Звон караванного колокольчика, Мухаммад Икбал

Впервые об Икбале заговорили в Лахоре, старинном культурном центре индийской провинции Пенджаб, в 1904 году. Во времепа колониального завоевания Индии П енджаб оказывал упорное сопротивление захватчикам и был последним независимым
государством, вклю ченным в состав британских владений (1849).
Но с тех пор там не было крупны х антианглийских выступлений.
Н акануне первого подъема национально-освободительного движ ения народов Индии в 1905—1909 годах, казалось, самый воздух
в стране был напоен освободительными идеями. Однако участие в политической ж изни различны х социальных слоев П енджаба, в своем большинстве мусульман по религии, было крайне
незначительным. П енджабское мусульманское просветительное
общество, буржуазно-помещ ичье по своему классовому составу,
занималось преимущ ественно проблемами образования и развития я зы к а урду, а такж е распространением среди индийцев английской литературы . Это общество было вполне лояльно в отнош ении колониальных властей и стояло в стороне от политических вопросов, волновавш их передовых людей Индии. И вот на
еж егодной сессии общества в 1904 году с трибуны, с которой до
сих пор произносились лиш ь благонамеренные речи, неожидан
5
iii) прозвучала полная горечи и боли поэма о страданиях порабощенной чуж еземцами Индии, об отсутствии единства в рядах
индийских патриотов, поэтический призыв очнуться от политической спячки и объединиться во имя освобождения родины.
К ак поучительна картина мук твоих,
О Индия моя, скорбящ ая страна!
С рыданием твоим сливается мой стой,
Мне вечностью самой песнь гнева вручена.
О чуж еземец, рви цветы в моем саду,
Коль в ссоре сторож а и край во власти сна!
Индийцы, полно спать,— иль вас зем ля стряхнет,
И будущие вас не вспомнят племена.
Кто беспробудно снит — того природа губит,
Кто действием кипит — того, как сына, любит.
Автором поэмы («Картина страданий») был молодой преподаватель английского колледж а, пендж абец по национальности и
мусульманин по религии, М ухаммад И кбал (1873—1938). Н акануне первого революционного подъема в И ндии его песпь гнева
сливалась с голосами всех передовых людей 'Страны. В политической апатии («Край во власти сна») и в отсутствии единства
(«В ссоре сторожа») увидел поэт причины страданий индийского
народа.
Семья М. И кбала не принадлеж ала к избранным кругам мусульманской знати. Его отец, торговец среднего достатка, готовил сына себе в преемники. Детство И кбал провел в Сиалкоте,
старинном городе, расположенном на границе Западного П ендж аба и княж ества Каш мир. В средневековой истории Индии Сиалкот играл немаловаж ную роль. Однако во времена И кбала это
был небольшой торговый центр. Отец И кбала дал сыну вполне
современное европейское образование. В то ж е время, будучи
ортодоксальным мусульманином, он не пренебрег и его рели6
гиозным воспитанием. Поэтому И кбал с юных лет отличался прекрасны м знанием арабского язы ка, арабо-персидской литературы
и мусульманского богословия. Ещ е студентом оп принимал участие в литературны х состязапиях пендж абских поэтов (муш аира)
и обратил на себя внимание мастеров поэзии на язы ке урду.
В 1899 году он закончил с золотой медалыо правительственный
колледж в Л ахоре, где и остался преподавать философию и
право.
Общественно-политические и философские взгляды Икбала,
его поэтическое мастерство формировались в период бурного
роста национального самосознания индийской бурж уазии и усиления политической активности индийской интеллигенции. Мировоззрение последней отличалось глубокой двойственностью. Она
была в то время почти единственной выразительницей общ енационального стремления индийцев к независимости и борьбе
против иноземного ига. Она отраж ала интересы индийской бурж уазии, стремивш ейся покончить с феодальной отсталостью, создать собственную промыш ленность и вывести страну на путь независимого капиталистического развития. В ее мировоззрении
проявлялось такж е стремление ш ироких народных масс к демократическим преобразованиям, ей были свойственны зачастую и
стихийные утопические социалистические идеи. В то ж е время,
не свободная от влияния феодальной идеологии, она идеализировала доколониальное прошлое и стремилась сохранить от посягательств европейцев религию, а иногда и касту, как институты, определяю щ ие «самобытность» и «независимость» индийской
культуры .
И ндийская интеллигенция была крайне неоднородна по своему составу. Но соединение свободолюбивых идеалов с отмеченными выш е противоречиями и слабостями было свойственно в той
или иной степени больш инству ее представителей, в том число
и М ухаммаду Икбалу.
7
Кдпа ступив на поэтическую стезю, И кбал писал о назначении поэта:
Точно тело — народ, люди — части огромного тела;
Руки, нога — все те, кто работает, делает дело;
Л ик — все те, кто кормило правления держ ит высоко;
А поэт? Он родного народа всезрягцее око.
Если тело болит — плачет око и громки рыданья:
Столько к телу, к народу, в поэте любви, состраданья!
( «Поэт» )
В этом стихотворении — зародыш и и величия и слабости И кбала. Ч ерез все периоды своей творческой деятельности пронес
он образ Поэта — «всезрящ его ока народа», сила которого в неразры вной связи со своим телом — народом. В то ж е время, как
и большинство других представителей индийской интеллигенции,
оп видел в трудящ ихся лиш ь «руки и ноги» народа, а естественным руководителем — «ликом», главой, считал избранных, то
есть образованную бурж уазию , интеллигенцию . Однако господство
иноземцев причиняло, по словам И кбала, боль всему телу
Индии.
Своей поэзией И кбал стремился пробудить у индийцев, и
преж де всего у индийских мусульман, интерес к политической
л и з н и страны и ж елание активно бороться против темноты, невеж ества и всех тех зол, которые, по словам поэта, препятствовали освобождению плененной иноземцами Индии. Не случайно
влож ил он в уста ребенка такую молитву:
О боже, дай мне светоча пыланье,
Чтоб отступили темнота и зло,
Чтоб стало в каж дом уголке светло...
...Да буду к свету знания влеком,
Да буду я слугой для братьи нищей,
Для слабых — силой, для голодных — пищей.
(«Молитва ребенка»)
П рекрасные поэтические образы И кбала (например, образ
птицы-Ипдии, в стихотворении «Ж алобы птицы») сразу ж е получили широкое распространение далеко за пределами Пенджаба.
Д ля многоязычной Индии, общество которой было осквернено
различиям и меж ду высш ими и низш ими кастами, меж ду индусской и мусульманской религиозными общ инами (индусским большинством и мусульманским меньш инством н аселения), стихи И кбала о необходимости преодоления внутренних различий и укрепления единства индийцев приобретали особое, патриотическое звучание.
Достаточно вспомнить «Крик боли», буквально вы рвавш ийся
у поэта после одного из индусско-мусульманских столкновений,
спровоцированных колониальны ми властями накануне антиимпериалистического подъема 1905—1909 годов.
Я терзаю сь, и боли уж аспа причина.
Поглоти меня, Ганги ш ирокой пучина!
На земле моей — рознь, а народ изнемог:
Н аш а близость — враж ды, а не друж бы залог!
Нет единства, а ссора двух близких позорна...
В те годы, когда колониальные власти подготавливали закон
об отдельном политическом представительстве мусульманской и
индийской общин, пы таясь таким образом расколоть национальные
силы страны, И кбал создал вдохновляю щ ий поэтический образ
индусско-мусульманского единства. «Не в силах этой лж и терпеть, я храм покинул и мечеть, теперь ни брахман, ни сайд мне не
нуж ны в пути моем. Не пы ш ных идолов твоих,— обращ ается он
к индусам,— и не звучанье сур святы х,— говорит он мусульманам,— любой комок родной земли считаю высш им божеством!»
И кбал призы вает соотечественников создать «новый храм»,
где были бы преодолены старые религиозные барьеры и где царствовала бы лиш ь любовь к матери-Индии:
Слепой враж ды рубеж сотрем, чтоб вновь идти одним путем.
9
Противоречивость мировоззрения И кбала проявилась, однако,
в том, что, призы вая в стихах к преодолению религиозных барьеров, он в то ж е врем я продолж ал верить в превосходство ислама
над другими религиями и был известен но только как поэт, по и
как крупны й мусульманский политический деятель, богослов и
философ.
Впрочем, меж ду Икбалом-политиком, Икбалом-философом и
Икбалом-поэтом никогда не было полного единства. В философии
И кбал был идеалистом. Его взгляды формировались под влиянием К анта и Гегеля; как и многие его современники, он «переболел» ницшеанством. В то ж е время он вы ступал против слепого следования идеям Запада. «Это новое вино ослабит наш ум,
этот свет только усилит темноту»,— писал он о бурж уазной цивилизации в Европе, противопоставляя ей «великую преобразую ­
щую роль ислама».
Этические взгляды И кбала — это взгляды борца, стремивш егося к тому, чтобы изменить судьбу своей угнетенной родины, и
уверенного в том, что мир следует и можно переделать. «Самоуспокоение и покой — смерть, действие — это ж изнь»,— утверж дал
он. Философия человека-деятеля наш ла яркое вы раж ение в поэзии Икбала.
Современники И кбала и исследователи его творчества назы вали И кбала поэтом-философом. Сам И кбал считал поэзию
«ореолом истинной философии и подлинных знаний». Однако в
своей философии человека-деятеля И кбал не был последовательным, и на его взглядах леж ала печать неверия в народные
массы.
Н епоследовательным был он и в своих политических взглядах. Стремясь к независимости Индии, призы вая к активной
борьбе во им я этой независимости, он считал, что час освобождения еще не пробил. И кбал был антиимпериалистически настроенным человеком, но он был преж де всего деятелем мусулъ10
манской общины. Это наш ло отраж ение в его чрезвычайно популярном среди пенджабской молодежи во врем я революционного подъема 1905—1909 годов стихотворении «Студентам Алигархского колледжа». А лигархский колледж был создан в 1877 году с помощью английских властей отцом мусульманского просветительства Саид Ахмад-ханом. Этот колледж воспитал целое
поколение мусульманской интеллигенции, способствовал освобождению умов мусульманской молодежи от м ертвящ ей схоластики
м усульманских богословов. В то ж е время руководители колледжа, принадлеж авш ие к самому правому кры лу бурж уазно-помещичьей: верхуш ки мусульманской общины, стремились оградить
молодежь от распространения револю ционных идей и антианглийских настроений. И вот в те годы, когда колониальные власти всеми силами старались использовать деятелей А лигарха для
раскола национальных сил страны, когда с кафедр колледж а
раздавались призывы к благоразумию , поддерж ке английских благодетелей и проклятия по адресу индийских националистов, осмеливш ихся выступить с осуждением колониального господства,
студенты получили послание популярного и любимого поэта:
Шлют много посланий люди, мое посла нье иное.
У любящего отчизну и слов звучанье иное.
Ты слыш ал бессильный ропот в силках трепещ ущ ей птицы,
П ослуш ай вольную птицу — ее стенанье иное.
П ока на горле кувш ина оставьте кирпич традиций!
Когда вино перебродит — придет сознанье иное.
(«Студентам Алигархского колледжа»)
Поэт признавал, что ещ е не настало время сбросить «кирпич
традиций», под которым оп подразумевал иностранное господство. Но его постоянный рефрен о том, что неизбежно придет
иное сознание, сознание необходимости освобождения, не остав11
л ял сомнения в его собственном ж елании быстрее сбросить этот
«кирпич».
В то яге время И кбал никогда пе был последовательным
сторонником массовых револю ционных методов борьбы и в политике, к ак и в философии, верил в преобразую щую роль ислама. Поэтому свою политическую судьбу он связал с мусульманским религиозно-общинным движением и М усульманской лигой,
партией мусульманской бурж уазии и помещиков, основанной в
1900 году и возглавивш ей впоследствии движение за создание
П акистана. И кбал разделял теорию о сущ ествовании «особой мусульманской нации», выдвинутую руководителями М усульманской лиги, и считается поэтому в мусульманском мире одним из
идеологов «мусульманского национализма».
Но Икбал-поэт во многом поднялся над ограниченностью
И кбала-политика. Его поэтические образы прочно вош ли в сокровищ ницу индийской поэзии. И кбала-поэта знает и любит
народ. П рогрессивная общ ественность по праву считает его одним из самы х популярны х поэтов эпохи колониализма в Индии.
В годы напряж енной борьбы за независимость песни Икбала
распевала вся револю ционная Индия.
В поэзии И кбал обращ ался не только ко всем индийским
патриотам, по и ко всем мусульманам угнетенного Востока. Поэтому он писал как на урду, одном из литературпы х языков
П енджаба, так и на фарси, который был понятен народам стран
Ближ него и Среднего Востока, а в самой Индии имел давпюю
литературную традицию.
С ложная поэтическая палитра И кбала состояла из красок,
почерпнуты х и на Востоке и на Западе. Форма и поэтические
образы стихов-раздумий И кбала, особенпо в первый период его
творчества, имели много общего с элегиями В. Вордсворта,
У. К упера и других английских романтиков так называемой
«озерной школы» первой половины ХТХ века (размы ш ления о
12
сущ ности бытия, сравнение явлепий природы с общественными
явлениям и и тому подобное).
Однако гораздо больш ее влияние оказала на Икбала классическая персидская поэзия, традициям которой он, по сущ еству, во многом п следовал. Его поэмы написаны на персидский
манер в форме маснави (парная рифм а). Встречались у него и
рубаи и газели, близкие по форме к стихам Х афиза, Амира Хосрова и известного суф ий ского1 поэта и философа XIII века
Руми. П оэзия суфиев — великих мистиков Востока — оказала
на творчество Икбала большое влияние. Однако с годами его
увлечение суфизмом сменилось резкой критикой мистицизма
вообще.
Отход от суфизма начался во время пребы вания И кбала в
Европе, куда он отправился в 1905 году для продолж ения своего
образования и где пробыл до 1909 года. Стихи этих лет составляю т второй период творчества поэта. От пантеизм а и мистицизма суфиев И кбал переходит к последовательному единобожию и сам входит иной раз в противоречие со своей идеалистической концепцией о «божественном характере сил природы». В написанной в Англии работе «Развитие мистицизма в
Персии» И кбал делает вывод, что мистицизм суфиев препятствует всестороннему развитию человеческой личности. В поэзии
отход от суфизма проявился в изменении поэтической трактовки
многих традиционных суфийских образов2. Герою Икбала, в
противоположность аскету-суфию , свойственно стремление к земным радостям. «Красиво и ж еланно всем лиш ь то, что преходяще»,— писал И кбал в стихотворении «Сущность красоты». Од1 Суфизм, как одно из направлений средневекового мистицизма, возник на Арабском Востоке в V III—IX веках и получил распространение в Индии сразу ж е после так называемого мусульманского завоевания (IX век).
2 См. об этом в прим ечаниях к стр. 38 («Свеча и мотылек»)
13
нако многим поэтическим образам суфийских лириков Икбал
остается верен всю свою ж изнь.
Основное место в творчестве И кбала занимало поэтическое
противопоставление начал добра и зла, света и тьмы. В плане
этого противопоставления дается поэтическая трактовка и поэтическое противопоставление вполне современных политических
явлений: идущ ей, по его мнению, к гибели цивилизации Запада
и ж дущ ей своего обновления культуры Востока; политической
апатии, темноты и невеж ества, с одной стороны, и стремления
к активной деятельности и ж аж ды знаний, с другой. Такое противопоставление мы видим и в поэтической символике Икбала.
В уста действовавш их в его произведениях великих поэтов прошлого, героев библейских и мусульманских преданий, Икбал
вклады вал собственные мысли.
Ш ирокое распространение в его творчестве символики объяснялось не только влиянием суфийских поэтических традиций.
Немаловаж ную роль играло, по-видимому, такж е сознательное
стремление поэта избеж ать преследования колониальных властей. Средствами поэтической мимикрии были и отвлеченные
поэтические образы, и романтическая аллегория. Символика Икбала была близка и понятна индийцам, особенно иидийцам-мусульманам. А нглийские ж е чиновники, хотя и чувствовали зачастую крамолу в стихах И кбала, не видели, однако, формальны х оснований для их запрещ ения, поскольку, на первый взгляд,
они далеко не всегда имели прямое отнош ение к политике.
Икбал мож ет быть с полным правом назван поэтом-романтиком. Но его романтизм, несмотря на отмеченные выше влияния,
сущ ественно отличался и от английского романтизма первой половины XIX века, и от поэтической символики суфиев. Поэтические образы И кбала были наполнены глубоким политическим
и философским содерж анием и перекликались с произведениями
революционного романтизма начала XX века.
14
Наиболее полно патриотический пафос граж данской лирики
И кбала проявился в его творчестве накануне первой мировой
войны и в период революционного подъема 1919—1923 годов,
начавш егося в Индии под непосредственным влиянием Великой
Октябрьской социалистической револю ции в России. По мнению
исследователей поэзии Икбала, 1909—1917 и 1918—1923 годы составили два новых важ ны х этапа в творчестве поэта.
В 1909 году в Л ахоре вновь заговорили об Икбале. Он только
что вернулся из Англии, опять был назначен преподавателем
философии и права в Лахорском колледже и вдруг неожиданно
для окруж аю щ их подал в отставку. Во имя своих свободолюбивых идеалов он отказался от хорошо оплачиваемой работы, заявив, что его призвание поэта-граж данипа несовместимо с государственной службой. Из уст в уста передавались слова И кбала
о том, что его отставка вы звана ж еланием «передать народу
свое послание», которое должно пробудить у каж дого стремление
К активны м действиям для освобождения родины от колониальной зависимости. Он реш ил полностью посвятить себя поэзии и
весьма ненадежной с точки зрения постоянного заработка адвокатской практике. Этот поступок произвел на окружаю щ их не
меньш ее впечатление, чем знаменитое выступление И кбала па
заседании просветительного общ ества в 1904 году. Десять лет
спустя, когда в 1919—1923 годах вся И ндия была охвачена антианглийскими волнениями, отказ индийских преподавателей от
работы в английских учебных заведениях стал составной частью
кам пании гражданского неповиновения, провозглаш енной Ганди.
Но в 1909 году отставка по политическим мотивам была из ряда
вон выходящ им событием.
Н акануне и в годы первой мировой войны н ачался бурный
рост политической активности индийской мелкобурж уазной интеллигенции. М усульманская интеллигенция не осталась в стороне от общего патриотического подъема. П оявились местные га15
зеты на национальны х язы ках, придерж ивавш иеся открыто антиимпериалистических позиций. Колониальные власти обруш или
н а головы индийских патриотов град репрессий. В 1915—1916 годах среди индийской интеллигенции начались аресты. Неспокойно было и на родине И кбала — в Л ахоре. П атриотически настроенная м усульм анская молодежь П енджаба группировалась вокруг газеты «Заминдар», отраж авш ей в те годы национальные
устремления ш ироких слоев населения. И кбал такж е сотрудничал в этой газете. Когда начались аресты, единомыш ленники
поэта приняли реш ение послать заклю ченным в тюрьму индийским патриотам первую философскую поэму И кбала «Тайны личности» («Асрар-и худи»), изданную в 1915 году.
Поэма И кбала была поэтическим утверж дением неисчерпаемых созидательных возможностей человеческой личности. Поэтфилософ воспевал не послуш ание и покорность, а твердость,
смелость и упорство в борьбе со злом. Только в этой борьбе видел он путь к соверш енствованию человеческой личности, к ее
бессмертию. В подтексте знаменитого диалога угля и алм аза
из книги «Тайны личности» леж ало противопоставление сущ еству, которое мирится со своим рабским положением (мягкотелый
уголь), человека, закаленного в борьбе, стремящ егося к устранению зла и насилия не в потустороннем, а в земном, реальном
мире (алмаз, обладающий «славой светоча»). В поэме Икбала
уголь произносит следующие слова:
Глум иться может каж ды й надо мной,
Захочет — и сож ж ет м еня любой.
Я знаю, что горька судьба моя,
Что ж алок смысл такого бытия.
Только борьба, говорит Икбал, мож ет отш лифовать мягкие
края угля и превратить его в алмаз. Ответ алм аза углю — это
16
ответ И кбала мусульманской интеллигенции на вопросы, остро
• поставленные перед ней жизнью :
Забудь свой страх, печаль, тревоги разом,
Будь тверд во всем — и станеш ь ты алмазом...
...Запомни: славен тот, кто тверд и смел.
Ничтожность, тленность — слабого удел.
В 1918 году была опубликована вторая ф илософская поэма
И кбала «Секреты самоотречения» («Рамуз-и бихуди»). Она была
посвящ ена проблемам ф ормирования национального самосознания индийцев и взаимоотнош ения личности и общества.
И кбал выступил с передовой для своего времени идеей о
служ ении человека обществу, служ ении народу. Только оно превращ ало, но его словам, человека из биологического индивида,
ж изнь которого ограничена во времени, в личность, обретающую
бессмертие.
В стихотворении «Держись за дерево и верь в свою весну» он
сравнивал деятеля, оторванного от парода, с веткой, отломленной
от дерева.
В философских поэмах И кбала так же, как и в циклах его
стихов, посвящ енны х человеку-деятелю , звучат подлинно прометеевские мотивы.
П ротивопоставление индийского патриота, активно борющегося против зла, равнодуш ному и покорному человеку составляет подтекст не только философских поэм И кбала, но и многих
его сатирических произведений. Таково стихотворение «Разговор», повествующее о «спесивой курице и вольной птице», миниатю ра «Муравей и орел» и другие.
Творческая м анера И кбала ие была постоянной, она менялась, главным образом, в зависимости от того, какие идеи стремился он облечь в строки стихов. Если для своих философских
раздумий он избирал обычно форму классической персидской
поэмы, то политическая сатира и стихи-обличения чащ е всего
2 Икбал 17
выливались в короткие рубаи. Наиболее острые политические
обличения И кбала относятся к периоду 1918—1923 годов.
В еликая О ктябрьская социалистическая револю ция оказала
большое влияние на национально-освободительное движение
народов Индии и на формирование общ ественно-политических
взглядов индийской интеллигенции. П ервые крупные политические выступления индийского пролетариата убедили интеллигенцию в том, что трудящ иеся могут играть самостоятельную роль
в общем национально-освободительном движении. Икбал одним
из первых приветствовал Октябрьскую революцию. По его словам, эта револю ция открыла новую эру — «эру рабочих». Он призвал своих соотечественников прислуш аться к голосу рабочего
России, в уста которого оп влож ил призы в объединиться и перевернуть старые устои.
Револю ция в России продемонстрировала, по его словам, неизбеж ность уничтож ения старого мира.
Старый, прогнивш ий мир! Видно, приш ел твой срок,—
писал он в стихотворении «Революция».
До конца своих дней И кбал восхищ ался русской революцией,
полож ивш ей конец угнетению человека человеком. В своей поэме «Книга Дшавида» («Дж авид нама»), написанной в последние
годы жизни, он назы вал марксизм «гигантом с верующим сердцем и атеистическим разумом».
Д итя своего класса, так и не освободившийся от религиозной
ограниченности, И кбал считал, однако, неприемлемым для народов Индии путь револю ционной России. По его мнению, социальная справедливость и равенство долж ны быть установлены не
вследствие социально-экономических преобразований, а благодаря
нравственному совершенствованию людей. В период усиления во
всем мире влияния социалистических идей такая концепция свидетельствовала об ограниченности мировоззрения И кбала и неред18
ко толкала его в объятия реакции. Особенно ярко это проявилось
в последний период его творчества (после 1923 г.).
П ри всей двойственности и противоречивости своего мировоззрения, как обличитель всех форм угнетения человека, Икбал
был в одном ряду с самыми передовыми людьми Индии. Он выступал против угнетения народов Востока капиталистической
Европой, против угнетения крестьян помещ иками, рабочих капиталистами. Он высмеивал западную демократию , при которой
«рабов считают, словно скот, и никому не важ ен ум или уменье
их».
Он вопрош ал с возмущ ением, по каком у праву капиталист
присваивает плоды труда рабочего, а помещ ик пьет кровь крестьянина. Он едко высмеивал попы тки богачей отвлечь рабочих
от борьбы за свои права посулами благ в потустороннем
мире.
Икбал-поэт постоянно поднимался над ограниченностью Икбала-политика и Икбала-философа. Не случайно он вложил в уста
человека-деятеля следующее прометеевское обращ ение к богу:
Ты создал ночь, но я огонь достал.
Ты создал глину, я слепил фиал.
Пустыню создал ты и глыбы скал,
Я создал сад, чтоб мир благоухал.
Я тот, кто превратил в стекло песок
И смертоносный яд — в сладчайш ий сок.
(«Разговор творца с человеком»)
И кбал-политик поддержал в последний период своей деятельности реакционное сепаратистское течение мусульманского
общинного движ ения, использованного колонизаторами для раскола национальных сил Индии. Икбал-философ опубликовал в
этот последний период философский трактат «Реконструкция религиозной мысли ислама», в котором, по существу, выступил
против материалистической философии, за приспособление исла2* 19
ма к нуждам современного общества. А Икбал-поэт до последних
дней остался горячим патриотом Индии, певцом всех угнетенных
и обездоленных, врагом всех угнетателей. П о-преж нему он обращ ался не только к мусульманам, а ко всей своей горячо любимой многострадальной матери-И ндии и жестоко скорбел о том,
что не является свидетелем ее освобождения.
О Индия, страна моя, темна судьба твоя:
Ты все еще ж ем чуж ина — краса чуж ой короны,
К рестьянин твой, кормилец твой, похож на мертвеца,—
Истлевш ий саван он надел и нищ ету взял в жены.
...Зачем ты, гордость позабыв, смиренно бьешь поклоны? —
писал он в стихотворении «Жалоба».
Стихи И кбала знаю т и лю бят далеко за пределами Индии.
И ныне народы Азии, освободившиеся от колониального рабства, высоко чтут пам ять замечательного поэта.
Л . ПОЛОНСКАЯ
И з книги
«ЗВОН
КАРАВАННОГО КОЛОКОЛЬЧИКА»
1902 — 192 4
Перевод с урду

С Т И Х И 1 9 0 2 — 1 9 0 4 гг.
ГИМАЛАИ
О Гималаи, вы — Индии вал крепостной!
Небо целует ваш лоб, что слепит белизной.
Время прикры ть вас не смеет своей пеленой,
Вечно вы молоды — днем ли, порой ли ночной.
Проблеск, чуть видный, открылся пророку с Синая,
Вы ж е стоите, для мира всей мощью сияя.
С виду вы горы всего лишь, но мудрый поймет:
Индии вы сторожа, и степа, и оплот.
Вы — словно мысль, что ведет человека вперед,
Книга стихов, где начальной строкой — небосвод.
В снежном тюрбане глядите на мир величаво,—
Что вам сверкание солнца и звездная слава!
Вечность для вас — к ак мгновенье текущ ей поры.
Тучи на ваш их хребтах разбиваю т ш атры.
Кто собеседники ваши? П ланеты, миры!
Вы — на земле, но берете у неба дары.
Речка внизу — ясны м зеркальцем каж ется скалам,
Стало для речки ды ханье травы — покрывалом.
23
Ж аркие молнии вам вместо плеток даны,
Чтобы проворней скакали ветра-скакуны.
Вы, Гималаи,— ристалищ е наш ей страны,
Место для игр, где стихии бороться должны.
Слон ли, сорвавш ись с цепи, п ляш ет в радостной пляске?
Нет, это облако круж ится здесь без опаски!
К пестрым лугам благовонье летит ветерка,
Н ежно раскачивая колыбельку цветка.
Речь лепестков будто слыш ится издалека:
«Нас никогда и н ичья не сры вала рука,
Это безмолвье о нас говорит громогласно,
Здесь паш е царство,— оно, к ак сказанье, прекрасно!»
М чится с верш ины прозрачный и звучный ручей,—
Райской воды ж ивотворной свежей и звончей,
К атится, полный свечения горных лучей,
То по кампям, то вдали от камней-силачей.
Странник-ручей, ты по сердцу ударь, как по струнам,
Сердце давно пленено твоим голосом юным!
Косы распустит красавица ночь, и слыш на
Будет одна лиш ь вода, лиш ь одна тишина.
В эти часы человеку и речь не н уж н а,—
Так хорош а тиш ина и светла выш ина!
Только над вами заж ж ется зар я на востоке,—
С разу ж е ярким румянцем покрою тся щеки,
О Гималаи, поведайте нам без прикрас,
К ак наш и предки ж илищ е наш ли возле вас,
К ак благородны, бесхитростпы были,— рассказ
О чистоте изначальной начните сейчас.
Воображенье, проникни в истоки событий,
Дни наш ей ж изни, обратно, обратно бегите!
АЛАЯ РОЗА
Т яж ких ссадин, и горя, и боли не ведаеш ь ты.
Сердца пет у тебя. Видно, нет у тебя доброты.
У краш аеш ь ты мир, отреш ась от его суеты.
Ну, а я не могу ж ить беспечно, как ты, как цветы!
Ты не знаеш ь томленья, красуясь у всех на виду,
Ну, а я полон страсти и пламени в этом саду.
Не сорву тебя с ветки,— живи, незнаком а с тоской.
Только издали гляну, чтоб твой не наруш ить покой.
К ак тебе объяснить? Не имею привы чки такой,
Не срываю прекрасны е розы ж естокой рукой.
Что мне путаны й спор мудрецов о путях бытия?
Я на розу смотрю, я глазам и смотрю соловья!
Ты безмолвна, хоть сто лепестков твоих — сто языков.
Что за тайну, поведай, на сто ты зам кнула замков?
Ты и я, мы росли на Сипае, пе зн ая оков,
Но как ты, но как ты, я от райских далек цветников!
Ты спокойна, а я, как твой запах, тревож но ж иву,
Я иду, я в смятенье и щ у и на поиск вову.
25
П усть волненье мое не избавит людей от забот,
П усть горенье мое правоверным свечой не сверкнет,
П усть бессилье мое не восславит насилия гнет,
Пусть не чаш а Дя«амшида — мой стих, пусть в нем мир
не ж ивет,—
Но исканья мои — это светоч, а он запылал,
Чтобы сердце познать человечье, начало начал!
П А У К И М У Х А
Т ак паук сказал однаж ды мухе:
«Ты проходиш ь мимо ежедневно,
А в мой дом ни р азу не заглянеш ь,
Не обрадуешь меня душевно.
Ц еремониться со мной не надо,
Не чуж ие мы с тобой как будто.
Поднимись по лестнице, прош у я,
В доме много у м еня уюта».
«Я не дура,— муха отвечала,—
То, что ты задумал, мне понятно.
Кто по лестнице твоей взбирался,
Не спускался никогда обратно!»
А п аук сказал: «Поверь мне! Д уш у
Ты от подозрения очисти.
Д ля тебя одной теперь стараюсь,
Не ищ у я никакой корысти.
Б удь моею гостьей долгожданной,
П ричинять не надо мне обиду.
У м еня — хорош ий дом и прочный,
27
Не смотри, что неказист он с виду.
У меня — пуховые постели,
На дверях, па окнах — занавески,
К руж ева роскош ные повсюду,
Зеркала соперничаю т в блеске».
«Нет,— сказала муха,— не войду я,
У тебя совсем иные цели.
Никогда потом не просыпался
Тот, кто на твоей заснул постели!»
Тут паук подумал: «Что мне делать?
Муха не глупа, скаж у по чести!
М ожет быть, мне лесть поможет? В
Все становятся рабами лести!»
«О прекрасная,— сказал он мухе,—
Ярким вы сверкаете алмазом.
Кто хоть раз на ваш у прелесть взглянет,
П отеряет сон, покой и разум.
Вы украш ены блестящ им гребнем,
Вы — блаж енство для душ и и плоти,
Вы — стройны, нарядны и при этом,
Пролетая, сладостно поете!»
Эта речь была приятна мухе:
«Не боюсь я, ибо мыслю здраво.
Неприлично огорчать знакомых,
О тказаться не имею права».
Т ак сказав, от льстивых слов растаяв,
В паутинны й дом влетела муха.
Высосал ее паук тотчас же,
И голодное набил он брюхо.
мире
Г О Р А И Б Е Л К А
Гора сказала белке: «Ты горда,
А лучш е б утопилась со стыда.
Т акая крохотная, а туда ж е —
И круж ится, и веселится даже!
Н ичтожество — зато к ака я спесь!
Б езм озглая — а с умным спорит здесь!
Тебе со мной сравниться разве можно?
Ты пред моим величьем так ничтожна!
Иль впрямь ты возомнила, что мудра,
Что значиш ь ты не меньше, чем гора?»
«Попридержи язы к,— сказала белка.—
Ты велика, а рассуж даеш ь мелко.
Н у что ж , в тебя я ростом не пошла,
Зато и ты, к ак белка, не мала.
Предметов и существ на свете много,
Величина дается нам от бога.
Твою главу он поднял до светил,
М еня по веткам пры гать научил.
Н едвиж на ты, хотя и величава,
А в этом свойстве мало толку, право!
29
Ты мне своим величьем не грози,—
Попробуй-ка ореш ек разгрызи!
Достойны ж ить все виды, все породы,
И нет ничтож ных в мастерской природы!
К О Р О В А И К О З А
Зеленый луг ды ш ал весной,
Зем ля сияла новизной,
На западе и на востоке,
Ш умя, сбегали с гор потоки.
Расцвел гранат, расцвел инж ир,—
О, как хорош весною мир,
И пенье птиц, и листьев лепет,
И ветерков прохладных трепет!
К оза (я сам не знаю — чья)
Т раву щ ипала у ручья,
Но вдруг, окинув местность взглядом,
Зам етила корову рядом.
П оклон отвесив ей сперва,
Учтиво молвила слова:
«Как чувствуеш ь себя, сестрица?»
А та: «Спасибо... Что таиться?
Мне опротивел белый свет,
Терплю я столько мук и бед.
Ну, что за участь, право слово!
Ж иву и мучусь, право слово!
Велик аллах в своих делах,
31
Но счастья не дал мне аллах.
Меня судьба терзает алая,
Пощады к беднякам не зная.
Н еблагодарен человек,—
Не связы вайся с ним вовек!
Н икак не угодиш ь злодею:
Продаст, к а к только похудею,
А дам чуть меньш е молока,—
Рассердится наверняка!
А ведь его семье здоровье
Д арует молоко коровье!
Я вместо блага виж у зло,—
О, боже, к ак мне тяжело!»
«Не вправе ты роптать, корова.
Тебе отвечу я сурово,
Хоть колет истина глаза,—
С казала честная коза.—
Мы дыш им воздухом чудесным.
А кто нам, тварям бессловесным,
Дал во владенье этот луг
И все, что здесь цветет вокруг?
Покой, свобода, зелень, влага —
От человека эти блага!
Не он ли, беззащ итны х, нас
От смерти и от горя спас?
В лесу опасности сокрыты,
В лесу ты не найдеш ь защ иты.
Д олж на не ж аловаться впредь,
А с благодарностью смотреть
Н а человека постоянно:
Он — счастья твоего охрана».
Поняв, что человек — ей друг,
32
Корова устыдилась вдруг.
И, взвесив то и это слово,
С казала про себя корова:
«Коза, хотя она мала,
Совет хороший мне дала».
МОЛИТВА РЕБЕНКА
Молитвою слетело с губ ж еланье:
«О боже, дай мне светоча пыланье,
Чтоб отступили темнота и зло,
Чтоб стало в каж дом уголке светло,
Тогда отчизну я собой украш у,
К ак розы украш аю т землю нашу.
Меня, о боже, сделай мотыльком,
Да буду к свету знания влеком,
Да буду я слугой для братьи нищей,
Для слабых — силой, для голодных — нищей.
Путем добра веди меня, господь,
И зло ты помоги мне побороть!»
34
ДОБРОТА
На ветке дерева сидел
П ечальны й соловей.
Он думал: «Ночь уж е близка,
Становится темней.
К ак до гнезда я доберусь?
А путь лесной далек!..»
Услыш ав стоны соловья,
Воскликнул светлячок:
«Хотя я мал,— я всей душой
Готов тебе помочь.
Лети, не бойся, буду я
Тебе светить всю ночь.
Ж ивой светильник, я сильней,
Ч ем эта темнота!..»
Да славится из века в век
Л ю дская доброта!
3* 35
ЖАЛОБА ПТИЦЫ
Где вы, преж ние светлые годы,
Где весна и над садом звезда?
Не забуду я врем я свободы:
То в гнезде, то лечу из гнезда.
П лачут росы,— прекрасны их слезы,
И как будто их грусти в ответ,
Улыбаю тся алы е розы,
И в гнезде моем радостный свет.
Там, за клеткой, ликует весна...
О, как воля теперь мне нуж на!
Я по дому томлюсь, мне не спится,
Вспоминаю отчизну, друзей.
Все страш ней и печальней темница,
А весна — все теплей и светлей!
Я от горя ум ру,— но кому
Р асскаж у про тоску и тюрьму?
С той поры, как ж иву я в неволе,
От ж естоких страдаю тенет.
36
И, услыш ав стенания боли,
Ты не думай, что птица поет.
О тюремщики, волю мою
Мне верните — и я запою!
С В Е Ч А И М О Т Ы Л Е К
Свеча, скаж и мне, почему в тебя влю бился мотылек?
В тебя влюбленный, почему на гибель он себя обрек?
Зачем он ж ертвует собой, как кап л я ртути трепещ а,
Что за высокую любовь ему внуш ила ты, свеча?
Он круж и тся вокруг тебя, томленьем и огнем объят,—
Б ы ть может, опалил его, как молния, твой ж аркий взгляд?
И ль в муках смерти хочет он покой, свободу обрести?
Иль хочет в пламени твоем бессмертья воду обрести?
О нет, он полюбил тебя, как бы рассудку вопреки,
Л иш ь потому, что светиш ь ты в ж илищ е м рака и тоски.
Свеча, от света твоего — в его душ е восторг и страсть,
Вот почему перед тобой с молитвой он готов упасть.
Свеча, ты для него — Синай, и, как всевыш него — пророк,
Твою восславил красоту вот этот слабый мотылек.
Смотри, и виден-то едва, но к ак сильна, как велика
Та ж аж да света, что в душ е у маленького мотылька!
38
КРИК БОЛИ
Я терзаю сь, и боли уж асна причина.
Поглоти меня, Ганги ш ирокой пучина!
На земле моей — рознь, а народ изнемог:
Н аш а близость — враж ды, а не друж бы залог!
Нет единства, а ссора двух близких позорна.
На гумне — о, п р о кл я тье!— рассеяны зерна.
Чтобы сад не замолк, не увял в краткий срок,
Нужен братской любви и добра ветерок.
Друж бы ж аж д у я истинной и беспорочной,
А не берега с волнами дружбы непрочной.
Я — поэт, я — зерно, а гумно — вся страна.
Сохранится ль зерно без отчизны-гумна?
Красоте равнодуш ным понравиться трудно,
Не нуяш ы и светильники там, где безлюдно.
Если так, то замолкни, замолкни, мой стих,
Ты разбейся,— ты, зеркало мыслей людских!
Не успела поэзия вымолвить слово —
П лам я розни оставило братьев без крова...
39
СОЛНЦЕ
(«Гаятри Мантра»)
О солнце, сердце мира, свет нетленный,
Ты — дух, скрепивш ий рукопись Вселенной,
Небытия и бы тия причина,
Источник ж изни и ее верш ина.
Ты всех стихий извечная основа,
Ты — трепетание всего живого.
Все, что цветет кругом,— твое даренье,
Во всем, что светится,— твое горенье.
Ты влагу сотворило нам и сушу,
Ты разум подарило нам и душу.
Свети нам, солнце, светом вечной мысли,
И нас к разумны м сущ ествам причисли.
Ты создало высоты и низины,
Миров добра и зла творец единый.
Ты — в человеке, в звере, в травах, в зернах,
В величии хребтов высокогорных.
Ты — пестун всех, от мала до велика,
Ты — повелитель звезд, планет владыка.
Не зная ни конца и ни начала,
Свободное, свободу увенчало.
40
ОДНО ЖЕЛАНИЕ
Я так устал от суеты мирской,
Что не хочу ни с кем на свете встречи.
Я страстно ж аж д у тиш ины такой,
Что радостнее самой умной речи.
О хиж ине мечтаю под горой,
Где скорбь моя прош ла бы мировая,
Где я вставал бы утренней порой,
Заботами себя не утруж дая.
Я б м узы ку услы ш ал в роднике,
А в птичьих голосах — стихов пыланье,
Я целы й мир увидел бы в цветке,
А в лепестке — возлюбленной посланье.
Я спал бы на траве, в тени ветвей,
Не ведал бы в уединенье скуки.
М еня в лицо узнал бы соловей,
Доверчиво свои даря мне звуки.
41
Т ак будут горы хороши тогда,
Т ак ручейков они приманят взоры,
Что волнами поднимется вода,
Л иш ь для того, чтобы взглянуть на горы.
Заснет долина в люльке голубой,
Росы рассветной затрепещ ут слезы,
К ак в зеркале красавицы, собой
В озерах будут любоваться розы.
А вечером, когда закат-ж ених
Придет, а высь-невесту нарум янят,
Надеждою для путников ночных
Мой догорающий светильник станет.
И ль молния, дорогу озарив,
У каж ет, как пройти ко мне быстрее,
Там, где кукуш ки утренний призыв
Мне муэдзина выкриков милее.
Мне ни молитва не нуж на, ни храм.
С рассветными проснувш ись голосами,
Н ачну с росою п лакать по утрам
И омовенье соверш у слезами.
Для каравана звезд, в ночной тиши,
Мое рыданье колокольцем будет,
Не станет спящ ей ни одной души:
Всех, кто заснул, мой скорбный плач разбудит!
УТРЕННЕЕ СОЛНЦЕ
Ты выше гомона людского кабака,
Ты — кубок, и тебя вздымаю т облака,
На утреннем челе — ты ж емчуг дорогой,
Высь-новобрачную украсило серьгой.
На письменах небес, рож денные во мраке,
Все звезды стерло ты — ошибочные знаки.
К ак только всходишь ты на вольный небосклон,
Тотчас ж е с глаз людских везде слетает сон.
Становятся глаза и зорки и чисты,
Но только внеш ние им видятся черты.
О солнце, окаж и нам истинную милость,
Чтоб внутренняя суть вещ ей глазам открылась!
Свобода на земле еще не родилась,
Еще не порвана со злом и мраком связь,
А ты равно для всех сияеш ь с высоты...
О, если бы на мир я мог смотреть, к а к ты,—
Чтоб в горе всех людей проникнуть ясным взглядом.
Чтоб их не различать по расам и обрядам.
43
Чтоб мой язы к был всем понятен, как родной:
Народ мой — род людской, отчизна — ш ар земной1
Чтоб мира я постиг таинственную суть,
Чтоб мысль моя могла и в небесах сверкнуть,
Чтоб, не запутавш ись в узле противоречий,
С любовью, с красотой я радовался встрече.
Я плачу,— больно мне, что ветер так жесток
И губит розовый душ исты й лепесток.
Но если б искорка любви во мне заж глась
И вся печаль земли открылась бы для глаз,—•
Я стал бы зеркалом правдивым мирозданья,
Не знал бы чувств других, помимо состраданья.
О величавое! Не в том величье, нет,
Чтоб ж ить, не ведая людских забот и бед!
Пойми: лиш ь для людей — весь блеск твоих лучей,
Не то — ничтожней ты, чем пыль у ног людей:
Все время человек мир созерцает, видит,
А ты — лиш ь с той поры, как утро к людям выйдет!
Я так хочу найти свет правды и добра,—
Дорога поисков прекрасна и мудра!
К ак много красоты в исканиях таких,
В бесплодных, мож ет быть, усилиях людских!
Тебе ж е незнаком познанья трепет сладкий,
Не мучают тебя творения загадки.
УВЯДШАЯ РОЗА
На каком язы ке я тебя воспою?
Ты, увядш ая, разве нуж на соловью?
Ветерок был твоей колыбелью вначале,
И смею щейся розой тебя величали.
Так душ ист был твой сад, будто нам продавец
Распахнул благовонъями полный ларец.
Но тебя я оплакал соленой росою,
Ты — двойник мой, о роза с увядш ей красою!
Сном была моя ж изнь,— гибель ей суж дена,—
А в тебе — толкование этого сна.
Не увиж у мой сад, где года пролетели.
Я — свирель. Слышишь, роза, стенанья свирели?
45
Л Ю Б О В Ь И С М Е Р Т Ь
П рекрасны были дни рож денья мира,
П рекрасен был творения расцвет.
Б ы л солнцу золотой венец дарован,
Б ы л серебром наполнен лунны й свет,
Д ля ночи сш или плащ из черной ткани,
Сиянье смастерили для планет,
Д еревья облачились в зелень листьев,
Весенний распустился первоцвет,
Роса впервые научилась плакать,
А розы — улы баться ей в ответ,
П риш ел впервые к самоотреченью,
Во им я правды и добра, поэт,
И облака, как гурии кудрявы ,
Земле послали в первый раз привет.
Земля сказала: «Райский я чертог!»
М атерия воскликнула: «Я бог!»
Короче: так везде красиво было,
Что ж изнь сама тогда в восторг пришла!
46
Соревновались ангелы в полете,
Свет вечности струился с их чела.
Одно из тех существ звалось Любовью.
Творя одни лиш ь добрые дела,
Любовь — всегда смятенье, озаренье,
Она всегда чиста, всегда светла.
Любовь случайно встретилась со Смертью,
Вопрос ей на дороге задала:
«Какой ты зан ята работой? Кто ты?
Твой облик страш ен, как источник зла!»
«Я — Смерть,— сказала Смерть.— Я занята
Работой, что понятна и проста.
Я бы тия одежду разрываю ,
Я все уничтожаю издавна.
Мигну — из глаз моих погибель мчится:
Мой взгляд — убийца с мощыо колдуна!
Есть существо, что и меня сильнее:
Любовь. Она опасна мне одна.
Она — зеница глаз господних, искра,
Что в сердце человека рождена.
Порой из глаз она слезами льется,
Но эта горечь каж дом у нужна».
У слыш ав слово Смерти, улыбнулась
Любовь, и, словно молния, грозна,
Улыбка та пронзила Смерть. А разве
Не будет светом тьма побеждена?
Смерть умерла, любви увидев свет,
Смерть умерла, и смерти больше нет!
47
поэт
Точно тело — народ, люди — частя огромного тела;
Руки, ноги — все те, кто работает, делает дело;
Л ик — все те, кто кормило правления держит высоко;
А поэт? Он родного народа всезрящ ее око.
Если тело болит — плачет око и громки рыданья:
Столько к телу, к народу, в поэте любви, состраданья!
48
РЕЧНАЯ ВОЛНА
Тревожно у меня трепещ ет грудь.
Всегда волнуюсь и дрожу, к ак ртуть.
Кто я? Волна. Мне берега тесны.
Ни бездны не боюсь, ни крутизны .
Я мчусь на влаж ном скакуне реки,
За рыбьи не ц епляясь плавники.
То в полнолунье вскину гребень свой,
То бьюсь о берег буйной головой.
К ак странница, в смятении брож у,—
Л иш ь сердце знает, почему дрожу:
В реке мне тесно, я томлюсь тоской
Я тайно влю блена в простор морской.
49
д и т я
Ты горько плачеш ь, рассердивш ись, что у тебя я отнял нож.
Х отя добра тебе ж елаю , ты от меня добра не ждешь.
Опять расплачеш ься, я знаю, но все, что ты берешь,— остро.
Смотри не уколись, мой мальчик: опасно тонкое перо!
Ты любишь только те предметы, что причиняю т боль всегда.
Не лучш е ли клочок бумаги? Не будет от него вреда!
Где мячик твой зелено-красный? Где кош ечка? Она ж ива?
Ах, у нее уж е отбита фарфоровая голова!
Выла ль вначале пыль ж еланий на сердце — зеркальце твоем?
Но ты увидел мир, и сразу ж елан ья вспы хнули огнем.
Твои движ енья и повадки, ж ивого личика черты
У ж е таят в себе ж еланья — младенческие, к ак и ты.
Различий в мире ты не видишь, но ты в счастливый некий миг
Таинственную суть природы уж е, мне каж ется, постиг.
Вот на меня ты рассердился и начал плакать и кричать,
Но, получив клочок бумаги, ты успокоился опять.
К ак друг на друга мы похожи, единой связаны судьбой!
Мой нрав непостоянен тоже, мы переменчивы с тобой.
То обольщен красою мира, то болью мира заболев,
В восторг мгновенно прихож у я, мгновенно прихож у я в гнеи.
50
Прошло все то, что так пленяло. К чему стенание мое?
К ак ты, я знаю очень мало, и в этом — знание мое.
К ак ты, я то смеюсь, то плачу, то наслаж даясь, то грустя.
К ак ты, хотя я с виду взрослый, я — неразумное дитя.
4*
КАРТИНА СТРАДАНИЙ
(Поэма)
I
Никто не внемлет мне — замкну свои уста.
Молчанье — речь моя, язы к мой — немота.
Скаж ите мне, зачем безмолвно все вокруг?
Ведь ж аж дет говорить и петь моя мечта.
У крали соловьи моих стенаний грусть,
И дрож ь моих страниц тю льпанами взята.
Страданьем строк моих трепещ ет влаж ны й луг,
Река тоской моей до кр ая налита.
П ечаль свечи, струись слезами мотылька,
Гори свечою, ж изнь,— близка твоя черта.
Мне вечность не дана, мне гибель суж дена,
О, разве благо — ж изнь? Ж изнь — плен и маята.
Боль каж дого цветка мне, как своя, близка,
И без моей душ и — душ а садов пуста.
К ак колокольчик, я звоню, не уставая.
Но глух мой караван, нема пусты ня злая.
52
II
П ечален я в саду цветущ ем бытия.
Я радостью забыт, оплакан счастьем я.
П еснь стонет над моей израненной судьбой,
Слова кровоточат, страдание тая.
Я — грозный И скандер иль грязь его пути?
Я зеркало его — иль сор его ж илья?
Но в бы тии моем — всего земного суть,
Я тень, но солнца свет — и ж изнь и цель моя.
Я скрыты й клад. Я сплю в пустыне под песком.
Кто след откроет мой, рука отроет чья?
Я — государство. Я влады ка сам себе,
Не властна надо мной ины х держ ав семья.
Я в кабаке времен — не кравчий, не вино,
Но все во мне: и хмель, и звонких чаш края.
Я тайну двух миров в душ е моей читаю,
И все, что видно мне, я всем провозглашаю .
III
Бож ественная власть слов дивных мне дана.
Птиц р ая вторить мне заставила она.
И зеркалом моей бунтующ ей душ и
Г рядущ ая судьба земли отражена.
К ак поучительна картина мук твоих,
О И ндия моя, скорбящ ая страна!
С рыданием твоим сливается мой стон,
Мне вечностью самой песнь гнева вручена.
О чуж еземец, рви цветы в моем саду,
Коль в ссоре сторожа и край во власти сна!
53
О соловьи садов,— беспечно спите вы,
А в рукаве небес гроза затаена...
Л енивец, отзовись на вопль призы вны й мой —
Он песней сада стал, округа им полна.
Подумай, вертопрах, о страж дущ ей земле —
У ж асен сговор туч, зловещ а тиш ина.
Следи событий бег, днем нынеш ним ж иви —
Довольно ж ить былым — опасна старина.
И не молчи — кричи! Безумствуй и стенай —
П усть будет небесам зем ная скорбь слышна!
Индийцы, полно спать, — иль вас земля стряхнет,
И будущие вас не вспомнят племена.
Кто беспробудно спит — того природа губит.
Кто действием кипит — того, как сына, любит.
IV
Зиянье ран моих сейчас я обнажу,
Несчастный этот мир я в сад преображу,
К ак свечи, все сердца заж гу огнем любви
И черной ночи м рак сияньем поражу.
Землею стану я и разолью сь дождем,
И новые цветы ды ханьем разбуж у.
Нить порвалася вдруг, и четки разом — врозь,
Но я их соберу и снова наниж у.
Великий смысл любви открою лю дям я,
И распрей вековых я затопчу межу.
Я стану зеркалом тебе, моя страна,
Вселенной и тебе всю правду покаж у!
Кто смотрит — тот всегда свет в темени увидит
И на песке пустынь след времени увидит.
54
V
О И ндия моя! Ж ила в низине ты,
Не ведала вовек восторга высоты,
Не знала никогда забот ины х племен,
Не знала роста их и скрытой красоты.
К ак обольщ алась ты кокетством пришлецов!
Не глядя в зеркало, ж ила средь темноты.
Ленивый, пробудись и в зеркало вглядись,
Узнаеш ь в нем свои высокие черты.
Ты, как сипанд в огне, готов стенать от мук,
Но стон свой подавил ты петлей немоты.
Ты правды зеркало покры л ф альш ивой хной
И в распрях позабы л о блеске чистоты.
Коран перечеркнув кощ унствепны м крестом,
К спасенью своему ты слепо ж ж еш ь мосты.
Единобожие ты восхваляеш ь, льстя,
Но служ иш ь торж еству безбожной суеты.
Ю суфа смог бы ты в колодце заключить?
Не прячь ж е божество в тюрьму своей мечты.
Нет спору — простаков пленяет словоблудье,
Но ж аж дут истины, а не побасок люди.
VI
Мир огненной красы глазам людским яви,
К расы, что в моты лька вселила дрож ь любви.
Но, скряга, ты — не цель всемудрого творца —
Созданием его себя ты не зови.
55
Дж амш ида чаш у ты поднес к слепым глазам —
И не узрел себя в бездонном бытии.
Сектантство — древо зла, а предрассудок — плод,
Адам из-за него дни погубил свои.
Не солнце тянет ввысь покорную росу —
Роса летит к нему в блаж енном забытьи.
Не ож идай зари — сам загорись звездой
И небо темнотой своею не гневи.
Кто страстью подож ж ен — тому не нуж ен врач,
Любовь — сама бальзам для страж дущ ей крови.
От искорки любви душ а горит, сияя.
Из семечка растет обильный сад Синая.
VII
Все хвори исцелит ж еланий острый меч.
П усть рана ж ж ет тебя — должно живое жечь!
Свободен я в любви, парю я над землей,
Ничем я не хочу отныне пренебречь.
Отринул я свой цвет — лиш ь запахом я стал,
И всем слыш на моя восторж енная речь.
Но я скорблю, как встарь, над родиной моей,
Д уш а готова вновь в слезах тоски истечь.
Зачем лепить гнездо на розовом кусте?
Ж ить на лугу зачем, коль чести не сберечь?
На «я» и «ты» делить людей — к ак ж ить в плену!
Любовь — свободы суть, и ты ей не перечь.
Н ельзя, ж ивя с людьми, отречься от людей,
Не видеть взглядов их, не чувствовать их плеч.
56
Бодрит м еня вино ж ивительной любви,
Любовь, ж ивое все навек очеловечь!
П ускай в одной любви все нации роднятся,
Любовь — бальзам. Она целит недуги наций.
VIII
Любовь — и чуж дый край, любовь — и отчий дом,
Легко ей клеткой стать — но легче быть гнездом.
Она и проводник в неведомой глуши,
Она и душ егуб с отточенным мечом.
Известно, что любовь — безумная болезнь,
По иногда любовь бальзамом мы зовем.
Горящие сердца дарят нам ж аркий свет,
Любовью к ближним ход людских судеб влеком.
Любовь — как мотылек, что вспы хивает вдруг
И озаряет все трепещ ущ им огнем.
Любовь — душ а Ш ирин, любовь — Ф архада кровь,
Любовь — гора Бистун, любовь — во всем земном!
Народы губит рознь обычаев и вер.
Пора воспомнить нам о крае дорогом...
Я мог бы продолжать, вещ ая и пророча,
Но дум печальны х нить не станет ведь короче...
ЛУНЕ
От меня до тебя не дойти по дорогам земным,
Но морские приливы спеш ат за движеньем твоим.
Для чего и откуда явилась ты в небо, луна?
Не от мыслей ли скорбных легла на лицо желтизна?
Ты приходишь из света, а я возвращ аю сь во тьму,
Но страданья твои только я в этом мире пойму.
Ж аж дой знать и увидеть сгораю я ночью и днем.
Ты по милости солнца гориш ь в небосводе ночном.
Все по той ж е орбите ты круж иш ь века над землей,
И безжалостным циркулем путь мой начертан земной.
Ты тоскуеш ь в пути, я в пути ожидаю чудес.
Ты — слеза бытия, я — пылаю щ ий ф акел небес.
Мы с тобой постоянно торопимся к цели скорей,
И безмолвие в сердце моем, как в пустыне твоей.
Я далеким мирам, как и ты, посылаю привет:
Я любовь излучаю , а ты — утеш ительны й свет.
Есть друзья у меня — мой святой уголок на земле,
Но как ты в своем царстве одна, так и я одинок на земле.
Первый солнечный луч — похоронная п есня твоя,
Блеск извечной красы — смертный грех моего бытия.
58
О луна, мы похожи и так непохож и с тобой,—
Каж ды й с болью своей, со своею особой судьбой:
Ты приходиш ь из света, а я возвращ аю сь во тьму,
Но стремление к знанью присущ е лиш ь мне одному;
Мне понятно, зачем в свой черед я пройду по земле,—
Нет такого венца на твоем лучезарном челе.
г им н ИНДИИ
На свете всех прекрасней ты, индийский край, родимый наш!
Д ля Индии мы соловьи, она ж е — сад любимый наш.
Коль на чуж бину попадем — оставим в Индии сердца:
Мы там, где слыш ен стук сердец ничем не заглуш имый наш.
Всех выш е кр яж и наш их гор, они — соседи небесам,
И каж ды й пик — наш часовой и страж неодолимый наш.
По лону Индии родной бегут десятки ты сяч рек,
И рай завидует тебе, о край неповторимый наш.
Эй, воды Ганга! Можно ль вам запам ятовать давний день,
Когда на ваш и берега ш ел караван гонимый наш?
Да, все мы — Индии сыны, мы рож дены одной землей,
Нас учит осуж дать враж ду закон от века чтимый наш .
Египет, Греция и Рим — навек померкла слава их,
Но в мире вечен след один — то след неистребимый наш.
И верно, скрыт глубокий смысл в том, что доныне мы живем,
Х отя нас мучил ход веков — он враг неумолимый наш.
Икбал! Б езвестны в мире мы! Где наш наперсник, где наш
ДРУГ,
Способный до конца постичь весь груз скорбей таимый наш?
60
СВЕТЛЯЧОК
Что там светит? Огонь светлячка на траве луговой
И ли плам я свечи средь цветов под ночною росой?
П рилетела с небес в наш и долы земные звезда
Или солнечный луч воскреш ен, и во мраке живой?
Или в царство ночное посланец полудня пришел,
Засверкавш ий в ночи и незрим ы й в природе дневной?
Это блестка уп ала на землю с каф тана луны
Или солнечной ризы клочок, не погаш енный мглой?
Это блеск потаенный божественной древней красы,
П ринесенный природою миру порою ночной.
В этой малой луне сочетаю тся сумрак и свет —
То возникнет она из-за туч, то покроется тьмой.
Мотылек, светлячок ли — в их сути различия нет:
Первый света взыскует, второй ж е несет в себе свет.
К ак природа щ едра! К расота — дар нескудной руки:
Мотыльки изны ваю т и светят во тьме светлячки,
Звонкий голос певца подарила пернаты м она
И безмолвие — розе, но с ним — языки-лепестки.
Прелесть бренности пери заката взяла у нее
И прелестна вдвойне тем, что миги ее коротки.
01
Алым цветом одела природа невесту-зарю —
Пусть любуется в зеркало рос на рум янец щеки;
Тень вручила деревьям, и ветру — стремительный лет,
И течение — водам, и волны — потокам реки.
Многолика и все ж е едина везде красота:
То, что день светлячку, то для наш их очей — темнота.
Отблеск вечной красы нам в явленье любом отражен:
Речью горд человек и цветением — пы ш ны й бутон.
Словно сердце поэта, си яет луна в небесах,
И что свет для луны, то поэту — душ и его стон.
М еж явленьям и ставят нередко преграду слова —
А не то был бы песней цветка аромат наречен;
В многоличии кроется тайна единства вещей:
И ль напев соловья от огней светлячка отрешен?
К расота безглагольная всюду едина всегда,
Так зачем же рож дается внеш ним различьем вражда?
НОВЫЙ ХРАМ
Эй, брахман! По душ ам хочу поговорить с тобой вдвоем,
В згляни на идолов своих — они ветш аю т с каж ды м днем.
Ты учиш ь с нами враж довать — врагам и мусульман считать,
И нас учили враж довать — индуса назы вать врагом.
Не в силах этой лж и терпеть, я храм покинул и мечеть,
Теперь ни брахман, ни ваиз мне не нуж ны в пути моем.
Не пы ш ны х идолов твоих и не звучанье сур святы х —
Любой комок родной земли считаю высшим божеством.
Приди, мой брат! Рукой любви завесу гордости порви,
Слепой враж ды рубеж сотрем, чтоб вновь идти одним путем.
Смотри: разорены вконец селения людских сердец,
Д авай ж е новый, светлы й храм в отчизне наш ей возведем.
И будет этот храм добра — как лучезарная гора,
Все храм ы мира он затмит, купаясь в небе голубом.
Гимн величавы й по утрам пусть оглаш ает этот храм,
Всех обращ енных напоим любви ж ивительным вином.
Да, есть и сила и покой в молитвах, лью щ ихся рекой,
Но только в братстве и любви освобожденье мы найдем.
63
ТУЧА
Т ем ная туча с востока мрачит небосклон,
В черное облик Сарбуна опять облачен.
Солнечный лик покрывалом угрю мым сокрыт,
Всадником ветер холодный на туче сидит.
Грома не слыш но: одно лиш ь безмолвье и тьма.
Туча без грома странна, к ак без ш ума корчма.
Радости вечной посланье летит на луга:
Туча приносит в обилье для роз жемчуга.
Спящие в зное цветы пробудились, не спят,
Все, что в истомной дремоте забылись, не спят.
Рвет облака ветровая свирепая мощь.
Н овая туча! С труится ж ивительны й дождь.
М анит прохож их деревьев зелены х намет,
К аж ды й под ними укры тье от ливня найдет.
64
П Т И Ц А И С В Е Т Л Я Ч О К
Бы л вечер весенний. Н а пышное дерево сев,
Беспечная птица твердила свой звонкий напев.
Заметила вдруг: заблестел на земле огонек,
Спустилась и видит — ползет по траве светлячок.
С казал светлячок: — О певунья! Коль хочеш ь — смотри.
Но ж адны й и хищ ны й свой клюв на меня не востри.
Не тот ли, кто розе ее аромат даровал,
Тебе — твой напев, мне — мой светлый наряд даровал?
П ускай не пою, в голубых небесах не парю,
Средь маленьких тварей Синаем святы м я горю.
Отрада для слуха — беспечное пенье твое,
Отрада для взора — ж ивое горенье мое.
Твое назначение — в небе резвиться и петь,
Мое — на земле пресмыкаться, страдать и гореть.
5 Икбал 65
П одарен природою голос пленительны й твой,
П одарен природой и блеск удивительный мой.
Т ак разны е формы сопутствуют разной судьбе:
Мне — боль и горенье, а радость и пенье — тебе.
Но горе и радость везде в равновесье найдешь,
М еня ты убьеш ь — и гармонию мира убьешь.
Ведь горе и радость, а значит, паденье и взлет,
Извечно в единый сливаю тся круговорот.
М еня умертвиш ь — и наруш иш ь гармонию ты,
Померкнет весна, и в саду потускнею т цветы.
Р Е Б Е Н О К И С В Е Ч А
О дитя удивленное! К ак разгадать я хочу,
Почему ты так ж адно часами глядиш ь на свечу!
У меня на коленях трепещ еш ь ты, к а к мотылек,
Или хочешь обнять этот яркий, живой огонек?
Чем сердечко твое так взволновано, поражено?
Или вспомнилось вдруг то, что где-то ты видел давно?
Ах, смотри, к ак свеча перед всеми открыто горит,
Твой ж е светоч бессмертный под грубою плотью сокрыт.
И не знает никто, почему уж е с давних времен
Свет душ и в этот глиняны й тесный фонарь заточен.
Заслонила твой свет наш их знаний земных пелена,
Но для ока всезрящ его к аж ется пылью она,
Ибо то, что мы ж изныо зовем,— это самообман,
Это — сон и забвение, это — пьянящ ий дурман.
5* 67
О, просторы природы — безбреж ный прибой красоты!
В каж дой капле скры вается буря ж ивой красоты,
И в зеркальной лазури, и в мрачном молчании гор,
И в бездонных ночах, раскрываю щ их звездный ш атер,
И в сияю щ их полднях, и в рокоте яростны х гроз,
И в улы бке зари, рассы паю щ ей ты сячи роз,
И в руинах, поющих о славе забы ты х веков,
И в ребенке, лепечущ ем первы е несколько слов,
И в роскош ных садах, где цветы благовония льют,
И в чириканье птах, что в лесу свои гнездыш ки вьют,
И в ручье среди скал, и в раздолье мороком — красота,
И в толпе городской, и в безлюдье — во всем красота
В этом мире красот лиш ь душ а беспокойством полна:
К ак в песках колокольчик, звенит одиноко она,
Все о чем-то утраченном стонет и ночью и днем,
Словно рыбе на отмели, тяж ко ей в мире земном.
НА БЕРЕГУ РАВИ
Н ад Рави в предзакатны й час напев летит, звеня.
О том, что на душ е моей,— не спраш ивай меня.
В благоговенье вверг меня мелодий перелив,
Я смолк, преддверьем К аабы всю землю ощутив.
Хоть близко я к воде стою,
Но сам не знаю, где стою...
Темно-багровое вино Небесный Старец пьет,
И з Кубка-Солнца он плеснул с разм аху в небосвод.
Д ня караван к небытию спешит, не чу я ног,
И солнце выплело закат — на мавзолей венок,
На мавзолей, где погребен наездник Ч агатай.
Рать минаретов, тиш ины величье умножай!
Тут все — рассказ о сонме бед, превратностей, препон,
Дееписание былых нерадостных времен,
Тут все — неслыш имы й напев...
Толпится немо строй дерев.
Взлетает челн то вверх, то вниз по быстрине речной,
Бесстраш но борется гребец с клокочущ ей волной.
69
Быстрее взгляда этот челн — а как в волнах он мал!
Я оглянуться не успел — и он вдали пропал!
Так Челн Людского Б ы ти я промчится без следа
И, в Море Вечности скользнув, исчезнет навсегда,
Но не сокроется в воде
И не затонет он нигде!
ГАЗЕЛИ
I
О друг, не взирай равнодуш но иа ж изни цветущ ий сад,
П ускай на его красоты пы тливей глаза глядят.
Но помни, что в бренном мире лиш ь искоркой ты блеснеш ь,—
Не облик его обманный долж ен пленять твой взгляд.
Хоть нет среди нас достойных любимого лицезреть,
Но пусть в ожиданье страстном надеж дой сердца горят.
И если ж еланье встречи откроет тебе глаза,
Увидиш ь ты: все тропинки следы божества хранят.
II
Взгляни, о господь всесильный, к ак твой проповедник лжет,
К ак рознь разж игает рьяно, как ловко мутит народ.
Уж лучш е бы рассказал нам про таинства бытия:
К ак в мир человек явился, откуда он ж изнь берет?
71
Бы ть может, из той я;с бездны, откуда приходит ночь,
Откуда восходит солнце, откуда звезда встает?
Увы, лиш ь друзья правдивы: от них м ы и узнаем
О наш их ж е злоключеньях, которым потерян счет.
А что проповеднику верить? Чтоб набож ность показать,
Услы ш ав призыв к молитве, он первый поклоны бьет.
С Т И Х И 1 9 0 5 — 1 9 0 8 гг.
СУЩНОСТЬ КРАСОТЫ
Спросила как-то красота создателя вселенной:
«Зачем ты сотворил м еня не вечною, а тленной?»
Ответил он: «Подобен мир картинной галерее,
В глухой ночи небы тия ж изн ь мчится все быстрее.
Мир — только изменений ряд, пленительны й, блестящий,
Красиво и ж еланно всем лиш ь то, что преходяще».
Услыш ав эту речь, луна смутилась, огорчилась
И с бледной утренней звездой известьем поделилась;
Заря поведала росе, что от звезды узнала,
И грустно всем земным друзьям от слов небесных стало.
Цветы, поговорив с росой, наполнились слезами,
Не захотели почки стать зелеными листками,
П окинула весна луга в красе первоначальной,
Веселой молодость приш ла, уш ла, увы, печальной.
73
ПОСЛАНИЕ
Любя отчизну, познаеш ь и торжество горенья.
К ак свет свеча — дели с людьми душ евное прозренье!
Дар проницательной любви ценней всего на свете,
Что перед щедростью ее и храмы и мечети!
Гори, чуж ую скорбь леча словами огневыми,
Плачь с плачущ ими, к а к свеча слезам и восковыми.
Есть искра божества во всем, ищ и единства мира,
Сурьмой пристрастий глаз не маж ь, не создавай кумира!
Ища возвыш енной любви, мерь сердце той ж е мерой:
На чванство гордостью ответь, на недоверье — верой.
Эй, виночерпий, ты вином заморским полнишь чаш и,
Да хм еля грусти мало в нем, неси-ка лучш е наше!
П еременился белый свет, и мы — ины ми будем,
Но, ради бога, не давай вина иллю зий людям.
74
СТУДЕНТАМ АЛИГАРХСКОГО
КОЛЛЕДЖА
Ш лют много посланий люди, мое посланье иное.
У любящ его отчизну и слов звучанье иное.
Ты слы ш ал бессильный ропот в силках трепещ ущ ей птицы,
П ослуш ай вольную птицу — ее стенанье иное.
С казали безмолвно горы: «Смысл ж изни — покой извечный».
А ж изнь муравья — движенье, ведь он созданье иное.
В Х идж азе влеченьем к М екке возвыш ены мусульмане,
Людские пути различны, у всех познанье иное.
Недвижность подобна смерти, и чаш а ходит по кругу,
И наче движ утся люди — у них призванье иное.
Свеча, догорев, сказала: «Горение — радость жизни».
Людей к бессмертью приводит, сквозь боль, старанье иное
П ока на горле кувш ина оставьте кирпич традиций!
Когда вино перебродит — придет сознанье иное.
75
УТРЕННЯЯ ЗВЕЗДА
Я слыш ал утренней звезды обиженные речи:
«Дано мне зренье, не дано мне времени, чтоб видеть.
Ды ханьем солнца все живет, а я до света гасну,
Нет мне пристанищ а нигде, я на судьбу в обиде.
Ж изнь утренней звезды, увы, проходит слиш ком быстро, Я лиш ь пузы рь на глади вод, мерцаю щ ая искра...»
С казал я: «Полно, ты зевар на лбу зари прекрасной.
О быстротечности скорбишь? Сойди ж е с небосвода,
С росою вместе опустись на ласковую землю.
В саду поэзии моем чудесная погода.
Садовник я, весна — любовь. Уйдет — вернется снова.
Мой сад — как вечность, так прочна, крепка его
основа».
76
К Р А С О Т А И Л Ю Б О В Ь
К ак пуны серебряный челн
Тонет в буре солнечных волн,
К ак от лунны х лучей долж на
Т аять лотоса ж елтизна,
К ак перед Сипаем рука
Моисея, к ак вздох цветка
Перед пышностью цветника —
Т ак и я пред любовыо мал.
Деревцо ты, я — ветвь твоя,
Небо ты, я — дож дя струя,
Слезы лью, зарю серебря.
Я скитаний ночь, ты — заря.
От распущ енны х кос твоих
Счастья хватит нам на двоих.
Возле лучш ей я лучш им стал.
В сад моей поэзии ты
П ринесла весну красоты.
77
Засиял любви моей свет,
Словно в зеркале самоцвет.
К соверш енству иду, любя.
Сад мой зелен из-за тебя.
К араван мой обрел привал.
БУТОН
Еле вспы хнет заря блеском розовых щ ек —
Рвет одежду бутон, превращ аясь в цветок,
Пьет сиянье зари, как вино на пиру,
Будто он в кабачке, что открыт поутру.
Разорвав свою грудь, сердце он достает,
Перед солнцем кладет, словно сорванный плод.
Солнце ж изни моей, ты — тверды ня твердынь,
Но когда-нибудь все ж покрывало откинь!
Поселилась бы ты в сердце верном моем —
О траж алась бы век, словно в зеркале, в нем.
Будь твоя красота не бесцельной — моей,
Будь твоя доброта колыбельной моей —
Каждой частью душ и снова ожил бы я,
Пылкой мыслью проник в тайны й смысл бытия.
Я б на солнце мое глян ул издалека —
Стал бы тотчас бутон лепестками цветка.
Вот когда б я раскры л сущность ж изни земной,
Пред людьми обнаж ил чувства, скрытые мной!
79
Л У Н А И З В Е З Д Ы
Перед яркой зарей земною
Говорили звезды с луною:
«Ночь одна, после ночь другая...
Ах, устали мы плыть, мигая.
Все1 идем по дорогам ночи —
Не становится путь короче.
Беспокойство кругом такое,
Будто нет на свете покоя.
Утомились все от движ енья:
Звезды, люди, леса, каменья.
Н у когда же, на самом деле,
Мы дойдем до конечной цели?»
И луна ответила: «Полно,
Вы жнецы, ваш а пива полночь.
Мир движ еньем жив бесконечным,
Подчинитесь законам вечным.
Мчится времени конь бессонный,
Чует кнут, мечтой занесенный.
80
Нет привала на полдороге,
Смерть в покое, а не в тревоге.
Свет вперед идущ ем у явлен,
Ч уть зам еш кавш ийся раздавлен.
Ключ любви — источник движ енья,
К расота — п ути заверш енье».
G Икбал 81
НЕВЕРНЫЙ ВОЗЛЮБЛЕННЫЙ
I
Весь ты из противоречий со сто и т г,, Икба л!
Ты и всех видней на людях, ты и одинок.
Сладкозвучием певучим щедро одарен,
Ты и сада украш енье, и пустынь песок.
Высотой полета близок звездам и луне,
Сам ж е по земле ш агаеш ь, от небес далек.
С наклонивш имся кувш ином схож поэт, когда
Л ьет из глубины душ и нам струи добрых строк.
У ж ивается безумье с мудростью в тебе,
П ахнущ ий садовой розой полевой цветок!
К ак волна, не оставляеш ь на бегу следов
И о берег разбиваеш ь буйный свой поток.
У язвлен бываеш ь часто ж енской красотой,
И не диво, что недолог увлечений срок.
Ветреником назы ваю т ж енщ ины тебя,
Редко ты ступаеш ь дваж ды на один порог.
Видно, ты на свет родился трепетным, к ак ртуть.
Если б трепет прекратился хоть когда-нибудь!
82
II
Горстка праха под одеждой — вот моя душа,
Горстку превратил в пустыню смерч любви земной.
Л и ш ь о д и н алмаз гранены й в сердце я таю,
Но у кам н я сотни граней, цвет у всех иной.
Чувств и дум столпотворенье в сердце у меня,
Но никто и знать не знает, что сокрыто мной.
Пусть хоть каж ды й миг влекусь я к новой красоте
Истинной не изменяю , предан лиш ь одной!
К временному равнодуш ен, вечного ищ у.
Н аш и увлеченья — искры в темноте ночной.
Искры вспыхивают, гаснут... Ну, а я хочу
Блеска молнии, разящ ей, как клинок стальной;
Греж у я о совершенной, цельной красоте,
А частицы собираю, к ак цветы весной.
К расота так беспредельна, как тоска по ней,
Боль меня отгородила ото всех стеной.
Нет законов для высокой истинной любви:
Часто верность — бедность духа, деш ева ценой.
Виночерпий предлагает мне глоток вина,
А душ е ж еланна чаш а — в море глубиной.
Брош ен я в костер исканий, окруж ен огнем,
Бы ть судьей творца я вправе — он всему виной.
Я — картина, мой худож ник не по вкусу мне,
Я иным хотел бы видеть мира холст цветной.
Меж волной и человеком очевидна связь:
Разбиваю тся о берег, к берегу стремясь.
6*
ЧЕЛОВЕК
Природа так несправедлива!..
От человека тайны скрыла,
А ж аж ду и х открыть внуш ила.
Растет ж елание познанья,
Но непостижно мирозданье.
Н ачало знаний — удивленье,
Конец — его ж е повторенье.
Вот волн бегущ их вереница,—
Река стремится в море влиться;
Куда-то гонит ветер тучи,
Несет их на плечах, летучий.
В тюрьме небес, в цепях неволи
П ривыкли звезды к звездной доле.
Вот ранний богомолец-солнце
Велит проснуться дали сонной,
Укрывш ись за горами где-то,
П ьет алое вино рассвета.
Все сущее собой довольно,
И в радости своей невольной
Природа разделить не может
Тоски, что человека гложет.
84
БЛЕСК КРАСОТЫ
Мы ж аж дем красоты, рождаю щ ей волненье,
И молодости пыл, и высш ие стремленья,—
Той, от которой мир становится бессмертным,
И краски яркими, и сердце милосердным.
Той, что мышлению научит человека
И уведет его от суетности века,
И покорится ей незрелый, скудный разум
И станет чувств рабом, послуш ен их наказам.
Скаяот мне, о творец, всей правды не скры вая:
Есть в перстне времени ж ем чуж ина такая?
85
ВЕЧЕР
(Г1а берегу реки Н еккар)
Безмолвен лунны й свет, безмолвны
Деревья, и трава, и волны,
Не слышно птиц в долине сонной,
Безмолвен гор покров зеленый.
Природа в отрешенъе кратком,
В забвении блаженно-сладком.
К ак будто в тиш ине вечерней
Н еккар остановил теченье,
И звездный караван усталы й
Беззвучно тянется к привалу.
Безмолвны чащ и, горы, воды:
Сосредоточенность природы...
Будь, сердце, на нее похоже,
Умолкни в тихой грусти тоже.
86
ОДИНОЧЕСТВО
Разве ночь одинока твоя?
Разве звезды тебе не друзья?
Видишь неба безмолвную высь,
Видишь спящую землю? Вглядись
В эти горы, селенья, поля,—
Словно розовый сад вся земля.
Звезды слез твоих тихо горят,
К ак ж емчуж ин мерцаю щ их ряд.
Разомкни одиночества круг,
Видишь, сердце? Природа — твой друг.
87
С Т И Х И 1 9 0 9 — 1 9 2 4 гг.
ЗВЕЗДА
Ты страш иш ься зари или света луны , о звезда?
Что известно тебе о кончине весны, о звезда?
Ты боишься, что ночи твои сочтены, о звезда?
Что лучи твои тоже погибнуть должны, о звезда?
Ты ж ивеш ь на границе небесной страны, о звезда,
И ж ем чуж ины в кудри твои вплетены, о звезда,
Но душ а твоя гаснет и смерти испуганно ждет,
Но душ а твоя искрой трепещ ет всю ночь напролет,
Но душ е твоей страш ен миров дерзновенный полет,
Там, где власть одного не считается с властью других,
Там, где с гибелью звезд заверш ается солнца восход,
Где, рож дая цветок, на заре ум ирает бутон,
Где мгновенная смерть — это ж изни стремительный взлет,
Где мгновенная ж изн ь — это смерти стремительный сон...
В мастерской бы тия есть один непрелож ны й закон:
Л иш ь река перемен постоянна в потоке времен.
88
JI У II Л
О Луна, украш ая природу, сияние лей —
О плываеш ь ты Землю с начала вселенских ночей.
Это, может быть, раны видны у тебя па груди,
Не глубокие ль раны любви безответной твоей?
На Земле я покоя не знаю, а ты — в небесах,
Оба ищ ем чего-то, и поиски все тяж елей.
Человек — мне светильник, ты в этом согласна со мной,
Мы, быть может, с тобой устремляемся к цели одной.
Ты в безмолвии звездном любимого ищ еш ь — он скрыт...
Где? Бы ть может, где ш ум ная ж изнь беспокойно бурлит,
Ом взнесен в кипарисе, он дремлет в душ истой траве,
Он поет в соловье, он в набухш ем бутоне молчит.
Я в речных зеркалах и в росинках тебе покаж у —
Л иш ь последуй за мною — огонь его свеж их ланит.
Воплощен твой любимый в долину, и в гору, и в дом,
Он в душ е человека, он в ясном сиянье твоем.
80
н о ч ь и п о э т
Ночь
Зачем в моем лунном сиянье ты бродишь, волненьем объятый,
Безмолвный, как пы ш ная роза, тревожный, как трав ароматы?
Б ы ть может, ты стал ювелиром, ж емчуж ны е звезды чеканя?
А может быть, плаваеш ь рыбой в морях золотого сверканья?
Б ы ть может, ты яркой звездою горел у м еня на челе,
Но пал с лучезарного неба и бродишь по темной земле?
Замолкли дневные напевы и звоп оборвался струны.
В моих зеркалах отразились вселенной туманны е сны.
И сходит на нет, замирает на дне моем водоворот.
Уснула волна безмятежно, не плещ ется и не поет.
В беспамятство всё погрузилось, как будто над целой землей
Простер неподвижные кры лья холодный и вечный покой.
Лиш ь сердце поэта, как прежде, исполнено бурь и борьбы,
Но как ты сумел, непокорный, моей избеж ать ворожбы?
Поэт
Я сею ж емчуга, о ночь, в твоем просторе, —
Не так ж е ли траву росой оплачут зори?
Я в суете дневной стыж усь тоски моей,
Но жадно плачу я в безлюдии ночей.
90
Всю боль и скорбь мою кому бы я раскрыл,
Ж еланий огненных неутоленный пыл?
Синай с ры даньями припал ко мне на грудь,
Никто не чтит его, не хочет и взглянуть...
Иль я над мертвыми во тьме свечой пылаю?
О ночь, несбыточна мечта моя святая.
Безумцы не берут добра, что им даю, —
Они, несчастные, торопят смерть свою.
Людьми непонятый, отвергнут, нелюбим —
Я всё поведаю созвездиям твоим.
ЧЕЛОВЕКУ
П рекрасен или нет сегодня этот сад —
Н арцисс не чувствует, он ничему не рад.
Не зная прелести свободного движенья,
Деревья ничего не ж дут и не хотят,
И вся вселенная бессильна и покорна.
И только человек сквозь ты сячи преград,
П есчинка малая, стремится к правде вечной,
В песчинке, может быть, весь мир огромный сжат...
В зглянув на сад, ты все преобразуеш ь в нем,
Ты властен, человек, стать богом и творцом.
92
поэт
Песни громко распевая, с гор беж ит поток,
В кабачке весны он, видно, пропустил глоток.
Ты послуш ай, как поет он, пьяны й и шальной:
«Всем, кто неж ится в покое, дан природой срок!»
Посмотри, как он резвится, туч веселый сын,
К ак игриво он ласкает каж ды й корешок.
Похищает пенный кубок в кабачке верш ин
И поит поля в долине, туч веселый сын.
Если к истинному слову путь поэт найдет,
Н ива дней зазеленеет от его щедрот.
Он восславит Ибрахима в трудный, горький час,
В час, когда на путь А зара встанет весь народ.
Только с песней, кровью сердца вписанной в века,
Светлая заря бессмертья над землей взойдет.
Если вдруг иссякнет в мире песенный ручей,
Л истья из садов исчезнут и цветы — с полей.
93
РАЗГОВОР
Дикой птице заявила курица одна:
«Разве только ты на свет кры латой рождена?
Небо покоряеш ь ты, но я не отстаю, —
Разве в небо за тобой лететь я не вольна?
Я крылата, как и ты, свободна, как и ты,
П очему ж е ты всегда надменности полна?»
Дикой птице эта речь обидна и смешна,
Т ак спесивой курице ответила она:
«Ты кры лата, как и я, свободна, как и я,
Только на пути твоем всегда стоит стена.
Что победа и отвага значат дл я тебя?
Ветру в небе я верна, а ты земле верна.
И щ еш ь зерна ты в земле и роеш ься в пыли,
Я ж е к звездам поднимаюсь в поисках зерна».
94
Д Е Р Ж И С Ь ЗА ДЕРЕВО
II В Е Р Ь В С В О Ю В Е С Н У
О тломанная ветвь, покинув ствол родной,
Не будет зеленеть грядущ ею весной,
И осень для нее отныне станет вечной —
Ей не украситься плодами и листвой.
Индиец, и в твоем саду так ая ж осень,
Во мгле безверия нет розы золотой
И птицы не поют — угрюмое молчанье
В саду оставленном, в тени его густой.
Скорее ж е пойми судьбу несчастной ветки
И книгу времени премудрую раскрой.
Держ ись за дерево, за ствол, всегда живой,
И верь в свою весну, в народ великий свой.
9 5
К А П И Т А Л И Т Р У Д
Рабочим передай посланье, наставленье —
В нем голос всех миров, времен и поколений.
Рабы обмануты лукавы м богачом, —
НелЬзя собрать плодов с сухих рогов оленей.
Д ля вас, создателей всех сказочны х богатств —
Гроши ничтожные, подачки и лиш енья.
К оварный чародей готовит вам гашиш ,
Но разве сладостно такое опьяненье?
Всех одурманить вас хозяева хотят
Враждою рас и вер, обычаев и мнений.
И в ж ертву идолам себя вы принесли,
В бреду утратив то, что всех богатств бесценней.
Все нищ ий проиграл, а вы играл богач,
Вы все поставлены владыкой на колени.
О, если бы народ дремоту превозмог!
Ведь изм еняю тся и Запад и Восток.
С тремящ ийся вперед отвергнет целы й свет.
Росинки мелочей не прячь, как горсть монет.
Л иш ь в пробуж дении народа радость сердца.
Ни И скандер не нуж ен нам и ни Джамш ед,
Ведь солнце новое восходит в наш е время.
96
О звездах не горюй, которых больше нет.
Оковы человек сегодня разры вает.
Из рая изгнанны й, забудь, Адам, запрет!
Весна садовникам-целителям сказала,
Что розы исцелять лиш ь ей открыт секрет.
Б укаш ка, не летай вокруг свечи чуж ой:
Сама ты светиш ься — твой свет всегда с тобой.
7 Икбал
САТИРИЧЕСКИЕ СТИХИ
* * *
Всё из Японии: от ш арфов и платков,
От мелочи любой — до зонтика и стула...
Что ж не закупим мы в Я понии гробов?
А трупы обмывать — пусть ездят из Кабула.
Ж * *
«Кому нуж на чадра?» — так ш ейх спросил один,
И юношам над ним см еяться нет причины.
«Ведь закры ваю тся чадрою от мужчин, —
Тот мудрый ш ейх оказал, — а где у нас мужчины?»
* * *
Комар мне поведал сквозь стон и сквозь плач
Печальную повесть своих неудач:
«Чтоб капелькой крови одной поживиться,
Я долж ен все силы, всю волю напрячь.
А как ж е крестьянскую кровь безвозмездно
До капельки вы пил помещик, богач?»
98
* * *
Бездельник-фабрикант,— нечистые услады
Его изнеж или, труда не знает он.
За каж ды й труд господь всем обещ ал награды,
Но за рабочего — хозяин награж ден.
* * *
В народе говорят, что труж еник — мудрец,
Ж ивет он в хиж ине смиренно и убого...
А вот правительству построили дворец, —
Я не встречал еще роскош нее чертога.
7*
РУБАИ
О, К аш мира земля, в мире нет ничего совершенней,
Эта пряность ветров, эти заросли райских растений.
О, К аш мира земля, о, буш ующий вихрь красоты —
Только здесь до конца божества раскры вается гений.
И з к н и г и
«ТАЙНЫ ЛИЧНОСТИ»
19 15
Перевод с персидского

П О В Е С Т Ь ОБ А Л М А З Е И У Г Л Е
Я повестью тебя займ у другою,
Еще одну дверь истины открою.
Спросил однаж ды уголь у алмаза:
«Чему ты славой светоча обязан?
Ведь мы собратья, наш а суть едина,
И рядом мы леж им в земных глубинах.
Но в топках гибну я, дрож а от страха, —
Сияешь ты в короне падиш аха.
Уродлив я, земли деш евле стою —
Разбито сердце зеркала тобою.
Огонь мой освещ ает лиш ь очаг,
Сгорев, я превращ аю сь в легкий прах.
Глумиться мож ет каж ды й надо мной,
Захочет — и сож ж ет м еня любой.
Я знаю, что горька судьба моя,
Ч то ж алок смысл такого бытия.
От искры малой я могу сгореть,
П овалит дым густой, наступит смерть.
А ты, алмаз, звезду напоминаеш ь,
Сиянье каж дой гранью излучаеш ь.
103
То станеш ь светом глаз монарха властных,
То на кинж але вспыхнет луч твой ясный».
«Мудрец, — услы ш ал он ответ алмаза, —
Я камнем драгоценным стал не сразу.
Когда-то оба, были мы землей,
Боролся я — ты выбрал путь другой.
Я затвердел в борьбе и камнем стал,
Звездою яркой гордо засверкал,—
А ты остался, уголь, мягкотелым,
Таким, как прежде, ж алким и несмелым.
Забудь свой страх, печаль, тревоги разом,
Б удь тверд во всем — и станеш ь ты алмазом.
Кто стоек, горд и не боится бед,
Тот навсегда оставит в мире след.
Землей был Черны й камень, горстыо тленной
Сегодня в Каабе он стал свящ енным,
Горы Синайской выш е вознесен,
К пему идут народы на поклон.
Запомни: славен тот, кто тверд и смел.
Ничтожность, тленность — слабого удел».
И з книги
«ПОСЛАНИЕ ВОСТОКА»
1 0 2 4 i
П еревод с персидского

РАЗМЫШЛЕНИЯ
ПЕРВЫЙ ВЕСЕННИЙ ЦВЕТОК
Н аперсника не нахожу, в лугах я одинок,—
Едва проснувш ейся весны единственный цветок.
Все ж ду и ж ду,— глядясь в ручей и видя лиш ь себя,—
Чтоб чье-то дивное лицо отобразил поток.
Пером, которым пиш ет ж изнь, начертано теперь
И на моих листках, что к нам весна приходит в срок.
Еще вчераш ним я ж иву, сегодняш нему рад,
Боготворю грядущ ий день — бессмертия залог.
Цветком я выш ел из земли,— иначе я не мог,
Но по природе я — звезда, П леяды — мой исток.
107
ПОКОРЕНИЕ ПРИРОДЫ
Появление Адама
В озвестила любовь, что влю бленный на свет появился.
Красота встрепенулась,— ценитель прим ет появился.
В зволновалась природа,— из ж алкого праха земного
Себявидец, познавш ий вопрос и ответ, появился.
Долетело с небес до становищ а ночи извечной:
«Ужасайся,— срываю щ ий с тайны запрет появился!»
Пробудилось ж еланье, что спало в объятиях ж изни,—
В предрассветном весеннем саду первоцвет появился.
И промолвила ж изнь: «Я томилась под куполом древним,
Но в глухом небосводе лучистый просвет появился».
Сатана говорит творцу
Я не ангел-глупец, поклонюсь ли Адаму в раю!
Он из глины был создан — из пламени я состою.
П ож елал я — и кровь заструилась по ж илам вселенной.
Я громами гремлю, я ветрам и стенаю-пою.
С вязь мельчайш их частиц подчинил я могучим законам.
108
В тайной сути своей я страданье и счастье таю.
Я в распавш ейся персти провиж у сосуд совершенный.
Разбиваю , что создал, и новое вновь создаю.
Л иш ь по воле моей непреры вное движ ется время.
Средоточие страсти — я в бурях себя познаю.
Ты созвездья заж ег — я внуш ил им полет и круженье.
Ты открыл бытие — я горение дал бытию.
Д уш у вдунул ты в плоть, эту душ у объял я тревогой.
П редстаеш ь ты покоем, смятением я предстаю.
П усть презренные ангелы мне не хотят поклоняться.
Судный день ты предрек, но увидиш ь во мне судию.
Твой Адам — горстка праха, он ж алок в неведенье
рабском.
Ты его сотворил, но исполнит он волю мою.
Искушение Адама
И радость и скорбь прекрасней, чем райский твой полусон.
Голубка соколом станет, и з тенет вы ры ваясь вон.
Подобен будь кипарису, не гнувш емуся вовек.
Бессмысленно ты пред богом в молениях преклонен. '
В струе источников райских — забвенье, небытие.
Л озы виноградной током ты будеш ь воспламенен.
Добро и зло лиш ь виденья, внуш аем ы й богом страх.
П ознанием, созиданьем ты станеш ь стократ силен.
Приди, я тебе открою пленительны е края,
Тебя цветенье земное обступит со всех сторон.
Стань перлом, ж ал к ая капля, из облака упади,
Возникни, как в море ж емчуг, что на небе зарожден.
Б удь вольным и самовластным, чтоб скры тая суть твоя
Вселепную ослепила, клинком блеснув из ножон.
109
Взлети на кры лах ш ироких и кровь ф азан а пролей,
В гнезде погибает сокол, дремотою истомлен.
Влюбленный достигнет встречи, опасностей не страш ась.
В горенье — тайна бессмертья, его единый закон.
П о ки д а я рай, Адам говорит
Сладко мне печаль и радость слить в ж елан и ях кипучих,
Разбудить биенье ж изни и в пусты нях и на кручах.
О творяя дверцу клетки в этот сад благоуханный,
Звездам тайное доверить, побродить зарницей в тучах.
Видеть прелесть неприступной, постигать ее причуды,
И зны вать в томленьях тайны х, не скры вать молений ж гучих,
Созерцать в лугах весенних лиш ь единство многоцветья,
О тличая венчик розы от ее шипов колючих...
Я — бессонное горенье, я ищ у в различьях связь,
Верой ж ертвую сомненью, к вечной истине стремясь.
Адам перед всевы ш ним (Судный день)
Ты мне сознание дал, и в предназначенны й срок
В мире незрячем свечу сердцем моим ты заж ег.
Я соверш ал чудеса, русла потоков менял,
Я молоко из скалы молотом звонким извлек,
В сети Венеру поймал, стал властелином луны...
Зоркий мой разум царит в мире страстей и тревог.
Властвую недрами гор, числю движ енье светил,
Знаю песчинок пути, солнечных вихрей поток...
Грех мой великий прости и отпусти мне вину!
Не поклонясь сатане, мир подчинить я не мог.
110
Я красоту покорил, порабощен красотой,—
Камепны й 'идол! вздохнул, страстью ко мне занемог,
Я непокорство увлек неж ны м арканом мольбы,
П ринял я тяж есть вериг — сладостной власти залог.
Разум природу постиг, тщетно скры валась она,
Горстью зем ли покорен плам ени сын — сатана.
В Е С Н А
Взгляни, как весеннее облако раскидывает ш атер.
Над прозрачной водой озер
Зазвенел соловьиный хор,
Л уговины и склоны гор
П естроцветный покры л ковер...
Н асыщ ай красотою взор,—
Взгляни, как весеннее облако раскиды вает шатер.
В сады и луга благодатные приш ел цветов караван.
Разогнав на заре туман,
Веет ветер, простором пьян,
Коростель свистит средь полян,
Охмелевший цветет тюльпан,
Стонет сердце от свеж их ран...
В сады и луга благодатные приш ел цветов караван.
Все неж нее воркует горлица, распевает соловей.
Не скры вайся в келье своей,
К андалы рассудка разбей,
В цветники выходи скорей,
112
И вино познания пей,
И венки душ истые вей...
Все неж нее воркует горлица, распевает соловей.
И в долинах и в рощ ах радуйся цветущ ему бытию.
В счастливом зеленом краю
П рислуш ивайся к соловью,
Взгляни, как, склоняясь к ручью,
Л ю буясь на прелесть свою,
Н арциссы целую т струю...
И в долинах и в рощ ах радуйся цветущ ему бытию.
Гляди, как земля обновляется, как мир цветению рад!
Сверкает тюльпанов наряд,
И розы как плам я горят.
И словно густой звездопад
Средь ночи обруш ился в сад,—
К ак звезды, росинки блестят...
Гляди, как земля обновляется, как мир цветению рад!
Природа весной раскры вается в сокровеннейш ем своем.
М ироздание познаем
Бы тием и небытием,
И тем, что мы ж изнью зовем,
И тем, что мы смертью сочтем,—
Достоверного нет ни в чем...
Природа весной раскры вается в сокровеннейш ем своем.
Икбал
ВЕЧН АЯ Ж ИЗНЬ
Не считай, что закончил свой радостный труд
виночерпии,—
В виноградной лозе есть вино, что не найдено нами.
Пусть прекрасны луга, не живи, к ак бутон затаенны й,—
Вольный ветер развеет его лепестки над лугами.
Т айну ж изни постигший •— отвергни закрытое сердце,
Не пронзенное до крови ж гучих ж елан и й ш ипами.
Будь своим средоточием, неколебимой скалою,
Не ж иви, как суш няк,— ветер дерзок, и яростно пламя
114
М Ы СЛИ З В Е З Д
Я слыш ал, к ак звезда звезде сказала:
«Плывем,— но где пределы океана?
Движ енье — наш а суть, скользим по кругу,
Но цели нет в круж енье каравана.
И если звезды над землей все те ж е,
Кому на радость блеск их неизменный?
Счастливей тот, чьей ж изпи есть границы.
Зем ля — великодуш нее вселенной.
Небытие — ж еланнее бессмертья.
Кто стерпит безысходной ж изни бремя!
К чему лазурь небес, где, словно пленниц,
В петле аркана нас волочит время.
Тревожно человеку ж ить, нет спору,
Но он в самом себе наш ел опору,
Он врем я оседлал и мчится в гору,
И лиш ь ему одежда ж изни впору».
115
УТРЕННИЙ ВЕТЕРОК
Я с дальних гор лечу, лечу с морей,
Не ведая себя, лечу скорей,
На гнезда сыплю серебро ж асмина,
Чтоб грустной птице пелось веселей;
Тю льпан багряны й трепетно ласкаю ,
Чтоб слащ е он ды ш ал и цвел пыш ней,
Молитвенно целую чаш у розы,
Чтобы росу не потревож ить в ней,
И с голосом влюбленного поэта
Сливаюсь, чтоб напев звучал нежней.
116
Н А ЗИ Д А Н И Е СОКОЛА СОКОЛЕНКУ
Ты — сокол и по сути естества
Таиш ь под ш елком перьев сердце льва.
Будь добрым, и реш ительны м, и твердым,
Отважным, и стремительным, и гордым.
С ф азаном иль скворцом знакомство свесть
Уместно, лиш ь когда захочеш ь есть.
В них, в бесполетных, гордости не стало,
Коль чистят клювы обо что попало.
Немало корш унов погибло тут
Ч рез этих, что по зерны ш ку клюют.
Один сарыч, усвоив их обычай,
Своей добычи сделался добычей.
П усть мягкотелы рябчик и чирок,
А ты будь тверж е, чем олений рог.
Самим собою будь, самим собою —
И милосердным, и готовым к бою.
Покой и счастье — сладостный удел
Л иш ь тех, кто созидателен и смел.
Не зря орел сказал когда-то сыну,
Что каплю крови предпочтет рубину.
Д ерж аться стадом — правило овец.
117
Ж иви один, как дед твой и отец.
Т ак повелось, коль говорить о предках,
Что соколы не выот гнезда на ветках.
Сидеть в садах — для сокола позор.
Обитель наш а — степь и гребни гор.
По зерны ш ку кормиться нам невместно.
Нам дал создатель весь простор небесный.
Кто бродит по земле и крохи ест —
Подобен курам, чей приют — насест.
Гранит скалы ковром считает кречет,—
На скалах когти точит, раны лечит.
Подобен будь Симургу, что в былом
Рустама прикры вал своим крылом.
Когда бороться будеш ь с барсом пестрым,
Ему глазищ а вы рви когтем острым,
К ровь белых кречетов в тебе течет,
И твой полет — не ангела ль полет!
К руж а недвижно по кривому небу,
Кормись лиш ь тем, что лучш им на потребу.
Не еш ь из чьих-то рук, не тронь земли
И назиданью доброму внемли.
К Н И Ж Н Ы II Ч Е Р В Ь
Я по чью услыхал в библиотеке,
Что книж ны й червь поведал мотыльку:
«Абу-Али исследую страницы,
В строке Ф ариаби узоры тку,
И все ж е не узнал я смысла ж изни
И счастлив не был на своем веку».
Ответил мотылек полуспаленный:
«Не скаж ут книги — к ак избы ть тоску.
Чтоб истину постичь — в огне живи.
Суть бы тия лиш ь в трепете любви».
119
С В Е Т Л Я Ч О К
Ж учок неприметный достиг средоточия сил,—
Он стал мотыльком, он средь ночи, пы лая, парил
И тьму озарил.
От солнца отбивш ийся луч, он скрутился в моток.
Столь ярко сиял он, что видел в сплетеньях дорог —
Где цель, где исток.
К свече он летел, чтоб возникнуть в дыханье ииом.
Он кинулся в пламя, слился с трепетавш им огнем
В пы ланье одпом.
Не звездочка ль это, что блеском поспорит с луной,
Спускается, чтоб лю боваться в прохладе ночной
Красою земной?
Иль это луна, что сумела себя обрести,
И счастлива свет незаемны й в просторах нести
На вольном пути?
Твой блеск, светлячок, лиш ь тобою самим порожден.
Закон твой — мелькнуть и пропасть, как виденье, как
сон,—
И звечный закон.
Ты в мраке дремучем — светильник полуночных птиц.
Твой путь, что стремительней молний, светлее зарниц,—
Не знает границ.
120
Нас та ж е зем ля родила, что тебя, светляка.
Не видим иль видим,— нас мучают страх
А цель — далека.
Неложно скаж у: в сож алениях истины нет.
Все дальш е иди и храни до скончания лет
Горенье и свет.
тоска,
П Е С Н Я К А Р А В А Н Щ И К А
Дивный нар, мое любованье,
Ты прелестней татарской лани,
Ты — динаров моих сиянье,
Драгоценное достоянье,
Сокровенное упованье,
Торопись,— наш а цель близка.
Ты чудесен в вихре порыва.
На тебя глядят, как на диво,
Гурии толпою пугливой
И Л ейли в тревоге ревнивой.
Сын пустыни, нар терпеливый,
Торопись,— наш а цель близка.
В час полдневный — душ ны й и ж гучий —
М чиш ься ты сквозь морок зыбучий,
То мелькнеш ь луной из-за тучи,
То сверкнеш ь звездою летучей.
О бессонный мой, мой могучий,
Торопись,— наш а цель близка.
К ак беспарусные пироги,
Ты почти летиш ь, легконогий.
Словно Хизр, ты знаеш ь дороги.
122
В трудный миг не просишь подмоги.
Л уч моей любви и тревоги,
Торопись,— наш а цель близка.
П оступыо широкой, свободной
Ты спеш иш ь в пустыне безводной,
Ж аж дущ ий идеш ь и голодпый.
Л иш ь в часы стоянки бесплодной
У стаеш ь ты, нар благородный...
Торопись,— наш а цель близка.
Из Йемена, словно комета,
В К арн явился ты до рассвета.
Ты родился в пустыне этой,—
Д ля тебя песок перегреты й
Мягче лепестков первоцвета...
Торопись,— наш а цель близка.
От скитаний луна устала,
За круты м холмом задремала.
Рдеет утро зарею алой.
С тая вихрей, мчась как попало,
Темной ночи рвет покрывало...
Торопись,— наш а цель близка.
П усть звенит на заре туманной
К аж ды й звук моего дастана
Колокольчиком каравана!
Мы окончим путь раным-рано,
П рипадем к земле долгожданной...
Торопись,— наш а цель близка.
КАПЛЯ ВОДЫ
Я не грешу, влагая смысл иной
В слова, что были сказаны не мной:
«Упала в море кап л я дож девая
И прош ептала, страха пе скрывая:
— В бескрайном сохранится ли мой след? Где море, там меня, наверно, нет!»
Но из глубин донесся голос к ней:
«Не усты ж айся малости своей,—
Ты видела сверш енья дня и ночи,
Л угам, горам, степям глядела в очи,
На листьях иль у тучи на плечах
П ереливалась в солнечных лучах,
Б ы ла спасеньем страж дущ их в пустыне,
Растерзанны х бутонов благостыней,
Струилась в ж илах виноградны х лоз,
Дремля в земле, поила стебли роз...
Мной рож дена, со мною разминулась,
Но вновь из облаков ко мне вернулась.
В огромности моей уединись.
Сверкая, в зеркало мое глядись.
Ж емчуж иной ж иви в объятьях моря,
Ж иви, светясь,— как месяц, звезды, зори».
124
РАЗГОВОР ТВОРЦА
С Ч Е Л О В Е К О М
Творец
Я создал мир из персти и воды.
Ты создал персов, негров и татар.
В земле я создал тайники руды.
Ты создал меч, чтоб наносить удар,
Топор, чтобы деревьям падать ниц,
И клетку создал ты для певчих птиц,
Человек
Ты создал ночь, но я огонь достал.
Ты создал глину, я слепил фиал.
Пустыню создал ты и глыбы скал,
Я создал сад, чтоб мир благоухал.
Я тот, кто превратил в стекло песок
И смертоносный яд — в сладчайш ий сок.
125
КРАВЧЕМ У
В садах К аш мира — дивная весна.
Долина розами разубрана,
Ты сячецветна, как перо павлина,
И водометами окроплена.
Повсюду рдеют яркие тюльпаны,
Т рава свеж а, душ иста, зелена.
Над чистым родником бутон склонился,
Его краса в струе отраж ена.
Душ а проснулась, вспы хнули ж еланья,
Из рощ и песня звонкая слыш на,—
Там вторит соловьиному напеву
Ручьев нетерпеливая волна.
Весною на земле творцом небесным
Воссоздан рай, и, смертному верна,
Зем ля его не мучит ож иданьем,—
Вся прелесть рая здесь воплощена.
Чего я ж аж ду, если мне не надо
Н и музы ки, ни песен, ни вина?..
О кравчий, луноликий, умоляю ,—
П усть вспомнится каш мирцам старина!
Составь напиток из огня и света —
126
Н алей каш мирцам чаш и дополна,
Тю льпан могучий вызови из почвы,
Сними с народа чары злого сна,
Услышь, как от К аш гара до К аш ана
В неволе стонут наш и племена.
Коль окропить ш ипы слезой народной —
Колючку в розу превратит она.
Каш мирцы подневольные с надгробий
Свящ енные стирают письмена,
Кумиров из надгробий высекают,
Былы е забывают времена,
Самих себя чуж даю тся, стыдятся,
В них рабская приниж енность видна.
П оработителям — и ш елк и бархат,
А им — лохмотья ветхого рядна.
Глаза их тусклы, сердце безучастно,
Душ а их солнцем не озарена...
Вином свящ енным на каш мирца брызни,
Чтоб в нем затрепетала искра ж изни!
С О К О Л И Р Ы Б А
Слушает сокол, плавно круж ащ ий, юркую рыбку:
«Видишь, к ак волны мчатся чредою? Это есть море.
Ч удищ а бродят, громы гнездятся в недрах глубоких.
Волны пророчат грозные беды, горькое горе.
Все, что сверкает, волны смывают, в недра уносят.
Светятся перлы в створках ж емчуж ниц, в плотном затворе
Негде тут скры ться — море повсюду, сверху и снизу.
Звучно сливаясь, к атятся волны в яростном хоре.
Юное вечно, полное страсти, море клокочет,—
Не убывает, не прибывает, с временем споря...»
От восхищ енья ю ркая ры бка затрепетала.
Сокол взметнулся, с петерпеливы м блеском во взоре,
К рикнув: «Я — сокол, мне безразлично все, что не в небе,—
Будь то пустыня, зыбь ли м орская в пенном уборе.
Если б могла ты воду покинуть, в воздух подняться,
Ты обрела бы зоркие очи в вольном просторе».
128
ОДИНОЧЕСТВО
Я к морю приш ел и сказал неуемной волне:
«Ты вечно в смятенье, какое томнт тебя горе?
Ж емчужною пеною искриш ься ты, но в груди
Таиш ь ли ж ем чуж ину сердца, питомица моря?»
Дрож ащ ая, скрылась волна, ничего не сказав.
П риш ел я к скале и спросил: «Почему ты молчишь,
В нимая ры даньям несчастных, страдальческим стопам?
О, если есть капелька крови в рубинах твоих,
П ослуш ай меня, побеседуй со мной, с угнетенным!»
Вздохнула угрюмо скала, ничего не сказав.
Бродя одиноко, я ночью спросил у луны:
«Открой мне, в чем тай ная суть векового скитанья?
В твоем серебре этот мир — как ж асминовый сад,—
Не сердце ль пы лает твое, излучая сиянье?»
Вздохнула печально луна, ничего пе сказав.
Тогда я предстал пред творцом, и сказал я творцу:
«Не виж у я в мире наперсника, единоверца,
Твой мир безупречен, но песня ему не нуж на,
Твой мир бессердечен, а я — раскаленное сердце!»
Он чуть улы бнулся в ответ, ничего не сказав.
g И к б а л 129
Ж И В И В О П А С Н О С Т И
П ож аловалась лань своей подруге:
«Охотники, силки — куда ни глянь.
В святилищ е укроюсь,— эти степи
И день и ночь подстерегают лань.
От бедствий удалиться я хочу,
От страха исцелиться я хочу».
На это отвечает лань другая:
«Коль хочеш ь ж ить — в опасности живи.
Ты волю отточи, как меч булатный,
И никого на помощь не зови:
Не бойся страха, не таись в глуш и,—
Постигни силу сердца и души».
130
(В ответ на одноименное
стихотворение Гете)
Гурия
Не смотришь на меня, не пьеш ь вина...
К ак странно, что любовь тебе странна,—
Твоя строка полна печалыо страстной
И радостью надеж д окрылена.
Ты мир созвучий создал столь прекрасный,
Что рай в моих очах — лиш ь призрак сна...
Поэт
Волшебна речь твоя, тю льпан в цвету!
Но я уколы розы предпочту.
К ак ветерок в саду — тревож но сердце
И сущ ествует только на лету.
Когда мою красавицу я виж у,
Душ а зовет иную красоту.
Н айдя звезду, ищ у дорогу к солнцу
Г У Р И Я и п о э т
131
И не приму покоя тяготу,
Хмелея, отстраняю чаш у страсти,
И новый стих у ж е влечет мечту.
И щ у предел, не знаю щ ий предела,
Хочу увидеть свет сквозь темноту.
В раю погибну я, пеутоленный,
Я состраданья там не обрету.
В О Л Н А И Б Е Р Е Г
(В ответ на стихотворение
Гейне «Вопросы»)
Недвиж ны й берег произпес: «Хотя немало лет ж иву я,
Но кто я, что я,— не пойму и сам себя не назову я».
Порывом опьянясь, волна самозабвенно восклицала:
«Я существую на бегу, не на бегу — не существую».
133
КАШМИР
Не торопись, побудь в К аш мире,— расцвет весны увидиш ь ты.
Взгляни, как в изумрудной ш ири пылаю т пестрые цветы.
Здесь ласково струится ветер, сбегающий с окрестных гор.
В садах — дыхание граната и птиц веселые четы.
Лицо земли от взоров неба сокрыто под чадрою роз,
Чтоб время проносилось мимо, не зам ечая красоты.
Еще один тю льпан пробился, подземным пламенем гоним,
Еще одна волна мелькнула, гонима тайной быстроты.
Ударь по звонким струнам саза, встречай весенний караван,
В згляни на девуш ку К аш м ира,— как хорош и ее черты!
На свете не найти неж нее тю льпанных щ ек, ж асминных плеч...
Твоя душ а сравнится ль с нею безоблачностью чистоты!
134
ЕВРОПЕЙСКИЕ ЗАРИСОВКИ
ПЕТЕФИ 1
О розе ты недолго пел весной,
Скорбь пробудив, унес ее с собой.
Л адонь тюльпана кровь твою хранит,
Свободы пламень ты заж ег святой.
Рож денны й плотыо высшею, певец,
Ты не в земле, ты в созданном тобой.
1 Венгерский поэт, погибший молодым на поле битвы, защ ищ ая родину; тело его не было найдено, и место его гибели
не отметено памятником. (Прим. М. Икбала.)
135
* А 3 Г О В О Р Ф Р А Н Ц У З С К О Г О М Ы С Л И Т Е Л Я
О Г Ю С Т А К О Н Т А С Р А Б О Ч И М
Конт
Все люди связаны меж ду собою,
К ак ветви дерева с его листвою.
Давно в природе так заведено:
Мозг — мыслит, а ногам ходить дано.
Один — царит, другой — служ ить обязан.
М ахмуду — власть, работа — для Аяза.
И видиш ь сам, что это не напрасно,—
Ведь ж изнь вокруг воистину прекрасна.
Рабочий
Зачем, мыслитель, доказать мне хочешь,
Что вечно долж еи ж ить в нуж де рабочий,
На медь, мудрец, наводишь позолоту?
Зачем мне на других всю ж изн ь работать?
Ведь это я,— или тобой забыто? —
Ручей молочный высек из гранита.
130
Скажи, мыслитель, по каком у праву
П арвизу отдаеш ь Ф архада славу
И выдаеш ь за истинное ложь?
Но Х изра ты, мудрец, не проведешь.
В ладыки — бремя на плечах земли,
П рожить без нас они бы не могли.
Л иш ь спать они умеют, есть да пить,
За счет рабочих рук привы кли ж ить.
Считаешь справедливым преступленье!
С таким умом — введен ты в заблужденье!
Д О Л Я Х О З Я И Н А И Р А Б О Ч Е Г О
С талеплавилен грохот — мне,
Тебе органы в храме песнь поют.
В садах плоды земные — мне,
Тебе плоды, что зреют лиш ь в раю.
Вино — напиток горький — мне,
Тебе — какой Адам и Ева пьют.
Гусь, рябчик, перепелка — мне,
Тебе на стол анка пусть подают.
Земли поля и недра — мне,
В твое владенье небо отдаю.
138
ГОЛОС РАБОЧЕГО
Тебя в ш елка я одевал, амир,
Но сам всегда был голоден и бос.
В твоем кольце рубином кровь моя,
Твой ж ем чуг — капли горьких детских слез.
Ты, к ак паук, пил кровь мою века,—
Я на своих плечах держ аву нес.
П усты рь от слез моих цветет, как сад.
Где пала кровь, тю льпаны там горят.
Услышьте, люди, новых песен зов,
Узнайте, люди, силу мудрых слов.
Мир перестроим, пусть исчезнет зло,
Н извергнем мрак, чтоб было всем светло;
Амирам — смерть, и х врем я истекло,
Залож им сад, чтоб все вокруг цвело.
Мы моты льками круж им над огнем,
Не зная сил и прав своих, живем!
И з книги
«К РЫ Л ЬЯ ГАВРИИЛА»
19 3 5
Перевод с урду
Д ай юным ж аж д у глаз моих, стремлений к солнцу страсть,
Дай соколятам крыльев мощь — чтоб наземь не упасть.
И всех на свете одари моих прозрений светом —
Очам и душ ам дай, господь, всеведения власть!
М О Т Ы Л Е К И С В Е Т Л Я Ч О К
Мотылек
Люблю я лампы свет. Мне светлячок смешон:
Своим невзрачны м светом гордится, ж алкий, он!
Светлячок
Х вала тебе, творец, что я не мотылек:
Я не нуждаю сь в лампе — я сам себя зажег.
144
ДЖАВИДУ
В человеческой личности — вечности след.
И в светильнике нации — сердца чистого свет.
Если целью высокою человек покорен —
Ч еловеку дарованы тьмы свобод и побед.
П ортят низкие вороны вольнокрылых орлят —
Пет паренья бывалого, взлета смелого нет.
Очи тусклые времени стыд не колет давно...
Не пятнай свою молодость, береги ее цвет!
За стеной монастырскою не хирел твой отец,
Сохранил и поныне он свеж есть утренних лет.
Ю И к б а л 145
АНГЕЛЫ ПРОВОЖАЮТ АДАМА
И З Р А Я
Тебе дарованы бессонные мечты,
Из плоти ты — или из ртути ты?
Мы слыш али, что создан ты из глины,
Но помыслы твои, как твердь, чисты.
В твоей душ е и солнечность и лунностъ,
Не ведаеш ь своей ты красоты.
Ты даж е ночыо, в забытьи, прекрасен,
А бдящ ий ты — подобие звезды.
На зов твой откликается природа —
Ты плод ее любви и доброты.
146
ДУХ ЗЕМЛИ В СТРЕЧАЕТ АДАМА
Встает светило на востоке — скорей глаза свои открой!
Н астали радостные сроки — лю буйся твердью и землей!
Блеск, озаривш ий все живое,-— лиш ь отблеск славы неземной.
П ознай разлуки пы л ж естокий — ведь пренебрег господь тобой.
Смотри, как уж ас бьется с верой,-— кровав и древен этот бой!!
Над тучами, над облаками и над ветрами властен ты.
Тебе принадлеж ат отныне моря и горные хребты.
Вчера, на ангелов взирая, блаж енно восторгался ты,
Их несравненны м совершенством влюбленно лю бовался ты.
В зерцало дня глядись отныне, пленись своею красотой!
Склонившись, покорится врем я велению твоих очей,
И, на земле тебя увидев, заблещ ут звезды горячей,
Безбреж но ропщ ущ ее море мечты дерзаю щ ей твоей,
А искры дум твоих и вздохов достигнут горних рубежей.
Р асти свою земную душ у! Влияй на мир своей душой!
В твоем светильнике лучится всемирного светила свет.
Твоим искусством ж ивотворным грядущ ий, новый мир согрет.
В раю не оценил ты рая, наруш ил древний свой обет.
Твой рай — в душе твоей могучей и в торжестве ее побед!
Зем ля крепка твоей заботой, работой вечною людской.
Всегда в твоей певучей лютне грустит заветная струна.
10* 147
Всегда твоя мечта кры лата и кровь любовью пленена.
Ты мученик и победитель, и древность ты — и новизна.
Ж рец тайн, грядущ его угадчик, идеш ь сквозь тьму и пламена.
Смотри ж е,— судьбы всей вселенной оседланы твоей судьбой!
Не страш ен мне кромеш ный мрак пустыни,
Я — чистота, я — света торжество.
О странник ночи, не пугайся мрака,
Влюбленным сердцем победи его!
ПОСЛАНИЕ ЗВЕЗДЫ
149
ДЖАВИДУ
(При получении в Лондоне первого письма,
написанного его рукой)
Н айди свое место в держ аве любви
И ночи и утра свои обнови.
Коль бог наградит тебя сердцем разумным —
Ты речи тю льпана и розы лови.
Товар европейских стекольщ иков хрупок —
Из глины индийской сосуд сотвори.
Газель моя — гроздь виноградин. Их соком
П усть ало окрасятся губы твои.
Иду я свободной тропою аскета —
Ты в бедствиях тож е душ ой не криви.
150
Творца вопросил прямодуш ный бедняк:
«Терплю я безропотно бедности ад.
Но как твои ангелы, мудрый господь,
Н ичтожным и низким богатства дарят?»
ВОПРОС
151
К РЕ С Т Ь Я Н И Н У ИЗ ПЕНДЖАБА
В чем цель незадачливой ж изн и твоей?
В земле копош иш ься ты, как муравей,
И, светлую душ у в потемки зарыв,
Не слыш иш ь горящ его утра призыв.
От века прикованы люди к земле,
Но нет ж ивотворной воды в этой мгле.
Кто личность в борениях не закал ял —
Не истинный лал, а подделанный лал.
Окован заветами, ж ил ты впотьмах.
Разбей своих идолов древних во прах!
Обман, разделяю щ ий братьев, развей,
Единство — ворота к победе твоей!
Ты ж аркое сердце посей, к ак зерно,—
И щ едрые всходы подарит оно.
152
Если в ж илах кровь струится — нет боязни и в помине,
Сердце к подвигу стремится, отступает прочь унынье.
Кровь — сокровищ всех дороже. Кто владеет кладом этим
Нищ еты не убоится, не сочтет сребро — святыней.
КРОВЬ
153
ПОЛЕТ
Молвило дерево птице пустынь:
«Мир наш — обитель обиды и слез.
Если бы кры лья творец даровал мне —
Землю украсили б россыпи роз!»
Мудро ответила птица пустынь:
«Сбрось это бремя заносчивых грез!
Разве узнает блаж енство полета
Тот, кто к земле безраздельно прирос?»
154
М У Р А В Е Й И О Р Е Л
Муравей
Н есправедливо: хил я и бескрыл.
Ты ж — выш е звезд небесных воспарил!
Орел
Ты ищ еш ь пищ у в мусоре дорог,
Я ж и девяты м небом пренебрег.

Из книги
«ПОСОХ МОИСЕЯ»
ИЛИ
«ВОЙНА НАСТОЯЩЕМУ»
193 6
Перевод с урду

П Р О С В Е Щ Е Н И Е И В О С П И Т А Н И Е
ОТКРОВЕНИЕ
Той нации, где человек надеж ен, словно сталь,
Той нации не нуж ен меч и ни к чему война.
Мы не дивимся блеску звезд, сиянию луны.
Они — рабы, и только нам свобода суждена.
В неутомимом беге волн — вопрос, но не ответ,
И лиш ь ж ем чуж ина хранит от мира тайну дна.
Пока ты молод и силен, не бойся высоты:
Орлу, парящ ем у в горах, усталость не страшна.
159
ЗАВЕЩАНИЕ ТИПУ-СУЛТАНА
Когда идеш ь тропой любви,— гордыню отвергай;
Глоток отравленной воды в пустыне отвергай.
Ты мож еш ь морем стать, ручей, отвергнув берега,
Но помощи студеных рек в пути не отвергай.
Бродя по капищ ам чуж им, ты будь самим собой
И чуж ды е душ е твоей святы ни отвергай.
В день сотворенья Дж ебраил раз навсегда сказал:
«Рассудку верные сердца нещ адно отвергай».
У лж и — десятки разны х лиц, но истина одна,
П усть все вокруг клейм ят ее, а ты — не отвергай!
160
П Р О Б У Ж Д Е Н И Е
Если раб осознает в себе человека -гСтанет мыслью острей топора дровосека,
И глазам его дерзким откроется мир
От прош едш их веков до грядущ его века.
Но попробуй — себя с пробужденным сравни-ка:
Ты — лиш ь согнутый раб, он — всесильный влады ка;
Ты еще и тропы разглядеть не успел,
Он уж е заш агал к своей цели великой.
11 Икбал 161
К Р А С О Т А И У Р О Д С Т В О
К ак у звезд и луны в голубых небесах,
Есть у мысли восходы свои и закаты ,
Есть подъемы и спуски у каж дой души,
Все мы чем-то бедны или чем-то богаты.
В нас уродливо все, что корыстно и зло,
А прекрасное в нас — бескорыстно и свято.
162
СТУДЕНТУ
П ускай творец поднимет бунт в пустых мозгах твоих,
П ускай завоет ураган в унылом мире книг,
Там — безмятеж ность и покой, там — цели никакой,
Там человек — владелец книг, но не хозяин их.
11* 163
ИСПЫТАНИЕ
«Выпрыгнешь или утонеш ь — только я один решаю,
Я — судьбы твоей хозяин,— ш епчет гальке ручеек.—
Ты леж иш ь в моих объятьях, я спеш у навстречу морю,
Путь твой короток и ясен, путь мой труден и далек,
И пока ты по дороге о скалу не разобьеш ься,
Невозможно разобраться, ты — гранит или песок».
164
ШКОЛА
Н аш век — как ангел смерти — калечит наш и души,
А нам взамен заботы ж итейские дает.
Страдать не хочет сердце, оно борьбы боится
И, стиснутое страхом, при ж изни не ж ивет.
Мы знаем слиш ком много для дерзости беспечной,
Мы знаем слиш ком мало, чтобы смотреть вперед.
Д ала тебе природа бесстраш ный взгляд орлиный,
Но от бессилья мысли ты слепнешь, словно крот.
П ускай скры вает ш кола от глаз твоих природу,
Х ранятся ее тайны среди лесов и вод.
165
В Е Р А И О Б Р А З О В А Н И Е
Мне известны обычаи старцев мечети:
Нет, не верой мечеть, но притворством сильна.
И основа основ христианнейш ей церкви
Тоже больше пороку, чем правде, верпа.
Та страна, что своих идеалов не ценит,
На позор и презрение обречена.
Там, где может споткнуться случайный прохожий,
Не долж ны споты каться народ и страна.
166
Ж Е Н Щ ИIIА
О Ж Е Н Щ И Н Е
От гармонии ж енской светлее угрю мая ж изнь,
И палитра зем ная без ж енщ ины однотонна.
Даж е горсть ее праха дороже небесных светил,
Благородство ее — как роса на ресницах бутона.
Рождены диалоги П латона не ж енским умом,
Но из плам ени ж енщ ины вспы хнула искра Платона.
167
Ж Е Н Щ И Н Е
Сущность м уж ская себя утверж дает сама,
Только в общенье с мужского раскроется ж енская суть:
Ради создания ж изни несет она бремя свое,
Вечпое творчество — вот ее ж изненны й путь.
Вечное пламя, в котором рож дается жизнь,
Снова и снова кричит человечеству: «Будь!»
Ж енщ ина, боль моя, как я ж алею тебя,
Только сочувствие это тебе не поможет ничуть.
168
ЛИТЕРАТУРА
И И 3 Я Щ Н Ы Е И С К У С С Т В А
ТВОРЧЕСТВО
Воздвигнем новый мир — грядущ его чертог,
Мир не из мрамора: из чувств, идей, тревог.
И будет в океан ягеланьем всемогущ им
Внезапно превращ ен случайный ручеек.
Кто дыш ит вечностью, кто каж ды й миг бессмертен
Тот цепи времени порвал и превозмог.
Пусть скованы сердца и тайны мирозданья
П ознать не мож ет дремлющ ий Восток,
Но ветра нового доносится ды ханье,—
Очнутся все, и я не буду одинок.
169
К чему заявлять о себе, безрассудно сры вая покровы?
Заветны е тайны мои пред толпой раскры вать для чего ж?
Так мечется искра во тьме, от костра оторвавш ись родного...
И ты только в пламенном сердце приют благодатный найдешь.
К С В О Е Й П О Э З И И
170
ЛУЧИ Н А Д Е Ж Д Ы
Т ак солнце обращ ается ко всем лучам своим:
«В миру от черной полночи рассвет неотличим.
Вы видите, столетьями скитаясь в поднебесье,
Что этот мир становится бесчувственным и злым.
И вас уж е не радует сверкание песчинок,
Вы равнодуш но круяш тесь над садом молодым.
Ко мне, назад,— горячее я вам раскрою сердце!
Мы этот мир безж изненный напрасно золотим».
Тогда, от горизонта обратно устремясь,
Л учи вернулись к солнцу, быть может, в первый раз...
«На Западе сиять нам отныне невозможно:
Европа в дым заводов сегодня облеклась.
Х раня еще былую таинственную прелесть,
Восток, как мир загробный, безмолвствует сейчас.
Опять приж мемся, солнце, к твоей груди горячей:
Стань, дивное светило, прибежищ ем для нас».
Л уч дерзкий и живой, как гурий быстрый взгляд,
К ак ртуть, стремящ ийся куда-то наугад,
Т ак возразил: «Чтоб стала лучезарной
171
Земля восточная — вернуться дай назад:
Я темной Индии просторы не покину,—
П ускай проснутся те, что ныне крепко спят.
Ведь И ндия — всего Востока упованье,
Икбала слезы там и боль его утрат.
Л иш ь ради Индии светлы созвездий очи.
Там кам ни — ж емчуга, земля — волш ебный клад.
Там есть искатели ж ем чуж ин откровенья,
Им не страш ны моря, и нет для них преград.
Но без смычка теперь молчат ж ивы е струны,
Чей пламенный напев был так красив и свят.
Уснули брахманы перед порогом храма,
Дух мусульманина в мечети мглой объят.
Спеши ж спасти Восток и Западу помочь,
П усть утро светлое прервет слепую ночь!»
НОВЫЙ МИР
Раскроется сердцам горячим и живым
Тот мир, что, может быть, еще неуловим.
И этот новый мир, нам грезящ ийся тайно,
Мы явы о сделаем и людям отдадим.
Возникнет он из множества песчинок,
П рославится величием своим.
173
СОЗДАНИЕ НОВОГО
Конечно, мастера научены богами,—
Но все ж е созидать они дерзаю т сами.
Х афиз или Б ехзад огнем своих сердец
Заж гли прекрасного божественное пламя.
Ф архада светел дом,— то искрится тесак...
И если гений ты — трудись еще упрямей.
174
МУЗЫКА
Нет, песни не нужны, коль скоро их мотивы
Не вдохновляют нас, скучны и некрасивы.
К ак мож ет м узы ку пе осквернить певец,
Когда его уста и совесть нечестивы?
Я был на Западе, объездил я Восток —
Нигде нет музыки, которой люди живы!
175
поэзии
Не ведая тайны поэзии, все ж полагаю:
Свой образ народ только в ней лиш ь одной сохранил.
Там вечная ж изнь — без конца, без предела и края,
Порою поэзия с неба нисходит и н ая,—
Там глас Джебраила, там гимны поет Исрафил.
176
Т А Н Ц Ы И М У З Ы К А
И ад и рай в поэзии, в ней все — и свет и тени.
И в плясках чувства разные, и в музыке, и в пепье.
О музы ке мне вспомнилось китайца изречепье:
Душ а ее — поэзия, а танец — воплощенье.
12 Икбал 177
СДЕРЖАННОСТЬ
Н а время сетовать пристойно для мирян,
Но дервиш — все терпи, любую боль и рапу.
Мне старец говорил: дается бремя ран
Тигрице — чтоб терпеть, и чтоб стонать — барану.
178
ПОЛИТИКА
В О С Т О К А И З А П А Д А
РЕВОЛЮЦИЯ
Радостей и скорбей нет на земле моей,—
Запад убил сердца, личность убил Восток.
Ярость растет в сердцах, сила растет в руках.
Старый, прогнивш ий мир! Видно, приш ел твой срок.
12* 179
ЛЕСТЬ
Хоть я далек от суеты и от мирских забот,
Но зорким взглядом я гляж у в глаза делам земным:
Мы, как и раньш е, льстить долж ны властителям своим,
Но врем я движ ется вперед, и лесть идет за ним.
Теперь, пожалуй, оскорбят, когда реш ат польстить:
Сову не назовут совой, а соколом ночным.
180
Н А С Т О Я Щ Е Е И Б У Д У Щ Е Е
Для народа, который сегодня не познает ни счастья, ни боли,
Для него, одряхлевш его сердцем, и в грядущ ем не вспахано поле.
Это значит, что он, равнодуш ный, не достоин грядущ их смятений,
Это зпачит, что будущ ей ж изни он лиш ился по собственной воле.
181
восток
Мой голос иа рассвете терзает грудь тюльпана,
Но ветер не добрался до сада моего.
Скорбит душ а Востока и воплощ енья ищет,
Но в ком ей поселиться? Не видит никого...
П усть и мое ученье заслуж ивает кары,
Но время не находит веревки для него.
182
ЕВРОПЕЙСКИЕ ПОРЯДКИ
Европа потягаться с богом могла б теперь порядком строгим,
Но лиш ь богатый бьет поклоны пред алтарем его убогим.
Сын зла, всевыш ним сотворенный,— однн-единственный на свете,
А европейские порядки — причина злодеяньям многим.
183
У П РА В Л ЕН И Е
Н аш век, по существу, ничем не лучш е прежних,
За пас реш ает все политик или ж рец;
Пи мудрости у них, ни силы нет особой,
Но с рабством за века мы свыклись наконец,—
Нетрудно управлять покорными рабами,
Которым рабский дух пробрался в глубь сердец.
184
ВЕЧНОЕ ВЛАДЫЧЕСТВО
Хоть ж емчуж ину-суть в океане времен я ищу,
Не влекут меня власть и ее золотые оковы.
Не бывает в природе великих и вечных владык,
И никто из владык не изменит закона земного:
Не разруш ены стены, которые строил Фархад,
А П арвиз о себе не оставил и доброго слова.
185
ЖАЛОБА
О Индия, страна моя, темна судьба твоя:
Ты все еще ж ем чуж ина — краса чуж ой короны,
К рестьянин твой, кормилец твой, похож на мертвеца,—
Истлевший саван он надел и нищ ету взял в жены.
Мертвы и тело и душ а: ни дома, пи ж ильца,
И лиш ь над кладбищ ем надеж д в ночи круж ат вороны.
Но не Европу я виню, а лиш ь тебя саму:
Зачем ты, гордость позабыв, смиренно бьеш ь поклоны?
186
СОВЕТ
Однажды сы ну своему сказал английский лорд:
«Всегда дари глазам своим подвиж ные картины.
И помни, незачем овце твердить о нравах льва,
Все благодетели стократ в жестокости повинны.
П усть тайна власти навсегда умрет в груди владык,
Ты не марай свой острый меч о согнутые спины.
Облей покорных кислотой премудрости своей
И все, что выгодно тебе, лепи из этой глины.
Образование в наш век — любых кислот сильней:
Оно способно растворить и горы-исполины».
187
П И Р А Т И А Л Е К С А Н Д Р М А К Е Д О Н С К И Й
А л е к с а н д р — п и р а т у :
Что предпочтеш ь ты: меч стальной или стальную цепь?
Из-за тебя в свои моря я выйти не могу.
П и р а т — А л е к с а н д р у :
Напрасно доблестный мой брат на брата поднял меч,
Напрасно брату своему грозит он, к ак врагу:
Разбойник я, но ведь и ты — разбойник, А лександр,—
На море граблю я людей, а ты — на берегу.
188
О Л И Г Е Н А Ц И Й
Несколько дней уж е при смерти бедная Лига,
Все мы готовы услы ш ать печальную весть.
П лачут в церквах собеседники господа бога,
Молят творца, чтобы все оставалось к ак есть,
Т ак что, возможно, налож ница старцев Европы
Ж изнь сохранит, сатане залож ив свою честь.
ПРИМЕЧАНИЯ
«ЗВОН КАРАВАННОГО КОЛОКОЛЬЧИКА»
В книге «Звон караванного колокольчика» («Банг-и дара»)
собраны поэтические произведения М. И кбала на язы ке урду,
написанны е в первые два десятилетия его творческой жизни.
Поэт сам разделил книгу на три части. П ервая часть — стихи,
написанны е до поездки в Европу. «К араван поэзии» И кбала делает первые ш аги, и в звоне его колокольцев слы ш атся и радостное чувство слитности с природой, и грустные ноты долгих
размы ш лений над ж изнью , и бью щ ая набатом мысль о необходимости индийско-мусульманского единства. Стихотворения «Крик
боли», «Картина страданий» и «Новый храм» — программные произведения этого периода. Вторая часть книги — стихи, написанные в годы пребы вания поэта в Европе. «Студентам А лигархского колледжа» — стихотворение, лучш е других характеризую щ ее
воззрения И кбала в этот период. Содержание стихов третьей части определяется стремлением пробудить дух активности у своих
соотечественников — мысль, во многом характеризую щ ая творчество поэта в целом.
190
Стр. 23. Гималаи
Синай — в Библии и Коране гора С инайская; на ее верш ине,
по преданию, пророк Моисей получил десять заповедей бога.
В легенде рассказы вается, что при восхождении Моисея Синай
был охвачен пламенем.
Стр. 25. Алая роза
Пусть не чаша Джамшида — мой стих, пусть в нем мир не
живет...— По преданию, чаш а мифического иранского ш аха Д ж ам -
ш ида (или Д ж амш еда) обладала способностью отраж ать в себе
весь мир.
Стр. 29. Г о р а и белка
Стихотворение написано по мотивам одноименного произведения американского поэта Р. Эмерсона (1803—1882), близкого И кбалу философской окраской своей ранней лирики.
Стр. 35. Доброта
Стихотворение написано по мотивам одного из произведений
английского поэта У. Купера (1731—1800).
Стр. 38. С в е ч а и м о т ы л е к
Свеча и мотылек — традиционный образ. Свеча — символ возлюбленной (в мистическом толковании — бог). Влюбленного моты лька неудержимо притягивает свет свечи, и он с восторгом летит
к огню, чтобы, сгорая в пламени, на миг уподобиться самой свече.
До своей поездки в Европу (1905—1908) И кбал был во власти
пантеистических представлений о путях единения с богом: чел о ­
век, ж елаю щ ий достигнуть этого едипения, долж ен впасть в состояние экстаза, переж ить минуты отреш енности от всего зем ­
ного, в том числе и от своей бренной оболочки, ничего не знать,
ничем не интересоваться. П озднее И кбал выдвигает концепцию
бога-личности, приблизиться к которому (но не раствориться в
нем) сможет «совершенный человек» — человек верующий, любящ ий, борющийся за счастье свое, своего народа, своей страны.
Поэтому меняется и трактовка многих образов; так, мотылек у ж е
191
не сгорает в плам ени свечи, но поддается ее воздействию — ж аж ­
да света одухотворяет его, любовь придает ему внутреннюю озаренность. Вместе с тем следует отметить, что в поэзии Икбал
нередко отступал от своих философских построений.
Стр. 40. Солнце
«Гаятри Мантра»-— гимн солнцу из древних свящ енных книг
индусов — вед; стихотворение «Солнце» — вольный перевод гимна
с санскрита на урду — пример обращ ения поэта к сокровищам
древней индийской культуры .
Стр. 41. Одно .желание
Муэдзин — служ итель мечети, по установленному обряду с
минарета призываю щ ий верую щ их к молитве.
Стр. 46. JI ю б о в ь и смерть
Стихотворение написано по мотивам одноименного произведения английского поэта А. Теннисона (1809— 1892).
Стр. 48. Поэт
Стихотворение представляет собой так называемое «назира» —
поэтический ответ на стихотворение другого автора. П ервая строка
стихотворения принадлеж ит персидскому поэту М услихиддину Саади (1184—1291). Икбал, взяв широкоизвестную строку из книги
Саади «Гулистан», дает свое толкование темы, через столетия и огромное расстояние как бы отвечая своему великому предш ественнику.
Стр. 52. Картина страданий
Искандер (А лександр).— Здесь и далее в книге автор, упомин ая это имя, имеет в виду Александра Македонского.
И не молчи — кричи! Безумствуй и стенай... — Больш е всего осуждал И кбал молчаливую рабскую покорность. Поэтому даж е стенания могут родить у человека ощущение подъема,
считает он,— человек не долж ен молчать!
У И кбала есть целая серия таких образов, в которых воспевается счастье стремления к цели; опасности и душ евные
192
затраты , ж дущ ие человека на пути к счаатыо, его только радуют.
«Я не пойду в Каабу, ибо путь туда безопасен»,— говорит поэт.
Ты, как сипанд в огне, готов стенать от мук... — Сипанд (рута) — плод растения семейства рутовых. Брош енны е в огонь
плоды потрескивают, поэтому считается, что горящ ий сипанд
ж алуется на свою судьбу.
Юсуфа смог бы ты в колодце заключить? — Н амек на легенду о Ю суфе — Иосифе Прекрасном, братья которого, взревновав
к его красоте, бросили мальчика в колодец, откуда он был вызволен проходившим мимо караваном и продан в рабство.
Джамшида чашу ты поднес к слепым глазам...— См. примечание к стр. 25.
Не солнце тянет ввысь покорную р о с у — роса летит к нему в
блаженном забытьи.— Солнце — символ возлюбленной, которая в
глазах влюбленного (росы) обладает огромной притягательной
силой. На Востоке считается, что солнце «притягивает росу». По
традиции, близость влю бленных (в мистическом толковании —
близость человека к богу) возможна только тогда, когда возлюбленная сама подаст знак влюбленному. Икбал, воспевавш ий активного человека, меняет традиционное содерж ание образа, предоставив инициативу самой росе: она «в блаж енном забытьи»
летит к солнцу, не ож идая призыва.
Все хвори исцелит желаний острый меч. Пусть рана жжет
тебя — должно живое жечь!-—И кбал часто пиш ет о страсти, оставляю щ ей ран у в сердце; страсть сама по себе к аж ется поэту столь
прекрасной, что он снова и снова призы вает ее к а к «желаний острый меч», ибо человек, лиш енный ж ж ен ия страсти,— всего лиш ь
ж алк ая горсть праха. Ж елание и страсть понимаю тся как преобразую щ ая сила в ж изни человека, как творческое начало.
Любовь — душа Ширин, любовь — Фархада кровь...-— Намек на
легенду о царице Ш ирин и любви к пей каменотеса Ф архада —
излюбленный сюжет множества романтических произведений Вос13 И кбал 193
тока, от Н изами до наш их дней («Легенда о любви» Н. Х икмета,
1952); в стихах Икбала часто встречаю тся реминисценции этой
легенды. Из любви к Ш ирин Ф архад сменил профессию строителя на ремесло каменотеса и взялся вырубить в скалах сток
ради того, чтобы Ш ирин в далеком горном замке могла получать
молоко прямо с пастбищ (но Н изам и). Ш ирин — возлю бленная
слабого и непостоянного ш аха Хосрова П арвиза, силой своей
любви и ума сумевш ая в конце концов сделать П арвиза достойным своего чувства (по Н изами).
Бистун — неприступная гора, сквозь которую Ф архад прокладывал дорогу к зам ку Ширин.
Стр. 03. II о в ы й храм
Брахман — человек, принадлеж ащ ий к высшей касте индийского общества — касте брахманов. Здесь — свящ еннослуж итель
индуистского храма.
Ваиз — проповедник (в мечети).
Суры — главы, на которые делится свящ енная книга мусульман — Коран.
Стр. 69. Н а берегу Рави
Рави — одна из пяти рек в области Пенджаб (П ятиречье),
протекает вблизи города Л ахора, где долгие годы ж ил поэт.
Кааба — Черный камень, почитаю щ ийся у мусульман святы ­
ней. См. такж е примечание к стр. 75.
Чагатай.— Поэт имеет в виду падиш аха Д ж ахангира (1605—
1627) из династии Великих Моголов, по материнской линии ведшего свой род от чагатайских тюрков.
Стр. 75. Студентам Алигархского колледжа
В Хивжазс влеченьем к Мекке возвышены мусульмане ...—
Х иджаз — область Аравийского полуострова, там расположен город М екка со святы ней мусульман — Черным камнем (К ааба),
видимо метеоритного происхождения, который почитался свящ енным еще в доисламские времена.
194
Стр. 76. У т р е н н я я звезда
Зевар — ж енское украш ение, убранство, серьги.
Стр. 77. К р а с о т а и л ю б о вь
Как перед Синаем рука Моисея...— Поэт хочет сказать, что
излучаю щ ая свет десница М оисея (одно и з чудес пророка) уступает в блеске объятой пламенем горе Синайской.
Стр. 82. Н е в е р н ы й возлюбленный
Пусть хоть каждый миг влекусь я к новой красоте — истинной не изменяю, предан лишь одной! — Д ля мироощ ущ ения Икбала в ранний период его творчества характерны эстетический
пантеизм, то есть понимание природы к ак вечной, истинной красоты, и чувство слитности человека с окружаю щ им миром. Это
чувство для поэта вы раж ается в том, что в каж дой «новой красоте» он видит проявление красоты истинной.
Стр. 85. Блеск красоты
И покорится ей незрелый, скудный разум...— П оэзия Икбала
неизменно отдает непосредственному чувству преимущ ество неред рассудком. Разум, не воодуш евляемы й горячим чувством,
страстью к творчеству, к созиданыо, любовью к красоте — бесплоден, утверж дает он. Только разум, поднявш ийся на гребне огромного чувства, которое рож дается при соприкосновении с красотой, способен обратить н ауку на пользу людей и сделать их
ж изнь исполненной смысла. Поэтому разум должен смиренно
преклониться перед красотой, которая только одна и может
вдохнуть в него силы.
Стр. 86. Вечер
Река И еккар— река в Германии, приток Рейпа, протекает н е ­
далеко от города Гейдельберга, где И кбал посещал университет
в годы своего учения в Германии.
Стр. 93. Поэт
Он восславит Ибрахима в трудный, горький час, в час, когда
на путь Лзара встанет весь народ.— Поэт имеет в виду легенду
13* 195
об Азаро и сыне его И брахиме (библейскип А враам). Азар
был идолопоклонником и создавал изображ ения идолов, его
сын Ибрахим уверовал в аллаха и уничтож ил эти изображ ения.
Стр. 96. К а п и т а л и т р у д
Рабочим передай послапье...-— В стихотворении, представляю ­
щ ем собой отрывок из поэмы «Хизр на пути», поэт обращ ается
к Х изру — пророку, с именем которого на Востоке связано множ ество легенд и народных поверий. Хизр, по преданию, был проводником И скандера — А лександра Македонского — в его поисках
ж ивой воды. Сам он испил живой воды, поэтому ж ив и сейчас и
имеет облик благородного, убеленного сединами старца: если он
встречается на пути человека и тот узнает его — можно, схватив
Х изра за полу одежды, вы сказать ему любую просьбу, и она
будет исполнена.
Стр. 98. Сатирические стихи
Шейх — почетный титул мусульманского праведника.
«ТАЙНЫ личности»
Книга «Тайны личности» («Асрар-и худи») представляет
собой единое произведение, поэму, написанную небольшими главами. Автор раскрывает в поэме содерж ание собственной концепции личности (худи), человеческого и божественного «я». Некоторые главы поэмы иллю стрирую тся притчами; «Повесть об
алм азе и угле» — одна из них.
В книге «Тайны личности» Икбал-философ предлагает путь
спасения угнетенным народам Востока; это спасение он видит в
соверш енствовании человеческой личности, в приобретении ею
атрибутов божественного «я», наконец, в отказе от тех философий, которые превращ аю т народ в «покорное стадо баранов», в
наркоманов, неспособных принимать твердые реш ения и вести
борьбу (имеется в виду неоплатонизм и пантеизм суфиев).
196
Книга «Послание Востока» («Пайам-и маш рик»), по замыслу
И кбала, является ответом на «Западно-восточный диван» Гете;
такие поэтические «ответы» — известный литературны й прием в
восточной поэзии.
Свою книгу поэт посвятил аф ганскому королю Амир Амапулле-хану, который первым из правителей на Среднем Востоке
дерзнул поднять голос против английского контроля пад страной.
И кбал видел в его борьбе залог победы над колониальным господством в других угнетенны х странах Востока.
В сборнике четыре раздела: «Тюльпан горы Синайской»,
«Размышления», «Терпкое вино» и «Европейские зарисовки».
В настоящ ее издание вошли наиболее значительны е произведения из второго и четвертого разделов.
Стр. 108. Покорение природы
В основе произведения леж ит легенда из Корана об изгнании Адама из рая. В поэтике И кбала сатана — рациональное начало, бог — эмоциональное. По легенде, бог сотворил сатану из
света, так ж е как и других ангелов. Затем он слепил из глины
Адама и призвал ангелов, чтобы они поклонились человеку. Сатана отказался поклониться «горсти праха» и был отвергнут
богом.
Адам, поддавш ийся искуш ению сатаны, был изгнан из р ам .
Покорив природу, он становится властелином земли.
Стань перлом, жалкая ка п л я ...— Традиционному образу
океана и капли, обычно вы раж аю щ ем у мысль о слиянии человека
(капли) с высш им началом (океаном), И кбал придает иное звучание,— в каж дой капле, в каж дой отдельной личности заложо
на способность но растворяться, но сохранять свою индивидуальность в океане других капель.
...молоко из скалы молотом звонким извлек... — Намек n.i
Ф архада.
«П О С Л А Н И Е ВОСТОКА»
197
...горстью земли покорен пламени сын — сатана...-— Хотя, противопоставляя любовь и рассудок, И кбал отдает предпочтение эмоциональному началу, он считает все же, что Адам прав, предпочтя скепсис сатаны слепой вере. По Икбалу, человек, соединив в себе разум и чувство, победил сатану — стал хозяином вселенной.
Стр. 117. Назпдание сокола соколенку
Подобен будь Симургу, что в былом Рустама прикрывал своим крылом.— Симург — м иф ическая птица, по преданию ж ивущ ая в горах Эльбурс.
В «Шах-наме» Фирдоуси Симург вы растил в своем гнезде богаты ря Заль Зара. Сын Заля Рустам — любимый герой народных
сказаний, а в «Ш ах-наме» — главны й герой «богатырской» части
произведения. Симург помогает Рустаму в битвах, осеняя его
своим крылом.
...не тронь земли — вы раж ение, которым поэт хочет сказать:
«не прикасайся ни к чему грязному».
Стр. 119. Книжный червь
Абу Али исследую страницы...— Абу Али Ибн-Сина (980—
1037), известный на Западе под именем Авиценны — гениальный
учены й раннего средневековья, врач, философ и поэт.
Фариаби, или Ф арьяби (ум. в 1202 г.) — персидский поэт.
Стр. 122. Песня караванщика
Нар — одно из названий верблюда.
Лейли — героиня арабского предания, любовь к ней Меджнуна — постоянная тема ближневосточной и средневосточной
средневековой поэзии.
Хизр — см. примечание к стр. 96.
Дастан — здесь: предание; обычно — поэтическое повествование крупного ж анра.
Стр. 124. Капля воды
Упала в море капля дождевая... ■— Эта и следующие три строки принадлеж ат Саади (книга «Бустан», гл. 4); отвечая Саади,
198
И кбал спорит с ним, ибо Саади предполагает, что прежде чем
капля удостоится чести стать ж емчуж иной, она долж на полностью осознать свою ничтожность перед лицом океана; у Икбала,
напротив, сам океан внуш ает капле мысль о ее ценности еще
даж е до того, как она становится ж емчуж иной.
Стр. 126. Кравчему
Кашгар — город в Синьцзяне (Северный К итай).
Кашан — город в центре Ирана.
Стр. 134. Кашмир
Саз — струнный щ ипковый музы кальны й инструмент, популярны й на Востоке.
Стр. 136. Разговор французского мыслителя
О г ю с т а К о н т а с р а б о ч и м
Махмуду власть — работа для Аяаа... — Н амек на Махмуда
Газневийского (969—1030), одного из крупнейш их завоевателей
средневековья, создавш его огромную империю с центром в Газне.
Аяз — его раб и фаворит. И кбал переосмысливает поэтическую
традицию, противопоставляя А яза Махмуду, делая имя А яза сим
волом рабства.
...по какому праву Парвизу отдаешь Фархада славу.-— П арвиз
в «треугольнике» Ф архад — Ш ирин — П арвиз — символ хитрости.
Он обещ ал Ф архаду отказаться от Ш ирин, если богатырь согласится на работу, в сущности невыполнимую ,— расколоть гору
Бистун и проложить дорогу к зам ку Ширин. Однако любовь одуш евляет Ф архада настолько, что он почти кончает прокладку
дороги, когда П арвиз, боясь, что ему придется выполнять обе
щ ание, подсылает к Ф архаду гонца с ложной вестью о смерти
Ш ирин; простодуш ный богатырь умирает от горя.
Стр. 138. Д о л я х о з я и н а и р а б о ч е г о
Стихотворение построено по типу персидской народной сказ
ки о разделе наследства меж ду старш им и младшим братьями,
где старш ий брат говорит: «Этот серый, толстопузый бездельник,
199
который только и умеет, что поедать зерно (осел),— мне, а этот
пушистый, теплый, ласковый, умеющий так красиво петь (кот),—
тебе...» — и так далее.
Атка — сказочная птица, которую невозможно увидеть; символ недоступности.
«К РЫ Л Ь Я ГАВРИИЛА»
Гавриил (б и б л .) или Дж ебраил — вестник, архангел.
По Корану, бог поручает Д ж ебраилу передавать пророкам
свои послания. Так, например, считается, что именно через Джебраила бог известил М ухаммада о его миссии и наделил его
даром предсказания. Л егенда о Дж ебраиле очень развита у мусульман, ему приписы вается мпожество деяний: он советует Ною
построить ковчег, учит Адама азбуке и так далее.
В названии книги («Бал-и Джебраил») заклю чается намек
на пророка Джебраила, с могучими кры льям и которого ассоциируется представление о величественных задачах поэзии. В книгу
вошли стихи, написанны е Икбалом после его второй поездки по
странам Европы в начале 30-х годов.
GTp. 145. Д ж а в и д у
Джавид Икбал — сын поэта, обращ енные к нему стихи написаны поэтом в Англии.
Стр. 152 К р е с т ь я н и н у из П е н д ж а б а
Лал — драгоценный камень.
«ПОСОХ МОИСЕЯ»
Н азвание книги («Зарби Калим») указы вает на чудеса, которые, по преданию, соверш ал пророк Моисей с помощью своего
посоха.
Икбал, бывавш ий в Европе до первой мировой войны и в
30-ё годы, на всю ж изнь сохранил глубокое убеждение, что
западная дем ократия насквозь лж ива и что для народов Востока
2 0 0
неприемлем путь, который ведет «к самоубийству цивилизации».
«Зачем нуж на так ая наука, которая изобретает бомбы и газы!» —
восклицал он. Ни в странах бурж уазного Запада, ни па колониальном Востоке не видит И кбал свежего ды хания жизни. Ему
каж ется, что «на Западе душ а у людей мертва, а на Востоке —
мертво тело». Д ать оценку различным сторонам европейской
ж и з н и , пробудить дух активности в сограж данах — вот чудо, которое хочет соверш ить поэт своим «Посохом Моисея».
Стр. 160. Завещание Типу-султана
Типу-султан (ум. в 1799 г.) — правитель княж ества М айсур
в ю жной И н д и и , боролся против английской Ост-Индской к о м п ании, стремясь сплотить для этой борьбы индийские феодальные
государства.
Стр. 174. Создание нового
Хафиз, Ш амсиддин (1325—1389) — великий персидский лирик,
которого назы вали «ш иразский соловей».
Бехзад, К амалиддин (ок. 1445—1533) — великий художникминиатю рист XVI века, мастер гератской ш колы миниатюры. Его
произведения отличались богатством красок и изяществом.
Стр. 176. Поэзия
Исрафил — пророк. И мя коранического вестника Исрафила,
несомненно, восходит к библейскому Серафиму. Исрафил (в Коране) четы рехкры лы й гигант. К губам своим он постоянно приж им ает рожок, чтобы в день, назначенны й богом для воскреш ения
мертвых, пробудить их от вечного сна и призвать на божий суд.