Альманах “ДВА ПУТИ”. Владимир Владимирович Набоков [1] «Темно-синие обои…» Темно-синие обои Голубеют. Все — в лучах! Жизнь — как небо голубое! Радость, радость, я с тобою! Ты смеешься, а в глазах Золотые пляшут чертики. Душно… Блики на ковре. Откроем форточку… Ах, поет шарманка во дворе! — Утомленная, Нежно-сонная, Сонно-нежная, Безнадежная. — Здравствуй, солнечная высь, Здравствуй, счастье впереди! — Звуки плавные, Звуки длинные, Своенравные И старинные. Губы яркие приблизь, — Но, целуя, ввысь гляди! «Плывут поля, болота мимо…» Плывут поля, болота мимо. Стволы рябые выбегают, Потом отходят. Клочья дыма, Кружась, друг друга догоняют. Грохочет мост. Столбов миганье Тройную проволоку режет. Внезапно переходит в скрежет Глухое рельсов бормотанье. Шлагбаум. Как нить, дорога рвется. В овраг шарахаются сосны. Свисток протяжный раздается, И чаще, чаще стук колесный. И вот — платформа подплывает. Все так знакомо! Предо мною — Весна. Чуть ветерок ласкает, И пахнет вспаханной землею. Весна! Застенчивая липка Платочком машет изумрудным. Весь мир — как детская улыбка. Все ясным кажется, нетрудным… Сонет Вернулся я к моей любви забытой. (О, ствол березы — белый, как фарфор!) Зеленый лес, лучами перевитый, Молчал, певучий затаив укор. Иван-да-Марья сам с собою спор Завел. Над сыроежкой домовитой Смеялся добродушно мухомор. Я шел тропинкой золотом залитой; Часы текли, как солнечные сны; Я думал думу светлой тишины: «Могла ли мне иная радость сниться?» Я чьи-то вздохи вспомнил у ручья, Где незабудки в платьицах из ситца Смотрели грустно, как шалит струя. Дождь пролетел Дождь пролетел и сгорел на лету. Иду по румяной дорожке. Иволги свищут, рябины в цвету, белеют на ивах сережки. Воздух живителен, влажен, душист. Как жимолость благоухает! Кончиком вниз наклоняется лист и с кончика жемчуг роняет. Май 1917 Выра «Мятежными любуясь облаками…» Мятежными любуясь облаками, В порыве юном, в солнечном бреду — Веселыми, широкими шагами Навстречу ветру по полю иду. В душе поет восторг безбрежной воли… Весь мир в лучах! Вся жизнь передо мной! Как сердце, бьется огненное поле Под лаской ветра, буйной, молодой. Весь мир горит, весь мир благоухает! Срывает ветер шляпу с головы. Шумит, блестит, отходит, набегает, Волна высокой, трепетной травы… «Гроза растаяла. Небо ясно…» Гроза растаяла. Небо ясно. Трава подернута серебром. Светло и сыро. Хочу ужасно Пройти по радуге босиком; С веселой песнею подниматься И на верхушку дуги цветной Верхом усесться и пошептаться С последней тучкою грозовой! Я буду радостен и бесстрашен. Кругом — сияние синих снов, Внизу — квадратики пестрых пашен, Зигзаг речонки и пух лесов. А если радуга вдруг исчезнет, Бледнея, спрячется в синеву, — Я с ней погибну в лазурной бездне Иль в мир надсолнечный уплыву! «С дождем и ветром борются березы…» С дождем и ветром борются березы. На крыше мокрой — желтые листы. Еще души невыплаканны слезы, Еще живут измятые цветы! День сердится, как взбалмошный ребенок. Так рано, бедного, уводят спать! Дождь ввечеру становится так тонок, Что можно в парке сумрачном гулять. Блуждаю в парке. Думаю о дальней. В сырой траве боровичков ищу Иль на песке — задумчиво, печально — Все то же имя палкою черчу. Осень Была в тот день светлей и шире даль, В тот день упал увядший лист кленовый… Он первый умер — дымчато-лиловый, Весь нежная, покорная печаль… Он падал медленно; мне было больно. Он, может быть, не знал, что упадет И в тихий, слишком тихий день умрет — Такой красивый и такой безвольный… Сонет Безоблачная высь и тишина… Голубоватый снег; оцепененье; Ветвей немых узорное сплетенье — Моя страна — волшебная страна. Когда в снегу сияющем она Стоит как серебристое виденье — Душа в таинственное влюблена, В душе покой и кроткое смиренье. «Березка стройная под дымкой снежной, Ты заколдована, скажи, навек? Наверно, девушкой была ты нежной…» «Ты, елочка, устала? Давит снег? Ну погоди, я осторожно сброшу С ветвей поникших снеговую ношу…» «Я незнакомые люблю вокзалы…» Я незнакомые люблю вокзалы, Люблю вагоны дальних поездов. Свист паровоза — властный зов. Ночь. Мелкий дождь. Спешу я, запоздалый. И в полночь вновь у чуждых городов Вхожу один, взволнованно-усталый, В пустынные, тоскующие залы, Где нет в углу знакомых образов. Люблю вокзалов призраки: печаль, Прощаний отзвук, может быть, обманы… Зеленый луч кидает семафор; Газ бледен; ночь черна; безвестна даль. Там ждут, зовут, тоскуют великаны. Но будет миг: метнется алый взор. «Вечный ужас. Черные трясины…» Вечный ужас. Черные трясины. Вопль, исполненный тоски ночной. Бегемота с шеей лебединой Силуэт над лунною водой. Тех существ — чудовищ без названья — Кто тебе позволил пережить? Кем тебе дано самосознанье, Белый зверь, умеющий грешить? Может быть, я эту знаю тайну: Поутру, бродя в лесной глуши, Острый камень ты нашел случайно И впотьмах младенческой души Боязливо, как слепой, пошарил, Камень прочно к палке прикрепил, Подстерег врага, в висок ударил И задумался, когда убил. «У мудрых и злых ничего не прошу…» У мудрых и злых ничего не прошу; Гляжу, улыбаясь, в окно И левой рукою сонеты пишу О розе… Не правда ль, смешно? И все, что написано левой рукой, Весенним прочтут вечерком Какой-нибудь юноша с ватной душой И девушка с ватным лицом. Я тихо смеюсь, беззаботный левша. Кто знает, что в сердце моем? О розе, о грезе пишу не спеша В цветной, глянцевитый альбом. Но та, что живет у ворот золотых, У цели моей огневой, Хранит на груди мой единственный стих, Написанный правой рукой. Примечания 1 Два пути. Альманах. Пг.: Типо-литография инж. М. С. Персона.