Бубновая история. Михаил Афанасьевич Булгаков I. СОН И ГОСБАНК Мохрикову в номере гостиницы приснился сон — громаднейший бубновый туз на ножках и с лентами на груди, на которых были написаны отвратительные лозунги: «Кончил дело — гуляй смело!» и «Туберкулезные, не глотайте мокроту!» — Какая смешная пакость! Тьфу! — молвил Мохриков и очнулся. Бодро оделся, взял портфель и отправился в Госбанк. В Госбанке Мохриков мыкался часа два и вышел из него, имея в портфеле девять тысяч рублей. Человек, получивший деньги, хотя бы и казенные, чувствует себя совершенно особенным образом. Мохрикову показалось, что он стал выше ростом на Кузнецком мосту. — Не толкайтесь, гражданин, — сурово и вежливо сказал Мохриков и даже хотел прибавить: — У меня девять тысяч в портфеле, — но потом раздумал. А на Кузнецком кипело, как в чайнике. Ежесекундно пролетали мягкие машины, в витринах сверкало, переливалось, лоснилось, и сам Мохриков отражался в них на ходу с портфелем то прямо, то кверху ногами. — Упоительный городишко Москва, — начал размышлять Мохриков, — прямо элегантный город! Сладостные и преступные мечтания вдруг пузырями закипели в мозгу Мохрикова: — Вообразите себе, дорогие товарищи... вдруг сгорает Госбанк! Гм... Как сгорает? Очень просто, разве он несгораемый? Приезжают команды, пожарные тушат. Только шиш с маслом — не потушишь, если как следует загорится! И вот вообразите: все сгорело к чертовой матери — бухгалтеры сгорели и ассигновки... И, стало быть, у меня в кармане... Ах, да!.. Ведь аккредитив-то из Ростова-на-Дону? Ах, шут тебя возьми. Ну, ладно, я приезжаю в Ростов-на-Дону, а наш красный директор взял да и помер от разрыва сердца, который аккредитив подписал! И кроме того, опять пожар, и сгорели все исходящие, выходящие, входящие — все, ко псам, сгорело. Хи-хи! Ищи тогда концов. И вот в кармане у меня беспризорных девять тысяч. Хи-хи! Ах, если б знал наш красный директор, о чем мечтает Мохриков, но он не узнает никогда... Что бы я сделал прежде всего?.. II. ОНА! ...Прежде всего... Она вынырнула с Петровки. Юбка до колен, клетчатая. Ножки — стройности совершенно неслыханной, в кремовых чулках и лакированных туфельках. На голове сидела шапочка, похожая на цветок колокольчик. Глазки — понятное дело. А рот был малиновый и пылал, как пожар. «Кончил дело, гуляй смело», — почему-то вспомнил Мохриков сон и подумал: «Дама что надо. Ах, какой город Москва! Прежде всего, если бы сгорел красный директор... Фу! вот талия...» — Пардон! — сказал Мохриков. — Я на улице не знакомлюсь, — сказала она и гордо сверкнула из-под колокольчика. — Пардон! — молвил ошеломленный Мохриков, — я ничего!.. — Странная манера, — говорила она, колыхая клетчатыми бедрами, — увидеть даму и сейчас же пристать. Вы, вероятно, провинциал? — Ничего подобного, я из Ростова, сударыня, на Дону. Вы не подумайте, чтобы я был какая-нибудь сволочь. Я — инкассатор. — Красивая фамилия, — сказала она. — Пардон, — отозвался Мохриков сладким голосом, — это должность моя такая: инкассатор из Ростова-на-Дону. Фамилия же моя Мохриков, позвольте представиться. Я из литовских дворян. Основная моя фамилия, предки когда-то носили — Мохр. Я даже в гимназии учился. — На Мопр похоже, — сказала она. — Помилуйте! Хи-хи! — А что значит «инкассатор»? — Ответственная должность, мадам. Деньги получаю в банках по девять, по двенадцать тысяч и даже больше. Тяжело и трудно, но ничего. Облечен доверием... «Говорил я себе, чтобы штаны в полоску купить. Разве можно в таких штанах с дамой разговаривать на Кузнецком? Срам!» — Скажите, пожалуйста: деньги? Это интересно! — Да-с, хи-хи! Что деньги! Деньги — тлен! — А вы женаты? — Нет, а вы такие молодые, мадам, и одинокие, как... — Как что? — Хи-хи, былинка. — Ха-ха! — Хи-хи. ....................................................... — Сухаревская-Садовая, №201... Вы ужасно дерзкий инкассатор! — Ах, что вы! Мерси. Только в номер заеду переоденусь, У меня в номере костюмов — прямо гибель. Это дорожный, так сказать, не обращайте внимания — рвань. А какая у вас шапочка очаровательная? Это что вышито на ней? — Карты. Тройка, семерка, туз. — Ах, какая прелесть. Хи-хи! — Ха-ха! III. ПРЕОБРАЖЕНИЕ — Побрейте меня, — сказал Мохриков, прижимая к сердцу девять тысяч, в зеркальном зале. — Слшсс... С волосами что прикажете? — Того, этого, причешите. — Ваня, прибор! Через четверть часа Мохриков, пахнущий ландышем, стоял у прилавка и говорил: — Покажите мне лакированные полуботинки... Через полчаса на Петровке в магазине под золотой вывеской «Готовое платье» он говорил: — А у вас где-нибудь, может быть, есть такая комнатка, этакая какая-нибудь, отдельная, где можно было бы брючки переодеть?.. — Пожалуйста. Когда Мохриков вышел на Петровку, публика оборачивалась и смотрела на его ноги. Извозчики с козел говорили: — Пожа, пожа, пожа... Мохриков отражался в витринах и думал: «Я похож на артиста императорских театров...» IV. НА РАССВЕТЕ ...Когда вся Москва была голубого цвета, и коты, которые днем пребывают неизвестно где, ночью ползали, как змеи, из подворотни в подворотню, на Сухаревской-Садовой стоял Мохриков, прижимая портфель к груди, и, покачиваясь, бормотал: — М-да... Сельтерской воды или пива если я сейчас не выпью, я, дорогие товарищи, помру, и девять тысяч подберут дворники на улице... То есть не девять, позвольте... Нет, не девять... А вот что я вам скажу: ботинки — сорок пять рублей... Да, а где еще девять червонцев? Да, брился я — рубль пятнадцать... Довольно зто паскудно выходит... Впрочем, там аванс сейчас я возьму. А как он мне не даст? Вдруг я приезжаю, говорят, что от разрыва сердца помер, нового назначили. Комичная история тогда выйдет. Дорогой Мохриков, спросят, а где же двести пятьдесят рублей? Потерял их, Мохриков, что ли? Нет, пусть уж он лучше не помирает, сукин кот... Извозчик, где сейчас пива можно выпить в вашей паршивой Москве? — Пожа, пожа, пожа... В казине. — Это самое... как его зовут?.. Подъезжай сюда. Сколько? — Два с полтиной. — И... э... ну, вот, что ты? Как тебя зовут?.. Поезжай. V. О, КАРТЫ!.. Человек в шоколадном костюме и ослепительном белье, с перстнем на пальце и татуированным якорем на кисти, с фокусной ловкостью длинной белой лопаткой разбрасывал по столу металлические круглые марки и деньги и говорил: — Банко сюиви! Пардон, месье, игра продолжается!.. За круглыми столами спали трое, положивши головы на руки, подобно бездомным детям. В воздухе плыл сизый табачный дым. Звенели звоночки, и бегали с сумочками артельщики, меняли деньги на марки. В голове у Мохрикова после горшановского пива несколько светлело, подобно тому, как светлело за окнами. — Месье, чего же вы стоите на ногах? — обратился к нему человек с якорем и перстнем. — Есть место, прошу занимайте. Банко сюиви! — Мерси! — мутно сказал Мохриков и вдруг машинально плюхнулся в кресло. — Червонец свободен, — сказал человек с якорем и спросил у Мохрикова: — Угодно, месье? — Мерси! — диким голосом сказал Мохриков... VI. КОНЕЦ ИСТОРИИ Озабоченный и очень вежливый человек сидел за письменным столом в учреждении. Дверь открылась, и курьер впустил Мохрикова. Мохриков имел такой вид: на ногах у него были лакированные ботинки, в руках портфель, на голове пух, а под глазами — зеленоватые гнилые тени, вследствие чего курносый нос Мохрикова был похож на нос покойника. Черные косяки мелькали перед глазами у Мохрикова и изредка прерывались черными полосками, похожими на змей; когда же он взвел глаза на потолок, ему показалось, что тот, как звездами, усеян бубновыми тузами. — Я вас слушаю, — сказал человек за столом. — Случилось чрезвычайно важное происшествие, — низким басом сказал Мохриков, — такое происшествие, прямо неописуемое. Голос его дрогнул и вдруг превратился в тонкий фальцет. — Слушаю вас, — сказал человек. — Вот портфель, — сказал Мохриков, — извольте видеть — дыра, — доложил Мохриков и показал. Действительно, в портфеле была узкая дыра. — Да, дыра, — сказал человек. Помолчали. — В трамвай сел, — сказал Мохриков, — вылезаю, и вот (он вторично указал на дыру) — ножиком взрезали! — А что было в портфеле? — спросил человек равнодушно. — Девять тысяч, — ответил Мохриков детским голосом. — Ваши? — Казенные, — беззвучно ответил Мохриков. — В каком трамвае вырезали? — спросил человек, и в глазах у него появилось участливое любопытство. — Э... э... в этом, как его, в двадцать седьмом... — Когда? — Только что, вот сейчас. В банке получил, сел в трамвай и... прямо форменный ужас... — Так. Фамилия ваша как? — Мохриков. Инкассатор из Ростова-на-Дону. — Происхождение? — Отец от станка, мать кооперативная, — сказал жалобным голосом Мохриков. — Прямо погибаю, что мне теперича делать, ума не приложу. — Сегодня банк заперт, — сказал человек, — в воскресенье. Вы, наверное, перепутали, гражданин. Вчера вы деньги получили? «Я погиб», — подумал Мохриков, и опять тузы замелькали у него в глазах, как ласточки, потом он хриплым голосом добавил: — Да это я вчера, которые эти... д... деньги получил. — А где были вечером вчера? — спросил человек. — Э... э... Ну, натурально в номере. В общежитии, где остановился... — В казино не заезжали? Мохриков бледно усмехнулся: — Что вы! Что вы! Я даже это... не это... не, не был, да... — Да вы лучше скажите, — участливо сказал человек, — а то ведь каждый приходит и говорит — трамвай, трамвай, даже скучно стало. Дело ваше такое, что все равно лучше прямо говорить, а то, знаете, у вас пух на голове, например, и вообще. И в трамвае вы ни в каком не ездили... — Был, — вдруг сказал Мохриков и всхлипнул. — Ну, вот и гораздо проще, — оживился человек за столом. — И мне удобнее, и вам. И позвонивши, сказал в открывшуюся дверь: — Товарищ Вахромеев, вот гражданина нужно будет проводить... И Мохрикова повел Вахромеев Комментарии. В. И. Лосев Бубновая история