Лида приехала. Василий Макарович Шукшин В купе, в котором ехала Лида, было очень весело. Каждый день резались в «подкидного». Шлепали картами по чемодану и громко кричали: — Ходите! Вам же ходить!.. Тэк… секундочку… опп! Ха-ха!.. Лида играла плохо. Все смеялись над ее промахами. Она сама смеялась — ей нравилось, что она такая неумелая и хорошенькая, «очаровашка». Этот ее смех так надоел всем в вагоне, что никого уже не раздражал. Привыкли. Он напоминал звук рассыпаемой на цементный пол мелочи. Удивительно, как она не уставала. А вечерами, когда из купе расходились, Лида стояла в коридоре у окна. Кто-нибудь подходил. Беседовали. — Ой, как хочется скорей уж в Москву, вы себе не представляете! — говорила Лида, закинув за голову полные белые руки. — Милая Москва. — Гостить куда-нибудь ездили? — Нет, я с Новых земель. — В отпуск? — Совсем, что вы!.. И она, облизывая красивые ярко-красные губы, рассказывала, что это такое — Новые земли. — Нас привезли в такую глушь, вы себе не представляете. Вот — поселок, да? А вокруг — поля, поля… Кино — раз в неделю. Представляете? — А вы работали там? — Да! Знаете, заставили возить на быках этот… — Лида сконфуженно морщилась, — ну, поля удобряют… — Навоз? — Да. А быки такие вредины! Им говоришь: но! а они стоят, как идиоты. Ребята у нас называли их Му-2. Ха-ха-ха… Я так нервничала (она произносит нерьвничала) первое время (перьвое время), вы себе не представляете. Написала папе, а он отвечает: «Что, дуреха, узнала теперь, почем фунт лиха?» Он у нас шутник ужасный. У вас есть сигаретка? …Встречали Лиду отец, мать и две тетки. Лида бросилась всех обнимать… Даже всплакнула. Все понимающе улыбались и наперебой спрашивали: — Ну как? Лида вытирала пухлой ладошкой счастливые слезы и несколько раз начинала рассказывать: — Ой, вы себе не представляете!.. Но ее не слушали — улыбались, говорили сами и снова спрашивали: — Ну как? Поехали домой, за город. …Увидев свой дом, Лида бросила чемодан и, раскинув белые рученьки, побежала вперед. Сзади понимающе заговорили: — Вот оно как — на чужой-то сторонушке. — Да-а, это тебе… гляди-ка: бежит, бежит! — И ведь ничего не могли поделать; заладила свое: поеду и все. «Другие едут, и я поеду», — рассказывала мать Лиды, сморкаясь в платок. — Ну вот, съездила… узнала. — Молодежь, молодежь, — скрипела тетя с красным лицом. Потом Лида ходила по комнатам большого дома и громко спрашивала: — Ой, а это когда купили? Мать или отец отвечали: — Этой зимой еще, перед Новым годом. Полторы тыщи стало. Пришел молодой человек с книжками и с множеством значков на груди — новый квартирант, студент. Их знакомил сам отец. — Наша новаторша, — сказал он, глядя на дочь с тонкой снисходительной усмешкой. Лида ласково и значительно посмотрела на квартиранта. Тот почему-то смутился, кашлянул в ладонь. — Вы в каком? — спросила Лида. — В педагогическом. — На каком факе? — На физико-математическом. — Будущий физик, — пояснил отец и ласково потрепал молодого человека по плечу. — Ну вам небось поговорить хочется… Я пошагал в магазин. — Он ушел. Лида опять значительно посмотрела на квартиранта. И улыбнулась. — У вас есть сигаретка? Квартирант вконец смутился и сказал, что он не курит. И сел с книжками к столу. Потом сидели родственным кружком, выпивали. Студент тоже сидел вместе со всеми; он попробовал было отказаться, но на него обиделись самым серьезным образом, и он сел. Отец Лиды — чернявый человек с большой бородавкой на подбородке и с круглой розовой плешиной на голове, с красными влажными губами, — прищурившись, смотрел на дочь. Потом склонялся к квартиранту, жарко дышал ему в ухо, шептал: — Ну, скажите, если уж честно: таких ли хрупких созданиев посылать на эти… на земли? А? Кого они агитируют! Тоже, по-моему, неправильно делают. Ты попробуй меня сагитируй!.. Глаза его маслено блестели. Он осторожно икал и вытирал губы салфеткой. — А таких зачем? Это ж… эк… это ж — сосуд, который… эк… надо хранить. А? Молодой человек краснел и упорно смотрел в свою тарелку. А Лида болтала ногами под столом, весело смотрела на квартиранта и, капризничая, кричала: — Ой, ну почему вы мед не кушаете? Мам, ну почему он мед не кушает! Студент кушал мед. Все за столом разговаривали очень громко, перебивали друг друга. Говорили о кровельном железе, о сараях, о том, что какого-то Николая Савельича скоро «сломают», и Николай Савельич получит «восемнадцать метров». Толстая тетя с красным носом все учила Лиду: — А теперь, Лидуся… слышишь? Теперь ты должна… как девушка!.. — Тетя стучала пальцем по столу. — Теперь ты должна… Лида плохо слушала, вертелась, тоже очень громко спрашивала: — Мам, у нас сохранилось то варенье, из крыжовника? Положи ему. — И весело смотрела на квартиранта. Отец Лиды склонялся к студенту и шептал: — Заботится… а? — И тихо смеялся. — Да, — говорил студент и смотрел на дверь. Непонятно было, к чему он говорит это «да». Под конец отец Лиды залез ему в самое ухо: — Ты думаешь, он мне легко достался, этот домик… эк… взять хотя бы?.. Сто двенадцать тыщ — как один рупь.. эк… на! А откуда они у меня? Я ж не лауреат какой-нибудь. Я ж получаю всего девятьсот восемьдесят на руки. Ну?.. А потому что вот эту штуку на плечах имею. — Он похлопал себя по лбу. — А вы с какими-то землями!.. Кто туда едет? Кого приперло. Кто свою жизнь не умеет наладить, да еще вот такие глупышки вроде дочки моей… Ох, Лидка! Лидка! — Отец Лиды слез со студента и вытер губы салфеткой. Потом снова повернулся к студенту: — А сейчас поняла — не нарадуется сидит в родительском доме. Обманывают вас, молодых… Студент отодвинул от себя хрустальную вазочку с вареньем, повернулся к хозяину и сказал довольно громко: — До чего же вы бессовестный! Просто удивительно. Противно смотреть. Отец Лиды опешил… открыл рот и перестал икать. — Ты… вы это на полном серьезе? — Уйду я от вас. Ну и хамье… Как только не стыдно! — Студент встал и пошел в свою комнату. — Сопляк! — громко сказал ему вслед отец Лиды. Все молчали. Лида испуганно и удивленно моргала красивыми голубыми глазами. — Сопляк!! — еще раз сказал отец и встал и бросил салфетку на стол, в вазочку с вареньем. — Он меня учить будет! Студент появился в дверях с чемоданом в руках, в плаще… Положил на стол деньги. — Вот — за полмесяца. Маяковского на вас нет! — И ушел. — Сопляк!!! — послал ему вслед отец Лиды и сел. — Папка, ну что ты делаешь?! — чуть не со слезами воскликнула Лида. — Что «папка»? Папка… Каждая гнида будет учить в своем доме! Ты молчи сиди, прижми хвост. Прокатилась? Нагулялась? Ну и сиди помалкивай. Я все эти ваши штучки знаю! — Отец застучал пальцем по столу, обращаясь к жене и к дочери. — Принесите, принесите у меня в подоле… Выгоню обоих! Не побоюсь позора! Лида встала и пошла в другую комнату. Стало тихо. Толстая тетя с красным лицом поднялась из-за стола и, охая, пошла к порогу. — Итить надо домой… засиделась у вас. Ох, Господи, Господи, прости нас, грешных. …В Лидиной комнате тихо забулькал радиоприемник — Лида искала музыку. Ей было грустно.