Воробьишко. Максим Горький У воробьёв совсем так же, как у людей: взрослые воробьи и воробьихи — пичужки скучные и обо всём говорят, как в книжках написано, а молодежь — живёт своим умом. Жил-был желторотый воробей, звали его Пудик, а жил он над окошком бани, за верхним наличником, в тёплом гнезде из пакли, моховинок и других мягких материалов. Летать он ещё не пробовал, но уже крыльями махал и всё выглядывал из гнезда: хотелось поскорее узнать — что такое божий мир и годится ли он для него? — Что, что? — спрашивала его воробьиха-мама. Он потряхивал крыльями и, глядя на землю, чирикал: — Чересчур черна, чересчур! Прилетал папаша, приносил букашек Пудику и хвастался: — Чив ли я? Мама-воробьиха одобряла его: — Чив-чив! А Пудик глотал букашек и думал: «Чем чванятся — червяка с ножками дали — чудо!» И всё высовывался из гнезда, всё разглядывал. — Чадо, чадо, — беспокоилась мать, — смотри — чебурахнешься! — Чем, чем? — спрашивал Пудик. — Да не чем, а упадёшь на землю, кошка — чик! и — слопает! — объяснил отец, улетая на охоту. Так всё и шло, а крылья расти не торопились. Подул однажды ветер — Пудик спрашивает: — Что, что? — Ветер дунет на тебя — чирк! и сбросит на землю — кошке! — объяснила мать. Это не понравилось Пудику, он и сказал: — А зачем деревья качаются? Пусть перестанут, тогда ветра не будет… Пробовала мать объяснить ему, что это не так, но он не поверил — он любил объяснять всё по-своему. Идёт мимо бани мужик, махает руками. — Чисто крылья ему оборвала кошка, — сказал Пудик, — одни косточки остались! — Это человек, они все бескрылые! — сказала воробьиха. — Почему? — У них такой чин, чтобы жить без крыльев, они всегда на ногах прыгают, чу? — Зачем? — Будь-ка у них крылья, так они бы и ловили нас, как мы с папой мошек… — Чушь! — сказал Пудик. — Чушь, чепуха! Все должны иметь крылья. Чать, на земле хуже, чем в воздухе!.. Когда я вырасту большой, я сделаю, чтобы все летали. Пудик не верил маме; он ещё не знал, что, если маме не верить, это плохо кончится. Он сидел на самом краю гнезда и во всё горло распевал стихи собственного сочинения: Эх, бескрылый человек, У тебя две ножки, Хоть и очень ты велик, Едят тебя мошки! А я маленький совсем, Зато сам мошек ем. Пел, пел да и вывалился из гнезда, а воробьиха за ним, а кошка — рыжая, зелёные глаза — тут как тут. Испугался Пудик, растопырил крылья, качается на сереньких ногах и чирикает: — Честь имею, имею честь… А воробьиха отталкивает его в сторону, перья у неё дыбом встали — страшная, храбрая, клюв раскрыла, — в глаз кошке целит. — Прочь, прочь! Лети, Пудик, лети на окно, лети… Страх приподнял с земли воробьишку, он подпрыгнул, замахал крыльями — раз, раз, и — на окне! Тут и мама подлетела — без хвоста, но в большой радости, села рядом с ним, клюнула его в затылок и говорит: — Что, что? — Ну что ж! — сказал Пудик. — Всему сразу не научишься! А кошка сидит на земле, счищая с лапы воробьихи-ны перья, смотрит на них — рыжая, зелёные глаза — и сожалительно мяукает: — Мя-аконький такой воробушек, словно мы-ышка… Мя-увы… И всё кончилось благополучно, если забыть о том, что мама осталась без хвоста… Про Иванушку-дурачка РУССКАЯ НАРОДНАЯ СКАЗКА Жил-был Иванушка-дурачок, собою красавец, а что ни сделает, всё у него смешно выходит, не так, как у людей. Нанял его в работники один мужик, а сам с женой собрался в город; жена и говорит Иванушке: — Останешься ты с детьми, гляди за ними, накорми их! — А чем? — спрашивает Иванушка. — Возьми воды, муки, картошки, покроши да свари — будет похлёбка! Мужик приказывает: — Дверь стереги, чтобы дети в лес не убежали! Уехал мужик с женой; Иванушка влез на полати, разбудил детей, стащил их на пол, сам сел сзади их и говорит: — Ну вот, я гляжу за вами! Посидели дети некоторое время на полу — запросили есть; Иванушка втащил в избу кадку воды, насыпал в неё полмешка муки, меру картошки, разболтал всё коромыслом и думает вслух: — А кого крошить надо? Услыхали дети — испугались: — Он, пожалуй, нас искрошит! И тихонько убежали вон из избы. Иванушка посмотрел вслед им, почесал затылок — соображает: — Как же я теперь глядеть за ними буду? Да ещё дверь надо стеречь, чтобы она не убежала! Заглянул в кадушку и говорит: — Варись, похлёбка, а я пойду за детьми глядеть! Снял дверь с петель, взвалил её на плечи себе и пошёл в лес; вдруг навстречу ему медведь шагает — удивился, рычит: — Эй ты, зачем дерево в лес несёшь? Рассказал ему Иванушка, что с ним случилось, — медведь сел на задние лапы и хохочет: — Экой ты дурачок! Вот я тебя съем за это! И Иванушка говорит: — Ты лучше детей съешь, чтоб они в другой раз отца-матери слушались, в лес не бегали! Медведь ещё сильней смеется, так и катается по земле со смеху! — Никогда такого глупого не видал! Пойдём, я тебя жене своей покажу! Повёл его к себе в берлогу. Иванушка идёт, дверью за сосны задевает. — Да брось ты её! — говорит медведь. — Нет, я своему слову верен: обещал сберечь, так уж устерегу. Пришли в берлогу. Медведь говорит жене: — Гляди, Маша, какого я тебе дурачка привёл! Смехота! А Иванушка спрашивает медведицу: — Тётя, не видала ребятишек? — Мои — дома, спят. — Ну-ка, покажи, не мои ли это? Показала ему медведица трёх медвежат; он говорит: — Не эти, у меня двое было. Тут и медведица видит, что он глупенький, тоже смеётся: — Да ведь у тебя человечьи дети были! — Ну да, — сказал Иванушка, — разберёшь их, маленьких-то, какие чьи! — Вот забавный! — удивилась медведица и говорит мужу: — Михайло Потапыч, не станем его есть, пусть он у нас в работниках живёт! — Ладно, — согласился медведь, — он хоть и человек, да уж больно безобидный! Дала медведица Иванушке лукошко, приказывает: — Поди-ка набери малины лесной, — детишки проснутся, я их вкусненьким угощу! — Ладно, это я могу! — сказал Иванушка. — А вы дверь постерегите! Пошёл Иванушка в лесной малинник, набрал малины полное лукошко, сам досыта наелся, идёт назад к медведям и поёт во всё горло: Эх, как неловки Божии коровки! То ли дело — муравьи Или ящерицы! Пришёл в берлогу, кричит: — Вот она, малина! Медвежата подбежали к лукошку, рычат, толкают друг друга, кувыркаются, — очень рады! А Иванушка, глядя на них, говорит: — Эхма, жаль, что я не медведь, а то и у меня дети были бы. Медведь с женой хохочут. — Ой, батюшки мои! — рычит медведь. — Да с ним жить нельзя, — со смеху помрёшь! — Вот что, — говорит Иванушка, — вы тут постерегите дверь, а я пойду ребятишек искать, не то хозяин задаст мне! А медведица просит мужа: — Миша, ты бы помог ему! — Надо помочь, — согласился медведь, — уж очень он смешной! Пошёл медведь с Иванушкой лесными тропами, идут — разговаривают по-приятельски: — Ну и глупый же ты! — удивляется медведь, а Иванушка спрашивает его: — А ты — умный? — Я-то? — Ну да! — Не знаю. — И я не знаю. Ты — злой? — Нет. Зачем? — А по-моему — кто зол, тот и глуп. Я вот тоже не злой. Стало быть, оба мы с тобой не дураки будем. — Ишь ты, как вывел! — удивился медведь. Вдруг — видят: сидят под кустом двое детей, уснули. Медведь спрашивает: — Это твои, что ли? — Не знаю, — говорит Иванушка, — надо их спросить. Мои — есть хотели. Разбудили детей, спрашивают: — Хотите есть? Те кричат: — Давно хотим! — Ну, — сказал Иванушка, — значит, это и есть мои! Теперь я поведу их в деревню, а ты, дядя, принеси, пожалуйста, дверь, а то самому мне некогда, мне ещё надобно похлёбку варить! — Уж ладно! — сказал медведь. — Принесу! Идёт Иванушка сзади детей, смотрит за ними, как ему приказано, а сам поёт: Эх, вот так чудеса! Жуки ловят зайца. Под кустом сидит лиса, Очень удивляется! Пришёл в избу, а уж хозяева из города воротились, видят: посреди избы кадушка стоит, доверху водой налита, картошкой насыпана да мукой, детей нет, дверь тоже пропала, — сели они на лавку и плачут горько. — О чём плачете? — спросил Иванушка. Тут увидали они детей, обрадовались, обнимают их, а Иванушку спрашивают, показывая на его стряпню в кадке: — Это чего ты наделал? — Похлёбку! — Да разве так надо? — А я почему знаю — как? — А дверь куда девалась? — Сейчас её принесут, — вот она! Выглянули хозяева в окно, а по улице идёт медведь, дверь тащит, народ от него во все стороны бежит, на крыши лезут, на деревья; собаки испугались — завязли со страху в плетнях, под воротами; только один рыжий петух храбро стоит среди улицы и кричит на медведя: — Кину в реку-у!.. Случай с Евсейкой Однажды маленький мальчик Евсейка — очень хороший человек! — сидя на берегу моря, удил рыбу. Это очень скучное дело, если рыба, капризничая, не клюёт. А день был жаркий; стал Евсейка со скуки дремать и — бултых! — свалился в воду. Свалился, но ничего, не испугался и плывёт тихонько, а потом нырнул и тотчас достиг морского дна. Сел на камень, мягко покрытый рыжими водорослями, смотрит вокруг — очень хорошо! Ползёт не торопясь алая морская звезда, солидно ходят по камням усатые лангусты, боком-боком двигается краб; везде на камнях, точно крупные вишни, рассеяны актинии, и всюду множество всяких любопытных штук: вот цветут-качаются морские лилии, мелькают, точно мухи, быстрые креветки, вот тащится морская черепаха, и над её тяжёлым щитом играют две маленькие зелёные рыбёшки, совсем как бабочки в воздухе, и вот по белым камням везёт свою раковину рак-отшельник. Евсейка, глядя на него, даже стих вспомнил. Дом — не тележка у дедушки Якова… И вдруг, слышит, над головою у него точно кларнет запищал: — Вы кто такой? Смотрит — над головою у него огромнейшая рыба в сизо-серебряной чешуе, выпучила глаза и, оскалив зубы, приятно улыбается, точно её уже зажарили и она лежит на блюде среди стола. — Это вы говорите? — спросил Евсей. — Я-а… Удивился Евсейка и сердито спрашивает: — Как же это вы? Ведь рыбы не говорят! А сам думает: «Вот так раз! Немецкий я вовсе не понимаю, а рыбий язык сразу понял! Ух, какой молодчина!» И, приосанясь, оглядывается: плавает вокруг него разноцветная игривая рыбёшка и — смеётся, разговаривает: — Глядите-ко! Вот чудище приплыло: два хвоста! — Чешуи — нет, фи! — И плавников только два! Некоторые, побойчее, подплывают прямо к носу и дразнятся: — Хорош-хорош! Евсейка обиделся: «Вот нахалки! Будто не понимают, что пред ними настоящий человек…» И хочет поймать их, а они, уплывая из-под рук, резвятся, толкают друг друга носами в бока и поют хором, дразня большого рака: Под камнями рак живёт, Рыбий хвостик рак жуёт, Рыбий хвостик очень сух, Рак не знает вкуса мух. А он, свирепо шевеля усами, ворчит, вытягивая клешни: — Попадитесь-ка мне, я вам отстригу языки-то! «Серьёзный какой», — подумал Евсейка. Большая же рыба пристаёт к нему: — Откуда это вы взяли, что все рыбы — немые! — Папа сказал. — Что такое — папа? — Так себе… Вроде меня, только побольше, и усы у него. Если не сердится, то очень милый… — А он рыбу ест? Тут Евсейка испугался: скажи-ка ей, что ест! Поднял глаза вверх, видит сквозь воду мутно-зелёное небо и солнце в нём, жёлтое, как медный поднос; подумал мальчик и сказал неправду: — Нет, он не ест рыбы, костлявая очень… — Однако — какое невежество! — обиженно вскричала рыба. — Не все же мы костлявые! Например — моё семейство… «Надо переменить разговор», — сообразил Евсей и вежливо спрашивает: — Вы бывали у нас наверху? — Очень нужно! — сердито фыркнула рыба. — Там дышать нечем… — Зато — мухи какие… Рыба оплыла вокруг него, остановилась прямо против носа да вдруг и говорит: — Мух-хи? А вы зачем сюда приплыли? «Ну, начинается! — подумал Евсейка. — Съест она меня, дура…» И, будто бы беззаботно, ответил: — Так себе, гуляю… — Гм? — снова фыркнула рыба. — А может быть, вы — уже утопленник? — Вот ещё! — обиженно крикнул мальчик. — Нисколько даже! Я вот сейчас встану и… Попробовал встать, а — не может: точно его тяжёлым одеялом окутали — ни поворотиться, ни пошевелиться! «Сейчас я начну плакать», — подумал он, но тотчас же сообразил, что, плачь не плачь, в воде слёз не видно, и решил, что не стоит плакать, — может быть, как-нибудь иначе удастся вывернуться из этой неприятной истории. А вокруг — господи! — собралось разных морских жителей — числа нет! На ногу взбирается голотурия, похожая на плохо нарисованного поросёнка, и шипит: — Желаю с вами познакомиться поближе… Дрожит перед носом морской пузырь, дуется, пыхтит, — укоряет Евсейку: — Хорош-хорош! Ни рак, ни рыба, ни моллюск, ай-я-яй! — Погодите, я, может, ещё авиатором буду, — говорит ему Евсей, а на колени его влез лангуст и, ворочая глазами на ниточках, вежливо спрашивает: — Позвольте узнать, который час? Проплыла мимо сепия, совсем как мокрый носовой платок; везде мелькают сифонофоры, точно стеклянные шарики, одно ухо щекочет креветка, другое — тоже щупает кто-то любопытный, даже по голове путешествуют маленькие рачки, — запутались в волосах и дёргают их. «Ой, ой, ой!» — воскликнул про себя Евсейка, стараясь смотреть на всё беззаботно и ласково, как папа, когда он виноват, а мама сердится на него. А вокруг в воде повисли рыбы — множество! — поводят тихонько плавниками и, вытаращив на мальчика круглые глаза, скучные, как алгебра, бормочут: Как он может жить на свете без усов и чешуи? Мы бы, рыбы, не могли бы раздвоить хвосты свои! Не похож он ни на рака, ни на нас — весьма во многом! Не родня ли это чудо безобразным осьминогам? «Дуры! — обиженно думает Евсейка. — У меня по русскому языку в прошлом году две четвёрки было…» И делает такой вид, будто он ничего не слышит, даже хотел беззаботно посвистеть, но — оказалось — нельзя: вода лезет в рот, точно пробка. А болтливая рыба всё спрашивает его: — Нравится вам у нас? — Нет… то есть — да, нравится… У меня дома… тоже очень хорошо, — ответил Евсей и снова испугался. «Батюшки, что я говорю?! Вдруг она рассердится, и начнут они меня есть…» Но вслух говорит: — Давайте как-нибудь играть, а то мне скучно… Это очень понравилось болтливой рыбе, она засмеялась, открыв круглый рот так, что стали видны розовые жабры, виляет хвостом, блестит острыми зубами и старушечьим голосом кричит: — Это хорошо — поиграть! Это очень хорошо — поиграть! — Поплывёмте наверх! — предложил Евсей. — Зачем? — спросила рыба. — А вниз уже нельзя ведь! И там, наверху, — мухи. — Му-хи! Вы их любите?.. Евсей любил только маму, папу и мороженое, но ответил: — Да… — Ну что ж? Поплывём! — сказала рыба, перевернувшись головой вверх, а Евсей тотчас цоп её за жабры и кричит: — Я — готов! — Стойте! Вы, чудовище, слишком засунули свои лапы в жабры мне… — Ничего! — Как это — ничего? Порядочная рыба не может жить не дыша. — Господи! — вскричал мальчик. — Ну, что вы спорите всё? Играть так играть… А сам думает: «Лишь бы она меня немножко подтащила наверх, а там уже я вынырну». Поплыла рыба, будто танцуя, и поёт во всю мочь: Плавниками трепеща, И зубаста да тоща, Пищи на обед ища, Ходит щука вкруг леща! Маленькие рыбёшки кружатся и хором орут: Вот так штука! Тщетно тщится щука Ущемить леща! Вот так это — штука! Плыли, плыли, чем выше — тем всё быстрее и легче, и вдруг Евсейка почувствовал, что голова его выскочила на воздух. — Ой! Смотрит — ясный день, солнце играет на воде, зелёная вода заплёскивает на берег, шумит, поёт; Евсейкино удилище плавает в море, далеко от берега, а сам он сидит на том же камне, с которого свалился, и уже весь сухой! — Ух, — сказал он, улыбаясь солнцу, — вот я и вынырнул!