«Виргилиева Энеида, вывороченная наизнанку». Николай Михайлович Карамзин

Часть I. Санктпетербург, в типографии И. К. Шнора, 1791 года

Никто из древних поэтов не был так часто травестирован, как бедный Виргилий. Француз Скаррон, англичанин Коттон и немец Блумауер,[1] хотели на счет его забавлять публику, и в самом деле забавляли. Те, которые не находили вкуса в важной Энеиде, читали с великою охотою шуточное переложение сей поэмы, и смеялись от всего сердца. Один из наших соотечественников вздумал также позабавиться над стариком Мароном, и нарядить его в шутовское платье. При всем моем почтении к величайшему из поэтов Августова времени, я не считаю за грех такие шутки, – и Виргилиева истинная Энеида останется в своей цене, не смотря на всех французских, английских, немецких и русских пересмешников. Только надобно, чтобы шутки были в самом деле забавны; иначе они будут несносны для читателей, имеющих вкус. По справедливости можно сказать, что в нашей вывороченной наизнанку Энеиде есть много хороших, и даже в своем роде прекрасных мест. Я приведу здесь некоторые из них. Юнона просит Эола, чтобы он возмутил море и погубил Троянцев.

Эол ей низко поклоняся,
Мешок поспешно развязал,
И сам к сторонке притуляся,
Он ветрам всем свободу дал.
Вздурились ветры, засвистели,
Взвились, вскрутились, полетели —
Настала сильная гроза —
Иной пыхтел надувши губы,
Другой шипел оскаля зубы,
Иной дул выпуча глаза. —
Горшок у бабы как со щами
Бурлит в растопленной печи,
Так точно сильными волнами
Кипело море в той ночи.
. . . . . .
Ревела буря громогласно;
Свистали ветры как сурки.
Суда, качаясь ежечасно,
Ныряли в воду как нырки.
Иного сильною волною
Вверх опрокинуло кормою;
Другой наседкой на мель сел;
Иной песку с водой наелся;
Иной раздулся и разселся —
На дно за раками пошел.
Или:

Зевес тогда, с постели вставши,
С просонья морщился, зевал,
И только лишь глаза продравши
Нектара чашку ожидал,
Иль, по просту, отъемной водки,
. . . . . .
С похмелья он лечился сим.
Тут Ганимед с большим подносом
И с кружкой Геба, с красным носом
Тотчас явились перед ним.
По том Цитерска щеголиха,
Любви и волокитства мать,
Подкравшись в двери исподтиха,
Изволила пред ним предстать;
Как немка перед ним присела,
И жалобно ему запела:
Ах батюшка, сударик мой! и проч.
Или:

На креслах штофных с бахромою
Разнежившись сидел Эней,
И хвастать начал он собою
Перед Дидоною своей.
Все вдруг замолкли, занишкнули,
К рассказам уши протянули,
И слушали разинув рот.
Эней то видя восхищался,
Как можно больше лгать старался,
Весь надседая свой живот.
Естьли бы вся Энеида была так травестирована, то я поздравил бы русскую литературу с хорошим, и весьма хорошим комическим произведением; но, к сожалению, много и слабого, растянутого, слишком низкого; много также нечистых или противных ушам стихов – например:

Был мрак и днем так как в ночи:
Облизывался как кот, и проч.
– О приписании или дедикации в стихах… не скажу я ни слова.

Примечания
1 Француз Скаррон, англичанин Коттон, немец Блумауер – речь идет о поэмах П. Скаррона «Перелицованный Вергилий» (1648–1652), Ш. Коттона «Скаррониды, или Перелицованный