Стихотворения Владимира Бенедиктова. Второе издание. В. Г. Белинский

Мы было дали себе слово ничего больше не говорить о стихотворениях г. Бенедиктова, предоставляя времени решить вопрос о их достоинстве, этот вопрос, который для некоторых кажется важным и спорным; но второе издание этих стихотворений заставляет нас, против воли, нарушить слово. Чтобы не повторять уже сказанного нами так определительно и ясно и чтобы в самом деле не сделать важного вопроса из такого простого и очевидного дела, мы скажем только, что вторичное прочтение «Стихотворений г. Бенедиктова» не только не заставило нас переменить уже высказанного мнения, но еще более утвердило в нем[1]. Да почему бы мы и переменили его? У г. Бенедиктова по-прежнему «сверкают веселья; любовь гнездится в ущельях сердец; дева вносится на горящей ладони в вихрь кружения; любовь блестит цветными огнями сердечного неба; чудная дева влечет магнитными прелестями железные сердца; солнце вонзает в дождевые капли пламя своего луча; искра души прихотливо подлетает к паре черненьких глаз и умильно посматривает в окна своей храмины; Матильда сидит на жеребце плотным усестом; могучею рукою вонзается сталь правды в шипучее сердце порока; морозный пар бесстрастного дыханья падает на пламя красоты»; и пр. и пр. Да, все эти выражения у г. Бенедиктова стоят по-прежнему, а мы по-прежнему думаем, что тот совсем не поэт, кто прибегает в своих стихах к подобным украшениям. Правда, мы заметили две значительные перемены или поправки, которые и выставляем здесь. Четыре стиха, напечатанные в первом издании так:

Нина, помнишь те мгновенья, —
Или времени струи
Возрастили мох забвенья
На развалинах любви?
во втором переделаны вот как:

Нина, помнишь те мгновенья —
Или времени поток
В море хладного сомненья
Все заветное увлек?
Потом стихи, напечатанные в первом издании так:

И долго томится, пока замелькает
По кареньким глазкам соблазна туман.
Матильда спрыгнула; седло остывает, —
И жаркие члены объемлет – диван, —
во втором издании заменены следующими:
И носится вихрем, пока утомленье
На светлые глазки накинет туман…
Матильда спрыгнула – и в сладком волненье
Кидается бурно на пышный диван.
Может быть, есть еще и другие перемены, кроме этих. Без сомнения, новые стихи лучше прежних; но что все это доказывает? – Ничего более, как то, что мы правы в нашем мнении о достоинстве «Стихотворений г. Бенедиктова». Так как переправлены и переделаны стихи, замеченные нами в то время, как особенно дурные, то мы вправе думать, что эти, хотя немногие, поправки сделаны автором вследствие наших замечаний. Нам приятно видеть, что г. Бенедиктов обратил внимание на наши советы и воспользовался ими, хотя и поздно; но это делает честь его характеру как человека, а не как поэта: по нашему мнению, поэт должен быть упрям и стоек, будучи уверен, что каждый его стих есть плод вдохновения, которое никогда не обманывается, которое всегда творит верно; должен походить на Пушкина, который в ответ одному критику, осуждавшему его стих из «Цыган»
И с камня на траву свалился,
сказал: «Я должен был так выразиться, я не мог иначе выразиться»[2].

Примечания
1 См. в наст. т. статью Белинского «Стихотворения Владимира Бенедиктова».

2 Критик, осудивший приведенную строку, – П. Вяземский. В своей статье о «Цыганах» («Московский телеграф», 1827, ч. XV, № 10, отд. I) он заметил: «Еще не хотелось бы видеть в поэме один вялый стих, который, бог знает как, в нее вошел…» (с. 121). Об ответе Пушкина Белинский узнал из статьи К. Полевого о «Полтаве»: «И не прав ли Пушкин, сказавший одному своему критику, осуждавшему его стих в «Цыганах» …Я именно так хотел, так должен был выразиться» («Московский телеграф», 1829, ч. XXVII, № 10, с. 221).