ТригейДа! У кораблей не занимать же дырочек!
   Торговец оружиемУплатишь ты за нужник десять мин, чудак?
   ТригейЕще бы! Зевс свидетель! Что ж ты думаешь,Дешевле тыщи драхм ценю я задницу?
   Торговец оружиемИди ж, и деньги принеси!
   Тригей
   (вскакивает)Постой, дружок! Жмет в мягком месте.Не куплю! Неси назад!
   Торговец оружиемА с этой боевой трубой что делать мне?Ведь за нее я отдал шесть десятков драхм.
   ТригейСюда в воронку жидкого свинца нальем,Прицепим сверху небольшую палочку,И коттаб[259]превосходнейший получится.
   Торговец оружиемТы все смеешься?
   ТригейВот тебе другой совет:Налей свинца в воронку, как указано,Привесь грузило к кончику, бечевкоюПеревяжи как следует, получитсяБезмен, чтоб фиги домочадцам взвешивать.
   Торговец оружиемМеня зарезал без ножа, чудовище!Я заплатил когда-то мину целуюЗа эти шлемы. А теперь кому продам?
   ТригейСтупай и шлемы предложи египтянам!Слабительное будут в них размешивать.
   Торговец оружиемОх, горе, шлемщик, горе, ох, погибли мы!
   ТригейА с ним какая же беда?
   Торговец оружиемСмешной вопрос! Кому же может пригодиться шлем теперь?
   ТригейТакие вот приделай рукоятки к ним,Пойдет товар гораздо лучше, верь мне, друг!
   Торговец оружиемПойдем, копейный мастер!
   ТригейПогоди-ка ты! Хочу я эти копья у него купить.
   Торговец оружиемА сколько дашь?
   ТригейПерепили их надвое. Возьму за драхму сотню штук для колышков.
   Торговец оружиемУйдем, мой друг, над нами издеваются!
   Уходят.
   ЭПИСОДИЙ ШЕСТОЙ
   Из дома появляются два мальчика.
   ТригейГостей моих сынишки, глянь, идут сюда,Отлить хотят. Да заодно испробоватьТе песни, что решили на пирушке спеть.Эй-эй! Мальчишка! Что пропеть ты думаешь?Поди ко мне, давай-ка я прослушаю.
   Сын Ламаха
   (поет)«Воинов вооруженных поем мы…»
   Тригей
   (прерывает его)Постой, погоди ты!«Воины вооруженные» где же?О чем же поешь ты?Ведь возвратилась к нам снова Ирина.О глупый невежда!
   Сын Ламаха
   (продолжает)«Только друг к другу они подошли, устремляясь на битву,Тотчас же сшиблись щитами и медью доспехов звенящих».
   ТригейЧто еще, «сшиблись щитами»? Чтоб мне о щитах и не слышать!
   Сын Ламаха
   (продолжает)«Воинов вопли раздались, а там — ликования крики…»
   ТригейЧто это? «Воинов вопли»? Клянусь Дионисом, завоешь,Если о воплях ты будешь мне петь и о меди звенящей!
   Сын ЛамахаНу, так о чем же запеть? Подскажи мне, чего ты желаешь?
   ТригейДа хоть о том, как «быков закололи они», и так дальше,Или о том, как «был подан им завтрак и сладкие блюда».
   Сын Ламаха
   (поет)«После быков закололи они, распрягли утомленныхКоней, дымящихся потом. Насытившись тяжкой войною…»
   ТригейСлавно! «Войною насытившись, приналегли на жаркое».Это вот пой, как, насытившись, жрали и допьяна пили!
   Сын Ламаха
   (поет)«Но, отдохнувши, взялись они снова…»
   Тригей
   За песни, наверно?
   Сын Ламаха
   (поет)«Бросились бешено к башням с неистовым воинским криком» …
   ТригейЧтоб ты пропал, мальчишка, вместе с битвами!Одно и знаешь, петь войну! Ты кто и чей?
   Сын ЛамахаКто я?
   ТригейДа, ты, свидетель Зевс!
   Сын ЛамахаЛамаха сын.
   ТригейАга! Ага!Не удивительно вовсе мне слышать, что ты — порожденьеАхов-ламахов-бабахов, ломалыциков, головоломов.Уйди! Твои для копьеносцев песенки.
   Мальчик уходит.А где еще тут чадо Клеонимово?
   (К другому мальчику.)Останься здесь и спой нам! Знаю, про войнуНе станешь петь, ты — сын отца разумного.
   Сын Клеонима
   (декламирует)«Воин Салийский гордится щитом моим. Бросить пришлось мне,[260]С поля бежав, под кустом свой знаменитый доспех».
   ТригейЭй, коротыш, отвечай, про отца ты поешь эту песню?
   Сын Клеонима«Но сохранил я дыханье…»
   ТригейРодителям на поношенье…Войдем же в дом! Уверен я, мой миленький,Что песенки о том, как нужно щит бросать,Не позабудешь. На отца похож сынок.
   Сын Клеонима уходит.
   ЭКСОД
   Тригей
   (к хору)А вы останьтесь на пиру, друзья, забота ваша —Отважно взяться за еду! Набить потуже брюхо!Вгрызайтесь с силой! Раз и два!Пусть храбро челюсти жуют! Затем дарован людямЗубов блестящих белых ряд, чтоб мы жевали ими.
   КорифейСпасибо за советы, друг!Да тут совет не нужен.Довольно голодали мы.В зайчатину впивайтесь!Случается не каждый день,Чтоб без хозяев пироги по улицам гуляли.Кусайте смело!А не то раскаетесь, да поздно!
   ТригейЧас настал благоречья! Настала пора проводить нам невесту из домаИ поднять огненосные факелы ввысь, всем народом плясать и смеяться.И с киркой и с сохой возвратиться в поля, в виноградники, на огороды,Поплясав хорошенько, натешившись всласть и Гипербола вытолкав в шею.
   Пляшут.А теперь обратимся с молитвой к богам:Пусть Элладе обилье и милость пошлют,Пусть богато ячмень уродится у насИ хмельное вино, и плодятся в садахГрозди сочные смокв.Пусть рожают нам жены детей-крепышей,Пусть сокровища все, что война отняла,К нам вернутся сторицей! И пусть навсегдаМы забудем о блеске железа!
   Из дома выходит свадебное шествие во главе с нарядно одетой невестой Жатвой.
   Тригей идет ей навстречу.
   ТригейЭй, жена, идем в поля!Красавица, сладкоПоспим мы с тобою!Гимен-Гименей, о![261]
   (обнимает Жатву)
   КорифейСчастливчик, по праву тыБлаженства утех достиг!
   ХорГимен-Гименей, о! Гимен-Гименей, о!
   ТригейЧто делать нам с нею?
   ХорЧто делать нам с нею?
   ТригейСорвем ее спелый плод!
   ХорСорвем ее спелый плод!
   КорифейА мы жениха возьмем,Соседи, и на плечиСо славой подымем!
   ХорГимен-Гименей, о! Гимен-Гименей, о!
   ТригейЖивите сытехонько,Уйдя от тревог войны,И смоквы сбирайте!Гимен-Гименей, о!Гимен-Гименей, о!
   КорифейСучок его прям и тверд,Сладка ее смоква!
   ТригейНалегайте на еду!Пусть вино течет рекой!Гимен-Гименей, о!Гимен-Гименей, о!
   (Зрителям.)Желаю вам счастья всем,Ступайте за мною: ждутКоврижки: и сласти!
   В праздничном шествии актеры и хор покидают орхестру.
   МЕНАНДР
   Менандр (342–292 гг. до н. э.) родился в Афинах, в очень богатой семье. По античным свидетельствам, Менандр отказался переехать в Александрию, куда его приглашал царь Птоломей I Сотер, и прожил всю жизнь со своей верной подругой Гликорой в приморском пригороде Афин. Менандр погиб, утонув в Пирейской бухте во время купанья.
   В 1905 г. в Египте при раскопках была найдена рукопись с большими фрагментами четырех комедий Менандра («Герой», «Третейский суд», «Отрезанная коса» и «Самиянка»). В 1950 г. один швейцарский коллекционер купил на рынке в Александрии папирус с текстом комедии «Брюзга».
   БРЮЗГА
   ДЕЙСТВУЮЩИЕ ЛИЦА
   Пан, бог.
   Хэрей, прихлебатель.
   Сострат, влюбленный.
   Пиррий, раб.
   Кнемон, отец.
   Девушка, дочь Кнемона.
   Дав.
   Горгий, пасынок Кнемона.
   Сикон, повар.
   Гета, раб.
   Женщина, мать Сострата.
   Симиха, старуха.
   Каллипид, отец Сострата.
   Сцена представляет собой сельскую местность в Аттике. Видны дома Кнемона и Горгия и вход в пещеру — святилище нимф.
   ДЕЙСТВИЕ ПЕРВОЕ
   Из святилища выходит Пан.
   Пан
   (к зрителям)Условимся, что это Филы[262]в Аттике,А та пещера, из которой вышел я,Слывет великим храмом нимф у жителейСкалистых этих мест, неплодородных Фил.А справа там — усадьба, где хозяиномКнемон, крутой старик, из бирюков бирюк,На всех он зол и людям никогда не рад.Да что там рад! Ведь он словечка доброгоЗа весь свой долгий век и то не вымолвилИ первым никогда не заводил речейНи с кем, ну, разве — как-никак соседи мы —Со мною, с Паном. Да и в этом тотчас жеРаскаивался, знаю. И такой брюзгаВзял женщину, недавно овдовевшую,Себе в супруги, хоть от брака первогоСын у нее остался, — тот был мал тогда.Прескверно жил Кнемон. С женой он ссорилсяДобро бы только днем — так нет, ухватывалЧасок и ночью. А с рожденьем дочериСовсем житья не стало. Горе горькое!Беда такая, что и передать нельзя!Пришлось жене в свой прежний возвратиться дом,Где оставался сын ее: усадебкуИмел он по соседству, небольшой надел,Которым, хоть и впроголодь, а кормятсяТеперь и сам, и мать, и дому преданный,Еще отцовский раб. Сынок стал юношейБольшого, зрелого не по годам ума:Ведь лучшая наука — опыт жизненный!Ну, а старик — он с дочерью один теперьДа со служанкой старой. Все в трудах, в трудах:То по дрова, то в поле. Всех решительно —Жену, соседей, вплоть до дальних, в Холарге,[263]Он люто ненавидит. Что ж до девушки,То ей такое воспитанье впрок пошло:Греха не знает. И меня почтительнымРадением о близких мне и родственныхБогинях-нимфах побудила девушкаЕй тоже порадеть. И вот устроил я,Чтоб юноша один, — он сын богатогоЗемлевладельца здешнего и городскимБлистает лоском, — на охоту идучи,Сюда случайно завернул с товарищемИ, девушку увидев, потерял покой.Вот существо событий. А подробностиВольно самим увидеть. Соизвольте лишь!Со стороны деревни на сцене появляются Сострат и Хэрей.Да, кстати, легки на помине, вот они —Влюбленный с приживалом-прихлебателем:Как раз об этом деле разговор ведут.
   (Уходит в святилище.)
   ХэрейИтак, Сострат, ты девушку свободнуюУвидел здесь — венок она плела для нимф —И сразу же влюбился?
   СостратСразу.
   ХэрейБыстро как! Видать, влюбиться ты решил заранее.
   СостратТебе смешно, Хэрей, а я в беду попал.
   ХэрейОхотно верю.
   СостратПотому и помощиТвоей прошу: ты друг мне и собаку съелВ делах подобных.
   ХэрейДа, Сострат, в таких делахЦены мне нет. Вот, скажем, друг мой влюбитсяВ гетеру. Что тут делать? Я краду ее,Подпаиваю, распаляю, времениНе трачу на расспросы: лишь бы был успех!Любовь растет от ожиданья долгогоИ быстро гаснет, быстро получив свое.Иначе я веду себя, коль речь идетО браке со свободной: тут уж выяснюРод, состоянье, нрав ее. Ведь как ни кинь.А другу до скончанья дней запомнитсяМое решенье дела.
   СостратЭто верно все,Да радости мне мало.
   ХэрейВот и надо намВсе разузнать сначала.
   СостратУтром из домуЯ Пиррия-раба — мы с ним охотились —Уже послал сюда.
   Хэрей
   К кому?
   СостратК отцу ее,Или, вернее, вообще к хозяинуУсадьбы этой, кто б он ни был.
   ХэрейО, Геракл! Вот это новость!
   СостратЯ сглупил. Не стоилоРабу такое доверять.Но трудно ведь,Когда влюблен ты, действовать обдуманно.Однако он замешкался. Давно ужеПора ему вернуться: было велено,Чтоб сразу шел домой, как разузнает все.
   Со стороны усадьбы Кнемона на сцену вбегает Пиррий.
   ПиррийПрочь! Берегись! Беги скорей, покуда цел!Как бешеный, он гонится!
   СостратДа что с тобой?
   ПиррийБегите!
   СостратЧто такое?
   ПиррийЗакидал меня землей, камнями.Горе мне!
   СостратПостой!
   ПиррийУжельОтстал он, бешеный?
   СостратНу да.
   ПиррийАх, так!
   СостратО чем ты говоришь?
   ПиррийМолю тебя, бежим!
   СостратКуда?
   ПиррийКуда угодно, только бы подалееОт этой двери. То ли черножелчиемСтрадает он, несчастный, то ли бес какойПопутал человека, в дом которогоЯ, как назло, был послан. На ногах ссадилСебе все пальцы, спотыкаясь.
   Сострат
   (Хэрею)Видимо,Набедокурил в доме он.
   ХэрейСомненья нет. Отъявленный болван.
   СостратУвы.
   ПиррийПогибнуть мне,Сострат, на месте, если я хоть что-нибудь…Ох, отдышаться дай сперва, чтоб связнуюРечь повести… Так вот, я постучался в дверь,Хозяина спросил. Карга какая-тоВыходит и отсюда, где сейчас стою,Указывает вон на тот пригорочек.Гляжу туда: согнувшись в три погибели,Он груши собирает.
   ХэрийТо-то злой такой!
   ПиррийИ что же дальше, милый? Я во двор вхожу,Иду к нему и этак скромно, вежливо,Ну, как нельзя учтивей и приветливей,Речь завожу издалека и говорю:«Отец, по делу, что тебя касается,К тебе пришел я». В крик он сразу: «Ах, злодей,Да как же ты, такой-сякой, осмелилсяСтупить на мой участок?» И без промахаКомком земли в лицо мне изо всех-то сил!
   ХэрейВот незадача!
   ПиррийНе успел я вымолвить:«Чтоб Посейдон тебя», — он жердь предлиннуюСхватил и ну лупить меня. «У нас с тобойКакие могут быть дела? Забудь, кричит,Ко мне дорогу!»
   ХэрейВидно, окончательноРехнулся земледелец.
   ПиррийОн бежал за мнойНу добрых полтора десятка стадиев,Сперва вокруг пригорка, после — рощею,И если под рукой другого не было,То землю, камни, груши мне вослед кидал.
   ХэрейКакая дикость! Он злодей поистине,Старик твой.
   ПиррийУмоляю, уходите.
   СостратТрус!
   ПиррийНет, вы его не знаете. Он мокроеОт вас оставит место.
   ХэрейОчень может быть,Что нынче он не в духе. А поэтому,Пожалуй, встречу лучше отложить, Сострат,Любое дело надо делать, выбравшиСрок подходящий.
   ПиррийВерно!
   ХэрейДоброты не ждиОт земледельца бедного.И наш старик —Не исключенье.Завтра я чуть свет к немуСхожу один, поговорю, тем болееЧто дом теперь я знаю. А пока ступайДомой, Сострат, и жди. Все образуется.
   ПиррийПоследуем совету!
   Сострат
   (в сторону)Ишь как поводуОн рад уйти. Ведь сразу было ясно: шелСо мной он без охоты и намеренийМоих не одобрял.
   (Пиррию.)Ты негодяй, подлец,И пусть пошлют тебе все боги правыеСобачью смерть.
   ПиррийНо в чем, Сострат, вина моя?
   СостратНаверно, кто-то что-то со двора унес.
   ПиррийО чем ты? Я не крал.
   СостратИзбили, стало быть,Тебя без основанья.
   ПиррийБез малейшего.
   Со стороны усадьбы появляется Кнемон.Да вот и он.
   ХэрейУйди.
   СостратПоговори с ним ты!
   ХэрейНет, не смогу! И так-то в красноречииЯ не силен. А тут не нахожу и слов.
   (Уходит.)
   Пиррий прячется в стороне.
   СостратВид у него не очень-то приветливый,Свидетель Зевс. И как спешит! Нет, лучше яПосторонюсь от двери. Феб, он сам с собойВслух на ходу беседует. Мне кажется,Он не в своем уме. Сказать по совести,Я вне себя от страха. Что греха таить?
   Кнемон
   (не замечая Сострата)Ну, разве не был счастлив, и вдвойне притом, Персей?Во-первых, обладая крыльями,Он ото всех, кто землю топчет, скрыться мог.А во-вторых, любого, кто в докуку был,Мог в камень обратить. Вот если б мне теперьТакой же дар! Лишь каменные статуиКругом стояли молча бы, куда ни глянь.А то и жить нельзя, клянусь Асклепием!Ведь до того дошло, что с разговорамиКо мне во двор суются. Я и так уже,Спасаясь от прохожих надоедливых,Свидетель Зевс, решил не обрабатыватьЧасть поля, у дороги. Так они теперь —Шасть на пригорок! Вот, уж право, спасу нет.
   (Замечает Сострата.)О, горе, снова кто-то у дверей моихСтоит, я вижу.
   Сострат
   (в сторону)Неужели бить начнет?
   КнемонХотя бы даже ты решил повеситься,И то нигде безлюдных не отыщешь мест.
   Сострат
   (в сторону)Зол на меня.
   (Кнемону.)Я жду, отец, приятеля:Назначил встречу здесь.
   КнемонНу, вот, пожалуйста!Что это, портик вам или торговый ряд?Уж если вы свиданья назначаетеУ дома моего, то поудобнееУстраивайтесь: выстройте сидения,А то и зал, пожалуй.
   (Уходит в свой дом.)
   СостратДело скверное!Старик — сама зловредность.Горе, горе мне!
   Из своего укрытия выходит Пиррий.
   ПиррийДа, это дельце не из легких, видимо,Не из простых. Здесь, милый мой, потрудишься,Да как еще.
   СостратА если сразу сбегать мнеЗа Гетою, рабом отца? Вот это мысль!За что он ни возьмется, у него в рукахГорит любое дело. Он живехонькоДурную эту хмурь со старика стряхнет!Да, медлить при подобных обстоятельствахНикак нельзя. Ведь многое меняетсяИ в день один. О, боги, дверью хлопнули.
   Из дома Кнемона выходит его дочь.
   Дочь КнемонаО, горе мое, горе! О, беда, беда!Как быть теперь мне? Няня, воду черпая,Ведро в колодец уронила.
   Сострат
   (в сторону)Зевс-отец,Феб-врачеватель,Диоскуры милые,Красавица какая!
   Дочь КнемонаУходя, отецВелел воды согреть мне.
   Сострат
   (в сторону)Люди, как мне быть?
   Дочь КнемонаУзнает он о няниной оплошности —Убьет старуху.
   Сострат
   (в сторону)Мешкать, видит Зевс, нельзя.
   Дочь КнемонаУ вас воды взяла бы, нимфы милые,Да помешать стесняюсь тем, кто, может быть,Приносит жертву там!
   СостратТы только дай кувшин —Я мигом наберу тебе полнехонький.
   Дочь Кнемона
   (дает Сострату кувшин)Спасибо.
   СостратБлагородство есть какое-тоВ дикарке этой. Боги многочтимые,Кто бы меня от мук избавил?
   (Уходит в пещеру за водой.)
   Дочь КнемонаГоре мне,Шаги я слышу.Кажется, отец идет.Тогда беда: увидит — вышла из дому,И быть мне битой.
   Из дома Горгия выходит раб Дав. Первые свои слова он произносит в дверях, обращаясь к матери Горгия, которая находится внутри дома.
   ДавВсе на побегушках яЗдесь у тебя. А землю он один копай!Пойти к нему я должен.Бедность мерзкая,Зачем ты нас терзаешь столько лет подряд?Зачем к нам в дом явилась и непрошенойВ нем поселилась гостьей?
   Из пещеры выходит Сострат.
   Сострат
   (Дочери Кнемона)Вот кувшин с водой,Возьми.
   Дав выхватывает кувшин из рук Сострата.
   ДавДавай сюда!
   (В сторону.)Что нужно здесь ему?
   (Дочери Кнемона.)Держи, да знай получше за отцом ходи.
   Дочь Кнемона уходит с кувшином в дом отца. Дав уходит в дом Горгия.
   СостратКак не везет мне!
   ПиррийНечего печалиться. Все обойдется.
   СостратОбойдется?
   ПиррийБудь смелей,Ступай скорей за Гетой, поподробнееВсе расскажи ему и с ним сюда — бегом.
   Сострат и Пиррий уходят. Из дома Горгия выходит Дав.
   ДавЧас от часу не легче! Дело скверное,Добра не жди. Мальчишка увиваетсяВокруг девчонки. Я молю богов, Кнемон,Чтобы тебе нелегкую послали смерть!Ты оставляешь в полном одиночестве,В безлюдном месте, без присмотра должногоНевинное дитя! Вот и проведал он,Наверное, об этом, да и случаемВоспользоваться рад. Нет, надо сразу жеВсе брату рассказать ее, чтоб девушкуЗаботливой опекой уберечь от зла.Ну, что же, побегу к нему, тем болееЧто вон и богомольцы Пана чествоватьИдут сюда, подвыпив, и, по-моему,Сейчас не время с ними в разговор вступать.
   (Уходит.)
   Хоровая сцена.
   ДЕЙСТВИЕ ВТОРОЕ
   Горгий и Дав.
   ГоргийТы, значит, в этом деле показал себяЛентяем равнодушным?
   ДавПочему?
   ГоргийО, Зевс!Ты должен был поговорить с молодчиком,Кто б ни был он, тогда же и сказать ему,Чтоб навсегда дорогу кДому девушкиЗабыл. А ты — в сторонку, словно это всеДела чужие. Нет, от святей родственныхНельзя отречься, Дав, и я по-прежнемуЗабочусь о сестре. Пускай отоц ееК нам — как к чужим, а мы его злонравияПеренимать не станом. Если грех какойС моей сестрой случится, на меня падетЕе позор. Ведь глазу постороннемуНе видно, кто виновен, а видна емуСама вина лишь.
   ДавМилый, старика боюсь.Поймает вдруг у двери — и прости-прощай:Повесит.
   ГоргийДа, вступать с ним в словопрения —Напрасный труд,Каким ни действуй способом,Ни силу в ход пустив, ни уговорами —Его упорства злого но сломить ничем.Закон ему защита от насилия,А от внушенья мирного — ужасный нрав.
   (Хочет уйти в поле.)
   ДавПостой-ка, Горгий. Мы пришли не попусту:Опять, как я и думал, он идет сюда.
   Входит Сострат.
   Горгий
   (Даву)Вот этот малый в тонком шерстяном плаще?
   ДавОн самый.
   ГоргийСразу видно по глазам — подлец.
   Горгий и Дав отходят в сторону.
   СостратКак назло, Гету дома не застал сейчас.Мать жертву богу принести какому-то —Но помню уж какому — собралась (онаИх каждый день приносит, все святилищаПодряд обходит в доме) и поэтомуПослала Гету повара нанять. А яСбежал от богомольцев и сюда пришел.Довольно проволочек! Сам я вгаступлюХодатаем своим! Я постучу сейчасВ дверь к старику, чтоб больше не раздумывать.
   Горгий
   (подходя к Сострату)Позволь, приятель, несколько серьезных словСказать тебе.
   СостратПожалуйста, я слушаю.
   ГоргийПо-моему, у всех людей решительно,И у счастливцев и у неудачников,Какой-то свой рубеж есть, поворот судьбы,И удаются все дела житейскиеСчастливцу до тех пор, покуда может онСвоим прекрасным наслаждаться жребием,Не совершая зла. А не удержитсяОт зла в хмелю успеха — и дела егоПойдут иначе, примут оборот дурной.Зато и те из бедняков, которыеЗла не творят и незавидный жребий свойС достоинством несут, — они заслуженноДождутся лучшей доли — только срок им дай!Так вот, и ты, коль ты богат, не очень-тоНа это уповай и нас, хоть пищи мы,Не презирай. Пусть видно будет всякому,Что ты и впрямь достоин столь благой судьбы.
   СостратПо в чем сейчас я виноват, по-твоему?
   ГоргийМне кажется, ты что-то нехорошееЗадумал: то ли девушку свободнуюПодбить на грех речами, то ли выждать мигИ преступленье совершить, достойноеПремногих казней.
   СостратАполлон!
   ГоргийНегоже, друг,Чтоб мы из-за твоей страдали праздности,Мы люди занятие. Нетерпимей всех —Запомни навсегда — бедняк обиженный.Сперва он жалок, а потом становитсяОбидчив и чуть что — уже вспылить готов.
   СостратДай бог тебе удачи, друг! Но выслушайТеперь меня.
   Дав
   (Горгию)Клянусь я счастьем собственным,Ты молодец, хозяин!
   Сострат
   (Даву)Помолчи, болтун.
   (Горгию.)Так вот, я здесь в одну влюбился девушку,И если это преступленье — спору нет,Преступник я. Однако я пришел сюдаСовсем не к ней. Мне повидать хотелось быЕе отца. Свободный от рожденияИ не бедняк, я в жены без приданогоЕе согласен взять, чтобы всю жизнь в любвиПрожить с ней. Если же мои намереньяНечестны, если замысел таю лихой,Тогда пускай и Пан и нимфы, юноша,Меня параличом близ дома этогоНа месте поразят. Поверь, мне совестно,И очень, если подлецом кажусь тебе.
   ГоргийА если я в запальчивости липшегоНаговорил чего-то, не сердись, прости.Ты убедил меня и мне понравился.А я ей не чужой. Я этой девушкеОдноутробный брат, так и запомни, друг.
   СостратКлянусь, ты будешь мне полезен в будущем.
   ГоргийПолезен? Чем?
   СостратТы человек порядочный.
   ГоргийНе для того, чтоб от тебя отделаться,А чтоб ты правду знал, скажу: отец ееТакой старик, что старика подобногоНа свете нет и не было.
   СостратЗол на весь мир?Пожалуй, знаю.
   ГоргийЭто верх зловредности.Здесь у него земли кусок, таланта и дваЦеною, где обычно в одиночествоОн трудится, и никаких помощников —Будь то раба, соседа иль наемникаИз здешних — знать не хочет.Неё как перст один.Его бы воля — он людей, наверно бы, совеем не видел.Часто, впрочем, с дочерьюРаботает вдвоем. Он только с ней однойИ говорит, а с прочими — поди заставь!Твердит, что, лишь когда ему приглянетсяНрав жениха, он выдаст замуж дочь.
   СостратСкажи,Что никогда.
   ГоргийНапрасными заботамиНе мучь себя, приятель.Предоставь уж нам,Его родным, справляться со своей судьбой.
   СостратО, боги, неужели не влюблялся ты:Ни разу?
   ГоргийМилый, мне нельзя.
   СостратНо что, скажи,Тебе мешает?
   ГоргийМысли непрестанныеО злополучье нашем, о житье плохом.
   СостратДа, видно, ты в таких долах неопытенИ впрямь, коль отступиться мне советуешь:То воля бога, не моя.
   ГоргийТак, стало быть.Ты попусту страдаешь и пред нами чист.
   СостратКак мне на ней жениться?
   ГоргийВряд ли женишься.Сам убедишься в этом, коль пойдешь со мной:Он, кстати, здесь поблизости работает,В овраге.
   СостратКак начать?
   ГоргийЯ завести могуРечь о замужестве сестры. По опытуИзвестно мне, что будет. С удовольствиемОн сразу всех на свете поносить начнетЗа образ жизни. Но уж зверя лютогоРазбудит в нем холеный твой и праздный вид.
   Сострат
   (указывая на дом Кнемона)Он там сейчас?
   ГоргийДа, но вот-вот отправитсяВ обычный путь.
   СостратТы говоришь, он девушкуС собой берет?
   ГоргийНу, это уж по-разномуБывает.
   СостратЯ, куда ни повелишь, пойду,Но помоги ты мне.
   ГоргийКаким же образом?
   СостратЛюбым. Пошли!
   ГоргийТы будешь с нами рядышкомВот так, в плаще, покуда мы работаем,Стоять?
   СостратА почему бы нет?
   ГоргийДа он тебяЗемлею закидает, скажет: «Лодырь тыНесчастный». Нет, копай уж с нами. Может быть,Тогда тебя хоть пожелает выслушать,Решив, что ты бедняк, живущий собственнымТрудом.
   СостратНа все согласен я. Пойдем скорей!
   ГоргийЗачем себя ты мучаешь?
   Дав
   (в сторону)Не худо быСегодня поработать нам поболее,Чтоб грыжу нажил он и после этогоОставил нас в покое, не ходил сюда.
   СостратМотыку принеси мне!
   ГоргийТы с моей ступай.А я, коль так, примусь ограду складывать,Ведь это тоже нужно.
   СостратВот спасибо-то! Давай.
   ДавПойду, кормилец, ну, а вы — за мной!
   (Уходит.)
   СостратОдно из двух дано мне: или смерть принять,Иль жить с любимой.
   ГоргийНу так, если искренниСлова твои, будь счастлив.
   СостратВидят боги все;Когда ты отступиться мне советуешь,Во мне с двойною силой закипает страсть.Ведь если эта девушка воспитанаНе в женском окруженье и поэтомуОт мамок и от теток всяким мерзостямНе научилась, а, храня порядочность,Со строгим и взыскательным отцом жила,То встретиться с такою — счастье сущее!
   Горгий уходит. Сострат борет мотыку.
   А мотыка-то, однако, тяжелехонька.Надсадиться! А впрочем — поднатужимся:Уж раз взялся за дело, до конца держись!
   (Уходит.)
   Входит повар Сикон. Он тащит барашка.
   СиконНу и баран! Такого поищи поди,Будь он неладен. Если на руках несешь —Зубами за смоковницы цепляется,Обгладывает ветки, так и рвется вниз.А если наземь спустить — не идет вперед,Назад несется. Из меня, из повара,Он отбивную сделал. Все силком тащу.Но вот уж наконец-то и святилище,Где жертву принесем. Привет мой Пану. Эй,Никак, совсем отстал ты, Гета?
   Входит Гета.
   ГетаШутка ли,Как добрых четырех ослов, навьючилоПроклятое бабье меня.
   СиконНароду тьма,Видать, здесь будет.Ишь какую силищуПодстилок тащишь.
   ГетаТо-то.
   СиконВот сюда клади.
   ГетаУж так заведено: как ПэанийскогоВо сне увидит Пана, так и жертву мыПриносим сразу.
   СиконКто ж такие видит сны?
   ГетаДа ну тебя, отстань.
   СиконНет, Гета, все-такиСкажи мне — кто?
   ГетаХозяйка.
   СиконЧто же снилось ей?
   ГетаПристал! Ей снилось, будто Пан…
   Сикон
   (указывая на святилище)Вот этот вот?
   ГетаОн самый.
   СиконЧто же?
   ГетаНа Сострата будто бы…
   СиконНа этого красавца!
   ГетаКандалы надел.
   СиконО, Аполлон!
   ГетаЗатем ему овчину дал,Вручил мотыку и тот здесь, поблизости,Велел вскопать участок.
   СиконБредни!
   ГетаЖертву мыПриносим, не хотим, чтоб страшный сон сбылся.
   СиконПонятно. Так возьми же снова на плечиСвой груз и в храм снеси. Циновки загодяРасстелим, приготовим все, чтоб не былоПотом помех, на славу чтоб прошел обряд.Напрасно ты состроил рожу кислую,Мое попомни слово: нынче будешь сыт.
   ГетаЧто повар ты умелый, против этогоНе возражаю. Только веры нет тебе.
   Сикон и Гета уходят в святилище. Хоровая сцена.
   ДЕЙСТВИЕ ТРЕТЬЕ
   Кнемон выходит из своего дома. К святилищу приближается толпа богомольцев.
   Кнемон
   (Симихе, находящейся внутри дома)Запри, старуха, дверь, да никому, гляди,Не отворяй, покуда не приду домой.А я до ночи не вернусь, наверное.
   Мать СостратаПоторопись, Плангона.Совершить обрядПора бы нам давно.
   Кнемон
   (в сторону)Что за напасть еще? Идут оравой.
   Мать СостратаТы, Парфений, Пану песньСыграй на дудке. Молча к богу этому,Слыхала я, не ходят.
   Из святилища выходит Гета.
   ГетаВот и прибыли.А мы уж истомились. Столько времениСидим и ждем!
   Мать СостратаА все ли приготовленоДля нас, как надо?
   ГетаНу, еще бы! Видит Зевс,Барашек еле жив остался.
   Мать СостратаБедненький!
   ГетаЖдет не дождется вас. Ну, что ж, в святилищеСтупайте, приготовьте приношения,Корзины, воду.
   (Одному из рабов.)Что разинул рот, болван?
   Участники обряда уходят в святилище.
   КнемонБудь вы неладны. Из-за вас баклуши бей,Сиди без дела. Ведь нельзя же бросить домНа произвол судьбы. Соседство с нимфами —Беда такая, что придется, видимо,Дом разобрать и где-нибудь в других местахПостроить снова. Как они, разбойники,Приносят жертву! Кружки и ларцы у нихНе для богов, а для себя. Лепешку быДа ладану принесть — и жертву полностьюБог примет из огня. Так нет, богам суют,Что несъедобно, — желчь, от костреца кусок,А остальное сами жрут. Эй, старая,Дверь откорм скорей! Видать, придется мнеС тобою домовничать, чтоб свой скарб сберечь.
   (Уходит в дом.)
   Из святилища выходит Гета.
   ГетаЗабыли, говоришь ты, котелок? СовсемВы протрезвились. Как же нам теперь-то быть?Побеспокоить мне придется, видимо,Соседей бога.
   (Стучит в дверь Кнемона.)Эй, девчонка!
   Пауза.Нет, клянусь,Прислуги хуже этой не найти нигдеНа белом свете… Эй, рабыни! Все бы имЛишь глазки строить… Эй, девчонки, слышите?..Да на мужчин клепать потом… Девчонка, эй!
   Пауза.Что за несчастье! Эй, рабы! Ужели, тамНет ни души? Вот кто-то наконец идет.
   Выходит Кнемон.
   КнемонЗачем, паскуда, к двери подошел, ответь!
   ГетаНе укуси смотри.
   КнемонДа я живьем тебяСъем, видит Зевс.
   ГетаБогов побойся, смилуйся.
   КнемонСкажи мне, прощелыга, есть ли общиеУ нас дела?
   ГетаДел никаких. Ведь я пришелНе долг с тебя взыскать иль вызвать в суд тебя,Нет, просто попросить я котелок хочу!
   КнемонЧто? Котелок?
   ГетаДа, котелок!
   КнемонМерзавец ты!Ты думаешь, я, как и вы, на жертвенникБыков кладу?
   ГетаДа ты улитки, думаю,И той-то не положишь.Ну, прощай. К тебеМне приказали постучаться женщины.Я так и сделал. Нет так нет. Пойду скажу,Что котелка, мол, нет. О боги правые,Гадюка здесь живет, а не старик седой.
   (Уходит в святилище.)
   КнемонВот звери-душегубы! Словно в отчий дом.Ко мне стучатся. Если я кого-нибудьПоймаю здесь у двери и другим в примерНе проучу, меня считать вы можетеТаким же, как и все. Вот только этому,Не знаю почему, но повезло сейчас.
   (Уходит в дом.)
   Из святилища выходит Сикон и Гета.
   СиконБудь ты неладен. Если он прогнал тебя,То, видно, плохо ты просил. Не каждомуДано уменье это. Но уж я ловкач!Ведь скольких я обслуживаю в городе,А всё соседей их тревожу, всякуюБеру у них посуду. Просишь что-нибудь —Заискивать умей. Старик мне дверь открыл —«Отцом» или «папашей» старика зову.Старухе — «мать» скажу, а выйдет женщинаНемолодая — «жрицей» величаю. РабВсегда «голубчик». Ну, а вас, невеж таких,Повесить мало. Можно ли «рабы» кричать?Нет, вот как нужно:
   (кричит)Выйди, выйди, батюшка!
   Выходит Кнемон.
   Кнемон
   (не глядя на Сикона)Опять пришел?
   СиконЗа тем же.
   КнемонТы повадилсяДразнить меня?Тебе же было сказано:Не суйся на порог.Старуха, кнут!
   СиконО нет,Не надо, милый, именем богов молю.
   КнемонОпять пришел!
   СиконЧтоб Посейдон…
   КнемонПомалкивай!
   СиконГоршок я попросить пришел.
   КнемонНапрасный труд!Нет ни горшка, ни топора, ни уксуса,Ни соли у меня. И здешних жителейПрошу я вообще не подходить ко мне.
   СиконМеня ты не просил.
   КнемонТак вот теперь прошу.
   СиконНе очень-то любезно. А не скажешь ли,Где бы его достать мне?
   КнемонПовторяю: нет! Заткнешься ли?
   СиконНу, будь здоров.
   КнемонПлевать хотелНа ваши пожеланья.
   СиконТак не будь здоров.
   КнемонО, горе мое, горе!
   (Уходит в дом.)
   СиконОн недурненькоРазделался со мною.
   ГетаВот что значит, друг,Умело попросить.
   СиконДа, толк один. ПойтиК другим дверям? Но если люди здешниеТакие драчуны — беда. Не проще лиЗажарить мне все мясо? Неплохая мысль!Есть миска, на худой конец. Чем кланятьсяФилийцам, лучше миской обойтись одной.
   Сикон и Гета уходят в святилище. Со стороны поля входит Сострат.
   СостратТот, кто до бед охотник, поохотитьсяПускай приходит в Филы. Я в тройной беде:Бока, спина и шея — словом, тело все —Моя беда. Я с превеликим рвениемВзялся за дело. Новичок неопытный,Я принялся орудовать мотыкою,Как землекоп заправский. Но надолго мнеЗапала не хватило. Озираться стал,Оглядываться — не идет ли с дочерьюСтарик. Сперва я за бока украдкоюХватался, но затем, поскольку времениПрошло немало, совершенно скрючилсяИ одеревенел. А их все нет и нет.А солнце припекает. На меня взглянув,Увидел Горгий: как журавль колодезный,С трудом я выпрямляюсь, а потом опятьКлонюсь к земле. И говорит: «Наверное,Сегодня не придет он». — «Что же делать нам?» —Я говорю. А он: «Подстережем давайЕго мы завтра. А сейчас, оставь!» И ДавСменил меня в работе. Вот как кончилсяНаш первый приступ. Почему я снова здесь —Того не знаю, боги мне свидетели.Моя любовь сама меня влечет сюда.
   Из святилища выходит Гета.
   Гета
   (Сикону, который остался внутри)Вот наказанье! У меня, ты думаешь,Сто рук, Сикон? То угли раздувай тебе,То мясо принимай, да обмывай, да режь,То хлеб меси, то разноси. О, Пан святой,Дым: все глаза мне выел! Вот так праздничекСегодня у меня!
   СостратЭй, Гета, ты ли здесь?
   Гета
   (оглядываясь)Кто кличет?
   СостратЯ.
   Гета не узнает скрючившегося, одетого в овчину Сострата.
   ГетаА кто ты?
   СостратИль не видишь?
   ГетаБа! Хозяин!
   СостратВы зачем здесь?
   ГетаТо есть как зачем?Сейчас мы жертву принесли и вам теперьОбед готовим.
   СостратЗдесь ли мать?
   ГетаДавно уж здесь.
   СостратА где отец?
   ГетаМы ждем его. Ты в храм входи.
   СостратСначала отлучусь.
   (Размышляя вслух.)Обряд сегодняшний,Пожалуй, кстати.Поскорее сбегаюЗа этим малым, приведу сюда его,Да и раба с ним вместе.Угостятся пустьНа жертвенном пиру, чтоб впредь ретивееМне помогали оба в сватовстве моем.
   ГетаЧто? Ты позвать кого-то собираешьсяК нам на обед? По мне, хоть бы три тысячиГостей пришло. Ведь мне, я знал заранее,Ни крошки не достанется. Откуда ждать?Зовите всех: такая жертва славная,Что просто загляденье. Но бабьё, бабьё —На вид-то хороши, а горсти соли ведьОт них, клянусь Деметрой, не дождешься.
   СостратДеньУдачным будет, Гета. Я решительноПророком становлюсь, хотя почтительноТебе, о Пан, молюсь неукоснительно.
   (Уходит в поле.)
   Из дома Кнемона выбегает старуха Симиха.
   СимихаО, горе мне, о, горе мне, о, горе мне!
   ГетаВот снова бабу принесла нелегкаяИз дома старика.
   СимихаЧто будет? ВытащитьХотела потихоньку от хозяинаВедро я из колодца и, веревку взявНекрепкую, гнилую, привязала к неймотыку, дура, — ну, веревка сразу жеИ порвалась.
   ГетаЕще бы!
   СимихаУтопила яВдобавок и мотыку…Ох, беда, беда!
   ГетаСамой теперь туда осталось броситься.
   СимихаА он как раз навоз надумал выгрестиСегодня со двора и перерыл весь дом,Искал мотыку.
   (Прислушивается.)Дверью хлопнул, кажется.
   ГетаБеги, карга, гляди, еще убьет тебя.А то так сдачи дай.
   Выходит Кнемон.
   КнемонГде эта гадина?
   СимихаНечаянно, хозяин, утопила.
   КнемонВ домСтупай скорей!
   СимихаЧто сделаешь?
   КнемонЧто сделаю?Спущу тебя в колодец.
   СимихаПощади, молю!
   КнемонНа этой же веревке.Даже радуюсь,Клянусь богами, что она сгнила совсем.
   СимихаНа помощь Дава позову соседского.
   КнемонАх, Дава позовешь сюда, негодница?А я кому сказал: домой?
   Симиха уходит.О, горе мне!Я, как никто на свете, одиночествоЛюблю и сам спущусь в колодец. Что ещеМне остается?
   ГетаА канат и прочееВозьми у нас.
   КнемонПусть боги смертью страшноюТебя накажут, если ты хоть раз ещеСо мной заговоришь!
   (Уходит в дом.)
   ГетаИ поделом! ОпятьУшел, несчастный.Нечего сказать, житье!Вот настоящий землероб аттический:С камнями, что шалфей лишь да чабрец родят,Воюет, с горем дружит, а с удачей — нет!Но вот идет, однако, и хозяин мойСо зваными гостями.Это, кажется.Какие-то крестьяне.Что за новости!Зачем он их ведет сюда и где, чудак,Знакомство с ними свел?
   Со стороны поля входят Сострат, Горгий и Дав.
   Сострат
   (Горгию)Нет, не отвертишься.Всего у нас, поверь мне, вдоволь. Кто ж ото,Клянусь Гераклом, к доброму знакомомуОткажется на жертвенный обед прийти?А я твой давний друг. Я стал: им, в сущности,До нашего знакомства.
   (Указывая на овчину и мотыку.)Дав, как в дом снесешьВот это, приходи.
   ГоргийНет, мать, смотри, однуНе оставляй ты дома. ПоухаживайЗа ней немного. Скоро я и сам приду.
   Сострат и Горгий уходят в святилище, Дав — в дом Горгия. Хоровая сцена.
   ДЕЙСТВИЕ ЧЕТВЕРТОЕ
   Из дома Кнемона выбегает Симиха.
   СимихаСпасите, помогите! Ах, беда, беда! Спасите! Помогите!
   Из святилища выбегает Сикон.
   СиконО, Геракл святой!Ради богов и духов, сжальтесь, дайте намЗакончить возлиянье! Все вы ссоритесь,Деретесь и кричите. Что за странный дом!
   СимихаХозяин наш в колодце!
   СиконА зачем?
   СимихаЗачем?Полез, чтобы ведро с мотыкой вытащить,Да поскользнулся наверху и сразу жеСвалился.
   СиконЭто вздорный старикашка-то?Отлично сделал, небом пресвятым клянусь,Теперь, бабуся, дело за тобой.
   СимихаЗа мной?
   СиконВозьми булыжник иль другой увесистыйПредмет любой и брось туда.
   СимихаСпустился быТы, милый, право.
   СиконЧтоб, как в басне, в бой вступить[264]С собакою в колодце? Нет, уволь, уволь.
   СимихаО Горгий, где ты?
   Из святилища выходит Горгий.
   ГоргийВот он я. Но что, скажи,Стряслось, Симиха?
   СимихаЧто стряслось? Скажу тебе:Хозяин наш в колодце.
   ГоргийЭй, Сострат, сюда! Поторопись!
   Из святилища выходит Сострат.
   СостратВеди меня скорее в дом!
   Сострат, Горгий и Симиха уходят в дом Кнемона.
   СиконКлянусь я Дионисом, в мире боги есть!Ты отказался, святотатец скаредный,Дать богомольцам котелок. Так выпей жеВсю воду из колодца, не делясь ни с кем!Вот нимфы наконец по справедливостиЕму воздали. Кто обидел повара,Уйти от наказанья не надейся, нет.Священно наше ремесло. Не страшно лишьРабами помыкать, что блюда подают.
   Из дома доносится голос дочери Кнемона.
   Дочь КнемонаАх, жив ли он? Ужель отца любимогоЯ потеряла?
   СиконКто-то плачет. Вряд ли плач………………………………………………………………………………………………………………………………………………………………………………………………Конечно, ……………………………………Так вытащи …………………………………Ну, и хорош, клянусь богами ………………Сейчас он будет: мокрый, изувеченный,Дрожащий. Я б с великим удовольствием,Клянусь вам Аполлоном, на него взглянул.Так совершите возлиянье, женщины,И помолитесь, чтоб старик был вытащенХромым, увечным: только так и станет онСоседом безобидным богу этомуИ богомольцам здешним.
   (В сторону.)Я пекусь о томНа случай, если снова здесь наймут меня.
   (Уходит в святилище.)
   Из дома Кнемона выходит Сострат.
   СостратДрузья, клянусь Деметрой, и Асклепием,И прочими богами, никогда ещеНе видел я, чтоб кстати так и вовремяСтал человек тонуть. Какой счастливый миг!Как только в дом вошли мы, Горгий сразу жеПолез в колодец. Ну, а я и девушкаОстались наверху без дела. Правда ведь,Чем мы могли помочь? Она лишь волосы,Рыдая, на себе рвала и в грудь себяНещадно била. Я же — я поблизости,Счастливый, этаким ее защитникомСтоял, моля красавицу утешиться,И любовался ею. На тонувшегоПлевать мне было, хоть его вытаскивать,Как ни противно, все-таки и мне пришлось.Свидетель Зевс, я чуть не погубил его:Веревку, заглядевшись на красавицу,Я раза три, наверно, выпускал из рук.Но Горгий как Атлант: он поднатужилсяИ старика извлек. Тогда, не мешкая,Оттуда убежал я: ведь владеть собойНе мог я больше и вот-вот бы девушкуРасцеловал. Так страстно я люблю и в бракХочу вступить с любимой.
   (Прислушивается.)Дверь, однако же,Там скрипнула.
   Из дома выходят Кнемон, Горгий и дочь Кнемона.Что вижу я, о Зевс-отец!
   ГоргийЧего, Кнемон, ты хочешь?
   КнемонЧто сказать тебе?Мне худо.
   ГоргийНе сдавайся.
   КнемонВот умрет КнемонИ от докуки вас на веки вечныеИзбавит.
   ГоргийВот что значит одиночество!Ты видишь, ты на волосок от смерти был.В такие годы надо под опекоюДни коротать.
   КнемонЯ знаю, что дела моиНехороши. Ты, Горгий, мать зови сюда.Уж так ведется, видно, — только горестиВоспитывают нас. Тебя же, доченька,Я попрошу дать руку мне.
   СостратСчастливейшийТы человек!
   Кнемон
   (заметив Сострата)А ты-то здесь зачем стоишь?………………………………………………………………………………………………………………………………………………………………………………………………………………………………………………………………………………………я хотел………………………………………………пусть Миррина, Горгий пусть……………………………………………………………………предпочел.……………………………………в этом никому из вас меняРазуверить не удастся. В этом я, признайтесь, нрав.Но в одном я ошибался: думал я, что и один,Обособившись от мира, преспокойно проживу.А теперь, когда воочью смертный свой увидел час,Понял я, как заблуждался, как от правды был далек.И жена, и сын-помощник — оба жить должны со мной.Но таким, Гефест свидетель, черствым стал я оттого,Что на низость человечью, на корыстный ум людскойНагляделся в жизни вдоволь. Я уверен был: никтоНикому на свете блага не желает. Это мнеИ вредило. Только Горгий, да и то с большим трудом,Мне глаза открыл, поступок благородный совершив.Старика он спас, который на порог его пускатьНе велел, ни разу в жизни не помог ему ни в чемИ к нему с учтивой речью никогда но подходил.Мог сказать бы он но праву: «Не велишь мне приходить —Не приду к тебе; не хочешь помогать нам — ну, и яПомогать тебе не стану». Знай же, мальчик, буду ль живИли, что всего вернее, — слишком скверно мне, — умру,Я тебя усыновляю, все имущество своеОтдаю тебе отныне и тебе вверяю дочь.Мужа ей найди. Ведь я бы, и поправившись вполне,Не нагнел его: никто мне все равно не угодитНикогда! А мне позвольте жить, как я того хочу.Сам веди теперь хозяйство: не обижен ты умомИ сестре защитник верный. Разделив добро моеНа две части, половину ей в приданое отдай,А себе возьми другую да корми меня и мать.Помоги мне, дочь, улечься. Тары-бары разводить —Не мужское это дело. Но одно запомни, сын:О своем тебе я нраве вот что коротко скажу.Если б все такие были, мы не знали бы вовекНи судилищ, ни узилищ, где томится человек,Ни войны. Достаток скромный всех бы радовал тогда.Но, как видно, вас другое привлекает. Что ж, пускай!Вам мешать не будет больше надоедливый брюзга.
   ГоргийВсе исполню, как велишь ты. Так подыщем же с тобойЖениха сестре скорее, с разрешенья твоего.
   КнемонЧто хотел сказать, сказал я. А теперь отстань, молю!
   ГоргийГоворить с тобой желает…
   КнемонНет, нет, нет, отстань, молю!
   ГоргийОн на ней жениться хочет…
   КнемонЭто дело не мое!
   ГоргийОн спасал тебя…
   Кнемон
   (указывая, на Сострата)Вот этот?
   ГоргийЭтот.
   (Сострату.)Подойди сюда!
   Сострат подходит.
   КнемонЗагорел неплохо, вижу. Земледелец?
   ГоргийДа какой! Не из тех он белоручек, что весь день баклуши бьет!
   КнемонНе моя — твоя забота.
   (Уходит в дом, опираясь на руку дочери.)
   ГоргийА теперь, Сострат, скажи:Ты на ней жениться хочешь?
   СостратНу конечно. И отецРазрешит мне, знаю твердо.
   ГоргийЯ тебе сестру своюОтдаю, Сострат. За нею при свидетелях возьмиТо приданое, с которым ей положено уйти.Дело вел ты без лукавства, ты с открытою душойК нам явился. Белоручка, на любой тяжелый трудТы готов был ради свадьбы. Взял мотыку, стал копать,Не щадил себя. А в этом познается человек,Если он, живя в достатке, стать на место беднякаНе боится. Это значит, что превратности судьбыНе страшны ему. Отлично ты себя нам показал.Будь всегда таким.
   СостратПожалуй, постараюсь лучше стать.Впрочем, это некрасиво — самому себя хвалить.Вот идет отец мой кстати.
   Входит Каллипид.
   ГоргийЭто что же, Каллипид —Твой отец родной?
   СостратКонечно.
   ГоргийИ богат, и справедлив,И хозяин превосходный!
   КаллипидЯ, как видно, опоздал?Без меня барашка съели да, наверное, давноВ поле двинулись?
   ГоргийО, боги, он же голоден, как волк!Сразу все ему расскажем?
   СотратHeт, сначала пусть поест. Мягче будет.
   КаллипидВы, наверно, пообедали, Сострат?
   СостратНа твою осталось долю. Проходи.
   КаллипидИду, иду.
   (Уходит в святилище.)
   ГоргийЕсли хочешь с глазу на глаз побеседовать с отцом,То ступай за ним.
   СостратТы дома подождешь?
   ГоргийЯ никуда выходить не буду.
   СостратЛадно. Скоро вызову тебя.
   Сострат уходит в святилище, Горгий — в свой дом. Хоровая сцена.
   ДЕЙСТВИЕ ПЯТОЕ
   Из святилища выходят Сострат и Каллипид.
   СостратНе так, отец, как ждал я и надеялся,Со мной ты обошелся.
   КаллипидПочему не так?Я разве запретил тебе с любимой жить?Наоборот, я рад.
   СостратНа вид не очень-то.
   КаллипидКлянусь тебе богами, рад-радехонек.Известно ведь, что если в годы юныеЖениться по любви, то будет прочен брак.
   СостратНо если на сестрице парня этогоЖенюсь я, — с нами породниться, стало быть,Достоин он. Так почему не хочешь тыОтдать ему мою сестру?
   КаллипидБолтаешь вздор —К невесте нищей не желаю нищегоБрать жениха в придачу. Хватит с нас одной.
   СостратО деньгах говорить, а деньгам веры нет!Добро бы знал ты, что на веки вечныеОни тебе достались, — ну, тогда бы пустьБерег их, но делясь ни с кем. А то ведь все,Чем ты богат, подвластно не тебе — судьбе.Так для чего ж, отец, скупаться, жадничать,Когда судьба другому, недостойному,Играя, может все твое добро отдать?А потому, отец, покуда денежкамХозяин ты — щедрее и смелее трать,Всем помогай и чаще по возможностиТвори благодеянья. Вот где кроетсяБессмертное богатство, вот где черпаютУверенность и силы, коль беда придет:Иметь гораздо лучше друга явного,Чем потайной, зарытый в подземелье клад.
   КаллипидВедь я всего добра, что мною нажито,С собой в могилу не возьму — не так ли, сын?Оно твое. Ты хочешь друга верногоПриобрести? Так сделай это, в добрый час!Зачем же поучать меня? Пожалуйста,Отдай, раздай. На все тебе согласье дам.
   СостратПо доброй воле?
   КаллипидМожешь не тревожиться,По доброй воле.
   СостратГоргия позвать пора.
   Из своего дома выходит Горгий.
   ГоргийВесь разговор ваш, от начала самого,Я, выходя, случайно услыхал в дверях.Что вам сказать? Тебя, Сострат, товарищемСчитаю верным я и от души люблю.Но не хочу, и далее при желанииНе смог бы, Зевс свидетель мне, богаче жить.
   СостратО чем ты, не пойму.
   ГоргийКуда как выгодно,Женив тебя на собственной сестре, твоюСебе взять в жены!
   Сострат
   Выгодно?
   ГоргийНе сладко мнеЧужим добром кормиться незаслуженно,Свое нажить хочу.
   СостратКакие глупости! Ты недостоин, думаешь, ее руки?
   ГоргийРуки ее достоин я, по-моему,Но недостойно посягать, по-моему,На многое, немногое имея.
   КаллипидТыНе в меру горд, однако.
   ГоргийПочему?
   КаллипидТы нищ,А хочешь слыть имущим.Быть по-твоему:Возьми немного.
   ГоргийЛадно. Дважды жалок тот,Кто беден, и, однако же, до глупостиСпасительный упорно отвергает путь.
   СостратТеперь осталось только обручиться нам.
   Каллипид
   (Горгию)Итак, я дочь отдам тебе, чтоб с него тыДетей родил законных. А приданогоПолучишь три таланта.
   ГоргийЗа моей сестройПриданого один талант.
   КаллипидОдин талант?Не слишком ли…
   ГоргийНе бойся, есть.
   КаллипидУсадьбу всюВозьми себе ты, Горгий.А теперь сюдаМать пригласи с сестрою, чтобы к женщинамИх отвести, что с нами здесь.
   ГоргийПридется уж.
   СостратМы все сегодня на ночь здесь останемсяИ будем пировать. А завтра свадебныйОбряд исполним. Горгий, приведи сюдаИ старика. Он все необходимоеУ нас найдет скорее.
   ГоргийНе захочет, нет.
   СостратА ты уговори.
   ГоргийСмогу ли?
   (Уходит в дом Кнемона.)
   СостратСлавнаяУ нас, отец, попойка будет. ЖенщинамВсю ночь не спать.
   КаллипидКак раз наоборот, мой сын:Они-то будут пить, а вот не спать всю ночьПридется нам. Пойду-ка приготовлю я,Что нужно. [Картинка: i_011.jpg] 

   Трагический актер с маской. Роспись кратера. IV век до н. э. Вюрцбург. Музей Мартина фон Вагнера.

   СостратБудь так добр.
   Каллипид уходит в святилище.Впадать в отчаяньеНе должен человек, в котором разум есть:Усердьем и трудом всего решительноДостигнуть можно. Я живой пример тому:Женитьбы, о какой и не мечтал никто,Добиться удалось мне за один лишь день.
   Из дома Кнемона выходит Горгий с матерью и сестрой.
   ГоргийСкорее проходите!
   СостратВот сюда, прошу.Мать, принимай гостей!А что ж Кнемона нет?
   ГоргийОн и старуху даже увести просил,Чтобы остаться вовсе одному.
   СостратО, нравНесносный!
   ГоргийНевозможный. Ну, и пусть его!
   СостратА мы пойдем.
   ГоргийПоверь, Сострат, стесняюсь я:Там столько женщин.
   СостратГлупости! Ступай вперед.Отныне это все дела семейные.
   Сострат и Горгий уходят в святилище. Из дома Кнемона выходит Симиха.
   Симиха
   (в дверях, Кнемону, который остался дома)И я уйду, клянусь тебе. Ты здесь теперьЛежи один, страдай за свой несчастный нрав.Тебя просили люди в божий храм прийти —Ты отказался. Как бы только новаяНас не постигла, да еще страшней, беда.
   Из святилища выходит Гета.
   ГетаА ну-ка, погляжу, как там дела идут.
   (Одному из музыкантов, играющему на свирели.)Эй, перестань дудеть, балда! Еще я занят, видишь.Меня послали в этот дом, чтоб навестить больного.
   СимихаПусть лучше кто-нибудь другой с ним посидит из ваших,А я с питомицей своей хочу перед разлукойПоговорить, проститься.
   ГетаЧто ж! Ступай себе, прощайся! Я поухаживаю сам за стариком.Симиха уходит в святилище.Давно уж Такого случая ищу. Ну наконец потешусь……………………………………………………………………Эй, повар,Сикон, скорей сюда иди! О, Посейдон-владыка,Мы славно время проведем!
   Из святилища выходит Сикон.
   СиконТы звал меня?
   ГетаА кто же? За надругательство, скажи, ты рассчитаться хочешь?
   СиконКто надругался надо мной?Растак тебя разэтак!
   ГетаСтарик сейчас один и спит.
   СиконА как его здоровье?
   ГетаПлох, но не то чтоб умирал.
   СиконНе сможет он, поднявшись,Нас отлупить?
   ГетаПодняться он и то едва ли сможет.
   СиконПриятно слышать. Я сейчас ворвусь к нему, да с просьбойКакой-нибудь: сойдет с ума!
   ГетаДавай сначала, милый,Наружу вытащим брюзгу, положим возле дома,А после в дверь начнем стучать и просьбами подразним.Потеха будет!
   СиконЯ боюсь, что нас застанет ГоргийЗа этим делом и задаст нам трепку.
   ГетаШумно в храме.Никто нас не услышит: пьют.И вообще нехудо Кнемона малость приструнить.Ведь скоро породнимсяЧерез свойство, и если он останется таким же,Придется туго нам.
   СиконО да!
   ГетаСтарайся только тишеЕго вытаскивать сюда. Иди. Я за тобою.
   СиконНе оставляй меня, смотри. Богами заклинаю,Не уходи. И не шуми.
   ГетаНе бойся. Я тихонько.
   Входят в дом и вскоре выносят спящего Кнемона: впереди Сикон, Гета позади. Правей.
   СиконБот так.
   ГетаСюда клади. Теперь начнем, пожалуй.Я первым к дому подойду.А ты гляди и слушай.
   Сикон отходит в сторону. Гета стучит в дверь дома Кнемона.Эй, люди, эй, рабы, рабы!
   Кнемон
   (просыпается)О, боги, умираю.
   Гета
   (оборачивается и притворяется удивленным)А это кто еще? Ты здесь?
   КнемонА где ж? Чего ты хочешь?
   ГетаХочу у вас я котелок и тазик взять.
   КнемонПоднятьсяКто мне поможет?
   ГетаЕсть у вас, ведь есть же это, знаю!И семь треножников еще, ну, и столов двенадцать!Скорей к хозяевам, рабы! Спешу!
   КнемонПойми ты, в домеНет ничего.
   ГетаДа ну?
   КнемонСто раз тверди тебе.
   ГетаПрощай же!
   (Отходит в сторону.)
   КнемонО, горе мне! Каким я здесь вдруг очутился чудом?Кто перенес меня?
   К двери подходит Сикон.И ты проваливай.
   СиконЯ рад бы,
   (Стучит в дверь.)Эй, слуги, ключница, рабы, рабыни!
   КнемонСумасшедший! Ты дверь сломаешь!
   СиконДевять нам ковров, да поскорееВы одолжите!
   КнемонГде их взять?
   СиконИ покрывало тожеЗаморской ткани, футов ста в длину.
   КнемонДобро бы было!
   СиконДа есть.
   КнемонОткуда? Где же ты, старуха?
   СиконПостучусь-каВ другие двери.
   КнемонПрочь, ступай. Симиха!
   СиконПусть же богиСобачью смерть тебе пошлют.
   Сикон отходит в сторону. К дому снова подходит Гета.
   Кнемон
   (Гете)Зачем опять явился?
   ГетаЗа медной чашей для вина, большой.
   КнемонКто мне поможетПодняться?
   ГетаЕсть она у вас.
   Сикон снова подходит к дому.
   СиконИ покрывало тожеНайдется, дед.
   КнемонСвидетель Зевс…
   ГетаИ чаши не найдется?
   КнемонУбью Симиху эту.
   ГетаСпи и не ворчи напрасно.Людей обходишь стороной, не терпишь баб, не хочешьИдти на праздник наш — ну, что ж! Тогда и не надейсяНа помощь. Самого себя терзай теперь и мучай!
   СиконВсе слушай по порядку.
   КнемонБогов побойся, негодяй, оставь меня в покое!
   СиконЖена и дочь-то в храм пошли.
   КнемонКакая ж это радость —Жену и дочку в храме ждет?
   СиконСперва пойдут объятья,Рукопожатья. Это все приятные занятья.А для мужчин уже давно обед отличный в храмеЯ приготовил. Слышишь, дед? Не спи!
   КнемонПоспишь тут, как же… О, горе!
   ГетаНе пойдешь туда?
   СиконНу, что же, слушай дальше.Хлопот хватило. Пол устлал циновками……..……………………………………………………….столы я.Ведь эти все на мне лежат обязанности.Слышишь? Я повар, вспомни.
   ГетаПрисмирел наш старичок, однако.
   СиконОдин над чашей наклонил кувшин широкобокийИ Вакха ненную струю со влагой нимф сливает.Другой обходит круг с ковшом и угощает женщин.Рекою льется там вино. Ты слышишь? Дальше слушай!Вот, захмелев, цветок лица красавица служанкаПрикрыла, пляску начала и песню затянула,Стыдливо песне этой в лад покачивая грудью.А вот другая, руку ей подав, пустилась в пляску.
   ГетаТеперь, несчастный, поднимись и попляши с гостями!
   Сикон и Гета пытаются поставить Кнемона на ноги.
   КнемонВы драться? Подлецы! Зачем ко мне пристали?
   ГетаЛучшеСам поднимись, дикарь.
   КнемонО нет!
   ГетаНу, что ж, тогда придетсяВнести тебя туда.
   КнемонЗачем?
   СиконЧтоб поплясал.
   КнемонНесите! Уж лучше, верно, там, чем здесь.
   СиконТы прав. Мы победили.
   ГетаМы победили! Эй, Донакс, и ты, Сикон,Его приподнимите и внесите в храм.А ты, Кнемон, запомни: если вздумаешьОпять дурить, тогда уже без жалостиТебя отлупим:. А теперь пусть факелыДадут нам и венки.
   Рабы приносят венки и факелы.
   Сикон
   (Гете)Вот этот ты надень.
   ГетаНадел. Итак, мужчины, дети, юноши,Порадуйтесь, что старика несносногоМы одолели, щедро нам похлопайте,И пусть Победа, дева благородная,Подруга смеха, будет к нам всегда добра.
   Все уходят в святилище. Кнемона уносят.
   ТИТ МАКЦИЙ ПЛАВТ
   Биографические сведения о Плавте (ок. 250–184 гг. до н. э.) очень скудны. В «Хронике» христианского писателя Иеронима Плавт упомянут так: «Плавт, родом из Сарсины в Умбрии, умер в Риме. Из-за трудностей с продовольствием он нанялся к мельнику на ручную мельницу и там и свободные от работы часы обычно писал комедии и продавал их». О том, что Плавт ради куска хлеба вертел жернова на мельнице, сообщает и римский писатель II в. н. э. Авл Геллий.
   Сохранилось двадцать комедий Плавта. Помещенная в этом сборнике комедия «Два Менехма», как и большинство пьес Плавта, — типичнейшая комедия интриги. Ситуация «Двух Менехмов» использована Шекспиром в «Комедии ошибок». Лучшая плавтовская комедия характеров «Горшок» послужила образцом для «Скупого» Мольера. Некоторые ситуации «Горшка» переработаны А. Н. Островским в комедии «Не было ни гроша, да вдруг алтып». Островский вообще любил Плавта и перевел на русский язык его комедию-фарс «Ослы».
   ДВА МЕНЕХМА
   СОДЕРЖАНИЕ
   («Содержание» в форме акростиха не принадлежит Плавту. Это позднейшее добавление к списку комедии. Оно переведено С. Ошеровым.)Два близнеца родились у отца-купцаВ Сицилии. Один из них похищен был,А брата, что остался, нарекли тогдаМенехмом, имя дав ему пропавшего.Едва он вырос — странствовать отправился,Найти надеясь брата. В Эпидамне онЕго нашел; но прежде, чем им встретиться,Хлебнул он горя: ведь пришельца все сочлиМенехмом — тесть, жена, подружка братнина.А как все было — сами вы увидите.
   ДЕЙСТВУЮЩИЕ ЛИЦА
   Столовая Щетка, парасит.
   Менехм I и Менехм II (Сосикл) — братья-близнецы.
   Эротия, гетера.
   Килиндр, повар.
   Мессенион, раб Менехма II.
   Служанка гетеры.
   Матрона, жена Менехма I.
   Старик, отец матроны.
   Лекарь.
   Рабы.
   Действие происходит в Эпидамне.
   ПРОЛОГЖелаю вам, почтеннейшие зрители,Да и себе желаю долго здравствовать!Вам Плавта приношу… не на руке, в словахИ выслушать прошу вас с благосклонностью.Теперь скажу вам вкратце содержание,А вы его прослушайте внимательно.Так все поэты делают в комедиях:Всегда в Афины помещают действие,Чтоб все казалось непременно греческим.А я вам не солгу о месте действия.Конечно, дух и здесь остался греческий,Но не аттический, а сицилический.Но это было только предисловие,Теперь рассказ я перед вами высыплю,Не горсточкой, не пригоршней, а ведрами, —С такою буду говорить готовностью!Жил в Сиракузах некий пожилой купец.Два близнеца родились у него, и такПохожи друг на друга, что кормилицаИх отличить была не в силах. Мать и та,Хоть и сама их родила, а путала.Так говорил мне мой знакомый, знавший их,Я ж не видал их, этого не думайте.Когда же лет семи достигли мальчики,Отец их, нагрузив корабль товарами,Взял одного с собою сына в плаваньеИ для торговли с ним в Тарент[265]отправился,Другого же оставил он у матери.Как раз тогда на игры много съехалосьВ Тарент народу разного из разных стран,И в этой давке мальчик потерял отца.Купец из Эпидамна[266] увидал егоИ, подобрав, увез к себе на родину.Отец несчастный, потерявши мальчикаИ расхворавшись с горя и отчаянья,В Таренте и скончался в скором времени.Когда же к деду в Сиракузы весть дошла,Что потерялся мальчик, что отец егоВ Таренте умер, то другого мальчика,Оставшегося, назвал он по-новому.Так сильно внука он любил пропавшего,Что тем же именем, каким тот назван был,Менехмом стал отныне он другого звать;К тому ж и сам он звался тем же именем…Я твердо помню имя с той поры еще,Как мальчика глашатай звал на площади.И, чтоб вы не ошиблись, наперед скажу:Зовут обоих близнецов Менехмами.Теперь мне надо будет в Эпидамн пойти,Вам выложить, как есть, всю подноготную.А если в Эпидамне порученье естьУ вас — скорей скажите, прикажите мне,Но только так, чтоб мог его я выполнить:Коль денег не дадите, прогадаете…А коль дадите, больше прогадаете!Но, впрочем, возвращаюсь вновь к рассказу я.Тот Эпидамна житель — говорил уж я,Что взял к себе он мальчика пропавшего, —Он был бездетным, но зато богатым былИ пожелал усыновить найденыша;Ему невесту отыскал богатую,Назначив сверх того своим наследником.Однажды он в деревню шел из города,Под сильным ливнем реку перейти хотелИ был похищен похититель мальчикаПотоком злобным, так и кончил дни свои,Оставив все сокровища приемышу.Вот здесь живет он, наш близнец похищенный.А тот, другой, который в Сиракузах жил,Сегодня прибыл в Эпидамн с рабом своим,Ища повсюду близнеца пропавшего.
   (Показывая на декорацию.)А город этот Эпидамн — сегодня лишь!Другим он будет для другой комедии.И обитатели его меняются:То здесь старик, то сводник здесь, то юноша,То парасит, то царь, а то и нищий здесь.
   ДЕЙСТВИЕ ПЕРВОЕ
   СЦЕНА ПЕРВАЯ
   Столовая Щетка.
   Столовая ЩеткаМеня Столовой Щеткой молодежь зоветЗа то, что за едою гладко чищу стол.Кто заковать стремится в цепи пленникаИль кто в колодках беглого раба томит,Преглупо поступает тот, по-моему:Чем больше ведь несчастий у несчастного,От них тем больше хочет он избавиться:И из цепей он умудрится выскользнуть,Кольцо ж сумеет распилить напильникомИль камнем гвозди обобьет. Вздор это все!Нет, если хочешь, чтоб остался пленник твой,Так ты едою да питьем свяжи его,Пихай ему побольше в пасть открытую,И если будет, сколько влезет, есть и пить,Чего захочет, каждый день и досыта,Так не уйдет, хотя б грозила казнь ему.Стеречь не трудно, если так сковать сумел;Удобны эти привязи съедобные;Чем больше тянешь, тем плотней сжимаются.Так и со мной. Зачем иду к Менехму я,Давно в долгах и нынче задолжаю вновь?Затем, что он едою возрождает нас.Никто лекарства лучшего не выдумал.Да, юноша не промах! Сам поесть горазд,Да и других по-царски угостит; такихНаворотит съестного гор, что, право же,Кусочков верхних лежа не достать никак.Да вот давненько уж не заходил к нему —Сидел с моими дорогими дома я.Ведь все, что ешь, ужасно стало дорого;Да вот к тому же убывают с каждым днемПрипасы дорогие… Но открылась дверь.Никак, Менехм? Он самый. Вот, выходит к нам.
   СЦЕНА ВТОРАЯ
   Менехм I, Столовая Щетка.
   Менехм IЕсли б глупа ты не была,Если б с ума ты не сошла,То, что для мужа противно, — тогоТы бы старалась не делать сама.Если ж ты будешь вновь, как сейчас, ныть и выть,Знай, уйдешь прочь совсем вновь к отцу, как вдова!Только из дому уйти захочу,Держишь меня, и зовешь, и кричишь:«Стой, балда! Ты куда? Дело есть! Где, когда?Что несешь?» Вот беда! Невтерпеж мне галдеж!Сторож ты, не жена! Всякий раз надо мнеВсе сказать: где я был, буду где, делал что.Слишком я с тобой стеснялся, а теперь решаю вот как:Служанки есть, и лакомства, и золото, и вышивки,Наряд цветной, и нет ни в чем отказу, — так одумайся,За мужем перестань следить!Или нет, я за усердье награжу тебя теперьИ сегодня ж на пирушку потаскушку поведу!
   Столовая Щетка
   (в публику)Думает, жену бранит он, а бранит-то ведь меня;Коль обедает не дома, я наказан, не она!
   Менехм I
   (в публику)Каково свою супругу я заставил отступить?Но где ж послы мужей неверных? Что не тащат мне даров,Чего же медлят с поздравленьем, разве плохо бился я?У супруги плащ украл я, к милой отнесу его.Вот так-то надо ловким словом хитрой отвечать жене!Вот это подвиг, это славно, это чисто сделал я!Я отнял плащ у злой жены, хоть сам себя ограбил,А все ж добычу у врага отбил победоносно.
   Столовая Щетка
   (к Менехму)Эй, голубчик, а добычей ты поделишься со мной?
   Менехм IОй, погиб, попал в засаду.
   Столовая ЩеткаЗа ограду, уж верней.
   Менехм IКто тут?
   Столовая ЩеткаЯ.
   Менехм IО мой любимый, мой желанный, здравствуй, друг.
   Столовая ЩеткаЗдравствуй.
   Менехм IКак живешь?
   Столовая ЩеткаНадеждой на кормильца я живу.
   Менехм IЗнаешь, трудно было б выбрать для прихода лучший час.
   Столовая ЩеткаЯ всегда так; уж не скрою, в этом я собаку съел.
   Менехм IХочешь кое-что увидеть?
   Столовая ЩеткаКоль съестное — хоть сейчас.Сразу увидать сумею, хороша стряпня иль нет!
   Менехм IОтвечай-ка, на картинах похищенья ты видал —Иль с Адонисом Венера, или Ганимед с орлом?
   Столовая ЩеткаДа, но что мне в тех картинах?
   Менехм IПогляди-ка на меня.Разве хуже, чем орел, я?
   Столовая ЩеткаДля чего такой наряд?
   Менехм IНет, скажи, что я прелестен.
   Столовая ЩеткаНу, а где мы будем есть?
   Менехм IНет, скажи, как приказал я!
   Столовая ЩеткаНу, прелестный человек,
   Менехм IОт себя прибавь немножко.
   Столовая ЩеткаИ веселый человек.
   Менехм IНу, еще прибавь!
   Столовая ЩеткаНе стану, раз не знаю, для чего!Ведь с женой ты поругался, так в тебе какой мне прок?
   Менехм IОт жены укрыться б только, а убить сумеем день.
   Столовая ЩеткаА вот это дело, только убивать его спеши —Видишь ведь, и так уж поздно, день наполовину мертв.
   Менехм IПогоди, не прерывай же!
   Столовая ЩеткаЗамолчал, совсем немой, —Хоть убей, а без приказу я ни слова не скажу.
   Менехм IОтойди от дому.
   Столовая ЩеткаЛадно!
   Менехм IНу еще.
   Столовая ЩеткаЕще готов.
   Менехм IНу, еще, от дикой львицы ты смелее отступай!
   Столовая ЩеткаЗдорово, я вижу, был бы ты возницею лихим.
   Менехм IПочему?
   Столовая ЩеткаДа от супруги далеко б умчался ты.
   Менехм IВот, скажи-ка.
   Столовая ЩеткаВсе скажу я, как захочешь: да иль нет.
   Менехм IНу скажи, а ты умеешь все по нюху распознать,Чем здесь пахнет?
   Столовая ЩеткаЯ-то? Сотню созови сюда людей,Самых тонких, в этом деле, — я всех лучше окажусь,
   Менехм IНy, понюхай-ка, чем пахнет этот плащ?Воротишь нос?
   Столовая ЩеткаНадо нюхать верх одежды женской, иль не знаешь ты?А не то уж слишком тяжким запахом ударит в нос.
   Менехм IНу, так здесь понюхай, Щетка. Нравится, я вижу?
   Столовая Щетка
   Да!
   Менехм IЧем же пахнет, отвечай мне.
   Столовая ЩеткаКражей, девкой и едой.
   Менехм IАй да Щетка! Чуть понюхал, все три вещи угадал!У жены своей и вправду своровал я этот плащ.А теперь его к подружке я, к Эротии, снесуИ велю ей сделать завтрак нам троим.
   Столовая ЩеткаВот это да!
   Менехм IБудем пить и веселиться мы до утренней звезды.
   Столовая ЩеткаЭто правильно и ясно! Что ж, стучаться в дверь?
   (Направляется к дому гетеры Эротии.)
   Менехм IСтучись.Или нет, постой немножко.
   Столовая ЩеткаЧто ж стоять? Попойка ждет.
   Менехм IТы стучи не очень сильно.
   Столовая ЩеткаНе из глины дверь небось.
   Менехм I
   Погоди, она выходит из дверей сама. Смотри,Ведь она затмила солнце ослепительной красой!
   СЦЕНА ТРЕТЬЯ
   Эротия, Столовая Щетка, Менехм I.
   Эротия
   (выходит из своего дома)Будь здоров, Менехм мой милый.
   Столовая ЩеткаНу, а я?
   ЭротияА ты не в счет.
   Столовая ЩеткаВот судьба легионера, что оставлен про запас!
   Менехм IУ тебя сегодня битву с ним затеять я хочу.
   ЭротияЧто же, пусть сегодня.
   Столовая ЩеткаБудем в этой битве оба пить,И тому, кто станет драться и усердней и храбрей,Быть твоим легионером — провести с тобою ночь!
   Менехм IСтрасть моя, тебя увижу — и жену проклясть готов.
   Столовая ЩеткаА небось в ее одежды одеваться ты горазд?
   ЭротияЭто что?
   Менехм IДля милой розы плащ украл я у жены.
   ЭротияАх, над всеми торжествуешь, потому что лучше всех!
   Столовая Щетка
   (в публику)Лишь тогда они ласкают, если им дары несут.А небось, когда б любила, целовала бы не так!
   Менехм IПодержи-ка это, Щетка; дар обещанный отдам.
   Столовая ЩеткаНу, держу; а только раньше поплясал бы ты в плаще.
   Менехм IМне плясать? С ума сошел ты.
   Столовая ЩеткаНеизвестно, ты иль я. Ну, снимай, когда не хочешь.
   Менехм IИ с опасностью какойЯ украл его! Наверно, Ипполиты пояс взятьЛегче было Геркулесу, чем добычу эту мне.Только твой мне нрав по нраву: забирай же плащ себе.
   ЭротияО, спасибо, вот достойный всем любовникам пример.
   Столовая Щетка
   (в публику)Если все они желают век свой кончить нищетой.
   Менехм I
   (указывая на плащ)За него недавно сотни для жены я заплатил.
   Столовая Щетка
   (в публику)Значит, сотни и пропали, здесь совсем простой расчет!
   Менехм IЗнаешь ли, что я задумал?
   ЭротияРада буду сделать все.
   Менехм IПрикажи-ка поскорее сделать завтрак нам троим.
   Столовая ЩеткаДа полакомей кусочков с рынка принести вели.И ветчинки, и свининки, разных там окорочков,Да головки поросячьей, да еще чего-нибудь.Пусть их сжарят, пусть их сварят, чтоб мой голод утолить!
   Менехм IИ скорей!
   ЭротияУж будет скоро!
   Менехм IМы ж на форум побежим.И сейчас назад: а ужин — не готов, так мы попьем.
   ЭротияПриходи, когда захочешь, будет все готово.
   Менехм I
   (к параситу)Ну,Марш, за мной.
   Столовая ЩеткаУж за тобою всюду побегу, клянусь!От тебя я не отстану, хоть полцарства мне сули.
   Менехм и Щетка уходят.
   ЭротияПозовите мне Килиндра-повара сюда скорей!
   СЦЕНА ЧЕТВЕРТАЯ
   Эротия, Килиндр.
   Входит Килиндр.
   ЭротияЗабирай корзину, деньги — вот три нумма, на тебе.
   КилиндрЛадно!
   ЭротияЗакупи на рынке. Чтоб хватило на троих, —И не больше и не меньше.
   КилиндрКто такие эти три?
   ЭротияЯ, Менехм и Щетка.
   КилиндрЩетка? Вас тут десять человек!Щетка ведь легко заменит в этом деле восьмерых.
   ЭротияЯ сказала, кто такие, думай сам об остальном.
   КилиндрЛадно, все почти готово! Хоть за стол…
   ЭротияСкорей.
   КилиндрСейчас.
   ДЕЙСТВИЕ ВТОРОЕ
   СЦЕНА ПЕРВАЯ
   Менехм II, Мессенион.
   Менехм IIДля морехода нету большей радости,Мессенион, по мненью моему, чем вдругУвидеть с моря землю.
   МессенионБольше, право, есть —Родную видеть землю после странствия.Позволь спросить: мы в Эпидамн зачем пришли?Иль к каждой мы должны причалить пристани?
   Менехм IIВедь знаешь ты, я брата-близнеца ищу.
   МессенионНу, сам подумай: как же нам найти его?Шестой уж понапрасну год скитаемся.Испанию, Иллирию, Массилию,Все море и всю Грецию Великую,Италии морские берега мы всеОбъездили. Булавку если б ты искал,Наверное, булавку мы давно б нашли.Ведь мертвого мы ищем средь живых людей,А был бы жив он, так давно б нашли его.
   Менехм IIНу, ладно. Но кого-нибудь сыскать хочу,Кто б мне наверно мог сказать, что умер брат.Тогда сейчас же прекращу я поиски,А иначе не брошу их, покуда жив,Ведь ты понять не можешь, как он дорог мне!
   МессенионСовсем пустое дело.Эх, пора б домой,Коль мы не изучаем географии.
   Менехм IIДовольно шуток. Слушаться!Не то смотри,Ведь все равно по-твоему не будет.
   МессенионВот!Угодно ли услышать? Знай, мол, кто таков.Что ж, раб я, знаю, ясно ведь и сказано!Конечно, так, а все же не могу смолчать.Менехм, послушай: вот я в кошелек взглянул,Осталось ведь немного вовсе денег-то.Ой, берегись, растратим: всё в пустых мечтахДо братца твоего добраться как-нибудь.Ведь здесь народ-то, в Эпидамне, — прямо страх!Развратники и пьяницы последниеОтсюда все; воришки, прихлебателиИ кляузники, право! Говорят еще,Что здесь гетеры самые бедовые.Ох, Эпидамн — погибель всем.Ох, страшно мне — На горе в этот город мы заехали!
   Менехм II
   Остережемся. Дай-ка кошелек сюда.
   МессенионЗачем?
   Менехм IIА страшно за тебя, коль правда все.
   МессенионЧего же страшно?
   Менехм IIГоре мне доставишь ты.Ведь у тебя большая слабость к женщинам,А я во гневе лютый зверь; так вот оноВдвойне спокойней, если кошелек со мной:И не растратишь, и побит не будешь ты.
   МессенионЧто ж, очень рад. Вот сохраняй. Пожалуйста.
   СЦЕНА ВТОРАЯ
   Килиндр, Менехм II, Мессенион. Килиндр.Провизию недурно закупил, ей-ей.Гостей отличным угощу я завтраком…Но что я вижу! Тут Менехм! Быть битым мне!С припасами вернуться не успел еще,А гости перед дверью. Подойду к нему.Привет Менехму.
   Менехм IIИ тебе, кто б ни был ты.
   КилиндрКак так «кто б ни был»?Будто незнаком со мной?
   Менехм IIНисколько.
   КилиндрГде ж другие сотрапезники?
   Менехм IIГде… кто?
   КилиндрО парасите говорю твоем.
   Менехм IIО парасите? Верно, сумасшедший он.
   Мессенион
   (на ухо Менехму)Я говорил ведь… много здесь доносчиков!
   Менехм IIМой парасит? О ком ты вздумал спрашивать?
   КилиндрА Щетка?
   МессенионЩетка? У меня в мешке лежит.
   КилиндрМенехм, пришел ты слишком рано к ужину.Вот с рынка возвращаюсь…
   Менехм IIОтвечай-ка мне,Почем здесь поросенок, чтобы гнев боговУмилостивить?
   КилиндрНумм — цена.
   Менехм IIВот нумм тебе:Очистись от болезни этой жертвою.Ведь ты совсем свихнулся, — здесь сомнений нет! —Коль пристаешь и липнешь к незнакомому.
   КилиндрДа я — Килиндр! Иль позабыл, как звать меня?
   Менехм IIКилиндр, Кориндр — мне все равно! И раньше яТебя не знал, и нынче не желаю знать.
   КилиндрА ты — Менехм!
   Менехм IIМенехм, не отрекаюсь я,На этот раз сказал ты слово здравое.Но как узнал ты имя?
   КилиндрКак же мне не знать!Ведь я же повар у твоей Эротии.
   Менехм IIМоей? Не больше с нею, чем с тобой, знаком.
   КилиндрСо мною не знаком ты? Ну, а кто ж тебяВином-то потчует у нас?
   МессенионВот горе-то! Не знаю, чем ему расквасить голову.
   Менехм IIМеня вином ты потчуешь?! Да только чтоЯ в Эпидамн приехал в первый раз!
   КилиндрВот как?
   Менехм IIНу да, конечно.
   КилиндрТак что в этом доме тыИ не жил?
   Менехм IIПусть подохнут те, что там живут!
   Килиндр
   (в публику)Вот он свихнулся, коль уж сам себя клянет.Менехм, послушай.
   Менехм IIЧто тебе?
   КилиндрВот нумм ты мнеДать обещался, лучше сбереги его, —Ведь ты как будто вправду не в своем уме,Коль сам себя ты осыпаешь руганью, —Вели уж поросенка для себя купить!
   Менехм IIКаков проклятый! Привязался, мочи нет.
   Килиндр
   (в публику)Вот так всегда со мной он рад пошучивать.Веселый он… как только от жены уйдет!
   (К Менехму.)Скажи-ка…
   Менехм IIЧто?
   КилиндрНа вас троих довольно тут,Иль прикупить мне: для тебя, ЭротииИ парасита?
   Менехм IIЧто там за Эротия?Какие параситы?
   МессенионВот мошенник-то! Чего пристал?
   КилиндрС тобою разговариватьНе собираюсь. Говорю с знакомым я.
   МессенионОй, вижу ясно, ты совсем помешанный.
   КилиндрСейчас начну я стряпать; вмиг готово все.Уж ты останься где-нибудь поблизости.Прощай пока!
   Менехм IIПрощу, лишь убирайся прочь.
   КилиндрА то, быть может, подождешь ты в комнатах,Пока я мясо на огне ВулкановомИзжарю… мигом позову Эротию,Пусть в дом попросит… что ж стоять на улице.
   (Уходит в дом Эротии.)
 [Картинка: i_012.jpg] 

   Философ. Фреска. Вилла в Боскореале. I век до н. э. Неаполь. Национальный музей

   Менехм IIОх, с плеч гора… Насилу-то ушел! Ну да,Ты прав был, это вижу…
   МессенионБерегись еще!Мне кажется, гетера проживает здесь:Ведь так сказал нам только что помешанный.
   Менехм IIОткуда ж мог узнать он, как зовут меня?
   МессенионДа очень просто. Ловки эти женщины:Рабов, служанок посылают к пристани.Чуть подойдет корабль из чужеземных стран,Сейчас допрос: откуда, кто да имя как —И сразу же привяжутся, прицепятсяИ разоренным отошлют на родину.Вот здесь засел, мне кажется, в засаде враг,И, право, было б лучше поберечься нам,
   Менехм IIЧто ж, вовремя совет твой.
   МессенионЕсли вовремя,Так постарайся остеречься вовремя!
   Менехм IIТсс… помолчи немного… заскрипела дверь.Посмотрим, кто-то выйдет.
   МессенионА поклажу здесьСложу.
   (Носильщикам)Постерегите, корабельный люд.
   СЦЕНА ТРЕТЬЯ
   Эротия, Менехм II, Мессенион.
   Эротия
   (служанке, стоящей в дверях ее дома)Дверь открытой оставь, к чему закрывать?И все внутри смотри устрой,Как надо: пусть будет мягко лежать,Пусть пахнут сладко куренья.Приятна нега влюбленным,И что в пагубу им, то прибыль для нас.Но где же он, повар его увидал перед домом!Ах, вот и стоит он,Кто более прочих выгоден мне,И за то но заслугам в доме моем он будет самым желанным.Я к нему подойду, начну разговор.Сердечко мое, почему ты стоитьПеред входом? Ведь двери открытыВсегда для тебя, ведь дом этот — твой.Готово уж все, войди, убедись,Как ты приказал, как ты захотел,И задержки ни в чем больше нет.Угощенье уж готово; хоть сейчас к столу прошу.
   Менехм IIС кем ты говоришь?
   ЭротияС тобою.
   Менехм IIВот как? Отчего ж со мной? Что же общего меж нами?
   ЭротияТо, что именно тебяМне Венера повелела по заслугам возлюбить.Ведь щедротами твоими я обласкана всегда.
   Менехм II
   (Мессениону)Что, ума она лишилась или пьяной напилась,Чтобы так запанибрата с незнакомым говорить!
   МессенионЯ предупреждал недаром; это цветики пока,Поживи еще, увидишь: ягодки-то впереди!Таковы уж здесь гетеры: рады выманить деньгу.Дай-ка я поговорю с ней. Женщина!
   ЭротияТебе чего?
   МессенионПознакомилась ты где с ним?
   ЭротияТам же, где и он со мной,В Эпидамне.
   МессенионВ Эпидамне? Да сегодня в первый разОн ступил на здешний берег.
   ЭротияШутки вздумал ты шутить.Мой Менехм, прошу, войди же; право, лучше будет там.
   Менехм II«Мой Менехм» — а? что ты скажешь?Верно имя назвала! Ничего не понимаю.
   МессенионДа почуяла она,Что кошель с собою носишь.
   Менехм IIВерно, так возьми его,И посмотрим, что ей слаще: я иль этот кошелек.
   ЭротияНу, пойдем к столу.
   Менехм IIСпасибо, не хочу я что-то есть.
   ЭротияТак зачем тогда велел ты приготовить нам еду?
   Менехм IIЯ велел еду готовить?
   ЭротияПараситу и тебе.
   Менехм IIЧто? Какому параситу? Нет, помешана она!
   ЭротияКак какому? Щетке.
   Менехм IIЩетке? Той, что чистят башмаки?
   ЭротияДа ведь с ним пришел ты нынче и принес в подарок мнеПлащ, украденный сегодня у жены.
   Менехм IIПостой, постой.Я украл тебе в подарок плащ?Да ты с ума сошла.Эта женщина, как лошадь, умудрилась стоя спать!
   ЭротияЧто ты вздумал издеваться надо мной и отрицатьТо, что сделал?
   Менехм IIЧто ж я сделал, в чем теперь не сознаюсь?
   ЭротияОт жены своей принес ты плащ?
   Менехм IIПлаща не приносилИ с тех пор, как я на свете, не был никогда женат.В этом городе я также не бывал с тех самых пор,Плыл на корабле и только вот сейчас с него сошел.
   ЭротияНет, все кончено! Какой там вдруг корабль?
   Менехм IIКорабль какой?А такой вот, что по морю плавает туда-сюда.Есть и палуба и мачты, снасти есть и паруса…
   ЭротияАх, прошу, довольно шуток.В дом входи же наконец.
   Менехм IIУж кого, не знаю, право, только не меня зовешь.
   ЭротияКак, зову я не Менехма, не был Мосх твоим отцом?Разве ты не в Сиракузах Сицилийских родился,Где был Агафокл правитель, после Пинфий[267] стал царем,Третьим Линарон, что царство Гиероиу передал,Гиерон поныне…
   Менехм IIПравду говоришь ты.
   МессенионЧудеса! Верно, там она бывала, что так точно знает все.
   Менехм IIДа, придется согласиться и войти.
   МессенионОй, нет, постой! Чуть порог ты переступишь, пропадешь.
   Менехм II
   (Мессениону, тихо)Молчи, молчи.Дело начато прекрасно. Я поддакивать начнуИ добьюсь гостеприимства.
   (Эротии.)Милая, перед тобойЯ нарочно запирался, испугавшись, как бы онНе донес моей супруге о пирушке и плаще,А теперь войти готов я.
   ЭротияПарасита будем ждать?
   Менехм IIНет, не будем, надоел он.Даже если и придет,Так скажи, чтоб не пускали.
   ЭротияС удовольствием скажу,Милый, знаешь, попрошу я…
   Менехм IIВсе, что хочешь, прикажи.
   ЭротияПлащ, который ты принес мне, в переделку отнеси,Пусть починят и немного украшений подошьют.
   Менехм IIЧто ж, я очень одобряю. Пусть он будет изменен,И жена узнать не сможет, если встретишь ты ее.
   ЭротияЗначит, ты его захватишь?
   Менехм IIНепременно захвачу.
   ЭротияНу, войдем.
   Менехм IIСейчас иду я. Только с ним поговорю.
   Эротия уходит.Эй, Мессенион, поди-ка.
   МессенионДля чего?
   Менехм IIЖивее, марш!
   МессенионДа зачем?
   Менехм IIЗатем! Я знаю, что ты скажешь…
   МессенионОчень рад.
   Менехм IIУж в руках моих добыча. Дело ладное. ИдиОтведи скорей вот этих ты на постоялый дворИ еще к заходу солнца приходи сюда за мной.
   МессенионГосподин мой, ты не знаешь этих женщин.
   Менехм IIЗамолчи!Если сделаю я глупость, мне же хуже, не тебе.Эта женщина ведь дура; и, насколько вижу я,Будет здесь для нас добыча.
   МессенионСтой, уходишь? Ну, погиб.Кончено. Теперь бедняга у разбойников в руках.Да и я хорош. Пытался господина удержать!Я ведь куплен, чтоб приказы исполнять, а не давать.
   (Носильщикам.)Ну, скорей за мной, чтоб мог я вовремя сюда прийти.
   ДЕЙСТВИЕ ТРЕТЬЕ
   СЦЕНА ПЕРВАЯ
   Столовая Щетка.
   Столовая ЩеткаМне уж больше трех десятков, а еще ни разу яХуже, гаже и постыдней преступленья не свершал,Чем сегодня. Затесался, глупый, в самую толпу,Там чего-то зазевался, а Менехм — и ускользни!И, наверно, уж к подруге, позабыв меня, пошел…Пусть того погубят боги, кто придумал в первый разЭти сходки, чтобы время отнимать у занятых,Пусть бы праздных выбирали, чтоб на сходки приходить.С них бы можно за неявку требовать изрядный штраф.Ведь таких людей немало, что один раз в день едят,На обед не ходят, в гости не зовут, — что делать им?На комиции, на сходки пусть заставят их ходить.Вот тогда бы угощенья нынче я не потерял.А уж я-то был уверен, что как следует поем!Но войду, быть может, все же хоть остатки получу…Что я вижу! Уж выходит из дверей Менехм в венке.Кончена еда; пришел я кстати, нечего сказать.Послежу за ним немного; а потом ему задам.
   СЦЕНА ВТОРАЯ
   Менехм II, Столовая Щетка.
   Менехм II
   (Эротии)Уж будь спокойна, принесу я плащ тебеЧудесно изготовленным и вовремя,Ну, прямо не узнаешь, так изменится!
   Столовая ЩеткаТак вот каков ты! В переделку плащ несешь,Накушавшись, напившись и меня забыв?Ну, коль теперь обиды я не вымещу,Так больше я не Щетка. Погоди же ты!
   Менехм IIКлянусь богами, больше видеть радостейНельзя зараз нежданно и негаданно!Покушал, выпил, был с гетерой, взял с собойВот этот плащ и, право, буду с ним таков.
   Столовая ЩеткаНикак подслушать не могу я слов его.Поди смеется надо мной, насытившись.
   Менехм IIОна сказала, что я сам ей отдал плащ,Взяв у жены. Как только я смекнул, что здесьОшибка, то знакомым с ней прикинулсяИ уж во всем старался ей поддакивать.Да что еще тут говорить? Ни разу мнеНе удавалось пировать так дешево.
   Столовая ЩеткаПора в атаку. Руки так и чешутся.
   Менехм IIА это кто ж такое приближается?
   Столовая ЩеткаНу, негодяй, как ветер легкомысленный,Бессовестный, хитрейший и бесстыднейший,За что, скажи, за что ты погубил меня?Небось поспешно убежал ты с форума,Чтоб без меня покончить с угощеньями?Да как меня ты обмануть осмелился?
   Менехм IIСкажи мне, парень, что ты пристаешь ко мне?Чего браниться вздумал ты с прохожими?Ведь на слова я делом отвечать могу.
   Столовая ЩеткаТы дело-то дурное уж успел свершить.
   Менехм IIПожалуйста, скажи мне, как зовут тебя.
   Столовая ЩеткаМеня? Да ты смеешься надо мной еще?
   Менехм IIСмеюсь? Да никогда тебя не видывалИ не знаком с тобою. Но кто б пи был ты,Будь осторожен лучше и не зли меня.
   Столовая ЩеткаМенехм, проснися.
   Менехм IIДа не сплю я, кажется.
   Столовая ЩеткаЯ парасит твой, понимаешь?
   Менехм IIПонял я.Ты, парень, — сумасшедший; узнаю теперь.
   Столовая ЩеткаСкажи-ка мне: сегодня ты похитил плащИ от жены понес его к Эротии?
   Менехм IIНе похищал, не относил к ЭротииИ не женат. Услышал ты, помешанный?
   Столовая ЩеткаВсе кончено! Иль скажешь, не видал тебяОдетым в плащ предлинный?
   Менехм IIАх, презреннейший! На свете скоморохи все, по-твоему,Как ты, чтоб в плащ рядиться? Ты видал меня?
   Столовая ЩеткаВидал, конечно.
   Менехм IIПоскорей проваливайИ от болезни поспеши очиститься.
   Столовая ЩеткаТеперь никак пощады ты не вымолишь.Все по порядку расскажу жене твоей.И мы припомним все твои ругательства…И то, что съел ты без меня, припомнится!
   (Уходит.)
   Менехм IIЧто это значит? Все, кого ни встречу я,Меня морочат… тише, заскрипела дверь.
   СЦЕНА ТРЕТЬЯ
   Служанка, Менехм II.
   СлужанкаСнеси вот это к золотых дел мастеру,Вели прибавить золота на унцию, —Пусть эту змейку заново отделает.
   Менехм IIИсполню все, и если что еще велит,Скажи, с таким же выполню усердием.
   СлужанкаТы помнишь змейку?
   Менехм IIПомню, что из золота…
   СлужанкаДа как же? Ты недавно ведь рассказывал:Ее ты выкрал у жены из ящика.
   Менехм IIВот чепуха-то, право!
   СлужанкаКак, непомнишь ты?Отдай же змейку, если позабыл…
   Менехм IIПостой,Нет, нет, я вспомнил, так и есть, та самая!Еще браслет побольше я тогда принес?
   СлужанкаНет, и не думал.
   Менехм IIВерно, и не думал я.
   СлужанкаТак что ж ответить?
   Менехм IIВсе, скажи, устрою яИ плащ со змейкой вместе принесу назад.
   СлужанкаМенехм, голубчик, прикажи, пожалуйста,Мне сделать серьги — легкие! — из золота —Тебя встречать я буду с большей радостью…
   Менехм IIЧто ж, я работу оплачу: дай золота.
   СлужанкаНет, заплати уж сам, а я потом отдам.
   Менехм IIНет, заплати сама, а я вдвойне отдам.
   СлужанкаДала б, да нету…
   Менехм IIНет, так подожди пока.
   СлужанкаНу, до свиданья.
   (Уходит.)
   Менехм IIТак скажи, устрою все…Да так, что плащ и змейка будут проданы.Ушла служанка? Наконец! Закрыла дверь!Воистину все боги помогают мне.Но я-то что же медлю? Благо время есть,От всех соблазнов здешних убегу, — скорей,Спеши, Менехм! Живее в путь, ускорь шаги!Венок сниму и брошу вот сюда, а самБегу направо, чтобы замести следы.Теперь Мессениона я найти хочу,Чтоб перед ним удачею похвастаться.
   ДЕЙСТВИЕ ЧЕТВЕРТОЕ
   СЦЕНА ПЕРВАЯ
   Матрона, Столовая Щетка.
   МатронаТайком ворует все, что может, из дому,Чтоб отнести к подружке? Вот примерный муж!Так не стерплю же этого.
   Столовая ЩеткаПостой, постой.На месте преступленья будет пойман он.Венок напялив, вышел он, напившись пьян,Чтоб отнести в починку плащ украденный…Да вот венок тот самый! Что ж, по-твоему,Соврал я? Так по следу и пойдем за ним.Да вот и сам он, кстати, возвращается,И без плаща.
   МатронаНу как же обойтись мне с ним?
   Столовая ЩеткаДа как всегда: наисквернейшим образом.Но отойдем в засаду. Здесь послушаем.
   СЦЕНА ВТОРАЯ
   Менехм I,Столовая Щетка, Матрона.
   Менехм IНу это ль не глупость, не вздор, не обуза!Однако ж мы все чем знатней, тем сильнееВиновны в обычае этом нелепом.Клиентов побольше хотим залучить мы,А честные, нет ли — какое нам дело!Теперь нам важны только деньги клиента.Будь честен, да беден, ты нам не пригоден,Нам нужен богатый, хотя б и мошенник.Закон, справедливость и право не ставятОни ни во что и патронов терзают.Взяв долг, отрекаются, рады судиться,И рады ограбить, и рады надуть.В рост деньги ссужают и данную клятвуНарушить они не боятся.А когда их в суд потащат, должен и патрон идти.Должен их дела дурные он словами прикрывать,Отвечать перед народом, перед претором, в суде!Вот и нынче так замучен я клиентом и не могК милой вовремя поспеть я, так меня он замотал.У него там накопилась куча самых темных дел.Как тут защитить? Я путал, и крутил, и заводил.И направо и налево… предлагаю, наконец,На условиях хитрейших биться с нами об заклад.[268]Ну, а что ж клиент мой? Лезет все же прямо напролом!Ну конечно, и попался, и процесс свой проиграл:Три свидетеля бесспорных доказали все как есть.Чтоб гром его пришиб за то,Что день совсем испортил мне.Да и меня за то, что вдругНа форум нынче сунулся.А мог быть день чудеснейший.Хотел устроить пиршество,Давно уж ждет Эротия.Чуть кончил дело, в тот же мигБегом пустился с форума.Она, наверно, сердится.Да пусть плащом утешится.Его стащил недаром у жены своей.
   Столовая ЩеткаЧто ты скажешь?
   МатронаА то, что мой муж — негодяй!
   Столовая ЩеткаТы слова его слышала ясно?
   МатронаОчень ясно.
   Менехм IВойду же; там радости ждут.
   Столовая ЩеткаПогоди, огорченья, быть может.
   МатронаЭтот плащ себе на горе ты стащил.
   Столовая Щетка
   (Матроне)Еще наддай!
   МатронаИли подлости такие думал ты свершать тайком?
   Менехм IНо скажи мне, в чем же дело?
   МатронаСмеешь спрашивать меня?
   Менехм IНе его же! В чем обида, женушка?
   Столовая ЩеткаИшь ласков как!
   Менехм IЯ не звал тебя, чего ты привязался?
   МатронаРуки прочь! Обниматься не желаю.
   Столовая ЩеткаПравильно!
   Менехм IЖена моя,Почему грустишь?
   МатронаНе знаешь?
   Столовая ЩеткаПритворяется, подлец.
   Менехм IВ чем причина?
   МатронаПлащ — причина.
   Менехм IПлащ?
   МатронаА что ж ты побледнел?
   Менехм IЯ? Ни чуточки.А впрочем, виноват твой плач, не плащ.
   Столовая ЩеткаБез меня еду прикончил.На ж тебе.
   (К матроне.)Еще наддай!
   Менехм I
   (Щетке)Замолчи!
   Столовая Щетка
   Не замолчу я.
   (Матроне.)Мне кивает, чтоб молчал.
   Менехм IНет, клянусь, что я ни разу не кивал и не мигал.
   Столовая ЩеткаВот нахальство! То, что оба мы видали, отрицать?
   Менехм IВсеми я клянусь богами — видишь, клятва велика! — Не кивал я.
   Столовая ЩеткаЛадно, к делу возвращайся поскорей.
   Менехм IА куда мне возвращаться?
   Столовая ЩеткаА туда, где чинят плащ.
   Менехм IЧто за плащ?
   Столовая ЩеткаЯ умолкаю. Ты чего ж не говоришь?
   МатронаЧто ж мне говорить, несчастной!
   Менехм IЧем несчастна ты, скажи?Может, раб или рабыня провинились пред тобой,Нагрубили? Отвечай же. Я задам им.
   МатронаЧепуха.
   Менехм IТы меня своей печалью огорчаешь.
   МатронаЧепуха.
   Менехм IНа кого-нибудь ты дома рассердилась?
   МатронаЧепуха.
   Менехм IУж не на меня ль сердита?
   МатронаВот теперь не чепуха.
   Менехм IНо ни в чем я не виновен.
   МатронаЭто снова чепуха.
   Столовая Щетка
   (Менехму)Вот теперь небось не будешь бегать без меня на пирИ не будешь в пьяном виде издеваться надо мной.
   Менехм IНа пиру и не бывал я, даже в дом не заходил.
   Столовая ЩеткаНе был, говоришь?
   Менехм IКонечно.
   Столовая ЩеткаНе был, а? Каков наглец!Что же, я тебя не видел перед дверью и в венке?Иль, по-твоему, меня ты сумасшедшим неназвал,Говоря, что ты приезжий и со мною не знаком?
   Менехм IДа с тех пор, как мы расстались, я сюда не приходил.
   Столовая ЩеткаЛадно, думал ты, наверно, что тебе не отомщу.Все твоей жене сказал я.
   Менехм IЧто сказал?
   Столовая ЩеткаНе помню чтоТы б ее спросил.
   Менехм IВ чем дело? Что тебе он рассказал?Ты молчишь? Ты мне не скажешь?
   МатронаБудто ты не знаешь сам? Ну, к чему вопросы?
   Менехм IЗнал бы, так не спрашивал.
   Столовая ЩеткаНаглец!Сколько хочешь притворяйся, все равно не сможешь скрыть.Рассказал я все, как было,
   Менехм IЧто?
   МатронаКоль так бесстыден тыИ сознаться сам не хочешь, ну, так выслушай меняИ узнаешь, что сказал он, чем меня он огорчил.У меня ведь плащ украли.
   Менехм IПлащ украли у меня?
   Столовая ЩеткаИзворотлив же мерзавец! У нее, не у тебя!Если б у тебя украли, плащ на месте бы лежал.
   Менехм I
   (Щетке)Прочь пошел!
   (Жене.)Что говоришь ты?
   МатронаГоворю, что плащ пропал.
   Менехм IКто украл его?
   МатронаНаверно, точно знает тот, кто взял.
   Менехм IКто ж он?
   МатронаЕсть такой Менехм тут…
   Менехм IО, наверно, негодяй! Кто же он, Менехм?
   Матрона
   (показывая на Менехма)А вот кто!
   Менехм IЯ? Кто ж обвинил меня?
   МатронаЯ сама.
   Столовая ЩеткаИ я. Отнес ты плащ к Эротии своей.
   Менехм IЯ отнес к ней?
   МатронаТы!
   Столовая ЩеткаТы, ты, ты… хочешь, дятла принесем,Чтоб вдолбил тебе он в череп?Мы устали «ты» кричать.
   Менехм IВсеми я клянусь богами — видишь, клятва велика!Не давал я…
   Столовая ЩеткаМы ж клянёмся, что мы правду говорим.
   Менехм IНе давал его… в подарок, лишь на содержанье дал.
   МатронаЕсли б я твою хламиду постороннему дала,Ты бы рад был? Пусть бы лучше за своей следила я,Ты же за своей одеждой. Возврати-ка плащ скорей.
   Менехм IМигом возвращу!
   МатронаНу, что же, очень рада за тебя,Потому что без него ты в этот дом не попадешь.До свиданья.
   Столовая ЩеткаА за помощь ты не наградишь меня?
   МатронаПомогу тебе, коль кража будет в доме у тебя.
   (Уходит.)
   Столовая ЩеткаНикогда не будет кражи. Дом мой совершенно пуст.Чтоб вас громом разразило, мужа и жену! ПойдуЯ на форум, здесь уж, видно, нечем поживиться мне.
   (Уходит.)
   Менехм I
   (смотря вслед жене)Думаешь, что наказала, выгнав из дому меня,Будто нет такого дома, где мне будет веселей?Гнев твой перенесть поможет мне Эротии любовь;Здесь уж двери не закроют перед носом у меня.Попрошу ее, пускай мне плащ подаренный вернет.Ей куплю еще дороже. Эй, придверника сюда!Отворите, позовите мне Эротию скорей.
   СЦЕНА ТРЕТЬЯ
   ЭротияКто здесь?
   Менехм IТот, кому дороже ты, чем собственная жизнь.
   ЭротияМой Менехм, к чему ж стоять нам перед дверью…
   Менехм IПогоди,Знаешь, для чего пришел я?
   ЭротияЗнаю, чтоб меня обнять.
   Менехм IВовсе нет. А вот в чем дело: плащ, пожалуйста, верни,Тот, что дал тебе в подарок. Все пронюхала жена.А тебе куплю я вдвое лучше. Выбери сама!
   ЭротияДа его для переделки я тебе уж отдалаИ еще просила змейку я исправить заодно.
   Менехм IТы дала мне плащ и змейку? Брось, пожалуйста, шутить.Помнишь, я принес подарок? А потом с тех самых порС форума не возвращался.
   ЭротияВот ты что затеял? Так!Обмануть меня ты хочешь, чтоб вещей не возвращать!
   Менехм IВовсе не хочу тебя я обмануть. Уж я сказал:Все жена узнала.
   ЭротияЛадно. Не просила у тебяЯ подарка, сам принес мне, сам же требуешь назадТо, что дал. Пускай. Согласна. Отнимай. Хоть сам носи,На жену напяль, коль хочешь, или в ящик положи,Но зато ко мне отныне не трудись уж приходить,Если только ты не сможешь денег выложить на стол,Безнаказанно не дам я издеваться надо мной, —Поищи другую дуру, чтобы даром обнимать.
   (Уходит.)
   Менехм IСлитком ты погорячилась. Погоди немного, эй!Возвратись, постой! Неужто не вернешься ты ко мне?Нет, ушла. Закрыла двери. Отовсюду выгнан я.И к жене нельзя вернуться, и к Эротии войти.Посоветуюсь с друзьями, как теперь мне поступить.
   (Уходит.)
   ДЕЙСТВИЕ ПЯТОЕ
   СЦЕНА ПЕРВАЯ
   Менехм II, Матрона.
   Менехм IIЯ очень глупо сделал, что кошель беречьМессениону поручил. Ведь он теперьЗастрял, неверно, в кабаке каком-нибудь.
   Матрона
   (выходит)А погляжу-ка, скоро ль мой супруг придет.Да вот и он. Ну, слава богу, плащ принес.
   Менехм II
   (не замечая Матроны)Не понимаю, где Мессенион торчит.
   МатронаА ну-ка, с ним поговорю как следует!И смеешь ты, бесстыдник, на глаза моиС плащом являться этим?
   Менехм IIЧто за вздор еще? Ты, женщина, что злишься?
   МатронаКак решаешьсяПролепетать хоть слово, говорить со мной?
   Менехм IIА что ж я сделал, чтобы не решаться-то?
   МатронаТы спрашиваешь? Ах, наглец бесстыднейший!
   Менехм IIА знаешь ты, за что прозвали эллиныСобакою Гекубу?
   МатронаНет, не помню я.
   Менехм IIНе помнишь? А за подвиги такие же:Всех встречных осыпала страшной, руганьюИ по заслугам названа Собакою.
   МатронаНет, не стерплю я поношений этаких…Уж лучше мне без мужа целый век прожить,Чем эти оскорбления выслушивать!
   Менехм IIДа мне-то что за дело, будешь с мужем тыИль с ним расстаться хочешь? Что, обычай здесьПриезжим басни всякие рассказывать?
   МатронаКакие басни? Лучше, говорю тебе,Мне жить одной, чем твой бесстыдный нрав терпеть.
   Менехм IIДа мне-то что? Живи одна, пожалуйста,Хоть до кончины самого Юпитера.
   МатронаА говорил, что у меня не крал плаща,И сам его приносишь! И не срам тебе?
   Менехм IIИ наглая ж и скверная ты женщина!Мне этот плащ другая, а не ты дала, —Для переделки. Перестань выдумывать!
   МатронаТак вот как! Мигом позову отца сюдаИ по порядку все, как было, выложу.Эй, Децион, ты сбегай за отцом моим,И пусть живей приходит. Дело важное!Я о твоих поступках расскажу.
   Менехм IIО чем? Свихнулась ты?
   МатронаВоруешь вечно из домуПлащи мои, браслеты и уносишь всеК подружке; что же, басни это, скажешь ты?
   Менехм IIНе знаешь ли, какого зелья выпить мне,Чтоб я твое нахальство мог выдерживать?Кем ты меня считаешь, неизвестно мне,С тобой знаком я, как с троянским Гектором.
   МатронаЧто ж, смейся, как-то будешь над отцом моимСмеяться. Вот, ты видишь, он идет сюда.Хоть с ним знаком ты?
   Менехм IIОсаждал я Трою с ним.И в тот же день с тобою познакомился.
   МатронаНе хочешь знать меня? Отца не хочешь знать?
   Менехм IIНет, не хочу, хоть дедушку зови сюда.
   МатронаЧто раньше, что сейчас! Все штуки старые!
   СЦЕНА ВТОРАЯ
   СтарикСтарик я! Мой шаг слаб, в ногах дрожь, вперед яМогу лишь тихонько идти, еле-еле.И то мне большой труд, скрывать я не стану!Проворства пропал след, годами согбен я.Тяжел на подъем: нынче, сил нету прежних.Ох, старость — не радость, ох, дряхлым беда быть!Несет сколько злой доли тем, кто уж стар стал.Сказать все и сил нет, и слишком уж долго…Да вот невдомек мне, чего ж это дочь вдругМеня так поспешно к себе просит нынче!И что тут? Веда в чем? К чему так спешить мне?Но, кажется, сам я уж знаю, в чем дело.Опять с мужем спор, верно, стал слишком жарким.Таков нрав тех жен, что с приданым вошли в домСупруга, — хотят, чтоб рабом стал для них он…Совсем без греха тут и муж не бывает,К тому же терпенью жены есть предел ведь.Когда ж звать отца дочь без толку захочет!Вины мужа тут есть, наверно, немало.Сейчас все узнаю. Стоит дочка здесь уж,А вот муж поодаль. Мрачней тучи, вижу!Ну так, как я и думал. Позову к себе я дочку.
   МатронаЗдравствуй, милый мой отец.
   СтарикЗдравствуй. Все ль благополучно здесь? И почему зовешь?Ты мрачна, а он рассержен, и стоите оба врозь?Почему-нибудь, наверно, вы поссорились опять.Ну, кто прав, а кто виновен, говори без долгих слов.
   МатронаЯ ни в чем не погрешила.Вот тебе мой первый сказ.Но остаться здесь и дольше мучиться не в силах, я.Уведи, меня отсюда!
   СтарикПочему ж?
   МатронаА ни во чтоЗдесь меня не ставят.
   СтарикКто же?
   МатронаМуж, тобою данный мне.
   СтарикЗначит, снова перебранка? Сколько раз я повторял:Ваших жалоб друг на друга больше слышать не хочу!
   МатронаКак же избежать мне жалоб?
   СтарикСтоит только захотеть.Сколько раз уж говорил я. Мужу угождай во всем,Не следи, куда идет он, что он делать собрался…
   МатронаНо завел он здесь гетеру по соседству!
   СтарикНу так что ж? За твое шпионство мог бы нескольких он завести.
   МатронаНо он пьет там!
   СтарикЧто ж, прикажешь, чтоб он вовсе бросил питьТам, иль тут, иль где угодно? Что ты обнаглела так?Право, не хватало только, чтоб он в гости не ходилИ к себе гостей не смел бы приглашать. Да что он, рабИли муж тебе? Ты: рада б дать ему дневной урок,Посадить среди служанок и заставить пряжу прясть.
   МатронаПризвала я адвоката, видно, мужу, не себе.Ты меня возьми в защиту.
   СтарикЕсли провинился он,Обвиню его гораздо строже, чем тебя винил,Но ведь в платьях, в украшеньях, и в служанках, и в деньгахТы не видишь недостатка, что ж ты злишься на него?
   МатронаДа из ящиков крадет он драгоценности, плащи.Он меня совсем ограбит, все таская для гетер.
   СтарикЕсли правда, это скверно; если нет, то ты скверна,Обвиняя невиновных.
   МатронаВидишь, держит он мой плащ.Я узнала о покраже, вот он и принес назад.
   СтарикВсе сейчас я разузнаю; с ним самим поговорю.Мой Менехм, тебя прошу я, в чем: тут дело, объясни.Ты грустишь, она сердита, и стоите оба врозь.
   Менехм IIСлушай, старец, кто б ты ни был.Я Юпитером клянусьИ богами остальными…
   СтарикВ чем же ты клянешься так?
   Менехм IIЧто ничем я не обидел: этой женщины. Она жУверяет, что украл я плащ из дома у нее.Да пускай меня отныне все несчастья поразят,Если был я хоть минуту в доме, где она живет.
   СтарикЧто ты, что ты, сумасшедший, накликаешь на себя.Будто не был в этом доме, где ты сам всегда живешь.
   Менехм IIЧто, старик, вот в этом доме я, по-твоему, живу?
   СтарикИль неправда?
   Менехм IIДа, неправда.
   СтарикВидно, шутки шутишь ты.Разве выехал отсюда ночью?Дочка, подойди.Выехали вы отсюда, правда?
   МатронаЧто ты, для чего?
   СтарикА почем я знаю?
   МатронаВидишь, он смеется над тобой.
   СтарикНу, Менехм, довольно шуток.К делу перейдем теперь.
   Менехм IIНет, скажи, чего ты лезешь?Кто ты: и откуда ты?За какие преступленья вы изводите меня?
   МатронаВот, глаза позеленели, и на лбу и на вискахРазлилася желчь, ты видишь?Видишь, как блестят белки?
   Менехм II
   (в публику)Думают, что я безумен? Что же, ладно, в добрый час.Сам прикинусь я безумным и отделаюсь от них.
   МатронаРот открыт, руками машет, — что же делать мне, отец?
   СтарикПодойди ко мне, родная, и подальше от него.
   Менехм IIО Иакх, о Бромий, в чащу на охоту ты зовешь.[269]Слышу, слышу, но не в силах я уйти из этих мест.Псица яростная слева стережет мои шаги,А козел бодливый справа. Он уж многих на судеПогубил невинных граждан показаньем, полным лжи.
   СтарикЧтоб ты лопнул!
   Менехм IIВот вещает повелитель АполлонВзять воспламененный факел, чтобы выжечь ей глаза.
   МатронаАй, ай, ай, отец, ты слышишь, выжечь мне глаза грозит.
   Менехм II
   (в публику)Говорят, что я безумен, а ведь сами без ума.
   СтарикДочка, горе!
   МатронаЧто ж нам делать?
   СтарикНе позвать ли мне рабов?Пусть его скорее схватят, свяжут, унесут, запрут,Чтобы натворить не мог он больших бед.
   МатронаТы прав, спеши.
   Менехм II
   (в публику)Что-нибудь придумать надо, чтоб меня не унесли.
   (Громко.)Ты велишь мне, что есть силы, исковеркать ей лицо,Если тотчас не успеет с глаз моих убраться прочь…Аполлон, приказ исполню!
   СтарикУбегай-ка поскорей! А не то ведь поколотит.
   Матрона
   (тихо)Убегу, а ты смотри,Чтобы не ушел он.Вот уж вправду горький мой удел!
   Менехм IIЭту выгнал я недурно.(Громко.)А теперь ты мне велишь,Чтобы дряхлый нечестивец,Кикнов сын…[270] чтобы ему,Бородатому Тифону,[271] посох выхватив из рук,Раскроил я череп, кости раздробил.
   СтарикЭй, берегись! Ты меня не смей касаться, подходить ко мне не смей.
   Менехм IIТвой приказ исполню снова. Нападу на старикаИ двуострою секирой внутренности раскрошу.
   СтарикНу, теперь пора беречься и скорее убегать.А не то, боюсь, угрозу выполнит и вправду он.
   Менехм IIАполлон, приказ твой труден. В колеснице лошадейНеобъезженных и диких ты велишь теперь мне стать,Чтоб беззубый и вонючий этот лев раздавлен был?Я всхожу на колесницу, вожжи взял, и бич в руке.Мчитесь, кони, быстро мчитесь, пусть раздастся звон копыт,Ноги легкие согните, напрягите и вперед!
   СтарикМне грозишь ты колесницей!
   Менехм IIСнова, снова, Аполлон,На него велишь напасть мне, опрокинуть и убить.Кто ж, однако, мне вцепился в волосы и вдруг низвергС колесницы, нарушая твой приказ, о Аполлон!
   (Падает.)СтарикУж вот болезнь ужасная, воистину!Ведь был еще недавно он совсем здоров —И вот такое сразу сумасшествие!Пойду-ка поскорее вызвать лекаря.
   (Уходит.)
   Менехм II
   (приподнимаясь)Ну, наконец-то удалились с глаз моихПринудившие здравого безумствовать!На палубу скорее, благо вырвался!
   (К зрителям.)Вы ж, господа, не говорите старому,Какой отсюда убежал я улицей.
   (Уходит.)
   СЦЕНА ТРЕТЬЯ
   Старик, лекарь.
   СтарикСидеть устали кости и глаза — глядеть,А все никак не мог дождаться лекаря.Потом, вернувшись, стал он говорить, что онИ Эскулапу излечил полом ноги,И Аполлону руку. Так что, кажется,Ваятеля позвал я, а не лекаря.Да вот он! Будто черепаха, движется.
   ЛекарьНу, чем он болен? Все мне расскажи, старик.Он одержимый или слабоумный лишь?Что с ним такое? Спячка ли, водянка ли?
   СтарикА для того и зван ты, чтоб узнать болезньИ вылечить.
   ЛекарьНу, это дело легкое! Ручаюсь честью, мигом будет вылечен.
   СтарикНет, ты его вылечивай старательно.
   ЛекарьСто раз на дню я буду горевать над ним:С таким примусь стараньем за лечение.
   СтарикДа вот и он. Посмотрим, что он сделает.
   СЦЕНА ЧЕТВЕРТАЯ
   Менехм I, старик, лекарь.
   Менехм I
   (входит)Вот уж, право, день нелепый, неудачный и дурной! —Что тайком хотел я сделать, обо всем мой параситРастрезвонил, и напуган и обруган я теперь.Словно он Улисс, чтоб горя столько причинять царю!Но поплатится за это скоро жизнью он своей.Впрочем, жизнь его давно уж стала мне принадлежать:Он ведь жив моей едою. Так лишу его души!Хороша же и гетера! Постояла за себя.Я прошу мне дать обратно плащ, чтобы вернуть жене,А она в ответ: «Дала уж!» Горе мне, несчастлив я.
   СтарикЧто он говорит?
   ЛекарьНесчастлив, говорит.
   СтарикНу, подходи.
   ЛекарьЗдравствуй, мой Менехм. Ты что же руку обнажил?Прикрой. Это при твоей болезни может очень повредить.
   Менехм IУбирайся, чтоб ты лопнул.
   СтарикЗамечаешь?
   ЛекарьКак же нет!Здесь втираньями простыми чемерицы не помочь.Вот что, друг мой…
   Менехм IЧто?
   ЛекарьСкажи мне, пьешь ты белое вино,Или красное ты любишь?
   Менехм IЧто за вздор! К чему вопрос?
   ЛекарьЭто чрезвычайно важно.
   Менехм IА пошел ты прочь скорей.
   Лекарь
   (старику)
   Вот, безумствовать уж начал!
   Менехм IТы б еще меня спросил,Хлеб пурпурный, или алый, или желтый я люблю?Не люблю ли рыбу в перьях или птицу в чешуе?
   Старик
   (лекарю)Слышишь, что он там городит?Хоть лекарство, что ли, дай.Да скорей, не то припадок снова овладеет им.
   ЛекарьПогоди, еще я должен расспросить.
   СтарикСкорей, болтун!
   Лекарь
   (Менехму)У тебя бывают часто выкаченные глаза?
   Менехм IЧто я, краб приморский, что ли, чтоб выкатывать глаза?
   ЛекарьА скажи-ка мне: бурчанье ты в желудке замечал?
   Менехм IЕсли сыт, так все спокойно; если голоден, бурчит.
   ЛекарьВот теперь он так ответил, будто не сходил с ума!Ну, а спишь ты до рассвета? Засыпаешь быстро ты?
   Менехм IКоль с долгами расплатился, так великолепно сплю.Чтобы гром тебя, допытчик, тут на месте поразил!
   ЛекарьПриближается припадок, судя по его словам.
   СтарикОн теперь умен, как Нестор, судя по его словам.А недавно назвал псицей собственную он жену.
   Менехм IЯ-то назвал?
   СтарикДа, в безумье.
   Менехм IЯ?
   СтарикНу да, конечно, ты.И четверкой диких коней растоптать меня грозил.
   Менехм IЧто за вздор? Кто это видел? Кто посмеет утверждать?
   СтарикЯ видал и утверждаю, что ты делал это все.
   Менехм IЯ же видел, что украл ты у Юпитера венок.Видел также, что в темницу бросили тебя за то,А потом, связав, в колодках, выпороли поделом.Видел, как отца убил ты и как продал в рабство мать.Видишь, я здоров! Умею бранью отвечать на брань.
   СтарикЛекарь, лекарь, умоляю, поскорее помоги.Видишь сам — он сумасшедший.
   ЛекарьВот что надо сделать нам. Пусть его ко мне притащат.
   СтарикБудет лучше?
   ЛекарьРазве ж нет? За него примуся дома я по-своему.
   СтарикПримись.
   ЛекарьУ меня он чемерицы поглотает двадцать дней.
   Менехм IУ меня же повопишь ты под плетьми и тридцать дней.
   ЛекарьПозови людей скорее, пусть возьмут.
   СтарикА скольких звать?
   ЛекарьДля него, в таком безумье, уж не меньше четверых.
   СтарикМигом будут; ты же, лекарь, стереги его.
   ЛекарьНу, нет.Лучше дома приготовлю все, что надо. Так скажиТы рабам, пускай притащат.
   СтарикЛадно.
   ЛекарьУхожу.
   СтарикПрощай.
   Оба уходят.
   Менехм IТесть ушел, ушел и лекарь. Наконец-то я один!В чем тут дело, что безумным вздумали меня считать!Ведь с тех нор, как я родился, я ни разу не болел,И совсем я не безумен: драк и ссор не затевал,Сам я здрав, встречаю здравых, знаю тех, с кем говорю.А кричат, что я безумен… или сами без ума?Как мне быть? Домой хочу я — да не пустит ведь жена.
   (Показывая на дом Эротии.)А туда и не пытаюсь; слишком плохи там дела.Что ж, останусь здесь; хоть ночью пустят, может быть, домой.
   СЦЕНА ПЯТАЯ
   Мессенион
   (входит)Пример всем рабам тот мудрец-раб, блюдет кто,Забот полон страхов, добро господина.Пусть тот прочь ушел, раб храпит все, как прежде,Усердно и так, будто смотрят за ним.Ведь тот, кто умом здрав, поймет, что важней бытьНебитым, чем есть, сколько влезет в живот.Пусть вспомнит бездельник, награда какаяЕго ждет за лень от руки господина:Битье, труд на мельнице тяжкий, колодки,И голод, и холодПорокам его воздаянье.Вот потому-то, я уверен, лучше добрым быть слугой.Ушам приятней разговоры, чем спине кулак и плеть.Приятней поедать хлеба, чем хлеб на мельнице молоть.Вот потому-то я послушен и усерден потомуИ, право, пользу вижу в том!Пускай другие поступают как угодно, я ж мой долгСо страхом буду выполнять, чтоб мне не провиниться в чем.Ведь в том и добродетель наша — всякой избегать вины.И те, что глупы и беспечны, все раскаются потом,А я надеюсь за усердье скоро волю получить.Я спину гну, но от побоев этим спину берегу.Теперь отвел рабов с поклажей я на постоялый двор,И вот спешу сюда навстречу. Постучу-ка в дверь к нему,Попытаюсь из притона я хозяина спасти.Но, боюсь, пришел я поздно и уже проигран бой.
   СЦЕНА ШЕСТАЯ
   Старик, Менехм I, рабы, Мессенион.
   Старик
   (рабам)Заклинаю вас богами, приказание моеВы усердно выполняйте; вот, еще раз повторю:Вы его хватайте мигом и к врачу бегите с ним,Если палок не желают ваши спины и бока.Да смотрите, не пугаться, коль он будет угрожать!Ну что ж стоите, что ж боитесь? Уж давно хватать пора.А я пойду к врачу скорей и там вас встречу.
   (Уходит.)
   Менехм IГоре мне!Что тут за притча? Что за люди?Для чего ко мне бегут? Чего хотите?Что вам надо? Окружать меня к чему?Зачем хватать? Куда несете? Стойте!Умоляю вас,Сограждане, скорей на помощь!Отпустите вы меня.
   МессенионБлагие боги, что же это, что же это вижу я?Уносят эти негодяи господина моего.
   Менехм IПомочь никто мне не решится?
   МессенионЯ решусь, мой господинЗлодейство недостойное,О граждане, чтоб кто-нибудьПохитить в мирном городеСредь бела дня осмелилсяСвободного приезжего! Отпустите!
   Менехм IУмоляю, кто б ты ни был, заступись.И такого преступленья не позволь им совершить!
   МессенионНи за что я не позволю, заступлюсь и помогуИ тебе не дам: погибнуть — лучше уж погибну сам.Вот того хвати по глазу, что впился тебе в плечо,Я же быстро постараюсь остальным разбить носы.Вот увидите, схватили вы его себе назло.
   (Бьет рабов.)
   Менехм IВот хватил его по глазу!
   МессенионВыбей глаз ему совсем,Вот вам, плуты, негодяи и разбойники.
   Рабы
   (продолжая держать Менехма)Постой! Пощади!
   МессенионА вы оставьте!
   Менехм IЧто ж вы держите меня? Колоти еще!
   МессенионБегите, уносите ноги прочь!Ты, я вижу, вздумал медлить? Получи еще удар.
   Рабы убегают.Господин мой, что ты скажешь, славно я отделал ихИ тебе на помощь, правда, вовремя сумел прийти?
   Менехм IПусть же, кто б ты ни был, боги наградят тебя за то.Не дожить бы мне до ночи, если б ты не спас меня.
   МессенионИ за это справедливо, чтобы мне ты волю дал.
   Менехм IЧтобы я тебе дал волю?
   МессенионЯ ведь спас тебя.
   Менехм IПостой. Ты ошибся, друг мой.
   МессенионВ чем же?
   Менехм IДа Юпитером клянусь,Что тебе не господин я!
   МессенионБрось шутить.
   Менехм IЯ не шучу. Ни один мой раб ни разу не спасал меня, как ты!
   МессенионВот как? Значит, на свободу ты позволишь мне идти?
   Менехм IМне-то что же? Будь свободен, уходи, я не держу.
   МессенионПриказать мне можешь?
   Менехм IЛадно, вот, приказываю я.
   МессенионМой патрон, спасибо.
   (Изображая других, поздравляющих его, рабов.)«С волей мы, Мессенион, тебяПоздравляем». Да? Спасибо. Но прошу тебя, патрон,Мной располагай свободным так, как будто я твой раб.У тебя и жить я буду, и домой вернусь с тобой.
   Менехм I
   (в публику)Как же, так тебя и пустят!
   МессенионЯ на постоялый дворСбегаю сейчас: поклажу принесу и кошелек, —Он надежно мною спрятан!
   Менехм IКошелек? Неси, неси!
   МессенионСколько было денег, столько и верну. Ты здесь пожди!
   (Уходит.)
   Менехм IНет, поистине сегодня здесь творятся чудеса!Те меня смешали с кем-то, отовсюду выгнав прочь,А вот этот уверяет, что он был моим рабом!Принести еще хотел он мне какой-то кошелек.Пусть несет! Его сейчас же на свободу отпущу.А не то, очнувшись, станет деньги требовать с меня.Ну, а лекарь с тестем молвят, будто я сошел с ума.Ничего не понимаю! Иль приснилось это мне?Вновь к гетере попытаюсь. Хоть и злится на меня,А быть может, все ж удастся упросить, пусть плащ вернет.
   (Уходит к Эротии.)
   СЦЕНА СЕДЬМАЯ
   Менехм II, Мессенион.
   Менехм IIЧто? С тех пор как приказал я приходить сюда за мной,Мы с тобой встречались, дерзкий? Как ты лжешь!
   МессенионДа только чтоЯ прогнал тебя схвативших четырех рабов. Вот здесьЭто было. Ты на помощь призывал еще весь мир.Я примчался, я избил их, я освободил тебя!И меня, за то в награду, ты на волю отпустил.Я собрался за поклажей и за кошельком, а тыЗабежал вперед, навстречу, чтоб все это отрицать.
   Менехм IIЯ пустил тебя на волю?
   МессенионДа, пустил.
   Менехм IIКак бы не так!Лучше сам рабом я стану, а тебя не отпущу.
   СЦЕНА ВОСЬМАЯ
   Менехм I, Мессенион, Менехм II.
   Менехм I
   (выходя из дома Эротии)А хоть бы вы и жизнью клялись, ото все же будет ложь,Не уносил от вас сегодня я ни змейки, ни плаща!
   МессенионБлагие боги! Что я вижу!
   Менехм IIЧто ты видишь?
   МессенионОбраз твой!
   Менехм IIЧто за вздор?
   МессенионИзображенье здесь точнейшее твое.
   Менехм IIА и впрямь похож, насколько я знаком с самим собой.
   Менехм I
   (Мессениону)Здравствуй, юноша, кто б ни был ты, что нынче спас меня.
   МессенионПогоди-ка, будь любезным, как зовут тебя, скажи.
   Менехм IЧто ж, отвечу на вопрос твой; ты ответа заслужил.Я зовусь Менехмом.
   Менехм IIВот как? Я зовусь так, а не ты.
   Менехм IВ Сиракузах Сицилийских я родился.
   Менехм IIТам же я.
   Менехм IЧто я слышу?
   Менехм IIСлышишь правду.
   Мессенион
   (после долгого сравнения, обоих)Я узнал! Вот чей я раб.Я-то думал, что вот этот, а не тот мой господин.За того тебя я принял, потому и так пристал.Если вздор наговорил я, так уж ты меня прости.
   Менехм IIТы, я вижу, обезумел. Или вовсе ты забыл,Что с тобой сошли на берег нынче мы.
   МессенионТы прав, ты прав!Я твой раб, ты — мой хозяин.Здравствуй же! А ты — прощай.Вот кого зову Менехмом.
   Менехм IНу, а я себя.
   Менехм IIПостой, Что за вздор? Ты стал Менехмом?
   Менехм IДа, и Мосхом я рожден.
   Менехм IIКак? Моим отцом рожден ты?
   Менехм IСобственным, а не твоим.А в твоем я не нуждаюсь и не стану отнимать.
   МессенионВот нежданная надежда! Помогите, боги, мне!Если я не ошибаюсь, это братья-близнецы:И отец один и тот же, и отечество одно.Кликну моего в сторонку. Эй, Менехм!
   Оба МенехмаЧто?
   МессенионСразу двухНе хочу. На корабле-то был со мною кто?
   Менехм IНе я.
   Менехм IIЯ.
   МессенионТебя-то мне и надо. Подойди.
   Менехм IIЧто скажешь мне?
   МессенионЭтот человек, наверно, иль мошенник, иль твой брат,Потому что больше сходства меж людьми я не видалИ, поверь мне, быть не может и меж каплями воды,Так вы схожи! А к тому же родина, отец его,Все одно с тобою. Надо расспросить бы нам его.
   Менехм IIВот спасибо! Это правда, очень дельный был совет.Умоляю, постарайся, докажи, что он мой брат.И тебе я дам свободу.
   МессенионДа, надеюсь я.
   Менехм IIИ я!
   МессенионЭй, голубчик, говоришь ты, что Менехм тебя зовут?
   Менехм IДа, зовут.
   МессенионЗовут Менехмом и его. Родился тыВ Сиракузах Сицилийских?Там же был и он рожден. Говоришь, чтоМосх — отец твой? Тот же у него отец.Потрудитесь же вы оба для меня и для себя.
   Менехм IТы достоин, чтоб исполнил я желание твое.Словно я тобою куплен, так готов тебе служить.
   МессонионЯ надеюсь, что нашел я здесь двух братьев-близнецов,Матерью одной рожденных и отцом и в день один.
   Менехм IЧудеса! Когда б все это ты и доказать сумел!
   МессенионИ сумею. На вопросы отвечайте же теперь.
   Менехм IБуду отвечать охотно. Ни о чем не умолчу.
   МессенионЗвать тебя Менехмом?
   Менехм IПравда.
   МессенионТак же и тебя зовут?
   Менехм IIДа.
   МессенионИ Мосх тебе отцом был?
   Менехм IДа, он самый.
   Менехм IIТак и мне.
   МессенионТы из Сиракуз?
   Менехм IКонечно!
   МессенионТы оттуда ж?
   Менехм IIРазве нет?
   МессенионСовпадает все покуда.Постарайтесь же еще.Расскажи, как долго помнишь ты на родине себя?
   Менехм IПомню, для торговли ездил мой отец со мной в Тарент.Там в толпе я затерялся и не мог его найти.
   Менехм IIО Юпитер, помоги мне!
   МессенионЧто кричишь ты? Замолчи!А когда ты потерялся, скольких лет был ты тогда?
   Менехм IЛет семи я был: впервые зубы я тогда терял.И с тех пор отца не видел.
   МессенионНу, а много у отцаБыло сыновей?
   Менехм IНасколько помню, двое было нас.
   МессенионКто ж из вас был старте?
   Менехм IОба были в возрасте одном.
   МессенионКак же так?
   Менехм IА с ним мы были близнецы.
   Менехм IIО, я спасен!
   МессенионУмолкаю, если будешь прерывать.
   Менехм IIМолчу, молчу.
   МессенионНу, а звали вас обоих одинаково?
   Менехм IОтнюдь. Звался я Менехмом, тот же был по имени Сосикл.
   Менехм IIВерно все! Нет, дольше ждать я не могу.Дай обниму! Здравствуй, брат, родной мой, здравствуй.Я ведь тот Сосикл и есть!
   Менехм IПочему ж потом Менехмом ты был назван, расскажи.
   Менехм IIА когда дошло известье, что отец погиб с тобой,То наш дед меня придумал именем, твоим назвать.
   Менехм IЯ уже готов поверить, но скажи еще…
   Менехм IIНу что?
   Менехм IМне ответь, как мать мы звали?
   Менехм IIТевксимархой.
   Менехм IВерно все.Здравствуй же, мой брат нежданный!Сколько лет прошло с тех пор!
   Менехм IIИ тебе привет, желанный!Сколько странствий и трудовВ поисках перетерпел я!Как я рад, тебя найдя!
   МессенионПотому-то и гетера верно назвала тебя.К завтраку небось хотела не тебя звать, а его.
   Менехм IПравда! Я сегодня завтрак приготовить здесь велелСкрытно от жены: украл я у нее сегодня плащИ гетере дал…
   Менехм IIУкрал ты плащ? Не этот ли?
   Менехм IНу да! Как же он тебе достался?
   Менехм IIА гетера мне дала,Говоря, что мой подарок это; там на славу яИ поел, и выпил с нею, и унес браслет и плащ.
   Менехм IЧто ж, я рад, что получил ты это все из-за меня.Ведь она, тебя позвавши, думала, что это я.
   Мессенион
   Что же, ты меня отпустишь на свободу, наконец?
   Менехм IБрат мой, просьба справедлива.Сделай это для меня.
   Менехм IIЛадно.
   Менехм IС волей поздравляю я, Мессенион, тебя.
   МессенионПожелай уж лучше с волей не расстаться мне вовек.
   Менехм IIБрат мой, все случилось это по желанью. Так теперьМы ж на родину вернемся оба.
   Менехм IЯ готов, мой брат.И устрою распродажу для всего, что есть. Пока жВ дом войдем.
   Менехм IIПрекрасно.
   МессенионСтойте, есть к вам просьба у меня.
   Менехм IЧто такое?
   МессенионЯ глашатай буду.
   Менехм IЛадно.
   МессенионИ сейчасОбъявлю о распродаже.
   Менехм IИ назначь дней через шесть.
   Мессенион
   (в публику)Распродажа у Менехма будет утром в день седьмой!Продается дом, и утварь, и земля, и слуги — всёПродается, что угодно, за наличную деньгу.Продается и супруга… только б покупатель был.Ну, а много с распродажи вряд ли выручитМенехм! А теперь прошу похлопать нам погромче, зрители!
   ПУБЛИЙ ТЕРЕНЦИЙ АФР
   Прозвище «Афр» указывает на африканское происхождение Теренция (род. ок. 185 г. до н. э.). Поэт был рабом у сенатора Теренция Лукана и вместе с вольной получил по обычаю родовое имя своего хозяина. На двадцать пятом году жизни Теренций покинул Рим и умер где-то в Греции.
   До нас дошли все шесть комедий, которые Теренций успел написать за свою короткую жизнь. Известны и даты их постановок. Поэт дебютировал в 166 г. до н. э. комедией «Девушка с Андроса». Последняя комедия, «Свекровь» (ее перевел на русский язык — не полностью и прозой — А. Н. Островский), была поставлена в 160 г. до н. э.
   По поводу включенной в наш сборник комедии «Девушка с Андроса» составленная Светонием (II в, н. э.) биография Теренция рассказывает, что прежде, чем купить у Теренция эту пьесу, устроители игр — эдилы направили его за отзывом к известному поэту Цецилию Стацию. Теренций застал Стация за обедом и был из-за своей плохой одежды принят довольно нелюбезно. Лишь услыхав начало комедии, Стаций пригласил Теренция занять место за столом и разделить с ним обед.
   ДЕВУШКА С АНДРОСА
   ДЕЙСТВУЮЩИЕ ЛИЦА
   Симон, старик.
   Памфил, его сын,
   Хремет, старик.
   Харин, молодой человек.
   Гликерия, возлюбленная Памфила.
   Сосия, вольноотпущенник Симона.
   Дав, Дромон — рабы Симона.
   Биррия, раб Харина.
   Мисида, рабыня Гликерии.
   Лесбия, повивальная бабка.
   Критон, старик с Андроса.[272]
   Действие происходит в Афинах, на улице, между домами Симона и Гликерии.
   ПРОЛОГПочувствовавши к творчеству влечение,Поэт одну задачу положил себе,Чтоб нравились его созданья публике;Но видит, что совсем выходит иначе:Он тратит на прологи все стараниеНе с тем, чтоб содержанье пьес рассказывать,Но с тем, чтобы на злобные ругательстваВрагу, поэту старому, давать ответ.Что ставится в порок ему, послушайте!Сочинены Менандром две комедии,«Андроска» и «Перинфянка»; одну из нихУзнаете — и обе знать вы будете:Они не так уж содержаньем разнятся,Но сильно различаются в них стиль и речь.Поэт готов сознаться: из «Перинфянки»В «Андроску» перенес он подходящее,Воспользовался как своим. Вот этим-тоЕго и попрекают, возражая так:Нельзя из двух одну сплавлять комедию.Не слишком ли мудрят, до полной глупости?Виня его, винят так Плавта, НевияИ Энния, которых этот наш поэтСчитает образцами и скорей готовИм подражать с их вольною небрежностью.Пусть лучше успокоятся, оставят брань,Не то узнают, в чем порок их собственный.Послушайте спокойно, с благосклонностью,Решите, можно ль вам и впредь надеяться,Что наш поэт создаст еще комедии,Которые бы стоили того, чтоб ихСмотреть скорее, нежели со сцены гнать.
   ДЕЙСТВИЕ ПЕРВОЕ
   СЦЕНА ПЕРВАЯ
   Симон, Сосия.
   Симон
   (рабам, несущим провизию)Несите это в дом, ступайте! Сосия,На пару слов.
   СосияСчитай, что ты сказал уж их.Сготовить, что ль, как следует?
   СимонНе то!
   СосияНо что ж? Что больше я своим искусством сделаю?
   СимонМне нужно не твое искусство в этот раз,А то, что постоянно я в тебе видал:Молчанье, верность.
   СосияЖду распоряжения.
   СимонС тех пор как я купил тебя, сам знаешь, тыЖил с детства в рабстве справедливом, в милости.Из рабства на свободу я пустил тебяЗа то, что, как свободный, ты служил всегда.Наградой величайшей я воздал тебе.
   СосияЯ помню.
   СимонНе жалею, что так делал.
   СосияРад,Что по тебе все делал я и делаю;Спасибо, что я этим угодил тебе.Одно мне тяжело: напоминаниеТвое — как бы упрек в неблагодарности.Скажи короче: что тебе угодно?
   СимонДа,Скажу. И вот что первое: не думай ты,Что свадьба эта будет настоящая.
   СосияЗачем же притворяться?
   СимонВсе узнаешь ты:Жизнь сына, да и все мои намереньяИ что с тебя я в этом деле требую.Лишь вышел он из отрочества, Сосия,Свободно жить возможность получил вполне.Как было знать его характер ранее?Наставник, возраст, робость не давали.
   СосияТак.
   СимонОбычные у юношей влеченияИ склонности к чему-либо: держать коней,Собак ли для охоты, к философииПристрастие — из этого он ни к чемуОсобо не тянулся, а умеренноВсего держался, мне на радость.
   СосияПравильно! Ни в чем излишка — в жизни дело первое.
   СимонТак жил он. Всех легко переносил, терпел;С кем вместе был, тем отдавался полностью,Ко вкусам их приспособлялся, никомуНаперекор, ни перед кем другим никакНе выделялся. Легче так всего найдемДрузей и имя доброе без зависти.
   СосияУмно построил жизнь: ведь в наши дни друзейУступчивость родит, а правда — ненависть.
   СимонНазад три года женщина какая-тоС Андроса к нам в соседство переехала,Гонимая нуждой и равнодушиемРодни, во цвете юности, красивая.
   СосияАндриянка, боюсь я, не добро сулит!
   СимонСперва она вела тут жизнь стыдливую,Суровую и скромную; тканьем себеИ пряжею искала пропитания;Но после появилися влюбленныеС посулами и платою, один, другой.Все люди склонны к наслажденью от трудаСпуститься: принимает предложения,А там уже берется и за промысел.Любовники (случайно, как то водится)И сына тоже завлекли с собою к ней.Ну, думаю, наверное, попал! готов!За их рабами стал следить: идут сюда ль,Отсюда ль утром. Спрашиваю: «Малый! эй!С Хрисидой кто сегодня был?» АндриянкуТак звали.
   СосияПонимаю.
   СимонСкажут: «Клиний, ФедрИль Никарет». Троих она любовниковИмела. «Ну, а что Памфил?» — «Дал в складчину,Обедал». Я и радуюсь. И завтра вновьО том же. До Памфила, узнавал всегда,Тут дело не касалось. И надежным яСчитал его, большим примером скромности.Когда с людьми такими поведется ктоИ все же дух его не поколеблется,Не пошатнется, можно быть уверенным,Что он уж сам направить в силах жизнь свою.И мне приятно было, и другие всеВ один хвалили голос, поздравленияНесли мне, что мой сын таков характером.Что говорить! Под действием молвы такойХремет ко мне приходит добровольно, с темЧтоб за него единственную выдать дочьС большим приданым. Порешили; по рукам;И на сегодня свадьбы день назначили.
   СосияА что мешает свадьбе, в самом деле, быть?
   СимонУзнаешь. День-другой спустя соседка вдругХрисида умирает.
   СосияОсчастливил тыМеня! Хрисиды этой опасался я!
   СимонТут сыну часто доводилось быть средиХрисидиных любовников. ЗаботилсяИ он о погребении, грустил подчас,Не раз и плакал. Это все мне нравилось.И думал я: привязанность ничтожнуюТак близко принял к сердцу! Что бы сделал он,Когда б любил? Какой окажет мне почет,Отцу? Вот признак сердца человечногоИ кроткого характера! Так думал я.К чему слова! Иду на погребениеРади него, беды и не предчувствуя.
   СосияГм… Что такое?
   СимонВот что. Вынос. Мы идем.Тем временем я между женщин, бывших там,Одну вдруг вижу девушку наружности…
   СосияПриятной, вероятно?
   СимонИ лицом онаУж так скромна, уж так прелестна! Лучше нет!И плачет, вижу, более других она,И всех других красивей, благороднее.Иду я к провожатым. «Это кто?» — спросил,А мне они в ответ: «Сестра Хрисидина».Так душу и пронзило. Э, так вот оноОткуда эти слезы, эта жалость вся!
   Сосия
   Боюсь, чем кончишь…
   СимонМежду тем процессияИдет, мы с ней. К гробнице приближаемся,И тело на огонь кладут. Плач. Вдруг сестраК огню неосторожно приближаетсяИ с явною опасностью. Тут вне себяПамфил любовь показывает скрытуюИ ловко утаенную. Он к ней бежит,Охватывает девушку. «Гликерия! Что делаешь?На гибель ты зачем идешь?» Тогда она (видна любовь привычная!)К нему в слезах откинулась — любовно так!
   СосияЧто ты!
   СимонЧуть сдерживая гнев, домой иду.Бранить его — причины нет.Ответит он: «Что сделал я?И в чем, отец, вина моя?В огонь хотела броситься: я не дал ей,Я спас». Ответ приличный.
   СосияЭто правильно:Бранить того, кто жизнь спасает! Что же с темТы станешь делать, кто наносит вред и зло?
   СимонХремет ко мне наутро, громко сетует.Узнал он о поступке возмутительном:«Памфил в связи с той самой чужеземкою!»Упорно возражаю. На своем стоит.В конце концов пошло тут на разлад у нас.Дочь выдать не согласен он.
   СосияЧто ж, сына ты…
   СимонБранить его и этой недостаточноПричины.
   СосияПочему, скажи, пожалуйста?
   Симон«Отец! Ты сам же делу указал конец!Чужою волей скоро мне придется жить.Оставь меня покамест жить по-моему».
   СосияЗа что ж еще осталося бранить его?
   СимонОткажется жениться (так как он влюблен) —Вот первый грех, достойный наказания.Теперь я и стараюсь — ложной свадьбоюНайти к тому предлог: пускай откажется!Тут Дав еще, разбойник; если что-нибудьЗадумал, так пускай теперь же делает,Покуда не стряслося никакой беды.Руками и ногами, знаю, всяческиСтарается не столько сыну угодить,Как мне напортить.
   СосияВот еще! Зачем?
   СимонЗачем?Ум злой и злое сердце… Чуть узнаю что…К чему слова? Лишь вышло бы, чего хочу,Чтоб за Памфилом остановки не было.Хремета остается упросить, и всеУстроится, надеюсь. Твой же долг теперьУмело делать вид, что свадьба слажена.Пугни и Дава, за сынком присматривай,Что делает, какие планы строит с ним.
   СосияГотов.
   СимонТеперь домой иди, а следом я.
   СЦЕНА ВТОРАЯ
   Симон, Дав.
   СимонСомненья нет, жениться не желает сын.Заметил я, как сильно испугался Дав,Когда узнал про свадьбу. А! Да вот и он!
   ДавДа, диво, если так пройдет.И кротости господской яВсегда боялся, чем онаОкончится: узнал, что замуж за него не выдадут —Слова не сказал об этом нам и не рассердился.
   СимонА теперь скажу, и вряд ли даром то пройдет тебе.
   ДавХотел, чтоб зазевались мы, поддавшись ложной радости,В надежде, что оставлен страх, и тут врасплох застигнуть нас!И мне не будет времени обдумать, как расстроить брак. Хитро!
   СимонЧто говорит, наглец!
   ДавХозяин! Вот не видел я!
   СимонДав!
   ДавВот те раз!
   СимонСюда!
   ДавЧего ему?
   СимонТы что?
   ДавО чем ты?
   СимонЯ?Есть слух, мой сын влюблен?
   ДавОхоч народ до сплетен этаких!
   СимонТы слышишь или нет?
   ДавНу да.
   СимонНо это мне расследоватьСейчас — так значило б отцом несправедливым сделаться.Что раньше делал он, меня ничуть то не касается.Года его на то влекли, я дал ему потешиться;Но с этим днем другая жизнь, другие нравы связаны,Поэтому я требую — прошу, если угодно, Дав,Чтоб вновь на правильный он путь вернулся.Речь к чему веду:Для всех влюбленных тягостна женитьба.
   ДавДа, так говорят.
   СимонА если кто на это взял наставника бесчестного,Тот до дурного доведет и вовсе дух свой немощный.
   ДавНе понимаю я.
   СимонГм… нет?
   ДавНет. Только Дав я, не Эдип.[273]
   СимонЖелаешь, остальное я прямей скажу?
   ДавСамо собой.
   СимонКоли узнаю, что ты с этой свадьбоюПытаешься мутить, ее расстраивать,На деле хочешь показать, как ты хитер, —Велю тебя я выдрать, Дав, до смерти сдам на мельницуДа с тем, что, если отпущу, сам буду за тебя молоть,Что, понял? Или нет еще?
   ДавО, превосходно понял я,Теперь понятно ты сказал, без всякого подхода все. [Картинка: i_013.jpg] 

   Актер в роли царя. Деталь фрески из Геркуланума. I век до н. э. Неаполь. Национальный музей

   СимонВ чем хочешь надувай меня, а в этом не позволю я.
   ДавПолегче бы чуть-чуть, молю.
   СимонСмеешься? Нет, не проведешь!Вот мой тебе указ.Умней веди себя! Поберегись!Не вздумай после говорить, что не был мной предупрежден.
   (Уходит.)
   СЦЕНА ТРЕТЬЯ
   Дав.
   ДавНу, Дав, уж больше места нет беспечности и лености!Насколько понял я сейчас, старик решил со свадьбою.Чуть зазевался — и вконец пропал хозяин или я!Что выбрать? помогать ли мне Памфилу? старца ль слушаться?Оставить — так за жизнь его страшусь, помочь — угроз боюсь.Надуть его трудненько: он узнал уж про любовь его,Мной недоволен и следит, чтоб не схитрил со свадьбой я.Узнает — я пропал, а то захочет и предлог найдет —Не прав я или прав — скорей швырнуть меня на мельницу.А к этому еще беда: та самаяАндриянка (Памфилу будь жена ль она,Любовница ль) беременна! Вишь, смелостиНабрались! Лить послушай их! Затея всяПод стать для исступленных, не влюбленных, нет!Дитя свое они решили выраститьИ вот какую басню тут придумали:Гражданка, — мол, андриянка, из Аттики:Жил-был когда-то здесь один старик купец;У острова Андроса у него корабльРазбился. Умирает он; малютка жеБыла, сиротка, выброшена на берег,Отец Хрисиды взял ее. Вот сказки-то!По-моему, так это небывальщина,А им пришлась по вкусу эта выдумка.Но вот Мисида от нее выходит. ЯПойду на площадь, разыщу Памфила там,А то отец врасплох бы не застал его.
   СЦЕНА ЧЕТВЕРТАЯ
   Мисида.
   МисидаСлышала! давно слыхала! Звать велишь ты Лесбию,Да ведь вздорная же это женщина и пьяная.Роды первые доверить вовсе невозможно ей.Все ж таки ее? Гляди, назойливость старушечья!Та с ней вместе выпивает! Боги, дайте ей родитьСчастливо, а та ошибки на других пусть делает.А вот Памфил. Но что же с ним, боюсь, такое?Вне себя! Беды ли не несет еще какой его смущение?
   СЦЕНА ПЯТАЯ
   Памфил, Мисида.
   ПамфилТак делать человечно ли?Неужто в этом долг отца?
   МисидаЧто с ним?
   ПамфилО боги, это что же, как не оскорбление?Сегодня брак назначил мой! А мне не надо было знатьВперед об этом? Не было нужды мне сообщить про то?
   МисидаНесчастная! Что слышу я?
   ПамфилА каков Хремет? Сначала выдать отказался дочь,После ж передумал, видя, что не передумал я!Как меня упорно хочет разлучить с Гликерией!Случись что — я вконец пропал!Кто еще так горемычен? Кто, как я, безрадостен?Клянусь богами и людьми!Избежать родства с Хреметом мне удастся ль как-нибудь?Был с презреньем я отвергнут. Дело было кончено.Вдруг отверженца обратно требуют. Зачем же он?Да не для чего другого — так подозреваю я,Что какого-то урода воспитали: некомуСплавить — обращаются ко мне!
   МисидаОх, я несчастная!Как от этих слов мне страшно до смерти становится!
   ПамфилА что же об отце сказать?Такое дело так вести небрежно! Мимоходом лишьМне сказал: «Твоя сегодня свадьба, ты ступай домойПриготовиться». Как будто: «Ты ступай повеситься».Я оцепенел весь! Мог ли хоть бы слово вымолвить?Привести хотя б какую лживую, нечестную,Глупую бы отговорку? Нет! я онемел совсем!Спросит кто: «А знал бы раньше, что б ты сделал?» Сделал быЧто-нибудь, чтоб так не делать! А теперь вот как мне быть?Так опутали заботы! Душу рвут на части мне!Любовь и сожаленье к ней, волненье из-за свадьбы тойИ стыд перед отцом: он до сих пор с такою легкостьюДавал мне делать, что хочу! Беда! Ему ль противиться?Как быть? Не знаю!
   МисидаЧем-то — ох! — «не знаю» это кончится?Однако надо бы теперь ему с ней побеседовать,А то, пожалуй, мне о ней поговорить с ним. Ведь когдаВ смятенье дух, от пустяка туда-сюда он мечется!
   ПамфилКто это говорит? Привет тебе, Мисида.
   МисидаМой приветТебе, Памфил.
   ПамфилЧто, как она?
   МисидаЧто спрашивать тут? МучитсяОт боли, да и тем еще бедняжка озабочена,Что нынче брак назначен.Вот и страшно ей, что ты ееПокинешь.
   ПамфилГм… Могу ли это сделать я?Не допущу бедняжку быть обманутойИз-за меня. Она мне душу и всю жизньДоверила, я ею дорожил в душе,Как дорожат женой своей любимою.В порядочных она и честных правилах.Воспитана. Позволю ль, чтоб от бедностиОна переменила поведение? Нет! Нет!
   МисидаДа будь в тебе все дело, страха нет,Сумеешь ли ты справиться с насилием?Вот в чем вопрос.
   ПамфилДа так ли малодушен я,Бесчеловечен и неблагодарен, дик,Что даже ни привычка, ни любовь, ни стыдМне не помогут верность сохранить?
   МисидаОдноЯ знаю: заслужила то она вполне,Чтоб помнил ты о ней.
   ПамфилМисида! Помнить мне? Ведь до сих пор еще запечатлелисяВо мне слова Хрисиды о Гликерии. Уж перед самой смертью позвала меня,Иду. Вас удалила. Мы одни. Она «Памфил! — сказала, — видишь красоту ееИ юность? Для тебя не тайна, ей ониОпасны: с ними сохранить трудненько ейСтыдливость и при этом в нищету не власть.Молю и заклинаю всей душой твоейИ честностью: ее ты, одинокую,Не брось! Не покидай ее, прошу тебя!Как брата, полюбила я тебя. ОнаТебя ценила выше всех людей всегда,Во всем была всегда тебе покорною:Так будь же ей отец, защитник, муж и друг.Тебе вверяю наше все имущество».Соединяет руки нам, и тотчас жеНастала смерть. Я принял — и что принял я.То сохраню.
   МисидаНадеюсь.
   ПамфилНо ты от нее зачем жеУходишь?
   МисидаБабку звать.
   ПамфилТогда скорей. Да вот что, слышишь:Ни слова ей о свадьбе. Да еще к болезни…
   МисидаСлышу.
   ДЕЙСТВИЕ ВТОРОЕ
   СЦЕНА ПЕРВАЯ
   Харин, Биррия, Памфил.
   ХаринПравда ль это? За Памфила выдают ее сегодня?
   БиррияДа.
   ХаринТы как узнал?
   БиррияОт Дава я слыхал на форуме.
   ХаринБеда моя! Несчастие! Насколько до сих пор мой духМеж страхом и надеждою был напряжен, настолько жеОн от заботы изнемог, когда надежду отняли!
   БиррияРаз, однако, невозможно быть тому, чего желаешь,Так желай того, что может быть.
   ХаринМне, кроме Филумены,Ничего не надо.
   БиррияЛучше б из души изгнать старалсяЭту страсть, чем понапрасну словом разжигать ее.
   ХаринЗдоровые легко больным даем советы умные,А на моем бы месте ты иначе думал.
   БиррияНу, пускай! Как хочешь делай.
   ХаринВот Памфил, я вижу. Все испробуюЯ, прежде чем погибнуть.
   БиррияЧто такое замышляет он?
   ХаринПросить, его, молить его я стану самого сейчас,Всю расскажу свою любовь ему. Добьюсь, я думаю,Чтоб свадьбу отложил свою на несколько хотя бы дней.Надеюсь, выйдет что-нибудь.
   БиррияНе выйдет ничего.
   ХаринЧто, какТебе сдается?Подойти к нему?
   БиррияА почему бы нет?Коль не добьемся ничего, так пусть хотя подумает,Что уж в тебе готов жене любовник, если женится.
   ХаринПошел ты от меня, нахал, с подобным подозрением!
   ПамфилХарин! Привет мой!
   ХаринБудь здоров и ты, Памфил. Я к тебе.Подай совет мне, помощь и спасение.
   ПамфилНи советов нет в запасе у меня, ни помощи.Но в чем дело?
   ХаринТы сегодня женишься?
   ПамфилДа, говорят.
   ХаринЕсли так, меня в последний раз ты видишь.
   ПамфилЧто?
   ХаринУвы! Я боюсь сказать. Скажи ты,Биррия, пожалуйста.
   БиррияЯ скажу.
   ПамфилВ чем дело?
   БиррияЛюбит он твою невесту.
   ПамфилТакРавный вкус у нас.А вот что мне скажи, чего-нибудьНе было ли посерьезней с нею у тебя,Харин?
   ХаринНет, конечно.
   ПамфилА хотел бы я!
   ХаринТеперь молю тебяДружбой и любовью, чтоб, во-первых, не женился ты.
   ПамфилПостараюсь.
   ХаринНу, а если этого никак нельзяИ тебе по сердцу этот брак…
   ПамфилПо сердцу?
   ХаринТо хоть чутьОтложи, уехать дай мне, не видать.ПамфилПослушай-ка.Полагаю я, не должен благородный человекТребовать признательности, раз не заслужил ее.Этот брак мне ненавистен больше, чем тебе он мил.
   ХаринВозвратил ты жизнь мне снова!
   ПамфилТы теперь иль БиррияДумайте, изобретайте, добивайтесь всячески,Чтоб тебе жениться, я же меры все приму, чтоб мнеНе жениться.
   ХаринИ прекрасно!
   ПамфилДава кстати вижу я,На его совет могу я положиться.
   Харин
   (Биррии)Ты же мнеНичего путем не скажешь, разве только то, чегоНе к чему и знать. Уйдешь ты?
   БиррияС полным удовольствием.
   СЦЕНА ВТОРАЯ
   Дав, Харин, Памфил.
   ДавВесть благую, о благие боги, я несу! Но гдеМне найти Памфила, чтобы страх его рассеять весьИ веселием наполнить душу?
   ХаринРад чему-то он!
   ПамфилНо напрасно. Не узнал он о моей беде еще.
   ДавЕсли уж про свадьбу слышал, то сейчас, наверное…
   ХаринСлышишь?
   ДавПо городу ищет он меня, растерянный…Где ж его найти, однако, и куда направиться?
   ХаринПозови его.
   ДавА! Знаю!
   ПамфилДав! Постой!
   ДавНо кто меня…А! Памфил! Тебя как раз я и ищу.Э! С ним Харин! Оба кстати! Вы мне оба и нужны!
   ПамфилПропал я, Дав!
   ДавВыслушай, однако…
   ПамфилГибель мне!
   ДавЯ знаю, в чем твой страх.
   ХаринИ моей грозит опасность жизни.
   ДавЗнаю и про то.
   ПамфилСвадьба…
   ДавМне ль не знать?
   ПамфилСегодня!
   ДавНадоел. Известно мне.Ты его боишься свадьбы, ты — своей.
   ХаринВсе так и есть.
   ПамфилЭто правда.
   ДавПравда то, что вовсе нет опасности,Уж поверь ты мне!
   ПамфилОт страха поскорей избавь меня.Ах, молю!
   ДавВот, избавляю. Дочь не выдает
   ХреметЗа тебя.
   ПамфилОткуда знаешь?
   ДавЗнаю я. Поймал вот тутТвой отец меня недавно: женит он тебя, сказал,Нынче. К этому — другое многое, о чем сейчасГоворить совсем не к месту.Тотчас же к тебе спешуЯ на форум, чтоб об этом рассказать. Тебя я тамНе нашел. Взбираюсь кверху. Огляделся.Нет нигде. Биррия случайно вижу там, раба Харинова.Я к нему. И он не видел. Мне досадно. Как тут быть?Я назад. И подозренье у меня возникло. Гм…Провианту маловато. Сам невесел.Свадьба вдруг… Тут неладно.
   ПамфилТы к чему же?
   ДавТотчас же к Хремету яПрихожу. У двери пусто.Я тому и радуюсь.
   ХаринПревосходно!
   ПамфилДальше.
   ДавСтал я. Вижу: ни туда никто,Ни оттуда не выходит.Женщин в доме нет совсем.Ни убранства нет, ни шуму.Подошел я, глянул внутрь…
   ПамфилЯсно. Важный знак!
   ДавНа свадьбу это все похоже ли?
   ПамфилНет, не думаю.
   ДавЧто думать! Не вникаешь. Дело въявь.Да, идя обратно, встретил от Хремета малого,Зелени на грош и мелких рыбок старику он несНа обед.
   ХаринТвоим стараньем я спасен!
   ДавИ вовсе нет!
   ХаринКак так? Дочь не выдает он за него.
   ДавКак ты смешон!За него не выдает он, — значит, за тебя отдаст?Обойди друзей Хремета, попроси.
   ХаринУмно! Пойду,Хоть надеждой и не раз уж был обманут.Ну, прощай!
   (Уходит.)
   СЦЕНА ТРЕТЬЯ
   Дав, Памфил.
   ПамфилТак чего ж отец желает?Что он притворяется?
   ДавВот чего. Послушай. Если б он, не разглядев сперва,Как относишься ты к свадьбе, рассердиться вздумал бы,Что Хремет не хочет выдать дочь, то показался быСам себе несправедливым — и по справедливости.Но откажешься жениться — свалит на тебя вину,Будет шум.
   ПамфилСнесу что хочешь.
   ДавНелегко: ведь он отец.И к тому же одинока женщина. НемедленноПовод он найдет удобный из Афин убрать ее.
   ПамфилВыбросит?
   ДавИ скоро!
   ПамфилЧто же делать мне тогда?
   ДавСкажи,Что согласен.
   ПамфилГм…
   ДавНу что же?
   ПамфилКак? Чтоб это я сказал?
   ДавА почему б и нет?
   ПамфилЯ так не сделаю.
   ДавНе спорь.
   ПамфилНе убеждай.
   ДавСмотри, что выйдет-то.
   ПамфилС ней разлучат, сюда вот заключат.
   (Указывает на дом Хремета.)
   ДавДа нет!Конечно, будет вот что: скажет твой отец:«Женись сегодня». Ты ответишь: «Я готов».За что ему бранить тебя? Без риска тыЕму сейчас расстроишь планы верные.Ведь дочери не выдаст за тебя Хремет,Сомненья нет. Что делал, то и делай ты,Чтоб своего не изменил решенья он.Отцу ответь: «Желаю», — чтоб при всем своем желанииНе вправе был сердиться на тебя.А что надеешься: «Легко, мол, оттолкну невест своим я поведением,Никто не выдаст дочери», — так бедную найдет скорей,Чем дать тебе испортиться. А если дашь понять ему,Что к этому относишься спокойно, усыпишь тогдаЕго вниманье, без забот другим займется делом он,А тут, глядишь, тем временем и выйдет что хорошее.
   ПамфилТы думаешь?
   ДавКакое тут сомнение?
   ПамфилСмотри, кудаЗаводишь ты меня.
   ДавДа будь спокоен.
   ПамфилХорошо, скажу.Вот только не дознался бы он про ребенка как-нибудь.Я обещал признать его.
   ДавКакая смелость!
   ПамфилКак залогОна просила сделать так, что я ее не брошу.
   ДавПусть! Но вот отец.Смотри, чтоб он печальным не застал тебя!
   СЦЕНА ЧЕТВЕРТАЯ
   Симон, Дав, Памфил.
   СимонВзгляну, что затевают и что делают.
   Дав
   (к Памфилу)В твоем отказе он не сомневается,В уединенье где-то подготовился;Надеется, нашел слова, которымиРазнос тебе устроить. Головы смотриУж не теряй.
   ПамфилКогда бы это мог я, Дав!
   ДавПоверь, Памфил, тебе я говорю: отецС тобою и словечком не обмолвится,Как только ты заявишь о согласии.
   СЦЕНА ПЯТАЯ
   Биррия, Симон, Дав, Памфил.
   БиррияСледить мне за Памфилом господин велел,Дела все бросив, чтобы знать, что он решитО свадьбе. Потому я и хожу за ним.Да вот он вместе с Давом. Подберусь-ка к ним.
   СимонТут оба, вижу я.
   ДавСмотри!
   СимонПамфил!
   ДавК немуОборотись как будто бы нечаянно.
   ПамфилА! Ты, отец!
   ДавОтлично.
   СимонКак уж я сказал,Хочу, чтоб ты сегодня взял жену себе.
   БиррияБоюсь, что с нами будет!Что ответит он!
   ПамфилЗа мной задержки никакой ни в этом нет,Ни в чем другом.
   БиррияСмотри ты!
   ДавПрикусил язык.
   БиррияЧто он сказал?
   СимонВот это так и следует,Раз получаю то, что мог бы требовать.
   ДавНе прав ли я?
   БиррияНасколько слышу, тут совсемСо свадьбою для господина кончено.
   СимонИди домой. Как будешь нужен, будь готов.
   ПамфилИду.
   БиррияНеужто верить никому нельзя? Верна, верна народная пословица:Себе добра всяк больше хочет, чем другим.Видал ее: красива, помню, девушка.Тем справедливей я к Памфилу: сам обнятьЕе желает ночью, не другому дать.Пойду сказать, чтоб он мне злом за зло воздал.
   СЦЕНА ШЕСТАЯ
   Дав, Симон.
   ДавУверен он теперь, что обмануть егоЗадумал я и потому остался здесь.
   СимонЧто скажет Дав?
   ДавДа ничего.
   СимонКак ничего? Вот странно!
   ДавРовно ничего.
   СимонА я-то ждал!
   Дав
   (про себя)Расчет не видел: это и мутит его.
   СимонСказать мне правду можешь?
   ДавДело легкое.
   СимонНе тягостен ли этот брак хоть чем-нибудьЕму?
   ДавА! Ты про близость с чужеземкою?Нисколько, или разве в крайнем случаеРасстройство это на два, на три дня всегоКаких-нибудь. Сам знаешь. А потом пройдет.Он сам обдумал дело обстоятельно.
   СимонХвалю.
   ДавПокуда возраст позволял ему,Любил он, правда, тайно, в опасении,Не вышло бы из этого бесславия,Как людям полагается порядочным.Теперь жена нужна: к жене он тянется.
   СимонПечальным он немного показался мне.
   ДавНе та причина вовсе: на тебя сердит.
   СимонЗа что?
   ДавПустое!
   СимонЧто там?
   ДавВздор.
   СимонНу, говори ж!
   ДавСказал: ты на расходы скуп.
   СимонКто? Я?
   ДавДа, тыКупил закусок драхм едва ли на десять.Похоже ли на свадьбу сына? Как познатьНа пир к себе кого-нибудь из сверстников?И то, сказать но правде, чересчур ты скуп.Не похвалю.
   СимонМолчи ты!
   ДавА, задел-таки!
   (Уходит.)
   СимонУстрою все как нужно. В чем же дело тут?Чего пройдоха этот добивается?Уж если что тут кроется неладное,Конечно, он и делу голова всему!
   ДЕЙСТВИЕ ТРЕТЬЕ
   СЦЕНА ПЕРВАЯ
   Мисида, Лесбия, Симон, Дав, Гликерия (зa сценой).
   МисидаТак вот дела у нас какие, Лесбия!Навряд мужчин найдешь ты верных женщине…
   СимонСлужанка от андриянки.
   ДавТы что?
   СимонОна!
   МисидаА наш Памфил…
   СимонЧто это говорит она?
   МисидаСдержал он слово.
   СимонВот что!
   ДавАх ты, чтоб емуОглохнуть или этой онеметь совсем!
   МисидаДитя он воспринять велел!
   СимонЮпитер! О, Что слышу?Если правда, значит, кончено!
   ЛесбияДа, юноша хороший!
   МисидаПревосходнейший! Пойдем же без задержки к ней.
   ЛесбияЯ за тобой. Уходят.
   ДавНу чем теперь беду поправить?
   СимонЭто что ж?Какой безумец! От чужой? Узнал я все!Насилу угадал, глупец!
   Дав
   (про себя)Что угадал?
   СимонУловка вот уж первая! ПритворнымиХремета отпугнуть решили родами!
   Гликерия
   (за сценой)Юнона! Помоги мне! О, спаси меня!
   СимонТак скоро? Вот забавно! Чуть услышала,Что я у двери тут стою, спешит! Ну, Дав,Неладно сроки рассчитал в игре ты!
   ДавЯ?
   СимонБеспамятны ль актеры?
   ДавНе пойму тебя.
   СимонВот так-то напади он неожиданноДа свадьба настоящая была б у нас,Какую б разыграл со мной игру! ТеперьНе то! Он сам в беде, а я у пристани!
   СЦЕНА ВТОРАЯ
   Лесбия, Симон, Дав.
   ЛесбияПокамест, как вижу, идет все прекрасно,Все добрые признаки. Вот что сначала:Ее искупайте, а после — питье ей,Какого и сколько велела я, дайте.Я скоро возвращусь.Клянусь, сынок Памфила — мальчик славненький.Молю богов, пусть выживет. Да нрава благородногоИ сам: отец: прекраснейшей он не обидел девушки…
   (Уходит.)
   СимонКто и не знает хоть тебя, и тот совсем уверится,Что все тобой подстроено.
   ДавНо что такое?
   СимонДа в лицоНе говорила прямо там, что надобно родильнице,А чуть лишь вышла, с улицы кричит тому, кто там внутри!Так презираешь ты меня? Я подходящий человек,Кого тебе обманывать так явно? Поумней бы хоть!Хоть вид бы показали, что боитесь, что узнаю я!
   Дав
   (про себя)Обманывает сам себя, теперь уж дело ясное.
   СимонА я-то говорил тебе! А я предупреждал тебя!И страха никакого нет! На деле что ты выгадал?Про эти роды я тебе поверю, что ль?
   Дав
   (про себя)Теперь я понимаю, в чем ошибся он.И знаю, что мне делать.
   СимонНу, чего молчишь?
   ДавЧему тут верить?Точно наперед тебе не сказано,Что так оно и будет?
   Симон
   Мне? Кто говорил?
   Дав
   Да сам-то ты
   Не понял разве этого притворства?
   Симон
   Издевается!
   ДавВсе ясно было сказано!Откуда ж у тебя взялосьТакие подозрение?
   СимонОткуда? Хорошо я зналТебя!
   ДавВыходит, будто по моей указке сделано!
   СимонУверен в том.
   ДавМеня еще не знаешь ты достаточно!
   СимонЯ?
   ДавСтоит мне лишь рот раскрыть, как ты сейчас же думаешь:Обман!
   СимонНапрасно!
   ДавСтало быть, нельзя и пикнуть больше мне!
   СимонОдно я знаю: никаких тут родов нет.
   ДавКонечно, нет.А все-таки сюда под дверь подкинут скоро мальчика.Да, господин, вперед скажу, чтоб знал ты и впоследствииНe говорил, что сделано все по указке Давовой.Мнение такое вовсе обо мне оставь, прошу.
   СимонТы откуда знаешь?
   ДавСлышал и уверен, сходитсяМного для предположений этих. Дело первое!За беременную стала выдавать себя онаОт Памфила. Оказалось: ложь.Потом, увидевши,Что готовят свадьбу, тотчас послала служанку — зватьПовитуху к ней, а кстати принести и мальчика.Не увидишь, мол, ребенка — свадьба не расстроится!
   СимонВот что! Как же, зная, тыНе раскрыл Памфилу тотчас всей затеи?
   ДавКто ж его,Как не я, пытался с нею разлучить? Мы знаем все,Как в нее влюблен он страстно. Но теперь желает он,Чтоб его женили. Мне ты предоставь в конце концовЭто дело, сам покуда свадьбу ту устраивайТак, как начал, и, надеюсь, боги тут помогут нам.
   СимонВ дом иди да жди меня там и готовь все нужное.Дав уходит.Не очень-то склонил меня поверить, нет!Возможно, впрочем, что и правда это все;Да пустяки. Гораздо для меня важней,Что сын пообещал мне. Повидать теперьХремета! Упрошу за сына выдать дочь.И если от него добьюсь я этого,Когда ж, как не сегодня, свадьбу праздновать?А если сын исполнить обещаниеНе пожелает, вправе и заставить я,Сомненья для меня тут никакого нет.А! Кстати вот навстречу мне и сам Хремет.
   СЦЕНА ТРЕТЬЯ
   Симон, Хремет.
   СимонПривет!
   ХреметА! Я тебя ищу.
   СимонИ я тебя. Вот кстати-то!
   ХреметМне повстречался кое-кто, и говорят, что от тебяСлыхали, будто женится на дочери моей твой сын.Они ли, ты ль с ума сошел?
   СимонДва слова, и у знаешь все,Чего желаешь и чего мне от тебя хотелось бы.
   ХреметНу, говори, я слушаю.
   СимонХремет! Молю богами, дружбой нашею,Что с детства началась и крепла с возрастом,Молю тебя твоей единой дочерью,Моим единым сыном (только ты егоСнасти сегодня можешь) — подсоби теперьМне в этом деле, чтобы, как задумали,Так и сыграли свадьбу мы.
   ХреметИ не проси!Как будто в этом деле можно просьбоюДобиться от меня хотя чего-нибудь!Ты думаешь, другим я, что ли, сделалсяС тех пор, как предлагал тебе за сына дочь?Коли обоим польза в этой свадьбе есть,То приглашай невесту. Ну, а ежелиВреда обоим больше здесь, чем выгоды,Подумай же об общем интересе ты,Представь себе, что дочь — твоя, а я — отец Памфилу…
   СимонЭто верно, но ведь я, Хремет,Как раз о том и думаю. Не стал бы яПросить, да побуждает дело самое.
   ХреметА почему?
   СимонМеж сыном и ГликериейРазлад пошел.
   ХреметТак. Слушаю.
   СимонНадеюсь я. Большой.Дойдет, пожалуй, до разрыва.
   ХреметВздор!
   СимонДа нет же, так!
   ХреметА знаешь, что скажу тебе?Разлад в любви — любви возобновление.
   СимонПредупредим же их, покуда время есть,Покуда страсть задержана обидами;Покамест слезы хитрые, преступныеБольной души не возвратили к жалости,Его мы женим. Да, Хремет, надеюсь я,Привычкой, благородным браком связанный,Легко из этой бездны зла он вынырнет.
   ХреметТебе сдается так, но я не думаю,Чтоб вынырнул. А вместе с тем любовницуНельзя же постоянно при жене держать,И я-то уж никак не потерплю того.
   СимонКак это знать, покуда не попробовал?
   ХреметОпасно, знаешь, пробовать на дочери.
   СимонСведется неудобство, в худшем случае,К разрыву (от чего нас да избавит бог!),Но если он исправится, ты сам смотри,Что выгоды! Спас другу сына — первое,А во-вторых, получишь зятя верногоСебе и мужа дочери.
   ХреметНу, если такУверен ты, что польза есть от этого,Тогда твоей мешать не стану выгоде.
   СимонВсегда я высоко тебя ценил, Хремет,И по заслугам!
   ХреметДа…
   СимонА что?
   ХреметОткуда же узнал тыПро их раздор?
   СимонСам Дав сказал, их близкий соучастник.Он свадьбу эту всячески советовал ускорить.Ты думаешь, неужто б он стал делать так, когда быУверен не был, что и сын того же сам желает?Да вот услышишь сам сейчас. Эй, вызовите Дава!А, кстати сам он из дому.
   СЦЕНА ЧЕТВЕРТАЯ
   Дав, Симон, Хремет.
   ДавА я к тебе.
   СимонЧто надо?
   ДавЧто ж до сих пор невесты нет? Уж вечереет.
   СимонСлышишь?А я боялся, Дав, что ты так сделаешь, как делаютРабы обычно: проведешь меня хитро из-за того,Что сын влюблен.
   ДавКто? Я тебя?
   СимонЯ думал так. И вот, боясь,Скрыл кое-что от вас, — теперь скажу.
   ДавА что?
   СимонТеперь тебеПочти что верю.
   ДавНаконец, узнал меня!
   СимонСо свадьбоюНе ладилось у нас.
   ДавКак! Нет?
   СимонИ потому я делал вид,Чтоб испытать вас.
   ДавЧто ты?
   СимонДа.
   ДавСмотри-ка! Никогда бы яНе догадался. Вот какой прехитрый план!
   СимонПослушай-ка.Как я тебя услал домой, тут он навстречу мне.
   Дав
   (про себя)Ой-ой!Неужто нам конец?
   СимонЯ все ему пересказал тотчас.
   ДавЧто слышу!
   СимонЕле упросил, чтоб выдал дочь.
   ДавПропал! Погиб!
   СимонТы что сказал?
   ДавДа говорю, прекрасно сделал.
   СимонИ за нимТеперь задержки нет.
   ХреметНу, я домой; скажу готовить все,Потом дам знать.
   СимонА я к тебе с такою просьбой, Дав: ты мне.Один устроил этот брак…
   ДавДа, я один.
   СимонТак сына мнеИ впредь старайся исправлять.
   ДавДа, да, и добросовестно.
   СимонПока он раздражен, легко ты можешь.
   ДавДа, спокоен будь
   СимонА где он сам сейчас, скажи?
   ДавКонечно, дома. Где ж еще?
   СимонПойду к нему и то же, что тебе, скажу.
   (Уходит.)
   ДавВконец пропал!Не миновать теперь попасть прямым путем на мельницу!Мольбам нет места! Сам я все запутал! Господина самНадул! До свадьбы сам довел я младшего хозяина!Моей виной сегодня брак нежданно и негаданноНазначен вопреки его желанию! Вот и схитрил!А если б я спокоен был, беды бы вовсе не было.А вот и он! Ну, я погиб!Увидать бы под ногами бездну, да и броситься!
   СЦЕНА ПЯТАЯ
   Памфил, Дав.
   ПамфилГде он, негодяй, предатель?
   ДавМой конец!
   ПамфилИ то сознаться,По заслугам мне все это, бестолковому лентяю,За то, что я судьбу свою вручил рабу пустейшему!Теперь плачусь за глупость я.Ну, да и он поплатится!
   ДавКоли сегодня от беды, уйду, то буду цел всегда.
   ПамфилЧто я теперь скажу отцу?Едва лишь дал согласие,Как откажусь?Откуда взять мне смелости?Что делать мнеС собой, не знаю.
   ДавКак и я, хотя и крепко думаю.Скажу, что что-нибудь найду: побои хоть отсрочу так.
   ПамфилЭй!
   ДавЗаметил!
   ПамфилНу, дружок, не видишь, как меня советТвой запутал!
   ДавЯ же сам распутаю.
   ПамфилРаспутаешь?
   ДавНу да.
   ПамфилКак раньше?
   ДавЛучше.
   ПамфилОх! Довериться разбойнику?Запутано, испорчено все дело!Ты поправишь, что ль?Я на тебя надеялся, совсем спокойно было все,И вот сегодня в этот брак всадил меня! Да разве яНе сказал, что так и будет?
   ДавГоворил.
   ПамфилТогда чегоЖдешь ты? [Картинка: i_014.jpg] 

   Сцена из комедии. Мозаика из Помпеи. II век до н. э. Неаполь. Национальный музей

   ДавКазни, и жестокой.Только дай прийти в себяХоть немного, выдумаю что-нибудь.
   ПамфилБеда моя!Некогда совсем мне взяться за тебя, как хочется!Впору о себе подумать, а не то что мстить тебе!
   ДЕЙСТВИЕ ЧЕТВЕРТОЕ
   СЦЕНА ПЕРВАЯ
   Харин, Памфил, Дав.
   ХаринЭто возможно ли? Это ли мыслимо?Уродиться с таким сердцем злым! Друг в беде,Он же рад на его муке злой получитьВыгоду! Это ли хороню? Хуже нет,Чем такой род людей, что в себе стыд найдетЛишь на то, чтоб не дать вам отказ напрямик!А придет срок свершить, что он вам обещал,По нужде должен он тут с себя маску снять!Хоть ему боязно, все-таки даст отказИ начнет разводить речь свою без стыда!«Кто ты? Кто такой мне? И с какой же статиМою тебе отдать? Эх ты!Да ближе всех я сам себе!»А спросишь: где верность? Стыда никакого,Где надо, а там, где не надо, стыдятся!Как же быть? К нему пойти мне и обиду высказать?Разругать его? Но скажут: а чего добьешься ты?Да много: досажу ему и душу отведу свою.
   ПамфилКоль боги не воззрят на нас,Харин, невольно и себяСгубил я и тебя!
   ХаринНевольно? Так ли? Наконец, нашелПредлог? Сдержал же слово ты!
   ПамфилКак, наконец?
   ХаринТы все ещеЭтими речами хочешь провести меня?
   ПамфилДа что?
   ХаринЧуть сказал: «Люблю!» — как тотчас по сердцу пришлась тебе?О душе твоей, к несчастью, по своей судил душе!
   ПамфилТы ошибся.
   ХаринМало было этой полной радости?Ложной ты еще надеждой поманил влюбленного! Так бери!
   ПамфилМне брать? Не знаешь, сколько бед стряслось со мной,В какие неприятности завлек меня советамиЗлодей мой!
   ХаринЧто дивиться; он с тебя, как видно, брал пример.
   ПамфилТы не сказал бы так, когда б узнал меня, любовь мою!
   ХаринДа знаю я! Ты только что с отцом своим поссорился,За это на тебя сейчас сердит он и никак не могТебя сегодня вынудить на ней жениться.
   ПамфилВовсе, нет.Моих несчастий ты еще не знаешь всех.Мне этот брак совсем не предстоял. НиктоНе собирался выдать за меня ее.
   ХаринЯ знаю: понужден ты доброй волею.
   ПамфилПостой! Совсем не знаешь!
   ХаринЗнаю я одно,Что женишься на ней ты.
   ПамфилВот докука-то!Ну, слушай. То и дело он настаивал:«Скажи отцу, что женишься». Советовал,Просил, пока не настоял в конце концов.
   ХаринКто он-то?
   ПамфилДав.
   ХаринЗачем?
   ПамфилНе знаю. Разве чтоБогов я прогневил, его послушавшись.
   ХаринТак было, Дав?
   ДавТак было.
   ХаринАх мерзавец ты!Пускай за это боги разразят тебя!Подумай сам: ведь если бы всем недругамЕго опутать браком захотелося —Какой другой совет они бы подали?
   ДавОшибся, но не сдался я.
   ПамфилНу да! Еще б!
   ДавНе вышло — здесь — пойдем другой дорогою.Одно вот разве: если так ты думаешь,Что раз удачи не было сначала нам,Так и беды не превратить в спасение.
   ПамфилНет, порю я, что если постараешься,Две свадьбы мне устроишь из одной как раз.
   ДавПамфил! Как раб твой, для тебя обязан яРуками, и ногами, день и ночь, всегдаРаботать, подвергать себя опасности,Тебе бы лишь на пользу. Твой же долг меняПростить, коль вопреки желаньям выйдет что.Успеха нет в делах моих? Однако яСтараюсь добросовестно. Найди же сам,Что лучше, а меня оставь.
   ПамфилПусть так! ВерниТы в положенье прежнее меня сейчас.
   ДавИ сделаю.
   ПамфилНо скоро!
   ДавСтой! Дверь скрипнула соседская.
   ПамфилТебе-то что?
   ДавИщу!
   ПамфилТеперь лишь только?
   ДавУж найду, подам.
   СЦЕНА ВТОРАЯ
   Мисида, Памфил, Харин, Дав.
   Мисида
   (говорит в дом, Гликерии)Найду, где б ни был! Приведу сейчас тебе Памфила,Но только ты, голубушка, оставь терзаться этак.
   ПамфилМисида!
   МисидаЭто кто? Памфил! Ты кстати мне.
   ПамфилВ чем дело?
   МисидаПросить велела, чтобы к ней пришел ты, если любишь.Тебя желает видеть.
   ПамфилАх, пропал! Мученье снова!Ведь вот по милости твоей какая нам тревога!Затем-то и зовет меня: услышала про свадьбу.
   ХаринА будь спокоен Дав, и вы могли бы быть спокойны.
   ДавДразни еще! Безумствует он сам еще, что ль, мало?
   МисидаКонечно, так: от этого бедняжка и тоскует.
   ПамфилКлянусь богами, я ее вовеки не покину,Хотя бы люди стали все на свете мне врагами.Ее желал, добился я, характером сошлись мы.Долой всех тех, кто между нас раздор посеять хочет!Лишь смерть отнимет у меня ее.
   ХаринЯ оживаю!
   ПамфилТакой ответ мой: он верней ответа Аполлона!Удастся убедить отца, что свадьба та не мноюРасстроена — отлично; нет — поверить я заставлюЕго (нетрудно это мне), что я ее расстроил.
   (Харину.)Ну, видишь? Понял ты меня?
   ХаринТы, как и я, несчастен.
   ДавА план я все-таки ищу.
   ХаринВот молодец!
   ПамфилЯ знаю,К чему ты клонишь.
   ДавНет, теперь наверное устрою.
   ПамфилПора.
   ДавНашел!
   ХаринЧто?
   ДавНе тебе — ему, не заблуждайся.
   ХаринС меня и этого вполне довольно.
   ПамфилЧто за план твой?
   ДавБоюсь, что мне не хватит дня для дела: так откуда жМне для рассказа время взять? Идите-ка вы оба,Вы мне сейчас мешаете.
   ПамфилПойду ее проведать.
   (Уходит.)
   Дав
   (Харину)А ты что? Ты куда идешь?
   ХаринСказать ли правду?
   ДавМожешь.
   (Про себя.)Начнет теперь рассказывать!
   ХаринСо мною что же будет?
   ДавБесстыдник! Мало, что ль, тебе, что я денек прибавлюК отсрочке свадьбы?
   Харин
   Все ж…
   ДавНу что?
   ХаринМою б еще устроить.
   ДавСмешно!
   ХаринА если сможешь…Ты ко мне зайди…
   ДавК чему там? Нет, незачем.
   ХаринА все-таки!
   ДавНу, все-таки, пожалуй.
   ХаринЯ буду дома.
   (Уходит.)
   Дав
   (Мисиде)Подожди меня, сейчас я выйду.
   МисидаЗачем?
   ДавТак нужно.
   Мисида
   Ты скорей…
   ДавСказал, сейчас тут буду.
   СЦЕНА ТРЕТЬЯ
   Мисида, Дав.
   МисидаО боги! Что на свете прочно? ВиделаВ Памфиле госпоже моей великоеЯ счастье, друг ли, муж ли он, любовник ли —Во всем опора, а через него теперьСтраданий сколько принимает, бедная!Пожалуй что, тут больше зла, чем там добра.Но вот и Дав. Мой милый! Это что же: тут?Куда несешь ребенка?
   ДавМне нужна теперьТвоя, Мисида, хитрость и пронырливость.
   МисидаНо что же ты задумал?
   ДавВот, бери скорей,Клади у нашей двери.
   МисидаЧто ты! На землю?
   ДавНа жертвеннике миртовых ветвей возьмиИ подстели.
   МисидаА сам ты? Почему не сам?
   ДавДа потому, что если будет надобностьПред господином клятву дать, что клал не я,Так сделать это с чистым сердцем.
   МисидаЯсно все. Вишь, совесть вдруг явилась у него! Давай.
   ДавНу, двигайся живее, чтоб успеть понять,Что дальше буду делать. О, Юпитер!
   МисидаЧто?
   ДавОтец невесты! Вдруг явился! Бросить мнеПридется первый план, на них направленный.
   МисидаО чем ты? Не пойму никак.
   ДавОтсюда вотВойду нарочно, справа. Ты ж к моим словамПриспособляйся, должный мне ответ давай.
   МисидаЧто ты затеял, не могу никак понять,Но если нужно вам мое содействие,Тебе оно виднее, я останусь тут,Чтоб не было задержки делу вашему.
   СЦЕНА ЧЕТВЕРТАЯ
   Хремет, Мисида, Дав.
   ХреметУстроил я, что нужно, к свадьбе дочери,Иду, чтоб жениха позвали… Это что? Ребенок!Ты, что ль, положила, женщина?
   Мисида
   (ища Дава)Но где же он?
   ХреметНе отвечаешь?
   МисидаНет нигде. О, горе мне, несчастной!Бросил он меня!Ушел, молодчик!
   ДавБоги! Что на площадиНароду! Сколько споров! А вот цены всеРастут. (Совсем не знаю, что еще сказать.)
   МисидаДа ты чего ж меня одну тут…
   ДавЭ-ге-ге!Что это за история? Мисида! Эй!Откуда здесь ребенок? Кто принес его?
   МисидаВ уме ли ты? Меня об этом спрашивать!
   ДавКого ж еще спросить мне? Никого кругомНе вижу.
   ХреметУдивляюсь я, откуда он.
   ДавОтветишь ли на мой вопрос?
   МисидаОх!
   Дав
   (тихо)Стань правей.
   МисидаТы спятил! Да не сам ли ты…
   Дав
   (тихо)Попробуй лишьХоть слово мне сказать не на прямой вопрос!
   (Громко.)Так говорить — нельзя понять. Откуда он? Скажи ясней.
   МисидаОт нас.
   ДавХа-ха! Что странного,Что женщина бесстыдно поступает так!
   ХреметАндриянки служанка, как я думаю.
   ДавДля вас мы, значит, люди подходящие,Над кем смеяться вам?
   ХреметПришел я вовремя!
   ДавНу, живо! Прочь ребенка от дверей бери!
   (Тихо.)Да стой же ты! Ни шагу с места этого!
   МисидаА, провались ты! Как пугаешь, бедную!
   ДавТебе я говорю иль нет?
   МисидаЧего тебе?
   ДавДа ты ж еще и спрашивать?Скажи-ка мне,Чьего ребенка ты сюда подбросила?
   МисидаУж будто ты не знаешь?
   ДавТо, что знаю я,Оставь. На то, что спрашиваю, дай ответ.
   МисидаРебенок ваш…
   ДавКто наш?
   МисидаПамфилов…
   ХреметВот так так!
   ДавЧто? Как? Памфилов?
   МисидаРазве нет?
   Хремет
   (про себя)Да, правильноОт брака уклонялся я от этого!
   ДавКакое преступление!
   МисидаЧего кричишь?
   ДавЕго, что ли, несли вчера к вам вечером?
   МисидаКакой нахал!
   ДавДа, да, вернее верного:С узлом под платьем сам видал я Кантару.
   МисидаБлагодарю богов за то, что, к счастию,Свидетельницы родам есть свободные.
   ДавНо человек, из-за которого онаПошла на это дело, неизвестен ей,Увидит, мол, Хремет под дверью мальчикаИ дочери не выдаст? Уверяю вас,Что выдаст тем охотней.
   Хремет
   (про себя)Уверяю вас,Что этого не сделает.
   ДавНу, а теперь,Чтоб знала ты, скажу тебе одно: бериРебенка, а не то швырну на улицу,Да и тебя туда ж отправлю в грязь лицом.
   МисидаТы, братец, пьян.
   ДавА за одной проделкоюДругая: слышу, шепчутся:«АфинскаяОна гражданка».
   ХреметТак!
   Дав«Законы вынудятЕго на ней жениться».
   МисидаЭй, скажи ты мне,Да разве не гражданка?
   ХреметВот нечаянноЧуть не попал в забавную историю!
   ДавКто тут такой? Хремет! Пришел ты вовремя!Послушай-ка!
   ХреметЯ все слыхал.
   ДавНу? Разве все?
   ХреметДа, все с начала, повторяю.
   ДавСлышал? ВотМерзавка! Нет, на пытку потянуть ее!Вот сам он. Это шутки не со мной шутить!
   МисидаБеда! Почтенный, я не солгала ни в чем.
   ХреметВсе знаю. Симон дома?
   ДавДома.
   Хремет уходит.
   МисидаПрочь! Отстань! Негодный! Я про все сейчас Гликерии…
   ДавА, глупая! Не знаешь, что тут вышло?
   МисидаНет,Как знать мне!
   ДавЭто тесть. Не мог я иначеДать знать ему все то, что было нужно нам.
   МисидаТак ты бы наперед сказал.
   ДавТы думаешь,Что маленькая разница — быть искренним,Естественным иль говорить по выучке?
   СЦЕНА ПЯТАЯ
   Критон, Мисида, Дав.
   КритонХрисида (предпочла она бесчестноеБогатство на чужбине честной бедностиНа родине). А после смерти мне теперьОтходит по закону все имущество.Кого б спросить? А, вижу! Мой привет!
   МисидаГляди!Кого я вижу? Ты, Критон, Хрисиды братДвоюродный! Он самый!
   Критон
   Здравствуй!
   МисидаБудь здоров!
   КритонХрисида-то…
   МисидаСгубила злополучных нас!
   КритонНу что вы? Как? Все ладно?
   МисидаМы-то? Кое-как. Как можется, когда нельзя, как хочется.
   КритонГликерия нашли ли здесь родителей?
   МисидаУвы!
   КритонНеужто до сих пор не найдены?Не в добрый час, как видно, я пожаловал!Когда бы знал, ноги бы не нанес сюда.Сестрой она Хрисидиной считалася,Владеет, всем имуществом. Насколько мне,Приезжему, здесь тяжбы заводить легко,И выгодно, с чужих примеров знаю я.Да вместе с тем, пожалуй, у нее ужеКакой-нибудь приятель и заступали есть.Почти уже подростком ведь она от насУехала. Легко прослыть пройдохоюИ нищим, за наследством что гоняется!И сам бы я ограбить не хотел ее.
   МисидаЖеланный гость! Критон!Да все такой же ты,Как знали мы и раньше!
   КритонК ней веди меня,Я прибыл повидать ее.
   МисидаС готовностью.
   ДавПойду-ка я за ними. Нет желанияСo стариком мне в это время встретиться.
   ДЕЙСТВИЕ ПЯТОЕ
   СЦЕНА ПЕРВАЯ
   Хремет, Симон.
   ХреметВдоволь доказал я, вдоволь дружбу всю мою к тебе,Вдоволь для тебя рискнул я; перестань просить меня.Счастье дочери любимой чуть не проиграл ведь я,Угодить тебе стараясь.
   СимонНет, теперь особенноЯ прошу и умоляю, чтобы и на деле тыДоказал мне то, что было на словах обещано.
   ХреметРвение тебя доводит до несправедливости.Добиваясь цели, вовсе не соразмеряешь тыТо, о чем же ты просишь, с мерою услуг моих.Если б ты об этом думал, то не предъявлял бы ужМне таких несправедливых притязаний.
   СимонДа каких?
   ХреметЧто тут за вопрос! Да ты же сам уговорил меняДочь свою за человека выдать очень юного,Полного другой любви, ко браку и не склонного,Выдать, стало быть, в неверный брак, на несогласия,Чтоб ее страданьем, мукой сына твоего лечить.Упросил. Пока возможно, шел тебе навстречу я.Но теперь уж невозможно: ты превозмогай теперь,Говорят, она гражданка здешняя; родился сын.Так оставь же нас в покое.
   СимонНо молю богами я!Не склоняйся же им верить! Это им на выгоду,Чтобы он как можно ниже опустился. Ими всеРади брака выдумано было и подстроено:Эту цель у них отнять — и сразу дело кончено.
   ХреметНет! Я видел, как служанку Дав бранил…
   СимонДа знаю я.Искренне. Они не знали, что я тут поблизости.
   СимонВерю. Наперед сказал мне Дав, что так и сделают.Я хотел, да почему-то позабыл сказать тебе.
   СЦЕНА ВТОРАЯ
   Дав, Хремет, Симон, Дромон.
   Дав
   (говорит, обернувшись к дому)Говорю я дам, бодрее будьте.
   ХреметВот и Дав тебе.
   СимонОн откуда?
   ДавПод защитой гостя и моей…
   СимонЧего? Это что еще за штука?
   ДавЧеловек отличный онИ приехал очень кстати.
   СимонНегодяй! Кого он тамХвалит?
   ДавСпасено все дело!
   СимонС ним заговорю-ка я.
   Дав
   (про себя)Господин! Как быть?
   СимонПриятель, здравствуй!
   ДавСимон! А, Хремет! Дома все уже готово.
   Симон
   (с иронией)Славно позаботился!
   ДавХочешь, приглашай.
   СимонПрекрасно. Лишь за этим стало все.А теперь ответь: тебе тут что за дело?
   ДавМне?
   СимонНу да.
   ДавМне?
   СимонТебе.
   ДавВошел туда я только что…
   СимонКак будто яСпрашивал: давно ли там ты?
   ДавС сыном вместе…
   СимонЧто?
   ПамфилТам? Вот мука! Эй, не сам ли, негодяй, сказал ты мне,Будто нелады меж ними?
   ДавДа.
   СимонТак для чего ж он там?
   Хремет
   (насмешливо)С нею ссорится, конечно.
   ДавНет, Хремет, совсем не то.Возмутительное дело расскажу сейчас тебе.Прибыл к ним старик какой-то, наглый и пронырливый,С виду ж человек почтенный и суровой честности,И слова его внушают полное доверие.
   СимонЧто ты нам подносить?
   ДавТолько то, что от него слыхал.
   СимонИменно?
   ДавОн достоверно знает, что Гликерия —Здешняя афинская гражданка.
   СимонЭй, Дромон! Дромом!
   ДавВ чем дело?
   СимонЭй, Дромон!
   ДавПостой!
   СимонЕще лишь слово и… Дромон!
   ДавПослушай же…
   Дромон
   (Симону)Что надобно?
   СимонХватай его и в дом тащи.
   ДромонКого же?
   СимонДава.
   ДавНо за что?
   СимонХочу так. Повторяю же,Хватай его!
   ДавЧто сделал я?
   СимонХватай!
   ДавДа если только яВ чем-нибудь солгал, убей хоть!
   СимонНичего не слушаю!Подбодрить тебя сумею!
   ДавХоть и правда все?
   СимонА пусть!Эй, руки, ноги закрути! Да слышишь, стереги его!Постой же! Если буду жив, так покажуТебе я, как обманывать хозяина,Ему ж — отца.
   ХреметЧего ты так свирепствуешь?
   СимонВот какова сыновняя любовь! Хремет!Ко мне неужто не имеешь жалости?Такую муку принимать: приходитсяИз-за такого сына! Эй, сюда, Памфил!Иди, Памфил! Иль вовсе потерял ты стыд?
   СЦЕНА ТРЕТЬЯ
   Памфил, Симон, Хремет.
   ПамфилКто звал меня? Пропал! Отец!
   СимонЧто? Ах, ты… ах…
   ХреметПостой, скажи, в чем дело, лучше, чем бранить.
   СимонКак будто слишком что-нибудь обидноеЕму сказать возможно! По твоим слонамГликерия — гражданка?
   ПамфилГоворят, что так.
   СимонАх, говорят! Вот наглость непомерная!О том, что говорит он, разве думает?И раз не тяготится тем, что сделано?И краски на лице не показалося!Таким быть бесхарактерным! К великомуПозору, с ней связался, нарушая темЗакон, обычай граждан и отцовскоеЖелание!
   ПамфилО, я, несчастный!
   СимонТолько лишьТеперь ты, наконец, Памфил, почувствовал?Давным-давно, когда решил ты страсть своюВо что бы то ни стало утолить, тогда,В тот самый день, ты заслужил поистинеНазвание несчастного! Да что же я?Из-за чего терзать себя и мучиться?Что старость волновать его безумием?И мне к чему казниться за его грехи?Пусть ей владеет, с ней живет, со мною жеПускай простится! На здоровье!
   ПамфилМой отец!
   СимонОтец? Как будто нужен он, отец, тебе!Жену, детей и дом ты без отца нашел!И подставных людей привел, чтоб им назватьЕе гражданкой здешнею. По-твоемуПускай оно и будет.
   ПамфилРазреши, отец. Два слова.
   СимонЧто ты можешь мне сказать?
   ХреметА все жПослушай, Симон.
   СимонСлушать? Что мне слушать-то?
   ХреметПусть скажет он, в конце концов.
   СимонПожалуй! Пусть!
   ПамфилЯ вполне готов признаться в том, что я люблю ее.Если это преступленье, признаюсь и в этом я.Налагай любую жертву. Воле отдаюсь твоей.Хочешь ли, чтоб я женился? Бросил бы ее? Снесу,Как сумею. Об одном лишь я прошу. Не думай ты,Что старик подослан этот мной. Дай оправдаться мне,К вам сюда его представить лично.
   СимонК нам?
   ПамфилПозволь, отец!
   ХреметПросьба справедлива эта. Разреши.
   ПамфилПозволь, Симон.Пускай!И на все согласен, лишь бы мне не знать того, Хремет,Что он надо мной смеется.
   ХреметДля отца достаточноЗа великую провинность искупленья легкого…
   СЦЕНА ЧЕТВЕРТАЯ
   Критон, Хремет, Симон, Памфил.
   Критон
   (говорит к дому)Перестань просить. Имею три соображения,Чтобы сделать так: во-первых, твой тут интерес, затем,Интересы правды, дальше — счастие Гликерии.
   ХреметКритон с Андроса! Правда, он!
   КритонПривет тебе, Хремет!
   ХреметКак ты вдруг в Афинах?
   КритонВышло так. А то не Симон ли?
   ХреметОн.
   КритонМеня ты ищешь, Симон?
   СимонТы ли утверждать готов,Что Гликерия — гражданка здешняя?
   КритонА ты — что нет?
   СимонТак затем ты и приехал к нам?
   КритонЗачем?
   СимонЧто за вопрос!И рассчитываешь это делать безнаказанно?Юношей неискушенных, хорошо воспитанных,Ты ли это здесь обманом думаешь опутывать,Соблазняя, обещая, завлекать?
   КритонВ уме ли ты?
   СимонЗакреплять намерен браком их любовь к распутницам?
   ПамфилВот беда! Боюсь я очень, гость наш устоит ли тут?
   ХреметТы его совсем не знаешь,Симон, и не думай так! Это человек хороший!
   СимонЧеловек хороший?Он?До чего все кстати вышло: прибыл к самой свадьбе вдруг,До сих пор и не бывал тут! Как не доверять ему!
   ПамфилСтрах перед отцом мешает, а не то об этом яМог бы дать совет хороший.
   СимонПлут!Гм…
   Хремет
   (Критону)Он таков у нас,Ты не обращай вниманья!
   КритонДело то его, каков,Мне же если будет дальше говорить, что хочется,Так услышит от меня он то, что не захочется.Я, вишь, путаю, верчу тут. Или ты беду споюВынести не в состоянье с полным хладнокровием?Правду или ложь сказал я, это распознать легко.После кораблекрушения некий житель АттикиК нам был выброшен на остров Андрос, вместе с ним онаМаленькою девочкой. Тут обратился он в нуждеК первому — к отцу Хрисиды.
   СимонНачал сказку!
   ХреметНу, оставь!
   КритонЧто он все перебивает?
   ХреметПродолжай.
   КритонА мне тот былРодственник, кем был он принят. От него-то слышал я,Что из Аттики он родом. Там у нас и умер он.
   ХреметКак по имени?
   КритонТак сразу имя?
   ПамфилОй, беда моя!
   КритонДа, думается, Фания. А это уж наверное —Он уроженцем называл всегда себя рамнунтовским.[274]
   ХреметЮпитер!
   КритонДа и многие другие это слышалиНа Андросе.
   ХреметО, если бы исполнилась надежда! ЧтоОн, как ее там — дочерью своею звал?
   КритонНет.
   ХреметЧьею же?
   КритонДочь брата, говорил.
   ХреметМоя! Наверное!
   КритонТвоя?
   СимонТвоя?
   ПамфилНасторожи свой слух, Памфил!
   СимонТы почему так думаешь?
   ХреметТот Фания мне брат был.
   СимонЗнаю, знал его и лично я.
   ХреметОтсюда от войны бежал он, в Азию отправилсяЗа мною следом, девочку ж боялся он оставить тут.С тех пор я слышу в первый раз о том, что с ним случилося.
   ПамфилЕдва собой владею; возбужден надеждой, радостью,И страхом я, и счастием нежданным, удивительным!
   СимонЯ очень рад, что дочь, свою нашел ты.
   ХреметВерю.
   ПамфилАх, отец!
   ХреметОдна мешает мелочь мне досадная.
   ПамфилПротивно мнеТвое копанье: только бы сучок найти.
   КритонКакая же?
   ХреметНе то ведь имя!
   КритонДевочку иначе звали.
   ХреметКак, Критон?Ты помнишь?
   КритонСилюсь вспомнить!
   ПамфилКак стерпеть? Его беспамятностьМоей мешает радости! А между тем я сам себеНа помощь тут прийти могу! Нет сил терпеть! Хремет,Она звалася Пасибулою.
   ХреметОна!
   КритонОна.
   ПамфилРаз тысячуСлыхал я от нее самой.
   СимонМы все так рады этому:Уверен, что ты веришь.
   ХреметВерю, да!
   ПамфилА дальше как, отец?
   СимонКоль так все вышло, я готов склониться к примирению.
   ПамфилОтец мой милый! А насчет жены (уж раз я взял ее)Хремет не вносит перемен тут никаких?
   ХреметВ порядке все. Вот только, как отец.
   ПамфилДа он согласен.
   СимонРазумеется.
   ХреметПриданого я десять дам талантов.
   ПамфилПринимаю я.
   ХреметНу, к дочери спешу. Прошу со мной, Критон.Она меняНе знает.
   СимонДа велел бы ты сюда перенести ее.
   ПамфилВот это верно. Даву я велю сейчас.
   СимонНе может он.
   ПамфилА почему?
   СимонДа у него свои дела есть, поважней.
   ПамфилДела? Какие?
   СимонСвязан он.
   ПамфилСовсем нехорошо, отец!
   СимонНет, и велел как следует.
   ПамфилВели освободить, прошу.
   СимонНу что ж!
   ПамфилИ поскорей!
   СимонИду.
   ПамфилПрекрасный мой, счастливый день!
   СЦЕНА ПЯТАЯ
   Харин, Памфил.
   ХаринВзгляну-ка. Что с Памфилом. А! Да вот и он!
   ПамфилБыть может, ктоВерит, что не верю я тому, что совершилося?Мне ж теперь хотелось бы, чтоб это было правдою!Жизнь богов по той причине я считаю вечною,Что их вечны наслажденья. Вот и мне бессмертиеВыпало, коль не проникнет в радость огорчение.Но кого бы повстречать мне, чтобы рассказать про все?
   ХаринЧто же значит эта радость?
   ПамфилДава вижу! НикогоНет другого мне желанней! Знаю я наверное:Он один одной со мной обрадуется радости!
   СЦЕНА ШЕСТАЯ
   Дав, Памфил, Харин.
   ДавГде Памфил тут?
   ПамфилДав.
   ДавКто это?
   ПамфилЯ.
   ДавПамфил!
   ПамфилНе знаешь ты,Что со мной случилось?
   ДавНет, но знаю, что со мной!
   ПамфилИ яТоже знаю.
   ДавТак все вышло, как с людьми случается.О моей беде сначала ты узнал, а я потомО твоей удаче слышу.
   ПамфилА моя ГликерияЗдесь родителей нашла.
   ДавКакое счастье!
   ХаринВот ведь что!
   ПамфилЛучший друг, ее отец нам…
   ДавКто?
   ПамфилХремет.
   ДавЯ очень рад.
   ПамфилИ препятствий нет жениться мне на ней.
   ХаринВо сне, что ль, онВидит то, чего хотелось наяву?
   ПамфилРебенок же…
   ДавАх, оставь!Один богами ты любим!
   ХаринОх! Я спасен,Если только это правда!Обращусь к нему.
   ПамфилНо кто ж…А, Харин!Пришел ты кстати!
   ХаринПоздравляю!
   ПамфилСлышал ты?
   ХаринВсё… Однако ж в этом счастье и меня не позабудь.Твой теперь Хремет: исполнит все, чего захочешь ты.
   ПамфилПомню. Только слишком долго ждать, покуда выйдет он.В дом сюда за мною следуй. Тут он, у Гликерии…Дав, ступай домой, скорей вели перевести ее.Что стоишь? Что ждешь?
   ДавИду я. Вы не ждите, что сюдаВыйдут. В доме будет сговор.Да и остальные всеТочно так же меж собою в доме сладят…Хлопайте!
   ЛУЦИЙ АННЕЙ СЕНЕКА
   Местом рождения Сенеки (конец I в. до н. э.- 65 г. н. э.) был город Кордуба в Испании (нынешняя Кордова). Сын известного ритора, Сенека получил в Риме риторическое и философское образование. Участие в политических интригах подвергало его жизнь постоянной опасности. При Калигуле он чуть не оказался жертвой террора, при Клавдии, избежав смертного приговора, был сослан на остров Корсику, откуда вернулся лишь через восемь лет, чтобы стать воспитателем Нерона, который в первые годы своего правления возвысил и озолотил Сенеку, а затем подверг опале и в конце концов обрек на самоубийство.
   Кроме трагедий, общая характеристика которых дана во вступительной статье, и сатиры на смерть императора Клавдия, Опека оставил большое количество морально-философских сочинений (три послания, озаглавленных «Утешения», трактаты «О гневе», «О краткости жизни», «О стойкости мудреца» и др., двадцать книг «Писем к Луцилию»), а также труд по естествознанию — «Вопросы природы».
   ОКТАВИЯ
   ДЕЙСТВУЮЩИЕ ЛИЦА
   Октавия.
   Кормилица Октавии.
   Сенека.
   Нерон.
   Префект.
   Агриппина.
   Поппея.
   Кормилица Поппеи.
   2хора римских граждан.
   Действие происходит в Риме, в 62 г. н. э.
   СЦЕНА ПЕРВАЯ
   Октавия.
   ОктавияАврора[275] зажглась и ночных светилПрогнала хоровод. ВосходитТитан в огнистых кудрях,Вселенной вернув сиянье дня.Отягченная бременем бед, начинайПовторять привычных жалоб чреду,Побеждая стон морских альцион,Побеждая крик Пандионовых[276] птиц, —Ведь судьба твоя тяжелей, чем у них.О мать, по которой я плачу всегда,[277]Ты, причина моих мучений злых,Услышь удрученной дочери стон,Если может внять нам бесплотная тень.О, если б Клото[278] своей дряхлой рукойЖизни моей перерезала нитьДо того, как пришлось мне увидеть, скорбя,Раны твои и лицо в крови.О, день, только боль приносящий мне,Ты душе с тех порНенавистен больше, чем ночь и мрак.Я сносила мачехи злобной гнет,[279]И вражду ее, и суровый взгляд.Эриния мрачная, это онаМой стигийский[280] брачный факел несла,Погубила тебя, мой бедный отец,[281]Кому лишь недавно подвластен былБеспредельный мир,От кого бежала британцев рать,[282] —Неведомых прежде нашим вождямСвободных племен.А теперь ты почил: сгубило тебяКоварство жены,И в рабство твой дом, и дети твоиУ тирана в плену.
   КормилицаТот, кто, впервые в лживый наш вступив дворец,Сверканьем благ непрочных восхищается,Увидит вскоре, что судьба сокрытаяСгубила дом, могущественный некогда, —Род Клавдия, чьей власти был покорен мир,Для чьих судов свободный Океан седой,Смирившись против воли, легкий путь открыл.Да, он, британцев покоритель первый, он,Кто слал челны без счета в море дальнее,Кто среди волн и средь народов варварскихБыл невредим, — погиб от рук жены своей,Убитой вскоре сыном. Юный брат почил,[283]Погублен ядом; а сестра горюет здесьИ скрыть не в силах скорби, хоть грозит ей гневЖестокого супруга ненавистного;Она его чуждается — но равнаяГорит и в нем к жене постылой ненависть.Напрасно я своей пытаюсь верностьюЕй боль души утишить: горе жгучееСильней моих советов; благородный пылЕй полнит сердце, в бедах силу черпая.Мой страх — увы! — провидел злодеяниеВ грядущем… Да не сбудется, молю богов!
   ОктавияО, доля моя! Злосчастней меняНикого не найти.Я могу повторить,Электра, твой плач:[284]Но было тебе оплакать даноРодителя смерть,И убийцам его отомстил твой брат,Которого верность твоя спасла,Укрыв от врагов.А мне по загубленным злой судьбойРодителям страх не велит горевать,Над убитым братом рыдать не дает;На него лишь могла надеяться я,Он один мне на миг утешеньем был.Только я, горемыка, осталась жива —Великого имени жалкая тень.
   КормилицаПитомицы стон долетел ко мне:Тоскует она; так надо спешитьМне, старухе медлительной, в спальню к ней.
   ОктавияКормилица! Слезы с тобой разделю,Со свидетелем верным скорби моей.
   КормилицаНаступит ли день, что тебе принесетИзбавленье от бед?
   ОктавияНаступит; в тот день я к Стиксу сойду.
   КормилицаДа не скоро сбудется слово твое!
   ОктавияНе твоя мольба, а злая судьбаПравит жизнью моей.
   КормилицаУдрученной пошлет благосклонный богПеремену к лучшему; ты самаСмиреньем и кротостью мужа смягчи.
   ОктавияЛегче смягчить свирепых львовИли тигров лесных,Чем тирана сердце. Всем, кто рожденОт славной крови, — он лютый враг,Презирает он людей и богов;Злодеяньем ему преступная матьДобыла счастье, с которым онСовладать не в силах. Пусть он, стыдясь,Что в подарок от матери получилНад империей власть, в благодарность смертьНесчастной послал за этот дар[285] —Но ужасную славу во веки вековИ над гробом женщина та сохранит.
   КормилицаЗамолчи! Не давай безрассудным речамИз смятенного сердца свободно течь.
   ОктавияНет, сколько б ни терпела я, одна лишь смертьМоим страданьям может положить конец.Убита мать, злодейски умерщвлен отец,Погублен брат — лавиной беды сыплются.Живу в тоске, супругу ненавистная,Служанке повинуясь[286] — и не мил мне день;Трепещет сердце — но боюсь не смерти я,А преступленья: если бы судьбы моейЗлодейство не коснулось — умерла бы яОхотно, потому что хуже смерти мнеВстречать тирана взгляд спесивый, яростный,Со страхом целовать врага, которомуНет сил повиноваться с той поры, как братПогублен, а престолом завладел егоБратоубийца, гордый благоденствием.Как часто брат приходит тенью грустноюКо мне, когда глаза, от слез усталые,Смежит мне сон и тело обретет покой.То, факелы схватив руками слабыми,Глаза убийце выжечь он пытается,То в спальный мой покой вбегает в ужасе,А враг за ним; прильнув ко мне, трепещет брат, —И нас обоих меч пронзает гибельный.Холодный ужас прогоняет сон с очей,И снова страх и горе возвращаются.Прибавь еще соперницу, похищеннымУ нас величьем гордую: в угоду ейОтправил мать на корабле чудовищном,А после при крушении спасеннуюЗарезал сын, что бездны был безжалостней.Так есть ли мне надежда на спасение?Чертог мои брачный перейдет к сопернице,Что за разврат в награду громко требуетЖены законной, ненавистной голову.Приди из мрака к дочери взывающей,Отец, на помощь! Иль разверзни пропастьюПокров земли, чтоб тотчас взял Аид меня!
   КормилицаНапрасно тень отца зовешь, несчастная,Напрасно: после смерти до потомков нетЕму и дела, если мог при жизни онРодному сыну предпочесть чужую кровь,Коль мог возжечь он брачный факел пагубный —Дочь брата взять на ложе нечестивое.Отсюда потянулась преступлений цепь:Убийства, козни, жажда крови, спор за власть.В день свадьбы тестя в жертву принесен был зять,[287]Чтоб, в брак вступив с тобою, не возвысился.Злодейство! Отдан был в подарок женщинеСилан, и, кровью окропив отеческихПенатов, пал, безвинно оклеветанный.Увы мне! Враг в порабощенный дом вступил:Преступный по природе, зятем цезаряИ сыном стал он, — происками мачехи,Которая насильно, запугав тебя,Обрядом брачным пагубным связала вас.Удача ей свирепости прибавила:Дерзнула посягнуть на власть священнуюНад миром. Кто опишет козни льстивые,Преступные надежды, ковы женщины,[288]Дорогою злодейств к престолу рвущейся?Тогда святое Благочестье в ужасеПокинуло дворец, и поселилась в немЖестокая Эриния; священныеПенаты[289] осквернила адским факеломЗакон природы и стыда поправшая.Жена подносит мужу яд, потом самаОт рук сыновних гибнет; вскоре ты почил,Несчастный мальчик, по котором слезы льем;Британик наш, опорой дома Августа,Светилом мира был ты — ныне ты лишь теньИ горстка праха. Мачеха жестокаяСама рыдала над костром твоим, когдаОбъяло пламя тело и красу твоюБожественную легкий поглотил огонь.
   ОктавияПусть и меня погубит, иль убью его.
   КормилицаНа это сил природа не дала тебе.
   ОктавияТак даст их гнев, беда, и скорбь, и боль дадут.
   КормилицаСмиреньем мужа побеждай свирепого.
   ОктавияЧтоб он мне брата воскресил убитого?
   КормилицаЧтобы в живых остаться и потомкамиРод воскресить отцовский угасающий.
   ОктавияРод цезарей других потомков ждет теперь,Меня же брата рок влечет несчастного.
   КормилицаТак пусть любовь народа дух поддержит твой.
   ОктавияВ ней утешенье, но не избавление.
   КормилицаНарод — большая сила.
   ОктавияНо сильней тиран.
   КормилицаЖену он чтит…
   ОктавияНо больше чтит наложницу.
   КормилицаВсем ненавистна…
   ОктавияНо зато любима им.
   КормилицаНо ведь она покуда не жена ему.
   ОктавияНе бойся: будет и женой и матерью.
   КормилицаНеистов юношеский лишь вначале пыл,Но гаснет быстро, словно пламя легкое;Непостоянна и любовь постыдная —Прочна любовь лишь к женам целомудренным.Та, что на брак твой посягнула первая,Рабыня, завладевшая хозяином,[290]Боится…
   ОктавияНе меня — другой соперницы.
   КормилицаУниженная, робкая, она теперьСвятилище возводит, выдав весь свой страх.Крылатый бог,[291] обманщик легкомысленный,Ее покинет. Пусть она прекрасна, пустьМогуществом гордится: краток счастья срок.Такую же боль приходилось терпетьИ царице богов,Когда в разных обличьях на землю сходилРодитель богов, повелитель небес.То сверкал белизной лебединых крыл,[292]То в Сидон приходил круторогим быком,То струился дождем золотым из туч.С небосвода светят Леды сыны,[293]Восседает на отчем Олимпе Вакх,[294]Взял в жены Гебу бог Геркулес,И не страшен ему Юноны[295] гнев;Но мудро она подавила боль.Победила мужа смиреньем своим,И знает она, что теперь не уйдетГромовержец с эфирного ложа ее,Не пленится красою смертной жены,Не покинет опять высокий чертог. И ты,Юнона земная, тыСестра и супруга Августа, больУкроти свою.
   ОктавияСкорей соединятся звезды с волнами,Огонь с водой и с небом — Тартар сумрачный,С росистой тьмой ночною — благодатный свет,Чем с нечестивым нравом мужа злобногоСмирится дух мой; брата не забыла я!О, если бы на голову проклятуюТирана царь богов обрушил молнию,Которой часто землю потрясает он,Пугая нам сердца грозовым пламенемИ знаменьями новыми. Мы виделиКомету, гривой огненной блиставшую,[296]Там, где Воот[297] повозкой правит медленной,Где вечной ночи холод и где блещет Ковш.Все осквернил тиран своим дыханиемВплоть до эфира; и сулят созвездияБеду народам, всем, подвластным деспоту.Не столь ужасен был Тифон, которогоЮпитеру на горе родила Земля.Теперь и смертным и богам чума грозит:Богов из храмов дерзко изгоняет враг,[298]А граждан — из отчизны. Брата он убил —И видит свет! Кровь пролил материнскую —И жизнь его не прервалась зловредная!Отец-всевышний! Для чего напрасно тыРукой непобедимой мечешь молнии —И до сих пор не поразил преступника?О, если б за злодейства поплатился он,Нерон поддельный, выродок Домиция,[299]Тот, кто ярмом позорным угнетает мир,Пороками пятная имя Августа!
   КормилицаДа, я согласна: недостоин он тебя,Но року не противься, и с судьбой смирись,И гнев твой ярый укроти, питомица;Быть может, существует бог карающий,И день для нас еще наступит радостный.
   ОктавияУж с давних пор всевышних тяжкий гнев нависНад нашим домом; и Венера перваяТерзала мать мою любовным бешенством:Замужняя в безбожный брак вступила вновь,Забыв о нас, о муже и о совести.С распущенными волосами, грознаяЭриния, вся змеями увитая,Явилась мстительницей к ложу адскомуИ кровью погасила факел дерзостный,Подвигнув дух разгневанного цезаряНа страшное убийство. Так погибла ты,О мать моя! Меня на горе вечноеТы обрекла и к теням увлекла воследИ сына, и супруга, жалкий род предав.
   КормилицаДочерний плач не начинай ты сызноваИ не тревожь, стеная, маны[300] матери,Наказанной за тяжкое безумие.
   На орхестру входит хор римских граждан.
   ХорЧто за молва долетела к нам?О, если б могли мы не верить ей,Так много раз морочившей нас,О, если бы в цезарев брачный чертогСупруга новая не вошлаИ осталась хозяйкой Клавдия дочь,Чтоб родить потомков — мира залог,Чтобы, войны забыв, ликовала земляИ Рима честь не померкла вовек.Достался брата брачный покойЮноне в удел, —Почему же Август супругу-сеструЗаставляет покинуть отчий дворец?Чем поможет теперь благочестье ей,Целомудренный стыд, и чистая жизнь,И родитель-бог?И мы, едва лишь погиб наш вождь,[301]Позабыли его, и мучительный страхУбедил нас предать его детей.Настоящая доблесть прежде жилаУ римлян в сердцах, и в жилах у нихСтруилась воистину Марса[302] кровь:Из наших стен изгнали ониНадменных царей;Не остались без мести и маны твои,О дева, кого рукою своей[303]Убил отец, чтоб не быть ей рабой,Чтоб награды победной стяжать не моглаНечистая страсть. И тотчас война началась тогда,Когда от своей погибла рукиТа, кого обесчестил лютый тиран,Лукреция дочь.[304]Поплатилась и ты за злодейство твоеЖена Тарквиния, Туллия дочь,[305]Что дерзнула отца убитого трупКолесом нечестивой повозки попратьИ несчастное тело его не далаВозложить на костер.Преступленье сыновнее видел и нашБезрадостный век: коварно послалНерон на пагубном корабле[306]В Тирренское море родную мать.По приказу покинуть безбурный причалМореходы спешат,Весла режут с плеском соленую гладь,Вылетает в открытое море корабль,Но в назначенный миг все швы разошлись,И открылась щель, дав проход воде.Тут пронзительный крик поднялся до звезд,И женский горький раздался плач.Пред очами у всех витала смерть,Для себя лишь спасенья каждый искал:Одни, сорвав обшивку с кормы,Плывут, нагие, к доскам прильнув,Другие стремятся к берегу вплавь, —И многих топит безжалостный рок.Разрывает одежды Августа свои,Волосы рвет,Потоки ей заливают лицо.Глядит: уж нет надежды спастись.И в беде неминуемой гневно кричит:«Такова, мой сын, награда твояЗа все, что я тебе принесла?Да, я заслужила эту ладьюТем, что тебя родила на свет,Что Цезаря имя и власть тебе,Обезумев, дала!Поднимись из вод Ахеронта,[307] мой муж,Насладись жестокой казнью моей:Ведь в убийстве твоем виновна я,По моей вине и сын твой погиб.По заслугам сойду я к тени твоей,Погребенья лишусь,В свирепой пучине скроюсь навек».Не успела сказать, как вал налетел,Захлестнул ей уста,И бросил в море, и вынес вновь.Повинуясь страху, руками бьетОна по воде, выбиваясь из сил.Но верность живет в молчаливых сердцах,И смерти страх не прогонит ее:Моряки к обессилевшей госпоже,Опасность презрев, на помощь спешат,Кричат ободряющие слова;Хоть руками едва шевелила она,Подхватили ее…Что пользы в том, что спаслась ты из волн,Обреченная пасть от сыновней руки?Едва ли поверят в грядущих веках,Что такое злодейство он мог совершить.Горюет и злобствует сын, что матьИз моря спаслась,Повторить замышляет неслыханный грех,Всей душой стремится мать извести,В нетерпенье торопит убийства час,И слуга, покорно исполнив приказ,Грудь госпоже рассек мечом.Подневольный убийца просьбу однуОт нее услыхал:Чтоб в утробу ей вонзил он клинок.«Рази сюда, — сказала она, —Здесь выношен был чудовищный зверь».И эти словаС последним стоном ее слились,И скорбный духОтлетел, из кровавых вырвавшись ран.
   СЦЕНА ВТОРАЯ
   Сенека.
   СенекаФортуна всемогущая! Зачем ты мне,Довольному своим уделом, лживоюУлыбкой улыбнулась, вознесла меня?Чтоб страх узнал, я? Чтобы с высоты упал?Уж лучше жить мне на скалистой Корсике,[308]Как прежде, вдалеке от глаз завистливых,Где сам себе принадлежал мой вольный дух.Всегда досуг имел я для излюбленныхЗанятий. Наблюдать мне было радостноКрасу небес: природа-мать, искусница,Великие творения создавшая,Не создала величественней зрелища.Я наблюдал, как в небе Солнце движется,И Феба в окруженье звезд блуждающих,Как в обращенье неба ночь сменяет день,Как беспределен свод эфира блещущий.Коль он стареет — к хаосу слепому вновьВернется мир; последний день придет тогдаИ небо, рухнув, погребет весь род людской,Забывший благочестье, — чтобы вновь земляРодить могла бы племя совершенное,Как в юности, когда Сатурн царил, над ней.[309]Святая Верность с девой Справедливостью,Посланницы небес, богини сильные,В тот век одни народом кротко правили,Войны не знавшим, не слыхавшим грозных труб,Не ведавшим оружья, городов своихСтеной не обводившим: был повсюду путьОткрыт, и люди сообща владели всем.По доброй воле лоно плодоносноеЗемля им отверзала — мать счастливая,Детей благочестивых опекавшая.Сменил их род, лишенный прежней кротости.А третье поколенье, хоть не знало зла,Хитро искусства новые придумало:Зверей проворных по лесам преследоватьОтважилось оно, и рыб медлительныхТяжелой сетью из реки вытаскивать,И птиц в ловушки дудочкой заманивать,И подчинять быков ярму, и грудь земли,Нетронутой дотоле, ранить лемехом, —И уязвленная земля плоды своиВ священном лоне глубже скрыла. Новый век,Всех прежних хуже, в недра материнскиеПроник, железо отыскал тяжелоеИ золото и в руки взял копье и меч.Меж царств границы пролегли, и новыеВоздвиглись города, и люди алчныеПошли к чужим жилищам за добычею,И кров родной мечом им защищать пришлось.С земли бежала, видя нравы гнусныеИ смертных руки, кровью обагренные,Астрея-дева,[310] звезд краса бессмертная.Воинственность росла и жажда золота,И, вкрадчивая язва, самый злой недуг,Весь мир земной объяла — к наслажденьям страсть;Ее питают наши заблуждения.В пороках, накопившихся за долгий срок,Мы тонем, и жестокий век нас всех гнетет,Когда злодейство и нечестье царствуютИ одержимы все постыдной похотью,И к наслажденьям страсть рукою алчноюГребет богатства, чтоб пустить их по ветру.Но вот нетвердым шагом, с видом сумрачнымИдет Нерон. Страшусь узнать, с чем он пришел.
   СЦЕНА ТРЕТЬЯ
   Входит Нерон в сопровождении префекта.
   НеронРаспорядись: пусть тотчас Плавта голову[311]И Суллы мне доставят. Исполняй приказ.
   ПрефектИду немедля в лагерь. Все исполню я.
   (Уходит.)
   СенекаНельзя на казнь бездумно осуждать друзей!
   НеронНе зная страха, справедливым быть легко.
   СенекаНо есть от страха средство: милосердие.
   НеронУничтожать врагов — вот доблесть цезаря.
   СенекаОтца отчизны доблесть — граждан всех беречь.
   НеронМальчишек старики пусть учат кротости.
   СенекаНет, надлежит смирять им пылких юношей.
   НеронВ мои года в советах не нуждаюсь я.
   СенекаПусть все дела твои не прогневят богов!
   НеронБогов бояться глупо: я их сам творю.
   СенекаЧем больше можешь, тем сильнее бойся их.
   НеронЯ все могу: Фортуна все позволит мне.
   СенекаОна обманет: милостям ее не верь.
   НеронЛишь червь не знает, что ему дозволено.
   СенекаДостойней делать то, что подобает нам.
   НеронТолпа лежачих топчет.
   СенекаНенавистных лишь!
   НеронХранит нас меч.
   СенекаНадежней — верность подданных.
   НеронПусть все боятся цезаря.
   СенекаПусть любят все.
   НеронНельзя, чтоб не боялись…
   СенекаСтрах гнетет людей.
   НеронХочу повиновенья!
   СенекаСправедливым будь!
   НеронМое решенье…
   СенекаС общего согласья лишьДействительно.
   НеронА меч на что?
   СенекаИзбавь нас бог!
   НеронТак что ж, терпеть и дальше покушения,Не мстить, стяжать презренье, пасть от рук убийц?Ни Плавт, ни Сулла ссылкою не сломлены;Их ненависть упорная пособниковЗлодейству ищет, чтобы умертвить меня,А в городе по-прежнему к изгнанникамСильна любовь, и в ней-то все надежды их.Они мне подозрительны — так пусть умрут!И к теням пусть уйдет жена постылаяЗа братом вслед. Пусть все, что вознеслось, падет.
   СенекаПрекрасно между славных самым славным быть,Щадить отчизну, миловать униженных,Не распаляться гневом, избегать резни,Дать мир земле и веку своему покой.Вот в небо верный путь, вот доблесть высшая.Отец отчизны, Август,[312] первый тем путемДостигнул звезд и богом, всюду чтимым, стал,Хоть через все превратности войны егоГнала судьба и по земле и по морю,Пока не одолел он всех врагов отца.Тебе же покорилась без борьбы судьба,Легко вручив тебе бразды правления,Моря и земли воле подчинив твоей.Благоговейное согласье общееУбило зависть; и сенат и всадники —Все за тебя; моленью плебса вняв, отцыПризнали миротворцем и судьей тебяНад всей землей; священный титул дан тебеОтца отчизны; чтобы ты хранил его,Желает Рим; тебе он вверил граждан всех.
   НеронТо дар богов, что Рим мне в рабство отдалсяС сенатом вместе, что смиренно римлянеИз страха, против воли, в ноги пали мне.Щадить опасных цезарю и родинеИ знатных родом граждан? Вот безумие,Когда довольно слова мне, чтоб все, когоПодозреваю, сгинули. Брут поднял меч,[313]Чтоб своего зарезать благодетеля.В бою непобедимый покоритель стран,Вождь, в почестях с Юпитером сравнявшийся,Сам Цезарь пал злодеев-граждан жертвою.О, сколько Рим, терзаемый раздорами,Тогда своей увидел крови пролитой!Благочестивый Август, добродетельюСтяжавший небо, граждан благороднейшихНемало истребил, занесши в списки их,Хоть от родных пенатов разбрелись ониПо всей земле, оружья трех мужей страшась.[314]На рострах[315] были выставлены головыУбитых, и оплакать их не смел сенат,Не смел стенать на оскверненном форуме,Где кровь из шей текла по каплям черная.Но тем кровопролитие не кончилось:Зверей и хищных птиц Филиппы мрачныеКормили долго; в море СицилийскоеШел римский флот на гибель флоту римскому.[316]Мир трепетал, увидев силы двух вождей;Но вот один, разгромленный в сражении,[317]Стремится к Нилу, чтобы там конец найти,И снова кровью полководца римскогоЗемля Египта напилась нечистая,Две тени скрыв.[318] Тут долго бушевавшаяГражданская война погребена была.Усталый победитель спрятал свой клинок,От крови ржавый. Страх опорой власти стал.Мечи и верность войск хранили цезаря,А благочестье сына богом сделалоЕго по смерти, храмы даровав ему.Ждут звезды и меня, коль все враждебноеЯ сам успею истребить безжалостноИ дому дать опору, народив детей.
   СенекаБожественным потомством дом наполнит твойДочь бога, украшенье рода Клавдиев,Юнона, ложе с братом разделившая.
   НеронНет, я не верю дочери развратницы,К тому ж и чужд я был всегда Октавии.
   СенекаНо разве можно верить иль не верить ей?Она юна, стыдливость в ней сильней любви.
   НеронЯ так же понапрасну долго думал сам,Хоть ненависть ко мне сквозила явнаяВ угрюмом взгляде, нраве неприветливом.Мне отомстить велит обида жгучая.Супругу я нашел, меня достойнуюКрасой и родом: отступить пред ней должныВсе три богини, что на Иде спорили.
   СенекаПусть будет мужу верность дорога в женеИ нрав стыдливый; неподвластны времениИ вечны те лишь блага, что живут в душе,А красоту уносит каждый день у нас.
   НеронВ одной соединила все достоинстваСудьба — и мне решила подарить ее.
   СенекаЛюбовь твоя да сгинет — чтоб ты не был слеп.
   НеронЛюбовь? Пред ней бессилен громовержец сам,Моря и царства Дита[319] — все подвластно ей,Тиран небес, на землю шлет богов она.
   СенекаБезжалостным крылатым богом сделалоЛюбовь людское заблужденье, дав емуПалящий факел, лук и стрелы меткие,Решив, что сын Венеры и Вулкана он.Но нет, любовь есть сила, жаром вкрадчивымВползающая в душу. Юность — мать ее,Досуг, дары Фортуны, роскошь — пища ей;Когда ее лелеять перестанешь ты,Она, слабея, угасает в краткий срок.
   НеронА я сужу иначе: без нее ни жизнь,Ни наслажденье невозможны. ГибелиНе знает род людской, благодеяниемЛюбви творя потомство. Учит кротостиЗверей она. Так пусть же этот бог несетМой брачный факел и отдаст Поппею мне.
   СенекаНет, свадьбы этой римлян скорбь не выдержит,Святое не допустит благочестие.
   НеронЧто ж, сделать не могу я то, что можно всем?
   СенекаВсе от людей великих ждут великих дел.
   НеронЯ испытать хочу: довольно ль сил моих,Чтоб в душах черни дерзкую приязнь сломить.
   СенекаТебе пристало воли граждан слушаться.
   НеронПлох тот властитель, над которым властна чернь.
   СенекаТы не уступишь — вправе возроптать народ.
   НеронМольбами не добившись, вправе силой брать?
   Сенека«Нет» молвить трудно…
   НеронЦезаря принудить — грех.
   СенекаСам откажись.
   НеронИ побежденным будешь слыть.
   СенекаЧто нам молва!
   НеронНо многие ославлены.
   СенекаКто выше всех, ей страшен.
   НеронВсе ж язвит его!
   СенекаС молвой ты сладишь. Лишь бы дух смягчили твоиЗаслуги тестя, юность, чистый нрав жены.
   НеронОставь! Не докучай мне! Наконец, дозвольМне делать то, что порицает Сенека!И так исполнить просьбы римлян медлю я,Хоть понесла во чреве от меня залогВозлюбленная. Что ж обряд наш свадебныйНазначить медлю я на дни ближайшие?
   (Уходит.)
   Сенека удаляется и другую сторону).
   СЦЕНА ЧЕТВЕРТАЯ
   На пустой сцене появляется призрак Агриппины.
   Призрак АгриппиныСквозь твердь земную вышла я из Тартара,Стигийский факел сжав рукой кровавою:Пусть сына свадьбу озарит преступнуюС Поппеей — я же, мстительница скорбная,Мой факел в погребальный превращу костер.И среди теней то убийство мерзкоеЯ не забыла: маны неотмщенныеПокоя не нашли. За все, что сделалаДля сына я, — мне был корабль наградою,И за престол — крушенья ночь и горький стон.Хотела я оплакать гибель спутниковИ сына грех — но не дали мне времениДля слез: удвоил грех свой злодеяньем сын.Мечом убита, я сквозь раны гнусныеСреди родных пенатов испустила дух,Из моря спасшись. В сердце сына ненавистьНе угасила кровь моя: тиран теперьЖелает имя матери и все моиЗаслуги навсегда предать забвению:Он разрушает надписи и статуиПо всей земле, которую — на горе мне —Под власть убийце отдала любовь моя.Супруг умерший тень мою преследует,У глаз моих преступных машет факелом,Грозит, корит судьбой своей и требует,Чтобы убийца сына выдан был ему.Оставь! Он твой: дай лишь отсрочку краткую.Эриния тирану уготовилаКонец достойный: бич, и бегство жалкое,И казнь, перед которой птица Тития,[320]Тантала жажда, труд Сизифа горестныйИ даже Иксиона[321] колесо — ничто.Пускай он возведет дворец из мрамора[322]Под золотою кровлей, пусть порог хранятКогорты, пусть пришлет весь мир ограбленныйЕму богатства, руку пусть кровавуюПарфяне лобызают и несут дары, —Настанет день, когда с душой преступноюРасстанется и горло под удар врагаПодставит он — разбитый, нищий, брошенный.Увы, к чему был труд мой и мольбы мои?Куда тебя безумье приведет твоеИ рок, мой сын? Перед такими бедамиСтихает гнев тобой убитой матери!О, если б, раньше, чем рожден ты мною был,Мне чрево растерзали звери дикие:И ты бы умер, неразлучный с матерью,Бесчувственный, злодейством не запятнанный,И в царстве мертвых никогда тревог не знал,И славных предков, и отца увидел бы,Которых обрекли мы на позор и скорбь, —И ты и я, что родила таким тебя!Так скройся в Тартар, мать, жена и мачеха.Всем близким лишь погибель приносившая!
   (Исчезает.)
   СЦЕНА ПЯТАЯ
   Октавия.
   ОктавияУдержись от слез в этот праздничный день,В день веселья, о Рим, чтоб твоя любовьИ преданность мне не зажгли в душеПовелителя гнев, чтоб не стать для тебяМне источником бед. Не впервые сейчасВ больную грудь вонзают клинок:Тяжелей удары сносила я.Пусть погибну я — но избавит от мукМеня этот день. Не придется мне мужа злобный взглядТо и дело встречатьИ входить в ненавистный брачный покойК рабыне моей:Сестрой — не женой буду Августу я.Лишь бы казни отныне и гибели злойНе бояться мне!Но напрасны мечты! Иль забыла тыВ ослепленье минутном злодейства его?Лишь до новой свадьбы тебя берегли,Чтобы в жертву принесть на брачном пиру.Для чего ж ты назад устремляешь взгляд,На пенатов отчих смотришь в слезах?Поспеши скорей от этих дверей,Залитый кровью покинь дворец.
   (Уходит.)
   ХорВот и день взошел, о котором давноТрубила молва, но не верили мы:И я, брачных чертогов Клавдия дочьИзгнал Нерон,Торжествуя, Поппея вступила в них,А нашу преданность страх подавил,И терпит все трусливая скорбь.О римский народ, где сила твоя,Что ломала волю славных вождей.Побеждавшей отчизне давала закон,Лишь достойным мужам вручала власть,Объявляла войну, заключала мир,Усмиряла дикие племенаИ держала в темнице пленных царей?Повсюду стоят, оскорбляя наш взгляд,Поппеи статуи, ярко блестя,И с нею — Нерон. Повторенный в бронзе образ ееРукою безжалостной наземь сбрось,С высокого ложа ее стащи,Разрушь огнем и острым копьемЖестокого цезаря гнусный дворец.
   СЦЕНА ШЕСТАЯ
   Входит Поппея, за ней ее кормилица.
   Кормилица ПоппеиЗачем ты вышла из покоя брачного,Питомица? Куда тайком направилась?И почему испуг в глазах заплаканных?День, о котором всех богов молили мы,Нам воссиял: обрядом брачным связанаТы с цезарем, плененным красотой твоей:Тебе он — победительнице — отдан был.Воссевши во дворце на ложе гордое.Как ты была прекрасна! Поразила тыСенат своей красою, когда ладан жглаИ возливала чистое вино богам,Закрыв лицо прозрачной тканью огненной,А рядом, ни на шаг не отступая, шелМеж граждан, счастья вам желавших радостно,Походкой гордой цезарь, и лицо егоСияло счастьем: так на ложе вел Целей[323]Фетиду, что из пенных поднялась пучин,И в радостном согласье небожителиИ боги моря праздновали свадьбу их.Но отчего искажено лицо твое?Откуда слезы, бледность и внезапный страх?
   ПоппеяМинувшей ночи сновиденья мрачныеИ взор и разум, няня, помутили мне:Бреду без чувств… Как только день мой радостныйНочным светилам, отдал твердь небесную,В объятьях тесных моего Нерона яЗабылась сном; но ненадолго был мне данПокой отрадный. Вижу: толпы скорбныеКо мне на свадьбу собрались; бьют в грудь себяМатроны Рима, распустивши полосы,И часто раздается страшный рев трубы,И мать Нерона, кровью обагренная,С угрозой потрясает дымным факелом,Иду за него, страхом принуждаема, —Вдруг разверзается земля у ног моихРасселиной широкой; я лечу в нееИ с изумленьем вижу ложе брачноеМое… В бессилье на него я падаю,Гляжу: спешит мой бывший муж с толпой ко мне[324]И сын… Криспин в объятья заключил меняИ ждет, чтоб я на поцелуй ответила, —Но тут Нерон врывается трепещущийИ в горло меч ему вонзает с яростьюХолодный страх объял меня, прервав мой сон.Сейчас еще я вся дрожу от ужаса,И бьется сердце. Сделал страх немой меня, —Лишь преданность твоя признанье вырвала,О, горе! Чем грозят умерших маны мне?К чему был: сон, в котором пролил кровь мой муж?
   КормилицаВсе то, что бодрствующий дух волнует нам,Во сне таинственное чувство дивноеК нам вновь приводит. Изумляться нечему,Коль снился муж тебе и ложе брачное,Когда спала в объятьях мужа нового.Тебя страшит, что в день приснились радостныйУдары в грудь, распущенные волосы?Оплакивали так развод ОктавииСреди пенатов брата, ларов отческих.[325]Тот факел, что Августа пред тобой несла, —Сулит он имя громкое, котороеТебе завистники доставят. Прочный бракСулит обитель вечная подземная.И пусть кому-то в горло цезарь меч вонзил.Примета не к войне; оружье спрятаноВ дни мира будет. Прогони свой страх, молю,В чертог свой брачный возвращайся с радостью.
   ПоппеяНет, я решила в храмы, к алтарям пойти,Принесть бессмертным жертвы и молить у них,Чтоб отвратили сна угрозы страшные,Чтоб ужас отошел от нас к врагам моим.Так вознеси и ты благочестивыеМольбы богам, чтобы осталось все, как есть!
   Уходят.
   СЦЕНА СЕДЬМАЯ
   На орхестру вступает второй хор — сторонники Поппеи.
   Второй хорЕсли правду молва повествует о том,Как Юпитер тайком предавался любви,Как он к Леде льнул, прижимал ее грудьК одетой пухом груди своей,Как могучим быком на спине по волнамЕвропу он мчал, добычу свою,То и нынче звезды покинет он,Объятий твоих, Поппея, ища,Ради них позабудет и Леду он,И Персея мать, что дивилась, когдаЗаструился желтым золотом дождь.Пусть Спартанки[326] красой будет Спарта горда,Пусть гордится наградой фригийский пастух:[327]Все же прелестью ты, Поппея, затмишьТиндариду, виновницу страшной войны,Фригийское царство повергшей в прах.Но кто сюда в смятенье бежит?Что нам несет, задыхаясь, он?
   Вбегает вестник.
   ВестникПусть тотчас же ведут солдат начальникиОт разъяренной черни защищать дворец.С трудом когорты для охраны городаДрожащие префекты за собой влекут.Не уступая страху, гнев толпы растет.
   ХорНо что вселяет в души им безумие?
   ВестникИх собрала в ряды любовь к Октавии,Все мчатся, негодуя на великий грех.
   ХорЧего ж они хотят? На что отважились?
   ВестникХотят ей долю власти дать законную,Вернуть ей ложе брата и дворец отца.
   ХорОни Поппее клятвой брачной отданы!
   ВестникВот потому и жжет любовь упрямаяСердца и гневом безрассудным полнит их.Везде, где статуи Поппеи высились,Из бронзы золотистой иль из мрамора, —Они лежат, руками черни сброшены,Разрушены железом, и обломки их,Растащенные на канатах, втоптаныС позором в грязь. Народа крик делам под стать:Мешает страх мне повторить слова его.Хотят огнем спалить чертоги цезаря,Коль гневу их жену не выдаст новуюИ вновь супругой не введет ОктавиюК пенатам отчим. Чтобы о волненияхНарода знал Нерон, префект прислал меня.
   ХорДля чего затевать понапрасну воину? Необорна мощьКунидоновых стрел:Наш огонь он огнем потушит своим, —Тот, кто пламя молний нередко гасил,Кто Юпитера в плен уводил с небес.Оскорбите его — и придется платитьВам кровью своей. Этот бог гневлив, он терпеть не привыкИ не знает узды:Это он повелел, чтобы грозный АхиллНа лире бряцал,Он данайцев сломил и Атрида сломил,Приамово царство поверг он в прах,Разрушал города. И сейчас душа страшится того,Что готовит бога жестокая мощь.
   СЦЕНА ВОСЬМАЯ
   НеронО, до чего мои войска медлительны,Как сам я в гневе кроток, если факелыНе погасил, преступно мне грозившие,Я кровью граждан, если не текла онаПо Риму, породившему мятежников.А та, кого мне хочет навязать народ,Та, что всегда была мне подозрительна,Сестра-супруга, за обиду жизнью мнеЗаплатит, гнев мой кровью угасив своей.Но смерть за все, что было, — кара слабая,Страшнее наказанья заслужила чернь:Падут дома, моим объяты пламенем;[328]Пожары покарают чернь зловредную,Жестокий голод, нищета позорная.Под нашей властью счастьем развратился плебс:Неблагодарный, глух он к милосердию,И мир, что даровал я, нестерпим ему,И, одержимый беспокойной дерзостью,Он к пропасти несется в ослеплении.Под тяжким игом должно мне держать его,Жестокостью смирять, чтоб не осмелилсяЗатеять смуту снова, чтобы глаз поднятьНа лик священный цезаря жены не смел.Лишь страх научит чернь повиновению.Но вот подходит тот, кого за преданностьИ верность сделал я префектом лагеря.
   Входит префект.
   ПрефектПодавлен бунт народа. Лишь немногиеУбиты: — те, кто дерзко нам противился.
   НеронИ это все? Ты понял так вождя приказ!Подавлен бунт! Вот все, чем отплачу я им?
   ПрефектНо главари истреблены безжалостно.
   НеронЧто ж, а толпа, которая осмелиласьС огнем напасть на мой дворец, и цезарюУказывать, мне с ложа влечь жену мою,Все осквернять рукой своей нечистоюИ криком гнусным может безнаказанно?
   ПрефектТвоя обида казнь готовит гражданам?
   НеронТакую казнь, чтоб век жила молва о ней!
   ПрефектТвой гнев — не страх наш будет казням мерою.
   НеронПусть первой та, кем вызван гнев, поплатится.
   ПрефектСкажи нам, кто — и не видать пощады ей,
   НеронСестры проклятой голову я требую.
   ПрефектЯ весь дрожу… Оцепенел от ужаса…
   НеронОслушаться готов ты?
   ПрефектУпрекаешь зря!
   НеронЩадить врага?
   ПрефектВрагом считаешь женщину?
   НеронОна злодейка!
   ПрефектКто же уличил ее?
   НеронМятеж толпы.
   ПрефектКто мог направить бешенство?
   НеронТот, кто их подстрекал!
   ПрефектНикто, я думаю.
   НеронНет, женщина: природа склонность к злу в нееВложила, научив коварству вредному.
   ПрефектНо не дала ей сил.
   НеронЧтоб неприступноюОна не стала, чтобы силы слабыеМог страх сломить иль кара. Уж давно онаВиновна; запоздал лишь с приговором я.Оставь советы и мольбы и слушайсяПриказа: пусть на судне увезут ееНа берег дальний и покончат с нею там, —Чтоб, наконец, покинул сердце вечный страх.
   Расходятся.
   СЦЕНА ДЕВЯТАЯ
   На орхестру вступает первый хор.
   ХорО, как много людей погубила ты,Народа любовь!Попутным ветром надув паруса,Ты в открытое море выносить ладьюИ слабеешь потом,Покидая корабль на волю волн.Обоих Гракхов оплакала мать:[329]Чрезмерной любовью сгубила их чернь,Средь которой они обрели почетИ знатностью рода, и блеском речей,Благочестьем и верностью храбрых сердец,И знаньем законов, и силой ума.Такую же смерть, о Ливий,[330] тебеПослала судьба:Ни святость фасций тебя не спасла,Ни стены дома. Примеры ещеЯ бы вспомнил — да новая скорбь не дает:Та, которой вернуть отцовский дворецИ ложе брата хотел народ,На глазах у всех,Рыдая, идет на гибель, на казнь.Кто, довольствуясь хижиной низкой, живетНезаметно и бедно — благо тому:Лишь высоким домам ураганы страшны,И часто Фортуна рушит их в прах.
   Стражники вводят Октавию.
   ОктавияКуда вы меня ведете? КудаМне царица велит в изгнанье уйти,Если, тронута жалостью к бедам моим,Подарить мне жизнь решила она?Если ж смертью тираны хотят увенчатьМой горький удел, почему б им не датьМне пасть на родной жестокой земле?Больше нет для меня на спасенье надежд!О, горе! Я вижу брата корабль,На котором когда-то плыла его мать,А теперь поплывет горемыка-сестра,Из покоя брачного изгнана им.Благочестье лишилось силы святой,И богов больше нет:Лишь Эриния мрачная в мире царит.Кто достойно оплачет мою беду?Где тот соловей, что стонам моимОтветит песней? О, если бы мнеСоловьиные крылья дала судьба![331]Сбросив тяжесть тоски, улетела бы яНа легких крылах от людской толпы,От жестокой вражды, от кровавой резни,Вдалеке от всех, средь пустынных рощНа тонкой ветке пела бы я,Разливая печально-звонкую трель.
   ХорНо родом людским управляет рок,И не может никто избрать для себяНадежный удел на веки веков.Нас каждый день превратности ждут,И каждое утро приносит страх.Пусть примеры душу твою укрепят:Их было немало в вашем роду.Намного ль твоя тяжелей судьба?Прежде всех тебяНазову я, мать девяти детей,Августа внучка, Агриппы дочь,[332]Супруга цезаря! Имя твоеСияло славой по всей земле.Залоги мира чрево твоеДаровало не раз,Но вскоре изгнанье узнала ты,Бичи и цепи, утраты и скорбь,И мучительно долгую, страшную смерть,А ты, счастливая Друза жена,Счастливая мать, — ты сама навлекла,О Ливия,[333] казнь злодеяньем своим.Повторила Юлия ту же судьбу:[334]После долгих лет изгнанья онаУбита была — безо всякой вины.И та, что тебя на свет родила,Разве знала власти предел она?Во дворце царила, потомством своимИ любовью мужа сильна и горда;И она, покорясь слуге своему,Убита была солдатским мечом.А Нерона мать, что могла бы мечтатьО том, чтобы власть простереть до небес?Пусть не смели грубые руки гребцовПосягнуть на нее, —Но долго ее терзали мечом,И жертвой сына пала она.
   ОктавияИ меня теперь свирепый тиранПосылает к теням и к манам во мрак,Так зачем понапрасну мешкаю я?Вы, кому Фортуна над нами властьВручила, — ведите меня на смерть!Вас я, боги, зову… Нет, оставь мольбы:Ненавистна богам, безумная, ты!Я Тартар зовуИ Эреба[335] богинь, что злодеям мстят,И тебя, мой отец,Что достоин был смерти и кары такой!Вы свидетели: я не боюсь умереть.Снаряжайте корабль и вверяйте ветрамПаруса, чтобы кормчий направил егоК берегам Пандатарии — дальней земли.
   ХорТы, легчайший зефир, ты дыханьем своимИфигению,[336] скрытую облаком, нес,Когда похищена тайно былаС алтаря жестокой девы она, —И ее унеси от казни лихойК святилищу Тривии,[337] я молю!Милосердней Авлида, чем город наш,Милосердней диких тавров страна:Возливают там всевышним богамЧужеземную кровь, —Рим убийством тешится граждан.
   Примечания
   Греческие и латинские подлинники трагедий и комедий были изданы, как и другие тексты античных писателей, сохранившиеся благодаря рукописной традиции, в первые же десятилетия книгопечатания в Европе, то есть уже во второй половине XV века. Теренций, например, был впервые издан в 1470 году, Плавт — в 1472 году. С тех пор и до наших дней эти тексты множество раз переиздавались в разных странах мира — в XIX и XX веках обычно с небольшими изменениями, учитывавшими новейшие толкования так называемых темных мест филологами-классиками, и часто с приложением разночтений.
   Уже в древнерусской переводной литературе отразилось знакомство с античной драмой. В хрониках Амартола и Малалы и в сборнике «Пчела» (XI–XII вв.) встречаются изречения из трагедий Эсхила, Софокла и Еврипида. Среди переводов Максима Грека, сделанных в начале XVI века, есть фрагмент из Менандра.
   В XVIII веке в России появились переводы из Теренция. В 1757 году В. К. Тредьяковский издал свой перевод «Евнуха» под заголовком: «Евнух. Комедия в пять действий, с латынския Теренциевы от мерских самых срамословии очищенная стихами Василия Тредьяковского». В 1773–1774 годах в Санкт-Петербурге были изданы в трех томах «Комедии Публия Терентия Африканского, переведенные с латинского на российский язык с приобщением подлинника». В этом издании комедия «Девушка с Андроса», включенная и в наш сборник, дана в переводе Александра Хвостова и озаглавлена «Андриянка».
   В первой половине XIX века русские переводы из античной драматической поэзии появлялись редко. Из произведений, представленных в нашем томе, в это время вышли на русском языке, в частности, «Облака» Аристофана (в 1821 г., в переводе И. Муравьева-Апостола), «Антигона» Софокла (в 1846 г., в переводе Аи. Григорьева; еще раньше, в 1801 г., отрывки из «Антигоны» были переведены П. Львовым, а в 1825 г. — Д. Мерзляковым), отрывки на «Прометея Прокованного» Эсхила (1850 г., перевод Каролины Павловой).
   В основном античная драматургия была переведена на русский язык во второй половине XIX и в начале XX века. Многие произведения появлялись в разных переводах на протяжении небольшого отрезка времени и даже почти одновременно. Так, в 1890 году «Прометей Прикованный» Эсхила вышел в суворинской «Дешевой библиотеке» в переводе В. Алексеева, а в первом номере «Вестника Европы» за 1891 год — в переводе Д. Мережковского. С небольшим разрывом во времени выходили также переводы из Еврипида Д. Мережковского и И. Анненского. Именно в этот период и увидели свет первые русские переводы большинства пьес, включенных в наш сборник.
   Подробный перечень произведений античной драматургии на русском языке можно найти в двух справочниках:
   1. П. Прозоров, «Систематический указатель книг и статей по греческой филологии, изданных в России с XVII столетия по 1892 год, с прибавлением за 1893, 1894 и 1895 годы», изд. Императорской Академии наук, СПб, 1898.
   2. А. Воронков, «Древняя Греция и древний Рим. Библиографический указатель изданий, вышедших в СССР (1895–1959 годы)», Изд-во АН СССР, М. 1961.
   Дореволюционные переводы античной драматургии представлены в томе работами поэта Иннокентия Анненского (1856–1909) и режиссера Сергея Радлова (1892–1958). Остальные переводы сделаны в советское время.
   Кроме новых, выполненных в 1967–1968 годах, переводов из Эсхила и Сенеки, в этом томе собраны переводы уже ранее публиковавшиеся. Тексты последних даны по следующим изданиям:
   1. Софокл, Трагедии, Гослитиздат, М. 1954.
   2. Еврипид, Трагедии. В двух томах, «Художественная литература», М. 1969.
   3. Аристофан, Комедии. В двух томах, Гослитиздат, М, 1954.
   4. Менандр, Комедии. Герод. Мимиамбы, «Художественная литература», М. 1964.
   5. Плавт, Избранные комедии, «Художественная литература», М. 1967.
   6. Теренций, Комедии, Academia, 1934.
   Примечания
   1
   Сузы— столица Сузианы, зимняя резиденция персидских царей.
   2
   Дарий— Дарий I, сын Гистаспа, персидский царь, подавивший в 494 г. восстание ионийских греков и потерпевший в войне с европейскими греками поражение при Марафоне в 490 г.
   3
   Ксеркс— сын Дария, вступил на престол после смерти отца, в 485 г. до н. э.
   4
   Экбатаны— главный город Мидии, летняя резиденция персидских царей.
   5
   Башен древних киссийских… — Киссия — область, где находились Сузы
   6
   Амистр, Артафрен, Мегабат и Астасп— Здесь и ниже подлинные, упоминаемые и в других источниках имена персидских полководцев перемежаются выдуманными Эсхилом.
   7
   И от Сард золотых… — Сарды — столица Лидии.
   8
   Тмол— гора, на северном склоне которой находились Сарды.
   9
   Пролив Геллы (Геллеспонт) — Дарданеллы.
   10
   Афамантпида— дочь Афаманта. Согласно мифу, Гелла, дочь царя Афаманта и богини облаков Нефелы, убегая от мачехи на золоторунном баране, утонула в проливе, который поэтому и назван ее именем.
   11
   Отпрыск Данаи— В Греции существовало предание о том, что предком персов был Персей — сын Данаи, одной из возлюбленных Зевса, на которую он сошел в виде золотого дождя.
   12
   Бактрия— одна из северных персидских провинций.
   13
   Остров Аянта— Саламин, где существовал культ этого героя Троянской войны.
   14
   …кормящей голубей земли. — Имеется в виду остров Саламин.
   15
   Хрисийским войском… — Хриса — город в Троаде (Малая Азия).
   16
   Араб-магиец— Магийцы — азиатское племя.
   17
   Мизия— северо-западная провинция Малой Азии.
   18
   Вождь киликийцев… — Киликия — страна на юго-восточном берегу Малой Азии.
   19
   Афинян город, значит, и поныне цел? — Вопрос Атоссы и ответ Гонца намекают на то, что персы сожгли Афины незадолго до саламинского морского боя.
   20
   Какой-то грек из воинства афинского… — Геродот говорит, что этого грека послал к персам Фемистокл (см. вступительную статью). Описание саламинского сражения у Эсхила совпадает с рассказом Геродота лишь в общих чертах.
   21
   Есть возле Соломина остров маленький… — Имеется в виду остров Пситталея. Геродот: «Афинянин Аристид… взял с собой много тяжеловооруженных воинов из числа расставленных вдоль саламвиского берега… и высадился с ними на остров Пситталею. Они перебили всех персон, находившихся на этом острове».
   22
   Беотия— область в Средней Греции.
   23
   Дорида— небольшая область в Средней Греции.
   24
   Фессалия— восточная часть Северной Греции.
   25
   Больба— озеро в Македонии.
   26
   Эдонида— местность в Македонии.
   27
   …у берегов Кихрейских! — Кихрей — мифический царь острова Саламина.
   28
   Аидоней— поэтическая форма имени бога преисподней Аида.
   29
   Баал,или «бален» — фригийское слово, означающее «царь».
   30
   Мид первым нашим был военачальником… — Следующая далее история персидских царей совпадает с рассказом Геродота лишь отчасти.
   31
   Фригия— область в Малой Азии.
   32
   Галис— река в Малой Азии, впадающая в Черное море, ныне Кзыл-Ирмак.
   33
   Пропонтийский пролив— Мраморное море.
   34
   Книд— собственно, не «остров открытого моря», а мыс и город в Карий (Малая Азия).
   35
   …мариандинский слезный напев… — то есть напев, бытовавший у мариандинов (племя на северо-западе Малой Азии).
   36
   С тирийских кораблей… — Тир — приморский город в Финикии (береговая страна между Сирией и Палестиной).
   37
   Власть, Сила-В поэме Гесиода «О происхождении богов» (VIII в. до н. э.) об этих демонах сказано, что они рождены дочерью Океана богиней Стикс.
   38
   Гефест— бог огня и кузнечного искусства.
   39
   Океан— брат Фемиды, матери Прометея.
   40
   Ио— дочь речного бога Инаха; согласно мифу, в нее влюбился Зевс, и за это жена Зевса Гера обратила Ио в корову и приставила к ней сторожем стоглавого Аргуса (Аргоса). Когда Гермес, по приказанию Зевса, убил Аргуса, Ио стал преследовать посланный Герои овод (или слепень).
   41
   Гермес— В роли гонца и слуги Зевса этот бог всякого плутовства выступал уже у Гомера.
   42
   Фемиды мудрой сын… — Богиня справедливости и правосудия Фемида отождествлена у Эсхила с матерью титанов Геей (Землей).
   43
   Нет, имя прозорливца незаслуженно дано тебе… — «Прометей» по-гречески значит «предусмотрительный», «осмотрительный», «прозорливый».
   44
   Нартек— растении из семейства зонтичных. Сердцевина его медленно тлеет и потому долго храпит огонь.
   45
   Тефия— дочь Урана (Неба) и Геи, жена Океана, мать Океанид и речных божеств.
   46
   …Океану, что воду струит, извиваясь… — По представлению древнейших греков, океан, как река, опоясывал плоский круг земли.
   47
   …в железородную явиться землю? — Скифия славилась месторождениями железа, меди и золота.
   48
   …судьба Атланта-брата… — По древнему мифу, титан Атлант поддерживал на своих плечах свод неба. Местопребыванием Атланта считался нынешний Гибралтарский пролив, то ость крайний запад известного грекам мира.
   49
   Тифон неистовый— мифологическое олицетворение вулканических сил.
   50
   Исчезнут нивы тучные Сицилии— Эсхил был современником извержения Этны в 478 г. до н. э.
   51
   Дочери Колхиды— амазонки, сказочные девушки-воительницы.
   52
   …возле вод Меотийских— Меотида — нынешнее Азовское море.
   53
   Плачут Арии герои… — Ария — одна из восточных областей древней Персии.
   54
   Мойры— богини судьбы.
   55
   Эринии— богини мести.
   56
   Гесиона— одна из дочерей: Океана, жена Прометея.
   57
   Они же сестры твоего отца. — Отец Ио, речной бог Инах, считался сыном Океана.
   58
   Тогда к Додону и Пифо гонцов своих стал посылать отец мой… — В Додоне (северо-западная Греция, Эпир) жрецы предсказывали будущее но шелесту священных дубов. Пифо — древнее название местности у Парнаса в Фокиде, где находился город Дельфы со знаменитым храмом Аполлона. Жрица этого храма Пифия предсказывала будущее и давала советы.
   59
   Локсий— Аполлон.
   60
   Керхния— источник в Арголиде.
   61
   Лерна— город в Арголиде.
   62
   Халибы— племя в Малой Азии, славившееся, своими изделиями из стали.
   63
   К реке Дикарке выйдя… — Географические описания областей, лежащих за пределами собственно Греции, у Эсхила путаны и порой фантастичны.
   64
   Близ Термодонта, в Темискире… — Темискира — область в восточной части черноморского побережья, где якобы находилось царство амазонок. Териодонт — река в Темискире.
   65
   Салмидесс — город на черноморском побережье Фракии.
   66
   Боспор— в переводе значит «коровья переправа», «коровий брод». Здесь речь идет о Боспоре Киммерийском — Керченском проливе. Нынешний Босфор назывался Боспором Фракийским.
   67
   Он из твоих потомков, избавитель мой. — Намек на Геракла, который был, по-видимому, героем не дошедшей до нас трагедии Эсхила «Прометей Освобожденный».
   68
   Кистена— где именно находился этот «край горгон» — неясно.
   69
   Форкиды— Горгоны считались дочерьми морского бога Форкия.
   70
   Аримаспы— сказочное племя одноглазых людей.
   71
   Эфиоп-река— верхнее течение Нила.
   72
   Тебя он в треугольную и выведет ту землю… — То есть к дельте Нила.
   73
   Молосская равнина— местность в Эпире.
   74
   …Феспрота Зевса дом… — иными словами: храм Зевса в Эпире. Феспроты — южноэпирское племя.
   75
   Эпаф— Это имя происходит от греческого глагола со значением «прикасаться».
   76
   …и пятьдесят сестер вернутся в Аргос… — Миф о пятидесяти дочерях Даная обработан Эсхилом в трагедии «Просительницы».
   77
   Земля пеласгов— Аргос.
   78
   Арес— бог войны.
   79
   Не два ль царя с твердыни той упали… — Имеются в виду Уран и Крон. Уран был свергнут Кроном, а Крон — Зевсом.
   80
   О деда Кадма юные потомки! — Основателем Фив считался мифический герой Кадм.
   81
   И у пророческой золы Исмена. — Исмен — протекающая через Фивы река, на берегу которой находилось святилище, где жрецы предсказывали будущее но пеплу сожженных жертв.
   82
   Явившись в Фивы, ты избавил нас… — Придя в Фивы, Эдип, согласно мифу, разгадал загадку Сфинкса, крылатого чудовища, которое убивало всех, кто не мог ее отгадать. Тогда чудовище бросилось со скалы ипогибло, а Эдипа фиванцы посадили на царский престол и женили на своей овдовевшей царице.
   83
   Пифон, или Пифо— древнее название местности у Парнаса в Фокиде, где находился город Дельфы со знаменитым храмом Аполлона. Жрица этого храма Пифия предсказывала будущее и давала советы.
   84
   Исцелитель Делиец— бог Аполлон, родиной которого считался остров Делос.
   85
   Смерти пламенного бога… — то есть Ареса, бога не только войны, но и всякой гибели, в данном случае — чумы.
   86
   Амфитрита— жена бога морей Посейдона.
   87
   Царь Ликейский— Аполлон.
   88
   …мчась в горах Ликийских! — Ликия — область в Малой Азии.
   89
   Киферон— гора на границе Аттики и Беотии.
   90
   Керы— богини рокового конца.
   91
   …средоточия земного… — Мраморный конус, стоявший в дельфийском храме, называли «пупом земли».
   92
   …ни в Олимпию… — В Олимпии (Пелопоннес) находился храм Зевса.
   93
   …ни в древний храм Абайский… — то есть в храм Аполлона в городе Абах (Фокида).
   94
   Царь Киллены— Гермес, родиной которого считалась гора Киллеиа в Аркадии.
   95
   Геликон— горный хребет в Беотии.
   96
   Истр, Фасис— так назывались у греков реки Дунай и Риони.
   97
   …Подземных умоляю… — то есть богов подземного царства, преисподней.
   98
   …над потоком Диркейским. — Диркс — река в Фивах… словно орел… — Орел считался заклятым врагом дракона, а фивавцы возводили свой род к поколению людей, выросшему из посеянных Кадмом драконьих зубов. Поэтому сравнение с орлом символично.
   99
   Арей— он же Арес — бог войны.
   100
   Лабдаков дом. — Лабдак — отец Лая, дед Эдипа.
   101
   …о судьбе фригийской гостьи… — Речь идет о мифической фиванской царице Ниобе, дочери фригийского царя Тантала, превращенной в камень. Этот миф изложен в «Илиаде» (песнь 24, стихи 602 и след.).
   102
   В брак вступил ты несчастливый… — Женой Полиника была дочь аргосского царя Адраста, который и руководил походом на Фивы.
   103
   Так пострадала Даная прекрасная… — Даная была заключена в темницу своим отцом, которому предсказали, что его убьет ее сын. Даная — одна из возлюбленных Зевса, на которую он сошел в виде золотого дождя.
   104
   …Дриантов заносчивый сын, повелитель эдонян… — Речь идет о фракийском царе Ликурге, который, по преданию, отказывался чтить бога Диониса.
   105
   …Финея жена… — Филей — царь одной из областей Фракии. Его вторая жена, Идея, потребовала ослепления двух его сыновей от первого брака.
   106
   …Эрехфеева рода… — Первая жена Финея, Клеопатра, была внучкой аттического героя Эрехфея (Эрехтея).
   107
   …дочь Борея, что резвых быстрее копей… — Отец Клеопатры Борой считался богом северных ветров.
   108
   …электром сардским… — В столице Лидии, Сардах, торговали электром — сплавом золота и серебра.
   109
   …кони Солнца… — Бог Солнца, Гелиос, по мифу, каждое утро выезжал с востока на колеснице, запряженной четверкой огнедышащих коней.
   110
   Многоименный, слава девы кадмейской… — Вакх (Дионис) считался сыном дочери Кадма Семелы.
   111
   Корикийские нимфы. — Парнасские нимфы; на южном склоне Парнаса находилась пещера, которая называлась Корикийской.
   112
   Кастальский ключ— источник на Парнасе, посвященный музам и Аполлону.
   113
   Ты приходишь со склонов Нисы… — Местонахождение горы Нисы, которую связывают с Вакхом и другие греческие авторы, неясно.
   114
   …как сраженная молнией мать! — Семела, по подстрекательству Геры, попросила Зевса предстать перед ней во всем своем величии и, сраженная молнией, преждевременно родила Вакха и умерла.
   115
   Фиады— вакханки.
   116
   Иакх— одно из имен «многоимеиного» Вакха.
   117
   Амфион— беотийский герой, муж Ниобы (мифическая фиванская царица, дочь фригийского царя Тантала, превращенная в камень. Этот миф изложен в «Илиаде» (песнь 24, стихи 602 и след.).). В Фивах существовало святилище Амфиона.
   118
   Плутону помолясь и придорожной богине… — Плутон — бог подземного царства. Изваяния Гекаты, богини Луны и Ночи, обычно ставили на перекрестках дорог.
   119
   Мегарей— старший брат Гомона, погибший в бою с наступавшими на Фивы аргосцами.
   120
   О, для чего крылатую ладью… — Речь идет о корабле Арго, на котором Ясон со своими спутниками (аргонавтами) отправился в Колхиду за золотым руном. Ясона послал туда, чтобы избавиться от него, его дядя Пелий, царь фессалийского города Иолка. В Колхиде Ясона полюбила дочь тамошнего царя Эета Медея, которая помогла аргонавтам добыть золотое руно и, убив своего младшего брата Апсирта, задержала преследовавшего аргонавтов Эета погребением сына. Прибыв в Иолк, Медея пообещала дочерям Пелия (Пелиадам) омолодить их отца, разрубив его иа куски и сварив в котле, и проделала эту операцию над бараном, но Пелия она не омолодила, а убила. Затем сын Пелия, Акаст, изгнал из Иолка Ясона и Медею, и те направились к царю Креонту в Коринф, где и происходит действие этой трагедии.
   121
   Лазурные утесы. — У входа в Понт (Черное море), согласно мифу, находились утесы, которые то сходились, то расходились, за что и были названы Симплегадами («сходящимися»). Когда между Симплегадами пролетел пущенный Ясоном голубь, Симплегады остановились и пропустили корабль Арго.
   122
   …иль зачем та падала на Пелий… — Намек на корабль аргонавтов; гора Пелий (Пелион) в Фессалии славилась корабельным лесом.
   123
   …проходя у Камешков сегодня… — то есть мимо того места, где обычно играют в камешки (шашки).
   124
   Парена— название источника.
   125
   Сизифово потомство— коринфяне. Мифический герой Сизиф, широко известный благодаря выражению «сизифов труд», считался одним из древнейших коринфских царей. В словах Медеи есть пренебрежительный оттенок, так как Сизиф славился своим корыстолюбием и плутовством.
   126
   …позволишь надругаться над Гелиевой кровью? — Так Медея называет самое себя, считая своего отца сыном Гелия (Солнца).
   127
   Мусагет— «предводитель Муз», эпитет Аполлона.
   128
   …когда ты был послан укротить быков… — Эет обещал отдать Ясону золотое руно, если тот укротит двух огнедышащих быков и, вспахав ими поле, засеет его зубами дракона. Благодаря полученному от Медеи волшебному средству, Ясон выполнил это условие.
   129
   Орфей— мифический певец, чье пение укрощало диких иверей и сдвигало с места деревья и камни.
   130
   Но у меня враги: в Фессалии. — Имеется в виду сын Пелия Акаст.
   131
   Эрехтиды— афиняне, чьим первым царем считался Эрехтей (Эрехфей).
   132
   …девять чистых Пиэрид… — девять муз; «Пиэриды» — производное от «Пиэрия»: так называлась посвященная музам местность около горы Олимпа.
   133
   Кефис— Это название носило несколько рек в Древней Греции. Здесь, судя по контексту, имеется в виду река в Аттике.
   134
   …чтоб, обогнув мету, вернуться к месту… — Мета — столб, достигнув которого состязавшиеся атлеты бежали в обратном направлении.
   135
   Ино— сестра Семелы, родившей Диониса от Зевса. За то, что Ино воспитала Диониса, жена Зевса Гера поразила ее мужа Афаманта безумием, и тот убил своего старшего сына от Ино — Леарха. Спасая своего второго сына Меликерта от обезумевшего мужа, Ино бросилась в море и стала морским божеством Левкофеей.
   136
   Скилла (Сцилла) — мифическое морское чудовище, лежавшее на расстоянии выстрела из лука от другого чудовища — Харибды. Скилла и Харибда связывались во времена Еврипда с Сицилийским проливом.
   137
   В священную я рощу унесу малюток, Геры Высей… — В роще близ Коринфа находился храм Геры.
   138
   Я ухожу в пределы Эрехтея… — то есть в Афины.
   139
   Киприда— Афродита, богиня любви.
   140
   …от Понта до Атлантовых пределов… — то есть от Черного моря до Гибралтара, от восточного до западного рубежа известного грекам мира.
   141
   Нитфей— дед Тесея, прадед Ипполита, трезенский царь.
   142
   …чтоб Элевсина таинства узреть… — Элевсин — город к северо-западу от Афин, главный центр культа Деметры и Персефоны.
   143
   …не даром же Тесею Посейдон… — Имя отца Тесея — Эгей — толковалось и как прозвище бога Посейдона, который поэтому и считался отцом Тесея.
   144
   Дий— Зевс.
   145
   Латона— латинизированная форма имени матери Аполлона и Артемиды — Лето.
   146
   Деметра— богиня растительности, в особенности — хлебных злаков.
   147
   Брашно— хлеб.
   148
   Уж не Пана ль гнев тебя безумит… — Пану, богу лесов, пастбищ и скота, приписывалась способность наводить на людей ужас. Отсюда и выражение — «панический ужас».
   149
   Корибанты— жрецы богини Кибелы (ниже она названа «самой Матерью»), культ которой отличался разнузданностью и исступленностью.
   150
   Иль из родимого Крита… — Федра — дочь критского царя Миноса.
   151
   Я царственной наездницей клянусь… — то есть амазонкой Антиопой (по другим источникам — Ипполитой), матерью Ипполита.
   152
   В мольбе твоих не выпущу колен. — Припадание к ногам — знак священной мольбы.
   153
   Ты вспомнила быка?.. — Мать Федры Пасифая, отдавшись быку, родила быкоголовое чудовище — Минотавра.
   154
   Для ложа Диониса Ариадна… — Ариадна, старшая сестра Федры, стала женой Диониса на острове Наксосе.
   155
   …Кефала в чертог свой Эос увлекла… — Мифический прекрасный охотник Кефал был похищен богиней утренней зари Эос и из-за ее козней нечаянно убил свою жену Прокриду.
   156
   Гекатомба— большое, торжественное жертвоприношение, буквально — «приношение ста быков».
   157
   …на бреге Алфея… — то есть в Олимпии, где находилось святилище Зевса Олимпийского.
   158
   Ярма не познавшая дева… — Вся эта строфа посвящена похищению Гераклом Иолы, дочери эхалийского царя Эврита.
   159
   Ограда священная Фивы… — Строфа посвящена истории Семелы.
   160
   Диркея— правильнее — Дирке.
   161
   Устами, да, — но сердце ни при чем. — Этот стих пародирует Аристофан в комедии «Лягушки»: «Язык клялся, но выбран мной Эсхил».
   162
   Я чистою богинею клянусь… — то есть Артемидой. Эта клятва мотивирует молчание хора, знающего тайну Федры, и откладывает развязку до появления самой Артемиды.
   163
   Эридан— мифический поток, богатый янтарем, по-видимому, это река По в северной Италии.
   164
   Несчастные девы— сестры Фаэтона, сына Гелиоса (Солнца). Фаэтон, согласно известному мифу, упросил отца позволить ему управлять один день солнечной колесницей. Но так как юноша не мог сладить с огненными конями, Зевс, чтобы спасти от пожара вселенную, поразил неумелого возницу молнией, и тот упал в реку Придан, а из слез сестер, оплакивавших Фаэтона, произошел янтарь.
   165
   Плоды Гесперид золотые… — Геспериды, дочери титана Атланта, стерегли где-то на западном краю земли сады с золотыми яблоками.
   166
   Мунихий (правильнее: Мунихия) — полуостров с одноименным портовым городом неподалеку от Афин.
   167
   Синис— (в переводе «Грабитель») — разбойник, бесчинствовавший, по преданию, на Коринфском перешейке и убитый Тесеем.
   168
   …и скалы бы Скироновы тогда… — На Скиронских скалах (на границе Мегариды и Аттики) Тесей, по преданию, убил разбойника Скирона, который сбрасывал прохожих в море, после чего их трупы пожирала черепаха.
   169
   Хариты— божества красоты и радости.
   170
   Каллинид, Харипп, Ксантипп. — В каждое из этих имен входит корень «ипп» — конь, лошадь.
   171
   Хэрефонт— один из учеников Сократа.
   172
   …Фазанов подарил мне Леогоровых. — Леогор — лицо историческое.
   173
   Фалес— знаменитый философ VII в. до н. э., причисленный к греческому канону семи мудрецов.
   174
   Да, растянули мы с Периклом бедную— В 445 г. до н. э. остров Эвбея попытался отколоться от Афинского морского союза. Военная экспедиция во главе с Периклом пресекла эту попытку. Лакедемон — Спарта.
   175
   Византий— город на европейском берегу Босфора, ставший впоследствии столицей Византийской империи.
   176
   Афамант. — Стренсиад намекает на не дошедшую до нас трагедию Софокла «Афамант», где герой намеревается принести себя в жертву Зевсу, чтобы искупить убийство своего сына. Жертвенных животных обычно украшали венками.
   177
   Меотийские болота— Меотида — нынешнее Азовское море.
   178
   Мимант— отрог горной цепи Тмола (Малая Азия).
   179
   Город Кекропа— Афины. Кекрон — легендарный основатель Афин.
   180
   Там — несказанные таинства правятся… — Имеются в виду элевсинские мистерии.
   181
   Бромий— одно из имен Диониса. О состязаниях «в честь Бромия» см. вступительную статью.
   182
   Парнеф— горная цепь в северной Аттике.
   183
   …из породы козла Ксенофанта… — Это, по-видимому, выпад против автора дифирамбов Гиеронима, отца которого звали Ксенофант.
   184
   Продик— известный философ-софист.
   185
   На гулянии панафинейском… — Панафивеи — праздник в честь богини Афины.
   186
   Диасии— весенний афинский праздник в честь Зевса.
   187
   В пещеру я схожу Трофония. — Трофоний — эпитет Зевса как бога подземного царства. Подземное святилище Зевса-Трофимия в Беотии слыло жутким мостом.
   188
   Вмиг узнает… брата кудри милые. — Намек на хорошо известный зрителям миф: найдя на могиле отца прядь волос, Электра догадалась о возвращении своего брата Ореста.
   189
   Был когда-то грозен Клеон… — см. вступительную статью. Клеон погиб в 422 г. до н. э. в сражении у Амфиполя.
   190
   Гипербол— афинский политический деятель времен Пелопоннесской войны; погиб в 411 г. до н. э. на острове Самосе.
   191
   Эвполид— комедиограф, современник Аристофана.
   192
   …наших славных «Всадников»… — см. вступительную статью. Фриних — комический поэт второй половины V в. до н. э. Не путать с трагиком Фринихом (приблизительно 510–470 гг. до н. э.), о котором идет речь во вступительной статье.
   193
   Гермипп— афинский комедиограф, современник Аристофана.
   194
   Пафлагонец— В комедии «Всадники» Клеон был изображен в виде раба из малоазиатской области Пафлагодии.
   195
   Селена— луна и богиня луны. Здесь Аристофан намекает на лунное затмение 425 г. и солнечное — 424 г. до н. э.
   196
   Если вы Клеона-вора… обличите… — Выше о Клеоне говорилось в прошедшем времени, как о мертвом. Дошедший до нас текст, по-видимому, объединяет две редакции комедии.
   197
   Кинф— гора на острове Делосе, на которой Лото родила Аполлона и Артемиду.
   198
   Ты, что в Эфесе… — обращение к Артемиде. В городе Эфесе находился известный храм Артемиды — тот самый, который был в 356 г. до н. э., сожжен Геростратом.
   199
   …но на вас она сердита: вы обидели ее… — Аристофан касается злободневной для его публики темы — реформы календаря, сместившей дни ежегодных праздников.
   200
   Сарпедон, Мемнон— герои Троянской войны.
   201
   Пока всходить не будет месяц… — Долги было принято возвращать в последний день лунного месяца.
   202
   … и сразу растоплю истца ходатайство? — то есть воск, которым покрывались писчие таблички.
   203
   Сократ, безбожник с Мелоса… — Сократ родился в Афинах, на острове Мелосе родился его современник, философ-атомист Диагор.
   204
   Телеф— легендарный герой, сын Геракла, царь Мизии, явился к Агамемнону, переодевшись нищим.
   205
   Панделет— по свидетельству античного комментатора Аристофана — кляузник и доносчик.
   206
   Фринид— известный во времена Аристофана кифарист.
   207
   Диполии (или — ниже — Буфонии) — праздник в честь Зевса-Градодержца.
   208
   (Золотые цикады— старинный афинский головной убор.
   209
   Тритогения— эпитет богини Афины.
   210
   Сыновья Гиппократа— хорошо известные в Афинах родственники Перикла.
   211
   Академия— роща возле Афин, где впоследствии собирались Платон и его ученики, которых поэтому называли академиками.
   212
   Пелей, Фетида— мифические фигуры.
   213
   «Лучше б мне в Египте дохнуть…»— то есть в стране, где не бывает дождей.
   214
   «Молодой и старый день»— день отдачи долгов, «молодой» по отношению к наступающему лунному месяцу и «старый» по отношению к истёкшему.
   215
   Солон (род. между 640 и 630 гг. до н. э.) — афинский законодатель.
   216
   …божок… из племени Каркинова? — Каркин — неудачливый трагический поэт, отец четырех сыновей, тоже плохих драматургов, самый известный из которых — Ксенокл. Аристофан часто высмеивал это семейство.
   217
   Тлеполем— лицо, упоминаемое в трагедии Ксенокла, откуда взяты этот и предыдущий стих.
   218
   …как будто бы с осла упал. — Выражение переведено буквально, оно равнозначно нашему «потерпеть провал», «сесть в лужу».
   219
   Симонид— Имеется в виду Симонид Кеосский (556–467 гг. до н. э.).
   220
   Милый отец наш… — Многие стихи диалога Тригея и Девочки пародируют Еврипида.
   221
   В Пирее, в бухте Жучьей… — Дано подлинное название бухты.
   222
   Пять талантов заплатит хиосский народ… — Намек на постоянные поборы с военных союзников Афин.
   223
   Афмониец— житель Афмонии, афинского пригорода.
   224
   Клянемся близнецами! — Близнецы — Кастор и Полидевк, сыновья Зевса и Леды, Они пользовались в Спарте большим почетом.
   225
   Пилос— стратегически важный, благодаря прекрасной гавани, город на Корифасийском мысе, захваченный в Пелопоннесе афинянами в 425 г. до н. э.
   226
   Кожевник— Клеон.
   227
   Диоскуры— в переводе: «Зевсовы отроки», Кастор и Полидевк.
   228
   …чтобы в преисподней Кербера не разбудить… — Аристофан называет Кербером (имя трехглавого пса, сторожившего вход в преисподнюю) погибшего своего врага Клеона.
   229
   Формион— известный афинский полководец времен Пелопоннесской войны.
   230
   Ликей— гимнасий за восточной окраиной Афин, место военных учений.
   231
   Да ничего худого. Словно Килликоп. — Килликон — гражданин Милета, предавший свою родину жителям Приены и заявивший при этом, что не сделал ничего дурного.
   232
   Писандр— афинский флотоводец, член олигархического совета четырехсот, пользовавшийся славой предателя и лихоимца.
   233
   …они все время праздники у нас крадут… — Аристофан касается злободневной для его публики темы — реформы календаря, сместившей, дни ежегодных праздников.
   234
   Панафинеи— Панафинеи — праздник в честь богини Афины.
   235
   Мистерии— Имеются в виду элевсинские мистерии.
   236
   Адонии— празднества в честь Афродиты.
   237
   Оры— богини времен года, ясной погоды, урожая, юности, красоты.
   238
   Эниалий— «Воинственный», эпитет бога войны Ареса.
   239
   Ох, достанется вам, беотийцы! — Понятный афинянам намек на политические расчеты, из-за которых беотийцы выступали против заключения мира.
   240
   Фидий злополучный… — Знаменитый афинский скульптор V в. до н. э. Фидий, пользовавшийся покровительством Перикла, был из-за интриг против Перикла обвинен сначала в краже золота, отпущенною государством на статую Афины, а затем, когда доказал свою невиновность, — в том, что изобразил на щите богини самого себя и Перикла. Умер в тюрьме в 431 г. до н. э.
   241
   Ушел у нас весь разум в кожу… — Снова потревожена тень кожевника Клеона.
   242
   Нет, коль запьешь настойкою полынной. — К полынной настойке в древности прибегали, когда объедались; смысл: союз с Жатвой сулит пресыщение.
   243
   Сыт будет Ганимедовой амвросией. — Ганимед — прекрасный юноша, похищенный Зевсом и назначенный его виночерпием.
   244
   Морсим, Меланфий— плохие поэты-трагики, сыновья Филокла, племянника и неумелого подражателя Эсхила.
   245
   Хиосец Ион— лирик и трагик, умер в 422 г. до н. э. Два фрагмента из стихов Иона Хиосского вольно переведены Пушкиным («Вино» и «Юноша! скромно пируй…»).
   246
   Браврон— местность в Аттике, где находилось святилище Артемиды и где каждые четыре года устраивались гулянья.
   247
   Истм— Коринфский перешеек, место, где происходили так называемые Истмийские игры.
   248
   Хэрид— фиванский музыкант, известный своей неумелой игрой.
   249
   Где благочестивый сонм? — Подлинная обрядовая формула.
   250
   Стильбид— прорицатель, сопровождавший афинскую армию в походе на Сицилию.
   251
   Бакид— древнебеотийский прорицатель.
   252
   Пританей— общественное здание в греческих городах, считавшееся символическим центром государства. В Пританее поддерживался «вечный огонь», и там получали бесплатный обед члены коллегии пританов, а также заслуженные граждане и почетные иностранные гости.
   253
   Сивилла— так называли в древности женщин-прорицательниц.
   254
   «Проклят, поруган, и прогнан…»— цитата из «Илиады».
   255
   Орей— город на острове Эвбее.
   256
   Элимний— местность на острове Эвбее.
   257
   Таксиарх— пехотный командир.
   258
   Пандион— покровитель одной из аттических фил (территориально-политических общин) — Пандиониды.
   259
   Коттаб— распространенная в Афинах игра: остаток вина выплескивался из кубка в металлический сосуд, и при этом произносилось имя возлюбленной. Если вино целиком попадало в сосуд и производило чистый звук, влюбленный мог рассчитывать на ее благосклонность.
   260
   «Воин Салийский гордится…»— цитируется известное стихотворение Архилоха (VII в. до н. э.).
   261
   Гимен-Гименей, о! — Обращение к богу брака Гименею было обычным припевом свадебных песен.
   262
   Филы— название дома в Аттике, не путать с филой (территориально-политическая община). Дем — меньшая административно-территориальная община, чем фила.
   263
   Холарг— название аттического дема.
   264
   Чтоб, как в басне, в бой вступить с собакою… — намек на басню легендарного баснописца Эсопа, включенного в IV в. до н. э. в число семи мудрецов.
   265
   Тарент— старинная греческая колония в Италии, основанная в VIII в. до н. э. спартанцами и подчинившаяся римскому господству в 272 г. до н. э.
   266
   Эпидамн— греческий торговый город в Иллирии, на берегу Адриатического моря. Римлянам название «Эпидамн» по созвучию напоминало слово «дамнум», что значит «ущерб», «убыток», «урон» (это созвучие обыграно Плавтом, см. стр. 572), и они переименовали Эпидамн в Диррахий (отсюда нынешнее албанское название — Дуррес).
   267
   Пинфий, Липарон— эти имена сиракузских правителей выдуманы Плавтом. Другие два имени в этом перечне — исторические.
   268
   …предлагаю… биться… об заклад— то есть чтобы обе стороны внесли перед разбором дела денежный залог, который затем достанется выигравшей стороне.
   269
   О Иакх, о Бромий… — Притворяясь бесноватым вакхантом, герой выкрикивает культовые имена Диониса.
   270
   Кикнов сын. — Кикн — имя по меньшей мере пяти мифологических героев. Кого из них имеет в виду Плавт — непонятно.
   271
   …бородатому Тифону… — Тифон — сын троянского царя Лаомедонта. Полюбив Тифона, богиня утренней зари Эос уговорила Зевса даровать ему бессмертие, но не выпросила для своего возлюбленного вечной юности, и Тифон одряхлел: у него стали сохнуть руки и ноги и пропал голос. Менехм II называет Тифоном отца матроны за его старость.
   272
   Андрос— остров к югу от Эвбеи, самый северный из Кикладских островов.
   273
   …Дав я, не Эдип… — Имеется в виду способность Эдипа отгадывать загадки.
   274
   …он уроженцем называл всегда себя рамнунтовским. — Рамнунт — область в Аттике.
   275
   Аврора— богиня утренней зари, Эос у греков. Титан — здесь: Солнце. Титанами называли не только детей Урана и Геи, но и потомков этих детей. Бог Солнца Гелий считался сыном Гипериона.
   276
   Пандионовых птиц… — Дочь афинского цари Пандиона Прокна была превращена в ласточку, а другая его дочь, Филомела, в соловья.
   277
   О мать, по которой я плачу всегда… — Мать Октавии Мессалина была убита императором Клавдием, отцом Октавии, за супружескую измену.
   278
   Клото— одна из богинь судьбы, которые у греков назывались мойрами, а у римлян — парками.
   279
   Я сносила мачехи злобный гнет… — Умертвив Мессалину, Клавдий женился на своей племяннице Агриппине, а ее сына от другого брака, Нерона, женил на своей дочери Октавии.
   280
   Стигийский— «погребальный», «похоронный». Стикс — река в царстве мертвых.
   281
   …мой бедный отец… — Клавдий был отравлен Агриппиной.
   282
   …от кого бежала британцев рать… — При Клавдии в 45 г. н. э. римляне утвердились в южной части Британии.
   283
   Юный брат почил, погублен, ядом… — Брата Октавии Британика Нерон отравил, видя в родном сыне Клавдия своего соперника.
   284
   Я могу повторить, Электра, твой плач… — О мифической героине Электре см. во вступительной статье.
   285
   …в благодарность смерть несчастной послал… — Мать Нерона Агриппина была убита по его приказу.
   286
   …служанке повинуясь… — Имеется в виду любовница Нерона, гречанка-вольноотпущенница Акте.
   287
   В день свадьбы тестя в жертву принесен был зять… — В день свадьбы Клавдия и Агриппины был убит жених Октавии Силен.
   288
   …ковы женщины, дорогою злодейств к престолу рвущейся? — Речь идет об Агриппине.
   289
   Пенаты— боги дома и хранители семьи.
   290
   …рабыня, завладевшая хозяином… — Акте.
   291
   Крылатый бог— Купидон, бог любви.
   292
   То сверкал белизной лебединых крыл… — намек на мифы о Леде, с которой Юпитер сошелся, приняв облик лебедя, о Европе, которую он похитил из Сидона, превратившись в быка, и о Данае, к которой он проник к виде золотого дождя.
   293
   С небосвода светит Леды сыны… — Кастор и Поллукс, по мифу превращенные после смерти в созвездие Близнецов.
   294
   …восседает на отчем Олимпе Вакх… — Вакх, как и упоминаемый ниже Геркулес, — сын Юпитера (Зевса) от смертной. Вакх — сын Семелы, Геркулес — Алкмены.
   295
   Юнона— жена Юпитера.
   296
   Мы видели комету… — В 60 г. н. э. над Римом действительно появилась комета.
   297
   Boom— созвездие Волопаса. Древние представляли себе его возничим «повозки» — Большой Медведицы.
   298
   Богов из храмов дерзко изгоняет враг… — намек на отмену обожествления Клавдия.
   299
   …выродок Домиция… — Отцом Нерона был первый муж Агриппины Домиций Энобарб.
   300
   Маны— духи умерших.
   301
   …едва лишь погиб наш вождь… — Клавдий.
   302
   Марс— бог войны.
   303
   …о дева, кого рукою своей… — Виргиния, дочь плебея Луция Виргиния, была в V в. до н. э. убита своим отцом, который спас честь дочери ценой ее жизни.
   304
   …Лукреция дочь. — Обесчещенная царским сыном дочь сенатора Лукреция, жена патриция Тарквиния Коллатина, покончила с собой (VI в. до н. э.).
   305
   …жена Тарквиния, Туллия дочь… — В 534 г. до н. э. дочь царя Сервия Туллия убедила мужа захватить власть, убив ее отца. Туллия убили на улице, и его дочь, торопясь домой, приказала своему вознице переехать его труп.
   306
   …коварно послал Нерон на пагубном корабле… — Приводим рассказ римского историка Светония о расправе Нерона с Агриппиной: «Он выдумал распадающийся корабль, чтобы погубить ее крушением или обвалом каюты…он самым нежным письмом пригласил ее в Байи… задержал ее здесь на пиру, а триерархам отдал приказ повредить ее либурнскую галеру будто бы при нечаянном столкновении, и когда она собралась обратно в Бавлы, он дал ей вместо поврежденного свой искусно построенный корабль, проводил ее ласково и на прощание даже поцеловал ее в грудь. Остаток ночи он провел без сна, с великим трепетом ожидая исхода предприятия. А когда он узнал, что все вышло иначе, что она ускользнула вплавь, и когда соотпущенник Луций Агерн радостно принес весть, что она жива и невредима, он, не в силах ничего придумать, велел незаметно подбросить Агерну кинжал, потом схватить его и связать, как подосланного убийцу, а мать умертвить, как будто она, уличенная в преступлении, сама наложила на себя руки».
   307
   Ахеронт— река в подземном царстве.
   308
   Уж лучше жить мне на скалистой Корсике… — см. биографические сведения о Сенеке перед примечаниями к «Октавии»
   309
   …когда Сатурн царил над ней. — Век Сатурна (Крона) отождествлялся с легендарным «золотым веком».
   310
   Астрея-дева— богиня Справедливости.
   311
   …Плавта голову и Суллы мне доставят. — Плавт и Сулла — придворные Нерона, казненные им.
   312
   Отец отчизны, Август… — первый римский император Октавиан Август.
   313
   Брут поднял меч… — Марк Юний Брут, один из главных участников заговора против Юлия Цезаря.
   314
   …оружья трех мужей страшась— так называемых триумвиров: Октавиана, Марка Антония и Эмилия Лепида.
   315
   Ростры— брусья, прикреплявшиеся к носовой части военных кораблей. Здесь речь идет о рострах, вывешенных в качестве трофеев на римском форуме.
   316
   …шел римский флот на гибель флоту римскому. — Имеется в виду флот Октавиана и флот сторонников Помпея.
   317
   …но вот один, разгромленный в сражении… — Имеется в виду Марк Антоний.
   318
   …две тени скрыв. — Раньше Антония, покончившего с собой в Египте, там погиб предательски убитый Помпей.
   319
   Дит— Плутон, бог подземного царства.
   320
   Титий— мифический герой. За то, что он оскорбил богиню Лето, Титий был не только убит богами, но и наказан в подземном царстве: там два коршуна терзали его печень.
   321
   Иксион— мифический герой. Он воспылал любовью к богине Гере, и за это его приковали к вечно вращающемуся огненному колесу.
   322
   …дворец из мрамора… — намек на так называемый «Золотой дом», дворец, постройкой которого был в это время занят Нерон.
   323
   Целей— мифический герой, супруг морской богини Фетиды, отец Ахилла.
   324
   …спешит мой бывший муж… и сын… — Первый муж Поппеи Руфий Криспин покончил с собой по приказу Нерона. Сына Криспина и Поппеи утопили по приказу Нерона.
   325
   Лары— добрые духи умерших, покровительствующие их осиротевшим домам.
   326
   Спартанка— Елена, дочь Тиндара (ниже она названа Тиндаридой), виновница Троянской войны.
   327
   Фригийский пастух— Парнас, который в награду за то, что присудил золотое яблоко Афродите, получил в жены Елену.
   328
   …падут дома моим объяты пламенем… — намек на римский пожар 64 г. н. э. Утверждали, что город поджег Нерон, который, любуясь пожаром, читал стихи о сожжении Трои.
   329
   Обоих Гракхов оплакала мать… — Братья Тиберий и Гай Гракхи (II в. до н. э.), инициаторы аграрной реформы, погибли в борьбе с ее противниками — аристократами.
   330
   Ливий— Ливий Друз Младший, инициатор реформы суда (начало I в. до н. э.), убитый своими политическими врагами.
   331
   О, если бы мне соловьиные крылья… — намек на миф о Филомеле.
   332
   …Августа внучка, Агриппы дочь… — Юлия — внучка Октавиана Августа, жена полководца Германика, после смерти которого возглавила сенатскую оппозицию, за что была сослана императором Тиберием на остров Пандатрию, где и погибла.
   333
   Ливия— Ливия Ливилла (начало I в. н. э.) в сообщничестве со своим любовником Сеяном отравила своего мужа. За это мать Ливии казнила ее голодной смертью.
   334
   Юлия— внучка Августа, Юлия-младшая, известная своим распутством.
   335
   Эреб— подземное царство мрака.
   336
   Ифигения— дочь Агамемнона, которую Артемида спасла в Авлиде от смерти на алтаре, унеся девушку на облаке в Тавриду.
   337
   Тривия— «Находящаяся на распутье», эпитет Дианы-Гекаты, храмы которой строились на скрещениях дорог.