Собрание сочинений в шести томах. Том 2 Книга вторая. Стихотворения 1959 - 1960 . Анна Андреевна Ахматова **** ЛЕТНИЙ САД Я к розам хочу, в тот единственный сад, Где лучшая в мире стоит из оград, Где статуи помнят меня молодой, А я их под невскою помню водой. 8 душистой тиши между царственных лип Мне мачт корабельных мерещится скрип. И лебедь, как прежде, плывет сквозь века, Любуясь красой своего двойника. И замертво спят сотни тысяч шагов Врагов и друзей, друзей и врагов. А шествию теней не видно конца От вазы гранитной до двери дворца. Там шепчутся белые ночи мои О чьей-то высокой и тайной любви. И все перламутром и яшмой горит, Но света источник таинственно скрыт. 9 июля 1959 Ленинград **** ПОЭТ Подумаешь, тоже работа, — Беспечное это житье: Подслушать у музыки что-то И выдать шутя за свое. И чье-то веселое скерцо В какие-то строки вложив, Поклясться, что бедное сердце Так стонет средь блещущих нив. А после подслушать у леса, У сосен, молчальниц на вид, Пока дымовая завеса Тумана повсюду стоит. Налево беру и направо И даже, без чувства вины, Немного у жизни лукавой И все — у ночной тишины. U июля 1959 Комарове **** ЧИТАТЕЛЬ Не должен быть очень несчастным И, главное, скрытным. О нет! — Чтоб быть современнику ясным, Весь настежь распахнут поэт. И рампа торчит под ногами, Все мертвенно, пусто, светло, Лайм-лайта* позорное пламя Его заклеймило чело. А каждый читатель как тайна, Как в землю закопанный клад, Пусть самый последний, случайный, Всю жизнь промолчавший подряд. Там все, что природа запрячет, Когда ей угодно, от нас. Там кто-то беспомощно плачет В какой-то назначенный час. *Лайм-лайт — limelight — свет рампы (англ.). Анна Ахматова Собрание сочинений _ И сколько там сумрака ночи, И тени, и сколько прохлад, Там те незнакомые очи До света со мной говорят. За что-то меня упрекают И в чем-то согласны со мной... Так исповедь льется немая, Беседы блаженнейший зной. Наш век на земле быстротечен И тесен назначенный круг, А он неизменен и вечен — Поэта неведомый друг. 23 июля 1959 Комарове **** ЛИШНЯЯ Из цикла «Песенки» Тешил — ужас. Грела — вьюга. Вел вдоль смерти — мрак. Отняты мы друг у друга... Разве можно так? Если хочешь — расколдую, Доброй быть позволь: Выбирай себе любую, Но не эту боль. Июль 1959 Комарове **** Когда уже к неведомой отчизне Ее рука незримая вела, Последней страстью этой черной жизни Божественная музыка была. Прощенье ли услышать ожидала, Прощанье ли вставало перед ней. Иль тайна тайну к жизни вызывала И тайна тайну хоронила там, Иль музыка ей возвращала снова Последнюю из тех пяти бесед, И чудилось несказанное слово И с того света присланный ответ. / августа 1959 Комарове* **** СКОРОСТЬ Бедствие это не знает предела... Ты, не имея ни духа, ни тела, Коршуном злобным на мир налетела, Все исказила и всем овладела И ничего не взяла. 8 августа 1959, утро Комарове 14 **** БРЕДЫ Самолет приблизился к Парижу Кроме сосен никого не вижу, С соснами короткий разговор. 14 августа 1959 Комарове **** ... И черной музыки безумное лицо На миг появится и скроется во мраке, Но я разобрала таинственные знаки И черное мое опять ношу кольцо. 3 сентября 1959 Голицыне **** Но тебе не дала я кольца, Снег платочка к глазам прижимая. Я не знаю жесточе конца И безвиннее жертвы не знаю. Ты меж сосен со мною......... ............ с улыбкою летней В мире не было розы запретней. // октября 1959 Ордынка **** ЧЕТЫРЕ ВРЕМЕНИ ГОДА Сегодня я туда вернусь, Где я была весной, Я не горюю, не сержусь, И только мрак со мной. Как он глубок и бархатист, И всем всегда родной, Как с дерева летящий лист, Как ветра одинокий свист Над гладью ледяной. 12 октября 1959 Ордынка 18 **** Не стращай меня грозной судьбой И великою северной скукой. Нынче праздник наш первый с тобой, И зовут этот праздник — разлукой. Ничего, что не встретим зарю, Что луна не блуждала над нами, Я сегодня тебя одарю Небывалыми в мире дарами: Отраженьем моим на воде В час, как речке вечерней не спится, Взглядом тем, что падучей звезде Не помог в небеса возвратиться. Эхом голоса, что изнемог, А тогда был и свежий и летний, — Чтоб ты слышать без трепета мог Воронья подмосковного сплетни, Чтобы сырость октябрьского дня Стала слаще, чем майская нега... Вспоминай же, мой ангел, меня, Вспоминай хоть до первого снега. 15 октября 1959 [Ордынка], Ярославское шоссе **** Что ты можешь еще подарить? — Той сияющей сущности пламя, Вечность вечную и меж камнями Место, где мои кости сложить. Кто придумал тебя, кто привел В миг, когда угрожало удушье Вечность вечная — дело пустое Октябрь 1959 20 Анна Ахматова Собрание сочинений ТВОРЧЕСТВО ... говорит оно: «Я помню все в одно и то же время, Вселенную перед собой, как бремя Нетрудное в протянутой руке, Как дальний свет на дальнем маяке, Несу, а в недрах тайно зреет семя Грядущего...» 14 ноября 1959 Ленинград **** НАСЛЕДНИЦА От Сарскосельских лип Пушкин Казалось мне, что песня спета Средь этих опустелых зал. О, кто бы мне тогда сказал, Что я наследую все это: Фелицу, лебедя, мосты И все китайские затеи, Дворца сквозные галереи И липы дивной красоты. И даже собственную тень, Всю искаженную от страха, И покаянную рубаху, И замогильную сирень. 20 ноября 1959 Ленинград. Красная Конница 2 **** Вам жить, а мне не очень, Тот близок поворот. О, как он строг и точен, Незримого расчет. Зверей стреляют разно, Есть каждому черед Весьма разнообразный, Но волка — круглый год. Волк любит жить на воле, Но с волком скор расчет: На льду, в лесу и в поле Бьют волка круглый год. Не плачь, о друг единый, Коль летом иль зимой Опять с тропы волчиной Ты крик услышишь мой. 20 ноября — 2 декабря 1959 **** Ты первый сдался — я молчала Пред тем, что нас постигло. Ты! Ты первый поднял покрывало, Открыл бессмертные черты. Осень 1959 **** ИЗ ЦИКЛА «ТАШКЕНТСКИЕ СТРАНИЦЫ» В ту ночь мы сошли друг от друга с ума, Светила нам только зловещая тьма, Свое бормотали арыки, И Азией пахли гвоздики. И мы проходили сквозь город чужой, Сквозь дымную песнь и полуночный зной, Одни под созвездием Змея, Взглянуть друг на друга не смея. То мог быть Стамбул или даже Багдад, Но увы! Не Варшава, не Ленинград, И горькое это несходство Душило, как воздух сиротства. И чудилось: рядом шагают века, И в бубен незримая била рука, И звуки, как тайные знаки, Пред нами кружились во мраке. **** Мы были с тобою в таинственной мгле, Как будто бы шли по ничейной земле, Но месяц алмазной фелукой Вдруг выплыл над встречей-разлукой... И если вернется та ночь и к тебе В твоей для меня непонятной судьбе, Ты знай, что приснилась кому-то Священная эта минута. / декабря 1959 Ленинград, Красная Конница **** ПОСЛЕДНЕЕ СТИХОТВОРЕНИЕ Одно, словно кем-то встревоженный гром, С дыханием жизни врывается в дом, Смеется, у горла трепещет, И кружится, и рукоплещет. Другое, в полночной родясь тишине, Не знаю откуда крадется ко мне, Из зеркала смотрит пустого И что-то бормочет сурово. А есть и такие: средь белого дня, Как будто почти что не видя меня, Струятся по белой бумаге, Как чистый источник в овраге. А вот еще: тайное бродит вокруг — Ни звук и не цвет, не цвет и не звук, — Гранится, меняется, вьется, А в руки живым не дается, **** Но это!., по капельке выпило кровь, Как в юности злая девчонка — любовь, И, мне не сказавши ни слова, Безмолвием сделалось снова. И я не знавала жесточе беды — Ушло, и его протянулись следы К какому-то крайнему краю, А я без него... умираю. 1 декабря 1959 Ленинград Красная Конница 2 **** Я давно не верю в телефоны, В радио не верю, в телеграф. У меня на все свои законы И, быть может, одичалый нрав. Всякому зато могу присниться, И не надо мне лететь на «Ту», Чтобы где попало очутиться, Покорить любую высоту. 24 декабря 1959 Ленинград, Красная Конница **** ПОСВЯЩЕНИЕ ЦИКЛА «ИЗ СОЖЖЕННОЙ ТЕТРАДИ» And thou art distant in humanity. Keats * Вместо праздничного поздравленья Этот ветер жесткий и сухой Принесет вам только запах тленья, Привкус дыма и стихотворенья, Что моей написаны рукой. 24 декабря 1959 Ленинград *И ты далеко в человечестве. Ките (англ.). 3 **** И отнять у них невозможно То, что в руки они берут, Хищно, бережно, осторожно, Как... меж ладоней трут. ................поэта убили, Николай правей, чем Ликург. Чрез столетие получили Имя — Пушкинский Петербург. Безымянная здесь могила Чтобы область вся получила Имя «мученика сего». 26 декабря 1959 **** Неправда, не медный, неправда, не звон, А тихий (?) и хвойный таинственный стон Они издают иногда. 31 декабря 1959 Комарове **** Как слепоглухонемая, Которой остались на свете Лишь запахи, я вдыхаю Сырость, прелость, ненастье И мимолетный дымок... Декабрь ? 1959 **** 33 Мне веселее ждать его, Чем пировать с другим... Декабрь ? 1959 34 I **** Это и не старо, и не ново, Ничего нет сказочного тут. Как Отрепьева и Пугачева, Так меня тринадцать лет клянут. Неуклонно, тупо и жестоко И неодолимо, как гранит, От Либавы до Владивостока Грозная анафема гудит. 1959 **** ИЗ НАБРОСКОВ Даль рухнула, и пошатнулось время, Бес скорости стал пяткою на темя Великих гор и повернул поток, Отравленным в земле лежало семя, Отравленным бежал по стеблям сок, Людское мощно вымирало племя, И знали мы, что очень близок срок. 1959 **** ПРОЩАЛЬНАЯ Из цикла «Песенки» Не смеялась и не пела, Целый день молчала, А всего с тобой хотела С самого начала: Беззаботной первой ссоры, Полной светлых бредней, И безмолвной, черствой, скорой Трапезы последней. 1959 **** 37 ... Но в мире нет власти Грозней и страшней, Чем вещее слово поэта. 1959 **** Не давай мне ничего на память, Знаю я, как память коротка. 1959 **** Там оперный еще томится Зибель И заклинает милые цветы, А здесь уже вошла хозяйкой — гибель, И эта гибель — это тоже ты. Конец 1959 или начало 1960 г. 4 **** ОТРЫВОК Так вот где ты скитаться должна, Тень от тени, чужая невеста! — Неужели же ты не нашла Для прогулок отраднее места. Эти пашни припудрив чуть-чуть, Здесь предзимье уже побродило, Дали все в непроглядную муть Ненароком оно превратило. Разве плохо казалось тебе У зеленого теплого моря, Что, покорствуя странной судьбе, Ты пошла на такое, не споря? Ты запретнейшая из роз, Ты на царство венчанная дважды, Здесь убьет тебя первый мороз, Здесь умрешь от... жажды. Набок съехавший куполок, Лужи, гуси и поезда звуки... А сожженный луной тополек Тянет к небу распятые руки. **** Звезд загадочные изумруды, Ржавой прелой душистой листвы Под ногою шуршащие груды. Но молчит, заколдована, тень, Мне ни слова не отвечает. Конец 1959-1960 42 I **** МЕЛХОЛА Но Давида полюбила... дочь Саула, Мелхола. Саул думал: отдам ее за него, и она будет ему сетью. Первая Книга Царств И отрок играет безумцу царю, И ночь беспощадную рушит, И громко победную кличет зарю, И призраки ужаса душит. И царь благосклонно ему говорит: «Огонь в тебе, юноша, дивный горит, И я за такое лекарство Отдам тебе дочку и царство». А царская дочка глядит на певца, Ей песен не нужно, не нужно венца, В душе ее скорбь и обида, Но хочет Мелхола — Давида. Бледнее, чем мертвая; рот ее сжат, В зеленых глазах исступленье; Сияют одежды, и стройно звенят Запястья при каждом движеньи. Как тайна, как сон, как праматерь Лилит... Не волей своею она говорит: «Наверно, с отравой мне дали питье, **** И мой помрачается дух. Бесстыдство мое! Униженье мое! Бродяга! Разбойник! Пастух! Зачем же никто из придворных вельмож Увы, на него не похож? А солнца лучи... а звезды в ночи... А эта холодная дрожь...» 1959-1961 44 I **** Тебя прямо в музыку спрячу, Не в песне............живи 1959 ? **** И в недрах музыки я не нашла ответа, И снова тишина, и снова призрак лета. 1959 ? 46 I **** Это ты осторожно коснулся Очарованной 1 Заколдованной J жизни моей. 1959-1962 ? **** Хвалы эти мне не по чину, И Сафо совсем ни при чем. Я знаю другую причину, О ней мы с тобой не прочтем. Пусть кто-то спасается бегством, Другие кивают из ниш, Стихи эти были с подтекстом Таким, что как в бездну глядишь. А бездна та манит и тянет, И ввек не доищешься дна, И ввек говорить не устанет Пустая ее тишина. /959 ? **** На свиданье с белой ночью Скоро я от вас уеду. Знаю все ее уловки — Как она без солнца светит, Что она в себе таит. И лишенная покрова, Словно проклятая кем-то, Вся она вокруг стоит. Слушать ей — а мне молчать. 1959 ? **** Не лги мне, не лги мне, не лги мне, Я больше терпеть не могу. В каком-то полуночном гимне Живу я на том берегу. 1959 ? 50 I **** Я бросила тысячи звонниц В мою ледяную Неву, И я королевой бессонниц С той ночи повсюду слыву. /959 ? **** ...и это грозило обоим, И это предчувствовал ты... Мы жили под огненным зноем Незримой и черной звезды. Конечно, нам страшно встречаться... 1959 ? **** Нужен мне он или не нужен Этот титул мной заслужен. 1959 ? **** Там завтра мое улыбаясь сидело ...................не пило, не ело. 1959 ? 54 I **** ГОРОДУ Весь ты сыгранный на шарманке, Отразившийся весь в Фонтанке, С ледоходом уплывший весь И подсунувший тень миража, Но довольно — ночная стража Не напрасно бродила здесь. Ты как будто проигран в карты За твои роковые марты И за твой роковой апрель 1950-е годы. Крещение **** -е Не то чтобы тебя ищу, Мне долю не принять такую, Но в этот кадр тебя вмещу, В тот пейзаж тебя врисую. 1950-е годы 56 I **** Всех друзей моих благодарю: И того, с кем ... я встречала Позднюю январскую зарю, И того, кто, выпив горечь града, Долго здесь вокруг меня бродил, Видел купы лип и прелесть сада Но мой круг волшебный пощадил. 1950-е годы **** -е Там зори из легчайшего огня. Там.................................тени, Там музыка рыдала без меня И без меня упала на колени. 1950-е годы 58 I **** Ты, крысоловьей дудкою маня, Был тоже там, где и другие тени... Но музыка рыдала без меня И без меня упала на колени. 1950-е годы **** -е Снова ветер знойного июля По-узбекски своего буль-буля Звонко хвалят. Барабаны бьют. 1950-е годы 60 I **** [ТАШКЕНТ] Затворилась навек дверь его. А закат этот символ разлук... Из того ж драгоценного дерева Эта скрипка и тот же звук. 1950-е годы **** -е И от Царского до Ташкента Протянулась бы кинолента 1950-е годы **** Без крова, без хлеба, без дела Жила я на радость врагам, Я иначе жить не хотела 1950-е годы **** -е И не дослушаю впотьмах Неконченную фразу. Потом в далеких зеркалах Все отразится сразу. /950-е годы 6 **** И прекрасней мраков Рембрандта Просто плесень в черном углу. 1950-е годы **** - Мне безмолвие стало домом И столицею — немота. 1950-е годы ? **** Ты не хотел меня такой Какой я очень скоро стала, [Капризной знаменитой злой] И знаменитой и усталой Таинственною и чужой. 1950-е годы ? **** -е - 1960-е 67 О, как меня любили ваши деды, Улыбчиво, и томно, и светло. Прощали мне и дольники, и бреды, И киевское помело. Прощали мне (и то всего милее) Они друг друга....................... И помнят царскосельские аллеи Легчайший шаг и тихий голос мой. А я не помню — я в гостях у смерти Была так долго и так много раз, Что верьте мне теперь или не верьте Конец 1950-х — начало 1960-х годов **** И по собственному дому Я иду, как по чужому, И меня боятся зеркала. Что в них, Боже, Боже! — На меня похоже... Разве я такой была? /Сонеу 1950-х - 1960-е годы **** И юностью манит, и славу сулит, Так снова со мной сатана говорит: «Ты честью и кровью платила своей За пять неудачно придуманных дней, За то, чтобы выпить ту чашу до дна, За то, чтобы нас осветила луна, За то, чтоб присниться друг другу опять, Я вечность тебе предлагаю, не пять До света тянувшихся странных бесед. Ты видишь — я болен, растерзан и сед, Ты видишь, ты знаешь — я так не могу» Я руку тогда протянула врагу, Но он превратился в гранатовый куст, И был небосклон над ним огнен и пуст. **** Горы очертания — полночь — луна, И снова со мной говорит сатана, И черным крылом закрывая лицо, Заветное мне возвращает кольцо. И стонет и молит: «Ты мне суждена, О, выпей со мною хоть каплю вина». К чему эти крылья и это вино, — Я знаю тебя хорошо и давно, И ты — это просто горячечный бред Шестой и не бывшей из наших бесед. 29 января — 6 февраля 1960 Красная Конница **** МАРТОВСКАЯ ЭЛЕГИЯ Прошлогодних сокровищ моих Мне надолго, к несчастию, хватит, Знаешь сам, половины из них Злая память никак не истратит: Набок сбившийся куполок, Грай вороний, и вопль паровоза, И как будто отбывшая срок Ковылявшая в поле береза, И огромных библейских дубов Полуночная тайная сходка, И из чьих-то приплывшая снов И почти затонувшая лодка... Побелив эти пашни чуть-чуть, Там предзимье уже побродило, Дали все в непроглядную муть Ненароком оно превратило. И казалось, что после конца Никогда ничего не бывает... Кто же бродит опять у крыльца И по имени нас окликает? Кто приник к ледяному стеклу И рукою, как веткою, машет?.. А в ответ в паутинном углу Зайчик солнечный в зеркале пляшет. Февраль 1960 Ленинград 72 i **** Смирение! — не ошибись дверьми, Войди сюда и будь всегда со мною. Мы долго жили с разными людьми И раэною дышали тишиною. Февраль 1960 **** И опять по самому краю Лунатически я ступаю. 20 мая 1960 Остоженка 74 I **** СМЕРТЬ ПОЭТА Как птица, мне ответит эхо. Б. Пастернак Умолк вчера неповторимый голос, И нас покинул собеседник рощ. Он превратился в жизнь дающий колос Или в тончайший, им воспетый дождь. И все цветы, что только есть на свете, Навстречу этой смерти расцвели. Но сразу стало тихо на планете, Носящей имя скромное... Земли. ; июня 1960 Москва. Боткинская больница **** Словно дочка слепого Эдипа, Муза к смерти провидца вела, А одна сумасшедшая липа В этом траурном мае цвела Прямо против окна, где когда-то Он поведал мне, что перед ним Вьется путь золотой и крылатый, Где он Вышнею волей храним. // июня 1960 Москва. Боткинская больница 76 **** Хулимые, хвалимые! Ваш голос прост и дик, Вы не переводимые Ни на один язык. Надменные, безродные, Бродившие во тьме, — Вы самые свободные, А родились в тюрьме. Мое благословение Я вам сегодня дам, Войдете вы в забвение, Как люди входят в храм. ; июля 1960 Ордынка **** Шутки — шутками, а сорок Гладких лет в тюрьме, Пиршества из черствых корок, Чумный страх во тьме, Одиночество такое, Что — сейчас в музей, И предательство двойное Близких и друзей. 22 июля 1960 (после операции 7 июля) Красная Конница 78 I **** И меня по ошибке пленило, Как нарядная пляшет беда... Все тогда по-тогдашнему было, По-тогдашнему было тогда. Я спала в королевской кровати, Голодала, носила дрова. Там еще от похвал и проклятий Не кружилась моя голова На тебя, словно в омут, смотрю 13 августа 1960 **** И в памяти черной, пошарив, найдешь До самого локтя перчатки, И ночь Петербурга. И в сумраке лож Тот запах и душный и сладкий. И ветер с залива. А там, между строк, Минуя и ахи и охи, Тебе улыбнется презрительно Блок — Трагический тенор эпохи. 9 сентября 1960 Комарове 8 **** САМОЙ ПОЭМЕ ...и слово в музыку вернись. О. Мандельштам Ты растешь, ты цветешь, ты — в звуке. Я тебя на новые муки Воскресила — дала врагу... Восемь тысяч миль не преграда, Песня словно звучит из сада, Каждый вздох проверить могу. И я знаю — с ним ровно то же, Мне его попрекать негоже, Эта связь выше наших сил, — Оба мы ни в чем не виновны, Были наши жертвы бескровны — Я забыла, и он — забыл. 20 сентября 1960 Комарова **** СОНЕТ-ЭПИЛОГ Против воли я твой, царица, берег покинул. «Энеида», песнь VI Ромео не было, Эней, конечно, был. А. Ахматова Говорит Дидона: Не пугайся, — я еще похожей Нас теперь изобразить могу. Призрак ты — иль человек прохожий? — Тень твою зачем-то берегу. Был недолго ты моим Энеем, Я тогда отделалась костром. Друг о друге мы молчать умеем. И забыл ты мой проклятый дом. Ты забыл те, в ужасе и в муке, Сквозь огонь протянутые руки И надежды окаянной весть. Ты не знаешь, что тебе простили... Создан Рим, — плывут стада флотилий, И победу славословит лесть. 21 сентября 1960 Окончено 29 июня — 2 августа 1962 Комарова Комарове 8 **** ЭХО В прошлое давно пути закрыты, И на что мне прошлое теперь? Что там? — окровавленные плиты Или замурованная дверь, Или эхо, что еще не может Замолчать, хотя я так прошу... С этим эхом приключилось то же, Что и с тем, что в сердце я ношу. 25 сентября I960 Комарово **** МУЗА Как и жить мне с этой обузой, А еще называют Музой, Говорят: «Ты с ней на лугу», Говорят: «Божественный лепет...» Жестче, чем лихорадка, оттрепет, И опять весь год ни гу-гу. 8 октября 1960 **** Моею Музой оказалась мука. Она со мною кое-как прошла Там, где нельзя, там, где живет разлука, Где хищница, отведавшая зла. Осень 1960 **** I 85 ПАМЯТИ АНТЫ ...Пусть это даже из другого цикла: Мне видится улыбка ясных глаз И — «умерла» — так жалостно приникло К прозванью милому, как будто в первый раз Его я слышала. Осень 1960 Красная Конница 86 I **** Кто его сюда прислал Сразу изо всех зеркал Ночь безвинна, ночь тиха... Смерть прислала жениха. Осень 1960 **** И луковки твоей не тронул золотой, Глядели на нее и Пушкин, и Толстой. Осень 1960 **** И жесткие звуки влажнели, дробясь, И с прошлым и с будущим множилась связь. Осень I960 **** И это б могла, и то бы могла, А сама, как береза в поле, легла, И кругом лишь седая мгла. 1960 90 I **** Вы чудаки, вы лучший путь Избрать себе могли бы, И просто где-то отдохнуть, Чем быть со мной на дыбе. 7960 **** Ни вероломный муж, ни трепетный жених, .................................кто-то третий, Который предпочел моим — чужие сети, Не снится мне давно уже никто из них. Пройденные давно все сожжены мосты И смертные врата меня принять готовы. 7960 92, I **** От этих антивстреч Меня бы уберечь Ты мог... то Том 2. Стихотворения, то I 93 ...горчайшей смерти чашу (нам не простили ничего) Что ничего нам не простит И даже гибель нашу. 1960 94 I **** ПОДРАЖАНИЕ КАФКЕ Другие уводят любимых, Я с завистью вслед не гляжу. Одна на скамье подсудимых Я скоро полвека сижу. Вокруг пререканья и давка И приторный запах чернил. Такое придумывал Кафка И Чарли изобразил. И там в совещаниях важных, Как в цепких объятиях сна, Все три поколенья присяжных Решили — виновна она. Меняются лица конвоя, В инфаркте шестой прокурор, А где-то чернеет от зноя Огромный небесный простор. **** И полное прелести лето Гуляет на том берегу, Я это блаженное «где-то» Представить себе не могу. Я глохну от зычных проклятий, Я ватник сносила дотла. Неужто я всех виноватей На этой планете была? 1960 3 марта 1961 Комарове 96 I **** ...что с кровью рифмуется, Кровь отравляет И самой кровавою в мире бывает. 1960-1965 ? **** I 97 ПЕТЕРБУРГ В 1913 ГОДУ За заставой воет шарманка, Водят мишку, пляшет цыганка На заплеванной мостовой. Паровик идет до Скорбящей, И гудочек его щемящий Откликается над Невой. В черном ветре злоба и воля. Тут уже до Горячего Поля, Вероятно, рукой подать. Тут мой голос смолкает вещий, Тут еще чудеса похлеще. Но уйдем — мне некогда ждать. 13 января 1961 Ордынка **** Слышишь, ветер поет блаженный То, что Лермонтов не допел. А за стенкою альт колдует — Это с нами великий Бах. // февраля 1961 Красная Конница **** КОНЕЦ ДЕМОНА Словно Врубель наш вдохновенный, Лунный луч тот профиль чертил. И поведал ветер блаженный То, что Лермонтов утаил. / марта 1961 Красная Конница 100 I **** ...И теми стихами весь мир озарен А вдруг это только священных имен Надгробное в ночи сиянье?.. 13 марта 1961 Ленинград, Красная Конница Гом 2. Стихотворения. 1961 Если б все, кто помощи душевной У меня просил на этом свете, — Все юродивые и немые, Брошенные жены и калеки, Каторжники и самоубийцы, — Мне прислали по одной копейке, Стала б я «богаче всех в Египте», Как говаривал Кузмин покойный... Но они не слали мне копейки, А со мной своей делились силой, И я стала всех сильней на свете, Так, что даже это мне не трудно. 30 марта 1961. Вербное воскресенье Ленинград. Красная Конница **** А я говорю, вероятно, за многих: Юродивых, скорбных, немых и убогих, И силу свою мне они отдают, И помощи скорой и действенной ждут. 30 марта ? 1961 Ленинград, Красная Конница **** СОЖЖЕННАЯ ТЕТРАДЬ Уже красуется на книжной полке Твоя благополучная сестра, А над тобою звездных стай осколки И под тобою угольки костра. Как ты молила, как ты жить хотела, Как ты боялась едкого огня! Но вдруг твое затрепетало тело, А голос, улетая, клял меня. И сразу все зашелестели сосны И отразились в недрах лунных вод. А вкруг костра священнейшие весны Уже вели надгробный хоровод. Апрель 1961 104 I **** СОСНЫ Не здороваются, не рады! — А всю зиму стояли тут, Охраняли снежные клады, Вьюг подслушивали рулады, Создавая смертный уют. 9 мая 1961 Комарове **** Как будто я все ведала заране, Как будто я алмазную дарани В то утро очень много раз прочла. 24 мая 1961 106 I **** И анютиных глазок стая Бархатистый хранит силуэт, — Это бабочки, улетая, Им оставили свой портрет. Ты другое... Ты б постыдился Быть, где слезы живут и страх, И случайно сам отразился В двух зеленых пустых зеркалах. 3 июня 1961 Комарова **** I 107 Слова, чтоб тебя оскорбить... И. Анненский Прав, что не взял меня с собой И не назвал своей подругой, Я стала песней и судьбой, Сквозной бессонницей и вьюгой. Меня бы не узнали вы На пригородном полустанке В той молодящейся, увы, И деловитой парижанке. 8/9 ШОНЯ 1961. Ночь Комарово 108 I **** БЕГ ВРЕМЕНИ Что войны, что чума! — конец их виден скорый, Им приговор почти произнесен... Но кто нас защитит от ужаса, который Был бегом времени когда-то наречен? 10 июня 1961 Комарове **** Так не зря мы вместе бедовали, Даже без надежды раз вздохнуть, — Присягнули — проголосовали И спокойно продолжали путь. Не за то, что чистой я осталась, Словно перед Господом свеча, Вместе с ними я в ногах валялась У кровавой куклы палача. Нет, и не под чуждым небосводом И не под защитой чуждых крыл, Я была тогда с моим народом Там, где мой народ, к несчастью, был 21 июня 1961 110 I **** Хозяйка румяна, и ужин готов, И царствует где-то Борис Годунов... Июнь—июль ? 1961 Москва. На Ордынке **** Как жизнь забывчива, как памятлива смерть 15 июля 1961 **** ПОЧТИ В АЛЬБОМ Услышишь гром и вспомнишь обо мне, Подумаешь: она грозы желала... Полоска неба будет твердо-алой, А сердце будет как тогда — в огне. Случится это в тот московский день, Когда я город навсегда покину И устремлюсь к желанному притину, Свою меж вас еще оставив тень. 18 июля 1961 Окончено 5 августа 1961 Ордынка Комарово **** I ИЗ Угощу под заветнейшим кленом Я беседой тебя не простой, — Тишиною с серебряным звоном И колодезной чистой водой, — И не надо страдальческим стоном Отвечать... Я согласна, — постой, — В этом сумраке темно-зеленом Был предчувствий таинственный зной. Июль — август 1961 Комарове **** ЦАРСКОСЕЛЬСКАЯ ОДА Девятисотые годы А в переулке забор дощатый... Н. Гумилев Настоящую оду Нашептало... Постой, Царскосельскую одурь Прячу в ящик пустой, В роковую шкатулку, В кипарисный ларец, А тому переулку Наступает конец. Здесь не Темник, не Шуя — Город парков и зал, Но тебя опишу я, Как свой Витебск — Шагал. Тут ходили по струнке, Мчался рыжий рысак, Тут еще до чугунки Был знатнейший кабак. Фонари на предметы Лили матовый свет, **** И придворной кареты Промелькнул силуэт. Так мне хочется, чтобы Появиться могли Голубые сугробы С Петербургом вдали. Здесь не древние клады, А дощатый забор, Интендантские склады И извозчичий двор. Шепелявя неловко И с грехом пополам, Молодая чертовка Там гадает гостям. Там солдатская шутка Льется, желчь не тая... Полосатая будка И махорки струя. Драли песнями глотку И клялись попадьей, Пили допоздна водку, Заедали кутьей. Ворон криком прославил Этот призрачный мир... А на розвальнях правил Великан-кирасир. 3 августа 1961. Утро Комарове 116 I **** Всем обещаньям вопреки И перстень сняв с моей руки, Забыл меня на дне... Ничем не мог ты мне помочь. Зачем же снова в эту ночь Свой дух прислал ко мне? Он строен был, и юн, и рыж, Он женщиною был, Шептал про Рим, манил в Париж, Как плакальщица выл... Он больше без меня не мог: Пускай позор, пускай острог... Я без него могла. 4 августа 1961. Ночь Комарове **** ВЫХОД книги Тот день всегда необычаен. Скрывая скуку, горечь, злость, Поэт — приветливый хозяин, Читатель — благосклонный гость. Один поэт ведет в хоромы, Другой — под своды шалаша, А третий — прямо в ночь истомы, Моим — и дыба хороша. Зачем, какие и откуда И по дороге в никуда, Что их влечет — какое чудо, Какая черная звезда? — Но всем им несомненно ясно, Каких за это ждать наград, Что оставаться здесь опасно, Что это не Эдемский сад. А вот поди ж! Опять нахлынут, И этот час неотвратим... И мимоходом — сердце вынут Глухим сочувствием своим. 13 августа 1961 (днем) Комарове m I Анна Ахматова. Собр; ание сочинении АЛЕКСАНДР У ФИВ Наверно, страшен был и грозен юный царь, Когда он произнес: «Ты уничтожишь Фивы!» И старый вождь узрел тот город горделивый, Каким он знал его еще когда-то встарь. Все, все предать огню! И царь перечислял И башни, и врата, и храмы — чудо света, Как будто для него уже иссякла Лета, Но вдруг задумался и, просветлев, сказал: «Ты только присмотри, чтоб цел был Дом Поэта». Октябрь 1961 Больница им. Ленина (Гавань) **** НАС ЧЕТВЕРО Комаровские наброски Ужели и гитане гибкой Все муки Данта суждены. О. Мандельштам Таким я вижу облик Ваш и взгляд. Б. Пастернак О, Муза Плача... М. Цветаева ... И отступилась я здесь от всего, От земного всякого блага. Духом-хранителем места сего Стала лесная коряга. Все мы немного у жизни в гостях, Жить — это только привычка. Чудится мне на воздушных путях Двух голосов перекличка. Двух? А еще у восточной стены, В зарослях крепкой малины, Темная, свежая ветвь бузины... Это — письмо от Марины. 19-20 ноября 1961 Ленинград. Больница в Гавани 12 **** РОДНАЯ ЗЕМЛЯ И в мире нет людей бесслезней, Надменнее и проще нас. 1922 В заветных ладанках не носим на груди, О ней стихи навзрыд не сочиняем, Наш горький сон она не бередит, Не кажется обетованным раем. Не делаем ее в душе своей Предметом купли и продажи, Хворая, бедствуя, немотствуя на ней, — О ней не вспоминаем даже. Да, для нас это грязь на калошах, Да, для нас это хруст на зубах. И мы мелем, и месим, и крошим Тот ни в чем не замешанный прах. Но ложимся в нее и становимся ею, Оттого и зовем так свободно — своею. / декабря 1961 Ленинград. Больница. Гавань **** Больничные молитвенные дни И где-то близко за стеною — море Серебряное — страшное, как смерть. 1 декабря 1961 Больница **** СЛУШАЯ ПЕНИЕ Женский голос, как ветер, несется, Черным кажется, влажным, ночным, И чего на лету ни коснется — Все становится сразу иным. Заливает алмазным сияньем, Где-то что-то на миг серебрит И загадочным одеяньем Небывалых шелков шелестит. И такая могучая сила Зачарованный голос влечет, Будто там впереди не могила, А таинственной лестницы взлет. 19 декабря 1961 (Никола Зимний) Больница им. Ленина (Вишневская пела «Бразильскую баховиану») **** 1123 Недуг томит — три месяца в постели. И смерти я как будто не боюсь. Случайной гостьей в этом страшном теле Я, как сквозь сон, сама себе кажусь. Декабрь 1961 12 **** И музыка тогда ко мне Тернового пути еще не знала. 1961 **** 1125 К СТИХАМ Вы так вели по бездорожью, Как в мрак падучая звезда. Вы были горечью и ложью, А утешеньем — никогда. 1961 ? **** [Не знаю, что меня вело Тогда над безднами такими.] 1961 ? **** 1/27 Что таится в зеркале? — Горе... Что шумит за стеной? — Беда. 1961 ? '128 **** Ромео не было, Эней, конечно, был. Конец 1961 **** I 129 И было сердцу ничего не надо, Когда пила я этот жгучий зной.. «Онегина» воздушная громада, Как облако, стояла надо мной. 14 апреля 1962 Ленинград 130 I **** Как зеркало в тот день Нева лежала, Закатом раскалившись докрасна, И все оно распахнуто стояло — Огромное преддверие — весна. Апрель? 1962 **** ПОЧТИ В АЛЬБОМ ...и третье, что нами владеет всегда И кажется призрачным раем... Чувство оно или просто беда — Мы никогда не узнаем. Может быть, где-нибудь вместе живем, Бродим по мягкому лугу, Здесь мы помыслить не можем о том, Чтобы присниться друг другу. Как я безмолвно благодарю Рок мой за подвиг жестокий И как свободно кому-то дарю Эти волшебные строки. 12 июня 1962 Ленинград 132 I **** О своем я уже не заплачу, Но не видеть бы мне на земле Золотое клеймо неудачи На еще безмятежном челе. 13 июня 1962 Ленинград **** I 133 Что у нас общего? Стрелка часов И направление ветра? — Иль в глубине оснеженных лесов Очерк мгновенного кедра, Сон? — что как будто ошибся дверьми И в красоте невозвратной Снился ни в чем не повинной, — возьми Страшный подарок обратно... 7 июня 1962 (день) Комарове 134 I **** ПОСЛЕДНЯЯ РОЗА Вы напишете о нас наискосок И. Бродский Мне с Морозовою класть поклоны, С падчерицей Ирода плясать, С дымом улетать с костра Дидоны, Чтобы с Жанной на костер опять. Господи! Ты видишь, я устала Воскресать, и умирать, и жить. Все возьми, но этой розы алой Дай мне свежесть снова ощутить. Комарове. 9 августа 1962 **** И северная весть на севере застала Средь вереска, зацветшего вчера, Жасмина позднего и даже этой алой Не гаснущей зари. 13 августа 1962 136 I **** ...полупрервана беседа И речью благосклонного соседа Тогда мне показалась эта весть. 13-16 ? августа 1962 **** I 137 Вот она, плодоносная осень! Поздновато ее привели. А пятнадцать божественных весен Я подняться не смела с земли. Я так близко ее разглядела, К ней припала, ее обняла, А она в обреченное тело Силу тайную тайно лила. 13 сентября 1962. Комарове (ночь) 138 I **** ЗАЩИТНИКАМ СТАЛИНА Это те, кто кричали: «Варраву! — Отпусти нам для праздника...», те, Что велели Сократу отраву Пить в тюремной глухой тесноте. Им бы этот же вылить напиток В их невинно клевещущий рот, Этим милым любителям пыток, Знатокам в производстве сирот. 25 октября 1962 Москва **** ЕЩЕ ОБ ЭТОМ ЛЕТЕ Отрывок И требовала, чтоб кусты Участвовали в бреде, Всех я любила, кто не ты И кто ко мне не едет... Я говорила облакам: «Ну ладно, ладно, по рукам». А облака — ни слова, И ливень льется снова. И в августе зацвел жасмин, И в сентябре — шиповник, И ты приснился мне — один Всех бед моих виновник. До 13 сентября 1962 Комарово 14 **** А тебе еще мало по-русски, И ты хочешь на всех языках Знать, как круты подъемы и спуски И почем у нас совесть и страх. 1962 **** ЧЕРЕЗ МНОГО ЛЕТ Последнее слово ...Men che dramma Di sangue m'e rimaso, che non tremi, Conosco i segni dell'antiqua fiamma. Dante. Purg atorio. XXX* Ты стихи мои требуешь прямо... Как-нибудь проживешь и без них. Пусть в крови не осталось и грамма, Не впитавшего горечи их. Мы сжигаем несбыточной жизни Золотые и пышные дни, И о встрече в небесной отчизне Нам ночные не шепчут огни. * Меньше грамма Осталось у меня крови, которая бы не трепетала. Узнаю следы былого огня. Данте. Чистилище, песнь XXX (ит.). **** И от наших великолепий Холодочка струится волна, Словно мы на таинственном склепе Чьи-то, вздрогнув, прочли имена. Не придумать разлуки бездонней, Лучше б сразу тогда — наповал... И, наверное, нас разлученней В этом мире никто не бывал. 1962 Москва **** I 143 Все это было — твердая рука И полувиноватая улыбка, Но делать нечего, и пусть пока Все это именуется ошибкой Жестокой... 1962 **** Если бы тогда шальная пуля Легкою тропинкою июля Увела меня куда-нибудь... 1962 **** Спасали всегда почему-то кого-то, Кто рядом со мною стоит. 1962 146 I **** Путь мой предсказан одною из карт, Тою, которой не буду... Из королев на Марию Стюарт, (Гамлетову Гертруду) 1962 **** I 147 Поэт не человек, он только дух — Будь слеп он, как Гомер, Иль, как Бетховен, глух, — Все видит, слышит, всем владеет... 1962 **** Твой месяц май, твой праздник — Вознесенье. 1962 **** I 149 («ИЕРЕМИЯ» СТРАВИНСКОГО) И вот из мрака встает одна Еще чернее, чем темнота, Но мне понятен ее язык, — Он как пустыня и прям и дик, И вот другая — еще черней, Но что нас связывает с ней. 1962 **** Там такие бродят души, — Спят такие сны... И я все согласна слушать, Кроме тишины. 1962 ? **** I 151 Так скучай обо мне поскучнее И побудничнее томись. 1962 ? **** Не находка она, а утрата, И не истина это, а — ложь... Ты ее так далеко запрятал, Что и сам никогда не найдешь. Так не прячут, весь мир заполняя Тенью тени и эхом таким. 1962 ? **** Превращая концы в начала, Верно, людям я спать мешала. 1962 или 1963 ? 154 I **** Так уж глаза опускали, Бросив цветы на кровать, Так до конца и не знали, Как нам друг друга назвать. Так до конца и не смели Имя произнести, Словно замедлив у цели Сказочного пути. 25 февраля 1963 Москва **** Все в Москве пропитано стихами, Рифмами проколото насквозь, Пусть безмолвие царит над нами, Пусть мы с рифмой поселимся врозь, Пусть молчанье будет тайным знаком Тех, кто с вами, а казался мной, Вы ж соединитесь тайным браком С девственной горчайшей тишиной, Что во тьме гранит подземный точит И волшебный замыкает круг, А в ночи над ухом смерть пророчит, Заглушая самый громкий звук. Февраль 1963 Москва 156 I **** Кого просить, куда бежать, Кому валиться в ноги... Февраль ? 1963 **** ПРЕДВЕСЕННЯЯ ЭЛЕГИЯ ...toi qui m'as consolee. Gerard de Nerval Меж сосен метель присмирела, Но, пьяная и без вина, Там, словно Офелия, пела Всю ночь нам сама тишина. А тот, кто мне только казался, Был с той обручен тишиной, Простившись, он щедро остался, Он насмерть остался со мной. 10 марта 1963 Комарово .ты, который утешил меня. Жерар де Нерваль (фр.). 158 I **** Взоры огненней огня И усмешка Леля... Не обманывай меня, Первое апреля! 31 марта 1963 **** 159 ЧЕРЕЗ 23 ГОДА Я гашу те заветные свечи, Мой окончен волшебнейший вечер, — Палачи, самозванцы, предтечи И, увы, прокурорские речи, Все уходит — мне снишься Ты!.. Доплясавший свое пред Ковчегом, За дождем, за ветром, за снегом Тень твоя над бессмертным брегом, Голос твой из недр темноты. И по имени!.. Как неустанно Вслух зовешь меня снова... «Анна!» Говоришь мне как прежде — «Ты». 13 мая 1963. Днем Комарове (Холодно, серо, мелкий дождь) **** ПЕРВОЕ ПРЕДУПРЕЖДЕНИЕ Какое нам, в сущности, дело, Что все превращается в прах, Над сколькими безднами пела И в скольких жила зеркалах. Пускай я не сон, не отрада И меньше всего благодать, Но, может быть, чаще, чем надо, Придется тебе вспоминать — И гул затихающих строчек, И глаз, что скрывает на дне Тот ржавый колючий веночек В тревожной своей тишине. 6 июня 1963 Москва. Ордынка **** Запад клеветал и сам же верил, И роскошно предавал Восток, Юг мне воздух очень скупо мерил, Ухмыляясь из-за бойких строк, Но стоял, как на коленях, клевер, Влажный ветер пел в жемчужный рог, Так мой верный друг, мой старый Север, Утешал меня, как только мог. В нехорошей стыла я истоме, Задыхалась в смраде и крови, Не могла я больше в этом доме, Вот когда железная Суоми Молвила: «Ты все узнаешь, кроме Радости, а ничего — живи». 30 июня 1963 Комарова 162 I **** ...и умирать в сознаньи горделивом, Что жертв своих не ведаешь числа, Что никого не сделала счастливым, Но незабвенною для всех была. Июнь 1963 Комарове Будка **** 163 Но мы от этой нежности умрем ..................повсюду третья Не оставляет никогда вдвоем, Как призрак отлетевшего столетья. .................душит мак, И говорит со мной опять виола, И мы летим, и снова всюду мрак, И кажется я говорю: — Паоло. Июнь—июль 1963 164 I **** ЗОВ (Arioso dolente) Бетховен, op. 110 И в предпоследней из сонат Тебя я скрыла осторожно, О, как ты позовешь тревожно, Непоправимо виноват В том, что приблизился ко мне, Хотя бы на одно мгновенье... Твоя мечта — исчезновенье, Где смерть лишь жертва тишине. / июля 1963 Комарове **** В ЗАЗЕРКАЛЬЕ О quae beatam, Diva, tenes Cyprum et Memphis... HOT Красотка очень молода, Но не из нашего столетья, Вдвоем нам не бывать — та, третья, Нас не оставит никогда. Ты подвигаешь кресло ей, Я щедро с ней делюсь цветами... Что делаем — не знаем сами, Но с каждым мигом нам страшней. Как вышедшие из тюрьмы, Мы что-то знаем друг о друге Ужасное. Мы в адском круге, А может, это и не мы. 5 июля 1963 Комарове О богиня, которая владычествует над счастливым островом Кипром и Мемфисом. Гораций (лат.). 166 I **** ЕЩЕ ТОСТ За веру твою и за верность мою, За то, что мы оба в проклятом краю, Пускай навсегда заколдованы мы, Но не было в мире прекрасней зимы, И не было в небе узорней крестов, Воздушней цепочек, длиннее мостов, За то, что плывет все, беззвучно скользя, За то, что нам видеть друг друга нельзя, За все, что мне снится еще и теперь, Хоть прочно туда заколочена дверь. 6 июля 1963 (утро) Комарове **** 1167 И ПОСЛЕДНЕЕ Была над нами, как звезда над морем, Ища лучом девятый смертный вал, Ты называл ее бедой и горем, А радостью ни разу не назвал. Днем перед нами ласточкой кружила, Улыбкой расцветала на губах, А ночью ледяной рукой душила Обоих разом. В разных городах. И, никаким не внемля славословьям, Перезабыв все прежние грехи, К бессоннейшим припавши изголовьям, Бормочет окаянные стихи. 23-25 июля 1963 168 I **** СОНЕТ Я тебя сама бы увенчала (И бессмертного коснулась лба). Да за это Нобелевки мало, Чтоб такое выдумать, Судьба! Перерыла ль ты твои анналы, Прибежала ль демонят гурьба, Иль туман вокруг поднялся алый, Или мимо пронесли гроба? Июль ? 1963 **** Стряслось небывалое, злое, Никак не избудешь его, И нас в этой комнате трое, Что, кажется, хуже всего. С одной еще сладить могу я, Но кто мне подсунул другую, И как с ней теперь совладать. В одной — и сознанье, и память, И выдержка лучших времен. В другой — негасимое пламя. Другая — два светлые глаза И облачное крыло. Июль ? 1963 170 I **** Не с такими еще разлучалась, Не таких еще слала во тьму, Отчего же палящая жалость К сердцу черному льнет моему? Нам домучиться мало осталось... Дай мне................и тюрьму. Июль—август ? 1963 **** ПЯТАЯ РОЗА Дм. Бобышеву Звалась Soleil * ты или Чайной И чем еще могла ты быть?.. Но стала столь необычайной, Что не хочу тебя забыть. Ты призрачным сияла светом, Напоминая райский сад, Быть и Петрарковским сонетом Могла, и лучшей из сонат. А те другие — все четыре Увяли в час, поникли в ночь, Ты ж просияла в этом мире, Чтоб мне таинственно помочь. 'Soleil — солнце (фр.). **** Ты будешь мне живой укорой И сном сладчайшим наяву... Тебя Запретной, Никоторой, Но Лишней я не назову. И губы мы в тебе омочим, А ты мой дом благослови, Ты как любовь была... Но, впрочем, Тут дело вовсе не в любви. Начато 3 августа (полдень), под «Венгерский дивертисмент» Шуберта. Окончено 30 сентября 1963 Комарова. Будка **** ТРИНАДЦАТЬ СТРОЧЕК И наконец ты слово произнес Не так, как те... что на одно колено, — А так, как тот, кто вырвался из плена И видит сень священную берез Сквозь радугу невольных слез. И вкруг тебя запела тишина, И чистым солнцем сумрак озарился, И мир на миг один преобразился, И странно изменился вкус вина. И даже я, кому убийцей быть Божественного слова предстояло, Почти благоговейно замолчала, Чтоб жизнь благословенную продлить. 8—12 августа 1963 **** Разлука призрачна — мы будем вместе скоро, И все запретное как призрак Эльсинора. И все не должное вокруг меня клубится, И, кажется, теперь должно меня убить. То плещет крыльями, то словно сердце бьется, Но кровь вчерашнюю уже не может смыть. 14 августа ? 1963 **** ВСТУПЛЕНИЕ Если бы брызги стекла, Что когда-то, звеня, разлетелись, Снова срослись — вот бы что В них уцелело теперь. 20 августа 1963 Комарове. Будка **** И было этим летом так отрадно Мне отвыкать от собственных имен В той тишине, почти что виноградной, И в яви, отработанной под сон. И музыка со мной покой делила, Сговорчивей нет в мире никого. Она меня нередко уводила К. концу существованья моего. И возвращалась я одна оттуда, И точно знала, что в последний раз Несу с собой, как ощущенье чуда, Что... 21 августа 1963. Утро Комарове. Будка **** Rosa moritur Ног. 1*. Последняя ода Ты — верно, чей-то муж и ты любовник чей-то, В шкатулке без тебя еще довольно тем, И просит целый день божественная флейта Ей подарить слова, чтоб льнули к звукам тем. И загляделась я не на тебя совсем, Но сколько предо мной ночных аллей-то И сколько в сентябре прощальных хризантем. Пусть все сказал Шекспир, милее мне Гораций, Он сладость бытия таинственно постиг... А ты поймал одну из сотых интонаций, И все не должное случилось в тот же миг. Август ? 1963 Роза, обреченная на смерть. Гораций кн. 1 (лат.). 17 S I **** ВМЕСТО ПОСВЯЩЕНИЯ По волнам блуждаю и прячусь в лесу, Мерещусь на чистой эмали, Разлуку, наверно, неплохо снесу, Но встречу с тобою — едва ли. Лето 1963 **** НОЧНОЕ ПОСЕЩЕНИЕ Все ушли, и никто не вернулся. Ахматова Не на листопадовом асфальте Будешь долго ждать. Мы с тобой в Адажио Вивальди Встретимся опять. Снова свечи станут тускло-желты И закляты сном, Но смычок не спросит, как вошел ты В мой полночный дом. Протекут в немом смертельном стоне Эти полчаса, Прочитаешь на моей ладони Те же чудеса. И тогда тебя твоя тревога, Ставшая судьбой, Уведет от моего порога В ледяной прибой. 10-13 сентября 1963 Комарово. Будка 18 **** Из-под смертного свода кургана Вышла, может быть, чтобы опять Поздней ночью иль утром рано Под зеленой луной волховать. 21 сентября 1963 Ноябрь ? 1963 Комарове **** Шелестит, опадая орешник, Где алмазный сиял семисвечник, Там мне светит одна темнота. Недостойные видеть друг друга Мы с того заповедного луга 19 октября 1963 **** За плечом, где горит семисвечник, И где тень Иудейской стены, Изнывает невидимый грешник Под сознаньем предвечной вины. Многоженец, поэт и начало Всех начал и конец всех концов Октябрь 1963 **** 1183 Знай, тот, кто оставил меня на какой-то странице И в мире блуждает и верен — как я — до конца, Был шуткой почти что и беглою небылицей В сравненьи с тобой и терновою тенью венца. 8 ноября 1963 **** БЕЗ НАЗВАНИЯ Среди морозной праздничной Москвы Где протекает наше расставанье И где, наверное, прочтете вы Прощальных песен первое изданье — Немного удивленные глаза: «Что? Что? Уже?.. Не может быть!» - «Конечно!. И святочного неба бирюза, И все кругом блаженно и безгрешно... Нет, так не расставался никогда Никто ни с кем, и это нам награда За подвиг наш. 12 декабря 1963 Москва **** Я играю в ту самую игру, От которой я и умру. Но лучшего ты мне придумать не мог, Но зачем же такой переполох? 17 декабря 1963 186 I **** Может быть, потом ненавидел И жалел, что тогда не убил. Ты один меня не обидел, Не обидевши — погубил. 22 декабря 1963 Москва **** ПРИ НЕПОСЫЛКЕ ПОЭМЫ Приморские порывы ветра, И дом, в котором не живем, И тень заветнейшего кедра Перед запретнейшим окном... На свете кто-то есть, кому бы Послать все эти строки. Что ж! Пусть горько улыбнутся губы, А сердце снова тронет дрожь. 1963 18 **** Мы больше не встречаться научились, Не подымаем друг на друга глаз, Но даже сами бы не поручились За то, что с нами будет через час. 1963 **** Быть страшно тобою хвалимой... Все мои подсчитала грехи. И в последнюю речь подсудимой Ты мои превратила стихи. 1963 190 I **** Оставь нас с музыкой вдвоем, Мы сговоримся скоро — Она бездонный водоем — Я призрак, тень, укора. Я не мешаю ей звенеть, — Она поможет — умереть. 1963 **** Чтоб я не предавалась суесловью. А между ними маленькая дверь, Железная, запачканная кровью. 1963 192 **** Я не сойду с ума и даже не умру. 1963 **** I 193 Врачуй мне душу, а не то Я хуже чем умру. 1963 **** Я выбрала тех, с кем хотела молчать В душистом спокойном тепле, Какое мне дело, что тень та опять На черном мелькнула стекле? 1963 ? **** СОНЕТ II me remet en топ premier Malheur Luise Labe. Quatre Sonnets, VIII * Приди как хочешь: под руку с другой, Не узнавая, в вражеском отряде, В каком угодно шутовском наряде, В кровавой маске или в никакой. Тебя я трону ледяной рукой, И ты наверно скажешь: Бога ради Не надо. Знаю — все Вы в Ленинграде Вкушаете божественный покой... Но я тебя и тут перешучу, Я буду остроумна беспощадно ................всех знакомых дур. Я для тебя из лучших заклинаний Какие-нибудь выберу — иди. 1963 ? *Он меня повергает в мое первое несчастье. Луиза Лабе. Четыре сонета, VIII (фр.). 196 I **** По самому жгучему лугу, Туда, где вскипала вода, Ничто нас не бросит друг к другу. 1963 ? **** 197 Чьи нас душили кровавые пальцы? 1963 ? **** И я не имею претензий Ни к веку, ни к тем, кто вокруг. 1963 ? **** 199 Оставь, и я была как все, И хуже всех была, Купалась я в чужой росе И пряталась в чужом овсе, В чужой траве спала. 1963 ? 20 **** Тополевой пушинке я б встречу устроила здесь. 1963 ? **** 1201 Быть может, презреннее всех на земле Нарушитель клятвы не данной. 1963 ? 20 **** Нет, ни в шахматы, ни в теннис... То, во что с тобой играю, Называют по-другому, Если нужно называть... Ни разлукой, ни свиданьем... Ни беседой, ни молчаньем... И от этого немного Холодеет кровь твоя. 1963 или 1964 ? Москва, Лаврушинский переулок **** 203 Пусть даже вылета мне нет Из стаи лебединой... Увы! лирический поэт Обязан быть мужчиной, Иначе все пойдет вверх дном До часа расставанья — И сад — не сад, и дом — не дом, Свиданье — не свиданье. 1963-1964 Р 204 **** И любишь ты всю жизнь меня, меня одну. Да, если хочешь знать, и даже вот такую. Пусть я безумствую, немотствую, тоскую, И вечная разлука суждена. Ты мне не обещал, и мы смеялись оба. 1963 ? - 1965 **** I 205 ПОСЛЕДНЯЯ Из цикла «Песенки» (А у нас) Услаждала бредами, Пением могил, Наделяла бедами Свыше всяких сил... Занавес неподнятый... Хоровод теней... Оттого и отнятый Был еще родней. Это все поведано Самой глуби роз, Но забыть мне не дано Вкус вчерашних слез. 24 января 1964 (днем) Москва 206 I **** ПИСЬМО Не кралось полуденным бродом, Не числилось в списке планет, Но прочно своим неприходом Куда-то запрятало свет. Май ? 1964 **** I 207 Пусть так теряют смысл слова И забываю бредни я, Пышнее нету торжества, Чем твой уход, Последняя! С какою легкостью тогда Ошибкой притворяешься. Май ? 1964 208 I **** Смерть одна на двоих. Довольно! Я уверена, что не больно, Ты уверен в чем-то другом. У тебя не глаза, а очи, И не голос, а впрочем... Нет, Сами мы из недр полуночи И................................... Май—июнь ? 1964 **** 1209 ИЗ «ДНЕВНИКА ПУТЕШЕСТВИЯ» Стихи на случай Светает. Это Страшный суд — И встречи горестней разлуки. Там мертвой славе отдадут Меня твои живые руки. Июнь 1964 Москва 21 **** РОМАНС Что тоскуешь, будто бы вчера Мы расстались: между нами вечность — Без особенных примет дыра, С неприглядной кличкой — бесконечность. Между тысячами тех разлук Наша превосходно уместилась — Сколько отсчитал ей кто-то мук, Так оно и вправду совершилось. Что тоскуешь, будто бы вчера... Нет у нас ни завтра, ни сегодня. Рухнула незримая гора, Совершилась заповедь Господня. 27 июля 1964 (днем) Комарове **** К МУЗЫКЕ Стала я, как в те года, бессонной, Ночь не отличаю ото дня, Неужели у тебя — бездонной — Нету утешенья для меня?.. Я-то всех полвека утешаю, Ты могла бы взять с меня пример. /—5 августа 1964 2 **** .. .и той, что танцует лихо, И той, что всегда права, И той, что находит выход, — Неистовые... слова. 22 августа 1964 Комарове **** 213 ПАМЯТИ B.C. СРЕЗНЕВСКОЙ Почти не может быть, ведь ты была всегда: В тени блаженных лип, в блокаде и в больнице, 8 тюремной камере и там, где злые птицы, И травы пышные, и страшная вода. О, как менялось все, но ты была всегда, И мнится, что души отъяли половину, Ту, что была тобой, — в ней знала я причину Чего-то главного. И все забыла вдруг... Но звонкий голос твой зовет меня оттуда И просит не грустить и смерти ждать, как чуда. Ну что ж! попробую. 9 сентября 1964 Комарова 2U I **** В ВЫБОРГЕ О.А. Ладыженской Огромная подводная ступень, Ведущая в Нептуновы владенья, — Там стынет Скандинавия, как тень, Вся — в ослепительном одном виденье. Безмолвна песня — музыка нема, Но воздух жжется их благоуханьем, И на коленях белая зима Следит за всем с молитвенным вниманьем. 24 сентября 1964 Комарове. (Озерная, днем) **** Земля хотя и не родная, Но памятная навсегда, И в море нежно-ледяная И несоленая вода. На дне песок белее мела, А воздух пьяный, как вино, И сосен розовое тело В закатный час обнажено. А сам закат в волнах эфира Такой, что мне не разобрать, Конец ли дня, конец ли мира, Иль тайна тайн во мне опять. 25 сентября 1964 Комарове 216 I **** ЗАПРЕТНАЯ РОЗА Ваша горькая божественная речь... А. Найман Ты о ней как о первой невесте Будешь думать во сне и до слез... Мы ее не вдыхали вместе, И не ты мне ее принес. Мне принес ее тот крылатый Повелитель богов и муз, Когда первого грома раскаты Прославляли наш страшный союз. Тот союз, что зовут разлукой, И какою-то сотою мукой, Что всех чище и всех черней. 10 октября 1964 **** I 217 Я еще сегодня дома, Но уже Все немножко незнакомо — Вещи в тайном мятеже. И шушукаются, словно Где им? что им? — без меня, Будто в деле уголовном Возникает западня. Ноябрь ? 1964 218 **** И это станет для людей Как времена Веспасиана, А было это — только рана И муки облачко над ней. 18 декабря 1964. Ночь. Рим **** 219 ПОСЛЕДНИЙ ДЕНЬ В РИМЕ Заключенье не бывшего цикла Часто сердцу труднее всего, Я от многого в жизни отвыкла, Мне не нужно почти ничего, — Для меня комаровские сосны На своих языках говорят И совсем как отдельные весны В лужах, выпивших небо, — стоят. 24 декабря 1964 В Сочельник 220 I **** (МЭЧЭЛЛИ) Мы по ошибке встретили Год — Это не тот, не тот, не тот... Что мы наделали, Боже, с тобой, С кем еще мы поменялись судьбой? Лучше б нас не было на земле, Лучше б мы были в небесном кремле, Летали, как птицы, цвели, как цветы, Но все равно были — я и ты. Декабрь 1964-1965 Рим Москва **** 221 Беспамятна лишь жизнь, — такой не назовем Ее сестру, — последняя дремота В назначенный вчера, сегодня входит дом, И целый день стоят открытыми ворота. 1964 22 **** Но кто подумать мог, что шестьдесят четвертый На самом донышке припас такое мне. 1964 **** 223 Напрягаю голос и слух, Говорю я как с духом дух, Я зову тебя — не дозовусь, А со мной только мрак и Русь... 1964 ? 22 **** Молитесь на ночь, чтобы вам Вдруг не проснуться знаменитым. 1964 или начало 1965 ? **** МУЗЫКЕ Ты одна разрыть умеешь То, что так погребено, Ты томишься, стонешь, млеешь И потом похолодеешь И летишь в окно. 1964-1965 ? 226 I **** ИЗ ЦИКЛА «В ПУТИ» Совсем вдали висел какой-то мост. И в темноте декабрьской, влажной, грязной Предстала ты как будто во весь рост Чудовищной, преступной, безобразной. Во мраке та, а завтра расцветет Венецией — сокровищницей мира — Я крикнула: «Бери все, твой черед, Мне больше не нужны ни лавр, ни лира». 17 января 1965 **** Не напрасно я носила Двадцать лет ярмо — Я почти что получила От него письмо Не во сне, а в самом деле, Просто наяву Февраль ? 1965 22 **** ВМЕСТО ПОСЛЕСЛОВИЯ К циклу «Полночные стихи» А там, где сочиняют сны, Обоим — разных не хватило, Мы видели один, но сила Была в нем, как приход весны. 4 мая 1965 **** I 229 Для суда и для стражи незрима, В эту залу сегодня войду Мимо, мимо, до ужаса мимо... Май ? 1965 230 I **** То лестью новогоднего сонета, Из каторжных полученного рук, То голосом бессмертного квартета, Когда вступала я в волшебный круг... Май ? 1965 **** И. Берлину Не в таинственную беседку Поведет этот пламенный мост: Одного в золоченую клетку, А другую на красный помост. 5 августа 1965 23 **** Пускай австралийка меж нами незримая сядет И скажет слова, от которых нам станет светло. Как будто бы руку пожмет и морщины разгладит, Как будто простит, наконец, непростимое зло. И пусть все по-новому — нам время опять неподвластно, Есть снова пространство и даже безмолвие есть. 26/27 августа 1965. Ночь **** 1233 Я там иду, где ничего не надо, Где самый милый спутник — только тень, Где веет ветер из другого сада, А под ногою первая ступень. Октябрь ?1965 234 I **** И никогда здесь не наступит утро. Луна — кривой обломок перламутра — Покоится на влажной черноте. Конец октября 1965 **** И странный спутник был мне послан адом, Гость из невероятной пустоты. Казалось, под его недвижным взглядом Замолкли птицы — умерли цветы. В нем смерть цвела какой-то жизнью черной. Безумие и мудрость были в нем ........................................и тлетворной Конец 1965 г. (октябрь ?) 236 **** Кто тебя мучил такого Не нахожу ни слова, И возражений нет. Ноябрь ? 1965 **** I 237 Что там клокотало за дверью стеклянной, То, может быть, не было мной. Декабрь 1965 — январь 1966 238 I **** А как музыка зазвучала И очнулась вокруг зима, Стало ясно, что у причала Государыня-смерть сама. Конец 1965 — январь 1966 **** I 239 МУЗЫКА Сама себя чудовищно рождая, Собой любуясь и собой давясь, Не ты ль, увы, единственная связь Добра и зла, земных низин и рая? Мне кажется, что ты всегда у края. 1965 **** Музыка могла б мне дать Пощаду в день осенний, Чтоб в ней не слышался опять Тот вопль — ушедшей тени Что б я могла по ней пройти, Как по........................... 1965 **** -е 241 Я у музыки прошу Пощады в день осенний, Чтоб в ней не слышался опять Тот голос — страшной тени. 1960-е годы **** Сама Нужда смирилась наконец, И отошла задумчиво в сторонку. Февраль 1966 ДОПОЛНЕНИЯ к тому 1 Том 2. Дополнения к т. 1 По валам старинных укреплений Два монаха медленно прошли И всю ночь не умолкали звоны Над простором вспаханной земли Здесь всего слышнее от Ионы Колокольни Лаврские вдали. 1909 Киев 24 **** ДИФИРАМБ Зеленей той весны не бывало еще во вселенной 1909 ? Том 2. Дополнения к т. 1 247 [А.А.СМИРНОВУ] Когда умрем, темней не станет, А станет, может быть, светлей. 1911 Май Париж 24 **** АЛЕКСАНДРУ БЛОКУ От тебя приходила ко мне тревога И уменье писать стихи. Март 1914 Том 2. Дополнения к т. 1 1249 БЕЛАЯ НОЧЬ Небо бело страшной белизною, А земля как уголь и гранит. Под иссохшей этою луною Ничего уже не заблестит. Женский голос, хриплый и задорный, Не поет — кричит, кричит. Надо мною близко тополь черный Ни одним листком не шелестит. Для того ль тебя я целовала, Для того ли мучалась, любя, Чтоб теперь спокойно и устало С отвращеньем вспоминать тебя? 7 июня 1914 Слепнево 250 I **** Я в этой церкви слушала Канон Андрея Критского в день строгий и печальный, И с той поры великопостный звон Все семь недель до полночи пасхальной Сливался с беспорядочной стрельбой, Прощались все друг с другом на минуту, Чтоб никогда не встретиться... И смуту Кровавую я назвала судьбой. 1917 Петербург. Боткинская, 9. DUBIA 252 I **** Ты к морю пришел, где увидел меня, Где, нежность тая, полюбила и я. Там тени обоих: твоя и моя, Тоскуют теперь, грусть любви затая. И волны на берег плывут, как тогда, Им нас не забыть, не забыть никогда. И лодка плывет, презирая века, Туда, где в залив попадает река. И этому нет и не будет конца, Как бегу извечному солнца-гонца. 1906 Том 2. Dubia 253 Еще к этому добавим Самочиркой золотой, Что Аничкова прославим Сердцем всем и всей душой. 1912 ? 254" I **** ЮДИФЬ В шатре опустилась полночная мгла, Светильник задула, лампады зажгла. Глаза Олоферна огней горячей Пылают они от Юдифи речей. — Сегодня, владыка, я буду твоей Раскинься привольней, вина мне налей. Ты мой повелитель отныне, а я Твоя безраздельно, навеки твоя. От ласк предвкушаемых ты захмелел... Так что же лицо моё бело как мел? Иль я не Юдифь, не Израиля дочь? Умру, но сумею народу помочь. Заснул Олоферн на кровавых коврах. Покинь мою душу тревога и страх. Пускай непосилен для женщины меч, Поможет мне Бог Олоферну отсечь Том 2. Dubia 1255 Тяжелую голову, что поднимал, Когда моим сказкам, как мальчик, внимал. Когда говорил, что меня возлюбил, Не знал он, что час его смертный пробил. Рассвета проникла в шатер бирюза. Молили главы отсеченной глаза: — Юдифь, руку я ведь направил твою, Меня ты попрала в неравном бою. Прощай же, Израиля ратная дочь, Тебе не забыть Олоферна и ночь. 1922 (Записала в 1945) 256 **** Прикована к смутному времени В нищете ледяных дворцов. Но капля за каплей по темени Бьет таинственный древний зов. Я знаю — с места не сдвинуться Под тяжестью виевых век. А если бы вдруг откинуться В какой-то семнадцатый век. С душистою веткой берёзовой Под Троицу в церкви стоять. С боярынею Морозовой Сладимый медок попивать. А после на дровнях, в сумерки В навозном снегу тонуть. Какой сумасшедший Суриков Мой последний напишет путь... 1937 Том 2. Dubia 257 о.м. Нет, с гуртом гонимым по Ленинке За Кремлёвским поводырём Не брести нам, грешным, вдвоём. Мы с тобой, конечно, пойдём По Таганцевке, по Есенинке Иль большим Маяковским путём... 1930-е годы 258 I **** ИЗ ЛЕНИНГРАДСКИХ ЭЛЕГИИ О! Из какой великолепной тьмы Тебя я повстречала на пороге. Тебе благоприятствовали боги, Ты перешел порог моей тюрьмы. Едва освоившись в моем чертоге, «Как Сафо, вас перелагаем мы», Сказал, и руки были напряженно строги, Глаза опущены, уста немы. Ты произнес на русском языке Слова, во сне услышанные дважды, И это было утоленьем жажды, А я была ещё в немой тоске. Я знала всё, что после совершится, Но не могла навек с тобой проститься. 1945-1956 Жизнь поэта 7. «ВОТ ОНА, ПЛОДОНОСНАЯ ОСЕНЬ...» В одной из рабочих тетрадей РГАЛИ (РТ 103, л.7—8; 10 об.—И, 14—18 об.) Ахматова записала в 1961 г. план-конспект автобиографической книги «Мои полвека». Последняя и самая короткая «Третья часть» рассказывала о 1946 — 1961 гг.: «15 мая 56 г. возвращение Левы. Фонтанный Дом — Красная Кон¬ница. Ордынка. Комарове Временами работа над поэ¬мой, с 1955 г. — стихи. С 1958 («Литература и жизнь») печатаюсь в журналах. 1951 май — инфаркт. Больница. С 1950 г. — переводы. Работа над Пушкиным. Конец»*. Остановимся на одной фразе из этой краткой за¬писи: «С 1955 г. — стихи». Что же было написано в 1955 г., какими стихами начался, по мнению Ахмато¬вой, новый этап ее творчества? 4 июля 1955 г. написана «Северная элегия» (О десятых годах): ... И чем сильней они меня хвалили, Чем мной сильнее люди восхищались, Тем мне страшнее было в мире жить * Записные книжки Анны Ахматовой (1958 — 1966). М.; Torino: Einaudi. 1996. С. 140. И тем сильней хотелось пробудиться. И знала я, что заплачу сторицей В тюрьме, в могиле, в сумасшедшем доме, Везде, где просыпаться надлежит Таким, как я, — но длилась пытка счастьем. В 1955 г. написаны две «песенки» — «Под узор¬ной скатертью...», позже получившая название «За¬стольная», и «А ведь мы с тобой / / Не любилися» («Любовная»). В них говорится и о собственных сти¬хах: «Сплетней изувечены, / / Биты кистенем, / / Ме¬чены, мечены // Каторжным клеймом», — и о собст¬венной судьбе: «Тебе — белый свет, // Пути воль¬ные, / / Тебе зорюшки / / Колокольные. //А мне ватничек //И ушаночку. / / Не жалей меня, / / Катор-жаночку». Эти стихи будут напечатаны много позже — после смерти поэта; но для будущих читателя и иссле-дователя своего творчества она назвала именно 1955 г. Вехами личной жизни Анны Ахматовой были 5 марта 1953 г. — день смерти Сталина, расстрел Берии, начавшийся при Н.С. Хрущеве процесс ре¬абилитации и освобождения невинно осужденных; XX и XXII съезды партии с их разоблачениями «куль¬та личности». С радостью Ахматова встретила сооб¬щения о подготовке к изданию стихотворений О. Ман¬дельштама, о попытках пересмотреть обвинения в ад-рес Н. Гумилева и напечатать его произведения. А у Ахматовой в 1950-е годы печатаются прежде всего переводы: в антологиях осетинской (1952) и ар¬мянской (1957), грузинской (1954 и 1958), китайской (1956 и 1957), латышской (1955), румынской (1958), татарской (1957), чешской (1959) поэзии и в авторс¬ких книгах: Н. Григ. Избранное (М., 1956), М. Джа¬лиль. Мои песни (М., 1956), А. Исаакян. Избранные произведения (в 2 т. Т 1. М., 1958), И. Иованович-Змай. Стихотворения (М., 1958), М. Маркарян. Раз¬думье (М., 1956), П. Маркиш. Избранное (М., 1957), Я. Райнис. Избранные произведения (Б-ка поэта. М., 1953), Р. Тагор. Сочинения (в 8 т. Т. 7. М., 1957), И. Франко. Сочинения (в 10 т. Т. 7 и 8. М., 1958), И. Хагеруп. Стихотворения (М., 1956), К. Хетагуров. Собрание сочинений (в 3 т. Т. 1. М., 1951), Цюй Юань. Стихи (М., 1954), В. Гюго. Собрание сочинений (в 15 т. Т. 1, 3,12,13. М., 1953 — 1956). В середине 1950-х го¬дов вышли два издания переводов Ахматовой с корей¬ского — «Корейская классическая поэзия» (М., Гос¬литиздат, 1956) и переработанное и дополненное изда¬ние той же книги (1958). Таков далеко не полный перечень того, что перевела Ахматова в эти годы. В декабре 1958 г. Л. К. Чуковская записала ее слова о своей жизни: «Замучена переводами. Жалуется, что от них голова болит и ничего своего писать не может. — Я себя чувствую каторжницей. Минут на двад¬цать взяла сегодня своего Пушкина — дуэль — и сра¬зу отложила: нельзя. Прогул совершаю»*. В 1957 г. Ахматова дала интервью для журнала «Культура и жизнь» в рубрике «Писатели рассказывают. О своих творческих планах». Там же был помещен портрет по¬эта работы художника А. Тышлера. Приведем текст этого интервью, — помня при этом, что речь Ахмато¬вой не была записана ни стенографически, ни с помо¬щью диктофона, а дана в пересказе: 'Чуковская Л.К. Записки об Анне Ахматовой. В 3 т. М.: Согласие. 1997. Т. 2. С. 345 (далее том и страница указаны в тексте). Недавно в Государственном издательстве художественной лите¬ратуры вышел сборник моих переводов классической корейской поэ¬зии — «Неувядаемые слова страны зеленых гор». Это — произведе¬ния корейских поэтов XV—XVIII веков. Все они переведены на рус¬ский язык впервые. В сборник вошла поэма Юн Сон До «Времена года рыбака», сюжет и общее настроение которой неожиданно напоми¬нают повесть Хэмингуэя «Старик и море». Стихи корейских поэтов очень близки к живописи, в них отсут¬ствует рифма, и это обстоятельство дает переводчику большую свободу и в то же время позволяет сделать перевод особенно точным. Известно, если в собственных стихах рифмы — крылья, то при переводе они пре¬вращаются в гири. Я перевела поэму Рабиндраната Тагора «Африка». Работаю так¬же над переводами древнекитайских поэтов. В Ростовском театре идет драма Виктора Гюго «Марион Делорм» в моем переводе. Собираюсь в скором времени познакомить советских читателей с творчеством серб¬ских и чешских поэтов. Меня давно привлекала мысль поглубже заглянуть в творческую лабораторию Пушкина. Мною уже закончена одна из работ такого рода — о «Каменном госте»; другая — о некоторых моментах биогра¬фии Пушкина, об обстоятельствах и причине гибели поэта — находит¬ся в стадии завершения. Что касается поэтического моего творчества, то в сентябре про¬шлого года вышел сборник «День поэзии», включающий произведения свыше ста советских поэтов, в том числе и одно из моих стихотворений — «Естьтри эпохиу воспоминаний...». К сороковой годовщине Октябрь¬ской революции выйдет двухтомная антология советской поэзии. Там будет помещено свыше двадцати моих стихотворений разных лет. И, наконец, в этом году Гослитиздат наметил выпустить книгу моих произведений — «Избранное». В сборник войдут стихи 1910 — 1956 годов, а также отрывки из новой поэмы — «Тысяча девятьсот тринадцатый год». Над этой поэмой я продолжаю работать и сейчас. Ахматова назвала свою готовящуюся к печати кни¬гу «Избранное» (она называлась так со времен 1953 г., когда это был третий вариант сборника «Слава миру!», перерабатывавшийся после смерти Сталина под редак¬цией А. Суркова). Книга увидит свет в 1958 г. под заглавием «Стихотворения». Книга в темно-красном пе¬реплете, небольшая, на одну треть состоящая из пере¬водов. Первая ее часть —девяносто страниц под на¬званием «Стихи разных лет» — была выстроена по хро¬нологии (с точностью до десятилетий), начиная от стихотворения 1909 г. «Подушкауже горяча...». Пос¬левоенные стихи в этой книге объединялись темой по¬тери любимого человека — то ли из-за разрыва, то ли из-за его ранней смерти («И время прочь, и простран¬ство прочь...», «Черную и прочную разлуку...» из бу¬дущего цикла «Шиповник цветет. Из сожженной тет¬ради»). Затем в книге следовали «блоковские стихи», эта тема прерывалась стихами военных лет, стихами о победе и возвращении в Ленинград («Вторая годов¬щина»), после чего были напечатаны «патриотические» стихи начала 1950-х годов: «Прошло пять лет, — и за¬лечила раны...», «Песня мира», «Говорят дети», «В пио¬нерлагере», «Приморский Парк Победы». И нако¬нец — финал раздела «Стихи разных лет»: «Предыс¬тория» (будущая первая «Северная элегия»), полный цикл «Cinque», воспоминания о военном Ташкенте («Третью весну встречаю вдали...»), еще два стихот¬ворения из будущего цикла «Шиповник цветет. Из со¬жженной тетради» — «Таинственной невстречи...» и «Пусть кто-то еще отдыхает на юге...» — и неболь¬шой отрывок из «Поэмы без героя» под названием «Отрывок» (от строки «Так под кровлей Фонтанного Дома...»), который своим зачином — указательным местоимением «Так» — как бы подводил итог сказанному в книге на предшествующих страницах. В этом отрыв¬ке — и Тобрук, и «звук шагов в Эрмитажных залах», и «Седьмая симфония» Шостаковича, и заменившие истинный финал «Эпилога» поэмы строки: «Не сражен-ная бледным страхом...», с датой — 1942, Ташкент. Среди переводов — китайские поэты Цуй Юань и Ли Шань-инь, корейцы Юн Сон До, Ким Су Чжан, Ли Кван Ук, Хон Со Бон, Ким Сан Хен и др., отры¬вок из трагедии «Марион Делорм» Виктора Гюго, с осетинского Александр Цурукаев, с румынского Александру Тома, Перец Маркиш (с еврейского) и Ра-биндранат Тагор (с бенгальского). Раздел переводов большей частью содержал уже опубликованные ранее в книгах и журналах тексты. Впервые такой раздел по¬явился в рукописи сборника «Слава миру!», который был как бы предшественником книги 1958 г., причем, пожалуй, именно состав этого раздела с 1950 по 1958 гг. претерпел наиболее радикальные изменения. В ранних вариантах сборника были, конечно, произведения типа «Слава Вождю» И. Гришашвили и «Московские ку¬ранты» О. Сарывелли, но также в него были включе¬ны и другие, глубоко искренние и созвучные внутрен¬ним переживаниям и движениям души самой Ахмато¬вой стихи. Например, стихотворение Юлиана Тувима «Клич» об освобожденной Польше: Вернитесь, позабытые слова, Обычные и стертые! Скорее Во мне зарею новой запылайте, Чтоб больше не шептал я, но чтоб крикнул: «Варшава! Гордость! Улица! Народ! ...» О, счастье дивное, что гражданином стал я Освобожденной Речи Посполитой! Или «Мое богатство» Маро Маркарян: «Родина и сын милее жизни...», или стихотворения Максима Лужанина «Верблюжий караван» и «Вечная жизнь», в переводах которых (с белорусского) явственно зву¬чит ахматовская интонация: Морозный день. Санкт-Петербург. Гулянье. В последний раз осмотрен пистолет. И к Черной речке быстро мчатся сани. Что будет там? Не ведает поэт. Утоптан снег, блеснул огонь, и смерти Глаза певца уже покрыл туман. Он привстает: как бы в корону метит, — Наемник ранен, жаль не сам тиран! И — забытье... Сугробы снеговые... Под шелест хвой, под ветками берез Как будто в даль он едет по России, А слава вслед, не утирая слез ... Не случайно именно переводы М. Лужанина ос¬тановили на себе внимание внутренних рецензентов сборника «Слава миру!», в частности, строки о Пушки¬не: «Невольник тот же он, хоть и на воле, — // Сле¬дит за ним увенчанный жандарм» — получили отри¬цательную оценку в рецензии В. Смирновой (РГАЛИ). Предложил снять стихотворение М. Лужанина «Веч¬ная жизнь» рецензент А. Палладии* (т а м ж е). Сре¬ди переводов Ахматовой были стихи С. Нерис, П. Усен-ко, Н. Грига, Л. Попова, Цюй-Юаня. В книге «Стихотворения» 1958 г. из предыдущего состава остались только Цуй Юань «Из поэмы Ли-сао» и «Летом» А. Цурукаева — о посевах кукурузы, столь милых в те годы Н.С. Хрущеву: * Отметим кстати, что эти ахматовские переводы вышли в 1952 г. в книге: Лужанин М. Стихи. Л.: Сов. писатель. С. 76—78 и 81— 82. Легкий ветер вольно пляшет, В тенях облачных земля... И крылом зеленым машут Кукурузные поля. Никаких политических аллюзий, иногда — уме¬ренная печаль: И сад не сторожат — пусть входит кто захочет, Там вихри, холод, дождь секущий и косой, И — никого. Печаль одна здесь слезы точит ... Перец Маркиш. «Осень». Иногда — «волошинская» тема путника-гостя, которому дают приют и хлеб: «Но ты его расспраши¬вать не смей, // Куда идет, явился он отколе» (Алек¬сандру Тома. «Скиталец»). На книгу «Стихотворения» 1958 г. рецензий было немного. Наиболее заметная — Льва Озерова «Сти¬хотворения Анны Ахматовой», напечатанная 23 июня 1959 г. в «Литературной газете» и вышедшая к дню семидесятилетия поэта. Лев Озеров говорит о творче¬стве Ахматовой за последние пятнадцать лет как о «раз¬говоре с современником», утверждает, что ее поэзия, особенно любовная лирика, это «... лирика преодо¬ления одиночества, исповедь дочери века, понявшей, что путь одиночества и изоляции ведет художника к тяжелой драме». По мнению критика, Ахматова ни¬когда не изменяла своей поэтике и интонации, но все время двигалась вперед. «Можно говорить о сложнос¬ти и напряженности ее большого творческого пути. Но не замечать того, что это путь, — нельзя. По мере сво¬их сил поэтесса стремилась найти путь к новому чита¬телю. Это путь к современности, а не прочь от нее»*. Литературная газета. 1958. 23 июня. № 78. С. 3. В этой статье Озерова — еще робкое, но внутрен¬не осознанное возражение прежней оценке творчества Ахматовой, данной в постановлении ЦК ВКП(б) «О журналах «Звезда» и «Ленинград» и в многочис¬ленных журнально-газетных статьях после него, — не случайно критик говорит о пятнадцати последних го¬дах, т. е. о времени после 1944 до 1959 г. Книгу «Стихотворения» 1958 г. Ахматова дарила, вписывая на свободные места на страницах неопубли¬кованные стихотворения. Так, в книгу, подаренную В. Г. Адмони, она вписала стихи: «Надпись на порт¬рете» с посвящением Т. В-ой (с. 68), «Современни¬ца» с посвящением С. А. (с. 76), «Один идет прямым путем...» (с. 94) и сделала дарственную надпись — «Милым Адмони хоть это Ахматова. 1 января 1959. Ленинград». В книгу, подаренную А. И. Болдыреву, вставлено стихотворение «Музыка»*. Во многих экзем¬плярах Ахматова заклеивала стихи — «Песню мира» (на с. 76) и соседние с нею страницы. Анна Ахматова посылает книгу Ариадне Сергеев¬не Эфрон — с надписью: «Ариадне Сергеевне Эфрон не без смущения эти обломки. 4 января 1959. Ле-нинград»**. Ариадна Сергеевна ответила благодарствен¬ным письмом, в котором были слова: книжка Ахмато¬вой — конечно, всего лишь обломки, «но ведь и Вене¬ру Милосскую мы знаем без рук» (2, 357). В экземпляр книги, подаренной Л. К. Чуковской, вписан «Последний сонет», исправлены даты, надпись: "Болдырев А.И. Из дневника / Об Анне Ахматовой. С 308. ** Эта надпись приведена в кн.: Э ф р о н А. О Марине Цветае¬вой. Воспоминания дочери. М.: Сов. писатель, 1989. С. 261. «Лидии Корнеевне Чуковской, чтобы она вспомни¬ла все, чего нет в этой книге. Ахматова. 19 декабря 1958. Москва» (2, 342—344). «Ваша книжка, — сказала автору Л. К. Чуковская. — Встречаешься со старыми, давно полюбленными стихами и присоеди¬няешь к своей любви новые — «Предысторию», например» (2, 346). И еще одна запись Л. К. Чу¬ковской: «...Анна Андреевна хоть и рада своему сборнику, но и огорчена им: она уверяет, что книжка эта — ерунда, мусор, что она только введет в заб¬луждение читателей («так это-то и есть хваленая Ах¬матова? стоило огород городить!»), а все-таки, ду¬маю я, честь и хвала Суркову. Да, конечно, в сбор¬нике отсутствует главное: трагический путь великого поэта. Нет и самых замечательных, необходимейших стихов. И все-таки это она, это Анна Ахматова: «Предыстория», «Хорошо здесь: и шелест и хруст», «Черную и прочную разлуку»... Путь и трагедия остались за бортом книги, но голос, которому дано исцелять души, звучит» (2, 288—289). По договору с Гослитиздатом Ахматова готовила новую книгу. 25 ноября 1959 г. она сказала своему зна¬комому, ученому-востоковеду А.Н. Болдыреву: «Я го¬товлю книжку, около 5 тысяч строк и автобиографию. Писала все лето свои стихи, не переводы»*. В своем дневнике А.И. Болдырев записывает 12 апреля 1961 г.: «Она приехала в феврале из Москвы и с тех пор нездорова. Страшная полнота, отечность. Заметное ухудшение слуха. Но дух в прежней блиста¬тельной ясности»**. Болдырев А.Н. Из дневника. С. 308. 1 а м же. Новая книга — «Стихотворения (1909—1960)» была подписана к печати 16 февраля 1961 г. Однако выход ее в свет состоялся несколько позже: по требова¬нию Ахматовой почти весь ее тираж был переплетен заново, так как ей не понравился зеленый цвет пере¬плета — «отвратительная зеленая лягушка». В этой книге — «Поэма без героя» — «1913 год (Три фраг¬мента из поэмы)» — там есть и «некоторые части», которых нет в американской публикации 1960 г. в аль¬манахе «Воздушные пути». Об этом Ахматова расска¬зывала с гордостью. Однако в этой книге снова — «Приморский Парк Победы», «Песня мира», «Прошло пять лет — и за¬лечила раны...», «Говорят дети», и «В пионерлагере» под заглавием «Послесловие», — т.е. тот же обяза¬тельный набор советских патриотических стихов, ко¬торые должны «прикрывать», «спасать», «защищать» трагические ахматовские темы. И снова Ахматова пи¬шет на этой книге, даря ее близким людям: «И. Б. (т.е. Исайе Берлину) хоть такую А. 8 июня 1965. Лон¬дон»; «Милой Наталии Ивановне Толстой с чувством смущения А. Ахматова. 21 июня 1961. Москва»; «Сергею Васильевичу Шервинскому, которому я хо¬тела бы подарить гораздо более полное издание — дружески А. Ахматова. 21 января 1963. Моск¬ва». Правда, наряду с этими — и другие надписи, свидетельствующие о том, что книга 1961 г. — дорога автору. B.C. Срезневской: «Милому другу Вале, сви¬детельнице этого пути, с любовью ее Ахматова 13 ав¬густа 1961. Комарове». Л.К. Чуковской: «Милой Лидии Корнеевне Чуковской за ее необычное и глу¬бокое отношение к этим стихам дружески Анна Ах¬матова 22 июня 1961». В последнем разделе — «Ше¬стой книге» — «Cinque», две «Северные элегии», цикл из восьми стихотворений «Шиповник цветет» (с датами 1946—1956 гг.), цикл «Тайны ремесла» из шести стихотворений (с датами 1940—1960 гг.) и не¬сколько последних стихотворений (с датами 1958,1959 и 1960 гг.), грустных, говорящих о близости смерти, обращенных к тайникам памяти. Именно эти стихи были жестоко искалечены цензурой и редакторским правящим карандашом. Хрущевская «оттепель» закончилась, не успев на¬чаться. В 1958—1959 гг. в печати широко разверну¬лась кампания против Бориса Пастернака из-за его ро¬мана «Доктор Живаго», опубликованного за границей. «Провокационная вылазка международной реакции», «Постыдная, антипатриотическая позиция Пастерна¬ка», «Шумиха реакционной пропаганды вокруг лите¬ратурного сорняка» — названия статей и формулиров¬ки «обличений» в «Литературной газете», «Правде», в «Новом мире». 27 октября 1958 г. Пастернак был исключен из Союза писателей. Л.К. Чуковской Пас-тернак напоминал М.М. Зощенко в предсмертный пе¬риод: Ахматова, хотя и всем сердцем сочувствовала ему, такого сравнения не допускала: «.. .по сравнению с тем, что делали со мною и с Зощенко, история Бориса — бой бабочек!» (2, 341). «Конечно, ее мука с пастернаковской несравнима, потому что Лева был на каторге, а сыновья Бориса Леонидовича, слава Богу, дома. И она была нищей, а он богат. Но зачем, зачем ее тянет сравнивать — и гор¬диться? «Сочтемся мукою, ведь мы свои же люди...» (2, 341). Ахматова не стремилась печататься за рубежом, не нарушала предписанные ей редакторскими запрета¬ми правила. Она смирилась с тем, что ее лучшие про¬изведения находились на родине под запретом. И внеш¬не — ее «печатание» было регулярным и «благополуч¬ным». С 1958 г. и до весны 1966 г., т. е. при жизни Ах¬матовой, в журналах и газетах СССР было более соро¬ка публикаций ахматовских стихов и прозы — в жур¬налах, газетах, альманахах. Вот далеко не полный пе¬речень периодических изданий, в которых были напечатаны произведения Ахматовой: «День поэзии» (М., 1962, 1963, 1964); «День поэзии» (Л., 1961, 1962, 1964, 1966); «День поэзии» (М.; Л., 1962, 1963, 1965); «Москва» (1958, № 7; 1960, № 7); «Новый мир» (1960, № 1; 1962, № 7; 1963, № 1; 1964, № 6; 1965, № 1); «Нева» (1960, № 3; 1965 № 6); «Наш современник» (1960, № 3; 1961, № 6); «Звезда» (1961, № 5; 1962, № 2, № 7; 1964, № 3); «Знамя» (1963, № 1; 1964, № 10); «Огонек» (1964, № 10); «Юность» (1964, № 4; 1965, № 7); «Простор» (1962, № 6); «Литература и жизнь» (1959, 5 апреля; 1962, 26 октября); «Литературная газета» (1960, 29 октября; 1962, 16 янва¬ря, 10 февраля; 1963, 5 октября, 15 октября; 1964, 26 июня; 1965, 16 марта); «Литературная Россия» (1964, 24 января); «Металлургстрой» (Новокузнецк, 1963, 16 марта). Кроме того, как уже говорилось, регулярно печа¬тались переводы. Торжественно проходили выступле¬ния Ахматовой по ленинградскому телевидению. И, наконец, самое главное — после книг стихов 1958 и 1961 гг. в 1965 г. увидел свет сборник «Бег времени». Он был тоже не таким, каким хотела бы его видеть Ах¬матова, но это было самое полное из ее изданий, вклю¬чающее истинно ахматовские, прекрасные старые и ве¬ликолепные новые стихи. Выходили книги Ахматовой и за рубежом — на русском языке и в переводах. В 1963 г. в Мюнхене был издан «Реквием», в 1965 г. вышел том «Сочинений» под редакцией Г.П. Струве и Б.А. Филиппова, кото¬рый затем будет переработан и дополнен и выйдет вто¬рым изданием в «Международном литературном со¬дружестве» в 1967 г. В 1962 г. появится первый том Собрания сочинений Н. Гумилева (Вашингтон, 1962, с предисловием Г. Струве). Об Ахматовой писали все чаще, ей посвящали страницы воспоминаний поэты, уехавшие в эмиграцию, — Г. Иванов, И. Одоевцева, вспоминали о ней в связи с Н.С. Гумилевым, с истори¬ей акмеизма и Цеха поэтов, в рассказах о «Бродячей собаке». К счастью для нас, сохранились записи Ахмато¬вой в ее рабочих тетрадях, где она дала оценку этим событиям своей жизни, статьям и воспоминаниям о ней. Сохранились подробные записи Л. К. Чуковской за эти годы, изданные ею с обширными комментариями. На¬конец, издано большое количество (далеко не все!) вос¬поминаний и дневников самых разных людей, общав¬шихся с ВЕЛИКОЙ АХМАТОВОЙ в последнее десятилетие ее жизни. Все эти материалы позволяют хотя бы частично восстановить истинную жизнь поэта периода последнего творческого расцвета, не сменив¬шегося угасанием, но прерванного уходом. Из разговоров об Ахматовой поэтессы Тамары Жирмунской с ее дядей Виктором Максимовичем Жирмунским и его женой Ниной Александровной Си-гал-Жирмунской, 1964 г.: «Ленинградская школа — это прежде всего Ахматова. — Она сейчас переживает..., — привычно-обсто¬ятельно начинает В.М. — Свою посмертную славу! — не выдерживает Нина Александровна. Причину колоссальной известности Ахматовой за границей мой собеседник видит в «Реквиеме» («ахма-товский «Доктор Живаго») и в том, что она — един¬ственная живая из западных кумиров. — Она мне говорит: « Мы с вами дожили...» Я не принимаю этого «мы» на свой счет. Но она действи¬тельно не одна, а как уцелевший представитель целой группы»*. Один из моментов этой «посмертной славы», пе¬реживаемой при жизни, — вечер Анны Ахматовой по случаю ее семидесятипятилетия в Музее- квартире Ма¬яковского в Гендриковском переулке в мае 1964 г. Это был первый вечер Ахматовой после постановления 1946 г. о журналах «Звезда» и «Ленинград». Она го¬товилась к нему — записала на магнитофон стихи, со¬ставила список друзей, которых должны были по это¬му списку пропустить в маленький зал музея. Но сама 'Жирмунская Т. «Мы — счастливые люди». М.: «Лат-мэс», 1995. С. 132. решила на вечер не ходить. С докладами о ее творче¬стве выступали В.М. Жирмунский и Л.А. Озеров. Мудрые и торжественные слова о ней говорил А. Тар-ковский. Читал стихи, посвященные Ахматовой, Вла¬димир Корнилов: Ваши строки невеселые, Как российская тщета, Но отчаянно высокие, Как молитва и мечта, Отмывали душу дочиста, Уводя от суеты Благородством одиночества И величием беды. Потому-то в первой юности, Только-только их прочел — Вслед, не думая об участи, Заколдованный пошел. Век дороги не прокладывал, Не проглядывалась мгла. Блока не было. Ахматова На земле тогда была. Так прочел эти стихи поэт, так их запомнила Л.К. Чуковская (3, 224), но это была смягченная, под¬цензурная редакция-замена. На самом деле последние строки были: Бога не было. Ахматова На земле тогда была. Так прочесть их было нельзя. Л.К. Чуковская, чутко уловив этот характер вечера — торжественные хвалы, но в рамках дозволенного, — записала о до¬кладе В.М. Жирмунского: «Говорил он продуманно: в меру отважно, в меру сдержанно. В меру наукопо¬добно, в меру популярно. В общем — содержательно и тактично» (3, 223). Программа торжественного ве¬чера была традиционной: актеры читали ахматовские стихи, певица исполнила романсы «Настоящую не¬жность не спутаешь...», «Память о солнце в сердце слабеет...» «Меня несколько встревожило (цензур-но) стихотворение: Небо мелкий дождик сеет На зацветшую сирень. За окном крылами веет Белый, белый Духов день. Религия? А разве уже можно?» (3, 225). Актер Голубенцев перевирал строки стихов. «Мно¬гие, как и я, выкрикивали из зала поправки. Но все-таки аплодировали... Люди довольны, я это вижу: как-никак, а блокада прорвана, Ахматову можно печатать, можно исполнять с эстрады» (3, 226). После окончания вечера друзья поехали на Ордын¬ку, где ожидала известий о вечере Анна Ахматова. «Поехали: неизвестный благодетель за рулем, я, Ника и целый куст сирени — дар Музея Маяков¬ского Анне Андреевне. Нам отворила домработница, повернулась спиною и, не поздоровавшись, сразу ушла. Раздеваясь, мы слы¬шали из столовой голос Анны Андреевны. Громко и раз-драженно говорила она с кем-то по телефону. Мы вош¬ли. Она положила трубку. Царица бала сидит на дива¬не в углу, одна, полуодетая, за круглым столом, а на столе — окурки грудой и гора грязных тарелок. Дом без хозяйки! Нина Антоновна в Киеве, а мальчики в нетях. Кто же остался с ней? Одна лишь добрая со¬бака да злая сиамская кошка. — Я сижу в рубище, — сказала Анна Андреев¬на, чуть мы вошли. — Пойти надеть фрак?» (3, 227). Вечер закончился так же традиционно: «фрак» был надет, пришедшие Л.Д. Большинцова и Аманда Хейт «начали бурно хозяйничать: убрали со стола, нарезали колбасу, сыр», потом пришли Татьяна Семеновна Ай-зенман и Анатолий Найман, а за ними — «ватага не¬знакомых юношей с сиренью. Они неуклюже поздра¬вили Анну Андреевну, неловко положили мокрую си¬рень на стол. Один сказал, что принесли они цветы по поручению Музея Маяковского. Явная выдумка: просто предлог, чтобы прийти к Ахматовой и увидеть Ахма¬тову. Они сели робко и чинно, не спуская с нее глаз» (3, 229—230). Так выглядела при жизни «посмертная слава». Исторический фон этих торжеств — конец хрущевс¬кой «оттепели», «закручивание» идеологических гаек, создание в Ленинграде, по предложению Я.М. Лерне-ра, «идеологической народной дружины» — выявле¬ние и преследование инакомыслящих, поиск подходя¬щей кандидатуры для первого, «показательного» гром¬кого дела. Такая кандидатура очень скоро была найдена — Иосиф Бродский, молодой поэт с неокон¬ченным школьным образованием, дерзкий на язык и уже попадавший в какую-то подозрительную полу¬уголовную историю. Все это тоже составляло и фон, и суть жизни Анны Ахматовой периода ее внешнего благополучия и славы. В записях Л.К. Чуковской — грустная констатация: «Бег времени» доконал ее»; пред¬ложение Ахматовой: «Составим список моих стихов, которые мы сами из предосторожности не включили в «Бег» (3,184); подробное изложение участия Ахма¬товой в защите Иосифа Бродского во время его травли и двух судебных процессов над ним. 12 июня 1964 г.: «Сил моих нет видеть, как губят молодежь! Собствен¬ная моя судьба меня уже не занимает... Поеду в Ита¬лию, не поеду в Италию... Но видеть, как губят моло¬дежь — это мне уже не под силу» (3, 231). Инфаркты: по медицинским данным — три, по подсчетам самой Ахматовой — четыре. Третий ин¬фаркт — октябрь 1961 г., после выхода книги, после единодушных похвал в критике, — но и после очеред¬ного вынужденного переезда — с улицы Красной Кон¬ницы на улицу Ленина, д. 34, кв. 23, в «писательский дом», — в удобный дом, в центре, в отдельную квар¬тиру, рядом с поликлиникой Литфонда, — правда, пока без телефона, и в отдельной трехкомнатной квартире Ахматовой опять достается лишь самая маленькая ком¬ната, а в других — И.Н. Пунина с мужем и молодая семья — Аня Каминская, только что вышедшая за¬муж. К тому же именно в ахматовской комнате тут же прорвало трубы, вода залила рукописи и книги, и Ах¬матовой приходится жить в Комаровском доме творче¬ства и в Будке. К тому же — конфликт с сыном: «Он пришел ко мне домой в самый момент инфаркта, оби¬делся на что-то и ушел. Кроме всего прочего, он в оби¬де на меня за то, что я не раззнакомилась с Жирмунс¬ким. Виктор Максимович отказался быть оппонентом на диссертации. Подумайте: парню 50 лет, и мама дол¬жна за него обижаться! А Жирмунский был в своем праве; он сказал, что Левина диссертация — либо ве¬ликое открытие, если факты верны, либо ноль, — фак¬ты же проверить он возможности не имеет... — Бог с ним, с Левой. Он больной человек. Ему там повреди¬ли душу. Ему там внушили: твоя мать такая знамени¬тая, ей стоит только слово сказать, и ты будешь дома. ... А мою болезнь он не признает. «Ты всегда была больна, и в молодости. Все одна симуляция» (2, 480). После очередной ссоры сын заявил, что ноги его в доме матери не будет, за три месяца ни разу не навестил ее в больнице, и в июле 1963 г. она вынуждена написать брату в Америку: «Передать твой привет Леве не могу — он не был у меня уже два года, но по слухам защитил докторскую диссертацию и успешно ведет на-учную работу»*. Четвертый инфаркт — 7 ноября 1965 г., после выхода «Бега времени», поездок в Италию и Англию, и на обратном пути из Лондона в Москву — пяти¬дневной остановки в Париже и свиданий с друзьями «из прошлой жизни». Материальное благополучие — и бездомность. Выход самой полной книги — и отсут¬ствие в ней правды о жизненном и творческом пути поэта, отсутствие «Венка мертвым», «Реквиема», пол¬ного текста «Поэмы без героя», «Черепков», исковер¬канные тексты, переправленные даты, снятые посвя¬щения и подписи под эпиграфами. Попробуем подроб¬нее остановиться на главных этапах борьбы поэта за свою последнюю итоговую книгу — «Бег времени». Планы «Бега времени» были составлены Ахмато¬вой в 1962 и 1962 — 1963 гг. Один из них записан в рабочую тетрадь (РНБ) под заглавием: «Оглавление седьмого сборника стихов», другой — план из собра¬ния Н.Н. Глен. Оба составлены Ахматовой; Н.Н. Глен Сочинения: В 2 т. М.: Правда. 1990. Б-ка «Огонек». Т. 2. С. 237/ Сост. и подгот. текста М.М. Кралина. исполняла роль технического помощника при подборе текстов по этому плану. Именно этот вариант сборника «Бег времени» был передан Ахматовой издательству «Советский писатель». Он состоял из 123-х стихотво¬рений и трех поэм: «Requiem» (1935 — 1940), «Пу¬тем всея земли» и «Триптих» («Поэма без героя») (1940 — 1962). Ахматова собиралась издать многое из еще не¬давно считавшегося непечатным и «засекреченного» — «Реквием», цикл «Венок мертвым». Сборник был построен как трагический документ о судьбе челове¬ка в эпоху сталинских репрессий. Стихотворения 1920-х годов были представлены лишь единично ( «Многим», «Если плещется лунная жуть...», «Но¬вогодняя баллада»), их отбор был подчинен общей задаче сборника. Между временем составления книги и ее рецензи¬рованием в издательстве прошло несколько месяцев, в этот период состоялась печально знаменитая встреча Н.С Хрущева с творческой интеллигенцией 7 и 8 марта 1963 г., разгром выставки художников в Манеже, со¬вершился довольно явственный поворот партийной и го-сударственной политики в сторону запрещения темы ра¬зоблачения культа личности — произведений о сталин¬ских злодеяниях и трагических событиях и судьбах людей в 1930 — 1950 гг. В Ленинграде готовился су¬дебный процесс над Иосифом Бродским, и Ахматова неоднократно высказывала предположения, что одна из причин травли Бродского — принадлежность его к ее ближайшему окружению. Началась публичная крити¬ческая кампания против А.И. Солженицына. Были резко раскритикованы воспоминания И.Г. Эренбурга «Люди, годы, жизнь», — Ахматова с возмущением цитировала в беседах фразу из статьи М. Соколова в «Литературной газете» (1963, 2 апреля): «Товарищ Эренбург очень уважаемый человек, но он зря так по¬торопился вытаскивать на свет литературных мертве¬цов» (3, 51—52). Л.К. Чуковской была возвращена из издательства «Советский писатель» повесть «Софья Петровна» — один из руководящих чиновников изда¬тельства И.Т. Козлов разъяснил автору, что изобра-женное в повести — правда, «но эта правда не укреп¬ляет советский строй» (3, 52). В свете этих политических обстоятельств и собы¬тий становится очевидным «заказной» характер отри¬цательной рецензии на рукопись книги «Бег времени», написанной в середине 1963 г. Е.Ф. Книпович. Несмотря на то что рукопись была сдана автором в Ленинградское отделение издательства «Советский писатель», она была «затребована» в Москву. Подроб¬ности о «прохождении» рукописи см. в статье М.М. Кралина «Анна Ахматова и «деятели 14 авгус¬та» (Ленинградская панорама. 1989. № 6. С. 31). О том же — в третьей книге Л. К. Чуковской «За¬писки об Анне Ахматовой» (с. 61—63). Поскольку отрывки из этой рецензии цитировались многократно с самыми разными комментариями, приведем ее под¬линный текст. АННА АХМАТОВА. «БЕГ ВРЕМЕНИ» «Бег времени» — седьмой сборник стихотворений А.А Ахмато¬вой — состоит из одиннадцати разделов, в которые вошли лирические стихи, и двух поэм — «Путем всея земли» и «Триптих» (Поэма без героя). Все, что вошло в книгу (точнее, почти все), свидетельствует о вы¬соком мастерстве большого русского поэта А. Ахматовой. Целые раз¬делы книги («Тайны ремесла», «Сожженная тетрадь», «Стихи разных лет», «Стихи последних лет») целиком или почти целиком вызывают самое горячее восхищение читателя, так как в них содержатся образцы поэзии подлинной, глубокой и объективно значительной. В них нередко с большой силой раскрывается трагический аспект времени (например, в стихотворении «Когда погребают эпоху» — оно, кстати сказать, любопытным образом перекликается с одним из луч¬ших стихотворений Н. Тихонова, написанным в том же 1940 году, «Спит городок, спокойно как сурок», таковы же стихи «Один идет прямым путем», «Привольем пахнет дикий мед» и некоторые другие). Этот высокий и благородный трагизм, перекликающийся с многими боль-шими произведениями советской поэзии, «духоподъемный». Прелест¬ные, умные стихи о ремесле — лирические, элегические и сатиричес¬кие — тоже по праву становятся в первые ряды советской лирики. Да и трудно перечислить все, что есть хорошего в сборнике, в доброй поло¬вине его разделов. Однако, я думаю, что построен сборник нехорошо, что в других его разделах слишком много смерти, так сказать, без воскресения, а также предсмертной истомы, надписей на могильных камнях, ужа¬са перед «бегом времени», который только гонит к могиле. Этот, я бы сказала, «бескрылый» (хотя и субъективно вполне искренний и ре¬альный) трагизм тянет вниз то общее и высокое, что есть в других разделах сборника. Я бы не начинала сборник с «Четверостиший», а отнесла бы их куда-то в середину. Я очень горячо посоветовала бы автору пересмот¬реть разделы «Венок» и «Из стихотворений 30-х годов» — лучшие из них — внести в раздел «Стихи разных лет», а большую часть вообще оставить за пределами книги. Пусть простит автор мою дерзость, но три посвящения Б. Пас¬тернаку идут «мимо сути», и все было не так, и трагедия художника была не та. И в стихах 30-х годов есть стихотворения, в которых обобще¬ние в том, где автор хочет стать «голосом народа», не под силу поэту. И последнее — когда я читала «Триптих», у меня было ощуще¬ние, что это писал совсем другой поэт, а не тот, чью книгу я только что с волнением перелистывала. «Прошлое» в ней такое узкое, так «бескрыло» привязанное к определенным годам и определенной среде, что читать ее, особенно 284 Анна Ахматова. Собран ие сочинении человеку такого возраста, как мой, — очень горько. Я знаю то, о чем говорит поэт, по рассказам друзей и, прежде всего, А. А. Блока, но даже не в этом дело, а в том, что это прошлое, увиденное прошлым взглядом и потому нужное только тем, кто хочет «заглядывать» назад. Я бы очень советовала автору пересоставить сборник. Расширить ко¬личество уже опубликованных ранее (вошедших в книжечку библиоте¬ки советской поэзии) стихов, пополнив ими некоторые разделы. Тогда то очень хорошее, что и сейчас есть в сборнике, естествен¬нее и целенаправленнее войдет в советскую поэзию. Е. Книпович Эта внутренняя рецензия стала известна Ф.А. Виг-доровой, А.А. Суркову, К.А. Федину. Л.К. Чуков¬ская записала их мнения по поводу судьбы ахматовско-го сборника, которая неотделима от «похолодания» или «потепления» правительственной и партийной линии: «Ну, им никакие доказательства не требуются, — ска¬зал Чуковской Константин Александрович Федин. — Они понимают друг друга без слов. Тут дело не в сте¬пени убедительности, а в силе имен: Лесючевский за¬казал, Книпович заказ выполнила» (3, 66). «На Суркова, — продолжал Федин, — сильно давят сверху, но он любит и почитает Ахматову и, ве¬роятно, попробует защитить книгу. Тем более, что к осени ожидается потепление в литературных делах» (там же). Рукопись была возвращена автору «на доработку». В декабре 1963 г. Ахматова начинает обдумывать способ спасти книгу, для чего необходимо выполнить требования рецензентки. Третий том Л.К. Чуковской содержит бесценный материал бесед Ахматовой с нею об этом, — с нею, потому что на этот раз именно Л.К. Чуковскую просит Ахматова помочь ей в состав¬лении. 14 декабря 1963 г. в Комарове между ними со¬стоялся следующий разговор: «Я предложила постро¬ить однотомник по образцу сборника « Из шести книг»: то есть начиная с последних стихов. Начать с после¬дней книги (с «Бега времени», зарезанного Книпович), а потом идти по книгам назад, в обратном порядке, вплоть до сборника «Вечер». «Первые да будут после¬дними». — Нет, — сказала Анна Андреевна. — Читате¬ли почему-то терпеть не могут такого порядка» (3,121). 20 декабря Ахматова сообщает о своем решении: сде¬лать «большой однотомник, включив него все сборни¬ки в хронологической последовательности» (3, 129). Тогда же Ахматова узнала о выходе в Мюнхене издания «Реквием». Она получила книгу — «книжка белая, рамка черная, и большими внятными буквами на белой обложке: «Анна Ахматова. Реквием» (3, 130). Ахматова увидела извещение в парижской газете «Рус¬ские новости» (13 декабря 1963), что книга поступила в продажу в русском магазине. Поскольку газету она считала «просоветской», то полагала, что упоминание в ней о «Реквиеме» сделало его «легализирован¬ным», — и она снова решает включить его в книгу (3, 133). Л.К. Чуковская пишет: «Я предложила на¬звать всю книгу «Бег времени» — дать всему сборни¬ку то заглавие, какое Анна Андреевна и Ника пред¬назначали всего лишь для собрания новых стихов (для сборника, столь успешно зарезанного Лесючевским и Книпович). Ведь ахматовский однотомник — это в самом деле памятник бегущему времени — и какой памятник и какому времени! Более полустолетия ново¬го века» (3, 134). Поскольку основная работа над но¬вым вариантом «Бега времени» предстояла в 1964 г., Ахматова предполагала включить в него вновь напи¬санные стихи. Она расценивала сборник как пятидеся-типятилетний юбилей своей творческой деятельности (1909 — 1964). В июне 1964 г. ей исполнялось 75 лет, и она считала книгу подведением итогов. За основу был взят машинописный экземпляр «Бега времени» 1962—1963 гг. — с пометами Ахма¬товой на полях и вставками: с черновиками и вариан¬тами новых стихов. Этот экземпляр был переписан Л.К. Чуковской от руки, затем отдан машинистке. В него вносились многочисленные изменения и допол¬нения, преобразившие структуру всей книги. Ахма¬това настаивала на выделении в особый раздел поэм, куда предполагалось включить только три поэмы: «Путем всея земли», «Реквием» и «Поэму без ге¬роя» — «все три части и с лагерными кусками». Раз¬дел «Венок мертвым» она также пыталась сохранить в составе семи стихотворений: Пильняку, Пастерна¬ку, Анненскому, Зощенко, Есенину, Булгакову, Лу¬нину (3,135). Работа протекала с начала января 1964 г. и была завершена к марту. Ахматова составляла перечни сти¬хотворений, которые должны войти в каждый из раз¬делов, Л.К. Чуковская «по первоисточникам и раз¬ным изданиям» должна была «проверить состав — не забыто ли что! — и сравнить тексты: нет ли разно¬чтений?». Изготовив копии и «сводки вариантов», Лидия Корнеевна задавала Ахматовой вопросы по выбору основного текста: «В журнале стихотворение печаталось так, в сборнике этак, иногда перемены про¬диктованы редактором, цензором, иногда — Музой. В разные годы цензура запрещала разное: то ничего божественного, то ничего мрачного, то ничего о про¬шлом, то ничего о 37-м, то — никаких архаических слов. В угоду цензуре, для спасения стихов, даты тоже, случалось, ставились от публикации к публикации раз¬ные» (3, 144). Судьба отдельных стихотворений ре¬шалась то самой Ахматовой, то учитывались мнение и вкус Чуковской. Некоторые стихотворения (из ран¬них сборников) отвергались по необъясненным при¬чинам. Обсуждался и был отвергнут хронологический принцип: «— Хронологии в расположении своих стихов я придерживаться не собираюсь. Нет, не только из-за цензуры. Хронология губительна, ею загублен даже Пушкин. Она пригодна лишь для академического из¬дания, а для сборника, адресованного любому читате¬лю, — закон другой. Я с нею совершенно согласна. Хронология — это для составителя легче всего, а для читателя — всего скучнее. Движение времени, разные периоды в твор¬честве поэта можно и должно показать другими средст¬вами» (3,145—146). По настоянию Л.К. Чуковской книгу решили от¬крывать стихотворением «Молюсь оконному лучу» с датой под ним — 1909. Произвольно в те или иные разделы вставлялись не печатавшиеся ранее стихотво¬рения (например, «О, знала ль я, когда в одежде бе¬лой.. .» в раздел «Аппо Domini» ). Принципиально сни¬мались даты под трагическими стихотворениями 1921 г., посвященными гибели Н.С. Гумилева. — «Все души милых на высоких звездах...» и «Пятым действием драмы...». Чуковская записывает диалог: «— Мы так и поставим ? 1921? — Ни в ко-ем слу-ча-е... Не забывайте, пожа¬луйста, Лидия Корнеевна, где вы живете» (3, 151). 18 января 1964 г. в дневнике Чуковской зафиксиро¬вано намерение Ахматовой скомпоновать циклы. В записи личной беседы Л.К. Чуковской с Н.В. Ко-ролевой — утверждение Чуковской, что на каком-то этапе работы новый «Бег времени» сплошь со¬стоял из циклов. Это утверждение относится, разуме¬ется, к стихам после 1920-х годов. Циклы составляются не торопясь. «Понимаю, — пишет Лидия Корнеев¬на, — оглядываясь назад, улавливать «начала и кон¬цы» отношений, разрывы и возвраты, сбывшиеся и несбывшиеся предчувствия и пророчества — не¬легкое дело. Анна Андреевна совершает его не спе¬ша, чем отчаянно тормозит работу машинистки: ведь стихотворение вне циклов перепечатывается каждое само по себе, каждое на отдельной странице, а вы¬строенные в цикл — 1, 2, 3 — располагаются на странице подряд. Значит, пока Анна Андреевна еще не построила цикл, — у меня и у машинистки про¬гул, простой» (3, 151—152). Желание сделать сборник как можно более пол¬ным все время ограничивается опасением загубить его излишней смелостью. Сразу признаются «непечатны¬ми» многие новые стихи, — например, «Другие уво¬дят любимых...», впечатление от которого Чуковская записала 25 января 1964 г.: «Пусть русская поэзия скоро полвека сидит на скамье подсудимых, — она, видать, не сидит сложа руки. Нестерпимая мысль: этих стихов в нашем «Беге времени» не будет! Цензура стреми¬тельно волочит время назад, и за ее обратным ходом в состоянии поспеть разве что Евгения Федоровна Книпович» (3, 159). Издательство и «высшие власти» внимательно следили за процессом переделки книги. А. Сурков настоятельно рекомендовал включить в итоговый сборник стихи из «Слава миру!», Лидия Корнеевна против, но Ахматова уступает, чтобы спасти книгу в целом. Вынимает части «Поэмы без героя», согла¬шается на изъятие 700 строк. В марте 1964 г. работа подходит к концу. Чуковская записывает: «Книга «Нечет» составлена по списку Анны Андреевны: вручила она мне перечень стихов, от которого я не отступала. Зато «Седьмую книгу» она велела делать мне самой, указав только, что открывать должно цик¬лом «Тайны ремесла», а кончать «Полночными». Я «Тайны ремесла» расширила — ввела туда три стихотворения: «Творчество», «Мне ни к чему оди¬ческие рати...» и «Многое еще, наверно, хочет// Быть воспетым голосом моим». Анна Андреевна осталась довольна, только из стихотворения, посвя¬щенного Мандельштаму, приказала убрать три цен-зуроопасные четверостишия: первое, второе и пос¬леднее» (3, 172). В марте 1964 г. два экземпляра нового вариан¬та «Бега времени» были отправлены с М. Ардо¬вым в издательство «Советский писатель» в Ленин¬град. Приведем, опять же полностью, контрольную рецензию (редакционное заключение?) главы Ле-нинградского отделения издательства «Советский писатель» Ильи Корнильевича Авраменко от 19 мая 1964 г.: АННА АХМАТОВА — БЕГ ВРЕМЕНИ СТИХОТВОРЕНИЯ И ПОЭМЫ (1909—1964) Пятьдесят пять лет! Бег времени, отмеченный в народной жизни событиями эпохального звучания и сдвигов. От поражения первой рус¬ской революции, через реакцию к новому взлету революционной вол¬ны; от первой империалистической, показавшей беспомощность и про¬дажность царского правительства, через очищающий грозовой Октябрь и кровь гражданской войны, сквозь годы разрухи, восстановления и строительства жизни на новой основе — к трагедии Великой Отечест¬венной, — пространственно, физически и духовно, по наполнению сво¬ему, отрезок огромной масштабности. И в литературе — от символиз¬ма, беспочвенности, неясности ощущений, через Блока и Маяковско¬го, — к вершинам социалистического реализма, к сопричастности всему, что творится вокруг, — путь не менее замечательный. Отразилось ли все это и, прежде всего, народная жизнь, в ее хотя бы главных проявлениях, на творчестве Анны Ахматовой, пред¬лагаемой рукописью как бы подводящей итог своему большому и, не¬сомненно, заслуживающему внимания литературному пути.-1 В какой-то мере — да. Но в очень интимном, почти альковном мире сугубо камерных переживаний, как отраженное и уже не различи¬мое эхо, как смутное чувство душевной неустроенности, неслаженнос¬ти, растерянности, без привнесения в эти мотивы социальной окраски сколько-нибудь. Лишь годы потрясений сороковых годов двадцатого столетия смогли коснуться своей глубокой печалью трепетной души Анны Ахматовой, они вывели ее на орбиту. И голос поэта — голос гражданского мужества и неотделенности от народа в его страданиях и победах, думается мне, прозвучал впервые так высоко и патриотич¬но, и так определенно. Но отгремели раскаты орудий, и связь эта ос¬лабла. Вновь образ человека, всеми помыслами своими и душевными интересами оставшегося там — в мире блоковских ассоциаций, — за-полняет элегические строки, бродит окрестностями того далекого, по дорогим развалинам, отрешенно от окружающих его сегодняшних вол¬нений и забот, и смотрит, смотрит, смотрит с печалью в ушедшее, в невозвратимое глазами скорбящими и такими же прошлыми. Тоска и воздыхания по убиенному... Лампады... Звон колоколов... Кресты и могилы... И мысли о смерти... Все это нашему современнику, ак¬тивному строителю жизни, человеку дерзких деяний и высоких уст¬ремлений, — совсем не родственно. Но между тем... Между тем — творчество Анны Ахматовой — это уже в луч¬ших своих образцах классика. Голос Ахматовой, прозвучавший в нача¬ле столетия, наполненный мотивами эпохи ее творческого восхожде¬ния, — соседствует сегодня с голосами иного времени. Живой голос рядом с живыми, но отличными от него по общественному насыщению, по охвату явлений действительности, по активному отношению к ней. Большое явление национальной русской культуры, Анна Ахматова яв¬ляется, пожалуй, единственной из женщин после Каролины Павловой, кому дано было занять такие высоты в поэзии, держать их столь уве¬ренно и властвовать в духовном мире своего поколения и далее. Имя ее неотделимо от Александра Блока. Она — вся в ритме его поэтического времени. Но время Блока уходит. В творчестве же А. Ахматовой оно продолжает еще жить, по сути дела уже вступая в конфликт с миром чувствований нового человека революционного времени, лет социализ¬ма, являясь хоть и яркой страницей русской поэзии, но уже вчерашней. А между тем — невозможно отвергнуть силу воздействия по¬этических образов Анны Ахматовой, колдовскую силу ее строк. Свое¬образие их бесспорно. И потому — невозможно решать без вдумчиво¬сти вопрос объемности издания «Бега времени». Воспитание души че¬ловека коммунистического общества включает в себя не только проблематику, связанную с выработкой чувства прекрасного (здесь твор¬чество А. Ахматовой в его избранной части может служить надежным оружием), но и вопросы духовной цельности человека будущего, его мироощущения, миропонимания, мировоззрения (здесь не все творче¬ство А. Ахматовой может сослужить добрую службу). «Бег времени» — должен увидеть свет. Речь может идти лишь о том, что должно входить в эту книгу. Я вполне пониманию желание автора — видеть собранным все: от «Вечера» и «Подорожника», «Белой стаи» и «Четок» до последних циклов и поэм «Седьмой книги». Но... в издательстве «Советский писатель», в издательстве новинок — вряд ли целесообразно и уместно издавать все, что входит в «Бег времени». К сожалению, кое-что уже сегодня издано быть ке может, уже не живет. Сохранит ли оно свое звучание в будущем — покажет время. Не нам о тим судить. На то оно и время — ему дано право умерщвлять и воскрешать. Мотивы покая¬ния, монашеской схимы и отрешенности, мотивы скорби, тоски, — слишком преобладают, когда стихи, написанные за долгую жизнь, вдруг оказались рядом, в одной папке. ...Холодный, белый, подожди, Я тоже мраморная стану (9 стр.) ...Не целуй меня усталую, — Смерть придет поцеловать (15 стр.) .. .Я молчу. Молчу готовая Снова стать тобой земля (25 стр.) ...Все тело мое изгибалось, Почувствовав смертную дрожь (29 стр.) ...О, как сердце мое тоскует! Не смертельного (так! — Н.К.; надо: смертного) ль часа жду? (42 стр.) ...Вот черные зданья качнутся И на землю я упаду (108 стр.) ...Серой белкой прыгну на ольху, Ласточкой пугливой пробегу, Лебедью тебя я стану звать, Чтоб не страшно было жениху В голубом кружащемся снегу Мертвую невесту поджидать (146 стр.) ...Я смерти не такой хотела, Не этот назначала срок (170 стр.) и т.д. Было бы глубоко невежественным утверждать, что тема смерти противопоказана современной поэзии. Вечные темы на то и «вечные», чтобы решать их, но соответственно эпохе, эстетике ее, взглядам ее на общество и природу, умонастроению ее, идеологическим ее позициям. Наш век, наше время — коммунистическое. Отсюда и выводы. У А. Ахматовой эта тема лишена устоев гражданственности: ...Я руками обоими сжала На груди цепочку креста (110 стр.) ...Я только крест с собой взяла (111 стр.) ...Богородица белый расстелет Над скорбями великий плат (120 стр.) ...Ранят тело твое пресвятое, Мечут жребий о ризах твоих (121 стр.) ...И стало лицо моложе, Я опять узнала его И сказала: «Господи боже, Прими раба твоего» (130 стр.) ...Буду тихо на погосте Под доской дубовой спать. Будешь, милый, к маме в гости В воскресенье прибегать — Через речку и по горке, Так что взрослым не догнать, Издалека, мальчик зоркий, Будешь крест мой узнавать (132 стр.) .. .А над смуглым золотом престола Разгорелся божий сад лучей (138 стр.) ...За то, что всем я все простила, Ты будешь ангелом моим (144 стр.) ...Первый луч — благословенье бога — По лицу любимому скользнул (149 стр.) ...Снова мне в прохладной горнице Богородицу молить (151 стр.) ...Словно ангел, возмутивший воду, Ты взглянул тогда в мое лицо (159 стр.) Цитируя эти строки, я имею в виду не их художественную цен¬ность. Она для меня бесспорна. Строки большого эмоционального на¬кала. Я говорю о направленности, об идейной квинтэссенции. В сти¬хотворении «Эхо» А. Ахматова говорит об этих все время возникаю¬щих, как отголоски, бередящих душу мотивах, пытаясь найти причину тому, что эхо... .....................еще не может Замолчать, хотя я так прошу... (373 стр.) Эхо не желает умолкать. Образы пережитого и прожитого, не связанные с бегом времени в его социальном аспекте, теснятся, запол¬няют сознание, уводят все мысли от текущего дня: ...Мимо белых колонн Сената, Туда, где темно, темно (109 стр.) Не к явлениям эпохи, значительным и решающим, а к воспоми¬наниям царскосельских и павловских парков — тянется память, вызы¬вает литературные и иные ассоциации: ...Здесь лежала его треуголка И расстрелянный (так! — Н.К.; надо: растрепанный) том Парни (10 стр.) ...Я не хочу ни горечи, ни мщенья, Пускай умру с последней белой вьюгой. О нем гадала я в канун Крещенья. Я в январе была его подругой (14 стр.) ...Дверь полуоткрыта, Веют липы сладко... На столе забыты Хлыстик и тетрадка (16 стр.) ...А после на диване Сидит и ждет меня, И шпорою короткой Рвет коврик пополам (127 стр.) ...Там тень моя осталась и тоскует, В той светло-синей комнате живет (142 стр.) ...Судьба ли так моя переломилась (так! — Н.К.; надо: переменилась) Иль вправду кончилась игра? Где зимы те... (147 стр.) ...Я ведаю, что боги превращали Людей в предметы, не убив сознанья. Чтоб вечно жили дивные печали, Ты превращен в мое воспоминанье (148 стр.) ...А теперь, усопших бестелесней, В неутешном странствии своем, Я к нему влетаю только песней И ласкаюсь утренним лучом. Надо ли убирать мотивы трагического, так характерные для твор¬чества Анны Ахматовой, мотивы печали? Без этого — не существует А. Ахматовой. Я говорю о концентрации. И у большого поэта не все бывает равноценным: наряду с превосходными стихами идут менее силь¬ные, а чаще вариации, за счет которых и следует пригасить навязчи¬вость мотивов, столь громко прозвучавших в однотомнике. Мне думается: в основу книги «Бег времени» следует положить сборник, изданный Государственным издательством художественной литературы в серии «Библиотека советского поэта», несколько пере¬смотрев его в связи с тем, что он требует дополнений. Не берусь указы¬вать, что следует сократить в гослитовском сборнике, но определенно считаю необходимым дополнить его такими стихами из рукописи: «Мо-люсь оконному лучу...», «Я не любви твоей прошу...», «Покорно мне воображенье...», «Настоящую нежность не спутаешь...», «Столько просьб у любимой всегда...» «Я научилась просто, мудро жить...», «Бессонница», «Ты знаешь, я томлюсь в неволе...», «Вижу выцвет¬ший флаг над таможней...», «Они летят, они еще в дороге...», «О, это был прохладный день...», «Есть в близости людей заветная черта...», «Как невеста получаю...», «Молитва» («Дай мне горькие годы неду¬га...»), «Так раненого журавля зовут другие...», «Я знаю, ты моя на¬града...», «Город сгинул, последнего дома...», «Просыпаться на рас¬свете...», «Когда о горькой гибели моей...», «По неделе ни слова ни с кем не скажу...», «В каждых сутках есть такой...», «О, нет я не тебя любила...», «Петроград 1919 г.», «Бежецк», «За озером луна остано¬вилась...», «Эпические мотивы» («В то время я гостила на земле...»), «Русский Триаьон» (Отрывки из царскосельской поэмы), «Новогод¬няя баллада», «Не прислал ли лебедя за мною...», «Годовщину после¬днюю празднуй...», «Клеопатра...», «Ива», «Подвал памяти». (Это — из книг, издававшихся ранее — в пореволюционные годы и теперь составляющих последовательно одноименные разделы книги «Бег времени», и цикла «Тростник», менее известного читателям.) Из «Седьмой книги», открывающейся превосходным циклом «Тайны ремесла», необходимо взять: «Эпиграмму» («Могла ли Биче словно Данттворить...»), «Многое еще, наверно, хочет...» («Про сти хи»), «Победителям», «Я не был здесь лет семьсот...» («Луна в зени¬те»), «Шиповник цветет» (далеко не весь), «Вот она плодоносная осень...», «Полночные стихи» («Первое предупреждение». «Тринад¬цать строчек». «И последнее»), «Из цикла «Нечет» («Приморский парк...», «Музыка...», «Отрывок...», «Летний сад...», «Не стращай меня грозной судьбой...», «Эхо...», «Три стихотворения» («Пора за¬быть верблюжий этот гам...», «И в памяти черной, пошарив, най¬дешь...», «Он прав — опять фонарь, аптека...»), «Античная стра¬ничка» («Смерть Софокла», «Александр у Фив»), «Опять подошли незабвенные даты...», «Если б все, кто помощи душевной...», «Род¬ная земля...», «Северные элегии». Из поэм я оставил бы только «Реквием» (1935—1940) — про¬изведение высокого душевного накала, где с наибольшей силой вопло¬щены трагедийные мотивы, столь характерные лирическому герою по¬эта. Все это вместе дает полное представление о даровании А. Ахмато¬вой, о ее необыкновенном лиризме и женственности — самых сильнейших сторонах ее творчества. Издание Полного Собрания сочинений — дело Государственно¬го издательства художественной литературы. Насколько оно своевре¬менно — не берусь судить. Но наиболее полный сборник нашего со¬временника — поэта исключительно высокого мастерства и глубины человеческих переживаний, — может поднять издательство «Совет¬ский писатель», бесспорно. Необходимо лишь предпослать этому сбор¬нику квалифицированную вступительную статью. И. Авраменко 19.05.64. (Из материалов Фонтанного Дома) Издание, на которое предлагает Авраменко ори¬ентироваться, — это «Стихотворения (1909—1960)» 1961 г., вышедшие в серии «Библиотека советской по-эзии» (в редакционную коллегию входили В.М. Ин-бер, В.О. Перцов, А.А. Прокофьев, М.Ф. Рыльский и А.Т. Твардовский). На основании заключения И.К. Авраменко, из¬дательство начало работу над новым вариантом кни¬ги. Издательский редактор Минна Исаевна Дикман (заметим, по тем временам одна из самых смелых и знающих редакторов Ленинграда) вынула из ру-кописи 700 строк (ноябрь 1964 г.). К концу ноября 1964 г. «перестройка» рукописи продолжалась: «От «Реквиема» в книге осталось всего два стихотворе¬ния, «Поэма без героя» и «Путем всея земли» по¬сланы на дополнительное рассмотрение в Москву. (Это значит, весь отдел разрушен. Уничтожено под¬водное единство трех поэм). К семистам уже преж¬де выкинутых строк прибавилось еще столько-то» (3, 262—263). Анна Ахматова, уставшая бороть¬ся, согласилась на все. И потянулись долгие месяцы ожидания. Без кни¬ги пройдет ахматовский юбилей — 75 лет. Без кни¬ги она поехала в Италию получать присужденную ей премию «Этна Таормина». Без книги в июне 1965 г. она была в Оксфорде, где ее торжественно удостои¬ли почетной докторской степени. В августе 1965 г. умерла Фрида Абрамовна Вигдорова — та, чья за¬пись процесса Иосифа Бродского обошла весь мир и за которую она подверглась жесточайшей травле у себя на родине. 4 сентября 1965 г. было пересмот¬рено дело Иосифа Бродского — не отменено как ошибочное, но лишь пересмотрено в части срока: вместо пяти лет наказание сокращено до уже отбы¬того времени: один год и пять месяцев. 8 октября 1965 г., наконец, Ахматова увидела тираж своей кни¬ги. Запись Л.К. Чуковской: «Бродский наконец ос¬вобожден, и, наконец, добежал до нас «Бег време¬ни»! Но на радость, на счастье у нее, видно, тоже не хватает сил. — «Сейчас я покажу вам издательские мошенства. Подлейшие», — говорит Ахматова о сво¬ей долгожданной книге» (3, 297). В ноябре 1965 г. Ахматова взволнована «делом» Синявского и Даниэля — их произведения, опубли¬кованные на Западе, ей не близки: «Мне это не надо... Ах, при чем тут хорошая проза, плохая про¬за... Надо одно: чтобы люди не попали на каторгу» (3, 304). Она закончила воспоминания о Блоке. Она выс¬тупила на вечере, посвященном Данте. В ноябре 1965 г. ее сразил инфаркт, — последний, смертельный. 11 ян¬варя 1966 г. в Боткинской больнице Ахматова надпи¬сала книгу «Бег времени» дочери Фриды Абрамовны Вигдовны, Александре Александровне Раскиной: Нашей дорогой Сашеньке пусть эта книга будет хотя бы слабым и несовершенным напоми¬нанием о Той, кому я когда-то обещала ее подарить, о той, кто была Вашей матерью и единственным высочайшим примером доброты, бла¬городства, человечности для всех нас. Анна Ахматова. 11 января 1966. Москва Когда говорят о круге духовного общения Анны Ахматовой последнего десятилетия ее жизни, обычно называют в первую очередь Лидию Корнеевну Чуков-скую, Бориса Леонидовича Пастернака, Нину Анто¬новну Ольшевскую и все семейство Ардовых, Лидию Яковлевну Гинзбург, молодых поэтов — «ахматовских сирот» и среди них на первом месте Анатолия Генрихо-вича Наймана и Иосифа Александровича Бродского, Надежду Яковлевну Мандельштам и Николая Ива¬новича Харджиева, многочисленных редакционных и издательских работников — Нику Николаевну Глен, Галину Петровну Корнилову и др. Эти имена — как, впрочем, и многие, многие другие — постоянно встре¬чаются в рабочих тетрадях и записных книжках Ахма¬товой после 1959 г. Чаще всего это перечни типа: «Кому дать книгу», «Кому дать Поэму» или «Полночные сти¬хи», кто приходил или должен прийти с визитом. За¬печатлены высокие отзывы Ахматовой о стихах И. Бродского, М. Петровых, А. Тарковского, В. Кор¬нилова, Н. Горбаневской; о песнях А. Галича; размыш¬ления над стихами А. Кушнера, В. Шефнера, Ю. Мо-риц, А. Межирова, Д. Самойлова; интерес и неодоб¬рение — по отношению к поэзии Г. Горбовского, Е. Евтушенко, А. Вознесенского, Б. Ахмадулиной. В адрес трех последних — настойчивые и ревнивые уп¬реки в стремлении к популярности, к «эстрадному» ус-пеху. Попробуем несколько расширить привычную «обойму» имен. Среди собеседников-поэтов, высоко ценимых Ах¬матовой в 1960-е годы, — Арсений Тарковский. В его воспоминаниях об Ахматовой — история их размолв¬ки, когда ему не понравился некий «кусок ахматовской прозы»: «Анна Андреевна Ахматова, «обыкновенная королева», как говорили о ней... Однажды она пока¬зала мне кусок своей прозы, который мне не понравил¬ся. Я сказал ей об этом, не пощадив ее самолюбия. ... Прошла неделя. Вдруг раздается телефонный звонок: «Здравствуйте. Это говорит Ахматова. Вы зна¬ете, я подумала, зачем нам ссориться, мы должны друг друга любить и хвалить». Любить и хвалить...» В этих же воспоминаниях Тарковский говорит о «принципе равновесия словесных масс», который идеально соблю¬ден в поэзии Баратынского, Анненского и Ахматовой, о «богине памяти» — Мнемозине, которая является божественной первоосновой всех искусств. «Художник может писать с натуры. Поэт пишет только по памяти. Память — это Муза поэта, его перо*. Я погибаю с каж¬дой забытой тенью, с каждым утраченным ремеслом. Я иду на казнь вместе с Жанной. Я вдыхаю фиалко¬вый запах мамы... И это снилось мне, и это снится мне, И это мне еще когда-нибудь приснится, И повторится все, и все довоплотится, И вам приснится все, что видел я во сне...»** Кажется, что в этих словах о памяти и в этих сти¬хах Тарковского об общих снах — отголосок главных тем в поэзии Ахматовой последнего десятилетия ее жизни: А там, где сочиняют сны, Обоим — разных не хватило, Мы видели один, но сила Была в нем, как приход весны. 4 мая 1965 Слова Тарковского о Жанне д'Арк перекликают¬ся с ахматовскими: «С дымом улетать с костра Дидо¬ны, // Чтобы с Жанной на костер опять» (1962). А идея памяти как главной движущей силы поэзии и ее первоосновы пронизывает, по сути дела, всю позднюю поэзию Ахматовой. То же можно сказать о теме сно¬ * В одной из бесед с Л.К. Чуковской, где та спрашивает Ахмато¬ву, помнит ли она незначительный эпизод Люшиного детства, Ахмато¬ва отвечает: — Помню ли? Конечно, помню. Я помню все — в этом и есть моя казнь (3, 503). "Тарковский А. «И это мне еще когда-нибудь приснит¬ся...» / Публикация Ирины Кленской. — Русская мысль. 1998. 21— 27 мая. С. 15. видении, снов во сне, «полночных стихов», заклятия сном и пр. Трудно говорить о философских корнях поздней лирики Ахматовой. Она мало беседовала и ничего не писала в эти годы о Ф. Ницше и 3. Фрейде, Вл. Со¬ловьеве и Н. Федорове. Философские раздумья о жиз¬ни и смерти, эпохах памяти и роли сновидений в само¬осознании человеческой души приходили в ее поэзию из поэзии же — великих символистов, соратников-ак¬меистов и из замечательного уменья гениального поэта осознать собственный жизненный опыт. Лишь мель¬ком упомянет она в рабочей тетради в записи «Кто жил в Царском» — « ю.м. Антоновский — переводчик Ницше» (РТ 103, л. 8, РГАЛИ) или скажет мимохо¬дом Л.К. Чуковской (28 июня 1955 г.), что Фрейд — ее личный враг: «Ненавижу все. И все ложь. Любовь для мальчика или девочки начинается за порогом дома, а он возвращает ее назад, в дом, к какому-то кровосме¬шению. .. А насчет раннего детства догадывались и без него» (2, 149). Вместе с тем о Ницше Ахматова знала с юности как об одном из значительнейших писателей и фило¬софов. В записках П.Н. Лукницкого имя Ницше по¬является неоднократно, начиная с воспоминаний Ах¬матовой о Гумилеве в 1913 г.: «Заратустра. Антихрист. По ту сторону добра и зла. Ницше контр Вагнер». Ахматова размышляет, не восходят ли к Ницше от¬дельные фразы Гумилева («Я смотрел на все пьяны¬ми глазами месяца...»), отдельные образы — гроты, например: «Но в таинственном гроте Венеры / /Я жи¬ву уже тысячу лет...» — «это Тангейзер жил — не из Ницше ли?» «Чаша Грааль — тоже». «Посмотре¬ли в рецензии Брюсова на «Путь конквистадоров», не говорит ли Брюсов о влиянии Ницше»*. По этим указаниям Ахматовой Лукницкий сам начинает читать Ницше — «Так говорил Заратуст-ра», «По ту сторону добра и зла», — и пишет Ахма¬товой в августе 1925 г.: «Все Ваши предположения подтверждаются. Конечно, и «высоты», и «бездны», и «глубины», и множество других слов — навеяны чтением Ницше. То же можно сказать относительно описаний мес¬тности, образов, сравнений, встречающихся во многих стихотворениях «Пути конквистадоров». Стихотворе¬ния «Людям настоящего», «Людям будущего» напи¬саны целиком под влиянием Ницше»**. Позже Ахматова так же уверенно находила следы воздействия Ницше в трагедиях Анненского: «Икси-он, человек, который становится богом, конечно, за¬держал на себе внимание Николая Степановича: это так в духе Ницше, которым Николай Степанович в ту пору увлекался»***. Однако о значении Ницше для своего творчества Ахматова не говорила, наоборот, различное отношение к Ницше как бы лежало у истоков различных индиви-дуальностей двух поэтов — Гумилева и Ахматовой — при начале их пути. Тем любопытнее возникшая в воспоминаниях по¬следних лет тема отношения Ахматовой и через нее — 'Лукницкий П. Н. Acumiana. Встречи с Анной Ахматовой. Т. I. Париж: YMCA-Press, 1991. С. 197—198. "Там ж е . С. 321. '"Лукницкий П.Н. Acumiana. Встречи с Анной Ахматовой. Т. И. Париж; Москва. YMCA-Press; Русский путь. 1997. С. 13. Иосифа Бродского — к одному из интереснейших про¬изведений середины 1920-х годов философа А.К. Гор¬ского «Огромный очерк». Это произведение в маши-нописной копии принес Ахматовой в 1962 г. ее новый знакомый, поэт и переводчик Михаил Юрьевич Яр-муш, по профессии врач-психиатр. Прочитав «Огром¬ный очерк», Ахматова сказала Ярмушу, что в нем мно¬го такого, о чем она не знала... Горский был увлеченным последователем Вл. Со¬ловьева и Н. Федорова, а свои философские теории строил, используя мысли и образы художественной литературы и прежде всего поэзии Пушкина, Баратын¬ского, Лермонтова, Тютчева, Анненского и Блока. Его интересовал сам процесс творчества, аналогичный про¬цессу эротического возбуждения, — лирическое вол¬нение, которое отличается от «житейского волнения» тем, что оно конструктивно, «построительно». Фило¬соф утверждает родство процесса творчества, истоки которого — в накоплении зрительных восприятий, с процессом образования сновидений и «сновидческим восприятием мира»: «Законы движения потока обра¬зов, вихрей воображения, заправляющих поэтическим творчеством, однородны с законами сновидения, сно-видческого воображения»*. Художнику дозволен взгляд в сокровенное горнило первообразов, которые он спо¬собен организовать и упорядочить, а источник этих пер¬вообразов — автоэротическая зеркальность, самонаб¬людение, как это бывает в образовании сновидений. 'Горский А.К., Сетницкий Н.А. Сочинения. М., 1995. С. 195. «Б-ка духовного возрождения». Далее страницы приводятся в тексте. Создание любого художественного произведения по¬добно рождению ребенка, — тут философ Горский использует обширную цитату из произведения Ф. Ницше «Так говорил Заратустра»: «Рождению по¬добно и создание любого художественного произве¬дения, поскольку оно, как и сновидение, протекает за гранями мозгового, «дневного», «бодрственного» со¬знания, в той или иной степени отгороженного на это время, отлученного от стихийного вихря выделений, автоэротических образов, зеркально-фантастических превращений. Заратустра обращается к «созидаю¬щим»: «О, созидающие, высшие люди! Кому пред¬стоит родить, тот болен, но кто родил, тот нечист. Спросите у женщины — родит не потому, что это до¬ставляет удовольствие. Боль заставляет кур и поэтов кудахтать. О, созидающие, в вас много нечистого. Это потому, что вам надлежит стать матерями. Новорож¬денное дитя: о, сколько новой грязи пришло с ним в мир!» (С. 230). Ср. ахматовское «Творчество» (1936): Бывает так: какая-то истома; В ушах не умолкает бой часов; Вдали раскат стихающего грома. Неузнанных и пленных голосов Мне чудятся и жалобы и стоны ... Или стихи 1940 г.: Когда б вы знали, из какого сора Растут стихи, не ведая стыда... Ахматова может сравнить процесс творчества с ли¬хорадкой: «Жестче, чем лихорадка, оттреплет» (1960), с постижением тайного, что бродит вокруг, с любо¬вью, которая «по капельке выпила кровь», и с зеркаль¬ным отражением: создание поэта «не знаю откуда кра¬дется ко мне, / / Из зеркала смотрит пустого //И что-то бормочет сурово». Наконец, именно в 1963 г. рождаются «Полноч¬ные стихи», в которых все происходящее — это «ноч¬ное посещение», зыбкий мир «в Зазеркалье» или при свечах: Снова свечи станут тускло-желты И закляты сном, Но смычок не спросит, как вошел ты В мой полночный дом. Сновиденье приводит героя из прошлого, в снови¬денье пробуждается память: Я гашу те заветные свечи, Мой окончен волшебнейший вечер ... Все уходит — мне снишься ты, Доплясавший свое пред ковчегом. За дождем, за ветром, за снегом Тень твоя над бессмертным брегом, Голос твой из недр темноты ... Для 1960-х годов особенно характерно видение мира и самой себя «как сквозь сон». Сон может быть «страшным подарком», являться сразу двоим, отличать¬ся «красотой невозвратной», «ошибаться дверьми». Поэту может быть отрадно — «В той тишине, почти что виноградной, //Ив яви, отработанной под сон» (1963). Рассуждения философа Горского о творческом процессе затрагивают не только лирику, но и музыку: «Лирика, музыка — не что иное, как море волнений, координируемое узловым, центральным (все включа¬ющим) всеохватывающим образом «музы», т.е. той степенью автоэротического возбуждения, на которой начинается раскрытие «фаллического зрачка», т.е. изощ¬ренная осязанием кожа реагирует на свет... Все тогда становится зеркальным, все «внешнее» воспроизводит центральный образ в разных вариантах, составляя с ним одну стройную систему волнений» (С. 254—255). Именно в поздние годы Ахматова написала много стихотворений о музыке, — почти все они остались незавершенными, но в них явственно стремление поэта проникнуть в таинство музыки и ее создания: Сама себя чудовищно рождая, Собой любуясь и собой давясь, Не ты ль, увы, единственная связь Добра и зла, земных низин и рая? ... Память, пришедшая в сознание человека с по¬мощью прежде всего зрительного восприятия мира, с помощью зрения, зрачка, делает его неизмеримо богатым. «Новейшие исследования показали, что в человеке заложена масса возможностей, которые так и остаются неиспользованными в течение всей его жизни. Человек представляет из себя как бы ог¬ромную камеру, наполненную тысячами фотографи-ческих пластинок, из которых он успевает снять и проявить лишь какой-нибудь десяток-другой», — писал Горский. Прошлогодних сокровищ моих Мне надолго, к несчастию, хватит. Знаешь сам, половины из них Злая память никак не истратит, — писала Ахматова в 1960 году. Можно с уверенностью сказать, что Ахматовой были близки идеи русской философии, осмысляющей богатство образов русской поэзии XIX — XX вв., го-ворящей образным языком Лермонтова и Баратынско¬го, Фета и Блока. Обширные цитаты из стихотворения Баратынского «Последняя смерть», которые приводил Горский в своем «Огромном очерке» (кстати, название это — тоже цитата из Баратынского: «И поэтическо¬го мира // Огромный очерк я узрел»), могли быть интересны Ахматовой и как удивительным образом совпадающие с поэтическим вкусом молодого Брод¬ского, — это произведение Баратынского принадле¬жало к числу самых любимых его стихотворений, как и «Запустение», «Бокал» и вообще целиком сборник «Сумерки». Разговор на высоком поэтическом языке миро¬вой культуры — отличительная черта круга близких и интересных Ахматовой людей. Вот несколько при¬меров тому. Широко известен эпиграф из Иосифа Бродского, который использовала Ахматова в стихо¬творении «Последняя роза»: «Вы напишете о нас на¬искосок». Строка эта взята из стихотворения Брод¬ского «Закричат и захлопочут петухи...» (1962). Строфа звучит так: В теплой комнате, как помнится, без книг, без поклонников, но также не для них, опирая на ладонь свою висок, Вы напишете о нас наискосок. «Опирая на ладонь свою висок» — это не просто точно увиденный жест поэта, это цитата из Поля Вер-лена, из его книги «Добрые песенки»: Под лампой светлый круг и в очаге огонь; Висок, задумчиво склоненный на ладонь; Взор, что туманится, любимый взор встречая; Час книг захлопнутых, дымящегося чая...* Верлена Ахматова знала наизусть, вполне вероят¬но, что она могла знать и перевод Шенгели, выполнен¬ный в 1945—1946 гг. От Ахматовой ли, самостоятель¬но ли, но Верлена знал и Бродский, потому что совпа¬дение строк о виске, склоненном на ладонь, — поразительное и для Ахматовой, несомненно, узнавае¬мое. Кстати, в раннем варианте стихотворения Брод¬ского эта строка звучит в ином контексте: Умирания, смертей и бытия Соучастник, никогда не судия, Опирая на ладонь свою висок, Вы напишете о нас наискосок — В теплой комнате, как помнится, без книг, Без поклонников, но также не для них, Без читателей, без критиков и без Всех людей — стихотворенье для небес **. Общение с Ахматовой было неизменно плодотвор¬но для ее друзей и коллег, и не только младшего поко¬ления. В 1950-е годы, в связи со своими пушкинскими работами, Ахматова много общается с СМ. Бонди, В.В. Виноградовым, Ю.Г. Оксманом, Т.Г. Цявлов¬ *Верлен П. Избранное / Пер. Г. Шенгели. — М.: Моск. рабочий, 1996. С. 60. "Крайнева Н.И., С а ж и н В.Н. Из поэтической перепис¬ки А. А. Ахматовой / Проблемы источниковедческого изучения исто¬рии русской и советской литературы. — Л., 1989. С. 194. Текст этой редакции — в рукописном отделе РНБ. ской. В 1960 г. она читала СМ. Бонди незаконченную статью «Гибель Пушкина», в 1962 г. Ахматова вместе с Бонди, Вс. Ивановым и Маршаком подписывает письмо в «Новый мир» в защиту работы Э.Г. Герш-тейн «Вокруг гибели Пушкина». СМ. Бонди говорил о своей дружбе с Ахматовой младшему коллеге, писа¬телю-пушкинисту А.А. Лацису: «Я умышленно дру¬жил с Ахматовой, с Сологубом. Общаясь с ними, я луч¬ше представляю себе, как работают над стихами настоя¬щие поэты. Это помогает мне понять, как работал Пушкин». Блестяще читавший труднейшие пушкинские рукописи, Бонди объяснял, что он стремился прочесть не буквы и не слова, — опыт Ахматовой помог ему осознать замечательную истину: «Поэты думают стро¬кой. Я искал смысл и звучание строки». И еще одно открытие в пушкинском методе записи текста помог СМ. Бонди сделать творческий опыт Ахматовой: беря чистый лист, поэт не начинает писать сверху, найден¬ная строка записывается им в середине листа, наверху и внизу остается свободное пространство. Так часто за¬писывала текст и Анна Ахматова*. 1965—1966 — последние годы жизни. И вновь Ахматову интересуют дела Союза писателей, вновь она верит в перемены к лучшему. 27 января 1965 г. Анна Ах¬матова рассказывает М.И. Будыко: «Вы о перевыборе правления Ленинградского отделения Союза писателей знаете? Там было очень интересно. После всех выступле¬ний в дискуссии по докладу Прокофьева — а были, го¬ * Из рассказов о СМ. Бонди А.А. Лациса. Собрание Н.В. Ко¬ролевой. ворят, очень острые выступления, Прокофьев снял свою кандидатуру в правление Союза. Сослался на плохое со¬стояние здоровья. Выбрали новое правление. Теперь во главе будут стоять Дудин и Гранин. Выбрали меня в прав¬ление, причем третьей по порядку — по числу голосов. ... Выбрали меня также делегатом на съезд писате¬лей. Во главе поэтов Ленинградского отделения сейчас будет Вадим Шефнер. Это порядочный человек» . Последнее замечательное событие в жизни Анны Ахматовой — ее выступление на вечере, посвященном Данте. Он состоялся в Большом театре 19 октября 1965 г. Сохранилась магнитофонная запись речи Ах¬матовой о Данте, которая (начиная с издания 1986 г.) воспроизводится под заглавием «Слово о Данте» (пол¬ностью — БО 2. С. 134—135). Наброски и чернови¬ки этой речи, а также мысли о Данте, обращенные к себе, своей судьбе, к своим соратникам-друзьям, Ах¬матова записывала в рабочие тетради (РТ 114, л. 154— 161, РГАЛИ): «...и когда недоброжелатели насмеш¬ливо спрашивают: «Что общего между Гумилевым, Манделыитамом и Ахматовой?» — мне хочет¬ся ответить: «Любовь к Данте». Недаром Н.С хотел чуть не до последней минуты свою книгу «Огненный столп» назвать «Посередине странствия земного» («Nel mezzo del cammin di nostra vita»), и я в 40-ом году, от¬рекаясь от всего после годов Requiem'a, когда я была там, где человек быть не должен, говорю: Мне ничего на земле не надо — Ни громов Гомера, ни Дантова дива... Б у д ы к о М.И. Рассказы Ахматовой / Об Анне Ахматовой. Стихи, эссе, воспоминания, письма. Л.: Лениэдат, 1990. С. 526. А в Оде к Д'Аннунцио Гумилев снова обращается к Данте в связи с судьбой поэтов. (Цитата) Поистине этот Человек победил смерть и ее вер¬ную служанку — забвение» (РТ 114, л. 161). Среди набросков и размышлений о Данте — за¬пись о себе (л. 157): «Один из чернейших дней в моей жизни. Утром милое письмо от Иры. Сразу захотелось в Комаровский рай. Tel. из Ташкента (Т.). Там лето и моя страшная тень (профиль). Там я оставила войну, хотя и победоносную, но все равно кровавую. Там ро¬дина «Пролога», от которого нет спасения. А где спасительное «величие замысла», спасшее Иосифа. Вл. Муравьев назвал мою прозу — бесстраш¬ной. Бесстрашие — близость смерти. Самое страш¬ное — это забыть, что есть ужас, начать творить уют. Я всегда это говорила и в прозе и в стихах». В конце этой страницы приписка: «Я писала это в октябре, а ночью на 9 ноября начался четвертый инфаркт, и я на несколько дней потеряла сознание и после двух при¬ступов боли начала задыхаться ... В больницу была доставлена в безнадежном состоянии (слова врача)». Так заканчивался последний, «дантевский» год Анны Ахматовой. Анна Ахматова умерла 5 марта 1966 г. в санатории Домодедово под Москвой. 9 марта в морге Института им. Склифосовского состоялось прощание с великим по¬этом. Народу было немного, — официального опове¬щения не было, пришли только самые близкие и услы¬шавшие трагическую весть от близких. Траурный митинг открыл Виктор Ефимович Ардов, произнесли речи Ар¬сений Тарковский, Лев Озеров и Ефим Эткинд. Затем в запаянном гробу тело было отправлено в аэропорт. 10 марта в Никольском морском соборе в Ленинграде было отпевание, многочасовая церковная служба, затем прощание — гражданская панихида — в Доме писателя им. Маяковского и похороны на кладбище в Комарове. В последние дни жизни, в больнице Анна Ахма¬това получила письмо от Арсения Тарковского: Дорогая Анна Андреевна! Вы не можете представить себе, сколько людей вместе с вашими врачами, с какой любовью и преданностью, следят за каждой десятой вашей температуры! Как добивались и добиваются Ваши читатели «Бега времени»! Все, чего нет в книге, или известно читателям или вообража¬ется ими, они видят книгу такой, какой она могла бы быть, и пусть Вас не огорчает ее неполнота. Все же — это самая полная Ваша книга, самая большая по охвату созданного Вами. Выход ее в свет — праздник рус¬ской поэзии, и был бы праздником в любые времена (но она и очень современна), даже в присутствии имен, которые и произнести страшно (Тютчев, Баратынский и еще...). Я не один, кто знает окончание «По¬эмы без героя» и многое другое. Об отдельных стихотворениях нет смысла говорить, все уже сошлось, скрепилось воедино, это уже система, «воз¬душная громада», уже не «Северные элегии» и «Cinque», и «Библейс¬кие стихи», это — Ахматова. Ваш подвиг недаром совершаем. Кроме того каждое стихотворение больше самого себя в соседстве с другими, в этом единстве, в этой системе, в этом мире. Даже этой одной книги, без ненапечатанного, без черновиков, достаточно для посылки адресату че¬рез двести лет. Если никто не распорядился, чтобы «цел был дом поэта», то читатель об этом распорядится, для Вас уже построен Вами же кори¬дор в будущее, и Вы по нему идете через столетия впереди самой себя. Мне кажется, что говоря так, я чего-то не договариваю, и пожалуй вот чего: Вы написали за всех, кто мучился на этом свете в наш век, а так еще не мучились до нас ни в какие времена ...»* Н. Королева * Вопросы литературы. 1994. Вып. 6. С. 337. Отрывок этого пись¬ма, подаренный Ахматовой Л.К. Чуковской, см.:3, 467—468. КОММЕНТАРИИ 1Летний сад. Впервые — «Новый мир». 1960. № 1. С. 152, с подзагол. «Из цикла «Белые ночи». Вариант строки 13: «И шепчутся белые ночи мои», дата — 1959, июль, Ленинград; «Стихотворения», 1961. С. 278—279, дата — 1959; то же — «Бег времени». С. 411—412. Печ. по кн. «Стихотворения», 1961. Дата — по автографу РГАЛИ (РТ 96, л. 5 об.), в котором имеются исправле¬ния строк: 3: Где [лебеди] статуи помнят меня молодой, 5: В [тенистой] душистой тиши между царственных лип После текста и даты приписка: «[Было: А в Мраморном крайнее пусто окно. Там пью я с тобой ледяное вино И там попрощаюсь с тобою навек, Мудрец и безумец - дурной человек]». Квадратные скобки и текст — рукой Ахматовой. В автографе РНБ дата — 9 июля — 15 августа 1959. В рукописи кн. «Нечет» (РНБ) эти же строки приписаны после последней 12 строки к стихотворению «Опять подо¬шли «незабвенные даты», начатому летом 1944—1945 г. и законченному 21 июля 1959 г. В машинописи РНБ — перед текстом стихотворения «Опять подошли незабвенные даты...» — «Из ленинг¬радского цикла «Белые ночи». Строки 5—6 являются ви-доизмененными строками из поэмы, начатой Ахматовой в 1916 (?) г. и не законченной («И в черном саду между древних лип // Мне мачт корабельных слышен скрип»). Где лучшая в мире стоит из оград. — Замысел и создание ограды Летнего сада со стороны Невы принад¬лежит Ю. Фельтену, Л. Шарлеманю (деталь «Веер») и П. Егорову. Звенья решетки выкованы в Туле, гранит¬ные колонны вытесаны в селе Путилове под Петербургом (1770—1784). Ограда со стороны Мойки выполнена по проекту Л. Шарлеманя в 1827 г. А я их под невскою помню водой. — Речь идет о наводнении 1924 г. От вазы гранитной до двери дворца. — Гранитная (точнее, пор¬фировая) ваза стоит в Летнем саду близ реки Мойки, у Кар-пиева пруда (1838), Летний дворец Петра I, построенный по проекту архитектора Д. Трезини в 1710—1712 гг., — на противоположной стороне Летнего сада, у Невы и Фон¬танки. А в Мраморном крайнее пусто окно и далее. — Воспоминание о наводнении 1924 г. в стихотворении «Лет¬ний сад», видимо, вызвало в памяти образ В.К. Шилейко, и Ахматова сделала попытку использовать строки о Мра¬морном дворце еще раз. См. также стихотворение «Опять подошли незабвенные даты...» и коммент. к нему. 8 Поэт. Впервые — журн. «Новый мир». 1960. № 1. С. 151, без загл., вне цикла, в подборке «Новые стихи», с да¬той — 1959 г. Комарово. Лето; «Стихотворения», 1961. С. 284—285, под № 2 в цикле из шести стихотворений «Тай¬ны ремесла» (1. «Муза», 2. «Поэт», 3. «Читатель», 4. «Последнее стихотворение», 5. «Простихи», 6. «О как пря¬но дыханье гвоздики...»); «Бег времени». С. 295, под № 4 в цикле «Тайны ремесла» из 10 стихотворений. В черновом автографе РНБ дата — 11 июля 1959. Комарове. Печ. по кн. «Стихотворения», 1961. Дата — по черновому автографу РНБ. Цикл «Тайны ремесла» имел разный состав. В РТ 96, л. 15 об. (РГАЛИ) в него входили стихотворения «Муза», цикл «Поэты»: из четырех стихотворений «Подумаешь тоже работа» О. Мандельштаму, Нарбуту, Пастернаку; «Читатель», «Последнее стихотворение» и «Эпиграмма». В той же тетради, л. 22 — стихотворение «Подумаешь, тоже работа...» без загл. открывало цикл «Тай¬ны ремесла». В РТ 99, л. 25 (РГАЛИ) цикл «Тайны ремес¬ла» имел эпиграф из стихотворения Каролины Павловой «Ты, уцелевший в сердце нищем...»: «Моя напасть, мое богат¬ство, // Мое святое ремесло...», — в дальнейшем снятый. В черновом автографе собрания М.С. Лесмана (Фон¬танный Дом) варианты строк: 5—8: И чье-то немецкое скерцо В какие-то строки вложить, Поклясться, что бедное сердце Так будет и плакать, и жить. Этот ранний вариант исправлен: в строке 5 зачеркну¬то слово «немецкое», вписано «веселое»; в строке 6 «вло¬жить» исправлено на «вложив»; в строке 8 после слова «Так» строка зачеркнута, вписано «бьется средь блещущих нив». В строке 9 было: «А после», исправлено на «И что-то», вновь зачеркнуто, окончательный вариант: «И после подслушать у леса». Остальной текст записан начисто. Дата — 11 июля 1959. Комарово. Этот черновой автограф воспроизведен Р.Д. Тименчиком в кн. «Книги и рукописи в собрании М.С. Лесмана». С. 283. 8 беседе, состоявшейся в середине октября 1959 г., Ах¬матова призналась Л.К. Чуковской, что недовольна строкой: «Так стонет средь блецгущих нив» (Ч у к о в с к а я, 2. С. 363— 364). Однако при публикации строка изменена не была. 9 Читатель. Впервые — журн. «Наш современник». 1960. № 3. С. 179, без 4-й строфы; строки 7: «Лайм-лайта холодное пламя», 11: «Последний, как будто случайный»; «Стихотворения», 1961. С. 285—286, под №3 в цикле из шести стихотворений «Тайны ремесла». В экземпляре кни¬ги, подаренном Н.А. Ольшевской (РГАЛИ), Ахматовой добавлено в цикл «И снова осень валит Тамерланом...», без номера. Строка 15: «Там кто-то таинственно плачет»; «Бег времени». С. 295—296 под № 5 в цикле «Тайны ремесла» из десяти стихотворений. Во всех публикациях строка 7 печаталась в подцензурном варианте: «Лайм-лай¬та холодное пламя». Авторский вариант — «позорное пла¬мя» — впервые восстановлен М.М. Кралиным — БО 1. С. 278. Печ. по кн. «Бег времени», с исправлением эпите¬та в строке 7 «позорное пламя». Автографы — РНБ и РГАЛИ. В РТ 96, л. 6 об. (РГАЛИ) — это и последу¬ющее стихотворения («Последнее стихотворение») имеют посвящения: «Никому». Без разделения на строфы. Варианты и исправления строк: 7: Лайм-лайта [позорное] холодное пламя 11: Последний [ненужный], как будто случайный, 15: Там кто-то [таинственно] беспомощно плачет Дата — 1959. Комарове. Лето. Осенью 1959 г. Ахматова передала это стихотворение (в числе других) для публикации в журн. «Новый мир». Оно было набрано (без 4-й строфы, которая написана поз¬же). Корректуру читали Л.К. и К.И. Чуковские. О даль¬нейшей судьбе стихотворения в журнале рассказывала Л.К. Чуковская: «...я прочитала стихи для надежности вместе с Корнеем Ивановичем, потом позвонила Анне Андреевне в Ленинград и доложила; Анна Андреевна про¬диктовала мне новое четверостишие: «Там все, что природа запрячет» — и, когда я передавала его по телефону Кара¬гановой, оная дама поставила меня в известность, что сти-хотворение это вряд ли будет напечатано, так как Дементь¬ев (зам. Твардовского) смущен четверостишием, где пори¬цаются подмостки, рампа. («Наши советские поэты любят лично встречаться с нашими советскими читателями»). Твардовскому же не нравится в этих же строках иностран¬ное слово «lime-light» ... — Я ничего менять не стану, — сказала Анна Андре¬евна». Сноска Л.К. Чуковской: «А.Г. Дементьев проявил большую проницательность: у Ахматовой в подлиннике «позорное» пламя» (Ч у к о в с к а я, 2. С. 369). Софья Григорьевна Мазо-Караганова — заведующая отделом поэзии в журнале «Новый мир». 11 Лишняя Из цикла «Песенки» . Впервые — журн. «Звезда». 1962. № 7. С. 94, без загл., в цикле из двух стихотворений под общим загл. «Песенки» (2. «Не смеялась и не пела...»); «Бег времени». С. 417—418, под №2 в цикле «Песенки», дата — 1959 (1. «Дорожная, или Голос из темноты», 3. «Прощальная», 4. «Последняя»). Печ. по кн. «Бег времени». Уточнение даты — по рукописи кн. «Бег времени» и автографу РНБ. Полный состав цикла из шести «песенок» — в рукописи кн. «Бег времени», опуб¬ликован М.М. Кралиным — БО 1. С. 266—268. Возможно, стихотворение связано с циклами «Cinque» и «Шиповник цветет. Из «Сожженной тетради», посвя¬щенными И. Берлину в связи с известием о его предпола-гаемом приезде летом 1959 г. 12 «Когдауже к неведомой отчизне...» Впервые — в статье Р. Д. Тименчика «Страницы черновиков Анны Ах¬матовой» в кн. «Книги и рукописи в собрании М.С. Лес¬мана». С. 378, и в кн.: К а ц Б., Тименчик Р. Анна Ахматова и музыка. Л., 1989. С. 74. Печ. по автографу в собрании М.С. Лесмана (Фонтанный Дом). Варианты и исправления строк: 1: Когда уже к [надмировой] неведомой отчизне 14: Последнюю из тех [ночных] пяти бесед Строка 16 в публикации Р.Д. Тименчика — И с того света присланный ответ. В БО 2. С. 105, включено М.М. Кралиным в под¬борку: Наброски к циклу «Музыка». Строка 16: «И с того света присланный привет». 13 Скорость. Впервые — альм. «День поэзии». М., 1971. С. 156 и БП. С. 301, публикация В.М. Жирмунско¬го. Печ. по автографу РГАЛИ. 14 Бреды. Впервые — Соч., 1986. С. 360, публика¬ция В.А. Черных по автографу РГАЛИ. Печ. по автогра¬фу РГАЛИ (РТ 98, л. 29 об.). 15 «...и черной музыки безумное лицо...» Впер¬вые — БП. С. 318, по автографу РГАЛИ, без даты; БО 2. С. 68, с датой — 1959. Печ. по автографу РГАЛИ (РТ 96, л. 28 об.). Текст четверостишия записан чернилами и зачеркнут; внизу той же страницы теми же чернилами дата — Голи-цыно, 1959. Сентября 3-е. Можно предположить, что дата относится к данному четверостишию. 16 «Но тебе не дала я кольца...» Впервые стро¬ки 1—4 — БО 2. С. 68, публикация М.М. Кралина по черновому автографу РГАЛИ. Печ. по автографу РГАЛИ (РТ 99, л. 11). В рабочей тетради первое четверостишие отделено от второго незавершенного наброска особым ахматовским знач¬ком. Дата внизу страницы. Перекликается (ритмически и об¬разно) со стихотворениями, записанными на соседних стра¬ницах: «Не стращай меня грозной судьбой...» (15 октября 1959); «Что ты можешь еще подарить?..» (октябрь 1959); «Так вот где ты скитаться должна...» (конец 1959). Воз¬можно, связано с воспоминаниями о встрече с И. Берлином при известии о его предполагаемом приезде в 1959 г. Образ «запретной розы» использован Ахматовой несколько раз (см. стихотворение от 10 октября 1964 г. «Запретная роза»). 17 Четыре времени года. Впервые — журн. «Юность». 1969. № 6. С. 67, публикация В.М. Жирмун¬ского по автографу РГАЛИ; БП. С. 301, с ошибкой в стро¬ке 7: «Как дерева летящей лист»; та же ошибка повторена в последующих изданиях, за исключением кн. «Стихотво-рения Анны Ахматовой». Душанбе, 1990. С. 372, публи¬кация М.Б. Мейлаха. Печ. по автографу РГАЛИ (РТ 99, л. И об.). Ис¬правление в строке 6: «[Он] И всем всегда родней». 18 «Не стращая меня грозной судьбой...» Впер¬вые — журн. «Новый мир». 1960. № 1. С. 151, в подборке «Новые стихи». Строка 14: «А когда-то был свежий и лет¬ний», дата — 1959. Октябрь. Ярославское шоссе; «Сти¬хотворения», 1961. С. 282—283, дата — 1959; тот же текст — «Бег времени». С. 414. Печ. по кн. «Стихотворе¬ния», 1961. Уточнение даты — по автографу РГАЛИ (РТ 99, л. 10 об.). Включалось в циклы «Из Московской тетради», «Трилистник закрытый». В РТ 99, л. 10 об. — черновой автограф с вариантами и исправлениями строк: 2: [Не стращай одинокою скукой] 3: Это праздник наш нынче с тобой 5: [И всего я тебе [надарю] подарю — ] 6: [Ничего мне не жаль на прощанье] Строк 7—8 нет. 9—11: Отраженье мое на воде, Когда речке чего-то не спится, Взгляд мой тот, что падучей звезде 13—14: Голос мой, что теперь изнемог, [Голос мой и свободный] и летний А тогда был и свежий и летний 15—16: В горле слезный соленый комок И ворон подмосковные сплетни. 17: [А взамен у тебя попрошу] [И вся] Чтобы сырость октябрьского дня 19—20: Я прошу тебя, помни меня, Ангел мой, хоть до первого снега. После даты — 15 октября 1959 — место написа¬ния: «Ордынка» — зачеркнуто, вместо него обозначено: «Ярославское шоссе». В этой же тетради, л. 12 — более поздний автограф. Варианты и исправления строк: 6: Что луна не [гуляет] бродила над нами 7: [Я такое тебе подарю] Все равно я тебя задарю 13: Голос дам, что теперь изнемог 15—16: В горле слезный соленый комок И ворон подмосковные сплетни После строки 7 зачеркнуто: «[И обманщица тишина]». Место написания — «Москва — Загорское шоссе». О создании этого стихотворения рассказала Н.И. Ильи¬на: «В октябре 1959 года мы поехали в Троице-Сергиевс¬кую лавру, как Анна Андреевна всегда называла Загорск ... Погода выдалась теплая, серенькая, моросил дождь. Как всегда, мы то говорили, то молчали, потом Анна Анд¬реевна замолчала надолго, и мы с Т.С. Айзенман этого молчания не нарушали. Внезапно Анна Андреевна произ¬носит торжествующим голосом: «А я стихи сочинила!» И тут же прочитала их. Это стихотворение, начинавшееся так: «Не стращай меня грозной судьбой и великою северной скукой...» — было позже опубликовано в «Новом мире». И под стихами написано: «Ярославское шоссе». Анна Андреевна собира¬лась и номер моей машины под стихами поставить (дес¬кать, место написания), но в редакции ее отговорили, спра¬ведливо указав, что это звучит таинственно и похоже на шифр...» (И л ь и н а Н. Судьбы. М., 1980. С. 220). От-дельные строки и образы стихотворения перекликаются с написанным ранее наброском «Но тебе не дала я коль¬ца...», а также с наброском «Что ты можешь еще пода¬рить?..», который можно условно датировать 1959 г. 19 «Что ты можешь еще подарить?..» Печ. впер¬вые по автографу в собрании А.Д. Болыиинцовой (Фон¬тайный Дом). Датируется условно — октябрем 1959 г. Воз¬можно, является вариантом стихотворения «Не стращай меня грозной судьбой...» и связано с темой И. Берлина и его предполагаемого приезда в Россию. 20 Творчество («...говорит оно:...»). Впервые — журн. «Новый мир». 1969. № 5. С. 56, публикация В.М. Жирмунского по автографу РГАЛИ, то же — БП. С. 302. Печ. по автографу РГАЛИ (РТ 96, л. 30). Образы стихотворения перекликаются с написанны¬ми в 1959 г. отрывками «Даль рухнула, и пошатнулось вре¬мя...» и «Пространство выгнулось, и пошатнулось время...». 21 Наследница. Впервые — журн. «Москва». 1966. № 6. С. 157, с датой — 1958; БП. С. 302, с датой — 20 ноября 1959, Ленинград, по автографу РГАЛИ. Печ. по автографу РГАЛИ (РТ 96, л. 3). В РТ 99, л. 16 об. — ранняя редакция с последующей правкой. Строки: 2: [Средь] Для этих опустелых зал, 7: [И знаменитой] Дворца сквозные галереи После строки 8, очевидно, первоначально предпола¬гались строки: [Как в Магометовом раю Уже подаркам нету счета]. Затем они были вычеркнуты, выше и ниже их записана пос¬ледняя строфа и дата. Без заглавия. Эпиграф вписан позже. Л.К. Чуковская, которой Ахматова прочитала это сти¬хотворение 23 декабря 1959 г., записала в дневнике: «Прочитала мне три стихотворения, одно мудрейшее: о том, что наследницей оказалась она. Наследницей величия и му¬ки. ... Тут не только благоуханная красота, но и полная осознанность своего места в истории» (Ч у к о в с к а я, 2. С. 366). При жизни Ахматовой в книги не включалось. В марте 1964 г. Л.К. Чуковская записала свой спор с Ахма¬товой, можно ли включить это стихотворение в книгу «Бег времени»: «— Ведь это одно из ваших ключевых, — говорила я. — Да, — ответила Анна Андреевна, — но послед¬ние четыре строки цензуроопасны, а без них — остается одно хвастовство» (Ч у к о в с к а я, 3. С. 173). Эпиграф из стихотворения Пушкина «Недвижный страж дремал на царственном пороге...». Фелии,у, лебедя, мосты... — Речь идет о Царском Селе (старинное название — Саарское, Сарское). Фели-уа (от лат. felicitas — счастье) — это и «знак» Г. Р. Дер¬жавина, намек на его оду «К Фелице», посвященную Ека¬терине II, и воспоминание о Екатерининском дворце и Ека¬терининском парке в Царском Селе. Лебедь — образ духа-покровителя Царского Села, непременный атрибут его пейзажа в поэзии Державина, Пушкина, Тютчева, Аннен-ского и многих других поэтов, писавших о Царском Селе (см. также т. 3. С. 722—723). Китайские затеи — па¬вильон «Каприз» и «Китайская деревня» в Царскосельс¬ком парке. И покаянную рубаху... — Автоцитата из сти¬хотворения «Данте» (1936): «Но босой, в рубахе покаян¬ной...» — и стихотворения «Зачем вы отравили воду...» (1935): «Нам покаянные рубахи...» 22 «Вам жить, а мне не очень...» Впервые — журн. «Звезда». 1969. № 8. С. 163—164 — отрывок от слов: «Волк любит жить на воле...» — по автографу РГАЛИ. Впервые полностью — Соч., 1986. С. 360, публикация В.А. Черных. Автограф в РТ 96, л. 5 (РГАЛИ) — стро¬ки 9—16 без разделения на строфы; вариант последней строки: «Услышишь [голос] мой». Исправлено на: «Ты крик услышишь мой». Дата — 1959 г. 20 ноября — 2 декаб-ря. В РТ 99, л. 7 об. — 8 (РГАЛИ) — полный текст. Варианты и правка строк: 13: [А ты,] Не плачь, о друг единый, 14: [И] Коль летом [и] иль зимой 15: [А ты] Опять с тропы волчиной На л. 7 об. — две строки незаконченной и отброшен¬ной строфы: «Когда зима — оленя, //И зубра — никог¬да». Дата начала работы — 20 ноября 1959; дата после текста — 1959 г. 20 ноября — 2 декабря. Печ. по автогра¬фу РГАЛИ (РТ 99 л. 7 об. — 8), с исправлением строки 16 по РТ 96. 23 «Ты первый сдался — я молчала...» Впер¬вые — БО 2. С. 73, публикация М.М. Кралина, с датой — 1960. Печ. по автографу РГАЛИ (РТ 99, л. 10). Датиру¬ется по расположению в тетради среди записей октября — декабря 1959 г. 24 Из цикла «Ташкентские страницы» («В ту ночь мы сошли друг от друга с ума...»). Впервые — журн. «Нева». 1960. № 3. С. 55, под загл. «Из Восточной тет¬ради», без 3-й строфы. Варианты строк: 2: Светила нам только азийская тьма, 4: И черные пахли гвоздики. 6: Сквозь дикую песнь и полуночный зной, — 17—19: Так шли мы с тобою единственный раз, Как будто в ничейный попали рассказ И месяц алмазной фелукой 22—24: Будь добрым к моей запоздалой мольбе, Пришли наяву ли, во сне ли Мне голос азийской свирели. «Стихотворения», 1961. С. 280—281, под загл. «Из Вос¬точной тетради», с датой — 1959. Варианты строк: 9: То мог быть Каир или даже Багдад, 10: Но только не призрачный мой Ленинград 21—24: И если вернется к тебе эта ночь, Ее не гони, как проклятую, прочь, И знай, что приснилась кому-то Священная эта минута. В экземпляре книги (РГАЛИ), подаренном НА. Оль¬шевской, карандашом рукой Ахматовой исправлены стро¬ки 9—10: То мог быть Стамбул или даже Багдад, — Но увы! Не Варшава, не Ленинград, — Окончательный текст — «Бег времени». С. 420. Дата — 1959. Печ. по кн. «Бег времени». Уточнение даты по авто¬графам РГАЛИ (РТ 99, л. 6 и РТ 106, л. 16—16 об.). В рабочих тетрадях Ахматовой — несколько черно¬вых автографов этого стихотворения с многочисленными поправками. В РТ 96, л. 12—12 об. после текста — три даты — 1 декабря 1959, Ленинград; 5 марта 1960, Москва и 7 июня 1961, Комарово (последняя дата, воз¬можно, означает время записи стихотворения в тетрадь, рядом с другими записями 1961 г.). В РТ 96, л. 6 и л. 12, РТ 106, л. 16 имеется эпиграф: «...Я сошел с ума...» — с пометами (Из восточного тоста) и (Из застольного тос¬та). Черновой автограф в РТ 96, л. 6 и 4 об.: из четырех строф (1—3 и 6) после даты — 1 декабря 1959, Ленин¬град, дописана строфа 4 (с указанием, что это 3-я стро¬фа). На л. 4 об. дописана строфа 5. Загл.: «Из восточной тетради». Варианты и исправления строк: 2: Светила нам только [азийская] зловещая тьма 3: Свое [лопотали] бормотали арыки 4: И [черные] Азией пахли гвоздики. 6: Сквозь [дальнюю] [дикую] дымную песнь и полуночный зной 7—8: [Друг друга благословляя, Как духи в преддверии рая.] 9: То мог быть [Каир] Стамбул или [пыльный] даже Багдад 10: Но [все] увы! Не Варшава, не Ленинград 11—12: [Мы это наверное знали В [уже неисцельной] неисцелимой печали] 13: [Казалось] И чудилось: рядом шагают века 21: И если [та ночь возвратится] вернется та ночь и к тебе 22: [В твоей, для меня непонятной судьбе] Будь добрым к моей запоздалой мольбе. 23: Пришли наяву ли, во сне ли 24: Мне голос азийской свирели. РТ 96, л. 4 об. — черновой автограф строфы 5: 5: [Мы так проходили единственный раз] [Последний и первый] — единственный раз Так шли мы с тобою единственный раз 18: В какой-то почти что тринадцатый час Как будто в ничейный попали рассказ 19: И [призрачный] месяц фелукой И месяц алмазной фелукой [Казался над] Вдруг выплыл над встречей-разлукой. В РТ 96, л. 12—12 об. — чистовой автограф с незначи¬тельной правкой, загл.: «Из восточной тетради». Эпиграф: «...я сошел с ума... (Из застольного тос¬та)». Варианты строк: 7: Одни под Созвездием Змея 10: [Но только не призрачный мой Ленинград] А все не Варшава, не Ленинград Сноска к этой строке: «Но, увы, не Варшава, не Ленинг¬рад». Варианты строк в строфе 6: 21: И если вернется [к тебе эта] ночь та ночь и к тебе 22: [Ее не гони как проклятую прочь,] В твоей для меня непонятной судьбе 23: Но знай, что приснилась кому-то Ты помни, что снилась кому-то Черновой автограф в РТ 99, л. 36, 37: 2: Светила нам только азийская [волшебная] тьма, 3: [И выла волчицею дикой] Свое лепетали арыки 4: [И пахла смертельной гвоздикой] И черные пахли гвоздики. И Азией пахли гвоздики 5: И мы проходили сквозь город [ночной] чужой, [Не твой и не мой, не мой и не твой] Сквозь дикую песнь и полуночный зной После 6: [Вся Азия пахла гвоздикой в ту ночь, Которую я подарила Тому, с кем тогда говорила.] 7: Одни под созвездием Змея [Друг друга благословляя] 8: Взглянуть друг на друга не смея [Как духи в преддверии рая] Далее записана строка: «Не удивишь слова, их стал¬кивая лбом», по ритму и смыслу не относящаяся к данно¬му стихотворению. Далее следует вариант 3-й строфы, строки: 9: То мог быть Каир или [мог быть] даже Багдад, 10: Но [все] увы! Не Варшава, не Ленинград. 11: Мы это наверное знали В [уже неисцельной] неисцелимой печали. Строк 13—20 нет. Последняя строфа: 21—24: И если та ночь возвратится к тебе В твоей для меня непонятной судьбе, Пришли наяву ли, во сне ли Мне [песню] голос азийской свирели. Стихотворение имело как бы двойную адресацию. Друзья Ахматовой по Ташкенту — А.Ф. Козловский и его жена, Г.Л. Козловская (Апостолова-Гёрус), считали его по-священным А.Ф. Козловскому. Об этом Галина Лонгинов-на написала в 1979 г. в редакцию «Альманаха поэзии» Цен¬трального телевидения СССР с просьбой передать ее пись¬мо ведущему передачи о поэзии Анны Ахматовой, который говорил о неясности для него этого ахматовского стихотво¬рения: «Это моему мужу, Алексею Федоровичу Козловс¬кому, написано «Явление луны». Это к нему обращено «В ту ночь мы сошли друг от друга с ума...». В этом письме и в воспоминаниях об Ахматовой «Мангалочий дворик» («Воспоминания». С. 378—400) Козловская подробно рассказала о духовной близости композитора А.Ф. Коз¬ловского и Ахматовой — их объединяли любовь к музыке и поэзии, блестящее чувство юмора, свойственное обоим, уникальная память, позволявшая цитировать страницы сти¬хов и прозы, родство судеб: Козловский был выслан в Таги¬кент за три года до войны, Ахматова болезненно пережи¬вала разлуку с Ленинградом. Конкретно обстоятельства возникновения этого стихотворения представлялись Гали¬не Лонгиновне следующим образом: «В один из жарких дней последнего лета Анна Андреевна пришла к нам и со¬бралась уходить уже поздно. У меня на столе стояли белые гвоздики, необычайно сильно и таинственно-настойчиво пахнувшие. Анна Андреевна все время касалась их рукой и порой опускала к ним свое лицо. Когда она уходила, она молча приняла из моих рук цветы с мокрыми стеблями. Как всегда, Алексей Федорович пошел ее провожать. Это было довольно далеко, но все мы тогда проделывали этот путь пешком. Вернулся домой он не скоро и, сев ко мне на постель, сказал: «Ты знаешь, я сегодня, сейчас пе¬режил необыкновенные минуты. Мы сегодня с Анной Ан¬дреевной, как оказалось, были влюблены друг в друга, и такое в моей жизни, я знаю, не повторится никогда. Мы шли и подолгу молчали. По обочинам шумела вода, и в од¬ном из садов звучал бубен. Она вдруг стала расспрашивать меня о звездах. (Алексей Федорович хорошо знал, любил звезды и умел их рассказывать.) Я почему-то много гово¬рил о Кассиопее, а она все подносила к лицу твои гвоздики. От охватившего нас волнения мы избегали смотреть друг на друга и снова умолкали». Его исповедь я запомнила дословно, со всеми реалия¬ми пути, чувств и шагов. Поняла, что это был как бы акмей в тех их отношениях, которые французы называют quitte amoreux (свободная любовь. — фр.). И я, ревнивейшая из ревнивиц, испытала чувство полного понимания и глубоко¬го сердечного умиления. ... И когда годы спустя Алек¬сей Федорович впервые прочел эти стихи, он ошеломленно опустил книгу и только сказал: «Прочти». Я на всю жизнь запомнила его взгляд и оценила всю высоту и целомудрие этого его запоздалого признания» (Письмо Г.Л. Козлов¬ской. — журн. «Слово — Word». Нью-Йорк. 1993. № 15. С. 125—127.) Предположение Г.Л. Козловской подтвер¬ждается несколькими реалиями стихотворения — описа¬нием ночной прогулки, упоминаниями гвоздик, созвездия Змея, звуков бубна, голоса азийской свирели (в ранней ре¬дакции и в журн. «Нева») — на свирели блестяще играл Козловский. Однако существует и другое мнение об адресате сти¬хотворения, поддержанное самой Ахматовой. Л.К. Чуков¬ская услышала это стихотворение в декабре 1959 г. в числе трех новых прочитанных ей Ахматовой в Ленинграде, на улице Красной Конницы: «...Другое о Ташкенте и обра¬щено к тому высокому поляку, которого я встречала у нее. Стихотворение прекрасное, таинственное, восточное, алмаз¬ное, но ко мне Ташкент оборачивался помойной ямой, и я его красоты не почувствовала. Анна же Андреевна, как всегда, сумела над помойной ямой возвыситься и сотворить из сора высокий миф: Шехерезада Идет из сада и т.д. Это прекрасно, но в ташкентском случае ее мифо¬творчество мне почему-то не по душе. (Видимо, скудная у меня душа.) Так и «месяц алмазной фелукой» мне чем-то неприятен, и «созвездие Змея». Чем? Наверное, своим ве¬ликолепием» (Ч у к о в с к а я, 2. С. 366). Высокий по¬ляк — Чапский Йозеф Гутен (1896—1993) — польский художник, литератор и публицист, выпускник Петербург¬ского университета, офицер польской армии, 1939—1941 гг. проведший в советских лагерях. В 1942 г. был в Ташкенте, где общался с эвакуированными московскими писателями. Тогда произошло и его знакомство с Ахматовой. С 1945 г. Чапский жил в Париже, где в 1947 г. выпустил книгу о Со¬ветском Союзе «На бесчеловечной земле». С 1948 г. был членом редколлегии и постоянным сотрудником польского журн. «Культура», выходящего в Париже. В начале 1963 г. К. Г. Паустовский привез из Парижа от Чапского подарок для Л.К. Чуковской — брошь; по мнению Л.К. Чуков¬ской, брошь на самом деле предназначалась Ахматовой: «— Это, конечно, вам, — повторяла я. — Ведь я-то, соб¬ственно, с Чапским еле-еле знакома, а вы даже стихи по¬святили ему: «Из Ташкентской тетради». — Если там есть свирель, мне. Если нет — вам, — заявила Анна Андреевна» (Ч у к о в с к а я, 3. С. 24). Чуковская приводит вариант окончания стихотворения, в котором упоминается свирель: Будь добрым к моей запоздалой мольбе: Пришли наяву ли, во сне ли Мне голос азийской свирели. (Т а м ж е). Такой была последняя строка в журнальном вариан¬те («Нева». 1960. № 3), и, по мнению Чуковской, Ахма¬това могла предположить, что Чапский в Париже прочел эти стихи, понял, что они обращены к нему, и откликнул¬ся присылкой броши. Но в этом случае на броши должна была быть изображена свирель. Предположение было ошибочно: «Не только Чапский в Париже, но и я в Мос¬кве «Невы» с этими строчками не видела», — заключает Л.К. Чуковская (С. 31). На адресацию стихотворения Чапскому указывает строка 10-я: «Но увы! Не Варшава, не Ленинград» — и мотивы «горького несходства» и «ни¬чейной земли», по которой идут принадлежащие разным государствам герои. 26 Последнее стихотворение. Впервые — журн. «Нева». 1960. № 3. С. 55, под загл. «Последнее стихот¬ворение из цикла «Тайны ремесла», строка 7: «Из зеркала смотрит чужого»; «Стихотворения», 1961. С. 287—288 — окончательный текст под № 4 в цикле из шести стихотво¬рений «Тайны ремесла»; то же — «Бег времени». С. 297— 298, под № 6 в цикле «Тайны ремесла». Печ. по кн. «Стихотворения», 1961, дата — по чистовому автографу РГАЛИ (РТ 96, л. 7). Черновой автограф — РГАЛИ (РТ 99, л. 35— 35 об.). Варианты и исправления строк: 1: Одно, словно [первый] кем-то встревоженный гром, 2: С дыханьем сирени врывается в дом 3: [У самого] Смеется, у горла трепещет 4: И [топает] кружится [в пляске] и рукоплещет. 7: Из зеркала смотрит чужого 10: [Почти что совсем не глядя на меня] [смотря] [помимо меня] 11: [Прокрадется к] белой бумаге [Ложатся по] 15: [Меняется, множится] вьется 16: [Лишь эхом глухим отдается] Далее шла 6-я строфа. Строфа 5-я отсутствовала. Ра¬бота над нею — после даты: 19—20: [Оно неразлучно со мною Иль стало опять тишиною.] 21: [Но это... такой я не знала беды] Дата — 1 декабря 1959. Красная Конница. В РТ 96 — чистовой автограф с посвящением: «Ни¬кому» и незначительной правкой: строка 8: «[И редко про¬цедит полслова]» исправлена на «И что-то бормочет суро¬во». Разночтения в пунктуации: в строке 13: «А вот еще — тайное бродит вокруг»; 16 — исправление начального со¬юза: «Но в руки...» на «А в руки...». 28 «Я давно не верю в телефоны...» Впервые — журн. «Юность». 1969. № 6. С. 67, публикация В.М. Жирмунского, с датой — 24 октября 1959; то же — БП. С. 301—302. Печ. по автографу РГАЛИ (РТ 99, л. 37 об.), где дата — 24 декабря 1959, Красная Конница и зачеркнутые варианты строк 5—6: «[Но зато всегда могу присниться // Всякому, кому ни захочу]» (ран¬няя редакция). 29 Посвящение цикла «Из сожженной тетра¬ди». Впервые — в кн. «Бег времени». С. 382, откры¬вало цикл «Шиповник цветет. «Из сожженной тетра¬ди», без загл., с неверной датой — 1961, с эпиграфом; БП. С. 273, с датой — 24 декабря 1961; БО 1. С. 268, с датой — 24 декабря 1959. Печ. по кн. «Бег времени», загл. и дата — по автографу РГАЛИ (РТ 96, л. 19 об.). Эпиграф — из поэмы «Изабелла» (строфа XXXIX) Джона Kumca (1795—1821) — английского поэта-ро¬мантика. В РТ 104, л. 31 (РГАЛИ) — автограф под загл. «По¬священие к циклу «Из сожженной тетради». В РТ 111, л. 24 (РГАЛИ) загл. — «Посвящение», эпиграф из Китса — ко всему циклу, поставлен после названия цикла «Из сож¬женной тетради». 30 «и отнять у них невозможно...» Впервые — в кн.: Ахматова А. Стихи и проза. Л., 1976. С. 580, публикация Э.Г. Герштейн. Печ. по автографу РГАЛИ (РТ 99, л. 3 об.). Вариант строки 9: «Безымянную рой могилу». На пер¬вых страницах этой тетради — размышления Ахматовой о Пушкине, его одиночестве и внутреннем неблагополучии, заметки при чтении писем П.А. Вяземского к жене. Не¬посредственно перед записью незаконченного стихотворе¬ния воспоминание о Гумилеве: «Гумилев написал мне на своей фотографии четверостишие из «Жалобы Икара» Бодлера: Mais brule par l'amour du beau Je n'aurai pas I'honneur sublime De dormer mon nom a l'abfme Qui me servira de tombeau . (Севастополь 1907)» Ахматова вспоминает также: «Николай Степа¬нович прислал мне в Севастополь Бодлера («Цветы зла») с такой надписью: «Лебедю из лебедей — путь к его озе¬ру» (1907 ?)». В рабочих тетрадях и рукописях Ахматовой несколь¬ко вариантов этого наброска. РТ 99, л. 32: Император прав, как Ликург [Получили] Говорят об эпохе и месте [Имя] — пушкинский Петербург Но, сожженный любовью к прекрасному, Я не удостоюсь высшей чести Дать свое имя бездне, Которая послужит мне могилой (фр.). На том же листе запись: «Лирическое отступление. Суз¬даль. Успенский монастырь ...» С датой — 27 де-кабря 1959. Красная Конница. В той же тетра¬ди на л. 34: И отнять у них невозможно То, что хищно и осторожно Они в руки свои берут. Записано после отрывка прозы к «Поэме без героя»: «Лишняя Тень хочет отнять локон. Он хватает Тень за руку — перчатка остается у него в руке, руки не было. Он в ярости рвет перчатку». Ликург — легендарный законодатель в Спарте, со¬здатель свода законов, определяющего экономический и политический строй спартанцев. Имя — Пушкинский Петербург. — Образ будет использован Ахматовой в ста¬тье «Слово о Пушкине», написанной в Комарове 26 мая 1961 г.: «Вся эпоха (не без скрипа, конечно) мало-помалу стала называться пушкинской. Все красавицы, фрейлины, хозяйки салонов, кавалерственные дамы, члены высочай¬шего двора, министры, аншефы и не-аншефы постепенно начали именоваться пушкинскими современниками, а за¬тем просто опочили в картотеках и именных указателях (с перевранными датами рождения и смерти) пушкинских изданий. Он победил и время, и пространство. Говорят: пушкинская эпоха, пушкинский Петербург» (Соч., 1990. С. 16—17). Безымянная здесь могила... — Можно предполо¬жить, что речь идет о могиле Н.С. Гумилева, точнее — месте его казни под Санкт-Петербургом, близ деревни Бер-нгардовка. Имя «мученика сего» — имя Н.С. Гумилева. 31 «Неправда, не медный, неправда, не звон...» Впервые — в статье Н.Н. Глен «Вокруг старых записей» в кн.: «Воспоминания». С. 632, другая редакция: Неправда, не медный, Неправда, не звон — Воздушный и хвойный Встревоженный стон Они издают иногда. Печ. по автографу РГАЛИ (РТ 99, л. 10). Перед текстом в РТ 99 — помета: «М. з. Дудин». «М. з.» — очевидно, «медный звон», образ стихотворе¬ния Михаила Александровича Дудина (1916—1993). В РТ 106, л. 34 об. — иная редакция: «И вовсе не мед¬ный и вовсе не звон. / / Протяжный и хвойный таинствен-ный стон...» В воспоминаниях Н.Н. Глен рассказывается о создании этого незавершенного наброска в декабре 1959 г. Ахматова прочитала стихи М.А. Дудина в газете «Ленин¬градская правда»: «Да, вы знаете, в сегодняшней газете стихи Дудина, и он пишет, что у сосен медный звон, что сосны медные. Это неправда, посмотрите — какие же они медные. Я их хорошо знаю, я всегда их в Будке слушаю. Как там у него? Прочтите, прочтите, это в «Ленинград¬ской правде» («Воспоминания». С. 632). Несогласие Ах¬матовой вызвали строки М. Дудина: И доносится сквозь сон Медных сосен медный звон. 32 «Как слепоглухонемая...» Впервые — Соч., 1986. С. 362, публикация В.А. Черных. Печ. по автогра¬фу РГАЛИ (РТ 99, л. 28). Датируется условно по место¬положению в тетради. На этом же листе — отрывок авто¬биографической прозы, построенной на развитии того же образа: «Запахи Павловского вокзала. Обречена помнить их как слепоглухонемая. Первый — дым от допотопного паровозика, который меня привез — Тярлево, парк, Salon de musique (который называли «соленый мужик»), второй — натертый паркет, потом что-то пахнуло из па¬рикмахерской, третий — земляника в вокзальном мага¬зине (павловская!), четвертый — резеда и розы (прохлада в духоте) свежих мокрых бутоньерок, которые прода¬ются в цветочном киоске (налево), потом сигары и жирная пища из ресторана». Образ слепоглухонемой, возможно, связан с реально существовавшим человеком — слепоглухонемой девушкой Ольгой Скороходовой, сумевшей преодолеть свои физи¬ческие недостатки, защитившей диссертацию на степень кандидата педагогических наук и написавшей книгу о своей судьбе. «Мне веселее ждать его...» Впервые — «Я — голос ваш...». С. 301, публикация В.А. Черных., без даты; БО 2. С. 102, с датой — 1960-е годы. Печ. по автографу РГАЛИ (РТ 99, л. 2 об.). Датируется по местоположе¬нию в тетради. 34 «Это и не старо, и не ново...» Впервые — стро¬ка 7 «ОтЛибавы до Владивостока» в качестве загл. статьи С. Дедюлинав газ. «Коммунист». Лиепая. 8 сентября 1979; Чуковская Л.К. Записки об Анне Ахматовой. Т. 2. Париж: YMCA-Press, 1980. С. 556 — неполный текст по записи В.Н. Корнилова; тот же текст — Соч., 3. С. 502; «Я — голос ваш...». С. 292—293, строка 8: «Грозная анафема гудит», без загл.; то же — «Узнают голос мой...». С. 285. В БО 1. С. 247 — под загл. «Анафема», № 14 в составе цикла «Из заветной тетради», который Ахмато¬ва впервые составила в рукописи кн. «Бег времени» 1962 г. В БО 1 этот цикл представлен М.М. Кралиным в собствен¬ной композиции, на основании разных планов Ахматовой. Строка 8: «Грозная анафема гремит». Печ. по автографу РГАЛИ (РТ 103, л. 55). В рабочей тетради РГАЛИ 98, л. 22 об. имеется про¬заический отрывок на ту же тему: «Кроме того, уже три¬надцать раз во всех учебных заведениях Союза от Мур¬манска до Термеза и от Владивостока до Калининграда в мае, перед концом учебного года в лекции (или уроке) об акмеизме мое имя предается анафеме. Таким образом мо¬лодежь, выслушавшая этот урок в 10-м классе (как моя Аня в прошлом году), снова слушает ту же лекцию через год-два в своем ВУЗе (как Боря Ардов третьего дня)». Как Отрепьева и Пугачева... — Отрепьев Григорий Богданович (Лжедмитрий I) — самозванец, захвативший российский престол под именем царевича Дмитрия, сына Ивана IV. Убит во время народного восстания в Москве в мае 1606 г. Пугачев Емельян Иванович (1740 или 1742 — 1775) — предводитель крестьянского восстания 1773 — 1775 гт. Казнен в Москве 10 января 1775 г. Оба они были преданы церковной анафеме как государственные преступни¬ки. Ахматова сравнивает себя с ними, а травлю, продолжа¬ющуюся после постановления ЦК ВКП(б) от 14 августа 1946 г. «О журналах «Звезда» и «Ленинград» вплоть до 1959 г., — с церковной анафемой, т.е. проклятием и отлу¬чением от церкви и последующими убийством или казнью. 35 Из набросков. Впервые — БП. С. 303, по авто¬графу РГАЛИ (РТ 112, л. 50 об.). Загл. — «Из наброс¬ков». Там же, в разд. «Другие редакции и варианты» (БП. С. 422) приведен черновой автограф РНБ: Даль рухнула, и пошатнулось время, Бес скорости [невидимо] вдруг наступил на темя Могучих гор и повернул поток, В земле [дремучей не прозябло] отравлено лежало семя, [По стеблю не пошел зеленый сок] И все, что снилось нам в начале века Индуса бредни и мечтанья грека, И Страшного суда великий час, — Все у порога... В БО 2. С. 66—67 — впервые другая редакция на¬броска по автографу РГАЛИ (РТ 111, л. 2): * * * Пространство выгнулось, и пошатнулось время, Дух скорости ногой ступил на темя Великих гор и повернул поток. Отравленным в земле прозябло семя, И знали все, что наступает срок. Печ. по автографу РГАЛИ (РТ 112, л. 50 об.). Дата — по черновому автографу РГАЛИ (РТ 99, л. 2): Даль рухнула и пошатнулось время Бес скорости ногой ступил на темя Великих гор и повернул поток. Отравленным в земле лежало семя, Отравленным бежал по стеблям сок ........................племя, Но знали все, что очень близок срок. Смысл этого не вполне ясного отрывка пытался рас¬крыть В. Берестов в воспоминаниях-эссе «Мне иногда не верилось в свое счастье: захочу и приду к Ахматовой!» ( «Ве¬черний клуб». М. 1996. 5 марта. № 25): по его мнению, это ахматовский набросок «нового «Фауста» вослед вто¬рой части «Фауста» Гете, написать который она предлага¬ла Б.Л. Пастернаку. Берестов связывает его с наброском 1945 г. «И очертанья Фауста вдали...»: «И вдруг через много лет, году в шестидесятом, возникает последний ах¬матовский набросок нового «Фауста», так и не написанно¬го Пастернаком! Это страшное видение каких-то грядущих Чернобылей, поворотов рек, усыхания Арала и еще неве¬домых нам экологических катастроф: ведь теперь «бес ско¬рости» может мигом осуществить на деле самые фантасти-ческие замыслы». Ср. также текст наброска «Творчество» («Я помню все в одно и то же время...»)». 36 Прощальная Из цикла «Песенки» . Впер¬вые — журн. «Звезда». 1962. № 7. С. 94, без загл. В кн. «Бег времени». С. 418 — под № 3 в цикле «Песенки», загл. «Прощальная», дата — 1959. Печ. по кн. «Бег вре¬мени». Автографы: чистовой — РНБ; ранний черновой ав¬тограф 1-й строфы — РТ 99, л. 8 (РГАЛИ), под № V, загл. «Скромная», время записи — ноябрь — декабрь 1959: Не смеялась, не глядела И весь день молчала, По тебе с ума сходила С самого начала. В промежуток между строками 2 и 3, обозначенный расположенными по вертикали точками, чернилами вписан вариант строк 3—4: А всего с тобой хотела С самого начала. В РТ 98, л. 16 (РГАЛИ) — еще один набросок пер¬вой строфы, сделанный осенью 1959 г.: V. СКРОМНАЯ Не звала и не глядела молчала А всего с тобой хотела С самого начала: — Огненной разлуки Чистовой автограф РТ 101, л. 20 (РГАЛИ) под загл. «Пятая, или Последняя», с иной строкой 6: «Полной слад¬ких бредней», дата — 1962. В РТ 106, л. 7 об. — авто¬граф под загл. «Последняя». Варианты строк: 3: [И ] А всего с тобой хотела 5: Той сладчайшей первой ссоры, В строке 2 глагол-рифма «молчала» первоначально был записан в конце пустой строки, что свидетельствует о том, что текст «вспоминался» автором. О том же свидетельствует дата — (15 марта 1962) Ленинград. Дата взята в скобки автором, что означает время записи, а не создания текста. В планах кн. «Бег времени» и в кн. «Бег времени». С. 418, название «Последняя» имеет другая «песенка»: «Услаж¬дала бреднями...», написанная в 1964 г. 37 «...Но в мире нет власти...» Впервые — БО 2. С. 106, с датой — 1960-е годы, публикация М.М. Крали-на. Печ. по автографу РГАЛИ (РТ 98, л. 20). Датируется по местоположению в этой тетради: на соседних страницах записаны стихотворение 10 декабря 1959 г. «Что нам раз¬лука?..», набросок «На свиданье с белой ночью...» (1959 г.), список «Пятнадцать стихотворений» (1910— 1959)и пр. 38 «Не давай мне ничего на память...» Впер¬вые журн. «Юность». 1971. № 12. С. 64, публикация В.М. Жирмунского по автографу РГАЛИ; БП 320, без даты; БО 2. С. 106 — с датой — 1960-е годы. Печ. по автографу РГАЛИ (РТ 99, л. 8 об.). Датируется по мес-тоположению в тетради. 39 «Там оперный еще томится Зибель...» Впер¬вые — БП. С. 318, по автографу РГАЛИ, без даты. Печ. по автографу РГАЛИ (РТ 99, л. 38 об.). Датируется по местоположению в тетради, которая заполнялась с конца 1959-го по май 1960 г. Зибель — персонаж оперы Ш. Гуно «Фауст». И зак¬линает милые цветы. — Ария Зибеля «Расскажите вы ей, цветы мои...». 40 Отрывок («Так вот где ты скитаться долж¬на...»). Впервые — БП. С. 312—313, под загл. «Отры¬вок», с пропусками и неверным прочтением ряда строк по автографу РГАЛИ. В автографе РНБ — загл. «Из москов¬ской тетради. Отрывок». Печ. по автографу РГАЛИ (РТ 99, л. 12 об.—13), где не имеет загл. Исправления строк: 2: «Тень [моя и], чужая невеста!» 6: Здесь предзимье уже [проходило] После 8: ... [Неужели же ты не нашла] Датируется по местоположению в тетради среди за¬писей конца 1959 — начала 1960 г. Загл. — по автографу РНБ и по перечням названий в циклах «Из московской тетради» и «Трилистник московский»: В РТ 96, л. 22 (РГАЛИ): Из московской тетради (59—60 гг.) 1) Отры¬вок. 2) Прощанье. 3) Мартовская элегия. В РТ ПО, л. 153 об. (РГАЛИ): Трилистник московский I. Отрывок II. Мартовская элегия III. Не стращай меня В дальнейшем отдельные строки и образы незакон¬ченного стихотворения были использованы Ахматовой при написании стихотворения «Мартовская элегия» («Прошло-годних сокровищ моих...»). 42 Мелхола. Впервые — журн. «Звезда». 1962. № 7. С. 94, загл. «Образы древности: Мелхола»; «Бег времени». С. 215—216, под № 3 в цикле «Библейские стихи» (1. «Рахиль», 2. «Лотова жена»). Дата — 1922—1961 (первая дата, по-видимому, поставлена для «укрепления» связи стихотворения с 1920-ми годами, когда написаны первые два произведения цикла). Со¬хранилось несколько черновых автографов стихотворе¬ния, и все они относятся к 1959—1961 гг. Печ. по кн. «Бег времени», дата — по автографам в рабочих тетра¬дях РГАЛИ. В РТ 96, л. 10 об. — автограф под загл.: «Мелхола. Из Книги Царств», без эпиграфа. Дата — 1959—1961 (первоначально было —1960, затем ноль переправлен на 1). Варианты строк: 1: ... И отрок играет безумцу-царю 3: И властно победную кличет зарю 6: «Огонь в тебе, юноша, дивный горит 8: [Отдал бы] Отдам тебе дочку и царство. 12: Но хочет царевна Давида. Строки 13—18 вписаны позже на оставленное пустое место, каждая строка начата и не дописана, частично стро¬ки написаны на полях. В строках 19—26 — разночтения в пунктуации. В РТ 99, л. 2 — вариант окончания от строки 19: Волшебное, верно, пила я питье ......................дух Бесстыдство мое, униженье мое, Разбойник, бродяга, пастух... Зачем же никто из придворных вельмож Увы! На него не похож, А звезды в ночи, а солнца лучи... Как душно мне, сердце! — молчи. [...О сердце! — молчи] В РТ 101, л. 8—8 об. (РНБ) — еще один черновой вариант тех же строк — 19—26: Бесстыдство мое — униженье мое Разбойник ночной — и мальчишка-пастух, И главное — песню, что пел он тогда, Когда на пороге стояла беда. На лестнице нашей, о горе, шаги. Идут за тобою...........враги. ...........хватайте ремень, Тебя, [мой любимый, спасу я] — беги я спасла, мой любимый, — А в дверь уже громко стучали враги. И если тебя здесь...........иочь .... отдаленного говора гул, Не шлет ли убийц за Давидом Саул. И в храмине темной бледнее луны Лицо молодое счастливой жены. Душистее лилий ладони его, А голос как стон лебединый ...браслеты на смуглых ногах, Пылает одежда цветная... Чистовой автограф с незначительными исправлениями — РТ 115, л. 10, 9 об., л. И; загл. «Мелхола», без эпиграфа. Варианты строк: 3: И смело победную кличет зарю 10: Ей песен не [надо] нужно, не [надо] нужно венца 25: А солнца лучи, А [месяц] звезды в ночи Стихотворение не сразу обрело место в цикле «Биб¬лейские стихи». В РТ 96, л. 30 об. в перечне стихотво¬рений, предназначенных для публикации, оно названо отдельно: Из Книги Царств Мелхола В духе древних Софокл Дом Поэта Эпиграмма В РТ 101, л. 9 (РГАЛИ) «Мелхола» значится в списке произведений 1961 г. с пометой «окончила». С этого вре¬мени Ахматова начинает включать «Мелхолу» в списки про-изведений для «Седьмой книги» или «Седьмого сборника «Бег времени». И наконец, в тетради РТ 103, заполняв¬шейся с 1961 по 1963 г., был назван цикл: Библейский цикл. 1921—1961. 1) Рахиль. 1921 2) Лотова жена. 1924 3) Мелхола. 1959 — 1961. В РТ 105 Ахматова сделала список стихотворений, которые можно было бы включить во второе издание книги «Стихотворения», 1961 г. — среди них «Мелхола. 1959— 1961. Библейский цикл». В 1962 г. в конспекте статьи о собственном творчестве Ахматова записала: «III. «Клеопатра», «Данте», «Мелхо¬ла», «Дидона» — сильные портреты. Их мало, они появ-ляются редко. Но они очень выразительны. Исполнены каждый по-своему. Горчайшие» (РТ 106, л. 56). Датирование «Мелхолы» 1959—1961 гг. подтверж¬дают дневниковые записи Л.К. Чуковской. В июне 1960 г. Ахматова читает ей «Мелхолу» как «новые стихи, еще не оконченные. Из Первой Книги Царств» (Чуковская, 2. С. 419). 21 июня 1961 г. Ахматова прочитала «Мелхолу» Л.К. и К.И. Чуковским в Переделкине и подарила Лидии Корнеевне текст: «Распространяйте». Л.К. записала мне¬ние Корнея Ивановича: «Первая половина могла быть и у Алексея Толстого: там элемент оперы, но вторая по сме¬лости, подлинности и силе — только Ахматова» (там же, С. 461). Мелхола — дочь царя Израиля Саула, наказанного Господом за непослушание: «злой дух от Господа возмущал его», т.е. лишал разума и приводил в исступление. В это же время на царствование над Израилем Господом был пома¬зан младший сын Иессея Давид — «человек храбрый и воинственный, и разумный в речах, и видный собою», и, кроме того, прекрасно игравший на гуслях. Давид пас отцовских овец, когда за ним пришли посланцы царя Сау¬ла, которому было предсказано, что лишь искусная игра на гуслях может спасти его от злого духа. «И когда дух от Бога бывал на Сауле, то Давид, взяв гусли, играл, — и от¬раднее и лучше становилось Саулу, и дух злой отступал от него» (Первая Книга Царств, 16, 28). Далее в Книге Царств следует рассказ о войне израильтян и филистим¬лян, о поединке Давида и Голиафа, убитого Давидом кам¬нем из пращи, о дружбе Давида с сыном Саула Ионафа¬ном, «полюбившим его как свою душу». Давид становится начальником войска Саула, побеждает врагов Израиля, и народ славит его, говоря: «Саул победил тысячи, а Да-вид — десятки тысяч» (18.7). После этого Саул стал бо¬яться и возненавидел Давида. Царь Саул предложил в жены Давиду свою старшую дочь Мерову с условием, что Давид останется его военачальником. Давид отказался: «...кто я, и что жизнь моя и род отца моего в Израиле, чтобы быть зятем царя?» Мерова была выдана замуж за другого. И только после всего этого в библейском сюжете появля¬ется Мелхола: «20. Но Давида полюбила другая дочь Сау¬ла, Мелхола; и когда возвестили об этом Саулу, то это было приятно ему. 21. Саул думал: отдам ее за него, и она будет ему сетью, и рука Филистимлян будет на нем» (т.е. фили¬стимляне убьют его в бою). Давид вновь отказался от бра¬ка с царской дочерью: «...разве легко кажется вам быть зятем царя? Я — человек бедный и незначительный». Царь Саул прислал сказать Давиду, что он не хочет вена (выку¬па) за невесту, достаточно «ста краеобрезаний Филистим-ских» — «Ибо Саул имел в мыслях погубить Давида рука¬ми Филистимлян» (18. 25). Давид выполнил волю царя, «и выдал Саул за него Мелхолу, дочь свою, в замужество» (18. 27). «И увидел Саул и узнал, что Господь с Давидом, и что Мелхола, дочь Саула, любила Давида» (18.28). Как видно из сравнения библейской истории с текстом Ахмато¬вой, она переделала, «спрессовала» библейский текст. В Библии образ Мелхолы — это образ любящей жены, спасающей мужа от слуг своего отца, присланных убить его: «И спустила Мелхола Давида из окна, и он пошел, и убе¬жал и спасся» (19.12). Отцу же она солгала: «...он сказал мне: «Отпусти меня, иначе я убью тебя» (19. 17). В даль-нейшем, по Библии, Давиду помогает спастись сын Саула Ионафан, затем он мирится с Саулом, совершает подвиги, женится сразу на Авигее и Ахиноаме, «Саул же отдал дочь свою Мелхолу, жену Давидову, Фалтию, сыну Лаиша, что из Галлима» (25, 44). 44 «Тебя прямо в музыку спрячу...» Впервые — «Записные книжки». С. 40. Печ. по автографу РГАЛИ (РТ96, л. 1об.). Двустишие записано карандашом, затем карандаш стерт. Выше него записано двустишие: «Ив недрах музыки я Не нашла ответа...» Датируется условно по местоположению в тетради. 45 «И в недрах музыки я не нашла ответа...» Впервые — БП. С. 319, по автографу РГАЛИ, без даты. В БО 2. С. 105 — в составе цикла, скомпонованного со¬ставителем — М.М. Кралиным, «Наброски к циклу " Музыка" » с датой — 1960-е годы. Печ. по автографу РГАЛИ (РТ 106, л. 35 об.). Датируется по местоположе¬нию в тетради, где на соседних страницах записаны сти¬хотворения 1959 г. То же двустишие — в РТ 106, л. 35, записанное, оче¬видно, в 1962 г. — среди других двустиший (набросков и отрывков из стихотворений): ...В последнюю речь подсудимой Мои превращая стихи. Это ты осторожно коснулся Очарованной ^ , жизни моей Заколдованной Там музыка рыдала без меня И без меня упала на колени. И в недрах музыки я не нашла ответа, И снова тишина, и снова призрак лета Спьяну ли ввалится в горницу слава, Бьет ли тринадцатый час? ...Так скучай обо мне поскучнее И побудничнее томись и др. Двустишие записано также в РТ 96, л. 1, РТ ПО, л. 168 и в РТ 116, л. 8 об. (последняя запись — конца 1965 г., незадолго до смерти). 46 «Это ты осторожно коснулся...» Впервые — БО 2. С. 103, по автографу РНБ. Печ. по автографу РГАЛИ (РТ 96, л. 12 об. и 13 об.). Датируется услов¬но — по местоположению в тетради, где двустишие запи¬сано дважды: 1) между окончанием стихотворения «В ту ночь мы сошли друг от друга с ума...» и черновым авто¬графом одной из строф «Поэмы без героя» («Но созна¬юсь, что применила...»); 2) На одном листе с прозаичес¬кой записью: «Другое окончание «Пиковой Дамы». Гер¬манн влюбляется в старуху. X. сходит с ума от ревности. В свете странные слухи (?!). Старуха пишет стихи». Вари¬ант эпитета: «Очарованный» (РТ106, л. 35). 47 «Хвалы эти мне не по чину...» Впервые — БП. С. 303. Автограф РГАЛИ (РТ 99, л. 9). Печ. по этому автографу. Датируется условно по мес¬тоположению в тетради, где записано, по-видимому, в 1959 г. Однако, возможно, написано раньше, так как ав¬тограф имеет вид записи произведения вспоминаемого — отдельные строки начаты, далее следуют точки, после ко¬торых — заключительное слово строки, стоящее на рифме: Стихи с............подтекстом. Середина строки — «эти были с» — вписана поверх точек, карандашом с другим нажимом. Строка «Иные спа¬саются бегством» исправлена на «Пусть кто-то спасается бегством». В строке 6 слово «кивают» написано поверх другого: «Глумились (?) из ниш». После текста — вопро¬сительный знак и в скобках: «[когда и где?]» И Сафо совсем ни при чем... — С Сафо Ахматову сравнивали многократно. В ее рабочих тетрадях 1960-х го¬дов несколько раз записана по памяти фраза из письма Б.В. Анрепа к Н.В. Недоброво 1914 г. о «Четках»: «Она была бы — Сафо, если бы не ее православная изнемож-денность» (РТ 107, л. 7, запись 1962 г.; РТ 111, л. 23 об., запись 1963 г.). В РТ 114, л. 267 имя Sapho встречается в записи о Павле Радимове, художнике и поэте, участнике Первого Цеха поэтов. В стихах, посвященных Ахматовой, ее сравнивали с Сафо Юрий Верховский («Эринна»: «Деву — певицу любви — слышал на Лесбосе я; // Див¬ная пела любовь и с любовью свое веренце: / / Женских служений печать, светлая, красит чело»); С. Шервинский («... Мученический и грешный остров Сафо. / / Кто ей внимал? — пять-десять учениц...») и др. поэты. Сравнения Ахматовой с Сафо имелись в литературо¬ведческих работах — Гроссман Л. «Борьба за стиль». М., 1927. С. 238; Страховский Л. «Anna Akhmatova — the Sapho of Russia» в журн. «The Russian Student». VI. 1929. № 3. P. 8). В январе 1962 г., огорченная сравнением с Жорж Занд в статье Б. Филиппова, Ахматова сказала Л.К. Чуковской: «Прежде меня называли русской Сафо, это мне больше нравится» (Ч у к о в с к а я, 2. С. 476). Можно предположить, что стихотворение связано с темой И. Берлина в лирике Ахматовой — с известием о возможном его приезде в 1959 г. М.М. Кралин (БО 2. С. 335) цитирует воспоминания С.К. Островской, присут¬ствовавшей при первом разговоре Ахматовой с Исайей Бер¬лином, которая запомнила фразу гостя: «Мы переводим вас, как Сафо...» Сафо — древнегреческая поэтесса (VII — VI вв. до н.э.), писавшая любовные стихи, эпиталамии, элегии и гимны. 48 «На свиданье с белой ночью...» Впервые — «Я голос ваш...». С. 301, публикация В.А. Черных по автографу РГАЛИ, не полностью, без даты. ВБО 2. С. 103—104 с датой — 1960-е годы, без строк 6—8. Печ. по автографу РГАЛИ (РТ 98, л. 19—18 об.). Датируется по расположению в тетради и содержа¬нию, — предположительно, набросок сделан в Москве, накануне отъезда Ахматовой в Ленинград в середине июня 1959 г. 49 «Не лги мне, не лги мне, не лги мне...» Впер¬вые — «Я — голос ваш...». С. 301, публикация В.А. Чер¬ных, без даты. В БО 2. С. 83 датируется условно — 1960-е годы. Печ. по автографу РГАЛИ (РТ98, л. 14 об.). Датируется по местоположению в тетради и характеру почерка. 50 «Я бросила тысячи звонниц...» Впервые — газ. «Ленинградская правда». 1989. 23 июня, публикация М.М. Кралина по автографу в собрании М.С. Лесмана; то же — БО 2. С. 69. Печ. по автографу из собрания М.С. Лесмана (Фонтанный Дом). 51 «...и это грозило обоим...» Впервые — БО 2. С. 98, публикация М.М. Кралина, с датой — 1964. Печ. по автографу РГАЛИ (РТ 99, л. 15). Вариант строки 4: «Незримой и [страшной] звезды». Датируется по место¬положению в тетради. 52 «Нужен мне он или не нужен...» Впервые — БО 2. С. 100, публикация М.М. Кралина; с датой — 1965. Печ. по автографу РГАЛИ (РТ 98, л. 27) . Датируется по местоположению в тетради. 53 «Там завтра мое улыбаясь сидело...» Впер¬вые — «Записные книжки». С. 39. Печ. по автографу РГАЛИ (РТ 98, л. 30 об.). Датируется условно по место¬положению в тетради. 54 Городу. Впервые — журн. «Нева». 1979. № 6. С. 67, публикация Л.А. Мандрыкиной; не полностью, по черновому автографу РНБ. В изданиях Соч., 1. С. 369 и БО 2. С. 94 и др. — полный текст чернового отрывка. Печ. по автографу РНБ. Стихотворение написано строфой «Поэмы без героя» и, возможно, относится к числу вариантов, не вошедших в окончательный текст поэмы. Ср.: «За заставой воет шар¬манка...» (т. 3. С. 207). 55 «Не то чтобы тебя ищу...» Впервые — газ. «Ле¬нинградская правда». 1989. 23 июня, публикация М.М. Кралина по автографу из собрания М.С. Лесмана; то же — БО 2. С. 69. Печ. по автографу из собрания М.С. Лесмана (Фонтанный Дом). 56 «Всех друзей моих благодарю...» Впервые — в статье Р.Д. Тименчика «Страницы черновиков Анны Ахматовой» в кн.: Книги и рукописи в собрании М.С. Лес¬мана С. 377—378. Печ. по по автографу из собрания М.С. Лесмана (Фонтанный Дом). 57 «Там зори из легчайшего огня...» Печ. впервые по автографу в собрании М.С. Лесмана (Фонтанный Дом). См. также коммент. к стихотворению «Ты, крысоловьей дудкою маня...». «Ты, крысоловьей дудкою маня...» Впервые — в статье Р.Д. Тименчика «Страницы черновиков Анны Ахматовой» в кн. «Книги и рукописи в собрании М.С. Лес¬мана». С. 378. В БО 2. С. 105 — строки 3—4 как само¬стоятельное двустишие в цикле, составленном публикато¬ром М.М. Кралиным, под загл. Наброски к циклу «Му¬зыка» . Строка 1: «Там музыка рыдала без меня». Полный текст по публикации Р.Д. Тименчика — БО 2. С 345. Строки 3—4 как самостоятельное двустишие — РТ 106, л. 35. Печ. по автографу в собрании М.С. Лесмана (Фон¬танный Дом). 59 «Снова ветер знойного июля...» Печ. впервые по автографу в собрании М.С. Лесмана (Фонтанный Дом). Датируется условно — 1950-ми годами, когда Ахматова еще обращалась к «Ташкентским воспоминаниям». На той же странице — набросок «Обыкновенным было это утро...», по-видимому, относящийся к лету 1956 г. Буль-буль — соловей; слово часто употреблялось при¬менительно к замечательным певцам. 60 [Ташкент] («Затворилась навек дверь его...»). Печ. впервые по автографу в собрании М.С. Лесмана (Фонтанный Дом). Датируется условно — 1950-ми года¬ми. См. также стихотворения, связанные с «ташкентской темой», —- «В ту ночь мы сошли друг от друга с ума...», с датой — 1 декабря 1959, а также один из вариантов (1962) сцены из драмы «Пролог, или Сон во сне» — голос герои¬ни, произносящей в беспамятстве: Предо мною опять эта дверь его, Только в дом его я не войду, Пусть была из волшебного дерева Скрипка, что мне играла в Аду. (См. также т, 3. С. 361.) 61 «И от Царского до Ташкента...». Печ. впервые по автографу из собрания М.С. Лесмана, с разрешения Н.Г. Князевой. Датируется условно — 1950-ми годами — по содержанию и по времени наиболее частых общений Ах¬матовой с М.С. Лесманом, которому в конце 1950-х — начале 1960-х годов была передана ею большая часть авто-графов незавершенных набросков. Возможно, связано с за¬мыслом киносценария по «Поэме без героя» или с неизвест¬ным нам биографическим замыслом. На одном листе с этим двустишием записаны отрыв¬ки: «Всех друзей моих благодарю», строфа XII «Поэмы без героя» («Чтоб [на нас] сюда из другого века...»), с да¬той — 1959. Лето. Комарово; стихотворение, обращенное к М.И. Цветаевой «Ты любила меня и жалела...», «Пусть кто-нибудь сюда придет...» и «Отрывок» («В прошлое иду я — спят граниты...»), с датой — 1954. 62 «Без крова, без хлеба, без дела...» Печ. впер¬вые по автографу в собрании М.С. Лесмана (Фонтанный Дом). Датируется условно — 1950-ми годами — по со¬держанию и по времени наиболее частых встреч Ахмато¬вой и М.С. Лесмана. 63 «И недослушаю впотьмах...» Впервые — БО 2. С. 94, публикация М.М. Кралина по автографу РНБ. Печ. по автографу РНБ. 64 «и прекрасней мраков Рембрандта...» Впер¬вые — БО 2. С. 94, по автографу РНБ. Печ. по автогра¬фу РНБ. Рембрандт Харменс ван Рейн (1606—1669) был одним из любимых художников Ахматовой; она хорошо знала его живопись, в частности, картины, собранные в Эрмитаже, биографию художника. В одной из бесед с Л.К. Чуковской (1940) Ахматова говорила о его судьбе нищего творца: «Нищета еще никогда никому не меша¬ла. Горе тоже. Рембрандт все свои лучшие вещи написал в последние два года жизни, после того, как у него все умерли: жена, сын, мать... Нет, горе не мешает труду» (Ч у к о в с к а я, 1. С. 102). В 1950-е гг. Ахматова упомянула «мраки Рембранд¬та» в разговоре о Б.Л. Пастернаке, — Л.К. Чуковская запечатлела слова Ахматовой о любительской фотокарточ¬ке Б.Л. Пастернака, сделанной В. Смирновым, утонувшим за год до этого разговора: «Что-то рембрандтовское, — сказала она напоследок. — Какая тьма склубилась. И ка¬кой силы и света лицо — из тьмы» (Ч у к о в с к а я, 2. С. 212). «Тьма», «чернота», «мраки» Рембрандта — харак¬терный образ ахматовской лирики. Ср.: Тогда из черноты рембрандтовских углов Склубится что-то вдруг и спрячется туда же... («Когда лежит луна ломтем Чарджуйской дыни...», 1944.) Плесень в черном углу... — Образ, также неодно¬кратно встречающийся в творчестве Ахматовой. См., на¬пример: Но я касаюсь живописи стен И у камина греюсь. Что за чудо! Сквозь эту плесень, этот чад и тлен Сверкнули два живые изумруда. («Подвал памяти», 1940.) 65 «Мне безмолвие стало домом...» Впервые — в сб. «Книги. Архивы. Автографы». М., 1973. С. 63, в статье Л.А. Мандрыкиной «Ненаписанная книга». В БО 2. С. 102, датируется 1960-ми годами. Автограф — РНБ. Печ. по сб. «Книги. Архивы. Автографы». Датиру¬ется условно — 1950-е годы — по содержанию двусти¬шия, перекликающегося с другими произведениями Ахма¬товой 1950-х годов о молчании, немоте, безмолвии (Седь¬мая Северная элегия и др.). 66 «Ты не хотел меня такой...» Печ. впервые по автографу в собрании М.С. Лесмана (Фонтанный Дом). Датируется условно — 1950-ми годами — по времени да¬рения Ахматовой М.С. Лесману большей части рукописей черновых набросков. 67 «о, как меня любили ваши деды...» Впер¬вые — журн. «Дружба народов». 1989. № 6. С. 248, публикация Р.Д. Тименчика по автографу из собрания М.С. Лесмана; БО 2. С. 105, с датой — 1960-е годы. Печ. по автографу из собрания М.С. Лесмана (Фон¬танный Дом). Вариант строки 10: «Была так долго я и столько раз». Датируется условно, по времени зна-комства и наиболее интенсивного общения Ахматовой с М.С. Лесманом. Дольники — стихотворный размер, характерный для немецкой и английской поэзии, а в России для твор¬чества Блока, Есенина, Ахматовой и многих других поэ¬тов начала века. Основан на сочетании трехсложных и двухсложных стоп. В основе дольника лежит трех-сложная стопа, в которой иногда опускаются слоги, чаще безударные; гармония стиха достигается одинаковым числом ударений в строках, заменой пропущенного слога паузой (поэтому «дольник» также называют «паузни¬ком»). Киевское помело — ср. у Гумилева в стихотворении «Из логова змиева» (1911): Из логова змиева, Из города Киева, Я взял не жену, а колдунью... (Гумилев Н.С. Собр. соч.: В 3 т. Т. 1. М.: Худож. литература. 1991. С. 131.) Ф.Г. Раневская, близкая приятельница Ахматовой, на¬зывала ее провидицей, колдуньей, иногда просто ведьмой. Ей она посвятила свое четверостишие: О, для того ль Всевышний Мэтр Поцеловал твое чело, Чтоб, спрятав нимб под черный фетр, Уселась ты на помело? (ВРХД. 1989. № 156. С. 151—152.) 68 «и по собственному дому...» Впервые — газ. «Ленинградская правда». 1989. 23 июня, публикация М.М. Кралина по автографу в собрании М.С. Лесмана; БО 2. С. 84. Печ. по автографу из собрания М.С. Лесма¬на (Фонтанный Дом). Датируется условно по времени об-щения Ахматовой с М.С. Лесманом. 69 «И юностью манит, и славу сулит...» Впервые — Соч., 1986. С. 361, с датой — 1960, публикация В.А. Чер¬ных. В автографе РГАЛИ (РТ 96, л. 9 об.—10) — точ¬ная дата. Печ. по автографу РГАЛИ (РТ 96) с уточнени¬ем пунктуации и исправлением явной описки в строке 7 («друг друга» вместо «друг другу»). Можно предположить, что эта описка восходит к незаписанному варианту: «За то, чтоб увидеть друг друга опять». Правка в строках: 19: [И] Но стонет и молит: «Ты мне суждена», 21: [Зачем] К чему эти крылья и это вино, — 22: Я знаю [его] тебя хорошо и давно 23: [И был] И ты это просто горячечный бред 24: Шестой и [последней] не бывшей нз наших бесед. ва». 1960. № 7. С. 148; «Стихотворения», 1961. С. 290— 291, с датой — 1960. В экземпляре РГАЛИ — карандаш¬ная приписка рукой Ахматовой: Ярославское шоссе; «Бег времени». С. 422—423, с датой — 1960. Печ. по кн. «Сти¬хотворения», 1961. Уточнение даты по автографу РГАЛИ (РТ 96). В одном из неосуществленных планов (РГАЛИ) входило в цикл «Трилистник закрытый» под № 3 (1. «От¬рывок» («И мне показалось, что это огни...»), 2. «Не стра¬щай меня грозной судьбой...»). Автографы: РНБ (каран- дашный), РГАЛИ (РТ 96 и 99). В РТ 96, л. 9 — дата — Февраль 1960. Ленинград. Варианты строк: 2: [Нам] Мне надолго Вероятно, мне надолго хватит 8: Ковылявшая в поле — береза. 12: И [уже] почти затонувшая 13: Эти пашни [припудрив] чуть-чуть Побелив эти пашни 14: [Там] Здесь предзимье 20: И по имени нас [называет] окликает. Эта строка первоначально завершала стихотворение. После нее шла дата. Затем (очевидно, одновременно с прав¬кой перечисленных выше строк) на обороте страницы ка-рандашом была дописана последняя строфа. впервые по автографу из собрания М.С. Лесмана (Фон¬танный Дом). Дата — в этом автографе. элегия. Впервые — журн. «Моек не ошибись дверьми...» Печ. 73 «и опять по самому краю...» Впервые — «Записные книжки». С. 91. Печ. по автографу РГАЛИ (РТ 99, л. 35). Записано на одном листе и одним почер¬ком со строками «Поэмы без героя»: ... не ведая срама... Это тайнопись — криптограмма, А верней — запрещенный прием. Здесь же строка, записанная на перевернутом листе: «Срам он мой, стыдобушка — Глебов!» Тем же почерком записана дата — 20 мая 1960. Остоженка — ниже стерто¬го списка фамилий знакомых, которым Ахматова намере¬валась послать телеграммы: Галкину, Пушкарской в Таш¬кент и др. 74 Смерть поэта. Впервые — журн. «Знамя». 1964. № 10. С. 91, под загл. «Смерть поэта», без эпиграфа, без даты; «Бег времени». С. 432 — под тем же загл., без эпиг¬рафа, с неверной датой — 1957. В БП. С. 261, в цикле из двух стихотворений «Памяти поэта», с неверной датой — И июня 1960. Позже Ахматова составила цикл «Памяти Бориса Пастернака» из трех (1960) и четырех (1965) сти¬хотворений (1. «И снова осень валит Тамерланом...», 1947; 2. «Я всем прощение дарую...»; 3. «Умолк вчера неповто¬римый голос...» и 4. «Словно дочка слепого Эдипа...»). Впервые этот цикл (из трех стихотворений) опубликован в Соч., 1986. С. 246—247. В БО 1. С. 252 — под назва¬нием «Борису Пастернаку» (из трех стихотворений) — по¬мещен под № VII в цикле «Венок мертвым», — в соот¬ветствии с замыслом Ахматовой, отраженным в рукописях кн. «Бег времени» (РГАЛИ и РНБ). Печ. по кн. «Бег времени», дата — по автографу в РТ 96, л. 17 (РГАЛИ). Эпиграф — там же, л. 16 об.: строка из стихотворения Б. Пастернака «Все сбылось» (у Пастернака: «Как птице, мне...»). Варианты строк: 2: И [друг полян и] нас покинул собеседник рощ 3: Он превратился в жизнь [несущий] дающий колос 5: И все цветы, какие есть на свете 8: Носящей имя скромное — Земли. Дата — 1 июня 1960. Москва. Боткинская больница. Эпиграф вписан позже, см. РТ 104 строки, следую¬щие непосредственно после записи от ноября 1961 г.: «Сей¬час нашла эпиграф для моего стихотворения Борису: «Как птица мне ответит эхо» ( «Умолк вчера неповторимый голос»). Текст записан поверх карандашного автографа наброс¬ков ранней редакции, в которой строка 2: «Покинул нас ............вождь». Продолжение текста после строки 8: Л. 17: Как предсказал на самой той подушке, В том самом доме.....................он На хвойной.....................опушке Под патриарший колокольный звон Ничто, ничто, что смерть сопровождает, Мне не приходит в голову теперь, Теперь, когда гробница отворяет Ему для всех назначенную дверь. Л. 16 об.: ...........................судьбы наши. ....................................вина. Не выпил он и половины чаши, Которую я выпила до дна. И вот свободен! В РТ 103, л. 5 об. (РГАЛИ) — чистовой автограф под № II в цикле «Три стихотворения» с посвящением Б. Пастернаку, дата — 1960. Москва. Боткинская больница. 1 июня. В РТ 104, л. 32 — под загл. «Прощание», № III в цикле «Из цикла «Милые тени», эпиграф к циклу — «ОтЬгае adoratae»(возлюбленные тени. — л а т.). В этом цикле № I. «Пожелтелые листы» (О. Мандельштаму), № П. «Поздний ответ» (М. Цветаевой). Б.Л. Пастернак умер в Переделкине 30 мая 1960 г. Ахматовой сообщили о его смерти, когда она лежала в Бот¬кинской больнице (корпус 1, палата № 7) с диагнозом: межреберная невралгия (первый не подтвердившийся ди¬агноз — инфаркт миокарда). Стихотворение было написа¬но Ахматовой в первые дни июня; 6 июня она прочитала его Л.К. Чуковской по рабочей тетради (РТ 96), с оговор¬кой, что «вторая строка еще в работе» («И нас покинул... вождь»). «Не говорите мне, пожалуйста, — с раздраже¬нием сказала Анна Андреевна, хотя я еще и рта не откры¬ла, — что слово «вождь» истаскано и неуместно. Знаю сама. Спасу эпитетом» (Ч у к о в с к а я, 2. С. 402). По предложению Л.К. Чуковской, отметившей неудачное сочетание причастий в строках 3 и 8 («несущей» и «нося¬щей»), первое было заменено на «дающий» (там же. С. 441). 75 «Словно дочка слепого Эдипа...» Впервые — альм. «День поэзии». М. 1972. С. 246. В РТ 96, л. 17 об. (РГАЛИ) — черновой автограф карандашом, дата — Москва, И июня 1960. Боткинская больница. Здесь же римскими цифрами размечен порядок трех стихотворе¬ний — восьмистиший, посвященных Пастернаку: I. «Умолк вчера неповторимый голос...», II. «Словно дочка слепого Эдипа...», III. «И снова осень валит Тамерланом...» (без строфы «Здесь все тебе принадлежит по праву...»). Вари¬анты строк: 1: [Как] слепого [страдальца] Эдипа 3:И одна сумасшедшая липа 6: Он поведал мне, что [начался] 7: [Этот] путь Печ. по автографу в РТ 103, л. 6, где имеет дату — 1960. Москва. Дата — по черновому автографу РГАЛИ (РТ 96). Дочка слепого Эдипа — Антигона, героиня трагедии Софокла «Эдип в Колоне». В записях от 8 октября 1960 г. Л.К. Чуковская рассказывала о чтении ей Ахматовой это¬го стихотворения: «Анна Андреевна прочитала мне новые стихи: «Муза»; «Что там? — окровавленные плиты // Или замурованная дверь»; «Трагический тенор эпохи» (о Бло¬ке), затем стихи Борису Леонидовичу (как, лежа в больни¬це, он прозой рассказал ей свое будущее стихотворение)» (Ч у к о в с к а я, 2. С. 426). 7 января 1961 г. Ахматова прочитала Л. К. Чуковской весь цикл из трех стихотворе¬ний, посвященный Пастернаку. «Потом заговорили о «пути» в «дочке слепого Эдипа». — Дорога — это на одной его фотографии, которую он мне подарил. Там за ок¬ном видна дорога. Он написал по-французски: «Все дело в том, чтобы идти по ней выше и выше». Я поставила фо¬тографию вот здесь, на тумбочке, у зеркала, и ее украли» (там ж е. С. 452). 76 «Хулимые, хвалимые/..» Впервые — Соч., 1986. С. 337, публикация В.А. Черных по рукописи кн. «Бег времени» (РГАЛИ) в сокращенной редакции (восьмисти¬шие): отсутствует 2-я строфа, в строфе 3 — строки в ином порядке: Войдете вы в забвение, Как люди входят в храм. Мое благословение Я вам на это дам. По автографу более полной редакции (РГАЛИ) — БО 2. С. 70, с изменениями пунктуации, публикация М.М. Кралина. Печ. по автографу РГАЛИ (РТ 101, л. 6), представляющему собой карандашный набросок, почти не имеющий правки. Строка 7 первоначально: «Самые сво¬бодные». Строка 9: «Мое благословление». После текс¬та — точная дата. В рукописи кн. «Бег времени» входило в цикл «К сти¬хам» вместе со стихотворением «Вы так вели по бездо¬рожью...». 77 «Шутки — шутками, а сорок...» Впервые — «Я голос ваш...». С. 294. Публикация М.М. Кралина в БО 1. С. 247 — в составе цикла «Из заветной тетради». Печ. по автографу РГАЛИ (РТ 101, л. 7), где записано с полной датой вслед за стихотворением «Хулимые, хвали¬мые!..» (л. 6). Операция 7 июля — по поводу приступа аппендицита, Ахматову оперировали в больнице им. Лени¬на (в Гавани — Большой пр. Васильевского острова, С.-Петербург). См. об этом запись Л.К. Чуковской от 7 июля 1960 г. (Ч у к о в с к а я, 2. С. 424). /« «И меня по ошибке пленило...» Впервые — «Я голос ваш...». С. 295, публикация В.А. Черных по ав¬тографу РГАЛИ (РТ 101), без последней строки. В БО 2. С. 71 — то же. Печ. по автографу РГАЛИ (РТ 101, л. 21), в котором имеется правка строк: 3: [Что-то там] Все тогда по-тогдашнему было, 5: [В деревянной огромной] кровати 6: [Что стояла на львиных ногах]. 79 «И в памяти черной, пошарив, найдешь...» Впервые — «Литературная газета». 1960. 29 октября, под загл. «Из дружеского послания»; то же — альм. «День поэзии». Л. 1961. С. 54, без даты; «Стихотворения». 1961. С. 230—231, под № 2 в цикле «Три стихотворения». Дата после № 3 («Он прав — опять фонарь, аптека...») — 1944—1960 ко всему циклу, без загл.; то же — «Бег вре¬мени». С. 426—427. Печ. по кн. «Стихотворения», 1961. Дата — по автографу РГАЛИ (РТ 96, л. 18). Исправле¬ния в строках: 4: Тот запах [мучительно] и душный, и сладкий, 5: [Убитый Распутин]. И ветер с залива. А там между строк. Стихотворение в автографе имеет номер II, что указы¬вает на включение его в цикл «Три стихотворения», посвя¬щенный А.А. Блоку. Трагический тенор эпохи. — В статье Соломона Вол¬кова «Вспоминая Анну Ахматову. Разговор с Иосифом Бродским» приводится возражение Бродского в ответ на слова Волкова, что эта строка — вовсе не комплимент Бло¬ку: «А в Баховских «Страстях по Матфею» Евангелист — это тенор. Партия Евангелиста — это партия тенора. ... И стихи эти написаны как раз в тот период, когда я прино¬сил ей пластинки Баха» («Ахматовские чтения». Вып. 3. М. 1992. С. 82). Ахматова рассказывала о выступлении вместе с Блоком, когда она должна была читать стихи не¬посредственно после него, попыталась отказаться и услы¬шала от него осуждающее: «Анна Андреевна, мы не тено¬ра». Возможно, произнесенное Блоком слово припомни¬лось во время одного из рассказов о нем и вошло в стихи. 80 Самой Поэме. Впервые — журн. «Юность». 1971. № 12. С. 64, публикация Н.А. Жирмунской. Строка 5: «Песня словно звучит у сада»; то же — Соч., 3. С. 92, без загл.; Соч., 1986. С. 336; «Я — голос ваш...». С. 280. Печ. по чистовому автографу РГАЛИ (РТ 96, л. 19), где отчетливо читается строка 5: «... из сада». Написано при известии о том, что к тексту «Поэмы без героя», опубликованной за границей, в альм. Р.Н. Грин¬берга «Воздушные пути» (Нью-Йорк, 1960), А.С. Лурье написал музыку. Музыка А. Лурье «Заклинания» к «Поэ¬ме без героя» была частично опубликована в альм. «Воз¬душные пути», II. Нью-Йорк. 1961. С. 153—165. См. также т. 3. С. 370—376. Эпиграф — из стихотворения О. Мандельштама «Silentium» (1910, 1935). 81 Сонет-Эпилог. Впервые — газ. «Литература и жизнь». 1962. 26 октября, под загл. «Говорит Дидона. Сонет-Эпилог». Эпиграф из «Энеиды» с указанием источ¬ника: «Энеида, Песнь 6, 460»; без разделения на строфы, дата — Комарове, 1962. Строка 9: «И забыл ты в ужасе и муке»; «Бег времени». С. 389, под № 11 в цикле из 13 сти¬хотворений «Шиповник цветет. «Из сожженной тетради», без даты. В БО 1. С. 274—275, под № 14 в том же цикле из 16 стихотворений с двумя эпиграфами и датой — 2 ав¬густа 1962 г. Верная дата — в кн.: Ахматова А. Путем всея земли. М., 1996. С. 316—317. Печ. по кн. «Бег вре¬мени», с введением ремарки «Говорит Дидона», с уточне¬нием даты, названия и пунктуации по автографам РГАЛИ (РТ 96, л. 20, РТ 106, л. 36 об.; РТ 111, л. 26). В РТ 96, л. 20 был записан чистовой автограф ранней редакции с датой — 21 сентября 1960. СТИХИ ИЗ СОЖЖЕННОЙ ТЕТРАДИ Слова, чтоб тебя оскорбить Не пугайся — я еще похожей Нас с тобой изобразить могу, Призрак ты иль человек прохожий, Я тебя зачем-то берегу. Был когда-то ты моим [Эдипом] Энеем*, Я тогда отделалась костром. Друг пред другом глаз поднять не смеем И забыли мы проклятый дом. И забыли в ужасе и муке В темноте протянутые руки И надежды окаянной весть, Очень много в том костре сгорело: Вероятно, «голос мой и тело», Вероятно, радость, память... честь. 21 сентября 1960. Комарове Поверх этого текста — карандашная правка. Эпиграф зачеркнут. Выше — фраза в скобках: «(Най¬ти эпиграф из Энеиды в подлиннике)» — и новый эпиграф: «Аппа, soror! Verg.» (Анна, сестра! Вергилий — лат.). Строки после правки: 7: Друг о друге вспомнить мы не смеем 8: И забыл ты мой проклятый дом. 9: И забыл ты в ужасе и в муке * По-видимому, исправление описки. 10: Сквозь огонь протянутые руки 12: [Очень много мы с тобой забыли] Ты не знаешь, что тебе простили. 13: Создан Рим — плывут стада флотилий 14: И победу [славит злая] славословит лесть. Дата — 1962. Июль — по-видимому, дата правки. В РГАЛИ имеется также фотокопия машинописи с прав¬кой Ахматовой: зачеркнуто загл.: «Сонет-Эпилог», вписа¬но новое: «Говорит Дидона». Вписан один эпиграф: «Ро¬мео не было, Эней, конечно, был...» Вариант строки 9: «И забыл ты в ужасе и муке». Дата — Комарове Лето 1962. В Музее Анны Ахматовой «Фонтанный Дом» — машинопись под загл. «Сонет», без эпиграфов, варианты строк: 4: Тень твою я все же берегу 9: И забыл ты в ужасе и муке Дата — 21 сентября 1960 — 29 июня 1962. Комарове Там же, в Фонтанном Доме, — еще один авторизован¬ный список сонета с указанием посвящения: Б - - - у (оче¬видно, И. Берлину), без эпиграфов, варианты и исправ¬ления строк: 4: Тень твою [я все же] зачем-то берегу 10: И забыл ты в ужасе и муке. Дата — 21 сентября 1960. Комарове Оконче-но 29 июня 1962. В РТ 106 (РГАЛИ) текст сонета записан дважды. На л. 1 об. — начальные строки в окончательной редак¬ции, загл. «Сонет-Эпилог», два эпиграфа: «Ромео не было, Эней, конечно, был». Ахматова и «Против воли я твой, царица, берег покинул» «Энеида» VI песнь, стих 460. На л. 36 об. — полный текст окончательной редак¬ции, загл. «Сонет», один эпиграф: «Аппа, soror!» Vergilius. Строки: 5: Ты недолго был моим Энеем. 9: И забыл ты в ужасе и в муке. Варианты пунктуации; дата — кончено 1962 июль. Ко¬марове Правка в строках: 2: [Нас с тобой] изобразить могу 5: [Был когда-то] ты моим Энеем [Некогда ты был] моим Энеем 7: Друг о друге [говорить не смеем] В РТ 111, л. 26 под загл.: «Сонет-Эпилог». Далее — два эпиграфа, затем подзаголовок: «Говорит Дидона». Сонет переписан в 1963 г. в составе цикла «Из сожженной тетра¬ди», где большая часть стихотворений датирована 1956 г. По-видимому, тогда и «Сонет-Эпилог» получил неверную дату — 1956. Осень. Комарове Эпиграфы в основном тексте — из «Энеиды» Верги¬лия (песнь VI, ст. 460, пер. А.А. Фета) и моностих Ахма¬товой — см. запись его в РТ 104 как самостоятельного произведения среди других записей конца 1961 г. На создание этого моностиха, возможно, Ахматову натолкнуло не только чтение с ученических лет по-латыни «Энеиды» Вергилия, но и чтение поэмы Байрона «Беппо»: В слезах склонил колени перед ней Дидону покидающий Эней. (Байрон Д ж. Собр. соч. В 4 т. Т. 3. М, 1981. С. 193, строфа XXVIII.) В ранней редакции эпиграфы из стихотворения И. Ан-ненского «Дальние руки» и из «Энеиды» Вергилия. «Анна, сестра!» — обращение Дидоны к сестре Анне, которым она начинает рассказ о своей роковой страсти к Энею — троянскому герою, сыну царя Анхиза и богини Афродиты. Эней, бежавший из разрушенной Трои, стал возлюблен¬ным карфагенской царицы Дидоны, но, по воле оракула, должен был покинуть ее, чтобы плыть в Италию и там ос¬новать Рим. Покинутая Дидона сожгла себя на костре. О своей судьбе Эней рассказывает тени Дидоны в загроб¬ном царстве Аида. Призрак ты — иль человек прохо-жий?.. — Цитата из «Ада» Данте (I, 66): «Будь призрак ты, будь человек живой!» — в пер. М.Л. Лозинского. Я тогда отделалась костром. — Уподобляя себя Дидо-не, Ахматова имеет в виду постановление 1946 г. «О жур¬налах «Звезда» и «Ленинград» и последующую травлю. 82 Эхо. Впервые — журн. «Знамя». 1963. № 1. С. 144; дата — 1960, варианты пунктуации (строка 6: «Замолчать, хотя я так прошу?..); «Бег времени». С. 425, с датой — 1960. Автографы в РЫБ, с датой — 1960, и РГАЛИ (РТ 96, л. 18), с датой 25 сентября 1960. 8 октября 1960 г. Ахматова прочитала стихотворение Л.К. Чуковской (Ч у к о в с к а я, 2. С. 426). 29 октября, в подборке «Из новой книги»; «Стихотворе¬ния», 1961. С. 284, под № 1 в цикле «Тайны ремесла» из шести стихотворений (окончательный текст); «Бег време¬ни». С. 294, под № 3 в цикле «Тайны ремесла» из десяти стихотворений без даты. Строка 5: «Жестче, чем лихорад¬ка, оттреплет». 83 Муза. Впервые — «Литературная газета». 1960. Автограф в РТ 96, л. 15, под загл. «Из цикла «Тайны ремесла», без даты. Варианты строк: 1: Как и жить мне с такой обузой 3: Говорят: [Она] Ты с ней на лугу 5: [Лише] Жеще, чем лихорадка оттрепет Печ. по кн. «Стихотворения», 1961. Сохранено написание слова, стоящего на рифме и использованного Ахматовой в его разговорной форме: «оттрепет». Именно так оно за-писано ею в автографе. По свидетельству Л.К. Чуковской, Ахматову очень огорчало, что при печатании этого стихот¬ворения «корректоры настаивали — и настояли! — на не¬точной (литературной) форме «оттреплет» вместо точной (народной) «оттрепет» (Ч у к о в с к а я, 2. С. 427). Дата — октябрь 1960 г. — подтверждается расположением в тет¬ради, уточнение даты — не позднее 8 октября — на осно¬вании записи в дневнике Л.К. Чуковской от 8 октября 1960 г. , что Ахматова в этот день прочитала ей новые стихи: «Муза», «Эхо» («Что там — окровавленные плиты // Или замурованная дверь?») и «Трагический тенор эпохи» (С. 426). 84 «Моею Музой оказалась мука...» Впервые — «Ежегодник Рукописного отдела Пушкинского Дома на 1974 год». Л., 1976. С. 79, в статье Р.Д. Тименчика и А.В. Лаврова «Материалы А.А. Ахматовой в Рукопис¬ном отделе Пушкинского Дома»; БО 2. С. 83, с датой — 1960-е годы. Печ. по автографу РО ИРЛИ (РТ 175, л. 3 об.). Датируется по местоположению в тетради. 85 Памяти Литы. Впервые — БП. С. 304, по авто¬графу РГАЛИ, с рядом неточностей, например, строка 3: «И «умерла» так жалостно проникло». Автографы — в РТ 96 и 101. В РТ 96, л. 14 об. (РГАЛИ) — черновой автограф карандашом. Варианты и исправления строк: 1: [А это вовсе] Пусть это даже из другого цикла: 3: ... И [слово] — умерла так жалостно приникло Дата — 1960. Осень. Красная Конница. Печ. по чистовому автографу РГАЛИ (РТ 101, л. 14), в котором имеется правка в строке 5; было: «Я слышала его». Анта — Антонина Михайловна Аранжереева-Ро¬зен (1897—1960), археолог, близкая подруга Ахматовой, внучка профессора-ориенталиста В.В. Розена. В 1960-е годы Ахматова предполагала включить это стихотворение в цикл «Венок мертвым» — см. БО 1. С. 254, однако при расформировании цикла в рукописи кн. «Бег времени» после отрицательного отзыва об этом цикле «внутреннего рецензента» Е.Ф. Книпович в книгу «Бег времени» оно не попало. 86 «Кто его сюда прислал...» Впервые — «Еже¬годник Рукописного отдела Пушкинского Дома на 1974 год». Л., 1976. С. 79, в статье Р.Д. Тименчика и А.В. Лаврова «Материалы А.А. Ахматовой в Руко¬писном отделе Пушкинского Дома»; БП. С. 319, стро¬ки 1—2. Печ. по автографу РО ИРЛИ (РТ 175, л. 3). Датируется по местоположению в тетради среди запи-сей осени 1960 г. На обороте того же листа — четверо¬стишие: «Моею Музой оказалась мука...» 87 «Илуковки твоей не тронул золотой...» Впер¬вые — «Ежегодник Рукописного отдела Пушкинского Дома за 1974 год». Л., 1976. С. 79, в статье Р.Д. Тимен¬чика и А. В. Лаврова «Материалы А А. Ахматовой в Ру¬кописном отделе Пушкинского Дома»; БО 2. С. 94. Печ. по автографу РО ИРЛИ (РТ 175, л. 4 об.). Датируется по расположению в тетради среди записей осени 1960 г. Текст на предыдущем листе 4 свидетельствует об интересе Ахматовой в это время к Л.Н. Толстому: «Посмотреть ша¬раду в «Плодах просвещения». «Ижесткие звуки влажнели, дробясь...» Впер¬вые — «Ежегодник Рукописного отдела Пушкинского Дома на 1974 год». Л., 1976. С. 79, в статье Р.Д. Тимен¬чика и А.В. Лаврова «Материалы А.А. Ахматовой в Ру¬кописном отделе Пушкинского Дома»; БО 2. С. 105, — в цикле «Наброски к циклу «Музыка», составленном М.М. Кралиным из отрывков разных лет. Печ. по автографу РО ИРЛИ (РТ 175, л. 2 об.). Датируется по местоположению в тетради среди записей осени 1960 г. После текста помета Ахматовой: (11 симфония Шо-стаковича). Ахматова высоко ценила Одиннадцатую симфонию Д.Д. Шостаковича «1905 год». Она была написана Д.Д. Шостаковичем в 1957 г., в 1958 г. удостоена Ленин¬ской премии. В этом году Ахматова посвятила Шостако¬вичу стихотворение «Музыка» («В ней что-то чудотвор-ное горит...»). В рабочих тетрадях Ахматовой много раз встречаются записи о том, что она слушает музыку Шоста¬ковича — «Стрекозиный вальс», «Три фантастические танца», Восьмой квартет, Девятый квартет. Запись авгус¬та 1964 г.: «Два дня слушала грандиозный квартет Шоста¬ковича, который он посвятил своей памяти. Близость этого квартета Requiem'y и «Прологу». (Скрипочка). А стук?» (РТ 110, л. 186. РГАЛИ). Запись февраля 1966 г.: «Просят дать статью о Шо-стаковиче. Я — о музыке? Забавно... ... Мо-жет быть, несколько человеческих слов. Как раз сей¬час передают по радио о «1905» Дмитрия Дмитрие-вича» (РТ 114, л. 222). Написать статью о Шостаковиче Анна Ахматова уже не успела, — она умерла меньше чем через месяц после этой записи. См. также коммент. к стихотворению «Му¬зыка» . «Иэто б могла, и то бы могла...» Впервые — журн. «Новый мир». 1969. № 6. С. 243, публикация В.М. Жирмунского по автографу РГАЛИ. Печ. по ав¬тографу РГАЛИ (РТ 96, л. 11 об.). Дата в автографе — 1960. 90 «Вы чудаки, вы лучший путь...» Впервые — «Я — голос ваш...». С. 301, публикация В.А. Черных по автографу РГАЛИ. Печ. по автографу РГАЛИ (РТ 103, л. 3). Вариант строки 3: «[Как будто лучше дела нет]». Дата в автографе — 1960. 91 «Ни вероломный муж, ни трепетный жених...» Впервые — БО 2. С. 95, публикация М.М. Кралина, с датой — 1960. Печ. по автографу РГАЛИ (РТ 101, л. 3). Датируется по местоположению в тетради. 92 «От этих антивстреч...» Впервые — «Я — го¬лос ваш...». С. 301, публикация В.А. Черных по автогра¬фу РГАЛИ. Печ. по автографу РГАЛИ (РТ 101, л. 8). Датируется по местоположению в тетради среди записей 1960 г. 93 «...горчайшей смерти чашу...» Впервые — в статье Р.Д. Тименчика «Страницы черновиков Анны Ах¬матовой» в кн. «Книги и рукописи в собрании М.С. Лес¬мана». С. 375—376. Печ. по автографу в собрании М.С. Лесмана (Фонтанный Дом). Автограф на одном ли¬сте с прозаической записью Ахматовой конца августа 1960 г.: «Кроме того, они не могли простить нам нашей ги¬бели. Они жили в полной безопасности, и единственной их заслугой была тоска по родине. А мы (в сталинское время) были окружены опасностями всякого рода, и наша жизнь почти всегда кончалась трагически. Примеры излишни». 94 Подражание Кафке. Впервые — ВРСХД. 1970. № 95—96. С. 127—128, публ. Н.А. Струве по списку; без строк 9—12, без загл.; Eng-Liedmeier, Verheul. P. 56, без строк 9—12, без загл. Впервые полностью — сб. «Па¬мяти Анны Ахматовой», С. 26, без загл., публикация Л.К. Чуковской. Строка 15: «А где-то темнеет от зноя»; журн. «Даугава». 1987. № 9, публ. Р.Д. Тименчика. Печ. по автографу РГАЛИ (РТ 114, л. 241), где строка 9 ис¬правлена: «И там в [пререканиях] совещаниях важных». Вместо даты — «?». Дата — 1960, Комарово — имеется в одном из автографов РГАЛИ; 3 марта 1961 г. это стихот¬ворение среди других новых только что вернувшаяся из Москвы Ахматова читала пришедшим к ней на ул. Крас-ной Конницы Л.Я. Гинзбург, И.М. Семенко, А.С. Куш-неру и Н.В. Королевой (см. об этом в статье: Н.В. Коро¬лева «Анна Ахматова и ленинградская поэзия 1960-х го¬дов» в сб.: Ахматовские чтения. М., 1992. Вып. 3. С. 127). В РТ 111, л. 36—36 об. — автограф под загл. «Из Кафки», вместо даты знак вопроса, разночтения в пункту¬ации, варианты строк: 10: [Как будто] И словно в объятиях сна. 12: Решали: виновна — она. В РТ 103, л. 56 и 57 об. (РГАЛИ), среди записей 1963 г. — наброски 3-й строфы под загл. «Строфа из за¬бытого стихотворения»: [И три поколенья присяжных В тяжелых объятиях сна] И там в совещаниях важных Как в цепких объятиях сна Все три поколенья присяжных Твердили: «Виновна — она». На обороте листа 57 — то же четверостишие со стрелкой, по-видимому, указывающей на связь его с другим текстом: И вновь в совещаниях важных, Как в цепких объятиях сна, [И] Все три поколенья присяжных Лепечут — виновна она. В РТ 106, л. 38 (РГАЛИ) записан вариант 2-й стро¬фы среди записей июля 1962 г.: Кругом пререканья и давка И приторный запах чернил Такое придумывал Кафка И Чаплин шутя воплотил. Творчеством австрийского писателя Франца Кафки (1883—1924) Ахматова увлеклась в 1940-е годы. И. Бер¬лин в воспоминаниях «Встречи с русскими писателями в 1945 и 1956 гг.» записал суждения Ахматовой о Кафке ноября 1945 и 1965 г.: «Она поклонялась Достоевскому, ... а после Достоевского — Кафке ( «Он писал для меня и обо мне», сказала она в 1965 году в Оксфорде, — Джойс и Элиот замечательные поэты, но они ниже этого глубо¬чайшего и правдивейшего из современных писателей» (цит. по кн.: Н а й м а н. С. 277). В октябре 1959 г. Ахматова, как свидетельствует Л.К. Чуковская, «пересказала нам весь роман Кафки «Про¬цесс» от начала до конца. Отозвалась же о романе так: «.. .Когда читаешь, кажется, словно вас кто-то берет за руку и ведет обратно в ваши дурные сны». Рассказала тут же и биографию Кафки. На Западе он гремит, а у нас не изда¬ется» (Ч у к о в с к а я, 2. С. 363). В январе 1961 г. на русском языке впервые были изда¬ны рассказы Ф. Кафки (Иностранная литература. 1961. № 1, пер. С. Апт). Над переводом «Процесса» в 1960-е го¬ды работала Р.Я. Райт-Ковалева, с которой Ахматова была хорошо знакома (издан в 1965 г.). В 1960 г. статью о Ф. Кафке «У пропасти одиночест¬ва» опубликовал и затем включил в свою книгу «Сердце всегда слева» (М., 1960) близкий знакомый Ахматовой пе¬реводчик Л.З. Копелев. Весной 1961 г. о Кафке Ахматова говорит с посетившими ее в квартире на ул. Красной Кон¬ницы молодыми поэтами Д.В. Бобышевым и Е.Б. Рейном: «— Знаете ли вы, читали ли вы Кафку? — и Ахматова довольно подробно стала рассказывать нам содержание романа «Процесс». — Это как будто кто-то взял вас за руку и повел вас в ваши самые страшные сны». (Эту фразу я запомнил дословно)», — пишет Е.Б. Рейн (Рейн Е. Сотое зеркало / / Ахматовские чтения. М. 1992. Вып. 3. С. 105). Тема стихотворения «Подражание Кафке» близка драме «Пролог, или Сон во сне», над которой Ахматова работала в 1960-е годы, и Седьмой «Северной элегии» (см. «Лирическое отступление «Седьмой элегии»). И Чарли изобразил. — Имя великого американского актера и кинорежиссера Чарльза Спенсера Чаплина (1889—1977) неоднократно встречается в поэзии и прозе Ахматовой, причем часто в соседстве с именами его гени¬альных современников — см. РТ 99, л. 12 об. (РГАЛИ): Модильяни, Чаплин, Кафка Или кто другой? Ахматова отмечала, что родилась в один год с Чапли-ном, неоднократно упоминала в автобиографической прозе о том, что в 1910 — 1911 гг. «по парижским бульварам раз-гуливало в качестве неизвестного молодого человека еще не взошедшее светило XX в. — Чарли Чаплин. Великий не¬мой еще безмолвствовал» (РТ 110, л. 126, РГАЛИ). (Ра¬бота Чаплина в кино началась в 1913 г.) «... что с кровью рифмуется...» Впервые — БП. С. 319, по автографу РНБ, без даты. В БО 2. С. 106 ус¬ловно датируется 1960-ми годами. Печ. по автографу РНБ. ...что с кровью рифмуется... — Имеется в виду са¬мая распространенная рифма: «любовь» — «кровь». 97 Петербург в 1913 году. Впервые — «Новый мир». 1965. № 1. С. 89, в подборке «Лирические стихот¬ворения»; «Бег времени». С. 436, с датой — 1961. Печ. по кн. «Бег времени», дата — по автографу в РТ 96, уточне¬ние даты — не позже 13 января 1961 г. — по времени чте¬ния произведения в качестве новой строфы «Поэмы без героя» Л.К. Чуковской. См. ее запись в дневнике 13 янва¬ря 1961 г.: «...прочла новое: скорбящий — щемящий, гу¬док паровоза, шарманка. «Это я просто так, никчемно, вы не беспокойтесь», — лукаво и кокетливо повторяла она, а потом — ну как же не беспокоиться! схватила «Поэму» и указала мне, куда эту строфу собирается вставить» (Ч у к о в с к а я, 2. С. 454). Однако строфа эта в поэму вставлена не была и в 1965 г. публиковалась как отдельное произведение. Л.К. Чуковская пишет об этом: «Предпо¬лагала же А.А. вставить новорожденную строфу в первую часть «Поэмы» либо в главу третью после строфы «И все¬гда в духоте морозной...», либо в главу вторую после стро¬фы «Сучья в иссиня-белом снеге...». Но в конце концов категорически решила: никуда не вставлять» (т а м ж е). Автограф РГАЛИ (РТ 96, л. 20 об.) под загл. «Ли¬рическое отступление», с датой — 1961. Ордынка. Январь, и пометами Ахматовой: «Попытки заземлить поэму» и «Не надо». Вариант строки 3: «Матерится мастеровой». В той же тетради на л. 21 — еще один набросок с датой — 16 ян-варя 1961. Ордынка, загл. «Из поэмы 1913», помета Ахматовой: «Не надо». Как пред казнью бил барабан; — Словно память «Народной воли», Тут уже до Горячего Поля Вероятно рукой подать, И смолкает мой голос вещий, Тут еще чудеса похлеще, Но уйдем — мне некогда ждать: За заставой воет шарманка, Водят Мишку, пляшет цыганка (Матерится мастеровой) На заплеванной мостовой. Паровик идет до Скорбящей, Дальше только сумрак смердящий У тюрьмы — гигант-часовой [В землю врос] гигант-часовой [В сумрак врос] У тюрьмы Словно в зеркале страшной ночи За заставой воет шарманка. — Речь идет о Не¬вской заставе, рабочем районе Петербурга на левом берегу Невы за Обводным каналом. В этом районе расположено много заводов, в том числе основанных еще в XVII — XVIII вв., — Стекольный, Зеркальный, Фарфоровый, Невский литейный и механический и пр. Стремясь «зазем¬лить» «Поэму без героя», Ахматова пыталась ввести в текст социально-политический элемент: «Народную волю», ма-стеровых, Невскую заставу, где вели революционную аги¬тацию СМ. Кравчинский, СЛ. Перовская и другие рево¬люционно настроенные «народники», «народовольцы», чле¬ны общества «Союз борьбы за освобождение рабочего класса», объединившиеся с «Группой народовольцев». В конце XIX — начале XX в. здесь происходили много¬численные стачки и столкновения рабочих с полицией. На Шлиссельбургском тракте 9 января 1905 г. казаки и поли¬ция расправились с безоружной демонстрацией рабочих (у современного дома № 43 по проспекту Обуховской Обо¬роны). Паровик идет до Скорбящей. — Имеется в виду тот район за Невской заставой, где с 1870-х годов действо¬вала конно-железная дорога от Николаевского (Московс¬кого вокзала) по Шлиссельбургскому тракту до деревни Мурзинка (южная часть Шлиссельбургского тракта). В 1886 г. конную тягу начали заменять паровой. Паровики тянули по рельсам от двух до четырех бывших коночных вагонов, перевозя грузы и пассажиров. Скорбящая — по-видимому, часовня Божьей Матери Всех скорбящих Радос-ти при Императорском стекольном заводе. Тут уже до Горячего Поля и далее. — Горячее Поле — название го¬родской свалки в районе Невской заставы, на месте быв¬шего Глухого озера и имения кн. Г.А. Потемкина «Озер¬ки». Во второй половине XIX в. озеро было засыпано, а тер¬ритория усадьбы отведена под городскую свалку. У тюрь¬мы — гигант-часовой. — Можно предположить, что Ахматова имела в виду Шлиссельбургскую крепость, ко¬торая находится к югу от района Невской заставы, при ис¬токе реки Невы из Ладожского озера, — с начала XVIII в. она использовалась как «государева тюрьма», а в 1884— 1905 гг. в специально построенном одиночном корпусе со¬держались народовольцы. В Шлиссельбургской крепости, казнили народовольцев-террористов, приговоренных к смерти. В1907—1917 гг. здесь помещался каторжный цен¬трал с особо строгим режимом, сюда переводили политзак¬люченных из других тюрем. 98 «Слышишь, ветер поет блаженный...» Впер¬вые — «Записные книжки». С. 129. Печ. по автографу РГАЛИ (РТ 103, л. 4). Дата — в этом автографе. Ис¬правление в строке 1: «[Это] Слышишь, ветер поет бла¬женный». Возможно, является наброском раннего вариан¬та стихотворения «Конец Демона». 99 Конец Демона. Впервые — журн. «Наш со¬временник». 1961. № 6. С. 139; «Бег времени». С. 363, в подборке «Вереница четверостиший», с датой — 1961. Печ. по кн. «Бег времени», дата — по автографу РГАЛИ (РТ 96, л. 18 об.), где имеются варианты строк: 2: Этот профиль луч начертил. 3: И пропел нам ветер блаженный. Та же дата — в РТ 96, л. 11 об., где записан более поздний вариант текста, совпадающий с «Бегом времени», с прав¬кой в строке 4: [То] Все, что Лермонтов утаил. Четверостишие под № IV включено здесь в цикл «Из цикла «Тайны ремесла» (I. Вл. Нарбуту. «Это выжимки бессонниц...», П. О. Мандельштаму. «О, как пряно дыха¬нье гвоздики...», III. Б. Пастернаку. «И снова осень валит Тамерланом...»). В РТ 103, л. 5 (РГАЛИ) — ранний черновой авто¬граф, варианты строк: 1: Словно Врубель наш [несравненный] вдохновенный 2: [Луч тот профиль тайный чертил] [Этот профиль луч начертил] 3: И пропел нам ветер блаженный. В той же тетради на л. 4 — более ранний набросок с да¬той — И февраля 1961 г. Красная Конница, также свя¬занный с именем Лермонтова: «Слышишь, ветер поет бла-женный // То, что Лермонтов не допел. ...» 100 «...и теми стихами весь мир озарен...» Впер¬вые — БО 2. С. 95, публикация М.М. Кралина по ав¬тографу в РТ 103. Печ. по автографу РГАЛИ (РТ 103, л. 3 об.). И теми стихами весь мир озарен. — Возможно, строка связана с записями Ахматовой на этой же и следую¬щей страницах о Пастернаке, его лирике, периоде его мол¬чания в 1931—1941 гг., благотворности для Пастернака связи с природой — «...и она по-царски награждала его. Удушье кончилось. В июне 1941 г., когда я приехала в Мос¬кву, он сказал мне по телефону: «Я написал 9 стихотворе¬ний. Сейчас приду читать». И пришел. Сказал: «Это толь¬ко начало — я распишусь» (л. 4). 101 «Если б все, кто помощи душевной...» Впер¬вые — «Звезда Востока». Ташкент. 1966. № 6. С. 41; «Радио и телевидение». 1966. № 13, август. С. 15, публи¬кация В. Скороденко; «День Поэзии». М., 1968. С. 165; Соч., 2. С. 144; «Избранное», 1974, публикация Н. Бан¬никова. Тот же текст в последующих изданиях. В БО 1. С. 243 — в цикле «Из заветной тетради». Печ. по авто¬графу в рукописи кн. «Бег времени», где дата — 1961. Вербное воскресенье. Ленинград. В машинописном экзем¬пляре с правкой РНБ — дата — 1960. Та же дата — в машинописном экземпляре собрания Л.Д. Большинцо-вой-Стенич, строка 12 зачеркнута, вписано: «Оттого и это мне совсем не трудно». В рабочих тетрадях РГАЛИ запи¬саны отдельные строки стихотворения; в РТ 103, л. 11 об.: И стала бы богаче всех в Египте, Как говаривал Куэмин покойный. 1961. 30 марта Красная Конница. Стала б я «богаче всех в Египте» ... — цитата из стихотворения М.А. Кузмина «Если б я был древним пол¬ководцем.. .», входящего в цикл «Александрийские песни». Ахматова цитирует неточно, у Кузмина: «И стал бы // Богаче всех живущих в Египте» (К у з м и н М.А. Сти¬хотворения. СПб. 1996. Новая б-ка поэта. С. 114). 102 «А я говорю, вероятно, за многих...» Впер¬вые — БО 2. С. 73, публикация М.М. Кралина по авто¬графу в РТ 103. Печ. по автографу РГАЛИ (РТ 103, л. 11 об.). Дата — 1961. 30 марта. Красная Конница — стоит в конце страницы, под строками «И стала бы богаче всех в Египте, как говаривал Кузмин покойный». Между отрывками — прозаическая запись «Пушкин и Царское Село», но четверостишие и двустишие объединяет особый ахматовский знак — двойная черта, стоящая у строки 4 чет¬веростишия и у строки 1 двустишия. Можно предположить, что стихотворения писались одновременно. 103 Сожженная тетрадь. Впервые — «Знамя». 1963. № 1. С. 144, с неверной датой — 1951; «Бег време¬ни». С. 382—383, под №1 в цикле «Шиповник цветет. Из сожженной тетради». Дата — 1961. Печ. по кн. «Бег времени». Уточнение даты — по автографам РГАЛИ и со¬брания В.Г. Адмони. Автограф в РТ 96, л. 19 об. (РГАЛИ) (в составе цикла «Из сожженной тетради») имеет дату — 1961. Красная Конница». В автографе собрания В.Г. Ад¬мони дата уточнена — апрель 1961 г. По-видимому, это уточнение следует принять, так как место написания сти-хотворения Ахматовой — улица Красной Конницы — могло относиться самое позднее к апрелю 1961 г.: май она провела в Комарове, в июне вместе с семьей Луниных пе¬реехала на новую квартиру: улица Ленина (бывш. и ныне Широкая), дом 34, квартира 23. В августе она снова жи¬вет в Комарове. В РТ 175, л. 10 (ИРЛИ), которая заполнялась осе¬нью 1960 — в начале 1961 г., на л. 9 — строка 1 как эпиг¬раф (?) к перечню стихов «Моя книга» (в перечне названы стихи, которые по цензурным условиям не могли быть на¬печатаны в составляемой параллельно «Седьмой книге», т.е. в будущем «Беге времени»). На л. 10 той же тетради — наброски стихотворения «Сожженная тетрадь»; без загл.: (Ни розою ветров, ни флейтой Пана Я окрещу тебя, бездомная моя! Ты — безымянная!) Дитя отчаянья... и тумана (Придут толпой тебя оплакать весны, Одна другой моложе и свежей) Как я тебя последний раз согрела Волной лесного дикого огня, Как вдруг твое затрепетало тело, Как голос, улетая, клял меня. ВРТ111.А. 24 (РГАЛИ) — чистовой автограф, загл. «Сожженная тетрадь», вариант строки 7: Но вдруг твое зарозовело тело 104 Сосны. Впервые — сб. «Встречи с прошлым». Вып. 3. М., 1978. С. 391, публикация Е.И. Лямкиной по автографу РГАЛИ. В РТ 103, л. 19 об. — чистовой авто¬граф с датой — 9 мая 1961. Печ. по этому автографу. В РТ 104, л. 15 (РГАЛИ) — карандашный автограф с той же датой, после текста — три строки точек. В РТ 106, л. 34 об., с датой — 1961 и иным порядком строк 4—3. В РТ 110, л. 30 — как автоцитата в дневниковой записи от 12 мая 1963: «Сегодня, 12 мая 1963, приехала в Комарове Про сосны: Не здороваются, не рады ... Жаркий ликующий день». 105 «Как будто я все ведала заране...» Впервые — БО 2. С. 389, публикация М.М. Кралина по автографу РНБ. Печ. по автографу РНБ. По смыслу связано с работой Ахматовой над дра¬мой «Энума элиш» («Пролог, или Сон во сне»), где упо¬минается восточное магическое заклинанье «алмазная да¬рани»: «Джале, джула, джуньда, сваха брум» (см. т. 3. С. 316). 106 «Ианютиных глазок стая...» Впервые — журн. «Юность». 1969. № 6. С. 67, публикация В.М. Жирмун¬ского по автографу РГАЛИ; то же — БП. С. 304. Печ. по автографу РГАЛИ (РТ 106, л. 21), дата — по автографу в РТ 96. В РТ 106 исправление в строке 7: И случайно [лишь] сам отразился. В РТ 96, л. 24 об. — ранний автограф без строк 5 и 6 (вместо них строки точек). В строке 3 исправление: «[Слов¬но] Это бабочки улетая». Строки 7 — 8: И совсем не долго таился В двух зеленых пустых зеркалах. Дата — 3 июня 1961. Комарово. Так же без строк 5 и 6 — РТ 104, л. 16. Вариант строки 2: «Бархатистый хранила след». 107 «Прав, что не взял меня с собой...» Впер¬вые — альм. «День поэзии». М., 1971. С. 156; строка 4: «Ночной бессонницей и вьюгой», публикация В.М. Жир¬мунского; то же — Eng-Liedmeier, Verheul. P. 57, под загл. «Из черных песен», с эпиграфом: «Слова, чтоб тебя ос-корбить. Анненский»; БП. С. 305—306 — вне цикла, без загл., строка 4: «Ночной бессонницей и вьюгой». Печ. по автографу РГАЛИ (РТ 103, л. 22). Точная дата и эпиг¬раф — в этом автографе. Здесь же более позднее объеди¬нение в цикл «Из черных песен» со стихотворением под № II «Всем обещаньям вопреки...». Эпиграф из стихотворения И. Анненского «Дальние руки». Цикл «Из черных песен» обращен к одному из уехавших из России возлюбленных давних лет — А.С. Лурье или Б.В. Анрепу. В РТ 101, л. 13 — более ранний текст под загл. «Раз¬думье», варианты строк 1: Прав, кто не взял меня с собой, 3: Я стала ночью и судьбой. Дата — Ночь. Комарове 8/9 июня. 10 февраля 1963 г. Ахматова прочитала это стихотво¬рение Л.К. Чуковской, утверждая при этом, что существо¬вала средняя строфа, которую она забыла: «Вспомнить не могу, и, боюсь, никогда уже не вспомню. ... — А что было во втором четверостишии? — Не имею ни малейшего представления, — ответила Анна Андреевна. (Может быть, его и не надо, потому оно и утратилось?») (Ч у к о в с к а я, 3. С. 25). По мнению Л.К. Чуковской, пропущенную 2-ю строфу следует обозначать строкой точек — так стихотво¬рение было записано в рукописи кн. «Бег времени», напе¬чатано в БП. С. 305—306; БО 1. С. 290, «Путем всея зем¬ли». М. 1996. С. 323—324. Однако во многих автографах (РГАЛИ) пропуск срединной строфы точками не отмечен. 108 Бег времени. Впервые — газ. «Металлург-строй». Новокузнецк. 1963.16 марта, без загл.; ВРСХД. 1971. № 100. С. 225, публикация Н.А. Струве, без загл.; так же — Eng-Liedmeier, Verheul. P. 59; «Памяти Анны Ахматовой». С. 18, публикация Л.К. Чуковской; «Избран¬ное». 1974. С. 464, публикация Н. Банникова. Печ. по автографу РГАЛИ (РТ 101, л. 13 об.). Дата — в этом автографе и в списке стихотворений для кн. «Бег време¬ни». Пунктуация уточнена по другому автографу РГАЛИ. В ряде списков и автографов — иное употреб¬ление местоимений им, их в 1—2 строках, — например, в автографе РГАЛИ: Что войны, что чума! — конец им виден скорый, Их приговор почти произнесен, Строка 4 здесь оканчивается точкой. Дата — 1961. Без загл. В большей части публикаций, в том числе БП. С. 225, использован именно этот вариант; в «Памяти Анны Ахма¬товой» и в БО 1. С. 237 — в обеих строках — «им». Этим стихотворением Ахматова предполагала открыть кн. «Бег времени» — оно должно было идти первым в цикле «Вереница четверостиший», который в рукописи состоял из двенадцати четверостиший, а в изданной книге — из девяти, причем именно первое, давшее книге название, из нее было исключено. Бег времени — Fura temporum — выражение Горация в его оде «Exegi monumentum», одна из сил, которым противостоит созданный им памятник — его поэзия. 109 «Так не зря мы вместе бедовали...» Впер¬вые строки 9—12 — в качестве эпиграфа к поэме «Рек¬вием» в отд. изд. Мюнхен, 1963; Соч., 1. С. 361; «Но¬вый мир». 1964. № 6. С. 174 в статье А. Синявского «Раскованный голос» (к 75-летию А. Ахматовой). Пол¬ностью впервые — в статье Г.П. Струве «Дневник чита¬теля» — «Русская мысль». Париж. 1970.15 октября. С. 4, по неисправному списку; то же — Соч., 3. С. 94—95. Строки: 1: 5: 7: Нет, не зря мы вместе бедовали Не напрасно ль чистой я осталась Вместе с вами я в ногах валялась Впервые по автографу — «Памяти Анны Ахматовой». С. 28, публикация Л.К. Чуковской; строка 7: «Вместе с вами я в ногах валялась». Так же «Узнают голос мой...». С. 279—280. Печ. по автографу РГАЛИ (РТ 103, л. 31 об.). Дата в этом автографе — 1961, исправление в строке 12: Там, где мой народ [когда-то] к несчастью был. Уточнение даты — по времени чтения нового стихо¬творения Л.К. Чуковской 21 июня 1961 г.: «Да, когда мы с ней еще сидели одни, она прочитала мне новую строфу в «Поэме» и новое страшное — о «кровавой кукле пала¬ча». (Ч у к о в с к а я, 2. С. 463). В РТ 114, л. 235 (РГАЛИ) — другая редакция сти¬хотворения. Отличия в строках: 4: И спокойно продолжают путь 7: Вместе с ними я в ногах валялась Строки 9—12 были использованы в качестве эпигра¬фа к поэме «Реквием» в 1962 г. по совету Л.З. Копелева, когда «Реквием» впервые был отпечатан на машинке, (см. об этом: Ч у к о в с к а я, 2. С. 561). 110 «Хозяйка румяна, и ужин готов...» Впер¬вые — «Я — голос ваш...». С. 302, публикация В.А. Черных. Печ. по автографу РГАЛИ (РТ 103, л. 21 об.), где записано сразу после текста «Царско¬сельской оды» и перед заключительными строками сти¬хотворения «Всем обещаньям вопреки...», имеющего дату — 4 августа 1961. Комарове. Возможно, двусти¬шие также записано в августе 1961 г., однако создано оно, очевидно, раньше, так как на Ордынке у Ардовых Ахматова жила в начале 1961 г. (до 6 февраля) и затем с 20 июня по 24 июля 1961 г. В августе Ахматова нахо¬дилась в Комарове. 111 «Как жизнь забывчива, как памятлива смерть...». Впервые — БО 2. С. 96, публикация М.М. Кралина по автографу в РТ 109, где следует после записи: «3-го мая умерла Марта Андреевна Голубева». Далее — моностих в кавычках, как цитата. Печ. по авто¬графу РГАЛИ (РТ 103, л. 11), запись от 15 июля 1961 г.: «Сегодня День св. Владимира и 120 годовщина смерти Лермонтова. Сейчас прошел серый мрачный вихрь с лив¬нем. Захолодало. Сделалось что-то вроде осени — заду¬манные стихи оборвались. Образовалась какая-то необъят¬ная пустота внутри сознания. («Как жизнь забывчива, как памятлива смерть...») (Комарове-)». Датируется условно по времени наиболее ранней из найденных нами записей. В РТ 104 моностих записан рядом с другим моностихом: «Ромео не было, Эней, конечно, был», среди записей ноября 1962 г. В РТ 110, л. 207—207 об. среди записей 1964 г. — попытка превратить моностих в четверостишие или в про¬изведение большой формы: Как жизнь беспамятна, как памятлива смерть... С тех самых странных пор, как существует что-то, Ее неповторимая дремота В назначенный вчера сегодня входит дом. См. также незавершенный набросок «Беспамятна лишь жизнь, — такой не назовем...». Марта Андреевна Голубе¬ва (1909—1963) — исскуствовед, третья жена Н.Н. Лу¬нина, умерла 3 мая 1963 г. Почти в альбом («Услышишь гром и вспом¬нишь обо мне...»). Впервые — журн. «Огонек». 1964. № 10. С. 4, в цикле «Трилистник московский» (2. «Без названия» («Среди морозной праздничной Москвы...»), 3. «Еще тост» («За веру твою! И за верность мою!..»). Варианты строк 5—6: «И так случится в тот московский день, // Когда навеки город я покину...» Тот же цикл в кн. «Бег времени». С. 400—401; окончательный текст, дата после третьего стихотворения цикла «1961—1963». Печ. по кн. «Бег времени», дата — по автографу РГАЛИ (РТ 101, л. 17 об.). Варианты строк в этом автографе: 2: Подумаешь: — она дождя желала... 5: [И это будет] Случится это в тот московский день, 8: Свою меж вас [навек] еще оставив тень. В автографе РТ 106, л. 26 об. (РГАЛИ) загл. «Почти в альбом» относится к циклу из двух стихотворений: I. «Услышишь гром...», II. «... и третье, что нами владеет всегда...». Даты под первым — Комарове 1961, под вто¬рым — 12 июня 1962. Ленинград. Варианты строк: 2: Подумаешь — она дождя желала; 5—6: И так случится в тот московский день, Когда навеки город я покину. В РТ 110, л. 48 об. стихотворение «Почти в аль¬бом» имело номер V, затем зачеркнутый, что означало на¬мерение Ахматовой включить его в цикл «Мнимый год», который первоначально состоял из стихотворений: I. «Предвесенняя элегия», П. «Взоры огненней огня...», III. «То полиная метель» («Какое нам в сущности дело...»), IV. «Зов (Arioso dolente)» («И в предпослед¬ней из сонат...»), V. «Почти в альбом», VI. «В Зазерка¬лье» («Красотка очень молода...»), VII. «Еще тост» («За кротость твою и за верность мою!..»). Под № VIII стихотворение не записано, без номеров — «При непо¬сылке поэмы» («Приморские налеты ветра...») и «За¬пад клеветал и сам же верил...». В дальнейшем название цикла и его состав измени¬лись («Полночные стихи»). Притин — полуденное солнцестояние, край неба, в переносном значении — цель (здесь: смерть). См. в сти¬хотворении Н. Гумилева «Христос»: ...Солнце близится к притину, Слышно веянье конца, Но отрадно будет Сыну В Доме Нежного Отца. (Гумилев Н. Т. 1.С. 97.) В стихотворении О. Мандельштама «Чуть мерцает призрачная сцена...» (1920): ...Из блаженного, певучего притина К нам летит бессмертная весна... (Мандельштам О. Т. 1. С. 148.) 113 «Угощу под заветнейшим кленом...» Впер¬вые — «Новый мир». 1969. № 5. С. 57, публикация В.М. Жирмунского по автографу РНБ, то же — БП. С. 305. Печ. по автографу РНБ. Уточнение даты — по местоположению в РТ 103 (РГАЛИ). В РТ 101, л. 14 (РГАЛИ) — первая строфа как самостоятельное четверо¬стишие (после четверостиший «Бег времени» и «Памяти Анты») в иной редакции; две первые строки: Под заветнейшим призрачным кленом Угощу я беседой простой. Дата — 1961. Комарово. В РТ 103, л. 20 об. (РГАЛИ) эта же редакция под¬вергнута правке, превратившей его в окончательный текст четверостишия. На той же и соседней страницах — черно¬вой автограф «Царскосельской оды» с датой — 3 августа 1961 г. 114 Царскосельская ода. Девятисотые годы. Впер¬вые — журн. «Новый мир». 1963. № 1, без эпиграфа, под-загол. Девяностые годы, дата — 1961. Варианты строк: 6: В «Кипарисный ларец», 9: Здесь ни Темник, ни Шуя В кн. «Бег времени». С. 433—435 — окончательный текст, подзагол.: Девятисотые годы, эпиграф из стихотворения Н. Гумилева «Заблудившийся трамвай», дата — Комаро¬ве 1961. Печ. по кн. «Бег времени», дата — по автографам РГАЛИ и спискам. В РТ 103, л. 3 и 21, 20 об., 21 об. записаны черновые наброски и полный текст ранней редакции с правкой. Пер¬воначальное загл.: «Выцветшие картинки» — зачеркнуто, вписано новое: «Безымянный переулок». Первое загл. ста¬ло подзагол., затем было вычеркнуто. Первоначально эпиг¬раф: «Ты поэт местного, царскосельского значения, н.п .» — ироническое высказывание Н.Н. Пунина. За¬тем вписан второй эпиграф — «А в переулке забор доща¬тый. Н.Г.». Варианты строк: 6: В «Кипарисный ларец»; Вместо 9—12: [Не напрасно с вокзала Я сегодня спешу, И не хуже Шагала Я тебя опишу.] Еще один вариант этой строфы: [Возвращаясь с вокзала Как в одну из Валгалл, Так тебя описала, Как свой Витебск — Шагал.] Первоначально далее следовала строфа 6: «Так мне хочется, чтобы...» Затем слева на л. 20 об. вписаны стро¬фы 4 и 5. Исправление строк: 14 18 20 32 39 40 42 43 [И ругались не так] Лили [призрачный] матовый свет [Тут мелькал] Промелькнул силуэт [Там гадала гостям] Пили [царскую] допоздна водку [Заедая] Заедали кутьей. Этот [призрачный] царственный мир И на розвальнях правил. В рукописи кн. «Бег времени» 1962 г. — строка 42: «Этот царственный мир». В списке Фонтанного Дома — загл.: «Царскосельс¬кая ода (Безымянный переулок)». Два эпиграфа, второй: «Ты поэт местного, царскосельского значения. Н. Пу-нин». Дата — 3 августа 1961. Комарово. В кипарисный ларец. — Отсылка к названию книги И. Анненского «Кипарисовый ларец». В первоначальном варианте, где название было выделено кавычками, этот на¬мек был более открытым. А тому переулку... — Безы¬мянному переулку в Царском Селе, где в 1890-е — начале 1900-х гг. в доме Шухардиной, на углу Широкой улицы и Безымянного переулка, жила семья Горенко. Здесь не Тем¬ник, не Шуя. — Темник — город Темников, районный центр Мордовской области. Шуя — районный центр Ива¬новской области. По именам этих городов назывались в России знатнейшие боярские роды: Темниковы, Шуй-ские. Однако в контексте оды эти названия означают либо глухие уголки провинции, либо содержат намек на лагеря (ГУЛАГ), располагавшиеся в этих местах. Как свой Ви¬тебск — Шагал. — Выдающийся русский художник Марк Захарович Шагал (1887—1987) изображал свой родной город Витебск на многих картинах и рисунках. В набросках воспоминаний о Модильяни Ахматова писала о Париже 1910-х годов: «...а вокруг бушевал недавно победивший кубизм, оставшийся чуждым Модильяни. Марк Шагал уже привез в Париж свой волшебный Витебск ...». Ахма¬това была знакома и встречалась в 1960-е годы с дочерью Шагала Идой Марковной. Тут еще до чугунки... — т. е. до 1837 г., когда открылась первая в России Царскосельс¬кая железная дорога. В одном из набросков автобиографи-ческой прозы Ахматова писала: «Дом Шухардиной. ... этому дому было сто лет в девяностых годах 19-ого века, и он принадлежал купеческой вдове Евд. Ив. Шухарди¬ной ... Старики говорили, что в этом доме «до чугун¬ки», т.е. до [18]38 г., находился заезжий двор или трактир. Расположение комнат подтверждает это» (РНБ). Пили допоздна водку. — Первоначальный вариант — «Пили царскую водку» содержал намек на царскую монополию по продаже водки. Ахматова заменила ее по совету молодых друзей-поэтов, химиков по образованию. В частности, Е.Б. Рейн объяснил Ахматовой, что «царская водка» — химический термин, обозначающий смесь кислот соляной и азотной, которая растворяет золото и платину. «Но это мне совершенно ни к чему, — сказала Ахматова, — эти ваши химические дела». Но, видимо, многозначная «цар¬ская водка» не была забыта Ахматовой, дня через четыре она решила заменить эпитет «царская» каким-нибудь дру¬гим. «Вот вы и придумайте», — сказала она. Я ей приду¬мал наречие «допоздна». Наверное, в рукописях можно отыскать ту, раннюю редакцию с «царской водкой». При¬знаюсь, что теперь «царская водка» мне кажется иногда лучше опубликованного варианта» (Ахматовские чтения. М., 1992. Вып. 3. С. 108). Великан-кирасир — по-ви¬димому, царь Александр III. Такое пояснение Ахматова дала Л.К. Чуковской в январе 1962 г.: «Анна Андреевна объяснила мне: великан-кирасир — царь Александр III» (Ч у к о в с к а я, 2. С. 478). Однако этот образ соответст¬вует раннему подзаголовку «Царскосельской оды» — «Де¬вяностые годы», и не соответствует новому — «Девятисо¬тые годы», так как Александр III умер в 1894 г. Не следует ли считать подзаголовок «Девятисотые годы» опечаткой или произвольной редакционной заменой? Кирасиры — тяже¬лая кавалерия; по традиции, русские цари и великие князья состояли высшими офицерами полков российской армии. Великаном-кирасиром изображен Александр III в широко известном конном памятнике скульптора Павла Петрови¬ча Трубецкого, установленном в 1909 г. на площади у Ни¬колаевского (ныне Московского) вокзала С.-Петербурга. «Всем обещаньям вопреки...» Впервые — «Бег времени». С. 440, с датой — 1960. Печ. по кн. «Бег вре¬мени», где оканчивалось строкой: «Я без него могла». Дата — по автографу РГАЛИ (РТ 103, л. 22—21 об.), где записана ранняя редакция стихотворения с последней строфой: Я без него могла Смотреть, как пьет из лужи дрозд И как гостей через погост Зовут колокола. Варианты и исправления строк: 3: [Ты от меня ушел] Меня забыл на дне 9: Шептал про Рим [и звал] манил в Париж В рукописи кн. «Бег времени» входило в цикл из двух стихотворений. «Из «Черных песен» (1. «Прав, что не взял меня с собой...»). Возможно, обращено к Б.В. Анрепу и продолжает тему «черного кольца», подаренного Ахматовой Анрепу (см. т. 1. С. 305—307, 839). Сам Анреп считал это стихотворение адресован¬ным ему. 14 мая 1967 г. он писал В.А. Знаменской: «Об этом стихотворении я узнал только в 1966 году, и оно меня глубоко взволновало. Перстень — да, мой дух (фотография в краске I.X. Cor Sacrum, послал пос¬ле лет молчания) — да, манил в Париж — да» (РНБ, фонд В.А. Знаменской, опубл. М.М. Кралиным в БО 1. С. 425). Может быть, воспоминание об уехавшем дорогом чело¬веке было связано и с вестью с Запада, которую Ахматова получила в июне (?) 1961 г., — см. в «Записках» Л.К. Чу¬ковской от 21 июня 1961 г.: «Она показала мне записочку, полученную ею из Парижа — от «Современницы», от «Тени», от Саломеи Андрониковой» (Ч у к о в с к а я, 2. С. 463—464). 117 Выход книги. Впервые — БП. С. 306—307, по автографу РГАЛИ, с подзагол. («Из цикла «Тайны ре¬месла»). В БО 1. С. 241 включено в цикл «Из заветной тетради», подзагол. снят. Печ. по автографу РГАЛИ (РТ 103, л. 23 об.—24). Дата — 13 августа 1961. Кома¬рове (днем). Подзагол.: Из цикла «Тайны ремесла». Ис¬правления в строках: 5: [Один] [Поэт] ведет [гостей] в хоромы, 6: [Или] [Другой] под своды шалаша 7: [А то и] [А третий] — прямо в ночь истомы 11: Что их [ведет] влечет — какое чудо, 13: [И я....................прекрасно] В РТ 96, л. 23 (РГАЛИ) записана вторая строфа как са¬мостоятельное четверостишие с датой — 11 авг. 1961. Ко-марово и эпиграфом: «Suum cui que» («Каждому свое» — лат.; Полностью фраза: «Suum cuique tribuere» — «Каж¬дому воздать свое»). Запись сделана поверх стертого пе¬речня стихотворений. Строка 3: «А третий — просто в ночь истомы...» Написано после выхода кн. «Стихотворения (1909—1960)». Гослитиздат. М., 1961 (подписана в пе¬чать 16 февраля 1961 г.), вызвавшей восторженный прием читателей и огромное число читательских писем автору. Эдемский сад — райский сад, где находились Адам и Ева до грехопадения (Бытие 2. 8). Подзагол. «Из цикла «Тайны ремесла» указывает на связь стихотворения с этим циклом, впервые опубликован¬ным в кн. «Стихотворения», 1961. С. 284—289, затем в кн. «Бег времени». С. 293—299. Однако ни в один из трех вариантов рукописи кн. «Бег времени» оно включено не было. 118 Александр у Фнв. Впервые — «Литературная газета». 1962. 16 января, с подзагол. «Дом Поэта», с про¬пуском строки 7. Дата — 1961 г., октябрь. В кн. «Бег вре¬мени». С. 429 — второе в цикле «Античная страничка» (I. «Смерть Софокла»), также без строки 7 (оба стихотво¬рения — восьмистишия). Дата — Ленинград. 1961. Стро¬ка 7 впервые введена в основной текст М.М. Кралиным: БО 1. С. 276, по автографу РГАЛИ. Печ. по автографу РГАЛИ (РТ 104, л. 3). Правка в строках: 3: И старый вождь узрел [свой] тот город горделивый 4: Каким [его когда-то] он знал его еще когда-то встарь. 5: Все, все огню, [все] царь перечислял 6: [Театры и мосты] и храмы — чудо света В строке 9 «дом поэта» — без прописных букв; восстанав¬ливаем их по кн. «Бег времени». Дата — [Гавань] 1961. Октябрь. Больница им. Ленина. Было включено в цикл «Античная страничка», в ко¬торый включались разные стихотворения. В РТ 106, л. 30 об. (РГАЛИ) — «Дом Поэта», «Дидона — Энею», «Смерть Софокла»; В РТ 104, л. 1 (РГАЛИ) — «Смерть Софокла», «Александр у Фив», «Эпиграмма». В основе сюжета — легенда об Александре Маке¬донском, который, разорив в 335 г. греческий город Фивы, сохранил лишь дом поэта Пиндара (ок. 518—442 или 438 г. до н.э.). Написано в больнице имени В.И. Ленина на Большом проспекте Васильевского острова в Ленинг¬раде, где Ахматова находилась с 1 октября 1961 по 15 ян¬варя 1962 г. (диагноз — инфаркт). 119 Нас четверо (Комаровские наброски). Впер¬вые — «Литературная газета». 1962. 16 января, под загл. «Комаровские кроки», дата — 1961 г., ноябрь, без эпигра¬фов и без 2-й строфы, строка 5: «Вот отчего у восточной стены»; 8: «Словно письмо от Марины»; «Бег времени». С. 438, под загл. «Комаровские наброски», с одним эпиг¬рафом из М. Цветаевой и датой — 1961; вне цикла. «День поэзии». Л. 1966. С. 48, под загл. «Комаровские наброс¬ки», в подборке «Стихи, написанные в Комарово». Печ. по автографу в рукописи кн. «Бег времени», 1962 (РГАЛИ). В этой рукописи стихотворение имеет три эпиг¬рафа — из трех стихотворений, посвященных Ахматовой: Пастернака «Анне Ахматовой»; Мандельштама «Черты лица искажены...» и Цветаевой «О, Муза Плача, прекрас¬нейшая из Муз!..». Дата — 1961, ноябрь. Гавань (больни¬ца). Под № VIII входило в цикл «Венок мертвым», загл. первоначально — «Нас четверо (Комаровские кроки)», затем слово «кроки» исправлено на «наброски». В РТ 104, л. 16 (РГАЛИ) — первоначальная редак¬ция из двух строф и вписанная позже на полях средняя стро¬фа. Дата — 1961.19 — 20 ноября. Больница. Гавань. Эпиг¬рафов нет. Строки: 9: Вот отчего у восточной стены 12: Словно письмо от Марины. Черновой набросок стихотворения с датой — ноябрь 1961, Ленинград — РНБ. Нас четверо. — Фраза является ответом на началь¬ную строку стихотворения Пастернака «Нас мало. Нас, может быть, трое...» (1921). Лесная коряга, принесенная молодыми друзьями Ахматовой, стояла во дворе ее дачи в Комарове. На воздушных путях... — «Воздушные пути» — заглавие рассказа Пастернака (1925) и его книги прозы (1933), в память о которых был назван издаваемый в Нью-Йорке Романом Николаевичем Гринбергом (1897— 1969) альм. «Воздушные пути», где печатались стихи Па¬стернака, Ахматовой, Мандельштама. Ветвь бузины — образ из стихотворения М. Цветаевой «Бузина», которое в 1961 г. было опубликовано в сборнике ее стихов «Из¬бранное» (М., Гослитиздат). 1ZU Родная земля. Впервые — журн. «Новый мир». 1963. № 1. С. 64; «Бег времени». С. 437, с датой — Ле¬нинград 1961. Печ. по кн. «Бег времени», дата — по авто¬графу РНБ. Автографы в РТ 104, л. 20 об. — 21 и 29 (РГАЛИ) отражают процесс работы над текстом. Перво¬начально были написаны две строфы: 1-я и 3-я (9—14 стро¬ки), затем дописана 2-я, и все три пронумерованы римски¬ми цифрами. Варианты строк: 2: О ней стихи........щие слагаем 2: Стихи навзрыд о ней не 3: Она нам сон не бередит, 8: Мы про нее не вспоминаем даже. 9: А для нас это грязь на калошах, 10: А для нас это [пыль] хруст на зубах 11: Мы крошим и мельчим, громоздим и ворошим 12: Этот бедный ни в чем не замешанный прах 13: Мы ложимся в нее и становимся ею. Дата —1 декабря Больница. Гавань. На л. 29 той же тетради текст переписан начисто, варианты: 3: Она наш горький сон не бередит 9: Да, для нас это пыль на галошах 11: Мы мельчим ее, месим и крошим Но мельчим мы, и месим и крошим 12: Тот ни в чем не замешанный прах. Ни на чем не замешанный прах. Дата — декабрь 1961. Гавань. Эпиграф из стихотво¬рения Ахматовой «Не с теми я, кто бросил землю...» (1922) — из его ранней редакции, напечатанной в сб. «Аппо Domini», 1923. С. 14. М.М. Кралин (БО 1. С. 425) сопо¬ставил образы этого стихотворения (грязь на калошах, прах) с образами очерка Г.И. Успенского «Власть земли»: «...именно та самая земля, которую вы принесли с улицы на своих калошах в виде грязи, та самая, которая лежит в горшках ваших цветов, черная, сырая, — словом, земля самая обыкновенная, натуральная земля. Могущество этой персти, «праха» с глубочайшею силой и простотой указано еще в стариннейшей былине о Святогоре-богатыре». Можно уловить в строках этого стихотворения родство с поэзией О. Мандельштама (см. об этом в статье. Т. 2. Кн. 1.) Л.К. Чуковская, которой Ахматова прочитала стихотворе¬ние в мае 1962 г., сочла его «невероятным, немыслимым, сверхгениальным». «Такой силищей не обладала молодая Ахматова ... ... ни «Поэмы», ни «Северных элегий», ни «Родной земли» молодой Ахматовой не написать бы. Хвори, бедствия и даже немота пошли ее Музе на пользу. И как затянулся ее диалог с эмигрантами! Не затянулся, а вспыхнул снова, потому, вероятно, что до нас стали с не¬давнего времени долетать голоса западных людей — среди них эмигрантские» (Ч у к о в с к а я, 2. С. 484—485). 121 «Больничные молитвенные дни...» Впервые — БО 2. С. 74, по автографу РГАЛИ. Печ. по автографу РГАЛИ (РТ 104, л. 21). Дата — 1 декабря Больни-ца — находится между текстами трехстишия и стихотво¬рения «Родная земля» и может быть отнесена к обоим. И где-то близко за стеною — море... — Больница им. Ленина в Гавани расположена недалеко от «моря» — устья Невы и Финского залива. 122 Слушая пение. Впервые — журн. «Новый мир». 1969. № 5. С. 57; «Избранное», 1974, публикация Н. Банникова; «Стихи и проза». Л.: Лениздат, 1976. (сост. Б. Друяна и Э. Герштейн); БП. С. 305, публикация В.М. Жирмунского. Печ. по автографу РГАЛИ (РТ 104, л. 28 об.). На л. 27 об. — 28 тексту стихотворения пред¬шествует запись: «Вчера вечером слушала бразильскую ба-хиану. Пела Вишневская. Я что-то сочинила, но в темноте не могла записать и забыла. Кажется: Слушая пение». Да¬лее следует текст стихотворения. Варианты строк: 2: Черным, влажным, [прохладным], ночным 11: Будто где-то вдали не могила. Первоначально после 1-й строфы шла 3-я. 2-я напи¬сана справа на полях. Дата — Вторник. ? декабря 1961. Переписано целиком нал. 28 об. Строка 11 изменена: «Буд¬то [где-то вдали] там впереди не могила». Дата — 19 де¬кабря 1961 (Никола Зимний). Больница им. Ленина. Вишневская Галина Павловна (р. 1926) — выдаю¬щаяся русская певица, выступала в Большом театре и во многих оперных театрах мира. Обладает редким по красоте голосом. «Бразильская баховиана» (или «бахиана») — со¬чинение бразильского композитора Э. Вила-Лобоса (1887— 1959 ). 123 «Недуг томит — три месяца в постели...» Впервые — БП. С. 300, публикация В.М. Жирмунского, с неверной датой — 1959, строка 1: «Недуг томит три ме¬сяца в постели»; БО 2. С. 75, публикация М.М. Кралина, с исправлением пунктуации строки 1, дата — 1961. Печ. по автографу РНБ. Уточнение даты — декабрь 1961 г. — по содержанию четверостишия («три месяца в постели»). В РТ 106, л. 6, Ахматова писала о времени «почти потустороннего пребывания в Гавани (1 октября 1961 — 15 января 1962), где сны были обычны и банальны, а действительность напоминала только 1002-ую ночь». 124 «Имузыка тогда во мне...» Впервые — «За¬писные книжки». С. 191. Печ. по автографу РГАЛИ (РТ 104, л. 24 об.). Датируется по местоположению в тет¬ради среди записей 1961 г., многие из которых посвящены музыке: Равелю, Моцарту, «Бразильской баховиане» Вила-Лобоса в исполнении Г. Вишневской и пр. На том же и следующем листах (24 об.—25) — размышление Ахма¬товой о «Поэме без героя» и «Другой»: «Другая», откуда я подбираю крохи в моем «Триптихе» — это огромная тра¬урная, мрачная, как туча — симфония о судьбе поколения и лучших его представителей, т.е. вернее обо всем, что нас постигло. А постигло нас разное: Стравинский, Шаляпин, Павлова — слава, Нижинский — безумие, Маяков-ский, Есенин, Цветаева — самоубийство, Мей¬ерхольд, Гумилев, Пильняк — казнь, Зощенко и Мандель¬штам — смерть от голода на почве безумия и т.д., и т.д. (Блок, Хлебников...)». 125 к стихам. Впервые — «Бег времени». С. 362, в цикле «Вереница четверостиший», без даты; «Избранное», 1974, публикация Н. Банникова; «Стихи и проза», 1976 (сост. Б. Друян и Э. Герштейн); БП. С. 226, публикация В.М. Жирмунского и др. Автограф в РТ, 101, л. 14 (РГА¬ЛИ), без названия и без даты. Вариант строки 3: «Вы бы¬ли срамом... ложью». Печ. по кн. «Бегвремени». Датиру¬ется условно по местоположению в тетради и характеру по¬черка. 126 «Не знаю, что меня вело...» Впервые — БО 2. С. 100. Печ. по автографу РГАЛИ (РТ 101, л. 13). Дати¬руется по местоположению в тетради. Двустишие записано Ахматовой в квадратных скоб¬ках и может являться либо самостоятельным произведени¬ем, либо попыткой написать среднюю строфу стихотворе¬ния «Прав, кто не взял меня с собой...», записанного на той же странице под загл. «Раздумье», с датой — Ночь. Комарове. 8/9 июня. Наконец, двустишие может быть свя¬зано с записью на л. 12 об.: «Из забытых стихов. 20-ые годы. 1) ...Как листья желтые... 2) О Боже, за себя...». 127 «Что таится в зеркале? — Горе...» Впер¬вые —БО 2. С. 101, публикация М.М. Кралина. Печ. по автографу РЕАЛИ (РТ 103, л. 13). Датируется условно по местоположению в тетради. 128 «Ромео не было, Эней, конечно, был...». Впервые — в комментарии В.М. Жирмунского к стихотво¬рению «Не пугайся, — я еще похожей...»; БП. С. 489. В качестве второго эпиграфа к этому стихотворению вве¬дено в основной текст М.М. Кралиным — БО 1. С. 274. В РТ 104, л. 13 (РСАЛИ) записано как самостоятельный моностих, после подобного же моностиха «Как жизнь за¬бывчива, как памятлива смерть». В мае 1962 г. Л.К. Чу¬ковская услышала эту строку из уст Ахматовой в разговоре о поклонении ей поэта Давида Самойлова: «...я рассказа¬ла Анне Андреевне, как Самойлов в клубе пылко объяс¬нялся мне в любви к ней — стародавней и несокрушимой. Она смеялась. — Вот, пока женщина молода и в цвету, Эней оставляет ее, а потом вдруг оказывается, что все сплошь были Ромео. Нет уж: Ромео не было, Эней, конечно, был. И она подробно и снисходительно рассказала мне историю Энея» (Ч у к о в с к а я, 2. С. 500). «И было сердцу ничего не надо...» Впервые — «Литературная газета». 1964. 26 июня, под загл. «Четве¬ростишие»; «Бег времени». С. 363, в цикле «Вереница чет¬веростиший», без даты; «Избранное», 1974, публикация Н. Банникова; «Стихи и проза», 1976 (сост. Б. Друян и Э. Герштейн); БП. С. 227, публикация В.М. Жирмун¬ского). Печ. по кн. «Бег времени». Дата — в автографе РГАЛИ (РТ 103, л. 37). В РТ 111, л. 40 об. (РГАЛИ) под № I в цикле «Два четверостишия», с датой — 50-е годы (II. «И слава лебе¬дем плыла...»). Разночтения — в знаках препинания строк 2 и 3: «Когда пила я этот жгучий зной, // «Онегина» — воздушная громада...» Ср. структуру образа четверости¬шия со строфой стихотворения Н. Гумилева «Священные плывут и тают ночи...» (1914): Весь день томясь от непонятной жажды И облаков следя крылатый рой, Я думаю: «Карсавина однажды, Как облако, плясала предо мной». (Гумилев Н. Т. 1. С. 375.) 130 «Как зеркало в тот день Нева лежала...» Впер¬вые — «Записные книжки». С. 154. Печ. по автографу РГАЛИ (РТ 103, л. 36 об.). Дата — 1962 — в автографе. Текст записан рядом со стихотворением «И было сер¬дцу ничего не надо...», датированным 14 апреля 1962 г., Ленинград, с которым перекликается по теме, написано тем же размером. 131 Почти в альбом («... и третье, что нами вла¬деет всегда...»). Впервые — БП. С. 306, публикация В.М. Жирмунского, — без последней строфы, которая по¬мещена в разд. «Другие редакции и варианты», с много¬численными ошибками из-за неверного прочтения. В БО 2. С. 75, публикация М.М. Кралина, — полный текст по чер¬новому автографу РГАЛИ, где под № II входит в цикл из двух стихотворений «Почти в альбом» (I. «Услышишь гром и вспомнишь обо мне...»). Печ. по автографу РГАЛИ (РТ 106, л. 27). Варианты первоначальной редакции и правка в стро¬ках: 1: ... и [то] третье, что нами владеет всегда 5: Может быть, вместе [мы где-то] живем, 6: [Там, за пределами круга] Бродим по мягкому лугу, 7: [Мы и] Здесь мы помыслить не можем о том, 8: [Чтоб поглядеть друг на друга] Чтобы присниться друг другу. Строки 9—12 зачеркнуты волнистой линией, но не исклю¬чены из стихотворения окончательно, и в них внесена правка. Строка И: [Как я свободно и дерзко] дарю [Как я] свободно кому-то дарю. Дата — 12 июня 1962. Ленинград — относится не ко всему циклу, а только к данному стихотворению (под пер¬вым дата — Комарове, 1961). 132 «о своем я уже не заплачу...» Впервые — журн. «Новый мир». 1963. № 1. С. 65, в подборке «Два четверостишия» (2. «Ржавеет золото и истлевает сталь...»); «Бег времени». С. 364, как заключительное в цикле «Ве¬реница четверостиший», с датой — 1962. Печ. по кн. «Бег времени», дата — по автографу РГАЛИ (РТ 106, л. 27 об.). В этом автографе загл. «Из цикла «Четверости¬шия». IV. Без названия». Варианты строк. РТ 106, л. 27 об. 1: [Но куда я отчаянье спрячу] 3: Золотую печать неудачи. В РТ 103, л. 38: 1: [О себе я больше] не заплачу 3: [Золотую печать] Золотое клеймо Дата — 1962. Обращено к поэту, молодому другу Ах¬матовой, И.А. Бродскому. В строке «Золотая печать не¬удачи», «Золотое клеймо неудачи» — отражение реаль¬ной детали — золотисто-рыжего цвета волос молодого поэта. 133 «Что у нас общего? Стрелка часов...» Впер¬вые — Соч., 1986. С. 364, публикация В.А. Черных. Печ. по автографу РГАЛИ (РТ 101, л. 23). Варианты строк: 6: [И по ошибке приснился] 7: [Той, что ни в чем неповинна] — возьми 134 Последняя роза. Впервые — журн. «Новый мир». 1963. № 1. С. 64; эпиграф с подписью «И.Б.»; «Бег времени». С. 439, без эпиграфа, с датой — Комарове, 1962. Эпиграф к стихотворению «Последняя роза» в кн. «Бег времени» был снят в августе 1965 г. по требованию редак¬ции Ленинградского отделения издательства «Советский писатель», — в РТ 114 запись Ахматовой: «11 августа. Сегодня Пагирев привез «Бег времени» (верстка). Про¬сит снять эпиграф к «Последней розе». Сняла». Причи¬ной снятия была продолжающаяся ссылка поэта И.А. Брод¬ского по приговору суда (за «тунеядство»). «Дело» Брод¬ского было пересмотрено 4 сентября 1965 г., срок наказания (пять лет) сокращен до уже отбытого. 25 сентября 1965 г. Бродский приехал в Москву. Печ. по кн. «Бег времени», дата и эпиграф — по автографу РГАЛИ (РТ 106, л. 38— 38 об.). Варианты строк: 1: Мне с Морозовою бить поклоны 4: Чтобы с Жанной вновь туда идти 6: Умирать и воскресать и жить... 8: Дай мне снова свежесть ощутить. В машинописном автографе с правкой в собрании Фон¬танного Дома под эпиграфом подпись рукой Ахматовой: «И.Б.» В строке 6 цифрами изменен порядок слов, стало: Воскресать и умирать и жить. Дата на машинке — 9 августа 1962. Эпиграф из стихотворения И. Бродского «А.А. Ах¬матовой» («Закричат и захлопочут петухи...»), написан¬ного к дню рождения А.А. Ахматовой, о котором 24 июня 1962 г. в РТ 106 сделана запись: «24 — День рождения. Устала. (Были Кома и Жирмунский. Вечером мальчики). Стихи Иосифа — не альбомные. Розы». В РТ 106 — еще одна запись, имеющая отношение к сти¬хотворению «Последняя роза», — от 22 августа 1962 г.: «22 августа день смерти N. Приехали Зоя и Толя. То-ля сказал, что его друг уехал и просил передать мне, что он любит меня больше всего на свете. Я показала Толе «Последнюю розу». Дошло». N — Николай Николаевич Пунин. Официальная дата его смерти в лагере Абезь — 21 августа 1953 г. Л. Зыков рассказывает: «22 августа, когда еще не могло быть никаких сигналов о случившемся, Ахма¬това решила навестить Льва Николаевича Пунина — бра¬та Николая Николаевича, и, тотчас же собравшись, поеха¬ла к нему в Комарово с Ириной Пуниной. Потом она рас¬сказывала, что внезапное желание повидать Льва Николаевича было вызвано в ней предчувствием этой смер¬ти, она осталась навсегда не уверена в точности ее офици¬альной даты» («Звезда». 1995. № 1. С. 78). Морозова (урожд. Соковнина, ум. 1675) Феодосия Прокофьевна, в иночестве Феодора — боярыня, сторон¬ница протопопа Аввакума, сосланная за активное участие в расколе в Боровский монастырь. Падчерица Ирода — красавица Саломея, потребовавшая у Ирода в награду за свою пляску голову Иоанна Крестителя (пророка Иокана-ана). С дымом улетать с костра Дидоны. — Карфа¬генская царица Дидона сожгла себя на костре после того, как ее возлюбленный Эней покинул ее по велению оракула. Чтобы с Жанной на костер опять. — Жанна д'Арк (ок. 1412—1431), дева-воительница, героиня французско¬го народного сопротивления английским завоевателям в Сто¬летней войне, была осуждена католической церковью на казнь и сожжена 30 мая 1431 г. «И северная весть на севере застала...» Впер¬вые — БО 2. С. 76, с неверным прочтением первой строки («...на севере застыла»). Печ. по автографу РГАЛИ (РТ 106, л. 42 об.). Дата в этом автографе. Возможно, связано с вестью о выдвижении Ахма¬товой на Нобелевскую премию, о чем ей сообщил сын В.Ф. Пановой, писатель и ученый-китаист Борис Борисо¬вич Бахтин. Ахматова подробно описывает сцену ужина на даче Гитовичей в Комарове, где эта новость была ей сооб¬щена. «Выпили за меня, и гость сказал: «Эрик Местертон просил вам передать, что вы выставлены в этом году на Нобелевскую премию». В этом мне интересно одно: отчего Эрик сам не сообщил мне эту новость?» (запись от 16 июля 1962 г. РТ 106, л. 29—29 об., РГАЛИ). Запись на пред¬шествующем листе: «Приходил Швед. Прощаясь, сказал: «Вам скажет сын Пановой!!» (л. 28 об.). Швед — литера¬туровед и переводчик Эрик Местертон, ему было посвяще¬но стихотворение Ахматовой «Запад клеветал и сам же ве¬рил...». Далее в той же рабочей тетради в числе событий 1962 г. Ахматова записывает: «XIV. (Август. Скандина-вия объявила начало борьбы за Nobel Prize) слушала портативное радио: «Premio Nobel... XV. О Нобе-левской премии в итальянской газете (сентябрь 1962)» (РТ 106, л. 37). «... полупрервана беседа...» Впервые — «За¬писные книжки». С. 245. Печ. по автографу РГАЛИ (РТ 106, л. 43), датируется по местоположению в тетради и по содержанию. Возможно, набросок связан с предыдущим четверос¬тишием или является его продолжением. «Вот она, плодоносная осень/..» Впервые — газ. «Литература и жизнь». 1962. 26 октября, под загл. «Из цикла «Шиповник цветет», дата — Комарове, 13 сен¬тября 1962; «Бег времени», С. 395, с датой — Комарове 1962, вне цикла. Строка 3: «А пятнадцать блаженнейших весен». Печ. по кн. «Бег времени», с исправлением по ав¬тографам строки 3; дата — по первой публикации и авто¬графу Фонтанного Дома. В РТ 106, л. 60 (РГАЛИ) входит под № II в цикл из двух стихотворений (I. «Как? — тебе еще мало по-русски...»). Разночтения в знаках препинания — стро¬ки 1 и 2 оканчиваются запятыми. Варианты и исправле¬ния строк: 3: А пятнадцать божественных весен 5: Я так близко ее [рассмотрела] разглядела, 6: К ней приникла, ее обняла После текста запись: «Завтра уезжаю. 12 сентяб-ря 1962. Конец Комарова». В авторизованном машинописном тексте (Фонтан¬ный Дом) — строка 3: «А пятнадцать божественных весен». Дата — 13 сентября 1962. Комарове (ночь). Предполагаем, что эпитет «божественных» был заменен по причине общего запрета в советской печати частого употребления образов, связанных с церковью, Богом и «божественным». Замена на эпитет «блаженнейших» не была удачной, так как эпитет как бы предполагал со¬стояние блаженства героини, что противоречило содер¬жанию стихотворения. А пятнадцать божественных весен... — Пятнад¬цать лет после постановления ЦК ВКП(б) от 14 августа 1946 г. «О журналах «Звезда» и «Ленинград». Пятнад¬цатилетний период травли в 1961—1962 гг. сменился сна¬чала осторожным, а после издания в апреле 1961 г. книги «Стихотворения (1909—1960)» полным признанием: мно¬гочисленными интервью, публикациями, «санкционирован¬ными» встречами с иностранными писателями и пр. 19 сен¬тября 1962 г. Л.К. Чуковская записала один из «философ¬ских» монологов Ахматовой по поводу своей новой славы, — она описывала официально устроенную встречу ее с приехавшим в Россию американским поэтом Робертом Фростом: «Будку, разумеется, показать иностранцам нельзя было; устроили банкет у Алексеева (М.П. Алексеева, ака-демика, банкет на его «академической даче» в Комарове состоялся 4 сентября 1962 г. — И.К.). ... — Сидели мы в уютных креслах друг против друга, два старика. Я думала: когда его принимали куда-нибудь — меня откуда-нибудь исключали; когда его награждали — меня шельмовали, а результат один: оба мы кандидаты на Нобелевскую премию. Вот материал для философских раз¬мышлений» (Ч у к о в с к а я, 2. С. 509). невской». М., 1988, без загл. Под загл. «Защитникам Ста¬лина» — «Я — голос ваш...». С. 282, публикация В.А. Черных, с условной датой — 1962?. В БО 1. С. 248 — в качестве заключительного стихотворения в цик¬ле «Из заветной тетради», под загл.: «Защитники Стали¬на», строка 1: «Это те, что кричали...» Печ. по автографу РГАЛИ (РТ 106, л. 11). Зачеркнутые варианты ранней редакции — строки: 5: [Знатоки и любители пыток] Им бы этот же [выпить] вылить напиток 6: В их [зловонный] клевещущий рот 7: [Знатокам и] Этим милым любителям пыток. В РТ 114, л. 252 (РГАЛИ) текст этого стихотворе¬ния записан Ахматовой по памяти, по-видимому, в больни¬це в конце 1965 г. Варианты строк: 1: Это те, что кричали: — Варраву 2: Отпусти нам для праздника, те 5: Не мешало [б тот самый] напиток Не мешало бы этот напиток 6: Влить в их мило клевещущий рот Две последние строки она, очевидно, вспомнить не смогла, записаны только последние слова, стоящие на рифме: 138 Защитникам С талина. Впервые — сб. «О Ра- 7: 8: вдов и сирот. пыток Даты и названия нет. Возможно, поводом к созданию этого стихотворения явилась беседа, записанная Л.К. Чуковской 27 сентября 1962 г.: «В гостях — Юля Живова, работающая в той же редакции, где и Ника, только занимается она не болгара¬ми, а поляками. Разговор зашел о разоблачении Сталина. Юля сказала: «А ведь находятся люди, которые еще и сей¬час защищают его. Говорят: «мы не знаем»... Говорят: «Откуда нам-то знать? Может, это сейчас всё врут на него... Мы-то ведь не знаем». Анна Андреевна страстно: «Зато я знаю... Таких надо убивать». Ника, со смехом: «Анна Андреевна, в Евангелии сказано: не убий!» — «Нет, убий, убий! — закричала Анна Андреевна, покрас¬нев и стукнув ладонью по маленькому столику. — У-бий» (Ч у к о в с к а я, 2. С. 521—522). 28 октября Ахматова познакомилась с А.И. Солже¬ницыным, с которым тоже говорила о «защитниках Стали¬на». 29 октября Ахматова пересказала этот разговор Л.К. Чуковской: «...ему тоже встречаются люди, говорит он, многие и многие, которые защищают Сталина». «И мне такие встречаются, чуть только сделаю шаг в сторону из нашего узкого круга», — сказала я. — А вы что? — закричала Анна Андреевна (на этом месте разговора она всегда кричит). — А вы спросили бы их, своих собеседников, что именно им так понравилось? Какая именно часть программы? Что людям разрывали рты до ушей? ... За чаем зашла речь о том же: находятся люди, же¬лающие оправдать прошлое! и о благородной статье Паус¬товского в «Известиях» (там ж е, 2. С. 536). К.Г. Пау¬стовский в газете «Известия» 27 октября 1962 г. опубли¬ковал статью в защиту романа Ю. Бондарева «Тишина», в которой в том числе говорил о «защитниках Сталина»: «Остались еще люди, старающиеся придать тому, что творилось во времена «культа», «невинную окраску» и чуть ли не черты благополучия. Каждая попытка оп¬равдать «культ» — перед лицом погибших, перед лицом самой элементарной человеческой совести — сама по себе чудовищна. А между тем еще можно услышать, ... что пора, мол, прекратить «вздорные разговоры», будто культ лич¬ности мешал развитию литературы. Давайте согласимся. Хорошо, не мешал. Если не считать такого «вздора», как беспощадное, без всякой причины уничтожение ни в чем не повинных людей во всех областях жизни, в частности в литературе. Если люди так быстро и недостойно забывают о прошлом, то им следует об этом напомнить. Думаю, что только без¬различие к судьбе народа может породить такие беза¬пелляционные заявления». Эта статья очень понравилась Ахматовой, она ее «силь¬но хвалила» и сказала, что «эту статью надо вырезать и хранить в папке, и что она пошлет Паустовскому теле¬грамму: «Прочитала с волнением, радостью и благодарно¬стью» (там ж е, 2. С. 536). Телеграмма действительно была послана — ее текст записан Ахматовой на оборотной стороне того листа, на котором находится текст стихотво¬рения «Защитникам Сталина»: «Паустовскому. Большим волнением, радостью читала Вашу превосходную статью Известиях. Благодарю Вас. Анна Ахматова». Это те, кто кричали: «Варраву!..» — Согласно евангельской легенде, в ответ на традиционное предложе¬ние Понтия Пилата отпустить одного из приговоренных к казни, толпа потребовала отпустить не Иисуса Христа, а разбойника Варраву. Что велели Сократу отраву // Пить... — Великий древнегреческий философ Сократ (439—399 гг. до н.э.) находился во враждебных отноше¬ниях с афинской демократией, был приговорен к смерти и умер, выпив кубок яда. 139 Еще об этом лете. Отрывок. Впервые — журн. «Юность». 1969. № 6. С. 67, публикация В.М. Жирмун¬ского; то же — БП. С. 307. Печ. по автографу РПАЛИ (РТ 106, л. 39). Правка строки 3: «[Но всех люблю я]»; «[Любила я всех]»; «[Но всех любила]». Дата — Осень 1962. Ко¬марове. Уточненные даты — до 13 сентября — на основа¬нии записи в РТ 106, л. 60: «Завтра уезжаю. 12 сентяб-ря 1962. Конец Комарова». Следовательно, осень в Ко¬марове в 1962 г. — время до 13 сентября. 140 «А тебе еще мало по-русски...» Впервые — ВРСХД. 1971. № 101—102. С. 230, публикация Н.А. Струве по неисправному списку. Строка 1: «Ах, тебе еще мало по-русски»; то же — Соч., 3. С. 75; журн. «Во¬просы литературы». 1983. № 6. С . 176. Печ. по автогра¬фу в рукописи кн. «Бег времени» (РГАЛИ). В автографе РТ 110, л. 6, РЕАЛИ — без даты, загл. «Из четверости¬ший», без запятой в первой строке после «А» — «А тебе еще мало по-русски...». В РТ 106, л. 60 (РГАЛИ) — в другой редакции: Что? — тебе еще мало по-русски? Что? — ты хочешь на всех языках Знать, как круты подъемы и спуски И почем у нас совесть и страх? В первых двух строках «что» зачеркнуто, заменено: Как? — тебе еще мало по-русски, И ты хочешь на всех языках Знак вопроса в строке 4 сохранен. 141 Через много лег. Последнее слово. Впервые — журн. «Юность». 1964. № 4. С. 63, под загл. «(Эпилог)», в подборке «Два стихотворения из цикла «Шиповник цве¬тет». Дата — 1962, без эпиграфа. Строка 15: «И ты зна¬ешь, что нас разлученней»; «Бег времени». С. 390—391, без загл., под № 12 в цикле «Шиповник цветет. Из сож¬женной тетради». Дата — Москва, 1963; в БО 1. С. 275 — под № 14 в том же цикле, загл. «Через много лет. После¬днее слово», по автографу РНБ. Дата — 1962. Москва. Строки: 3: Пусть в крови не осталось ни грамма 15: И, ты знаешь, что нас разлученней. Печ. по кн. «Бег времени». Загл., дата и эпиграф — по автографам РГАЛИ и РНБ. Исправлена опечатка в строке 13: «разлуки». В РТ 103, л. 39 об. (РГАЛИ) — ранняя редакция стихотворения, с датой — 1962. Москва, рядом со стихот¬ворением «Все в Москве пропитано стихами...», имеющим дату — Москва, февраль 1963. После общего загл.: «Из цикла «Шиповник цветет. В разбитом зеркале» — следует цифра II и итальянский текст эпиграфа. Текст начинается строкой: Не проси их так [горько] дерзко и прямо, Далее варианты строк: 3—4: [Я совсем не прекрасная дама И ты вовсе не тайный жених] Пусть в крови не осталось ни грамма Не [пронзенного горечью] впитавшего горечи их 7: И про встречу в небесной отчизне 10: [Неприметно сквозит холодок] 13: [Можно быть и нежней, и влюбленней] 14: [Или сгинуть] Иль убитым тоской наповал [Быть убитым, увы, наповал] 15: Но [ты знаешь] сознайся, [еще] что нас разлученней Последняя строфа переписана набело на л. 40, с од¬ной поправкой: «[Нет на свете] Не придумать разлуки бездонней». В строке 14 разночтения в пунктуации: «Луч¬ше б сразу тогда ... наповал». В РТ 107, л. 28 об. — пер¬вые три строфы этого стихотворения под названием: В РАЗБИТОМ ЗЕРКАЛЕ (Из сожженной тетради) Далее итальянский текст эпиграфа из Данте и изме¬ненная строка 1: [Не проси их так дерзко и прямо] Ты стихи мои требуешь прямо 5: Мы сжигаем остаточной жизни На л. 28 — зачеркнутый вариант последней строфы: [Можно быть и нежней, и влюбленней, Иль убитым тоской наповал. Но ты знаешь, что нас разлученней В этом мире никто не бывал.] Дата — 1962. Москва. В кн. «Бег времени» название «В разбитом зеркале» имеет другое стихотворение — «Непоправимые слова...», 1956 г. В собрании Л.Д. Большинцовой-Стенич имеется ав¬торизованная машинопись под загл. «Два стихотворения из цикла «Шиповник цветет». 1. «Другая песенка». 2. «Ты стихи мои требуешь прямо...». Без загл., с эпиграфом. Дата — 1962. Москва. Варианты строк: 2: Проживешь как-нибудь и без них. 8: Нам не шепчут ночные огни. 14: Лучше б сразу тогда... наповал... 15: И ты знаешь, что нас разлученней Эпиграф — из «Божественной комедии» Данте, — «Чистилище», песнь XXX, ст. 46—48. В.М. Жирмунс¬ким при подготовке текста для БП была пропущена третья строка итальянского текста эпиграфа, в черновом автогра¬фе написанная на полях справа; перевод, данный Жирмун¬ским: «Меньше чем на драхму осталось у меня крови, ко¬торая бы не содрогалась», — излишне буквальный и не включающий третью строку, — повторялся всеми после¬дующими издателями. Более точным является перевод, приближающийся к данному самой Ахматовой в стро¬ках 3—4 стихотворения: «Пусть в крови не осталось и грам¬ма, // Не впитавшего горечи их». Оттенок «горечи» от¬сутствует у Данте. Отсутствует он и в переводе «Боже¬ственной комедии», сделанном М.Л. Лозинским: «Всю кровь мою // Пронизывает трепет несказанный. // Сле¬ды огня былого узнаю». Последняя строка — «Conosco i segni dell'antiqua fiamma» — является у Данте «внутрен¬ней цитатой» из «Энеиды» Вергилия, кн. 4, ст. 23 (слова Дидоны). Образ покинутой Энеем и сжигающей себя на костре Дидоны был многократно использован Ахматовой, в том числе в стихотворении «Не пугайся — я еще похо¬жей...», имевшем загл. «Сонет-Эпилог. Говорит Дидона» и входившем в тот же цикл «Шиповник цветет. Из сожжен¬ной тетради» (1960—1962), и в стихотворении «Послед¬няя роза» (1962). 143 «Все это было — твердая рука...» Впер¬вые — БО 2. С. 76, публикация М.М. Кралина. Печ. по автографу РГАЛИ (РТ 106, л. 15 об.). Датируется по ме¬стоположению в тетради. Строки вписаны среди воспоминаний Ахматовой о старом Петербурге — давно снятых вывесках, фасадах дворцов и храмов и пр. «Я сама глядела то совсем молодая и уже знаменитая, то стареющая и уже забытая, и снова и снова — знаменитая и забытая...» 144 «Если бы тогда шальная пуля...» Впервые — БО 2. С. 95, публикация М.М. Кралина. Печ. по автогра¬фу РГАЛИ (РТ 106, л. 38). Датируется по местоположе¬нию в тетради. 145 «Спасали всегда почему-то кого-то...» Впер¬вые — «Записные книжки». С. 242. Печ. по автографу РГАЛИ (РТ 106, л. 38 об.). Датируется по местоположе¬нию в тетради. Текст незавершенного наброска записан на одном листе со стихотворением «Последняя роза» (9 августа 1962 г.), на следующем листе — «Еще об этом лете», с датой — Осень 1962 г. 146 «Путь мой предсказан одною из карт...» Впер¬вые — «Записные книжки». С. 235. Печ. по автографу РГАЛИ (РТ 106, л. 29). Датируется по местоположению в тетради. Уподобление себя «одной из карт», т. е., очевидно, пиковой даме, характерно для Ахматовой. Оно связано с ее размышлениями о «Пиковой Даме» Пушкина, с интерпре-тациями-фантазиями, в которых у нее Германн влюбляется в старуху графиню, старуха пишет стихи и т.п. См. об этом т. 3. с. 208, 680. Мария Стюарт (1542—1587) — шотландская ко¬ролева, католичка, претендовавшая на английский престол. Была заключена в тюрьму, где провела 19 лет, затем казне¬на. Гамлетова Гертруда — королева-мать из трагедии Шекспира «Гамлет, принц Датский». Ахматова считала, что прообразом ее была для Шекспира Мария Стюарт. Одна¬ко возможно и другое толкование этой строки: в дошекспи-ровских сагах о датском принце Амлете говорится о двух его женах, — первой — английской принцессе, и второй — шотландской королеве Гермтруде, которая была ему невер¬на и покинула супруга в беде (вариант саги Саксона Грам¬матика). Можно предположить, что Ахматова, читавшая Шекспира в подлиннике, знала и дошекспировские сюже¬ты о Гамлете и Гертруде. 147 «Поэт не человек, он только дух...» Впер¬вые — «Я — голос ваш». С. 301, публикация В.А. Чер¬ных. Печ. по автографу РГАЛИ (РТ 103, л. 38). Да¬тируется по местоположению в тетради среди записей 1962 г. В той же тетради ранее (л. 18 об.) записаны стро¬ки 1—2: Поэт не человек, а только дух (Слеп, как Гомер, и, как Бетховен, глух...) 148 «Твой месяц май, твой праздник — Возне¬сенье». Впервые — БО 2. С. 103, с датой — 1960-е го¬ды, по автографу РГАЛИ. Печ. по автографу РГАЛИ (РТ 103, л. 37). Датируется по местоположению в тет¬ради. Вознесение Христово празднуется на сороковой день после Пасхи. 149 («Иеремия» Стравинского). Впервые — БО 2. С. 344, в коммент. М.М. Кралина к «Наброскам к цик¬лу «Музыка», по автографу РГАЛИ. Печ. по автографу РГАЛИ (РТ 106, л. 35, об.). Датируется условно по мес¬тоположению в тетради. Первые строки носят следы работы над рифмой: одна — она — темнота. Первая строка записана поверх строки точек, что свидетельствует о поиске или попытке вспомнить начало. «Иеремия» — «Плач пророка Иере¬мии», произведение для солистов, смешанного хора и орке¬стра, написанное в 1957—1958 гг. Игорем Федоровичем Стравинским (1882—1971). Оно было впервые исполне¬но 23 сентября 1958 г. в Венеции, дирижировал сам Стра-винский. Ведущие партии этого трагического произведе¬ния отданы шести солистам: это сопрано, альт, два тенора и два баса (один из них профундо). Исполнение произве¬дения продолжается тридцать пять минут; Ахматова могла слышать его либо по «портативному» (западному) радио, либо с пластинки, полученной в 1962 г., возможно, от са¬мого композитора. Иеремия — один из четырех великих пророков изра¬ильских, автор трех книг, вошедших в канон Священного Писания: «Книга пророчеств», «Плач» и «Послание» Иеремии. Иеремия обличал сограждан за грехи и уклоне¬ние от истинного Бога, предрекал им бедствия, опустоши¬тельную войну и семидесятилетнее пленение, за что иудеи ненавидели его, подвергали гонениям, покушались убить. Пророчества Иеремии сбылись: Иерусалим был разрушен вавилонским царем Навуходоносором. Иеремия оплакал бедствия израильтян на развалинах Иерусалима, но про¬должал и далее обличать их, за что в конце концов был убит. Ахматова высоко ценила сочинения И.Ф. Стравинс¬кого, связанные с библейскими темами. Сохранились вос¬поминания И.А. Бродского о его беседах с Ахматовой о Стравинском, которого она считала гением: «Мы чаще говорили с ней о Стравинском. Это Ахматова поставила мне впервые советскую «пиратскую» пластинку «Симфонии Псалмов». В 1962 г. посетивший Москву Стравинский с женой Верой Артуровной нанес визит Ахматовой, во вре¬мя которого, возможно, подарил ей записи своих произве¬дений» («Свою меж вас еще оставив тень...» С. 83). «Там такие бродят души...» Впервые — «За¬писные книжки». С. 239. Печ. по автографу РГАЛИ (РТ 106, л. 35 об.). 151 « Так скучай обо мне поскучнее...» Впервые — «Записные книжки». С. 239. Печ. по автографу РГАЛИ (РТ 106, л. 35 об.). «Не находка она, а утрата...» Впервые — «За¬писные книжки». С. 239. Печ. по автографу РГАЛИ (РТ 106, л. 36). Датируется по расположению в тетради. 153 «Превращая концы в начала...» Впервые — БО 2. С. 106, публикация М.М. Кралина, с датой — 1960-е годы. Печ. по автографу РГАЛИ (РТ 103, л. 58 об.). Датируется условно по местоположению в тетради. Двустишие перекликается со строками драмы «Про¬лог, или Сон во сне»: Мне ведомы начала и концы И жизнь после конца... (См. т. 3. С. 317.) 154 «Такуж глаза опускали...» Впервые — журн. «Юность». 1969. № 6. С. 67, публикация В.М. Жир¬мунского, с датой — февраль 1965. Москва; то же — БП. С. 312. Печ. по автографу РГАЛИ (РТ 102, л. 38 об.), где дата после текста записана после фами¬лии Ильзен — Москва, февраль 25. Год — 1963 — устанавливается по местоположению автографа в тетра¬ди среди записей 1963 г. Вариант строки 7: «[Словно мы были у цели]». Ильзен — Елена Алексеевна Грин-Ильзен, московс¬кая знакомая Ахматовой. Имеет ли отношение запись ее фамилии к тексту стихотворения, не ясно. 155 «Все в Москве пропитано стихами...» Впер¬вые — журн. «Юность». 1971. № 12. С. 64, публикация Н.А. Жирмунской; БП. С. 309—310. Печ. по автографу РГАЛИ (РТ 110, л. 4 об.) , где дата — 1963. Москва. Уточ¬нение даты — по раннему автографу в РТ 103. В РТ 110 исправления строк: 7: [И вы обручитесь] Вы ж соединитесь тайным браком 9: [С той] Что [в ночи] во тьме гранит подземный точит 11: А в ночи [торжественно] над ухом смерть пророчит Черновой автограф ранней редакции — строки 1—6 в РТ 103, л. 40, с датой — Москва, февраль, 1963. Ис¬правления и варианты строк: 1: [Боже] все пропитано стихами 3: Пусть молчание царит меж нами, 4: С рифмой пусть мы поселимся врозь. 5: Пусть безмолвье станет тайным знаком 6: Тех, кто с нами... Последняя строка оборвана. Можно предположить, что в феврале 1963 г. стихотворение было задумано в фор¬ме фрагмента. В РТ 105, л. 6 (РГАЛИ) — семь строк. Последняя также оборвана, что подтверждает первоначаль¬ный замысел фрагмента: строки 5—7: Пусть молчанье будет тайным знаком, По которому мы узнаем Тех, кто с нами... Строка 1 первоначально: Боже, все затрогано стихами. 156 «Кого просить, куда бежать...» Впервые — «Записные книжки». С. 330. Печ. по автографу РГАЛИ (РТ 102, л. 20 об.). Датируется по местоположению в тет¬ради. 15 7 Предвесенняя элегия. Впервые — «Литератур¬ная газета». 1963. 5 октября, вместе с тремя другими сти¬хотворениями («Вместо посвящения», «Тринадцать стро¬чек», «И последнее») под общим загл.: «Из цикла «Пол¬ночные стихи», без эпиграфа; альм. «День Поэзии». М. 1964. С. 61 — в составе цикла «Полночные стихи» из семи стихотворений (без стихотворений «В Зазеркалье» и «Вместо послесловия»), дата — 10 марта 1963. Комаро-во. В кн. «Бег времени». С. 402—403 —тот же текст с полной датой и загл., в составе полного цикла «Полноч¬ные стихи. Семь стихотворений» из девяти произведений («Вместо посвящения», 1. «Предвесенняя элегия», 2. «Пер¬вое предупреждение», 3. «В Зазеркалье», 4. «Тринадцать строчек», 5. «Зов», 6. «Ночное посещение», 7. «И послед¬нее», и заключительное — «Вместо послесловия»). Печ. по тексту кн. «Бег времени». Автограф черновой редакции в РТ 108, л. 31 об. (РГАЛИ) после следующих слов: «10 марта 1963. Кома¬рове День Данта (приговор). Смерть Замятина (1937) и Булгакова (1940). Арест Левы (1938). Сон во сне: рва¬ная рубаха... и т.д.» Далее следует текст ранней редакции: Мятель присмирела... Но пьяная без вина Нам как сумасшедшая пела И плакала тишина. Внесена правка: Средь сосен мятель присмирела... Но пьяная и без вина Там (словно Офелия) пела [В ту полночь] Всю ночь нам сама тишина. Вторая строфа первоначально начиналась строками: Простившись, так щедро остался, Так насмерть остался со мной, Строки 7 и 8 густо зачеркнуты. Прочитывается: «древ¬ней казался». Слева на полях обозначено, что вторая стро¬фа должна была стать первой, а первая — второй. Между строфами вписаны две строки, которые стали 5 и 6: И тот, кто мне только казался, И с той обручен тишиной, В РТ 110, л. 16 (РГАЛИ) — под № I в цикле из двух стихотворений (II. «Взоры огненней огня ...»), под общим загл. «Из цикла: Комаровские кроки». Зачеркнуты два других варианта загл.: «Сон во сне: рваная рубаха» и «Из цикла: Сон во сне». Поскольку даты обоих стихот¬ворений — 10 марта и 31 марта 1963 г., можно сделать вывод, что в данном случае название «Сон во сне» еще от¬носилось к циклу стихов, а не к драматическому произве¬дению. В этой редакции вписано название «Предвесенняя элегия», эпиграф по-французски из Жерара де Нерваля и дата — 10 марта (?). Варианты строк: 1: Средь сосен метель присмирела... 6: [И с] Был с той обручен тишиной, 7: Простившись [так] он щедро остался, 8: [Так] Он на смерть остался со мной. В той же рабочей тетради (л. 47 об.) — в цикле «Мнимый год» — I. «Предвесенняя элегия», II. «(Голос сказал во сне): «Взоры огненней огня...», III. «Тополи¬ная метель» ( « Какое нам в сущности дело...» ), IV. «Зов» («И в предпоследней из сонат...»), V. «Почти в альбом», VI. «В Зазеркалье» («Красотка очень молода...»), VII. «Еще тост». Загл. «Мнимый год» продолжено ка¬рандашом: «или Мнимая тишина», затем зачеркнуто и за¬менено: «Полночные стихи. Далее записано загл. первого стихотворения: «Вместо посвящения» (текста этого сти¬хотворения здесь нет). В той же тетради, л. 76 об. — запись о намерении: «Прибавить к «Полночным Стихам» («Опять раз¬лука», может быть, четверостишие «Что войны, что чума?», «Пять песенок», из цикла «Шиповник цве¬тет»)». Не ясно, идет ли речь о расширении цикла или о предложении стихотворений в журнал либо газету для пуб¬ликации. В той же тетради через год, 10 марта 1964 г. (л. 131), Ахматова сделала запись: «Сегодня день смерти Замятина (1937), Булгакова (1940), ареста Левы (1938) и пригово¬ра Данте ( ). В прошлом году в этот день я написала «Пред¬весеннюю элегию» (в Комарове — при кедре)». Эпиграф — несколько измененная Ахматовой строка французского поэта Жерара де Нерваля (1808—1855) из стихотворения «Отверженный» («Е1 Desdichado»). В под¬линнике: «Ты, которая меня утешила...» «Предвесенняя элегия» — первое по времени стихотворение, вошедшее в окончательный состав цикла «Полночные стихи» (дру¬гие варианты заглавия цикла — «Полуночные стихи», «По¬лунощные стихи», «Полуночные стихи (Семь стихотворе¬ний)», «Семисвешник»). Вопрос об адресованности цикла «Полночные стихи» чрезвычайно сложен. Возможно, ключом можно считать черновой набросок в РТ 108, который должен был начи¬наться словами: «Простившись, так щедро остался, // Так насмерть остался со мной», а также прозаическую запись, дважды сопровождавшую стихотворение «Предвесенняя элегия»: о смерти Замятина и Булгакова, приговоре Данте и аресте сына (см. выше). В дальнейшем, при формирова¬нии цикла, получает развитие тема «мнимого года», живо¬го героя, который «только казался», образа, который при¬виделся «во сне», о котором «голос сказал во сне». Прото¬типом этого «мнимого образа» люди, близкие к Ахматовой, считали молодого поэта Анатолия Генриховича Наймана (р. 1936), который к этому времени стал литературным сек-ретарем Ахматовой и ее соавтором по переводам. Ахмато¬ва была высокого мнения о его поэтической одаренности, включала его в «волшебный хор» молодых поэтов вслед за Иосифом Бродским, Евгением Рейном и Дмитрием Бобы-шевым, внимательно относилась к его повышенной экзаль¬тированности и чопорной торжественности. Одной из тем трагических выяснений отношений между ними стала тема возможной скорой смерти Ахматовой, которую не перене¬сет ее молодой ученик. Одна из записей в РТ 110, л. 99: «В эти дни тяжелые психологические объясне-ния» — и текст письма необозначенному лицу: «Вы не от меня уехали, не ко мне приехали. Привет, который я слышала по телефону, повторяет телеграмму Вашему свек¬ру (.. .соскучился), в общем все в полном порядке. Живите мирно [с теми] среди тех, кого Вы выбрали в спутники Вашей жизни и твердо помните, что весь 1963 год Вам приснился». Далее густо зачеркнуты шесть с половиной строк. Угадывается текст: «...и твердо помните, что [мень¬ше всего я хочу казаться истеричной или чем-то взволно¬ванной дамой. Нервная система у меня железная, как у Суо¬ми, да притом особенно нервничать как будто не придется. О делах будем говорить как прежде.] Все это я должна была сказать Вам уже очень давно. А.» В той же рабочей тетради в 1963-м — начале 1964 г. записаны несколько стихотворений Анатолия Наймана. Несовершенные по форме, они тем не менее передают взвол¬нованность поэта и его увлеченность некой не названной героиней, в которой могут быть отдаленно угаданы черты Ахматовой: Л.117: I Не надо и нашептывать: проверь — Последнему рот открывая крику, Пустячнейшая из твоих потерь Сойдет за победившую улику. Хотя бы след на гладкой мостовой Туфли твоей; хотя бы вздрог предплечья Под пальцами; хотя бы голос твой, Затерянный в толпе Замоскворечья. 1963 А. Найман А. 118: II Зима бесчувственная правит, И даже робкого пятна Твое дыханье не оставит На белой наледи окна. Но все, что там неразличимо, С улыбкою благослови За то, что ты недостижима Для нынешней моей любви. И пусть тебя лишь чуть забавит, Как от рассвета дотемна Зима свой страшный вензель травит На белой наледи окна. 12.2.64. А. Найман А. 125: III Который раз передаем Друг другу мы дурные вести О тех, оставленных вдвоем В забытом небесами месте. Откуда это знанье к нам Приходит — мы не знаем сами, Но все, что ни случится там, Нас обжигает, будто пламя Свечи неколебимой их... А может быть одна из лучших Их смирных просьб — за нас двоих, За нас с тобой, сейчас живущих. 1963. Москва К 1963 г. относятся несколько стихотворений Ахма¬товой, посвященных Найману, и несколько писем ему же: Может быть вместо письма. Нам дано знать друг о друге много, вероятно, даже больше, чем нужно. И мы оба боимся этого знания. Мы прячем его и от себя, и друг от друга. Мы прячем его под грузными слоями чего-то совсем другого и часто нехорошего, мы готовы на все — только бы не то. Я на Ваше тщеславие — Вы на мои разговоры о смерти. Только бы не то! Оттого все так ужасно. Это все, что я могу ска¬зать. Я уверена, что Вы поймете каждое мое слово. А. 14 августа 1963. Будка. 31 марта 1964 года Москва Вы сегодня так неожиданно и тяжело огорчились, — что я со¬всем смущена. Я часто и давно говорила Вам об этом, и Вы всегда совершенно спокойно относились к моим словам. Очень прошу Вас верить, что и сегодня они не содержали в себе ничего кроме желания Вам добра. Теперь я окончательно убедилась, что все разговоры на эту тему гибельны, и обещаю никогда не заво¬дить их. Мы просто будем жить как Лир и Корделия в клетке, — перево¬дить Леопарди и Тагора и верить друг другу. Анна Великий Четверг Толя, и все это вздор, главное, чтобы Вы были совсем здоровым и ясным. Сердце усмиряют правильным дыханием, а черные мысли верой в друзей. Разлук, разлучений, отсутствий вообще не существует, — я убедилась в этом недавно и имела случай еще проверить эту истину на днях. Щедро делюсь с Вами этим моим опытом. ... Не скучайте! А. 19 января (1966) (Крещение) Вечер Вероятно, Вас поразит то, что я Вам сейчас скажу. Дело вот в чем: не знаю, изменила ли меня моя страшная болезнь, но что Вы скажете, если я Вам открою, что она изумительно изменила Вас. 8-го января я видела Вас в сиянии такого счастья, как будто никогда не было «Сент-ябрьской поэмы» и цикла «Уничтожение». А в следующие (10) дни Вы так повзрослели, в Вас появилась какая-то большая забота (что ли), и взгляд другой, и улыбка, которую я так помню. Такое впе¬чатление, что Вы пережили что-то очень большое и может быть страшное. Я, конечно, не спрашиваю, так ли это, да Вы, наверное, и не знаете сами (БО 2. С. 240—249). Образы Лира и Корделии, Германна и старой гра¬фини и пр. волнуют Ахматову. За ними, по-видимому, стоит ее отношение к А.Г. Найману («Корделия», «Гер-манн», юный прислужник из оды Горация, пастушок Лель и пр.). Одновременно с циклом «Полночные стихи» Ахма¬това работает над драмой «Пролог, или Сон во сне», где варьируются темы разминовения во времени, «преступно¬го брака», предчувствия появления и самого появления «Го¬стя из будущего». Тогда же в тетради записываются на¬броски прозы о Модильяни, — известно, что Анатолий Найман внешне напоминал Ахматовой Модильяни време¬ни ее юности. Вместе с тем линия «мнимого героя» по мере формирования цикла отступает на задний план. В цикл не попадают стихотворения, прямо адресованные Найману, — «Взоры огненней огня...» и «Ты, верно, чей-то муж и ты любовник чей-то...». На первый план выдвигается обра¬щенность в прошлое, память о дорогих прежде людях. «Пунинский след» в цикле «Полночные стихи» просле¬живает Л.А. Зыков в работе «Николай Пунин — адресат и герой лирики Анны Ахматовой»; он сопоставляет образ мартовской снежной тишины в стихотворении «Предвесен¬няя элегия» со словами письма Н.Н. Пунина к Ахматовой от 4 марта 1923 г.: «Идет весна, сегодня такие мартовские сумерки — как при наступлении зимы, казалось, что это ты входишь, наполняя мир белым и тихим снежным поко¬ем, зимней тишиной» («Звезда». 1995. № 1. С. 81). Л.А. Зыков задает вопрос: «О чем пела Тишина-Офелия всю ночь?» Вот песня Офелии в переводе Б. Пастернака: Помер, леди, помер он, Помер, только слег. В головах зеленый дрок, Камушек у ног. Неужто он не придет? Нет, помер он И погребен, И за тобой черед. («Гамлет», акт IV, сцена 5.) Образ Тишины-Офелии, поющей эту песню, Л.А. Зы¬ков связывает с событиями в семье Луниных: «5 марта, за пять дней до создания «Предвесенней элегии», умер Лев Николаевич — последний оставшийся к тому времени в живых из братьев Луниных, с которым Ахматова встре¬чалась во все послевоенные годы; особенно частыми эти встречи были в конце 50-х — начале 60-х гг., когда и Ах¬матова, и семья Л.Н. Пунина, снимавшая дачу в Комаро¬ве, живали там одновременно. Ахматова, конечно, знала о смерти Л.Н. Пунина, и это событие, очевидно, послужи¬ло толчком к рождению «Предвесенней элегии» с ее тра-урной окраской» (С. 82). По мнению Зыкова, смерть Л.Н. Пунина разбудила воспоминания о Н.Н. Пунине и времени их великой любви: «Тишина — это сама Ахма¬това, несколько раз Пунин варьирует это сравнение: «Зову тебя тишина», «Ты входишь... наполнив мир тишиной», «чаще всего уподобляешься тишине». Ахматова в «Пред¬весенней элегии», акцентируя указательным местоимени¬ем слово «тишина»: «Был с той обручен тишиной...» — и как бы отличая ее этим от тишины в ее предметном, обы¬денном значении, не оставляет сомнений, что помнит и имеет в виду эту спрятанную метафору. В ней скрыт один из неявных смыслов заключительных стихов «Предвесен¬ней элегии»: обрученность с тишиной здесь означает об-рученность с самой Ахматовой, и сама Ахматова-Тишина пела, «словно Офелия», этой весенней комаровской ночью» (т а м ж е). Достоинством размышлений Л.А. Зыкова о «Пред¬весенней элегии» является то, что автор не настаивает на своей версии, признавая, что, рисуя комаровский пейзаж и превращая его в символ иной, минувшей реальности, Ах¬матова ни словом, ни намеком «не открывает читателю со¬держание символа, не направляет его туда, куда устремле¬на ее память; каждому оставлена свобода самому напол¬нять комаровский воздух своими собственными мыслями и чувствами» (т а м ж е). С известием о возможном приезде в марте — апреле 1963 г. в Россию И. Берлина связывала «Предвесеннюю элегию» Л.К. Чуковская: «Она хочет через меня разве¬дать, не приехал ли тот, кто собирался приехать в апреле» (Ч у к о в с к а я, 3. С. 37). «Приехала с надеждой на очередную «невстречу». (Намек в одной фразе.)» — за¬пись 18 мая 1963 г. (т а м же. С. 38) и в тот же день: «Прочитала «Предвесеннюю элегию», дивную, северную, метельную, одинокую. Весну в разлуке. Весна призрак: тот, с кем я разлучена, он тут, со мною, он в воздухе, он в тиши¬не, он в метели. Простившись, он щедро остался, Он насмерть остался со мной. Странно, что слова эти написаны только теперь, ведь столько о разлуке сказано, написано на всех языках, сыг¬рано на всех музыкальных инструментах, а впервые созда¬на эта формула: Простившись, он щедро остался, Он насмерть остался со мной, — только теперь. Ведь это чувство непрестанного присутствия того, кто отсутствует, — это и есть самое мучительное — и самое счастливое в разлуке» (там ж е. С. 39). Связующей нитью цикла, таким образом, является не конкретный адресат или событие в настоящей жизни или в памяти поэта, а то, что размышления, воспоминания, ди¬алоги являются в полуночи, что это особые, ночные воспо¬минания, — «Полуночные стихи», «сны во сне», и сны эти посвящены разным людям и разным событиям. 158 «Взоры огненней огня...» Впервые — «Бег времени». С. 363, в цикле «Вереница четверостиший», с датой — 1963. Несколько раз записано в РТ ПО (лл. 4 об., 16, 47 об.). На л. 16 — под № II в «Из цикла «Комаровские кроки»» (I. «Предвесенняя элегия»). Дата — 31 марта 1963. Комарове На л. 47 об. — под № II в цикле «Мни¬мый год» (первоначальное загл.; затем вычеркнуто и впи¬саны новые варианты загл.: «Мнимый год, или Мнимая тишина», «Полночные стихи»). В составе цикла — семь стихотворений: I. Предвесенняя элегия. 10 марта 1963; II. (Голос сказал во сне) «Взоры огненней огня...». 31 марта 1963; III. Тополиная метель. Первое предупреждение («Ка¬кое нам, в сущности, дело...»). 6 июня 1963; IV. «И нако¬нец ты слово произнес...»; V. Почти в альбом («Услы¬шишь гром и вспомнишь обо мне...»). 1960? Москва; VI. В Зазеркалье («Красотка очень молода...»). 5 июля 1963; VII. Еще тост («За кротость твою и за верность мою...»). 6 июля 1963. Печ. по кн. «Бег времени», дата — по автографу РГАЛИ (РТ 110). Ранняя редакция в РТ 102., л. 31 об. (РГАЛИ). Строки: 1: Взоры [полные] огненней огня 2: И [улыбка] усмешка Леля. Выше на той же странице запись: «Дремала, слышала во сне: «Не обманывай меня, Первое апреля!» Голос зна¬комый, кажется, мой. Не только голос знакомый, но и путь знакомый — и цель уже почти видна — это доброе старое разбитое корыто». Текст четверостишия записан внизу стра¬ницы в качестве ссылки к слову «апреля». На л. 31 запись от 1 апреля 1963 г. под загл. «Ты»: «Это — «ты» так склад¬но делится на три, как девять или девяносто. Его правая рука светится одним цветом, левая — другим, само оно излучает темное сияние. А не выйдет из этого ничего, как, впрочем, изо всех миражей. Тем более, что сегодня самый обманный день в году. А солнце — настоящее солнце 963 г., растопляющее тридцатиградусный мороз и устраивающее себе театральные закаты. Под занавес было огорчение, даже два. Пока считаю их перстнем Поликрата. Скоро узнаю, перстень ли это и Поликрата ли? На то и послан мне ап¬рель». Перстень Поликрата — по легенде, восходящей к Геродоту и знаменитой балладе Шиллера, переведенной В.А. Жуковским, жертва богам, принесенная правителем острова Самос Поликратом и не принятая ими, после чего Поликрат был казнен. По мнению людей из ближайшего окружения Ахма¬товой, четверостишие адресовано А.Г. Найману. Лель — по Далю, название старинного русского божка, сравнивае¬мого с Купидоном и Амуром. В пьесе-сказке А.Н. Остров¬ского и опере Н.А. Римского-Корсакова «Снегурочка» Лель — прекрасный юноша-пастух, обласканный девуш¬ками. 159 Через 23 года. Впервые — Eng-Liedmeier, Verheul. P. 58, с неточностями, указанными М.Б. Мейлахом в рецензии — журн. «Russian Literature». 1974. № 7—9. С. 210. БП. С. 307—308, публикация В.М. Жирмунского, по автографу РГАЛИ. Печ. по автографу РГАЛИ (РТ ПО, л. 51 об.), где под № II входило в цикл «К Поэме» (1. «Надпись на Поэме»). Дата в этом автографе — 13 мая 1963. Комарове. Уточнение даты — по автографу на л. 30 об. той же тетради. В этом раннем автографе — загл.: «Почти отрывок. (Через двадцать три года)». Вари¬анты и исправления строк: 2: Мой окончен волшебнейший вечер... '4: И [навек позабытые] речи 9: [Слышу голос из темноты] 11: Вслух зовешь меня просто — Анна!.. 12: Говоришь [почему-то] — Ты... Стихотворение имело два эпиграфа. Первый, потом зачеркнутый: «Моп front est encore rouge du baiser de la reine. Gerard de Nerval* («Мой лоб еще горел от поцелуя коро¬левы. Жерар де Нерваль» — ф р.). Вместо этого зачерк¬нутого эпиграфа вписан другой — тоже из Жерара де Не-рваля: «...et mon luth constelle // Porte le soleil noir de la Melancolie» («.. .и моя осыпанная звездами лютня освеще¬на черным солнцем меланхолии» — ф р.). Дата в этом ав-тографе — 13 мая 1963. Комарове Днем. (Холодно, серо, мелкий дождь.) Вопрос об адресате стихотворения сложен. Л.К. Чу¬ковская, которой Ахматова показала черновой автограф стихотворения 18 мая 1963 г., предполагала, что «отрывок обращен к Н. Гумилеву («Заветные свечи» — это те, что в «Поэме» именуются «венчальными»)» (Ч у к о в с к а я, 3. С. 40.). Можно связать это стихотворение с воспоминаниями об Артуре Сергеевиче Лурье, день рождения которого — 12 мая 1891 г. Рабочие тетради Ахматовой свидетельству¬ют о том, что в мае обычно она что-то записывала об Арту¬ре Лурье, вспоминала его. Она знала о музыке Лурье к «Поэме без героя» и о том, что она была напечатана; вы¬писывала из статей зарубежных авторов оценки музыки Лу¬рье, радовалась тому, что Артур «гремит» в Америке. 25 марта 1963 г. Артур Лурье отправил письмо Ахмато¬вой; он не получил ответа и в августе написал в Москву, чтобы узнать, дошло ли его письмо. О содержании письма, написанного после сорокалетнего перерыва, Лурье расска¬зывал С.Н. Андрониковой 22 октября 1963 г.: «Мне было трудно писать ей после сорока лет молчания. Как писать, что можно и чего нельзя говорить в условиях, в которых она там живет? Для меня это была невероятная трудность. Я написал ей так, как если бы не было этих сорока лет мол¬чания» (БО 1. С. 427). Возможно, именно об этом не¬ожиданном письме речь идет в строках: «Голос твой из недр темноты ... Говоришь мне как прежде — «Ты». Л.А. Зыков связывает стихотворение с образом Н.Н. Пунина и сопоставляет его строки и образы со сло¬вами писем Пунина к Ахматовой 1920-х годов: «...Зову тебя, зову по имени, и мне становится все тише и спокой¬нее...» (23 декабря 1923 г.); «Ан, зову тебя», «Ан, еще раз — зову тебя», «Милый мой — я так зову тебя в этот теплый вечер, но ты всё равно не слышишь и, хотя над нами те же звезды, и луна будет через час та же — никто тебе не передаст моего зова, хотя бы только для того, чтобы ты с гордостью сказала: «Нет — только с милым мне...» (19 сентября 1929 г.) — «Звезда». 1995. № 1. С. 98. Л.А. Зыков полагает, что «указание на смерть в се¬верном лагере, несколько раз сопутствующее образу Пу¬нина у Ахматовой, есть и в приведенном выше стихотворе¬нии: «За дождем, за ветром, за снегом / / Тень твоя над бессмертным брегом» — за майским комаровским дождем Ахматова видит снег и ветер Заполярья. Но Ахматова дает еще один штрих, который уже не оставляет сомнений в том, кто ее зовет. Это строки: «Вслух зовешь меня снова... «Анна!» // Говоришь мне, как прежде — Ты». Пунин, разойдясь с Ахматовой, стал говорить ей «вы», в то время как и Гумилев, и Шилейко продолжали быть на «ты», Гар-шин говорил всегда «вы» (там ж е. С. 98). Я гашу те заветные свечи... — Перекличка первых строк «Поэмы без героя» (ч. I, гл. I), начатой в 1940 г.: «Я зажгла заветные свечи...», и начала стихотворения: «Я гашу те заветные свечи...» — указывает, что отрывок пишется через двадцать три года, в знак окончания, как казалось в мае 1963 г. Ахматовой, работы над «Поэмой без героя». ...мне снишься ты!.. // Доплясавший свое пред Ковчегом... — Образ царя Давида, перенесшего святыню иудеев — Ковчег Завета — в свою столицу Иерусалим и ликующего по этому поводу — «скачущего и пляшущего пред Господом» (2-я Книга Царств, 6, 14—16), в поэзии Ахматовой является «знаком» обращения к Артуру Серге¬евичу Лурье. В «Поэме без героя» также говорится об их совместной работе над балетом «Снежная маска» по Блоку («Я пишу для Артура либретто»). 160 Первое предупреждение. Впервые — журн. «Звезда». 1964. № 3. С. 47, с датой — 6 июля 1963. Москва, — в подборке из двух стихотворений под общим загл. «Два стихотворения из цикла «Полнощные стихи» (2. «Ночное посещение»); «День поэзии». М. 1964. С. 61. Строка 6: «И меньше всего благодать...», с датой — 6 июня, Москва; «Бег времени». С. 403, под № 2 в цикле «Полночные стихи», дата — Москва. 6 июня. 1963. Печ. по кн. «Бег времени». Автографы в РТ 110, лл. 36 и 48. На л. 36 — чисто¬вой автограф с правкой в последней строке, без загл., дата — 6 июня 1963. Ордынка (Тополиная метель). Варианты строк: 5: Хоть я и не сон, не отрада, 6: Не милость, не благодать 10: И глаз, что таит в глубине 12: В [тревожной] своей голубой тишине. В той же тетради, л. 48 — под № III в цикле «Мни¬мый год» («Полночные стихи»), загл. «Тополиная метель», над ним карандашом вписано: «Первое предупреждение». Дата — 6 июня Москва. Варианты и правка строк: 5: Пусть я и не сон, не отрада, 6: [Не милость] Пусть пагуба, не благодать 10: И глаз, [что таит в глубине]что скрывает на дне 12: В [своей голубой] тревожной своей [глубине] тишине. И меньше всего благодать. — Имя Анна по-еврей¬ски означает «благодать». 161 «Запад клеветал и сам же верил...» Впервые — в кн. Eng-Liedmeier, Verheul. P. 58, под загл. «Север», с разночтениями; другой вариант текста — в рецензии М.Б. Мейлаха — журн. «Russian Literature». 1974. № 7—8. С. 210; сб. «Памяти Анны Ахматовой». Париж, 1974. С. 28. Дата — 1964, без загл., публикация Л.К. Чуковской. Ва¬рианты строк: 4: Усмехаясь из-за бойких строк. 7: Так мой старый друг, мой верный Север 9: В душной изнывала я истоме. Тот же вариант текста — в БО 1. С. 246. № И в цикле «Из заветной тетради». В публикации С. Дедю-лина по списку М.Б. Мейлаха («Rysk Kulturrevy». Bromma. 1979. № 4. S. 8—9 — название: «Финский сонет», дата — июль 1963; то же — журн. «Даугава». 1987. № 8. Печ. по автографу РГАЛИ (РТ 114, л. 240). Дата — по автогра¬фам в РТ ПО и 111. В РТ 111, лл. 13 и 14 — начало работы над стихотворением. Л. 13: Обижал меня сегодня запад, И восток родной был тут как тут, Но весь вечер надо мною плакал Милый север, давший мне приют. Дальше на странице — пропуск, после которого следует концовка: И сама железная Суоми Мне сказала: «Ничего — живи». Дата — 30 июня 1963. Комарове. Л. 14. Загл. «Из цикла «Domestics pieces» (Домаш¬ние пьесы — ит.). Варианты строк: 3: Юг почти невинно лицемерил 4: И мне [так же] очень скупо воздух мерил 5: [Что скупее мерить и не мог] [Из-за] пармских полунощных строк Усмехаясь из-за бойких строк 6: [Ветерочек] пел в жемчужный рог Влажный ветер 7: Так мой [милый] друг, мой [милый] Север [старый] старый верный 9: В черной [задыхалась] изнывала я истоме, 10: [В униженьи, в горечи], в крови Задыхалась в смраде 11: [«Не могу я больше в этом доме...»] Я взмолилась: «Больше в этом доме [Но тогда] Вот когда [железная] Суоми Не могу я». Вот когда Суоми 12: Мне сказала: «Ничего — живи». Дата — 30 июня 1963. Комарове В РТ 110, л. 49—49 об. — автограф с посвящением Э.М. — Эрику Рикардовичу Местертону, шведскому ли¬тературоведу и переводчику, посетившему Ахматову в июне 1963 г. Дата — 30 июня 1963. Комарово. Разночтения в знаках препинания. Вариант строки: 9: В черной изнывала я истоме, В последних четырех строках — значительная правка. Ран¬няя редакция: И взмолилась: «Больше в этом доме Не могу». Так вот когда Суоми Мне сказала: «Ничего — живи...» Второй слой правки: [«Не могу я] Не могла я больше в этом доме. Но тогда железная Суоми Молвила: «Ты все узнаешь кроме Радости — а ничего — живи...» В РТ 114, л. 240 — чистовой автограф без загл. и да¬ты с единственным исправлением в строке 7: «Так мой [ста¬рый] верный друг, мой старый Север». Вот когда железная Суоми. — В 1955 г. Ахматова получила от Литфонда дачу в поселке Комарово, где жила подолгу летом; там же периодически она отдыхала в Доме творчества писателей. Раньше эта территория принадлежала Финляндии (Суоми). «... и умирать в сознанья горделивом...» Впер¬вые — БО 2. С. 78, с датой — 1963. Печ. по автографу РГАЛИ (РТ 110, л. 39). Уточнение даты — на основании дневниковой записи на том же листе, относящейся к пер¬вым дням приезда Ахматовой из Москвы в Ленинград и в Комарово во время июньских белых ночей 1963 г.: «Приезд. Город, как омытый — весь сияет. Ехали мимо Фонтанного Дома. Зелень мощная, шумная. Летний Сад — сама тайна (даже от меня). Иосиф — библейское. Ивановский с розами. (16 июня?) Толя — у меня. В Комарове. Кукушка уже замолчала. В Комарове (четверг). Ехали по белой ночи. Уже об¬житая дача, мнимая тишина. Вчера был В.М.Жирмун-ский. Говорили об акмеизме. ... Вечером была Галя Корнилова. Мила как всегда — я ее очень люблю. Се¬годня пустой светлый день. ...и умирать в сознаньи горделивом...» Далее следует текст настоящего четверостишия. 163 «Но мы от этой нежности умрем...» Впер¬вые — «Записные книжки». С. 370. Печ. по автографу РГАЛИ (РТ 110, л. 36 об.). Вариант строки 4: Как... призрак лихолетья Незавершенный набросок, связанный, по-видимому, со стихами лета 1963 г. Датируется по местоположению в тетради среди записей июня — июля 1963 г. Ряд образов перекликается со стихотворением «Красотка очень моло¬да...»: «Вдвоем нам не бывать — та третья // Нас не оставит никогда», «Мы — в адском круге...». Стихотво¬рение «Красотка очень молода...» в одном из вариантов имело название: «Нечто музыкальное». И мы летим, и снова всюду мрак... — Образ летя¬щих героев, по-видимому, восходит к описанию полета душ грешников, «кого земная плоть звала, // кто предал разум власти вожделений», в том числе душ Паоло и Франчески, в пятой главе «Ада» Данте: Я начал так: «Я бы хотел ответа От этих двух, которых вместе вьет И так легко уносит буря эта». И мне мой вождь: «Пусть ветер их пригнет Поближе к нам; и пусть любовью молит Их оклик твой; они прервут полет». Увидев, что их ветер к нам неволит, «О души скорби, — я воззвал.— Сюда! И отзовитесь, если Тот позволит!» Как голуби на сладкий зов гнезда, Поддержанные волею несущей, Раскинув крылья, мчатся без труда, Так и они, паря во мгле гнетущей, Покинули Дидоны скорбный рой На возглас мой, приветливо зовущий. (Данте Алигьери. Божественная комедия. Ад. Собр. соч.: В 5 т. Т. 1. СПб., 1996. С. 36. Пер. М.Л. Лозин¬ского.) И кажется я говорю: — Паоло. — Паоло Малатеста и Франческа да Полента — жена Джанчотто Малатеста, брата Паоло (конец XIII в.), вступившие в греховную лю¬бовную связь и убитые Джанчотто, стали героями «Божест¬венной комедии» Данте («Ад», глава 5). Возможно, в сти¬хотворении отразились впечатления и от слушания музы¬ки, в частности, симфонической поэмы П.И. Чайковского «Франческа да Римини» по Данте (1876). 164 Зов. Впервые — альм. «День поэзии». М. 1964. С. 61, в цикле «Полночные стихи»; загл. — «Зов», эпиг¬раф: «Ариозо долейте», подстрочное примечание к нему: «Название предпоследней сонаты Бетховена»; вариант строки 8: «В той, нам знакомой, тишине». Строка 7 — отсутствует. Дата — 1 июля 1963. В кн. «Бег времени». С. 405, под № 5 в цикле «Полночные стихи. Семь стихот¬ворений». Без эпиграфа, строки 1—2: В которую-то из сонат Тебя я спрячу осторожно. Печ. по автографу РГАЛИ (РТ 110, л. 48), где записа¬но под № IV в цикле «Мнимый год» (более позднее название «Полночные стихи»); загл. «Зов» зачеркнуто, вписано: «Зов. (Arioso dolente)». Первые две строки пер¬воначально: «В которую-то из сонат // Тебя я спрячу осторожно» — переделаны на «И в предпоследней из сонат // Тебя я скрыла осторожно». По-видимому, эту правку следует признать последней авторской волей. Вариант строки 8: «В почти звучащей тишине». Дата — 1 июля 1963. Комарово. Возможно, переделка была осу¬ществлена в начале 1964 г. — в той же рабочей тетради к февралю 1964 г. относятся записи: л. 123: «Спросить Виленкина о 31 сонате Бетховена», л. 122: «у Габ¬ричевских переделала стихотворение «Зов» (Arioso dolente, op. 110, Бетховен) — 31 соната. Предпослед¬няя». В РГАЛИ, ф. 13, on. 1, е.х. 48 — фотокопия машино¬писи с правкой Ахматовой. На машинке было: В которую-то из сонат Тебя я спрячу осторожно... Исправлено рукой Ахматовой: VI Зов (Arioso dolente, op. 110) Строки: 1—3: И в предпоследней из сонат Тебя я скрыла осторожно... О! — как ты позовешь тревожно 7—8: Твоя мечта — исчезновенье В той, нам знакомой тишине. Дата — 1 июля. В РТ 111, л. 15 — ранняя запись текста стихотворе¬ния на одном листе с дневниковой записью: «Сегодня, 1 июля мы (6 человек) одновременно видели Великое Не¬бесное Знамение. Мы разложили костер, из которого выр¬вался густой белоснежный дым. Дым этот полетел навстречу еще не заходящему солнцу, и все увидели многоцветное сияние вокруг солнца. Лучи были тончайшие и всех цветов. Я спросила Марину Басманову: «Вы видели такое?» — «Да», — ответила Марина. «Где?» — «В церкви». А.» Загл.: «Слушая Бетховена» зачеркнуто, первая строфа: 1: В которую-то из сонат 2: Тебя я спрячу осторожно 3: [И будут сны твои тревожны] [О как ты будешь звать тревожно] Откуда позовешь тревожно 4: [И снова будешь] виноват Дата — 1963.1 июля. Комарово; правее даты — гра¬фический рисунок солнца, окруженного тонкими расходя¬щимися лучами. В той же тетради на л. 39—39 об. — не-полный текст стихотворения в его первоначальной редак¬ции — «В которую-то из сонат...» — вписан под № V в цикл, по-видимому, только формирующийся и пока еще не имеющий названия. В РТ 102, л. 23 об. — под загл. «Под бой часов (Arioso dolente). Бетховен НО». Вари¬ант строки 4: «Под бой часов. Ты виноват». Без даты. В той же тетради на л. 32 об. — загл. «Зов» зачеркнуто, после загл. в скобках — (31-я соната Arioso dolente Bet. op. НО); далее строки 1—4: «Ив предпоследней из сонат...» Адресация цикла «Полночные стихи» сознательно затемнена автором. В рабочей тетради 110, л. 140—140 об. Ахматова записывает отзывы слушателей и читателей о са¬мых важных для нее произведениях — «Поэме без героя», поэме «Реквием» и цикле «Полночные стихи»; о послед¬нем: «Зато по поводу «Полночных стихов» Берковский в Комарово и Анатолий Найман — всюду говорили очень мудрено и таинственно. Это Carmen о любви, но любовь ни разу не названа, и соединено с ужасом запретное™, о пре¬одолении которого было бы просто нелепо мечтать. Все диктует смычок из «Адажио» Вивальди, в «Зове» бьют часы из другого века... Оттого, что не названы ни любовь, ни все ее привычные атрибуты, неожиданно все становится гораздо обнаженнее (Вл. Муравьев). Пример того, как в лирике слова призваны скрывать, а не открывать. Дей¬ствительно, автор утверждает, что много больше боится про¬говориться (выдать себя) в драматической ремарке, в по¬луделовой прозе и вообще где угодно, но не в лирике. Там, по мнению автора, еще никто себя не выдал». Carmen — (лат.) — песня, стихотворение, пророчество, заклинание, лирическая формула. Возможно, поводом к созданию стихотворения послу¬жил цикл стихотворений Анатолия Наймана «Исчезнове¬ние» (см. строку 7: «Твоя мечта — исчезновенье...»). Arioso dolente — нежное ариозо (и т.) — название и тема одной из частей 31-й сонаты Бетховена (опус 110). Цикл А. Наймана «Исчезновение», который Ахма¬това иногда называла «Уничтожение», упоминается также в дневниковой записи — письме Найману от 19 января 1966 г. 165 В Зазеркалье. Впервые — кн. «Бег времени». С. 404, под № 3 в цикле «Полночные стихи. Семь стихот¬ворений». Печ. по кн. «Бег времени». В РТ 110, л. 49 — (РГАЛИ) под № VI в цикле «Мнимый год» — «Полночные стихи». Загл. и эпиграф вписаны позже, варианты пунктуации: точка в конце стро¬ки 2, в строках 5, 6, 11 — тире: 5: Ты — подвигаешь кресло ей, 6: Я — щедро с ней делюсь цветами, 11: Ужасное. Мы — в адском круге. 12: Иль это вовсе и не мы? Дата — 5 июля 1963. Комарово. В РТ 111, л. 16 об. (РГАЛИ) — автограф ранней редакции с правкой. Загл. — «Нечто музыкальное». Ва¬рианты строк: 1: [Та гостья] очень молода Красотка 3: [Мы больше не одни] [и эта] третья Вдвоем нам не бывать, та Вместо 9—12: А помнишь, были мы людьми Еще вчера, еще недавно... Подумать только, как бесславно Во что-то превратились мы. Дата — 4—5 июля 1963. Комарово. В этой же тетради на л. 38 об. под № III записаны первая строка стихотворения: «Красотка очень молода» и последняя строфа в ее окончательной редакции. В РТ 115, л. 17 стихотворение записано, по-видимому, по памяти: описка в строке 1: «Красотка очень хороша» (исправлено: «молода»). В строке 4: «Нас не оставит никогда» — ис¬правлено: «не покинет». Дата — 1963. ...та, третья... — Впервые образ «третьей», не ос¬тавляющей героев вдвоем, возникает в отрывке: Но мы от этой нежности умрем Эпиграф из оды 26 кн. 3 Горация — обращение к богине любви Венере. Первоначально стихотворение су¬ществовало без эпиграфа, однако ряд первых слушателей цикла «Полночные стихи», в частности Л.К. Чуковская, не поняли его. В РТ 110, л. 73—73 об. (22 октября 1963 г.) Ахматова записывает: «Добилась, почему Лида не пони¬мала «Семь стихотворений», т.е. не считала их циклом. Она решила, что «Красотка» — кто-то, и не знала, что такое «Адажио» Вивальди. ••• решила дать латинский эпиграф (может быть, из Горация), который разъяснит, кто такая «Красотка» (Ш-е)». Из этого уточ-нения можно сделать вывод, что «Красотка» — Любовь, или Богиня любви. В Зазеркалье. — Образы зеркальных отражений ши¬роко распространены в русской поэзии Серебряного века. Для понимания зашифрованного смысла стихотворения может быть существенно знакомство с дневниковой запи¬сью от 14 августа 1963 г. в рабочей тетради Ахматовой (РТ 111, л. 48 об.) под загл. «Может быть вместо письма» — и обращенной, по-видимому, к А.Г. Найману: «Нам дано знать друг о друге много, вероятно, даже боль¬ше, чем нужно...» (см. коммент. к стихотворению «Пред¬весенняя элегия»). По мнению Л.К. Чуковской, слово «За¬зеркалье» вошло в поэзию Ахматовой после чтения ею по-английски повести Льюиса Кэррола (1832—1898) «АНсе through the looking glass» (пер. на русск. яз. в 1924 г. под загл. «Алиса в Зазеркалье»). Эту английскую книгу дал в дорогу Л.К. Чуковской при эвакуации из Москвы К.И. Чуковский, чтобы она читала ее детям. Ахматова пе¬речитывала английский текст в поезде в ноябре 1941 г. «—Вы не думаете, — спросила меня Анна Андреевна, — что и мы сейчас в Зазеркалье?» (Ч у к о в с к а я, 1. С. 239). В январе 1942 г. слово «Зазеркалье» было использовано Ахматовой в одной из строф «Поэмы без героя», — см. запись Л.К. Чуковской: «... я корыстно обрадовалась: она пишет о Зазеркалье, а это мое слово. В пути я читала Люше вслух «Алису в Зазеркалье» и потом, в Ташкенте уже, го¬ворила NN, что мы утратили чувство времени, лето после зимы, и что мы тут как в Зазеркалье» (Ч у к о в с к а я, 1. С. 380). В апреле 1963 г. Ахматова записала в РТ НО, л. 7 об. новую редакцию стихотворения 1957 г. «Все, кого и не звали, — в Италии...», строка 3 которого «Я оста¬лась в моем Зазеркалий...». 166 Еще тост. Впервые — журн. «Огонек». 1964. № 10. С. 4, в составе цикла «Трилистник московский» (пер¬вое в цикле «Почти в альбом», второе — «Без названия»). Текст из 10 строк, строка 2: «За то, что мы в этом с тобою краю». В кн. «Бег времени». С. 401 — та же редакция без последних двух строк, даты — 1961—1963 — относятся ко всему циклу «Трилистник московский». Строка 7: «За то, что все плыло, беззвучно скользя». Печ. по автографу РСАДИ (РТ ПО, л. ИЗ). Дата — по черновому автографу в той же тетради, л. 49 об. В РТ НО, л. ИЗ исправления и варианты строк: 1: За [кротость] веру твою и за верность мою, 2: За то, что мы [оба в родимом] краю За то, что мы [в этом проклятом] краю, мы оба в проклятом 10: Хоть прочно туда [замурована] дверь заколочена Вместо даты — знак вопроса. Другая редакция из восьми строк («За кротость твою...») впервые — БО 1. С. 293, без даты, по автографу РГАЛИ. В РТ НО, л. 49 об. — под № VII, загл. цикла «Мнимый год» в наи¬более полной черновой авторской редакции из 14 строк (семь двустиший). После загл. в автографе обозначено посвяще¬ние — шесть точек со знаком вопроса. Варианты и исправ¬ления строк: 1: За кротость твою и за верность мою, 2: За то, что мы в страшном с тобою краю, 3: [Что мы] [Пусть мы] Пускай заколдованы, прокляты мы 6: Воздушней цепочек, [и... крепче оков] [синее снегов] длиннее мостов, 7: За то, что [все плыло] плывет все, беззвучно скользя, И в трубке жил голос, похожий на твой... И все это [было наверно] Москвой [вместе зовется] там называлось За то, что над нами стрясется потом, За третие что-то над явью и сном. Две строки «Ив трубке жил голос похожий на твой» и далее — записаны после первоначального варианта фи- значено, что их надо вставить после строки 8. Ниже, перед датой, вставлен новый вариант последнего двустишия: После текста подпись: «А.» — и полная дата. ВРТШ.л. 21 (РГАЛИ) — из десяти строк. После 8: нала: «За третие что-то над явью и сном». Стрелкой обо И все это снится еще и теперь, Но крепко туда замурована дверь... 1: За кротость твою и за верность мою, 2: За то, что мы в страшном с тобою краю, 3: Что мы заколдованы, прокляты мы, 5: И не было в небе [московских] узорней крестов, 6: Воздушней цепочек [и крепче оков], синее снегов 7: За то, что все плыло, беззвучно скользя, 9: За то, что над нами стрясется потом, 10: За третие что-то над явью и сном. Дата — 6 июля 1963. Комарово (утро). В рукописи кн. «Бег времени» цикл имел название «Московские акварели», замененное на «Трилистник московский»; то же — в РТ НО, л. 112 при подготовке публикации в журн. «Огонек». На л. 112 и 112 об. — состав цикла «Трилистник московский»: «Почти в аль¬бом», «Еще тост» и «Среди морозной...» (Без назва¬ния). 167 и последнее. Впервые — «Литературная газе¬та». 1983. 5 октября. В составе цикла под загл. «Из цикла «Полночные стихи». В кн. «Бег времени». С. 406—407, под № VII в цикле «Полночные стихи. Семь стихотворе¬ний» с датой — 23—25 июля 1963. Печ. по кн. «Бег вре¬мени». В автографе ранней редакции в РТ ПО, л. 56 (РГАЛИ) первоначальное название «Простые рифмы» исправлено на «И последнее», под № VII в цикле «Мнимый год». Ис-правления и варианты строк: 5: Днем перед нами [облаком] ласточкой кружила, 8: Обоих сразу. В разных городах. — 9: И [ничьему] никаким не внемля [славословью] славословьям, 10: Перезабыв [старинные] все прежние грехи 11: К [бессонному] бессоннейшим припавши [изголовью] изголовьям, 12: [Шептала нам преступные стихи] [Твердила нам проклятые стихи] Бормочет окаянные стихи. В РТ 111, лл. 31—31 об. — ранняя редакция под загл. «Простые рифмы». Варианты строк: 1: Была над нами, как луна над морем, 4: [Но имени] Но радостью ни разу не назвал. 5: Днем перед нами облаком кружила 6: Улыбкой расцветала на устах 8: Обоих сразу в разных городах. 9—12: [И та рука, запятнанная кровью, Обоим нам мерещится во сне... Так это называется — любовью? .........................] Ее рука, запачканная кровью, Напоминала темные грехи, Она ж, припавши жадно к изголовью, Нам [говорила]бормотала наши же стихи. На л. 30 об. другой вариант последней строфы: И ничьему не внемля славословью И наши как бы позабыв грехи, Так жарко приникала к изголовью И бормотала наши же стихи. Дата на л. 31 слева — 23 июля 1963 (утро. Комаро¬во). В той же тетради на л. 38 — чистовой автограф с пос¬ледующей правкой, без загл. Дата — 23—25 июля 1963. Комарово. Правка в строках: 5: [Она пред] Днем перед нами облаком кружила 8: Обоих сразу. В разных городах. — 9: И ничьему не внемля славословью 10: Перезабыв [старинные] все прежние грехи, 11: [К бессонному припавши изголовью] К бессоннейшим припавши изголовьям 12: [Шептала нам преступные] стихи. Бормочет окаянные В той же тетради на л. 39 об. в составе цикла «Пол¬ночные стихи» под загл. «Эпилог» (обозначено первой и последней строками). 107 «Стряслось небывалое, злое...» Впервые — «Встречи с прошлым». Вып. 3. М., 1978. С. 389, публи¬кация Е.И. Лямкиной по автографу РГАЛИ. Печ. по ав¬тографу РГАЛИ (РТ 111, л. 23). Уточнение времени напи¬сания — июль? — по местоположению в тетради. В пер¬вой строфе правка: 1: [Случилось ... злое] 2: [И это страшнее всего] 3: И нас в этой комнате [двое] трое 4: [И это страшнее] всего Что, кажется, хуже всего. Во 2-й строфе оставлено место для ненайденной стро¬ки 2, в 3-й — для ненайденной строки 4. «Не с такими еще разлучалась...» Впервые — БО 2. С. 95. Печ. по автографу РГАЛИ (РТ 111, л. 31). Первоначально строка 5: «...так мало осталось». Датиру¬ется по местоположению в тетради среди записей июля— августа 1963 г. (черновые наброски стихотворения «Была над нами как звезда над морем...», с датой — 23—25 июля 1963 г., двустишие «Если бы брызги стекла...», от 20 ав¬густа 1963 г., письмо к брату Виктору от 20 июля 1963 г. и т.д.). 168 Сонет («Я тебя сама бы увенчала...») Впер¬вые — БО 2. С. 96. Печ. по автографу РГАЛИ (РТ 111, л. 20 об.). Датируется по местоположению в тетради ря¬дом с записями стихотворения июля 1963 г. «Еще тост» и деловыми заметками от 8 июля 1963 г. Сонет не завершен. Возможно, связан с известием о выдвижении Ахматовой на Нобелевскую премию. 171 Пятая роза. Впервые — «Литературная газе¬та». 1971. 15 сентября, публикация В.М. Жирмунского; то же — БП. С. 309, из трех строф, посвящение Дм. Б-ву. Печ. по автографу РГАЛИ (РТ ПО, лл. 58—58 об.). Строки 13—14 уточнены по РТ 103, л. 45. Перед текстом на л. 58: «3 августа 1963 (Полдень). Под «Венгерский дивертисмент» Шуберта. Посвящение — Дм. Б-ву. Без эпиграфа. Строфы I—IV пронумерованы римскими цифрами; по поводу одной из строф, очевидно, Ахматова не приняла окончательного решения, — без но¬мера записаны строки 3 и 4: Тебя [Последней] Запретной, Никоторой, Но Лишней я не назову. В РТ 103, л. 45, РГАЛИ — ранняя редакция с эпиг¬рафом, вписанным рукой Д. Бобышева: Но вынула она запястье, кисть, А в пальцах шевелящаяся роза, Где лепестки и крылья, клюв и лист — Все белое, все — взмахи альбатроса. Дм. Бобышев После строфы 1 — строка точек, затем две строфы: «И губы мы в тебе омочим...» и «Ты будешь мне живой укорой...». Варианты и исправления строк: 15: Тебя последней, никоторой 20: Там дело [было] вовсе не в любви. Дата — Начата 3 августа (полдень). Оконч-ена 30 сентября 1963. Будка. Под «Венгерский дивертисмент» Шуберта. ВРТ103,л. 41 об. — вариант строфы под загл. «От¬рывок о розах»: Пусть будет мне живой укорой И сном сладчайшим наяву, [Последней, [Пятой], Никоторой] [Ее последней, никоторой] Тебя Последней, Никоторой, Но Лишней я не назову. В той же тетради на л. 47 — карандашный автограф, полу¬стертый (поверх него чернилами запись сцены из «Проло¬га»): редакция из двух строф «Была Soleil ты или Чай-ной...» до «Тут дело было не в любви». Посвящено Дмитрию Васильевичу Бобышеву (р. 1936) — молодому поэту, подарившему Ахматовой букет из пяти роз. Ахматова хотела, чтобы эпиграфом к ее стихотворению стали строки из стихотворения Бобышева, ей посвященного: «Бог — это Бах, а царь над ним Мо-царт, //А Вам улыбкой ангельской мерцать...» Однако Бобышев вписал другие строки (см. выше), и Ахматова вообще сняла эпиграф, оставив лишь посвящение. Стихотворение должно было войти в цикл «Три розы», три стихотворения которого посвящены И.А. Бродскому, Д.М. Бобышеву и А. Г. Найману и соответственно долж¬ны были иметь эпиграфами строки из их стихотворений, посвященных Ахматовой. Историю эпиграфа к стихотворению «Пятая роза» Д. Бобышев рассказал в одной из «Траурных октав», по¬священных Ахматовой: ВСТРЕЧА Она велела мне для Пятой розы эпиграфом свою строку вписать. И мне бы — что с Моцартом ей мерцать, а я — о превращеньях альбатроса непоправимо внес в ее тетрадь. И вот — она, она в газетной прозе! Эпиграф же — и впрямь по альбатросьи — Куда вдруг улетел — не разыскать. 173 Тринадцать строчек. Впервые — «Литера- турная газета». 1963. 5 октября, в цикле под загл. «Из цикла «Полночные стихи»; «Бег времени». С. 404—405, под № 4 в цикле «Полночные стихи. Семь стихотворе¬ний». Дата — 8—12 августа 1963. Печ. по кн. «Бег времени». Автографы в РТ 111, ал. 38—39 (РГАЛИ). Первая запись сделана 8 августа 1963 г.: без загл., варианты строк: 4: И видит сень [родимую] священную берез 5: Сквозь радужную сетку слез. 7: [Мрак комнатный мгновенно засветился] И чистым солнцем сумрак [осветился] озарился 8: И лунный луч на стенке очутился И в угол лунный луч забился Мир на минутку весь переменился И мир как будто весь переменился 9: И даже изменился вкус вина. 10: [На полсекунды__] [На полминуты__замолчала] Благоговейно [сразу] замолчала На л. 38 об. — вариант последней строфы: И даже я кому тех слов твоих Быть палачом.....беспощадным Внимала им.....и жадно На л. 39 — чистовой автограф с правкой: загл. — «Тринадцать строк», варианты и исправления строк: 3: А так, как тот, что вырвался из плена 4: И видит [сень священную] белые стволы берез 8: И мир на миг один [переродился] преобразился 10: И даже я — кому убийцей [стать] быть. Под № IV в цикле «Полночные стихи». Дата — 8— 12 августа Будка. Адресат стихотворения нарочито скрыт автором, так же, как и смысл произнесенного им «слова». Было посла¬но в Москву заболевшему А.Г. Найману, о чем он пишет в книге «Рассказы о Анне Ахматовой»: «Это случилось в конце лета, и она, узнав, «командировала» ко мне из Ленинграда Бродского, — как вскоре меня к Ольшевс¬кой. С ним она передала свое новое стихотворение, его рукой переписанное и ее подписью заверенное, «Тринад¬цать строчек» — которых, однако, как нарочно, оказа¬лось двенадцать, потому что он одну по невнимательнос¬ти пропустил, а она не заметила. В первом же разговоре об этих стихах я стал возражать против «предстояло»: «И даже я, кому убийцей быть Божественного слова предстояло», — потому что если предстояло, то я и ты в стихотворении не равноправны, герой находится во вла¬сти героини и лишь играет роль участника драмы, а не участвует в ней полноценно. С доводами она соглаша¬лась, но стихи защищала, мягко, — главным образом, тем, что «зато хорошо получилось». Через год или пол¬тора, после сходного, только более резкого спора об од¬ном четверостишии из «Пролога», она взяла ластик и стерла в тетрадке написанные карандашом строчки» (Н а й м а н. С. 213). Строку «И наконецты слово произнес...» принял на свой счет Артур Сергеевич Лурье, которому переслала это стихотворение С.Н. Андроникова. Он полагал, что пово¬дом написания стихотворения послужило его письмо к Ах¬матовой от 25 марта 1963 г. Не так, как те... что на одно колено... — Воз¬можно, здесь идет речь о ташкентском знакомстве с И. Чап-ским. См. коммент. к стихотворению Ахматовой «В ту ночь мы сошли друг от друга с ума...» и запись в рабочей тетра¬ди РГАЛИ: «Некто Ч. в Ташкенте становится на одно ко¬лено, целует руки и говорит: «Вы — последний поэт Евро¬пы» (1942)». ...тот, кто вырвался из плена... — По-видимому, речь идет об одном из близких друзей Ахматовой, уехавших в эмиграцию. Это могли быть А.С. Лурье или Б. В. Анреп. Л.А. Зыков находит в этих строках Ахмато¬вой отголосок писем Николая Николаевича Пунина — 21 сентября 1929 г. к Ахматовой: «А потом они соседи по дому отдыха обижаются на меня, если я вдруг выр¬вусь из этого плена» (плена сдержанности и молчания). 11 мая 1953 г. внучке, Анне Каминской, из заполярного ла¬геря Абезь: «Соскучился по деревьям и колоннам. Потро¬гать бы их руками» («Звезда». 1995. № 1. С. 82). 174 «Разлука призрачна — мы будем вместе ско¬ро...» Впервые строки 1—2 — БО 2. С. 76, публикация М.М. Кралина по автографу РГАЛИ. Печ. по этому авто¬графу РГАЛИ (РТ ПО, л. 62), где записано после текста стихотворения 7 июля 1959 г. «Что нам разлука? — лихая забава...», к которому относится приписка тем же каран¬дашом: «Записано 14 августа 1963. Ленинград». Между текстом и этой припиской чернилами поставлена подпись: «А.» и далее — отчерк особым ахматовским значком и текст строк 1—2. После даты — продолжение тем же почерком. На соседней странице — 61 об.—62 — карандашом запи¬сан текст стихотворения «Ты — верно, чей-то муж и ты любовник чей-то...». Возможно, откликом на его после¬днюю строку «И все недолжное случилось в тот же миг» являются строки: «И все недолжное вокруг меня клубит¬ся...», записанные теми же чернилами, что и двустишие «Разлука призрачна...». Расположение текстов на стра¬ницах дает возможность датировать стихотворение 14 ав¬густа ? 1963. Эльсинор — место действия трагедии Шекспира «Гам¬лет, принц Датский»; призрак Эльсинора — призрак отца Гамлета, действующее лицо трагедии Шекспира; в данном контексте, возможно, призраком именуется сам замок Эль¬синор и все происходившее в трагедии Шекспира. О зна¬чении в поэтической системе Ахматовой коллизии Гамлет — Гертруда см. также коммент. к стихотворению «Путь мой предсказан одною из карт...». 175 Вступление. Впервые — журн. «Новый мир». 1969. № 6. С. 243, публикация В.М. Жирмунского, под загл. «Полночные стихи. Вступление», с неверным чтени¬ем строки 2 («Что когда-то звеня разметались»); то же — БП. С. 308, под загл. «Полночные стихи. Вступление». Верное прочтение строки — Соч., 3. С. 99, загл. — «Вступление к «Полночным стихам». Печ. по автогра¬фам РГАЛИ (РТ 111, лл. 33 об. и 34). На этих листах стихотворение записано дважды: в виде двустишия под загл. «Полночные стихи» и в виде четверостишия под загл. «Вступление». Эти названия свидетельствуют о намерении (неосуществленном) сделать стихотворение вступлением к циклу «Полночные стихи». Тогда же, летом 1963 г., Ах¬матова решила предварить цикл эпиграфом из «Поэмы без героя» («Решка»): «Только зеркало зеркалу снится, // Тишина тишину сторожит...» Так что, возможно, второе упоминание о стекле-зеркале оказалось излишним. Тогда же возникло четверостишие «Вместо посвящения» («По волнам блуждаю...»). ...что когда-то, звеня, разлетелись... — Возмож¬но, Ахматова использует мотив сказки Х.К. Андерсена «Снежная королева»: осколки разбившегося волшебного зеркала, попадая в глаз или в сердце человека, делают его злобным и жестоким. Ахматова предлагает обратный ход: «если бы брызги стекла ... снова срослись...» С геро¬ем сказки Андерсена, юношей Каем, в одном из писем Ах¬матова сравнивала Н.Н. Пунина: «Отчего ты в каждом письме пишешь, что писем от меня не ждешь, я понять не могу. Я от тебя писем жду. Котий, Котий, уж не Кай ли ты, заехав в такую даль» (18 мая 1927 г., к Н.Н. Пунину в Токио). — «Звезда». 1995. № 1. С. 110. 176 «И было этим летом так отрадно...» Впер¬вые — журн. «Новый мир». 1969. № 5. С. 57, публика¬ция В.М. Жирмунского; то же — БП. С. 308. Печ. по автографу РГАЛИ (РТ 111, л. 42). Правка строк: 1: И было этим летом [мне] так отрадно 11: [И приносила] Несу с собой как ощущенье чуда 177 «Ты — верно, чей-то муж и ты любовник чей-то...» Впервые — журн. «Юность». 1971. № 12. С. 64, публикация В.М. Жирмунского; то же — БП. С. 310. Печ. по автографу РГАЛИ (РТ 110, л. 61 об.). Исправления в строках: 2: В шкатулке без тебя [уже] еще довольно тем 4: [Чтоб подобрать] [Чтоб] Ей подарить слова, что[б] льнули б к звукам тем. 5: [Я загляделась не тобой совсем] 8: Пусть все сказал Шекспир, милее мне [старик] Гораций, 11: И все не должное случилось в [этот] тот же миг. На л. 62 записана строфа, которая, возможно, явля¬ется продолжением стихотворения: И все не должное вокруг меня клубится, И, кажется, теперь должно меня убить. То плещет крыльями, то словно сердце бьется, Но кровь вчерашнюю уже не может смыть. Такого мнения придерживается М.М. Кралин (см. БО 1. С. 426). Однако более вероятно предположение, что стро¬фа является откликом и развитием мысли настоящего сти-хотворения («И все не должное случилось в тот же миг» — «И все не должное вокруг меня клубится...»). По харак¬теру записи строфа является продолжением наброска «Раз¬лука призрачна — мы будем вместе скоро...». На том же листе стихотворение «Что нам разлука? — [Игра и ] Ли¬хая забава...» с пометой: «Записано 14 августа 1963», что позволяет датировать стихотворение «Ты — верно, чей-то муж» августом 1963 г. В РТ 103, л. 41 об. записаны две строки после отто¬чия: Но ты нашел одну из сотых интонаций, И все недолжное в один случилось миг. Выше на этом же листе — запись от 20 августа 1963 г., ниже — черновой автограф строфы «Пусть будет мне жи¬вой укорой...» из стихотворения «Пятая роза». Ты — верно, чей-то муж и ты любовник чей-то. — Речь, по-видимому, идет об А.Г. Наймане. Его же¬ной была в то время Эра Борисовна Коробова, искусство¬вед, научный сотрудник Эрмитажа. Эпиграф — неточная цитата из оды 38 (последней) I книги од Горация. Точный текст этого отрывка фразы: «...Rosa quo locarum // Sera moritur». В переводе СВ. Шервинского эта ода носит на¬звание «К прислужнику»: Ненавистна, мальчик, мне роскошь персов, Не хочу венков, заплетенных лыком. Перестань искать, где еще осталась Поздняя роза. Мирт простой ни с чем не свивай прилежно, Я прошу: тебе он идет, прислужник. Также мне пристал он, когда под сенью Пью виноградной. А ты поймал одну из сотых интонаций... — Строка имела и другую редакцию: «А ты нашел одну из сотых ин¬тонаций...», которую приводит А.Г. Найман в кн. «Рас¬сказы о Анне Ахматовой». С. 119: «Когда Ахматова напи¬сала стихотворение «Ты — верно, чей-то муж...», она про¬комментировала строчку: «А ты нашел одну из сотых интонаций»: «Актер — это тот, кто владеет сотой, то есть ни на кого не похожей, интонацией, она и делает его акте¬ром; про это все знает Фаина (Раневская. — Н.К.), спро¬сите у нее». Этот же «актерский термин» употребляет Ахма¬това, говоря о неповторимости Лермонтова: «...так долго писавший подражательные стихи и вдруг начавший писать нечто такое, где он никому не подражал, зато всем уже 150 лет хочется ему подражать, но совершенно очевид¬но, что это невозможно, потому что он владеет тем, что акте¬ры называют сотая интонация...» (РТ 112, л. 32 об.—33). 178 Вместо посвящения. Впервые — «Литератур¬ная газета». 1963. 5 октября; «Бег времени». С. 402, в ка¬честве введения к циклу «Полночные стихи. Семь стихот¬ворений», с датой — лето 1963. Печ. по кн. «Бег време¬ни». Автографы в РГАЛИ: РТ 103, л. 40 об. — черновой автограф с правкой в строках: 1: По [морю] волнам блуждаю и прячусь в лесу, 3: Разлуку [еще кое-как я] снесу Разлуку, наверно, не плохо снесу Здесь же как продолжение текста — незавершенное чет¬веростишие: Как ты меня долго и трудно искал Но это уже ни в одном из зеркал Не может теперь отразиться. В РТ 111, л. 43 об. — чистовой автограф с небольшой поправкой в загл. и в строке 1: ВМЕСТО [ПРЕДИСЛОВИЯ] ПОСВЯЩЕНИЯ [По волнам] На волнах мелькаю и прячусь в лесу, Мерещусь на гладкой эмали. Разлуку наверно не плохо снесу, А встречу с тобою — едва ли. 1/9 /Точное посещение. Впервые. — журн. «Звез¬да». 1964. № 3. С. 47; «Бег времени». С. 406, под № 6 в цикле «Полночные стихи. Семь стихотворений». Дата — 10—13 сентября 1963. Комарово. Печ. по кн. «Бег времени». В РТ 103, л.42 об.—43 — автограф ран¬ней редакции без загл., с датой — 1963.10 сентября. Будка (вечер): Нет, не на московском злом асфальте Будешь долго ждать — Мы с тобой в Адажио Вивальди Встретимся опять — Свечи снова будут так же [ярки] желты [И темней углы] И еще желтей. Не спрошу я почему пришел ты Призрака немей. [Все в одном ты угадаешь стоне] Протекут в одном безмолвном стоне Эти полчаса [И увидишь] Прочитаешь на моей ладони [Просто] Те же чудеса. [Уведет] тебя твоя тревога [Навсегда,] И тогда совсем Уведет совсем От меня широкая дорога И открыта всем. В РТ 111 — несколько автографов. На л. 42 об. — без загл., под № VI «Из цикла: Полночные стихи», с эпиг¬рафом — первой строкой стихотворения Ахматовой «Все ушли, и никто не вернулся. А.». 1-я строфа — в оконча¬тельной редакции, в последующих — правка строк: 5: [Свечи снова станут тускло-желты] И опять споет смычок безродный 6: И [закляты] заклятый сном. 7: [Не спрошу я] — почему вошел ты Почему вошел ты в мой свободный, 8: В мой полночный дом 13: [Чтоб тебя твоя сестра-тревога] И тогда тебя твоя тревога 15: [Той широкой звездною дорогой] Уведет от моего порога 16: [И опять спасла] В ледяной прибой. Дата — 10—13 сентября 1963. Комарово. На л. 43 — две редакции последней строфы: 1-я: [И тогда] Чтоб тебя твоя сестра-тревога [Уведет] Увела совсем [От меня широкою дорогой, Что открыта всем]. 2-я: Чтоб тебя твоя сестра-тревога Увела от зла Той ночной и звездною дорогой, И опять спасла. Варианты последней строки: [Что и не таких еще спасла] Что [моих друзей] спасла. Что обоих нас спасла. На л. 49 об. варианты 2-й строфы: [И смычок... Как свечи снова желты] И закляты сном. И опять поет смычок безродный И заклятый сном, Почему вошел ты в мой свободный И полночный дом. В собрании Натана Львовича Готхарта (США) — автограф этого стихотворения, подаренный ему Ахматовой 20 октября 1963 г. в Комарове. Правка во 2-й строфе: [Снова свечи станут тускло-желты И закляты сном. Не спрошу я, почему вошел ты В мой полночный дом] И смычок [заплачет, что] вошел ты И смычок не спросит, как вошел ты В мой полночный дом. Станут свечи снова тускло-желты И закляты сном. Стихотворение обращено в прошлое. «Ночное посе¬щение» дорогого человека, вошедшего в полночный дом в музыке «Адажио» Вивальди, Л.А. Зыков связывает с образом Н.Н. Пунина: «...ясные реалии последних строк должны рассеять ... сомнения окончательно: «ледяной прибой» — это указание на заполярный лагерь, где кончи¬лась его жизнь, «тревога» — то «постоянное и сильное душевное напряжение», которое Вс. Петров считал «са¬мой характерной чертой Пунина» (П е т р о в В. Фонтан¬ный Дом. В кн.: «Воспоминания». С. 219). Об этом писал и сам Пунин: «Жизнь так хрупка и страшна, что никакая тревога по отношению к ней не будет чрезмерной» (П у н и н Н. Дневник. 24 сентября 1925 г.). Или: «Са¬мое трудное в жизни — тревога» (Н. Пунин — А. Ахма¬товой. 1 августа 1924 г.) («Звезда». 1995. № 1. С. 80). 180 «Из -под смертного свода кургана...» Впер¬вые — Н а й м а н. С. 146. Печ. по этой публикации. Дата — в письме Ахматовой к А. Г. Найману, которое от¬крывается этим четверостишием (см. БО 2. С. 78 и 241). А.Г. Найман пишет, что это было первое из писем Ахмато¬вой к нему в Москву: «Оно начиналось четверостишием: по¬хоже было, что она сочинила стихи и на том же листе решила написать письмо» (С. 146). Содержание письма — о пере¬езде из ленинградской квартиры в комаровскую «Будку» — не поясняет смысла четверостишия. Можно предположить, что оно навеяно оперой М.П. Мусоргского «Хованщина», в частности образом раскольницы-«колдовки» Марфы, пред¬сказавшей князьям Голицыну и Хованскому погибель. Волховать — по Далю, «колдовать, чаровать, куде¬сить, знахарить, гадать, ворожить, ведмовать, заговаривать ...» (Д а л ь Вл. Т. 1. С. 237—238). lol «Шелестит, опадая, орешник...» Впервые — БО 2. С. 96, в произвольно составленной М.М. Крали-ным подборке незавершенных отрывков «Наброски к цик¬лу «Семисвечник». Печ. по автографу РГАЛИ (РТ 103, л. 46 об.). Дата — 19 октября — рукой Ахматовой. На соседних листах — сцены драмы «Пролог», над которыми Ахматова работала осенью 1963 г. и позже. Возможно, не¬завершенный отрывок предназначался для пьесы как один из монологов либо имел отношение к циклу «Полночные стихи. Семь стихотворений», написанному летом 1963 г. Семисвечник — светильник на семь свечей, символи¬зирующих семь колен Израилевых. 182 «За плечом, где горит семисвечник...» Впер¬вые — БО 2. С. 96, в подборке «Наброски к циклу «Се¬мисвечник» , произвольно составленной М.М. Кралиным, с неверным прочтением строк 2—4: Где тень иудейской стены, Вызывает невидимый грешник Подсознанье предвечной вины. Печ. по автографу РГАЛИ (РТ 110, л. 72 об.), где незавершенный отрывок карандашом расположен среди за¬писей и стихотворений 1963 г.; без названия и даты. Прав¬ка в строках: 2: Где [обломки].....стены 4: [От] сознанья . . . вины На л. 73 той же тетради — дневниковая запись от 17 октября 1963 г., в которой упоминается цикл «Семисвеч¬ник». Из «Записок об Анне Ахматовой» Л.К. Чуковской следует, что она была у Ахматовой в «Будке» 15 и 16 ок¬тября 1963 г. и слушала в ее чтении отрывки из «Пролога» и цикл из семи стихотворений «Полночные стихи». Оче¬видно, именно они на каком-то этапе назывались «Семи-свечник». Иудейская стена. — Стена Плача в Иерусалиме, свя¬щенное место иудеев. 183 «Знай, тот, кто оставил меня на какой-то странице...» Впервые — «Записные книжки». С. 403. Печ. по автографу РГАЛИ (РТ 110, л. 76 об.). Датируется по местоположению в тетради, где записано после строк «Из трагедии «Пролог, или Сон во сне»: Голос: А потом перекрестная песня ... Помня место Дантовского круга, Словно лавр победного венца. После четверостишия запись: «Сегодня вечером — Слоним. 8-ое ноября». 184 Без названия («Среди морозной празднич¬ной Москвы...»). Впервые — журн. «Огонек». 1964. № 10. С. 4, в составе цикла «Трилистник московский», ва¬риант строки 4: «Прощальных песен первые изданья»; «Бег времени». С. 400—401, с пропуском строки 5, без даты, второе в цикле «Трилистник московский». Печ. по кн. «Бег времени», с восстановлением строки 5 и уточнением пунк¬туации и даты по автографу РГАЛИ (РТ 110, л. 92). В этом автографе имеет загл. «Отрывок». Дата — 12 декабря 1963. Москва. Варианты строк: 4: Прощальных песен первые изданья, 6: «Что? Что, уже? — Не может быть», — «Конечно»! В РТ 102, л. 41—41 об. — под загл. — 12 декаб-ря 1963, с эпиграфом: «Мне ведомы начала и кон¬цы, //И жизнь после конца...» Варианты и исправле¬ния строк: 3: Дни декабря, как черные стволы, 4: Прощальных песен первые изданья 5: Немного удивленные глаза... 6: Что, что, уже, не может быть, конечно! 8: [Над горечью бездонной и безгрешной] 185 «Яиграю в ту самую игру...» Впервые — БП. С. 310, публикация В.М. Жирмунского по автографу РГАЛИ. Печ. по этому автографу (РТ 102, л. 34 об.). 186 «Может быть, потом ненавидел...» Впер¬вые — ВРХД. 1976. № 117. С. 161, публикация Н.А. Струве; Соч., 1986. С. 340, публикация В.А. Чер¬ных по рукописи кн. «Бег времени» (РГАЛИ), где было включено под № 12 в цикл «Вереница четверостиший», а затем зачеркнуто. В РТ ПО, л. 93 (РГАЛИ) записано под загл. «[Из вереницы четверостиший]», перед текстом уточнение, что это прямая речь героини: «Она: Может быть, потом ненавидел...» Дата — 22 декабря 1963. Моск¬ва. Печ. по рукописи кн. «Бег времени». Дата — по авто¬графу РТ 110. Включено в текст драмы «Энума элиш» («Пролог, или Сон во сне») — см. т. 3. С. 340. 187 При непосылке поэмы. Впервые — журн. «Но¬вый мир». 1964. № 6. С. 173, с датой — 1963; «Бег вре¬мени». С. 396, дата — 1963. Печ. по кн. «Бег времени». В РТ 110, л. 48 об. (РГАЛИ) записано среди стихов, со¬ставляющих цикл «Мнимый год» или «Полночные стихи», без номера. Варианты строк: 1: Приморские налеты ветра 7: Пусть [тонко] горько улыбнутся губы, 8: А сердце [жгуче] жарко тронет дрожь. Возможно, стихотворение связано с получением письма от А.С. Лурье, отправленного им Ахматовой 25 марта 1963 г. Образ А. Лурье угадывается в подтексте цикла «Полночные стихи» (см. коммент. к стихотворению «Пред¬весенняя элегия»). 188 «Мы больше не встречаться научились...» Впервые — журн. «Звезда». 1969. № 8. С. 164; публика¬ция В.М. Жирмунского в подборке под загл. «Из неиз¬данного»; БП. С. 318, по автографу РГАЛИ, без даты. В БО 1. С. 302, с датой — 1964. Печ. по автографу РГАЛИ (РТ 111, л. 3). Датируется по местоположению в тетради среди записей 1963 г. Первоначально строка 4: «О том, что с нами будет через час». 189 «Быть страшно тобою хвалимой...» Впер¬вые — БО 2. С. 100, публикация М.М. Кралина. Печ. по автографу РГАЛИ (РТ 103, л. 45 об.). Ранняя редакция: Мне страшно быть ею хвалимой. Мои подсчитала грехи. В последнюю речь подсудимой Мои превратили стихи... Датируется по местоположению в тетради. См. также коммент. к стихотворениям «Ты кто-то из прежней жизни...» и «Он не друг и не враг и не демон...». 190 «Оставь нас с музыкой вдвоем...» Впер¬вые — БО 2. С. 79, публикация М.М. Кралина. Печ. по автографу РГАЛИ (РТ НО, л. 9). Строка 5 первона¬чально: [Меня уже почти что нет]. На л. 6 об. в той же тетради стихотворение под № V включено в цикл «Свободные стихи» (записана первая стро¬ка и дата — 1963). 191 «Чтоб я не предавалась суесловью...» Впер¬вые — «Записные книжки». С. 522. Печ. по автографу РГАЛИ (РТ 111, л. 19 об.). Набросок на одном листе с вариантом строфы стихотворения «Ночное посещение», записанным в сентябре 1963 г.: И смычок заплачет, что вошел ты В мой полночный дом, Снова свечи станут тускло-желты И закляты сном. 192 «я не сойду с ума и даже не умру...» Впер¬вые — БО 2. С. 96, публикация М.М. Кралина по авто¬графу РНБ, написанному на телеграмме, адресованной М.С. Михайлову. Имя Михаила Семеновича Михайлова (1896 — 1969), видного лингвиста, тюрколога, дарившего Ахма¬товой свои статьи, упоминается в рабочих тетрадях Ах¬матовой много раз: идет речь о посылке ему телеграмм, в 1963 г. Ахматова включила его в список лиц, которым собиралась подарить цикл «Семь стихотворений» (т.е. «Полночные стихи»). Запись в РТ ПО, л. 93 — декабрь 1963 г.: «Полночные стихи Базилевскому и Михайлову». Запись 31 декабря 1963 г.: «Поздравить Михайлова» (там ж е, л. 96). В РТ 111, л. 50: «Кому 7 стихотворе¬ний: Михайлову в Зачатьевский ...» — август—сен¬тябрь 1963 г. В библиотеке Ардовых сохранились две ра¬боты Михайлова с дарственными надписями Ахматовой 1959 г. Печ. по автографу РНБ. 193 «Врачуй мне душу, а не то...» Впервые — БО 2. С. 101. Печ. по автографу РГАЛИ (РТ 102, л. 40), где записано рядом с телефоном Михаила Юрьевича Яр-муша, молодого поэта и переводчика, врача-психиатра, с которым осенью 1962 г. познакомилась Ахматова. Дати¬руется по местоположению в тетради. 194 «Я выбрала тех, с кем хотела молчать... л Впер¬вые — БО 2. С. 78, публикация М.М. Кралина. Печ. по автографу РГАЛИ (РТ 108, л. 28 об). Датируется услов¬но по местоположению в тетради среди записей 1963 г. Сонет («Приди как хочешь: под руку с дру¬гой...»). Впервые — БО 2. С. 102, публикация М.М. Кра¬лина. Печ. по автографу РГАЛИ (РТ 110, л. 53 об.—54). Уточнение даты — 1963 — на основании расположения в тетради, так как все карандашные автографы на соседних листах относятся к лету 1963 г. Эпиграф из сонета французской поэтессы Луизы Лабе (ок. 1522—1566). 196 «По самому жгучему лугу...» Впервые — БО 2. С. 97, в подборке «Наброски к циклу «Семисвечник», произвольно составленной М.М. Кралиным. Печ. по ав¬тографу РГАЛИ (РТ 102, л. 25). Датируется условно по местоположению в тетради. 197 «Чьи нас душили кровавые пальцы?» Впер¬вые — БО 2. С. 99, публикация М.М. Кралина. Печ. по автографу РГАЛИ (РТ 110, л. 35 об.), где записано пос¬ле четверостишия конца 1950-х гг. («Что нам разлука?..») и среди записей стихов 1963 г. Записей более поздних в этой части тетради нет. Поэтому датируется условно — 1963 ?. 198 «ия не имею претензий...» Впервые — БО 2. С. 99, публикация М.М. Кралина. Печ. по автографу РГАЛИ (РТ 110, л. 35 об.). Датируется условно по место¬положению в тетради среди записей 1963 г. «Оставь, и я была как все...» Впервые — БП. С. 316, без даты. В БО 2 — дата 1960-е годы. Печ. по автографу РГАЛИ (РТ 108, п. 10), где расположено сре¬ди записей января 1963 г. Датируется условно 1963 г.; воз¬можно, написано ранее. ZUU «Тополевой пушинке я б встречу устроила здесь...» Впервые — «Записные книжки». С. 168. Печ. по автографу РГАЛИ (РТ 103, л. 56 об.). Датируется по расположению в тетради. По-видимому, является не моно¬стихом, а началом неосуществленного стихотворения. ZU1 «Быть может, презреннее всех на земле...» Впервые — «Записные книжки». С. 168. Печ. по автогра¬фу РГАЛИ (РТ 103, л. 56 об.). Первоначально строка 2: «Нарушитель не данной клятвы». Датируется условно по местоположению в тетради. Записано после строки: Тополевой пушинке я б встречу устроила здесь. 202 «Нет, ни в шахматы, ни в теннис...» Впер¬вые — альм. «Поэзия». М. 1974. № 12. С. 113, публика¬ция Н.А. Жирмунской по автографу РНБ. БП. С. 315, без даты. Печ. по автографу РГАЛИ (РТ 114, л. 70), где переписано среди записей 1965 г., но как «забытое восьми¬стишие»: на листе 70 сверху — «Забытое четверостишие» («Глаза безумные твои...») со знаком вопроса вместо даты и затем — «Такое же восьмистишие», т.е. такое же забы¬тое. После строки 1 — набросок строки 2: «Ни.........», от которой, по-видимому, Ахматова отказалась. В «писательском доме» в Лаврушинском переулке Ах¬матова жила в 1963 г. в феврале и в конце октября, в 1964 г. — в марте, у Маргариты Иосифовны Алигер. 203 «Пусть даже вылета мне нет...» Впервые — журн. «Юность». 1969. № 6. С. 66, публикация В.М. Жирмунского; то же — Б П. С. 316, по автографу из собрания А.Г. Наймана, без даты; датируется условно, по времени наиболее интенсивного общения Ахматовой с А.Г. Найманом. Печ. по БП. 204 «Илюбишь ты всю жизнь меня, меня одну...» Впервые — журн. «Литературная Грузия». 1979. № 7. С. 89, публикация М.М. Кралина по черновому автографу РНБ; БО 2. С. 82. Печ. по автографу РНБ. Незавершен¬ный набросок, возможно, связан с работой над драмой «Пролог, или Сон во сне». Датируется условно — 1963— 1965 — временем работы над сценами «Пролога», близ¬кими по смыслу к настоящему наброску. 205 Последняя Из цикла «Песенки» (А у нас). Впервые — альм. «День поэзии». Л., 1964. С. 23, без загл., без даты, в цикле из четырех стихотворений под загл.: «Из цикла «Песенки» («Голос из темноты, или Дорожная», «Лишняя», «Прощальная» и «Услаждала бредами...»); «Бег времени». С. 418—419, загл. «Последняя», дата — 1964, под № 4 в цикле «Песенки». Строка 8: «Был мне всех родней». Печ. по автографу РГАЛИ (РТ 110, л. 104), загл. — по кн. «Бег времени» (в РТ 110 — загл. «Шес¬тая», означающее лишь порядок «Песенок» в цикле. Исправление в строке 8: «Был [мне всех] еще родней». В РТ 102, л. 34, РГАЛИ — чистовой автограф, строка 8: «Был мне всех родней». (А у нас) — По-видимому, иронический подзаголо¬вок — цитата из стихотворения для детей СВ. Михалкова «А что у вас», легко запоминающиеся строки которого с 1930-х годов широко вошли в обиходную народную речь: ... А у нас в квартире газ. А у вас? А у нас водопровод. Вот. А нас сегодня кошка Родила вчера котят, Котята выросли немножко, А есть из блюдца не хотят. По свидетельству Л.К. Чуковской, названия к «Пе¬сенкам» были придуманы Ахматовой в феврале 1964 г. при составлении последнего варианта книги «Бег времени» (Ч у к о в с к а я, 3. С. 168). 206 Письмо («Не кралось полуденным бро¬дом...»). Впервые — БО 2. С. 97, ошибочно соединенное со стихотворением «Пусть так теряют смысл слова...», пуб¬ликация М.М. Кралина. Печ. по автографу РГАЛИ (РТИО.л. 153). Варианты ранней, исправленной редакции: 3: Но, [Боже,] прочно своим неприходом 4: [Затмило].....свет. Куда-то запрятало Датируется по местоположению в тетради. 207 «Пусть так теряют смысл слова...» Впервые — БО 2. С. 97, публикация М.М. Кралина, как продолже¬ние стихотворения «Письмо». Печ. по автографу РГАЛИ (РТ 110, л. 153). Записано карандашом, возможно — одновременно с правкой предадущего стихотворения. По-видимому, яв¬ляется одним из вариантов стихотворения о розах для не-завершенного цикла «Три розы». 208 «Смерть одна на двоих. Довольно!..» Впер¬вые — БО 2. С. 97, публикация М.М. Кралина. Печ. по автографу РГАЛИ (РТ НО, л. 157). Уточнение даты — по расположению в тетради среди записей мая—июня 1964 г. 209 Из «Дневника путешествия». Стихи на слу¬чай. Впервые — журн. «Юность». 1971. № 12. С. 64, публикация Н.А. Жирмунской, загл. «Из «Дневника пу¬тешествия». Стихи на случай». Под тем же загл. — БП. С. 311, дата — декабрь 1964. В примечаниях В.М. Жир-мунский связывает четверостишие с пребыванием Ахмато¬вой в декабре 1964 г. в Италии в связи с присуждением ей международной поэтической премии Этна-Таормина (С. 502). Однако стихотворение написано раньше. С пра¬вильной датой — июнь 1964. Москва — БО 1. С. 302. Печ. по автографу РГАЛИ (РТ ПО, л. 165), где записано с датой — Москва. Июнь 1964 — среди других записей, относящихся к июню 1964 г. Загл. по чистовому автографу РГАЛИ. Исправления в строках: 2: [Здесь] И [встреча] встречи горестной разлуки. 3: [И] Там мертвой славе отдадут. Написано в связи с известием о присуждении Ахма¬товой премии «Этна-Таормина» и о разрешении поездки в Италию. В мае 1964 г. в Москве Ахматова получила твер¬дые заверения от руководства Союза писателей, что ей бу¬дет разрешено поехать в Италию для получения присуж¬денной ей премии «Этна-Таормина». Вскоре после этого пришло известие из Оксфорда о намерении присвоить ей почетную ученую степень доктора, затем — запрос о воз¬можности ее приезда в Англию для ее получения. Ахмато¬ва была убеждена, что инициатором этих наград был сэр Исайя Берлин, к этому времени уже получивший титул лор¬да, профессор Оксфордского университета. 210 Романс («Что тоскуешь, будто бы вчера...»). Впервые — БО 2. С. 77, публикация М.М. Кралина. Печ. по автографу РГАЛИ (РТ НО, л. 176). Автограф с прав¬кой, строки: 1: Что [ты вздумал] тоскуешь, будто бы вчера 7: Сколько [было] отсчитал ей кто-то мук. Последняя строфа была вычеркнута, затем восстанов¬лена снова. Дата — после третьей строфы. 211 к музыке («Стала я, как в те года, бессон¬ной...»). Впервые — БО 2. С. 80, публикация М.М. Кра¬лина, (строки 1—4), с неточной датой. Печ. по автографу РГАЛИ (РТ 110, лл. 177 об. и 178 об.), где записаны стро- Анна Ахматова. Собрание со.чинений ки 1—4 после слов: «Идет наш месяц» (л. 177 об.) и от¬дельно, с датой — 5 августа — загл. «К музыке (продол-жение)» и две строки незавершенной строфы. Пред¬шествуют тексту тревожные записи, связанные с прибли¬жением августа — месяца, с которым связано много горестных воспоминаний: «30 июля. Работа. Идет август. 31 июля. Слушала вчера ночью Пуленка — «La voix humaine» (Человеческий голос — ф р.) (Сейчас — Symphonie inachevee...) — (Неоконченная симфония — ф р.). Тотя привела Питера. Он передал мне предложение Оксфордского Университета о Prix Nobel ... 1 августа. Пришел НАШ месяц» (л. 176 об.). (Тотя — Изергина Антонина Николаевна, Питер Норман — анг¬лийский литературовед.) В первоначальной редакции стихотворения строки 1— 4 были расположены в ином порядке: К МУЗЫКЕ Неужели у тебя — бездонной Нету утешенья для меня?.. Стала я, как в те года, бессонной, Ночь не отличаю ото дня. Порядок строк изменен римскими цифрами слева от текста. «...и той, что танцует лихо...» Впервые — «За¬писные книжки». С. 482. Печ. по автографу РГАЛИ (РТ НО, л. 184), где набросок записан после слов: «Сейчас слу¬шала рондо Бетховена». 213 Памяти В. С. Срезневской. Впервые — журн. «Новый мир». 1965. № 1. С. 88; «Бег времени». С. 449. Печ. по кн. «Бег времени». Автографы в рабочих тетрадях РГАЛИ: РТ 110, л. 193, под загл. «Памяти В.С.С». На соседних страни¬цах записи о поездке в Выборг на автомобиле: «— Ехала непременно мимо Валиной могилы. Боже!» — и о рабо¬те над стихотворением: «Кажется, стихи Вале делаются не хуже, а лучше, однако я в них еще не совсем увере¬на». На л. 197 об. — план цикла «Трилистник траур¬ный»: стихотворения памяти B.C. Срезневской, М.М. Зо¬щенко и Анты. В РТ 112, л. 21 и 21 об. — варианты строк 8—10: Чего-то главного... И вспомнить не могу, И делать нечего на этом берегу. А звонкий голос твой зовет меня оттуда 9 сентября 1964 г. — день смерти B.C. Срезневс¬кой (см. коммент. к стихотворению «Вместо мудрости — опытность, пресное...»; т. 1. С. 758). Л.К. Чуковская, ко¬торой Ахматова прочла это стихотворение 7 ноября 1964 г., записала пожелание Ахматовой: «Хочу, чтобы «Памяти Срезневской» напечатано было в моем сборнике особым шрифтом. Может быть, курсивом. Или обведено черной рамкой» (Чуковская, 3. С. 243). 214 В Выборге. Впервые — журн. «Новый мир». 1965. № 1. С. 88; «Бег времени». С. 450, с датой — 25 сентября 1964. Печ. по кн. «Бег времени», с уточнени¬ем даты — 24 сентября 1964 — по автографу РГАЛИ. В РТ 110, л. 195 об. дата — 24 сентября 1964 (Озерная, днем), подзагол.: «(кроки)» и эпиграф: «Geaufre Rudel us6 il vela e il remo a cercare la sua...» («Джауфре Рюдель использует и паруса, и весла, чтобы добраться до своей...» (и т.). Варианты строк: 2—3: Здесь Скандинавия отражена, как тень. И мнится только ль это отраженье 6: Но воздух полон их благоуханьем. В РТ 112, л. 48 (РГАЛИ) варианты строк: 3: [Вся] Там Скандинавия отражена как тень, 4: Вся — в ослепительном одном мгновеньи. После даты — продолжение той же фразы, что в виде эпиграфа записана в РТ 110: «us6 il vela et il remo a cercare la sua morte» — использует и паруса, и весла, чтобы добрать¬ся до своей смерти (и т.). В автографе, подаренном О.А. Ладыженской, строки: 3—4: Здесь Скандинавия отражена, как тень, Одно великолепное виденье. 6: Но воздух полон их благоуханьем Посвящено Ольге Александровне Ладыженской (р. 1922), математику, члену-корреспонденту Академии наук, приятельнице Ахматовой и соседке по Комарово, ко¬торая, так же, как Ахматова, ездила в Выборг в сентябре 1964 г. и рассказ которой об этой поездке произвел на Ах¬матову сильное впечатление. Об этом — запись в рабочей тетради Ахматовой, а также свидетельство В.М. Жирмун¬ского: «На побережье залива Ладыженской бросились в гла¬за гранитные ступени, на которых были когда-то установ¬лены крепостные пушки. Весь пейзаж, по словам Лады¬женской, напомнил ей Швецию и фиорды Северной Ладоги и Онеги» (БП. С. 493). Об этом же см. рассказ А.Г. Най¬мана в его кн. «Рассказы о Анне Ахматовой». С. 189. Джауфре Рюдель (ок. 1125—1148) — провансальский тру¬бадур. С его именем связана романтическая легенда: он был влюблен в графиню Триполитанскую и, никогда не видя ее, воспевал в своих произведениях. Чтобы встретиться со своей возлюбленной, Рюдель стал крестоносцем, отправился в морское путешествие, но заболел в пути и умер на ее ру¬ках. Эта история воспета в балладе итальянского поэта Джозуэ Кардуччи (1835—1907), стихи которого перево¬дила Ахматова. Слова «он использует и паруса, и весла, чтобы...» стали в итальянском языке идиомой, означаю¬щей: «он использует любые средства». 215 «Земля хотя и не родная...» Впервые — журн. «Новый мир». 1965. № 1. С. 88, под загл. «В пути»; «Бег времени». С. 451, без загл., дата — 1964. Печ. по кн. «Бег времени», уточнение даты — 25 сентября 1964. Комаро¬во — по автографам РГАЛИ. В РТ 110, л. 196—196 об. ранняя редакция с вариантами и исправлениями строк: 1: Земля конечно не родная, 3: [И эта] И в море нежно-ледяная 5: Лежит песок — белее мела, 6: Пьянее воздух, чем вино 9: [Такой закат] И он такой в волнах эфира, 10: Что мне уже не разобрать: Дата — перед текстом. В РТ 112, л. 47 об. — под загл. «В пути», исправления и варианты строк: 1: Земля, [конечно,] хотя и не родная, 5: [Лежит] [Под ней] На дне песок белее мела 6: [Пьянее воздух чем] А воздух пьяный, как вино 7: [А] И сосен розовое тело 9: [И он такой] А сам закат в волнах эфира 10: [Что мне уже] Такой, что мне не разобрать, Дата — после текста. Об истории создания произве¬дения рассказывает А.Г. Найман: «Обычно маршрут ав¬томобильной прогулки пролегал вдоль Финского залива, не далее Черной речки, где была могила Леонида Андреева, — именно одну из таких прогулок воспела Ахматова в «Зем¬ля хотя и не родная» (Н а й м а н. С. 188). 216 Запретная роза. Впервые — БО 2. С. 98, пуб¬ликация М.М. Кралина. Печ. по автографу РГАЛИ (РТ 103, л. 50), где записаны первые восемь строк, после которых дата — 10 октября 1964 и слово: «Экспромт». Далее — «Verte» — означающее «переверни страницу», и на л. 51 другим карандашом и, видимо, в другое время записаны строки 9,11 и 12, строка 10 обозначена черточка¬ми. На л. 49 об. — план цикла «Розы»: I. Последняя. И. Бродскому («Вы напишете о нас наискосок»). II. Пятая. Д. Бобышеву. () III. Запретная. А. Найману. () В скобках оставлено пустое место для эпиграфов из стихотворений этих поэтов. Эпиграф из стихотворений А. Наймана «Я прощаюсь с этим временем навек...». По свидетельству Наймана, этот эпиграф первоначально был взят Ахматовой для стихотво-рения «Ты, верно, чей-то муж...», которое тогда имело на¬звание — строчку из оды Горация «Rosa moretur». Затем строка Горация стала эпиграфом, «двух эпиграфов стихот¬ворение ... не выдержало, мой переполз в стихотворе¬ние ... «Запретная роза», со строчками «Тотсоюз, что зовут разлукой И какою-то сотой мукой», очевидно свя¬занными с «одной из сотых интонаций» в «Rosa moretur» (Найман. С. 110). 211 «Я еще сегодня дона...» Впервые — БО 2. С. 81, публикация М.М. Кралина. Печ. по автографу РГАЛИ (РТ 113, л. 6 об.). Датируется по содержанию и местоположению в тетради. По-видимому, написано на¬кануне отъезда Ахматовой из Ленинграда в Москву 23 нояб¬ря 1964 г. для поездки в Италию, куда она выехала 1 де¬кабря 1964 г. поездом с Белорусского вокзала (через Вар¬шаву и Вену). Запись в РТ 113 начинается с описания этих дней: «23 ноября. Отъезд из Ленинграда с Аней. Припадок на вокзале. Провожающие. «Перекрестите и меня» ... Альпы. Трясет, как никогда, в вагоне. Зимой зрелище мрачное. Снова вспоминаю сон 30 августа о хаосе. Ско¬рость самолетная. Мне — дурно...» Исправление в строке 3: «И [сговариваются] шушу¬каются, словно». Видимо, предполагалась следующая стро¬фа с рифмами: «[ат — Подозрительно покат.]», затем вы-черкнутыми. «И это станет для людей...» Впервые — «Бег времени». С. 391, под № 13 как заключительное в цикле «Шиповник цветет (Из Сожженной тетради)». Печ. по кн. «Бег времени». Автограф РГАЛИ (РТ 115, л. 12 об.), в подборке «Два четверостишия из цикла «Шиповник цветет» (1.«Дорогою ценой и нежданной...», которое в кн. «Бег времени» в цикл включено не было), с иной строкой 1: «И это будет для людей...» Строка 3: «А это было — только рана». Дата — 18 декабря 1964. Рим. Ночь. В РТ 113, л. 64 под загл.: «Заключение цикла «Сожженная тетрадь». В Риме Ахматова была в декабре 1964 г. в связи с вручением ей на Сицилии литературной премии «Этна-Таормина». См. также следующий коммент. Веспасиан Тит Флавий (9—79) — римский полководец и император, прославился терпимостью и щедростью, заботой об искус¬ствах и украшении Рима. Гонимыми при нем были греки-философы, которых он выслал из Рима. 219 Последний день в Риме. Впервые — журн. «Новый мир». 1969. № 5. С. 58, публ. В.М. Жирмунско¬го; то же — БП. С. 311, под загл. «В Сочельник (24 де¬кабря). Последний день в Риме». Печ. по автографу РГАЛИ (РТ 113, л. 63 об.). Исправление в строке 7: «И [уже] совсем как отдельные весны». Ахматова была в Риме по пути на Сицилию, где ей вручили 12 декабря 1964 г. премию «Этна Таормина», и на обратном пути из Катаньи, с 15 декабря, перед возвраще¬нием на родину. Впечатления от Рима записаны на л. 3— 3 об.—4 той же тетради: «Рим. Первое ощущение чего-то огромного, небывалого торжества. Передать словами еще не могу, однако надежду не теряю. ... Открытки в Ле¬нинград — о могиле Рафаэля, о Via Appia, о конной статуе Марка Аврелия. В Риме есть что-то даже кощунственное. Это словно состязание людей с Богом. Очень страшно! (Или Бога с Сатаной-Денницей) ... Дорога в Рим труд¬ная. Вчера стояла у другого моря — вспомнила то страш¬ное, как бездну тумана. (А это была только Маркизова Лужа)». В Риме Ахматова как бы подводила итог прожи¬той жизни — вспоминала Ленинград и Финский залив, Бахчисарай и Севастополь, прощание там с Н.В. Недо-брово, стихи В.К. Шилейко, ей посвященные. 20 декабря в Риме появляются две статьи о ней, для которых она дава¬ла интервью, вспоминая свой долгий жизненный путь, — «Литературный портрет. Три образа Ахматовой» Джанны Мандзини и «Арсенал любви» Адели Камбриа — газ. «1_е monde», 20 декабря 1964. Ее волнует состояние здоровья Н.А. Ольшевской, только что перенесшей инсульт. В пись¬мах и открытках из Италии в Москву и Ленинград — опи¬сания Рима и сопоставления: «Сегодня полдня ездили по Риму, успели осмотреть многое снаружи, но красивее того розового дня на Суворовском ничего не было» (из письма А.Г. Найману). «А вот и наш Ленинград. Я — почти в Африке. Все кругом цветет, светится, благоухает. Море — лучезарное» (А.Г. Найману, на открытке с репродукцией картины А.П. Остроумовой-Лебедевой «Крюков ка-нал») — (БО 2. С. 246—247). 220 (Мэчэлли) («Мы по ошибке встретили Год...»). Впервые — БП. С. 311—312, под загл. «Из итальянского дневника (Мэчэлли)». Печ. по автографу РГАЛИ (РТ 113, л. 7). Исправления строк: 4: [Эти несносные мы с тобой] Как поменялись с кем-то судьбой 5: Лучше бы мы в небесном кремле На л. 25 той же тетради: «Я вернулась из Рима. Кон¬чился Шекспировски-Лермонтовский год (1964), прибли¬жается дантовский (1965)». Мэчэлли — возможно, речь идет об улице в Риме — Via due Macelli — «Улица двух боен», которая находится рядом с площадью Испании, — открытку с видом площа¬ди Испании Ахматова послала 7 декабря 1964 г. из Рима в Ленинград А.Г. Найману. 221 «Беспамятна лишь жизнь, — такой ие назо¬вем...» Впервые — БО 2. С. 80, публикация М.М. Кра¬лина. Печ. по автографу РГАЛИ (РТ ПО, л. 162 об.). Датируется по местоположению в тетради. Возможно, четверостишие является развитием темы моностиха Ахматовой «Как жизнь забывчива, как памят¬лива смерть...», над которой она работала на страницах той же тетради (л. 207—207 об.): Как жизнь беспамятна, как памятлива смерть... С тех самых странных пор, как существует что-то Ее неповторимая дремота В назначенный вчера сегодня входит дом. См. также коммент. к стихотворению «Как жизнь за¬бывчива, как памятлива смерть...». 222 «Но кто подумать мог, что шестьдесят чет¬вертый...» Впервые — БО 2. С. 98, публикация М.М. Кралина. Печ. по автографу РГАЛИ (РТ 110, л. 162 об.). Речь идет о присуждении премии «Этна Таормина» и поездке в декабре в Италию, о выдвижении на Нобелев¬скую премию и намерении Оксфордского университета при¬судить Ахматовой почетную докторскую степень. 223 «Напрягаю голос и слух...» Впервые — БО 2. С. 97, с неверным прочтением строки 1: «Напряги и голос и слух», публикация М.М. Кралина. Дата — 1964 ? — поставлена Ахматовой. Печ. по автографу РГАЛИ (РТ 110, л. 221 об.), где записано среди деловых помет и стихотворений января 1965 г. Правка внесена в первона¬чальную редакцию, имеющую другой размер — пятистоп¬ный хорей: Напрягаю....................слух, Говорю с тобой, как с духом дух, Я зову тебя — не дозовусь, А со мною ветер, мрак и Русь... Две последние строки — вариация одной из редакций сти¬хотворения 1945 г. «Как у облака на краю...» из цикла «Cinque», возникшей при его переработке для книги «Не¬чет». Как зову и не дозовусь, А со мной только мрак и Русь. 224 «Молитесь на ночь, чтобы вам...» Впер¬вые — журн. «Юность». 1971. № 12. С. 64, публикация В.М. Жирмунского по автографу ИРЛИ. В БП. С. 320 — без даты; в БО 2. С. 106 условно датируется — 1960-е гг. Печ. по автографу из собрания Ардовых (РО ИРЛИ). Да¬тируется условно — 1964 или началом 1965 г. — по содер¬жанию двустишия. Именно перед поездкой в Италию для получения пре¬мии «Этна Таормина» и во время торжественной церемо¬нии вручения премии Ахматовой владели мысли о тщете славы. В феврале 1965 г. Л.К. Чуковская записала рассказ Ахматовой о торжественном событии: «Когда она шла че¬рез проход посреди зала в том самом замке в Сицилии, где ее чествовали, она отыскивала глазами своих, то есть рус¬ских. — Иду и озираю зал. Ищу наших, москвичей. Там ведь была и наша советская делегация. Смотрю — в одном ряду посреди зала, с самого края прохода сидит Твардовс¬кий. Шествую торжественно и бормочу себе под нос — тихонечко, но так, чтобы он услышал: «Зачем нянька меня не уронила маленькой? Не было бы тогда этой петрушки». Он, бедняга, вскочил и, закрыв рот ладонью, выскочил в боковую дверь: отсмеиваться... Не фыркать же тут, пря¬мо в зале... Я тоже чуть не выскочила в коридор! Воспринять величественную церемонию как «петрушку» — это могла только она, Ахматова» (Ч у к о в с к а я, 3. С. 267— 268). 225 Музыке. Впервые — в кн.: КацВ.,Тимен-ч и к Р. Анна Ахматова и музыка. Л., 1979. С. 74, по авто¬графу РГАЛИ; БО 2. С. 82, с датой — 1960-е годы. Печ. по автографу РГАЛИ. Датируется условно как переклика¬ющееся по теме и настроению с другими обращениями Ах¬матовой к музыке (1964, 1965). 226 Из цикла «В пути». Впервые — БО 2. С. 81, публикация М.М. Кралина. Печ. по автографу РГАЛИ (РТ ПО, л. 222). Ранняя редакция строк, исправленных автором: 3: [Предстал мне город тот] как будто во весь рост... 5: [Я ту увидела, что] завтра расцветет 7: [И я ей крикнула: Бери, лови...] Впечатления от приезда в Венецию поездом из Сици¬лии Ахматова изложила Л.К. Чуковской: «Я спросила, писала ли она в Италии стихи. — Кажется, нет... Как-то неясно... Написала одно, но оно лучше удается в прозе. Изложила свои ночные вагонные впечатления: сквозь мутное грязное стекло какой-то безобразнейший город с полицейскими фургонами, нищими, с неуклю¬жей дамбой. — Этот город — Венеция. Утром поднимется солнце, и она опять станет нерукотворно-прекрасной. А ночью — такая» (Ч у к о в с к а я, 3. С. 269). 227 «Не напрасно я носила...» Впервые — БО 2. С. 99, публикация М.М. Кралина, с датой — 1965. Печ. по автографу РГАЛИ (РТ 113, л. 9 об.). Уточнение даты — по местоположению в тетради среди записей февраля 1965 г. В конце последней строки в автографе нет точки. ..Двадцать лет ярмо... — Возможно, намек на двад¬цатилетний срок со дня первых встреч с И. Берлином в декабре 1945 г. и январе 1946 г. и последующих событий: постанов¬ления о журналах «Звезда» и «Ленинград» и травли. Пово¬дом к написанию стихотворения могло послужить приглаше¬ние в Оксфорд для получения почетной докторской степени. 228 Вместо послесловия К циклу «Полночные стихи» («А там, где сочиняют сны...»). Впервые — «Бег времени». С. 407, в качестве послесловия к циклу «Полночные стихи», дата — 1965. В БО 1. С. 298, дата — 4 мая 1965 г. по рукописи кн. «Бег времени». Печ. по кн. «Бег времени». Дата — по автографу РГАЛИ (РТ 114, л. 34), где первоначально озаглавлено «Из вереницы чет¬веростиший», затем «Вместо послесловия», с уточнением после текста: «[Может быть] это послесловие «Полноч¬ных стихов». Разночтения и исправления в строках: 1: [Но] И там, где сочиняют сны 2: [На двух нас] Обоим разных не хватило 3: Один мы видели — но сила 229 «Для суда и для стражи незрима...» Впер¬вые — БО 2. С. 99, публикация М.М. Кралина. Печ. по автографу РГАЛИ (РТ 114, л. 46). Датируется по место¬положению в тетради среди записей, связанных с поездкой в Оксфорд для получения почетной степени доктора и от¬носящихся к маю — июню 1965 г. 230 «То лестью новогоднего сонета... » Впервые — БО 2. С. 99, публикация М.М. Кралина. Печ. по автогра¬фу РГАЛИ (РТ 113, л. 33). Датируется по местоположе¬нию в тетради. То лестью новогоднего сонета, // Из каторжных полученного рук. — Можно предположить, что Ахматова пишет о «Сонете», который посвятил ей Иосиф Бродский в декабре 1964 г. Бродский по приговору суда был выслан в село Норенское Архангельской области, где был обязан работать в колхозе. Сонет имеет эпиграф: «Седой венец достался мне не даром ...Анна Ахматова ». Из текста ясно, что это новогодний подарок; есть в нем и элемент «лес¬ти» — восторженного поклонения: злоречьем торжествуя над удушьем, пусть море осаждает календарь со всех сторон: минувшим и грядущим. Швыряя в стекла пригоршней янтарь, осенним днем за стеклами ревущим, и гребнем, ослепительно цветущим, когда гремит за окнами январь, захлестывая дни, — пускай гудит, сжимает сердце и в глаза глядит. Но, подступая к самому лицу, оно уступит в блеске своенравном седому, серебристому венцу, взнесенному над тернием и лавром! (Сочинения Иосифа Бродского: В 4 т. Т. 1. На майские праздники 1965 г. И.А. Бродский при¬езжал в Ленинград из села Норенского, был у Ахмато¬вой в Комарове — он мог лично вручить Ахматовой но¬вогодний сонет: («Из каторжных полученного рук»). Ах¬ Выбрасывая на берег словарь, СПб., 1992. С. 374.) матова рассказывала об этом визите Л.К. Чуковской: «Вы знаете, конечно, что в Ленинград приезжал Иосиф? Приезжал на майские праздники. Два дня назад сидел напротив меня вот на том самом стуле, на котором сей¬час сидите вы... Все-таки хлопоты наши недаром — «где это видано, где это слыхано?», чтобы из ссылки на не¬сколько дней отпускали преступника погостить в родной город?..» (Ч у к о в с к а я. 3. С. 279). То голосом бес¬смертного квартета... — Если принять предположение, что четверостишие Ахматовой написано в мае 1965 г., то можно сопоставить эту строку со следующей записью в ее рабочей тетради: «Сегодня, 16-го мая, для нашего квартета знаменательный день: мы играли для Анны Андреевны 9-ый квартет Шостаковича Соломон Волков Виктор Киржаков Валерий Коновалов Станислав Фирлей» (РТ ИЗ, л. 53, РГАЛИ). Запись рукой Соломона Волкова. 231 «Не в таинственную беседку...» Впервые — газ. «Ленинградская правда». 1989. 29 января. Печ. по ав¬тографу РГАЛИ (РТ 114, л. 82). Обращено к И. Берли¬ну, с которым Ахматова встретилась в Оксфорде и Лондо¬не в июне 1965 г. в дни торжественного вручения ей почет¬ной степени доктора Оксфордского университета. Задумано после посещения Ахматовой дома И. Берлина и его супру¬ги леди Элин Берлин (урожд. баронессы Гинзбург) близ Оксфорда. По свидетельству сэра И. Берлина, слова «Зо¬лотая клетка!» Ахматова произнесла, войдя в холл его окс¬фордского дома и оглядывая стены, увешанные картинами великих художников. Поводом к написанию, возможно, послужили беседы и письма, касающиеся И. Берлина, — см. об этом в дневниковых записях Ахматовой: «19-ое июля 1965. Комарово. Сегодня была у Шостаковича. ... Го¬ворили про Оксфорд и сэра Исайю ... 23 июля. Вер¬нулась из города. ... Там были, весьма кстати, парижс¬кие Воронцовы — друзья оксфордских Оболенских. 24 июля. Сегодня Исайя завтракает у Саломеи, о чем я уз¬наю только 6 августа из милого письма самой Соломки. Как странно, что теперь я могу до мелочей представить себе этот завтрак в Chelsea, большую кухню-столовую, беседу обо мне и розы в садике» (РТ 114, л. 79). 232 «Пускай австралийка меж нами незримая ся¬дет...» Впервые — БО 2. С. 81, публикация М.М. Кра¬лина. Печ. по автографу РГАЛИ (РТ 115, л. 32). По свидетельству А.Г. Наймана, речь идет об австра¬лийской поэтессе Джудит Арунделл Райт (р. 1915), стихи которой Ахматова и Найман читали в августе 1965 г. 233 «я там иду, где ничего не надо...» Впер¬вые — журн. «Звезда». 1969. № 8. С. 164; БП. С. 317, публикация В.М. Жирмунского по автографу в собрании А.Г. Наймана, в другой редакции. Строки: 1: А я иду, где ничего не надо 3: И веет ветер из глухого сада 4: А под ногой холодная ступень Вариант строки 4: «А под ногой могильная ступень». Без даты. В БО 1. С. 302 — дата — 1964. Строка 4: «А под ногой могильная сирень». Печ. по автографу РГАЛИ (РТ 114, л. 188), где записано начисто, без названия и даты, среди записей 1965 г. Является частью разработки Ахматовой «дантовской» темы. Публикуемая нами редакция, где говорится о первой, ступени под ногой смертного, идущего в «другой сад», где его милым спутником будет только тень, представля¬ется наиболее законченной и «очищенной» от излишне кон¬кретных «реалий» (глухой сад, могильная ступень или си-рень). Мотив «милого спутника» — адресация к сюжету «Божественной комедии» Данте. Вместе с тем можно отыс¬кать связь образа «первой ступени» (холодной ступени, могильной ступени) с конкретным эпизодом восхождения тяжело больной Ахматовой на лестницу в Палаццо Урсини в Катанье, где происходило торжественное чествование ее как лауреата премии «Этна Таормина»: на том же листе, где записано четверостишие, рукой Ахматовой: «...а два ино-странца (поляк («Политика») и болгарин) в печати вспо¬минают лестницу в Palazzo Ursini в Катанье, на которую Ахматова взошла как ни в чем не бывало» (л. 188). В РТ 116, л. 9 (РГАЛИ) есть запись, которую мож¬но рассматривать как продолжение работы над четверо¬стишием: вверху страницы — как бы название или первая строка: «Я там иду». Далее — деловые заметки «Кому дать книгу в Ленинграде», относящиеся к 1965 г., после чего следует незавершенное четверостишие, возможно, яв¬ляющееся продолжением первого: «И никогда здесь не наступит утро...» — см. коммент. к следующему стихот-ворению. 234 «И никогда здесь не наступит утро...» Впер¬вые — сб. «Встречи с прошлым». С. 393, публикация Е.И. Лямкиной. В БО 2. С. 101 — публикация М.М. Кра¬лина, начиная со строки: «Я там иду» — по автографу РГАЛИ (РТ 116, л. 9). Печ. по этому автографу. Слова «Я там иду» написаны вверху листа 9, после них следует текст деловой заметки: «Кому дать книгу в Ле¬нинграде. 1. Добину. 2. О.А. Ладыженской. 3. А. Срез¬невскому» — и только после этого записано незавершен¬ное четверостишие с отсутствующей второй строкой. Воз¬можно, этот текст является продолжением стихотворения «Я там иду, где ничего не надо...», записанного в РТ 114, л. 188 (см. предыдущий коммент.). В этом случае полный текст незавершенного наброска должен читаться: Я там иду, где ничего не надо, Где самый милый спутник — только тень, Где веет ветер из другого сада, А под ногою первая ступень. И никогда здесь не наступит утро. Луна — кривой обломок перламутра — Покоится на влажной черноте. 235 «И странный спутник был мне послан адом...» Впервые — БП. С. 315, публикация В.М. Жирмунского по автографу РНБ, с неверным прочтением последней стро¬ки: «Безумие и мудрость были в нем тлетворны»; БО 2. С. 103, публикация М.М. Кралина по тому же автографу, с датой — 1960-е годы. Печ. по автографу РНБ. Датиру¬ется условно по содержанию незавершенного отрывка. Можно предположить, что он связан с двумя предыдущи¬ми набросками, написанными на ту же тему и тем же раз-мером (пятистопным ямбом): «Я там иду, где ничего не надо...» и «И никогда здесь не наступит утро...» (см. пре¬дыдущие коммент.). 236 «Кто тебя мучил такого...» Впервые — «За¬писные книжки». С. 714. Печ. по автографу РГАЛИ (РТ 114, л. 237). Отклик на стихотворение А. Наймана, записанное в этой же тетради на предыдущем листе (л. 236) и имеющее дату — ноябрь 1965: «После последней ссо¬ры // больше уже не мучь...» 237 «Что там клокотало за дверью стеклянной...» Впервые — БО 2. С. 101, публикация М.М. Кралина. Печ. по автографу РГАЛИ (РТ 114, л. 191). Написано в Боткинской больнице, где Ахматова ле¬жала после четвертого инфаркта миокарда. Уточнение даты — по содержанию и по местоположению в тетради, где находятся дневниковые записи о состоянии здоровья: «10 декабря. Опять по совету врачей пыталась спать на спине. Задыхаюсь. Надо мной черная туча болезни и немощи» (л. 183). «28 декабря 1965. Больница. ... Попытка поднять меня сегодня (второй раз) кончилась не¬удачей: влажный лоб, дурнота и трехчасовой мертвый сон. В Гавани так не было. ...» (л. 186). «3 января ... Беседа с Ларисой Алексеевной (врач) о моей бо-лезни. Она почти признает чудо. ... Она так же, как сестры и сиделки, с ужасом говорит о моем дыхании первых дней» (л. 189—190). 238 «А как музыка зазвучала...» Впервые — «Новый мир». 1969. № 6. С. 243, публикация В.М. Жир¬мунского; то же — БП. С. 319, без даты. Печ. по авто¬графу РГАЛИ (РТ 114, л. 197). Датируется по местопо¬ложению в тетради, где записано среди заметок, писем и дневниковых записей (от 19 января 1966 г.), сделанных в Боткинской больнице в Москве, где Ахматова лежала с 7 ноября 1965 по 19 февраля 1966 г. после инфаркта миокарда. В той же тетради ранее (л. 106) на странице с записями от 10 октября 1965 г., Москва — две строки ранней ред.: Скоро будет с обратным визитом Государыня-смерть сама... В БО 1. С. 303, в Соч., 1986. С. 342 и ряде других изданий строка 2 печаталась иначе: Я очнулась — вокруг зима. 239 Музыка («Сама себя чудовищно рождая...»). Впервые — БО 2. С. 81, публикация М.М. Кралина. Печ. по автографу РГАЛИ (РТ 114, л. 92). Вариант строки 4: «Добра и зла, [геенны огненной] и рая». Пятистишие записано без даты, в тетради 1965 г. Датируется по местоположению в этой тетради. 240 «Музыка могла б мне дать...» Впервые — Кац Б.,Тименчик Р. Анна Ахматова и музыка. Л., 1989. С. 74, по автографу в собрании М.С. Лесмана; БО 2. С. 345. Печ. по автографу в собрании М.С. Лесмана (Фон¬танный Дом). 241 «я у музыки прошу...» Впервые — К а ц Б., ТименчикР. Анна Ахматова и музыка. С. 74, по автографу в собрании М.С. Лесмана (Фонтанный Дом); БО 2. С. 345. Печ. по автографу в собрании М.С. Лес¬мана. 242 «Сама Нужда смирилась наконец...» Впер¬вые — БО 2. С. 102, публикация М.М. Кралина. Печ. по автографу РГАЛИ (РТ 114, л. 225). Двустишие записано вверху страницы, на которой за¬писи от 16, 17, 18 февраля 1966 г., последних дней пребы¬вания Ахматовой в Боткинской больнице. ДОПОЛНЕНИЯ К ТОМУ 1 245 «...По валам старинных укреплений...» Печ. по автографу РНБ: запись по памяти варианта стихотво¬рения «Стал мне реже сниться, слава Богу...» (см. т. 1. С. 99) — строки 11—12 и строфа 2 как заключительная с датой — 1909. Киев. Под загл. «Отрывок из забытого стихотворения». Автограф среди набросков прозы о Мандельштаме. 246 Дифирамб («Зеленей той весны не бывало еще во вселенной...»). Печ. по автографу из собрания М.С. Лесмана (Фонтанный Дом). Записаны только загл. и первая строка. На л. 1 об. — перечень карандашом: «Из первой тетради». 1909 И когда друг друга... Interieur Словно тяжким Ночь моя... Глаза безумные твои.. На землю саван. По-видимому, стихотворение «Дифирамб» Ахматова не вспомнила. Загл. и единственная строка записаны на листе после полного текста стихотворения «Глаза безумные твои...» (см. т. 1. С. 23). 247 [А.А. Смирнову] («Когда умрем, темней не станет...»). Впервые — в статье Р.Д. Тименчика «Анна Ахматова и Пушкинский Дом» в кн.: «Пушкин¬ский Дом. Статьи. Документы. Библиография». Л.: «На¬ука». 1982. С. НО, со ссылкой на С. Дедюлина, сооб-щившего этот текст. Автограф — на книге «Четки», изд. 2-е. Смирное Александр Александрович (1883—1962) — литературовед, переводчик. 248 Александру Блоку («От тебя приходила ко мне тревога...»). Впервые — журн. «Русская литерату¬ра». 1970. № 3. С. 61, публикация В.М. Жирмунского. Дарственная надпись на книге «Четки», которую Ахмато¬ва послала Блоку 24 или 25 марта 1914 г. Вт. 1. надпись опубликована в коммент. к стихотворению «Я пришла к поэту в гости...». С. 774. 249 Белая ночь («Небо бело страшной белиз¬ною...» ). Впервые — «Ежемесячный журнал литературы, науки и общественной жизни». 1917. № 7. С. 3. Автограф с датой — РГАЛИ. ф. 13, е.х. 77. Печ. по этому автогра¬фу. В БП. С. 281—282 — дата — 17 июня 1914. Слепне-во. В БО. 2. С. 27—28 — правильная дата — 7 июня 1914. Слепнево. Под иссохшей этою луною // Ничего уже не заблестит. — Перекличка со строкой М.Ю. Лермонто¬ва: «Под луной кремнистый путь блестит...» из стихот¬ворения «Выхожу один я на дорогу...». В январе 1940 г. Ахматова предполагала включить это стихотворение в сб. «Из шести книг» — в числе тех «старых, давних, кото¬рых когда-то нельзя было»: «Песенка», «Я и плакала, и каялась», «Я не любви твоей прошу», «Небо бело страш¬ной белизною» (Ч у к о в с к а я, 1. С. 72). 250 «я в этой церкви слушала Канон...» В т. 1. С. 322 стихотворение опубликовано с прочерком в стро¬ке 8; восстанавливаем строку 8 по автографу в собрании Аркадия Михайловича Луценко (СПб.). ДОБАВЛЕНИЯ К КОММЕНТАРИЯМ ТОМА 1 1—706 «Тебе, Афродита, слагаю танец...» В ав¬тографе РГБ, где это стихотворение приложено к письму Ахматовой к В.Я. Брюсову от ноября 1910 г., строка 10 имеет два варианта; строки 9—10: Скольжу и кружусь в заревом бессилье. Богиня! Тебе мой гимн. Или: «Богиня! Покинь Олимп!» 1-863 «Не чудо ли, что знали мы его...» В РГАЛИ, ф. 2833 В.Н. Орлова, on. 1. е.х. 371, л. 133 — строка 1 «Не чудо ли...» зачеркнута, рукой Ахматовой (?) вписан вариант: «Не странно ли...» 1-899 «Зачем вы отравили воду...» Впервые — Eng-Liedmeier, Verheul. P. 49, с неточностями; поправки М.Б. Мейлаха — журн. «Russian Literature». Париж; Гаа¬га. 1974. № 7—8. Р. 210. 1—906 Немного географии («Не столицею ев¬ропейской...»). Впервые — в кн. «Воспоминания» Н.Я. Мандельштам. Нью-Йорк, 1970. С. 337, с неточно¬стями; ВРСХД. 1970. № 97. С. 136, публикация Н.А. Струве; другие публикации — Чуковская Л.К. Записки об Анне Ахматовой. Т. I. Париж, 1976. С. 65; в кн. «Категория определенности-неопределенности в сла¬вянских и балканских языках». М.: «Наука», 1979. С. 351, публикация Т.В. Цивьян. 1-907 «За такую скоморошину...» Печ. также: Eng-Liedmeier, Verheul. P. 51, с датой — 1942 и пропус¬ком слова; поправка М.Б. Мейлаха — журн. «Russian Literature». 1974. Париж; Гаага. № 7—8. С. 210; «Памя¬ти Анны Ахматовой». С. 24 с датой — 1937, публикация Л.К. Чуковской. / —908 «Подражание армянскому» («Я при¬снюсь тебе черной овцою...»). Впервые — журн. «Ра¬дио и телевидение». 1966. № 13. С. 15, публикация В. Ско-роденко; Соч. 2., С. 139; «Памяти Анны Ахматовой». С. 17; Чуковская Л.К. Записки об Анне Ахматовой. Т. 2. Париж, 1980. С. 511; газ. «Коммунист». Лиепая. № 172. 8 сентября 1979 г., в статье С. Дедюлина «От Либавы до Владивостока...». / — 915 Ответ («И вовсе я не пророчица...»). Впервые — ВРСХД. 1971. № 101—102. С. 230, публи¬кация Н.А. Струве. /—918 «С Новым Годом! С новым горем!..» Печ. также в кн.: Чуковская Л.К. «Записки об Анне Ахматовой». Т. 1. Париж, 1976. С. 218; в статье С. Дедю-лина «Finland i Anna Achmatovas poesi» в журн. «Rysk Kulturrevy», Bromma. № 4. 1979. S. 9. 1—916 Надпись на книге («Из-под каких раз¬валин говорю...»). Впервые — журн. «Юность», 1968. № 3. С. 77, с датой — 1959. Январь. Ленинград. Стро¬ки 5—7: Я притворилась смертною зимой И вечные навек закрыла двери, Но всё-таки узнают голос мой 1—919 Подвал памяти («Но сущий вздор, что я живу грустя...»). Впервые — журн. «Москва». 1966. № 6. С. 157, публикация Л.К. Чуковской. Ее же публика¬ции — «Памяти Анны Ахматовой». С. 20 и «Записки об Анне Ахматовой». Т. 1. Париж, 1976. С. 230 — 231; БП. С. 196, публикация В.М. Жирмунского. 1-925 «Так отлетают темные души...» Впер¬вые — журн. «Радио и телевидение». 1966. № 13. С. 15, публикация В. Скороденко; Соч., 2. С. 139—140. 1—931 «Вот это я тебе, взамен могильных роз...» Печ. также: Соч., 2. С. 141—142; «Избранное», 1974. С. 452, публикация Н. Банникова; БП. С. 289, публика¬ция В.М. Жирмунского; Соч., 3. С. 54—55. 1-935 Стансы («Стрелецкая луна. Замоскво¬речье. Ночь...»). Впервые — ВРСХД. 1969. № 93. С. 15, публикация НА. Струве; Eng-Liedmeier. Verheul. 1973. Р. 50, без загл., с ошибкой. Поправка М.Б. Мейла-ха — журн. «Russian Literature». Париж; Гаага. 1974. № 7—8. С. 210. В кн. Л.К. Чуковской «Записки об Анне Ахматовой». Т. 2. Париж, 1980. С. 500 — другой вариант. 1-940 «и вот, наперекор тому...» Впервые — Eng-Liedmeier, Verheul. P. 50 — без эпиграфа, с неточно¬стями. Поправки М.Б. Мейлаха — журн. «Russian Literature». 1974. № 7—8. С. 210. Печ. также в кн. Л.К. Чуковской «Записки об Анне Ахматовой». Т. 1. Па¬риж, 1976. С. 105. /—941 Третий Зачатьевский («Переулочек, пе-реул...»). В автографе РГАЛИ, ф. 13, on. 1, е.х.. 48 — загл. «Третий Зачатьевский 1918». Варианты строк и зна¬ков препинания после строки 6: Как по правой руке — пустырь, А по левой руке — монастырь, А напротив высокий клен Красным заревом обагрен, — А напротив высокий клеи Ночью слушает долгий стой: Мне бы тот найти образок, Оттого, что мой близок срок, Мне бы снова мой черный платок, Мне бы Невской воды — глоток... Дата — 1940. /—942 Август 1940 («Когда погребают эпо¬ху...»). Так вот — над погибшим Парижем... — В1940 г. было написано стихотворение Н. Тихонова «Ночь» («Спит городок спокойно, как сурок» — о городе Пушкин (Цар¬ское Село), последние строки которого близки к ахматовс-ким (может быть, свидетельствуют о знакомстве Тихонова с ахматовским текстом): ... Все спит в оцепенении одном, И даже вы — меняя сон за сном. А я зато в каком-то чудном гуле У темных снов стою на карауле И слушаю: какая в мнре тишь. ...Вторую ночь уже горит Париж. (Т и х о н о в Н. Стихи и проза. М., 1945. С. 54.) Впервые опубл. в журн. «Звезда». 1945. № 8. С. 2, в подборке: «Из стихов сорокового года». 1—944 «Соседка из жалости — два квартала...» Печ. также: Соч.; 2. Вкладка. /—946 Предыстория («Россия Достоевского. Луна...»). Печ. также в кн. «Стихотворения», 1958. С. 82—84, с датой — 1945, варианты строк: 12: Прикинуться старинной литографьей 28: Не с всяким местом сговориться можно В кн. «Стихотворения», 1961. С. 232—235 с той же датой — 1945, строки: 12: Казаться литографией старинной 28: Не с каждым местом сговориться можно Печ. по кн. «Стихотворения», 1961. /—949 «Один идет прямым путем...» В автогра¬фе РГАЛИ (ф. 13, on. 1, е.х. 48) под загл. «Из заветной тетради». Разночтения в пунктуации. Строки 3—6: И ждет возврата в отчий дом, — Ждет прежнюю подругу А я иду — за мной беда — Не прямо и не косо, Дата — 1940. Фонтанный Дом. На том же листе — «Что войны? Что чума?..», дата — 1961. DUBIA 252 « Ты к морю пришел, где увидел меня...» Впер¬вые — журн. «Горница». Новосибирск. 1997. № 2. С. 92, публикация С.А. Савченко. Владелец автографа — сибир-ский коллекционер Станислав Алексеевич Савченко — вы¬сказывает сомнение в дате и указывает на перекличку образов («мотивов») стихотворения со стихотворением Ах¬матовой «Летний сад» (1959). При публикации воспроиз¬веден автограф Ахматовой, почерк которого вызывает со¬мнения в принадлежности записи Ахматовой и требует спе¬циальной экспертизы. «Еще к этому добавим...» Впервые — в ста¬тье Р.Д. Тименчика и А.В. Лаврова «Ежегодник Руко¬писного отдела Пушкинского Дома на 1974 г.», 1976. С. 59, то же — Соч., 3. С. 117. Печ. по списку рукой Владимира Васильевича Гиппиуса (1876—1941) — поэта и литерату¬роведа, участника Первого Цеха поэтов (1911—1914) — РО ИРЛИ (ф. 47, оп. 4, д. 4). Является частью одного из шуточных стихотворений, которые сочиняли участники Первого Цеха поэтов. Отно¬сится, по-видимому, к 1912 г. В.В. Гиппиус вспомнил не¬сколько четверостиший, в которых посетители заседаний Цеха «прославляли» друг друга. Среди прочих — четве¬ростишие М.Л. Лозинского, обращенное к Ахматовой: Я — Ахматовой покорен. Шарм Аннеты необорен, Милой цеховой царевны Анны дорогой Андревны. Еще одно обращенное к Ахматовой стихотворение — Нарбута — начинается строками: Крючконосою Ахматовой Все у нас пьяным-пьяно ... Среди других авторов — С. Городецкий, А.Н. Тол¬стой. Все стихотворения крайне низкого художественного качества; авторство, в том числе Ахматовой, сомнительно. Однако крупнейший знаток творчества и хранитель архива М.Л. Лозинского, И.В. Платонова-Лозинская, приводит убедительное доказательство возможной принадлежности Лозинскому четверостишия «Я — Ахматовой покорен»: употребление в нем слова «необорен» характерно для Ло¬зинского, оно встречается, в частности, в его переводе «Бо-жественной комедии» Данте: Так предо мной, стеная, несся круг Теней, гонимых вьюгой необорной. («Ад», гл. 5. С. 48—49.) Аничков — по-видимому, Евгений Васильевич Анич¬ков (1866—1937), поэт и литературовед, автор книги «Но¬вая русская поэзия» (Берлин, 1923), в которой говорилось, в частности, и об Ахматовой (С. 48, 113—119) и которую она включила 22 мая 1965 г. в свою библиографию (см. РТ 114. С. 43). Самочиркой золотой — видимо, имеется в виду ав¬торучка с золотым пером (ср.: самописка). 254 Юдифь. Впервые — журн. «Автограф». СПб. 1998. № 3. С. 11—12 и 14—15, публикация А.М. Луцен-ко по автографу из своего собрания. Печ. по этой публика¬ции. Первые восемь строк этого стихотворения были опуб¬ликованы (с неточностями) после доклада A.M. Луценко без его разрешения в газете «Известия». 1997. 18 июля. См. об этом в т. 1. С. 873—874. О возможном существовании у Ахматовой стихотво¬рения «Юдифь» было известно из дневника К.И. Чуков¬ского (Чуковский К. Дневник. 1901—1929 гг. М.: Сов. писатель, 1991. Т. 1. С. 203). Однако Ахматова ни¬когда не писала об этом стихотворении и не включала его (ни по названию, ни по какой-либо отдельной строке) в перечни своих стихов, в том числе в цикл «Библейские стихи». Характер почерка (текст воспроизведен на с. И— 12 журн. «Автограф») и художественная слабость вызы¬вают сомнение в принадлежности «автографа» Ахматовой. 256 «Прикована к смутному времени...» Впервые в настоящей редакции — журн. «Автограф». СПб. 1998. № 3. С. 17 и 20, публикация A.M. Луценко по автографу из своего собрания. Печ. по этой публикации. Является полным текстом стихотворения «Я знаю, с места не сдвинуться...» 1937 г. (см. т. 1. С. 436). О су¬ществовании первой строфы этого стихотворения и о том, что Ахматова ее забыла и старалась вспомнить, прося по¬мочь ей в этом Л.К. Чуковскую, известно из дневника Л.К. Чуковской (запись от 30 июня 1955 г. об их беседе, которая происходила 28 июня): «В машине случился смеш¬ной эпизод: она прочитала мне одно свое давнее стихотво-рение, которого я никогда не слыхала. Кажется, так: Я знаю, с места не сдвинуться Под тяжестью Виевых век О, если бы вдруг откинуться В какой-то семнадцатый век. И дальше: С боярынею Морозовой Сладимый медок попивать Жалуясь, что безнадежно забыла какие-то первые че¬тыре строки, Анна Андреевна потребовала, чтобы я их вспомнила. Я ей толкую: это стихотворение вы мне сейчас прочитали в первый раз! А она повторяет: — Ну постарайтесь... пожалуйста... припомните... Я вас прошу... Тут не хватает всего только четырех строк... Для вас это пустяки. Вы — моя последняя на¬дежда» (Ч у к о в с к а я, 2. С. 149—150). В публикуемом A.M. Луценко тексте поправка в стро¬ке 14: В [московском?] навозном снегу тонуть. Сомнения вызывает характер почерка публикуемого автографа, а также написание строки 6: в автографе РНБ слово «Виевых» Ахматова пишет с заглавной буквы, так же, как слова Под Троицу. С заглавной буквы Ахматова часто писала не только имена собственные, но и прилага¬тельные, образованные от имен собственных. 257 «Нет, с гуртом гонимым по Лен инке...» Впер¬вые — журн. «Автограф». СПб. 1998. № 3. С. 7 и 10, публикация A.M. Луценко, по автографу из своего собра¬ния. Печ. по этой публикации. Расширенный вариант трехстишия Ахматовой «... От¬того, что мы все пойдем...», подаренного ею Н.И. Хард-жиеву (см. т. 1. С. 421). Посвящение О.М. — Осипу Ман-дельштаму, дата — 30-е годы. Сомнение вызывает характер почерка — «автограф» воспроизведен на с. 7., а также написание слова «Есенинке» — в автографе Хар-джиева отчетливо читается «Есененке» и проставленные точки над е—ё (пять раз), чего обычно Ахматова не делала. 258 Из Ленинградских элегий («О! Из какой великолепной тьмы // Тебя я повстречала иа поро¬ге...»). Впервые — журн. «Автограф». СПб. 1998. № 3. С. 21 и 23—24, публикация A.M. Луценко по автографу из своего собрания. Без даты. Подпись: А. Варианты строк 11—14: _такой непоправимой жажды Я наяву услышала в тоске Далекий голос, но не из могилы, А снова как тогда апрельский милый По мнению A.M. Луценко, вероятнее всего, сонет на¬писан в 1945 г. и «героем его является Исайя Берлин» (С. 25). Одним из доказательств авторства Ахматовой A.M. Луценко считает совпадение первой строки стихот¬ворения с первой строкой наброска, сохранившегося в бу¬магах М.С. Лесмана, — «Из Ленинградских элегий» («О! Из какой великолепной тьмы...») — см. «Книгии ру¬кописи в собрании М.С. Лесмана». С. 281. Сомнение вызывает характер почерка — автограф вос¬произведен на с. 21, а также неумелость построения сонета, которая едва ли могла быть допущена Ахматовой даже в черновом наброске, путаница в терминах — элегия, со¬нет (произведение в жанре «элегия» Ахматова едва ли ста¬ла бы воплощать в форму сонета), эпитет «апрельский ми¬лый» применительно к И. Берлину, которого она впервые увидела в декабре—январе, а в 1956 г. (не «увидела», а лишь услышала) в августе и т.д. Апрель мог быть связан в поэтических воспоминаниях Ахматовой с образом Н.С. Гумилева (в апреле происходило их венчание), но оп¬ределение «апрельский милый» никак не могло быть при¬менено к Бумилеву в силу особого характера их отношений. Датируем набросок условно — 1945—1956 гг.