Полное собрание сочинений и писем в 20 томах. Том 13. Дневники. Письма-дневники. Записные книжки. 1804-1833 гг. Василий Андреевич Жуковский

30-е июля. А. Нынешний день я провел весьма неприятно. Был недово¬лен собою, беспокоен, лишен бодрости. Б. Отчего?
А. Не знаю, однако должна быть причина.
Б. Разумеется! Если не видимая, то по крайней мере скрытая. Может быть, опытный глаз мог бы открыть ее и подать тебе помощь; но ты этого сделать не можешь, потому что не привык к размышлению. Расскажи мне порядок своего дня; может быть, сколько-нибудь объяснится причина тво¬его неудовольствия на самого себя.
А. Я встал позже обыкновенного, в исходе седьмого (нарушение поряд¬ка — первое впечатление, и конечно неприятное, при самом начале дня; од¬нако, мне кажется, оно не имело заметного впечатления на мое расположе¬ние). До десяти часов я пробыл с моими, пил кофе, говорил о постороннем, неинтересном; А.2 просила меня, во время ее отсутствия, брать с почты письма на ее имя от В... М...3 Я отказался, опасаясь возбудить подозрение самым старанием не возбудить его. Это однако ж имело больше неприятное на меня влияние: мне было несколько тяжело не сделать удовольствия, хотя А. сама согласилась на мои причины. Я не переводил, как обыкновенно; читал Сен-Ламберта4; голова моя была несколько тяжела, я многое понимал с трудом, другого не понимал совсем; был невнимателен и досадовал на самого себя за это невнимание, почитал себя не способным ни к какому вниманию, и чте¬ние мое от этого становилось час от часу неприятнее. Потом сделал свой эк¬стракт5. Во время чтения завтракал; не знаю, не переменило ли это несколь-ко моего расположения; говорят, будто голова не так может действовать во время пищеварения... После обеда тотчас взялся за книгу, не читал, а пере¬бирал листы в Сен-Ламберте, в Томпсоне6, в Геснере7, в Гервее8, в Блумфиль-де9; потом, отбросив эти книги, взял в руки Делилев перевод «Энеиды»10, прочел шестую песнь, без внимания, без приятности. Пришла матушка11, говорила о строении12, делала расчеты не весьма нужные и давно ею сделан¬ные. Во время чтения я имел глупость обременить свой желудок недоспелыми яблоками, потом дынею, что произвело резь в животе. Немного спустя, по-стучав несколько времени машинально на фортепианах, я сел переводить; перевел три страницы из Дюкло13, и не совсем дурно. Кончив перевод, по¬шел гулять уже с другим приятнейшим расположением; вечер сумрачный, однако не ненастный, приятно на меня действовал, голова моя была несколь¬ко свежее и способнее к размышлениям.
Б. И ты не видишь причины своего неудовольствия на самого себя? Она однако ж не совсем закрыта. Ты встал не в обыкновенное время. Ты говорил
в то время, когда был с своими, о постор(онних) неинтер(есных) вещах. Это, конечно, мало значит, но душа, будучи часто в таких недеятельных состоя¬ниях, в каком твоя была в это время, нечувствительно от них грубеет. Мне кажется, можно бы было из всякой минуты выводить пользу, и ты мог на¬ходить больше приятности в сих разговорах, если бы захотел принудить себя ко вниманию и деятельности; но ты ленив и многое упускаешь от не-радения.
А. Как же приучить себя к деятельности? Как сделаться неленивым?
Б. Об этом будем иметь особенный разговор. Кончим рассматривание дня твоего. Отказ, сделанный тобою А., хотя имеет основ(ательные) при¬чины, однако оставил нечто неприятное в твоих мыслях. Ты сперва было согласился, но после отказал, не сделав никакого предварительного рассуж¬дения. Ты не умеешь еще рассуждать, не наблюдаешь постепенность в сво¬их мыслях, не знаешь выводить порядочные заключения. Привычка это¬му научит, но должно хватать время, или опоздаешь. Нынешний твой отказ не есть следствие рассуждения. Ты сперва решился и потом начал думать, для чего: итак не можешь назвать своего поступка благоразумным, потому что он не есть следствие благоразумия. Отчего ты читал без приятности? От невнимания и от напряжения понять читаемое, не обратив на него все¬го внимания. Сия неудача тебя огорчала, ты почитал себя непонятным со¬вершенно, и ошибался; ты был только в эту минуту непонятен, потому что не имел внимания и не был расположен ко вниманию: следственно, все неприятные чувства твои произошли от неудачи. Итак, чтоб быть веселым, надобно заниматься, но, чтобы занятие было удачно, должно, чтобы оно было непринужденно; для этого надобно каждое занятие согласовать со временем и расположением, не давая однако ж себе слишком воли. Напри-мер, лень надобно превозмогать. Лень сама по себе тяжела и неприятна; желал бы ничего не делать, но мысль, что пренебрегаешь свою должность, мучит тебя; то ли дело, когда получишь право сказать самому себе: теперь могу успокоиться.
А. Итак, мне надобно знать, что в какое время и в каком положении де¬лать. Если я несколько рассеян — читать книги, просто занимательные, ро¬маны, мелких поэтов и тому подобное, или рисовать, или заниматься ка¬кою-нибудь машинальною работою; а в хорошем расположении приняться за что-нибудь важнейшее. Лучше всего каждое утро, рассмотрев себя, по¬ложить, что делать в тот день, чтобы не потерять его. Надобно наблюдать однако ж, чтобы обыкновенная работа была всегда сделана, от этого зави¬сит расположение приятное или неприятное остатка дня. Всегда надобно помнить, что я занимаюсь для пользы и для приятности, а не поневоле.
Б. Твое принужденное чтение имело неприятное влияние на весь почти остаток дня. В этом положении ты хотел разбирать себя и видел в себе всё с дурной стороны, не замечая, что в эту минуту глаз твой был неверен. Надобно быть совершенно хладнокровным, чтобы судить о чем-нибудь без предубеждения в дурную или хорошую сторону. Суждение твое о самом себе
ю
в такие мрачные минуты не должно быть для тебя огорчительным: ты не можешь себе верить, ибо ты несправедлив или неспособен быть справед¬ливым. Когда будешь спокоен, беззаботен и несколько приучишься мыс¬лить, разбери себя; этот разбор необходим для предохранения твоего от многих ошибок в жизни. Но теперь не время, ибо ты еще ленив мыслить и не знаешь методы размышления. А. Как же научить себя мыслить?
Б. Я думаю, чтением и старанием не упускать ни одного способного слу¬чая к размышлению. Ты должен победить для этого свою лень, которая мешает тебе и мыслить, и делать. Она, может быть, есть один из главных пороков твоего характера. Она не допустит тебя до дурного, но также и до хорошего, которое требует деятельности. Лень есть привычка души к без¬действию. Как же ее уничтожить? Приучить душу действовать, как можно чаще, не откладывая. Приучаясь к одному, она отвыкнет от другого. Это будет великим шагом; сперва покажется трудным, мало-помалу облегчит¬ся; сперва будешь чувствовать одну неприятность, потом меньше, меньше, и, наконец, все неприятности исчезнут — останется деятельность. Только не теряй бодрости, и всё далее.
5-е августа. А. Может быть, в декабре поеду в Петербург с И. П. Турге¬невым14. Это путешествие приятно, потому что оно доставит мне случай много видеть такого, о чем не имею еще идеи; может быть, узнаю несколь¬ко больше общество; не безделица видеть один из лучших театров, слышать прекрасных певиц и певцов, посещать кабинеты картин, статуй и прочее; одним словом, съездив в Петербург, запасусь, может быть, многими идея-ми для своего уединения.
Б. Но, чтобы с пользою съездить в Петербург, надобно быть для него готовым. Чтобы видеть с прямым удовольствием кабинеты скульптуры и живописи, надобно знать что-нибудь о том и о другом, надобно иметь по¬нятие о российской истории, уметь судить о театре. Теперь ты ничего это¬го не имеешь. Как же себе поможешь?
А. Если не могу получить всей пользы, то по крайней мере получу одну чаешь ее: могу читать историю на месте, она больше впечатлеется в моей па¬мяти. Читая трактаты о живописи, скульптуре и драматическом искусстве, буду иметь случай поверять мысли, почерпнутые мною из книг, впечатлени¬ями, которые буду иметь в кабинетах и театре. И этой выгоды довольно.
J5. Хорошо. Но что ты сделаешь, если представится тебе случай войти выгодно в службу?
А. Об этом надобно подумать хорошенько. Надобно решиться; сделать план своей жизни, план верный и постоянный.
Б. Спроси у самого себя, чего ты желаешь в жизни, чего будешь искать и что найти способен. Может быть, это всегдашнее беспокойство, которое тебя волнует, есть следствие твоей нерешимости: ты еще не знаешь, чего желать и к чему стремиться, идешь не по дороге, потому что еще не видишь дороги. Первое — что ты разумеешь под словом: служить?
п
А. Разумею действовать для пользы отечества и своей собственной, так чтобы последняя была не противна первой.
J5. Хорошо; но степени пользы, которую можешь делать служа, не оди¬наковы. Ты должен быть долго орудием, исполнителем чужой воли, чтобы получить наконец свою волю действовать. Есть места такие, в которых ты можешь совсем не действовать или, что всё равно, действовать бесполезным образом. Сии места могут быть предметом твоих желаний разве только по¬тому, что служат лестницею к высшим и полезнейшим; но, чтобы возвысить¬ся, ты должен иметь покровителей или найти их, чего совсем не умеешь сделать: для сего нужны гибкость, проворство, ум, осторожность, прилеж¬ность, или необыкновенные, заметные достоинства. Все это не твое дело! К тому ж, если счастье тебе и послужит, то на что тебе важное достоинство? Ты возьмешь на себя такую обязанность, которой, конечно, не будешь уметь исполнить, не имея способностей публичного человека, способностей дей¬ствовать на общество, быть полезным в большом круге своею деятельнос-тию, своими обширными видами, способностию обнимать множество част¬ных польз вместе и составлять из них общую пользу. Польза есть цель службы; кто не способен к ней достигнуть, тот не служи и выбери для себя круг теснейший, цель ближайшую и вернейшую. Служить для чина хоро¬шо тому, кто видит в чине усовершенствование собственного бытия свое¬го, кто без наружного величия мал и низок, кто должен быть чем-нибудь перед людьми, потому что ничто перед собою. Большой чин связан с боль¬шими обязанностями: ты не можешь исполнять их в совершенстве. Искать малого чина есть труд совершенно бесполезный. Служить для собственной выгоды есть отделять ее от общей, думать о корысти, а не о чести; к тому ж и для одной собственной выгоды надобно иметь чин важный, место такое, с которым бы соединялось великое влияние на общество.
ЖУРНАЛ 1805
/3-го июияК § 1. Даже говоря правду, надобно быть несколько скрыт¬ным, то есть надобно правде, самой неприятной, давать такой образ, кото¬рый бы не мог отвратить от нее того человека, которому ее предлагаешь. Ина¬че она несомненно потеряет свое действие и будет некоторым образом брошена на поругание. Говорить истину с грубостию и жестокостию, кото¬рыми хвалились стоики, есть некоторым образом непозволенное самохваль¬ство, совершенно противное той пользе, которую принести хочешь, и до-казывающее один только эгоизм, сокрытый под маскою правдолюбия. Сверх того, никто не позволит себя учить: это противно самолюбию, сле¬довательно бесполезно, потому что недействительно. Учи людей таким то¬ном, как будто бы от них сам желаешь научиться. Заставь их самих сказать то, что бы желал сказать им. Говорить правду другу другое дело.
§ 2. Главная обязанность человека есть быть честным. Счастие, наслаж¬дения, чувствительность, твердость характера и пр. и пр. зависят более от темперамента и обстоятельств; честность зависит от него самого.
§ 3. К началу генваря или марта 1806-го года я должен выплатить поло¬вину теперешнего своего долга и положить за правило более не делать долгу ни на полушку, не брать ни у кого денег, кроме тех, которые получу от Ан-тонского для путешествия2. Путешествовать 3 года, с половины 1806 до половины 1809-го года. Возвратясь, начать выдавать журнал; продолжать это издание четыре года, в которые выплатить весь свой долг. Потом при¬няться за какую-нибудь важную работу, такую, которая бы принесла пользу и сделала бы меня более известным в литературе. Если ж не поеду путеше¬ствовать, то к концу 1806-го года расквитаться со всем моим долгом; взять с начала 1807-го года издание журнала3; выдавать его четыре года, некото¬рую часть денег проживать, другую откладывать, а по окончании журнала, как сказано, приняться за что-нибудь важное и посвятить себя совершен¬но литературе. В продолжение четырех лет издания журнала могу скопить и отложить тысячи четыре (заплатя и долг), которые с моим теперешним капиталом составят 11 тысяч; отдав их в Восп(итательный) дом, буду полу¬чать 500 рублей годового дохода, верного, чистого, к которому всякий год могу присоединять работою 500 рублей. Откладывая по тысяче на год, в де¬сять лет могу иметь двадцатитысячный капитал, или верный доход по ты¬сяче рублей на год.
Вот мой план; сбудется ли он, не знаю. С моей стороны я должен упо¬требить для его исполнения прилежность, постоянное терпение, расчетливую бережливость и умеренность в образе жизни. Но в продолжение этого времени может быть столько перемен! И каких перемен! Счастливых ли, не¬счастливых ли? — как знать! Но я не требую слишком многого. Хочу спокой¬ной, невинной жизни. Желаю не нуждаться. Желаю, чтобы я и матушка были не несчастны, имели всё нужное. Хочу иметь некоторые удовольствия, воз¬можные всякому человеку, бедному и богатому, удовольствия от занятий, от умеренной, но постоянной деятельности, наконец от спокойной, порядочной семейственной жизни. Почему бы этому не исполниться? Проведя три года в путешествии, в свободе самой неограниченной, возвращусь домой, начну трудиться, трудом получать свое пропитание и вместе удовольствие; чтение, садоводство и — если бы дал Бог — общество верного друга или верной жены будут моим отдохновением. Иногда, в положенное время, буду ездить в Мос-кву, если не переселюсь в нее совершенно, для свидания с знакомыми или для дел своих и проч. Избави меня, Боже, от больших несчастий, и я не буду искать большого счастия! Спокойная, невинная жизнь, занятия, для меня и для других полезные или приятные, дружба, искренняя привязанность к мо¬им ближним друзьям и, наконец, если бы было можно, удовольствие неко¬торых умеренных благодеяний — вот все мои требования от Провидения!
§ 4. Каков я? Что во мне хорошего? Что худого? Что сделано обстоятель¬ствами? Что природою? Что можно приобресгь и как? Что должно исправить и как? Чего не можно ни приобресгь, ни исправить (то есть, есть ли что во мне такое)? Какое счастие мне возможно по моему характеру? Вот вопросы, на решение которых должно употребить несколько (много) времени. Они будут решаемы мало-помалу, во всё продолжение моего журнала.
§ 5. / июля 1805, ввечеру. Я нынче в каком-то приятно-унылом располо¬жении. Не думая ни о чем, задумчив. Мне приятно было смотреть на отда¬ления, покрытые вечернею тенью. Эта неясность и отдаленность всегда имеет трогательное влияние на сердце: видишь, кажется, будущую судьбу свою неизвестную, но не совсем незнакомую. Какое-то тайное предчувствие говорит о ней и обнаруживает ее неявственно за прозрачным занавесом4. Ничего не может быть приятнее этих трогательных минут, когда сердце полно— чем? не знаешь! Всё тогда действует на тебя гораздо живее. Гля¬дишь с чувством на небо; хотел бы всякую минуту броситься на колена! Любишь Бога, то есть сильно Его чувствуешь. В минуту счастия и внутрен¬него наслаждения, которое одно может назваться счастием, находишь себя гораздо добрее, готовее на всё прекрасное и необыкновенное. Вспомина¬ешь о прошедшем с некоторою сладкою меланхолиею. Жизнь представля¬ется в самом привлекательном виде, потому что сильно ее чувствуешь; все почти предметы приятны, потому что наша чувствительность, в ту минуту слишком наполняющая сердце, на них изливается и украшает их в глазах наших. Всё изменяется вместе с нами: всё прекрасно, когда наша душа в сво¬ем натуральном расположении, довольна и спокойна; всё мрачно и непри¬ятно, когда душа наша в волнении, в борьбе с собою, в неудовольствии. Счастие не иное что, как сие тихое, ясное состояние наше, продолженное на всю жизнь или по крайней мере на большую часть жизни. Итак, оно не совершенно зависит от посторонних вещей, которые, однако, не могут не иметь на него влияние. Душа человеческая сперва образуется влиянием окружающих ее предметов, потом уже сама имеет на них влияние, то есть несколько времени бывает страдательною, потом делается действительною, получит постоянный, твердый образ. Но и в сем своем положении она ос¬тается в зависимости от внешнего, хотя имеет уже свою силу и волю. Здо¬ровье тела, достаток или недостаток в необходимых потребностях и удо¬вольствиях жизни, приятность или неприятность воздуха, обстоятельства попеременно делают на нее впечатления: от нее только зависит принимать их с большею или меньшею чувствительностью, или, справедливее сказать, исправлять сии впечатления.
§ 6. Июля 4-го. Вчера и нынче я думал о своем характере. Не знаю точ¬но, как определить его. Я очень мало размышлял в связи, и думаю, что еще долго порядочно размышлять не буду. Без размышления себя не узнаешь; не познав себя, не исправишь своих недостатков. Буду замечать себя по частям, и потом из сих частных замечаний сделаю общее заключение.
§ 7. Без размышления, кажется мне, нельзя быть чувствительным. Что та¬кое чувствительный человек, — я говорю не горячий, не вспыльчивый, что иногда есть не иное что, как эгоизм, который всё к себе относит и всем, толь¬ко к нему близким, трогается? Такой человек, который в некоторых обсто¬ятельствах и случаях очень быстро всё объемлет, в котором натуральное чувство служит вместо размышления, который видит результат вещи, не сделав по форме рассуждения. Быстрота, ясность ума, которых действие однако ж противно действию простого, методического размышления, жи¬вее, сильнее и прочнее. Впрочем, об этом надобно подумать хорошенько.
§ 8. Июля 9-го. Что со мною происходит? Грусть, волнение в душе, какое-то неизвестное чувство, какое-то неясное желание! Можно ли быть влюб¬ленным в ребенка?5 Но в душе моей сделалась перемена в рассуждении ее! Третий день грустен, уныл. Отчего? Оттого, что она уехала! Ребенок! Но я себе ее представляю в будущем, в то время, когда возвращусь из путеше¬ствия, в большем совершенстве! Вижу ее не такою, какова она теперь, но такою, какова она будет тогда, и с некоторым нетерпением это себе пред¬ставляю. Это чувство родилось вдруг, от чего — не знаю; но желаю, чтобы оно сохранилось. Я им наполнен, оно заставляет меня мечтать, воображать будущее с некоторым волнением; если оно усилится, то сделает меня луч¬шим, надежда или желание получить это счастие заставит меня думать о усо¬вершенствовании своего характера; мысль о том, что меня ожидает дома, будет поддерживать и веселить меня во время моего путешествия. Я был бы с нею счастлив конечно! Она умна, чувствительна, она узнала бы цену семейственного счастия и не захотела бы светской рассеянности. Но может ли это быть? К. А.6, если не ошибаюсь, дала мне что-то предчувствовать. Но родные? Может быть, они этому будут противиться? Кто ж родные? Один В.7 и одна М.8! Неужли для пустых причин и противоречий гордости К. А. пожертвует моим и даже ее счастием, потому что она конечно была бы со мною счастлива: моя первейшая цель есть наслаждение семействен¬ною жизнию; я бы нашел или стал бы искать средства ею наслаждаться; я бы не стал терять в суетных, ничтожных исканиях драгоценной жизни: ли¬тература была бы моим занятием, любовь жены и любовь к ней, самая не¬жная и спокойная, отдохновением; спокойствие и счастие окружающего меня счастием, наградою. Родные меня конечно бы не отяготили; я бы стал жертвовать им малейшею частию своего времени, и то для рассеяния. Я бы был счастлив дома, с моею женою, с К. А., с моими ближайшими: тогда бы деятельность моя увеличилась, я имел бы тесные связи, я знал бы, что лю¬бим прямо и имею право на любовь сию, то есть могу считать ее не милос-тию, но ответом на мою любовь, последствием моей любви. Мне кажется, что я ревнив; это есть следствие подозрительности в характере, эгоизма, ко¬торый всё к себе относит. Научившись любить жену для нее, не исключи¬тельно для себя, отучусь от ревности: любя жену, будешь любить и все ее удовольствия, следовательно не ограничишь ее одним беспрестанным к себе вниманием, дашь ей свободу, видя, что всегда и всему предпочтен ею. Всё, что на минуту отвлекает ее мысли от тебя, не есть ни холодность, ни изме¬на, но простая, всем естественная, рассеянность, простое желание всем пользоваться. Неужели всякую минуту можно занимать кого-нибудь собою? Итак, должно один раз навсегда увериться, что любим искренно и перед всем предпочтительно, и быть спокойным. Удерживать жену принуждени¬ем, когда не мог привязать ее к себе любовию, почитаю безумством. Дове¬ренность, совершенная доверенность и уважение к своему другу, вот глав¬ные подпоры супружеских связей: излишние требования их ослабляют, потому что делают их тягостными, они производят притворство или по крайней мере принуждение. Ревнивый любит только для себя; он хочет всякую минуту занимать собою, всякую минуту быть присутственным, что не натурально и не может не быть тягостным, если сделается принужден¬ным. Ревность причиняет то, чего боится. Как же отучить себя от ревнос¬ти? Я разумею здесь неосновательную ревность. Та, которая имеет причину и оправдывается поступками любимого человека, есть натуральное след¬ствие любви и неотвратима. Я говорю о той, которая происходит от беспо¬койного, подозрительного характера, который всё увеличивает или пред¬ставляет в черном виде. Думаю не иным чем отучить, как размышлением, как искоренением самым скорым всякого беспокойного чувства при его рождении, как беспрестанным уверением себя в любви милого человека, не способного быть вероломным, как беспрестанным желанием и старани¬ем сделаться еще любезнее, доверенностию и откровенностию. Упреки и укоризны отдаляют; присмотр и подозрение тягостны; требования возбуж¬дают принужденность; беспокойство и мнительность бесполезны, когда нет зла, и конечно не отвратят его, когда оно должно быть. Люби, чтобы быть любимым, и будь совершенно спокоен, ибо ничто не отвратит несчастия, когда любовь его отвратить не в состоянии. Итак, самое лучшее средство против женской неверности есть любовь и желание нравиться. А лекарство от ревности есть уверение, что она совершенно бесполезна и только что мучительна. Надобно быть только уверенным, что всё сделал для приобре¬тения любви.
§ 9. Июля 10-го. То, что я себе предназначаю в жизни, кажется, может назваться благоразумным. Спокойную, но деятельную жизнь человека, упражняющегося в науках. Польза, какую бы я мог принести службою, не может сравниться с тою пользою, какую принесу, если буду деятелен свои¬ми трудами по той части, которая ко мне ближе. Одна часть моего времени должна быть посвящена собственному моему образованию, то есть образо¬ванию моего ума, характера, без чего не буду совершенно счастлив ни один, ни в своем семействе. Вдруг это сделаться не может, но исподволь, посте¬пенно, как уверяет Плутарх9: буду замечать за собою, это самое замечание будет некоторым образом исправления, потому что сделает внимательным к самому себе и следственно осторожным. Одним из лучших следствий мо¬его вояжа должно быть преобразование моего характера: я буду совершенно свободен, следовательно, буду иметь больше возможности обращать на себя внимание. Не должно только отвращаться трудностию, и хотя мало, но всё продвигаться вперед. Итак, цель моей жизни должна быть деятельность, но такая деятельность, которая мне возможна: деятельность в литературе, или возможное извлечение пользы из авторских моих талантов; деятель¬ность в образовании моего характера; деятельность в поддержании моего состояния; деятельность в составлении счастия моего семейства, если его иметь буду, и в исполнении общественных условий.
§ 10. На сих днях говорили за столом о каком-то человеке, который жи¬вет прекрасно. Что ж называют прекрасною жизнию? То, что об нем все говорят, что со всех сторон к нему сбираются, что все любопытствуют видеть, как он живет, и прочее! Этого довольно, чтобы увериться, что он живет не прекрасно или, справедливее, несчастливо. Требует ли счастие сви¬детелей? Оно в сердце, в тихом, спокойном наслаждении самого себя, про¬исходящем от порядка в делах, от невинности души, от занятий приятных и постоянных, от способности быть с самим собою или со своими любезней¬шими, что всё равно. На что же тут свидетели, которым всё это незнакомо или которых большей части незнакомо? Сверх того толпа, сбирающаяся к человеку с любопытным желанием видеть, как он живет, есть без сомне¬ния толпа любопытных, которых скука или бездействие гоняет из места в место, которые не знают, как убить свое время, и похищают его у других, по большей части столь же рассеянных и не занятых. Как могут они судить о счастии и можно ли им верить? Человек, истинно счастливый, так не¬заметен, что его не увидит глаз любопытного, но праздного человека, не знающего цены тихого, сердечного, единственного счастия. Побежит ли толпа удивляться счастию не блестящему, счастию, которое зависит не от наружности, но от причин постоянных и невидимых, от спокойствия, устройства семейственного, от мирной души? Всё это не возбуждает лю¬бопытства! Один, два друга могут разделить и видеть это счастие, и сего
3 Зак. 2631
17
довольно: многочисленная толпа его уничтожит, потому что нельзя делить его со множеством, не изменив и не унизив.
§ 11. Читая всякую книгу, надобно обращать внимание на себя, всё при¬менять к себе. Говорить: способен ли я к такой добродетели? имею ли та¬кой порок? как приобресть первую? как уничтожить последний? Всякое чтение должно иметь целию образование нашего характера, иногда одно удовольствие. Но удовольствие разве не есть польза? Я говорю: благород¬ное удовольствие.
§ 12. Всякой моралист предлагает читателю в самом совершенном виде то, что служит основанием собственных его поступков. Он открывает свою тайну, говорит: так я поступал и был счастлив; последуй мне. Всякой мора¬лист на словах есть лжец, лицемер, самолюбивый остроумец, желающий прельщать своею маскою. Будь добрым, научись или по крайней мере же¬лай тому следовать, что хочешь предложить в пример обществу, и бери перо в руки без зазрения совести. Надобно быть добродетельным или желать быть, чтобы учить добродетели с успехом.
§ 13. Что такое зависть? Несправедливость, самолюбие, которое не тер¬пит в других того, чего в себе не находит, низость, желающая всё унизить, чтобы сравнить с собою. Какое от нее лекарство? Уверение, что всё прекрас¬ное, даже в самых наших неприятелях, должно быть прекрасно для души благородной; что горестно не радоваться тем, что всех радует; что скорее приблизишься к тому совершенству, которое тебя опечаливает, признав его и почувствовав, а не унизив и, следовательно, не обезобразив в глазах сво¬их. Всякое неприятное чувство зависти должно искоренять в ту самую ми¬нуту, когда оно рождается, заглушив его, так сказать, мыслию о совершен¬стве и прелести того, чему завидуешь, и забвением своего собственного несовершенства, которое надлежит с ним сравнивать в уверении, что к нему возвысишься, в твердой решимости на это: словом, зависть должно преоб-ращать в поревнование или, если поревнование не может иметь места, в ис¬креннее приятное удивление. Время всё сделает!
§ 14. Как определить характер К...?10 Я его не знаю и не мог знать. Бу¬дучи с ним знаком до его женитьбы, я не старался узнавать его, верил слу¬хам о его свойствах, которые все благоприятны и не опровержены ника¬ким противоречием; однако я не поверял сих слухов своим собственным наблюдением, следствие лености моего ума, который не приучен к дей¬ствию, хотя всегда чувствовал, будучи с ним вместе, некоторую скуку и принужденность. Следовательно, я никогда не был с ним другом, ниже ко¬ротким приятелем, и это также есть следствие моей лености, которая пре¬пятствовала мне входить в разбор его свойств, а заставляла полагаться, без разыскания, на мнение об нем света. Нельзя быть другом всякого, впрочем достойного, человека. Дружба есть следствие особенной склонности душев¬ной, сходства, если не во всех чувствах, то по крайней мере в образе чув-ствовать. Я не уверял его в своей сердечной дружбе; говорил однако ж, что его люблю; это и правда, но только отчасти, то есть я люблю его так, как можно любить человека, прямо честного, благородного, не способного ни к какой низости, но также не способного и к дружбе, или по крайней мере к дружбе со мною. Его несходство со мною, наша с ним принужденность, неоткровенность (в которых мы явно ни друг другу, ниже самим себе, — по крайней мере я, — не признавались), одним словом, это не знаю что, не¬изъяснимое, но очень важное в дружбе, тому препятствуют. Итак, отказы¬ваюсь от его дружбы. Рассмотрим, каков он сам в отношении к другим, к сво¬ей жене, потом положим постоянное правило, по которому должно с ним обходиться, чего искать в его знакомстве, каков он теперь со мною, и про¬чее. Об этом после.
§ 15. Июля 16. Можно сомневаться в истине религии: этому многие под¬вержены; я в ней не утвержден, потому что не знаю или, лучше сказать, не чувствовал: то, что я об ней слышал, чему меня учили ребенком, не есть религия, но пустые слова без смысла и без действия. Религия требует серд¬ца. J'ai pleure et j'ai cru, — говорит Шатобриан11, и иначе нельзя поверить, как в слезах, в восторге. Ум не тверд, переменчив в своих решениях: что он положит нынче, то переменит завтра, потому что он ограничен, что оши¬баться есть его натура. Кто любит своего друга, кто его чувствует, тот в нем уверен не размышлением, а чувством, которое дальновиднее и постояннее размышления, потому что впечатления его сильны, неизгладимы: я не мно¬го люблю того человека, которого добродетель должен доказать себе раз¬мышлением; он не первый друг моего сердца, не брат мой, не первый лю-бимец моей души. Такова вера. В ней твое счастие, подпора. Можно ли поручить ее непостоянству рассудка, который так холоден и медлителен? Почувствуй ее необходимость, ее спокойство, ее великость, ее счастие, и поверишь, несмотря на недоумения рассудка. Я еще не имею и не мог иметь сей веры. Она есть следствие долгого рассматривания природы и самого себя и уверение в ничтожности твари; в милосердии Творца: я еще не ста¬рался приобресгь сего уверения и по сию пору был на другой дороге. Что будет, я не знаю; но должно стараться сделать себя счастливым: это есть закон натуры. А вера есть вернейшее средство его исполнить. Кто бранит религию или обнаруживает к ней свое неуважение в присутствии людей, ее почитающих, делает то же, что человек, который в присутствии сына бранит его мать.
§ 16. Июля 16. Нынче я был у барона12. Что об нем надобно думать, это напишу после: мои мысли еще не готовы; надобно сделать больше замеча¬ний по частям, потом сделать какое-нибудь общее заключение. С ним при¬ятно быть, потому что он не оставляет ума в бездействии, будучи сам очень умным человеком. Я не имел еще никогда с ним этой сердечной, сладкой искренности, epanchement du coeur*, но я с ним довольно свободен, доволь¬но жив, потому что нахожу приятность говорить с ним, и говорю о таких предметах, которые заставляют меня больше думать, приводить мысли мои
* Излияние сердца (фр.).
3*
19
в некоторое напряжение. Мне кажется только (может быть, я ошибаюсь, и желаю, чтобы ошибался), что во всем том, что он говорит, например, о до¬бродетели, о религии, о морали, заключается больше ума, нежели чувства; он доказывает умом, складными словами; но, слушая его, остаешься спокой¬ным, не тронутым в сердце, хотя занятым в уме, ибо все его мнения или спра¬ведливы или показывают ум; но они только мнения, доказательства, не чув¬ства; одним словом, в его разговорах нет чего-то привлекательного: он оратор, который хорошие мысли предлагает в складных, гармонических фразах. Мы говорили о религии, о Шатобриане, которого он называет великим (я еще не читал "Genie du christianisme")13. Дело дошло до метафизики. Он цитовал какого-то мистического автора, который в нашей душе полагает две разные стороны: одну чувственную, только принимающую впечатления чувств и им исключительно подверженную; другую умственную, рассуждающую, проти-вящуюся усилиям души чувственной, а иногда (или очень часто) ей уступаю¬щую. Я напротив думаю, что душа есть то средоточие, к которому скопляют¬ся все впечатления, через телесные чувства получаемые; что онаЪб них судит, по ним действует, по ним так или иначе заключает. Это не значит, чтобы сама душа была материальная; это показывает только то, что она соединена тес¬но с нашим телом, которого все впечатления до нее доходят и служат, так сказать, материалами ее умственных зданий. Размышление есть следствие ощущения: без него оно быть не может так же точно, как строение без мате-риалов. Но это еще не значит, чтобы способность размышлять была резуль¬татом чувственных впечатлений; они только приводят ее в действие; без них она бездейственна. Способность мыслить есть дар природы, есть душа, не телесная, бессмертная; ум есть сия способность, образованная, приведенная в совершенство теми многократными действиями, которые в ней были про¬изводимы впечатлениями чувства. Душа во всяком человеке должна быть одна, потому что она есть существо бестелесное, проистекающее от одного источника, от Бога, но ее образование (происходящее от различия органи¬зации тела, в соразмерности с которым она получает и различные впечатле¬ния, даже одни и те же впечатления различно с другими душами) не одина¬ково. Итак, причины разнообразности умов должно искать в разнообразности телесного строения, и главная должность человека есть управлять посред¬ством ума чувственными впечатлениями или даже преобразовать их, и про¬чее и прочее. — У нас теперь Марья Ивановна Протасова. Как приятно ее слушать; нет ничего особенного в ее разговоре, но ум всё украшает. Б-а, ко¬торая у нас была14, казалась не на своем месте, связанною. Надобно уметь владеть собою, привыкнуть к этому, привыкнуть побеждать всякое чувство зависти в ту же минуту, в которую оно родится, чтобы не быть несчастным в присутствии тех людей, которые нас выше, т. е. выше умом, достоинствами. М. И. была ей в тягость. Она тотчас уехала. Несмотря на то, женщина, ка-жется, почтенная, хотя не особенная. Говорили у барона за столом о смире¬нии, то есть о таком качестве человека, которое не допускает его величаться своими достоинствами, а только относит их к Богу. Взглянув на картины, висевшие на стене, на которых написан дом одного дяди баронова, знатного человека15, я сказал, что барон не забывает старых друзей своих: эти карти¬ны видели в другом его доме, маленьком, тесном. Это слово заставило баро¬на сказать несколько фраз в похвалу своего смирения; он, может быть, вооб-разил, что я припишу его чванству это выставление картин, изображающих большие домы большого господина и его дяди. Он сказал, что не сам желал иметь их на стене своей, что получил, кажется, от тещи, что сохраняет из ува¬жения к ней, и прочее и прочее. Всему этому верю; но для чего это говорить, для чего бояться, чтобы меня не почли человеком тщеславным и суетным, когда я в самом деле ни тщеславен, ни суетен? Это опасение неприлично христианину, показывает одно самолюбие, беспокойное и робкое. Что нуж¬ды христианину до мнения, особливо до мнения молодого человека? Как много неосновательности в самых умных людях.
§ 17. Июля 17. Я смотрел на небо с каким-то особенным чувством: вооб¬ражал бессмертие! Как тот счастлив, кто всегда имеет перед собою сию ве¬ликую идею, кто нашел ее душою, в ком она запечатлелась неизгладимо! Сия уверенность в тленности земных вещей не есть ли тайное, врожденное в человеке доказательство бессмертия? Кто жалеет о мертвом, жалеет об одном себе: если бы он воображал своего потерянного друга жертвою ни¬чтожности, он бы ужаснулся, и порадовался внутренне тому, что он еще жи¬вет и чувствует. Но мы говорим о тех, кого мы лишились: я его не увижу! Не есть ли это в отношении к себе, а не к нему? Кто может быть несчаст¬лив, веря бессмертию? Что он теряет в жизни, которая сама ничто, кото¬рой потерею должно радоваться, потому что она приближает нас к нашей великой цели! Какая судьба! Бессмертие, вечное, радостное бытие, которо¬го подобие находим здесь в духовных наслаждениях! Что ж нас сделает спо¬собными наслаждаться бессмертием, как не сия привычка, здесь, в этой жизни, к мыслям, к чувствам благородным: они образуют душу, возвыша¬ют ее и предают бессмертию в новом, прелестном виде. Ах, если бы это чув¬ство укоренилось в душе моей! Как бы все несчастия были передо мною слабы! Может ли быть то ложно, что так возвышает душу, и может ли та душа быть не бессмертна, которая так может возвышаться! Я начинаю боль¬ше мыслить, следственно делаюсь способнее к своему усовершенствованию, способнее быть счастливым и здесь, и там. Там — какое слово, что под ним заключается! У меня на глазах слезы от сего слова! Друзья, надежды, радо¬сти, блаженство — всё там О, великое Существо, великое Существо, назна¬чившее человека быть бессмертным!
§ 18. Июля 17. Быть счастливым есть мыслить. В мыслях заключаются все наши наслаждения. Они возвышают, украшают душу. Сколько путеше¬ствие будет иметь на меня влияние! Как мысли мои разовьются и распро¬странятся!
§ 19. Июля 21. Читаю теперь Гарве: «Оуединении и обществе»™. Простой, ясный и приятный слог; порядок в предложении мыслей; справедливость мыслей, основанных на опыте. Виден человек, который в спокойном состоянии души, перед концом жизни, говорит о том, что заметил во всё время ее продолжения, говорит просто, без пристрастия. Гарве может на¬зваться настоящим практическим философом, то есть таким, которого фи-лософия может быть легко применена к человеческой жизни, потому что она основана на опыте, не есть умозрительная, произведенная одним умом, но есть следствие многих замечаний и многих опытов. — Уединение и общество могут действовать на образование ума, характера, наружности; бывают многих родов; имеют влияние, большее или меньшее, на счастие человека: вот содержание книги, которую теперь читаю. — О действии об-щества на образование ума. Ум образуется приобретением познаний и де-ятельностию. Предмет познаний (главнейший) есть человек; познавая дру¬гих, мы познаем самих себя больше или меньше. Наше внимание скорее обращается на людей, нежели на нас самих. Мы, сравнивая их достоинства и недостатки с своими достоинствами и недостатками, обнаруживаем их и объясняем. Мы должны выйти из самих себя, чтобы потом к себе возвра¬титься и себя яснее увидеть. Разнообразие характеров возбуждает наше вни¬мание; рассматривая каждый особенно, мы находим во всех что-нибудь об¬щее и в каждом что-нибудь ему принадлежащее; эта привычка рассматривать, наблюдать и помещать каждый характер в особенный класс, к которому он больше принадлежит, делает нас способными скорее и справедливее заклю¬чать о других людях. В уединении или в тесном кругу общественного обра¬щения, не имея перед глазами такого разнообразия, не видя примеров ни отменной добродетели, ни отменной испорченности, мы чувствуем какое-то однообразие, приобретаем какую-то леность духа, пустоту, недеятель¬ность и даже не обращаем внимания на те немногие характеры, которые перед нами и которые кажутся нам знакомыми, потому что всегда были нам видимы: напротив, множество отменных характеров приводит ум наш в движение, и сия самая деятельность облегчает наше наблюдение за чело¬веческою натурою. Человек есть учитель человека; первые познания полу¬чаем мы изустно, и конечно изустное наставление может почесться самым действительнейшим. Что говорят, понимаешь лучше, нежели то, что напи¬сано: в первом случае голос, движения руки, лица, всего тела передают яс¬ное понятие о предмете; когда же читаешь, видишь перед собою одни мерт¬вые буквы, знаки мыслей. Конечно, понятия, получаемые в разговоре, не так полны и подробны, как понятия, получаемые из книг, но зато они ощу¬тительнее, живее, короче: первые требуют большого напряжения ума, по-следние как будто сами на душе напечатлеваются. Из книг нельзя узнать людей так ясно и подробно, как из обращения с ними. Особенность харак¬тера, образа мыслей человека производит особенность в его разговоре и об¬хождении; замечая изменения лица его, движения его тела, жесты и прочее, получишь яснейшее о нем понятие; всё это должно исчезнуть в книге; для многих оттенков, почти незаметных, нет слов и выражений. Читанное не так живо напечатлевается в рассудке, как виденное и испытанное. В обществе встречаются люди, великие умом и характером; видя их, обращаясь с ними, привыкаешь к чувствам высоким и благородным: удивляясь добродетели, же¬лаешь быть сам добродетельным. Видя перед собою прекрасные примеры, хочешь им следовать, наблюдаешь за теми, кто их подает, узнаешь средства, которые они употребляют, сравниваешь себя с ними, узнаешь по сравнению, решаешься возвыситься, наконец, сам возвышаешься. Будучи принужден говорить перед людьми умными, красноречивыми, приучаешься выбирать свои выражения, предлагаешь свои мысли яснее, приятнее и больше их об¬думываешь. Сия осторожность приводит ум в большее напряжение, а сие частое, почти беспрестанное напряжение сообщает ему большую деятель¬ность и наконец его расширяет. В обществе приобретаешь многие познания. В обществе людей знатных, генералов, министров и всех приближенных к де¬лам государственным получаешь вернейшее понятие о происшествиях, о по¬литике настоящего времени: многие подробности, которых нет ни в каких книгах, сообщаются изустным преданием; в обществе частных людей узна¬ешь семейственные обстоятельства многих домов, их раздоры, причины их счастия, несчастия, их связи и прочее. Всё сие дает понятие вообще о людях. Общество дополняет многие познания, которые мы получаем в тишине ка¬бинета. Иногда одно выражение оригинальное, остроумное светского чело¬века решает наше сомнение в том или другом предмете. — Что такое обще¬ственная жизнь и что уединенная? Общественная жизнь умного человека есть деятельное сообщение со многими людьми разного ума, характера, состоя¬ния, звания. Много родов: семейство и друзья; большой свет и прочее. В пер¬вом мы существуем в тесной связи с его членами, бываем беспрестанно. В дру¬гом мы только играем известную роль, бываем временно. В первом ищем счастия, во втором удовольствия. В первом мы являемся в настоящем, нату¬ральном своем виде; во втором соображаемся с тою наружностию, с которой другие соображаются. Умный человек пользуется обществом, находит в нем удовольствие потому, что может в нем действовать умом, замечать людей, со¬бирать сии замечания, которые наконец составляют опытность. (Я говорю о таком обществе, в котором имеешь связь с членами, его составляющими: толпа, люди всякого звания, есть не иное что, как китайские тени.) Желание быть умным и заметным в обществе побуждает к образованию ума, научает выражать хорошо свои мысли и даже лучше мыслить. Одним словом, обще¬ство есть театр, на котором наши способности умственные и душевные дей¬ствуют. Уединение есть занятие самим собою, обдумывание того, что видел в обществе, изучение натуры, занятие какою-нибудь наукою.
§ 20. Теперь всё буду говорить с вами, ma chere татап17; до этого мес¬та мой журнал был писан для меня одного, теперь буду писать его для себя и для вас. Надеюсь, что мысль иметь вас своим свидетелем не уменьшит моей искренности; я буду говорить о себе с такою же откровенностью, с ка¬кою бы говорил самому себе, и может быть еще с большею. В первом случае я мог бы сказать или написать неправду не нарочно; теперь буду ос-торожнее, буду чаще у себя спрашивать, точно ли это так, как ты сказы¬ваешь, не представляешь ли в лучшем виде того, что в самом деле хуже;
не обманываешься ли; не хочешь ли казаться лучшим перед тем человеком, который должен тебя видеть таким точно, каков ты есть? — Всё это будете вы читать только тогда, когда меня не будет с вами; если найдете в моем журнале что-нибудь дурное обо мне, то подумайте, что всё это прошедшее, что я сам это видел, что хочу это искоренить (если только можно). Поду¬майте, что я не желаю себя обманывать и казаться самому себе хорошим; что я не имею или не имел по сие время такого человека, который бы взял на себя труд разобрать меня и сказать мне: это в тебе хорошо, усовершен¬ствуй, это дурно, исправь. Несчастье, которому причины надобно искать в моих обстоятельствах. Вы одни можете сказать, что любили меня прямо; но вы не могли принести мне той пользы, которую принести способны. Что этому причина, не знаю, но уверен, что не вы сами, а множество таких не¬приметных обстоятельств, которых почти нельзя определить словами, но которые есть, потому что их действие очевидно. В этом журнале я буду ста¬раться рассмотреть всё, что имело в прошедшем какое-нибудь влияние на образование моего морального характера, и те средства, которыми можно его усовершенствовать и исправить. Очень приятно говорить с вами; очень приятно уверять себя в любви человека, прямой, искренней, знать, что он оправдывает меня, когда я хорошо делаю, извиняет, когда дурно делаю, потому что ему известнее все мои свойства и причины моих поступков. Люди умеют только осуждать по наружности то, что другие делают, но для этого как много надобно знать таких вещей, которые имеют непобедимое влия¬ние на их поступки, но которых знать невозможно! Тот же человек в дру¬гих обстоятельствах был бы другим. Что ж, если он был оставлен с одними своими силами на произвол судьбы и обстоятельств; если он посреди людей, привязанных к нему одною привычкою, а не любовью, был один, зависел от одного себя, должен был сам себя образовать, не зная как и даже долго не думая об этом, следовательно, потеряв самое лучшее время? Но об этом я не один раз с вами говорить буду. Этот человек— я! Что будет со мною вперед, не знаю и знать этого не могу. Но должно себя приготовить ко все-му. Главное дело человека: приобресгь способность быть счастливым.
§ 20. Августа 24. Что мне вам сказать? Желал бы всё так точно сказать, как чувствую, но думаю, что уметь не буду. Я ушел от вас с грустию и, при¬знаюсь, с досадою. Тяжело и несносно смотреть на то, что Машенька18 бес¬престанно плачет; и от кого же? От вас, своей матери! Вы ее любите, в этом я не сомневаюсь. Но я не понимаю любви вашей, которая мучит и терзает. Обыкновенно брань за безделицу, потому что Машеньку, с ее милым ан-гельским нравом, нельзя бранить за что-нибудь важное. Но какая ж брань? Самая тяжелая и чувствительная! Вы хотите ее отучить от слез; сперва оту¬читесь от брани, сперва приучите себя говорить с нею, как с другом. Мне кажется, ничто не может быть жесточае, как бить человека и велеть ему не чувствовать боли. Ваша брань тем чувствительнее, что она заключается не в грубых, бранных словах, а в тоне голоса, в выражении, в мине; ребенка надобно уверить, что он сделал дурно, заставить его пожелать исправить дурное, а не огорчать бранью, которая только что портит характер, пото¬му что его раздражает, а будучи частою, и действует на здоровье. Можно ли говорить Машеньке: ты не хочешь сделать мне удовольствия, ты только дразнишь меня, тогда, когда она написала криво строку, и тогда, когда вы уверены, что для нее нет ничего святее вашего удовольствия? Что вы дела¬ете в этом случае? Возбуждаете в ребенке ропот против несправедливости и лишаете его надежды угодить вам, следовательно, делаете робким, а ничто так не убивает характера, как робость, которая отнимает у него свободу усо¬вершенствоваться и образоваться, потому что не дает ему действовать или обнаруживаться. Об этом буду говорить еще; напишу к вам особенно. Я не умею говорить языком о том, что чувствую сильно. Вы опытом это изведа-ли. Прочту несколько книг о воспитании; сравню то, что в них предписа¬но, с тем, что вы делали, воспитывая детей, и предложу вам свое мнение о том, что осталось делать.
§ 21. Августа 26. С двадцать шестого августа по десятое ноября я не при¬нимался за свой журнал, почти ни о чем не думал, переводил несколько вре¬мени, а всё прочее время прошло не знаю как; мне кажется, в совершенном бездействии; иногда мне было весело, иногда скучно. Главная причина, от которой я душевно надолго расстраивался, заключается в неудаче моих работ, которые не могут быть отменно приятны, потому что принужденные. Теперь я в очень дурном расположении; голова тяжела; в уме такая пустота и неде¬ятельность; прошедшее мне кажется очень дурным, а настоящее скучным; от будущего не ожидаю ничего; все мои планы исчезли; даже нет во мне же¬лания делаться лучше, образовать и ум, и характер. Одиночество, совершен¬ный недостаток в приятных связях, отдаление тех людей, которые бы могли меня оживлять и ободрять в искании всего хорошего, совершенное бесси¬лие души, ненадеянность на самого себя — вот что меня теперь мучит. Я один; в самом себе не нахожу довольно прибежища; чувствую, что один мало могу для себя сделать; мне недостает ободрения. Все мои теперешние работы ка¬жутся мне цепью, которою я к одному месту прикован. Один не могу ни о чем думать, потому что не имею никакой материи для мыслей; переводы не вся¬кой день идут удачно, от этого и расстройка моя делается большею, и всё другое становится также неудачным. К тому же не умею мыслить в связи, это для меня утомительно, и в теперешнем моем расположении не чувствую даже и нужды мыслить: такие минуты очень похожи на ничтожество и еще хуже ничтожества, потому что чувствуешь неприятное. Самое добро, самое жела¬ние быть добрым не имеет в эту минуту ничего для меня привлекательного. Сам с собою я недоволен и скучен, потому что не могу ни о чем порядочно думать и не имею еще этой привычки; с теми, кто вокруг меня, я не связан (что этому причиною, не знаю, но должен узнать), следовательно, не прият¬но занят; самое общество матушки, по несчастию, не может меня делать сча¬стливым: я не таков с нею, каков должен быть сын с матерью; это самое меня мучит, и мне кажется, я люблю ее гораздо больше заочно, нежели вблизи. Я не был счастлив в моей жизни, кажется, и не буду счастливым. Надобно
2 Зак 263
*5
приобресгь способность быть счастливым, а я едва ли не пропустил время. Как прошла моя молодость? Я был в совершенном бездействии. Не имея сво¬его семейства, в котором бы я что-нибудь значил, я видел вокруг себя людей мне коротко знакомых, потому что я был перед ними выращен, но не видал родных, мне принадлежащих по праву; я привыкал отделять себя ото всех, потому что никто не принимал во мне особливого участия и потому что вся¬кое участие ко мне казалось мне милостию. Я не был оставлен, брошен, имел угол, но не был любим никем, не чувствовал ничьей любови; следовательно, не мог платить любовью за любовь, не мог быть благодарным по чувству, а был только благодарным по должности: мне сказывали, что надобно быть благодарным, и я верил или, лучше сказать, повторял самому себе чужие сло¬ва. Это сделало меня холодным. Человек, который, будучи с людьми, был од¬нако ж один, будет холоднее того человека, который совсем был бы остав-лен, потому что последний будет чувствовать нужду в любви и будет искать ее, а первый, будучи на свой счет обеспечен и спокоен и долго не имея нуж¬ды ни в чем, кроме еды, жилища и одежды, останется нечувствительным в ду¬ше своей, которая не научилась ни к кому привязываться и которая теряет чувствительность, если не приводить ее часто в движение. Ум его также ос¬танется в неразвитии, потому чувства заставляют действовать ум, а если чув¬ства не действуют, то и ум спит. Кто отделен от людей, тот не имеет предме¬та для размышления, потому что одни только наши отношения к людям служат началом наших умствований; потом уже он обращается на другие предметы. Характер его делается робким, нерешительным, медленным, ле¬нивым, потому что и характер образуется деятельностию. Каков я теперь, от чего таков; каковы мои связи и что я должен быть в отношении к ним; ка¬кую цель себе предназначить сообразно с моими обстоятельствами? Чего искать в свете и от чего отказаться? В чем может быть мое счастие? Вот во¬просы, которые мне должно решить. — Я так не привык к тому, чтобы меня любили, что всякой знак любви кого-нибудь ко мне кажется мне странным и чем-то необыкновенным, — следствие непривычки видеть чью-либо ко мне привязанность и отвечать на нее. Одна любовь, одна привычка отвечать на любовь любовью делает сердце нежным и способным любить, следователь¬но, быть счастливым. Для чего я не имел такого человека, который бы доро¬жил моим счастием, который бы был моим хранителем и путеводцем! Я бы любил его, как своего Бога! Но я был один, всегда один! Я не испорчен, но я нимало не образован. Найду ли кого-нибудь для себя на свете? Человек, ко¬торый не имеет перед собой человека, к нему привязанного, не может долго иметь и желания быть добрым. Прежде нежели научишься желать совершен¬ства, как непременной цели всякого человека, должен научиться желать быть добрым в глазах того, кому ты дорог: всё хорошее основано на чувстве; один ум может увериться в его прелести, но он им не прельстится, а будет ему сле-довать по одному только расчету, ибо увидит, что зло всегда хуже и невы¬годнее добра.
§ 22. Ноября 16. Это было писано в худом расположении духа. Странно то, что я, начавши писать, сделался веселее, и мое худое расположение кон¬чилось. Это от того, я думаю, что мысли мои пришли в движение, которое и меня самого оживило. Ничто так не скучно и не тягостно и ничто так не делает человека печальным, как эта неподвижность и тягость ума, которая лишает его способов пользоваться своими силами. В такие минуты не жи¬вешь и не чувствуешь, а только имеешь какое-то неприятное, не живое ощущение своего бытия, состояние несносное.
Теперь хочу сделать расположение своих работ до моего отъезда в Мос¬кву. Я хотел переводить Гарве19, но его оставляю на время. Я ошибся, ду¬мая, что разнообразие в работах будет делать их приятными; напротив, оно только что развлекает мысли и не дает им заняться исключительно одним предметом. Займусь теперь сочинением моего собрания лучших русских авторов20. Остаток ноября, декабрь и генварь посвящу чтению эстетичес-ких авторов, буду делать выписки; в феврале переведу Эшенбурга21, а в мар¬те и апреле напишу к нему прибавление22 и критические примечания к сти¬хотворцам23. В апреле кончу перевод Lecpns24, а во всё это время займусь сочинением в стихах. Я давно не занимался стихами25 и как будто бы поте¬рял из виду поэзию.
Голова тяжела; писать не хочется. Завтра. Надобно подумать о том, как бы и где поучиться, что делать, кончив ученье, и какому роду литературы больше себя посвятить. Какой род литературы сообразнее с тем счастием, которого буду искать в жизни? — Надобно каждый день в своем журнале записывать то, что случилось со мною в течение дня, то есть себя рассмат¬ривать. Мои работы не помешают мне думать и о морали моей: я буду чи¬тать с Машею Геллерта26.
§ 23. Ноября 19. Я очень медлителен. Этот порок может лишить меня всякого счастия в жизни. Я думаю, что он однако ж принадлежит к темпе¬раменту и что от него нельзя избавиться или по крайней мере нельзя со¬вершенно избавиться. Но какое средство от него избавиться? Мне двадцать третий год, а этот порок должен больше всякого другого укореняться с ле¬тами. Моя же жизнь была всегда такого рода, что я непременно должен был наконец сделаться недеятельным. Я никогда не был в таких обстоятель¬ствах, которые бы требовали деятельности. Я не имел связей, которые одни только могут принудить к действию. Напротив, всё некоторым образом был останавливаем. Ум приучается мыслить, сердце чувствовать, что, будучи соединено с привычкою действовать телом, составляет то, что называется деятельностию. Я ничего этого не имел по сию пору и даже не чувствую и теперь нужды быть деятельным, что необходимо. Кому нужна будет моя деятельность? Одна мысль, что она принадлежит к совершенству, которое должно составлять цель каждого человека, может меня воспламенять; но совершенство само по себе есть нечто отвлеченное; оно не видимо для чувств, следовательно, не так может быть действительно.
2*
*7
1806
§ 24. Января 3. Об чем я буду нынче с вами говорить? Я получил ваше письмо из Троицкого1, в котором вы мне говорите о неискренности и пе¬няете мне за мою неоткровенность с вами. Я еще не знаю, имею ли я от¬кровенный характер; по крайней мере уверен в том, что по моему воспита¬нию мне не можно иметь откровенности, и даже сама натуральная моя откровенность должна совершенно быть ослабленною, если не уничтожен-ною. Объяснять этого не нужно, потому что это уже объяснено прежде в мо¬ем журнале, который однако ж по сие время худо шел от моей лени; теперь он будет идти лучше и порядочнее, потому что все мои дела и даже моя голова в большем порядке. Итак, чтоб вам не за что было со мною ссорить¬ся, я хочу быть откровенным; хотя вы долго не будете знать того, что здесь написано, но всё когда-нибудь узнаете; я сделаю свое дело, скажу вам всё, облегчу себя, и довольно. Мне кажется всего лучше быть правым перед са¬мим собою и быть спокойным в душе своей. Вы должны один раз навсегда быть уверены, что я не в состоянии делать ничего с таким видом, который бы должно было скрывать. Иногда приходят в голову дурные мысли; я ста¬раюсь их разгонять, их не слушаться или сам их обнаруживаю, чтобы себя некоторым образом успокоить: это правило честности не быть скрытным, не иметь нужды в скрытности. Я бы желал приобресгь способность всегда следовать этому правилу. Я иногда смешивал очень некстати нескрытность с неосторожностью и от этого часто бывал болтлив с намерением, хотя не¬редко болтал и по глупой ветрености. От этого порока можно избавиться. Еще я заметил, что я часто в веселую минуту откровенности заговариваюсь, не могу остановить своих слов, которые с излишним изобилием льются и, так сказать, все выливаются вместе, и нужные, и ненужные, и вздорные. Мне весело рассуждать и быть откровенным, тем больше, что это для меня новость, которою спешу воспользоваться и которую употребляю во зло. Но полно говорить о постороннем; будем говорить о том, что есть.
§ 25. Января 4. Итак, надобно быть с вами искренним, то есть предста¬вить вам себя таким, каков я есть теперь, это значит, каково мое теперешнее расположение со всех сторон (о том, что может быть вперед, ни слова; дол¬жно только стараться, чтобы всё было хорошо), чего мне теперь хочется. Вы должны мне отвечать на всё чистосердечно. Мои планы и желания могут вам показаться безумными и несбыточными; вы скажете просто свои мыс¬ли, и я уверен, что вы не оскорбитесь; к тому же мне показалось, если не ошибаюсь, что вы имеете одно со мною желание. Воображение могло меня обмануть. Не забудьте, что я очень еще мало думал в связи, следовательно, очень легко могу ошибиться в расчете. Вам надобно только мне сказать, что я ошибся, почему ошибся; я готов верить истине и принять ее как должно; но единственно мысль о том, чтобы не было мне тяжело быть разуверен¬ным вами лично, не позволяет мне говорить теперь. Следовательно, полу¬чу ваш ответ и узнаю всё решительно не иначе, как тогда, когда сам не буду с вами. Вот вся причина теперешнего моего молчания. На письме изъяс¬няться гораздо легче и способнее, нежели на словах; скажешь всё, не щадя, обдумавши и яснее. Для того и с вами объясняюсь письменно.
§ 26. 1 Марта. Еще остановка в моем журнале. Он идет очень непосто¬янно. Теперь однако ж (может быть) буду прилежнее; я один, могу думать без помешательства (не говорю о худом моем расположении, которое так часто мешает мне порядочно думать). Что мне делать в эти три месяца, ко¬торые проживу один совершенно? Надобно хорошенько обратить глаза на самого себя; привести себе на память, сколько можно, прошедшее; поду-мать о будущем и настоящем. Пора выбрать что-нибудь постоянное и быть постоянным в своем выборе!
§ 27. Мая 29. La veritable vertu consiste a faire de toutes ses facultes l'emploi dont il resultera le plus de bien pour les hommes. II est des vertus pour tous les degres d'esprit, comme il en est pour tous les etats. Voltaire*2. Вот правило, ко¬торого никогда не должно выпускать из мыслей. Если я не могу сделать боль-шего, то почему ж не сделать малого? Одно мне невозможно, я должен от него отказаться; другое возможно, я должен его искать; в противном случае буду похож на такого человека, который, имея малый рост, не может сорвать плода с дерева и гнушается тем, который лежит у ног его. Самая трудная и лучшая наука есть знать цену того, что мы имеем в руках, и уметь извле¬кать из него истинную пользу.
§ 28. Замечания на прошедший год журнала с § 1 по § 27
§ 1. Что такое ложь? Неправда, сказанная с намерением или с уверени¬ем, что сказываемое мною несправедливо. Не думаю, чтобы такая ложь могла быть когда-нибудь позволена. Ложь может быть шуточная: я могу лгать, будучи уверен, что читатель или слушатель не обманутся и примут мои слова за то точно, за что я их сам выдаю. Такого рода ложь только что забавна, и тем забавнее, чем с большею важностию рассказана. Руссо напрас¬но сердится на Монтескье за то, что он называет свой Книдийский храм3 пе¬реводом с древнего манускрипта. Автор знал, что читатель рано или поздно откроет истину, и нимало не хотел ее скрывать, а только представил, так сказать, под флером, для того единственно, чтобы она была приятнее: он хотел произвести не уверение, а иллюзию, которая так очаровательна во всех произведениях человеческой фантазии. Итак, ложь только тогда не по¬зволена или, лучше сказать, только тогда есть ложь, когда мы должны бояться, чтобы ее не открыли, и когда сие открытие должно быть для нас посрамитель-но. Очень легко не быть лжецом, но гораздо труднее говорить правду. Я на¬прасно употребил выражение быть скрытным', лучше бы сказать: быть ос¬торожным. Что я называю правдою} То, что мне кажется справедливым, по
* Истинная добродетель состоит в употреблении своих способностей к наиболь¬шему благу людей. На всякой степени ума и во всяком сословии можно быть до¬бродетельным. Вольтер (фр.).
некотором размышлении, в том или другом предмете. Я могу обманываться, но я должен говорить согласно с моим собственным, внутренним уверением, ложно ли оно или справедливо. Узнав его ложность, я его оставляю, но по тех пор, пока оно мне кажется истинным, я должен его поддерживать. Твер¬дую, постоянную решимость всегда говорить и действовать согласно с сим внутренним уверением рассудка, во всех обстоятельствах жизни, во всех сношениях с людьми, есть первое правило честности; я не думаю, чтобы это правило могло терпеть исключения, но уверен, что оно также не требует и излишнего ригоризма. Кто хочет говорить правду людям, тот должен быть оживлен или любовию к одной истине или любовию к людям, к пользе людей. Первое не всегда соединено с последним; последнее, напротив, все¬гда соединяется с первым и не может не быть соединено. Первое благород¬но, но редко бывает полезно, ибо людское самолюбие не терпит наставле¬ний. Последнее столь же благородно, но сверх того всегда удачно: кто любит пользу людей, тот говорит правду не для того только, чтобы ее сказать и ею блеснуть, а истинно для того, чтобы ею сделать добро; такой человек применяется к людям и старается делать им правду приятною. Напротив, человек, который говорит правду только для того, чтобы ее сказать, и, так сказать, бросает ее, не заботясь о ее действии, имеет в виду не пользу чело¬вечества, действует без цели, единственно для одной гордости и для одно¬го самолюбия; такие люди должны быть подозрительны: они больше гово¬рят, нежели действуют. Правду должно делать понятною для того, чтобы она могла быть полезна. Есть люди откровенные и есть люди скрытные. Один го¬ворит правду, потому что не может не говорить ее, другой говорит правду потому, что обязан ее говорить. У первого она вырывается, последний пред¬лагает ее, помыслив. Одному легче, другому труднее; один следует своему характеру, другой с ним борется; оба поступают одинаким образом, ибо согласуются с законами чести, но первый счастливее и даже любезнее, а по¬следний почтеннее и тверже. Какое же правило наблюдать, говоря правду? Никогда ни в каком случае не утверждать противного внутреннему увере¬нию рассудка, но вместе стараться не оскорблять людей, ибо жизнь с людь¬ми есть назначение человека. Можно быть честным, не будучи ни грубым, ни надменным, ни едким. Щадить самолюбие людей, не жертвуя ему ни справедливостию, ни благородством, есть обязанность человека, который не хочет зарыться в берлогу и жить с медведями. Этому правилу надобно иногда следовать даже и с друзьями: кто любит прямо своего друга, тот будет любить и его пользу; но он, конечно, не забудет, что и в нем есть че¬ловеческое самолюбие.
§ 29. Всегда ли должно говорить правду? Всегда, когда она может быть полезна; всегда, когда она ни вредна, ни полезна. Напротив, в т(ом) случае, когда она может быть вредною, молчи и не унижай себя утверждением лож¬ного. Действуй всегда согласно с внутренним чувством: можешь обмануть¬ся, но никого не обманешь, а размышлением предохранишь самого себя от обмана. Счастлив тот человек, который привык мыслить. — Первое правило: человек должен быть правдолюбивым, следовательно, он обязан говорить правду из любви к должности; второе: во всяком деле он должен иметь в виду пользу людей и добро, следовательно, он обязан говорить правду для пользы людей и соглашать ее с их благом.
§ 30. Августа 12. Я сердит на Машу. Но моя досада имеет ли основание, или есть одна только привязка? Не сержусь ли я больше за себя, нежели за то, что она сделала; больше за пренебрежение моих слов, нежели за самый проступок? Не хочется ли мне сердиться? Ее непослушание, может быть, не иное что, как ветреность без всякого намерения; в таком случае не за что сердиться, и можно только ей дать об нем заметить. Если ж она захотела не послушаться, если ее непослушание есть каприз и пренебрежение, то, при¬знаюсь, очень досадно. Конечно, всё это не может быть доказательством недостатка дружбы, но показывает дурную сторону характера: своенравие или ветреность. Кого любишь, того и слушаешь во всём с удовольствием, хотя не всегда бываешь одинаково расположен. Но я не ожидал найти в Ма¬ше своенравия или такой ветрености. Не хотеть пожертвовать таким вздор¬ным удовольствием. Найти больше удовольствия в собаке, нежели в испол¬нении просьбы того человека, которого любишь! Это мне досадно, и не потому, чтобы мне хотелось видеть ее мне покорною, а потому, что это по¬казывает или ее невнимание ко мне, или ее своенравность, или ветреность. Хотя она ребенок, но мне бы чрезвычайно было приятно исполнять вся¬кое ее желание; того же бы хотел и от нее! Говорить ли с нею? В последний раз! Посмотрим, как примет. Non, Marie, je ne veux pas etre votre tyran, je ne veux pas que vous executiez aveuglement ce que je dis, car je n'exige de vous rien qui soit deraisonnable, mais je suis votre ami, je vous aime au-dessus de tout au monde, je voudrais que vous vous souveniez toujours de ce que je vous dis, que vous aimiez a me faire plaisir meme dans les petites choses, et c'est pre-cisement parce que je suis sur que chacune de vos volontes, quelle quelle soit, sera sacree pour moi et que je sentirai toujours un grand plaisir dans son exe¬cution. C'est ce plaisir-la qui est une marque certaine d'une vraie amitie*. На¬добно, чтобы дружба видна была во всём, и в безделках, потому что в без¬делках можно ежедневно ее доказывать, а важные случаи редки. Кто любит, для того всё свято и важно. Итак, в последний раз буду говорить с Машею. Не должно быть похитителем чужого права, не должно никого обременять своею любовью. Можешь наскучить. А для меня всего тяжелее отягощать
* Нет, Маша, я не хочу быть твоим тираном, я не хочу, чтобы ты слепо испол¬няла то, что я говорю, так как я не требую от тебя ничего безрассудного. Я твой друг, я тебя люблю больше всего на свете, я хотел бы, чтобы ты всегда помнила о том, что я тебе говорю, чтобы ты старалась доставлять мне удовольствие даже в мело¬чах, и это именно потому, что я уверен, что каждое твое желание, каково бы оно ни было, будет для меня священным и что я всегда буду чувствовать большое удоволь¬ствие в его исполнении. Это-то именно удовольствие есть верный знак истинной дружбы (фр.).
собою других, особливо тех, кого стремишься любить всею душою. Дружба требует взаимности; я требую от тебя того, что сам всегда готов для тебя сде¬лать. Всякое, самое бездельное невнимание отменно больно. Я разумею не¬внимание с намерением. Но Боже меня избави от желания видеть друзей моих со мною осторожными или принужденными. Притворное внимание несносно и мучительно, оно не может быть вместе с дружбою, которая все¬гда и внимательна, и непринужденна. Ты будешь это читать, моя милая Маша. Если я ошибся, если ты вчера сделала одну только ветреность, а не поступила так по своенравию и капризу, чего я очень желаю, то, пожалуй¬ста, не забудь, что первое удовольствие должно состоять в доставлении удо¬вольствия своим друзьям; что забывать всякую минуту просьбы своих дру¬зей или, что еще хуже, пренебрегать их и жертвовать ими самому пустому удовольствию есть совершенно непростительная ветреность. Твой поступок вчерашний, как он ни безделен, очень меня тронул; мне вчера и нынешнее утро было досадно на тебя и вместе грустно. Как можно в ту самую минуту, когда я тебе напомнил о твоем обещании, опять забыть об нем или (чтодля меня очень больно) дать мне почувствовать, что ты не хочешь об нем помнить и не уважаешь моею просьбою! Не значит ли это другими словами, что ты не хочешь, чтобы я чего-нибудь от тебя требовал? Носить собаку на руках не грех; но когда тебя просят, чтобы ты ее не носила, когда тебе сказывают резоны, то как можно для удовольствия нянчиться с Розкою, делать неудо¬вольствие тому человеку, который тебя так любит! Это непростительная вет¬реность! Что ж, если это не ветреность, а каприз и упрямство? Я этого не желаю; но уверен, что ты мне прямо откроешь свое чувство. Твоя искрен¬ность дороже мне всего. Я имею право от тебя требовать дружбы и всех до¬казательств дружбы, потому что сам люблю тебя больше всего и от всей души. Может быть, ты и не заметила моей досады и очень удивишься, услышав мою претензию. Боюсь, чтобы я не показался тебе слишком взыскательным; но я уверен, что ты будешь со мною искреннею и что, конечно, во всём со мною согласишься. Я не желаю видеть тебя ни малодушною, ни ветреною, ни сво¬енравною; всякой твой недостаток удивляет меня потому, что я ценю тебя отменно много. Очень желаю, чтобы ты мне казалась точно такою, какова ты есть в самом деле, и чтобы я в тебе не обманулся. Обманываться очень больно.
О том, что написать в журнал
Рассмотреть свою прошедшую жизнь; разобрать свой собственный ха¬рактер и характер некоторых знакомых. Рассмотреть свое настоящее положение. Сделать план для будущей жизни. Привести в порядок свою моральную систему.
Прошедшая жизнь4
1) Ребячество — что можно вспомнить. М(арья) Григорьевна5. Матушка. 1-й учитель6. Григорий7. Н(аталья) Афанасьев(на)8.
з*
2) Учение у Роде9. Первые сочинения10. К. Засекин. См(ерть) Аф(анасия) Ивановича11. Голубков. Обухов. Риккер. Бетхер. Попов. Котельников.
3) Марья Николаевна12.
4) Выход из Родева пенсиона. Отъезд в Мишенское13. Сальковская жизнь14. К(атерина) Афанасьевна. Чтение Флориана15.
5) Отъезд в Тулу. В(арвара) Афанасьевна16. Ученье в училище17. Рисованье у Катышева. М-е Joly. Александра Александровна. Сочинения. Выход из училища. Поездка в Мишенское. М-е Mercurini. Чичерин. Отъезд в Тулу и в Кексгольм.
6) Кексгольмская и Петербургская жизнь1*. M-elle Hoffmann, Grave, Беляе¬ва. Соколов. Петербург. Возвращение в Тулу и в Мишенское.
7) Тульская жизнь19. Редуты. Болотов20. Смерть государыни21. Сатина. Отъезд в Москву.
8) Московская жизнь22. Коронация23. Вельяминов и Головин. Вступление в пенсион24. Первые классы. Баккаревич. Первый акт25. Выборы26. И(ван) Володимирович27. Тургеневы28. Родзянка. Мерзляков29. Пенсионский образ жизни. М(ария) Николаевна. Собрание30. Что помешало хорошо восполь¬зоваться пенсионом. Сочинения пенсионские31. Ученье.
Служба. Вступление в Сол(яную) контору32. М(альчик) у ручья33. Греева элегия34. Литературное собрание35. Знакомство с Соковниными36. Знаком¬ство с Дмитриевым37. Козлятев38. С Карамзиным39. Смерть государя40. Во¬ейков41. Кайсаровы42. Рахманов. Комиссия. Блудов43. Коронация44. Отъезд Тургеневых45. Выход из Соляной конторы46. Отъезд в деревню47.
9) Отставка. Вторичный перевод Греевой элегии48. Намерение строиться в Белёве. Знакомство с бароном. Короткое знакомство с Карамзиным, жизнь в Свирлове49. Смерть Тургенева50. «Вадим»51. Женитьба Карамзина52. Ми¬нина. Болезнь Тургенева53. Отъезд в Москву. Ода для пенсиона54. Женитьба Киреевского. Возвращение в деревню. Свадьба. Приезд Тургенева. Поездка в Петербург55. Возвращение в Москву и в деревню. План путешествовать. Антонской. Маша. Поездка в Орловскую. Проташинский56. Перемена в рас¬положении ума. Киреевский. Свечин. Смерть Петра Николаевича57. Пере¬мещение в дом. Вендрих58. Юшковы. Свечина развод59.
10) Настоящее мое положение.
11) Мой характер.
12) Несколько слов о характерах моих прочих знакомых. Ник(олай) Ивано¬вич60. Авд(отья) Афанасьевна61. Николай Михайл(ович). Михаил и Павел Михайлович62. Анна Федоровна63. Катер(ина) Семеновна64. Бошняк65. М(а-рия) Семеновна66. Н(адежда) Александровна67. Чебышев. Арбеневы68.
Будущая жизнь
1) Что я должен и могу из себя сделать со стороны морального образо¬вания).
2) Какова теперь М(аша)69 и какою я ей желаю быть.
3) Какая цель моей жизни и как до нее достигнуть.
4) В чем должен положить свое счастие.
5) Чего искать в свете и от чего отказаться.
6) Как пользоваться самим собою, чем заниматься и чем доставлять дру¬гим пользу.
7) Как себя образовать и какой методе следовать в чтении.
8) План моей жизни: семейственной; авторской; общественной.
9) Что я должен иметь необходимо для своего счастия.
10) Как вояжировать и что делать, если не поеду вояжировать. Моральная система в отношении к Богу; к ближнему; к себе самому.
К Богу. 1) Понятие о религии натуральной и откровенной: на них осно¬вать свои поступки. 2) Понятия о творении. 3) Молитва. 4) Провидение.
К ближнему. 1) Человеколюбие. 2) Общество. 3) Любовь к отечеству. 4) Уч¬тивость, любезность. 5) Супружество. 6) Дружба. 7) Благодеяния. 8) Свет¬ские знакомства. 9) Дуэль. 10) Любовь. 11) Обхождение. 12) Разговор. 13) Снисходительность. 14) Откровенность. Прямодушие. 15) Мода. Стран¬ность. 16) Слуги. 17) Родные. 18) Общее мнение. 19) Великодушие. 20) Спра¬ведливость. 21) Жалость. 22) Говорить правду.
К самому себе. 1) Спокойствие души. 2) Душа. 3) Характер. 4) Ум. 5) Тело. 6) Добродетель. 7) Ревность. Зависть. Поревнование. 8) Вспыльчивость. 9) Гордость, кротость. 10) Экономия. 11) Умеренность. 12) Осторожность. 13) Скромность. 14) Злоречие. 15) Целомудренность. 16) Уважение самого себя. 17) Свобода. 18) Постоянство. Твердость. 19) Надежда. 20) Мужество. 21) Чувствительность. 22) Мнение. 23) Честность. 24) Совесть. 25) Смерть. 26) Состояние. 27) Порядок. 28) Образ жизни. 29) Счастие. 30) Слава. 31) Хо-зяйство. 32) Здоровье. 33) Скука. 34) Чтение. 35) Лень, медлительность.
Мысли
О доверенности. О аффектации. Какому правилу следовать в суждении о людях. О споре. Как говорить правду? Откровенность и скрытность. О де¬ятельности. Здравие телесное необходимо для совершенства умственного. Женитьба есть товарищество для совершенства. Чего требовать от жены и чем должно быть хорошему супругу? Какие мои занятия должны быть ежед¬невные и постоянные? Идеал добродетельного и счастливого человека. О Ага-тоне70. Какие вопросы я должен делать себе всякой день? О христианской морали в сравнении с философической: основать последнюю на первой. Про¬читать моральные статьи в Энциклопедии71 и потом написать свои.
Замечания на прошлый год журнала и о том, что мне делать нынеш¬ний год.
О всём, что будет написано в моем журнале, говорить с опытными людь¬ми. Все отдельные мысли из журнала вынести в особую тетрадь.
Вестник72. Смерть М(арии) Г(ригорьевны) и матушки73. Плещеевы 1Л. Милиция75. Воейков76.
Декабрь11. Нельзя ничего представить себе трогательнее положения того человека, который молится. Что называю молиться? Имея чистое сердце, имея намерения, достойные человека, имея желания, достойные исполне¬ния, возноситься мыслию к Божеству и молить его о помощи для исполне¬ния желаний, намерений и для сохранения чистоты душевной. Эти три предмета кажется должны составлять главное содержание всякой молит¬вы — прибавлю к ним требование утешения или подпоры в несчастии. Но уте¬шение и подпора заключаются уже в самой молитве. Следовательно, молить¬ся значит уже и утешать себя и находить подпору. Итак, молитва есть в высшей степени размышление, и размышление в мысленном присутствии Божества, имея предметом самого себя и свое будущее. Молиться всякой день значит возобновлять желание свое быть добрым и след(овательно) быть счастливым, размышлять о средствах достигнуть к этому счастию и ожив¬лять это размышление мыслью о Боге и надеждою на его пособие. Но что¬бы иметь сию надежду, надлежит иметь свое понятие о промысле Божием и о том пособии, которое может он давать человеку. Всеведение и предзнание Божества не уничтожает ли сию надежду совершенно. Предвидя мои по¬ступки от начала жизни моей — их минуту и все сопутствующие им обстоя¬тельства, — Бог необходимо уже должен почитать их содеянными, ибо он не может обмануться; следовательно, предвидимое им непременно будет и должно почитаемо уже быть случившимся. Требуя от Божества пособия, я требую невозможного. — Если мне должно быть преступником, то есть если Бог по своему Предвидению предвидит уже мое преступление, то к чему его помощь, он уже не отвратит долженствующего случиться. Но слово мо¬ральная свобода, качество души человеческой, общее ему с Богом, должно разрешить мои сомнения. Даровав мне свободу действовать, Творец необ¬ходимо должен был уничтожить жестокую неволю собственного предзнания. Моя свобода, след(овательно) все мои добродетели, не могли существовать вместе с его предзнанием моих поступков; надлежало одно из них уничтожить, и он уничтожил последнее, не уменьшив своего совершенства и в то же время возвысив мою натуру до собственной божественной натуры. — Он соединил меня с собою; оставил для себя восхитительную часть быть моим помощником в стремлении к цели высокой, а мне самому оставил сие стрем¬ление и возможность одушевлять себя надеждою на его помощь. И помощь его может существовать только тогда, когда с моей стороны будет желание, с которым она всегда должна быть соразмерна. И только не имея гибельного предвидения, Всемогущий может быть попечительным отцом стремящегося к добру человека, ибо тогда он имеет всю возможность ему способствовать, а сия возможность сколь восхитительна в существе, одаренном всемогуще¬ством. — Итак, молиться есть размышлять о своих поступках, о цели своей и о том пособии, которое может мне сделать мой Творец; но это размыш¬ление должно быть устремляемо на две стороны моего предмета. Первая сторона: то, что зависит от меня; вторая: то, что надлежит предоставить Бо¬жеству и что от меня не зависит. С одной стороны, надлежит более и более объяснять для себя свои должности, укоренять себя в желании достигнуть к цели предположенной, и наконец, знакомиться с теми средствами, которые должны непременно к ней привести; с другой — молить Божество о подкреп¬лении меня в желании, об открытии мне средств настоящих и наконец — что уже единственно зависит от Него — или о предохранении меня от тех обстоятельств, которые способны уничтожить во мне мое благородное стремление или совсем отдалить меня от моей цели; или о даровании мне силы превозмочь сии гибельные обстоятельства, если они, по рассмотрению Мудрого Промысла (моего сообщника в стремлении ко всему доброму), даны мне будут для моего испытания, для приведения в большую крепость моих сил.
§ 1. Читать стихотворцев78 не каждого особенно, но всех одипакого рода вместе; частный характер каждого сделается ощутительнее от сравнения. Например, Шиллера как стихотворца в роде баллад читать вместе с Бюр¬гером, как стихотворца философического вместе с Гёте и другими; как трагика вместе с Шекспиром. Чтение Расиновых трагедий перемежать с чте¬нием Вольтеровых, Корнелевых и Кребильоновых. Эпических поэтов пе-речитать каждого особенно, потом вместе те места, в которых каждый мог иметь один с другим общее, дабы узнать образ представления каждого. Сатиры Буало с Горациевыми, Ювеналовыми, Поповыми, Рабенеровыми и Кантемировыми. Оды Рамлеровы, Горациевы с Державина, Ж. Батиста и прочих. Или не лучше ли читать поэтов в порядке хронологическом, дабы это чтение шло наравне с историею и история объясняла бы самый дух поэтов, и потом уже возобновить чтение сравнительное. Первое чтение было бы философическое, последнее эстетическое: из обоих составилась бы идея полная. Надобно распределить лучших поэтов хронологически и по¬том по родам поэзии; после этого распределения назначить порядок их чтения. То же и о прозаиках.
Между тем вот некоторые замечания на баллады Бюргера и Шиллера79. Бюргер в этом роде единственный, ибо он имеет истинно приличный тон избранному им роду стихотворения: ту простоту рассказа, которую должен иметь повествователь. Его характер: счастливое употребление выражений простонародных и в описаниях и в выражении чувства; краткость и жи¬вость; приличие и разнообразие метров. В особенности изображает он очень счастливо ужасное, то ужасное, которое принадлежит к ужасу, производи¬мому в нас предметами мрачными, призраками мрачного воображения; картины свои заимствует от таинственной природы того света, который не есть идеальный свет, созданный фантазиею древних поэтов; но мрачное владычество суеверия. Шиллер менее прост и живописен; язык его не име¬ет привлекательной простонародности Бюргерова языка; но он благород¬нее и приятнее; он не представляет предметы так верно; но он украшает их красками блестящими; Бюргер действует на воображение, Шиллер на фантазию (то же воображение, но только такое, которому все предметы представляются сквозь призму поэзии, следственно, не в собственном, а в не¬котором заимственном образе). Вообще Шиллеров язык ровнее, но он не так жив, и совершенство целого повредило несколько разительности частей, тогда как в Бюргере сия живость есть может быть следствие свободы, ме¬нее ограниченной. В Бюргере найдешь менее картин стихотворных, неже¬ли в Шиллере; зато он ближе к простой, обыкновенной природе. Шиллер более философ, а Бюргер простой повествователь, который, занимаясь пред¬метом своим, не заботится ни о чем постороннем.
§ 2. Занятия80. 1. История. 2. Философия. 3. Изящная словесность (язы¬ки). 4. Сочинения. Утро: История и Сочинение. Вечер: Философия и Лите¬ратура. — Сначала приготовительные сведения, потом классики. — Исто¬рия— география. История (Ремер, Гаттерер, Габлер)81. Вспомогательные науки. Классики. Философия: предварительные понятия о натуре, человеке и логика. Классика. Теория и нравственность. Словесность. Языки. Грамма¬тика общая и риторика. Поэты и прозаики. Эстетика. — Воспитание.
 
1807-1808
 
ЗАПИСНАЯ КНИЖКА
Разные замечания. 18071
Альцим недурного сердца: он прощает своего неприятеля в ту минуту, когда он делается несчастным. Но есть случаи, в которых он радуется чу¬жому несчастию. Например, ему приятно слышать, что такой-то обеднел и тому подобное, чувство, которого он внутренно не одобряет, но которое невольно открывается в его сердце: отчего оно происходит? Неужели Аль¬цим радуется чужим страданиям? Нет; оно бы огорчило его, когда бы он его вообразил, но Альцим никогда не был несчастлив, никогда ничего не терял, он в своем младенчестве не имел никаких тесных связей, следова¬тельно, не имеет понятия о чувстве утраты; не может ясно представить, как труден переход от наслаждения к потере. Альцим был всегда беден, мало пользовался преимуществами общества: он радуется, видя бедных или так же как и он отделенных от общества; радуется не потому, чтобы их личное несчастие было ему приятно, нет, он об нем не думает, но потому, что сим имеет одинакую с ними участь и что сие сходство состояний производит некоторое между ими равенство. Альцим не завидует никакому счастью; он любит тех людей, которые счастливы собою; напротив, случайное счастие, проистекающее от обстоятельства, отделяет людей друг от друга, возводит их на степени, следовательно, производит между ими неравенство: сие-то неравенство бывает тягостно; и иногда причиняет ту неприметную непро¬извольную радость, которая не показывает злого сердца, но которая одна¬ко не может назваться и чувством невинным и которого Альцим никогда не оправдывает, хотя часто, с огорчением, ощущает ее в своем сердце.
Мать не должна никогда бранить детей своих по капризу. Брань мате¬ри должна быть для детей несчастием, но таким несчастием, которого они избежать могут и которое всегда сами на себя навлекают. Будет ли дочь или сын уважать упрек матери, когда будут почитать его неизбежным; когда будут думать, что и безвинно могут ему подвергнуться; когда вместо того, чтобы внутренно, вместе с матерью укорить себя, они будут в недоумении: признать ли себя виноватыми или обвинить свою мать. Что же, если они будут чувствовать ясно, что упрек незаслуженный и что они страждут без¬винно, и от кого же — от матери: не лишается ли тогда мать в глазах их всей своей силы; не верят ли они, что и она может ошибаться, что она может быть пристрастною и даже несправедливою. Мать в глазах детей должна быть живым правосудием; ее приговоры должны быть святы и приниматься с по¬корным уверением, что сама истина, не причастная никакому заблуждению, произнесла их. Доверенность и следовательно покорность детей есть такое сокровище, которое мать должна ценить выше всего. Дети должны не усту¬пать своей матери с подобострастием, а покоряться ей, то есть верить в душе, что ее воля лучше их собственной и что их счастье зависит от повиновения ее воле 2.
От чего Ликаст принимает Терсита и сам к нему ездит. Ликаст не мо¬жет назваться гостеприимным; он стар; он холодного характера; и вообще весьма скучает. Сверх того он не любит лично Терсита и знает, что Терсит его также не любит. Почему же Терсит нравится ему больше других? Вот причина: Ликаст самолюбив.
Терсит виноват перед ним, следовательно, Ликаст имеет перед Терситом преимущество оскорбленного человека, который может казаться великодуш¬ным. Если бы темперамент Ликаста имел в себе больше огня, да если бы ос¬корбления, нанесенные ему Терситом, были к нему ближе, касались более до его личности, могли бы причинить ему некоторые беспокойства, более физические, нежели моральные, тогда бы Ликаст ненавидел Терсита; но Ликаст холоден и имеет случай украсить свою нечувствительность велико¬лепным именем великодушия; он принимает Терсита, и его присутствие бывает ему даже приятно потому, что оно занимает его больше обыкновенно¬го, он деятельнее, он старается больше показать внимание, чтобы быть со¬вершенно великодушным, и в то же время одобряет себя с иною гордостью за такую добродетель, которая не стоит ему никакого усилия и которая в са¬мой вещи есть не иное что, как несущественное создание его воображения.
Так как нельзя вообразить, чтобы случай, нечто слепое и неразумное, мог произвести Вселенную, в которой во всём видно намерение и порядок, так точно нельзя вообразить и того, чтобы в человеческом теле от совокупного действия многих разнообразных и каждой в особенном неразумных частей происходило нечто разумное и обдуманное. Человеческого тела нельзя на¬звать машиною и сравнить с машинами, произведенными рукою человечес-кою. Конечно, человеческие мысль и деяние зависят от той машины, из которой они проистекают, но сею машиною управляет нечто разумное. Мыслить не есть результат строения часовой машины, так как показывать час есть результат строения часовой машины: часовая машина действует без намерения, и намерение сие существует вне ее; напротив, в телесной ма¬шине намерение существует в самой машине, но не принадлежит ей и не может принадлежать, а есть собственность существа, отдельно и произволь¬но действующего, хотя невидимого и заметного по единому своему дей¬ствию, размышлению.
Уничтожить материю так же невозможно, как и уничтожить дух. Оты¬ми от материи цвет, протяжение, твердость, и она уничтожена, говорит Бюффон3. Согласен, она уничтожена, если предположить возможным сие отнятие, но оно невозможно; так же как отнятие у души деятельности, бес¬телесности и прочего.
У животных, кажется мне, невозможно отнять души. Они действуют, и действуют с намерением, следовательно, мыслят. Они действуют различно, больше и меньше ограничены, следовательно, их мысленная способность больше и меньше ограничена, и в разных животных разная. Нам неизвест¬ны животные в их натуральном состоянии, мы видим их перед собою, то есть в состоянии повиновения, ограниченном, совершенно обеспеченных, следовательно, лишенных главнейшего побуждения к деятельности. Если бы человек мог прожить в кругу диких животных, свободных и произволь¬но действующих, тогда бы мог судить о степени их рассудка, который они, конечно, имеют. Человеческий рассудок заключает в себе одном всё то, что заключено во всех рассудках скотов, вот причина его превосходства над ними; он имеет все средства, тогда как каждый из них имеет только малей¬шую часть оных: прибавить к сему дар слова, склонность к деятельности, не одними нуждами возбуждаемой, и настоящая причина превосходства души человеческой над душою скотов ясно откроется: и такая мысль не унижает человека, но только возвышает прочие творения. Что действует с намерением, то имеет душу. Как часто видим, что некоторые животные действуют не только с намерением, но имеют и некоторый план, которому следуют для достижения своей цели4.
Животные не управляют друг другом, не повелевают и не повинуются от того, что не имеют друг в друге нужды. Натура ограничивает их потреб¬ности одною пищею, должна была ограничить и самый их рассудок, кото¬рый устремляется только на один предмет. Всё не принадлежащее к сему предмету не трогает их внимания; они не имеют любопытства; мучимые голодом, они действуют и тогда рассуждают; удовлетворив своей нужде, они спокойны совершенно; или доказывают свою живость одними телесными движениями. Но что их занимает в то время, когда они не голодны и не спят, неужели не имеют они никакой идеи, которая бы их занимала в ми¬нуту спокойствия.
На что животному язык, когда оно не имеет никаких нужд. Оно достает пищу, залечивает свои раны, выкапывает себе нору без помощи других жи¬вотных; оно не имеет никаких связей моральных, не имеет никаких сноше¬ний, оно ограничено собою; следовательно, не имеет нужды объясняться,
4о
всегда понимает себя без объяснения. Животные соединяются иногда для личной безопасности: вот намерения; но так как ничего более не нужно, кро¬ме сего соединения для их защиты, то и в самом сем обществе, будучи отде¬лены одно от другого и не занимаясь общими нуждами, они не имеют надоб¬ности сообщать друг другу своих мыслей, в случае опасности они выражаются криком, данным им от натуры, который все понимают. Они имеют язык, но этот язык так же ограничен, как их понятия, нужды и связи, и никогда не может усовершенствоваться, потому что и нужды их никогда не могут уве¬личиться. Обезьяна подражает человеку, но подражает ему не понимая, ибо не имеет сама никакой нужды в том, что делает из подражания. Одна нужда производит понятие; человеку дана деятельность умственная; она для него необходима, и он понимает всё то, что видит, ибо понимать есть нужда чело¬веческая. Степень ума можно определить количеством и качеством потреб¬ностей; натура согласует с ними рассудок. Человек есть творение, наиболее нужд имеющее; потому и имеет рассудок обширнейший; скоты, ограничен¬ные в своих нуждах, больше или меньше ограничены и в своем рассудке.
Однообразие в работах и действиях животных происходит от однообра¬зия их нужд; но и они могут меняться от обстоятельств; ученая собака имеет другой образ действия нежели не ученая, но это только в некоторых обстоя¬тельствах: во всем другом она сходна с неученою, ибо их нужды всегда оди¬наковы. Разум животных не совершенствуется. Если бы люди не имели нуж¬ды добывать хитростию и силой пищи (что им общее с животными), нужды одеваться, строить хижины, сообщаться друг с другом, то бы они имели столь же ограниченный ум, как и животные; ум частных людей совершенствуется с умом всего человеческого рода; сей последний есть сумма всех понятий, сумма беспрестанно увеличивающаяся: сего общего совершенства животные не имеют, ибо не могут сообщаться и не чувствуют по натуре своей в том нуж¬ды; но некоторое частное образование они получают от натуры и даже име¬ют большее или меньшее количество способностей; высшую и низшую сте¬пень ума; и для них есть опыты и познания. Они зреют и образуются: но сие образование для всех и во всех одинаково; оно ограничивается продолже¬нием жизни каждого животного и его кругом действия, следовательно, с ним и исчезает: от сего проистекает сие однообразие умов в животных; все дохо¬дят постепенно до одинакой высоты и на ней останавливаются; доходят бы¬стро, так что кажется вдруг бывают вознесены на нее рукою натуры. Высота сия назначена им волею Творца и согласована с их нуждами: для чего им стре¬миться далее. Беспрестанное приобретение и усовершенствование напротив суть определения человека; для чего он должен иметь ум беспредельный и обширный. Ограниченность есть определение скота: следовательно, и ум его должен быть так же ограничен, но он не есть машина.
Первое воспитание ребенка начинается с колыбели и дается кормили¬цею. Первые нужды его суть пища и покой, следовательно, должно до¬ставить ему хорошее молоко и покоить его в хорошей колыбели, от устрой¬ства которой зависят его первые впечатления, хорошие или худые: когда ребенок кричит, то он чувствует голод или лежит беспокойно: удовлетво¬рить его нетрудно; но должно сделать так, чтобы предупредить его нужды: чистота в колыбели, способность очищаться от нечистот, воздух чистый и легкий, свободно принимать разные положения и, наконец, утоление го¬лода, всего же важнее глаз матери, который всегда будет угадывать нуж¬ды младенца. Первая обязанность матери дать своему ребенку хорошую колыбель, в которой бы всё было придумано для его спокойствия. Тогда легко будет угадывать причину его крика. Он или устал лежать и требует перемены своего положения или голоден. Колыбель должна быть сдела¬на так, чтобы ребенок, не будучи спеленут, мог лежать свободно и в одно время не принимал бы трудных положений, чтобы нечистоты не могли скопляться и сообщаться пеленам и сами находили исток. Чтобы перины не были ни мягки, ни жестки, чтобы не было препятствия росту, чтобы воздух мог быть чистый; чтобы кормилица качая не могла производить ни слишком сильного, ни слишком слабого движения. Зависит от отца и матери, чтобы младенец имел первые впечатления приятные; сии впечат¬ления должны быть чувственные; следовательно, все формы предметов, которые в продолжение первого младенчества будут действовать на чув-ства младенца, должны быть самые приятные, из всех сих разных впечат¬лений составится общее чувство приятного, которое, конечно, может иметь влияние и на будущее.
Если мать не может сама кормить ребенка, то она может всякий раз, когда кормилица его кормит, быть у него в виду и занимать его собою: это при¬вяжет младенца к ней так же сильно, как и к кормилице, и тогда, я думаю, самое отнятие от груди, будет не так трудно; ребенок привыкает к лицу кормилицы, а не к груди ее.
Для истинно хорошего воспитания мать должна ни на минуту не отхо¬дить от своего младенца; по крайней мере в первые годы младенчества. Девство есть время свободы и наслаждения собою. Материнское состояние и супружеское есть время труда, зависимости беспрестанной и наслажде¬ния в других.
Человеколюбие в хозяйстве и желание общего блага для собственного всегда награждается большим выигрышем; можно получить, употребляя насильственные средства и разоряя своих людей, в один раз более обык¬новенного; но сие необыкновенное усилие истощает и будущее, жертвует настоящему. Благосостояние владельца зависит от благосостояния его под¬чиненных.
При заведении дома должно сделать расположение всего, времени, ра¬бот и самих вещей один раз навсегда так, чтобы ничто впоследствии не нарушало сего порядка: всё должно быть согласовано со временем и об¬стоятельствами и неизменяемым; тогда должности людей обращаются в привычку и перестанут быть трудными. Каждое дело должно иметь свой назначенный час и поручено особенному человеку. Каждая вещь должна иметь свое определенное место; порядок во всем зависит от постоянства хозяина, который сам должен наблюдать его непременно и всегда: без его содействий он не может установиться в доме.
Люди будут отучены от праздности тогда, когда будут иметь особенное время для отдыха. Сие время отдыха будет им наградою за труд. Не имея сей награды с виду они будут отягощаться трудами своими и беспрестанно похищать у себя минуты для отдыха, следовательно, и труды их будут бес¬порядочны.
Хозяин сам должен образовать своих слуг; это также есть некоторого рода воспитание. Первое правило: подавать им пример, которому они могли бы следовать; быть взыскательным, но взыскательным в деле и с хладнок¬ровием. Надобно, чтобы человек знал свою должность и будучи уверен в награде за исправность был бы уверен и в наказании за неисправность; хотя правосудие часто должно быть смягчаемо; наказание может отменять-ся, награда никогда.
Испорченных людей переменить не можно, должно отставить и на мес¬то их взять других, может быть не знающих, но зато и неиспорченных: спер¬ва будешь терпеть нужду, зато после будешь награжден за претерпленный недостаток; в противном же случае должен будешь всегда видеть перед со¬бою испорченных и домашние дела в беспорядке.
Строгий порядок имеет вид печального принуждения тогда, когда из принадлежащего к нему исключаешь удовольствие. Господин тогда сносит труд свой, когда мешает его с забавою и отдыхом: не то ли должен делать и слуга. Следовательно, к порядку в делах приобщить должно и порядок в удовольствиях. Чтобы заставить человека исполнять свою должность сво¬бодно и с удовольствием, надобно заставить его ее любить; обрати для него в привычку работу: каждый человек имеет свое дело и свое назначенное вре¬мя для каждой работы, которые никогда, ни для чего упускать не должен, труды его не должны зависеть от прихотей господина, который в иных слу¬чаях должен быть сам своим слугою; тогда он будет знать свою должность и не будет принужден ожидать своего назначения и в ожидании признания. Исполнение должности будет тем приятнее, чем больше выгод с ним соеди¬няется, чем чувствительнее будут утраты того, кому поручено сие исполне¬ние. Сама взыскательность не будет тяжела, если украшена будет приятною наружностию и если основана будет на строгой справедливости; если, од¬ним словом, господин своею собственною деятельностию возбудит деятель¬ность служащих и своими об них попечениями заслужит их взаимное о нем попечение. Надобно, чтобы он не казался им эгоистом, действующим един¬ственно для собственного своего блага, но отцом семейства, который своих слуг почитает членами своего тесного семейственного общества. Образ жиз¬ни служащих должен быть приятен так, чтобы он боялся его утратить и для того своею исправностию старался бы сохранить его навсегда: тогда и под¬чиненность и труд не будут им ни тягостны, ниже чувствительны.
Что значит иметь дарование? Натура не делает ни живописцев, ни поэтов, ни музыкантов, ни философов. Она дает ум, который успевает скорее в том или другом. Обстоятельства иногда налагают на человека такие обязаннос¬ти, которые совершенно противоречат его натуральным склонностям; но сие противоречие не делает человека неспособным исполнять сии обязанности; напротив, дарование, какое бы оно ни было, предполагает ум выше обыкно¬венного, следовательно, оно помогает ему действовать с успехом в каких бы то ни было обстоятельствах; если же сие дарование сильно чрезвычайно, то оно и при самых противных обстоятельствах откроет себе дорогу: гению стоит только мельком увидеть свой путь, чтобы на него броситься и никогда с него не сбиться; он остается напротив спокойным, если его не видит, и вместо того, чтобы противоречить обстоятельствам, способствует с ними согласоваться. Человек, созданный быть стихотворцем, может быть прекрасным земледель¬цем: дарование стихотворное не повредит его занятиям земледельческим; напротив, он украсит их своим воображением.
Нищенское состояние и состояние разбойника граничат одно с другим. Нищий, не получивший пропитания от своего ремесла, делается вором или разбойником: ему нет другой дороги; он так привык к праздности, ему так противны труд и долгое ожидание награды, что он выбирает опасное, но скорое средство доставать пищу и деньги и предпочитает его медленному и неопасному, но трудному. Разбойничать и воровать есть труд иногда и тяжкий, но труд произвольный, соединенный с свободою и с мгновенным за него вознаграждением. Тот, кто отнимает деньги у прохожего, не должен их дожидаться и терпеть, зарабатывая их; трудом же напротив надеешься на будущее; зависишь от плательщика, ограничиваешь себя тем местом, на котором работаешь, и тою должностью, которою обязан: всё это противно нищенской и в одно время разбойнической независимости. Средство не делать из нищих разбойников или плутов есть не доводить их своею жес-токостию до сего состояния.
Человеку, который требует помощи, но не хочет воспользоваться теми средствами, которые предлагаешь ему для того, чтобы он предупредил и будущие свои нужды, помоги один раз и оставь его; несчастному, который борется с несчастием и хочет победить его, будь верным и постоянным по¬мощником. Можно сказать: нищему Бог даст, но только тогда, когда сам уже ему подал; в таком случае говоришь ему: надейся, что и впредь Бог подаст тебе помощь посредством мне подобных.
Молитва не есть просьба5, но чистое наслаждение, которое производит в душе тихое, ясное спокойствие, дает ей новую силу и новое мужество. Голос молящего не преклоняет Творца на милосердие, ибо Творец, верхов¬ная неограниченная благость и мудрость, не требует побуждения; но чело¬век, способный молиться и прибегающий к молитве, сам меняется в отно¬шении к Творцу, то есть делается лучшим, следовательно, и отношение Творца к себе изменяет. Творец сам по себе неизменяем, но в отношении к человеку он может и должен изменяться, ибо сие отношение зависит от человека, который есть творение, подверженное всегдашним изменениям, итак, молитва некоторым образом переменяет отношение Творца к чело¬веку. Сие изменение творческой воли неразлучно с его правосудием и че¬ловеческою свободою.
С идеею (истинною и проистекающею из сердца) о Боге соединена и сила и утешение и радость. Кто молится, тот сообщается с Богом, следователь¬но, получает то, чего требует: если молитва не отвратит от него несчастие, то даст ему нужную крепость для перенесения сего несчастия, может быть необходимою по предначертанию Творца; что же касается до внутренних, душевных несчастий или что всё равно пороков и худых побуждений, то молитва всегда непременно их истребляет.
Мне кажется, никогда нельзя получить привычки, противной нашей натуре. Что такое привычка: натура человеческая так или иначе образован¬ная; направление, данное человеческой натуре. Натура человеческая есть его первоначальное расположение, физическое или моральное, получаемое
им при рождении или в чреве матернем: привычка есть образование сей натуры, следовательно, воспитание есть не иное что, как привычка; (воспи¬тание) привычек, противных натуре; то, к чему человек привыкает и в худе и в добре, ему натурально; степени привычек зависят от натуры; разные натуры принимают одно и то же образование различно.
В человеке должно отделять человека от гражданина; сперва образуй в нем человека; потом образуй гражданина, то есть сперва усовершенствуй всё, что дала ему натура; потом уже сим усовершенствованным качествам дай то направление, которое согласно с тем местом, которое воспитанник твой будет занимать в обществе, и с теми особенными дарованиями, кото¬рые ты успел в нем заметить. Первое есть дело родителей; последнее есть дело наставника.
Желать доброго и стараться приобретать его лучшими средствами есть наука человеческой жизни. Знание добра и обращение на него всех жела¬ний и открытие средств вернейших приобретать его есть единственная цель всякого воспитания. Такое воспитание может иметь место только в обще¬стве, где круг человеческих желаний обширнее и предметы его благород¬нее и выше. Человек одинокий не может быть добрым; его воспитание крат¬ко и ограничено.
Для занятия какого бы то ни было места в обществе нужны познания, которые приобретаются скорее или медленнее; иное место требует особен¬ного и долговременного приготовления; человек может быть на всё спосо¬бен, но не на всё годен, ибо сия годность заключается в образовании, кото¬рое иногда стоит великих трудов и большого времени. Образованный для одного не будет годен для другого, следовательно, воспитатель должен при своей общей цели: образовать в своем воспитаннике человека, иметь и час¬тную цель: образовать его для некоторого особенного звания, в противном случае сей человек, совершенный морально, будет срамником в кругу об¬щественном.
Мать делается любезною ребенку тогда, когда будет об нем сама печься, когда сама будет доставлять ему всё нужное и приятное и сама избавлять его от неприятного: образ матери его будет соединен со всеми сладостны¬ми впечатлениями; благодарность детей есть не иное что, как воспомина¬ние всех удовольствий, соединенное с воспоминанием о матери, которая украшается сими воспоминаниями и делается от них любезною. Младен-чество должно быть счастливо и счастливо от родителей для того, чтобы детей сделать нежными и благодарными. Нелюбовь к детям есть чувство не натуральное в сердце матери: но надобно уметь любить; надобно, чтобы младенец так же сильно чувствовал, что его любят, сколько само чувство любви сильно в матернем сердце.
Истинное воспитание натуры есть воспитание не искусственное, не при¬готовленное, а такое, какое получит человек, оставленный на произвол са¬мому себе и обстоятельствам. Всё на него действует, и он принимает сии действия так, как при своем рождении расположен принимать их. Его на¬тура развивается сама собою без посторонней помощи. Чистого воспитания натуры быть не может, должно человеку быть отделенным от всего, чтобы быть истинным воспитанником натуры; если же он в обществе, то воспита¬ние его есть уже больше или меньше искусственное, производимое обстоя¬тельствами. Воспитание без всяких правил есть воспитание натуры, следо¬вательно, самое худшее.
Терпение есть такая добродетель, которая никому кроме нас самих не приносит непосредственной пользы; но она сохраняет в нас способность действовать и дает свободу другим добродетелям, которые бы уничтожили нетерпение, следовательно, посредством сих добродетелей благотворна и для других.
Человек, получивший от природы худые качества, невинен, ибо он не мог выбирать; но он отвечает за следствия, ибо от него зависит их преду¬преждать. Качество есть дело натуры, употребление качества дело челове¬ка. Один должен поступать положительно, то есть давать волю натуре, дру¬гой отрицательно, то есть не давать ей воли. От человека не требуется того, к чему он по своей натуре не способен: стремясь за невозможным, он дей-ствует вопреки своему назначению. Но он на своем месте может достигнуть крайней точки совершенства, только не должен его оставлять, а напротив, должен с ним согласоваться.
Добрый семьянин есть истинно добрый человек. Он действует скрыт¬но, без свидетелей и беспрестанно. — Я разумею семьянина во всём смыс¬ле этого слова как сына, отца, супруга, господина, хозяина. — Хороший сол¬дат, судья и т(ому) подобное еще не могут назваться хорошими людьми: они могут исправлять беспорочно свое звание и быть испорченными, иметь дурной характер: честолюбие может дать храбрость и сделать правосудным; действуя перед глазами света, будешь стараться действовать хорошо; тогда добродетель есть только желание одобрения; тогда человек бывает добрым во всех случаях, когда он видим; но последуй за ним во внутренность дома, где всё от него зависит, где он дает отчет одному себе, где может свободно предаваться влечению сердца и делает добро только по одной любви к доб¬ру, и если найдешь его таким же точно, каков он на сцене, тогда говори решительно: он добрый и счастливый человек!.. Истинное, спокойное и продолжительное счастье. Первый наслаждается только отрывками, в ми¬нуты — редкие и неверные — торжества и одобрения; последний всегда, следуя влечению сердца, действует и доволен собою, следовательно, счаст¬ливый. Человек, успешно исполняющий свою какую-нибудь общественную должность, без сомнения имеет талант; но характер его определяется его семейственною жизнью. Желать быть добрым семьянином есть стремить¬ся ко всему благородному и лучшему, хотя не блестящему, словом, к счас¬тию, следовательно, к добродетели.
От чего слуга всегда испорченнее крестьян? Три главные причины: праз¬дность, род их занятий и обширнейший круг их сношений. Не для чего до¬казывать, что праздность вредна для человека, сотворенного для деятельно¬сти: самый ленивец ищет занятие, и всякий выбирает согласное своим склонностям и навыкам. Чем больше времени праздного, тем больше средств заниматься бесполезным, служащим только для рассеяния, и полувредным и следовательно привыкать к вредной деятельности; праздность есть не иное что, как вредная или бесполезная деятельность или совершенное бездействие. В таком доме, где множество слуг, много и средств быть праздным. Самый род занятия портит слугу: он вступает в совершенную зависимость от друго¬го человека. Крестьянин зависит, но он имеет определенную должность, в ис¬полнении которой заключается вся его зависимость, время его расположе¬но; он работает много, но работа его есть необходимость, необходимость, которой он подчинен наравне со всеми. Он более повинуется законам при-роды, нежели человеческим. Слуга, напротив, совершенно подчинен воле и прихоти другого человека, он теряет собственную волю свою, беспрестанно должен сообразоваться с волею другого: зависимость, уничтожающая всякое благородство душевное. Крестьянин имеет собственность, бедное, но от него зависящее хозяйство; слуга, живучи лучше, не имеет ничего собственного, ничем собственным не управляет, он не имеет никакой личности; крестья¬нин, занимая пост не столь блестящий, но более благородный, смирен духом, но чище. Слуга, имея больше натурного блеску, но знача что-нибудь только в отношении к господину, должен быть надменнее, следовательно испорчен¬нее. Круг отношений крестьянина тесен и однообразен: он всегда остается одинаковым, будучи окружен одними и теми же предметами. Слуга видит более, дурного и хорошего; часто самый пример господина портит его; он занимает много со стороны; не имея никаких видов в будущем, он не имеет некоторым образом никакого интереса быть лучшим: он стремится пользо¬ваться настоящим, как ни попало, как приятнее, то есть как сообразнее с его склонностями. Чем же предохранить от испорченности слуг. Первое собствен¬ным примером. 2. Слуга должен быть не исполнителем одной воли господи¬на, он должен иметь определенное звание, неизменную обязанность, словом, быть нужным членом семейства. 3. Время его должно быть заполнено, раз¬делено между работою, отдыхом и удовольствием; 4. Он должен иметь в виду состояние независимое — (крестьянин иметь всегда в виду благосостояние своего дома).
1807-го. Декабря 6. Я не понимаю тех философов, которые беспрестан¬но говорят: помни смерть, жизнь ничто; желания, удовольствия— всё меч¬та6. Если смерть есть прекращение жизни, то могу ли забыть, могу ли от¬вергать то сокровище, которое дано мне на краткое время, однажды которое утратив, утрачу навеки и никогда не заменю. Если же смерть есть только переход к бессмертию, то жизнь составляет существенность бессмертия и не может и не должна быть забыта. Напротив обрати на нее внимание, что¬бы ее сделать бессмертия достойною.
Существование злого есть доказательство бессмертия, ибо оно было бы в противном случае без цели; следовательно, опровергало бы самое бытие Бога.
24 октября 1808. Вчера у Нелединского7 я слышал три замечательных анекдота о Павле. Он имел чрезвычайно острый и живой ум. В характере его была какая-то романическая высокость, и самый его деспотизм имел в себе что-то возвышенное. Следующий анекдот показывает, что он был дес¬пот в душе, но деспот гордый и смелый. Он поручил графу Сен-При8 напи¬сать и представить ему доклад об одном известном деле. Увидевши через несколько дней графа во дворце, он подошел к нему и спросил у него в при¬сутствии всего двора: Eh bien, monsieur de St. Prix, aurai-je bientot ce memoire dont je vous ai charge. — Sire, — отвечал С.-При. —J'ai prie un des grands de votre empire de le presenter a votre majeste. — Monsieur, — отвечал ему им¬ператор своим сиповатым голосом: II n'y a ici de grands que celui a qui je parle, et pendant que je lui parle*.
С сим словом оборотился он к нему спиною и пошел прочь. — В другой раз тот же С. При, который обыкновенно ходил в статском мундире, явился во дворец в военном. Павел его заметил, подошел к нему и спросил: Monsieur
* Ну, господин де Сен-При, скоро ли я получу тот меморандум, который я по¬ручил вам составить? — Сир (...). —Я просил одного из вельмож Вашего двора пред¬ставить его Вашему Величеству. — Сударь (...): Здесь нет вельмож кроме того, с кем я говорю, и лишь на то время, в течение которого я с ним говорю (фр.).
5 Зак. 263
49
de St. Prix, pourquoi done avez-vous porte jusqu'ici Tuniforme civile? — Сен-При отвечал ему цитатой из Цицерона: Тога побеждает шпагу. — Fi, monsieur de St. Prix, — отвечал император, — il n'y a que l'avocat Patelin9, qui peut faire une pareille reponse*. — В пребывание его в Париже находился он в одной ком¬пании, где очень долго разговаривали о женевских политических беспокой¬ствах10, Павел наскучил таким разговором. «Выберите другую материю, го¬судари мои, — сказал он, — можно ли заниматься раздорами Женевы: это буря в стакане!» — выражение, приличное наследнику российского престо¬ла. — Павел очень тонко умел награждать своих любимцев: в наградах его была заметна чувствительность доброй души, с высокостию монарха и с не-жностию тонкого ума. Нелединский, бывший к нему весьма близким, остав¬лен был без просьбы, просто сказать, выброшен из службы. Он имел тогда чин статского советника. Через несколько времени после того выходит указ о том, что все, выключенные из службы и отставленные без просьбы, имеют право являться и требовать, чтобы снова их приняли в службу. — Неледин¬ский в ту же минуту по получении указа, сбирается ехать в Петербург из Москвы. — Родные и знакомые уверяют его, что он подвергнет себя таким поступком чему-нибудь худшему, что он рассердит Павла. — «Я знаю его», — отвечает Нелединский и скачет в Петербург. — У заставы сказывает о причи¬не своего приезда. Павлу об нем докладывают. — «Нелединский приехал, — говорит он Куракину, — чего ему хочется? — Службы! — Он отставлен без просьбы!» — Ваше Величество позволили явиться отставленным и выклю¬ченным. — Что же делает Павел: дает ему чин тайного советника и определя¬ет его сенатором в Москву, то есть делает для него то, чего он не воображал и не мог требовать11. — В душе его, которая никогда не могла противосто¬ять силе страсти, была натуральная, сильная привязанность к добру. Он лю¬бил наслаждаться чувствами. Будучи весьма часто несправедливым, он не сты¬дился своих несправедливостей, ибо знал, что имел силу всегда загладить их! Чувство великое и приличное монарху! Раз признавши себя несправедливым перед кем-нибудь, он при всяком случае старался доказать ему свою благо¬склонность; человек, который мог заставить его почувствовать сладость доб¬ра и правосудия, становился некоторым образом для него дорог. Он любил возобновлять свое чувство, возобновляя знание своей к нему благосклонности. Натура сделала его великодушным, прямым, добрым, чувствительным, все¬ляла в него любовь к добру — судьба и Екатерина преобратили его в тира¬на, к великому несчастию России, которую он мог бы возвысить.
Собственные наши ошибки можно почесть приобретенными, если мы их замечаем: они тогда обращаются в истинную нашу пользу. Они тогда только
* Господин де Сен-При, почему Вы до сих пор носили гражданское платье? — (...)— Фи, господин де Сен-При (...) только адвокат Пателен мог бы дать подобный ответ (фр.).
остаются ошибками, когда они или не исправлены или не замечены. В пер¬вом случае мы заглаживаем их в отношении к другим. В последнем мы ис¬правляем самих себя. Прошедшая замеченная ошибка может служить для нас предохранением от будущих.
Два рода рассеянности: одни происходящие от натуры; другие от само¬любия. Первая неизлечима и есть не иное что, как некоторый недостаток в организации нашей головы. Последняя может быть исправлена только тогда, когда положим границы нашему самолюбию. Она может назваться излишней замечательностью к самому себе и невниманием к другим. Иной человек не слышит от того, что хочет казаться слушающим. Он думает о сво¬ем виде, а не о том, что ему говорится.
Двоесмыслие можно допустить, — говорил К.12, — но вот беда, если не будет ни одного смысла.
М.Н.М.13 называет Пассекшу14 русскою Ниноною15, а Руссову Юлию16
б.....!!! Пассекша писала к Екатерине следующее: «Ты поступаешь с своими
фаворитами очень неблагоразумно. Потёмкин делает из тебя что хочет. Лучшие люди тобою забыты. Румянцев хороший генерал, но он продаст отечество. Гр. Ив. Петр. Салтыков хуже всякой бабы, женщина будет уметь лучше его командовать армией. Всех лучше Репнин, но у него связаны руки. Государство падает. Советую тебе делать с фаворитами своими то же, что я со своими: они мне служат как надобно, но я никогда не даю им водить себя за нос». — Екатерина оскорбилась; она послала Шешковского допросить Пассекшу и собственною рукою написала ему в записке: Спросить у нее, по¬чему отваживается она порочить славное наше царствование?
Екатерина сделала сюрприз Платону17, пожаловавши его в митрополи¬ты. Он был еще архиепископом. Государыня находилась в Москве. Будучи в Успенском соборе, она подозвала к себе архидьякона и велела вместо ар¬хиепископа Платона говорить: митрополита. — Он вошел, когда надобно было, на амвон и воскликнул во весь голос: Митрополита Платона. — Ар¬хиепископа, говори, — закричал ему из алтаря Платон. — Митрополита, — повторил архидьякон. — Платон понял, что это значило, вышел из алтаря и поклонился Екатерине.
Карамзин сравнивает Бонапарте с графом Дмитрием Ивановичем Хво¬стовым — один полагает славу в том, чтобы быть деятельнее, другой в том, чтобы много писать, не думавши о предмете деятельности и о том, хорошо ли пишет18.
5*
5*
Чувство умнее ума. Первое понимает вдруг то, до чего последний доби¬рается медленно. Чувствительность можно сравнить с человеком, имеющим зоркие глаза; он видит издали очень ясно тот предмет, до которого близо¬рукий должен достичь, переходя от одного предмета к другому, чтобы его увидеть, — результат один и тот же.
* Почему в Москве столько подкидышей— (...). — Потому что много падших женщин (фр.). Игра слов: enfant trouve — букв, «найденный ребенок»; femme per¬due — «потерянная женщина».
Pourquoi est-ce qu'il у a a Moscou tant d'enfants trouves, — спросили у Пуш¬кина19. — Parce qu'il у a beaucoup des femmes perdues*, — отвечал он.
О ТАИНСТВЕННОСТИ
II n'est rien de beau, de doux, de grand dans la vie que les choses myste-rieuses*1. Первое, чего бы я желал от Шатобриана, есть дефиниция того, что он называет таинственностью, тайною. Мне кажется mystere больше значит таинственность нежели тайна (secret). Таинственность есть то, что всякой знать может, но что соединено с некоторою неясностию или лучше сказать, что представляется мне в своем виде, под покровом, которой всякой имеет право приподнять; тайна, напротив, есть то, что от всех скрывается с наме¬рением, что известно только немногим и что никому не должно быть изве¬стно, кроме сих немногих. — Таинственностью в физическом и моральном мире называю то, о чем я не имею совершенно ясной идеи, что понимаю одним только чувством. Бытие Бога есть таинство, основанное меньше на удостоверении ума, нежели на удостоверении чувства; я в бытии Бога не так уверен, как в бытии той вещи, которая у меня перед глазами. Одного я только чувствую, не объемля его физическими чувствами, но убеждаясь внутренним, темным, но сильным чувством и основывая уверение свое в не¬видимой причине на видимых действиях. — Я не знаю, почему одно толь¬ко таинственное прекрасно, сладко, возвышенно? Не слишком ли это вообще сказано? Конечно, всё таинственное приводит душу в большее на¬пряжение: натурально видеть вещь и желать проникнуть всё то, что в ней заключено неясного и скрытного! Может быть, таинственность приятна и потому, что человек больше любит воображать, нежели знать и видеть. От чего отдаленные виды так приятны? От того, что они представляются неясно! От того, что глаз, видя предметы, оставляет однако и свободу во¬ображению (которое не любит никогда покоиться) украшать их. С идеею мрака всегда соединена таинственность. Темнота лесов всегда приводит в некоторый ужас, который очень приятен для сердца; этот ужас есть не иное что, как неизвестность предметов нас окружающих, можешь всё вооб¬ражать вокруг себя, потому что ничего не видишь. Мертвое молчание про¬изводит иногда то же действие: всякой звук заключает в себе понятие боль¬ше или меньше явное о той вещи, которая производит его: как же скоро всё молчит, то воображение, ни на что особенно не устремленное, всё почи-тает возможным: гораздо ужаснее умом воображать вой волчий в таком мес¬те, которое наполнено волками и в котором находишься один, посреди ночи, нежели слышать и видеть пред собою волка: ожидание опасности, усилен¬ное воображением, соединяется с ужасом, который тогда вдвое действует!
* Нет ничего более прекрасного, сладостного и великого в жизни, чем таинствен¬ное (фр.).
Но возвратимся к своему предмету! Можно ли поверить, чтобы в жизни только то было возвышенно, сладко и прекрасно, что таинственно. Согла¬сен, что оно может быть и приятным и высоким! Но кроме таинственного много вещей в мире и в моральном и физическом производят сии впечат¬ления: что найдете таинственного в восхождении и захождении солнца, в звездном небе, в картине моря, в альпийских горах и прочее! Что найде¬те таинственного: в патриотизме Брута, в благодетельности и страстном че-ловеколюбии Жан-Поля; в характере Генриха Великого; в смерти Сокра¬та, в самой кончине Иисуса Христа, которая, сама по себе, не в отношении к религии, величественна и восхитительна! —
Темные, неясные чувства сладостны или чудесны, merveilleux; как вы говорите — (хотя этот термин здесь неприличен, ибо что такое sentiments merveilleux, какие это чувства? Чувства, необыкновенно приятное и необык¬новенно противное, равно могут быть чудесны, потому что всё чрезвычай¬ное, близкое к сверхъестественному есть чудесно —). Но чувства ясные, такие, с которыми соединена какая-нибудь ясная полная идея, конечно, должны быть приятнее; с неясностию или неизвестностию всегда соединено какое-то беспокойство в большем или меньшем градусе; напротив, всё ясное ос¬тавляет нас спокойными; мы наслаждаемся совершенно сами собою; неясные идеи доставляют душе удовольствия сладкие, меланхолические (ибо мелан¬холия есть некоторым образом недостаток). Ясные напротив доставляют удовольствия живейшие, ибо они полнее, ощутительнее. Первые могут быть продолжительны, ибо неизвестное всегда ново и возбудительно; последние должны быть короче, ибо то, что знакомо, делается скучным.
Ноября 22х. Прежде в голове моей была одна только мысль: надобно писать! И я писал очень мало, потому что мой талант естественный всегда был в противуположности с моими способами; я невежда, во всей обшир¬ности этого слова. Теперь главная мысль моя: надобно учиться и потом писать, и я час от часу становлюсь деятельнее, по крайней мере час от часу сильнее желаю быть деятельным. Я имею теперь довольно твердости, что¬бы отступить назад и начать сначала (Belier, mon ami, commencez par le commencement!)*2, дабы дойти до счастливого конца. Мысль, что я уже ав¬тор, меня портила и удерживала на степени невежества. Между тем, я внут¬ренне был неспокоен и не мог быть счастлив своим положением; ибо то, что я делал, необходимо должно было казаться мне пустым, а неуверенность в собственных силах лишала меня утешительной надежды на успех. Решив-шись приобрести сведения основательные, я сделался и спокойнее, и счас¬тливее. Приобретение сведений есть само по себе уже наслаждение, а имея в виду прекрасную цель, это наслаждение удвоиваешь: настоящее украша¬ется будущим. Вот два месяца, как работы мои идут порядочно, как я до¬волен собою, спокоен, внутренне весел. Думаю, что эта привычка к поряд¬ку, любовь к деятельности и постоянство в преследовании одного предмета более и более будут во мне укореняться. Эти два месяца более познакоми¬ли меня и с самим собою. Теперь я сделался доверчивее к своему постоян¬ству. Прежде казалось мне, что я совсем не имею памяти и что учение для меня труд напрасный; но теперь начинаю думать, что моя беспамятливость по большей части была следствием душевной недеятельности или слишком беспорядочной деятельности: каждую минуту рождалось новое занятие, не связанное с предыдущим и часто ему противное; одно истребляемо было другим. Могло ли что-нибудь после этого в голове остаться? Теперь в ра¬ботах моих постоянство; нет беспутного разнообразия, и память во мне рождается. Надобно осудить себя на несколько лет ученической деятель¬ности или приготовительной, дабы набрать сведения; надобно не скучать трудностями, более всего дорожить временем и твердо держаться поряд¬ка. Теперь утешает меня особенно то, что работать или мыслить о работе есть обыкновенное, всегдашнее мое положение. Работа — средство к счас¬тию, она же и счастие. Я открыл в себе и способность дорожить временем (способность, которую однако надобно поболее усовершенствовать), а преж¬де время летело между пальцев. Между тем, работа, приносящая пользу и соединенная с некоторым успехом, удивительное имеет влияние и на самое
* Белье, мой друг, начните сначала! (фр.).
моральное состояние души. Никогда я не был так расположен ко всему доб¬рому и во всех других отношениях так хорош, как теперь: главное дело мое идет как должно, следовательно, и всё постороннее, но с главным более или менее имеющее связь, должно быть необходимо в таком же порядке. Все другие должности сделались для меня любезнее. И не должно ли из этой привычки к труду выйти, наконец, и большее совершенство моральное; следовательно, трудясь, не достигну ли к верховной цели человека? О! как благодарю ту минуту, в которую сделался счастливый перелом моих мыс¬лей, в которую я сказал самому себе: ты отчаиваешься, что потерял много времени, и теряешь надежду; но кто же мешает исправить потерянное? Сделай, что можешь сделать; только трудись и трудись постоянно! Мое на¬стоящее положение весьма может быть названо счастливым. Посредствен¬ность состояния не ужасает меня, богатство не кажется мне прелестным; связи мои с матушкою становятся для меня драгоценны; имею добрых дру¬зей, которые меня любят; остается быть достойным и их, и себя, — а сред¬ство: деятельность в том малом круге, который я для себя назначил. Преж¬няя моя лень весьма много происходила и от любви, которая составляла царствующую в голове моей идею и всему прочему была тираном. Теперь и любовь уступила трудолюбию. Одного бы желал, одного бы просил от Бога: не слишком быть озабоченным своим состоянием, иметь необходи¬мое, но иметь верное. Надобно себя приучить к расчетливости, если мож¬но и к скупости, ибо скупость в моем состоянии есть добродетель. Одну половину из составляющего прямое богатство я имею: нежелание много¬го; надобно присоединить к ней и другую: умение дорожить малым и с ним согласовать образ жизни. Надобно укоренить в душе утешительную мысль: тихая, скромная жизнь, употребляемая на исполнение должностей и на труд полезный, есть самая счастливая, и Бог благословляет ее всегда, и успех с нею неразлучен. У меня теперь две должности: работать для того, чтобы быть автором (с этим неразлучно и собственное образование); действовать для счастия матушки, иметь его в виду беспрестанно; но и эта последняя тесно соединена с первою, ибо все мои средства соединяются в авторстве. Авторство мне надобно почитать и должностью гражданскою, которую со¬весть велит исполнять со всевозможным совершенством. Теперь не могу исполнять ее как бы надлежало, ибо я невежда; но я могу исполнять ее со временем, следовательно, и самый приготовительный труд есть некоторым образом уже исполнение. Итак — деятельность! А предмет ее — польза! А награда за нее — слава, счастие! Это повторять себе каждую минуту и при¬учить себя не уважать временными неудачами или худым расположением к работе, которые почитать только временными остановками, долженству¬ющими случаться реже, по мере прилежания к работе, что я испытал уже и над собою.
 
22 февраля*. 15 февраля был для меня день счастия и восхитительной надежды. Я поехал в этот день из Муратова с тем, чтобы увидеться с Иваном Владимировичем2. Дорога показалась мне короткою, хотя я ехал из Мурато¬ва на несколько дней и не знал, когда возвращусь. Эта история Васильиных крестин оживила меня. Я увидел, что они имеют доверенность к характеру Ивана Владимировича и решились ему открыться. Я ехал с веселыми мыс¬лями. Более нежели когда-нибудь мне весело было смотреть на ясное небо, которое было так же прекрасно, как надежда, которою в ту минуту украша¬лось мое будущее, я не молился, но чувствовал, что Бог, скрытый за этим яс¬ным небом, меня видел, и это чувство было сильнее всякой молитвы. Я, пра¬во, с восхищением давал Создателю своему сердечное обещание быть Его достойным своею жизнию в благодарность за то счастие, которое Он давал мне предчувствовать в этой живой надежде. О! я в эту минуту только чув¬ствовал, что можно быть счастливым в этой жизни. Другая мысль несказанно меня радовала. Я видел в будущем не одно неизъяснимое счастие принадле¬жать ей, делить с нею жизнь и всё; я видел там самого себя, совсем не таким, каков я теперь, лучшим, новым, живым, а не мертвым. То счастие, которое даст мне она, совсем должно меня преобразовать; с привязанностию к жиз¬ни должно во мне родиться сильное, деятельное желание воспользоваться жизнию в совершенстве — а как же иначе ею воспользоваться, как не усо¬вершенствовав себя во всём добром. Эта надежда некогда увидеть самого себя лучшим восхитительна. Мне представляется как будто сквозь какой туман: спокойствие, душевная тишина, доверенность к Провидению. Одна уже на¬дежда дает мне большую привязанность к религии, к святой и чистой рели¬гии. О! как она нужна для того, чтобы счастие было прочно и чисто! Как мысль о Боге сладостна и ободрительна, когда представить себя в Его при¬сутствии вместе с нею. Я точно похож теперь на человека, который видел один только сон прекрасной жизни и в то же время знал, что это сон, что им не наслаждается, и вдруг чувствует, что к нему подходит ангел, чтобы его раз¬будить и сказать: проснись, чтобы жить. И он готов жить с полным поняти¬ем о жизни, с полною готовностию ею воспользоваться, как человек слепой от рождения, знавший только по слуху о красотах мира и вдруг получающий зрение. Для меня всё еще в жизни будет новым, и я приготовлен лишением к полной радости. Теперь имею такую надежду, готов благодарить Промы¬сел и за прежние горести. Они достойная цена такого счастия. Без них мож¬но было бы его бояться и ему не доверять. Заплатив за него дорого, имеешь некоторое право надеяться, что оно будет постоянно. О! теперь вера стано¬вится милейшею моею мыслию — верить для меня теперь необходимо. Вера
4 Зак 263
есть то святое убежище, в которое переношу счастие в жизни. Когда буду с ней вместе, когда получим свободу вместе мыслить и чувствовать, тогда более всего будешь укоренять себя в этой утешительной вере. Пускай наш Творец, наш благотворитель, источник и хранитель нашего счастия, будет между нами третьим. С Ним и в Нем наше счастие будет невредимо. И жизнь, нарожден¬ная в таком союзе, должна быть раем или верным к нему приготовлением. И мое сердце полно предчувствием такой жизни. Я не обманулся. Ив(ан) Влад(имирович), которому я открыл свои обстоятельства, одобрил меня. При моем отъезде от него он меня благословил. Дни, проведенные у него, только что утвердили меня в том расположении, с каким я к нему поехал. С нетерпением жду той минуты, в которую счастие даст мне новую жизнь. Это возможное преобразование самого себя радует меня наравне с тою на¬деждою, которая представляет мою Машу моим ангелом-спутником, участ-ником чистой, невинной жизни. Никто кроме матери не будет свидетелем такой жизни; но она будет тем сладостнее — ибо она будет нашею собствен-ностию. О! как для меня теперь понятно лучшее имя Бога: Отец! Оно будет в моей семье, будет ее защитником, будет учредителем нашей жизни. И как теперь Маша для меня бесценна: только с нею такая жизнь для меня возмож¬на. Не могу порядочно объяснить себе теперешнего моего понятия о буду¬щем: какое-то темное предчувствие чего-то необыкновенно счастливого. Вижу перед собою самую тихую и вместе самую деятельную жизнь. Тихую, потому что она ограничится самым тесным кругом, где будет нашим свидетелем и судиею одна мать; деятельную, потому что вся обратится на себя — столько чувств, которые во мне погибали даром, вдруг получат свободу: вдруг иметь все святейшие связи, о которых я имел одно только понятие без ответа, и понятие грустное, потому что оно давало только мне чувствовать их недоста¬ток (чувство ужасное — особливо когда оно соединено с чувством одиноче¬ства, нестерпимым в виду той семьи, где желал бы иметь всё и где всего ли¬шен незаслуженным подозрением) — и сверх всего этого вера живая, идущая из сердца вера, не на одних словах и наружных обрядах основанная, но вера, радость души, ее счастие, ее необходимая подпора, истинная жизнь, чувство, до сих пор мало мне знакомое, убитое одиночеством и унылостию, заглушён¬ное непривязанностию к жизни. Так, ангел Маша, вера, источник всякого добра, осветитель всякого счастия! Что сравнится с таким приобретением? И как не обожать того, кому будешь им обязан — а это ты! Верить вместе с то¬бою благому Провидению и ему вручить в тебе свою жизнь и все свои на¬дежды! До сих пор я часто замечал в себе какое-то отдаление от религии — я ее никогда не отвергал, но она казалась мне причиною всех утрат моей жизни, и я не отделял ее от того предрассудка, который лишал меня всего! Но суеверие не религия! И теперь в каком новом свете ее вижу! Как почи¬таю ее необходимою для истинного счастия! И это будет дар моей Маши! Вместе с нею искать в религии прямого блага, вместе с нею готовиться здеш¬нею жизнию для будущей; иметь одну эту цель и ни о чем постороннем не заботиться — я чувствую, что сердце необыкновенно распространяется и как будто хочет принять в себя то, чего никогда в нем не было. Могу ли не почи¬тать ее средством, избранным от Промысла, дабы дать мне способ удостоиться гражданства в Божьем граде. Я говорю без всякой мечтательности! Нет! Это не может быть мечтою! Это для нас двоих! В эту тайну никто, кроме взора нашей матери, не проникает! Такое наслаждение жизнию, не видимое ни¬кем, будет нашим без раздела. Наша жизнь должна быть тихая и скрытая от свидетелей. О! такое счастие не есть призрак! оно внутри сердца! в нем только может быть ощущаемо и не должно выходить из него наружу. Жить в самих себе, ограничить себя скромною умеренностию, иметь простые и постоянные занятия и устремить свою деятельность на исполнение своих обязанностей — вот прямая жизнь! Что перед нею искание суетных и переменчивых благ! Верю и верю с чувством, что Бог меня хранит и что Он готов причислить меня к семье своих избранных, которые узнают Его по своему счастию.
25—26 февраля. Муратове. Говеть не значит есть грибы, в известные часы класть земные поклоны и тому подобное, это один обряд, почтенный потому только, что он установлен давно, но пустой совершенно, если им только и ограничится говенье. Оно имеет для меня совсем другое значение. В эти дни более нежели в другие должно быть в самом себе, обдумать про¬шедшую жизнь, рассматривать настоящее и мыслить о будущем и всё это в присутствии Бога. Вот что есть пост. И так только, а не иначе, можно себя приготовить к священному таинству исповеди и причастия.
Смотря на прошедшее вообгце (частные, мелкие недостатки и проступки в сторону), я не имею причины упрекать себя ни в чем таком, что бы остав¬ляло на всю жизнь раскаяние; но и только. Всю прошедшую жизнь мою можно назвать потерянною — для меня потерянною; я мог бы быть совсем не то, что я теперь. Начинать быть новым теперь поздно; можно бы быть лучшим — вероятно, что и то не удастся. Но при всей бесплодности прошед¬шего мое будущее могло бы быть прекрасно. Если я ничем не воспользо¬вался в жизни, то по крайней мере ничто во мне не испорчено — я готов жить, и жить прекрасно. Вот мне тридцать лет3— а то, что называется ис¬тинною жизнию, мне еще незнакомо. Я не успел быть сыном моей матери — в то время, когда начал чувствовать счастие сыновнего достоинства, она меня оставила; я думал отдать права ее другой матери, но эта другая дала мне угол в своем доме, а отделена была от меня вечным подозрением; се¬мейственного счастия для меня не было; всякое чувство надобно было сте¬снять в глубине души; несмотря на некоторые признаки дружбы, я сомне¬вался часто, существует ли эта дружба, и всегда оставался в нерешимости, чрезмерно тягостной; сказать себе: дружбы нет! я не мог решительно, это¬му противилось мое сердце; сказать себе, что она есть, этому многое, слиш-ком многое противилось. На что было решиться? скрывать всё в самом себе, и терпеть, и даже показывать вид, что всем доволен, — принуждение слиш¬ком тяжелое при откровенности моего характера, который однако от навыка сделался и скрытным. Причина всему этому одна — приди всё в порядок, и всё переменится, искренность и доверенность сами собою возобновятся;
4*
59
унылость исчезнет — останется думать только о том, как бы жизнь была спокойна и сообразна с волею Промысла. Но эта одна причина... должен ли я ее стыдиться? Могу ли себя упрекать? О, нет! я теперь сужу себя беспри¬страстно! Совесть моя спокойна: я не желаю ни невозможного, ни непозво-ленного. В этом никто не переуверит меня — исполнится ли то, что одно может дать мне счастие, это к несчастию зависит не от меня, а от других; но для меня останется по крайней мере уверение, что я искал его не в низ¬ком, не в том, что противно Творцу и человеческому достоинству, а в луч¬шем и благороднейшем; я привязывал к нему всё лучшее в жизни — не будет его, не будет и прочего; не моя вина. Останется дожить как-нибудь положенный срок, который, вероятно, будет и не долог. Жаль жизни — такой, как я ее представляю, тихой, ясной, деятельной, посвященной ис¬тинному добру; но того, что обыкновенно называют жизнию, того совсем не жаль — и чем скорее, тем лучше. Тогда бы мог я упрекать себя за про¬шедшее, когда бы употреблял непозволенные средства исполнить свои на¬дежды — нет! я хотел и хочу счастия чистого. Я берег одну надежду. По-корностию и терпением думал купить себе исполнение. И это исполнение было бы не дорого куплено, хотя во все последние года не помню дня ис¬тинно счастливого; сколько же печального! а всё вместе — удел незавидный.
Мысль, что всё может перемениться, что настоящее заменится прекрас¬ным будущим, была моею подпорою, — но эта мысль не помешала мне при¬обрести совершенного равнодушия к жизни, которое сделалось наконец главным моим чувством: чувство убийственное для всякой деятельности. Как хотеть быть добрым в жизни, считая и самую жизнь ненужною? Самая вера не ослабевает ли при таком равнодушии. Другим нужно несчастие, чтобы привести в силу их душевные качества. Мне, напротив, нужно счас¬тие — то счастие, которое может быть моим, ибо нет общего для всех счас¬тия. В нем одном вижу свое преобразование.
Таково мое прошедшее. Что же в настоящем? Всё еще одна надежда. Но должно ли этому так остаться? Нет! надобно выйти из нерешимости. Но доказательством, что моя надежда не есть виновная, служит то действие, которое производит в душе моей вероятность ее исполнения. Ею пробужда¬ются лучшие чувства и, не знаю, какая-то живая, сладостная вера, необходи¬мость любить Провидение и на него полагаться. Как был счастлив для меня тот день — не помню лучшего во всей жизни, — в который я решился гово¬рить с Иван(ом) Влад(имировичем). Во мне было уверение, что он оправда¬ет мою привязанность. А это представило мне вероятность, что я буду счаст¬лив: чувство точно воскресительное для моей души. Я видел перед собою не одно исполнение желания — этого было бы мало, и счастие не в том; нет, я видел перед собою новую жизнь, видел себя тем, чем бы я желал быть — не автоматом, напрасно живущим в Божием свете. Сердце у меня билось, когда смотрел на чистое небо, и я мысленно давал клятву быть достойным своею жизнью Божества, обещающего мне такое счастие в своем мире: я чувство¬вал необходимость более любить Его, к Нему всё относить, ибо в Нем видел
6о
крепость своего счастия. Религия есть благодарность. В эту минуту твер¬дая вера представлялась мне ясно нужнейшею потребностию человечес¬кого сердца. Это живое чувство не обмануло меня; я уверен, что оно есть голос Божий — Иван Влад(имирович) одобрил меня. С тех пор на душе у меня спокойнее. Я уверен в чистоте моей надежды, и в настоящем ничто не пугает меня.
Но будущее! оно пугает меня одною своею неизвестностию. Я могу здесь дать себе отчет в одних только намерениях. Их исполнение не в моей влас¬ти. Но мои намерения моя собственность, и здесь всякое постороннее пра¬во исчезает. Здесь может судить один только Тот, кто читает в глубине серд¬ца. Пускай же читает Он в моем. Я не боюсь Его взора, и то, чего желаю, Его достойно, есть лучшее, что могу принесть Ему в жертву. Истинное до-стоинство человека в его мыслях и чувствах. Они невидимы для других, но известны сердцеведцу. То, чего желаю, не сделало ли бы мою жизнь луч¬шею? Следственно не есть ли оно невинно и свято? Какие мои намерения? Иметь драгоценнейшие связи; их сохранению посвятить свою жизнь; спо¬койствие души, усовершенствование сердца, деятельность, мне свойствен¬ная, самая религия — всё для меня в одном! Как же не желать его всеми силами души! Что иное может мне быть заменою. Не желай невозможного, скажут. Но чтобы перестать желать того, что сделало бы жизнь счастливою, надлежит увериться в его невозможности. Я ее здесь не вижу, не видал и никогда видеть не буду. Сам бросить своего счастия не могу: пускай его у ме¬ня вырвут, пускай его мне запретят; тогда по крайней мере не я буду при¬чиною своей утраты. Жертвовать собою не значит еще соглашаться, что жертва необходима и угодна Богу, которому ее насильно приносят. Он дал мне совесть. От чего же эта совесть спокойна, когда я рассматриваю жела¬ния своего сердца и рассматриваю их в уверении, что у меня есть строгий свидетель; от чего, представляя исполненными свои намерения, чувствую в себе самую чистую радость, вижу себя лучшим? Неужели это доказатель¬ство, что мои намерения дурные? А какое другое правило вернее в сужде¬нии о самом себе. Я же не один; прекрасные люди, истинные христиане одоб¬ряют меня; а мнение, противящееся мне, само по себе сомнительно, и для тех, которые его имеют. Если бы человеку, совершенно равнодушному, над¬лежало произнести приговор, что бы он сказал? Одно мнение поддержива¬ет истинный христианин, но оно разрушает счастие; другое, ему противное мнение, также истинный христианин защищает, и оно дает счастие — ко¬торое справедливо?.. Без сомнения то, на которой стороне счастие, ибо оно им оправдывается. Так бы должен был решить беспристрастный, но наш судья мать4.
Мои намерения достойны моего Творца, и моя молитва к Нему: чтобы Он исполнением их дал мне единственный способ Его удостоиться в жиз¬ни или чтобы скорее взял от меня обратно жизнь, совершенно бесплодную. Вот вся моя исповедь.
6l
 
1814
 
1. ПЛАН1
1) Занятия. 2) Обхожд(ение) с Машею, с Екат(ериною) Аф(анасьевною) (мне, Воей(кову), Маше). 3) Обр(аз) жизни в Дерите2. Хозяйство в Мура¬тове)3. 4. Занимать(ся). 5) Журнал. 6) Расположение времени.
План счастия. Первое, чтобы мы имели доверенность. Наша цель. Обхож¬дение) взаим(ное). Обр(аз) жизни сем(ейной). Жизнь для других. Не иметь никакой постор(онней) цел(и). Прошедшее. Представить, что мы [нрзб.]. Общие средства для счастия — какого? Чтобы у нас в семье было мирно, до¬статочно, деятельно. Следовательно, это основывается на душевных удоволь¬ствиях, в усовершенствовании взаимном, на деятельности, которая без [нрзб.]. Слава. Деньги. Благословение на детей и нас. Чтобы Екатерине Афанасьев¬не было весело, на это способы общие.
Мне с Воейковым:
Нам жить вместе. След(овательно), иметь цель одну: общее счастие, об¬щую славу. Для одного мысль, что мы этого желаем искренно, Иметь в виду сохранить уваж(ение) друг к другу. Помнить во всякое время друг о друге. Говорить всё прямо и без закрышки. Поставить за правило, если один за¬говорил, другому молчать и не отвечать до тех пор, пока не придешь в спок(ойное) состо(яние). Воейкову думать, что я об Саше так же забочусь, как и он обо мне. Мне думать, что Воейков тоже обо мне. Ему мне поверять все мысли насчет Саши. Не таить друг от друга ничего дурного; прошлое загладить; будущее сделать прекрасным вместе. Воейкову быть искренним на мой счет с Екатерин(ою) Афан(асьевною). Говорить и обо мне и об Маше, как он думает. Ручаться, что мы против ее воли ничего не пожелаем; но уверить, что она лишает нас счастия без причины.
Воейкову с Екатериною) Аф(анасьевною):
Поставить за правило угождать во всём — благодарн(ость). Грубость. Средство для минут неудовольствия: вспоминать о Саше; молчать, когда не в состоянии не сказать груб(ости); уступать или говорить свое мнение с лас¬кою. Быть самому искренному. Сказать наперед то, что хочешь узнать, не ожидая, чтобы сказали. Главное правило: любить несмотря на неприятно¬сти, любить из благодарн(ости), любить для Саши. Быть терпеливым в той мысли, что это спасает жизнь жены, делает счастие друзей и ее самое дела¬ет счастл(ивою). За всё награда — уважение и спокойствие четырех чело¬век. Не забывать, что во всякую минуту есть прибежище — жена.
Мне с Екатериною Афнасьевною):
Против холодности вооружиться терпением. Отвечать молчанием, ни¬когда грубостию. Вспоминать о Маше. Не противоречить в мнении. Искать прибежища в работе. Мысль, что мы вместе; что каждый день будет так.
Говорить искренно всё. Стараться занимать. Мысль, что она не может быть свободна, что это только временно. Довести ее до этого. Средства. Мысль, что ее надобно сделать искреннею. Средства. Мысль, что она Машина мать; для этого всё сносить. Воейкову наблюдать. Показать как можно более вни¬мания ко мне. Саше быть свободною со мною насчет Маши. Маисе с Екатериною) Афан{асьевною):
Быть как можно своб(однее) на мой счет. Расспр(осы). Говорить всегда просто свое мнение. Огорчения сносить легче. Мысль, что мы вместе. Пере¬носить их в общ(ий) комитет.
М(аше) со мною:
Наша цель быть столько счастлив(ыми) вместе, сколько возможно. След(овательно) люб(ить). Пользоваться жизнию каждый особ(енно). По¬могать друг другу быть лучшим. Мне всё хорошее для Маши; Маше для меня. Любить — значит теперь для нас иметь согласие в чувствах и мыс¬лях; но помнить, что мы дали слово. С этим обещанием соглашать свои по¬ступки. Отлич(ие) позволен(ного) от непозволен(ного). Позволенное — все ласки сестры и брата. Непозволенное — всё то, что нужно скрывать. Доволь¬ствоваться тем, что мы не разлучены; что мы уверены друг в друге. Не же¬лать для настоящего ничего более. О будущем не заботиться и его стоить. Заниматься вместе с тою же целью, с какою бы и розно занимались. Сто¬ить любви маменьки. Неприятности облегчать терпением. Мне надеяться на утеш(ение) Маши, Маше на мое. Быть сколько возможно свободн(ым) при мам(еньке), остор(ожным) при других. Во дни непременно одну минуту вместе 4-м, дабы польз(оваться) сов(ершенною) своб(одою), но не одним. Это прин(ять) к исполн(ению). Доверенность. Жаловаться друг другу только друг на друга. Что ни делать, иметь в виду друг друга.
М(агие):
Читать. Замечать в книгах особ(енным) знаком те места, кот(орые) дру¬зья. Выписывать самые лучшие места. Журнал соб(ственный). Места из Свящ(енного) Писания. Собственные мысли и замечания на других.
Мне:
Проза — всё писать такое, что было бы дост(ойно). Стихи — слава ей. Св. Писание — моя исповедь. Прививки4 — посв(ятить) ей. Журнал соб(ствен-ный). Жить как пишешь. Искренность насчет дурного. Не быть пристраст¬ным) в журнале. Ревность. С маменькою насчет замужества. Об этом напи¬сать для себя и при случае отдать ей. Режим: взять у Фора5.
М{аше) с Воейк(овым):
Быть искреннею в ж(елании) ему счастия; готовою все сделать, что по¬требует) минута. На этом чув(стве) осн(овываться) пост(оянно). В минуты бурные молчание. Зато в минуты тихие правда и ясность дружбы. Сия ис¬тинная дружеская искренность будет связью.
Воейк(ову) и Came:
Как скажет любовь. Но вот советы дружбы: Воей(кову) не забывать о здо¬ровье, след(овательно) горячность более всего. Вспыльчивость произвед(ет) ист(ерику). У Воей(кова) пройдет, но след останется, и здоровье нач(нет) погиб(ать). Следовательно,) беречь Сашу, а с Е(катериною) Афанасьев¬ною): избегать случая сердить; гораздо легче уступ(ать,) нежели быть при¬чиною расстр(ойства). Всё, что может с одной стороны стоить тяжелой жертвы, наперед от того отказаться. В ссорах друг с другом принимать посредников только меня и Машу. Посторонние чтоб и не видали. Всё про¬чее сами знаете. Саше обдумыв(ать) всё, что прин(адлежит) к знанию ма¬тери. Об этом вместе с Машею — глав(ное) занятие обеих, и я помощни¬ком. Чтение и опыт.
Образ жизни. Общие предметы хозяйств(енные), обед и ужин. Назна¬чать) людей. Не много. 1) Чтобы были довольны. Обд(умать) их нужды и удовл(етворять) с излиш(ком), чтобы иметь право более требов(ать). 2) Каж¬дому письменно назначить должность и вне ее ничего не требовать. Чтоб он был порядочен, нужно самому подчиняться порядку. 3) Все вещи на за¬писке. 4) Самим распредел(ить) себе долж(ности). Сделать общую смету все¬го расхода: на дом, отопление и освещение; на лошадей; на жал(ованье) и одежду людям; на свою одежду; чай, кофе и сахар; вино; на годов(ой) столо¬вый) запас для себя и людей; на ежед(невный) расх(од) на людск(ую) пищу; на карманные деньги; на непредвиденное; на закупку нужных мебелей для Дерпта. 5) Должности. Маш: Иметь на руках деньги. Вести приход и рас¬ход. Этому сделать образец и книги. Расх(од) и при(ход) вещам. Записка всего, что есть в доме. Приказ(ывать) кухню. Саш: Иметь на руках чай, са¬хар и кофе и ключи от всех комодов, чтобы знать, где что лежит, и чтобы ничто не лежало брошено в беспорядке или было забыто. Воейкову: лоша¬ди, овес, сено, дрова, люди (их одежда, пища, их должности). Жук(овскому): Смотр(еть) за чистотою в доме. Библиотека. Починки в доме. Ав(дотье) Мих(айловне): иметь на рук(ах) стол(овый) запас, вино, свечи. Выдав(ать) на кухню свечи, вино. Иметь на рук(ах) фарфор, и посуду, и серебро. Записы¬вать дневн(ой) расход. Месячный Маше. Иметь на рук(ах) погреб, мыло. Стир(ка) белья. 6) Общая смета.
Занятия: общие и частные, семейств(енные), общеполезные. Общие пра¬вила: Чтобы не было во дни праздной минуты. Заниматься каждому с своею частною целью. Общая цель, чтобы день принес пользу или голове, или карману. Чтобы минуты отдыха были веселы. Чтобы была и для других польза.
Чтобы Екатер(ину) Аф(анасьевну) никогда не оставл(ять). Распределить так время, чтобы при ней. Чтобы были мину(ты), чтобы все вместе. Дневанье.
Занятия порознь. Занятия вместе. Порознь: занятия по должности, за¬нятия для себя полезные. Занятия вместе: приятные, разговор.
Занятия порознь. По должно(сти). Каждому обдум(ать) свою цель. 1 дол¬жность — образовать самого себя. 2 долж(ность) — исполнять то, что при¬лично званию. 3 долж(ность) — непосредств(енная)польза для тех, кому она нужна.
1) Чтение выбранных книг. Писать для себя. Как читать и как писа(ть). Журнал.
2) Звания:
Саше, как матери: воспитание и понятие о том, что каждая мать должна науч(ать) детей: а) если сын, б) если дочь. Маше должность быть в этом ей помощницею.
Метода, как заниматься.
Мне и Воейкову: 1) Чтение. Журнал. 2) Авторство мне (назнач(ить)): каж-д(ый) день прозы, кажд(ый) день в стих(ах). Вместе: Издание стихотворе¬ний) и проз(ы). Красоты Библии. Приготовл(ение) к лекциям. Лат(инский) язык и итальянский. Сообщ(ение) замеч(аний) на читанное и записки. Кра¬соты слав(янского) языка. Журнал. Издание календаря. Издание ежегод¬но) луч(ших) пиес в стих(ах) и прозе.
Воспитание. Составить пол(ный) корпус из чит(аемых) книг. Составить нач(альную) книжку для наставления.
Занятия вместе. Священное Писание. Чтение духовных писателей. Чте¬ние своих сочинений и их разбор.
Выдумать способ, чтоб часы, проводимые вместе, не были скучны. При-готовл(ять) материю для разгов(оров). О том, что читал. Одн(им) словом, ду¬мать об этой минуте, ибо она есть отдых от деятельного дня, в который все должны быть веселы. Задавать вопросы, которые разреш(ать) словесно. Чте¬ние замеченных мест. Рассказы, игры — чтобы прих(одили) как будто не-взнач(ай). План кажд(ого) дня. Я и Воей(ков). Журнал нашей жизни; вести Маше. Каждому свой журнал и замечания за другими, так чтобы каждый знал мысли других о себе, и чтение друг другу.
Занятие полезное для других. Найти бедную семью. Каждому с своей сто¬роны способствовать. Сделать расположение и следов(ать) ему. Но прежде всего, чтобы все вокруг нас было в порядке.
Прибавление
1) Из моих тетр(адей) и писем
М(аше) с мам(енькою): Беречь спок(ойствие) духа. Сказать себе, чего же¬лать, чем довольствоваться, какие неизбежные огорчения, как их умень¬шать, быть готовым к дурному, пользоваться всем хорошим. Положение маменьки с нами.
Жизнь вместе. Одна цель. Думать. Забота каждого о себе. Близко. Что возможно и что невозможно.
Новая связь, вместе. Стар(аться) достичь с мат(ушкою), даже и вопреки ей. Вместе сколько неприятностей с этою целию.
Ненад(обность) переписки. Замена чтения; журнал; выписки из книг.
Против ревности воспоминание всего прошедшего.
Tu me dois ton bonheur particulier*. Что мне надобно? Что ей надобно? О замужестве — обдумать и написать. 1) Режим. Смело приказ(ывать) по Форову предпис(анию). 2) Спокойствие духа. Довер(енность) взаим(ная). Не пит(ать) мысл(ей) унылых. Смотр(еть) на вещи просто. Не приним(ать) к сердцу. Упов(ать): все-таки мы вместе. О чтении.
О моем обещании. Разговор. Я не могу дать. По тех пор пока не б(рат?), пока не прист(роюсь?). Я не могу где-то жить. После моей смерти. Из со¬жаления. Счастья нет — оно в испол(нении) долга. Что М(аше) запреще¬но?). Я не знаю, что они сами были виною. Все для себя.
Шуба. Последние дни. Плач(евное) прощание.
Машины тетрадки. Мои тетрадки. Условие. Regime.
Для хар(актеристики) Воейк(ова) мои послания.
Для Е(катерины) Афанасьевны мое и ее письмо.
Характеры Воейкова, Ек(атерины) Аф(анасьевны), Саш(и), Маш(и), Ав¬дотьи) Петр(овны); мой, Плещ(еева), Ан(ны) Ив(ановны).
Сочинения: Владим(ир)6, Вост(очный) Пев(ец)7, Maison de ch(amps)8, баллады9, Посл(ание) к Госуд(арю)10, Привет(ственное) посл(ание)п, Обе-рон12, Филоктет13, Art poetique14, Eloisa to Abel(ard)15, Der Monch und die Nonne16. Лекции. Журнал. Энеида ,7. Письма о воспит(ании) и нравствен¬ности. Журнал. Жизнь и сочинения Муравьева18. Роман. Анти-Кандид19. Прививки.
Скрытые статьи. Мне с Воейковым. Мне с Машею.
Вообще
Наша цель: обще счастие. Думая о себе, думать о других. Свое особен¬ное все приноровлять к общему. Не желать и не делать ничего, что бы про¬тивно было счастию кого-нибудь из нас в особенности, следовательно, об¬щему. Делать все то только, что бы к нему способствовало.
В чем состоит это общее счастие? В семейственном спокойствии: то есть, чтобы у нас в семье все было весело, чтобы в ней была полезная деятель¬ность, чтобы не было недостатка ни в чем необходимом.
1) Чтобы быть веселым, надобно быть: довольным своим положением, довольным другими, довольным собою.
NB Средства на это легкие, самые простые и все от нас зависят. Чтобы составить наше счастие, нам не надобно ходить в даль за способами: они все у нас под руками; только хотеть и не отделять себя от других, — а со¬глашать свои понятия об нем с понятиями своих товарищей.
а) Для того, чтобы быть довольным положением своим, надобно: Не же¬лать перемены. Пользоваться тем, что есть. Боязнию будущего не портить настоящего. Думать, что нет блаженнее состояния, как семейственного кру¬га, в котором все добрые, верят друг другу, заботятся друг о друге, порознь трудятся, вместе отдыхают посреди искренности и не допускают в свой круг
* Ты мне обязана своим счастьем (фр.).
никаких огорчений, которые бы отвратить было им возможно. Быть уве¬ренным, что это положение наше и что от нас зависит его сохранить.
b) Чтобы быть довольным собою, надобно: Поставить за правило не толь¬ко поступком, но и намерением не нарушать общего покоя. Соображаться в мыслях и желаниях с этою общею целью. Исполнять это сколько возможно на деле. Тогда скажешь самому себе с удовольствием, что ты достоин зани¬мать свое место в милой семье.
c) Чтоб быть довольным другими: Иметь к ним полную доверенность. Ма¬ленькие неудовольствия сносить спокойно или не привязываться ни к чему мелкому. Быть откровенным и требовать откровенности. Не беречь ниче¬го на сердце. Никогда не забывать мысли, что живешь между твоими това¬рищами, с которыми счастием связано и твое. Не проводить ночи в сомне¬нии и досаде, чтобы утро нашло тебя таким, каким быть должен, то есть с легким сердцем, не имеющим ничего против своих друзей, полным преж¬ней ничем не помраченной к ним любви.
Чтобы другие были нами дов{ольны): Иметь к ним доверенность. Что на сердце, то на языке. Не отделять себя от них, не полагать своего желания за общее правило, но общее своим желанием. Не требовать только от них, но и самому всё для них делать. Думать не об одних только их обязаннос¬тях в отношении к себе, но и своих в отношении к ним. Одним словом, со¬глашать свое с общим. Полную свободу мнений. Смотреть за ними более, нежели за собою, а смотрение за собою поверить им и замеченного не бе¬речь на сердце, а говорить прямо. Мысль о усовершенствовании других.
Всему прошедшему полное забвение, и кто имеет себя в чем упрекать, тот имей в голове только мысль: будущим загладить прошедшее, и чтобы каж¬дый день это исполнялось на деле — думать, что мы только что пускаемся вместе в дорогу за счастием, и взять нужный для этого запас.
Всё это необходимо для того, чтобы нам всем порознь и вместе было ве¬село. А это веселье, успокоивающее душу, необходимо для того, чтобы мы каждый могли с успехом заниматься своим особенным делом, чтобы наш отдых от дела был прямо отдых, то есть ощущение себя в кругу милых то¬варищей, где всё твое, где нет заботы, где перестаешь думать о прошедшем и будущем, где доволен и собою, и другими. Такое только веселье, такая только деятельность составляют счастие. Не иметь его в круге добрых зна¬чит не хотеть его иметь. Оно наше, если только сами не будем его разру¬шителями.
2) За весельем— деятельность,— не та, которая служит прибежищем и спасителем от горя, которая редко от него спасает и вместе с таким худым товарищем и половинного успеха иметь не может, но деятельность веселых в семейственном кругу счастливцев, то есть наша.
а) Главное правило, чтобы ни один день не прошел даром, не прибавив нам добра, чтобы он не исчез из жизни. Только из таких дней составленная жизнь может назваться жизнию. Из дней ничтожных составленная есть ничтожество. Какой же запас принесешь в ту жизнь? Готовить этот запас наша обязанность; помогать друг другу готовить — другая, а помогать не¬чем другим, как счастливя друг друга, чтобы это счастие служило вместо вдохновения. Беда, если горе уничтожит деятельность ежедневную, следо¬вательно, всей жизни, и если это разрушит горе от милых людей.
b) Иметь каждому особенную цель и чтобы к этой цели всякой день осо¬бенно приближал.
c) Иметь след(овательно) свое особенное занятие, относительное к осо¬бенной своей цели.
d) И эта цель может быть двоякая: или особенная обязанность по свое¬му званию, или обязанность общая для всех, нравственное свое усовершен¬ствование.
Этим занятиям посвятить свои особенные часы, часы, собственно каж¬дому принадлежащие. Употребить их так, чтобы после, отдыхая с друзья¬ми, можно было дать им приятный для них и для себя отчет.
e) Такого же рода занятия могут быть и вместе — для всех одно.
f) Наконец, занятие непосредственно полезное для других, которые не принадлежат к нашей семье, должно входить в план нашего счастия. Я го¬ворю о благодеянии. Какое оно быть должно, вперед нельзя сказать, — но, если можно, чтоб каждый день был замечен добрым делом, по чувству ли сделанным или по обязанности — нет нужды: или причины, или действия все будут хорошие. Но это должно быть семейственною тайною.
<ПИСЬМА-ДНЕВНИКИ>
Июнь20
Мой друг утешительный!
Тогда лишь покинь меня,
Когда из души моей
Луч жизни сокроется!
Тогда лишь простись со мной!
Источник великого,
И веры и радости,
И в сердце невинности;
Мне силу и мужество,
И твердость дающа,
Мой ангел — сопутница,
И в жизни и в вечности!
21 июня. Понедельник. Я возвращаю тебе Май21, пустой совершенно. Что было в него записывать? Нужно ли было выражать для моего друга такое состояние души, которое было ее недостойно. Пустота в сердце, непривязан¬ность к жизни, чувство усталости — вот всё. Можно ли было об этом писать.
Рука не могла взяться за перо. Словом, такая жизнь была смерть заживо. И самое живое и приятное желание и надежда мои были в это время на смерть! Друг мой! прости меня! теперь о смерти не могу подумать без са¬мого нежнейшего о тебе сожаления. Как желать ее, когда ты на свете! Как предпочесть свое спокойствие твоему! Маша, милая моя спутница, моя истинная благодетельница, заплачу ли за все те чувства, которые ты в меня поселила, презрением к жизни, к самому себе, низостью, отчаянием! Нет! я должен любить тебя иначе! Я должен жить для тебя — кто мне запре¬тит это! Быть счастливыми, т. е. дойти до своей цели, зависит не от нас; но быть достойным счастия, идти к прекрасной цели — о! это наше! наше навеки! Как живо чувствую в эту минуту всю высокость жизни, посвящен-ной добру и тебе! Не знаю, как пробудилось во мне это чувство, — но это сделалось вдруг. По моему письму к М(арье) Ник(олаевне)22, то есть по его началу, ты могла судить, что я взялся за перо совсем в другом расположе¬нии: и мысли, и чувства были черные. Вдруг как будто свет озарил мое сердце и взгляд на жизнь совсем переменился. Ангел утешитель! ведь ты на свете и ты моя.
Я остановился на этом месте и пошел в залу искать платка — ты подала мне изломанное кольцо. Как кстати, какой прекрасный знак! Друг мой, оно дано тебе не мною. Возьми мое. Пускай оно означает совершенную переме¬ну моих чувств к тебе на лучшее, возвышеннейшее чувство самой чистой, неизменной привязанности; в ней истинная моя жизнь; она будет для меня источником верного счастия, добра, надежды, религии и наконец получит награду от того, кто будет видеть жизнь мою, кто соединил нас и освятит наш союз. В знак того же дай и ты мне кольцо от себя. Обручимся во имя Бога на добродетель, на хорошую жизнь, которая пройдет если не вместе, то по крайней мере одинаково и для одного. Милой друг, уверяю тебя, что ты мне теперь еще милее, еще святее и необходимее прежнего. Я в последний месяц слишком испытал, что без тебя, без ободрительного о тебе воспоми¬нания, без чистой к тебе привязанности я ничто. Мы не можем быть вмес¬те. Но одна кровля, одно небо — разве не одно и то же! Главное — наше серд¬це — кто его переменит? Мы могли бы жить вместе, если бы нам дана была полная доверенность, полная свобода любить друг друга и показывать друг другу без принуждения самую чистую привязанность! Мы бы были счаст¬ливы вместе и сохранили бы свое счастие непорочным. Но ожидать такой доверенности невозможно. Захочешь ли, чтобы я был только терпимым в твоей семье, без уважения, без дружбы; чтобы я всякую минуту чувство¬вал недостаток счастия; завидовал тем, кто пользуются бесценно правом де¬лить все с тобою, и свои чувства таил бы как какое преступление. Вдали от тебя я более с тобою. Здесь всё для меня отравлено. Когда я один, то ду¬маю только о том, как бы быть с тобою, и ничто другое не входит в голову; когда с тобою, то сердце рвется и самая твердость исчезает, — поневоле ропот, досада на жизнь, унылость во мне поселяются. Такая жизнь тебя недостойна. Когда я с тобою простился, то в первые дни или, лучше сказать,
в9
во весь первый месяц я был как мертвый — нестерпимая холодность ко всему давила мое сердце. — О! смерть несравненно лучше такого ощутитель¬ного ничтожества. В душе моей было одно только чувство разлуки. Всему конец, нечего искать в жизни, — вот что я думал и более ниче(го) не мог думать! Но это переменилось! Я нашел верное для себя убежище — ангел мой! хранительница моего сердца! самое лучшее украшение моей жизни! Ты мое убежище! Как могла ты сказать в своем последнем бесценном пись¬ме: я даже желаю, чтобы ты меня любил менее. Это желание убийственное; нет! нет! Желаю, чтобы моя к тебе любовь усиливалась если можно беспре¬станно! В ней всё для меня! Она заключает для меня всю мою силу и дея¬тельность в настоящем; ею может быть для меня прекрасно и будуще С нею могу воображать вечностьХ Она даст мне пример — религию. С нею я бо¬гач — без нее был бы самый жалкий, отверженный нищий. Скажу тебе то же, что я писал к Марье Николаевне: для нас осталось теперь одно: твер¬дая вера друг в друга! Разве, расставшись, мы друг для друга погибли! Разве нет у нас одной общей надежды; одного верного защитника! Разве цель, к которой он нас ведет, не прекрасная! Он только говорит нам: идите Ужели откажемся от проводника доброго? Разве можем требовать награды преж¬де заслуги? Разве брошены мы в эту жизнь как в пустыню, в которой ужа¬сы собраны только для того, чтобы ужасать! Нет! это опыт! Из него надобно выйти невредимо и достойным награды! Вера в тебя будет моею твердо-стию! А ты верь мне и будь спокойна! Тот, кому дорого наше прямое счас¬тие, сделает всё за нас и лучше, нежели мы сами. Неуспех употребленных нами усилий доказывает нам только то, что мы ничего не можем, итак, оста¬вим всё на волю тому, кто всё может. А мы будем ждать, каждый в своем углу, розно, чтоб после благодарить вместе. «Где бы я ни был (это выписываю из письма моего к М(арье) Н(иколавне)), всё ты будешь в душе моей, лучшею моею надеждою, верным моим счастием. Будем в настоящем относить всё к этой надежде, а о будущем перестанем и заботиться. Станем порознь упо¬треблять это настоящее самым лучшим образом, имея в виду то счастливое вместе, которое когда-нибудь придет. Знай и верь, что я живу для тебя. Раз¬ве место и время переменят чувства. С такою целью могу любить жизнь! Где бы я ни был, везде буду помнить, что я принадлежу тебе. Итак везде и всегда надобно быть тебя достойным. Если дашь мне слово (и сохранишь его) быть спокойною и беречь себя для лучшего времени, то я даю слово (и сохраню), что буду пользоваться сколько можно своею жизнию, буду думать о себе как о твоей свято неотъемлемой собственности. Как не уважать жизнь, когда она твоя Как не желать ее сделать тебя достойною!» Разве мысли быть тобою любимым не довольно на целую жизнь! Такое счастие подвержено ли перемене судьбы? Случай может ли им владычествовать! Нет! нет! ве¬рить Провидению! верить друг другу! всегда и везде быть достойными друг друга — вот всё! Остальное не может быть дурно! Дай же мне руку! будь мне примером! товарищем! ангелом-хранителем!
Милой друг, расставаясь с тобою — я много теряю! Боже мой! не видать¬ся! Но знаешь ли, что мы выигрываем? Свободу любить друг друга! Мы за¬платили за нее своим пожертвованием! Теперь любовь верная и чистая наша и никто не может на нее иметь права. Маменька могла бы дать нам полное счастие — о! с таким счастием ничто не сравнится! — Но теперь она уже ни¬чего у нас отнять не может. Без этого полного счастия нам нельзя быть вме¬сте. Без доверенности, но вместе — мы бы опять были рабами, принуждены бы были таиться и притворствовать, —розно мы свободны, и наша любовь при¬надлежит нам по праву. Я никогда и нигде не буду одиноким с моею к тебе привязанностию, с моею верою в твое сердце! Я буду богат мыслию, что ты моя и что всякое мое чувство, всякая мысль, всякой поступок мой будут осве¬щены воспоминанием о том, что мне всего дороже, — разве это не жизнь? Кто такой союз разрушит? Кто имеет право его осуждать? Наша жертва сде¬лана! Теперь мы выше всех, кто так равнодушно располагает нашею судь¬бою; мы спокойно можем скрыть себя в глубину сердца и в нем находить свое счастие, в нем заключить веру друг в друга, не зависящую ни от кого, и веру в Провидение, которая нас приведет ко всему и все заменит, что дурно, доб¬рым. Розно — мы не зависимы ни от кого, ни от чего. Вместе — нас только бы оскорбляли и сохранили бы еще некоторое право и на то, что у нас в серд¬це. Нет! мой ангел! для меня довольно одной моей к тебе привязанности на целую жизнь! Одно чувство распространит на нее самый прекрасный свет, который ничем не помрачится. Я буду, буду дорожить жизнию.
Признаюсь тебе, с тех пор как сюда возвратился, — я несколько коле¬бался в этих мыслях. Видя тебя снова, чувствую всё то жестокое горе раз¬луки, которое стесняло мою душу, — вижу одно только то счастие, которо¬го я лишен, и забываю о том, которое мне осталось. Видеть тебя перед собою и иметь одно только воспоминание о тебе — какая разница! Но я и не хочу сражаться с этим чувством: пускай оно меня мучит! Теперь последнее время — оно бесценно при всех страданиях! Но даю тебе слово, что убий-ственная безнадежность ко мне уже не возвратится. Нет! друг милой! Я знаю, где и в чем искать счастие. По крайней мере теперь я с одной сто¬роны спокойнее, — я ничего не жду от маменьки; я поставил себя выше не¬справедливости и пренебрежения и доволен мыслию, что она уже у меня ничего отнять не может. — Прошу от тебя только одного: — будь мне при¬мером и верным товарищем в этой твердости, в этой взаимной доверенно¬сти; ищи такого же спокойствия в самой себе. О, если бы я мог быть уверен в твоем спокойствии! Какую бы твердость это мне дало на целую жизнь!
Я сделал себе правило, которое одно мне на целую жизнь послужить мо¬жет. При всяком чувстве, при всякой мысли, при всяком намерении буду у себя спрашивать: достойны ли они моей Маши? Можно ли их ей открыть? Будет ли и должна ли она в них участвовать} Милой мой ангел, разве этого не довольно, чтобы не только не испортиться, но еще и сделаться лучшим?
Скажу несколько слов о своем плане жизни. Для меня теперь одно — за¬нятие. И это занятие будет троякое: Читать — собирать хорошие мысли и
чувства; писать — для славы и пользы; делать всё то добро, которое будет в моей власти. Милой ангел, еще жить можно! Хорошо мыслить и чувство¬вать не есть ли быть всегда с моею Машею, становиться для нее лучшим. О! я это часто, часто испытывал: при всякой высокой мысли, при всяком хорошем чувстве воспоминание о тебе оживляется в моем сердце! я стано¬влюсь как будто с тобою знакомее и дружнее. Где же разлука? Разве не от меня зависит всегда быть с тобою вместе? Слава имеет теперь для меня не¬обыкновенную и особенную прелесть — какой может быть не имела преж¬де. Ты будешь обо мне слышать! Честь моего имени, купленная ценою чистою, будет принадлежать тебе! Ты будешь радоваться ею, и обещаю воз¬высить свое имя. Эта надежда меня радует. Приобрести общее уважение для меня теперь дорого. О! как мне сладко думать, что сердце твое будет трогаться тем уважением, которое будут мне показывать. Или его не будет, или оно будет справедливое, достойное тебя, мой друг бесценный и един¬ственный. — Быть добрым на деле значит для меня любить мою Машу. Я ма¬ло, слишком мало добра сделал. Теперь много имею быть причины сделать¬ся добрее. Всякое доброе дело будет новою с тобою связию. О! если бы только это не осталось одним намерением! Боюсь своей лени, — а здесь нужна деятельность! Но ты со мною! Буду вырабатывать деньги! Часть себе, — а все, что не будет необходимым, — другим. Но и пожертвование даже будет весело. Какой прелестный у меня свидетель! Милой друг! проси Бога, чтобы он благословил меня на такую жизнь, и сама дай мне благословение любви, верности и товарищества. Всё доброе, что мы сделаем, будет для нас заслугою для счастия в глазах Провидения. Но мы будем только верить этой награде, — а действовать и без награды, только не желай, чтобы любовь моя к тебе уменьшилась. Нет! пускай она час от часу усиливается: в ней все мои сокровища.
Думаю, что буду жить в Мишенском, — то есть Мишенское будет главным местом моего пребывания — (впрочем, увидим). — Желал бы лучше в Дол-бине. Дуняша всех лучше умеет тебя любить23, всех лучше тебя понимает, и с нею всегда говорим об тебе одним языком, но у нее нет места. — Уединение для меня лекарство. Я всегда лучше с собою, когда один; душа утихает; мыс¬ли приходят в порядок, и лучшее всё подымается наверх. Для меня рассея¬ние не только не нужно, но и вредно. От чего мне рассеиваться? Неужели желать забыть? Забыть всё мне милое, всё лучшее! — Нет! моя к тебе любовь не может быть моим губителем! Теперь более нежели когда-нибудь знаю, сколько она нужна моему сердцу! Как бы то ни было, буду здесь, с ними, как можно уединеннее; порядок и занятие — этого в рассеянной жизни найти не можно. Рассеяние если не отвлечет меня сердцем от моей милой цели, то по крайней мере будет препятствием стремиться к ней на деле. Думаю, од¬нако, что изредка буду заглядывать и в Москву. Сарепта же была безумная мысль24, произведенная первым волнением. Нет, милая, совершенно уеди¬ниться невозможно — но лучшие минуты мои будут для меня со мною. Часть времени буду проводить в Черни. Одним словом, буду кружиться на своей родине. Но, Боже мой! то место, где я считал иметь всё, мой рай земной, бу¬дет уже для меня пусто или заперто. Но зачем этим себя мучить? Мой рай твое сердце — оно никогда не будет для меня закрыто. Как, однако, вдруг одна мысль всё помрачит и надобно пройти несколько времени, чтобы душа опять пришла в порядок. Какое горькое сиротство в этом слове — быть роз-но с тобою. Но разве я думаю теперь о счастии? Его нет! Нам надобно думать только о вере в счастие! Оно будет наше, когда мы будем счастия достойны. Мы еще много сокровища сберегли от бури! Но смею ли сказать, что мы сбе¬регли лучшее! О! это слово: розно Как оно раздирает душу! Другие будут иметь право заботиться о твоем счастии! А я буду для тебя чужой? Нет! не чужой! Они будут только иметь наружность права, а настоящее, данное тво¬им сердцем, принадлежит мне! В своем уголке буду думать, верить, утешать¬ся мыслию, что я живу для твоего счастия что мое право никому не будет уступлено. Это жестокое розно можно украсить; всё, всё употреблю на то, что¬бы оно не было так убийственно. Думать, чувствовать, делать, писать — всё для тебя! О! если бы только иметь довольно твердости — но моя твердость зависит от твоей. Будь моим утешителем, хранителем, спутником жизни!
Ты говоришь о поездке в Петербург — если можно будет согласить уеди¬нение и занятие с петербургскою жизнию, то я поеду. Но ты напрасно же¬лаешь, чтобы я вошел в службу — служба ничего мне не доставит! Все могу сделать пером — а для пера нужны уединение и свобода. Одно только мо¬жет меня на это подвигнуть: — петербургская жизнь нас сблизит! Но что же пользы, если только сблизит, а не соединит; а между тем бросит меня совсем не в тот круг действий, в котором я могу что-нибудь хорошее сде¬лать. Впрочем обо всем посоветуюсь с Тургеневым25. Он укажет мне насто¬ящую дорогу. Ты пишешь: нельзя, чтобы маменька не захотела тебя увидеть. Ангел мой! мне ужасно быть у вас гостем! Увидеться для того, чтобы рас¬статься, — какое мучение! Быть подле вас и не с вами, — как это тяжело! О! тогда нет ни покоя, ни твердости. Душевное волнение не дает места никакой доброй мысли укорениться; чувствуешь одно бремя жизни и же¬лаешь только его сбросить. Здесь я буду по крайней мере без забот и не зависим. — Всем бы этим я пожертвовал, когда бы мог видеть, что петер¬бургская жизнь приведет к чему-нибудь счастливому. Но еще раз повто¬ряю — наше счастие зависит теперь единственно от Провидения! вверим ему отеческую об нем заботу. На наши средства полагаться нечего. Моя по¬следняя надежда была на Воейкова. Милой друг, эта надежда пустая. Он не имеет довольно постоянства, чтобы держаться одной и той же мысли. Я боюсь быть к нему несправедливым — но кажется мне, что пылкость его и рвение более на словах и он слишком переменчив для приведения чего-нибудь к концу. Я не сомневаюсь в его дружбе, но теперешний язык его и со мною не похож на прежний. Он прежде говорил так часто о нашей жизни вместе', теперь об этом нет и в помине. II s'est trop vite resigne pour moi*.
* На мой взгляд, он слишком быстро смирился {фр.).
Мы с ним живем под одною кровлею и как будто не знаем друг друга, а нам жить вместе не долго. Одним словом, лучше не ждать ничего и ни от кого, а верить тому, кто не обманывает и не переменяется. О, мой милой друг! Ему поручаю твою судьбу и твое будущее и в этом всё мое — ты моя един¬ственная цель в этом свете. Пропади твое счастие, и я не подорожу жиз¬нию! Тогда будет приятно с нею расстаться, и слово «смерть» опять полу¬чит для меня свою прелесть. Теперь жизнь моя освящена тобою, и я буду любить ее, как твою принадлежность.
Теперь план моей жизни тебе известен — благослови нас Бог! Я уверен, что ты одинаково со мною думаешь и о себе. Я желал бы, чтобы ты более занималась и таким, что бы питало твою душу. Я желал бы, чтобы ты сколько можно более читала. План чтения у тебя есть. Форово предписание также. Неужели без меня не будешь о себе заботиться так же, как и при мне? Вот что тебе скажу: в первые дни после моего от вас отъезда мне приходи¬ло желание сделать что-нибудь такое, что бы совсем расстроило здоровье, что бы дало болезнь, и если можно смертельную, — прости меня за такую мысль, но знаешь ли, что меня останавливало всякой раз? — сожаление о те¬бе, а теперь и самая мысль о смерти возбуждает это сожаление — ангел мой! имей такое же ко мне сожаление! Береги себя! Не убей моей жизни! Я же¬лал бы, чтобы ты не бросала и своих feuilles volantes*. Записывай дни свои, мысли и то, что хорошего заметишь в книгах — я то же буду делать и с сво¬ей стороны. Когда-нибудь разменяемся.
Участие Алек(сандра) Павл(овича)26 в нас сильно меня тронуло. Какое доброе сердце! Но эта доброта не одно преходящее чувство, — нет, она выше! Она дает его душе сожаление и побуждает ее действовать для облег¬чения или утешения! Это прямая, но редкая доброта. Дружба такого чело¬века бесценна: я готов его любить как брата — и знаешь ли, что меня раду¬ет? То, что он познакомился с Тургеневым27 и они вместе — два добрых, благородных сердца— будут о нас заботиться. Я с ним переговорю о Пе¬тербурге. Если можно будет всё согласить, то он с Тургеневым всё устро¬ит. — Такая привязанность к нам милых, прекрасных людей не есть ли боль¬шое утешение? О мой ангел! сколько людей тебе желают счастия!
Авдотья Никол(аевна) приедет28, и приедет с уроками и увещаниями. Друг милой, не старайся ее убеждать; скажи ей просто, что она разрушила прямое счастие; но скажи один раз и не давай ей никакой доверенности; отклоняй даже и разговор, если она захочет с тобою обо мне говорить. Всё решено. От нее же утешения не нужно.
Я буду писать к маменьке, — но только тогда, когда с нею расстанусь. Я никакой надежды не полагаю на свое письмо, — но сказать ей всё необ¬ходимо. Ее мнение обо мне несправедливое и унизительное, — это надоб¬но ей доказать. Более ничего и не желаю. Я не хочу, чтобы она считала, что я признаю себя виноватым, что принимаю изгнание из ее дома с покорностию
* Вырванные листки (фр.).
раскаяния. Нет, такое мнение о себе ей оставить мне невозможно. Теперь она ко мне ласкова. Я этого не приму за дружбу. И вера к ее ласке совсем исчезла в моей душе. Но я благодарен ей и за добрую наружность. Теперь вижу в ней одну твою мать, и это имя для меня свято. Почтение, неожида¬ние ничего и терпение — вот всё. Письмо мое будет просто. Отъезд мой не будет разрывом. Наружность связи будет сохранена.
Прилагаю при этом письмо М(арьи) Ник(олаевны). Ответ на то, кото¬рое я к ней написал, и еще письмо Дуняши, после него написанное. Ми¬лые люди! Какое услаждение для нас их дружба и участие! Они ничего не заменят для меня, — но они будут знать мою цель! Они будут понимать мои чувства! С ними легче и бодрее буду идти к этой цели. — Милой ангел! серд¬це разрывается, когда подумаю, что ты не будешь иметь их с собою. О! для меня было бы легче, когда бы можно было отдать тебе все свои отрады! И тогда бы я не был одиноким! Нет! нет! прочь мысль об одиночестве! Моя цель прекрасная! Мой милой спутник в одном свете со мною: мы мыслим, чувствуем и живем одинаково и для одного! Боже! благодарю тебя!
Прилагаю при этом и весь пустой май. Прошу тебя всё это в него пере¬писать. От слова до слова, и прибавить свой ответ. Эта книжка будет моим законом. А то, что ты мне напишешь, перепишу для тебя. Даю тебе слово, что вся моя жизнь будет посвящена исполнению этих добрых намерений или (чтобы кончить одною чертою) любви к тебе.
Воспоминание, святая, утешительная мысль о моем друге — пусть будет оно хранителем моего сердца. Где бы я ни был, этот ангел меня не поки¬нет. С ним моя жизнь не может быть пустою, ничтожною жизнию. Нет, она будет доброю жизнию. Я чувствую в душе своей какое-то стремительное вле¬чение к добру; чувствую за себя и за тебя высокую твердость, которая го¬ворит мне: вы ни от чего теперь не зависимы. Ни судьба, ни люди не истребят того, что вы имеете! а лучшее впереди! Там Бог! Он вас видит, и вы в любви его неразлучны! Некогда будете сами это чувствовать. Л теперь только верьте и будьте выше своего жребия.
Lass mich
Aus dem geliebten Mund was meine Seele hasset Nie wieder horen! Klage dich Nicht selber an, nicht Den, der was uns drucket Uns nur zur Pnifung, nicht zur Strafe zugeschicket! Er priift nur, die Er liebt, und liebet vaterlich!
Mir sagts mein Herz, ich glaubs, und fiihle was ich glaube.
Die Hand, die uns durch dieses Dunkel fuhrt,
Lafit uns dem Elend nicht zum Raube.
Und wenn die Hoffnung auch den Ankergrund verliert,
So lass uns test an diesem, Glauben halten:
Ein emziger Augenblick kann Alles umgestallen.
Doch lass das argste sein! Sie ziehe ganz sich ab,
Die Wunderhand, die uns bisher umgab;
Lass sein das Jahr um Jahr sich ohne Iliilf erneue,
Fern sei es das mich je, was ich gethan, gereue!
Und lage noch die freie Wahl von mir,
Mit frohem Muth ins Elend folgt'ich dir!
Mir kostet's nichts von allem mich zu scheiden
Was ich besass; mein Herz und deine Lieb' ersetzt
Mir alles; und so tief das Gliick herab mich setzt,
Bleibst du mir nur, so werd' ich keine neiden
Die sich durch Gold und Purpur gliicklich schatzt,
Nur, dass du leidest, ist mein wahres Leiden!
Ein triiber Blick, einstach, das dir entfahrt,
Ist was mit tausend Farb die eigne Noth erschwert.
Sprich nicht von dem was ich fur dich gegeben,
Fur dich gethan! Ich that was mir mein Herz gebot,
That's fur mich selbst, der zehenfache Tod
Nicht bittrer ist als ohne dich zu leben.
Was unser Schicksal ist, hilft deine Liebe mir,
Hilft meine Liebe dir ertragen;
So schwer es sei, so unertraglich — hier
Ist meine Hand — ich wills mit Freuden tragen*2y.
На твое письмо завтра буду отвечать.
* Не заставляй меня // Никогда больше слышать из любимых уст то, // Что не¬навидит моя душа! Не обвиняй // Ни себя, ни Того, который посылает нам страда¬ние // Лишь как испытание, а не как наказание; // Он только испытывает тех, кого отечески любит! // (...) // Мне говорит это мое сердце, я верю и чувствую то, во что верю. // Рука, ведущая нас сквозь этот мрак, // Не отдаст нас в добычу отчаянью. // И даже если надежда потеряет почву, // Мы будем крепко держаться за якорь веры: // Одно единственное мгновение может всё преобразить. II Пусть будет худшее! Пусть со¬всем нас покинет // Чудотворная рука, доселе хранившая нас; // Пусть год идет за годом, не принося облегчения, // Я не раскаиваюсь в том, что я сделал! // И если бы у меня был свободный выбор, // Я радостно сопровождал бы тебя и в нужде! // Мне ничего не стоит от всего отказаться, // Чем я обладал; мое сердце и твоя любовь // Заменят мне все; и как бы глубоко ни низвергла меня судьба, // Если только ты мне останешься, я не позавидую никому, // Кто считает себя счастливым в золоте и пур-пуре; // Лишь то, чем ты страдаешь — для меня истинное страдание! // Мрачный взгляд, упрек, вырывающиеся у тебя, // Тысячекратно утяжеляют мое страдание. // Не говори о том, что я дал тебе, // Что я для тебя сделал! Я делал то, что требовало мое сердце. // И делал для тебя, десятикратная смерть // Не горше жизни без тебя. // То, что будет нашей судьбой, поможет мне II Вынести твоя любовь, а тебе — моя; // Как бы тяжело ни было, как бы невыносимо — // Вот моя рука; я понесу бремя судьбы с радостью (нем.).
7б
Июль
Мой милой друг! Нам рок велит разлуку! Дни, месяцы, и годы пролетят — Вотще к тебе простру от сердца руку! Ни голос твой, ни взор меня не усладят! Но и в дали моя душа с твоей согласна! Любовь пи времен и, ни месту не подвластна! Всегда, всегда ты мой хранитель-ангел будь! Меня, мой друг, не позабудь!30
Июня 28. Я еду по вашим следам. Остановился в Куликовке, в 17 вер¬стах от Орла, там где вы ночевали в последний раз, возвращаясь с ярмар¬ки. Сижу на том месте, где ты сидела, мой милой друг, и воображал тебя. Хозяйка мне рассказывала об вас, и я уверил ее, что я жених, но что неве¬ста моя не младшая, а старшая дочь той госпожи, которая у нее останав¬ливалась. Ночевать буду в Разбегаевке, на вашем же ночлеге; а завтра обе¬дать в Губкине у Крылова и поклонюсь тому гробу, который вы сами сделали. —
Ты видела меня грустным, друг милой, в последние дни, — может ли быть иначе? Во всяком положении, где бы я ни был, грусть более или ме¬нее будет в моем сердце, — она будет его обыкновенным состоянием. Могу ли когда-нибудь не чувствовать, что я лучшего не имею в жизни и иметь не буду? Но как же расстаться с нею, с этой грустью? Она есть для меня вос¬поминание; — счастия истинного, настоящего никогда для меня не будет, и я не могу даже его искать. В чем можно найти его? Но верь мне! убий¬ственная безнадежность никогда ко мне не возвратится. Тем, что осталось для меня в жизни, буду стараться воспользоваться, и так, чтобы не был недостойным тебя. Теперь должно переменить понятие о жизни. Вчера подъезжая к Мезени — я смотрел на рощу, которая растет близ дороги; погода была тихая, и роща была покрыта прекрасным сиянием заходяще¬го солнца. Чувство во мне было приятное, но с этою приятностию соедине¬но было уныние, которое всегда чувствую, когда что-нибудь подобное мне представится. Я очень понимаю это чувство. Прежде (но давно уже) с при¬ятным впечатлением соединялась всегда веселая надежда на будущее, на¬дежда неизвестная, но еще не обманутая и потому веселая. Теперь при каж¬дом таком впечатлении недостает веселой надежды и сердце стесняется. Будущее известно. Ждать того, что составляет лучшее в жизни, нечего... Для чего это пишу? Чтобы сказать тебе то, что я в эту минуту подумал. Мысль обыкновенная, слишком обыкновенная. Но в эту минуту она пока¬залась мне разительно-новою. От чего это? От того, что прежде она была просто мыслию, а теперь есть опыт; тогда убеждал в ее справедливости один ум, а теперь она представилась как необходимость, как прибежище: — Огра¬ничить себя настоящим.
Будь настоящее наш утешительный Гений31.
Милой друг, настоящее принадлежит нам. Если надежда на будущее пропала, то будем сколько возможно стараться пользоваться настоящею минутою и соберем вокруг себя всё то, что у нас есть, — предоставив всё буду¬щее без всякой заботы попечению Промысла. В настоящем мы принадлежим друг другу и настоящим должны жить друг для друга. Будем, смотря на пре¬красный вечер, наслаждаться им и не давать воли сердцу сжиматься при мысли о будущем. То, что есть, на то устремлять всё внимание и не давать никакой посторонней мысли его расстраивать. В том маленьком кружку, в котором суждено мне действовать, может найтись доброе занятие для каж¬дой минуты. А я имею свидетеля, верного и неразлучного со мною. Любви к этому другу достанет на всю жизнь.
Но всё это одно прибежище. Я уцепился за него, как утопающий за дос¬ку. Лучшего в жизни, семейственного счастия, единственного, которого мог я желать, я иметь не буду — грусть об его потере всегда останется на дне сердца. Не должно только давать ей власти — чтобы она не отравляла того, что мне осталось. Жизнь моя должна быть тебя достойна — в этом главная теперь моя обязанность. —
Но пользоваться настоящим, — эта мысль еще не имеет для меня полной ясности. Это одно только темное намерение. Во мне два человека. Один — вседневный, то есть по привычке недеятельный, следующий своим склоннос¬тям, со всеми недостатками; другой — совершенный, то есть в иные минуты готовый на всё прекрасное, имеющий высокие мысли и желания. Этого со¬вершенного я вижу часто как будто во сне, и он точно как сон пропадает, ос¬тавляя по себе одно легкое воспоминание. Надобно непременно взять, как говорится, этот сон в руку. Не надобно быть хорошим во сне; надобно совер¬шенное сделать вседневным. Совершенное: какое гордое слово... но, друг ми¬лой! если предположить себе цель, то уже должно, чтобы эта цель была са¬мая высокая. — Например, кстати или некстати, скажу то, что пришло мне в голову об удовольствии: много такого называют удовольствием, что пленяет нас одну минуту и потом исчезает, не оставив по себе следа. Достойно ли та¬кое удовольствие искания? Нет! одно удовольствие с воспоминанием есть пря¬мая принадлежность души человеческой; одно воспоминание может дать ему цену. И только такие удовольствия могут слиться в счастие. Но для этого они должны быть добрые. Об этом много бы можно было сказать; после что-ни¬будь и напишу. Еще одна мысль: пока ничто в жизни не решилось, по тех пор мы живем вне себя — всё наше; от всего чего-то ждешь; когда же узна¬ешь, что такое жизнь, — то нужда велит заключить себя в самом себе, с тем, что лучшего сберег от судьбы своей. Еще счастлив, когда это прибежище воз¬можно, когда сам для себя можешь быть приютом. Милой друг! я не буду один в этом приюте — мой лучший друг со мною! Ты!
Вот смешное замечание. В Орле остановился я ночевать на постоялом дворе. Там стоит княгиня Несвицкая с больною дочерью. Эта женщина в разводе с мужем, которого я знал. Глупой и пустой человек. Ьо вот что смешно. С глупым мужем она не ужилась, а к глупому любовнику имела нежную привязанность... Чтобы сказать всё одним словом, этот Грандиссон32 был Ник(олай) Ив(анович) Вельяминов. Чтобы быть мужем — нужны до-бродетели; а любовника делает прелестным для многих женщин мысль, что — его можно оставить. Pardon, pour cette betise. Je ne devrais pas la faire entrer ici*. Но мне хочется с тобою болтать.
Пишу к тебе, сидя у дверей постоялого двора — деревня Сорочьи Кус¬ты; в Разбегаевке от того не остановился, что завтра будет слишком велик переезд до Губкиной. Но я видел тот двор, в котором вы ночевали. Перед самыми окнами колодезь и мост. Признаю, жаль было его проехать. — Око¬ло меня бегают три забавных мальчика — здоровые и свежие, хозяйские дети. Я перекупил у них землянику, за которую они предлагали грош, а я дал пятак. Надобно было видеть их гордость, когда они торговались, и сми¬рение, когда торг не состоялся; но я их утешил, разделив эту землянику между ними. Этот великодушный поступок произвел великое впечатление над детьми, собирательницами земляники. Явилось их ко мне с полдюжи¬ны — и у всех земляника была куплена и роздана ребятишкам, за исклю¬чением одного стакана, за этим транспортом явился новый — но я отказал. Вот все мои подвиги.
Вот еще мысль, самая верная дорога к цели есть прямая. Осторожность не есть хитрость. Но хитрить значит подвергать себя опасности быть откры¬тым, необходимости поддерживать обман обманом, или себе изменить. Если цель хорошая, то чтобы к ней достигнуть, надобно и средства употреблять хорошие; — иначе дурные средства и самую цель обезобразят. Кто ищет счастия, тот должен его стоить и чувствовать, что стоит; без этого чувства не будет и счастия. Получив желаемое унижением самих себя, мы сами то уничтожаем, чего желали, ибо дело не в приобретении, а в сохранении; — приобретение — минута, сохранение — жизнь. — Но как же сохранить хо¬рошее, когда оно приобретено дурным способом и, следовательно, когда мы сами сделались неспособны им пользоваться. Важность не в присутствии сча¬стия, а в том, чтобы мы могли выдержать его присутствие.
Эта мысль написана прежде моего разговора с маменькою об Иванове.
Писал бы еще более, но темно; надобно ложиться спать, чтобы встать до свету. В Губкине опять поговорю с тобою. Эти синенькие книжки непре¬менно будут продолжаться. Прошу и тебя писать. Возвратясь, нашел их тебе много. — Хорошо, что я ничего не писал в мае. Он точно был пустой в жиз¬ни. Но ты его наполнишь. Эта книжка всегда будет при мне. Она будет моим катехизисом.
29. — Губкино. Лежу в сарае, в санях, на сене. Читаю Виландова Diogenes von Sinope33 и часто перерываю чтение, чтобы думать о тебе. Гулял и по клад¬бищу, — даже и срисовал его.
* Извини за эту глупость. Я не должен был ее сюда записывать (фр.).
Ты хотела знать мои мысли о Предведении. Право не помню, что я пи¬сал к Ив(ану) Вл(адимировичу)34 — этого письма нет у меня. Смысл, кажет¬ся, следующий: в мире под властию Божиею, два закона управляют всеми вещами. Один физический — неизменяемый, другой нравственный — сво¬бодный. Первому подчинено всё, не имеющее ума. Последнему — всё, что имеет ум и волю. Предопределение, фатализм существует только в физи¬ческом мире. Закон, установленный от века, продолжает и вечно будет про-должать действовать без всякого изменения. Но в нравственном мире нет Предопределения, иначе не было бы и воли, а без воли нет добродетели, и человек был бы машиною, самою жалкою из машин, потому что он бы чув¬ствовал свою неволю. Но Предведение и Предопределение одно и то же. Бог предвидит только то, что сам предопределяет. Предвидеть наши по¬ступки значит предопределить их, — значит отнять у нас волю. Только тогда Бог может быть нашим помощником, защитником и наградителем, когда не будет иметь сего Предведения, лишающего и его всякой свободы отно¬сительно к нам. Одному только Всемогуществу возможно было отказаться от сего Предведения. Случаи жизни устраиваются Промыслом; путь чело¬века назначается им же, — но человек сам действует, сам мыслит — чувству¬ет посреди этих случаев, сам идет по этой дороге. Все, что ни встречается с нами в жизни, есть только повод к действию и зависит от Провидения. Но как по этому поводу действовать, это зависит от нас. — Творец пре-доставил себе только одно: — судить наши действия. Не предвидя их, он оставил себе свободу нас награждать; облегчать работу, трудную для наших сил, содействовать нам, располагать случаи так, чтобы мы не могли никогда потерять силы и надежду (для этого он требует от нас одного только упо¬вания). В противном случае нет для человека надежды, а для Творца сво¬боды исполнять надежду верующего сердца. Если подумаешь, то ты най-дешь, что моя мысль гораздо более сходна с понятием о Провидении, нежели мысль тех, которые дают Богу это жестокое Предведение, думая тем дока¬зывать его всемогущество, но в самом деле только лишая его свободы. На¬добно отделить человека самого от того, что бывает с человеком. То, что с ним бывает, определяется, устраивается, предвидимо Божеством. То, что он сам бывает в этих разных случаях жизни, — зависит единственно от него и пре¬доставлено совершенно на произвол его всемогуществом Божиим. В одном и том случае человек (один и тот же) может действовать тысячью разных манеров, — доказательство, что от него зависит избрать способ действия. Иначе, где было бы достоинство человека. Бог наклоняет человеческую волю к добру, это правда, но человек властен следовать или не следовать этому влечению. В чем же состоит Провидение? В том, что оно располага¬ет случаями жизни, устраивает их к лучшему, а человеку говорит: действуй согласно со мною и верь моему содействию. Что бы ни было, мой друг, но мы должны смотреть на всё, что ни встречается с нами, как на предлагае¬мый нам способ свыше приобресгь лучшее. Надобно только верить. Как бы ни было страшно и трудно, а тайный, невидимый помощник близко.
Друг! что беды для веры в Провиденье? Лишь вестника, что смотрит с высоты На нас святой, незримый испытатель! Лишь сердцу глас: крепись! Минутный ты Жилец земли! Есть Бог! и ждет Создатель Тебя в другой и лучшей стороне! Дорога бурь приводит к тишине35.
5 um*t Орел* В Нетрубеже не писал ничего и не было времени писать. Мне было очень свободно, и я принят был очень хорошо36. Признаться, мне не ШИЛОСЬ ехать, — я боялся быть неловким, принужденным, — следова¬тельно, скучным, Но этого совсем не было, и никогда быть не может, если не захочешь иметь никаких претензий. Моя принужденность иногда быва¬ет от расположения* В иные минуты невольно думаешь более о самом себе; ОТ ЭТОГО теряешь всякую свободу, или не имеешь ни способности, ни жела¬ния быть с другими веселым, ласковым и прочее. Непринужденность в об¬ращении много зависит от первой минуты — от того, каков был в первую минуту с людьми, с которыми заводищь сношение. Если первая минута не удалась, то это делает надолго или и навсегда неловким. Много непринуж¬денность зависит от Ш трактера и образа жизни,
В первой вечер много было говорено об вас и о тебе особенно. Милая, ВИДНО опять надобно отказаться от доверенности! Ты опять больна и опять начинаешь скрываться, Ты только хочешь носить маску любви ко мне — не сердись за это выражение! Где же любовь, когда нет никакой заботы о се¬бе, когда ТЫ довольствуешься только тем, что я тебе верю, и нимало не ду¬маешь оправдывать моей веры. Правда! меня с тобою не будет, и я не буду (Шйляъ, Но помни и то, что и тебя не будет со мною, что и ты также видеть не будешь, Но следствия для меня всё обнаружат, и тогда уже сожаление не удержит меня от подражания. Подумай об этом хорошенько и будь за¬ботлива* МОЙ привязанность к жизни, мое уважение к ней основаны на МЫСЛИ, ЧТО ТЫ всё со мною разделяешь. Одна только ты можешь для меня
веё уничтожить,
Александр) Павлович говорил обо всем со мною. Предполагая нежней¬шее сожаление в сердце маменькином к нам, он думает, что всего важнее стараться переменить её мнение и что это возможно; надеется на Досифея37, Ш Ив^на) Владимировича) и пр. Милой друг, он был бы прав, если бы его ЦредптШШМ было справедливо. Я сам всего ждал от сожаления, от жела¬ний еделать наше счастие. Но их нет. Ты видишь, что маменька не хочет верить, ЧТО это тебе нужно; что она только об том заботится, чтобы и дру¬гие тому верили, Наше несчастие для нее не существует. Иначе могла ли бы она иметь дух с такою холодностию, с таким пренебрежением шутить Насчет нашей привязанности, которую называет страстию и хочет предста-ЙИТЬ смешною И странною; а нас какими-то романическими героями и тому подобным, Для нее важно только исполнение ее воли. О! она была бы
7 Зак. 263
8i
исполнена и без этих жестоких, незаслуженных несправедливостей. Она не понимает нас или понимать не хочет. Где же тут думать о перемене мне¬ния. Тогда была бы возможность его победить, когда бы она сравнивала его пожертвование с пожертвованием нашего счастия! Но она не чувствует необходимости в этом сравнении и не думает колебаться. Ей не страшно.
Ал(ександр) Павл(ович) сказывал мне, что и отец и мать его слышали об нас и были весьма недовольны, что узнавши вас они уверились в неспра¬ведливости слухов и что М(ария) Ник(олаевна)38 — как она об этом сказы¬вала Катер(ине) Яковлевне 39 — поговорив со мною, по своей проницательности всё узнала и совсем успокоилась на мой счет. Начав говорить о тебе, она смотрела мне пристально в глаза; не заметила никакой во мне перемены; и я отвечал ей холодно! чего же более? и она обещала порядочную спеть обедню тем, кото¬рые так ее вздумали дурачить. — На них нечего надеяться. Павел Ивано-вич) способен сильное в нас принять участие, но он не имеет никакой воли и ничего решительно желать не может. Он говорит о тебе с чувством; я уве¬рен, что несмотря на мнение, он в состоянии согласиться с нами в желани¬ях, — но исполнить их он не способен. При первом противоречии он нас оставит, следовательно, всё еще более испортит. Я даже скорее бы положил¬ся на Мар(ию) Никол(аевну), несмотря на весь ее флегматизм. Она имеет твердость. Стоит только найти способ привлечь на свою сторону ее мнение. Но для этого нужна бы была великая осторожность и время, если бы и ду¬мать, что и он и она могут быть нам полезны. Но что они для нас сделают? Всё, что теперь остается, есть только приобресть их дружбу, — это отчасти и сделано, само собою, без всяких пантомим и маскарадов, а просто, — ина¬че и не должно.
9 июля. Деревня Котовка. Завтра увидимся, друг милой. Вчера я про¬стился с своими хозяевами, которые, кажется, довольно меня полюбили. А с Александром Павловичем у нас идет по-братски. Знаешь ли, что мне вче¬ра было предложено? Не менее как путешествие с Алекс(андром) Павло¬вичем. Что ты на это скажешь? Я дал слово подумать, но решительного ничего не сказал. Александр Павл(ович) очень был бы рад путешествию, — но он не верит, чтобы этот план был исполним. Его уже совсем снарядили было один раз в Неаполь, и вдруг ужасное не хочу все расстроило; был не¬когда общий план ехать в Америку, и все уже было уложено, — но грозное не хочу подоспело в свое время. Его состояние тяжелое. Он совершенный невольник капризов. Время у него отнято; занятиями его располагают са¬мовластно; беспрестанно упрекают его в холодности и твердят о его неза¬висимости. Павел Ив(анович) при всей своей доброте со всем соглашается и всё сносит. Но он сносит, потому что имеет характер слабый, который во всех положениях быть может и на всё погнется. А Алекс(андр) Павл(ович), имея характер твердый, должен всё снести, обо всём молчать и всё скры¬вать в самом себе. Это его невольно от них отдаляет в душе своей, и он со¬вершенно одинок в отеческом доме. Но и в самом этом одиночестве он не имеет свободы. Напр(имер), он желал бы писать и точно имеет дарование, которое мог бы при такой охоте к трудолюбию весьма образовать, но он дол¬жен отказаться от пера — ему будут и здесь связывать руки, будут поправ¬лять то, что он напишет, и свое печатать под его именем. Служба для него прибежище. Но вот уже матери опять не хочется, чтобы он служил, а отец с нею согласен. Лучше желают, чтобы он путешествовал, а он боится, что¬бы под предлогом путешествия только не была бы у него отнята служба. — Одним словом, у него нет матери. Под этим именем безрассудное творение управляет его судьбою — желает от него любви, хочет искренности, но ес¬тественно ли быть искренним с теми, которые не предполагают в нас ни¬какой собственной воли, не дают нам ни радости, ни права мыслить, а тре¬буют одной слепой и безответной покорности! Это ожесточает человека с характером твердым. Он мог бы иметь в отце и товарища, и друга, и участ¬ника в счастии, когда бы отец его был с ним свободен, когда бы чужая воля не управляла его слабою волею. Но безрассудство матери не только об¬ременяет сына, но и отца с ним разлучает. Таково его положение. К мате¬ри он иметь привязанности не может, — он может только рабски молчать перед нею; к отцу так же, — от него не надеется он ни справедливости, ни помощи, ибо доброе сердце его молчит перед самовластием матери. К тому же его не понимают. Он выше их образом мыслей и чувствами. В своей гор¬нице со мною он совсем не тот, каков в гостиной с отцом и матерью. Глав¬ное его чувство — желание оставить дом семейственный, где нет ему ника¬кого счастия. Такое положение ужасно.
Путешествие было бы весьма приятно с таким товарищем, каков Алек¬сандр), а ему очень было бы хорошо со мною, — я в этом уверен. Между тем это бы сохранило мою с ними связь, а они для нас нужны. Твое же сер¬дце и мое не могут перемениться. Путешествие не рассеет меня, и ничто в свете не отнимет у меня лучшей моей драгоценности: любви к моему зем¬ному спутнику. Подумай сама об этом, мой бесценный ангел. Эта мысль — уехать за границу — ужаснула бы меня в другое время, но теперь и без того надобно будет разлучиться, и скоро. Я думаю, что я должен уехать от вас сам, а не ждать вашей поездки в Дерпт. Как жить у вас, зная образ мыслей ма¬меньки? Как быть у вас только терпимым; иметь только приют— уехать, с вами видаться, но не жить у вас. Я желаю знать твое мнение на этот счет. Подумай, милая, что маменька видит во мне Иванова и ставит меня на одну с ним доску. К тебе, мой друг, я привязан теперь более нежели когда-ни¬будь, — прошедший месяц убедил меня, что эта привязанность необходи-ма для моей жизни. Теперь знаю на опыте, что имею такое благо, которого ничто, ни обстоятельства, ни случай у меня не похитят. Но от маменьки бла¬годеяний принять не могу. Она не должна думать, чтобы чем-нибудь мог¬ла заплатить мне за ту дружбу, которую я от нее требовал в замену моей и чтобы была какая-нибудь замена того счастия, которого она меня лишила с таким спокойствием. Милому человеку простить не можно, хотя бы и же¬лал. Я недавно между письмами нашел одно свое письмо, писанное к ней в Москве в марте 1811 после вашего отъезда. Не помню, почему оно не
7*
83
послано, — но в этом письме я прошу от нее доверенности и уверяю ее, что это единственный способ переменить мою к тебе привязанность в чувство брата и сделать нас счастливыми. Это письмо я ей отдам в доказательство, что она не захотела нашего счастия. За последний тяжелый месяц я готов даже благодарить Провидение. Оно жестоким способом преобразовало мое сердце и сделало его тебя достойнее. Теперь люблю тебя как причину все¬го, что может сделать мою жизнь хорошею. Надежда моя не пропала, — но от нее отделилось беспокойное нетерпение, которого место заступила без¬заботная доверенность к Промыслу. Пускай он всё устраивает сам, и всё будет устроено к лучшему. — Будущее всё еще наше, — не будем мешаться в распоряжения отеческой власти, а будем только думать о том, как бы за¬служить от нее награду. Такая мысль, мой друг, не дает ли душе утешитель¬ное спокойствие: что перед этою надеждою случаи жизни?
Как тяжела рассеянная жизнь! Я это чувствовал во всё время нынешне¬го моего путешествия. Счастлив тот, кто может заниматься и уметь не ску¬чать с самим собою. Дорогою из Муратова в Орел я завел разговор с Пав¬лом Ив(ановичем) о свадьбе Толстого (Варф(оломея) Вас(ильевича))40, в которой он много участвовал. Из этого разговора заключить можно толь¬ко то, что он всё для нас сделать может и ничего не сделает. Он любит тебя нежно, и его редко доброе сердце заставит его с жаром взять твою сторону, но он не устоит против противоречий. Как бы то ни было, всё ты можешь иметь в нем доброго защитника.
Теперь вспомнил еще одно, что слышал о тебе от Павла Ивановича. Ты возвратилась с ярмарки с больною грудью, и у тебя болел бок. Он (который тебя останавливал от поездки) спросил у тебя, не повредило ли тебе это путешествие. Ты и не подумала ничего сказать. Напротив, успокоила его и, по обыкновению своему, рассудила страдать молча... Неужели это все¬гда так будет. Когда я видел тебя в последний раз, ты была бледнее и каза¬лась нездоровою. Друг мой, какого же мне счастия велишь ты искать на све¬те, когда не буду иметь доверенности к твоей любви. И есть ли какое-нибудь в тебе ко мне сожаление! Ты последнее сама у меня отымаешь, последнее добровольно хочешь разрушить!
Если можно, друг мой, спиши мне некоторые мысли, которые в этой тет¬радке. — Я желал бы их сохранить. Этот список доставить мне с Марией Николаевной.
Милой друг, когда я стоял в церкви и смотрел на нашу милую Сашу41 и когда мне казалось сомнительным ее счастие, сердце мое было стеснено и никогда так не поразило меня слово Отче Наш и вся эта молитва. Я читал ее или, лучше сказать, объяснял для себя совсем иначе, нежели как это слу¬чалось прежде. Во мне возбудилась доверенность к Промыслу и будущее не было уже так страшным. Я обещал Саше написать эту молитву с собствен¬ными, немногими прибавлениями. Где же лучше написать ее, как не здесь? Пусть будет она прежде для тебя, а потом и для нее. Жаль, что это не напи¬салось тогда же, так, как было в душе.
Отче наш. Что утешительнее этого имени, друг мой! Отец, наш Отец и всесильный, следовательно, всё строящий к благу. И ты и она будете счаст¬ливы, — сердца ваши достойны счастия. Отец, а мы дети. Вообрази обязан¬ности, налагаемые на нас этим именем! Вообрази счастие с ним соединен¬ное! Быть добрыми детьми доброго Отца и Отца всемогущего. Можно ли бояться жизни! Мы живы, и он наш Отец, — мы созданы для этого святого семейства! Где же одиночество? И земля и небо разве не наш отеческий, семейственный дом? Я живу в доме Отца моего, в доме, куда ни зло, ни несчастия не входят, а когда входят, то единственно только для того, что¬бы мы живее могли почувствовать всю безопасность отеческого крова, жи¬вее почувствовали всю красоту милого, отеческого края. — Где лучше то¬варищество, как не с Отцом? А этот Отец наш товарищ. Перед ним всё ясно. Он нас видит и слышит. Не нужно языка, чтобы перед Ним выражать свои чувства. Они для Него понятны. Только нам надобно понимать язык Его.
Иже ecu. Какое утешение! Какую твердость дает душе это слово ecu. Он существует, — Он есть наш товарищ, наш защитник, судия нашего сердца неизменный, неподкупный. Он есть, — в этом слове вся наша судьба, все наши надежды, утешения и подпоры. Он есть, — он везде, где бы мы ни были, и мы носим его в своем сердце, и он везде наш, везде видим нашему сердцу. На небесех. Там, где увидим Его некогда лицом к лицу, — где Он всё для нас объяснит. Но и объяснение нужно ли нам будет! На небесех — этим величе¬ственным словом всё еще здесь объясняется. И на земле. Здесь, где Он наш товарищ— на жизнь и смерть, в горе и радости! С Ним прямо к цели! Что дорога жизни с таким сопутником! Куда ни оглянись, — Он везде на земле, везде видим в могуществе и благости и всюду слышен сердцу, — только скло¬няй слух к Его утешительному голосу! Только научись понимать Его! Толь¬ко верь и люби. Да святится имя Твое. Можно ли сказать без чувства Отцу, да святится имя Твое? Имя милое. Вообрази сына, который святит имя от¬ца, — святит его всем: любовию, когда он еще с ним, воспоминанием, когда его уже нет. Но отец земной разлучается с своим сыном; с Отцом небесным разлуки нет. — Да святится имя Его любовию, благодарностию, надеждою и твердостию. Да приидет царствие Твое. Не то царствие, которое начинается для нас за гробом, — оно откроется вместе с гробовою доскою, и эта минута сама собою наступит. Желать ее ускорения можно только в минуту забвения самого себя и значило бы нарушать закон вечный, — но царствие сие да нач¬нется для нас на земли. Вообразим, что оно уже началось, что мы все граж¬дане этого царствия. Если не все с нами согласны в покорности, то будем покорны каждый отдельно своему царю, будем верными подданными его престола и скажем: Да будет воля Твоя якоже на небеси и на земли. Здесь и там. Мир земной да сольется для нас с миром небесным. О как не предаться в Его волю, когда всё так обманчиво и тленно на земле! Но как же и земная жизнь становится возвышенною, когда предаешь себя этой воле, всем земным управ-ляющей! Хлеб наш насущный дождь нам днесь. Всё Провидению и обо всём бес¬печность младенца. Верь и будь достоин, — остальное дурно быть не может.
И остави нам долги наши. Суди нас как отец! И дай нам в Твоих милостях уроки добра! Самые Твои наказания да приемлем как милости и наставления. Яко-же и мы оставляем должником нашим. О! Это пишу от всего сердца! Прочь низкое! прочь злоба! С именем Святого Отца — всем любовь или всем — прощение. Бог станет нас судить, как мы сами здесь судили. Друг мой! Я на¬чинаю теперь новую дорогу жизни: вон из сердца всякое чувство ненависти и злобы. Оскорбления не чувствовать не могу — но прочь низкое и злоба! Я бу¬ду достоин моего Небесного Отца! Вся моя жизнь его Провидению.
Не введи нас во искушение, но избави нас от лукавого. — Не несчастие для нас искушение, но слабость души, приводящей к ропоту, который все унижа¬ет: и жизнь и свет делает противным! Отчаяние — вот опасный враг; тот лукавый, от которого да избавит нас Отец Всевышний. Оно и небо и землю покрывает для нас темнотою, в которой исчезает путь Провидения. Дух бодрый на дороге бед!
Воейков сей час рассказал мне ваш разговор с маменькою. Боже мой, сколько обвинений!
Последнее! и кончу навсегда! Сей час мы говорили с Воейковым, — об¬нялись, плакали и дали друг другу слово в братстве от сердца. Друг мой — будь с ним искренна, ищи в них обоих подпоры и верь им. Доверенность не будет обманута. Сердце мое рвалось, когда я воображал тебя с ними оди¬нокою. Теперь легче, но ради Бога не таись ни в чем и всё дели с ними. Мне же остается теперь одно: — вера в твое сердце! Если в нем сбережено бу¬дет мое место, если твое уважение ко мне будет всегда неизменно, — чего мне останется желать? Моя судьба теперь вся от тебя зависит; никто дру¬гой на мою жизнь влияния иметь не может. Ты и Провидение — в вас мое верное счастие. Тебя отдаю под его защиту, а сам даю тебе слово предаться ему с совершенным спокойствием; оно сохранит нас: — мы перед ним не¬винны; мы желали и желаем счастия, основанного на всём добром. Оно нас приведет к Нему, — когда? Это неизвестно! Но думай, верь всякую мину¬ту, что мы к Нему идем! Эта спокойная надежда стоит счастия. Я боялся одного: — чтобы не захотели делать насилия твоему сердцу. Саша и Воей¬ков ручаются за его сохранение. Я просил Воейк(ова) как друга, как брата, быть твоим помощником, твоим утешителем. Нет! он не обманет меня. Он это завещание верно исполнит. Сохраняя твое спокойствие, он будет и моим благотворителем. Я просил его ничего более для нас не требовать, но быть только всегда на наш счет неизменным во мнении. Это для него не может быть трудно. Только будьте согласны и не имейте недоверчивости друг к другу. Ангел мой, прости! Благослови тебя Бог!
Я жив — и ты моя!
В этих двух словах весь мой жребий...
(Сентябрь)42 Всё в жертву за нее!43
Ты хочешь ответа — что сказать тебе. Базиль! Меня огорчает чрезвычай¬но твоя малая доверенность к Промыслу. Друг мой! я не буду несчастлива и не могу быть несчастливою. Добрый, милостивой Отец, который везде со мною, который любит меня для тебя (для меня! Боже мой, стою ли та¬кой высокой обо мне мысли!), может ли Он допустить это? Lamour parfait chasse la crainte— oh! je ne crains rien je t'assure; j'espere j'attends tout et ce n'est pas en vain, crois-moi*. Ein einziger Augenblick kann alles umgestaken**45. Это так верно, и я так уверена, что это будет, что смотрю на теперешнюю жизнь, как на срок, который мне дан, чтобы приготовиться к счастию, что¬бы иметь возможность сказать: теперь я его достойна! и достойна делать счастие ангела! О! моя жизнь мне драгоценна — и я берегу ее как твою при¬надлежность, которую некогда должна буду тебе возвратить! Базиль, чего нам бояться! — Отложим на час все надежды (или крепкую веру на благость Божию, потому что счастие наше впереди и оно верно) и посмотрим на вещи с дурной стороны. Могу ли я зависеть от В(оейкова), каков бы он ни был? Мое всё со мною, если он имеет особенные планы, то все они до меня не касаются; влияния на судьбу мою он всё же иметь не может, потому что с твердостию, с полною верою в твое сердце, я не могу быть столько слаба, чтобы забыть тебя и себя. И только в таком случае, когда они совершенно вооружат мое сердце против себя, позволю себе такие средства, которых теперь ничто бы извинить не могло. Ты говоришь: расставшись теперь, мы расстаемся с надеждою жить когда-нибудь друг для друга — нет! я буду жить для тебя, и верно придет время, что буду жить и вместе — но теперь еще это невозможно.
После возвращения нашего из Дерпта, я не только всего надеюсь, но точно уверена в счастии, а теперь я еще его недостойна! Два года эти будут проведены розно — цель моя есть: делаться лучше и достойнее тебя. Это разве не то же, что жить вместе?
Счастье впереди! Вопреки всему, будь его достоин, и оно будет твое. Одного только я бы желала: большую доверенность на Бога и беспечность младенца — тот, кому всё поверишь — всё и сделает. Вспомни наши планы, нашу надежду на Авд(отью) Ник(олаевну), на Вой(ейкова): не помогал ли нам Бог! Что мы несчастливы — от того, что не умеем возложить на Него свою доверенность. Он для нас всё сделает! Базиль! ты слишком огорчаешься разлукой. Скажи, много ли ты имеешь утешения теперь, будучи вместе? Правда, что вчера мы имели хорошие, милые минуты, но они тебя не
* Совершенная любовь изгоняет страх — о, я ничего не боюсь, уверяю тебя; я надеюсь и жду всего, и это не напрасно, верь мне (фр.).
** Одно-единственное мгновение может всё преобразить (нем.).
достойны. Mon ange, ta vie doit etre active, utile a tout ceux qui t'entoureront, mais pas seulement a ceux qui seront avec toi. Elle doit Fetre aussi к moi. Ton exemple me donnera des forces et du courage*. Друг мой, одно место в твоей тетрадке меня огорчило, но ты верно сам раскаиваешься в этом. Твоя жизнь не нужна, не драгоценна!.. О, Базиль! ты знаешь, что моя связана с твоею! Je n'aurai de force et de resignation qu'autant que je pourrai etre tranquille sur ton compte, mais des que j'aurai perdu cette seule consolation, il n'y aura plus ni bonheur, ni espoir pour moi**. Береги свое здоровье — ты об нем уже давно не думаешь. Базиль! для тебя начнется ничтожная жизнь! О Боже мой! топ ami, il faut etre plus grand que le sort, tu ne te ressembles plus — il faut monter la montagne pour voir le royaume de Cachemire. Si Dieu voulait nous eprouver par de plus grands malheurs encore, Basile, je suis heureuse, en possedant ton cceur; mon sort est digne d'envie. Comment ne pas tout faire pour me perfectionner, pour me rendre digne de la recompense que j'ai regue avantie combat. Oh! je me sens beaucoup de force et de resignation surtout.
Ecoute mon ami! je t'en prie ne donne pas la lettre a maman. Elle ne pourra faire aucun bien, mais si тёте elle en faisait, je te prierai encore de ne pas la donner***. Оставь всё на власть лучшего заступника, и ничто не пропадет. Если у тебя есть силы, то поговори с ней сам, но этого я желала бы только для того, чтобы она хотя последние два дня была лучше с тобою. О! какое ее ужасное раскаяние ожидает! Базиль, как мы счастливы в сравнении с нею. — Eh bien: mon ami, point de lettre, oui! tu me le promets. N'as tu pas assez de ton propre cceur: de ta conscience, qui doit te mettre au-dessus de tout. Et puis si tu le veux moi et nos amis sont aussi pour toi****. Послушай, она слишком чувствует сама, что она не права; доказательства ей не нужны; при¬знаться ей тяжело, и от письма твоего она этого не сделает. — Ты бы меня много утешил, если бы послушался в этом. Я боюсь за ее здоровье, — нам
* Мой ангел, твоя жизнь должна быть деятельной, полезной для всех тех, кто тебя окружает, а не только для тех, кто будет рядом. Она должна быть такой и для меня. Твой пример даст мне силы и мужество (фр>).
счет, но как только я потеряю это единственное утешение, для меня не будет ни счастья, ни надежды (фр.).
*** Мой друг, нужно быть выше судьбы, ты больше не похож на себя — нужно подняться на гору, чтобы видеть царство Кашмира. Если Бог захочет испытывать нас
судьба достойна зависти. Как же не сделать всего для самоусовершенствования, что¬бы быть достойной вознаграждения, которое я получила до борьбы. О! я чувствую в се¬бе достаточно сил и покорности одновременно. // Слушай, мой друг! я прошу тебя, не давай письмо матери. Она не сделает ничего хорошего, но даже если бы и сдела¬ла, я все равно просила бы тебя не давать его ей (фр.).
надобно ее беречь. — О Базиль! что нас разлучит? Цель, желания, надеж¬ды, действия одни! А какое счастие еще нас ожидает! Оно будет! Бог мне это говорит!
Теперь поговорим о том, чего я от тебя требую. Tu me prometteras de t'occuper beaucoup. Basile, tes compositions feront ma gloire et mon bonheur*. Если бы ты знал, сколько мне упрекала совесть это бездействие, в кото¬ром ты жил до сих пор. Я не только причина всех твоих горестей, но даже и этого мучительного ничтожества, которое отымает у тебя будущее, не давая в настоящем ничего, кроме слез. — Итак, занятия! непременно за-нятия В одной книжке ты сказал, что оно будет для тебя драгоценно, потому что твоя слава будет моя; я надеюсь на твои обещания. Еще: я бы желала очень, чтобы ты занялся воспитанием детей. Друг мой, это счастие, которого не надобно отвергать — а кто может более тебя сделать им пользы? И так ты сделаешь и счастие их матери. Ты мне и это обещаешь? — Твор¬ца надобно благодарить только за жизнь, сказал ты. (О! как я была счаст¬лива в эту минуту!) Послушай, Базиль — а эта жизнь есть только испыта¬ние, которое легко перенести можно! (Легко! легко только с таким ангелом утешителем, как ты!) Вообрази же награду, которая нас ожидает! Боже — мы твои дети!
Comme je voudrais te donner toute ma force et tout mon courage — mais cela aussi, c'est a toi que je le dois. (А я! Чем я тебе не обязан! Ты во всей силе слова моя благодетельница.) Je me sentais si faible, si differente de moi meme. Toi qui fais tant de bien, comment n'est tu pas heureux!**
Обещай делать всё то, о чем я тебя здесь прошу. Скажи, что ты надеешь¬ся. О! мы точно вместе будем счастливы. — Une voix intime me ce dit. Et celle la ne trompe jamais.
Je te promets de t'ecrire toujours, quel que part que je sois. Sur ce point—je suis sure de Woeykoff et quand nous serons a Petersbourg Ал(ександр) Пав¬лович) me sera d'une grande utilite. Tes lettres a lui seront pour moi aussi, et puis les lettres d'Eudoxie seront dictees par toi***. Ты будешь писать рецен¬зию между строк. Но главное то, что мое сердце поймет, чего нельзя будет написать. О! счастие — наше! — я это говорю за полтора дня до разлуки с тобою: стало быть я его предчувствую (вопреки всему).
* Ты мне пообещаешь больше заниматься собой. Базиль, твои сочинения со¬ставят мое счастье и мою славу (срр.).
** Как я хотела бы тебе отдать всю мою силу и всё мое мужество — но и этим я тебе обязана (...) Я чувствовала себя такой слабой, такой непохожей на саму себя. Ты, который делаешь столько добра, почему ты несчастлив! (фр.).
*** Внутренний голос говорит это мне. А он никогда не обманывает. Я обещаю писать тебе всегда, где бы я ни находилась. // С этой точки зрения я уверена в Воей¬кове, и когда мы будем в Петербурге, Ал. Пав. будет мне очень полезен. Твои письма к нему будут и для меня тоже, и письма Дуняши будут продиктованы тобой (фр.).
6 Зак. 263
«9
Ангел мой! Бог тебя благословит! Я не имею сил сказать: прощай Да и не должна! мы не расстанемся. —Je te benis, je prie pour toi a tous les instants du jour! Ma vie! Perseverance*.
He недоверчивость к Промыслу46, мой друг, а забвение самого себя, ес¬тественное следствие смущения и горести. Я видел, сколько печального ожидало тебя в будущем; многое может быть и увеличивал, — когда поду¬маю об этом и теперь, то такое же смущение; но теперь имею твое письмо — оно ото всего защита! Я его перечитываю, и всякой раз имеет оно на меня влияние доброго дела, — я готов прыгать; чувствую себя легче и живее. Но знаешь ли, что я не даю себе воли часто читать это бесценное письмо. Я откладываю его нарочно, как радость, чтобы иметь и наслаждение ожида¬ния. L'amour parfait chasse la crainte**. Вот в чем твое совершенство. Ты име¬ешь такую спокойную веру. Она дает и любви твоей большую высокость. Ты лучше меня любить умеешь, и я в самой моей к тебе привязанности должен принять тебя же за образец.
Так, мой друг, будем смотреть на разлуку, как на срок — будем наде¬яться. Мы сделали условие с теми, кто об нашем счастии будет заботиться более нас самих. Будем уверены, что всё хорошее будет, и не позже, не ранее, как нужно. Готовить(ся) в ожидании. В этом слове теперь для нас жизнь. Но все это не было бы для меня так понятно, когда бы я говорил тебе от одного себя; но и тут милость ко мне Провидения. Я должен был на минуту забыться, чтобы мой ангел изъяснил мне мою должность — и каким языком! — самый язык совести никогда не будет для меня так убе¬дителен. — Язык утешения, радости, одним словом — язык моей Маши. Накануне и в самый день отъезда, я сказал от сердца, что жизнь прекрас¬на, — это твое дело. Ты представила мне в будущем столько прекрасного. Своему проступку обязан я тем, что начал еще более тебя уважать, на¬чал чувствовать твое превосходство надо мною, а как весело его чувство¬вать! Твои наставления кажутся мне чем-то святым! И кто имеет то, что я имею? Стоит о тебе вспомнить, чтобы обрадоваться, что я жив; стоит развернуть твое письмо, чтобы во всякое время жизни иметь утешение; ободрение для хорошего дела, защиту от дурного; поощрение к прекрас¬ному; — всем, всем я обязан тебе; как весело в этом признаваться! Зна¬ешь ли, что я перечитываю это письмо с восхищением, но не даю себе этого удовольствия каждый день, чтобы оно было дороже от ожидания. Вечные мечты! Ты мне велела назвать тебя своею матерью, за ту нежную заботу о моей судьбе, которую ты имеешь. Нет, мы не расстаемся — вся наша жизнь будет тесным сношением друг с другом, une correspondance
* Я тебя благословляю, я молюсь за тебя каждое мгновение дня! Жизнь моя! Постоянство (фр.).
** Совершенная любовь изгоняет страх (фр.).
intime*. Всё, что ни сделаю в жизни — всё для тебя, ты будешь знать обо мне и будешь радоваться.
(Я не пишу того, что было писано о Воейкове. Несправедливость!)
Райское вместе поручим Богу. Теперь одно, мы живы и друг для друга. Заслуживать! При этом слове все силы душевные возбуждаются et il me semble deja voir le royaume de Cachemire**47. С маменькою можешь обо мне говорить свободно; теперь имеем на это право; никто, кроме нее, не может нас сблизить.
Ты говоришь: ta vie doit etre active***. Надобно было всё это слышать от тебя, чтобы сильно пожелать исполнить. Бесценное завещание моего дру¬га, как его преступить! Мой пример для тебя нужен! нет, я могу только под¬ражать тебе! Oui! montons la montagne!**** Жизнь впереди! Какое счастие: resignation et courage! Si tu veux mon exemple, tu Гаига*****. Теперь мое пра¬вило (и даю слово его исполнить!): жить, как ты велишь! как тебе нужно! У ме¬ня баронесса48 спросила: какие же теперь мои намерения? — И ей отвечал: никаких! жить, как ей надобно! В этом всё! (Милой друг, прости! я не утер¬пел, чтобы ей не сказать о своем предложении; мне хотелось, чтобы она знала в совершенстве что ты И какое для меня наслаждение видеть, как добрые сердца тебе удивляются! Вот истинное мое достоинство: быть лю¬бимым такою душою, как твоя!)
Теперь слово о том, что ты от меня требуешь! — Требуешь, милой друг: какое счастие тебе повиноваться. Бездействие! Нет! оно было не от тебя. Теперь мы розно, и что же влечет меня к деятельности? Ты! Что же когда бы мы были вместе и вместе счастливы? Итак, вини не себя, а тех, которые наше вместе разрушили.
Вот мой кодекс. Писать (и при этом правило — жить, как пишешь, чтобы сочинения были не маска, а зеркало души и поступков). Это будет моею с то¬бою корреспонденциею. Слава моя будет твоею. Мне сладко теперь думать о уважении, которое могу заслужить от отечества и которого причиною бу¬дешь ты. Эта мысль дает мне гордость и силу. Слава моя будет чистая и до¬стойная моего ангела, моей Маши. Я буду писать много и беспрестанно.
Воспитание детей49. Это занятие будет посвящено тебе же. Но как же я рад, что ты угадала мои мысли. Я сам хотел употребить на это часть време¬ни. Тем лучше, что это занятие будет исполнением твоей воли.
Владимир будет написан50. Мы не розно. Мой Ангел вдохновения всегда со мною. Мои милейшие желания исполнены в твоей любви. Остальное Провидению. Нет, моя белая книга не останется пустою, — я белой книги не
* тесное общение, личная переписка (фр.). ** и кажется, что уже видится царство Кашмира (фр.). *** твоя жизнь должна быть деятельной (фр.). **** Да! взойдем на гору! (фр.). ***** смирение и мужество! Если ты хочешь, чтобы я стал тебе примером — я им буду! (фр>).
6*
91
страшусь51. Провидение твоею рукою начертало в ней невидимые черты, видимые сердцу: — жить для Маши, для всего доброго, быть ее достойным, и этим заслужить счастие, которое верно. Ты получишь ее из моих рук, и пол¬ную, полную, и во всякой час. Всё недостойное тебя забыто или будет от¬брошено. С таким предметом я счастлив. Вот мои ежедневные занятия:
1. Собрание понятий о религии. Надобно сделать тебе мою исповедь. Я не могу быть перед тобой лицемером. Я не имею того, что называется полным понятием о религии. Но желаю верить и буду иметь чистую, достойную человека и Бога веру. В этом ты мне порука. Искренность в этом желании, и довольно. Душевно буду искать убеждения, той веры, которая нужна для счастия, которая совершенствует сердце. Что бы ни было, но жить по пра¬вилам христианства. Это ведет к Небу. Итак: чтение Свящ(енного) Писа¬ния, книг о религии и твоей книжки. Свои мысли об этом предмете и для тебя особенное собрание этих мыслей.
2. Чтение моралистов52. Хочу непременно делать свои прививки, то есть каждый день к какой-нибудь хорошей чужой мысли прививать несколько своих. Собрание этих мыслей для тебя. Надобно, чтобы каждый день был означен своею особенною мыслию.
3. Каждый день две или три страницы прозы о чем бы то ни было. Это со¬ставит со временем порядочный материал для журнала. Особенный список для тебя. На это уже готов альбом.
4. Всякой день непременно писать в стихах, и всё будет для тебя переписано.
5. Чтение книг о воспитании. Прежде нежели приняться за дело, надоб¬но понабраться мыслей и чужих, если нет своих. Из этих материалов со временем составить письма о воспитании и письма к Дуняше о ее детях. Может выйти прекрасная книжка.
6. Записывать свой день. Это для тебя. Дурное и хорошее без закрышки перед моим другом, перед моею совестию, перед вторым Провидением моим. Видишь ли, какая куча занятий, и при всём этом оживотворитель, ободритель, свидетель ты, мой друг, моя благодетельница. Вот и располо¬жение часов, чтобы ты знала, чем я в какую минуту занят.
6 час. Чтение Св. Писания и т(ому) под(обного) и твоей книжки. 7—8 Проза (письма).
9 Ходить.
10, 11, 12 Стихи (письма).
1—2 Материалы для Владимира.
3, 4, 5 Произвольное занятие. Не худо и поспать.
6 Ход(ить.)
7. 8, 9 Чтение мор(алистических) книг и о воспитании.
10 Записки дня.
От тебя желал бы, чтобы ты делала 1, 2 и б для меня, как я для тебя. Ка¬жется, что это возможно. Сделай книжку, в которую бы записывать лучшее из Святого Писания и духовн(ых) писателей. К этому прибавлять свои за¬мечания. Другую книжку для записывания лучших мыслей из всех книг и к ним также свои замечания. Наконец, каждый день в десяти строках за¬писать в журнал (в голуб(ую) книжку) всё это для меня. Этот журнал будет вместо писем. При случае отдавать на почту, что будет легко. Мне же осо-бенно писать к тебе будет нельзя. Но в Дуняшиных письмах всё подчеркну¬тое будет мое.
Что же касается до денег, то вот мое требование (поздно я вздумал тре¬бовать!). Могут случиться весьма затруднительные обстоятельства — ты не имеешь об них понятия; но верь мне. Может случиться то, что деньги вам будут спасением. 1000 Дуняшины и еще другая 1000, которую получишь от меня, должны у тебя храниться как залог. Обещайся мне до этих денег ни в каком случае не касаться и беречь их на черный день. Если решишься исполнить мою просьбу, то успокоишь меня совершенно. Я боюсь ваших нужд. Не иметь денег в такой дальней стороне есть быть невольником и самым жалким (а ты обо мне не подумала и раздала без нужды свои день¬ги. Это меня очень огорчило и огорчает). Береги эти деньги, как мамень¬кино добро. Условие: не тратить их ни на что, а беречь про черный день. — Если дашь слово исполнить это условие, то я буду спокоен.
Теперь последнее слово. Друг мой, perseverance*, твердость деятель¬ность в горе; вера к будущему. — Одним твоим словом: devant Dieu** ты дала мне всё: силу, надежду и даже счастие. Мысль, что ты призовешь меня на помощь, когда нельзя будет ничего другого сделать, заменяет для меня всё. Всё прочее заключено для нас в одном: будем достойны сво-его счастия.
26 сентября. Все это было написано 15 сентября. Милой ангел, кто бы мог ожидать такой перемены! Ein einziges Augenblick kann alles umgest-alten***53.
Маша, дай руку на счастие. Мы будем вместе; вместе как мило это слово после двух месяцев горькой мысли, что мы расстались. Теперь нечего и некогда тебе сказать. Прости, друг бесценный! Без вас буду много думать о нашей будущей жизни, о нашем милом вместе; каком — об этом напишу и для тебя. Это будет последним моим письмом к тебе и единственным, какое ты иметь будешь. Между тем, чтобы ты знала, что буду без тебя де-лать, то вот рапорт.
1. Написать план нашей жизни (ангел, нашей). 2. Переслать к Тургеневу мои сочинения. 3. Собраться в Дерпт. 4. Послание к Государю54 и перевес¬ти Библию.
* Постоянство (фр.).
* Перед Богом (фр.).
* Одно-единственное мгновение может всё преобразить (нем.).
Всё то, что ты читала здесь, было бы планом моей жизни без тебя. — Оно останется таким же, но к этому прибавится только милое, одушевительное с тобою. Надобно сделать, чтобы наше вместе было как можно яснее и спо¬койнее, но чего не снесешь для этого вместе. Ты будешь моим ободрите-лем, моею наставницею. Боюсь только, как бы Авд(отья) Никол(аевна) все¬го не расстроила. Но это уже твое дело. Друг мой, будь моею защитницею. А я постараюсь обогатить себя такими мыслями, которые бы утвердили, а не расстроили наше счастие. Прости, душа, радость, жизнь!
 
Дерпт 18151. Апреля 10. Я хотел написать для себя всё) но мысли не ясны. Основание их то же; но я их не вижу перед собою и писать с принуждени¬ем то, что вылиться должно из сердца; с холодным умом то, что должно го¬ворить чувству, быть не только правилом, но и ободрением на жизнь, не должно. Подождем лучшего времени и воспользуемся лучшею минутою. Теперь скажем только: всё в жизни к прекрасному средство2. Эта книга3 долж¬на быть моим лучшим товарищем, верным поверенным, подпорою на бу¬дущее, судиею и свидетелем поступков.
Апреля 12. Милой друг, моя Маша4 на всю жизнь — твое письмо меня ре¬шило, и все мои сомнения исчезли. Я отсюда уеду и счастлив мыслию, что уеду. В этот месяц кажется мне, что я прожил целый век — сколько разных перемен. Сначала бедное старое одиночество. Потом то, чего бы я никогда не мог себе представить: свободное пожертвование5 привязанностию моею к тебе и твоею ко мне, пожертвование, соединенное со сладким чувством; — несколько дней или, лучше сказать, лет, проведенных с тяжелым чувством, что ты более для меня не существуешь; наконец снова Маша моя, вся моя старая привязанность со всеми своими чувствами, со всею своею жизнию в мо¬ем сердце и самая разлука, как счастие! всё это в несколько дней! Но теперь уже перемен не будет! Одно чувство на всю жизнь! Всё будущее, основанное на одном чувстве —дай мне руку, мой ангел-хранитель!6 Возвращая свои к те¬бе чувства, всё, что до сих пор было настоящею моею жизнию, я ничего не теряю! разлуки для нас нет! Расстояние разделит ли наши сердца, полные друг другом! То чувство, которое нас связывает здесь, через короткое время свяжет теснее там, где нет разлуки! Всё в жизни к великому средство!7 На эту минуту средство к великому заключено для нас в разлуке! Воспользуемся этим средством, как угодно Провидению! без ропота, с полною надеждою, что всё доброе будет иметь свою награду! Боже мой, как нам вообразить, что мы не¬счастны, когда мы друг друга любим, когда мы живем с одинаковою целию, когда мы вспомним, что вся будущая жизнь наша, что счастие в душе, что туда принесем чистую, верную друг другу душу на верное истинное счастие! Пускай эта мысль будет нам ободрением, надеждою, наградою, всем. Кто эту мысль у нас похитит? Нет, мой друг, нам расстаться должно! Без разлуки нет для нас никакого счастия! Расставшись, по крайней мере сбережем то, что нам принадлежит, что мы приобрели терпением, пожертвованиями и года¬ми горя, нашу взаимную любовь! Она наша! Она очищена перед Богом! Она нас соединила здесь и там подтвердит союз наш!
Теперь буду отвечать на твое письмо. (Вообрази, при мысли, что я от вас уеду, я не мог не сказать внутренне: какое счастиеХ Пойми из этого, как много
мне дает разлука и как бы я много потерял, здесь оставшись. Теперь уве¬рен, что я сожалеть не буду о том, что есть То, что могло бы быть, прелест¬но — но не в нашей воле его создать! На это нужно иметь всемогущество Божие.) Но я опять отдалился от того, что говорить начал. Милой друг, поняла ли ты то чувство, которое решило меня тебе написать: позволишь ли мне от тебя отказаться и самому найти человека, который бы тебя стоил. Это самое лучшее чувство в жизни моей, и в эту минуту был я счастлив! Маша, в эту минуту я точно тебе доказал, что тебя люблю. Что произвело это чув¬ство? Мысль, что ты зависишь от Воейкова8 — он не понимает ни твоего по¬ложения, ни твоего характера; он груб в душе своей; он способен минут¬ной выгоде пожертвовать твоим счастием; он получил Сашу обманом9 — решившись обманывать с таким постоянством тогда, он способен подобное сделать и опять! Откройся выгода, и он не подорожит ничем! Нет выгоды, он может еще поступать, как должно! Он не имеет никакой деликатности; не имеет характера; не имеет того чувства, которое угадывает чужое горе, заставляет щадить, успокоивать и облегчать. Все это мне представилось живо, и я видел, что должно было не только расстаться с тобою, но еще оста¬вить тебя в такой ужасной зависимости. Мне мысль пожертвовать всем сво¬им для тебя представилась, как вдохновение Божие. С этою мыслию новая жизнь для меня открылась: моя семья, семейные связи и то, что мне всего дороже, ты под моим надзором, в полной от меня зависимости! Как за та¬кое счастие не отдать с наслаждением всего собственного. Ах! милой друг, как в эту ночь я радовался своею жизнию! И много собственного счастия следовало за этим пожертвованием, сделанным единственно для тебя! Я вдруг очутился в семье родных, с полною свободою их любить и чувство¬вать себя любимым. Все прежде неизвестные связи вдруг сделались мои¬ми. Всё это пустое. Этою минутою не воспользовались и нашли способ ее охолодить. Как опыт ни научал меня, что всё мне возможное не будет ни¬когда возможно с ними, но я опять написал, мое письмо принято было хо¬лодно, но после несколько времени было лучше — но что же это лучшее; что мне дали за то счастие, за все те драгоценности, которые я уничтожил? Одну наружность! Лицо ласковое— а обстоятельства всё те же! И при всем, что у меня самого нет ничего. Из того чистого, позволенного счастия, которое я думал купить своею жертвою, вышла одна тяжелая должность. Всё, что прежде соединяло с тобою, разорвано, а на место этого ничего; в душе ужас¬ная пустота, на которую я даже и жаловаться не смел, считая и сожаление не позволенным; всё, что ее наполняло, если не исчезло, то сделалось за¬прещенным. — Я видел, что ты грустила, но пособить было нечем; я не был доволен тем, что есть, но думал, что со временем будет перемена. Нет, ми¬лая, какой ждать перемены? Никто не подумает, чего я себя лишил, чего бы мне стоило поддержать свое намерение и его исполнить! Теперешнее обращение со мною войдет в привычку; всё будущее останется похожим на настоящее! Мы будем розно— и сверх этого наша обязанность будет раз-лучиться и в сердце, потому что мы дали слово. Мы будем не только по-прежнему, не только под тем же принуждением, но в самой своей при¬вязанности друг к другу не найдем никакого утешения, ибо сохранить эту привязанность такою, какова она была, запретит нам наша должность. Моею любовию к тебе я мог пожертвовать только для твоего счастия — она была моею жизнию; я мог променять ее только на другую жизнь, на любовь к те¬бе, без примеси собственного, на любовь свободную друга, брата, товарища? Дано ли мне это счастие? Нет! И никогда оно дано не будет! Если теперь не могли обрадоваться брату, то уже этому никогда не бывать! И живучи вместе, мы будем несчастнее нежели когда-нибудь! Я беру свое назад — по крайней мере лучшего, драгоценнейшего своего чувства мне уничтожать те¬перь нет нужды! Но с ним уже я не могу здесь остаться! Здесь я могу быть только братом, могу быть только с чувством брата. — Розно с тобою я ни¬кому, кроме Бога, не даю отчета в своих чувствах; и я их сберегу; что буду я без них!
Милой друг, ты не поняла меня — это натурально! на твоем месте мо¬жет быть и я бы так же тебя не понял! Но в то время, когда ты думала, что я пожертвовал всем au plaisir de je ne sais quoi*, всем, даже и возможностию показывать тебе дружбу, когда уходила, чтобы давать мне приятные минуты с маменькою, когда воображала, что я всё простил Воейкову и радовался своею с ним дружбою, когда он тебя так нежно утешал, говоря, что я не хочу тебя любить и хочу поскорее тебя выдать замуж, и ты даже сама в угожде¬ние мне думала броситься к первому встречному на шею, когда была одна совершенно и даже с собою не находила отрады — мне было не легче! Бес¬престанное мучительное сражение с самим собою. Это имя брата, которое я взял на себя и которое мне ничего не давало, обязывало меня переменить все мои к тебе чувства. При воспоминании о Красовском10 сердце хотело вспыхнуть, я его удерживал и твердил себе, что такого роду чувство мне не должно быть свойственно. Часто смотря на тебя забывался, но на минуту и старался не давать воли прежнему чувству. Часто был должен уходить к себе, но и у себя не находил покоя. Что было мне прежде прибежищем, то для меня не существовало — мысль о твоей любви! Я должен был этой мысли бояться; и свою любовь к тебе должен был уничтожить — свое лучшее, дра¬гоценнейшее чувство! Но я его запрещал себе, потому что назвался братом твоей матери, потому что хотел стоить ее доверенности, а не по одной на¬ружности иметь ее! Вообрази же мое положение! С тобою — я был от тебя далеко, не только тем принуждением, которое нас разделяло, но даже и своею обязанностию, которая не только запрещала мне смотреть на тебя прежними глазами, но также и в тебе искать прежнего к себе чувства! Один — я был лишен всех своих воспоминаний, утешений, которые преж¬де давали мне всю бодрость; думать об тебе так, как я думал прежде, каза¬лось мне не позволенным; одним словом, для меня не было той Маши, ко¬торая прежде совсем была соединена в душе моей, а той, которая должна
* неизвестно во имя чего (фр.).
была заступить ее место, я не имел еще и слабо надеялся, что иметь буду. Словом, я был в унынии, и только поддерживала меня мысль, что я испол¬няю свою должность, но эта мысль часто теряла свою силу. Однако я ни разу не колебался в своем пожертвовании. Я решился твердо исполнять все должности, наложенные на меня именем брата; и чтобы не потерять своей решимости, вот что для себя написал.
Прежде я имел целию быть счастливым вместе с Машею. Это было сред¬ством к прекрасному у и прекрасное состояло бы не в одном наслаждении соб¬ственною своею жизнию, но в исполнении с лучшим товарищем всего, что делает жизнь прямо жизнию, в исполнении всех обязанностей, в добре, в собственном усовершенствовании, в пользе другим. — От этого должно отказаться. Совсем другое должно быть теперь для меня средством к прекрас¬ному. Оно состоит в пожертвовании самим собою, в совершенном забвении собственного и всё для нее. Для этого решительно отказаться от невозмож¬ного, всё употребить для сбережения семейного покоя, твердо покориться судьбе и не слабеть в исполнении трудного — я назвался братом не для того, чтобы иметь одно это имя и под этим именем иметь непозволенные чув¬ства и желания. Нет! для того, чтобы она была мною счастлива, чтобы она принадлежала мне, как дочь моей сестры11, чтобы судьба ее от меня зави¬села. Спокойствие насчет ее судьбы будет моею наградою. С именем брата должна разрушиться вся прежняя связь между нами: надобно сказать себе и приучить себя думать, что она не должна любить меня как прежде, но любить как родного и заботиться о собственном, отдельном счастии, не сли¬вая его с моим; не только надобно это сказать себе, но даже и исполнять на деле, ее самое приучить к этой мысли, из ее счастия вырвать все собствен¬ное, довольствоваться ее одним счастием, всё, что было прежде общего, уничтожить, не желать, чтобы она имела одинакое с моим чувство, заста¬вить ее перемениться ко мне и утешать себя одним только одобрением серд¬ца, что всё сделано, всё принесено в жертву тому, что всего ему дороже. Одним словом, мне должно быть истинным братом ее матери и поступать так, как бы должен поступать истинный брат. В чем счастие Маши? В спо¬койствии и свободе сердца, в согласии с матерью, в мнении, что я счастлив; наконец в том, чтобы иметь с другими то, что имела бы со мною! Мое счас¬тие теперь должно состоять в том, чтобы всё это ей дать. В стремлении к это¬му есть то, что для меня осталось прекрасного в жизни! Нет нужды, что во¬преки себе, — самое страдание есть средство к прекрасному! — Та минута, в которую я решился, для этой прекрасной цели, пожертвовать собою, бы¬ла восхитительна. Но это чувство восхищения часто пропадает, и я прихо¬жу в уныние! Нет нужды! Не должно терять бодрости. Пусть нет ни энту¬зиазма, ни удовольствия! Что чувство родит в одну минуту, то твердость должна исполнять в течение жизни. Где ж было достоинство добродетели, когда бы она была и легка и приятна. Надобно смотреть не на удовольствие, а на достоинство внутреннее. Всякое исполнение должности отдельно есть дорога по утесам, но кончи ее— небо над головою, а Кашемир перед глазами. Мое небо — ее счастие — итак, унывать не должно! Что прежде на¬полняло душу, то разрушено — свои надежды заменить ее надеждами; всё то, чего желал для себя, передать ей, а самому жить настоящею минутою, настоящим добром! Своей же любви к ней уничтожать нет нужды — но со¬хранить ее как тайну; не делиться ею и не желать, чтобы ее она делила! Быть верным, но уже не той Маше, которая передо мною, а той, которая была прежде, которая знала всю мою любовь — настоящей же любви не должна ни знать, ни угадывать. Жить для себя в воспоминании, а для нее в буду¬щем. Пусть будет она знать, что я всем пожертвовал и для нее, что я только ею счастлив, но она не должна никогда знать, что я сберег свое прежнее чувство. Это чувство должно переменить характер — быть без взаимности, без ревности, но, как и прежде, источником и причиною всего доброго.
Вот, что я думал, милой друг, в то время, когда тебя мучили мыслию, что я не хочу тебя любить и желаю поскорее выдать замуж; и ты даже была готова исполнить мое желание и броситься первому на шею. Единственное, что меня ободряло и утешало за мое пожертвование, была мысль: теперь уж ею не пожертвуют! Я такое же имею право над ее судьбою, как и дру¬гие, и она будет счастлива, потому что для меня захочет своего счастия. А ты? Какие имела мысли! и как мало меня угадывала? Помнишь ли, что ты на¬писала в своем последнем письме — mariee ou поп mariee, je conserverai toujours mes sentiments*. Это выражение сжало мое сердце. Первая мысль грустная. Итак, она уже предполагает возможным замужество. Прежде это бы растерзало мою душу. Но тут я не дал ей воли и сказал себе: так и долж¬но! Если жертвовать, так уж всем! даже и ее привязанностию! Свою к ней сохранить можно на всю жизнь! Но пускай она об ней не знает и живет для себя; надобно самому помочь ей, чего бы это ни стоило, перемениться. Так, мой друг, я готов был даже за тебя желать этого замужества и в тайне сбе¬речь для себя одного свою верность, на которую никто не имеет права. Ты может быть не угадывала бы меня, судила бы меня иначе, наконец, увери¬лась бы, что я переменился, — я был готов и на это! я хотел оставить для себя одни воспоминания; а в настоящем пользоваться только тем добром, которое предлагает настоящая минута, будущее же всё отдать одной тебе. Самое тяжелое для меня в этом положении была мысль, что ты, не пони¬мая меня, должна огорчаться; а как объясниться! Можно ли? Открыть свою тайну? Самому все разрушить? И я не обманулся —ты пишешь: j'ai cru d'etre a charge a toi, et je te fuyais, car c'etait le seul moyen de te procurer la bien-veillance de maman!**
Нет, Маша! это выше моих сил! Что сделал я своим пожертвованием! Себя с тобою не сблизил, а у тебя отнял последнее утешение! И средства сделать тебя счастливою так же от меня далеки, как и прежде! Неужели они
* замужем или незамужем, я всегда сохраню мои чувства (фр.). ** я думала, что я тебе в тягость, и избегала тебя, поскольку это было единствен¬ное средство обеспечить тебе благосклонность матери! (фр.)
воображают, что я для одного только блага быть у них в семье решился сде¬лать над собою такое усилие! Нет! это семья Маши — а ее-то для меня и нет в этой семье. И что они дают мне за эту жертву! Одни ласковые взгляды и слова, которые ничего не значат, и при своей незначительности, так перемен¬чивы! А я за это разрывай свое и твое сердце. Неужели я этого семейного счастия и покоя желал для одного себя — нет! я его желал для нас! Но его не будет — и так лучше расстаться и сохранить по крайней мере то, что все¬го дороже. Здесь ни я, ни ты ничего не имеем — я всякую минуту буду при¬ходить в уныние, всякую минуту буду подвержен опасности нарушить свою должность — а теперь нарушить ее даже мыслию было бы ужасно. Ты гово¬ришь: иметь веру в твое сердце. Нет, друг, оставшись здесь, с именем брата, я должен отказаться и от этой веры! Что значило для меня прежде иметь веру в твое сердце? Знать во всех обстоятельствах, что ты меня любишь, что ты делишь мои чувства, меня понимаешь, хотя и молчишь! Такого рода веру в твое сердце могу ли и должен ли иметь теперь! Живучи у вас в доме, я брат твоей матери и могу верить, что ты имеешь одинакое чувство со мною — но какое, совсем не то, какое было прежде, а нам приличное и позволенное. Я прежде никогда не называл маменьки сестрою, и теперь язык не поворо¬тится назвать ее этим именем, если сердце не будет с языком согласно. Но я безумец! Я принес свою жертву перед кумиром, который не мог ее принять. Я требовал прав на твое счастие, на твою дружбу, на совершенную непри¬нужденность с тобою — а она? осматривается. Когда мы идем рядом, толку¬ет мои и твои взгляды, сама всё разрушает своею недоверчивостию. Как вы¬держать при этом всё то, что с такою искренностию взял на себя? Если в моей душе мог сделаться такой решительный переворот, почему же в ее душе ему сделаться невозможно! Почему не может она вдруг перейти от унизительной недоверчивости к полной и счастливой доверенности, так, как я от любви к чувству друга и брата! Итак, не должен ли я еще благодарить ее за то, что она своею переменою заставила меня вовремя одуматься! Я точно осуждал себя на гибель, осуждал и себя и тебя! Мы всё бы свое разрушили и может быть этим принуждением довели бы нас до того, что мы бы невольно сами себе изменили! А после такого решительного обещания изменить себе не есть ли ужасное несчастие, которое отравило бы всякую минуту жизни! Что бы тогда осталось, когда бы сами себе принуждены были говорить, что мы пре¬датели перед собою и Богом. Нет, милая, лучше расстаться! Они нас не по¬нимают. — У одного на языке низкие, раздирающие душу шутки, а в сердце грубость; другая12 — не входит в наше положение, ничего с нами не делит и только требует пожертвования, но и, принимая их, им не верит! Вместе нам нельзя быть счастливыми — скажу более: нельзя быть и добродетельными. У нас будут в душе одни чистые намерения, а вокруг нас всё будет только такое, что эти намерения будет ослаблять! Как в таком случае за себя ручаться! Один дурной шаг — и прощай спокойствие!
Итак, надобно расстаться. Ты теперь уверена, что за счастливое вместе13 я отдавал всё до невозможного. Не помогло ничто. Жить вместе с тою целию,
ЮО
какую я себе предполагал, было бы труднее, но лучше — мы вели бы друг друга прямо к добродетели, путем пожертвования должности, и были бы счастливы взаимным друг к другу уважением. Я исполнял бы a la lettre* то, что себе предписывал; а ты, чтобы мне помочь, была бы со мною согласна во всём, и моя цель была бы твоею. И ты бы должна была сказать себе то же, что я: мне надобно смотреть на него другими глазами. Чего он хочет? Моего счастия! И я хочу его! В чем полагает он это счастие? В спокойствии и свободе сердца; в согласии с моею матерью; в доверенности к нему, кото¬рая есть не иное что, как мысль, что он мое счастие всему предпочитает, меня уважает и хочет стоить моего уважения; наконец, если велит Провидение, и в том, чтобы найти с другим то, что я обещала себе с ним. Чтобы иметь спокойствие и свободу сердила, ты бы должна была приучить себя к мысли, что я твой брат, и смотреть на меня глазами сестры, дать совсем другой харак¬тер своим ко мне чувствам (без этого нам, живучи вместе, нельзя иметь пра¬ва на доверенность маменьки, а главное в том, чтобы иметь еще на нее право и потом уже ею пользовать); после этого между тобою и мною легко быть полному согласию; тогда на сердце ничего не будет скрытого; для доверенное-та ко мне нужно, чтобы ты всегда помнила, что я единственно для твоего счастия согласился всем пожертвовать, что всё главный предмет мой в жиз¬ни ты, какого бы рода ни была моя к тебе привязанность, что слово etre a charge a moi** есть ужасное, убийственное для тебя и для меня слово; что я не могу не хотеть любить тебя; что желание выдать тебя замуж в моем сердце есть высочайшая степень самой бескорыстной к тебе привязаннос¬ти, полное забвение о самом себе; что это слово выдать замуж только на язы¬ке Воейкова может быть для тебя оскорбительно; но что с этим желанием соединена в душе моей мысль о том счастии, которое я мог бы или желал тебе дать и которое всё уступаю другому. Иметь такое желание в душе зна¬чит любить тебя более себя, а не доказывать к тебе свою холодность — тог¬да из благодарности, если уже не из любви ко мне, и на минуту не пришло бы тебе в голову навязаться первому на шею. Милой друг, отказавшись от тебя, я говорил себе с некоторою бодростию: теперь ничего не могу за нее бо¬яться! По крайней мере знаю то, что любовь ее ко мне будет хранителем ее сердца и что она будет замужем только за тем, кто ей способен дать счас¬тие, как я, кому она поверит, как мне. Это давало полное спокойствие сердцу моему насчет твоей будущей судьбы, и к этому-то счастию желал я быть тво¬им проводником — я бы шел к нему вместе с тобою как к своему; одним словом, мы бы помогали друг другу на пути добродетели, трудном, но, пра¬во, более удовлетворительном всех прочих.
Из всего этого не следует, что я считаю твое замужество необходимым и что у меня, как уверяет Воейков, только и вертится в голове, как бы поско¬рее тебя выдать замуж. Неужели ты позволишь ему переводить мои к тебе
* буквально (фр.). ** быть в тягость мне (фр.).
IOI
чувства. Переводчик должен понимать язык, с которого переводит. А он моего не понимает. Надобно иметь низкую душу, чтобы прийти к тебе и сказать со смехом, в ту минуту, когда ты грустна, то, что он сказал; это зна¬чит всем ругаться! Я в своей доверенности насчет Красовского не раскаи¬вался! Она меня не унижает. Я сказал бы и маменьке то же, что ему; я по¬казал же маменьке последнее письмо Плещеева, в котором он говорит и о тебе, и говорит моим языком. Это значит, что я ничего не хотел иметь от нее скрытного. А он своим образом изъясняет мои чувства — хочет показать тебе холодность и забвение там, где совершенная к тебе привязанность. Тебя не виню, что ты огорчилась, я бы еще более на твоем месте огорчил¬ся. По крайней мере теперь пойми мое чувство и отдай ему справедливость. Единственная вера, какой от тебя требую к моему сердцу, есть та, чтобы знать, что во всякую минуту жизни я дорожу тобою более, нежели собою.
Наше вместе, с тою прекрасною целию, какую себе я предполагал и ка¬кую ты непременно должна бы предположить себе согласно со мною, не может существовать без доверенности. Ее к нам не имеют — и так расстать¬ся. Разлука всё мое мне возвращает. Я все отдавал, что мне дорого, отдавал искренно, и ты бы сделала то же. Письмо мое у маменьки. Она знает, что могла бы из меня и для меня сделать. В этом же письме я говорю, что могу быть братом только вместе с нею, что розно она не имеет никакого права на мое сердце и на те чувства, какие в нем; что я жертвую ей ими не пото¬му, чтобы считал их беззаконными, а потому, что пожертвование считаю необходимым для общего счастия. Итак, я перед нею прав — прав не од¬ними поступками, но и самыми скрытыми чувствами.
Разлука даст нам многое — она возвращает нам свободу любить друг дру¬га, верить друг другу, быть в мыслях друг с другом, как были прежде. Всё прежнее заглажено нашим искренним намерением, которое мы исполни¬ли бы, если бы нам дали и помогли его исполнить. Разлука, возвращая нас друг другу, избавляет нас от опасности нарушить свою обязанность. Всё будущее — друг для друга и для добра. Теперь ты в своей горнице не бу-дешь одинокою — твой верный товарищ будет с тобою; а мой никогда меня не покинет. Теперь я не буду бояться своего чувства и сберегу его. Опять по-прежнему оно будет источником всего во мне лучшего. Обо мне не бес¬покойся. У меня есть одно правило, которого теперь не отдам за миллион. Всё в жизни к великому средство. Это правило можно применить не только ко всей жизни, но и ко всякой минуте, ко всякому обстоятельству жизни. Я уже обязан ему многими хорошими минутами, и с ним нигде и никогда пропасть не можно. Нужды терпеть не буду — я один! Вспомни об Эверсе14 и поду¬май, что нужды для хорошего человека на свете нет; что всякой доброй богат и лучше живет всякого Креза. Не воображай меня несчастливым. — Я уве¬рен, что уеду отсюда без большой грусти! Я своим отъездом спасаю то, что так трудно было мне потерять! Я верю твоему сердцу, я имею друзей, у меня есть воспоминания, прекрасная цель — я буду жить для тебя. Ты же будь более с собою — с своим Фенелоном15; я желал бы, чтобы ты писала для себя свои мысли и опыта и чувства; знаешь ли, как это утешительно! И именно тогда утешительно, когда надобно излить кому-нибудь сердце и нельзя. Пусть этот кто-нибудь будет бумага — думать и выражать мысли есть счастие.
Но я не желал бы, чтобы ты имела какие-нибудь тайны с другими — что¬бы не было третьего между тобою и Маменькою. Ты должна теперь сберечь себя от всех упреков. Главное нам и всем известно. Никто посторонний ничего к этому не прибавит и не убавит. Если А(нна) Ив(ановна)16 здесь будет, то чтобы между нею и тобою не было ничего особенного; ничего та¬кого, чему бы Маменька не могла быть свидетельницею. То же и с други¬ми. Словом, сбереги себя во всей чистоте — чтобы никто не имел права и по наружности обвинить тебя. Всё с собою и с своею бумагою. Я то же буду делать. Я буду к ним писать — но изъяснения между нами не будет. К чему оно послужит? Если останусь в Петербурге, то это сделается само собою, и они просто узнают, что я остался. Когда обживусь там, то напишу весь свой порядок, чтобы ты знала, как и что я делаю.
14 апреля. Черта Воейкова17. После того, что я написал ему в его альбо¬ме— он пишет в моем: по шерсти гладит льстец, друг гладит против шерсти. Что это значит? Хочет ли он сказать через это, что он мне часто правду го¬ворил, меня останавливал, остерегал и что я сердился! А после того, что я написал ему в альбом18, не должно ли это значить, что я наконец, убежден¬ный жестокою правдою, им мне сказанною, одумался, решился идти пря-мым путем и теперь должен знать, что он мне друг. Простое самое истол¬кование этому есть то, что стихи его19 написаны для других, чтобы других заставить думать, не говоря этого им ясно, что я переменил образ мыслей благодаря ему, что он всему причиною. Черта прекрасная. Но от этой чес¬ти надобно себя избавить. Надобно без всяких излишних объяснений ска¬зать ему при других, что я от него никогда черствой правды не слыхал и что он никогда меня против шерсти не гладил. Этот человек не имеет ни одной истинной добродетели, а всё хочет казаться; везде играет видное ли¬цо. Боюсь быть несправедливым; но мне так кажется. Здесь все документы в его пользу. То, что я написал ему в альбоме, есть некоторым образом при¬знание, что я готов был пасть, что благодаря ему не упал и что надеюсь не упасть, если он подаст мне руку, — всё же это надписано: хороший плод доб-рого разговора. А я написал это тогда, когда в самом деле сердце тронуто было искренностию — по крайней мере моею искренностию. Потому-то и над¬писал я: плод доброго разговора. Содержание же написанного есть точно моя мысль, и совершенно моя, совсем не от этого разговора родившаяся — не¬которые вещи, о которых Воейков говорил мне, представились живо, и поразили меня, и мне понравилась решимость, с какою он об них говорил; но они поразили меня живо именно потому, что он говорил об них в пер¬вый раз и уже поздно, то есть тогда, когда уже с моей стороны всё и без него было сделано. А тогда, когда бы нужно было говорить, тогда было говорено совсем не то, и дружба не гладила меня против шерсти. В моем же характере нет, чтобы я оскорблялся правдою— я против нее бессловесен! В первую минуту может она и огорчить и показаться досадною, но во вторую я бы¬ваю ей всегда рад и покорен.
15 апреля™. Вчера, в то время когда ты была у вечерни — я прошел вниз и нашел маменьку одну с Сашею. Я говорил с нею опять и искренно. Ска¬зал ей, что не говею от того, что она не позволила бы мне ходить в церковь вместе с тобою и что такого рода осторожность совсем не годится; что я хочу иметь ту же свободу с тобою, как с Сашею; что мне больно теперь бояться и говорить с тобою и смотреть на тебя, теперь, когда я ей брат; что ей нельзя требовать, чтобы слова были дело — что я имею искреннее намерение всё переменить, но что переменится всё от постоянства, а не вдруг одним сло¬вом и что для этого нужна с ее стороны помощь; что я всегда замечал, что принужденность только ослабляла меня и что я при ее со мною перемене сам менялся; — окончание разговора было, что тебя надобно выдашь замуж (это она сказала) — я прибавил: надобно, чтобы ты была счастлива. — По¬слушай, друг! Нет ничего лучше семейственного счастия, и ты должна его иметь. Я одного только боюсь, именно, чтобы не случилось то, от чего я сво¬им пожертвованием тебя хотел избавить. Если тебе сделают насилие и ты выйдешь замуж не только без склонности, но еще и сохранив противное чув¬ство, — и если я еще должен буду этого быть свидетелем — тебе должно освободить сердце для счастливого замужества; отдать себя другому с на¬деждою, что будешь с ним счастлива, — одним словом, сделать из себя всё то, чтобы быть готовою для семейного счастия, но никак не жертвовать со¬бою! Эта жертва не только бесполезна, но, можно сказать, и преступная. Для чего может быть необходима она! Чтобы иметь эту готовность быть сча¬стливою с другим, ты должна приучить себя смотреть на меня другими глаза¬ми, видеть во мне брата, друга, который этого же счастия за тебя желает, но для меня же и из уважения к своей должности ты должна стараться, что¬бы замужество было для тебя счастием драгоценным, а не бедствием, с ко¬торым ничего на свете не сравнится. Особливо для тебя это бедствие будет несносно. Что же я буду, если за всё, что у меня взято, еще надобно быть его свидетелем!
Одним словом, опять имею надежду, что сестра моя будет моею сестрою и что мне дано будет право любить мою Машу и жить для ее счастия. Но я желал бы, чтобы и ты посмотрела беспристрастными глазами, основатель¬на ли моя надежда? Не лучше ли я сделаю, когда с вами расстанусь? Живу¬чи вместе, не будем ли мы только нарушать друг другу спокойствие?
16 апреля. Вчера утро было прекрасное. У нас у всех было на душе сво¬бодно. Мне кажется, что есть начало той доверенности, которой я желаю и которая одна всё нам дать может. Когда я принес цветы, то объявил, что один горшок для тебя, — это не сделало дурного впечатления. Когда делал при¬готовления к обеду — то их не приняли в дурную сторону. Добрый знак. Вчера еще, без вас, но при ней, побранил я Воейкова, за его стихи ко мне в Альбом, в которых он хвастает своею дружбою ко мне, которая будто гла¬дила меня против шерсти, и сказал ему довольно резко, что я от него никогда йе слыхал жестокой правды и что мне совсем не нужно напоминать, что тот Друг, который говорит правду, хотя й неприятную. Это не имело дурного Впечатления. Hd Об этих стихах Воейкова ко мне знает моя книга. Они слу¬жит новым доказательством, что он везде хочет быть в виду, всем казать¬ся. И здесь ой хотел дать почувствовать, что теперешняя моя перемена есть плод той жестокой правды, которую он мне сказал — хороший плод хоро¬шего разговора. Я сйросил у него, когда он говорил мне такого рода прав¬ду? И наперед угадал его ответ. Он отвечал мне: а третьего дня} Именно то, чего я ожидал. Это тот день, в который я написал у него в альбоме. Черта негодная. Если бы он знал настоящую причину! Но что ему до настоящих прйчий! Ему хочется только казаться Не жить, а только заставить других думать, что он живет Оставим это. Я не могу быть оскорблен и унижен тем, что могут подумать, что я только потому, что Воейков доказал мне, что на¬добно исправиться, решился на перемену образа чувствовать! Голос и оправ¬дания сердца всего лучше! А ты моя Маша, мой двадцатилетний Эверс, зна¬ешь, что у меня в душе, — чего же более! Можно жить прекрасно! Стоит только теперь стараться о нашем счастии и сказать себе, в чем оно состоит.
Докончу сперва историю вчерашнего дня и нынешнего — а там слова два и о будущем. — Вчера после причастия ты обняла маменьку, и она за¬плакала вместе с тобою. Напрасно я взял ее за руку — этим я напомнил ей только о прошедшем. А в эту минуту, если бы она тоже нас понимала, мы бы должны были думать об одном прекрасном будущем и на всю жизнь друг другу поверить. Мысль, что она не поняла меня, стеснила и даже охолодила мне сердце на минуту — но perseverance!* и всё будет. Ввечеру, когда я воз¬вратился домой и нашел вас всех вместе и тебя такою веселою, не знаю, отчего стало мне грустно — нет! знаю отчего! Я вообразил, что кто-нибудь другой уже на моем месте, а еще сердце не так привыкло к этой мысли! И поутру проснулся с этою же грустию — но утро всегда возвращает хоро¬шие мысли. Ты не огорчайся, если будешь видеть меня в иные минуты и унылым и мрачным! Можно ли не быть теперь этим минутам! и они будут еще, может быть, долго! Только не бойся их и для них не переменяй того, что должно быть не на минуту, а навсегда. Когда старое возвращается — я грустен! Эта грусть верный товарищ эгоизма! Хорошее, доброе, бескорыст¬ное, то есть настоящая любовь к моей милой сестре, единственно ее достой¬ная, то всегда весело, ясно и чисто! Я знаю, каков я теперь быть должен — понятие об этом во всякую минуту, и хорошую, и дурную, одинаково: но я еще не сделался тем, что должно; я еще никак не дошел до той высоты, на которой быть должно — ведь я отказываюсь от тебя не из равнодушия, не из холодности! Дать другое свойство моей привязанности к тебе я должен и решился! Но этого не сделаешь в одну минуту! и ты должна мне помо¬гать! По старой привычке я называю моим то, что не должно быть моим, или что будет моим, но не так, как прежде! Разве я потеряю тебя тогда, когда
* твердость! (фр.).
ты будешь счастлива с другим? и счастлива некоторым образом от меня? Нет! милая, поверь, что мое сердце привыкнет предпочитать это счастие преж¬нему! Только ты будь моею помощницею! Смотри на это так, как мне долж¬но; не огорчайся моими тяжелыми минутами! Иди вперед, за тобою и мне будет легко; если же и над тобой что-нибудь грустное будет иметь силу, не поддавайся; всякую противную мысль удаляй от себя, а если трудно, жди, чтобы доброе опять возвратилось, и оно верно возвратится, так как я уже это испытал на себе. Жди того, что скажет добрый шептун, который всегда умеет дать бодрость душе. Чтобы грустные минуты не приводили в отчая¬ние и не мешали бодрости! Это минуты, которые проходят, а доброе не ме¬няется. Когда увидишь меня грустным, думай, что это ненадолго; когда уви¬дишь веселым, знай, что я доволен собою, что в эти минуты наиболее люблю тебя и что в душе у меня светлые мысли о твоем счастии, что я воображаю себя его причиною, что с этой минуты всё низкое пропадает и всё хорошее берет верх! Милой друг, и в грусти и в радости помню тебя, — но в грусти я более эгоист; а в радости я весь принадлежу тебе. Последнее лучше, и ты должна желать, чтобы последнее сделалось постоянным. Оно дает мне пря¬мое счастие. С прежним я не могу ничем заняться. Последнее, напротив, ожив¬ляет во мне всё; занятие становится и приятнее и успешнее, а всё хорошее — еще лучше. Прекрасные мысли и чувства теперь имеют еще более цены для меня. Давеча это место в проповеди мне понравилось так, как бы прежде не могло понравиться. Пусть время промчится над их гробами — лишь бы не унесло об них воспоминания! Они живы! Вообразим же, что в прошедшем умер¬ло для нас только то, что не должно жить всегда; но чистое, вечное оста¬лось! Пусть проходит время — оно не умертвит того, что вечно! Оно живо! Мы живем для другого и лучшего! Расставшись во всём том, что не должно быть нашим вместе, мы ближе друг к другу в том, что теперь прямо наше. Теперь прекрасное состоит для нас в побеждении себя. Для тебя победить себя значит всё сделать для своего счастия и совершенно увериться, что в нем и мое, следовательно, приучить себя думать об нем так, как бы ничего преж¬де не было. Для меня победить себя значит совсем не иметь прежних же¬ланий и надежд, всё, что было вдвоем, передать тебе одной— одним сло¬вом, жить в будущем за тебя. О! в этом будущем много прелестного! Разве трудно желать его и надеяться с такою же живостью за одну тебя, как преж¬де за нас двоих! Не отыми же у меня этой надежды и будь мне в ней това¬рищем. Средство к этому прекрасному есть искреннее пожертвование тем, что ему противно. А чтобы было пожертвование, нужна твердость! нужно, что¬бы мы друг с другом были согласны. Я уже сказал, в чем твое счастие, и ты должна в этом себя уверить! Не думай никак, что, желая его, ты нарушишь любовь и ей изменишь! Напротив, теперь изменою будет, если будешь де¬лать не то, что должно! Ты должна иметь прекрасные надежды, ты стоишь того, чтобы они были исполнены, а для меня не должно ли быть счастием, когда они исполнятся! Что же касается до моего собственного, то и об этом ты должна иметь мои же понятия! Ты говорила маменьке, что желала бы видеть меня отцом семейства; милая, я могу прожить без этого — мне же надобно искать самому, а тебя напротив — искать будут Это большая раз¬ница! И мое положение совсем другое, чем твое, — я имею занятия, имею круг действия; для тебя же другого нет, как в семействе. Но главное, что¬бы ты была счастлива в семействе. Этого-то счастия хочу, чтобы ты надея¬лась, этого счастия желал бы тебе дать — сколько еще много мне останет¬ся. Мысль, что ты всё имеешь, твоя работа, работа полезная и одобрение сердца.
Прошу все это переписать, и так, как переписана прежняя голубая книж¬ка — то есть страница твоя, страница моя. Себе не так верю, как тебе. А то, что скажешь мне ты, то будет свято; я буду тогда тверд и всё исполню. С этой минуты я твой друг, твой брат — ив этом perseverance.
Вот тебе и тетрадка, в которую переписать.
Назначить правила обхождения с каждым особенно, с маменькой, Воей¬ковым, тобою и — с собою.
NB. Я никогда не говорил Воейкову, что ты мне сказала о Красовском; он солгал; он поступил с тобою, как полицмейстер с колодником; мое NB стерто! видно, он его видел.
19—20 апреля21. Мне не должно оставаться в Дерпте — это будет и моею и Машиною погибелью. Подале от них — в этом слове и свобода и добро¬детель. Милая Маша, решившись всем пожертвовать, я думал, что сделаюсь точно твоим братом — счастливить тебя, быть с тобою искренним, делить¬ся с тобой мыслями и чувствами было бы для меня большим вознагражде¬нием! Я привык бы к этому новому положению, разумеется, не вдруг, а мало-помалу. Я чувствую, что для меня со временем было бы возможно все свои надежды передать тебе и для себя оставить одну только радостную мысль, что я способствовал к твоему счастию. Делая свое пожертвование, я думал, что поступаю согласно с тобою, что и тебе так же, как и мне, легко будет на него решиться; в этом уверил меня и первый твой ответ на мое письмо, и то, что ты написала на мое письмо к маменьке. Думая, что ты согласна на всё, что ты желаешь и прежде этого желала, мне легче было забыть о себе совершенно — теперь вижу, что тебе это так же трудно, как и мне! Это удво-ивает для меня собственную мою тягость. Если бы могли жить непринуж¬денно друг с другом — я мог бы надеяться и на себя и на тебя. Возвратить спокойствие твоему сердцу было бы делом дружбы: мы бы сделали друг друга счастливыми. Мы бы согласили свои мысли и чувства с тою должнос-тию, которую взяли на себя, — словом, мы бы были добродетельны вместе. Но порознь это невозможно. Что ни делай над собою, ничто не устоит про¬тив подозрения. Меня угощают приятною наружностию — а в сердце, из которого, как из бездны, ничто не выходит наружу, всё старое. Это старое невольно обнаруживается в некоторых словах, к которым привязаться нельзя, но которые показывают ясно всё то, что служит им основанием. Хотят от меня братских чувств, а их ко мне не имеют — как же я могу иметь, принужден будучи еще победить такое чувство, которое так долго было им противно, которое мне дорого, которого не считаю и никогда не сочту пре¬ступным. Мне говорят, что хотят и считают нужным делать мне напомина¬ние, то есть держать над моею головою розгу, чтобы я как-нибудь не забыл¬ся— самое верное средство заставить меня не забыться, а всё свободно нарушить. Против любви и доверенности я не сделаю шагу. — Унизитель¬ное подозрение я сам готов буду растоптать. Между тем Воейков из сообщ¬ника сделался шпионом — он за нами присматривает; что услышит от меня искреннего, то пересказывает, чтобы там показать, что он хранитель семей¬ного спокойствия! Но пересказывает не при мне, а наедине, и это видно только по тому действию, которое имеет оно на обращение со мною. Два дня я брат, а десять дней я враг. Когда Воейкову угодно шутить со мною своим дурацким образом, то сердятся, что я отвечаю ему в его тоне, ему говорят при мне, зачем он подвергает себя моим ответам. Когда же скажу ему просто, чтобы он перестал говорить глупости, которые скучны и непри¬ятны, то меня же обвинят в капризе, потому что всё это пересказано наедине и своим образом. Одним словом, тьма мелочей, которым нет имени, кото¬рые для них незаметны, но все вместе или одна за другою действуют силь¬но и разрушают всякую силу и бодрость. Нечувствительно дойдет до того, что наша решимость пропадет, что мы сами себе изменим — причины бу¬дут существовать, но кто их заметит! Вина будет явная, основанная на до¬кументах: слово дано, а по словам Воейкова Е(катерина) А(фанасьевна) всё со своей стороны сделала, что она довела до вины, того не будет видно. Опять нас во всём осудят, опять мне Воейков, с своим обыкновенным бес-стыдством скажет, что я обманул — что ж буду отвечать! Эти люди так же строги и так же слепы и так же нечувствительны, как закон уголовный, который осуждает по документам и не входит в разбор тайных и самых силь¬ных причин. Они же судьи в своем деле — чтобы оправдать, надобно обви¬нить себя. Для этого не имеют они нужных качеств. При таком унизитель¬ном принуждении можно ли отвечать за себя! А если еще принужден будешь сам себя признать виноватым, что останется в утешение! Извне тяжелые обстоятельства; а в самом себе мрачное чувство! Одним словом, погибель всего, что есть теперь наше счастие! Нет, милая Маша, наконец воспользу¬емся многократным опытом и будем недоверчивы к обольщению минуты! Скажем себе решительно, что от них ожидать ничего невозможно, и пре¬дупредим обвинение собственного сердца. Ты говоришь мне: называй чаще ее сестрою! Милая, ты написала это не подумавши. Ты даешь мне роль Во¬ейкова. Я могу сказать святое слово сестра не иначе как с тем только чув¬ством, которое с ним неразлучно. Употреблять это имя, как одно только средство, так, как некогда Воейков употреблял Религия, как средство полу¬чить то, что мне нужно, — я не могу, если бы и хотел. Сказать твоей матери сестра есть для меня чувствовать, что я имею всё счастие брата, что она мне верит, что она мне вверяет и тебя, что я имею с тобою всё счастие друга и брата. — Есть ли здесь что-нибудь на это похожее? всё напротив! Как же называть ее сестрою? Это было бы святотатство! Если же ей нужны одни слова, то мне ими довольствоваться невозможно. На одной из страниц Де-лилевых садов22, исписанных замечаниями Воейкова, стоит: 16 марта. Приезд Жуковского в Дерпт; на другой: от десятого февраля до двадцатого марта был со¬вершенно счастлив. Воейков, за этим следуют подписи Маменькина: и я, Са¬шина: и Саша, и твоя: и Мария. Я выставил карандашом свое NB. Эти две надписи служат новым доказательством, что здесь всё одни слова, всё одна наружность. Будь только вид, до дела нужды нет. Сердце у меня стеснилось, когда я всё это прочитал. Воейков подписал свое имя с искренним чувством. Надобно только понять это истинное счастие, чтобы поверить, что он не лгал, и чтобы ему не позавидовать. Для своих физических нужд он все име¬ет; а сердце его нужды не знает — следовательно,) у него есть всё. На лек¬циях были Генералы23; их же никто не понимает, и все верят, что они хо¬роши; и прочее и прочее. Маменька, увидя подпись, ей поверила, и как же не поверить, когда стоит на бумаге: совершенно счастлив. Это трогает душу; Саша верно подумала о тебе, верно в душе у ней было такое чувство, кото¬рое не совсем согласно было с тем, что пишет рука, но как же было не на¬писать, своим же собственным положением она довольна! У ней есть душа прекрасная, которою она всё украшает! Но я уверен, что ей было несколь¬ко и грустно. Но ты, Маша, с каким чувством это написала! У тебя всё взято, ты же должна говорить: я счастлива совершенно, и те, от которых зависит твоя судьба, этим довольствуются, этому верят и радуются твоим счастием, в котором не может и не должно уже быть недостатка, потому что ты напи¬сала: я счастлива совершенно^. Вот семья, составленная из четырех человек, из которых каждому всё известно (или по крайней мере должно быть изве¬стно), что происходит в душе у другого, и которые играют друг перед дру* гом комедию, один против воли, а другие потому, что иного и делать не умеют, и между тем еще сами себя хотят уверить, что это не комедия, а что-то в самом деле. И таким это будет вечно. Что в таком кругу притворчивом сделает простодушие! Оно вечно потеряет, вечно будет иметь наружность несправедливости. Им будут пользоваться, чтобы над ним же торжествовать. Все эти записки, разметанные по книгам, которые всякой нечаянно видит и прочитать может, имеют что-то весьма подозрительное, Хочется другим открыть свое чувство и между тем остаться в стороне, чтобы возбудить боль* шую к нему доверенность. — Помнишь ли, что написано было на Геенере-1 и к чему я подписал карандашом: всё притворство! Там стояло: несчасщие и опыт Авдотьи Николаевны будут счастием и опытом для Саши; после матушки, она ей лучший ментор нежели я и Маша. Тогда это меня поразило не потому, чтобы я знал уже всю связь его с Авд(отьей) Ник(олаевной)25, но потому, что я знал его образ мыслей насчет Маменьки. Если бы это написано было для себя одного, то он не поставил бы после Матушки, о которой он поговаривал не с большим уважением — итак, это было написано для того, чтобы ма¬тушка прочитала, и для того, чтобы и она согласилась, что А(вдотья) Нико¬лаевна) есть обреченный для Саши ментор. Но что же сказать теперь, ког¬да мы знаем, что такое Авд(отья) Никол(аевна), когда знаем их бывшую
связь и когда видели, с каким презрением этот прежний ангел, этот необхо¬димый ментор забыт. Что сказать о его сердце, когда он так равнодушен к той, которую обожал до женитьбы. Это не значит, что надобно бы было сохранить связь. Но спрашиваю, в чем состояла эта связь. Кто был ангелом в одно время, тот будет ли чертом в другое. Теперешнее презрение служит ужасным обвинением прежнему обожанию. Но дело не о том. Эти записки не иное что, как обман, и самый тонкий. Обман во всём смысле этого сло-ва, то есть притворство с целит, для чего-нибудь. Тогда это было написано для того, что он имел намерение переселить ее к нам в дом. И сколько мелких обстоятельств, обнаруживающих характер, приходят мне теперь на память. Помнишь ли, как он описывал ту радость, с какою приняла Л(вдотья) Я(ико-лаевна) его известие о помолвке, и как все в Рязани дивились этой радости, кото¬рая есть самое сильное доказательство, что слухи ложные. Можно ли говорить такие вещи свободно? с видом искренности? А когда я сказал ему, что Мер¬зляков говорил мне о его связи с Ав(дотьей) Ник(олаевной), что он отве¬чал? Мерзляков подлец и клеветник и пьяница!26 То же, что теперь писал в пись¬ме к Каченовскому27 и чем радовалась так маменька! Чтобы поддержать свою ложь, он клеветал на своего самого короткого друга, именно в ту ми¬нуту, когда называл его клеветником. Имеет ли над сердцем его какую-ни¬будь власть голос совести! В этом ответе для меня две ужасные вещи: ре¬шительное, холодное притворство и желание только казаться, не заботясь о том, чтоб быть, и другое: готовность пожертвовать всем святым для до¬стижения своей цели. Тогда я имел безумство поверить. Но теперь, когда прочитал то же самое в письме к Каченовскому, сердце поворотилось. И на это письмо сделать можно много замечаний. Но оставим грязь и возвратим¬ся к прекрасному. Милая Маша, скажем решительно друг другу, что наше прекрасное в разлуке — нам не дадут быть добродетельными и мы даром отдадим всё свое лучшее. В слове разлука — и свобода и добродетель, и всё нам возможное счастие. Что выигрываем мы, живучи вместе, только то, что делает жестокою разлуку. Неужели значит быть вместе видеть друг друга и не иметь способа сказать друг другу искреннего слова; значит ли быть вме¬сте страдать, не облегчая друг другу страдания? Значит ли быть вместе за¬труднять друг для друга исполнение обязанностей? Значит ли быть вместе напоминать только друг другу своим присутствием, что мы во всём разлу¬чены и что для нас ничего общего никогда не будет! Милая, не бойся этого слова разлука! Оно благодетельное теперь для нас слово! Оно мне по край¬ней мере всё мое возвращает! Спрячемся в глубину своего сердца, там наше всё — спокойствие, верная дружба, свобода чувствовать, желание прекрасного, твердость в достижении к нему, энтузиазм, доверенность друг к другу и к са¬мим себе. Вместе мы не воспользуемся никаким средством к прекрасному — у нас оторвут руки, если мы их к нему протянем. Розно — мы свободны и жизнь совершенно наша. Надобно только переменить об ней понятия. Я ко¬гда-то написал28: счастие не состоит из удовольствий простых, но из удовольствий с воспоминаниями, и эти удовольствия сравнил я с фонарями, зажженными ночью на улице; между ними есть промежутки, но эти промежутки освещен¬ные и вся улица светла, хотя не вся составлена из света. Так и счастие жиз¬ни. Удовольствие фонарь, зажженный на дороге жизни, воспоминание свет, а счастие ряд этих прекрасных воспоминаний, которые всю жизнь озаря¬ют. Вот тебе истолкование Дуняшиной печати29. Надежда пустое слово. Оно прекрасно только для неопытности, которой жизнь неизвестна. Тогда вся прелесть этого слова заключена в его непостижимости. Но что же надеж¬да — беспокойное, иногда сладостное ожидание чего-то в будущем. Такое ожидание более вредно, нежели полезно. Оно уничтожает настоящее. Если оно весело, то делает к нему равнодушным; если печально, то отравляет его. Позабудем о будущем, чтобы жить так, как должно. Милой друг, пользуйся беззаботно настоящею минутою, ибо одна только она есть средство к пре-красному! Зажигай свой фонарь, не заботясь о тех, которые даст Провиде¬ние зажечь после; в свое время ты оглянешься и за тобою будет прекрас¬ная, светлая дорога! Между настоящею минутою и неизвестным пределом жизни поместим не надежду, а Провидение. Переходя от одной хорошей минуты к другой, нечувствительно дойдем до этого предела, за которым верное, прекрасное будущее! Об нем думать можно без волнения — оно не мешает жизни! Но здешнее будущее есть настоящий враг всего прекрасно¬го! Что в нем? Приходит ли оно когда-нибудь таким, каким мы себе его во¬ображаем! На что же ему верить и об нем заботиться! А прошедшее пускай идет с нами рядом! II ne faut pas s'avancer dans la vie, en detournant la tete, comme nous ecrit Annette*30. Надобно сделать из прошедшего своего това-рища. Для сердца прошедшее вечно31, а наше с тобою прошедшее есть самый необходимый друг наш! С ним только будет для нас и настоящее прелест¬но. Уверяю тебя, что у меня теперь на душе так ясно, как никогда не быва¬ло. Мне везде будет хорошо: и в Петербурге, и в Сибири, и в тюрьме, толь¬ко не здесь, где не дадут мне ничего доброго исполнить и где я только разрушу твое спокойствие. Безумство воображать, что человек зависит от места. Петербург полон людьми, которые меня знают, и там есть верно Эверсы; а Тургенев по своему сердцу мой верный товарищ! Нет, друг ми¬лой, я буду работать с энтузиазмом — во всякую минуту жизни можно быть человеком. Здесь только эти минуты, которые можно употребить на добро, будут посвящены только на то, как бы предостеречь себя от зла! И что же если и то не удастся!.. Впрочем, если петербургская жизнь не будет мне сносна — есть Долбино и Мишенское! Ты хотела мне закричать вслед: по¬езжай в Долбино! Может быть и послушаюсь. Где бы я ни был, везде у меня будет хорошее настоящее и свобода им воспользоваться; прошедшего никто у меня не отымет — а будущего не надобно. Одно только условие! Не дай собою пожертвовать! Чтобы твой друг, твой брат не мог никогда упрекнуть тебя, что ты добровольно истребила всё его счастие! Напротив, если будешь счастлива каким бы то ни было образом, то это будет мне же наградою! Нас
* Не нужно идти по жизни отвернувшись, как нам пишет Аннета (фр.).
не разлучит ничто! Быть счастливою для тебя значит пользоваться тем, чего ты достойна, и быть его достойною. Разве это может разорвать ТВОЙ союз со мною.
22 апреля. Что значит для меня стараться выдать щебя щцущх      Я ЭТО
обещал, и обещал искренно? Получить полное Прщ*р располагать наравне
с твоею Матерью твоею судьбою и дать тебе с другим такрр зке снастие, кое желал бы дать с собою! Знаешь ли, что эта мысль несколько времени меня радовала! Я думал, что я найду человека, тебя достойного; что я по-могу тебе возвратить покой душевный, что ты и этим счастием будешь обя^ зана мне же. Я мог бы смотреть без ревности и без, зависти на человека, которого сам бы для тебя нашел, и уверение, что всё сделано МНОЮ ДЛЯ тебя, было бы И подпорою мрею и наградою! Я же бьь уверен, что ТЫ С Р&оеЙ стороны готова быть со мною согласна и что стоило бы нам быть искрен¬ними, откровенными друг с другом, чтобы всё привести в порядок. По= мнишь ли одно выражение твое: mariee ou поп mariee, je conserverai toujour*! le rneme sentiment*. Признаюсь, сначала, когда я это прочитал, у меня серд¬це невольно стеснилось; как! ей самой уже кажется ВОЗМОЖНЫМ з^Муж^СТВО! Но после это же дало мне большую твердость! Так И должно (ПРДУМЗЛ #)* легче будет все исполнить. Но теперь кажется мне* НТО НИЧЕГО Нельзя W~ полнить! Ибо что для цих значит обещание мое помочь выдать тебя замуж! Не иное что, как обещание быть немым свидетелем, когда захотят тебя брр-СИТЬ В руки первому, который представится С какими-нибудь выгодами ИЛИ даже и без, выгод. Советовать н противоречить мне будет нельзя! Мое про¬тиворечие и СОВет ИСТОЛКУЮТ иначе и заставят меня молчать,, напомнив мне мое обещание! Я буду рабом и в то же время сам принужден буду смотреть, как бездушный Воейков, без всякого к тебе участия, будет пррдавать твое счастие! Ведь надежда, данная Красовскому, не есть ли торг? Итак, в этом моем обещании, которое имеет для меня такой прекрасный смысл, есть не иное что, как жестокая для меня неволя; то, чтр я считал средством Цре$о%-ранищЪ( тебя, не послужит мне ни к чему, и я буду только запутан в цепи. Q именем брата Я ДУМйЛ получить рдинакие права с Воейковым — напро¬тив и теперь Я Ц зависимости от него же. И он же выставляет себя всегда ВнереДг Он хочет уверить, что я всё сделал по его советам; во всё вмешивав ется, ИР Не так, как друг, а как человек, которому хочется играть первое лицо, рели бы у него была душа и искренность, как бы ему теперь было всё сделать, прекрасным, цр хвастать этим, а действуя для общего счастия, из одной дружбы. Напротив, он уверяет маменьку, чтр она все сделала^ цщ МН§ остается еще и это заслуживать; что я говорю с ним наедине, пересказыва¬ет ей; шпионствует и тому подобное. На егр советы ехать к Дуняше я отве^ чал грубо; признаюсь, мне не хотелось дать ему права сказать^ как всегда что я поступал здесь по его советам! На что давать повод к новым стихам в альбом. Он мне отвечал: ты сердишься, когда я говорю, сердишься, когда я шучу,
* замужем или незамужем, я всегда сохраню то же чувство (фр.).
сердишься, когда молчу. Говори, когда нужно, и от сердца, тогда я и сердить¬ся не буду. Одним словом, против этих людей правым быть невозможно. Я спрашиваю, Маша, довольна ли ты нашим положением? и можешь ли ожи¬дать в нем перемены! Лучшего ждать нельзя, а то, что есть, куда годится? Впрочем, может быть ты смотришь на это другими глазами!
Не желать ничего страстно? Этого нельзя себе сказать заблаговременно — надобно испытать жизнь, чтобы наконец это подумать, а подумав, исполнить! Я ничего не желаю страстно — я имею доверенность к Промыслу, соединен¬ную с терпением. Желать страстно значит вмешиваться в его правление! Сто¬ить — вот дело человека.
II faut mettre, a la place de l'esperance qui trompe presque toujours, la provi¬dence qui ne trompe jamais — alors tout devient consequent dans la vie: on sait d'avance le mot de l'enigme! II n'est autre chose, que: meriter*.
28 апреля*2. Милая моя волшебница! Прочитав то, что ты мне написа¬ла, я стал весел, бодр — горя и следу нет. Между тем мы с тобою расстаемся! Что будет вперед, неизвестно! Но нам теперь до будет дела нет! Настоящее и прошедшее — вот наше! А оно у нас есть и, право, самое богатое. Мы вы¬держали много испытаний, если иное и можно бы опорочить, то всё в целом хорошо? Не надобно надежды — на что этот обманщик, который мешает быть добрым? Сама вообрази, может ли быть что-нибудь для нас дурного? Те, которые нам вредят или, лучше сказать, вредили, сами несчастнее нас! Им у нас отнять теперь нечего — а что они в своем сердце? Захотим ли быть на их месте? Я говорю: те — нет! Это несправедливо! Тот Милая, твое пись¬мо помирило меня с маменькою! Я опять чувствую к ней нежную благодар¬ность, — она за тебя заступилась. Мой отъезд свяжет всё крепкими узами, и она будет самым усердным твоим защитником — теперь в этом я уверен. Прочитав твое письмо, я сошел вниз и от души пожал ей руку — она не¬счастна! Несчастнее нас в иные минуты! Поверь, милая, что теперь тебе будет легко быть с нею искреннею! А я, будучи от нее далеко, буду ей доро¬же; она, может быть, отдаст мне более справедливости, и уже ничто не бу¬дет ей мешать меня любить. Мысль, что она тебя защищает, дает мне боль-шое спокойствие; привязывает меня к ней, и в эти два остальные дни, которые пробуду я с вами, мне будет легко ее любить. За себя уже нечего досадовать — прошедшему забвенье! а в будущем вижу в ней одну твою защитницу! Будь я с вами — она будет меня бояться! Будь я далеко от вас — она будет видеть всё наше пожертвование, отдаст нам справедливость, и если не открыто, то втайне будет одно с тобою ко мне чувствовать — вот еще благодеяние разлуки! Вы будете понимать друг друга! молча будете обо мне говорить!
Переписываю то, что тебе надобно...
* Вместо надежды, которая обманывает почти всегда, нужно положиться на Провидение, которое не обманывает никогда, — и все станет последовательно в жиз¬ни! разгадка известна заранее! Это не что иное, как: быть достойным (фр.).
9 Зак. 263
п3
Решиться быть опекуном — была минута энтузиазма! Но это надобно хо¬рошенько обдумать! Может быть, еще полезнее не быть опекуном, чем быть.
Видишь ли, мы можем доказать друг другу как геометрическую задачу, что для нас разлуки нет! У нас один шептун! Что думал я в хорошую мину¬ту, то пришло в голову и тебе — одни и те же мысли, одни и те же слова. Прости же, друг! Настоящее и всё в жизни к прекрасному средство. С этими двумя подпорами забудем легко о том промежутке, который отделяет нас от той границы, за которой начнется наша родина, от того будущего, в ко¬тором мы будем вместе и неразлучно. Теперь твердость, постоянство, спо¬койствие души и неизменная верность друг другу! Если бы могла ты вооб¬разить, как у меня теперь на душе ясно! Без страха смотрю в жизнь! В ней tout est consequent!* Всё влечет за собой свои естественные следствия. Ис¬пытание— приготовление к утешению! Разлука— условие соединения! Одинакая здешняя жизнь— приготовление к одинакой вечности! Ничто не пропало! Всё лучшее наше! Где бы я ни был, везде свет Божий — везде настоящее наше и может быть прекрасно! Можно даже иногда подумать, что и то будущее началось для нас здесь! Разница между той и здешнею жизнью только в том, что здесь могут быть горы и леса между нами, а там нет этого непроницаемого пространства! Всё остальное для нас и здесь то же, как и там! Чего же унывать? Жизнь прекрасна! Прости!
Нарва, 2 маяъъ. Около меня шум и крик. В ближней комнате поют и орут. На небе пасмурно; да и в голове и в сердце не яснее. Настоящее огор¬чение всегда тяжеле прошедшего, хотя бы само по себе оно и было ме¬нее. Теперь грустно от того, что мы розно, от того, что нельзя уже себя поддерживать надеждою на свидание, которая прежде и тайно и явно во всё вмешивалась. За несколько времени грусть разлуки казалась легче, нежели грусть от того, что мы вместе и розно; причиною этому было то, что разлука была еще вдали, а то тяжкое чувство было в сердце. Как быть с собою? Как приучить себя находить и чувством хорошее или лучшее в том, в чем находит его рассудок. Я знаю, что нам быть розно лучше, не¬жели вместе, за несколько времени я это даже и чувствовал. Теперь уны-лость. Надобно быть твердым. Помнить, что быть вместе: значит быть невольником во всех чувствах, быть невольником Воейкова; быть уни¬женным; быть лишенным своей любви; не иметь способа сделать ничего доброго; быть по наружности виноватым и быть подверженным опаснос¬ти сделаться виноватым в самом деле; что быть вместе желать не должно, потому что их характеры никогда не переменятся; что надежда и будущее пустые слова, что я могу пользоваться настоящим... всякую минуту осо¬бенно делать доброю — если не поступком, то мыслию; что мне не нужно заботиться о их мнении — у меня есть мнение лучшего человека, то имен¬но, которое мне дороже, что я могу быть прав в собственных глазах; что лучшие люди на моей стороне...
* всё последовательно (фр.). П4
3—7 мая. Приехал в Петербург в 12 часов ночи. Тургенева нет дома. Си¬дел долго до утра перед озером, смотря на Мих(айловский) замок34, кото¬рый, как черная тень, возвышался над Фонтанкою, освещенною месяцем. С Тургеневым проговорил до самого утра.
4. Рано поутру послал за Блудовым35. Он явился с дружбою такою же, как и прежде, и с критикою моих стихов такою же, как и прежде. Обедал у него. Жена его милая женщина36; даже и лицом приятная; на этом лице написан тихой и нежный характер с умом тонким. Мне нравится ее про¬стота. Она милее и даже приятнее своей сестры, которая по своей молодос¬ти имела бы право на преимущество quant a l'exterieur*.
В письме от Саши Кавелину37 стоит: выходя замуж, я ничего не знала о связи доброго Воейкова с этой ужасною женщиною, которая не имеет ни¬чего святого и которая завела его удивительным притворством, фальшивою искренностию и романтическою страстию. Добрый, умный и простодуш¬ный мой Воейков считал себя любимым выше всего и что всем для него жертвовала.
«Воейков признавался, что связь была разорвана, что и в самом деле так было точно, потому что он желал места в Дерпте, точно для того, чтобы быть от нее далеко. Но думая положить совершенную преграду своею женить¬бою и по простодушию своему, он надеялся, что если бы и с нею будет жить вместе, то она исправится и возвратится на путь добродетели».
27 июня. Чтобы не быть виноватым, надобно всё объяснить в собствен¬ных своих глазах. Перед ними оправдываться не нужно — никому не по¬верят, да и не должно, чтобы верили; для Сашина спокойствия я не дол¬жен, чтобы она имела о муже своем то мнение, которое я имею; Маша и без моих объяснений его имеет; Е(катерина) Аф(анасьевна) не захочет оправ-дать меня на его счет. Но это объяснение нужно мне собственно для меня. Всё может выйти из памяти, и я могу самому себе показаться виноватым. Вот от чего надобно себя избавить.
Приехав в Дерпт, я не имел никакой надежды на спокойствие, ожи¬дал той же одинокой, печальной жизни, какую вел в Муратове. Это ожи¬дание меня не обмануло. Трудно себе представить положение тяжелее этого. Надобно было уехать. Мне представилось другое средство, лучшее, благороднейшее. Я решился пожертвовать не только одною надеждою и желаниями, но и самым чувством моим — решился быть точно братом Машиной матери. То, что меня наиболее к этому побудило, была мысль, что ее счастие столько же зависит от меня, как и от Воейкова, который доказал уже, что может им играть. Расстаться с Машею и оставить ее на произвол Воейкова было для меня всего жесточе. Чтобы себя с нею совер-шенно сблизить, надлежало всем пожертвовать, не для виду, а искренно. И я это сделал. С этим пожертвованием для меня всё переменилось — я увидел себя в семье, и даже Воейков (человек, от которого ни я, ничто мое
*   (в том,) что касается внешности (фр.).
уже не зависело) сделался в моих глазах совсем другой, мне было легко быть с ним искренним. —
После разговора с ним (в котором он мне понравился тем более, что го¬ворил мне жесткие вещи, по-видимому ознаменованные искренностию и дружбою), я написал ему следующее в альбом:
Хороший плод хорошего разговора
«Счастлив тот, кому удается пройти по земле, не споткнувшись на камень, кто, споткнувшись, воздержался от падения! Но еще не совсем несчастлив и тот, кто, упавши, сохранил силу подняться и спешит ею воспользоваться, кто вовремя может сказать себе: нет ничего лучше исполнения должности; кому еще осталось, если не столько жизни (ибо как полагаться на жизнь), по край¬ней мере столько надежды на жизнь, чтобы это исполнить на деле. Испол¬нить же это на деле и, если можно, вместе. Что бы ни сулили страсти, но го-дами своих наслаждений не дадут они того, что даст одна минута добродетели. Какая бы ни была наша судьба — ее даст нам Провидение! Здесь мы ни в чем не властны; но мы властны и должны быть или достойны своей судьбы, когда она счастлива, или ее лучше, когда она несчастна.
Всё в жизни к великому средство. 4 апреля 1815».
Всё это есть плод нашего разговора, и в этом разговоре Воейков твердил мне, что я обманул Е(катерину) Афанасьевну, что я должен заслуживать до¬веренность ее, что некоторые мои поступки и моя переписка с М(ашею) де¬лают меня виноватым в собственных моих глазах. Всё это, с одной стороны справедливое, меня поразило, и я, уже решившись всем пожертвовать, за¬был в эту минуту всё то, в чем мог обвинять самого Воейкова, принял эти слова за голос дружбы, и только думал о том, как бы всё поправить прошед¬шее, как бы всё будущее было хорошо. И эти строки, в которых можно най¬ти собственное мое обвинение, написал от всего сердца. Между тем Екате¬рина) А(фанасьевна) имела уже мое письмо, в котором я требовал, чтобы она была моею сестрою так же точно, как я хотел быть ее братом. Что же? Через день или два нахожу в своем альбоме следующие Воейкова стихи, которые он с торжеством читает мне при Е(катерине) Афан(асьевне):
У Гениев, как у Царей, Премножество льстецов под именем друзей,
Но я уверен в том по чести,
Что человек с умом Найдет различие меж другом и льстецом — Льстец гладит по шерсти — друг гладит против шерсти!
Эти стихи должны были значить, что я всё сделал единственно с совета Воейкова — что мое совершенное пожертвование собою было следствием того, что он мне говорил; что он меня усовестил. Он хвастал перед ними, то есть перед Е(катериною) Афан(асьевною), и то, что сделано мною, должно
было оборотиться ему в достоинство. Воейков точно был единственною при¬чиною моего пожертвования, но совершенно в противном смысле. Я хотел получить имя отца Машина для того единственно, чтобы во мне она имела прибежище против Воейкова и была избавлена от Красовских и им подоб¬ных. Воейков почувствовал, что это пожертвование давало мне совершен¬ную от него независимость, совершенное с ним равенство, и это ему было тяжело. С этим пожертвованием он переставал быть для меня подпорою и подателем всех благ и надежд, а для Е(катерины) Аф(анасьевны) хранителем всех бед, ибо точно, кого она могла бояться, сам готов был сделаться во всём ее товарищем. Он и выставил себя вперед в таком деле, на которое не имел ни малейшего влияния. Всё это надобно разобрать подробней.
Он говорил, что я обманул Ек(атерину) Аф(анасьевну). Обманывать мож¬но только с какою-нибудь целию. Так я ни ее, никого не обманывал. — По¬лучив первое ее письмо, я обещал всё кончить, с тем чтобы в семье ее быть ее сыном и другом Маши. Тогда Маша ничего не знала. Написав, что я не имел намерения обмануть, говорив от сердца, я приехал — но мне начали показывать большую недоверчивость; это усилило только во мне чувство мое, сделало его живым, наконец необходимым, а Маше открыло глаза без всякого моего участия. Итак, обманул ли я — нет! Моя вина только в том, что я не имел сил уехать, а остался. Е(катерина) А(фанасьевна) должна была или решительно не позволить мне остаться, или решительно разрушить всякое со мною принуждение и воспользоваться моею полною доверенно-стию, которая успокоила бы сердце — ни того, ни другого не было! Была наружность обмана в моих поступках, а причина настоящая в ее скрытно¬сти. Всё остальное было естественным следствием этой скрытности. То, что Воейков называет обманом, есть не намерение, а непроизвольное следствие моего положения. Я никогда не имел дурных намерений — однажды толь¬ко сделал М(аше) предложение, противное обязанности, но и к этому по¬ступку привела меня только мысль, что она будет жертвою Воейкова, кото¬рого все мерзости тогда сделались мне известными. Зато какой ответ я получил от Маши и как был счастлив, получив его. В описанном разговоре с Воейковым представился мне живо один поступок, а не причины его — и я обвинил одного себя совершенно. Не могу решительно сказать, что вся моя вина в слабости; будь доверенность, я бы не имел слабости. Но ее-то ко мне и не имели! Всего требовали от меня и всё делали с своей стороны, чтоб меня обессилить.
Друг гладит против шерсти. Это выражение должно означать, что Воей¬ков часто был противного со мною мнения; а выходит на поверку, что он всегда и во всём со мною соглашался; не был ни против моего мнения, ни против мнения Е(катерины) А(фанасьевны); а сказал вслух, что гладил меня против шерсти, только тогда, когда уже не было этого нужно и когда уви¬дел, что я выхожу из-под его опеки. Но все это писать очень скучно. Ло¬мать голову, чтобы приводить в порядок гнусные вещи; заметим все про¬сто, без всякого порядка, только для памяти.
1. Приезд ко мне в деревню38, с самыми жаркими чувствами; принят как мой друг; всё я; стихи ко мне или обо мне39. Такая дружба всех пленила и меня тут же.
2. Разговор со мною о Авд(отье) Никол(аевне) Воей(ковой)40, в котором, не открывая ничего, давал чувствовать, что хочет на ней жениться и ищет для этого профессорства41. Я по этому случаю и написал первое письмо к Тургеневу42.
3. Праздник в день возвращения моего из армии у Плещеевых43. За ви¬ном выведал у Плещеева о моих обстоятельствах. Прожект. После сказано было Е(катерине) Афан(асьевне), что Плещеев обо всём болтает и ему всё высказал. Тут не худо вспомнить, что Воейков с большим негодованием рассказывал обо всём Чайковскому44. Да и в Калуге во время нашего пу¬тешествия в Москву весьма жестоко декламировал против меня и Маши, в присутствии посторонних. — Стихи к Е(катерине) Аф(анасьевне)45.
4. Воейкову начинают показывать желание иметь его в семье46. Я спра¬шиваю о Авд(отье) Никол(аевне). Сказываю мнение Мерзлякова. Получаю в ответ, что Мерзляков пьяница и клеветник. NB. тот же ответ, какой им сделан Каченовскому по случаю Дома сумасшедших47.
5. Отъезд Воейкова в Петербург48. Здесь всех уверяет, что единственно для меня ищет Дерпта (Кавелина, Тургенева и Северина, всех, кто ему нуж¬ны). Письмо с стихами о бессмертии и мой ответ на это49.
6. Возвращение. Со мной жестокие разговоры насчет Е(катерины) Афа¬насьевны), а у нее целование рук и ног. Мне даже предложение увезти М(а-шу)50. Поездка к Арбеневой — о письме И(вана) Владимировича51. — Холод¬ность изнанка прежнего.
7. Написанное на странице Геснера52 и мое письмо. Мой отъезд. Письма ко мне. Обещание быть хранителем Машина спокойствия. Приезд Митеньки53.
8. Наше путешествие в Мценск и Ав(дотья) Николаевна.
9. Мое возвращение. Неизъяснимая способность быть добрым в некото¬рые минуты и фальшивым во все остальные.
10. Поездка в Москву. — В Москве советы прибегнуть к императрице54, о которой было уже рассказано; совет насчет подарка мне трубки. По по¬лучении от меня денег обещание, что останутся для моих именин.
11. Красовский, нужный для блистательного начала лекций. Ответ Маше55, когда она просила его ее избавить от неприятностей. Ответ мне, когда я в этом упрекал, и пересказ Е(катерине) Афанасьевне при Маше.
12. Шпионство на место сообщничества.
13. Мнение, что я холоден и сердит только потому, что он не исполнил данного слова. Дружба — торгу.
14. Утешительное словцо Маше, видя, что она грустна.
15. Записка на книге56: совершенно счастлив.
16. Жалобы на меня за неотдачу экстрактов57, похожие на тайное науш¬ничество; а мне в глаза ласка.
17. Желание всё своротить на других, а притом вид простоты.
18. Сашин ответ Кавелину58, в котором сказано, что профессорства же¬лали для того, чтобы себя избавить от Ав(дотьи) Ник(олаевны), обольстив¬шей невинное сердце. Лицемерство и низость.
19. Разговор о родстве за столом у Полуехтова и пр. и пр. и пр.
20. Непостижимая грубость с Машею. Машу упрекает в обмане. Преда¬тельство и лицемерство.
21. Предложения ночные Софье накануне родин жены; это немножко не согласно с тем восхищением, с каким накануне были у Всеночной.
22. Удивительное бесстыдство в отрицании в глаза всего, что сам гово¬рил; и такое твердое, что даже может заставить деликатного человека усом¬ниться в том, в чем сам уверен.
23. Родины59.
24. История о Мойере60.
25. Поездка к Мантейфелям 61.
«Доброй мой, несравненно драгоценной мой Жуковский опять дает мне надежду на искреннюю дружбу, опять вселяется в мое сердце спокойство и уверенность на ангельские связи на земле. Я всякой день молюсь Богу, чтобы он ему открыл глаза и избавил бы его и возвратил бы ему спокой¬ствие, в котором всё и мое заключается. С его умом, с его добрым сердцем не мудрено себя победить, если он захочет!»62 — Еще несколько усилий, и найдешь способ делать из своей судьбы лучшее употребление. Не делать ничего противного долгу и совести — это возможно. Делать то добро, к которому способен. Занятия. Три предмета, которые обдумать. Для первого верное правило внутреннее чувство, если только оно не ослеплено страстию: в этом случае всё искусство состоит в том, чтобы узнавать, что мишура страсти и что истинный свет чувства. Для второго знание самого себя. С этим незнако¬мым выходцем из луны не худо посблизиться. Для занятия постоянство и порядок. При всём этом жизнь нечувствительно кончится.
Дурной поступок для сердца, не испорченного навыком к дурному, де¬лает яснее должность; он точно как разрушенные очарования, заставля¬ющий молчать софиста страсть, и представляет всё в настоящем, простом, неукрашенном виде.
Здесь я не имею того, чего желаю, но вопрос: могу ли иметь? Может ли Е(катерина) А(фанасьевна) быть такою, как бы мне хотелось? Нет! Это значи¬ло бы требовать невозможного! Должно ли обвинять за невозможное? Это будет несправедливо! И обвинение несправедливое только ей прибавит лишнее горе к тем горестям, которые она имела и имеет. Гораздо благород¬нее жалеть о тех обстоятельствах, которые лишают ее способа дать нам счас¬тие и не обременять ее еще большею тягостию. Она искренно желает моего счастия. Но мы розно в образе чувств наших. Желать их согласить нельзя, и столько постороннего тому противится. Я должен бояться и собственной несправедливости и собственного характера. Всегда ли и во всём ли могу себя оправдать. Теперь, кажется, я сужу справедливо, потому что сужу спо¬койно благодаря разрушителю очарования. Чтобы всему положить конец, надобно не только решиться здесь не оставаться, но еще и не обвинять ее за то, что она не могла согласить своих чувств с моими: в этом виноваты обстоятельства. Следовательно, расстаться с нею без всякого дурного чув¬ства; она так же стоит сожаления, как и я.
{Около 23 августа)65. Мне давно бы пора привыкнуть думать и верить, что Провидение всегда в тяжкие минуты посылает утешение. Но здесь невоз¬можно сохранить нужный для этого порядок в Душе. Столько грустных чувств на нее нападает, что она не в состоянии с ними сладить, не в состоя¬нии от них отделаться; а пока они тут, по тех пор ничто хорошее, следова¬тельно, справедливое нейдет в душу. Надобно чему-нибудь постороннему, прекрасному случиться, чтобы ею овладеть, оттащить насильно от дурного и всё показать с лучшей стороны. Это со мною и случилось. Эверс подоспел мне на помощь и, если не совсем утешил, то по крайней мере заставил гля¬деть другими глазами на горе. Послушай, милой друг, как бы ни дурно жить, но добрая жизнь, взятая в целом, есть и счастливая. Это надобно сказать, подводя итог, а не тогда, когда душа взбуровлена и нельзя сделать счету. Здесь я часто бываю бессчетным; в Петербурге совсем другое, но едва ли не хуже — сухая, мертвая жизнь! Будучи там и чувствуя тамошнее дурное, я часто жалел о здешнем дурном; здесь по крайней мере от того, что при¬нужден с собою бороться, поневоле добираешься до чего-то прекрасного, что на несколько времени бросает большой свет на душу; там нет ничего — полное, мертвое ничтожество. Но и здесь убийство! Сердце более нежели когда-нибудь разрывается. Можно привыкнуть даже к ненависти. Уехать на родину — там буду совершенно жить для тебя; старого милого прежне¬го и настоящего никто у меня не отнимет. А будущее всё поручаю тебе. Но мысль, что я буду свободен, буду располагать своим временем, буду иметь подле себя друзей, с которыми всё мое разделить можно, эта мысль для меня мучительна! У тебя этого ничего не будет, а я этим пользуйся! Эта мысль всё должна отравить. И еще воображать, что ты должна успокаивать¬ся только тем, чтобы ничего не ожидать от них. Это несносно! Против это¬го надобно вооружиться твердою мыслию: сделать лучшее употребление из судь¬бы своей. Думай обо мне — в этом для тебя всё Мое всё я обещаю исполнить! Я слишком много позволяю над собою иметь влияния печальному — в ми¬нуту грусти я всё забываю и на всё рад опрометью броситься. Мне надобно более верить твоей твердости — ты имеешь в душе своей гораздо более силы, нежели я! У меня тени нет твоего терпения! Но как же терпеть, смотря на несправедливости и холодное невнимание к тому, что должно разорвать сердце (я говорю не о Воейкове); нет! здесь жить, всё видеть и молчать — не достанет жизни. Одно место твоего письма несносно — как могла ты стать на колени и просить прощения Бог знает в чем, и перед кем же? Это унижение нестерпимо — ради Бога в таких случаях вспоминай обо мне и не давай над собою воли!
Милой друг, у нас нет счастия — но мы имеем много! То сердце, кото¬рого ты требуешь, принадлежит тебе, навсегда, одной тебе и ни в чем другом не найдет замены той жизни, которугр находит в своей привязанности к те¬бе! Разве этого мало! Разве не утешает тебя мысль, что я для тебя буду ста-ратъся жить; для тебя становиться лучшим, тебе буду посвящать каждую хорошую мысль, каждый хороший труд — где бы ни был, всюду с тобою! Разве не утешит тебя мысль, что ты будешь причиною всего хорошего в мо¬ей жизни, хранителем ее чистоты! Заглядывай всегда в окно, когда нужно будет тебе утешения; ты увидишь домик Эверсов — в этом уголку прекрас¬ное, угодное Богу творение! Посмотри, как он спокойно смотрит на про¬шедшую жизнь свою, как всё ему друг; это плод чистоты душевной! Брат его и твой питомец будет об вас думать всегда вместе, об вас, чтобы быть всегда вашим, чтобы быть к вам ближе; он будет час от часу более окружать себя хорошими мыслями и, может быть, делами! От дурного вы же будете ему защитою! Теперь каждый прекрасный вечер будет напоминать мне о двух моих товарищах и будет мне уроком, и ободрением, и утешением!
Когда поеду к нашим, примусь писать ответы на многие важные для жизни вопросы. Это всё будет для тебя. Это будет моя философия, основан¬ная на одних моих опытах, а все мои опыты в одном — в моей к тебе люб¬ви! Больше ничего я не испытал на свете! Всё или от нее происходило или к ней относилось! Там, т. е. на родине, много для меня драгоценного — там наши общие воспоминания! Знаю, что будет грустно и тяжело, но там только и жить можно. И эти воспоминания будут записаны для тебя. Ты же непре¬менно имей положенную работу — переводы нашего Дрезеке64, делай свои выписки и записки, будь более с собою; у тебя нет особого места — уступи необходимости; когда найдешь время, где успеешь, подле Катиной колыбе¬ли65, рано поутру, где ни попало, пиши, читай, думай. По доброй мысли на каждый день — довольно хотя того. Почему знать — может быть Провиде¬ние требует Только терпения и покорности. Лучшее употребление из судьбы своей!
8 Зак. 263
121
Рига. 1816у июнь. Отчего не вижу я ясно того, что мне делать должно? Именно оттого, что до сих пор я жил совершенно противным образом тому правилу, которое предлагает Гёте1. Не было в жизни того, что называет он Ernst*, следовательно, не могло быть решимости; то есть связи. Этому при¬чиною воспитание и обстоятельства, слишком с ним сходные. Воспитание не развернуло понятия, не открыло цели, не родило деятельности. Обсто¬ятельства помогли уничтожить деятельность привычкою всё к одному чув¬ству, которое сделало ко всему невнимательным. Вопрос: можно ли теперь это поправить? Или оставаться в той ничтожности, в которой был до сего времени? К какой цели идти? и какие способы. Цель быть довольным самим собою: это общий результат? Но на чем основано это довольство. На уваже¬нии самого себя: право уважать самого себя дает только уверенность, что исполнил то, к чему обязывает имя человека. Имя человека — усовершен¬ствование внутреннее и исполнение на деле того, что в уме и сердце. Ужас¬ное положение начинать только готовиться в то время, в которое надлежало бы действовать. Но неужели половина жизни, проведенной без деятельно¬сти, осуждает и остальную половину на недеятельность, такую же ничтож¬ную, но более мучительную, ибо с нею соединено знание сего ничтожества. Что же начать? Das sicherste bleibt immer: und da& nachste zu thun was vor uns liegt**2. Но этого мало. Ближайшее есть только шаг вперед. Надобно знать свою дорогу и знать, что при конце дороги. Я в тридцать лет ребе¬нок, с неиспорченностию, но зато и с неопытностию и с невежеством ре¬бенка. Разница только та, что это младенчество закоренелое. Должно ли оно оставаться младенчеством. Чтобы сделать из себя что-нибудь, надобно по¬ступать с самим собою, как умный воспитатель поступает с младенцем: он не обходится с ним как со взрослым и ведет его постепенно к зрелости. Мне нужно прежде приобретение (иначе то, что буду делать, будет несовершен¬но), и приобретение для особенной цели. Особенная цель: поэзия в высоком смысле, то есть соединенная с нравственностию, такая, чтобы могла иметь вли¬яние благотворное и усовершенств(ование) собственного) характера (при¬обретение) ясных мыслей о жизни, привычка исполнять их на деле).
Ревель. Июля 7. [Без записей].
* серьезность (нем.).
* Самое верное остается всегда, а ближайшее —делать то, что перед нами (нем.).
Июня 23. Нелединский имеет ум необыкновенный. Характер его ума есть, кажется, верность. Он выражает мысль верную ясно и коротко. Он го¬ворит часто острые слова — но острота его не в выражениях необыкно¬венных, не в забавном, не в новом — но в верности! Он всегда скажет впо¬пад; он представит настоящее— смешное ли оно или нет— в том-виде, в каком оно есть, и внятным всякому языком; верность, ясность и крат¬кость, слитые вместе, дают истинному разительную новость, а забавному разительную остроту. Когда начнешь разбирать сказанное им, тогда не найдешь ничего пустого — нельзя отделить выражения от мысли; верность мысли делает выражение приятным; приличие выражения мысли делает мысль разительно ясною. Этот ум, который в нем находит то, что нужно, или то, что истинно, является в самых мелочах. — Сидя у него поутру, я заметил, что пол его горницы усыпан васильками. «На что это?» — спро¬сил я. — «На то, чтобы не водились тараканы». — «Разве их здесь мно¬го?» — «Множество! Один очень долго жил у меня на столе, между бума¬гами: сперва он меня дичился и уходил, как скоро я поворачивался или начинал разбираться в бумагах. После он ко мне привык, выходил на свет, как скоро я зажигал свечу, гулял очень беспечно по столу и обо мне не заботился. Куда он девался, не знаю!» — «И вы его не трогали?» — «На что же? в этом не было пользы. Одного убить, другой бы остался! и я бы не помог ничему! другое дело объявить войну им всем вдруг — в этом есть цель и может быть успех. Я это и делаю — рассыпаю васильки на полу». — Он же написал в своей книге под стихами в честь Платону Зубову: «Эти стихи написаны в начале 1796 года, в конце того же года я трусил, что написал их; из этого можно вывести следующее правило: хвалить челове¬ка случайного есть то же, что бить лежачего — ив том и в другом случае себя унижаешь». — Говоря о худой... он сказал: на ее плечах, кажется, можно растереть яблоко...
Октябрь
4-еу четверг. Выезд из Петербурга1. Обед в С(арском) Селе. Пушкин2. До¬рогою встреча с курьером. Спасск(ая) Полисть. Трактир. Тверь. Чертковы. Вторник, 9. У Протасовых. Приезд в Москву.
10. У Вяземского. У Антонского. У Дмитриева. У Нарышкина.
11. У великого князя3.
12. Чудесный праздник на Воробьев(ых) горах4.
14. Напрасн(ая) попытка представиться Государыне5.
17у среда. У Булгакова. К(апо) д'Истрия. Стурдза. Рушковский. Видберг. Великолепная мысль для храма6. Неудачная поездка в Астафьево. Собрание пенсионское.
18. Астафьево.
21, воскресенье). Представление велик(ому) князю и императрице. Во¬ронежский помещик. Обед у Каченовского. У Офросимова.
22. День освоб(ождения) Москвы от поляков. Первая лекция7. Мое пе¬реселение8. У Офросимова.
24. Письмо от Тургенева. Обед в Англ(ийском) клубе. Давыдов. Дмит¬риев. Качен(овский).
25. Поутру у Екатер(ины) Семен(овны)9. Биография королевы Луизы10. Обед у великого князя. Бенкендорф: анекдот о кресте. Музыка. Народ пе¬ред окном. Храповицкий. Дурнов. Принц Прусский11. После обеда у Ека¬терины Семен(овны). К(нязь) Голицын. Совещание у Антонского и Вязем¬ского. Эпиграммы и Пушкина басня12.
26. Обед у Дружинина. Сентилер. Полуехтов13. Каченовского болезнь. 27у суббота. Моей лекции не было: в(еликая) к(нягиня) нездорова.
Я люблю свою должность, и мне совсем не кажется отдыхом тот день, в который не могу ею заняться. Тем лучше. Не последнее счастие быть привязанным к тому, что должно. Я надеюсь со временем сделать уроки свои весьма интересными. Они будут не только со стороны языка ей по¬лезны, но дадут пищу размышлению и подействуют благодетельным об¬разом на сердце. Одним словом, до сих пор чувствую себя совершенно счастливым в своей должности, и счастливым особенно потому, что чув¬ствую себя со всех сторон независимым: извне и внутри души. Честолюбие молчит; в душе одно желание доброго. Без всякого беспокойства желания смотрю на будущее и весь отдан настоящему. Милая, привлекательная должность! Поэзия! Свобода! Заслуженное уважение по чистоте намере-ний и дел, желание добра всем и сердечная уверенность, что не буду ни с кем соперником и не огорчусь потерею выгод, ибо не ищу их — вот теперь мое положение. Да сохранит Бог его неизменным. — Приезд Воейкова с стихами14. Известие от Проташ(инского) о Саше15. Попов16. Обед у Е(катерины) Семен(овны) и письмо к Сергею17. Заседание в Об¬ществе) л(юбителей) с(ловесности)18 и скука. Дмитриев и Шаликов. Ужин у В. Л. Пушкина.
28у воскресенье. Чистое счастие делает религиозным. Всё прекрасное род¬ня. Каждое прекрасное чувство всё оживляет в душе: дружбу, поэзию; и всё это сливается в одно: Бог. Я бы каждое прекрасное чувство назвал Богом. Оно есть Его видимый, или слышимый, или чувствуемый образ. — Шамбо. Приятное знакомство. — Обедал у Тютчева 19. Вечер дома.
Счастие не цель жизни20. Мы соединены состраданием с другими. Их несчастие общее для нас. Мы менее радуемся, нежели печалимся вместе с другими. Несчастие делает другого нам любезнее, почтеннее — он в на¬ших глазах возвышается, чем более страдает и борется, тем любезнее.
Мы знаем здесь одно потерянное счастие. Счастие наш предмет; здесь мы имеем только тень предмета.
То чувство равнодушия, какое имеет всегда мертвое тело постороннего нам человека, есть доказательство бессмертия души. Тайный голос говорит нам, что мертвый ничего не потерял. Мы жалеем или себя или других, жа¬лея о мертвом; видя чужие слезы, мы плачем об нем.
Вид мертвого младенца дружит с смертию.
29, понедельник. Утро у в(еликой) княгини. Попов. К Кокошкину обе¬дать: Апраксин, Солнцев, Похвистнев с женою. После обеда у Вяземско¬го. У Попова.
(Ноябрь)
3, суббота. Утро у в(еликой) княгини. Я немножко опоздал, и мне был как будто выговор. Она нетерпелива; но эта нетерпеливость милая и добродуш¬ная. Я нашел у нее Нарышкина. Она занималась важным делом: выбором камней. Она спросила у меня, люблю ли камни? — Не знаю, люблю ли, по¬тому что никогда не имел их, но больше думаю, что не люблю. — Она не выучила своей басни и с большим горем рассказывала мне, что ей было не¬когда. La princesse Moustache21 a ete chez moi apres diner et a passe deux heures entieres. Vous savez qui est la princesse Moustache? Quand ces dames a portrait vous arrivent, il ne faut plus badiner. Et moi j'aime tant que mon apres-diner est a moi*. Только хотели мы начинать, явился государь. Прошло с четверть часа. Потом явились принц22 и в(еликий) к(нязь). С последним мы нежно поцело¬вались. — У Вяземского. У Муравьева. Обед у Екатерины Семеновны. Вечер у в(еликого) князя. Была государыня и разыгрывала лотерею. Разговор с Вил-ламовым о Мерзлякове23. Бенкендорф. Албедил, который буфонит и которого дразнят: совсем не в том виде, в каком я его встретил на дороге из Дерпта. Милорадович. Трубецкой с женою. Храповицкий. Моден. Пашков. Муханов. Нелидова. Ливенша. Прозоровская. Волхонская. Г(раф) Чернышев. Кочетова. Нелединская. Разговор с государынею. Она расспрашивала меня о моей уче¬нице, а моя ученица нас подслушивала и краснела. Разговор с Дурновым. Отменно умный, живой и проворный. В лотерее лучшим лотом было нети-нетовое платье; его выиграла государыня, которая потом из него сделала лотерею, назначив его наперед жене Адлерберга. II me parait que la familiarite du g(rand) d(uc) est inconvenable: elle embarrasse etant trop libre**.
4y воскресенье. Болезнь Митеньки. После обеда у Вяземского. Свадьба, рождение и смерть в одной семье24.
* Princesse Moustache была у меня после обеда и пробыла целых два часа. Зна¬ете вы, кто такая princesse Moustache? Когда к нам являются эти кавалерственные дамы, то нельзя уже более шутить. А я так люблю, чтобы послеобеденное время было в моем распоряжении (фр.).
** Мне кажется, фамильярность великого князя неприлична: она стеснительна, будучи слишком свободною (фр.).
5, понедельник. У в(еликой) к(нягини). Должен был у великой княгини обедать, но прослушал приглашение и обедал у Офросимова. Митеньке несколько лучше поутру; ввечеру и гораздо лучше. Но эта надежда только злая шутка. Пушкина, Е(лена) Г(ригорьевна). Рябинина. Аникеева.
6, вторник. Нынешний день есть тяжкий урок жизни: он учит радоваться, но не полагаться на радость; верить радостям души, но не полагаться на постоянство счастия. День начался прекрасно; светлое утро и светлость в серд¬це. Урок мой был очень приятен: в моей ученице час от часу открываю бо¬лее милых, непорочных прелестей в сердце. Душа откровенная до младен¬чества: ум прекрасный, но еще не напуганный опытом. Я говорил с нею о высокой ее цели и о прекрасном образце, который она имеет в своей мате¬ри. Я имел удовольствие слышать от нее, и, кажется, это было искренно, что мои уроки ей нравятся. "Aucun de mes maitres n'a ete si clair que vous!"* Од¬ним словом, это утро наполнило сердце счастием. Мое положение прекрас¬ное. Душа жива. Могу действовать без принуждения; могу действовать для добра; чувствую, что буду действовать бескорыстно. На эту минуту доволен собою — надобно всегда быть довольным собою. Да сохранит мне Бог все¬гда чистоту сердца и да пошлет успех добрым желаниям и способность их исполнить. После был у Вяземского. Там было всё спокойно. Надежда жива. Это дало приятный остаток дня (обед у Булгакова и вечер у Дмитриева). Возвращаюсь домой. У самого крыльца нагоняет Вяземского человек. Зовут к нему. Всё переменилось. Я застал несколько минут жизни малютки. Все сидели вместе. Доктор был над умирающим. Послышались его шаги: это было приближение смерти. Мать, прощаясь с мертвым, говорила ему, как живо¬му: прости, мой голубчик. В этом выражении что-то необыкновенно трогатель¬ное. Мы расстались в три часа. Когда я ехал от Дмитриева домой, луна све¬тила ярко; Кремль был прекрасен; главы на церквах сияли; на земле было светло, и за лунным светом, озарявшим землю, исчезали звезды. Когда я воз¬вращался от Вяземского, всё уже было иное: луна спряталась; всё покрыто было туманом; но звезды сияли гораздо ярче: всё на земле стало темнее; зато на небе всё сделалось ярче25. Какое разительное, живописное изображение этого дня и всей жизни.
7, среда. С Вяземским у Митенькина тела. Вид мертвого младенца дру¬жит с смертию. — Обедал у С. С. Апраксина. Тон старинного боярства. Ка¬жется странным потому, что не похож на обыкновенный нынешний. Нет простоты; но есть величавость. Что предпочесть, Бог знает. Кажется, для больших собраний такой тон лучше. Непринужденность должна быть в ма¬лом круге. Принужденность в большом круге есть синоним благопристой¬ности. — Домой. Потом с Пушкиным к Солнцеву и к Кологривовым, где Вяземские. Е(лена) Григ(орьевна) Пушкина26. Разговор о физиономии. По-луехтов с женою27. С некоторыми людьми ловко только наедине; при дру¬гих с ними стыдно, внимание, которое показываешь к их словам, кажется
* Никто из моих учителей не был так ясен, как вы! (срр.)
смешным. Наедине без притворства позволяешь себе быть внимательным и говоришь с этими людьми их языком. При других чувствуешь, что такое внимание есть притворство, и невольно, говоря, оглядываешься и стыдишь¬ся того, что говоришь. Ужинал у Кологривовых; сидел рядом с Aimee28, ко¬торая мила, как птичка.
8, четверг. Ходил к в(еликой) к(нягине) просить позволения не быть зав¬трашний день. Видел одного Нарышкина. Jericho29. Бал.
9, пятница. Поездка в Астафьево30.
10, суббота. У Нарышкина. Разговор о его детях. Вечер у Вяземских. Обед у Екатерины Семеновны.
11, воскресенье. Обед у Похвистнева. Чтение Мерзлякова стихов31. Вилье.
12, понедельник. У великой княгини. Она не приняла урока, но приняла меня. Больна флюсом. Обедал у Полуехтова. Паскевич. — Ввечеру у Дмит¬риева.
Жизнь есть воспитание32. Всё в ней служит уроком. Счастие жизни: знать хорошо урок свой, чтобы не постыдиться перед Верховным Учите¬лем. Где употребить этот урок в пользу — это знает Учитель. Что Он учит недаром, это верно; и в знании этого вся вера.
13, вторник. Шамбо. Лодер. Глинка. Утро и обед у Вяземского. После обеда у Яковлевой. Странное положение. Чернышев с женою. Вечер дома.
14, среда. Утро дома; обедал и вечер провел у Вяземского.
Русские глаголы надобно различать на два разряда: в одном простые; в них заключается действие, относящееся к лицу или вещи; они изобража¬ют или просто действие лица, не относя его ни к какому другому, — средние и общие, — или действие относительное к другому лицу или вещи — действи¬тельные, возвратные и взаимные, — или состояние лица, на которое действует постороннее, — страдательные. В другом разряде те же глаголы, но с озна¬чением некоторых обстоятельств действия: предложные или учащательныеъъ.
29, четверг. Le peuple est meilleur que les cercles*34.
{Декабрь)
2, воскресенье. День начат прекрасно; но как верить прекрасному, даже и тому, которое в душе, в мыслях и чувствах? Как мы зависимы от всякой мелочи! И как истолковать самого себя! Точно во мне два человека: один — высокой, чистой, другой — мелочной и слабой. До обедни я был полон бод¬рости, надежды на себя самого, доверенности к своему собственному бес¬корыстию. После обедни эта бодрость упала; и сам, и другие стали в глазах моих хуже. Зачем думаю я о наружности, когда мое главное, чтобы внут¬ренним, самим собою быть довольным? Что мне нужды, что я показался не таким, каков я есть... Но полно ли, только показался? Не был ли я в ту ми¬нуту таким, каким должен был показаться? И не от того ли эта грусть, что в самом деле на эту минуту дурное обо мне мнение есть и справедливое?
* Народ лучше, чем общества (фр.).
Зачем позволяю себе не думать и так часто в пустяках к другим принорав¬ливаться? Взяв всё вместе, я хорош; порознь — много дурного! Должно себя держать в узде или, лучше сказать, должно с величайшею внимательностию за собою следовать. Я не могу быть ни спокоен, ни деятелен без оживитель-ного уважения к самому себе; надобно, чтобы всякой поступок производил это уважение — по чувству и правилу, или по одному только правилу; во¬преки самого чувства, но согласно с долгом. Дай Бог только всегда уметь скоро найти то, что должно. В этой-то скорости усмотрения весь навык доб¬родетели. Неужели, желая искренно быть добрым и достойным, не будешь ни тем, ни другим и можешь поступать невольно вопреки этому желанию? Надобно приучить себя менее уважать одобрение других и единственно довольствоваться собственным одобрением.
Die Princessin Charlotte, im kindlich reinen Sinne den Verlust einer Mutter beklagend, war fast untrostlich, dali nicht mehr das lebende Auge der Mutter auf sie geblickt, nicht mehr ihr Mund ein liebendes Wort zu ihr gesprochen hatte. Ach, klagte sie, ware ich nur da gewesen, meine Mutter wurde mir gewiss noch etwas gesagt haben! Die verwittwete Frau Landgrafin sprach darauf zu ihrer Urenkelin: Deine Mutter wurde dir gesagt haben: Sei tugendhaft! Ich will dir in dem Namen deiner verklarten Mutter sagen: Sei so tugendhaft, wie sie war! Du hast die Gaben deiner Mutter empfangen, lebe auch in ihrem Geiste und nach dem Vorbilde dieses Engels. Dann wird der Segen deiner Mutter auf dir ruhen (19 July 1810, 9 Uhr)*.
[Приписано рукою великой княгини:']
Den andern Tag um 10 Uhr des Morgens ging der Konig mit seinen Kindern im Garten, zeigte ihnen den Platz, auf welchem unsere liebe Mutter zum letzten Male am 29 Juny die Luft genossen hatte; hier vergossen wir bittere Thranen. Papa fuhrte uns zu einem Rosenhugel und sagte Charlotten: "Winde einen Kranz von weissen Rosen um sie auf Mama zu strecken". Die Bruder pfluckten emsig weisse Rosen, und ich sass unter einem alten Birnenbaum den Kranz windend. Jeder Bruder nahm einen Strauss und Papa eine Rose mit drei Knospen, welche Alexandrinen, Louise und Albrecht vorstellen sollten. Alsdann brachten wir diese Blumen an Mama**35.
* Принцесса Шарлотта, в детски-чистом уме своем скорбя о потере матери, была почти неутешна, что не видела уже взора своей матери и не слышала приветливого слова, к ней обращенного из ее уст. «Ах, — восклицала она, — если бы я только была при этом, мать бы мне, конечно, еще что-нибудь сказала!» Вдовствующая ландгра¬финя на это сказала своей правнучке: «Твоя мать тебе сказала бы: Будь добродетель¬на!» Я от имени твоей усопшей матери скажу тебе: «Будь такою же добродетельной, как она. Ты получила дарования твоей матери; живи же в ее духе и по примеру это¬го ангела. Тогда на тебе будет покоиться благословение твоей матери!» (нем.).
** На другой день, в 10 часов утра, король пошел в сад с своими детьми, по¬казал им место, где наша дорогая мать наслаждалась воздухом в последний раз, 29 июня: тут пролили мы горькие слезы. Отец повел нас к холму из роз и сказал Шарлотте: «Сплети венок из белых роз, чтобы возложить его на могилу мамы».
Апрель, 17. Один из прекраснейших дней. Рождение великого князя1. Прелестное утро. Чувства веселые, ясные, живые, без примеси. Радость ис¬тинная. Конец беспокойству. Черты истинной высокости в характере ма¬тери: это великое счастие. Чем больше причин к ней привязываться, тем более прелести в жизни. Я бы желал найти в ней всё. И это будет. Она осмо¬трится в своем месте, узнает свои должности, а эти должности усовершен¬ствуют душу ее; душа ее способна совершенствоваться. — Поздр(авление) великого князя, императрицы. — Ерихо2. — Обед у Модена. — Прощание с Перовским. Вечер в Кремле. К Ланским.
(Октябрь)3
1-е октября. Гапсбург(ский)4. 2-е октября. Гапсбург(ский).
6,7,8 — Перевод из Мольера. B(ourgeois) gent(ilhomme)5.
28 октября. Я болен6. В промежутках более высоких мыслей, нежели когда-нибудь. Более воспоминаний, и трогательных. Какое-то общее неяс¬ное воспоминание, без вида и голоса, как будто воздух прежнего времени. Болезнь (думаю, всякая, и самая тяжкая, ибо всякая имеет свои промежут¬ки, а тяжелая требует еще более нравственных усилий), — болезнь есть состояние поучительное; сначала affaiblissement*, упадок, потом усилие, по¬том непременно дойдешь к чему-нибудь высокому. Болезнь знакомит с ре¬лигией не страхом смерти, но величием жизни; страдание составляет на¬стоящее величие жизни. Это лестница. Наше дело взойти; что испытание, то ступень вверх; радости можно назвать этими площадками, которые от¬деляют ряд ступеней от другого — они служат только отдохновением и пе¬реходом для новых усилий, для новых возвышений. Звезды. Тени, etc. etc.
Братья прилежно рвали белые розы, а я сидела под старым грушевым деревом и плела венок. Каждый брат взял по кусту, а отец розу с тремя бутонами, которые должны были представлять Александрину, Луизу и Альбрехта. И потом мы отнес¬ли эти цветы к нашей маме (нем.). *   слабость (фр>).
Август
13, среда. Бал графини Бобринской. Разговор Перовского. Письмо к Ду-няше1. У Вильдермет. У Ливенши. Разговор за столом и после стола о танцах и прочее. После обеда прогулка у музыки и бесчисленные встречи. Заме¬чание Перовского на мой счет2, если не справедливое, то по крайней мере остерегательное. Нет ничего опаснее, как pas a pas*. Нечувствительно сверху падаешь на дно. L'essentiel est de ne rien reprocher**. До сих пор я действую, кажется, прямо. Пускай душа ей; но воля останется моею; она принадлежит товарищу. Лишь бы поскорее всё, что надобно высказать. Это бы дало более свободы и верности действовать.
14, четверг. Утро прошло прекрасно, в добрых мыслях. Письмо к Ду-няше и Маше3.
Маршальский обед. Покраснел без причины. Разговор за обедом о го¬лосе. Дурацкая прогулка. После обеда у Ливенши с Сам(ойловой) и Шу-в(аловой). Спор молодости со старостью.
15, пятница. Прог(улка) в саду. Моден. Обедня. Карамзин4. В библио¬теке. Встреча на лестнице. Разговор до обеда о голосе: Нарышкин, Бероль-динген. Обед: Лейтон. После обеда. Дверь. Записки. Начало. M-elle Rooma. Совесть. 10 августа5. Романс. Сон. Монологи. Шампанское. Письмо Дуня-ши. Письма. Чтение. Княгиня Волхонская пред чтением. После обеда ми¬нутная прогулка. Гусары. Шторх. О смерти.
16, суббота. В Сарском Селе. Лонгинов. Разговор с Ек(атериной) Анд¬реевной)6. Плюскова. Тимофеева. Обед у Гауеншильда: Фесслер, Крузен¬штерн. После обеда у Карамзина. Велеурский. К(нязь) Волхонский. Турге¬нев. Плюскова.
17, воскресенье. Крестины7. Перовский. У Ливенши. У новокрещеной. Обед. Воронцов8. Стихи9. Бал у Кочубея10. Поездка в Сарское Село с Перов¬ским. К(нязь) Баратов. Шашки.
18, понедельник. У Н(атальи) Федотовны11: je ne sais quoi***. У Фридрихе. Обед с Государынею. Разговор о бале: il ne sait rien****. За обедом — Фрид¬рихе. После обеда. Картина. Музыка. Вечер. Чтение "Naufrage"12. "Mon enfant"13. Ундина14. Гусары в окне; великий князь.
19, вторник. Пустой день. Несколько стихов поутру. Ввечеру у Шторха. Чтение. У Бобринской. Роза. Cotillon.
* постепенно (фр.).
* Главное не делать никаких упреков (фр.).
* не знаю, в чем дело (фр.).
* он ничего не знает (фр.).
20, среда. Поутру в Петербурге. У Козлова. У Тургенева. Голицын. Паш¬ковы. Пушкин. Обедал у Чебышева. Театр: "Chaperon rouge"15. У Тургене¬ва: Пушкин, Гнедич, Плещеев.
21, четверг. Поутру у Тургенева. У С. Флорана. У Кавелина. У Лаваль. Белосельская. К Тургеневу. Боголюбов. К(нязь) Баратов. Каразин. Домой.
22, пятница. В Павловск. Перовский в Петербурге. Обед маршальский. Романсы не для всех. Разговор. О княгине Волхонской. Монологи. Загряж¬ская. Вечер дома. Гроза.
26, вторник. Поутру у Прозоровской. У великой княгини. Альбом. Зав¬трак у Плещеевой. Эпитафия16. Музыка. Мазурка. Вечер, разговор о "Voeux temeraires"17, о "Simple Histoire"18. Перовского история19. Бал у Бобринской. Глупая история с Кукольником20.
Fest zusammenhalten was Gott und die Umstande zusammengefugt haben; kindliche Pflichten erfullen; der aussern Welt geben was sie fordern kann; nicht zuruckrufen was vergessen sein soli, dieses ist fur dich der Weg des Friedens*.
27, среда. У великой княгини. Встреча с императрицею. У Самойловых: приглашение в Петербург. "Voeux temeraires". После обеда разговор с Ло¬бановым. Перовского сон.
28, четверг. У великой княгини. Разговор с великим князем о Перовском. У M-elle Wildermeth с Шамбо. Обед. Лобанов. Романсы. Ввечеру на гуля¬нье. Встреча Перовского с Бобринскою. М-е Adlerberg. Бал Кочубея.
29, пятница. Поутру. Альбом Самойловой21. Сон: Кукольник. Тень. Чи¬жи. — С Шуваловою у Ливен. Редуте. Обедал у Вольфа. С Карамзиным у Н(атальи) Федот(овны). Вечер.
30, суббота. У великой княгини. У Ливенши. В Сарское Село. Энгель-гардт. Чадаев. Во дворце. Вечер у Карамзина. Болезнь великого князя.
31, воскресенье. Тургенев. У Ливенши. Великий князь. Маршальский обед. Прогулка. Вечер у Плещеевой: разговор о Предведении. Манускрипт Козлова22.
(Сентябрь)
1, понедельник. Письмо к Лонгинову. Обед маршальский. Вечер у Пле¬щеевой. Карамзин. Плюскова. Кочетова. Ушакова. Карбункул23. Старушка24. Разговор о Перовском.
2, вторник. Письмо к Вяземскому. Обед маршальский. Перовский. После обеда у Вольфа. Перовский у Кочубея.
3, среда. Письмо к Вяземскому о стихах25. К Лонгинову. Чтение Исто¬рии26. Обед. Игра в биллиард. Прогулка. Чтение. "Voeux temeraires"27. За-писка Тургенева28.
4, Вечер у Бобринской. Разговор.
* Крепко хранить то, что соединили Бог и обстоятельства; исполнять сыновние обязанности; давать обществу то, что оно может требовать; не вызывать воспоми¬нания о том, что должно быть предано забвению, — это для тебя путь мира (нем.).
5. Поутру у великой княгини. Обед маршальский. Vergissmeinnicht29. Вечер у графини Головкиной.
6. Вечер у Плещеевой.
7. Обед маршальский. Рассказы. Вечер у Плещеевой со всеми. Чтение комедии. Стихи.
8. Государыня. Обед маршальский. Вензель. Разговор у дверей. Repentir*. Прощанье с государынею. Вместе к Адлербергу. Курочка. Вечер дома.
9. Стихи в альбом30. В библиотеку. Обед: в биллиард. Вечер у великой княгини.
10. Стихи. Обед у Натальи Федотовны. Вечер у Натальи Федотовны. Чтение моих переводов31.
11. Стихи. Обед маршальский. Прогулка. Предложение чтения по вече¬рам. Вечер у Натальи Федотовны. Плюскова. Волхонская. Чтение "S(imple) histoire".
12. Обед маршальский. Игра в cerceau**. Вечер у Натальи Федотовны. Чтение.
13. Приезд государыни. Начало поэмы32. Прогулка. Les pensees***. Два дня из одного. Вечер у Модена.
14. Стихи. Обед маршальский. Биллиард: Моден. Песни; после обеда на крыльце. Шахматы. Вечер у великой княгини. Чтение "Charles et Marie"33; музыка Плещеева34. О M-elle Wildermeth. Моден.
15. Стихи35. Поэма. К Карамзиным: одна Екатерина Андреевна. О Са¬мойловой. Карамзин. Плюскова. У Бобринской бал и катанье.
16. Поэма. Маршальский обед. Игра в биллиард. К Модену в шахматы. К Наталье Федотовне. Чтение.
17. Стихи. Завтрак на ферме: рябина; разговор о великой княгине. Боб-ринский на карауле. К Карамзину: милая черта его души. Разговор о Мё-moire36. Вечер у Бобринской. Разговор о стихах: c'est touchant****. Голов¬ная боль и танцы.
18. Прогулка. Pensees — две эмблемы37. Первая лучше, и ее принял. Игра в биллиард с Моденом. Вечер у Натальи Федотовны и чтение.
(ИЗ АЛЬБОМА гр. С. А. САМОЙЛОВОЙ)38
29 августа 1819. Павловск. Я когда-то сказал39: счастие жизни состоит не из отдельных наслаждений, но из наслаждений с воспоминанием. И эти наслаж¬дения сравнил я с фонарями, зажженными ночью на улице. Они разделе¬ны промежутками, но эти промежутки освещены; и вся улица светла, хотя
* Раскаяние (фр.).
* серсо, обруч (фр.).
* Мысли, размышления, намерения (фр.),
* это трогательно (фр.).
не вся составлена из света. Так и счастие жизни. Наслаждение — фонарь, за¬жженный на дороге жизни; воспоминание — свет; а счастие — ряд этих пре¬красных воспоминаний, которые всю жизнь озаряют. Надежда— пустое слово; оно привлекательно только для неопытности, которая не знает еще жизни. Для него вся прелесть этого слова заключена в его непостижимос¬ти. И что же надежда? Беспокойное, иногда сладостное ожидание чего-то в будущем; такое ожидание только вредно: оно уничтожает настоящее. Если оно радостно, то делает вас к нему равнодушным; если печальное, то отрав¬ляет его. Позабудь о будущем, чтобы жить как должно, пользуясь настоя¬щею минутою; ибо только она есть верное средство к прекрасному. Зажи¬гай свой фонарь, не заботясь о тех, которые Провидение даст зажечь после: в свое время ты оглянешься, и за тобою будет прекрасная, светлая дорога Между настоящею минутою и неизвестным пределом жизни помести не Надежду, а Провидение. Переходя от одной, озаренной ярким воспоминани¬ем минуты, к другой, такой же, нечувствительно дойдешь до этого преде¬ла, за которым верное, неизменное будущее. Об нем можно думать без вол¬нения; оно не мешает жизни. Но что же здешнее будущее? Приходит ли оно когда-нибудь таким, каким мы себе его воображаем? На что же ему ве-рить и об нем заботиться? Прошедшее же пускай идет с намирядом Пусть, будет нашим добрым утешителем, ободряющим спутником.
Для сердца прошедшее вечно!40
Можно некоторым образом сказать, что существует только то, чего уж нет! Будущее может еще не быть; настоящее может и должно перемениться; одно прошедшее не подвержено изменяемости: воспоминание бережет его, и если это воспоминание чистое, то оно есть Ангел-Хранитель нашего сча¬стия; оно утешает наши горести; оно озаряет пред нами неизвестность бу¬дущего. — Ясный фонарь на дороге жизни... Что он? Одно ли наслажде¬ние, столь же быстрое и тленное, как пролетающая минута? О, нет! доброе чувство, высокая мысль, прекрасное дело, им одним принадлежит воспо¬минание. Эти светлые минуты, в которые мы жили сердцем, созданным для прекрасного и великого, можно назвать минутами Божественного Откро¬вения: в эти минуты Божество неотрицаемо. Я назвал бы каждое прекрас¬ное чувство, каждую высокую, сердцем внушенную, мысль — ?>огом Не Он ли говорит в них душе человеческой: Я здесь! и как в такую минуту не отве¬чать ему: верую, Господи! И ряд таких минут, в которые Божество, блеснув пред тобою твоим же собственным чувством, не угасло, но оставило тебе свет свой в воспоминании, ряд фонарей — вот счастие, и оно вечно, как сердце его, с его неизгладимыми воспоминаниями.
Еще одна мысль, которая здесь у места: жизнь есть воспитание41. Всё в ней служит уроком. Счастие или, лучше сказать, цель жизни — знать хорошо урок свой, чтобы не пристыдить себя перед верховным учителем. Где придется употребить уроки его в пользу — это знает только Он. Что он учит не напрас¬но — это верно, и в знании этого, основанном на чувстве, вся наша Вера.
17 сентября. Вы позволили мне сделать вам подарок в день вашего ан¬гела: я вздумал подарить вас такою книгою42, которая могла бы служить вам вместо руководства в чтении других книг и добрым, верным товарищем на це¬лую жизнь. Книга, которую я для этого выбрал, которой пользу отчасти знаю по собственному опыту (я прочитал ее в первый раз в такое время, когда мне был очень нужен ободрительный советник), по своему заглавию прилична дню вашего Ангела, а по своему содержанию прилична вам. При ней Библия, не-обходимая для того, чтобы прочитать ее с пользою: я выбрал немецкую для того, что автор ссылается всегда на Библию немецкую: вам легче будет отыс¬кивать те места, на которые он в ней указывает. Приложенную же белую кни¬гу45 вы наполните своим. Я начал ее некоторыми собственными мыслями, которые набросал без порядка и связи. Пусть будут они здесь вместо предис¬ловия. Сие их достоинство состоит в том, что они могут возбудить ваши соб¬ственные мысли, и еще в том, что они произведены искренним желанием вам такого счастия, на которое имеете право более многих и которое можете най¬ти легче многих: надобно только на него посмотреть со вниманием, и оно ваше.
Wisser, ein erhabner Sinn Legl das Grosse in das Leben Und er sucht es nicht darinn.
Schiller41
Это великое, это прекрасное таится в нас самих, и жизнь дана для того, что¬бы узнать его тайну: в этом узнании вся ее цель; оно одно составляет пря¬мое ее достоинство. Жизнь есть училище, в которое душа входит младен¬цем, из которого должна выйти возмужалою и созревшею.
Можно сказать, что вокруг нас ничто не существует отдельно: всё берет образ души нашей; всё ее отголосок; всё оживляет она тем бытием, кото¬рое в ней самой таится.
Мыслить, чувствовать — вот прямая (внутренняя) жизнь наша. Она толь¬ко обнаруживается посредством действия, которым, так сказать, мы связа¬ны с тем, что нас окружает. Чем более совершенства в мыслях и чувствах, тем лучше и вернее наши действия. Если дадим себе первое, то последнее само собою будет ее последствием.
Счастие жизни — красота души, не изменяющаяся посреди перемен¬чивых случаев жизни.
С каждою новою мыслию, с каждым новым чувством прибавляется к ду¬ше нечто такое, чего в ней еще не было. Это нечто становится ее вечною, неотъемлемою собственностию.
Мысли и чувства, в разное время посещавшие душу, сливаются в ее сущ¬ность и составляют наконец ее величие или низость, ее красоту или безоб¬разие. Таким образом, можно сказать, что наша душа, отдельно, сама по себе существующая, есть в то же время и произведение всего, что посредством мысли и чувства вошло в нее в течение жизни: произведение более или менее совершенное, и приобретение этого совершенства, для коего единственно дана человеку его земная жизнь, зависит от нас самих. Провидение есть только всемогущий наш помощник: оно только предлагает нам способы, только поддерживает или усиливает наше стремление; но пользоваться предлагаемыми способами, но повиноваться святому стремлению — это предоставлено нам самим, и здесь мы неограниченно свободны.
Два способа приобретать сие совершенство: извлекать прекрасное из опы¬тов жизни; извлекать прекрасное из самого себя.
Опыты жизни — здесь мы не иное что, как путешественники по земле Провидения. Оно с заботливою попечительностию окружает нас житейски¬ми встречами. Добро и зло, великое и малое, всё есть его посланник, есть испытатель и следовательно совершенствователь души нашей. От нас требует оно только прекрасного. Всякой случай жизни есть средство к прекрасному: не наше дело вступаться в распоряжение сих предлагаемых нам средств — мы должны и можем только исполнять требования Промысла. Скажу опять — мы не властны в выборе средств, то есть в выборе тех случаев счастливых или несчастных, тех радостей или печалей, которые должны посетить нас в жиз¬ни, — это дело Провидения! Но мы властны во всяком случае вслушиваться в одобрительный его голос, во всяком случае понять его высокое требование и свободно исполнять то, чего оно требует. Опыты жизни, с этой стороны рассматриваемые, представляются в блеске величественном; жизнь в этом случае есть нечто святое и драгоценное. В таком понятии об жизни заклю¬чается наша твердость, более нужная в мелких, ежедневных обстоятельствах, в которых легко забыться, нежели в случаях важных, пробуждающих всю нашу душу и заставляющих ее вооружиться всеми своими силами. — Итак, при каждом представляющемся опыте жизни (в этот разряд входит всё, что вне нас: и люди, нас окружающие, и вся необъятная природа), при каждом представляющемся опыте жизни спрашивать: что прекрасного можно извлечь из него? Внутренний голос всегда откликнется на вопрос наш. Вслушаться и исполнить! Душа сделается выше, и мы на шаг приблизимся к своему назна¬чению. Найденное прекрасное сделается нашим. Светлый фонарь загорится и не угаснет. А мы вперед! чтобы зажечь новый, такой же неугасимый.
Извлекать прекрасное из самого себя — быть с собою, разбирать свою жизнь, свои обязанности, свое прошедшее и будущее, в присутствии строгого сви¬детеля, совести, в присутствии великого ободрителя, Бога. Внутренность нашей души — безопасное, всегда верное наше прибежище и в счастии, и в несчастии. Кому знаком этот приют, кому легко находить в него дорогу, тот истинно независим; тот, смиренно покоряясь своей судьбе, никогда не будет ни рабом ее, ни жертвою. Внутренность души нашей — здесь наше владычество; в это святилище впускаем мы одних только избранных; всё, что вне его, покорствует судьбе; всё, что в нем, то наше и независимо. Быть с собою значит давать себе отчет в том, каковы мы, что приобрели в течение прошедшей жизни своей, что можем и должны приобрести еще в будущем. Быть с собою значит давать бытию своему полноту и твердость, ценить и объяснять то, что нас окружает, отделяться от внешнего, чтобы знакомиться с внутренним. Но быть с собою можно только в уединении, в котором, мож¬но сказать, настоящая жизнь наша. Оно одно дает нам необходимую сво¬боду мыслить и чувствовать, в него приносим ту добычу, которую собира¬ем посреди света, в нем пользуемся сокровищем, нами скопленным, и в нем только узнаем истинную цену самой светской жизни.
Один из действительнейших способов быть с собою есть чтение. Если чте¬ние почитать только одним занятием, одним лекарством от скуки, то оно не иное что, как рассеянность, принадлежащая к бесчисленному множеству мелочей, развлекающих нашу душу посреди света. Но совсем напротив: чте¬ние есть одна из важнейших наших обязанностей. Миллер говорит: Lesen ist nichts; lesen und denken — etwas; lesen, denken und fuhlen — die Vollkommen-heit*45. Читать надобно с тою же целию, с какою надобно жить, то есть для усовершенствования души своей. Книги — идеальный свет посреди света существенного. Но в существенном мы зависимы от всего, что нас окружает; мы не властны ни выбирать, ни переменять тех людей, с коими нас сводит судьба наша, мы непроизвольно принимаем те впечатления, которые дает нам всё окружающее нас и от нас независимое; мы свободны только извле¬кать нравственное добро из сих неподвластных нам впечатлений. В книгах — напротив! в них, можно сказать, повторяется тот же мир и с теми же впе¬чатлениями, но здесь мы уже властны в выборе; здесь можем окружать себя только тем, что сходно с нашею целию, что близко нашей душе, что может ее возвысить и усовершенствовать. С книгою в руке, не сходя с места, мы прикликаем к себе всё, что есть, было и может быть прекрасного в приро¬де, и это всё единственно для того, чтобы присвоить его душе, чтобы дать ей достоинство для счастия и несчастия, чтобы осветить перед нею здеш¬нюю жизнь, чтобы ее приготовить для жизни будущей, верной, хотя и не¬известной. Чтение в этом смысле есть деятельность высокая, одно из твердей¬ших оснований нашей нравственности.
Чтение для женщины не то, что чтение для мужчины. Круг мужчины об¬ширный и многообъемлющий. Сверх общей цели человечества, нравст¬венного образования, он может иметь и множество других, особенных, как человек государственный, как ученый и прочее. Круг женщины ограничен¬ный. В него входит одно только просто человеческое. Ей нужно только при¬обрести то, что на немецком языке так прекрасно называется Weiblichkeit** и для чего нет еще выражения в языке нашем. В этом слове я вижу всю прекрасную жизнь женщины: простоту, неискусственность глубокого чув¬ства, просвещенного знанием; знакомство со всем, что есть лучшего в при¬роде и в обществе; богатство сведений не для блеска, но для скромного внут¬реннего наслаждения, для мирного, я бы сказал, стыдливого сияния посреди немногих, ей принадлежащих любовию. Женщина создана для семейства —
* Читать — ничто, читать и мыслить — что-то; читать, мыслить и чувствовать — вот совершенство (нем.). ** женственность (нем.).
в нем ее деятельность, чистая, всегда полезная, всегда благодатная! В све¬те она должна только находить минутный отдых, и то для одного разнооб¬разия, для живейшего почувствования цены прямого, ею одною творимо¬го счастия. Ей нужны только те знания, которые могут быть полезны в тесном кругу домашних; она в выборе их должна ограничить себя одним только луч¬шим, и это лучшее она должна перелить в свою душу, дабы нравственным добром, ею приобретенным, счастливить немногих избранных. Чтение для мужчины весьма часто бывает скучною, утомительною работою, чтение женщины всегда может быть чистым наслаждением, и за сие наслаждение получает она еще награду: усовершенствование нравственное, то именно, что составляет цель бытия человеческого.
Итак, в коротких словах: читать одно лучшее и читать не для рассеяния, а для того, чтобы чтением дополнять уроки жизни; очистить и возвысить душу, дать мыслям ясность, порядок и полноту; яснее постигнуть свою цель и беспрестанно усиливать свое к ней стремление; читать не много, но мно¬го мыслить, дабы чужое обратить в собственное. Читать в некотором порядке.
Маленькая книжка, которую здесь прилагаю, может быть прекрасным основанием чтения в таком смысле. Вера, любовь, надежда, а сказать одним словом, высокая мудрость — это цель жизни; таково содержание этой книж¬ки. В ней мало для чтения, зато много для размышления. В ней приведено в один ясный порядок всё то, что заключается в разных книгах Святого Пи¬сания. — Религия истинная и нравственное совершенство одно и то же: кто воз¬вышает душу свою, тот сближается с Богом. К этому всё' должно вести нас в жизни — и все другие книги должны быть для вас только дополнением той. Сперва прочитать ее, но, чтобы прочитать как должно, надобно выписать из Библии все те места, на которые ссылается автор, и точно в том порядке, в ка¬ком он назначил: таким образом, всё существенное Святого Писания, то имен¬но, что может быть всегда применено к деятельной жизни, будет для вас со¬единено в одно порядочное целое. Этой работы будет надолго: положите себе за правило каждый день наполнить одну страницу выписками, этого довольно: день не будет потерян. Когда все выписки кончатся, то перечитать книжку вместе с ними — это окончательное чтение всё возобновит в мыслях и всё приведет в порядок. Но эти выписки не займут всей этой белой книги, оста¬нется большая половина ее белою: она для дополнений. Что найдете в других книгах прямо прекрасного, такого, что может быть годно для зажжения свет¬лого фонаря46, то записывайте сюда; но еще более записывайте то, что приду¬маете сами; вам не будет недостатка в прекрасных мыслях и чувствах. Таким образом, эта книжка, данная вам в минуту сердечного желания вам добра, в минуту надежды, что это желание сбудется, эта книжка будет со временем заключать в себе сокровище доброго и прекрасного, будет поверенным и свиде¬телем вашей жизни, доброму и прекрасному посвященной. А я повторю здесь сказанное прежде:
Я верю — ваше сердце встретит Прямую прелесть жизни сей, И ряд веселых фонарей Дорогу вашу всю осветит. Пусть друга-Ангела рука Их зажигает перед вами... А я, хотя издалека За вами следуя глазами, Вас буду сердцем провожать И благодарно их считать47.
PS. 7 октября. Написавши всё это, я был несколько времени в нереши¬мости, отдавать ли вам мою книгу или нет. Признаюсь в слабости: ложный стыд меня удерживал. Дарить Библиею осьмнадцатилетнюю девушку, утом¬лять ее внимание советами... я посмотрел на себя глазами света и показал¬ся смешным самому себе. И в этом я виноват перед вами. В чистоте и бес¬корыстности моего намерения заключено и его оправдание. Могу быть странным, только не в ваших глазах. Если еще не имею права сказать: я знаю вас то могу сказать: я вас предчувствую!™ — то есть, я вижу вас такою, какою вы быть можете, в уверении, что мое предчувствие сбудется. Эта надежда оправдывает и мой выбор, К тому же я и не без награды: помыслить вслух для вас и вместе с вами о добром есть счастие. Вы не должны жить, как живут обыкновенно; жизнь ваша должна быть прекрасною, а всё прекрасное жиз¬ни можно выразить одним словом: религия! (из этого понятия исключается всё, что есть суеверие, всё, что выдумано слабым невежеством; религия — сближение с Божеством посредством мысли, чувства, долга!). Чем ранее этот товарищ присоединится к жизни, тем она яснее, счастливее, выше — и чте¬ние с выбором, с порядком, с постоянством есть одно из вернейших средств произвести это товарищество. Религия, необходимая человеку вообще, для женщины в особенности служит самым надежным помощником: она берет для нее характер нежнейший, ее особенному характеру более соответству¬ющий; она теряет для нее всё метафизическое, отвлеченное и обращается в глубокое, ясное, животворное чувство, которое убедительнее всякого умо¬зрения; она оживляет для нее ее должности и дает ей сладостную твердость для мелких, ежедневных пожертвований, которым женщина, по своему положению в свете, беспрестанно бывает подвержена. Чем ранее войдет она в ее жизнь, тем жизнь ее сделается вернее и безопаснее, тем изобильнее будет она истинными, непеременчивыми наслаждениями. Мы почти на каждом шагу встречаем женщин, которые, посвятив свежую свою молодость легкомысленной рассеянности света, истощив ею лучшие свои чувства, пре¬даются религии в такое время, когда свет покидает их: но этот переход при¬нужденный! Они приносят усталую душу в святилище, с ними входит туда сожаление о том, что для них невозвратно потеряно, и небесное делается для них насильственною, следовательно, неудовлетворительною заменою земного, всё еще любезного, хотя уже им давно чуждого. Они добровольные изгнанницы, тоскующие втайне по отчизне, ими покинутой. И по большей части их запоздалая религия бывает соединена с нетерпимостью (intolerance) и с суеверием, недостойным души человеческой. Небесное должно быть с земным неразлучно: не уничтожая его, оно только его освящает! Это два товарища, ведущие нас к одной и той же цели. Не в позднее осеннее время жизни, но в первой молодости весенней, когда душа еще в цвету, должны мы познакомиться с религией. Она не противна свету, не требует затвор-ничества; напротив, она очищает и еще более усиливает все наши житейс¬кие связи. Но узнанная в молодости, без принуждения, а по естественному стремлению души, она обращается в ее сущность, становится радостным, безмятежным бытием внутренним в отношении к нам самим и деятельною любовию в отношении ко всему, что нас окружает. И такая только жизнь мо¬жет быть вам прилична. Теперь ваша душа в полном цвету С запасом пре¬красных качеств (способов счастия) стоите вы у начала дороги, ведущей в обетованную землю; как не пожелать, чтобы вы пошли по ней, окружен¬ные всеми прямыми, достойными вас благами жизни! Наша душа, как магнит, имеет притягательную силу для всего прекрасного (но она может иметь и силу отрицательную, как тот же магнит). Этой притягательной силы в душе вашей много! Давайте ей пищу: всё прекрасное прильнет к ней само собою.
 
Октябрь
3 октября. Дерпт. Выехал 3 в 12 часов1. В Гульбене пляска.
4. Энгельгардсгоф. Обед.
5. Рига. Приехали в три часа. Hotel St. Petersbourg на площади. Памят¬ник2. Поутру к Кубе. Вино. Выехал в половине второго. Ввечеру в Митаве.
6. Между Бекгофом и Фрауенбургом. Цеецернское озеро, на левой руке от дороги. Прекрасный вид. Большой лес сосновый на высоте равнины. Дли¬ною в VA мили. — Фрауенбург. Станция. Поместье гр. Ливен (Мезотен).
7. Из Обер Бартау в Руиау переезд ночью. Темнота и дождь. В Руцау ко¬миссар, бывший на прусской службе. 11 детей. Комиссар Таубе.
Поланген. Корчма у жида. Горницы, где были филины. Дом таможенный. Дом городничего у мельницы. Питье за здоровье. То же утром на проща¬нье. — Иммерат. Warming fur Tabacksraucher*. Головы.
8. Мемель. В четыре часа или в половине пятого. Вид простой. Мельни¬цы в действии. Опрятные домики. Hotel de Russie. Печи. Почтальон. Фи¬зиономия немецкая. Одна церковь. С ХА пятого до осьми утра. Буря. Ужин. Зала для танцев. Переезд через пролив. — Шварцерт. Перемена на берегу. Камни. — Нидден. Перемена на берегу. Песнь. — Розиттен. Ужин. Булки. Почтмейстер с шишкой. Два гостя. — Саркау. Портрет великой княгини.
9. Мильзен. Большие портреты. Ужасно дурная дорога до Кенигсберга5. Вид Кенигсберга. Встреча с солдатами. Замечание о лицах. Hotel de Russie и толстая трактирщица. Bernstein**. Покупка книг. Обед. Починка. Горни¬ца № 11, две печи.
Кенигсберг. Музыка. Книжная лавка. Шлосс. Вид Кенигсберга. Остров. Театр и площадь. Прегель. SchloBkirche***, готическая архитектура. Дом Кантов4.
10. Бранденбург. Древние стены. — Гоппенбрух. Большие кресла. Браунс-берг. Почтовая станция и почта. — Мильгаузен. Народ на площади. Разговор с почтмейстером толстым о ландвере: 3 недели сряду и 3 месяца. Закон о крестьянах: в 12 лет половина земли. Прежние привилегии. — Preussische Holland. Прекрасное, живописное положение на горе. Нечистой старой го¬родок. Обед. — Reichenbach. Крестьянин, содержатель гостиницы. Прекрас¬ная изба. Шкапы из ильма лакированного. Тарелки и фаянс. Часы. Мно¬жество детей. Вальс. Дорога до Preussische Mark. Прекрасное захождение солнца — за холмом, и холм казался огнедышащею горою; всё небо в огне;
* Предостережение для курильщиков табака (нем.).
* Янтарь (нем.).
* Дворцовая церковь (нем.).
приятное расположение духа. Деревня Бухвальде, освещенная солнцем; церковь и кладбище и гроб, который чернелся на зареве. NB. Писать к Саше и Тургеневу вместе5. — Preussische Mark. На почте. Негодная станция, воню¬чая и нечистая. — Ризенбург. Американский посланник6.
//. Мариенвердер. Приехали ночью. Две трактирщицы. Ужин. Венды. Ночью дорога гористая. Вообще местность довольно разнообразная. — Нейенбург. Кофе. Картины Фридриха7. Венды. — Плохочин. Чтение. Вен¬ды. Passagierzimmer*. — Оши. Обед. Толстый почтмейстер с гостями в дру¬гой горнице. Лес. — Юнкергоф. Встреча с Эбелинком. Лес. — Тухель. Лес. Конец Вендам. Попортил фуражку. Чай.
12. Кониц. Старинный город. Башня. Девки в руб(ашках). —Шлохау. Гор¬ница с канапе. — Петерсвальде. Кофе. Нужник с беседкой. Виды. — Ястров. Шахматный городок, и прекрасивый. Девочка. Портреты. Обед. — Фрейден-фир. Деревня. Маленькая горница. — Кроне. Прелестный домик смотрите¬ля. Горница, обитая пестрыми обоями. Фортепиано. Перед зеркалом цве¬ты. Порядок. Вода за ужином. — Рушендорф. Ввечеру. Старик комнатный служитель.
13. Шлопне. Ночью. Чай. — Гохцейт. Ночью. — Вольденберг. Встреча с по¬чтового коляскою. Два офицера. Горница наверху. Кофе. — Фридберг. Кава¬лер Железного креста— испанский стрелок. —Ландсберг. Майор хромой в бархатной шапке. Его жена и услужливая девка. Шампанское; разговор о Бибикове. Фортепиано. Обед. — Бальц. Игроки в вист. Сюрприз короля великой княгине. — Кистрин. Ночевали. Трактирная девка. Худой ужин. Выехали в 9 часов.
14. Зеелов. — Минхсберг. Дилижанс. Обед.— Фогельсдорф. Чай. Перов¬ский. — Берлин. Hotel St.-Petersbourg.
15. В Hotel de St.-Petersbourg. Герман. Худановский. К великому князю. К великой княгине. — К Шуваловой. Слезы. — К Волхонской. К Модену. В hotel: шляпы. Обед у короля: князь Витгенштейн. Король. Принцы Виль¬гельм и Карл. Принцесса Александрита и ее жених8. М-е Truchsess. М-е Vie-reck. Принц Оранский. Маленький принц9. Вечер в театре10 и дома. "Brief und Antwort"". Девриен12. "Epreuve villageoise"13: Hoguet, M-elles Lemierre, Vestriss, Renisch. Негодный буфф.
16. Визиты к princesse Guillaume14, к принцу Вильгельму, Оранскому, Кумберландскому15, к принцу Дессау16, к Мекленбургскому17, к принцу Кар¬лу, Альбрехту, к принцессе Александрине. Обедал дома. Ввечеру в театре. «Пигмалион»18. Дурно. — "Wer ist der Brautigam"19. Дурная пиеса. Mattauss. М-е Devrient. — "Der Nachtwachter"20. Несравненный Девриен.
17. воскресенье. Утро. Визиты. К Мекленбургскому. К принцу Августу. К Алопеусу: человек умный; лицо козлиное; портреты М-е Recamier и графа д'Артуа21 горельеф. — У обедни. — Великая княгиня показывала рыцарскую залу и другие горницы дворца. Смесь великолепия с нечистотою. Можно
* Комната для пассажиров (нем.).
сказать, что я ничего не видел. Визит: графине Головкиной; прием. Обедал дома. Глупый этикет здешнего двора. Перед обедом у Шуваловой: чтение. Ввечеру в театре. «Алъцеста»22: М-е Milder, большой голос; прекрасная мето¬да, мало выражения; в игре благородство. Декорации прекрасны, особливо храм и пещера. Все детали в большом совершенстве, так что всё вместе про¬изводит полное действие на воображение.
189 понедельник. Поутру. У великой княгини. Разговор о путешествии. Штранд. Vous pensez haut*. Арфа. С Моденом к Штаубвассеру. В экспози¬цию23. М-е Kleist. Бюст Шадова. Работы Рауха: бюсты великой княгини, ко¬роля; модель Блюхерова монумента. Обед у великой княгини. La comtesse de Truchsess. Хохот. Домой. Эссен. В театре: "Das Vorlegeschloss"24 пустая пиеса, но Девриен не забывается; для всякой роли ее характер и нет ниче¬го общего с другими. "Nina"25: M-lle Lemierre и Hoguet. Пантомима с музы¬кою сильнее действует, нежели слова.
19. Утро дома. У Шамбо. В лавках. У М-е Воск. У Фурмана. Чтение "Le malade imaginaire"26. У Алопеуса: посланник Крафт, Мальтиц, Фелькер-зам. В театре: М-е Truchsess, la princesse de Dessau. Ahnfrau"27. Удивитель¬ное совершенство декораций. Игра актеров неудовлетворительна.
20. Поутру в бане — у немцев Badeanstalt. Обед у герцога Кумберланд-ского: ганноверский министр, prince Guillaume, princesse Guillaume, Alexand¬rine, duchesse de Gumberland. Arnou. — В театре: «Весталка»28. M-e Schulz. — Перовского ночные похождения.
21. У Шамбо. У Бойке. Прогулка: статуя герцога. Lange Briicke**. Вид на дворец. Яблоки. Фридрихов мост. Lustgarten***. Монумент герцогу Дес-сау, Липовая аллея. Бранденбургские ворота. Слепой с арфою. Обед у ко¬роля. В театре: J. v. Voss Kunstlers Erdenwallen29.
22. У великой княгини. О Шарлоттенбурге. Завтрак у Шамбо. В Шар-лоттенбурге: дорога. Bellevue. Улица. Вид дворца снаружи. Жена кастеля¬на. Памятник30. Дворец: японская комната. Церковь дворцовая: бюст; ме¬сто короля, памятник, ковер, крест, Библия. Старая горница с портретами. Спальня Friedrich'a I. Спальня принца Карла. Русской святой; анекдот. Кабинет наследного принца. Его бюро, рисованье. Круглый салон с стату¬ями. Биллиардная. Кий Фридриха. Прохожая, бюсты. Живописные рабо¬ты Фридриха Вильгельма I: два солдата, tabagie**** и пр. Горница моде¬лей; ружье Фридриха. И. Маленький кабинет. Библиотека; стакан королевы. Кабинет; портрет королевы. Перчатки для М-е Viereck и Вильдермет. Галерея китайская. Кабинет Фридриха Вильгельма II. Спальня короля: его сюртук; Theaterzettel*****. Горницы Фридриха; статуя Экиры и Игеи.
* Вы думаете вслух (фр.). ** Длинный мост (нем.). *** Воздушный сад (нем.). **** Курительная комната (фр.). ***** театральные афиши (нем.).
Горницы Фридриха Великого. Белая зала с статуями и часами. Мраморная с золотом. С пюпитром и Рафаэлевыми вазами. Прохожая с бюро. Спальня. Комнаты королевы. Обои белые. Бюст государя. Спальня короля. Горница собранья: чашки, мебели, стул, стол, глаза, перья, сургуч. Спальня; анекдот о Наполеоне. Прохожая. Комнаты великой княгини и Александрины. Быв¬ший кабинет великой княгини. Стол; памятник. Бюст королевы. Спальня. Баня. Сад; Спрея; остров; плот. Вид на Шпандау. Дерн с сиденьем. Мост. Мачта. Пруд; карпы. — Theatre de Gropius31: 7 чудес, "Vogelschiessen".
Октябрь (22). Был поутру у великой княгини, где нашел Шамбо и Моде-на. Выпросил письмо в Шарлоттенбург и поехал туда вместе с Шамбо. Вре¬мя было прекрасное. Осенний, ясный, прохладный день. Листья не все еще осыпались; а у нас уже, вероятно, царствует зима. В Шарлоттенбург из Бер¬лина ведет прекрасная липовая аллея. Городок маленький, но приятный. Одна главная широкая улица с густыми липами. Прежде всего пошли мы к памятнику. Архитектура здания прекрасная снаружи; в малом памятник Павлов в Павловске32. Но там поражает душу величество здания и места; здесь душа наперед уже растрогана; подходишь к месту, где спит любимая мать, царица, не забытая народом, женщина, украшение своего времени, жертва несчастия, и она погребена там, где всё полно ее воспоминанием, где она была душою семьи своей и наслаждалась чистым семейным счастием. Внутренность здания мне не нравится. Нет простоты. Но сам памятник прекрасный; вид¬но, что сердце управляло рукою художника33: он был воспитанник Луизы, и первый труд его был посвящен ее гробу. Когда дверь отворится, то уже ви¬дишь на возвышении ложе спящей: надобно взойти на несколько ступеней, чтобы ее всю увидеть. Голова ее склонена на одно плечо; руки положены крестом на груди; платье прекрасно скрывает и в то же время показывает ее стан; одна нога положена на другую. В углах канделябры; на одном Горы, а на другом Парки: прекрасная мысль — от спит, а часы бегут, и Парки не дремлют. Гроб, в котором ее остатки, находится внизу; дверь к нему запер¬та; но мысль об нем заставляет смотреть с особым чувством на памятник. Это видимое есть образ того, что не видишь: смерть здесь кажется сном, и неволь¬но сливается с нею мысль о пробуждении. Чувство, возбуждаемое сим памят¬ником, есть унылое воспоминание, смешанное с неясною надеждою. Над го¬ловою семь увядших венков: это первые, сплетенные детьми в первый день рождения после ее смерти. Король со всею семьею бывает два раза у ее гро¬ба: в день ее смерти и в день ее рождения. Кладут на гроб свежие венки. Любовь к ней здесь свежа и не ослабела. Всё, что не памятник, мне вообще мало нравится; слишком много мелочных украшений; окно, в которое вхо¬дит свет, мешает впечатлению; видишь, что оно сделано для освещения памятника, а я бы желал, чтобы свет в этот храм приходил неизвестно отку¬да; в мраморе колонн и стен слишком много разнообразия; перед дверью, ведущею под свод, видны ступени; лучше бы их скрыть: они пестрят и раз¬рушают главный эффект; гораздо бы было лучше спускаться, отворив дверь, тогда бы это было точно переходом из одного света в другой: теперь я вижу одни ступени, и дверь не представляет уже столько таинственного; лампа слишком богата; а самое противное есть то, что поставили для лучшего обо¬зрения памятника какую-то деревянную скамейку, на которую надобно взлезть, чтобы видеть памятник с некоторого возвышения: это выгодно для художника; но оно, напоминая об нем, разрушает главное действие. — По-том я осматривал дворец. Прежде всего видел дворцовую церковь, где бюст королевы; в ней крещены все дети; ковер, памятник маленькому принцу34, со смертию которого начались несчастия королевского дома; в церкви (ска¬зывал кастелян) король любит работать в летние дни. Японская горница. Спальня строительницы Шарлоттенбурга, жены Фридриха I, Софии-Шарлот¬ты. Круглая зала с видом на аллею и пруд. Горницы наследного принца; его спальня в той комнате, где была прежде ванная покойной королевы: на сто¬ле несколько книг и рисунков, между которыми забавные карикатуры. В гор¬ницы короля должно проходить через биллиардную, в которой показывали кий Фридриха II с черным деревом и перламутром. Он был увезен францу¬зами. Далее находятся две горницы с живописными картинами Фридриха-Вильгельма I, которые не показывают, чтобы он был великий художник и имел живое чувство красоты. Лучшее произведение его кисти есть ужасный русский гренадер с надписью: Redianow и еще Курительное общество. Комната с моделями прусских мундиров; здесь показывали нам маленькое ружье, принадлежавшее Фридриху II как младенцу. Королевские комнаты просты; в одной часть библиотеки Фридриха, стакан, сделанный Луизою, с ее под¬писью; в другой ее портрет. Подле китайская галерея и кабинет Фридриха-Вильгельма IL Спальня короля, отделанная кисеею; на столе его фуражка и афишки театральные (он бывает часто в Шарлоттенбурге и всегда в театре); на кресле лежит синяя венгерка, старая и очень поношенная; он носил ее, бывши в Мемеле с королевою. Через огромные сени, где находятся замеча¬тельно прекрасные мраморные статуи Экиры и Игеи (бывшие добычею французов), всходят вверх в комнаты Фридриха И, в которых жил великий князь женихом. Белая галерея с статуями; мраморная с золотом, напомина¬ющая царскосельскую. Зеленая горница с пюпитром Фридриха И, перед которым он играл на флейте; его спальня и постель. Его бюро. Горницы ко¬ролевы на противной стороне: они принадлежали королю Фридриху-Виль¬гельму II. В первой, украшенной обоями, на которых выткана история Д(он) К(ихота), находится бюст императора Александра. Вторая украшена такими же обоями. Третья с альковом, в котором находится постель короля. Четвер¬тая большая горница, в которой обыкновенно сидела королева; тут есть про¬стые мебели из красного дерева с красным сафьяном, подаренные государем. На столе ее оставлены чернильница, бумага и два ее пера; в углу чашки и самовар; перед зеркалом в рамке нарисованные глаза королевы с четырьмя из детей. Я узнал глаза княгини, из этой горницы входишь в ее спальню. Она переделана. В то время, когда несчастная семья короля находилась в Мемеле, король велел ее тайно от королевы переделать. Наполеон, бывши в Шарлот¬тенбурге, велел перенести в эту спальню постели Фридриха II и Фридриха-
Вильгельма II и из трех составил себе одну; все мебели из этой горницы были выброшены; она прекрасно убрана белою кисеею, просто и со вкусом; но королева могла только три раза ночевать в ней; она поехала к своим родным и не возвращалась уже. Мое путешествие по замку я заключил комнатами великой княгини. Самые простые горницы, обитые обыкновенными обоями; постель ее, с простым ситцевым занавесом, оставлена в спальне принцессы Александрины; тут я видел бюст королевы, сделанный с ее маски; лицо мер¬твое, но прекрасное. Я видел часть сада; он прост, но мил; пруд, остров, вид на Шпандау. — Ввечеру был в театре Гропиуса. Ничего необыкновенного.
23-го (ноября 4-го). В экспозиции. Мало достойного примечания. Рабо¬ты Рауха и Шадова. Рисунки Гаммера. Ввечеру в театре: "Stille Wassersind tief von Schoder35. Ужинал в ресторации у Ягора.
24-го (ноября 5-го). У обедни. Горницы принцессы Вильгельм. Ла Мотт-Фуке36. В новом театре37. Обедал у великой княгини. Разговор с принцессою Фредерик, с принцессою Вильгельм, с герцогинею Кумберландскою. В теат¬ре: «Мария Стуарт»™. — В лице Ла Мотт-Фуке нет ничего, останавливающе¬го внимание. Есть живость в глазах: он имеет талант, и талант необыкновен¬ный, он способен, разгорячив воображение, написать прекрасное; но это не есть всегдашнее, зависит от расположения, находит вдохновением; автор и человек не одно, и лицо его мало изображает того, что чувствует и мыслит автор в некоторые минуты. Разговор наш состоял из комплиментов и про¬должался недолго. В горнице принцессы Вильгельм много достойного при¬мечания. Два окна, в которых половина стекол писанные и древние: уди¬вительная яркость цветов; лучи солнца, падая сквозь на бюст и на лавры, стоящие в окне, производят радужное сияние. Множество картин. Стол раз¬делен надвое: одна половина для мужа, другая для жены. На столе бездна редкостей, и каждая есть воспоминание. Ларчик, осыпанный камнями, из которых каждый о чем-нибудь вспоминает. Сама хозяйка не последнее укра¬шение своей горницы. Ее находят принужденною; я этого не скажу; в лице ее много приятного выражения: она величественно прекрасная женщина. — Осматривал театр вместе с графом Брюлем; здание великолепное; театр сам не велик, но чрезвычайно удобен: все украшения кстати и со вкусом. Еще было бы, кажется, лучше, когда бы все фигуры были писаны не красками, а в виде барельефов: они пестрят слишком. Все принадлежащие залы очень хорошей архитектуры — просто и богато; особливо зала для концертов пре¬лестна своим скромным великолепием. Предосторожности против пожара; переходы; зала для репетиции; зала для писания декораций. — Ввечеру «Мария Стуарт». Я воображал, что представление покажется слишком длин¬ным и что эта трагедия лучше для чтения, нежели для представления, — напротив, я не чувствовал скуки; верность в подробностях приятна; хотя иное и не принадлежит к действию, но дополняет картину. Не скажу, что я пора¬жен игрою актеров; нет ни одного чрезвычайного; и в этой пиесе мало рази¬тельно-трагического; нет происшествия, которого развязки ждешь с любо¬пытством и страхом; Мария трогает как жертва; трагедия ее есть картина ее
11 Зак. 263
45
страданий в разных оттенках: это, может быть, есть еще и недостаток, тяже¬лое и неприятное чувство видеть слабую жертву без надежды спасения в ру¬ках торжествующего убийцы. Главные роли были играны хорошо. Елизавета (М-е Wolff) имела всё то благородство и величие, которого требует ее харак¬тер; Лейстер (Wolff) также имел в игре своей много благородства. W-e Schrok, Мария, была очень трогательна в пятом акте, в сцене прощания, в сцене испо¬веди; но, кажется мне, она испортила минуту встречи с Лейстером: здесь и автор впал в погрешность; он заставляет ее слишком много говорить. — Ниенштет.
Герцогиня Кумберландская напоминает нашу Елизавету39 своими мане¬рами; она не имеет ее прекрасного стана и величества, но имеет ее привле¬кательность. Королевское семейство вообще мило тою дружбою, которою все в нем связаны: они веселятся вместе жизнию; король между ними есть добрый отец семейства. При дворе много немецкого этикета, но между со¬бою они просты, дружны, счастливы. Принцесса Александрина доброе, милое творение; принцесса Фредерика имеет что-то нежное и тонкое; Аль¬брехт жив и необыкновенно умен (как говорят); он не ходит, а прыгает; Карл доброе дитя; Вильгельм степеннее; принца наследного я не знаю. Но всех милее наша великая княгиня; она идеал привлекательного доброду¬шия: весело видеть, как она здесь счастлива. В ее душе всё прекрасное на своем месте. Ее надобно чувствовать, тогда будешь и знать ее.
25-го (ноября 6-го). Поутру у великой княгини. С M-elle Wildermeth и графинею Шуваловой в Шарлоттенбурге. Шувалова получила письмо из Петербурга от Ушаковой, которая описывает ей радости гатчинские и фарсы Плещеева. X.40 играла на театре; воображаю, что она была прелестна, и радуюсь, что не видал ее. Я говорил об ней и о себе с Шуваловой. Чего я хочу? Ничего более, как только, чтобы она думала обо мне как должно. Далее этому идти не надобно. Будешь смешон и жалок. Теперь главное за¬нятие, главная надежда путешествие: насладиться вполне шестью месяцами; остальное на волю Божию. — Обед у княгини Волхонской. Ввечеру дома и у Модена, с которым всё по-прежнему чувствую большое принуждение.
26-го (ноября 7-го). У великой княгини. Урока не было. У Шуваловой. У Ниенштета: кажется, человек прямодушный и откровенный. Мне с ним было ловко. Говорили о воспитании, о семействе короля, о немецкой и рус¬ской литературе. Обедал у Крейтона. Ввечеру в театре Моцартова "Cost fan tutte"41.
27-го (ноября 8-го). У великой княгини. У Шуваловой. — Вместе с Перов¬ским к Рауху. Прекрасное лицо: глубокость, благородство; что-то тихое и живое; простота истинного артиста. Он показывал нам свои работы с лю¬безною готовностию; говорил о своем искусстве с жаром, но без надутости. Памятник Шарнгорста более всех мне понравился: он представлен в раз¬мышлении; положение спокойное; на него накинут плащ, которого склад-ки, весьма живописные, оживляют сухость нынешней одежды; впрочем, костюм сохранен. Раух в отчаянии от того, что ему попался для этого памятника удивительно прекрасный и чистый кусок мрамора: нет ни од¬ного пятна, и этот кусок должен быть жертвою дождя и туч. Гораздо было бы приличнее сделать оба памятника из бронзы: она только приобретает красоты от влияния воздуха. Памятник Бюлова обыкновеннеее; складки плаща не так живы; есть в них что-то тяжелое и однообразное; характер лица общий. В первом памятнике более личного. После Шарнгорстова па¬мятника лучшие два Блюхеровы, один бронзовый маленький, дающий по¬нятие о большом, уже вылепленном и находящемся где, не знаю, другой, слепленный для отлития. В обоих поэтически выражена живость генерала Vorwarts42, который в последний раз хотел так сильно — во Франции, что после него еще бы сто лет [нрзб.]. Памятник государя менее других удачен: он представлен в порфире, накинутой на мундир, вынимает шпагу, на ко¬торой видна надпись: «За Русь и славу»; у ног двухглавый орел. Нам стыд¬но перед пруссаками: сколько уже у них памятников народной славе; они и Кутузова и Барклая не забыли, а мы строим храм, который вечно не до-строится, хотим благодарить Бога, которому не нужна благодарность, и не думаем отдать чести тем, которые положили за отечество жизнь свою. Насто¬ящее место для народных памятников не Петербург, а Москва: она была свидетельницею русских подвигов; Петербург ни о чем не напоминает: в нем должен быть один памятник Петру. — Обедал у княгини Волхонской. В театре; новая трагедия "Der Leuchtthurm" von Ouwald43. Много поэзии, есть сцены разительные; но род этих трагедий есть уродство: цель ее для меня еще не очень понятна.
28-го. Поутру таблицы44. Обедал у Волхонской. После обеда был у гра¬фа Гребена с Боком45.
29-го. Весь день дома за таблицами. «Валленштейн»46.
30-го. Таблицы. Обедал у Крейтона. После обеда в литейной. Ввечеру в театре "Hund von Obri"41. "Das Vorlegeschloss"4*f "Beinahe verloren"49.
31-го. Поутру у обедни. Бок представлялся великой княгине. Домой. По¬сещение русского священника; он был долго в Дрездене, где крестил X. Ис¬тория его дочери. Обед у принцессы Александрины: сидел за столом подле Ансильона50, с которым познакомился. Литература есть родство. М-е Воск. Милая принцесса Александрина. После обеда познакомился с Гуфландом51: лицо его много выражает; глубокомысленность и добродушие. В театре глу¬пейшая пиеса Коцебу. Деодата и прелестные декорации, особенно декора¬ция подземелья и в последнем акте пожар, которым пиеса заключается.
(Ноябрь)
1-го ноября. У великой княгини. У Шуваловой: разговор о X. с Моденом в католицкой церкви, в лотерейной конторе, в казино. Алопеус. Обедал у Волхонской. В театре: "Aline, die Konigin von Golkonde"52. Ужинал у велико¬го князя; лотерея, в которую и я даже выиграл.
2-го. У великой княгини. Первый урок. Хотел ехать с визитами к Анси-льону, к Боку, к Брюлю, к М-е Kleist, но засиделся у M-elle Wildermeth. Мы
11*
47
проговорили часа полтора: о великой княгине, о путешествии. У ней мно¬го ума, и при нем есть какое-то детское простосердечие. Нарышкин не прав; она более, нежели кто-нибудь, удалена от интриги. Обедал у Алопеуса без хозяина: с Ансильоном, Перпонше и Германом. Последний имеет ум и зна¬ния и любезный характер добродушия. Ансильон, мне кажется, изображен как нельзя лучше счастливым словом княжны Туркестановой: "II a beaucoup d'esprit, beaucoup de connaissance et d'eloquence, mais il fait sur moi l'effet d'un homme qui dicte". "Et d'un homme, qui dicte bien"*, надобно прибавить. Этот человек много знает, из приобретенного сделал нечто целое и порядочное; одарен памятью, и в нем, кажется, до сих пор сохранился прежний пропо¬ведник; но он проповедует по правилам красноречия на заданную материю, которую всю употребил; из него не родится собственного; его души не чув¬ствуешь, и душа к нему не стремится. Знакомство с ним есть узнание ред¬кости, которую хорошо видеть раз, но не встреча с человеком, с которым рад бы пройти часть дороги. Я сказал слово о Ниенштете; кажется по тому, как он об нем говорил, что он не совсем его жалует. Но Ниенштет, как че¬ловек, более имеет для меня привлекательного. Был разговор о Бонапар¬те. Они, кажется, судили его не как люди, а как люди, имеющие место у двора. Одно только слово было сказано с чувством. Говорили, что он те¬перь работает в саду и любит стрелять птиц, которые к нему залетают. "II faut avouer, qu'il a eu un beau jardin a cultiver, mais il n'a pas su le conserver"**, сказал Ансильон, и с чувством сожаления о Франции и Европе. — В театре "Die Bruder" von Terenz53. С масками. Девриен в роли невольника Сируса был несравненен и костюмом, и игрою. — Вечер у Модена. Разговор о пе¬чати, библиотеках и о русском просвещении.
3 ноября. Поутру с великою княгинею в кунсткамере: множество любо¬пытного, но в большой толпе видеть всего порядочно не можно, или, луч¬ше сказать, ничего видеть не можно. Особенно достойны примечания: со¬суды и блюда из слоновой кости с превосходными барельефами; серебряный сосуд Родольфа И, который один есть поэма; магдебургский ящик, который я мало видел, но который может дать точное понятие о некоторых обыча¬ях 16-го века, в котором он сделан; маска Фридриха 2-го и Моро; восковая фигура великого курфирста; целая мумия; собрание одежд и оружий раз¬ных диких народов; собрание резных камней и медалей. Но всё в худом приборе и весьма худо расставлено. — Обедал у княгини Волхонской. Ви¬дел первый акт "Kauffmann von Venedig"54 и сожалею, что не мог всю эту пие-су досмотреть. Игра Девриена есть совершенство: он учит роли свои, как человек, глубоко разбирающий человеческое сердце; разбор его игры был бы разбор человеческой натуры; сравнивая оригинал и список, много можно
* У него много ума, много знаний и красноречия, но он производит на меня впе-чатление человека, который проповедует. — И который хорошо проповедует (фр.).
** Нужно сознаться, что у него был для возделывания прекрасный сад, но он не сумел его сохранить (фр.).
найти истин нравственных. Можно об нем сказать, что он актер добросо¬вестный; он привязан с удивительною верностию, с удивительным уваже¬нием к роли своей; раз ее постигнув, он уже ни для чего и ни для кого ее не забудет: он не мыслит о партере и его рукоплесканиях и никогда исти¬ною не пожертвует успеху. — Я не жалею, что пожертвовал Девриеном для Гуфланда. Я провел прекрасный вечер. Гуфланд привлекательный старик. В первый раз, когда я его увидел, сердце невольно к нему склонилось; оно редко обманывается. Я был счастлив и доволен самим собою, говоря с этим стариком, смотря ему в лицо, на котором глубокомысленная важность, тон¬кость слита с каким-то приветливым простодушием. Был разговор о Гёте (которому, как говорят, сделался удар — но это известие неверно). Он знал его в молодости и говорит, что никогда не встречал человека, в котором бы физическое и моральное было в таком совершенстве и гармонии, как в нем. Его кто-то прекрасно теперь назвал Олимпийским Юпитером без бороды. Го¬ворил и о Шиллере. Бюсты обоих у него в гостиной. Бюст сорокалетнего Гёте: удивительно прекрасный профиль — это работа Тика.
Гуфланд говорил прекрасно о ложных мерах правительства насчет при¬теснения свободы печатания (об этом предмете заговорили мы после Стур-дзы)55; кончилось разговором о религии; я сказал ему мысль Вейрауха56 о Троице, которой красота меня поразила. Он с милою доверенностию со¬общил мне свою собственную мысль о том же57, которая разительна своею простотою. «Всё понятие об Троице заключил я в трех немецких L. Leben* — Бог Отец (Создатель и Хранитель), Liebe** — Бог Сын, Licht*** — Святый Дух. В этих трех L вся жизнь человечества и ее великое назначение; ее на¬чало и конец». Этот вечер прошел для меня прекрасно, его можно причис¬лить к хорошим минутам жизни; я был сначала обрадован радушным прие¬мом хозяина, может быть, это сняло с меня ту застенчивость, с которою я к нему поехал; может быть, это же расположение было причиною и того, что мне хозяин показался лучшим, или таким, каков он есть. Встреча с че¬ловеком по сердцу есть то же, что вдруг открывшийся глазам прекрасный вид с горы на поля, долины и реки. И то и другое удивительно действует на душу, и то и другое пробуждает в ней всё хорошее; становишься чувстви¬тельнее, выше, пробуждается мысль о Боге, о счастии, об друзьях, пробуж¬дается возвышенная доверенность к самому себе. Смотря в глаза старику Гуфланду, у меня вертелось на языке слово Vater****; он имеет для меня пре¬лесть Краузе58, но он в другом роде. Но в чем же эта прелесть? — Не в уме, не в знании, но в сердце, которым мы живем сами и которое в других жи¬вотворит нас и притягивает. Сердце есть истинный магнит человека, имею¬щий свою отрицательную и притягательную силу. Прощаясь со стариком, я
* Жизнь (нем). ** Любовь (нем.). *** Свет (нем.). *** отец {нем.).
от души пожал его руку, а он мне сказал с каким-то прелестным доброже¬лательством: "Adieu, Sie haben mich sehr erfreuet!"*. Эти слова звучали в моей душе: дома невольная меланхолия меня наполнила; не могу ее изъяснить, но я готов был плакать; я уверен, что в моем путешествии всё трогающее будет иметь надо мною это действие. — У Гуфланда я познакомился с до¬ктором Кольраушем, который любит Вальтер Скотта и не любит Байрона; еще с двумя русскими медиками, которые учились в Берлине, были в Вене и в Англии.
4 ноября. У великой княгини. Дома. У княгини Волхонской. Спор. — В театре: "Der grade Weg ist der beste"59, Девриен как пастор. Вечер у Модена. Герман.
5 ноября. Поутру был у Ансильона и Алопеуса. Обедал у великого кня¬зя. В театре: "Jean de Paris"60 и "Der Freimaurer"61.
6 (18) ноября. Поутру у M-elle Bischoffswerder и M-elle Wildermeth. Раз¬говор о вояже. М-е Lestock, которая капризничает. М-е Воск. Обедал дома. Вечер у М-е Kleist62, довольно скучный: Rauch, Tieck, Schinkel. Дочь М-е Kleist63.
7. воскресенье. Обедал у великого князя. "Pandore"64. Вечер у графа Гре¬бена. Гофман65. Арнольд с невестою. Молодой офицер. Адъютант кронприн¬ца66. Перелив от дурного расположения к хорошему.
8. Михайлов день. Обед у великого князя. Ужин и маленький бал у прин¬цессы Александрины.
9. У в(еликой) к(нягини). Урок вместе с в(еликой) к(нягиней) в королев¬ских горницах. Слишком скоро ходили, и я не мог ничего рассмотреть; на¬добно пойти в другой раз. Наверху горницы королевы оставлены, как они были. В ее кабинете записная книжка, сделанная великою княгинею для матери, чтобы в нее прятать ее письма. Портреты. Начатое шитье. Билет. Фридриховы картины — Монах на штранде; Погребение ночью; Вершина горы с крестом. Списки с Рафаэлевых картин. Маленький кабинет короля; кабинет, где он работает с министрами. — Прелестный обед у великой кня¬гини: M-elle Wildermeth, М-е Truchsess. В театре: "Konig Yngurd"61— вели¬колепная бессмыслица. Прекрасные декорации.
10. У в(еликой) к(нягини). Разговор о Хилковой. К герцогине Кумбер-ландской и к Брюлю. Обедад у герцогини Кумберландской. В театре «Д{он) Жуан»67.
11. У в(еликой) к(нягини). У Гребена. В горнице принца Прусского: Библиотека в горнице Фредерика II. Кабинет. Две Фридриховы картины: Церковь и Берег моря. Кабинет древностей: писанные стекла; Юпитер, найденный на Одере. Консульское стуло. Фридрихов пюпитр. Прекрасное расположение. Кельнекова картина. Спальня: шкап с игрушками; постель: Тайная вечеря; круглый стол. — Шак. — Обедал дома. Ввечеру в театре "Torquato Tasso"6*. Ужин у в(еликой) к(нягини).
* Прощайте, Вы меня очень порадовали (фр., нем.).
12(24). У в(еликой) к(нягини). Обед в ресторации. У Гофмана. В театре "Heinrich der IV"70.
13(25). У в(еликой) к(нягини). Урока не было. — Дома. Обедал у Вол¬хонской. В театре: "Joseph"71 и концерт на кларнете. Ужин у Гребена. Hoff¬man. Triumph der Ironie72.
14(26). Обедал у короля. В театре: "Barbier de Seville"73. У Модена.
15(27). Катался в санях. У Шуваловой. Обедал у Модена — спор. — «Гам¬лет»74. — Кронпринц.
16(28). У в(еликой) к(нягини). Дома. Обедал у Модена. В театре: «Ар-мида»75.
17(29). У кронпринца. У в(еликой) к(нягини). Обедал у в(еликой) к(ня-гини); за столом с Ниенштетом: о кронпринце; о короле; о Гамлете. В теат¬ре: Drouet. М-е Seidler.
18(30). У в(еликой) к(нягини). У Блока. — Обедал дома. У ворожеи. Бок. Гребен.
19(1 декабря). Письма к Маше и Саше. Обед у принца Вильгельма. В те¬атре: "Die falsche Primadonna"76. Ужин дома.
20(2). Обедал у короля. Ужинал с Перовским у Ягора77.
21(3)у воскресенье. У обедни. У Шуваловой. Обедал у принцессы Алексан-дрины. Гуфланд. Ансильон. «Альцеста» в театре.
22(4). У в(еликой) к(нягини). Обедал у княгини Волхонской. Бал: гра¬финя Бернсторф.
23(5). У в(еликой) к(нягини). Кронпринц. Самойловой помолвка78. У Шу¬валовой. Обедал с Моденом у Ягора. Singakademie*. "Leuchtthurm"79. "Der bestrafte Narcisses"80.
24(6). У в(еликой) к(нягини). Урока не было. Гулял. Обед у Модена. В те¬атре: "Joconde"81. Дурно.
25(7). У в(еликой) к(нягини). В галерее картинной. Гирт: Рафаэлева Мадонна; Гольбейнов и Тицианов портрет; Мадонна; складные картины Ван-Эйка. Обедал дома. Вечер у герцога Кумберландского: "Ich bin mein Bruder"82. "Der Schein triigt"83. Балет. Ужинал с Брюлем. Вольф. Гребен. Акте¬ры вместе с другими за столом.
26(8). У в(еликой) к(нягини). Урока не было. Гребен. Сын принца Фрид¬риха84. Обедал у княгини Волхонской. В театре. "Johanna von Orleans"85, иг¬ранная в первый раз M-elle Franz. Нельзя сказать решительно, чтобы она имела, что называется, великий талант; этого не видно из ее игры, особли¬во из ее чтения, но она играла хорошо, особливо много действовало ее пре¬лестное лицо, которым она действует лучше, нежели языком и руками. В большом монологе пролога она не сохранила надлежащей постепеннос¬ти. «Исполнилось, и шлем сей послан им» — этот стих и прочие последние были мало отделены. В четвертом акте в начале ей не должно выходить, а уже быть на сцене; во время марша она не должна так театрально шататься, а идти
Школа пения (нем.).
в глубокой задумчивости и шагом, отличным от других. Роль Раймонда я дал бы Вольфу. "Mit was denn?"*86 сказано было не так, как должно: это сло¬во она должна произносить не с удивлением и неудовольствием, а с чувством дружеского сожаления к товарищу, которого вопрос есть величайшее до¬казательство любви и пожертвования. Она рано встает в последней сцене. Надобно непременно, чтобы зритель чувствовал, что она держится на но¬гах не собственною, а сверхъестественною силою. Действие этой трагедии имеет что-то магическое, отличное от всякого другого действия. Мне жаль сцены с Монгомери; в прологе много напрасно выпущено; особенно сер¬дит облако, или светлая тряпка, которая спускается так некстати и разру¬шает действие последнего монолога. — Nichts von Vertragen**87.
27(9). Письма к Маше и Тургеневу88. Обедал дома. В театре: "Joseph"89 и Drouet 90.
28(10). Дома. Обедал с Германом у Ягора. Гулял в Thiergarten и в Bellevue. В театре: "Sappho"91. Кубе.
29(11). Обедал у Кубе. В театре: "Parteiwuth"92. Удивительный Девриен. 30(12). Обедал у Алопеуса. "Johanna von Orleans".
(Декабрь)
1(13) декабря. У в(еликой) к(нягини). Разговор о приказе93. Hufeland. Обедал у Волхонской. "Das neue Sonntagskind"94.
2(14). У в(еликой) к(нягини). С Ш.95 в книжную лавку. Galerie Justiniani96.
«Весталка».
3(15). У великой княгини. Принц. Обед у Модена. "Der Theaterdichter"91. 4(16). Дома обедал. Карта. "Schweizerfamilie"98. У [нрзб.]. 5(17). Поутру у Гирта. Обед у в(еликой) к(нягини). Ввечеру на детской ярмонке.
6(18). Именины в(еликого) к(нязя). У в(еликой) к(нягини). Dejeuner donatoire***. Вечер у короля: "Le ci-devant jeune homme"99, "Le coin de rue"100. Бал. Французская кадриль в(еликой) к(нягини). В ночь приезд велико¬го) к(нязя)101.
7(19). У в(еликой) к(нягини). Обедал у короля. Потом у Алопеуса: М-е Seidler, Borgondin, Hatzfeld, Drouet. В театре "Fluch und Segen"102 и "Die eifersuchtige Frau"103. Вольф.
8(20). У великой княгини. Урок. С Германом и Фурманом гулял. Обе¬дал у Германа. Домой.
13(25) и 14(26). В Потсдаме. Эйлерт. "Der Schneider Ftps"104. "Die DrilHnge"105. "Die Geheimnisse"106. Caesario107.
15(27). Возвращение в Берлин. Обедал у Модена с Перовским, Герма¬ном, Олсуфьевым и Крейтоном. Ужинал дома.
* С чем же еще? (нем.).
* Ни слова о договорах (нем.).
* Плотный поздний завтрак (фр.).
16(28). Обед у Алопеуса. Разговор за столом с Шаком. Ввечеру у короля трогательный семейный праздник.
17(29). Обед у Германа. Разговор о религии с Олсуфьевым. В театре: "Romeo und Julia"m> М-е Stich. Вечер у герцогини Кумберландской. Дома. Моден.
18(30). У в(еликой) к(нягини). Дома: Герман, Олсуфьев, Моден. У коро¬ля: "Coin de rue"*. Tableaux.
19(31). Дома. Гулял. У Модена. У Гребена.
20 (1 января 1821). В Потсдаме. Поздравления за столом. В театре: "Diebeiden Gutsherrn"109.
21(2). Прогулка в городе. Гроб Фридриха. За обедом разговор с графи¬нею Трухзес. В театре: "Fluch und Segen". "Der Gefangene"110.
22(3). Прогулка с M-lle Wildermeth и графинею Шуваловою. Комнаты Фридриха: портрет Барберини; концертная зала и стол, накрытый барха¬том; зеркальная комната и ободранный стол; спальни; библиотека; телескоп; комната, где стол подъемный. За обедом: пангармоник и польской Екате¬рины. В Берлин. Ужин у Модена.
23(4). У великой княгини. У гр. Шуваловой: письмо Самойловой. Обе¬дал у Волхонской. Бал у принца Августа; принцесса Радзивилл.
24(5). Поутру дома. Гулял. Обедал дома с Германом, Олсуфьевым, Кре¬тоном, Перовским. Вечер у Гуфланда.
25(6). Поутру у обедни. Голубая лента. Камин. Обедал у Волхонской. В театре. У короля. Roi des feves**. Гребен: о Ансильоне и принце Карле. За столом разговор с М-е Воск. В театре: "Donna Diana"111.
26(7). Обед у в(еликой) к(нягини). Поутру визиты. Разговор с Радзивил-лом. В театре: "Chaperon rouge"U2.
27(8). Гулял. Обедал дома. В театре: «Скупой»113. Ужин дома с Германом и Олсуфьевым.
28(9). У в(еликой) к(нягини). Обедал дома. В театре: "Fluch und Segen" и "Das letzte МШеГш. У графа Гребена. Ла Мотт-Фуке. 29(10). Обед у короля. Дома. Письма к Саше.
30(11). Гулял в дождик с Олсуфьевым и Адлербергом. Обед у Ягора. Ве¬чер у Германа.
31(12). Дома. Болен глазами. (Бал у Алопеуса.)
* Угол улицы {фр.). ** Бобовый король (фр.).
ЮЗак. 263
153
Январь
1(13) января. Дома. Болен глазами.
2(14). Болен; дома; обедал с Перовским, Германом и Олсуфьевым. 3(15). Болен. Обедал с Перовским. Стихи1. 4(16). Болен. Обедал с Перовским и Крейтоном. Спор. В бане. 5(17). Дома. Обед с Олсуфьевым. Ужин с Олсуфьевым. У великой кня¬гини.
6(18). На площади парад2. Обед дома. Johannit. ord.3 в театре. Глупая пиеса L. M.r F.4 и глупый балет.
7(19). Писал к Саше и Тургеневу. У великой княгини. У M-elle Wildermeth. Вечер у герцога Кумберландского. Ла Мотт-Фуке и Шатобриан5.
8(20). Гулял в Thiergarten. Прекрасное утро, которое подействовало на душу. Надолго ли? Бог знает. Но от чего этот прилив и отлив? Можно ли быть в такой зависимости от луча солнечного? И это возвращение хорошего без твоего ведома не есть ли доказательство, что оно в тебе и что требует только от тебя понуждения, чтобы пробудиться и быть всегда пробужден¬ным. Если утро ясное может дать душе более нравственного достоинства, как будто против ее воли, то почему не может того же свободная воля? Но воля живет деятельностию, а я совершенно предал себя лени, лени во всех отношениях, и она все силы душевные убивает. И чем дале, тем хуже. Недеятельность производит неспособность быть деятельным, а чувство этой неспособности, с которым нельзя ужиться, производит в одно время и уны¬ние душевное и истребляет бодрость. Можно ли жить с таким унынием? Надобно или истребить его (а истребить его иначе нельзя, как уничтожив его причину, следовательно, лень), или не жить. То, что более всего меня лишает бодрости, есть мысль о моем теперешнем несовершенстве: вместо того, чтобы сколько возможно заменить утраченное, я только горюю об утра¬те и стою на развалинах, поджав руки, вместо того, чтобы ободриться и построить столько, сколько можно. Надобно отказаться от потерянного и сказать себе, что настоящее и будущее мое. Я мог бы быть более того, что я есть, но я далек от того, чем бы мог и должен бы быть; я никогда не дойду к тому, к чему бы мог дойти, если бы пустился ранее в дорогу и не потерял времени. Но разве от этого должно остановиться и отказаться от той доро¬ги, которую еще теперь можешь сделать? Откажись от того, чем бы ты мог быть, если бы не истратил безумно полжизни на ничто; решись искать того, что еще может быть твоим, если начнешь теперь к нему стремиться и не будешь отчаиваться от неудач. Достоинство человека в искреннем желании добра и в постоянном к нему стремлении: достижение не от него зависит. Я мо¬гу еще иметь религию, могу иметь чистую нравственность, могу исполнить свято ближайший долг. Вот главное. Ты имеешь мало, но именно потому и не отказывайся от приобретения. Положить себе за правило: в обществе не искать никакого успеха; думать только о том, чтобы приобретать хорошее от других, а не о том, как бы казаться им хорошим; лучше казаться ничтожным и приобретать, нежели казаться чем-нибудь и быть ничтожным. Излишняя заботливость об этой ложной наружности устремляет внимание только на самого себя и лишает возможности видеть, слышать и пользоваться други¬ми. — Я шел по улице и остановился перед печатным объявлением, прикле¬енным к стене одного дома; оно окружено было множеством отрывков старых и новых, оставшихся от объявлений, которые были в разное время приклее¬ны на том же месте: одни были свежи, другие стары, третьи совсем истлели и позеленели от сырости. Это картина света. Здесь всё для прохожего, для души человеческой. Всё, и в частной и в общественной жизни; самые общест¬ва, века, империи и народы не что иное, как эти объявления для проходя¬щего. Читай и пользуйся. Мир существует только для души человеческой. Бог и душа вот два существа; всё прочее — печатное объявление, приклеенное на минуту. Это сравнение можно бы распространить.
9(21). Дома. Обедал с Германом и Моденом. Вечер дома.
10(22). Дома. Гулял в Thiergarten с Германом. Обедал дома. В театре: "Die Drillinge"6, "Fluch und Segen"1.
11(23). Бобовый праздник8.
12(24). У в(еликой) к(нягини). В театре новом. С Германом гулял. Обедал дома с Перовским, Германом, Моденом. Ввечеру несравненная «Альцеста»9.
13(25). Рождение государыни Елизаветы Алексеевны10. У Мекленбург-ского. Репетиция11. Пери12. Вечер дома; читал "Lalla Rookh"™.
14(26). Поутру репетиция. Обед у Волхонской. «Отелло». "Lalla Rookh". Павлов.
15(27). Несравненный праздник14.
16(28)—19(31). Не записывал. Концерт у Радзивил. Отъезд в(еликого) к(нязя), 17(29).
20(1 февраля), четверг. Болен. В бане. 21(2). Болен — 31(12), понедельник.
30(11). Повторение праздника15. В первый день вышел. Накануне у ве¬ликой княгини.
31(12). Гулял. У Ансильона. У великой княгини. Домой. У Модена.
(Февраль)
1(13). У в(еликой) к(нягини). Она больна. Стихи M-elle Stegemann16. Обе¬дал дома. Написал стихи17.
2(14). У в(еликой) к(нягини). Урок. У Гуфланда. Пенье. У M-elle Wilder¬meth. Дома. «Танкред»™.
3(15). У в(еликой) к(нягини). Урок. Разговор о Лалла Рук. Обед у вели¬кой княгини. Принц Карл и концерт. Живописец. Домой. Перевод стихов Chenedolle19.
4(16), пятница. У M-elle Wildermeth. Должен был обедать у Гуфланда, но попал к королю. «Ифигения в Авлиде»20.
Теснятся все к тебе во храм
И все с коленопреклоненьем
Тебе приносят фимиам,
Тебя гремящим славят пеньем;
Я одинок в углу стою,
Как жизнью, полон я тобою
И жертву тайную мою
Я приношу тебе душою21.
Руссо говорит: il n'y a de beau que се qui n'est pas!22 Прекрасно только то, чего нет! Это не значит: только то, что не существует. Прекрасное существует, но его нет, ибо оно, так сказать, нам является единственно для того, чтобы нам сказаться, оживить, возвысить душу, но его ни удержать, ни разглядеть, ни постигнуть мы не можем; ему нет ни имени, ни образа; оно ощутитель¬но и непонятно. Оно посещает нас в лучшие минуты жизни. Величествен¬ное зрелище природы, еще более величественное зрелище души человечес¬кой, счастие, поэзия, самое несчастие дают нам сии высокие ощущения прекрасного. И весьма понятно, почему почти всегда соединяется с ним грусть, но грусть, не лишающая бодрости, а животворная и сладкая, какое-то смутное стремление — это происходит от его скоротечности, от его не¬выразимости, от его необъятности! Прекрасно только то, чего нет! В эти ми¬нуты живого чувства стремишься не к тому, чем оно произведено и что перед тобою, но к чему-то лучшему, тайному, далекому, что с ним соединя¬ется и чего с ним нет и что для тебя где-то существует! И это стремление есть одно из невыразимых доказательств бессмертия: иначе отчего бы в ми¬нуту наслаждения не иметь полноты и ясности наслаждения! Нет, эта грусть убедительно говорит нам, что прекрасное здесь не дома, что оно только мимопролетающий благовеститель лучшего, оно есть восхитительная тос¬ка по отчизне, оно действует на нашу душу не настоящим, а темным воспо¬минанием всего прекрасного в прошедшем и тайным ожиданием чего-то в будущем.
А когда нас покидает, В дар любви, у нас в виду В нашем небе зажигает Нам прощальную звезду23.
Это справедливо! Эта прощальная звезда на нашем темном небе есть знак того, что прекрасное было в нашей жизни, и вместе того, что оно не к на¬шей жизни принадлежит! Звезда на темном небе, она не сойдет на землю, но утешительно сияет нам из дали и некоторым образом сближает с тем небом, с которого неподвижно нам светит! Жизнь наша есть ночь под звезд¬ным небом; наша душа в лучшие минуты бытия открывает сии звезды, которые не дают и не должны давать полного света, но, украшая наше небо, знакомя с ним, служат в то же время и путеводителями на земле.
5(17). У в(еликой) к(нягини). Живописец. Портрет. М-е Kleist; цепочка. Перевод моих стихов24. У графини Трухзес: о великой княгине и императ¬рице; встреча великой княгини с императрицею. Le prince royal. Письмо от Тургенева. Обедал с Тюменом. В редуте. М-е Stich.
6(18), воскресенье. У обедни. Обед у короля. В театре: "Maria Stuart"25. Поутру у Л(а) М(отт) Ф(уке).
7(19), понедельник. У в(еликой) к(нягини). В музеуме. У Шамбо. В теат¬ре: «Армида»26. Кронпринц и круглый стол.
8(20), вторник. У в(еликой) к(нягини). Минуты счастья и чистого, высо¬кого наслаждения. Обед у в(еликой) кн(ягини). Ввечеру у Гуфланда с Ла Мотт-Фуке. У М-е Kleist.
9(21), среда. У M-elle Wildermeth, обед у Модена. Совершенные контра¬сты в положениях. В театре: "Madchen von Marienburg"27. Глупость.
10(22), четверг. Поутру у в(еликой) к(нягини). Обедал у Алопеуса. Ша-тобриан. Ввечеру был у принцессы Александрины. Разговор с Розом и Брю-лем. Живописец и журнал его жены.
11(23), пятница. Поутру у принцессы Александрины. Подарки. Стихи Гуфланда28. Принцесса Радзивил. Ввечеру: «Фернанд Кортец»29. Ужинал дома с Тюменом и Перовским.
12(24), суббота. У в(еликой) к(нягини). M-elle Wildermeth о стихах. Жи¬вописец. У переплетчика. У великой княгини. Berganin. Schadov. У прин¬цессы Радзивил: полупринц30. (Scholer. Witzleben). Ввечеру дома. Чтение с Перовским.
13(25), воскресенье. Важный разговор с M-elle Wildermeth31. Le positiP. Ввечеру у Мекленбургского на бале.
14(26), понедельник. Письма к Малиновскому и Дуняше32. Обед у Моде¬на. В театре: "Jean de Paris"53. С Перовским поправлял.
15(27), вторник. У в(еликой) к(нягини). Портрет Лалла Рук. Обед у ве¬ликой княгини. Хохотали. Принц Карл. — В концерте. "Alexanders Fest"M. — Письмо от принцессы Радзивил.
16(28), среда35. Поутру у графини Трухзес. У переплетчика. Дома.
О прежних спутниках, которые наш свет Своим сопутствием для нас животворили,
Не говори с тоской: их нет,
Скажи с любовью: 6ылиш.
Нет и были — какая разница! В первом — потеря, в последнем — воспоми¬нание. Нет значит исчезли; были значит оставили след свой. Прекрасная жизнь тех, которых мы лишились, освещает для нас и землю и жизнь нашу! Ре¬шительная минута разлуки миновалась: они навеки преданы воспоминанию,
* Положительное (фр.).
за них уже не страшишься; недоумения кончились; их будущее не приво¬дит в трепет; печаль об них из страдания обратилась в благодетельную для сердца любовь; можешь всем делиться с ними свободно: их образ равно светел для нас и при нашем счастии, и при нашем несчастии; ни то, ни дру¬гое уже не изменит их жребия; но и в том и в другом они с нами, воспоми¬нанием, всегда неизменным, когда не изменимся мы сами, возвышающим душу в счастии, ободряющим ее в несчастии — такое воспоминание есть для нас совесть.
Ваша умирающая мать37 не могла дочитать того письма, которое полу¬чила от вас на смертной постели — так было сильно чувство материнской любви и материнского счастия, наполнявшее душу ее в эту минуту! Ей не¬достало жизни для нескольких строк — но эти недочитанные строки име¬ют святое, пророчественное знамение. Они как будто означают всю вашу жизнь — без нее и всё для нее Но эта чистая жизнь уже без нарушения бу¬дет радовать материнскую душу, смерть уже не придет ее отозвать от этой радости. В минуту предчувствия сказала она: "Wenn gleich die Nachwelt meinen Namen nicht unter den Namen der beruhmten Frauen nennen wird, so wird sie doch, wenn sie die Leiden dieser Zeit erfahrt, wissen, was ich durch sie gelitten habe, und sie wird sagen: Sie duldete viel und harrte aus im Dulden. Dann wunsche ich nur, dass sie zugleich sagen moge: Aber sie gab Kindern das Dasein, welche besserer Zeiten wurdig (zu sein) wagen, sie herbeizufuhren gest-rebt und endlich sie errungen haben!"*
На ее часть досталось: желание великого и величие в страдании; но де¬тям своим завещала она свои надежды и исполнение прекрасных своих желаний.
Иоанн, ученик и товарищ Спасителя, видел Его улетевшим на небо; гла¬за его подняты к этому небу, сокрывшему все его блага, — но в этих глазах не печаль разлуки, не томительное нетерпение оставить землю, но чувство глубокой, спокойной, покорной любви к улетевшему, как будто к присут¬ственному: Он уже не на земле, но Он был на ней; Своим преображением Он познакомил с таинством неба, но Своею любовию, Своими страстями познакомил с величием жизни; небесным Он озарил житейское; и не чудес¬ное видение неестественного представляется взору молодого Иоанна; он спо¬койно наполнен воспоминанием, не томящим, не отлучающим от земного, но тихим, сладко задумчивым, вполне удовлетворяющим душу. Он смотрит на небо, как на обитель удалившегося друга, и не стремится туда, ибо зем¬ная жизнь оставлена ему в наследство, для совершения воли Учителя, как
* Хотя потомство и не назовет моего имени среди имен знаменитых женщин, но всё-таки после того, как ему станут известны бедствия нашего времени, оно бу¬дет знать, сколько я через них страдала, и оно скажет: «Она терпела много и вытер¬пела до конца». Но я хочу, чтобы в то же время оно сказало: «Но она дала бытие детям, которые дерзают быть достойными лучших времен, стремились к ним и на¬конец их достигли» (нем.).
благо, но верит, любит, и уповает! И слышит отвсюду голос: «Спаситель твой жив». — Воспоминание о такой матери38, какова была ваша, есть чувство Иоанна, смотрящего на небо.
17(1 марта), четверг. [Без записи].
18(2), пятница. У M-elle Вильдермет. У герцогини Кумберландской. Гне-зенау. М-е Berg. Ввечеру в театре: «Альцеста». Вечер у герцога Кумберланд-ского. Новый инструмент. За ужином: Фок и Бело(в). М-е Berg.
19(3), суббота. Поутру гулял. Переводил. Обед у княгини Волхонской с ужасною скукой. Ввечеру у Гуфланда: его сын, его невестка; ужин; разго¬вор; отец его зятя; его жена.
20(4), воскресенье. В церкви: проповедь Thermain. Обед у великой кня¬гини. На бале у короля. Кронпринц, Брюль, Роз.
21(5), понедельник. У в(еликой) к(нягини). 1Сронпринц. Гулял. У Гензе-ля. Обедал у Роза: Разговор об Англии. Немцы и англичане. Вечер дома. Письмо от Саши. Переводил «Пери».
22(6), вторник. У Алопеуса. Платер. Ла Мотт-Фуке. Ввечеру в концерте.
23(7), среда. У в(еликой) к(нягини). Сашино письмо: какая разница. Маль-тиц. Ввечеру Моден и Герман.
24(8), четверг. Обед у короля. После обеда и вечер дома.
25(9), пятница. Поутру у в(еликой) к(нягини). Отдал книги. Письма от Саши и Маши. Завтрак у Радзивила. После обеда дома: Моден. Шахматы39.
26(10), суббота. Поутру с M-elle Wildermeth в Шарлоттенбурге: преж¬де у в(еликой) к(нягини). Роза. Кастелян. Монумент. Занавес. Ясмины. Кипарисы. Свод: венки, стук дверной, свет. Последние минуты, Verkla-rung*; не нужно стараться узнать, что и где душа после смерти. Святая пятница и погребение принца. Обед дома с Перовским. Ввечеру в кон¬церте: "Sampson"40.
27(11), воскресенье. У обедни. Гулял с Перовским. Обедал дома. В те¬атре: "Le bourru bienfaisant"41. Твоя от Твоих Тебе приносяще от всех и за вся.
28(12), понедельник. Дома. Переводил. Обедал у в(еликой) к(нягини). Вечер у М-е Kleist. После обеда гулял. M-elle Stegemann. Lauer. Тик. Bayer.
(Март)
1(13), вторник. У в(еликой) к(нягини). Разговор о 10 марта, о монумен¬тах; о причастии. Прекрасное слово ее: религия. — Кронпринц. Обедал у Модена с Тюменом. Вечер у M-elle Wildermeth с М-е de Castillon. «2(14), среда. Поутру в библиотеке. Обедал у Модена. В театре: "Preciosa"42. '* 3(15), четверг. Поутру у в(еликой) к(нягини). Письма королевы. Nicolaus-kirche. Обедал у Ягора. В театре: "Cosifan tutte"45.
4(16), пятница. Поутру гулял в Thiergarten. Обедал у Ягора с Моденом. В театре.
Просветление, преображение (нем.).
5(17). Поутру гулял. Обедал дома. Вечер у Радзивила: детский маскерад. Tableaux*: Лалла Рук; Ивангое; Фауст; Zauberring**. Танцы.
6(18), воскресенье. Обедал у короля. Кончил «Пери». Приезд великого князя. В театре: «Беньовский»44.
7(19), понедельник. Приезд Перовского. Обед у короля. Разговор с крон¬принцем о Беньовском. Ввечеру у принцессы Радзивил. Мольер и Белов. У великой княгини. Альбом и Лалла Рук.
8(20), вторник. Поутру у в(еликой) к(нягини). Чтение «Пери». Слово ве¬ликого князя: «Достойно своего предмета». Обед у великой княгини; под¬ле милого Гуфланда. Вечер у герцогини Кумберландской с Шатобрианом: разговор о французской истории. Картины Фридриха: «Погребенье»; «Взмо¬рье с начинающеюся бурею и рыболовами»; «Шалаш посреди туманного поля»; «Четыре времени дня»; «Вид ночью в тумане с набережной и звез¬ды»; «Удаляющийся корабль»; «Горы с туманом»; вид; «Дерево, через кото¬рое светит вечер, и усаживающиеся птицы».
9(21). Поутру у Шуваловой. Гензель. Нейдорф. Великая княгиня и ри-сованье. Венцель.
10(22), четверг. У принца Вильгельма. Обедал дома с Перовским и Гер¬маном. Вечер у Гуфланда.
11(23), пятница. Поутру у Шпикера45. У Шатобриана: о его Истории46; о том, как писать историю; les belles lettres***. Обед у Модена. В театре: "Tancrede"47.
12(24), суббота. У великой княгини. У генерала Гнезенау. Обед у Ало¬пеуса. Вечер дома.
13(25), воскресенье. Поутру гулял. Обедал дома. Вечер в собачьей коме¬дии и дома.
14(26). Утро дома. Гулял. Обед у M-elle Wildermeth. Вечер дома. 15(27), вторник. У в(еликой) княг(ини). Пожарский. Разговор с в(еликим) княз(ем).
16(28), среда. Гулял с Германом. Кюсси. Обед у Модена. В Dom****: Todesfeier*****. Прогулка в Тиргартен. Вечер у Гребена: Roder, Hoffmann, М-е Lestock, М-е Groben.
17(29). У в(еликой) к(нягини): стихи на Grf. Voss. Обедал дома с Чары-ковским. Поутру ходил с Шамбо на башню. Вечер у Tronchin: "Le tailleur de S. S."48. "Le naufrage"49. "Les rendez-vous bourgeois"50.
18(30). Праздник. У великой княгини. С Волхонскою, Вильдермет и Шуваловою на место. Проповедь. Ясность. Вид. Тюмен. За обедом музыка. Вечер в Thiergarten; дорога с фонарями, аллея, ручей.
* Картины (фр.).
* Волшебное кольцо (нем.).
* художественная литература, словесность (фр.).
* Кафедральный собор (нем.).
* Праздник мертвецов (нем.).
19(31). Поутру у Радзивила. У М-е Kleist. Обед у Волхонской. Тюмен. Гулял в Thiergarten с Перовским и Адлербергом.
20(1 апреля). Дома. Обед у великого князя. За столом граф Шлиппен-бах и Ансильон. В театре: «Весталка»51.
21(2), понедельник. Обед у короля. После обеда гулял. Вечер дома. До¬канчивал Иоанну52.
22(3), вторник. У в(еликой) к(нягини). Альбом. Обедал дома. В театре: «Орфей»55, "Paul et Virginie"54. Ужинал дома.
23(4), среда. Весь день дома. Переписывал Иоанну. После обеда на ми¬нуту у Вильдермет.
24(5), четверг. Весь день дома. Переписывал Иоанну. Бал и портной.
25(6), пятница. У великой княгини. Гензель. У герцога Мекленбургско-го: вход через потаенную дверь. «Орфей».
26(7), суббота. У великой княгини. Гуфланд. Обедал дома. После гулял в Thiergarten. У M-elle Wildermeth с Клейст. У Гуфланда. Вечер с Перовским: Бехерер, его сын.
27(8), воскресенье. У Шадцека. Обедал дома. Князь Гагарин.
28(9). Обедал у Гнезенау: Гумбольдт, его жена и дочери. Поутру с кня¬зем Гагариным у Рауха. Ввечеру "Jungfrau"55. М-е Stich.
29(10), вторник. Обед у Алопеуса. Бал у Мекленбургского. В Thiergarten с Перовским.
30(11). Обедал у короля. Ввечеру гулял в Thiergarten. Встреча.
31(12), четверг. Обедал у Модена, который возвратился из Дрездена. Письма от Олсуфьева и Саши. Гулял в Thiergarten. Лунная прекрасная ночь. Игрища.
{Апрель)
1(13), пятница. Поутру. У переплетчика. Прогулка с Ансильоном. У кня¬зя Гагарина. У М-е Воск; горницы принцессы Луизы; Кбпег; о королеве: обнимать! Принцесса Луиза, принц Альбрехт: тележки. Ниенштет. Обед у кронпринца; за столом подле графа Бранденбурга. В театре: "Iphigenie in Aulis"56. Ужин с Перовским: разговор о Вяземском.
2(14), суббота. Дома. У герцогини Кумберландской: в театре: Шатобри-ан. "Le ci-devant jeune homme"57, "Le diner de Madelon"5S.
3(15), воскресенье. Поутру у обедни. Князь Гагарин. Обед у великой кня¬гини; за столом с Брюлем; после обеда с Гагариным. В концерте: Graun Tod Jesu59. В Потсдам.
Страстная неделя
Потсдам, 4(16) апреля. Поутру принялся было читать Fichte "Die Bes-timmung des Menschen"60. Прежде всего пошел к великой княгине; дожидался ее несколько времени: прекрасные горницы, отделанные с большим вкусом из дерева из карельской березы и ясеня с этрусскими украшениями; в одной заметен стол мозаиковой работы. Великая княгиня показала мне свою
l6l
горницу. Мы пошли к заутрени, часам и обедне. Видеть ее на коленях есть чувствовать набожность: она ничего не делает для виду! Зато ее простые дви¬жения всегда трогают, и в этот раз для меня было понятно это значение мо¬литвы: Да исправится молитва моя, яко кадило, пред Тобою! Это голос чис¬той, прямо набожной души. Возвратясь, я принялся было читать Fichte "Die Bestimmung des Menschen", но вздумал, что терять времени не должно, и от¬правился в Сан-Суси смотреть галерею. Маленький Эмиль, Пульманов сын, был моим проводником: говорливый и умный мальчик. По террасам Сан-Суси мы пошли прямо в галерею. Прекрасное здание с величественными белыми цельными мраморными колоннами; стены из giallo antico* и из мра¬мора, также и паркет. Галерея одна из лучших по выбору. Большая часть картин Рубенсовы и Вандиковы. «Воскресение Лазаря» Рубенса несравнен¬но: величие мирное, божественно-человеческое Иисуса Христа; оживший, но еще носящий признаки смерти Лазарь, которого первый взгляд Спаситель; Марфа и Мария, одна трепеща радостью о благодеянии Спасителя, другая — стремлением к Лазарю; «Души детей, убитых в Вифлееме»; «Благословение Исава» Ливенсово; «Ио и Юпитер с головою» Прюдона; «Марс и Венера» Анибала Карачи: сила физическая; «Святая фамилия», Рафаэлева лучшего времени; «Спящая Венера» Тицианова; «Голова апостола» Петра Гвидо Рени; «Угрызение змей» Анибала Карачи; «Силен и вакханки» Клод Лорреня и Пуссеня; «Голова Спасителя» Рафаэля; «Бегство в Египет» Корречия; «Иску¬шения Антония» Теньера. Картины показывал живописец Пульман с флег¬мою привычки. Из галереи пошел я в Сан-Суси, чтобы взглянуть на ту гор¬ницу, в которой умер Фридрих Великий. Frederic est mort le (...): il n'a cesse regner que la veille**, сказал Мирабо: лучшая похвала, какую только можно сказать о государе, если принять слово regner в его великом смысле. Бродя в Сан-Суси, я опоздал к обеду. Великой княгине было досадно, что я видел Сан-Суси без нее, и мы после молитвы туда отправились. Я с Перовским и Тюменом. Мы нашли их на террасе, с которой вид прелестный; потом взо¬шли все вместе на купол Сан-Суси. Потом пошли в Kavalierhaus. Там есть круглая мраморная зала, в которой во время летнего пребывания в Потсда¬ме всё семейство собиралось; есть две горницы, в которых жила великая кня¬гиня; из них прямо ход в сад. Еще остались над ее постелею венки; и в ее кабинете венок с ее вензелем под ее рисунком Кунцендорфа. Милое, уеди¬ненное место, похожее своею привлекательною простотою на ее чистую душу. Сюда приду перечитывать несравненное письмо Саши, пожить воспомина¬нием моего прошлого и еще другого прошлого, которое мне неизвестно, но знакомо. Место, где жила прекрасная душа, свято. Из Kavalierhaus мы пошли в Бельведер, и с кронпринцем я зашел на купол. Возвратились в Потсдам через Neue Palais. Ввечеру ходили вместе с Перовским подсматривать луну
* Древний известняк (шя.).
** Фридрих скончался (17 августа 1786 г.): он перестал царствовать только на¬кануне (фр.).
на Brauhausberg, но луна не рассудила нам показаться, а вышла после, когда появился и Моден; зато лягушки и чибисы довольно повеселили нас.
5(17), вторник. В первый раз прочитал Сашино письмо. Нынче день не¬настный и холодный; мои намеренья бродить по Сан-Суси не сбылись. У обедни был король; вчера был кронпринц: он приезжал нарочно для это¬го из Берлина. Обед у в(еликой) к(нягини). После обедни в(еликая) кня¬гиня) играла на фортепиано отрывки из Грауна; а по окончании молитвы читала вместе со мною обедню. Вечер дома. Перед обедом был у Шувало¬вой61: мы разговаривали о Шлифене.
6(18), среда. Нынешнюю ночь Яков занемог62, и я долго не Мог заснуть: посылал за доктором и прочее. Поутру после заутрени ходил вместе с Адлер-бергом в Сан-Суси опять посмотреть галерею и повидаться с милым моим местом, которое трогает своими воспоминаниями: время было холодно яс¬ное. Во время вечерни, отдавая в(еликой) к(нягине) молитву, я увидел в ее руках другого рода молитвенник: письма ее матери! Какая прелестная, тро¬гательная мысль обратить в молитву, в очищение души, в покаяние — вос-поминание о матери! И что же в этой книжке! Ее мысли, ее чувства, в самые тяжкие минуты жизни наполнявшие и утешавшие душу ее! Вот настоящая, чистая набожность! Как мало этого возвышающего в обряде нашего гове-ния — вместо того, чтобы входить в себя, воспоминать прошедшее, объяс¬нять его для себя, мы только развлекаем себя множеством молитв, хвалеб¬ными песнями, ничтожными в сравнении с Тем, Кого они хвалят, и мало говорящими сердцу. Мне кажется, для этого времени должно бы соединить в одно всё, что для нас важно! Должно бы заготовить для себя несколько воп¬росов, относящихся до веры и до жизни нашей; возобновить вкратце всё, что составляет религию нашу, следовательно, сделать для себя извлечение всего важнейшего в Святом Писании; пройти это всё в отношении к нашей жиз¬ни! Что же касается до молитвы — то довольно одной, к которой нечего при¬бавить: Отче наш! В обедне же нашей заключены все таинства религии: Твоя от Твоих — вот всё христианство! Эти слова без исключения можно приме¬нить ко всем обстоятельствам нашей жизни! Чтобы кончить нынешний день лучше, и я перечитал в моей Лалла Рук то, что написано было великою кня¬гинею, и написал кое-что свое. Elle est ma religion! II n у a pas de plus grande jouissance que de sentir avec purete la beaute d'une ame pure*.
7(19), четверг. В 10 часов, после причастия, вместе с Германом, Перов¬ским, Моденом и Адлербергом ходил я в Сан-Суси. Избави, Господи, от то¬варищей, когда хочешь что видеть или чем-нибудь насладиться! Скучная и досадная прогулка; но за нее вознаградило после обеда. Вместе с Герма¬ном провел прекрасно время в Pfauen-Insel**. Туда доехали в карете; оттуда
* Она моя религия! Нет большего наслаждения, как чувствовать чистым серд¬цем красоту чистой души (фр.).
** Павлиний остров (нем.) —любимое местопребывание короля Фридриха-Виль¬гельма III.
я возвратился в лодке. Прекрасный, простой дом. Горница великой кня¬гини, нынче Луизы и Александрины; сборная горница, с гипсовыми кар¬тинами, где король завтракает с семьею; большая горница, отделанная де¬ревом; круглый кабинет королевы; спальня короля; горница принца Карла; круглая лестница. Несравненный вид с башни. Сад роз. Орлы. Die Scha-ferei*; олени; кабаны; лисицы; тушканчик; египетские козы; волы; буйво¬лы; урод теленок с короткою мордою. Die Meierei**. Вид с мыса. Вид из охотничьего дома. Два дуба: ландшафт для Фридриха. Лебеди. Захожде¬ние солнца и эхо. Концерт на рогах. Возвратный путь на лодке и прекрас¬ное захождение солнца. Вид с мраморной скамейки.
8(20), пятница. Поутру у в(еликой) к(нягини). У вечерни. В Neue Palais. Обедал дома. У вечерни. В Marmor-Palais чай вместе с королем. После гу¬лял: Marmor-Palais; Gothischer Thurm; Heilige See***.
9(21), суббота. У обедни. Князь Гагарин. Обедали в Pfauen-Insel. Игры. Граф Шуленбург, Моден, Шувалова и Ниенштет. После обеда в Никольское. Вид с светлицы на Гафель: с одной стороны часть Потсдама, Ruinenberg, Neue Palais, Pfingstberg; с другой стороны Pfauen-Insel: лодки и лебеди. За¬утреня.
10(22). Светлое Воскресенье. Поутру у развода. Обед у короля. Нимей-ер63 и его разговоры за столом со всеми из королевской фамилии пооче¬редно. Прогулка в Neue Garten и на Pfingstberg. Спрятанные яйца. В(е-ликая) к(нягиня) на площадке. Вечер у короля. Разговор с Шильденом. Рисованье яиц.
11(23). Встал до солнца и ходил на Браухаусберг смотреть на его восхож¬дение. Утро было прекрасное; восток был задернут полосою облаков, и пер¬вой минуты появления солнца я не видел; но оно взошло прекрасно из-за облаков; сперва загорелись передовые легкие облака, потом края тех облаков, в которых скрывалось солнце, потом оно вышло само. Вечер после захожде¬ния солнца и утро перед его восхождением одинаковы — но чувствительны разница в живости самого чувства; в первом случае чувствуешь усыпление природы, отдых; во втором пробуждение! И вечер, и утро свежи, но свежесть разная. Первую чувствуешь, уставши от дня, вторую, укрепившись отдыхом! По-настоящему чувствуешь только самого себя и в физической, и в нравствен¬ной природе! Она только то, что мы сами! И в шуме вечернем нет многого, что находим в шуме утреннем! Первый есть шум утихающий, последний шум начинающий. В первом многие голоса умолкают, в последнем беспрестанно новые прибавляются, так, как и самые предметы, получающие новую форму с прибавлением света. Это всеобщее, смешанное жужжание (которое так живо и пленительно весною) кажется всеобщею молитвою. Вид с горы прелестный. Весь Потсдам: обширная поверхность Гафеля, в которой час от часу яснее
* Овчарня (нем.).
* Ферма (нем.).
* Мраморный дворец, готическая башня, Святое озеро (нем.).
изображаются берега; утки, как черные и как светлые точки на воде, с двумя полосами, которые за ними тянулись; лодки и барка с парусами; ярко осве¬щенный Новый дворец, Бельведер и много домов между зеленью; игра лу¬чей на городских зданиях; обе церкви живописно освещенные; яркое солн¬це, под которым исчезал восточный берег и которое ярко горело в воде; кое-где дым и струя легкого тумана; и с каждым шагом перемена картины. Я сошел с горы и ходил вдоль шоссе до заставы, У шлагбаума видел пристав¬ника, который приветствовал своею трубкою восхождение солнца. Возвра-тясь, начал читать Фихте — и заснул над книгою, но не от скуки. Простился с Гагариным, который поехал в Карлсбад. Обед был в Сан-Суси вместе с ко¬ролевскою фамилией. За столом я сидел подле графа Бранденбурга, и мы пили вместе здоровье великой княгини... Wahrheit: Grund-Ich*. Мы говори¬ли об ней. Что составляет ее прелесть? Правдивость! И что вообще есть сущ-ность красоты? Правда! то есть тесное сродство с тем, что составляет сущность души человеческой! не с тем, что мы бываем в ту или другую минуту нашей жизни, но с тем, что есть основание нашего бытия, что во всякую минуту жиз¬ни присутственно, что служит масштабом всех возможных модификаций на¬шего бытия! Grund-Ich — das Gottliche in dem Menschen**64. И с этим чисто Божественным имеет большое сродство то чувство, которое она в душе про¬буждает. К ней нельзя иметь привязанности, не имея привязанности к чис¬то прекрасному! И нельзя удалиться от этой чистоты, не почувствовав себя виноватым перед нею! — После обеда ходил с Шильденом осматривать Фрид¬риховы горницы и мой милый Kavalierhaus. Одно слово кронпринца меня тронуло. Он, показывая мне вид с террасы Сан-Суси, сказал: «Это место мне нравится более всех». Я сказал, что предпочитаю вид с Brauhausberg и Pfauen-Insel. Я сужу как мимоходящий, а вы, как принц, благодарный к тому месту, на котором были счастливы. — «Это правда! Und wie glucklich!»*** — В этой семье прошедшее как святыня! Но какое прошедшее! Милое, семейное, осве¬щенное тихими наслаждениями сердца! Милое вместе! Здесь иссохший цве¬ток больше значит, нежели все богатые перлы, хотя нет ни малейшей изне¬женности чувств, ни романизма. — Принцы уехали в Берлин, а принцессы остались в Сан-Суси. Я отправился в Ruinenberg и сидел там долго, смотря грустными глазами на заходящее солнце, которое удивительно украшало окрестности, видимые сквозь деревья и развалины: для того, чтобы наслаж¬даться настоящим, надобно иметь в запасе будущее! По крайней мере в эту минуту я не имею ничего в запасе. Но я возвратился к ним с живейшим рас¬положением; вечер был удивительно тихой, благовонный, полный весенней жизни! После ужина долго ходили вместе по площади и любовались звезд¬ным небом. La couronne**** мое любезнейшее созвездие.
* Правдивость — основа личности (нем.), ** Основа личности— Божественное в человеке! (нем.). *** И как счастлив! (нем.) **** Корона (фр.).
12(24). Маневры в Гриневальде. Ездил туда с M-elle Wildermeth, гра¬финею Гак и графинею Шуваловой. Прекрасный день и еще более пре¬красный вечер, которым я однако не насладился. Прекрасное захождение солнца над озером; старинный замок и предание о зарытой вживе деви¬це, любовнице герцога Иоахима65. Музыка и пение. Гнезенау и принцес¬са Радзивил.
13(25). Целый день в Pfauen-Insel. Я был в дурном расположении, но Сашино письмо его поправило. Долго сидел один на берегу, смотря на воду, которая прелестно зеленела сквозь ветви молодых берез. После обеда чте¬ние, кегли, катанье с горы с в(еликою) к(нягинею). Вечер с Перовским под звездным небом; удивительное зрелище! Приезд Кавелина; письмо.
14(26), четверг. Встал до солнца и вместе с кронпринцем и Карлом на Браухаусберг смотреть восхождение солнца. Утро было прекрасное, сначала несколько холодное, но солнце взошло в полном блеске, и прогулка наша была прелестная. Она кончилась разговором (к несчастью, коротким) о ве¬ликой) к(нягине). Кронпринц говорил об ней с энтузиазмом. Он уговорил меня ехать в Бранденбург, самый старинный город в Пруссии и поэтому достойный примечания: любопытнее всего вид на кафедральную церковь и особенно церковь Св. Екатерины, которой архитектура готическая. Ста¬туя Роланда, которая означает право судить и казнить, уродливая камен¬ная фигура с мечом; время убрало его голову цветами. Дорога от Потсдама до Бранденбурга довольно приятная, несмотря на множество песка; про¬езжаешь мимо озер; видишь веселые деревни; особливо городок Вердер на острову представляет приятное зрелище. Всё зеленеет; по обеим сторонам шоссе прекрасные тополи, буки, каштаны, шелковицы; кое-где пышные заливные луга; иногда целые рощи диких цветущих вишен. Особливо при¬ятно было возвращаться: та сторона, которую видели поутру сквозь жар и пыль, была освежена весенним ветерком и озарена солнцем, близким к за¬кату; всё было благовонно; зелень каштанов и тополей светло-яркая пре¬лестно отделялась от черной зелени сосен; вода имела прелестный темно-голубой цвет. День кончился в Сан-Суси, и, чтобы кончить его достойным образом, мы сходили на купол дворца провожать заходящее солнце, кото¬рое зашло ярко и великолепно. M-elle Wildermeth рассказывала мне кое-что из старины. В 1814 году жила она одна с великою княгинею в Kavalierhaus. Нынче дослушаю эту бесстрашную и запишу.
15(27), пятница. В Сан-Суси с M-elle Wildermeth. Просидел с час в Kavalier¬haus, сперва в большой зале, которую называют Яшмовою залою. Здесь была в 1817 году учебная и сборная горница. Зала огромная; стены украшены древними бюстами; пол мраморный. Великая княгиня провела лето 1817 в Сан-Суси с принцессою Фредерикою и с нынешнею графинею Бранденбург. Эта зала была разделена на несколько департаментов; в одном углу стояло несколько столов для занятий: тут писали, рисовали, читали; в другом углу фортепьяно и музыкальная библиотека; в третьем — стол с нужнейшими книгами; в четвертом для младших детей. Сверх других в это время жили в Сан-Суси M-elle Wildermeth и М-е Катеке, воспитательница принцессы Фредерики. Кронпринц приезжал всегда в субботу ввечеру и оставался до понедельника вечера. В 1814 году великая княгиня прожила в Сан-Суси со¬вершенно одна всё лето с M-elle Wildermeth — в уединении и в занятиях; тогда праздновали день ее рождения, ей минуло 16 лет, и венки с тех пор остались на стене. Милый анекдот о подарке в Рождество Христово: черта искренне¬го и глубокого чувства. Наш разговор был прерван, и мы ходили до обеда в галерее. После обеда разговор с кронпринцем: я открыл ему тайну своего посещения Шарлоттенбурга 10 марта. Ходил опять в галерею; потом пил чай на Pfingstberg. Удивительно приятный вечер и забавная французская кадриль на площадке павильона. Я ужинал один.
16(28), суббота. Встал до солнца и ходил вместе с Кавелиным на Brau-hausberg. Обедал в Сан-Суси. Landler-walzer*. Вечер в театре: глупая или, лучше, длинно-скучная пиеса Ифландова "Die Hagestolzen"66. Ужин у короля.
17(29). Мне грустно, потому что я не видал нынче в(еликой) к(нягини). Видеть ее в этот день, в ее семье, и поделиться воспоминанием о прекрас¬ном московском дне есть удовольствие, которого, понятно, ничем воротить нельзя. Всего, что здесь вместе делает это воспоминание сладостным, уже вместе никогда не будет: время несравненное! Воздух удивительно живо¬творный! И этот день мог бы быть прелестным, — а я должен его провести в каком-то сухом одиночестве! Я переписывал для кронпринца перевод своих стихов на этот день!67 Но как бы было весело говорить об нем! По¬смотрим, как он кончится... Обедал за маршальским столом, и с генералом Блоком пили здоровье новорожденного. Ввечеру гулял в Neue Garten с Ка¬велиным и Адлербергом. Вечер был прекрасный. В(еликая) к(нягиня) воз¬вратилась, и я успел ее поздравить. Только не слишком ли? Как всё не так делается, как думается. За ужином сел подле графини Бранденбург, и она рассказывала мне день Пареца68. Я прописал целое утро для кронпринца, а он и не подумал в нынешний день обо мне. Ребячество; но от этой болез¬ни не излечишься.
18(30), понедельник. Встал до солнца и с Перовским на Brauhausberg. Прекрасное утро. Обед у короля: в большой мраморной зале. После обеда милое слово великой княгини. После обеда маневры. Перовский и Шёлер. На Pfingstberg: Landler-Walzer и God save the king69. Ужинал дома.
19(1 мая), вторник. Возвратился в Берлин с Перовским. В ботаническом саду: бананы; pandanees**; сахарное дерево. В бане. Обедал у великой кня¬гини. Вечер у Перпонше: три пиесы: "Lesprecieuses ridicules"70, "Le singe voleur"71. За ужином с Брюлем. После ужина "Les fureurs de I'amour"72. M-e Briihl и прин¬цесса Радзивил.
20(2), среда. Поутру в репетицию «Олимпии»7*. Обед у Модена. Вечер с Кавелиным в Thiergarten. Ужинал дома. Перовский.
* Народный немецкий танец, медленный вальс (нем.). ** Пандан, тропическое растение (фр.).
l6j
21(3), четверг. Именины великой княгини. Завтрак у великой княгини. Поздравление. После обеда у M-elle Wildermeth и в Шарлоттенбурге. 22(4). Обед у Модена. В(еликая) к(нягиня) в Шарлоттенбурге. «Дон Кар-
ЛОС»74.
23(5), суббота. Поутру в цейггаузе. Обедал у графа Брюля. Вечер у прин¬цессы Радзивил: Humboldt, М-е Humboldt, M-elle Kleist, Stegemann. Рисун¬ки Фауста75. Шёлер.
24(6)3 воскресенье. Обед у Модена. Вечер в Шарлоттенбурге с Германом и Кавелиным.
25(7), понедельник. Поутру у Гумбольта. У М-е Kleist. Обед у Алопеуса. Вечер приятнейший у Гуфланда. Анекдот о самоубийце. О Гумбольте. 26(8), вторник. Вечер у М-е Kleist. Музыка. Les distraits*. М-е Stegemann. 27(9), среда. Дома. Болен.
28(10), четверг. Поутру у великой княгини. Раух. Henschel. Обедал дома. Вечер у Радзивил. Boucher.
29(11), пятница. Поутру завтракал у Алопеуса; за столом с Гнезенау. Ве¬чер у M-elle Kleist. Рождение М-е Stegemann. Les vers**. Пароль. Les petits jeux***.
30(12), суббота. Вечер у Гуфланда. Графиня Штольберг.
(Май)
1(13 мая), воскресенье. Поутру в Академии с М-е Kleist. Les platres d'Elgin76. Прекрасный вечер у Гнезенау: чтение М-е Hohnhausen; перевод Бейрона77. Кречман. Frau von Arnim. За столам подле Савиньи и М-е Klausewitz.
2(14), понедельник. У Hensel. Парад. Дома обедал. «Олимпия».
3(15), вторник. Дома. "Jungfrau von Orleans".
4(16), среда. Поутру у М-е Kleist. М-е Marwitz. Вечер у Радзивила. "Faust"™. За столом с Вольфом и Цельтером.
5(17), четверг. Дома. Обед с Фурманом. Вечер у M-elle Wildermeth: М-е Kleist, Klausewitz, Truchsess, Marwitz, M-elles Stegemann, Kleist, Marwitz; Kleist, Tieck, Rauch; лотерея. Моден. В Потсдам. Биваки.
6(18), пятница. Обед в Neue Palais подле M-elle Boguslavsky. В театре "Figaros Hochzeit"79. Скверно. Белая книга80. За столом подле Кнезебека. Фридриховы сочинения с замечаниями Вольтера81.
7(19), суббота. Обед в Neue Palais. "Barbier de Seville"82.
8(20), воскресенье. Обед в Pfauen-Insel, подле M-elle Wildermeth и графи¬ни Шуленбург. Вечер в Берлине.
9(21), понедельник. Обед у Брюля. «Олимпия».
10(22), вторник. Перовского рука. Обед у Алопеуса. Бруно. Вечер дома с Германом.
* Рассеянные (фр.). ** Стихи (фр.). ** Салонные игры (фр.).
11(23), среда. У М-е Kleist. У Гнезенау. М-е Streckfuss, М-е Neumann.
12(24), четверг. У великой княгини: с Шамбо. Завтрак у Радзивила. За обедом с Блоком и Германом. Вечер у Радзивила.
13(25), пятница. У великой княгини. У графини Бранденбург. У Бру¬но. Обед у короля: подле Брюля. Вечер у Гуфланда. Мельгунов. Дома.
14(26), суббота.
Июнь
2 июня85. Дрезден. Три дни, как я в дороге; буду писать не о путеше¬ствии, а о Берлине. Я провел последние минуты с горестным удоволь¬ствием прощанья. В Берлине были минуты счастия. Я простился с ко¬ролем в Потсдаме, проводив в(еликую) к(нягиню). Нельзя изобразить чувства пустоты, которое имелось во мне. Во дворец. Вечер провел у M-elle Wildermeth. На другой день у кронпринца: прощанье; потом у принцессы Александрины, Луизы и Альбрехта. С герцогинею Кумбер-ландскою не простился, не смогши ее видеть. Обедал у принцессы Рад¬зивил: за столом приезд кронпринца. После в театре. Прискорбная глу¬пость84. Вечер у M-elle Wildermeth (история альбома). На другой день у М-е Kleist. Перед самым отъездом крест85. Проезд через Потсдам; тер¬раса и померанцы. — Товарищ Бруно. Ночевал в Трейенбритцене. — 30. В Прече: замок. — В Виттенберге: Лютерова комната и картины Кра-наха.— Вечер в Торгау: мост; замок; башня.— На другой день (31) в Мейссен. Domkirche св. Иоанна. Церковь. Der hohe Chor: удивитель¬ный вид с башни. Дорога от Мейссена. Вечер в Дрездене. Олсуфьев. Пра¬вило86. — / июня. Путешествие к памятнику Моро; в Плауен и в Тарант. Возвращение в Linkische Bad87.
4(16) июня, Дрезден
Путешествие от Берлина до Дрездена88
В Виттенберге89, который пленяет воображение своею древностию, ви¬дел я обе старинные церкви и заглянул в келью Лютера: видел имя на¬шего Петра, написанное его рукою, и, следуя дурному примеру всех пу¬тешественников, отрезал себе кусок от Лютерова стола, которого скоро не узнает дух Лютера, если он только посещает иногда место своего прежне¬го пребывания, не узнает: так изрезали его благоговейные ножи путеше¬ственников! Жаль, что в этой келье стоят старинные портреты, которых в ней не было во время Лютера: это мешает воображению. Из Виттенберга поехал я через Преч, где осматривал, пока переменяли мне лошадей, ста¬ринный замок. В Торгау, где также есть старинный, весьма живописный замок, я лазил на высокую башню и любовался окрестностями. На дру¬гой день поутру приехал в Мейссен; фарфоровой фабрики видеть было нельзя, потому что был праздник Вознесения; я пошел в Domkirche и всходил на высокую ее башню. Вид с нее удивительно обширный, и сама церковь достойна примечания: величественная, готическая архитектура; здесь есть две картины: «Распятие» Луки Кранаха и «Поклонение Волх¬вов Христу»90, как уверяют, Альбрехта Дюрера. Последняя, кто бы ни был живописец, понравилась мне гораздо более первой: необыкновенная сила и выразительность в лицах. Она писана на дереве и створчатая, как обык¬новенно запрестольные образа в лютеранских церквах; на дверцах, кото¬рые служат и крышкою для картины, изображены четыре апостола. Смот¬ря на эти изображения, ясно почувствуешь, чем отличается немецкая школа91 от прочих: простая, величественная, но не идеальная природа. Она менее действует на воображение, но, кажется, более удовлетворяет чувству. Вся дорога от Мейссена до Дрездена есть веселый сад на высо¬кой полугоре: с правой стороны Эльба; с левой — то высокий утесистый берег, то отлогий зеленый холм, то виноградники, и беспрестанно встре¬чаются чистые, веселые сельские домы; дорога прекрасная: лучшей не может быть и в саду; по сторонам прекрасные тротуары из песчаного кам¬ня; их не трудно и делать и содержать: материал, т. е. утесы из песчаного камня, находятся у самой дороги. Вообще характер здешней природы и ее жителей есть какая-то спокойная веселость: у каждой опрятной хижи¬ны есть небольшой сад, обнесенный прекрасною каменною стеною; польза служит вместе и украшением: почти все домы на полдень обсажены ви¬ноградом; на окнах, между зеленью виноградных листьев, мелькают цве¬ты. Особенно пленило меня положение так называемого Wakkerfait Ruhe: на высоте холма стоит здание, похожее на часовню; там, если не ошиба¬юсь, похоронен Wakkerfait, который основал в этом месте училище. У по¬дошвы холма, служащего могилою основателю, стоит веселый, довольно обширный дом, известный под именем Landes-Institut; простая архитек¬тура дома, чистый, вымощенный камнем двор, два высоких тополя вмес¬то ворот, к которым от большой дороги идет густая аллея, рощи из яво¬ров и каштанов по обеим сторонам дома, с дорожками и сиделками, и окружающая всё ясная, плодотворная природа невольно представляют здесь воображению первые, счастливые времена молодости. Если бы я не спешил в Дрезден, то навестил бы этих детей, которые начинают свою жизнь беспечно в прелестном приюте, между гробом их благотворителя, но этот гроб назван die Ruhe*, и большою дорогою, по которой столько путешественников, им незнакомых, мимо их проходит и исчезает. Вечер был прелестный, и мне хотелось застать еще последний блеск солнца на Дрезденском мосту. За четверть мили от Дрездена вышел я из своего сми¬ренного Stuhl-Wagen**, дал ему ехать в Дрезден, а сам пошел пешком. Время было удивительно ясно: вечер свежий и благовонный (до сих пор я еще не видал ни одного жаркого дня), и я думаю, что это лучший при
* Покой (нем.).
* Экипаж (нем.).
заходящем солнце: оно садилось позади меня, так, что весь яркий свет лучей падал в город, который светился между зеленью каштанов, кленов и тополей; вблизи, между темно-зелеными деревьями, на берегу Эльбы, мелькала мельница; за нею зеленел широкий луг; далее виден был пре¬красный Дрезденский мост92; над ним темные липы Брюлева сада, и ве¬личественно из-за вершин древесных выходил купол церкви Богоматери и великолепная Католическая церковь, с своею высокою башнею. Я ос¬тановился на мосту и долго любовался и прелестью берегов Эльбы, кото¬рые с обеих сторон поднимались зеленым амфитеатром, и городом, и множеством народа, который толпился по мосту; я не хотел уйти в свой трактир, не проводив на покой своего милого солнца (которое так было ко мне милостиво в Сан-Суси и Потсдаме); долго бродил по террасе Брю-левой93; пестрая толпа сверкала на солнце под зеленью лип, и всё было чрезвычайно живо; небо ясно угасало, и на светлом, безоблачном западе прекрасно отделялся высокий крест, стоящий на мосту: этот вид давал картине что-то необыкновенно величественное. Жаль только, что Эльба своею мутностию несколько ее портит. Я еще не видал Эльбы ни разу в на¬стоящей красоте; вода ее во всё это время была желто-красная: это от дож¬дей, которые падают в Богемских горах, мутят бегущие в нее ручьи, из которых много заносит в нее киновари и красит ее красною краскою. Она текла тихо, но цвет ее говорил о буре.
10(22) июня, Прага
Дрезден. Плауен. Тарант
В Дрездене нашел я некоторых из наших русских, между прочим и кня¬зя Гагарина; но он на другой день уехал в Карлсбад. Более всего рад я был найти О***94. — Путешествие учит пользоваться настоящею минутою, и так как погода, которая до сего времени была весьма непостоянна, пока¬залась мне установившеюся, то мы решились вместе на другой день идти в Плауен, а оттуда в Тарант. Рано поутру мы отправились пешком через Рекниц, чтобы взглянуть на памятник Моро95. Он очень прост: гранитный пьедестал, на котором лежит бронзовый шлем. Вид от него в ясную пого¬ду, когда отдаление не покрыто парами, должен быть прекрасный: мы им не могли любоваться. Дрезден не хотел нам показаться; он окутался в гу¬стой дым и едва был виден, и все окрестности были также туманны. Наше удовольствие было половинное; зато в Плауене было оно полное. Мой путеводитель О(лсуфьев) (который NB сделался великим ботаником и умеет назвать по латыни каждую травку дрезденских полей и долин) на¬рочно повел меня полями, чтобы вдруг удивить взглядом на прелестный Плауен. В самом деле неожиданно мы очутились на краю гранитного утеса, вышиною в 70 сажен, с которого представился весь Плауен, освещенный солнцем; надобно было ползти, чтоб взглянуть с крутизны вниз: глубокая, зеленая долина вьется между высокими утесами, которые не имеют одна¬ко ничего дикого, хотя подымаются с обеих сторон ужасною гранитною стеною; они покрыты веселыми деревьями: буками, кленами, липами и кое-где темными елями; быстрая Вессерица, которая в это время была уже довольно мелка, шумит, вьется, плещет по камням и вертит колеса мно¬гих мельниц, которые оживляют долину. Маленькою тропинкою спусти¬лись мы с высоты в глубину; у прекрасного каменного моста Вессерицы ждала нас коляска, и мы отправились в Тарант. Дорога идет берегом бы¬строй Вессерицы, мимо деревень, сельских домов и мельниц: всё долины, которые беспрестанно переменяют образ, то расширяются, то вдруг стес¬няются; одна и та же картина представляется в тысяче прекрасных оттен¬ков. Но всего живописнее положение Гаранта: небольшой, веселый горо¬док, в глубине пышной долины. — Заказав в трактире обед, пошли мы бродить; день был жаркий, обещал грозу (но он не сдержал обещания), и солнце, щадя нас, беспрестанно пряталось за облака и наводило свет и тень на окружавшие нас утесы. Из трактира, который стоит в самой глубине долины, окруженный тополями, полезли мы на вершину горы, по тро¬пинке, весьма крутой, но хорошо отделанной для гуляющих, к так на¬зываемому Храму Солнца; этот храм достоин своего имени только по прелестному виду, которым наслаждаешься с его порога, а не по своей ар¬хитектуре: он из коры, покрыт соломою, и на скамейке, которая внутри его манит к себе усталого, нельзя сесть: так она пыльна и нечиста. С этого места самый обширный вид на Тарант; но самый живописный из окон развалившегося замка: под стенами развалин большой пруд; влево цер¬ковь; за прудом весь городок с кудрявыми утесами, его окружающими, и всё чрезвычайно оживлено; природа не хотела здесь быть ужасною, и са-мые дикие утесы свои скрыла она под веселою зеленью разнообразных дерев. Впечатление, которое здесь она производит, есть какое-то веселое, спокойное довольство; радуешься настоящею минутою, не мечтая о дале¬ком: веселая, живая, разнообразная существенность, не смешанная ни с чем идеальным! Заслужив свой аппетит, мы весьма вкусно обедали в трак¬тире, и между тем, как мы ели свежих форелей, несколько менестрелей играли на арфах и пели: "Freut euch des Lebens!"* и "Komm am Rhein, da wachsen unsere Reben"** и «Польский» Огинского. Виртуозы были не пер¬вого класса, но признаюсь, я слушал с большим удовольствием; все эти мелодии были знакомцы старого времени. Мы возвратились довольно рано в Дрезден, и не желая потерять последних, ясных минут прекрас¬ного дня, отправились пешком в Linkische Bad. Здесь по вечерам соби¬раются жители Дрездена. Множество столов расставлено под липами для тех, которые хотят пить кофе, пиво, курить табак или просто сидеть в своем кругу и смотреть на пеструю толпу, волнующуюся под деревьями.
* «Радуйтесь жизни!» (нем.).
* «Приходи к Рейну; здесь растут наши виноградные лозы» (нем.).
За вход платят несколько грошей в пользу музыкантов, которые здесь иг¬рают три раза в неделю, по воскресеньям, средам и пятницам: в эти дни здесь можно увидеть весь Дрезден. Но я не видал всего Дрездена, хотя и была пятница; накануне, т. е. в четверг, был праздник Вознесения, и жи¬тели Дрездена, весьма точные люди, заплатив в четверг те гроши, кото¬рые надобно было заплатить в пятницу, не захотели нарушить своего пра¬вила, и оркестр играл в пустыне.
Я не буду описывать всего, что со мною было в Дрездене; буду гово¬рить о главном. Но для вас, друзья мои96, должен я сказать несколько слов о прелестном вечере, который провел на берегу Эльбы, сидя на террасе Финдлерова сада. Сначала мое расположение было довольно дурное, мож¬но сказать худшее, потому что оно было холодное, и в голове и в сердце было пусто. День был непостоянный, дождик сменял ясность, наконец, ясность победила ненастье. На террасе сидело множество людей; у каж¬дого стола семейство; всё было весело, но для меня эти веселые лица были чужие: хотя я и был их товарищем, но всё чувствовал одиночество. Не скажу, чтоб было грустно; грусть есть чувство живое; было пусто: это хуже! Природа, окружавшая меня, была прелестна, но главная прелесть окружающего есть наша душа, есть то чувство, которое она приносит к свя¬тилищу природы. И в моей душе не было сначала ничего, чем бы поде¬литься с призывающею природою. Настоящее казалось бедным, а будущее ничего не обещало в жизни. Всё главное известно; ничего таинственного, неизвестного не могло соединиться с тем, что видели глаза, следственно, и главной прелести недоставало видимому! Но добрый гений, воспомина¬ние97, прилетел ко мне на помощь. Как иногда вся душа переменяется от одной, едва заметной мелочи, от луча солнечного, освещающего отдале¬ние, от голубого неба, проглянувшего сквозь облако, от светлой струи на воде! Смотрел на окрестности: они были очаровательны. Дрезден, за ко¬торым садилось солнце, темно отделился от дождливого горизонта, и за ним, как за тонкою дымкою, светилось невидимое солнце; отдаление по-крыто было светом и тенью, и в этой картине что-то было знакомое, и в самом деле знакомое! Это был точно белёвский вид98 с пригорка, против моего большого дома (разумеется, с большим разнообразием). Эльба, ко¬торая здесь немного шире нашей Оки, также точно извивалась под горою; в правой стороне город; вдали на горе Рекниц, похожий на Темрянь; за рекою обширный луг с дорогами. Одна из них, Пильницкая, по берегу Эльбы, как Московская по берегу Оки, другая на Рекниц, как Тульская; даже влеве под горою дом, точно напоминавший дураковскую церковь; самое отдаление, несмотря на то, что синелись на нем живописные горы Саксонской Швейцарии, имело что-то похожее на рощи, окружающие Же-бынскую пустынь; одним словом, с помощию воображения можно было довольно живо видеть вместо Дрездена милую свою родину...
И много милых теней встало..."
Путешествие по Саксонской Швейцарии100
17(29) июня, Карлсбад
Пилъниц. Ломен. Ottowalde-Grund
Время было несколько туманно, когда мы (я и мой товарищ Олсуфьев) оставили Дрезден; но в Пильнице встретили мы ясную погоду, и во весь этот день солнце (несмотря на несколько дождевых эпизодов) было к нам довольно благосклонно. О Пильнице не могу сказать вам ничего: окрест¬ности его приятны, но сам дворец и сад мало достойны примечания. Напи¬вшись кофе в трактире, мы поехали далее, в городок Ломен, где оставили свою коляску, и отсюда началось наше пешеходство; коляску же отправи¬ли мы, дожидаться нас, в деревню Ратевальде. В Ломене есть старинный замок: с высокой его террасы взглянули мы на речку Везеницу, которая течет живописными берегами — вид прекрасный! Перед глазами часть го¬родка и мельница, которой колеса приводятся в движение быстрым водо¬падом. Из Ломена пошли мы полем и скоро по крутой тропинке спустились в Ottowalde-Grund (Grund, я думаю, можно перевести словом: дебрь); это не долина, а узкий, глубокий и длинный прорез между утесами, дорога, кото¬рую в старые времена проложила себе вода, проточившая камни. Внезап¬ная противуположность той глубины, в которой мы очутились, с тою весе¬лою равниною, которую мы покинули, была весьма разительна: вдруг всё дико, мрачно и сурово; идешь узкою тропинкою, между огромных камней, покрытых старым мохом и в ужасном беспорядке набросанных на дно до¬лины; по обеим сторонам стены утесов, покрытые елями и соснами; над головою узкая полоса голубого неба; кое-где на вершинах свет солнца; внизу же свежесть и сумрак, и нельзя описать того разнообразия, в каком пред¬ставляются здесь утесы: то вдруг огромная отделившаяся колонна, на ко¬торой, вместо капители, мох и сосны; то вдруг целая стена, треснувши, на¬клонилась, и грозится тебя задавить; то вдруг странные фигуры камней поражают глаза и воображение, и эти странные фигуры подали повод ко многим народным басням. Наш болтливый проводник, которого на всё путешествие взяли мы в Ломене, рассказывал нам биографии некоторых утесов: так, например, в Ottowalde-Grund есть глубокая низкая пещера, которая называется Teuvelshohle: в ней жарит свою дичь и, вероятно, уго¬щает ею дьявола так называемый дикий охотник (der wilde Jager), здесь из-вестный под именем безголового Дидриха; он, часто по ночам, с ужасным кри¬ком, вихрем и градом, бегает по утесам и забавляется охотою. Есть место, которое называется Steinernes Наш: на дне долины лежит обрушившийся камень, имеющий фигуры дома. Долина, почти везде весьма узкая, вдруг так стесняется, что едва можно пройти двум человекам, и несколько кам¬ней, сорвавшись с высоты, увязли в ущелье и образовали кровлю: это мес¬то называется Ottowalde Thor. Сквозь эти ворота входишь в Raingrund, потом в die НбНе, потом узкою дорожкою начинаешь подыматься вверх: вокруг тебя всё дико по-прежнему, кажется, что находишься в таком мес¬те, где никогда не была нога человеческая: всё в разрушении, всё мрачно и сурово; но, взобравшись на высоту, видишь себя вдруг на лугу: кругом кус¬тарник и веселая густая роща; тропинка вьется чрез рощу, и тут кое-где сквозь деревья начинают проскакивать виды на голубую даль с светлым небом, и начинаешь подозревать, что величественное зрелище близко... Чтобы вполне насладиться неожиданностию, я не дал воли своему нетер¬пению; как ни манили меня выглядывавшие из-за деревьев утесы, я шел, уставив глаза на свою тропинку и на вялые листья, которыми она была по¬крыта: наконец, вдруг исчезли деревья, и мы очутились на Bastey.
Die Bastey. Как жаль, что надобно употреблять слова, буквы, перо и чер¬нила, чтобы описывать прекрасное! Природа, чтобы пленять и удивлять своими картинами, употребляет утесы, зелень деревьев и лугов, шум водо¬падов и ключей, сияние неба, бурю и тишину, а бедный человек, чтобы выразить впечатление, производимое ею, должен заменить ее разнообраз¬ные предметы однообразными чернильными каракульками, между кото¬рыми часто бывает гораздо труднее добраться до смысла, нежели между утесами и пропастями до прекрасного вида. Что мне сказать вам о несрав¬ненном виде с Bastey? Как изобразить чувство нечаянности, великолепие, неизмеримость дали, множество гор, которые вдруг открылись глазам, как голубые окаменевшие волны моря, свет солнца и небо с бесчисленными облаками, которые наводили огромные подвижные тени на горы, поля, воды, деревни и замки, пестревшие перед глазами с удивительною прелес-тию! Каждый из этих предметов можно назвать особенным словом; но то впечатление, которое все они вместе на душе производят— для него нет выражения; тут молчит язык человека, и ясно чувствуешь, что прелесть природы— в ее невыразимости101. Надобно, однако, посвятить несколько чернильных каракулек описанию Bastey. Это утес во сто саженей перпен-дикулярной вышины, выдавшийся из ряду других утесов над самою Эль¬бою, которая у подошвы его извилась дугою; вправо и влево такие же крутые, но не столь высокие утесы; перед глазами все горы Саксонской Швейцарии, или, лучше сказать, огромные камни, со всех сторон обтесан¬ные и неприступные: высокий Lilienstein с кудрявою вершиною, Konigstein с своими башнями, Pfaffenstein, Pabststein и множество других, влеве die grosse Winterberg, на горизонте die Erzgebirge, вправе Пирна, вдали Дрез¬ден; деревни по берегам Эльбы кажутся карточными домиками, а лодки, плывущие на парусах по реке, светлыми тихо-ползущими мошками.
На утесах, торчащих влево от Bastey, стоял в старину, как уверяет пре¬дание, разбойничий замок; еще видны скважины, означающие место быв¬шего моста; некоторые щели утесов и теперь закладены камнями, а на не¬которых скалах, по которым нынче трудно и ползти, остались еще колеи от колес: этот замок, конечно, был в старину неприступен; но после он был разрушен пушками с противоположных утесов, которые и поныне называ¬ются шанцами и на которые мы взбирались. С них представляется глазам совсем другая картина: точно стоишь на крутой скале, торчащей из моря; только вместо волн окружают тебя вершины елей и сосен, и между ними, как острова, белеют и чернеют другие утесы, страшно разорванные и раз¬бросанные: случай оживил для нас эту картину, пленительную мертвым своим ужасом, и воображению довольно живо представилось старое время, когда на этих крутизнах гнездились разбойники, тираны окрестностей, как говорит Делиль102. В то самое время, как мы от Bastey спустились по кру¬тизне на дно пропасти, на высоте затрубили в рог; эхо проснулось, разда¬лось по скалам, и всё опять замолчало; опять тот же звук, тот же отзыв и то же молчание; вслед за рогом заиграла арфа и запел голос. Как ни глубока была пропасть, но звуки струн доходили до слуха; кто играл, было невидимо, но окружающая дичь казалась оживленною: мы долго стояли, слушали, наконец пошли; скоро звуки замолкли, и всё опять одичало. Надобно знать, что около Bastey есть несколько дощатых хижин: там можно найти обед и там же всегда встретишь арфистов: их-то песня нам слышалась.
Дорога от Bastey в Шандау. С высоты Bastey спустились мы в Ratewalde-Grund и ущелиями, подобными первым, пошли к деревне Ратевальде, где нас дожидалась наша коляска. Тропинка вилась между такими же камня¬ми, как и первые, окружающие виды были еще живописнее, а утесы огром¬нее и величественнее: одна громада этих утесов называется, не знаю поче¬му, die grosse Gans*, другая die kleine Gans**; один утес, das Lamm, в самом деле похож на ягненка, лежащего на крутой скале; о другом утесе, называ¬емом die Monchssteine, рассказывает предание, что он есть памятник Божия гнева, наказавшего преступную любовь; он есть не иное что, как монах и монахиня, окаменевшие в минуту встречи на месте назначенного свидания (то же самое рассказывают об одном утесе близ Эйзенаха). На одной высо¬кой скале видишь группу мелких камней; их называют Affensteine, ибо они должны изображать обезьян в разных положениях. Долиною Grunbachthal по берегу ручья, от которого она получила имя, начали мы снова взбирать¬ся на высоту: воды этого ручья в своем течении образуют два водопада, которые в начале весны или после проливных дождей должны быть весьма живописны, но мы видели один только мелкий, быстрый ручей, который приятно шумел и пробирался между камней. Первое падение называется Amselloch, потому что камень, с которого падает ручей, образует пещеру, довольно глубокую; видишь серебряную струю, перерезывающую надвое темный вход пещеры; а, вошедши под навес, видишь ту же струю, которая кажется прозрачным кристальным столбом; сквозь брызги видна вся бегу¬щая вниз долина, и в самом конце задвигают ее, дымящеюся от паров гро¬мадою, огромные скалы Affensteine. Довольно устав от своего путешествия, пришли мы, наконец, в деревню Ратевальде, сели в коляску и поехали в Шандау через Ziegenruck, с которого имели прелестный вид на окрестность
* Большой гусь (нем.).
* Маленький гусь (нем.).
при заходящем солнце. Шандау известен своими минеральными водами и ваннами; мы остановились за городом, в трактире, где находятся и ванны. Его положение живописно; но нам уже было не до живописных положений; усталость и ее родный брат, голод, нас мучили; от голода избавились мы вкусным ужином, а усталость прогнал услужливый сон.
Kuhstall. Мы не дали себе воли нежиться, встали рано и, позавтракав, пус¬тились в путь. Несколько времени — пока было можно и чтобы не тратить напрасно сил — ехали мы берегом источника Кирнича в коляске; наконец дорога наша оборотилась в тропинку; мы пошли пешком и начали взбираться по крутизне Kuhstall. Достигнув с трудом до высоты, пришли мы дорожкою, обсаженною стриженными елями, ко входу пещеры или, лучше сказать, к огромным воротам, сделанным самою природою посреди утесов; эти воро¬та называются Kuhstall, потому что в 30-летнюю войну жители окружных мест прятали под их сводом от хищничества шведов свою скотину; и они так огромны, что под ними могло скрываться довольно большое стадо. В наши времена этот приют несчастия сделался одним предметом беззаботного лю¬бопытства, и память минувших ужасов только оживляет то удовольствие, которое производит чудесный вид пещеры и пропастей, ее окружающих. Свод ее и стены кажутся мозаикою: так испещрены они именами путе¬шественников, которые везде хотят оставить вечный след своего минутного пребывания. И нам захотелось отведать вечности: Олсуфьев взгромоздился на лестницу, и пока я занимался временным, то есть, утолял свой голод жа¬реным картофелем, начертил для будущих времен свое и мое имя, на таком месте, далее которого ничья смелая рука не достанет. В пещере есть всё для этого нужное, кисти и чернила. В стенах ее в одном месте выдолблена кухня, в другом погреб: во всё лето живут здесь люди, которые угощают путеше¬ственников обедом и кофе; нашлись также и арфисты. На утесах, образующих Kuhstall, много предметов, достойных любопытства; некоторые напоминают ужасную 30-летнюю войну; например, одна маленькая пещера называется Wochenbett*; в ней, по преданию, скрывалась от шведов беременная женщи¬на, родила своего младенца и провела первые дни родов в безопасности; один нависший над пропастью камень, с которого страшно смотреть в глубину, называется die Kanzel**: с него проповедовал какой-то священник, сброшен¬ный после в пропасть, и место, с которого его столкнули, наименовано Pfaffen-sprung***. Здесь в старину скрывались и разбойники; их замок, стоявший на вершине, над самым Kuhstall, назывался Wildenstein****: взобраться к нему можно только сквозь темную, узкую трещину, в самой средине утеса нахо¬дящуюся, куда едва может протесниться один человек; мы кое-как пролезли и с высоты, где нет уже и признаков замка, любовались ужасом окрестностей.
* Место родин (нем.). ** Церковная кафедра (нем.). *** Прыжок священника (нем.). **** Дикий камень (нем.).
13 Зак. 263
177
Всё это место окружено лабиринтом пещер, в которых было легко и скры¬ваться и защищаться, и в одной из них, называемой Schneiderloch (по имени разбойника Шнейдера, который долгое время в ней прятался) один человек мог оборониться от целой армии: к ней надобно карабкаться по узким кам¬ням, висящим над бездною, согнувшись в дугу, потому что и над головою висят такие же камни; в самой же пещере нельзя стоять: так она низка; но вид из нее удивительный: всё вокруг тебя, перед тобою, над тобою и под то¬бою в развалинах; здесь царство разрушения, одно только эхо здесь суще¬ствует — минутный, быстро исчезающий житель, только разительнее напо¬минающий о ничтожестве. Наш проводник начал кричать, и эхо по нескольку раз повторяло его крики, и молчание, которое всякий раз сменяло голос, было еще разительнее после мгновенного звука. Осмотрев все эти предметы (их можно теперь видеть без всякой опасности, ибо везде для проходящих по-деланы перилы), мы опять сошли в Kuhstall и, провожаемые арфою, начали спускаться в глубину долины, чрез которую надобно было пройти, дабы по¬том подняться на Klein-Winterberg. На дне долины мы остановились и уви¬дели над головою Kuhstall, который снизу показался нам едва заметною тре¬щиною; мы увидели несколько мужчин и дам, пришедших по следам нашим в пещеру, и в трубу могли различить, что они вальсировали под арфу, кото¬рой звуки нам явственно слышались; из пропасти закричали мы им браво! и полезли на Klein-Winterberg.
Klein-Winterberg. Фортуна, до сих пор к нам благосклонная, покинула нас у подошвы этой горы: небо задернулось облаками, и начался дождь, сначала мелкий, потом довольно сильный; мы промокли до костей. Одно утешение нам осталось: проводник уверял нас, что на высоте горы найдем мы защиту. Хотя мы и шли всё лесом, но это нисколько не спасало от дождя, напротив его удвоивало; ветер шатал деревья, и капли, сыпавшиеся с листьев, состав¬ляли крупный древесный дождь, который нимало не уступал небесному. Но вот мы на вершине, и дождик перестал. Спешу к обещанному убежищу — что же? Это каменная беседка, со всех сторон открытая, в которой бушевал сильный, холодный ветер. На первую минуту чувство обманутой надежды было весьма неприятно: но часто живейшие удовольствия находишь там, где их не ожидаешь. Новое чудесное зрелище поразило нас: облака разорвались огромными массами и страшно летали над нашими головами; голубое небо выглядывало и исчезало; на всех пунктах горизонта появлялись тучи, одни уходящие, другие идущие; в некоторых местах они были совершенно чер¬ные, и под ними чернели далекие горы, которые врезывались в них своими вершинами; в других местах тучи сливались дождем с горизонтом, и казалось, что там был промежуток пустоты: как будто что-то разрушилось, и один толь¬ко столб пыли остался. Ближние предметы были еще чудеснее. Лесистые горы, долины, деревья, утесы — всё смешалось в один хаос; дождик перестал, и со всех сторон начали подыматься пары: там вилась ужасная белая змея в клубящемся облаке дыма; там множество легких облаков летало, как стая привидений; там вершина горы была перерезана туманною полосою; там целая гора синелась на воздухе, и под нею волновались облака; там, вдоль глубокой долины, тянулась и подымалась длинная полоса паров, похожая на дым от обширного пожара в лесу, или на необъятную, разбросанную, седую гриву какого-нибудь чудовища, которую раздувал сильный ветер — словом, зрелище было неописанное; я забыл холод и мокроту и не мог наглядеться на этот величественный хаос. А арфа как тут. Вошедши в беседку, мы и не приметили, что в углу ее притаился старый богемец с маленькою дочерью; увидев путешественников, он принялся исполнять свою должность, заиграл и запел, а малютка начала ему вторить. И что же они запели? «Прощание Бонапарте с Францией»103 (я списал эту песню; она, кажется, стала народною: я слышал ее и на Bastey и после на Schlossberg подле Теплица). Признаюсь, такая неожиданная гармония, посреди туманного волнения между утесов, поразила меня. Пение было неискусное, но в соединении дрожащего голоса старика со звонким и еще не созревшим голосом младенца было что-то тро¬гательное, а содержание песни разительно согласовалось с тем местом, на ко¬тором она слышалась: вокруг нас всё было пустынно и дико; утесы стояли неподвижно, и между ними легким дымом, ничтожными призраками лета¬ли остатки минувшей бури: поневоле виделось тут бурное, разлетевшееся величие Наполеона. И что-то было прискорбно-поражающее в этом имени, недавно грозном, которое (без всякого о нем понятия) старик и младенец повторяли в глухой дичи, чтобы получить несколько крейцеров от проходя¬щего. На наше счастие вблизи беседки, построенной для удовольствия путе¬шественников, нашлась лачужка, в которой развели мы огонь, обсушились и даже напились кофе. Пока мы грелись и морщились от дыму, наш провод¬ник рассказывал нам сказки. Через полчаса мы опять отправились в путь; но на вершине большого Winterberg, с которого в ясную погоду можно видеть, как в панораме, все горы Саксонии и часть гор Богемских, не видали мы ничего: опять начался мелкий дождь, и всё слилось в однообразный непро¬ницаемый туман.
Prebisch-Thor. Вздохнув о потере удовольствия и не надеясь переждать не¬настья, которое, казалось, совсем овладело небом, пошли мы далее; но дож¬дик вдруг перестал, мы ободрились и наконец, миновав утесы, называемые die Schafersteine, и переступив за границу Богемии, очутились на высоте уте¬са, называемого Prebisch-Thor. С этой крутизны имели мы почти такой же вид, как и с Klein-Winterberg; но впечатление, которое он сделал над нами, было точно похоже на радость: прояснившееся небо прояснило и душу. Воспоми-нание о Prebisch-Thor есть самое приятное из всех, оставшихся мне от Сак¬сонской Швейцарии. Prebisch-Thor есть такая же сквозная пещера, как и Kuhstall, только несравненно уже и выше; сперва всходишь на верх того кам¬ня, который образует ее свод, потом уже спускаешься под самый свод; но как описать это чудесное место? Вообразите узкую скалу, длиною в десять или пятнадцать сажен, а шириною не более четырех аршин, положенную на два других стоячих утеса; на этой узкой каменной полосе стоишь, будучи окру¬жен спереди, справа и слева пропастями во сто сажен глубиною, из которых,
13*
179
как страшилища, высовываются другие голые утесы; за ними зеленеются с трех сторон долины; позади них подымаются лесистые невысокие горы, между которыми также видишь дно извивающихся долин, а за этими близ¬кими и зеленеющими горами стоят, как привидения, далекие, синие, и над всем этим неописанным разнообразием гор и долин вообразите тот же чудесный туман104, волнующийся, летающий, но гораздо более прозрачный, так, что по временам можно различить всё, что таилось под его воздушными волнами; но иногда вдруг он совершенно сгущался, и в эти минуты казалось, что стоишь на краю света, что земля кончилась и что за шаг от тебя уже нет ничего, кроме бездны неба. Рядом с Prebisch-Thor находится другая скала, от¬деленная от первой пропастью, гораздо выше, уже и круче: она называется Prebisch-Wand. Мы лазили на нее, чтоб взглянуть на Prebisch-Thor сбоку — вид несравненный: не понимаешь, для кого созданы природою, в пустыне, эти таинственные ворота и куда ведут они; кругом них бездны, сквозь их отверстие виден один волнующийся туман и что-то, как будто из другого све¬та, мелькает сквозь этот полупрозрачный сумрак, и на высоте утеса, образу¬ющего их свод, на голом граните, растет одинокая ель: корни ее совсем об¬нажены; не знаешь, откуда берут они свою пищу; но она зелена, свежа, и бури ее не трогают. У самой Prebisch-Wand стоит, как будто ее сторож, ужасная, уединенная скала Prebisch-Kegel: это гранитный столб, со всех сторон непри¬ступный; никто, кроме разве орла, не бывал на его вершине, и эта непри-косновенность придавала ему какое-то величие.
Возвращение в Шандау. Солнце выглянуло из туч, когда мы от Prebisch-Thor спустились в глубину долины по лесистой горе, называемой die heiligen Hallen и которая, как необъятный разрушенный амфитеатр, с бесчисленными сту¬пенями подымалась позади нас; утесы образовали стены, своды, ложи и га¬лереи: надобно было идти по крутому их скату почти целую версту, чтобы добраться до дна долины. Всё потемнело, когда мы спустились в Bielgrund и по берегу быстрого ручья пошли в Hirnischkietschen — пограничное местечко, где находится австрийская таможня. Здесь кончается Саксония и начинает¬ся Богемия. В Hirnischkietschen дожидалась нас лодка, и мы поехали Эльбою на Шандау. Несмотря на вечернюю сырость, наше плавание было приятно. Между утесами, которые, как стена, подымаются на правом берегу реки, один достоин примечания по своей фигуре; его называют die Konigsnase: в самом деле видишь профиль огромной головы, смотрящей на воды из-за скалы, и эта голова с движением лодки беспрестанно переменяет и физиогномию и положение; наконец, она ложится и пропадает; несколько елей, выросших на высоте, кажутся букетом, пришпиленным ко груди каменного великана. Была почти ночь, когда мы возвратились в Шандау.
Lilienstein. Brand. Hohestein. Не стану подробно описывать вам остального нашего путешествия: ничто не будет ново в описании, хотя виденные нами предметы имеют, каждый, много особенного. Мы взбирались, в жар, по песку на крутой Lilienstein, с которого видишь вблизи Konigsstein и необъ¬ятную гористую окрестность; на краю горизонта можно различить, как светлую точку, Ноллендорфскую часовню. У подошвы Лилиенштейна, в 1813 году, расположились укрепленным лагерем остатки французской ар-мии, почти уничтоженной в России, — и теперь еще видны батареи. Это, как заметил мой товарищ, было предсказанием того, что случилось после: Наполеонова армия нашла защиту под камнем Лилии, в виду роковой Нол-лендорфской часовни. С Лилиенштейна, чрез поля и свежую долину Tiefe-grund, достигли мы, около вечера, до утеса, называемого der Brand: он очень сходен с Bastey; и вид с него если не обширнее, то привлекательнее: перед самыми глазами, в глубине зеленая долина, вдоль которой, по излучинам ручья, вьется дорога; к ней примыкает другая долина, также свежая и зе¬леная; за ними густая темная роща, за которою в двух местах блистает Эльба и синеются те же горы, которые видны с Bastey; вечернее солнце уди¬вительно украшало и разнообразило эту картину. Прежде, нежели оно за¬катилось, успели мы прийти в городок Hohestein и осмотреть находящий¬ся в нем старинный замок: можно сказать, что он висит над пропастию и что скала, его держащая, всякую минуту готова с ним обрушиться. Часть этой пропасти, в которую со страхом глядишь с террасы замка, обращен¬ной ныне в цветник, называется Barengarten. В ней когда-то, за высокими стенами, живали медведи, которых ловили в окружных лесах; из окон зам¬ка можно было любоваться их дикою домашнею жизнию. В замке показы¬вают остатки старинных тюрем. Одна из них, темная и низкая, называлась die Marterkammer, и была определена для пытки: нынче хранится в ней один картофель; в другой полуразвалившейся содержался преступник Клет-тенберг (за делание фальшивой монеты); этот несчастный вздумал было спастись, и из соломы, служившей ему постелью, свил веревку, спустился по ней из окна, но веревка была слишком коротка; он прянул и переломил ногу; его поймали и казнили; а предательницу веревку и теперь показыва¬ют путешественникам. В Hohestein кончилось наше странствие. Здесь до¬жидалась нас коляска наша, приехавшая сюда из Шандау. Было гораздо за полночь, когда мы возвратились в Дрезден.
23 июня (5 июля), Карлсбад. ...Я должен еще дать отчет в остальной дрез¬денской жизни моей105. Я познакомился в Дрездене с некоторыми интерес¬ными людьми, но буду говорить только о двух: о живописце Фридрихе106 и Штернбальде Тике107. Фридриха нашел я точно таким, каким воображение представляло мне его, и мы с ним в самую первую минуту весьма коротко познакомились. В нем нет, да я и не думал найти в нем, ничего идеально¬го. Кто знает его туманные картины, в которых изображается природа с од-ной мрачной ее стороны, и кто по этим картинам вздумает искать в нем задумчивого меланхолика, с бледным лицом, с глазами, наполненными поэтическою мечтательностию, тот ошибется: лицо Фридриха не поразит никого, кто с ним встретится в толпе; это сухощавый, среднего роста чело¬век, белокурый, с белыми бровями, нависшими на глаза; отличительная черта его физиогномии есть простодушие: таков он и характером; просто-душие чувствительно во всех его словах; он говорит без красноречия, но
i8i
с живостию непритворного чувства, особливо когда коснется до любимого его предмета, до природы, с которою он как семьянин; но об ней говорит точно так, как ее изображает, без мечтательности, но с оригинальностию. В его картинах нет ничего мечтательного; напротив, они привлекательны своею верностию: каждая возбуждает в душе воспоминание! Если находишь в них более того, что видят глаза, то лишь от того, что живописец смотрел на природу не как артист, который ищет в ней только образца для кисти, а как человек, который в природе видит беспрестанно символ человечес¬кой жизни. Красоты природы пленяют нас не тем, что они дают нашим чув¬ствам, но тем невидимым, что возбуждают в душе и что ей темно напоми¬нает о жизни и о том, что далее жизни. Фридрих пренебрегает правила искусства; он пишет свои картины не для глаз знатока в живописи, а для души, знакомой так же, как и он, с его образцом, с природою; критики мо-гут быть им недовольны, но чувство, лучший из критиков, простое, не¬предубежденное чувство всегда с его стороны. Он так же точно судит и о чу¬жих картинах108: я несколько раз был с ним вместе в галерее; смотря на многие картины, он не мог назвать мне живописцев; и вообще всё то, что можно найти в учебных книгах о живописи, что можно затвердить наизусть, ему весьма мало знакомо; зато во многих картинах находил он такие кра¬соты или недостатки, которые только одной душе, вытвердившей наизусть природу, могут быть приметны, и все его замечания были разительно спра¬ведливы и в то же время оригинальны; но оригинальное и справедливое одно и то же. Я нашел у него несколько начатых картин: одна из них мо¬жет служить дополнением той, которая уже мне была известна — лунная ночь, небо было бурно, но буря миновалась и все облака сбежались на от¬даленный горизонт, оставя полнеба уже совершенно чистым; луна стоит над самыми тучами, и их края освещены ее блеском; море тихо: низкий берег, усыпанный камнями, на берегу якорь; вдали, на самом краю моря, виден парус плывущего к берегу корабля; его ждут! Две молодые женщины си¬дят на камнях и смотрят на парус с покорною надеждою; двое мужчин, бо¬лее нетерпеливых в своей надежде, перепрыгнули через несколько камней, стоят посреди воды и смотрят туда же: перед ними еще несколько камней, но до них уже допрыгнуть невозможно! Эта картина только начата109, но рисунок прелестный: всё просто и выразительно! Слишком будет много опи¬сывать все картины, которые я у него видел; всё вообще, более или менее нравятся по тому чувству, которым они оживлены. Фридриху теперь зада¬на задача: кто-то хочет иметь две картины; на одной должна быть изобра¬жена природа Италии во всей ее роскошной и величественной прелести; на другой — природа Севера, во всей красоте ее ужасов, и последнюю взялся написать Фридрих. Он еще сам не знает, что напишет. Он ждет минуты вдохновения, и это вдохновение (как он мне сам рассказывал) часто при¬ходит к нему во сне110. Иногда, говорит он, думаю, и ничто не приходит в го¬лову; но случается заснуть, и вдруг как будто кто-то разбудит: вскочу, отво¬рю глаза, и что душе надобно, стоит перед глазами как привидение — тогда скорей за карандаш и рисуй: всё главное сделано! Фридрих так мне понра¬вился и так показался мне сродни, что я предложил было ему ехать со мною: моих денег было бы довольно для этого; но он отказался, и еще более по¬нравился мне своим отказом. «Вы хотите иметь меня с собою, — отвечал он, — но тот я, который вам нравится, с вами не будет. Мне надобно быть совершенно одному и знать, что я один, чтобы видеть и чувствовать природу вполне! Ничто не должно быть между ею и мною; я должен отдаться тому, что меня окружает, должен слиться с моими облаками и утесами, чтобы быть тем, что я есмь! Будь со мною самый ближайший друг мой: он меня уни¬чтожит! И бывши с вами, я не буду годиться ни для себя, ни для вас. Мне случилось однажды жить целую неделю в Оттовальде-Грунд между утеса¬ми и елями, и во всё это время не встретил я ни одного живого человека. Правда, такой методы я не предложу никому, и по себе знаю, что это уже слишком: невольно мрачность может зайти в душу. Но это же должно до¬казать вам, что мое товарищество не может быть никому приятно».
После Фридриха надобно описать Тика. Я хотел сначала посмотреть на него один раз, как на достойного примечания человека, но моя дикость меня останавливала; однако я сладил с нею и пошел к нему. Не скажу, чтобы в первую минуту он сделал на меня какое-нибудь особенное впечатление. Он имеет прекрасную наружность; ему около пятидесяти лет, и в молодос¬ти он верно был красавец; теперь он человек весьма посредственного рос-та, довольно толстый; в лице нет ничего разительного, но во всех чертах приятное согласие; в глазах нет ни быстроты, ни проницательности, ни блеска, но они выразительны: есть что-то согласное с тою мечтательностию, которую находим в его сочинениях, особливо в "Sternbalds Wanderungen"; виден человек, который мыслит, но которого мысли принадлежат более его воображению, нежели существенности. Вот поэтическая сторона Тика; а прозаическая та, что он страдает беспрестанно ревматизмом, ходит согнув¬шись и едва может передвигать ноги. В первое мое свидание с ним мы не-много поспорили: он обожатель Шекспира, и может быть никто из англи¬чан не понимает Шекспирова духа так, как он. Я признался ему в грехе своем, сказал, что chef cToeuvre Шекспира «Гамлет» кажется мне чудови¬щем1 11 и что я не понимаю его смысла. На это сказал он мне много прекрас¬ного, но, признаться, не убедил меня. Те, которые находят так много в «Гам¬лете», доказывают тем более собственное богатство мыслей и воображения, нежели превосходство «Гамлета». Я не могу поверить, чтобы Шекспир, со¬чиняя свою трагедию, думал всё то, что Тик и Шлегель думали112, читая ее: они видят в ней и в ее разительных странностях всю жизнь человеческую с ее непонятными загадками. Но в том-то и привилегия истинного гения, сказал мне Тик, что, не мысля и не назначая себе дороги, по одному есте¬ственному стремлению вдруг доходит он до того, что другие открывают глубоким размышлением, идя по его следам; чувство, которому он пови¬нуется, есть темное, но верное; он вдруг взлетает на высоту и, стоя на этой высоте, служит для других светлым маяком, которым они руководствуются
из
на неверной своей дороге. Это прекрасно и справедливо! Тик переводит Шекспира113, т. е. одни только те пиесы, которые не переведены еще Шле-гелем. Сверх того, он намерен еще выдать критический и философский раз¬бор его трагедий и комедий, но, вероятно, выдаст не скоро, потому что чрез¬вычайно ленив, и мне было приятно найти в нем это похвальное сходство со мною.
Тик, немецкий П(лещеев)114; он с большим совершенством читает дра¬матические стихотворения, а особливо комедии. Я просил его, чтобы он прочитал мне «Гамлета» и чтобы после чтения сообщил мне подробно свои мысли об этом чудесном уроде. Он дал мне слово, и я, кончив свое путеше¬ствие по Саксонской Швейцарии, явился к нему. В первое мое посещение нашел я его одного, с какою-то пожилою женщиною, которую принял за его жену, потому что она хозяйничала и меня угощала. Но это была не жена его, а какая-то графиня Финкенштейн, которая живет с его семей¬ством. Жена же его и дочери путешествовали по Саксонской Швейцарии. Во второй раз нашел я их всех в сборе: жена его, кажется, женщина про¬стого и здравого ума, обе дочери милы, особливо старшая, которая, не бу¬дучи красавицею, имеет много приятного: милое, доброе дитя, с образо-ванностию и женскою скромностию. Это семейство мне понравилось. Они все приняли меня с сердечным доброжелательством, и во все минуты, ко¬торые после я провел с ними вместе, был я у них как дома, как с давниш¬ними знакомцами. И в Тике нашел я то, чего единственно желаю найти в людях, известных мне по своему гению: любезное, искреннее доброду¬шие. Он не мог читать мне «Гамлета»; пьеса слишком длинна, а он был болен. Он прочитал «Макбета»: большое искусство! Особенно понравились мне места ужасные: сцена ведьм, монолог Макбета перед убийством, ужас¬ное описание убийства, сцена, в которой является жена Макбетова сон¬ная! Он, так же как и П(лещеев), читает, не называя говорящих лиц: и по голосу, и по выражению, и по лицу его можно легко узнавать всех; толь¬ко в выражении чувства он уступает нашему и вообще лицом своим не так владеет, как наш смуглый декламатор115. Он еще мне читал Шекспирову комедию "Was Ihr wollt"116, и в комическом он еще лучше, нежели в траги¬ческом. Но П(лещеев) кажется мне забавнее, может быть и потому, что ко¬мическое французов мне больше знакомо, нежели Шекспирово. Французы прекрасно изображают странное, смешат противоположностями, остротою или забавностию выражений; Шекспир смешит резким изображением характеров, но в шутках его нет тонкости, по большой части одна игра слов; они часто грубы и часто оскорбляют вкус; сверх того Тик, как мне кажется, дошел до смешного искусством: его характер более важный, не¬жели веселый, а наш Щлещеев) забавен и весел характером; зато в каж¬дой комедии он как дома, и разные рожи, которые он во время чтения натягивает на смуглый свой лик, ничего ему не стоят. Мне жаль было про¬щаться с Тиком: вероятно, это навсегда! Может быть, еще раз увижу его на возвратном пути, проезжая через Дрезден. Он обрадовался, когда я сказал, что вы любите его «Штернбальда» и что у вас выписано несколько мест из этой книги (...)
В Дрездене осмотрел я почти всё, что достойно примечания: Оружейную, в которой видел множество старинных оружий рыцарских и где можно видеть в лицах всю историю огнестрельных орудий, начиная от первого Шварцова опыта до последних новейших; Собрание древностей, о котором не могу сказать ничего: я успел только на него взглянуть; такой же беглый взгляд бросил я и на Менгсовы слепки"7: собрание удивительно полное! Я ничего не мог рассмотреть с подробностию, но в душе осталось какое-то благоговение к древности, которая в таком совершенстве изображала кра¬соту человека, красоту идеальную, но чудесно верную природе, которую никто так не знал, как древние. Die grune Gewolbe118 я не видал и не слиш¬ком об этом жалею: видеть драгоценные камни, всё то же, что знать об них по слуху; но жалею очень, что дурное время не позволило мне насладиться прелестными окрестностями Дрездена; ясными были в мое пребывание только те дни, которые так удачно выбрал я для путешествия по Саксон¬ской Швейцарии и в Тарант, остальные же дни мрачные и дождливые. Но я воспользовался ими для обозрения картинной галереиП9, в которой был раз шесть: слишком мало, чтобы познакомиться с нею как должно, и призна¬юсь: в душе, вместо полного удовольствия, осталось только сожаление, что так скоро надобно было покинуть ее. Я подходил к этой галерее с волне-нием ожидания; мне весело было перед нею остановиться и сказать себе, что между мною и лучшим созданием Рафаэлева гения одна только стена, что расстояние и препятствия исчезли и что я чрез минуту увижу то, об чем так часто говорило одно воображение. Но при входе в эту галерею первое чувство, какое замечаешь в себе, есть неудовольствие неисполненного ожи¬дания. Ожидаешь войти в святилище искусства, в котором его уважают, и входишь в огромный сарай, довольно темный, которого стены загромож¬дены нечистыми картинами в худых рамах. Прямо из сеней очутишься в га¬лерее; на окнах близ картин лежит множество шляп; беспрестанно звон колокольчика, висящего на двери, нарушает твое внимание; множество станков для тех, которые копируют картины, стоит в окнах, заслоняет свет и самые картины, и число их так велико в одном месте, что внимание при¬ходит невольно в замешательство; одним словом, здесь всё сделано, чтобы помешать искусству произвесть на душу свое действие. Между тем скажу несколько слов о других картинах.
Галерея состоит из двух огромных зал: одна, внутренняя, в которой ита¬льянская школа; другая, гораздо пространнее первой, наружная: в ней фламандская и немецкая школы. Можно сказать, что половина картин не существует для зрителя: они или висят так высоко, что зрение до них до¬стать не может, или висят в простенках между окон, в темноте, и глаза, ослепленные светом из окон, видят одну только темную холстину, с неяс¬ными фигурами, в запачканных золотых рамах. В те шесть раз, которые был я в галерее, не мог я порядочно познакомиться с ее сокровищами, тем более,
12 Зак. 263
i85
что смотрел на картины не как знаток в живописи, а наугад, повинуясь соб¬ственному своему чувству. Вот некоторые италианской школы, на которые смотрел я с большим примечанием: «Освобождение св. Петра из темницы» Эспаньолета: величественные фигуры и разительное действие света! «Две головы Спасителя в терновом венце» Гвидо Рени: они почти одинакие, но вы¬ражение разное — на одной страдание с покорностию и смирением; на дру¬гой то же страдание, но с живостию любви, которая выражается в глазах, поднятых к небу; и та и другая равно прекрасны! «Иродиада с головою св. Иоан¬на» Леонарда Винчи: прекрасное женское лицо, на котором выражается суровость души, не растроганной, но невольно смущенной образом мерт¬вой головы Иоанна. «Св. Цецилия» Карла Дольче: идеал женской, скромной, милой прелести. «Скорбящая Богоматерь» Солимена: трогательная, глубокая горесть. Славная Тицианова «Венера»: признаюсь в своем преступлении — эта Венера, при всём совершенстве живописи, показалась мне холодна как лед, и едва ли та, которая находится в Потсдамской галерее, не лучше ее. «Спаситель с чашею» Карла Дольчи: эта картина почитается превосходною; она несколько раз была гравирована. В самом деле, она производит рази¬тельное действие, но это действие более от живости ярких красок: оно ме¬ханическое, а не нравственное. Стоя перед нею, по предубеждению, я хо¬тел себя уверить, что в лице Спасителя, благословляющего таинственную чашу, точно есть то, чему в нем быть должно в эту минуту, но темное чув-ство мне противоречило; наконец, Фридрих решил сомнение одним словом: «это лицо не Спасителя, приносящего себя на жертву, а холодного лице¬мера, хотящего дать лицу своему чувство, которого нет у него в сердце». И это совершенно справедливо! Здесь одно искусство без души!120 Я заме¬тил другую картину, в которой нет ни рисунка, ни колорита, но которая полна выражения: это Христос, несущий крест вместе с разбойниками, окру-женный толпою зрителей и стражей, и в толпе Богоматерь. Разбойников гонят, и один отбивается с отчаянием; Спаситель утомлен; Богоматерь обес¬силена горестью, ее несут почти на руках, и вот самая трогательная черта: подле Богоматери стоит женщина, с младенцем на руках, но эта женщина, будучи матерью сама, чувствует страдание другой матери и целует тайком ее руку, чтобы облегчить для себя чувство сострадания. Это картина Гран-ди. — Что сказать о Коррежиевой ночи} Надобно быть живописцем или знатоком, чтобы вполне ей удивляться! В самом деле, сияние, на ней распро¬страненное, есть чудное создание кисти: всё, что близко Спасителю, освещено ярким его блеском, который без лучей кругом его разливается; чем далее от него, тем мрачнее, и за этим ночным мраком видна вдали на горизонте полоса утреннего света: удивительная свежесть и прозрачность! Но вот и всё действие! Сама же сцена, изображенная на картине, не производит ни¬какого впечатления: пастухи не боготворят Новорожденного, а смотрят на него с грубым любопытством, ангелы не радуются, а кривляются; одно толь¬ко лицо Богоматери прекрасно. — Здесь в трех картинах есть полная исто¬рия святой Магдалины. Франческини изобразил ее в минуту перехода от света к покаянию и Богу: блестящие уборы сброшены, у ног ее лежит дис¬циплина, которою она сама себя истерзала; устав от телесного страдания и скорби душевной, она лежит на руках женщины, ее ободряющей; за нею другие две, которые смотрят на нее с удивлением и жалостию; Магдалина Коррежиева уже забыла свет; она читает, но на лице ее одно внимание и важ¬ное размышление; она, еще только старается постигнуть. Магдалина Баттони-ева не только забыла свет, но уже подружилась с пустынею: все прежние живые чувства в ней пробудились, но их предмет переменился; она читает и улыбается от радости: любящая душа нашла, что ей надобно. Коррежиева совершеннее, как картина, Баттониева приятнее по милому выражению.
Наружная зала. Чувствуешь, что отдыхаешь после большого напряжения нравственного, когда от италианской школы переходишь к фламандской. До сих пор перед тобою была идеальная, возвышенная природа; надобно было с усилием отделиться от обыкновенного, чтобы постигнуть то, что пред¬ставлялось глазам твоим, и вдруг из этого величественного мира вступаешь в знакомый земной, где всё понятно и ясно: из области возвышенного вооб¬ражения переселяешься в область любезного воспоминания. Я это испытал над собою, когда из внутренней галереи перешел в наружную. В ней много картин Рубенсовых, но я на них не смотрел; я не люблю Рубенса; его натура для меня отвратительна; одна только картина его меня пленила: Воскресение Лазаря в Сан-Суси; остальными пускай восхищаются живописцы. Хотя Дрез¬денская галерея не так богата картинами фламандской школы, как наш Эр¬митаж, но есть прекрасные: есть много Рюисдалевых ландшафтов, еще бо¬лее Вувермановых, три или четыре прекрасных Поттера и не более трех Клод Лорреня. Между Рембрантовыми заметил я так называемого Ганимеда, но это Ганимед в карикатуре: орел схватил мальчика и мчит его на утес, чтобы там разорвать; мальчик кричит от страха и боли; в нем нет ничего идеально¬го, но воображению разительно представляется его неизбежная, мучитель¬ная смерть. Не говорю о других картинах, скажу об одной, которую навещал я всякий раз, когда приходил в галерею, она —Дидрихова: Спаситель исцеля¬ет увечных. (Мне кажется, что она была выгравирована.) Христос окружен учениками и книжниками, но Он от них отделяется. Он стоит на высоте и у ног Его страдальцы, молящие исцеления. Противуположность между их ли¬цами, обезображенными болезнию или горем, и лицом Христа, спокойно-величественным и полным всемогущей милости, весьма разительна. И как много разнообразия и чувства в изображении страждущих! На носилках ле¬жит молодой человек, в полном цвете лет, но расслабленный: его принесла старушка мать с помощью маленького его брата: не его молодая рука служи¬ла подпорою дряхлой матери, а она при старости должна нести на плечах своего сына, свою умирающую надежду; сильный, рослый человек с напря¬жением и осторожностию несет другого, который совсем опустился и висит на плечах его: это брат, верный друг в беде, несет родного своего брата. В ко¬лыбели лежит младенец: он уже умирает, и молодая его мать, пораженная этим видом, забыла самого Спасителя, к которому пришла с надеждою, она
12*
187
стоит на коленях, нагнувшись лицом на колыбель, и плачет. Еще множество лиц, и всё составляет одно приятное целое. До сих пор я говорил вашему высочеству только о прекрасных картинах, теперь буду говорить о Мадон¬не, которую видел Рафаэль. 29 июня (10 июля), Карлсбад.
Рафаэлева Мадонна121. Я смотрел на нее несколько раз; но видел ее толь¬ко однажды так, как мне было надобно. В первое мое посещение я даже не захотел подойти к ней: я увидел ее издали, увидел, что пред нею торчала какая-то фигурка, с пудренною головою, что эта проклятая фигурка еще держала в своей дерзкой руке кисть и беспощадно ругалась над великою душою Рафаэля, которая вся в этом чудесном творении. В другой раз испу¬гал меня чичероне галереи (который за червонец показывает путешествен¬никам картины и к которому я не рассудил прибегнуть): он стоял пред нею с своими слушателями и, как попугай, болтал вытверженный наизусть вздор. Наконец, однажды, только было я расположился дать волю глазам и душе, подошла ко мне одна моя знакомка и принялась мне нашептывать на ухо, что она перед Мадонною видела Наполеона и что ее дочери похожи на Ра-фаэлевых ангелов. Я решился прийти в галерею, как можно ранее, чтобы предупредить всех посетителей. Это удалось. Я сел на софу против карти¬ны и просидел целый час, смотря на нее. Надобно признаться, что здесь поступают с нею так же непочтительно, как и со всеми другими картина¬ми. Во-первых, она, не знаю, для какой готтентотской причины, уменьше¬на: верхняя часть полотна, на котором она написана, и с нею верхняя часть занавеса, изображенного на картине, загнуты назад; следовательно, и про¬порция, и самое действие целого теперь уничтожены и не отвечают наме¬рению живописца. Второе, она вся в пятнах, не вычищена, худо поставле¬на, так что сначала можешь подумать, что копии, с нее сделанные, чистые и блестящие, лучше самого оригинала. Наконец (что не менее досадно), она, так сказать, теряется между другими картинами, которые, окружая ее, раз¬влекают внимание: например, рядом с нею стоит портрет сатирического поэта Аретина122, Тицианов, прекрасный — но какое соседство для Мадон¬ны! И такова сила той души, которая дышит и вечно будет дышать в этом божественном создании, что всё окружающее пропадает, как скоро посмот¬ришь на нее со вниманием. Сказывают, что Рафаэль, натянув полотно свое для этой картины, долго не знал, что на нем будет: вдохновение не прихо¬дило. Однажды он заснул с мыслию о Мадонне, и верно какой-нибудь ан¬гел разбудил его. Он вскочил: она здесь! закричал он, указав на полотно и начертил первый рисунок. И в самом деле, это не картина, а видение123: чем долее глядишь, тем живее уверяешься, что перед тобою что-то неестествен¬ное происходит (особливо, если смотришь так, что ни рамы, ни других кар¬тин не видишь). И это не обман воображения: оно не обольщено здесь ни живостию красок, ни блеском наружным. Здесь душа живописца, без всяких хитростей искусства, но с удивительною простотою и легкостию, передала холстине то чудо, которое во внутренности ее совершилось. Я описываю ее вам, как совершенно для вас неизвестную. Вы не имеете о ней никакого по¬нятия, видевши ее только в списках, или в Миллеровом эстампе124. Не видав оригинала, я хотел купить себе в Дрездене этот эстамп; но, увидев, не захо¬тел и посмотреть на него: он, можно сказать, оскорбляет святыню воспоми¬нания. Час, который провел я перед этою Мадонною, принадлежит к счаст¬ливым часам жизни, если счастием должно почитать наслаждение самим собою. Я был один; вокруг меня всё было тихо; сперва с некоторым усилием вошел в самого себя; потом ясно начал чувствовать, что душа распространя¬ется; какое-то трогательное чувство величия в нее входило; неизобразимое было для нее изображено, и она была там, где только в лучшие минуты жиз-ни быть может. Гений чистой красоты125 был с нею:
Он лишь в чистые мгновенья Бытия слетает к нам, И приносит откровенья, Благодатные сердцам. Чтоб о небе сердце знало В темной области земной, Нам туда сквозь покрывало Он дает взглянуть порой; А когда нас покидает, В дар любви, у нас в виду, В нашем небе зажигает Он прощальную звезду12".
Не понимаю, как могла ограниченная живопись произвести необъятное; пред глазами полотно, на нем лица, обведенные чертами, и всё стеснено в малом пространстве, и несмотря на то, всё необъятно, всё неограничено! И точно, приходит на мысль, что эта картина родилась в минуту чуда: за¬навес раздернулся127, и тайна неба открылась глазам человека. Всё проис¬ходит на небе: оно кажется пустым и как будто туманным, но это не пусто¬та и не туман, а какой-то тихий, неестественный свет, полный ангелами, которых присутствие более чувствуешь, нежели замечаешь: можно сказать, что всё, и самый воздух, обращается в чистого ангела в присутствии этой небесной, мимоидущей девы. И Рафаэль прекрасно подписал свое имя на картине: внизу ее, с границы земли, один из двух ангелов устремил задум¬чивые глаза на высоту; важная, глубокая мысль царствует на младенческом лице: не таков ли был и Рафаэль в то время, когда он думал о своей Мадон¬не? Будь младенцем, будь ангелом на земле, чтобы иметь доступ к тайне небесной. И как мало средств нужно было живописцу, чтобы произвести нечто такое, чего нельзя истощить мыслию! Он писал не для глаз, всё обни¬мающих во мгновение и на мгновение, но для души, которая, чем более ищет, тем более находит. В Богоматери, идущей по небесам, не приметно никако¬го движения; но чем более смотришь на нее, тем более кажется, что она при¬ближается. На лице ее ничто не выражено, то есть на нем нет выражения понятного, имеющего определенное имя; но в нем находишь, в каком-то таин¬ственном соединении, всё: спокойствие, чистоту, величие и даже чувство, но чувство, уже перешедшее за границу земного, следовательно, мирное, посто¬янное, не могущее уже возмутить ясности душевной. В глазах ее нет блиста¬ния (блестящий взор человека всегда есть признак чего-то необыкновенно¬го, случайного; а для нее уже нет случая — всё совершилось); но в них есть какая-то глубокая, чудесная темнота; в них есть какой-то взор, никуда осо¬бенно не устремленный, но как будто видящий необъятное. Она не поддер¬живает младенца, но руки ее смиренно и свободно служат ему престолом: и в самом деле, эта Богоматерь есть не иное что, как одушевленный престол Божий, чувствующий величие сидящего. И он, как царь земли и неба, сидит на этом престоле. И в его глазах есть тот же никуда не устремленный взор; но эти глаза блистают, как молнии, блистают тем вечным блеском, которого ничто ни произвести, ни изменить не может. Одна рука младенца с могуще¬ством вседержителя оперлась на колено, другая как будто готова подняться и простереться над небом и землею. Те, перед которыми совершается это видение, св. Сикст и мученица Варвара, стоят также на небесах: на земле этого не увидишь. Старик не в восторге: он полон обожания мирного и счастли¬вого, как святость; святая Варвара очаровательна своею красотою: великость того явления, которого она свидетель, дала и ее стану какое-то разительное величие; но красота лица ее человеческая, именно потому, что на нем уже есть выражение понятное: она в глубоком размышлении; она глядит на одно¬го из ангелов, с которым как будто делится таинством мысли. И в этом нахо¬жу я главную красоту Рафаэля картины (если слово картина здесь у места). Когда бы живописец представил обыкновенного человека зрителем того, что на картине его видят одни ангелы и святые, он или дал бы лицу его выраже¬ние изумленного восторга (ибо восторг есть чувство здешнее: он на минуту, быстро и неожиданно отрывает нас от земного), или представил бы его пад¬шего на землю с признанием своего бессилия и ничтожества. Но состояние души, уже покинувшей землю и достойной неба, есть глубокое, постоянное чувство, возвышенное и просвещенное мыслию, постигнувшею тайны неба, безмолвное, неизменяемое счастие, которое всё заключается в двух словах: чувствую и знаю И эта-то блаженствующая мысль царствует на всех лицах Рафаэлевой картины (кроме, разумеется, лица Спасителева и Мадонны): всё в размышлении, и святые и ангелы. Рафаэль как будто хотел изобразить для глаз верховное назначение души человеческой. Один только предмет напо¬минает в картине его о земле: это Сикстова тиара, покинутая на границе здеш¬него света. — Вот то, что думал я в те счастливые минуты, которые провел перед Мадонною Рафаэля. Какую душу надлежало иметь, чтобы произвести подобное! Бедный Миллер!128 Он умер, сказывали мне, в доме сумасшедших. Удивительно Ли? Он сравнил свое подражание с оригиналом, и мысль, что он не понял великого, что он его обезобразил, что оно для него недостижи¬мо, убила его. И в самом деле надобно быть или безрассудным, или просто механическим маляром без души, чтобы осмелиться списывать эту Мадонну: один раз душе человеческой было подобное откровение; дважды случиться оно не может.
Здесь было бы у места, но я не стану говорить о Мадонне Голбейновой, которая также в своем роде есть совершенство: она столько же трогает душу своею простотою, сколько Рафаэлева ее наполняет своим величием; Голбейн свел на землю всё то, что Рафаэль представил на небесах; и каждая из этих двух картин действует наоборот: смотря на Рафаэлеву, сначала углубляешь¬ся в какое-то высокое размышление, потом уже чувствуешь, что ты растро¬ган, рад бы стать на колена и благодарить, но не за милость особенную, а за то, что ты человек и имеешь душу, которой назначение у тебя перед глаза¬ми; смотря на Голбейнову, ты прежде всего тронут, потом уже невольно и высокая мысль на тебя находит, и ты вспоминаешь о небе.
Из Дрездена, через Кульм, Теплиц, и Прагу, поехал я в Карлсбад129, где пробыл долее, нежели сколько располагал: я хотел дождаться в Карлсбаде некоторых петербургских друзей; потом приехал его высочество великий князь, и ему угодно было остановить меня на несколько дней. Но эта прият¬ная остановка послужила мне к добру; я как будто переждал дурную погоду в Карлсбаде, и в Эгре она решительно со мною рассталась: все летние меся¬цы и весь сентябрь были дождливые, но для меня дождя не было, он шел, когда я сидел под кровлею, и переставал, как скоро я пускался в путь: при¬рода не скрыла себя от своего поэта. Из Эгры, осмотрев всё то, что служит памятником Валленштейна130, через Вейссенштат и живописный замок Бер-нек, поехал я в Барейт, где пробыл день, чтобы познакомиться с J. Paul131; я провел с ним несколько приятных минут: забавный оригинал, который по¬нравился мне своим простодушием. В Ниренберге пробыл я дни три; его древности весьма привлекательные: я поклонился праху Албрехта Дюрера, осмотрел старинный замок императоров, ратушу, ее подземные тюрьмы и несколько прекрасных готических церквей. Картины немецкой школы, ко¬торые видел я в замке и в некоторых частных галереях, заставили меня пе¬ременить несколько мой план и завернуть в Минхен, чтобы осмотреть тамош¬нюю богатую галерею. Кто ее не видал, тот не имеет понятия о Рубенсе. Она богата картинами италианской школы, но еще более фламандской и немец-кой. Последними наполнен замок Шлейзгейм, находящийся в миле от Мин-хена. Из Ульма, осмотрев кафедральную церковь, великолепный памятник готической архитектуры, отправился я через Равенсбург, Вальдзе и Штадель в Мерсбург на берег Констанцского озера...
(Июль) Швейцария132
25-го июля, среда. В Мерзбурге провел целый день, не выходя из гор¬ницы. Первый вид на озеро из ворот города. Время было жаркое. Сел в лод¬ку и на остров Мейнау. Светло-зеленый цвет воды, прелестный, особенно в жар. Вид с озера: Тирольские горы, Граубинденские горы, Hoh Sends и Камор, Appenzel и St. Gallen. Rohrshach. Констанц не виден. Прелестное изменение цвета воды с изменением неба: светло-бирюзовые волны, тем¬но-голубые пятна, на вершинах искры и звезды; — вдали фиолетовые по¬лосы; на самом отдалении как будто тонкий, неподвижный светло-зеленый пух; освещенные берега зелены; что в тени, то голубое; горы не ясны, а как будто туманны; утесы, и снег, и леса, и светлые пажити; — то темно-бирю¬зовые с светло-бирюзовым отливом; часто цвет облаков. Мейнау островок в 1 ]А часа от Мерзбурга. Замок: вид с балкона, на котором я просидел более часа; пустые горницы, в которых живет женщина с прелестною дочерью, сирота, дочь умершего тому два года духовного, Иозефина Дер. Красоты природы в нашей душе; надобно быть в ладу с собою, чтобы ими наслаж¬даться. Я испортил для себя невозвратную минуту и заплатил за нее не¬удовольствием на самого себя. С балкона видишь Birnau, Helligenberg, Neudorf, Nussdorf, Uldingen, Meersburg, Bregenz, Steinau Staad. Берег Мей¬нау, обращенный к берегу, покрыт виноградником. Я взял проводника и пошел в Констанц; 1ХА дороги лесом: буки, дуб, ель, сосны. Прекрасный вид на поле, освещенное заходящим солнцем. Мост через Рейн: зелень воды; на покрытом мосту мельница. Остановился в трактире Орла.
26-го июля, четверг. В 8 часов пошел осматривать достопримечательности города. Здание, где находится зала вселенского Констанцского собора133, 80 шагов в длину, 40 в ширину; теперь сарай для складки товаров. Окна с каменными скамейками; каждое было отгорожено наподобие стойла (вид¬ны еще дыры) для епископов, которые тут жили; особенное отделение, где избран был папа Мартин; остались два стула на уступах и ковер; стул им¬ператора более папского; две софы; кузов той повозки, на которой отвезен был Гус к костру! В двери скважина, в которую подавалась пища запертым епископам во время конклава; в широкую дверь вид на пристань и озеро. Над дверью надпись и изображение Правосудия с весами и деревянная свет¬лица. — В Доминиканском монастыре, где теперь ситцевая фабрика, взят был Гус и сидел в тюрьме. Мщение неба обратило этот монастырь в фабри¬ку; где был алтарь, там стойло; прекрасное здание; окно, в котором береза. Хор за органами, которые стоят на своде: видны еще остатки живописи; три ряда столбов. Близ бывшей кухни чулан в три шага, где сидел Гус; узень¬кое окно; камень с кольцом, к которому он был прикован, и впадина в сте¬не, служившая ему стулом. Трапеза с одним столбом; шкап, печь; на стене остался рисунок французского солдата 3-го полка с древом вольности. — Domkirche — прекрасное готическое здание, изуродованное обновлением. Алтарь не похож на остальное: стены алебастровые, пол мраморный; хор не переделан, а выкрашен, как и остаток церкви; резные сиделки. В риз¬нице: Голбейново Распятие; разбойники с перебитыми голенями; один умер; раскаявшийся глядит на умершего Спасителя; оно было створчатое; на дверцах св. Пелагий с мечом и пальмою и Конрад, строитель церкви, на коленях граф Fuguer von Konstanz (1604). На алтаре Шенкова Мария. Гроб
Роберта Hallum гранитный с медными резными плитами. Кафедра резная, на деревянном изображении, которое изуродовано невинно, ибо оно есть не образ Гуса, а Ветхий Завет. Медная доска, где стоял осужденный Гус, в то время, когда сожигали его книги. Прекрасные органы с каменною резьбою. Часовня Фомы: Христос и Фома на черном мраморном алтаре; Константин и Елена, Конрад и Пелагий. Успение Богоматери, прекрасно вырезанное из камня; много выражения во всех лицах. Резная лестница наверх: Благове¬щение, Рождество, Усекновение главы Иоанна Предтечи. —Дом, где жил Гус, с прекрасным его портретом, высеченным из камня. — От пристани до Рейн¬ского моста прекрасное гульбище по берегу под тенью тополей. — Обедал за общим столом; слышал разговор о политике. Юрист обвинял греков и оправдывал турков давностию владения; защитник греков утверждал, что турки звери, которые давно живут между людьми и по привычке уже не ка¬жутся зверями. Два путешественника; несколько пансионеров. Прекрасный вечер на высоте колокольни минстера*. Солнце было за тучами; вышло, — небо было в тучах. Остров Рейхенау, Hohentwiel, Heilagenberg, Thurgau, по¬луостров, Lindau, Bregenz. Лодки. Радуга. Вид воды. Зеленоватый туман. Лучи. Второе явление солнца. Переход из сумрака в темноту и из темноты в сумрак. Прекрасное положение Доминиканского монастыря.
[Я приехал ночью в Мерзбург134, маленький город на берегу Констанц-ского озера. На другой день, переждав жаркое время, в три часа пополудни, пошел я на берег; свой Stuhlwagen** отправил на перевозном судне прямо в Констанц, а сам в маленькой лодке поплыл на остров Мейнау, находящий¬ся в северном заливе озера. Время было ясно-тихое, но зной еще не мино¬вался; скоро повеял попутный ветр; гребцы положили весла и подняли па¬рус. Лодка плыла без движения, и я, сидя под тению паруса, видел перед собою великолепное зрелище: у меня перед глазами была, как будто в сокра¬щении, вся Швейцария; я видел вдруг три кантона ее: Тургау, Аппенцель и Санкт-Галлен; на берегах, которые отвсюду полугорою сходили к равнине озера, было рассыпано бесчисленное множество сёл, замков, домов, рощ, па¬житей и садов; берега кантона Тургау, прелестные своим изобилием, были плоски; над Аппенцелем и Санкт-Галленом подымались Альпы; но прелест¬нейшую картину представляло самое озеро: нельзя изобразить словами тех бесчисленных оттенков, в которых является его поверхность, изменяющая¬ся при всяком колыхании, при всяком ветерке, при всяком налетающем на солнце облаке; когда озеро спокойно, видишь жидкую тихо-трепещущую бирюзу, кое-где фиолетовые полосы, а на самом отдалении яркий, светло-зеленый отлив; когда волны наморщатся, то глубина этих морщин кажется изумрудно-зеленою, а по ребрам их голубая пена, с яркими искрами и звез¬дами; когда же облако закроет солнце, то воды, смотря по цвету облака, или бледнеют, или синеют, или кажутся дымными. Плаванье мое продолжалось
* От нем. das Munster — кафедральный собор.
* экипаж (нем.).
час с четвертью. Мейнау есть маленький островок, покрытый виноградником, огородами; некогда принадлежал он Мальтийскому ордену, а теперь в зам¬ке Командора живет старая вдова с прекрасною дочерью, и эта пустынная красавица показывала мне пустынные горницы замка; в нем одни голые сте¬ны, но вид с балкона несравненный: я просидел на нем около часа.
Жар между тем миновался; я взял проводника и пошел пешком в Кон¬станц. Мейнау соединен с берегом узким мостиком, сделанным для одних пешеходов. Дорога от него до Констанца довольно приятна: я шел по боль¬шей части лесом, который часто раскрывался, и тогда по сторонам пред¬ставились глазам моим поля и пажити, освещенные заходящим солнцем. Констанц город некрасивый и неоживленный: я осмотрел в нем некоторые здания, достойные примечания. Дряхлая деревянная палата, в которой были заседания Констанцского собора, обесславившего себя убийством Гуса, есть не иное что, как сарай в 80 шагов длины и в 40 ширины; он служит теперь магазинам для складки товаров во время ярмарки. В одном углу этой палаты, на небольшом возвышении, стоят два стула, на которых во время собраний сидели император и папа, оба весьма скромные, но императорский выше папского, и рядом с ними (в доказательство, сколь правосудно время) лежит кузов той повозки, в которой несчастный Гус отвезен был на место казни: посетитель смотрит на него с большим чувством и уважением, не¬жели на истлевший скелет императорского трона. Доминиканский монас¬тырь, в котором был взят и заключен в темницу Гус, огромное готическое здание, есть не иное что, как огромная развалина; кельи монахов обраще¬ны в ситцевую фабрику; более всего сохранилась Гусова тюрьма: малень-кий чулан со сводом, в три шага длины и ширины; но церковь вся в разру¬шении; кое-где на стенах видны остатки живописи; кровля упала; три ряда высоких столбов ничего не поддерживают; но одно разрушенное окно слу¬жит рамою прекрасного ландшафта: в нем расцвела молодая береза; лег¬кий ветер, едва нарушая тишину развалин, колебал ее ветвями, и сквозь их подвижную решетку видно было озеро и отдаленные светлые берега его. Вечер этого дня провел я на колокольне кафедральной церкви и видел уди¬вительную картину заходящего солнца.]
27 июля, пятница. Переезд из Констанца в Цирих. — Тагервейлер. — Вальди: прекрасный вид с горы на Рейхенау, Рейн и Констанцское озеро. Вся дорога до Цириха плодовитый сад; плющ около елей и дубов. Унтервейлер. Muhlheim. Pfyn. Крестьянский дом у деревни; огороды с плодовитыми дере¬вьями; заборы из терновника. Фрауенфельд: нищие; в Фрауенфельде пил кофе; прекрасный трактир, в котором со мною останавливался принц Вальд-зее. Винтертур: прекрасный город с четырьмя воротами; предместие с сада¬ми; большая торговля; здесь более негоциантов, нежели в Цирихе; совер¬шенство землепашества, навоз. Обед за table d'hote* с Петри. В Констанце прекрасные женщины; но от Констанца до Цириха ни одного порядочного
* общий стол, табльдот (фр.).
лица; неприятный немецкий выговор; Констанц мертвый город в сравнении с Винтертуром. Цирих. Несчастный вечер и дурная ночь. Вид из моей гор¬ницы; прекрасный подъезд к Цириху от Винтертура.
28 июля, суббота. Поутру к Тоблеру: неудача. К Эшеру: письма от Гер¬мана и Перовского; к Криднеру: письмо Малиновского; к Фисли: Гадебуш, Вецель. В библиотеку: бюст Лафатеров и рельеф Швейцарии. Обед с Крид-нером: кегли. В Kunstausstellung*: Фогелев эскиз; Робертовы картины: «Пи¬лигрим», «Умирающая монахиня», «Погребение»; Вецелевы и Лориевы эстам¬пы; Гесснерова лошадь. Гесснер. Ustery. Вечер дома.
29 июля, воскресенье. Ходил к Эбелю и не застал: в церковь; о солдатах, о женщинах. Опять к Эбелю; видел одного Эшера. Прекрасный вид из за¬городного дома. Обедал за общим столом с депутатами: против меня Ап-пенцель, рядом С.-Галлен; его рассказы о Суворове, о Багратионе и о каза¬ках. Прекрасная прогулка на Hokler и Mannek (Tochterschule**; экзамены). Сражение под Цирихом; вид с Манека: памятник, неподвижные облака над горами, ребра горы как косы, Силь, озеро, берега и деревни; возвратный путь: о нынешней свободе Швейцарии, о турках и греках.
30 июля, понедельник. У Эбеля135. Условие с Саломоном. В лавку. Фис¬ли: старый Фисли; обед: Мейер136, comte Pourtales. После обеда Эбель; о пу¬тешествии, о великой княгине, о Аппенцеле, Гларусе и 4 кантонах. Прогул¬ка: Schnitzenplatz; слияние Силь с Лиммат; Гесснеров памятник; общество в Цирихе: разделение мужчин и женщин; концерты и балы; мужчины в ба¬нях, кегли, solo, трубки; сватовство и свадьбы; разврат; стеснение в рассуж¬дении переездов; благотворительность; цензура: Аарау и С.-Галлен; уголов¬ный суд; характер учености Цириха. В Велленберг: 3 этажа; пожар; две тюрьмы; столб с цепью; пытка и ее следствия. Вечер дома.
31 июля, вторник. Приятное утро в школе слепых: пение и ноты; счет; поверка; мое имя; работы: кошельки, снурки, ковры, корзины, соломенные поделки, стулья, типография; спальни; шкалы. Обед два блюда; завтрак; Негели музыка, Отче наш; поэзия. Обедал за table d'hote вместе с Кридне-ром. Криднер у меня: сравнение конституции с золотом. Эбель у меня: ин¬тересный разговор о колониях: Европа, потеряв Америку, имеет Азию, Ту¬нис, Египет, Варварию; разговор о великой княгине, о принцах. Прогулка с Гадебухом: свадьба, пляска, пение.
{Август)
1 августа, среда. Утро. Хор слепых. Несчастье для того, чтобы чувство¬вать Бога. В Lindenhof удивительные липы. Обедал за общим столом. После обеда в Lindenhof: стрельба из арбалета, 120 шагов, ящик, номера, черед, пла¬та. Советник Meiss. К Эбелю и Эшеру: эксперименты магнетизма; чистое железо; диагональ; полоса железная; круг железный. Сравнение правителей
Художественная выставка (нем.). женское училище (нем.).
и педантизм. С Эбелем на Katzenwall: удивительный вечер; переливы света, ближние и дальние предметы, полосы на озере; горы, земные облака, обла¬ка небесные — горы; Мейер и Фридрихе; la tristesse*: течение и возобновление воды; камористы в пустыне; взгляд на звезды печальный.
2 августа, четверг. Поутру убирался. У Мейера: рисунки. У Криднера: не застал. Обедал вместе с баварским посланником. Гадебух: обязательный. Ужасно жаркий день; но ветер с севера, надежда на хорошую погоду. Пос¬ле обеда к Эбелю: геологический разговор. Карта. Воздержание.
3 августа, пятница. В четыре часа из Цириха. Первая остановка в трак¬тире на Альбисе. Вид из окон на Цирих. Hutli и окрестности. Корсаков137; дом, где праздник. К сигналу. Вид на Цирихское озеро и на Цугское; над Цирих-ским облака; Риги, Пилат. Hausen, где коляска. Каппель, место, где убит Цвингли. Blickensdorf, место рождения Вальдмана. Бар, большая деревня; Gemeindehaus, Zug. Трактир Zum Hirsch; здесь нанял лодку; в церковь: готи¬ческая хорошая архитектура; Jungste Gericht** — картина. St. Michel. Цер¬ковь, кладбище; описание М-е Genlis138; тюльпаны, натыканные цветы; Bein-haus***; погребение головою к ограде, в камне соответственное положение. От Цуга до Обервиля берегом: прелестное озеро, более живописное, неже¬ли Цирихское, 3 холма; слева высокий берег, покрытый зеленью, узкий про¬лив; впереди Риги, покрытый тучей, сам как туча; влеве Rufiberg; Frohnalp в перспективе. Росберг: направление слоев. Приветствие у Арта; вид из уголь¬ной горницы; весь Риги; пожитки с носильщиком в Швиц. В Арте трактир Adler. Вид от Dachli: 3 Kiemen, Kamm, Zug, Albis, Uetli, Zugerberg, освещен¬ный залив озера, Арт, Рейсская долина, Goldau, озеро, прелестный Шванау, радуга, Rossberg, Haggen, Mythen, Schwytz. Встреча с богомольцами. Станция. Мария Schnee****. Дети. Всход на Риги; облака, дождь, красные пятна, го¬лубые просовы; неожиданный вид; солнце в Семпахском озере, облако го¬рящее, выход, Пилат, некоторые освещенные пункты, тень Риги.
4 августа, суббота. Риги. Ночь беспокойная. Путешественники, больные. Утро. Выход и всход на Кульм. Коровы спящие и глядящие; позвонки; ветер, гонящий облака; эстрада; небо туманное; крест и овцы; солнце в облаках; Голь-дау; Цугское озеро и облака; некоторые светлые горы; Goldau и след развалин; козы и коровы и звонки; дыры; Kuhreigen*****; драка коз; возвратный путь; Maria Schnee, дары: костыли, картины (Гальдау), толпа молящихся. Вид Goldau вблизи; с другой стороны; жители; женщины на камнях; путешествие через Ловерцкое озеро: Шванау и Seewen; вид на Muottatha!, Brunnen и 4 — Wald-stadtersee. Kuhreigen. В Швиц к обеду; жар в ногах; одиночество. Трактир.
* печаль, грусть (фр.). ** Страшный суд (нем.).
*** небольшой дом при кладбищах, где сохраняются выкопанные кости умерших (нем.).
**** Т. е. часовня Maria zum Schnee (нем.). ***** альпийская пастушеская песня (нем.).
5 августа, воскресенье. Встал в 4 часа. Из Швица в Штейнен: часовня Вальтера Фирста. Томительная дорога в Моргартен139. Озеро Эгери. Сад, где прежде болото. Часовня у башни с изображениями; св. Иаков; под баш¬нею было войско. Картина сражения над дверями. Заттель; в трактире пил кофе. До Розентурма усталость и боль в ногах; от Розентурма (где останав¬ливался в прекрасном трактире) до Эйнзидельна мерзкою, утомительною дорогою. Бездна — историк; в ХА первого часа в Эйнзидельн. От усталости ничего почти не видал: огромная церковь; часовня Богоматери, богомоль¬цы, процессия; 14 ключей1393; библиотека с бюстом Парацельса; кабинет ми¬неральный; библиотекарь и Monch*; манускрипт Библии 14 века; молит¬венник 15 века; сходбище богомольцев; веселость на площади и группы. Верхом через Альпталь до подошвы Гакена; прекрасная дорога с пышны¬ми Альпами: утес Микель, за ним Гларуские горы и Прагель; пешком до высоты Гакена: прелестный вид от вершины; трудная дорога вверх по брев¬нам; еще худшая вниз мостовая. Вид: не доходя до вершины вид пустын¬ного величия; одни Mythen во всей огромности, и на обеих кресты; ничего, кроме нисходящего леса в глубину, пажитей, несколько снежных вершин; вдруг вся прелесть долины Швица, Seewen, Ловерц, Шванау, весь Риги, Сурены, Пилат, Frohnalp, Rossberg и сады Швица; таинственный запад за Риги; тучи и молнии приближали их; сход чрезвычайно крутой; мост, кам¬ни, дерн; гром, шум водопада, запах сена, темнота, звонки коров, молнии, темнота и свет; ночь, когда возвратился в Цуг.
6 августа, понедельник. Пешком в Бруннен. Прекрасный вид на Haggon, Mythen, Frohnalp, Axenberg, снежные головы Суренов, в самой дали Bristen-stock, Seelisborg (Seelisdorf), Grutli, Pilatus, Burgsenstock у подошвы Пилата; Риги и его подошва Murriberg. У Бруннена Sust (для склада товаров) с изоб¬ражением Телля140. Камень на озере Wittenstein; переезд в Грютли; попут¬ный ветер; 3 ключа; вид с Грютли (Wittenstein, Seelisberg, Риги, Haggen, Mythen, Frohnalp, Axenberg). Питье за здоровье. Веселость гребцов. Пере¬езд к Теллевой часовне: шум волн и цвет их; красота озера; вид от часов¬ни: Сурены, Bauen и Seelisberg. Риги, Фрональп. Фрюэлен. Пешком в Аль-торф, гроза. В Бюрглен. Триннер. Kinzigkulm. В сад Muhlheim'a Waldegg. Его сын и Арнольд. Relief.
7-е. В char й bancs** до Амштета. Дорога до Андермата: обед в вагене***; кофе в Амстеге. Переход по доске. Pfaftensprung. Встреча с принцем Хрис¬тианом. Разрывы. Gestinen. Schollenen. Чертов мост141 и Урнерлох. Вид на Андермат. Туман и озноб. Еловая роща.
[Из Констанца142 чрез Фрауенфельд и Винтертур поехал я в Цирих, где пробыл несколько дней. Отсюда по-настоящему начинается мое швейцар¬ское путешествие. Доктор Эбель, с которым я познакомился, оракул всех
* монах (нем.).
** шарабан, вид повозки (фр.). *** От нем. der Wagen — экипаж.
посещающих Швейцарию, дал мне несколько нужных советов, и я, наняв¬ши проводника и оставив весь свой багаж в Цирихе, пустился в путь 3 ав¬густа н. ст. рано поутру. Завернув на высоту Альбиса (с которой обшир¬ный вид на Цирихское и Цугское озеро), доехал я с фурманом* до Цуга; здесь сел в лодку и прелестным озером Цугским переплыл в Арт, откуда, вооружившись длинною альпийскою палкою, полез по крутому всходу на высоту Риги. Это путешествие продолжалось более трех часов, весьма уто-мительных. На высоте я застал захождение солнца, и хотя облака покры¬вали небо, но зрелище, которое видел я, было великолепно. Я ночевал в трактире на Rigi-Staftel и на другой день всходил на самую вершину горы Rigi-Kulm, чтобы видеть первую минуту солнечного восхождения. Обе картины были так пленительны, что, покидая вершину Риги, я обещался опять навестить ее на возвратном пути своем. Я спустился вниз тою же дорогой, по которой взошел, потом поворотился вправо и мимо ужасных развалин горы, задавившей, двенадцать лет тому назад, прелестную де¬ревню Goldau, пошел к деревеньке Ловерц, полуразрушенной тем же па¬дением, переплыл маленькое Ловерцское озеро, посреди которого уеди¬ненно цветет зеленый островок Schwanau, и к вечеру очутился в Швице, в очаровательной долине, полной жизни, изобилия и отвсюду окружен¬ной великолепными горами. Следующий день был один из самых утоми¬тельных дней моего пешеходства. Я встал вместе с солнцем, но утро было душно. Дурными, вымощенными крупным камнем дорожками пошел я чрез Steinen (место рождения Штауффахера; там, где стоял его дом, постро¬ена теперь часовня) к Моргартену, где была одержана первая победа сво¬боды швейцарской. И на этом месте также стоит часовня. Отсюда чрез Sattel, Rothenthurm в Einsiedeln. Зной был несносный; дорога по камням убийственна для ног: пришед в Эйнзидельн, я почти ничего не мог поря¬дочно осмотреть от расслабления, отдыхать было некогда; надобно было засветло воротиться в Швиц, ибо возвратный путь шел чрез крутую гору Haggen. Признаюсь, Эйнзидельн не имел для меня ничего привлека-тельного: положение монастыря не живописно; я видел богатую церковь, толпу богомольцев и процессию монахов — но усталость и боль в ногах мешали моему вниманию. Конец этого дня вознаградил за неприятное на¬чало его: возвратный путь чрез зеленую долину Alpthal, всход на Haggen и потом спуск по крутизне при блеске начинающейся грозы в долину Швица — останутся навсегда в моей памяти. Гроза только украсила для меня ночную картину гор, которые чудесно являлись и исчезали при бы¬стром блистании молний: она началась, во всей своей силе, не прежде, как по возвращении моем в трактир. Я думал, что на другой день ноги отка¬жутся мне служить, но проснулся свеж и здоров и, напившись кофе, по¬шел в Бруннен; там сел в лодку и поплыл в Grutli, восхищаясь диким ве¬личием гор, окружающих озеро Четырех Кантонов, самое живописное из
* От нем. der Fuhrmann — извозчик, возница.
всех озер швейцарских. Grtitli есть маленькая, покрытая зеленым дерном площадка, до которой в десять минут можно достигнуть. На ней нет па¬мятника; но свобода Швейцарии еще существует143. Это место удивитель¬но трогает своею тихою прелестию посреди грозных, кругом воздымаю¬щихся утесов. Я не мог долго на нем остаться: гребцы предвидели грозу, и надобно было спешить, чтобы предупредить южный ветер (Fohn), ко-торый обыкновенно здесь начинается пополудни и бывает часто опасен в этой части озера, окруженного крутыми берегами, к которым нигде при¬стать невозможно. Мы поплыли к Теллевой часовне (Tellsplatte), а оттуда к деревне Fluelen. Гроза началась, когда я пришел в Альторф, и кончи¬лась к концу моего обеда, после которого я ходил в Бюрглен, место рож-дения Телля. Там нашел я живописца Триннера, который не великий артист, но был для меня привлекателен тем, что мог рассказывать, как очевидец, о Суворове, которого встретил в этом месте. Из окон башни, обросшей плющом, в которой живет Триннер, взглянул я на вершину Кинцигкульма, доступную только горным пастухам, чрез которую наш Аннибал перевел свое войско, томимое голодом, но не побежденное. Der Alte war doch lustig (сказал мне Триннер); er pfiff, und sang, und lachte, und sprang wie ein Kind*. Место, где жил Вильгельм Телль, означено часовнею. Этот обычай строить, вместо великолепных памятников, скромные алта¬ри благодарности Богу на местах славы отечественной, трогает и возвы¬шает душу. Но такого рода памятники особенно приличны Швейцарии; в пустынях Египта можно дивиться пирамидам и обелискам — что бы они были у подошвы Альпов? Зато на вершине Риги стоит простой деревян¬ный крест, и маленькая часовня Телля таится между огромными утесами: но они не исчезают посреди этих громад, ибо говорят не о бедном могу¬ществе человека, здесь столь ничтожном, но о величии души человечес¬кой, о вере, которая возносит ее туда, куда не могут достигнуть горы сво¬ими вершинами.
Вечер этого дня провел я на балконе загородного дома, принадлежащего какому-то Муггейму, и видел перед собою всю равнину Альторфа, за кото¬рою уже начинаются первобытные горы: в некоторых местах сверкала Рейсса, которая, извиваясь по этой равнине, тихо впадает в озеро 4 канто¬нов и потом быстро вытекает из него под Люцерном. К концу следующего дня был я уже в Андермате у подошвы С.-Готара; до Амстега можно еще ехать в char a bancs, но отсюда надобно идти пешком.]
8-е, среда. Всход на С.-Готард. Чистый воздух. Бой юга с севером. След лавины. Источники Рейссы и Тессина. Переход к Айроло. Каскады Сталь-ведро, Каскацция. Пышная долина Левантийская; прелестный вечер между Айроло и Файдо. Aldazzio granda: задняя долина освещенная, солнце сквозь горы, дым, птицы на солнце; изменение вершин; ольха; щум Тессина; звон¬ки; звезды; месяц: вдали переход от Алдаццио к Файдо. Мерзкий трактир.
* А старик был весельчак: он свистел и пел, и смеялся, и скакал, как дитя (нем.).
9У четверг. От Файдо в Лугано. Прекрасная дорога; вид на Беллинцону. Из Беллинцоны через Monte Cenere в Лугано; сход в Лугано; живость на улицах. Jeu de paume*. Мальчишки. Вид озера. Жара.
[В два дни моего путешествия144 чрез Сен-Готар видел я природу во всех ее изменениях. Близ Альторфа все горы зелены, но это печальная, однооб¬разная зелень елей и сосен, между которыми в разных местах блистает светлая зелень горных пажитей; Рейсса еще спокойна. У Амстега всё стано¬вится мрачнее: горы круче, ели реже, скалы виднее; дорога вьется над про¬пастями, в которых Рейсса, то видимая, то не видимая, шумит, образуя бес¬престанные каскады; когда я шел, небо было туманно; вершины гор, исчезая в темных облаках, казались бесконечными; но изредка проглядывало солнце и на минуту зажигало быстрые волны и пену Рейссы. Чем далее вперед, тем разительнее дикость: наконец у Gestinnen исчезает растение: видишь одни утесы, покрытые изредка мхом и травою, видишь, как время разрушает их мало-помалу зноем, холодом, дождем, морозом и бурями; камни, беспре¬станно отваливающиеся, лежат повсюду живописными грудами, и эта до¬лина камней становится, наконец, столь узкою, что одна только Рейса, па¬дающая шумным каскадом, занимает ее дно; поперек долины, над самым каскадом, изгибается Чертов Мост: к нему с одной стороны ведет узкая до¬рожка, до половины выдолбленная в утесах, до половины поддерживаемая каменными сводами; с другой стороны почти такая же узкая дорожка, по¬дымаясь вкруть, упирается в скалу, которую пробила насквозь промышлен¬ность человеческая: глазам представляется темное отверстие, как будто ве¬дущее в глубокую бездну; но что же?.. Мое счастие и здесь меня не покинуло: солнце выглянуло из туч и ударило в прелестный Андерматт в самую ту минуту, как я выходил из-под Урнерского свода. Ничто не может быть оча¬ровательнее этой противуположности: вдруг после густого мрака пещеры, видишь светлую, окруженную зелеными холмами долину, и в глубине ее ве¬селая деревня. Зрение обмануто, думаешь, что перед тобою низкие дерно¬вые пригорки; но эти пригорки не иное что, как вершины высоких гор, окружающие скрытую меж ними долину и близкие к снежной вершине Сен-Готара. Я ночевал в Андерматте, который, чрез минуту после моего прихо¬да, исчез в тумане: пошел дождь, смешанный с снегом, но к утру всё мино¬валось; осталась одна клубящаяся мгла над высотами, и, окруженный ею, взошел я на вершину Сен-Готарской дороги: неописанное зрелище приро-ды, которой здесь нет имени; здесь она ни с чем знакомым не сходствует! Кажется, что стоишь на таком месте, где кончится земля и начинается небо; пред тобою равнина, вымощенная огромными, голыми плитами гранита; кругом низкие холмы, но уже не зеленые, ибо здесь и трава исчезает, а снеж¬ные или просто нагие, растреснутые утесы; с одной стороны маленькое, светлое озеро, не более дождевой лужи, из него тихо бежит ручей; с дру¬гой стороны также озеро и такой же тихий ручей: это Тессин и Рейсса; здесь
* Игра в лапту (фр.).
они навсегда разлучаются; отсюда бегут один на юг, другая на север, и в бы¬стром течении разрывают гранитные горы. И с этого места начинаешь быстро спускаться к Айроло, имея вправе шумный Тессин, который скоро является во всём своем могуществе, и наконец, близ самого Айроло образует — кас¬кад, удивительно живописный. На самой вершине уже увидел я спор свет¬лого юга с угрюмым севером: со стороны Италии проглядывало голубое нёбо, со стороны Рейссы клубились туманные облака; и небо сделалось ярко-лазур¬ным, когда я, спустившись в Айроло, вдруг очутился посреди роскошной италианской природы. Уже близ Айроло ели и сосны становятся реже; их ме¬сто занимают буки, ореховые деревья, потом каштаны и, наконец, пред гла¬зами очаровательная Левантийская долина, посреди которой шумит Тессин в тени зеленых ольх, оживленная селами, церквами, замками, уже имеющи¬ми характер италианский. Я недолго отдыхал в Айроло, ибо надобно было засветло дойти до Aldazzio grande, чтоб видеть чудесный мост чрез Тессин и ночевать потом в Faido. Этот вечер принадлежит к прелестнейшим в жизни. Какое разнообразие в зрелищах! Какое удивительное захождение солнца! По-настоящему солнце, посреди высоких гор, не всходит и не заходит для глаз. Оно еще высоко на небе, а для тебя уже его нет; но чудесно освещенные бока долины, но утесы, которые медленно угасают, долго еще говорят о невиди¬мом. Я шел долиною Левантийскою; солнце уже было за горами; но Сен-Го¬тар весь в огне стоял над Айроло и светил в долину, и с одной стороны на половине гор, сливающихся в одну стену, леса пылали; этот розовый пла¬мень мало-помалу подымался, черная тень бежала за ним из долины, на¬конец, осталась одна светлая полоса, подобная огненной гриве на хребте гор¬ном, и та скоро исчезла, и звезды Италии загорелись... в каком прозрачном небе! с какою неизъяснимою ясностию!
Я увидел недалеко от Медведицы прекрасную Корону и вспомнил вечер потсдамский!145 Я шел совершенно один, отпустив вперед проводника; луны не было, мне светили одни звезды, и горы стояли кругом как темные приви¬дения, один Тессин и каскады, бегущие в него, шумели. — В Файдо, где я ночевал в мерзком трактире, кончилось на время мое пешеходство; я нанял повозку и поехал через Беллинцону в Лугано. Для путешествия пешком вре¬мя было слишком знойно, а окрестные виды, роскошные, великолепные, были все одинаковы до самых берегов Луганского озера. Но уже прекрасная Италия была перед моими глазами. Правда, я не видал ни миртовых рощ, ни лавров, цветущих на вольном воздухе, но уже природа потеряла свою швейцарскую суровость; самые высокие горы переменили форму и казались более величественными, нежели огромными; прекрасная дорога вилась меж¬ду каштанами и шелковицами; зеленые деревья соединены были виноград¬ными гирляндами; поля покрыты были маисом. Зато и лица были не швей¬царские: привлекательное простодушие исчезло. Из Беллинцоны, живописно разбросанной по холмам, поехал я через Monte Cenere (гора, вся покрытая каштановым лесом) в Лугано, где ночевал и откуда думал поворотить к Lago Maggiore...]
10у пятница. Из Лугано через Комо в Милан146. Переправа в Мелиде. С.-Сальвадор. Capo di Lage, Комо: прекрасный сход к городу; теплый дож¬дик; вид на город. Дорога до Милана: прелестно-однообразная; виллы. Вечер лунный. Скорая езда извозчика. В Милане трактир Reichnann. Louis.
//, суббота. Милан. В Дом147: статуя святого Варфоломея; фасад; мощи святого Карла Борромея; рака серебряная с кристаллом; в памятнике се¬ребряные барельефы; крест, одежда; голова; прекрасный вход; нижняя церковь с лепною работою. В главной церкви: хоры бронзовые; боковые алтари с колоссальными мраморными статуями. Площадь перед Домом: полишинели. Дворец: фрески Аппианиевы. Галерея Брера148: Рафаэлево «Обручение святой Екатерины»; Гвершинова «Агарь»; "Les Noces de Сапа" de Paolo Veronese; «Мадонна с младенцем» и перед нею мать с другим, Креспи; «Амуры» Альбановы. Несколько старых картин. — La biblioteca Ambrosiana. Картон «Афинской школы», несколько рисунков Леонардо и Альбрехта Дюрера; Альбрехта Дюреров 5. Hubertus; «Святая фамилия» Luini; его же «Св. Иоанн»; несколько портретов Леонардо да Винчи. Его манускрипты. Манускрипты: Виргилия с замечаниями Петрарки; рисунки из старинно¬го списка Гомера; манускрипт на папирусе Флавия Иосифа. Множество ма-нускриптов. Библиотека публичная. Обедал за общим столом. В театре Opera buffa: "Clotilde"149. М. Amati и М. Ceriola: бас и буффа. Гроза.
/2, воскресенье. Милан. Гроза. Библиотека Амброзиана. Дождик. Обед в ресторации. Офицер. В театре Girolano: "Dedale е Icare"m. В цирке. Воро¬та Бонапарте: 16 колонн коринфских; три арки; барельеф в фризе: вход в Милан после Маренго151, к коронации; нижние барельефы: Франция, Ис¬тория, Слава, Италия; Геркулес, Марс, Минерва и Аполлон. — Симплон-ская дорога прямо к сему мрамору. — Цирк 700 шагов. Place d'armes*; эхо. — "Cenacolo"152 Леонардо да Винчи: дверь, гошпиталь, стойла, наводнение. В монастыре казармы.
13у понедельник. На высоту Дома. Mario della Passione. В театр. Карти¬ны Луини и Procaccini; богатый автор. Не обедал, а пил шоколад. В театр: опера Россини. Прелестная лунная ночь; вид на Duomo.
14. вторник. S. Bernardino: кости. Гошпиталь. Русский генерал. В поли¬цию. St. Alessandro. Corso. В cafe. Встреча брачная. Обедал в трактире.
15. В St. Celso; Адам и Ева; статуя Марии; великолепная церковь; Рафа-элева копия. St. Paul: барельефы. В Palais Trivulci: до 70 лет; обед; свежесть; отделение мужчин; отделение женщин; высокие дортуары; государыня: церковь; сад; рабочая. Старик живой. Обедал в ресторации. В театре Scala мена шляпами. Опера-балет: испорченный план, блестящие, но не точные одежды. «Дон Кишот», «Иоанна», "Cenerentola"m. Соседство в театре. 6 рядов лож, 240. От 8 до 12-ти. Живость зрителей154.
16. Из Милана в Sesto. Озером в Isola Bella155: несравненное путешествие; вечер; трактир в Isola Bella. Арона; статуя Карла Борромея; часовня; reli¬
* Учебный плац (фр.).
ques*: перчатка, маска. Вечер на Lago Maggiore: полумесяц над холмом как колесница. Восток и запад. Радужные небеса. Лежа над водою вперед — статуя. Звезды на горах. Ветер. Воды, изменяющиеся вместе с небом. Ти¬хие облака. Одно облако на небе. Цвет Альпов и гор от розового к голубо¬му. Топазовый запад. Противоположный берег и светлая дорога. Утки. Песни. Чай в Belgirato. Шум вёсел и ветра. Огни в Лавене и Палланце. Даль между гор разноцветная. Птицы. Красавицы в Ароне.
17. Isola Bella. Садовник. Когда приезжает принц, в половине августа на 40 дней. Картины; нижние комнаты: статуи Монти. Дворец на сваях. Оран¬жереи. Isola Madre. Baveno. Прекрасный трактир на почте. Переезд в Domo d'Ossola; Калвария; дорога Наполеонова; голоса; изменения неба; птицы; шишки дерев; шум; облака.
18у суббота. От Домодоссолы до Симплона. Кревола: удивительный мост на одном столбе; башня; дорога с перилами. Вид на Креволу. Колонна мра¬морная156 37 футов длины, 41Л фута диаметр; на дороге рассыпан arc de triomphe**. Между Диведро и Изелою каскад. Прорыв. Часовня. Ужасные развалины. Домики работников около утесов. Дорога стеною посреди уще¬лья. Маленькая галерея и водопад. Снежные вершины. Изела: осмотр пас¬порта. След лавины. Гуннсен. Башня в утесах. Мельница. Sassbach. Всё в развалинах. Облако. Старая дорога. Камни. Мост с каскадом. Подмостки. Следы пороху. Галерея в 230 шагов, три отверстия; птица: с одной сторо¬ны разрыв, с другой — стена для осыпи. Набросанные мелкие камни. Эхо в средине утеса. Ручей и паук. Fletschhorn и небо. Галерея Алгаби, крутой всход, пустые скалы, все горы полуголые, сухие ели, свежий и легкий гор-ный воздух. Симплон. Англичане, едущие в Италию. Прелестная хозяйки¬на дочь. Вторая половина Симплонской дороги гораздо живописнее. Пе¬реход на сторону Брюгга; дорога не столь хороша, но виднее; от последнего refuge*** до Брюгга пешком: шумный Кандербах; освещение утесов; глет-шеры; Jungfrau; чудесно ясное небо; цвет запада; облака; ночь; стены уте¬сов и небо; звезды; шум невидимого потока; Мах.
19. От Брюгга до Туртмана157. Однообразная полуголая долина; пыш¬ность; причина жар; лень жителей; луга. Developpement involontaire; engour-dissement; milieu****. Для чего сражались? Италия. Каскад в Туртмане: бы¬стрый и высокий, но не живописный. Вид Туртмана и долины от Туртмана к Лейку: почти италианская природа; правая сторона долины сожжена зно¬ем. Утес и ручей Вильдбах. Расширение долины у Лейка. Деревня барона Verra. Всё знойно; дерн как пятна. Мутная Рона. Urkalk. Разливы Роны; известковый округленный камень составляет ложе Роны. Вид на Salgetsch, Alpina, Gemmi, Leuk, Pfyn; пар от жару; знойный вид гор; мерзкая дорога:
* мощи (фр.). ** триумфальная арка (фр.). *** убежище, высокогорный приют (фр.). **** Непроизвольное развитие; тупость; среда (фр.).
Diablerets, Sanetsch, Gemmihorn. Долина живописнее к Сиерре. Роща по долине и холмы как островы. Ели на утесах без дерна. Осыпи мелкие. Дол¬жно здесь ехать ввечеру шагом: холмистое дно долины. Мост через Рону. Голый утес посреди дороги. Развалины замков. Живописная Сиерра. Preuss — стрельба в цель: кортики, братство, владения, плата, капитал, ужи¬ны. Встреча с англичанами верхами. II faut une esperance heureuse pour avoir un reveil heureux. Les goitres, les cretins*. Muscat. Туман на горах. Замки Majoria, Valeria и Tourbillon. Трактир Льва в Сионе; милая хозяйка, итали-анка; на колокольню. Знойный вечер.
20, понедельник. С правой стороны развалины Сейона и Монторжа, впе¬реди вершины Diablerets, слева выглядывает S. Bernard; в самой долине уте¬сы. Вегетация италианская: дубы, груши, каштаны, орехи; пирамидальная форма деревьев. Дорога лучше, нежели в немецком Валлисе. Виноградни¬ки. Ветро. Ардон. Аллея из дубов и ореховых деревьев: виноградники. Плодо¬носная долина; правые горы полуголые утесы; левые покрыты пышными Альпами; утесы, разрушаемые временем и стихиями; везде, где нет вегетации, развалины. (Сравнение Рейсской, Тицинской и Тосской долины.) Полный вид на Diablerets; облако над высочайшим; совсем голые камни. С.-Пьер. Le gouvernement est la raison du peuple; il le forme ou le reforme**. Дымные струи. Riddes; деревня, мельница, водопой. Глупые рожи. От Riddes менее плодоносно. Встреча с англичанами (в карете, чтение). Конопля и мак. След ручьев на голых утесах. (Потеря портфеля и чемодана.) Вид издали на Pis-sevache. Martigny. Обед. После обеда к Pissevache. Разлив воды. Вид спереди: не живописно; волны как ракеты; ветер и направление паров; сквозь пары долина и Pain de Sucre и вся освещенная долина. Весь восток. Боковые ру¬чьи, каждый особенный, и мелкий водопад. Шум воды: как беспрестанная ружейная стрельба в шумящем лесу; то ближе, то далее; к Мартиньи картина лучше, к С.-Морицу голее и диче. (Несчастье иметь проводника.) Быстрота, увеличивающаяся с падением; снежные ракеты. Встреча с девушками. Paccart.
21, вторник. Col de Balme и Chamouny. Шумящая Дранза. Крутой всход без отдыха. Камни. Долина Триент. Источник Триент; его прорыв. Месяц. Сол¬нечный восход. (Впечатление картины Швейцарии различно от различного расположения и освещения. Риги, Брюгская, Валлийская долина, Haggen, Thiergarten, вечер в Потсдаме, Pissevache.) Звонки. Шум источников. Сначала усталость, потом свежесть от горного воздуха. Прелесть перехода от восхож¬дения к сходу. Вид на долину и Col de Balme. Триент, снежные вершины, часть гор, освещенных солнцем. (Sennhutte: 50 vaches; 250 fromages pesant de 20 a 30 livres, selon le lait, selon la saison. Pas plus de 20 livres de beurre)***. Встреча
* Надо иметь надежду на счастье, чтобы иметь радостное пробуждение. Зобы, кретины (фр.).
** Правительство есть разум народа; оно его образует или преобразует (фр.). *** Хижина пастуха в Альпах (нем.): 50 коров, 250 сыров, весом от 20 до 30 фун¬тов, в зависимости от качества молока и времени года. Не более 20 фунтов масла (фр.).
с немцами. Всход на Col de Balme. Утесы Ешери. Обманутая надежда на Col de Balme. Мухи. Сход в долину. Отдохновение в деревне La Tour: бедность и нечистота, улицы, хлеб. Argentiere огромный Gletscher, который со временем задавит долину. Стук от глетшера. Дно долины: мутная Арва по камням, го¬лыши, коренья, песок. (Глетшеры изображают творение гор, одинакие слои.) Глетшер Les Bois нечистая долина. Начинает покрываться ильмами, с малень¬кими холмами, между коими Арва. Черное облако с огненными краями, и из него лучи. Много видов с долины; каждый вид помрачает близость проводни¬ка; именно в ту минуту, в которую бы наслаждаться, усталость. Глетшер Бос-сон как чешуя. Приближение к истоку Арвейрона; огромные массы льда. Трещины; Головы изо льда. Падение камней в Арвейрон; гром волны. Треск глетшера. Лавины. Пещера с зелеными льдистыми стенами. Во весь день Montblanc в клубящихся облаках. В час заката облака вспыхнули и разошлись и выступила пламенная голова великана. Теперь ночь, передовые головы чер¬ны, над ними ряд снежных толов и звездное небо; Арва шумит; прекрасная сельская картина; исчезание предметов.
22, среда. Утро в Шамуни, вечер в С.-Мартене. Удивительно яркий цвет. Полумесяц. Звезды. Несколько легких облаков над Charmoz. Острые уте¬сы выглядывают из-за черных гор. Долина в полусвете. Даль в светлом тоне. Глетшер des Bois светел. Montblanc весь в свету; справа Aiguille du Midi, сзади как будто уходящая вершина; Dome du Gouter и Aiguille du Gouter; над ним звезды и глетшер Bossons, светло сходящий в долину; шум Ар вы; Aiguille du Midi и du Gouter как два сторожа. Место на земле, на котором никогда не бывает человека; на черных шпицах снег; некоторые звезды как будто с фонарем; необыкновенная яркость полумесяца (полумесяц приятнее пол¬ной луны); туман, как дым, и звезды, как искры от пожара. Сход в долину. Кладбище. Один крест. Маленькая церковь. Несколько домов. Дорожки. Месяц. Летучая мышь. Петух. Огромные Альпы. Восток чист и ясен; на нем формы Альпов. Все прочие вершины только темные, a Montblanc уже све¬тел. От луны около вершины тень; а на вершине — нет; разве снизу. На за¬паде облака. Прелестно-яркий полумесяц посреди освещенного неба. Вер¬шины озаряются. Все не одинакого цвета с прочим; розовато-светлые, а другие — голубовато-цветные. Роса пала. Облака вились и перевивались около вершин, с одних дымом, с других хвостом шлема, покрывалом, вскло-коченною бородою, часть точно летающие головы опрокинутых великанов, как гиганты, упавшие навзничь с прикованными к грудям руками и нога¬ми, остатки от древнего боя гигантов. Монблан всех задавил и сияет. Часы на кладбище. Петухи. Милые дома. Несколько птиц. Тиха рожь, рощи, в промежутках светлеется река. Две зари, одна на востоке, другая на вер¬шине Монблана. Вершина серебряная на голубом небе. Восхождение солн¬ца в горах; одни облака и вершины; солнце. Караван на Монтанвер, 10 дам на мулах; один мул взбесился. В Саланш: в Шамуни всё дно покрыто роща¬ми, между которыми шумящие ручьи, светлые и мутные. Звонки. Глетшер сквозь деревьев. Несчастие в Шамуни, 7 семей. Обвалившаяся дорога. Вид долины от Ouches. Вид от поворота к Ouches: Бревен и Монблан, слева те¬нистый лесок, за ним утес Aiguille d'Argentiere, вершина Ледовитого моря, Dru, les Blaitieres Charmoz, Aiguille de Midi, Dome du Gouter, долина с своею сельскою прелестью и посреди, как ледовитый остров, les Bessons. Ouches большая деревня в 1Л часа от Шамуни. Поворот от Бревена: долина вниз; с одной стороны и впереди утесы, с другой, подле обрыва, Арва; (горы теп¬лятся; не сияние, а рдеющий уголь розового цвета). Вид на Montblanc с кам¬ня посреди дороги, как остров над пропастью: Brevent, Арва в бездне, и над всем этим Montblanc. Караван англичан, идущих к Montblanc. Пастух с ро¬гом и эхо. Остатки рудокопни. Servoz: monument d'Escher. Добрая хозяйка в трактире. Между Servoz и Chede Lac des chevres: прелестное озеро, сель¬ский вид, холмики, зелень в воде, долина Chede; (St.-Nicolas, деревня, в сто¬роне прекрасный каскад, льющий из камня; ребятишки с стаканами; кас¬кад, 160 фут.: одна струя, ступень, две в котел, где кипяток, в другой, где зелень, струя по камням, прекрасные поперечные утесы, гораздо живопис¬нее Pissevache; но нет того грома и брызга, струя льющаяся, а не бросаю¬щаяся; радуга красавица. Деревья ольхи, зелень, шум сплошной; смотреть с противной стороны: весь; с холма, который над самым жерлом: нет ужас¬ного, но прелестно. Сперва не видишь водопада, когда к нему идешь; одна бегущая прозрачная вода по камням; завидуешь им в жар. Прелестная рав¬нина Chede: вишни и зеленые деревья. Остался один; тихий вечер; ручьи; горы с облаками; вид облаков: как головы; другие головы из-за них; боро¬ды по скалам; в этот вечер точно собрание духов. Над огромною горою три облака, озаренные венцом из лучей. Величие гор, когда стоишь посреди большой равнины, окруженной горами, так что каждая вся видна, и на вер¬шинах тучи; чистые вершины без облаков более тихого величия. Заходя¬щее солнце за стеною туч; St.-Gervais, церковь; солнце за Cordon, Passi влеве; над церковью воспламененный туман, а церковь вся ярка. Небо на западе очистилось, один образ гор и потом золотая гряда облаков; зато на Мон¬блане вихорь пламенных туч. Лица опрокинутых великанов впереди: поле сражения. Вечернее освещение Montblanc; впереди пламенная голова; две Aiguilles по бокам; с обеих сторон вихорь облаков; словно духи. Несколько темных облаков у ступеней прокрадываются. Между тем кузнечики, свежий воздух, яркие звезды, посреди неба несколько парящих летучих облаков, стук цепов, шум воды, уединение, колокол. Всё точно в тонком, светлом покрове; две скалы, как ворота, ступени; над густыми другие легкие, свет¬лые облака. Молния. Темный вечер. Приход в St.-Martin. Веселая служанка.
23у четверг. С.-Мартен — Женева. Встал до солнца. Утро и вид на Mont¬blanc не столько прелестный, как в Шамуни. На мысе. Неприятная Арва. На небе один полумесяц и две звезды. Туман и плеск. Передовые низкие горы. Струя розового блеска на Montblanc. Задние утесы в свете. Мост че¬рез Арву. Саланш. Между Саланшем и Magland прекрасная сторона; доли¬на, покрытая вишнями и орехами. Эхо. Nant d'Arpentas и d'Orly. Bellegarde. Утесы стеною, и Арва в иных местах похожа на порядочную реку; смесь дикости с приятностию; зелень; по берегам реки ольха; много барбарису; хорошо обработанная сторона. Клуз, город чрезвычайно живописный на Арве; с одной стороны ущелия; с другой равнина пышная, окруженная ос¬трыми горами; вид с моста: яблони, вишни, груши, дубы по дороге, зеле¬ные рощи, кудрявые холмы и огромные деревья; запах от сжатого хлеба, конопля, маис. Прекрасная деревня Siongy в саду. Острый Mole с облаком. Обработанная долина. Между Mole и Saunex стали низкие горы. Вдали Saleve и стеною Юра. Bonneville: hotel de la Balance. Жар. Вид на Montblanc. Chesne: чистый городок, прилежность: вид деятельности; поля, покрытые виноградом и удобренные; богатство растений: каштаны, орехи, акации, saules pleureurs*, платаны. Контраст Италии: работа, молодые подле старых; ни одного праздного; сидящие в лавках все за работою. Прекрасная чис¬тая дорога до Женевы. Город не веселый; довольно темные улицы: две с на¬весами. Фонтаны. Деревья. Трактир Ecu de Geneve на Роне. Подъемные окна. Прачки. Прелесть полумесяца.
[...Но мысль, что на другой день158 к вечеру могу быть в Милане, взбун¬товала мою голову, и на другой день ввечеру под голубым сумраком итали-анского неба, при ярком свете луны, въехал я в Милан. Вместо трех дней (как я располагал прежде) остался я в нем пять, дабы дождаться открытия главного театра La Scala; давали Россиниеву "Cenerentola", большой балет "Jeanne d'Arc" (взятый из Шиллеровой "Jungfrau") и маленький балет «Дон Кишот». Я слышал божественную музыку. La Scala великолепный театр, оркестры и певцы его достойные; но Шиллер был жестоко изуродован в балете, а костюмы, при всем своем великолепии, не могут сравниться с бер¬линскими. Но все пять дней пребывания моего в Милане я почти не сидел на месте: бегал по картинным галереям, по церквам, при солнце и при луне дивился чудесной архитектуре Миланского собора, и при всём том нашел еще способ видеть Федора Петровича Уварова.
Оставив Милан поутру рано, я был уже в четыре часа пополудни в Sesto на берегу Lago Maggiore; время было несравненное, и я поплыл к остро¬вам Борромейским, остановился у Ароны, чтобы взглянуть на колоссальную статую Карла Борромея, потом при захождении солнца вышел на берег у Бельжирато, дабы дождаться луны и при свете ее пуститься в Isola Bella. Этот вечер был волшебный: лунная ночь, звездное, безоблачное небо над озером Италии — какое будет для меня наслаждение всё это подробно опи¬сывать вашему высочеству! На другой день, осмотрев Isola Bella, я загля¬нул в Isola Madre, и признаюсь, не восхищен Борромейскими островами. Я бы не согласился их выбрать местом своего пребывания: здесь природа уби¬та искусством! Не острова Борромейские, но плавание к ним по величествен¬ным водам Lago Maggiore восхитительно. Вечер этого дня провел я в Domo d'Ossola, городок, лежащий в великолепной долине, и лазил на высокую гору, чтобы видеть чудесное захождение солнца.
* плакучие ивы (фр.)-
От Дома д'Оссола начинается горная Симплонская дорога, дивный па¬мятник Наполеона; но на этой дороге видел я нечто, еще более разитель¬ное, нежели она сама: я видел лежащую на ней мраморную колонну, выте¬санную из одного камня; эта колонна была приготовлена для триумфальных ворот Наполеоновых, полувоздвигнутых в Милане и к которым должна была примыкать дорога Симплонская! Но эта колонна лежит неподвижно на чудесной дороге Наполеоновой, а чудесная дорога Наполеонова примы¬кает к развалинам. Весь жребий Наполеона в одном мраморном обломке. — На Симплонской дороге изумляет могущество человека, но природа, гроз¬ная и дикая, не столь разительна и разнообразна, как на Сен-Готаре. Вид со стороны Италии великолепнее и ужаснее, со стороны Швейцарии живо¬писнее. От Изолы до высоты Симплона дошел я пешком; после обеда, от¬правив с полудороги вперед своего проводника, спустился по крутому ска¬ту Симплона, один к Брюггу, имея перед глазами удивительные картины, одушевленные заходящим солнцем. От Брюгга начинается знойная Вал¬лийская долина, дорога идет через Туртман (подле которого есть достой¬ный примечания водопад), через Sierre и Sion в Мартиньи. Я ночевал в Си¬оне, который с своими тремя замками, один над другим возвышающимися, представляет необыкновенное зрелище; несмотря на зной, я лазил на один из крутых холмов его, долго любовался великолепием окрестностей и, на¬конец, принялся рисовать: здесь должен я признаться вашему высочеству, что со вступления моего в Швейцарию открылась во мне болезнь рисова-нья; я рисовал везде, где только мог присесть на свободе, и у меня теперь в кармане почти все озера Швейцарии, несколько долин и полдюжины вы¬соких гор. Но между Брюггом и Туртманом случилось со мною несчастие, весьма чувствительное для путешественника: записная моя книжка (к сча¬стию, не та, которую получил от вашего высочества), в которой замечал я на пути в немногих словах всё, что попадалось на глаза, выпала из коляски в то время, как я зевал по окрестностям; я послал искать ее на дороге, но ее не могли найти: таким образом я потерял весь Сен-Готар, всю Италию, весь Симплон и часть Валлийской долины. Приехав на станцию, я записал, что мог вспомнить, но мелкие, частные замечания пропали; вероятно, что они и в памяти не останутся, ибо моя память никуда не годится.
На следующий день обедал я в Мартиньи и после обеда ходил смотреть великолепный водопад, находящийся между Мартиньи и С.-Морицем: он, вероятно, самый шумный и самый обильный водою из всех водопадов швейцарских; но мне показался он менее всех живописным. Правда, я не мог любоваться им на свободе. Здесь скажу о несчастии, которое пресле¬дует всякого путешествующего по Швейцарии: это несчастие называется проводник. Не зная дороги, надобно иметь проводника; но проводник, ука¬зав дорогу к желаемому месту, портит совершенно удовольствия, когда стоишь на месте: как наслаждаться с необходимою свободою души, когда подле тебя стоит скучающий товарищ, который с заметным нетерпением ждет, чтобы ты пошел назад. Зато я, всякой раз, как скоро мог один найти дорогу или имел карту, отсылал своего проводника вперед или оставлял его на квартире.
В Мартиньи опять вооружился я своею альпийскою палкою и на другой день до солнца пустился в путь: через Forelas, Триентскую долину и крутой Col de Balme в Шамуни. С Col de Balme самый лучший вид на Монблан, но переход слишком велик и труден, и я не мог прежде двух часов пополудни быть на вершине: солнце между тем успело накопить густых паров, и мне не удалось видеть Монблана во всей его ясности; но то, что я видел, было вели¬колепно: жаль только, что усталость и зной несколько испортили наслажде¬ние; к этим двум бедам присоединились какие-то жадные, злые мухи, кото¬рые ни минуты не давали мне покоя, пока я сидел на высоте Col de Balme; с него видна вся долина Шамуни, все горы, ее окружающие, и над ними во всей огромности Монблан. Сначала посещение Шамуни не входило в мой план; потом, решившись взглянуть на Mont Blanc с высоты Col de Balme, я расположился не останавливаться в Шамуни и, переночевав в долине, пря¬мо идти в Женеву. Это я и сделал, но, покинув Шамуни, я был почти готов плакать, что не остался там долее, дабы вполне насладиться красотами до¬лины. Шамуни есть пленительный уголок природы: нигде нет такого слия¬ния великости, возвышающей мысли, с сельскою прелестию, трогающею сер¬дце. Ночи, которую я там провел, никогда не забуду. Я пришел уже около вечера в долину: ноги горели от усталости (более десяти часов сряду продол¬жалось мое путешествие), но всё исчезло перед тою прелестию, которую я увидел. Я лег спать, но какой-то добрый дух разбудил меня около трех часов утра: вижу, что полумесяц светит ярко и что Mont Blanc снял с себя облака; спешу одеваться (после я сам хохотал над своим ночным костюмом) и иду из трактира. Посреди самой долины есть церковь с кладбищем; на этом клад¬бище несколько деревянных крестов, и маленькая тропинка вьется между дерновыми гробами; и на одном из этих гробов просидел я до первого луча солнечного — но оставляю это до подробного описания! — Глупость, поме-шавшая мне остаться лишний день в Шамуни, послужила мне в пользу: я подумал, что от поспешности могу многое потерять в горах Бернских, и ре¬шился пожертвовать некоторою частию моего плана, дабы выиграть более времени для Оберланда, решился ехать из Веве прямо в Берн, не заезжая ни в Ивердон, ни в Невшаталь, ни в Биль: жалею, что это лишило меня сча¬стия видеть старика Песгалоцци, но последствие наградило меня за это по-жертвование. Всего иметь невозможно. Счастие, сопутствовавшее мне по Швейцарии, было так постоянно, что я не смею роптать и на теперешнюю мою болезнь, которая держит меня теперь в Штутгарте и едва ли не лишит Рейна. Но как бы то ни было, если не удастся доехать до Кобленца, то не¬пременно увижу Niederwald и Rohus Capelle. — Из Шамуни шел я пешком до С.-Мартеня, где сел в char a bancs, и в Женеву. Вся эта дорога прелестна, особенно живописны окрестности Клуза и Маглана. Сердце радуется, как скоро, покинув Савою, въедешь в Женевский кантон: картина деятельнос¬ти, довольства и порядка представляется глазам во всей своей красоте.]
15 Зак. 263
209
24, пятница. Женева. День чрезвычайно жаркий. Прекрасные бани на Роне. Прогулка по городу. К Pashoud. На Трель. У Бонстеттена: не застал. В церковь. Приятная минута у Бонстеттена159, но он испортил мне день сво¬им приглашением; дурное расположение от жары. Прогулка в Ферней160 через S.-Jean. Деревня Констан; влияние Арвы в Рону, где соединение Арвы с Роною. Les Delices, где живут англичане. Petit и Grand Sacconnex; вид на Montblanc. Ферней: улица; дом, построенный Вольтером; церковь; разру¬шенная надпись; нагробный камень. В доме две горницы Вольтера: гости¬ная, описанная М-е Genlis161, с бюстом и картиною Торжества и нескольки¬ми другими картинами; спальня: постель с обрывком занавеса; печь с урною и с двумя надписями; портреты Екатерины, Фридриха, Лекеня, Вольтера, Дю Шателе, Д'Аламбера, Гельвеция, Дидрота, Делиля, Франклина, Мар-монтеля, Каласово семейство162. Обои красные бархатные. В саду аллея, которой часть срублена. Лес каштановый. Аллея из лип. (Mes manes sont consoles puisque mon cceur est au milieu de vous; son esprit est partout et son cceur est id*.) Нынешний владелец Budet. Деревня Потемкина Chambesy. Chateau Tournay. К Бонстеттену.
[...Женева не красивый город163, но окрестности и озеро очаровательны. Я пробыл здесь три дни, из которых один посвятил путешествию на вер¬шину Салева, весьма мало удачному, ибо, несмотря на то, что день был сол¬нечный, вся необъятность вида, представляющегося глазам с этой высоты, исчезала под густотою паров, а Монблан был совсем неприметен: в ясное время можно видеть отсюда всё озеро до Лозанны, весь Женевский кантон, большую часть гор Савойских и длинную цепь Юры; но я всё это видел бо¬лее воображением, нежели глазами. — Я был в замке Фернее, который нын¬че принадлежит гражданину Budet. В нем сохранены в прежнем состоянии только гостиная и спальня Вольтеровы; в спальне стоит кровать с полуист¬левшим занавесом, на стенах живописные портреты Фридриха II, M-me du Chatelet, тканый портрет Екатерины и несколько гравированных; на печи стоит деревянная, довольно дурная урна, в ней некогда хранилось сердце Вольтера. Теперь осталась одна надпись: Son esprit est partout, et son cceur est ici, но и та до половины уничтожена; от начала пропало son, а от конца ici, и вышла галиматья; в гостиной, где на старинной печи стоит Вольтеров бюст, есть несколько весьма дурных картин, между которыми одна, изоб¬ражающая Вольтеров апотеоз, заметна своим уродством: Вольтера встре¬чает, кажется, Минерва, а врагов его, Фрерона и прочих, секут змеями мсти¬тельные гении. Аллея, по которой прохаживался Фернейский пустынник, и липовый лесок, им насажденный, сохранены в целости; надпись, сделан¬ная им над входом построенной им церкви: Вольтер Богу, уничтожена фи¬лософами революции. Почти все домы, в Фернее ныне существующие, по¬строены самим Вольтером (...)].
* Моя душа утешена, потому что мое сердце находится среди вас; его дух всю¬ду, а сердце его здесь (фр.).
25, суббота. Салев. Встал в 4 часа и в char a bancs к Салеву. Но путеше¬ствие неудачно: всё в пару. Нестерпимый жар. Пещера на Салеве. Молоко на вершине. Вид с вершины: географическая карта; особливо, когда солн¬це высоко: Юра, весь Женевский кантон, всё озеро до Лозанны, Fort de TEcluse, Gex, Ferney, Carouge, Chesne, Coppet, Gentond, Nion, Versoix; с дру¬гой стороны Voirons, Mole, Brevent, Mont Blanc, Buet etc. Вечер гулял на Treille. Весь день дурной.
26, воскресенье. В бане. У Бонстеттена. Светскость. Какой-то барон: бал. Подарок Бонстеттена164. Приятный разговор: о М-е Stael, Бейроне, Милле¬ре и Песталоцци. Посещение Бейроном М-е Stael, жизнь М-е Stael в Коппе-те165; множество англичанок; остановился у дверей; М-е Stael сбыла с рук дру¬гих; его лицо, меланхолия и смех; начался разговор о любви и жене; ответы; живость лица; кокетство М-е Stael; сарказмы; жена Бейронова; его ненависть к англичанам; он и Гобгуз у М-е Stael166; возвращение с Бонстеттеном; посе¬щение Бонстеттеном Бейрона: италианка и две дамы с салфетками; образ жизни Бейрона в Женеве; на озере по ночам; никто не видел. О жене: reponses evasives de Byron*. Жизнь с Миллером. Pauvre Miller; les cases pour les extraits**; прогулки и экспромты: История Америки и Люцерна, экстракты из Фуки-дида; задачи разговоров. М-е Stael; жизнь в Коппете; отчего не любила Же¬невы и любила Париж; ее живость с Песталоцци; его candeur***; его обра¬зование и разговор; его экономия; опека от Ивердуна; Песталоцци у М-е Stael; кружок. Горница Бонстеттена: вид; Madonna; портреты; игроки. — Отъезд из Женевы. Коппет: дом обновленный; большая зала с бюстами и с монумен¬том; англичане; la concierge руки в боки; сад: тополи, pelouse****, лужок; нижняя комната с библиотекою; монумент Неккера; спальня М-е Stael: до¬вольно старинная; портреты отца и матери, штофная кровать. В гостиной фортепиано, Рафаэлевы станцы. Кабинет Неккера: диван, на котором лежа¬ли его плащ, шляпа, палка и парик; в этом плаще М-е Stael похоронена; ее сын167. — Нион; прекрасная терраса. Вечер удивительный; солнце между Орою и тучами; тихость озера; горы в тумане светлее; облака; лодка; один дом освещенный, широкие волны; теплый ветер; облака, лежащие на горах, как пламя пожара. Несчастие с кучером. Morges, Rollet. Трактир Короны.
27, понедельник. Rolle. — Lausanne. М-е Roveren и Ribeaupierre. О М-е Dan-se; картины. St.-Pres. Morges; avenue des plus beaux platanes; peupliers; maro-niers; deux enormes tilleuls*****. Лозанна. Les Balances. Удивительный вечер на берегу озера, тронувший душу до слёз: игра на водах, чудесное измене¬ние; неизъяснимость. Церковь.
* уклончивые ответы Байрона (фр.). ** бедный Миллер; отделения для выписок (фр.). *** душевная чистота (фр.). **** газон (фр.).
***** аллея из прекраснейших платанов; тополи, каштаны; две громадных липы (фр.).
15*
211
28, вторник. Лозанна. В Ассан. Marie de Plescheef168, п. 27 Juillet 1798, m. 30 Mars 1807. Cure Jacotet. Весь день дома. Ввечеру в Ouchy. Англича¬нин и англичанка с рисованьем. На гульбище. Грусть от прелести приро¬ды и от одиночества. Здешние домики пленительны от того, что в них за¬метно уменье жить с собою; у нас всё это один убор. М-е Stael многое угадала: воспитание; мечтание на счет лучшего; разговор не раздел, гостеприимство не общелюбие; всё вне себя — следствие воспитания, а этого следствие по¬верхностность и непостоянство; в провинциях грубое скотство, в больших городах грубая пышность. Женщина на осле. Вечер под липами. Озеро, от¬ражающее небо. Противоположность запада и востока: покрывало от дож¬дя, белая полоса, где кончится вода и начинается земля; радуги в воздухе над горами от густых паров и солнца; всё голубое от паров.
29, среда. В Ouchy рисовать, но дождь помешал. В 8 часов из Лозанны в Вевей. Прелестная дорога виноградниками. Не вдали от Вевея дождь. Скука и одиночество. После обеда, дочитав "Faliero"169, гулял. Пристань и кашта¬новая аллея; вид на Мельери; Валлийские горы; фиолетовый цвет гор, бро¬дящие облака белые, дымчатые и серые по синеве гор.
30, 31, 1. Вевей. Дождь и дурное расположение.
(Сентябрь)
2. Вевей. Воскресенье. На террасе. Прекрасное утро, после дождя яс¬ность; картина террасы, освещенной солнцем. Группы молящихся, выхо¬дящих из церкви после причастия: старики, молодые женщины, мальчи¬ки. Рисовал. Бацы*. Прогулка после обеда в Кларон. Разговор с Бланом и с его сыном. Histoire de М-е d'Etange170. Вечер. Остатки тихих облаков. Озеро более темное, нежели небо; чистое небо и дымящиеся облака. Полумесяц. Снежные горы. Полумесяц маяком. Утесы Мельери черные; над ним пла¬менные облака. Один крайний снежный утес теплится. Многие солнечные лучи. Облака огненные вдруг черные. Горы снежные бледнеют (Вильнев, Chilion, Montrer, Шателар, Wacubrine, Clarens). Ясный восток и низкие бе¬рега Pays de Vaud. Светлое озеро и на нем парус. Простая картина, ничего кроме воды, низкого берега и паруса. Полумесяц маяком. (Картина озера с террасы.) Даль озера к берегу переливается в светло-зеленую, потом в фи¬олетовую тень; серебряная чешуя. Дымный цвет облаков. Белые облака, как вата или пух на синих горах. Вся долина Валлийская наполнена клубящи¬мися облаками. Пенистые волны на изумрудной зелени. Яркие полосы изум¬рудные с солнечным блеском на фиолетовом фоне.
3. Chilion. Поутру в Chilion171. Осенние облака на горизонте и Мельери. В Шильоне лучше ясным вечером, нежели утром, как рак задом. Солнце мешает видеть. Vevey. Tour de Peil; одна церковь; пристань с тополями; в се¬редине дом с круглою башнею, прелестно освещенный солнцем, лодка и на
* Вероятно, от нем. der Batzen— 1. ист. бацен (монета в южной Германии и Швейцарии); 2. разг. куш.
ней рыбак, другая большая, входящая на белых парусах в пристань. (Пре¬лесть простой картины, иногда совсем не живописной, от расположения и освещения.) Постепенное склонение облаков к горизонту; под ним даль с светлыми пунктами. Безделица портит удовольствие; скрыто от весла. (Chateau de Hauteville, Blonay au pied* de la Pleion). Chatelard на виноград¬ных холмах между гор, Montreux: в дыму. Около берега струя перлов. По-досланные цепи. Замок. Тюрьма. Виселица. Тюрьма Бонивара172; малень¬кая тюрьма с разломанною дверью. Опускные тюрьмы. Вид сверху: остров; горница смотрителя, кухня; летучие мыши и писк. Возвращение в Веве. Бон. Выезд; дорога в гору. Chatel St.-Denis. Странный убор фрибургских женщин. Bulle.
4. Фрибург. Берн. — Фрибург: живописное положение. Излучины Аара. Кафедральная церковь; резной вход: Страшный суд; черт, несущий в кор¬зине грешника. Колокольня (только две трети); вид с нее на Фрибург; мо¬настыри: 4 мужских и 4 женских монастыря; вид на Визитандинский мо¬настырь. Муртенская липа173. (Боль в глазах помешала осмотреть город.) Домы, которых кровля служит мостовою. Neueneck: прекрасная бернская хижина; внутренность: горница молодой хозяйки и колыбель; шкафы; на¬следственный шкап; вверху горница отца и анбар для зерен; взъезд на верх; сено и хлеб; хлев; конюшня; погреб; крыльцо и терраса; мостовая. Гости за сыром. Дурная шоссе в Фрибурге и прекрасная в Бернском кантоне. Физиогномии более немецкие; в Вадте и Женеве более французские. Раз¬ница и причина ее в швейцарцах и италианцах: le revers de la montagne**. (Камни у ручья. Молодежь. Красоты Швейцарии требуют размышления и пробуждают его: Италианская и Фламандская школа.) Прелестные окрест¬ности Берна. Виселица. Ров. Олени, медведи. Зелень. Скошенное сено.
5-е. Поездка в Гофвиль. Прекрасная chaussee***. Живописная равнина. Сельские домы. Юра. Прекрасные лица женские. Костюм: черные шапочки с крыльями, короткие платья и шпензеры****. Чистота особенная. Навесы. Вид: новый дом и сквозной вид на Юру и Оберланд. Дом Фелленбергов174. Магазин для машин. Погреб. Мастерская. Училище бедных и Верли. Дом пенсионеров. Turnanstalt*****. Дом приготовления для бедных девочек. Сад. Разговор с Шувал(овыми). К(нязь) Суворов. Пенсион: горницы, спальни, ка-бинеты для двух, цветники. Фелленберг; разговор: важность проповедника; главная мысль. О государе. Наш священник. Школа для бедных: их спаль¬ня, учебная горница; собственный минеральный кабинет. Верли. О Пес¬талоцци175. Шмит. Граф Villedieu. Приглашение. Обед (суп, legumes******,
* у подножия (фр.). ** другая сторона горы (фр.). *** мостовая (фр.). **** От нем. der Spenzer— кофточка, блузка. ***** Зал для занятий физкультурой (нем.). ****** овощи (фр.).
языки). Учители, дети. После обеда прогулка с графом — о королеве бавар¬ской; ее замечание на Turnanstalt и ответ графа. Разговор о Песталоцци и о по¬литике. Ссора с Минхом.
[Из Женевы, чрез Лозанну176, где пробыл три дня, поехал я в Веве, где хотел отдохнуть на просторе, написать письма и насладиться окрестностями Женевского озера; но всё не удалось: дождик, заметив, что я сижу под кров¬лею, пошел ливмя, а письма помешало мне писать мрачное расположение духа, которого я не захотел передать бумаге; и я решился рисовать. Из ок¬рестностей Веве я видел, однако, Кларан, куда ходил пешком, накануне моего отъезда из Веве, и эта вечерняя прогулка была, comme de raison*, прекрасная. Можно сказать, что небо было со мною в заговоре: всякий раз, когда я покидал свой приют, оно становилось ясным, или покрывалось живописными облаками, от которых зрелище природы становилось еще великолепнее. Моим товарищем до Кларана был старый крестьянин из Montreux, с которым я сошелся на дороге. Probablement (спросил он меня) vous allez a Clarens a cause de M-r le baron d'Etange et de sa fille? Je vous montrerai la place ou etait autrefois leur maison.— "Est-ce que vous avez lu cette histoire?" — Oui, c'est joli comme un roman, quoique tout est parfaitement vrai!** И он простодушно начал мне описывать место, где жила Жан-Жакова Юлия, с полною уверенностию, что «Новая Элоиза» не выдумка177. — В тот день, в который я оставил Веве, успел я съездить на лодке в замок Шильон: я плыл туда, читая "The Prisoner of Chilion11***, и это чтение очаровало для вообра¬жения моего тюрьму Бонниварову, которую Байрон весьма верно описал в своей несравненной поэме.
Дорога от Веве до Фрейбурга чрезвычайно гориста, и легко можно сле¬теть в глубокую пропасть с повозкою и лошадьми. Я не мог порядочно осмо¬треть Фрейбурга, видел только кафедральную церковь, самую высокую в Швейцарии, и Муртенскую липу, посаженную в день победы над Карлом Смелым; глаза мои, разболевшиеся от зноя, помешали мне бродить по ули¬цам, но свежесть вечера возвратила им здоровье, и я мог вполне насладиться окрестностями Берна, в который приехал довольно поздно. Бернская при¬рода соединяет в себе с удивительною обработанностию (везде чувствитель¬но изобилие и довольство) все простые прелести сельские и всё великоле¬пие альпийское. Ни в одном из кантонов, мною виденных, не находил я таких живописных домов, как в Бернском: их архитектура совершенно сель¬ская и весьма оригинальная! Чистота внешняя и внутренняя пленяют гла¬за и удовлетворяют чувству. В Швейцарии понял я, что поэтические опи¬сания блаженной сельской жизни имеют смысл прозаически справедливый.
* как и следовало ожидать (фр.). ** Вы, вероятно, направляетесь в Кларан ради барона д'Этанжа и его дочери? Я покажу вам место, где некогда был их дом. — «Разве вы читали эту историю?» — Да, это так же интересно, как роман, хотя всё это совершенная правда... (фр). *** «Шильонский узник» (англ.) — поэма Байрона.
В этих хижинах обитает независимость, огражденная отеческим правитель¬ством: там живут не для того единственно, чтобы тяжким трудом поддер¬живать физическое бытие свое; но имеют и счастие, правда, простое, нераз¬нообразное, но всё счастие, то есть, свободное наслаждение самим собою. В Берне пробыл я недолго: спешил воспользоваться временем, которое было прекрасное, хотя знойное. Я успел только осмотреть музеум и прове¬сти целый день в Гофвиле у Фелленберга (я видел там наших Шуваловых, оба очень любезны; младший есть графиня Катерина Петровна в сертуке, с лицом загорелым от жара). Наконец я в Оберланде! И эта последняя часть моего путешествия была самая счастливая, самая богатая живыми, чисты¬ми наслаждениями природы. Я был весьма благодарен самому себе за то, что пожертвовал Ивердоном и Невштателем; имея более времени, я мог везде выжидать благоприятной погоды (...)].
6-е, четверг. На террасе. У Криднера. Ужасное предложение, которое, к счастью, втуне. Обед за общим столом. Записка Криднера. Письмо от Бру¬но. После обеда записка к Криднеру. В музеум: кабинет натуральной исто¬рии; рельефы. Несравненный вечер на Энги: изменение цвета гор; пока солнце на горизонте — белизна; когда за горизонтом — всё краснеет; тень отдельна; утесы светло-лиловые, зелень синеватая; снег розовый; белизна после захождения; точно бледность умершего; луна; чудесный вид гор при луне. Звонки. Город. Церковь. Вид с террасы: река, тихо сходящая по пло¬тине: образ мудрого правления; плотина, стоячая вода, прососы, разруше¬ние. Аллея при луне. Мещанки бернские: ловкость и благородство в дви¬жениях; острота в физиогномиях; кокетство.
7. Выезд из Берна. Schoohalde. Chaussee с каменными тротуарами. Доро¬га в гору; справа Берн: Аар, терраса с аллеями, церковь, дом с террасами (Криднер, Сверчков спаситель). Поутру ходил рисовать; туман, медведи. Murihalden, вид на горы. Дорога в Brunadern, Elfenau; с дороги оранжерея и сараи; Эльфенау приличное имя. Гора Гургель, покрытая деревьями и до¬мами. Мури: прекрасные сельские домы и разнообразие архитектуры. Мет-тлен, кронпринц. Прекрасный вид полей после сенокоса, чистота дерна, при¬знаки любви к природе, простота украшений, цветники; где вид, там скамейка и деревья. Belpberg. Долина замыкается Stockhorn'oM. Contree des Alpes avan-cees*. Вид с сих гор. Лес подъезжая к Алмендингену. Прекрасная зеленая лужайка вправо от дороги, за ней Belpberg и Аар. Рубиген: прекрасные ка¬менные крестьянские домы. Мюнзиген: трактир Медведь; Steiger: липа с ска¬мейкою; липы на площади; разбитая громом церковь. С дороги вид на Юнг¬фрау. Нидер- и Обер-Вильрод. Прекрасная дорога к Туну от Heimberg; разнообразие домов; яблони. Тун; замок и церковь; улица с терассами; сон от кренкхен**. Прогулка в Bachiholzlein через Scherzingen и Надау: неис¬полненная надежда; дорога береговая; два острова, один с домом и садом,
* Контраст предшествующим Альпам (фр.).
* Вероятно от нем. Krankheit — болезнь, недомогание.
другой с рыбачьим домиком и простым домиком; терраса и акации; Шадау и двор; место вытеканья Аара. Вид на озеро; переправлял не седой старик, а ры¬жая девка; Bachiholzlein; вид на озеро; камень Strattlingen. Возвратный путь приятнее: заходящее солнце; дом Muhlisen: англичанки в окне, крестьянские домы, чистота и красивость. Кладбище: жар и духота испортили прогулку. Рисованье; не было солнца; главный живописец душа178.
8. Озеро Тун. Унтерзеен. Выезд в 5 часов. Прекрасное время. Выезд на озеро. Jungfrau, Blumlisalp, Niesen, Stockhorn. Постепенное освещение его. Goldenlust. Whimmis. Spitz. Встреча с караваном поющих. Торг в Туне. Beatu-shohle. Lerau. Трудный всход. Пещера, вход полузакладенный. Пещера, в ко¬торой источник. Водопад по ступеням. Мост. Вид на озеро. Стоящие на мос¬ту; под ним и над ним небо; вода озлащенная. Струя освещенная солнцем, кипевшая блестками; двенадцать нитей на второй ступени; красная трава. Виноград. Домик Лербера; где было счастие, там случайно путешественник. Лалла Рук. Книги латинские, французские, немецкие, английские; фортепи¬ано. Вид на озеро. Фонтан. Унтерзеен. В char a bancs до Унтерзеена. Прогул¬ка в дождь до Zollbruck: дождь, но время не дурное. Облачное небо; свет от луны; полусветлые облака на черных горах; в долине свет; белые пятна об¬лаков на боках гор. Шум Аара. Песни. Милые звонкие голоса в темноте ноч-ной под шумом Аара. Звезды. Над Юнгфрау мгла. Небо чисто, но облака при¬липли к горам.
9, [воскресенье]. Поутру ходил в дождь на Hohbuhl; потерял дорогу. Вид с Hohbuhl. Туман Саксонской Швейцарии живописнее альпийского. Спуск по крутизне. Смотря на Аарскую плотину, мысль о нынешних правителях: они стоят не за себя, а за министров. Отзыв в каменной горе от шума воды. После обеда на Klein Rugen. Воскресное собрание на Rugenhubel. Чудес¬ный вид на Тунское озеро; Низен синий в золотых облаках; солнце в озе-ре; вид с Klein Rugen: влево Низен, Штокгорн, Тунское озеро, Burgflue, Beatenberg, Harder, Bodelein, Бриенцское озеро, Breitlauenen, Jungfrau, Ro-thenflue, Gross Rugen. Посинелые горы; на них золотые облака; солнечный свет мешал; облака синие и озеро синее; но просветы полосами; по всем горам облака как кудри; Юнгфрау изредка из облаков. Удивительное дей¬ствие облаков: в Тунском озере солнце, а по горам легкие золотистые струи; озеро Бриенцское темно, и Лиматт и горы все открыты, только по краям облака амфитеатром, как взбитая пена (или и как вата по высоте их). Небо разорванное, осеннее. Над Тунским озером оссиановская картина: точно группы туманных воинов с дымящимися головами. Первый point de vue* — всё открыто; второй — прекрасная группа деревьев, сквозь нее озеро; рав¬нина Интерлакена скрыта; зато Гштейг, Вильдерсвиль и Упшпуннен и надо всем Юнгфрау. Третий всех лучше и пустыннее: долина Вильдерсвиль ти¬хая, дикое ущелье, одна Юнгфрау; с другой только Тун. Солнце выгляну¬ло, когда я пришел: переход в совершенную тишину; глубокая стесненная
* Вид (#.).
2l6
долина, неподвижно лежащие облака, небо туманное, свет со стороны, и Юнгфрау начала тихо и постепенно снимать покрывало: свежий снег, изред¬ка голос птицы, звонок и ветер, и на озере одна черная точка — лодка. Яр¬кая зелень Интерлакенской долины и деревья, от которых тени. Некоторые горы и долины совершенно черны от облаков. Удивительная магия тихого разоблачения вершины: точно как посвящение в какое-нибудь таинство; бо¬гиня природы. Попеременно от Юнгфрау к озеру: там величественное; здесь фантастическое: вода в светлой чешуе, лодка, ветер; светлые бабочки; Юнг¬фрау: видишь чистый снег; но сквозь облака огненная вершина; не видишь, как раскрывается, но чувствуешь, что виднее. Не хотелось оторваться; мысль, что навсегда. Удивительное изменение в синем и голубом цвете гор под об¬лаками. Прелесть голубого неба. Чувствительная свежесть осенняя. Беспре¬станно новое освещение на Юнгфрау. Это имя прилично. Солнце скрыто, а она освещается, ибо ее облака уходят; светлая вершина и облачное платье. По высотам Альпов в облаках коровы. Для дополнения, ввечеру, когда со-шел, затмение розовое. Вечер облачный едва ли не прелестнее ясного. Душа и несчастие, душа и счастие. Революция и порядок. Вечер облачный и лун¬ный. Свет на Юнгфрау; свет на Гардере без луны.
10. В шесть часов в дорогу. Abendhugel, Galgenhugel. Место, где колесо¬ван убийца любовницы. Место праздника: кронпринц и Мольер. Утес, весь обросший елями. Дорога по правую сторону Лучины: пена и быстрота; блеск солнца; камни; камень Rothenfluh. Сравнение с Рейссою и Арвою; долина в сравнении с Шамуни; Юнгфрау всё соединяет; более единства и сельского. Steinhalde, извитые слои. Прямо через Lauterbrunnen к Staubbach никакого сходства с другими каскадами; от быстроты и высоты в пыль; са¬мый высокий; быстрота видна, когда идешь от Steihalde и от трактира; когда стоишь против: есть тонкий тихо падающий пар и тихий шум обыкновен¬ного ручья; когда подойдешь, видишь: облако дыма слетает тихо и разби¬вается, потом образуются водяные струи, льющиеся по камням в водоем, в котором мало воды. Самый ручей прелестен, и окрестность очаровательна: клены и вязы; маленькая ольховая роща, в которой вьется ручей и неви¬дим водопад; прелестно-тихая картина. После обеда в четыре часа к кам¬ню: там захождение солнца; оттуда к Штаубаху. После обеда дождь. Герцо¬гиня Рагузская; прямо скачут к водопаду, который только принадлежность долины: главное сама долина. Спешат к главному предмету и теряют про¬межутки. День дождливый. Ввечеру туманная прогулка: где Юнгфрау, там светлый магазин облаков; беспрестанно оттуда туманы в разных видах, слов¬но привидения по бокам утесов; каскад из облака облачною полосою; по¬том через долину огромное облако как привидение к каскаду, как две руки. Не дождался и ушел. Я не знаю, что всегда меня торопит; это в моем ха¬рактере. Когда я возвратился, вышла луна.
//, [вторник]. Полуясное утро. Магдалина Михель. Staubbach: легкая тень, падающая вместе с водопадом. Ручей в орешнике при свете солнца; радуга в водоеме, исчезающая и являющаяся; водопад кажется гуще при солнце.
14 Зак. 263
217
Легкая струя дыма сбоку; освещенные утесы; верхняя часть сука; струйка чер¬но-блестящая; Spiesbach блестит и извивается; Buchbach струйка дыму. Шум от Лучины. Впереди Шмадрибах; назади наклоненная долина, зеленые Аль¬пы, красноватые утесы, дно, кудрявые ольхи и вязы; кое-где хижины; удивительно милый вид. Долина расширяется; два ужасных утеса, как ворота, в середине равнина с хижинами и деревьями, одно дерево на огромном от¬валившемся камне. Солнце, между утесами; Schilthorn и Monch; под ним Gletscher. Вдали глетшеры и Шмадрибах. Мальчик. Agertenbach, Murrenbach, Ruffibach, Mattenbach, вход в Севилучинен-Thal. Зонтик; дождь. Trummelbach. Возврат. Цветник на камне. Весь день дождик. — Вечер; прогулка к Staub¬bach: светлые утесы; от них не так виден водопад. Нельзя было видеть: блеск от того, что лучи против. Выход луны из-за утесов, словно голова на огром¬ном туловище. Прелестный ручей, образуемый Штаубахом: листья, блестя¬щие от дождя; камни; тень дерев на серебряной пене; капли с дерев; кипенье воды в свете и в полусвете. Сквозь решетку листьев (Манфред) — звено над жерлом Штаубаха — черные стволы дерев; трепет листьев; одно огромное дерево, как призрак с раскинутыми руками. Вершина Юнгфрау и Манфред179. Разные виды тумана. Сквозь вершины дерев верхняя часть водопада. Потом нижняя дымная. Ручей в тени, светлые пятна. Выход: дорога, чистое небо. С правой стороны во 100 шагах водопад лучше; весь огромный утес, удиви¬тельно освещенная вершина Юнгфрау и тихая светлая долина с деревьями и хижинами. Вид сбоку еще лучше: утесы чернее; серебряный густой дым; ясно одна тонкая полоса отделяется. Другой каскад в темной впадине, ин¬когнито. Дно долины: туман, деревья, как острова в белом море; блестящие кровли хижин, серебряная струя реки, тень утесов на белом дыме. Другая половина долины: река в тени, река в свете; вдали Штаубах, как Kahlborn. Юнгфрау всё доминирует; с другой стороны отверстие утесов без перспекти¬вы: Медведица.
12, [среда]. Выход в ЪА четвертого. Юнгфрау и Blumlisalp, освещенные лу¬ною; трудный всход; долина в тени; облако тумана над Унтерзееном; блед¬ность вершин; пламя солнца на Blumlisalp; Staubbach. Murren. Ясность Юнг¬фрау и Эйгер. Огромность. Внизу Trummelbach. Постепенное освещение Юнгфрау. Пустые Альпы. Вид с Scheideck: Веттерхорн; Большой Эйгер; ожив¬ленные Альпы и дым от хижин. Освещение долины, блеск церкви, Унтер-вальденские блестящие Альпы. Две лавины с Веттергорна. Картина долины Гриндельвальд. Обед за table d'hote: рассказ о Мурене из Вевея, священник в Ивердоне; обрушился в глетшер; попытка его достать. Христиан Бургнер. (Ход на море; осторожность; камень; пропасть; палка; одинок; женитьба.) К глетшеру; вид на несущих. Постель. Дурная ночь.
13у [четверг]. Путешествие на глетшер. (Перемена плана от дождя.) Ужас¬ная лавина с дымящегося Веттергорна: как растопленная медь, только бе¬лая. Дорога на глетшер мимо свежей могилы Мурена; вид того места, где погиб: маленький холмик и ужасная громада и темное облако над местом несчастия; вид глетшера между рощами еловой и ольховой: точно вид гор снежных за лесом en miniature*. Жаль, что не видал вчера при свете. Всход на глетшер: несколько отверстий голубых пирамиды; журчание; прекрас¬ный вид внутри: туманное жилище между льдистыми скалами; прелестный вид оттуда на долину зеленую. Возврат. Дождь. Характер долины особен¬ный от прочих: от широкой долины огромность гор полная. Долина со всех сторон окружена зелеными пажитями; посередине луга и плодовитые де¬ревья, вязы, липы; хижины, пестрящие долину. С другой стороны, смотря от одной Шейдек к другой, три колосса: Эйгер, Меттенгорн и Веттергорн и в промежутках льдистые глетшеры посреди темной зелени елей и яркой зелени пажитей; прелестно-голубой цвет трещин и капли, падающие в сква¬жины; дно льдистых пещер. Дорога от Гриндельвальда к Интерлакену. Дождь; но он перешел, не доезжая к Унтерзеену. Прелестный Гштейг и равнина, усаженная плодовитыми деревьями, и луг, через который доро¬га. Дождь и снег на вершинах гор. Ах, Магдалина Михель!
14 сентября. Унтерзеен. Прогулка в Бениген через Hoheweg, Matten и Gsteig. Дорога, осененная большими деревьями, идет лугом и садом. Из-за деревьев вершины гор; некоторые покрытые свежим снегом; свежесть и теплота; хижины между деревьев и вымощенные дорожки по яркой зеле¬ни; дым, тихо подымающийся, стук цепов, шум Аара. Встреча с путешест¬венниками. Прелестный обширный луг, обсаженный липами и вязами, посередине дорога; со всех сторон зеленые огромные горы с недавно осне¬женными вершинами; Юнгфрау и Blumlisalp в промежутках. Стадо овец. Klein Rugen посреди, как зеленый остров. Bonigen: домы посреди плодо¬витых деревьев; дом Michel'a в 1785 и б в Интерлакене; оберамтман Тиль. Угощение Павла и императрицы180. Прогулка и завтрак Павла в Бенигене у Михеля. Император подарил бутылку токайского вина. Портрет. Деревня Бениген; большой сад слив и груш с живописными домами; большая доро¬га; множество детей; дом Михеля, Mtitterchen**, Nichte***, козацкая лошадь, Ерлах и Штейгер. Озеро Бриенцское весьма однообразное; с обеих сторон два хребта гор; даль со стороны Интерлакена живописна, со стороны Бри-енца один утес Энги прерывает однообразие. Подъезжая, слышишь шум водопада и видишь его последнее падение. Гисбах; уступы. Мост. Тихое озеро. Деревья. Вид на нижний уступ. Лучший из всех каскадов. Взгляд на живое падение, кипение воды, ровность деревьев, тихость озера, огромность неподвижных гор и освещение сквозь облака. Всход (беда от проводника). Вид от сиделки на весь каскад; нижний уступ весь на виду; верхний только виден из-за деревьев; солнце; освещение уступов и пены; место над самым падением; несколько деревьев к бездне воды. Сход вниз, и озеро беспрестанно открывающееся. Хижина школьного мастера и прекрасный способ брать деньги: хор детей после хора природы. Вид озера: оба берега туманны, обе
* в миниатюре (фр.). ** мамаша (нем.). *** племянница (нем.).
14*
219
крайние стороны в свету, над Рюгеном дивное облако; озеро молочно-би-рюзового цвета. Бриенц в тени. Церковь на холме. Освещенный зеленый берег и весь Гисбах. В Трахте англичане. Марианна. Из Трахта в Бриенц: высокое место подле церкви: вид на всё озеро в длину и ширину; влево цер¬ковь, скрытая деревом, и Бриенц (не живописный сверху, но с озера свои¬ми каменными терассами), три каскада, весь Гисбах, весь Планальпбах и сбоку Олтшибах. Планальпбах одна полоса, разбивающаяся внизу на не-сколько коротких; озеро тихое; над Интерлакеном дождь, и сквозь него озлащенные облака и вечернее золотое небо. Ввечеру прекрасное трио.
15. Ссора с Саломоном. Отъезд из Бриенца на лодке: песня егеря, пес¬ня тирольская, прекрасно при туманном небе. Приятная дорога в Бриенц. Дождь. Прогулка к Альпбах и к развалинам Resti: могила преступника; вид на долину Гасли со стены: прекрасное действие дождевых облаков при за¬хождении солнца; свежая зелень долины; синие горы; туманные призраки и как будто город в дали; церковь и деревня внизу и пять водопадов в виду. Милое соседство: приятные голоса, хохот, и скучный товарищ.
16. Рисовал на стене. Отъезд соседок. Путешествие на Рейхенбах. С Са¬ломоном до Швенди. Вкруть к домику. Две никсы. Паденье между широ¬ких скал. Прелестные проводницы. Встреча с прекрасными белоликими. (Встреча о толпами богомольцев, костюмы, физиогномии.) Первое паденье вкось сквозь утесы в жерло. Второе место от Швенди: видно три уступа; место над самою пропастью, два дерева, каскад на две полосы: одна тихо, и Дно видно, изрытое водами; другая, сжатая в утесах, бросается в сторону зеленоватою струею, по бокам которой жемчужная пена; ужасное кипение внизу; видишь весь каскад, бегущий вниз, и верхнее падение; солнце: ра¬дуги над белою пеною, на утесе и на зелени; в жерле пена совсем белая; на переломе крупные льдины, освещенные солнцем. Спуститься: колонна, бегущая в жерло; под ногами прорывы, и в них солнце, а внизу прелест¬ная долина Гасли. Третье падение в два уступа: в жерло и потом дугою в дру¬гое, так что под ревущею полосою воды черная пустота и темная бездна, в которых гром и кипенье. Разнообразные фигуры впадин и трещин, вы¬рытых водою в камнях. 4 падение под мост: верх, освещенный солнцем; коза; мальчик; вид с камней. Последнее падение самое великолепное; са¬мое живописное под мост; самое разительное с нагнувшейся скалы; самое быстрое первое и второе. Две милые девочки проводницы. Вид на долину от Zwirgi: Hasli im Grund, две горки Kirchet; долина Гасли, каскады Dorf-Alp и Muhlibach. Alpbach разрушитель, полоса камней и дрязгу посреди пре¬лестной зелени лугов. Утесы Фаллерен и Ballenberg разнообразят долину; нет разительного в целом: красота; но множество прелестных частей, так что бес¬престанно можно делать открытия. При солнце должно быть несравненно.
17. Поутру рано на стену: несравненное утро; вид на долину и на разоб¬лачение Веттергорна; Rosenlawi. Переход через Брюниг: дорога в тени; вся долина Гасли в свету. Виды сквозь деревья; вид от сиделки. Живописные камни с деревьями. Деревня Brunig в долине. Чудесная зелень. Ручей на солнце. Вахта. Вид и нужник. Долины зеленые; буки, вязы, осины; долины, окруженные холмами и лесистыми горками, из-за которых высокие горы Оберланда. Крутой сход по ступеням. Вид на Лунгернское озеро. (Голод.) Переезд через озеро. Сравнение затмения гор с смертью. Дорога до Zollhaus: церковь Гизвильская и прелестная долина. Дорога по берегу Сарнского озе¬ра: огромные буки и дубы; необыкновенное изобилие яблок и груш: словно виноград. Обервиль и Саксельн. Идешь ХА часа деревнею до трактира. В Сак-сельне церковь с колоннами из дикого мрамора: гроб Клауса; его скелет на коленях, кости обвернуты жемчугом; множество даров: глаза, уши, ноги, руки, младенцы серебряные; Клаусово платье. В Ранфт: в Мельхтале прекрасная, глубокая долина с удивительно зелеными буками, липами; дно занимает реч¬ка Мельхаа; Клаусова келья: камень, окно изрезанное, окно в часовню, мост; другая часовня в уединенном месте; всход по чрезвычайно крутой и склиз¬кой дороге; вид на долину; вид на озеро, на Сарнен и Керне. Дорога от Кернса чрезвычайно живописна: особенно пленительная зелень лугов и деревьев. Прекрасная живописная церковь в Кернсе. Дорога через долину, окружен¬ную высокими горами: Блумальп, Пилат и пр. Ничего, кроме зеленого луга. Шоссе. Пляска в трактире. В Станц ночью.
18. Станц. Rathhaus. Картина Vollmar: Клаус, прощающийся с семей¬ством. Церковь; колонны мраморные; дыры от пули; застреленный священ¬ник Lussi. На площади статуя Винкельрида с копьями. Путешествие водою через Станцстад в Луцерн. Прогулка на Hofbrucke. Вид на Луцерн и горы при захождении солнца; Пилат и Риги в тучах; запад в розовом пламени.
19. Луцерн. Целый день дождь; но мое счастие меня не покинуло: по¬утру ходил смотреть Пфифферов рельеф (его палка, башмаки и портрет). Был у Мейера. Келлерова, весьма посредственная, панорама. После обеда ко Льву181. Лев и Пфиффер: инвалид в красном мундире, утесы, трещины; отражение в воде. На Allenwinden едва ли не лучший вид во всей Швейца¬рии; несравненные окрестности Луцерна. Проклятый англичанин.
[Окрестности Луцерна182, может быть, самые живописные в Швейцарии. Нельзя изобразить того великолепия, которое представляет хаос гор, окру¬жающих озеро Четырех Кантонов и видимых с Луцернского моста, особ¬ливо при захождении солнца, когда горы снежные сияют и мало-помалу гаснут. — В Луцерне есть теперь памятник, которому нет подобного в огром¬ности: в высокой скале высечена пещера и в глубине ее на щите, означен¬ном лилиями, умирающий лев. Этот лев ростом своим отвечает огромному пьедесталу: перед скалою пруд, в котором отражается вся эта громада. Торвальдсен сделал рисунок льва, а скульптор есть некто Ahorn из Констан¬ца. Памятник воздвигнут в честь швейцарцам, погибшим в Париже 10 ав¬густа 1792 года.]
20. Луцерн. Дождь. К обеду ясно. В кабинет Рейнгарда: костюмы, негод¬ное мазанье, но выражение лиц прекрасно; рисунки пером жены лучше. В арсенал: кольчуга Леопольда, топор и меч Цвингли, ошейники, писан¬ные стекла. Гутш. Прекрасный вид, но хуже, нежели Allenwinden. После обеда прелестная прогулка берегом Рейссы; крест; старик и лодка; на мос¬ту несравненное захождение солнца; зеленая роща в огне; Риги фиолето¬вый и красный; утесы и Кларида долго угасающие. (Утки, рыбак, тростник.)
21. Прекрасное утро. Большая лодка с скотиною и песни. Утесы выдав¬шиеся Меггенгорна, соответствующие противуположному берегу. Часовня Св^ Николая. Альтстат и памятник Реналя. Прекрасный вид на Пилат и Станцстад. Веггис обетованная земля Луцерна; италианская вегетация; зе¬леный холмистый берег, покрытый пышными плодовитыми деревьями и обложенный камнями; часовня на мысу; дым на берегу и по озеру; солнце полосами; восточные горы в пару. Церковь Веггиса и трактир. Всход. Встре-ча с англичанами. Пустыня: прелестный вид на озеро; кухня; горница; спальня: крест, бумажные образа; часы, вместо гирь камень и молоток; под часами клеть для птиц; несколько гнилых яблок; черные тряпки в углу; всё смрадно и нечисто; Gebetbuch*; Biblische Geschichte fur Kinder**. Подле уте¬сы стеною, источник и живописный мост. Kaltbad***. Обвалившийся утес. Больной. Вид с Риги без солнца как карта географическая, хорошо иллю¬минованная; холод на Кульме. Этот вид требует самой ясной погоды, или полнолуния, или пышного облачного неба с солнцем; без того он более пе¬чален: ровное место, не иное что, как темное пространство с зелеными пят¬нами и нитями, озера точно зеленые тинистые лужи стоячей воды, а горы как мертвые развалины; неоживленный хаос развалин первобытных и еще не населенных. Но солнце, заходящее здесь в ясности, должно быть не¬сравненно; Бог покидает на время видимое творение; а восхождение еще величественнее. Когда солнце зашло, была чудесная минута: запад пылал и Луцернское озеро вместе с ним; в нем отражались томные башни Луцер¬на, и на всём противуположном небе, под снежными и мертвыми горами, розовые и фиолетовые облака, и ветер в развалинах.
22. Восход солнца на Риги. Облака. Над горами темно-фиолетовые тучи; на этом фоне загорелись все Оберландские горы, Ротшток, Титлис и еще некоторые, и летучие облака. На востоке исчез. Облака, как вата, над Голь-дау и Артом. Видя угасающую природу, приходит в мысль, что душа и жизнь есть что-то не принадлежащее телу, а высшее; пока они в нем, по тех пор и красота; удалились, — формы те же, но красоты уже нет; ничто так не го¬ворит о смерти в величественном смысле, как угасающие горы. Сход с Риги; мои спутники вперед. Приключение шляпы. Веггис; италианская приро¬да: орехи, каштаны, акации. (Студенты на Риги; один грозный.) Плавание от Веггиса к Киснахту: Киснахтское озеро не столь живописно, но есть ми¬лые картины: справа рыбачья хижина и пристань (перед двумя холмами); узкая долина между холмами и вид сквозь отверстие на дальние высокие горы. Кюснахт: прекрасное кладбище. Hohle Gasse и часовня: Le comte
* молитвенник (нем.).
* Библейские истории для детей (нем.).
* Холодная купальня (нем.).
Guillaume de Lisio proscrit, condamne a mort pour la sainte envie de la liberte, s'est repose ici le 18. 7-bre 1821*. Immensee. Прелестное озеро Цугское, особ¬ливо после величественных явлений горной Швейцарии; смесь величествен¬ного с простым без однообразия. Величественное просто: Rigi, Zugberg, нет углов и трещин; прекрасная зелень; только Пилат в пару (Hat Pilatus ein Hut, so ist das Wetter gut**). Простое живописно: низкие дальние берега; смесь полей, холмов, рощ; над ними цепь невысоких гор, Альбис, Утли, сте¬на Юры; Цуг и прелестная каменная церковь над рощами. (В то время, как маленький народец сражается за честь и свободу, что делают могучие, пол¬ные силы и славы державы? Рассматривают, как бы посчитаться и не дать другому выгод. Простее бы искренно, бескорыстно и дружно стать за ве¬ликое: это помирило бы государей с народом.)183 Особенно приятен берег Цугского озера от Обервиля до Цуга и далее: низкие полугоры, все в пло¬довитых деревьях, порою виноград на италианский образец, орехи, буки, липы, вязы, в прелестном разнообразии. Тишина озера несравненная. Солн¬це в тумане тонком осеннем; на берегу домики белые с красными кровля¬ми, шпиц церкви, иногда звон. Zug***. Вход нунция. Kommen sie nieder****.
23, воскресенье. Выход в шесть часов; до Бара большою дорогою; потом тропинкою; дорога-сад: орехи, груши, яблони на лугах, которые два раза были скошены и покрыты высокою травою. День пестрый. Встреча с иду¬щими к обедне в Цуг и стрельба в Цуге. Silbruck: пограничная деревня меж¬ду Zug и Zurich. (Сказка о трех домах. Красота не в природе, а в душе чело¬века; свет и душа; революция и горы184.) (О греках говорят: ils sont vils; oui, mais c'est contre la cause, qui les rend vils, qu'ils combattent; delivrez les, et ils seront autres. Ont-ils ete vils les Grecs de Salamine; ont ils ete vils les malheureuses victimes, la fleur de la Grece d'aujourd'hui? Le grec est coquin parcequ'il a beaucoup d'esprit et est esclave; il use de sa force. Rendez le libre, il sera heros; faites le esclave, il vous trompera. II est toujours le plus fort. Les ultras et les liberaux sont tous les deux ennemis de l'ordre; les uns veulent pour leur profit maintenir le desordre existant, les autres veulent le remplacer par un autre desordre qui leur profite. II faut mieux attendre que mal commencer, car recom-mencer est presque impossible*****. Вид на озеро, подходя к Горгену. Пре¬красная деревня; дом пастора в три этажа; церковь.
* Граф Вильгельм Лизио, изгнанник, приговоренный к смерти за святое стремление к свободе, почил здесь 18 сентября 1821 г. {фр.)
** Если Пилат покрыт облаком, то погода будет хорошая (нем.). *** Шествие, процессия (нем.). **** Сходите (нем.). ***** Они [греки] презренны; да, но против причины, которая их делает презрен¬ными, они и сражаются; дайте им свободу, и они станут другими. Были ли презрен¬ны греки Саламина, были ли презренны несчастные жертвы, цвет нынешней Гре¬ции? Грек плут, потому что у него много ума и он раб; он пользуется своей силой. Дайте ему свободу, он будет героем; сделайте его рабом, он вас обманет. Перевес
Mein Wandel soli im Himmel sein, Obschon ich leb' auf Erden; Ein Pilger bin ich hier allein, Dort hoff ich Burger werden* —
надпись у дома человека, который не дал мне вина. Здесь обедал. Дорога прекрасная виноградником. Ау. Богатство домов. Chaussee и тропинки. Пил вино у крестьянина; чистота; около стен дубовые шкапы; печь кафельная; чайные чашки; книги: Gebetbuch, Gartenbuch, Chronica**. Wadenschweil; огромная деревня с церковью; много купцов. Вид от оберамтманова замка на озеро: Uetli. Рапперсвиль, Уфнау. Прогулка по озеру при захождении солнца; прекрасное освещение противного берега, тем более, что всё доволь¬но близко и озеро кажется оживленным. Вообще большая опрятность, дея¬тельность; выражение физиономий честное. Трактир Венца и трактирщик с своею жадною учтивостию. Девочки на террасе замка и плутовство. Стрель¬ба. В Веденшвейле; много фабрик: суконные, кожевенные и особенно со¬ломенные.
24у понедельник. Prupbacher Strohfabrik fur Arme***. Теперь 103 старых и молодых работают, получают корм, обедают и живут. Учатся читать и писать и счету. В Веденшвейле Lesegesellschaft, Musikgesellschaft****. Трактирщик Hohn знаком с Беккером и его сестрою. Плаванье в дождь с сильным попут¬ным ветром. Шум дождя и от разрезывания волн лодкою. Впереди волны надуваются, иногда рвы, изредка пена; сзади как будто преследуют и боль¬шие струи пены. Сзади дождь; впереди пристань; сбоку небо! Колыханье. В сильный ветер и в бурю весло и руль, но, когда всё напрасно, брось всё: есть доска. И у a du sublime a etre debout sur une nacelle et s'avancer au milieu des vagues*****. Приближение к Цириху. Начало проясняться, и волны от света сделались виднее; пена и верхи заблистали, морщины темнее; горы по¬казались; все рощи и берег синие; часть гор еще за дождем, другие виднее, и вершины покрыты свежим снегом; волны из дымных обратились в желез¬но-цветные с отблеском; приближаясь к Цириху, солнце и город, блестящий на темноте волн. Горы. Сзади кипящие серебряные волны, впереди только
всегда на его стороне. Крайние и либералы одинаково враги порядка; первые для собственных выгод хотят сохранить существующий беспорядок, вторые хотят за¬менить его другим беспорядком, который им был бы выгоден. Лучше ждать, чем дурно начать, потому что начать сызнова почти невозможно {фр.).
* Мое превращение должно совершиться на небе, / Хотя я живу на земле; / Здесь я только странник, / Там я надеюсь стать гражданином (нем.). ** молитвенник, книга по садоводству, хроника (нем.). *** Соломенная фабрика для бедных в Прупбахе (нем.). **** Общество чтения, музыкальное общество (нем.). ***** Есть что-то величественное, когда стоишь в лодке и двигаешься среди волн (фр.).
вспрядывающая блестящая пена. Прелесть утихания. Струя пены, бросаю¬щаяся в сторону от носа иногда ребром, иногда плеском. К Гагебуху.
25, вторник. Дождь. Обедал у Гагебуха. Приятный разговор с Фисли. После обеда выбор картин. В театре: отрывок из "Hagestolzen"185.
26, среда. Поутру дома. К Вецелю: его эскизы. К Фисли: его связь с Вин-кельманом. Известие о смерти Винкельмана. Обедал за table d'hote. Ссора немца с французом. У M-elle ТоЫег. У Эбеля: Арним. О доверенности к им¬ператору Александру. Katze186. Несравненный вечер при слиянии Силя с Лимматою (у Геснерова памятника).
27, четверг. Поутру. Завтракал с Вецелем и Гагебухом дома. У Фисли с картинами; его милая дочь. Обедал дома. После обеда на Wikkinger Berg с Вецелем. Вечер с Эбелем у меня.
28. Знакомство с Фогелем; его картины: «Праздник во Фрибурге»; «Воз¬вращение после Моргартенской победы»; «Цвингли в Цирихе». Картина Овербека: «Мария, Марфа и Христос». Геснеровы гуаши и гравюры.
29. В Шафгаузен. Эглисау. Мост.
30. Падение Рейна: 1) Вид с подмостков. Чудеснее в пасмурную погоду. Три бугристых утеса. Брызги. Формы дыма. Быстрые перемены. Неподвиж¬ность утесов. Листья. Солнце. Радуга; 2) В павильоне: прекрасно, но не чу¬десно; вся река; тишина течения; прорытые утесы; тишина паденья; буг¬ры пены; 3) Вид с воды; 4) Вид в камеробскуру; 5) Вид с мельницы. — Энген. Вид на развалины и на озеро Констанцское.
(Октябрь)
1 октября н. ст. Hilzingen, где пил кофе. Дорога до Энгена приятная; открытые места; пашни. Утесы Hohentwiel и Hohenstaufen Engen. Подле ог¬ромный утес с развалинами замка, площадь с фонтаном. Дьявольская сва¬дебная музыка. Впереди дудка, кларнетист, скрипка и бас. Ужасное рас¬стройство. Спутник до Stuttgard. Третья лошадь. Пасмурное время. Вид на Констанцское озеро и последний взгляд на Швейцарию. Tuttlingen. Пре¬красное местоположение в широкой зеленой долине. Над городом высокий холм с развалившимся замком. Tuttlingen чистый городок. Katharinens-Hospital. Трактир на почтовом дворе. Дорога от Tuttlingen до Alttingen пре¬красною широкою долиною, которая вьется между холмами, которых бока вспаханы, а вершины покрыты кудрявым лесом. Зеленый луг на дне доли¬ны, стада, дороги, деревни: стены известковые, а крыши черепитчатые. Осеннее облачное небо с синим отливом; яркое солнце; сияние солнечного света на лугах и холмах; голубой дым: совсем новая картина после Швей¬царии. Отдыхаешь после высокости посреди простоты. (Сравнение Швей¬царии с простою природою.) Мой товарищ (честный отец семейства); рас-сказы о Гольдау. Разговор двух отцов на козлах и зависть.
[Я сдержал обещание187, данное мною в Риги, и из Луцерна поплыл в Weggis, откуда ведет весьма покойная и обильная прекрасными видами дорога на вы¬соту горы, и в этот раз имел я несколько незабвенных минут: видел всю бездну гор, освещенных вечерним и утренним солнцем. Я возвратился тою же доро¬гою, и из Веггиса поплыл в Кюснахт, чтоб видеть die hohle Gasse*, где Виль¬гельм Телль застрелил Геслера: потом чрез Цугское озеро в Цуг, где насла¬дился въездом папского нунция, принятого с пушечными выстрелами и с коленопреклонением. Берегом Цириха дошел я только до деревни Waden-swyl, откуда хотел переплыть в Rapperswyl, чтобы потом богатыми дерев¬нями, лежащими на противном берегу озера, идти в Цирих пешком; но дождик, соединенный с сильным противным ветром, помешал мне испол¬нить этот план. Это было во второй раз во всё мое путешествие. Но, поте¬ряв с одной стороны, я выиграл с другой. Я поплыл из Wadenswyl прямо в Цирих: сильный ветер и дождик меня преследовали, но я видел удиви¬тельную картину волнующегося озера; было что-то величественное, рази¬тельно напоминающее о Провидении, в этой легкой лодке, которая, несмот¬ря на брызжущие кругом волны, всё плыла своею дорогою, в этих облаках, которые сзади налетали с дождем, но сквозь которые изредка проглядыва¬ло небо, и в этом сильном ветре, который своею бурею только быстрее мчал к пристани. И не вдали от этой пристани всё утихло; солнце удивительно украсило и берега, и горы, и воду, и близкий, как будто выходящий из озе¬ра, Цирих. Очутившись опять на том месте, с которого за полтора месяца началось мое путешествие, столь богатое разнообразными ощущениями, я подумал, что совсем не покидал его. Я видел прекрасный сон; но воспоми¬нание бережет прошедшее. Из Цириха поехал я через Эглизау в Шафгау-зен, чтобы взглянуть на Рейнский водопад. Он поразил меня, но не пленил, как некоторые другие швейцарские водопады, гораздо более живописные. Если смотреть на него, как на водопад, если видеть всю полную картину падения, то он не имеет ничего особенно разительного. Спереди он не иное что, как невысокий водяной уступ, шумящий и пенный, посреди которого чернеется несколько утесов, изрытых силою воды; сверху видишь всю реку, тихо идущую к тому уступу, с которого она падает, и сила падения почти неприметна: пленяешься блеском солнца на воде и радугою на пенном ту¬мане. Но разительное, неописанное зрелище представляется глазам, когда смотришь на падение вблизи, с галереи, построенной на берегу у самого водопада: тут уже нет водопада, нет картины; стоишь в хаосе пены, грома и волн, не имеющих никакого образа; и это зрелище без солнца еще величе¬ственнее, нежели при солнце: лучи, освещая волны, дают им некоторую ви¬димую, знакомую форму; но без лучей всё теряет образ; мимо тебя летают с громом, свистом и ревом какие-то необъятные призраки, которые броса¬ются вперед, клубятся, вьются, подымаются облаком дыма, взлетают сно¬пом шипящих водяных ракет, один другому пересекают дорогу и, встреча¬ясь, расшибаются вдребезги; словом, картина неописанная. На галерее можно стоять без малейшей опасности; но волны так беспорядочны, что иногда совсем неожиданно бываешь облит с головы до ног. Здесь Рейнский
* ущелье (нем.).
водопад достоин своей славы. Посреди самого падения стоит несколько утесов: со временем они исчезнут. Один из них так истерт водами, что ему не прожить и века. На вершине самого высокого стоит деревянная фигу¬ра; она была выкрашена; но краску смыло водою; осталась одна надпись: Deus теа spes*. Мысль прекрасная! В маленьком замке Worth можно видеть весь водопад в камеробскуре: на бумаге представляется всё падение, вода волнуется, солнце светит и исчезает, ветер разносит брызги, и страшный не вдали шум довершает очарование. — В Шафгаузе я простился с Швей¬царией].
2. Балинген. Дорога гористая. Ужасно сильный ветер. Вид на Гогенцол-лерн. Прекрасная шоссе; нечистота и нищенство в католицких деревнях. Странный костюм. Прекрасная погода. Положение Гогенцоллерна: осыпа¬ющиеся камни; тени по равнине; ветер; решетки и.цепь; двое ворот; часов¬ня; арсенал, [двуголовый барсук] имя [Вильгельма] кронпринца 16 июля 1819. Tubingen. Вид на Тюбинген. Заходящее солнце. Waldenbuch: Евва.
3. Туманное утро. Вид на Штутгард: на дне долины, окруженной вино¬градными холмами. Нет великолепия, но большая опрятность. Трактир Waldhorn Konigsstrasse. К Боассере188. В театре: "Der Tiirke in Italien"m.
4. У священника; веселые горницы, чистота, эстампы. Церковь. Стул Екатерины. Благословенные образа: Александр Невский и Спаситель; на последнем радуга и дворец. Екатерина мученица, благословение Екатери¬ны190. Порядок в церкви.
Картины Буассере. №1. Большая горница. Над дверью портрет. 1) St. Ber¬nard prechant la croisade devant Conrad**. (III). Симеон, Лазарь, Иоаким и Иосиф, Албрехта Дюрера. Положение во гроб, Албрехта Дюрера. St. Norbert prechant d'Evangile***, de Bernhard van Orley ou de Brussel; 2) Женщина с вешкою, Coxis. 3) Потоп, van Mandeer. Полная история Страстей Господних, von Mabuse. Ма¬рия и Иосиф, Pattenier. Ландшафт с Георгием, Altdorfer de Ratisbonne. Семей¬ство Марии, de Mabuse. 5) Богоматерь, кормящая Христа, Schoreel. 6) Карл V, Heimskerk. 7) Святые на золоте. Ecole de Cologne****. Влево от входа: 1) Бого¬матерь с Младенцем, Dick de Hartem. Портрет мужчины с письмом, de Walch. 2) Богоматерь с Младенцем, Francia. 3) Христос, коронующий Богоматерь. Св. Ве¬роника [Ecole de Cologne]. 4) С(вятой) Антоний, покоряющий дьявола. 5) Святые Варвара, Маргарита, Сесилия, Лукаса Лейденского.
Боковая горница. Главные картины: 1) Успение, Schoreel. Богоматерь: белая подушка; белое покрывало; зеленоватое платье; рукава с опушкой; покров красный. Иоанн: светло-зеленое платье. Петр: золотая риза, белое платье. Двое со сложенными руками: зеленоватое платье. С паникадилом: цвет кирпичный. Раздувающий: зеленое, ворот красный. Два с сосудом: ближайший
* Бог моя надежда (лат.).
* Св. Бернард проповедует крестовый поход перед Конрадом (фр.).
* Св. Норберт проповедует Евангелие (фр.).
* кёльнская школа (фр.).
к Богоматери: зеленая мантия, пюсовое платье; другой: пюсовое, рукава желтые с красным отливом. Паркет. Балдахин красный, зеленая и золотая бахрома и кисти. 1 боковая картина: Oratoire* оранжевый с красным ков¬ром. Две молящихся: на одной черный бархат с меховым подбоем, на дру¬гой темно-коричневый с меховым же подбоем. Святая с жерновом: зеленое платье с золотым шитьем и пурпурная мантия; с фонарем: оранжевое пла¬тье, сверх дымка и хвосты на шее. 2) боковая картина: Рыцарь в латах: ко¬вер. Св. Дионисий: белое нижнее платье и пурпуровая бархатная мантия с золотом; шапка красная с золотом и перьями. С(вятой) Георгий: золотые латы, рукава голубые с красным. NB. Воздух. Небо безоблачное, но солнце затуманено. Лицо раздувающего. Отворенное окно и свет сквозь круглые точеные стекла. Отверстие над дверью. Мужественные лица отца и сына и особое богомольство в каждом. Отделка подробностей. Ландшафт. Спокой¬ствие в окрестности. Рука Богоматери и четки. Люди в доме. Разные выра¬жения лица: Иоанн, два читающие, Петр, с одной; лицо Богоматери. По¬луоткрытые уста. Переход от боковых картин к зрителям.
II. Поклонение магов, Van Eyk. Боковые картины: Благовещение и Обреза¬ние. Богоматерь: голубое платье. Филипп: пюсовое бархатное с опушкою; верхнее красное с белым мехом; рукава красные и желтые; золотое корот¬кое платье с жемчугом и камнями; красная шапка с короною. Другой: синее суконное платье с золотым шитьем; красная мантия; зеленая шапка. Карл: золотое платье с красным, бархатным узором и горностаями: голубая шап¬ка. Иосиф: кирпичного цвета платье. Датель: черное с опушкою. Благовеще¬ние. Богоматерь: светло-синее; ангел: белое с золотом; постель, алый балдахин, алый покров, золотой подбой с бархатным алым узором; зеленая бахрома; подушка оранжевая, узор белый; ковер светло-оливковый с темно-оливковым узором. Обрезание. Богоматерь: синее платье. Иосиф: красное. Держащий голубей: зеленое платье, подбой зеленоватый с фиолетовым отливом, то же на голове; рукава шоколадные. Держащий Христа: темно-фиолетовое верх¬нее платье с красным капюшоном; нижнее золотое с черным бархатным узо¬ром; внутренность храма планшевая, узорные окна. NB. Яркость света меж¬ду колоннами, в трещинах. Зеленой ландшафт. Чувствуется легкость воздуха. Ясный безоблачный день. Особливо в окне картины Благовещения: точно влетающий ангел; скромное, несколько робкое положение внимающей Бо¬гоматери. Во втором спокойствие занятой матери. В третьем важное размыш¬ление и значительный взгляд. Тишина ясной природы. Набожность в Иоси¬фе, в Филиппе, в Карле, в ангеле. Разные характеры любопытства.
III. С(вятой)Лука, пишущий Богоматерь. Манна Hemmelink. Le sacrifice de Melchisedech, idem**. Благовещение.
1) Богоматерь: нижнее платье парча, вышитая белая; верхнее пюсовое с золотом; синяя мантия. Лука: лиловая шапка, яркое карминовое платье
* Молельня; часовенка (фр.).
* Жертвоприношение Мельхиседека, его же (фр.).
с опушкою. Ковер и балдахин золотой о алым бархатным узором. NB. Лицо Богоматери, дающей грудь Младенцу; нет занятия, простое выражение ма¬тери, полуулыбка. Младенец, глядящий на Луку, голова прекрасная, всё прочее младенчески несовершенное. Руки Богоматери сухи. Внимающий Лука, ищущий взор. Руки апостола. Даль: город, залив с излучиною, вдали острова, один за другим, улица. Воздух между колоннами, прозрачное окно писанное, отворенная дверь в горницу: свет в окно и в стекла. Стена с зуб¬цами и смотрящий со стены.
IV. Поклонение магов. Иоанн Креститель. С(вятой) Христофор; Эммелин-ковы — Голова Спасителя, Жизнь Богоматери. (Всего на всё 77 картин.)
I. Богоматерь: синее платье; красная подушка. Иосиф: зеленая мантия; темно-синее платье. Один маг: красное платье, пюсовая шапка; другой: си¬нее бархатное, сверху золотое с красным бархатным узором. Дательник: темно-пюсовое. С(вятой) Христофор: синее нижнее платье, красная мантия; красновато-пюсовое платье. Синяя осенняя даль. Облака синие и светло-лиловые. Рассеяние света по волнам. И(оанн) Креститель: пюсовая мантия.
Житие Богоматери. Храм посреди. Путешествие волхвов. Три на горе. Едущие. Встреча у моста. У Ирода. Поклонение. Отъезд. Отплытие. Справа Благовещение. Рождество. Возвещение пастухам. Поклонение пастухов. Бег¬ство в Египет. Убиение младенцев. Преследование. Извещение Ироду. Вос¬кресение. Магдалина. Христос во Иммаусе. Сошествие Св. Духа. Успение.
У Буассере. Разговор с Буассере. Мнение Кановы о картинах вдали и вблизи; дать списать живописцу; Гёте о природе191; о картине Эммелинка. Рисунки и планы Кёльнского собора192; оригинальный план на пергамине. Прогулка после обеда в саду; запах резеды, как будто воспоминание; боль¬шой пруд; черные лебеди. По бокам пруда тополи saules pleureurs*. Пре¬красная картина: два лебедя спящих и плавающих, закинув головы, и тихо кружащиеся. Луна и стены наклонившихся saules pleureurs. Опрятность города и неприятная вонь на улицах; тротуары, прекрасная мостовая и вез¬де потоки нечистот.
5. К Бенкендорфу193: разговор о Марии Павловне. La princesse fille du prince Paul**. О здешней конституции. К M-elle Droust: рассказы о смерти королевы194; о короле: добрый отец; завтракает и обедает у детей. Мария и София; младшая похожа на мать. M-elle Kachoffsky. На ее место молодая M-elle Savent. Kachoffsky в Рюдесгейме у доктора Hoffman с Madame Was-muth. Встреча с Турном; обед у него с его секретарем. Его стихи на Пси-хею195: о душе без души. Даннекер: его Спаситель; его Психея и Ариадна. Анекдоты о статуе: сон два раза: девочка: Es ist unser Heiland, es ist einzig***. Мать с мальчиком в день его рождения: Schade, daB er weg kommt! Was bezahlen! Dort muss es bezahlt sein! Mein guter Heiland, ich will mich dort recht
* плакучие ивы (фр.).
* Принцесса, дочь герцога Павла (фр.).
* Это наш Спаситель; это изумительно (нем.).
gut auffuhren*. Шиллеров бюст; Элгиновы и Эгинские слепки; рассматри¬вание при свете. К священнику. Буассере у меня: разговор о живописи, о Бейроне, о Клингере, Тике, Шиллере.
6. К Буассере. К M-elle Droust; с нею вверх. Принцессы. Сходство в фи-зиогномиях; младшая на королеву, и она скорее ко мне подошла; Мария более дичилась. Начались вопросы: Was macht der Onkel Kaiser, die Gross-mama, Onkel Nicolai, Tante, Onkel Konstantin, Michel? Warst in Luisburg, wo war die Grossmama?** О медведях и волках. Здоровье и веселость. Обеда¬ли. Гуляли в Wyl. После обеда чай к M-elle Droust. Графиня Берольдинген. M-elle Sovent. Домой. К Буассере: Геммелинкова большая картина. К Дан-некеру. Обедал у Бенкендорфа: Спиридов, Гассе, наш священник, Данне-кер, Буассере, итальянец. — Доктор Лудвиг.
7. Просидел дома в худом расположении с болезнию. 2 день. Бенкендорф.
8. Штутгард. 3 день болезни.
9. Штутгард. 4 день болезни. Даннекер.
10. 11, 12. 5, 6, 7 день болезни. 13, 14. 8 и 9 день болезни.
13. Брей. К(нязь) Горчаков. Прогулка в Sillebourg.
14. Поутру рисовал. К Даннекеру: сравнение Ельгиновых мраморов с Лаокооном; мысли о Лаокооне; рад, что не умер. Идеал есть истина. К Бу¬ассере. Рисованье на камне. Домой. В театр; архитектура: галереи, над ними кариатиды, мелкие колонны, купол, занавес: Музы в рамах; ложи прекрас¬ны. Опера: Вейгелев «Даниил во рве львином». Мало величественного и глу¬пый сюжет. М-е Stern: искусство без приятности; мужских голосов нет хо¬роших.
15. Гассе. С ним у Залуччи. К M-elle Droust и с нею к принцессам: завт¬рак, упрямство. У Даннекера; Бенкендорф. С Даннекером к Буассере: сло¬во императрицы: j'ai vu deux printemps (un dans nature, l'autre ici)***. Ска¬зать Модену о великом князе и Залуччи. В Ротенберг: ротонда с колоннами, обширный вид, свод, четыре места и четыре отверстия для света. Ввечеру у Гассе. У меня Буассере.
16. В 9 часов выезд. Аллея до Ludwigsburg. Дрянной сад. Замок и куклы. Мост императрицы (4 октября 1818). Прекрасные виды от Лауфена. Некар, извивающийся вокруг равнины; дорога по горе; поля. Вид на Гейлброн. Го¬род: кладбище с Даннекеровым памятником; крест 1543 года; башня Гёца фон Берлихингена196; наверху цветник; вид сверху на город и Некар; топо¬ли; канал; часы городские: ангел, петух, бараны; музыка на башне.
* Жаль, что он уходит! Что заплатить! За это должно быть заплачено там. Мой дорогой Спаситель, я там стану себя вести отлично (нем.).
** Как поживают дядя-государь (Александр Павлович), бабушка (имп. Мария Федоровна), дядя Николай, тетушка (вел. кн. Александра Федоровна), дядя Констан¬тин и Михаил? Были ли вы в Людвигсбурге, где жила бабушка? (нем.) *** Я видела две весны, одну в природе, другую здесь (фр.).
17. среда. Гейлброн. Дождь. Furfeld. Некаргемюнд: ворота, лодки. Гей-дельберг: замок, ворота Елизаветы, Gesprengter Thurm, Capelle, 8-eckiger Thurm, Rittersaal, Rother Thurm, Riese Thurm*. Вечер в развалинах. За¬ходящее солнце. Вид на золотой Konigsstuhl (Stuckgarten). Освещенная башня. Другая башня с золотым деревом; и темная внутренность и све¬тозарное дерево. Солнце сквозь развалины. Внутренность. Терраса. Рвы с березами. Досадный француз. Не поэтические развалины. Чистота Гей-дельберга. Мост.
18. четверг. Живописный туман над развалинами Гейдельберга. Berg-strasse. Лучший вид от Weinheim. Замок Виндек; башни из облаков. Доро¬га идет у подошвы виноградников. Слева равнина необозримая, усеянная плодовитыми деревьями. Геппенгейм и замок. Мелибокус. Станция Bicken-bach. Дармштат; прекрасно выстроенный город; широкая улица, ведущая во дворец. Сад за городом. Удивительное захождение осеннего солнца. Станция Langen. Ночью во Франкфурт. Буковый лес.
19. Франкфурт на Майне. У Горчакова. Мост на Майне. Прогулка за город и политический разговор. У Анштета. Писал письма. У Вильмана. Ремер.
20. суббота. Письма. К Горчакову. Деньги. (50 талеров). В Майнц. В Рю-десгейм. В Рюдесгейм через Висбаден.
21. воскресенье. Восхождение солнца. Viereckige Schloss**, принадле¬жащий графу Ingelheim: вид с башни. Burgverliess***, дверь, кабинет че¬рез спальни, зеркало, Rittersaal, терраса на башне. — Bromsers Stamm-haus****, кровать, шкаф, портреты, часовня, рога, цепи. Niederwald: Tempel, Jagerhaus, die Rossel*****. В Асмансгаузен. Rheinreise****** полуудавшаяся до Боппарта. Дым. Ночевал в Боппарте.
22. Утром в Кобленц. Дождь. Вид на Кобленц. Осмотрщики. Возвратный путь берегом. Раз на минуту солнце. Ночь в Бингене.
23. Бинген. Rochuscapelle. Niederingelheim. Остатки дворца. Вид от па¬мятника. Майнц. Кафедральная церковь. Возвращение во Франкфурт. Стрельба.
24. Франкфурт. Картины Вильмана, Евердингена и копии Моргенштер-на. Даннекерова Ариадна в музеуме Бетмана. У Горчакова, у Гонтара, у Ан¬штета. Ночевал в Ганау.
25. Ганау. Чистый городок. Площадь и колодцы. Между Ганау и Гельн-гаузеном лес; дубы. Langeseewald. Прекрасные сельские виды с дороги;
* Взорвання башня, капелла, 8-угольная башня, рыцарский зал, красная башня, огромная башня (нем.).
** Четырехугольный замок (нем.). *** Подземная темница в замке (нем.). **** Постоялый двор Брёмсера (нем.). ***** храм, охотничий домик, кони (нем.). ****** Прогулка по Рейну (нем.).
23х
большие дубы, рассыпанные по равнине. Рощи на зеленых холмах. Пас¬мурная погода. Виноградники Блуменберга. Гельнгаузен. Церковь с на¬клоненною колокольнею; равнина с прекрасными рощами и холмами; развалины замка: головы, ворота, die Halle*, трон, Burgverliese**, церковь; памятник Массенбаха. Wertheim. Offenbach. Живописная дорога (луга, хол¬мы, рощи, деревни, виды между гор до Фульды. Во всё время перемен¬ный дождь. Фульда.
26. Фульда: замок. Hunefeld. Wach: женские костюмы из пестрой набой¬ки: плащи, одна пола на плечо. Marksuhl. Kirchweil: липа, вальсы. Живо¬писная дорога до Эйзенаха. Утесы Monch und die Nonne*** — две головы, слитые в одну.
27. Эйзенах197. Туман и холод. Потом ясный день. Прелестная равнина до Готы, справа Thuringer-Wald. Прелестный вид на Готу. Дворец четве-роугольный с двумя башнями (старинный). Вид с терассы. Дорога до Эр-фурта в таком же роде, как до Готы. Замки Глейхен и необозримая равни¬на. Эрфурт. Крепость и живописные улицы.
28. Эрфурт198. Всё утро просидел на квартире. Хотел было идти, но хо¬лод помешал. Грустный день. Entbehrung**** — вот мудрость. Учишься во всём себе отказывать, чтобы не отказаться от уважения к самому себе. По¬здно — ужасное слово. Веймар.
29. Веймар. Штруве. В библиотеку: портреты курфирстов. Л(укас) Кра¬нах. В кафедральную церковь: картина Лукаса Кранаха; портрет Лютера; гроб Бернгарда. Дом Гёте: лестница; бюсты и гипсы; Salve; длинная гор¬ница: Юпитер Олимпийский и Ахилл; музеум. Бюсты Шиллера, Гердера, Гёте; древних и новых. Сад. Внук Гёте. Длинная гостиная; рисунки; софа; над нею задернутая картина "Les noces d'Aldobrandini"; Мадонна. Горница, где портфели и антики. К в(еликой) княгине199: о греках, о Круге; наследный принц; хлопоты о Гёте. Парк. Встреча с в(еликою) к(нягинею) и ее доче¬рью. Обед у Штруве. Дорога в Ену. Schneckanberg, Muhlthal. Живописное положение Ены. Гёте: французский язык; стол; план Рима; бюст; шкап с минералами; о Marchen*****. Alles ist Wahrheit******: Wahrheit und Dich-tung*******: жалкая помеха200.
30. У Штруве. В Бертухов Industrieanstalt********. Дом Виланда201. Наш священник: о наших монахах. Дом бедный Шиллера; дом Гёте. Отъезд в Лейпциг. Ночевал в Наумбурге.
Большой зал (нем.).
Подвалы (нем.).
Монах и монашенка (нем.).
Лишения (нем.).
о сказке (нем.).
Всё правда (нем.).
Правда и поэзия (нем.).
Промышленное предприятие (нем.).
*
** *** **** ***** ****** *******
31. Лютцен; камень Густава-Адольфа202. Лейпциг. Сад Рейхеля. Вид с башни Плейссенбург. Сад Рейхенбаха. Памятник и место погибели По-нятовского203. В театре: "Das Leben ein Traum"204 (Stern).
(Ноябрь) 1 ноября н. ст. Мейссен. Музыка.
2. Дрезден. В Stack Berlin. Батюшков205. Lowenstern. Тик: разговор о Гёте.
3. У Бибикова. У Фридриха: его большая картина. В католицкой церк¬ви. У Бруно. У Аникеевой: скотина муж. Обедал у Левенштерн: М-е Weih-rauch. У Тика; чтение Гамлета.
4. У М-е Weihrauch. У Левенштерн, портрет; разговор о нем. Домой. С Батюшковым в Плаун: хочу заключения. Раздрание писанного206; надоб¬но, чтобы что-нибудь со мною случилось: Тасс, Брут, Вечный жид, Описа¬ние Неаполя. Вечер дома.
5. 6, 7. В дороге. Берлин. Вечер с Германом. 8—13. Дома.
14. Поутру у короля: о греках. Лукаду. К принцессе Александрине: о мо¬их рисунках; к принцессе Луизе: ее лицо. К Карлу: огромная собака, (ша¬кал). К Альбрехту: рисунки Ниенштета. К кронпринцу. К графине Трухзес. К принцу Вильгельму. К принцу Вильгельму брату. К M-elle Wildermeth: история Шуваловой. Обед у принца Вильгельма. После обеда разговор у ка¬мина о в(еликой) кн(ягине); о Фридрихе; о картине у короля: Мадонна Голь-бейна. Горницы: двойной стол; ширмы: Георгий и Сесилия; большие крес¬ла; Мадонна Рафаелева; писанные окна. Вечер дома; разговор с Montegu.
15. Обед у короля: принцессы Вильгельм, Александрина и Луиза, и пр. (кронпринц, Вильгельм, Карл, Вильдермет, М-е Truchses, Kleist, Ancillon). За столом подле Ансильона. Вечер у кронпринца: Ансильон, Брюль, Гуф¬ланд, Шинкель, герцог Карл, принц Вильгельм. Рисунки; малахит. Горни¬ца: свод о резьбою. Кёльнская мадонна; Преображение; бюсты великой княгини и матери. Разговор о греках. Ссора с Вильгельмом.
16. У принцессы Александрины с рисунками. У графини Бранденбург: о кронпринце (la princesse de Baviere207); о великой княгине; сравнение двух великих князей. У Брюля: о кронпринце; о его пылкости; история Спон-тини. У М-е Kleist: М-е Berg, Радзивил, M-elle Wildermeth, М-е Stegemann, Бернсдорф. Чтение     Cezar"20*. Рисунки Lulu, пение.
17. Визиты поутру. Обедал у Алопеуса. Вечер у Гуфланда, семейный: Гермштет, Раух и его дочь; две красавицы. Ужин.
18. Визиты. Рождение Лулу. День дома. Вечер у М-е Kleist. Комедия. Madame Thurschmidt, Lauer, поляк, Montegu.
19. Утро. Визиты. У графини Трухзес. У M-elle Wildermeth о графине Шуваловой, о графине Трухзес. Обед с М-е Kleist и Лулу.
20. Визиты. Обед у короля. В театре: "Die drei Gefangenen"209.
21. В книжной лавке. Обед и вечер у М-е Kleist. Чтение "Prinz von Horn-burg"210. Картины.
22. Утро у М-е Kleist. Чтение "Simple histoire"2U. Kohlrausch. Обед и вечер дома. Страшный суд Michel Ange.
23 (ноября н. ст.) —12 (декабря н. ст.). У M-elle Вильдермет с кронприн¬цем: Лулу, М-е Kleist, Adolf, Wildermeth. В другой раз у M-elle Вильдермет с кронпринцем: те же и скоро М-е Berg, Stegemann, Nienstad, Schack. Вечер у Шака. Ужинал у Гуфланда. Чтение "Simple histoire". Утро у кронпринца с ри¬сунками. Бал во дворце и Ифигения. Завтрак у герцога. Обед у принца Аль¬брехта. Разговор с M-elle Wildermeth о Лулу. Утро у Шинкеля; его рисунки и картины. Обед с Глогером. Обед у Роза. У Солли: «Мадонна с спящим Младен-цем», Philippo Lippi; «Троица»; «Св. Катерина» Francesco Francis; «Абраам» de Fra Bartolomeo; "Presentation au temple"* Mantengo; «Крещение» Andrea del Sarto; Van Eik: 1) «Мария на коленях и ангел» «Певцы и Сесилия»', 2) «На коленях»', «Пу¬стынник и рыцарь» Эммелинка «Распятие»', «Голова Спасителя» Ван Ейка; пор¬трет Гольбейна и Тициана; Рафаелева Мадонна; "Anna Boulen" Гольбейна. — Hedwig. Утро у М-е Humbolt: список с Рафаелева Положения во гроб.
13. Обедал у M-elle Wildermeth с М-е Kleist. "Jungfrau von Orleans". Вечер у М-е Kleist. Tieck.
14. У меня Вильдермет. Показывал Вильдермету рисунки. Стихи у М-е Kleist; Chateaux en Espagne212; ее рассказ о себе. Обед у короля: разго¬вор с Шлифеном. Вечер у герцогини Кумберландской: кронпринц, принц Сольмс (его cousin), принц Гогенцоллерн, графиня Бернсторф, Гумбольт с женою и дочерью. Рисунки.
15. суббота. Обедал дома. У меня Вильдермет. Вечер у М-е Kleist. Кар¬тины Кольрауша. Тик. Чтение Гофмана213. За столом между Лулу и Тиком.
16. У Вильдермета поутру. У принца Альбрехта. Вечер у Гнезенау. М-е Helwig, М-е Klausewitz, Humbolt, Grollmann, Hohenhausen, Kleist, доче¬ри Гнезенау. Игры. За столом между М-е Savigny и Hohenhausen.
17. Дома. W. Scott214. В Шарлоттенбурге.
18. У М-е Kleist: М-е Thurschmidt. Обедал у короля: подле М-е Truchsess. Брей. Бюст принцессы Александрины. Известие о турках. Дома. Мальтиц. Вечер у Гуфланда: о греках и России.
19. Обедал у Madame Kleist с M-elle Wildermeth и Адольфом. Скучное чтение.
20. Письмо к Батюшкову и Гагенбуху. Обедал у кронпринца: Шинкель, Ансильон, Лианбо, Кнезебек, Шак. Разговор о греках, испанцах и Шато-бриане. После обеда визит к Алопеусу. Вечер у M-elle Wildermeth: Лулу, Адольф. М-е Castillon и ее дочь М-е Laurent. Вильдермет. Пение. Домой в ка¬рете с Лулу и Адольфом.
21. Весь день дома. В театре: «Олимпия»215. Вечер дома. Тюмен.
22. Поутру у М-е Kleist: разговор о в(еликой) кн(ягине); чтение Шато-бриана216; Монтегю. Обед у Алопеуса; птичка. У Гуфланда: рассматриванье картин.
* Введение во храм (фр.).
23. Обедал у M-elle Wildermeth (М-е Kleist, Lulu, Adolf, Вильдермет). В те¬атре в ложе Брюля: "Freischiitz"217. Вечер у М-е Kleist: чтение "Princesse de Cleves"21*.
24. Дома. Читал В. Скотта.
25. Дома.
26. Вечер у М-е Kleist с генералом. M-elle Stegemann: о Тике и Шиллере.
27. Обедал дома. Поутру у Гельвиг, у Клаузевиц. У Гнезенау: Cosmelly.
28. Поутру у M-elle Wildermeth. Обедал дома. Вечер у m-elle Wildermeth.
29. Поутру к М-е Kleist. Там M-elle Wildermeth. Гулял в Thiergarten. Обе¬дал у Алопеуса: Фуль и Тимовский. У короля: Weihnachtsabend*. Стол Луи¬зы: платья; серебряная лохань; перламутровая коробочка; крест из бирю¬зы; ожерелье; альбом. Стол Александрины: бронзовая штучка для вешанья; корзина; кронпринцевы браслеты; платья и картина короля; портфель с ри¬сунком; портрет лошади. Стол короля: transparent; чашки принцессы Виль-гельм; сервиз; вазы кристальные. Стол кронпринца: перламутровая штуч¬ка; стекло Boisseree, бронзовые вещи. Стол Вильгельма: ларчик; рисунки; подсвечники и чашки. Карла: necessaire; тарелка; кристальные вещи. Аль¬брехта: пушки; ружье; Waldteufel**; сани; альбом, ружье; (его книжки). Принцессы Вильгельм: часы, ширмы. Герцога Кумберландского: трубка, та¬бакерка; круглый стол. Ужин.
30. До 7 часов дома клеил. Вечер у Madame Kleist. Полковник Белов. Шак с женою. Клейст с женою. Фельдмаршал Клейст: весельчак добрый. Лулу: о снах; о обществе; о Гедвиг; извинение; о фонаре.
31. Поутру у графа Бранденбурга: о короле; бюст. У М-е Гедвиг: Кнезе-бек с женою; ее рисунки, о Соллиевой галлерее. Обедал дома. После обеда у Гуфланда, у М-е Kleist, у M-elle Wildermeth; M-elles Kleist, Stegemann, M-e Schack, Groben, Wildermeth, Kleist. Лотерея. Разговор с M. Stegemann о Бейроне и пр.
* Сочельник (нем.).
* леший (нем.).
 
1822
 
/ (января н. ст.). Поутру. У М-е Kleist: M-elle Wildermeth; у Брюля; у Гне¬зенау; у М-е Humbolt (М-е Hedemann, Nicolovius, Caroline, Wildermeth). У Снарского. Обедал у Алопеуса: чижик; Rechberg. У Гуфланда: план.
2, среда. Поутру у переплетчика. У М-е Kleist обедал. В Freischiitz: Го¬лицын с женою. У М-е Kleist: Henzi, Lauer, чтение "Chateau de veillees"2.
3, четверг. Поутру. У графини Трухзес: не застал. У Рауха. У Тика. У Шле¬зингера. Домой обедать: Тимовский, Снарский, Фурман. Вечер у М-е Kleist; чтение М-е Genlis.
4, пятница. У M-elle Bischofswerder. Обедал у Клаузевица. В театре: "Schwei-zerfamilie"3. У Брюля.
5, У кронпринца. Гувальд. У М-е Berg. Обедал у кронпринца. Вечер у Гуфланда.
6, Поутру. У графини Трухзес. M-elle Wildermeth. Обедал дома. "Frei¬schiitz". Веселый вечер у М-е Kleist с Тиком и Мольером4.
7, понедельник. У графини Трухзес. У M-elle Bischofswerder. У М-е Kleist. Wildermeth. У М-е Kleist за обедом.
8, вторник. У Шинкеля. У Бранденбурга. У Перпонше. Фогелева кар¬тина. У Гуфланда. Брюль, Спонтини и Корф. Обедал у Алопеуса. Вечер у М-е Kleist: Марвиц, М-е Forster, Turschmidt. М-е Blanc, M-elle Stegemann, Tieck, Rauch, Kleist.
9, середа. Молостов. К кронпринцу. Визиты. Обедал у Брюля. Вечер у кронпринца: Бутман, Ансильон, Раух, Шинкель, граф Штольберг.
10, Поутру визиты: к королю, к Луизе, Александрине, Альбрехту. К гра¬фине Трухзес, к Гребену. Обедал у короля: Витгенштейн, граф Шуленбург. Вечер у М-е Kleist. Генерал Марвиц. Чтение писем Гумбольта5. Книги.
//, пятница. Брюлево несчастие. Визит к Ансильону. M-elle Wildermeth. Домой обедать. Вечер у М-е Kleist: М-е Stegemann, Klemm, Лауер, Тик, M-elle Wildermeth. Спор.
12. Утром с М-е Kleist в панораму. Обедал дома с Молостовым. Вечер у M-elle Wildermeth.
13 (1 января 1822 г. ст. ст.), воскресенье. Поутру у посланника, у обед¬ни, у M-elle Wildermeth. В Потсдам. В театре. Танцовщицы. Ужин. В Vi пер¬вого конец.
Узрев черты сии пленительно-живые, Как можно тайну угадать! Всяк скажет: две сестры прелестно-молодые! Никто не скажет: дочь и мать!1
14(2). На Brauhausberg. В Берлин. Вечер у М-е Клейст. Лауер. Альбом в бархате. Картина Дюрера.
15(3), вторник. У принцессы Луизы. Обедал у Алопеуса. Ввечеру у Ште-геманн: чтение Тасса6 и Мальтиц. Скучный вечер (Клаузевиц, Савиньи, М-е Helvig, Тик, Клейст, M-elle Wildermeth).
16(4), середа. У Гнезенау. У принца Карла. У принцессы Вильгельм. В альбом. У M-elle Wildermeth. У M-me Kleist. Чтение «Амфитриона»7.
17(5), четверг. Утро у М-е Kleist. У графини Трухзес. У M-elle Wildermeth. Обедал дома. У Гуфланда; не застал. Помолвка. У Алопеуса.
18(6), пятница. Поутру у принцессы Вильгельм: je ne suis pas le nceud*. У кронпринца: люблю; принцесса Радзивил. К M-elle Wildermeth. Домой. К М-е Kleist обедать. M-elle Stegemann о путешествии, о характерах. Ужин у кронпринца. Жаркий спор с Ансильоном о греках. Вспыльчивость.
19(7), суббота. У Брюля. У Гуфланда. Помолвка.
20(8), воскресенье. Во дворце с Шинкелем. В Domkirche. Обедал во двор¬це. С Штегеманом. Проходящие. Радзивил. Вечер в театре: "Freischiitz" в ложе у Алопеуса. Потом к принцессе Радзивил: письмо в(еликой) княгини. Гум-больт. Ноаль. М-е Sartoris. Регу.
21(9), понедельник. У М-е Kleist о трех невестах. У M-elle Wildermeth. Обед у Радзивила. Между ним и дочерью. О в(еликой) княгине. Гребен. Гуфланд. М-е Zummt. В театре "Iphigenie en Tauride"*. У М-е Kleist. Wildermeth.
22(10), вторник. К кронпринцу (Roder). К M-elle Wildermeth. К Рауху и Тику. К Гнезенау. К М-е de Berg. К Снарскому. К Гумбольту. К M-elle Wil¬dermeth. Домой. К королю (о панталонах, о Мариенбурге, подарок). Grafin Schulenburg, Haak, Berg, M-elle Kameke, Bock, Viereck. Бояновский, Мальцан, Шильден. Бранденбург с женою. К Алопеусу: М-е Faisan. Письмо к принцес¬се Вильгельм. К М-е Kleist: der Vetter will den Kato nicht spielen**. К герцоги¬не Кумберландской: кронпринц. Кронпринц, принц Вильгельм. К принцессе Радзивилл: рассказы о музыке к «Фаусту»9. Куклы Неаля. Комната малень¬кая внизу: канапе, подле него бюро, столик с альбомами, столик в окне, зер¬кало. Три ступени; зеленые завесы; светло-зеленые стулья; дверь в девичью. Графини Бранденбург.
23(11), среда. У кронпринца. У Гнезенау: Гедвиг. У Рауха и Тика. У Ало¬пеуса: портрет, слезы, Александрина. У Крафта. У графини Бранденбург: белые головы. У принцессы Радзивил: книга. Домой. К М-е Kleist. Лулу спи¬ною; М-е Thurschmidt, M-elle Wildermeth, Hedwig. За столом смех: la sensibilite est gourmandise de Гате***. После обеда Лауер. Домой. Вечер. Кронпринц. Пение. Прощанье.
24(12), четверг. Записка к М-е Kleist и ее ответ. К молебну. Завтрак к Яго-ру. К М-е Kleist: темная горница. Проводы. Vogelsdorf. Muhlberg. Seelow. Kustrin.
* не во мне дело (фр.).
* Двоюродный брат не хочет играть Катона (нем.).
* Чувствительность есть чревоугодие души (фр.).
25(13), пятница. Balz. Ночевал в Lansberg. Первый снег, начинается бой¬кая дорога.
26(14), суббота. Friedeberg. Woldenberg. Hochzeit. Schleppe.
27(15), воскресенье. Ruschendorf. Deutsch-Krone (нет фортепиано; анек¬дот о государе). Freudenfier. Jastrow. Красавица Роза. Peterswalde: ночевал.
28(16), понедельник. Schlochau. Konitz. Tuchel. Junkerdorf, Osche (беда с коляскою). Plochozin. К утру в Neuenburg (оттепель).
29(17), вторник. Весь день в Нейенбурге за починкою коляски. Оттепель. Здесь кончится бойкая дорога.
30(18). Мариенвердер (потеря сундука). Biesenburg. Preussische Mark. Reichenbach. Preussische Holland. Ночевал; дымный камин.
31(19). Мильгаузен. Толстый почтмейстер и две дочери. Браунберг. Гоп-пенбрух. Бранденбург; на станции чай; ужасные рожи. Кенигсберг: толстая гадкая девка.
/ февраля н. ст. (20 января ст. ст.), пятница. Мерзкая погода. Весь день в Кенигсберге. Жид. Ввечеру в театре: "Die Gastrollen"10 — глупейшая из фарс. Глупые картины. Мелодрама: "Der Milller und seine Gesellen"11. Один порядоч¬ный актер. Театр: странная архитектура. Эстрада; ложи крестом, два зер¬кала и часы прозрачные.
2, суббота. Штранд. Ночевал в Ниддене. Горница с сараем.
3, воскресенье. Штранд. Весь день на берегу. Фельдъегерь Яцинский. Прикоснулся бы12.
4, понедельник. Переезд через штранд. В Адлере. В Мемеле. Встреча с Fabre в Полангене. Жид и немец. Размен денег. Ввечеру в Rutzau. Плут инвалид.
5, Обер Бартау: рассказы почтмейстерской жены о Перовском. Тидон-нен. Дроген. Шрунден. Здесь спал.
6, среда. Фрауендорф. Бекгоф. Доблен. Митава. От Митавы до Риги. Солдат.
7, четверг. Рига. У Кубе. У Петерсена. Доктор. Обед у Кубе. Две жизни. К Петерсену спать. Вечер в театре. Очень порядочно: Intermezzo. В муссу13: Зонтаг, Гиль, Фелкерзам, Тидебель, Вагшлагер.
8 и 9, пятница и суббота. Дорога из Риги в Дерпт. 10—15. В Дерпте.
16 (4), суббота. Выехал из Дерпта.
17 (5), воскресенье. Дорога.
18 (6), понедельник. Приезд. У великой княгини. У императрицы. Дома Тургенев, Блудов.
19 (7), вторник. У императрицы. У Карамзина. У Козлова.
21 (9), четверг. Визиты. В театре во дворце: Une journee. Versailles. Le tailleur de S. S. Tableaux14.
22 (10), пятница. У в(еликой) к(нягини). Визиты с Блудовым. Обедал у Блудова. Северин. У Карамзина15, у Кривцова.
16(28) декабря. Мой милый друг1. Провидение сохранило Россию. Мож¬но сказать, что Оно видимо хранит и начинающееся царствование. Какой день был для нас 14-го числа. В этот день всё было на краю погибели: мину¬та, и всё бы разрушилось. Но по воле Промысла этот день был днем очи¬щения, а не разрушения2; днем ужаса, но в то же время и днем великого наставления для будущего. Сначала просто опишу происшествие, как его был свидетелем (всех подробностей еще не знаю), потом сообщу тебе и те мысли, которые оно произвело во мне. Начну с того, что предшествовало. Ты теперь знаешь об отречении в(еликого) к(нязя) Константина Павлови¬ча, знаешь, почему нынешний Император отказывался от вступления на престол и велел присягнуть Константину. Случай единственный в нашей истории: борьба двух братьев не за трон, а о пожертвовании чести и дол¬гу троном! Междуусобие без кровопролития за добродетель. Вот что мы видели. С 27 числа ноября, в которое мы узнали о потере Александра, по 13 число декабря, в которое узнали о вступлении на престол Императора нынешнего, мы все имели Императора, и трон России не был пуст. Но Пе¬тербург был в нерешимости. Ждали приезда Константина Павловича; он не являлся. Слухи об его отречении бродили по городу; всякий думал по-своему; одни утверждали, что он примет престол (и это была большая часть); другие, зная характер его, были уверены, что он поддержит свое отрече¬ние — не изменит слову. Но это казалось невероятным: трон был ему от¬дан; ему стоило только на него взойти, и он бы начал свое царствование беспрекословно. Но он, узнав в Варшаве 25 числа о смерти Императора, уже 26 числа написал два письма (к Императрице М(арии) Ф(едоровне) и к ны¬нешнему Императору), в которых решительно подтвердил свое отречение. Но ему уже присягнули. Правда, новый Император мог бы тотчас обнаро¬довать письма его; но он действовал не для вида, а точно от чистоты серд¬ца: он хотел дождаться, какое влияние произведет на душу его брата при¬сяга, принесенная ему всею Россиею. Эта присяга ничего не поколебала; К(онстантин) П(авлович) подтвердил свое отречение. Но сам затем не явился, и это единственное пятно на его прекрасном поступке; но и здесь оправ¬дывается он необходимостию его присутствия в Польше, где по сию пору не произнесено еще никакой присяги, где царствует одна только тень Алек¬сандра. Последнее письмо Константина Павловича пришло в Петербург 11 числа, и 13-го решились приступить к окончательному действию. Меж¬ду тем, как не благодарить Провидение за то, что Оно выбрало именно эту, а не другую минуту (ни прежде, ни позже) для такого важного события (так я думаю по моим замечаниям, ибо не знаю верно обстоятельств). Государь получил сведение о существовании заговора и имел в руках бумаги, в кото¬рых были означены все тайные его участники. Государь был предупрежден. Но он не хотел ни к чему приступить; он не хотел начать своего царствова¬ния актом строгости, который от всех, коим были бы неизвестны обстоя¬тельства, признан бы был актом самовластия, и мы бы увидели в том, что спасало Россию, одно только действие деспотизма. 13-го числа, в б часов после обеда, собрался Совет. Собрание продолжалось уже до полночи, а еще не приступали ни к какому делу, ибо ждали прибытия Михаила Павлови¬ча (он был послан в Варшаву). Но он и к 12 часам не возвратился. Тогда Император решил открыть Совет без него. В Совете прочитали манифест о восшествии на престол Николая I и все приложенные к нему акты. В этот вечер был на внутреннем конногвардейском карауле офицер к(нязь) Одо¬евский. Он сменился на другой день в 10 часов, и первым его делом было, после смены своей, броситься (если не ошибаюсь) в Московский полк и рас¬пустить слух между солдатами, что во дворце заговор, что хотят свергнуть императора Константина, что Великий Князь Михаил Павлович арестован и что надобно стать за Императора законного. Между тем, повещено было собраться всем во дворец к 2 часам для молебна, а до того времени долж¬ны были обнародовать манифест и всю гвардию привести к присяге. Тут, думаю, были некоторые беспорядки: не все умели объяснить происшествие солдату, не все взяли на себя труд объяснить его; словом, минута оказалась самою благоприятною для людей злонамеренных; они же имели время к ней приготовиться и могли бы воспользоваться ею страшным образом для России; но Провидение было со стороны нашего отечества и трона. — Те¬перь опишу только то, чему я был свидетелем. В 10 часов утра я приехал во дворец. Видел новую Императрицу и Императора. Присягнул во двор¬цовой церкви. Начали все съезжаться; все были спокойны: уже большая часть гвардии присягнула. Уже приближалось время выхода Император¬ской фамилии: было почти час. Вдруг мне сказывают: Император вышел из дворца, стоит посреди народа, говорит с народом, ему кричат: ура! Это меня порадовало. Встречаю в зале Булгакова3, который только что приехал, сказываю ему о слышанном; он мне не отвечает ни слова. К нам подходит Оленин4; слышу, что он шепчет Булгакову: Худо!.. Что худо?.. Солдаты не хотят присягать! Тут Булгаков сказывает мне о том же, что он сам видел: толпа солдат на Исакиевской площади, и все кричат: ура, Константин! и около них бездна народа. Они прислонились спиною к Сенату, выстроились, зарядили ружья и решительно отреклись от присяги. В их толпе офицеры в разных мундирах и множество людей вооруженных во фраках... Вообра¬зи беспокойство! Быть во дворце и не иметь возможности выйти — я был в мундире и в башмаках — и ждать развязки! — Тут начали приходить со всех сторон разные слухи: «Часть Московского полка взбунтовалась в ка¬зармах; они отняли знамя; Фридрихе, начальник полка, ранен, Фридрихе убит...5 Шеншин тяжко ранен... Милорадович убит... Император повел сам батальон гвардии (Преобр(аженской)). Послали за другими полками. Послали за артиллериею. Бунтовщики отстреливаются. Их окружают. Их щадят; хо¬тят склонить убеждением. Народ волнуется; часть народа на стороне бунтов¬щиков». Вот что со всех сторон шептали, не имея ни об чем верных извес¬тий. Между тем уже третий час. Начинает темнеть, и ничто еще не сделано. Артиллерия привезена; но зарядных ящиков еще нет; они все в арсенале. Ка¬ково ожидание! Вдруг сказывают мне шепотом: Полка начинают колебаться. Лейб-гренадерский полк перешел. Морской экипаж присоединяется к бунтовщикам. И это была правда. О, это была самая решительная и страшная минута этого рокового дня. Что если бы прошло еще полчаса? Ночь бы наступила, и го¬род остался бы жертвою 3 ООО вооруженных солдат, из которых половина была пьяные. — В эту минуту я с ужасом подумал, что судьба России на во¬лоске, что ее существование может через минуту зависеть от толпы бешеных солдат и черни, предводимых несколькими безумцами. Какое чувство и какое положение! Вдруг видим, идет во всём облачении митрополит: его позвали увещевать бунтовщиков. Страшная тишина царствовала в залах дворца, на¬полненных людьми, которых праздничный наряд еще увеличивал ужасное. Я бродил из залы в залу, слушал вести и ни одной не верил. Иду в горницу графини Ливен, из окон которой видна была густая, черная толпа народу, которая казалась подвижною тучею в темноте начинающейся ночи. Вдруг над нею несколько молний, одна за другою. Начали стрелять пушки. Мы угада¬ли это по блеску. Шесть или восемь раз сверкнула молния; выстрелов было не слышно; и всё опять потемнело. Что случилось? Чего ждать? Возвраща¬юсь в залу общего собрания... Вижу волнение. Наконец, пришло известие. Пушечные картечи всё решили! С нескольких выстрелов бунтовщики раз¬бежались, и кавалерия их преследует... Скоро мы услышали на дворцовом дворе: ура Там стоял колонною саперный лейб-батальон. Государь возвра¬тился, прошел по рядам полка, и его приняли с восхищением... Он прошел по маленькой лестнице к Императрице... Через несколько минут слышим снова: ура Государь опять вышел к полку и представил солдатам своего сына. Всё решилось к спасению России.
Теперь вот по порядку обстоятельства дела. Когда надобно было при¬водить к присяге Московский полк, две роты его, которые подожжены были особенно двумя офицерами того полку, Бестужевым6 и князем Щепиным-Ростовским, подняли оружие. Щепин-Р(остовский) своею рукою разрубил голову Фридрихсу и генералу Шеншину7; они отняли знамя и пошли, со¬провождаемые народом, на Исакиевскую площадь. Остальные шесть рот остались в казармах со всеми офицерами и присягнули. Бунтовщики при¬мкнули тылом к Сенату и стояли неподвижно, окружив всю площадь цепью. Вокруг них толпился народ. Всех ближних к ним они затаскивали в свою толпу и принуждали кричать вместе с ними: «ура! Константин!» Этою тол¬пою командовали особенно: к(нязь) Оболенский, адъютант Бистрома, и Яку¬бович, известный храбрец Кавказа. В ней очутились и другие офицеры: три брата Бестужевы, полярный и два морских; Одуевский конногвардейский и еще поэт Рылеев; оба Кюхельбекеры, морской и другой, сумасшедший, наш
17 Зак 263
241
знакомец8, и еще один Грабэ-Горский9, который уселся перед двумя стола¬ми, накладенными множеством пистолетов, хладнокровно их заряжал и раздавал окружающим. В толпе же народа было множество переодетых солдат и офицеров, которые волновали ее и возбуждали к бунту. — Про¬тив толпы стоял Император на маленький выстрел ружейный; около него были адъютанты, все пешие (ибо лошадей негде было взять и некогда ис¬кать), и еще несколько генералов. Конная гвардия стояла справа к Исаки-евскому мосту, Измайловский полк примкнул наконец к конногвардейскому манежу; но пушек еще не было. Первою жертвою этого дня был Милора-дович10: он выехал вперед, хотел говорить с бунтовщиками; остановился против них на пистолетный выстрел, ... и ему не дали сказать слова! Не¬сколько выстрелов раздалось, и он полетел с лошади, пробитый насквозь пистолетною пулею. Его тотчас отнесли в конногвардейские казармы. Ка¬кое страшное начало! Но оно не произвело того действия, которое могло бы произвести над полками. Народ остался в нерешимом спокойствии: бун¬товали только те, которые находились подле главных бунтовщиков. Вдруг является к Государю Якубович11 и вот что говорит: «Государь, я был увле¬чен несчастною минутою. Теперь узнаю свой долг и пришел сам покорить¬ся Вам...» Государь его выслушал. «Если так, сказал он, то возвратись же к бунтовщикам и убеди их своим примером. Ты отвечаешь за это голо¬вою». — «Честь мне дороже головы, которой я никогда не щадил», — отве¬чал злодей, пошел к оставленному им фронту и скоро возвратился с извес¬тием, что не имел успеха. Государь хотел послать его в другой раз. «Я пойду, Государь, — отвечал он, — но не возвращусь: я буду убит наверное». И он остался. Какое было его намерение? Выждать, что будет, и в минуту успеха решительного застрелить или зарезать Императора, сохранив собственную безопасность. Около сумерек увидели бегущий от Дворцовой площади мимо народа и Государя лейб-гренадерский полк. Государь хотел его остановить; но один офицер, мальчишка Панов, выбежал вперед и закричал: «За мною! Ура Константин!», и полк побежал в сторону бунтовщиков, с двумя только офицерами (кроме Панова) Сутгофом и Шторхом, сыном нашего12; все про¬чие остались. За час прежде этого прибежал к бунтовщикам морской эки-паж. Вот была самая страшная минута дня; но в эту же минуту подоспели и зарядные ящики. Пушки зарядили, выдвинули; но прежде послали митро¬полита13. Его не послушали. Тут Государь, истощив средства кротости, дал повеление стрелять. Сперва выстрелили холостым зарядом, чтоб разогнать народ; потом картечью. С первых двух выстрелов произошло в толпе вол¬нение; но они еще отвечали ружейными выстрелами. Еще два пушечных удара, и толпа пошатнулась и расстроилась. Одни — морской экипаж — пошли вправо на Семеновский полк; но он выждал их и, только что они наступили, сделал движение, раздвинулся, в интервал грянули по ним пуш¬ки, и они ударились бежать по Крюковскому каналу; другие побежали по Галерной; следом за ними вдоль по улице сделано несколько выстрелов, и это совершило всё. Они рассыпались; конница поскакала за бегущими.
Галерную с набережной и с канала окружили. Часть ударилась через мост и через лед на Васильевский остров. Щепин-Ростовский тут же был схва¬чен. Тогда Государь возвратился, и нас обрадовало известие об окончании ужасного дела, которого конец мог бы быть гибельным для России.
Через час после возвращения Императора был выход: вся фамилия Им¬ператорская, кроме Государыни Марии Федоровны, пошла в церковь. Про¬пели только: Тебе Бога хвалим! Император и Императрица молились на ко¬ленях, подле них стоял их сын. Вообрази чувство, с каким можно было слушать эту хвалебную песнь! Но она была не за одно новое царствование, но вместе с тем и за спасение России. Заговор точно существовал; волне¬ние не было внезапным действием беспорядка минутного. Имена заговор¬щиков были известны не только новому, но и прежнему Императору, и убийцы сами все вместе и в одну минуту явились перед отечеством. Всех главных действователей в ту же ночь схватили. Какая сволочь! Чего хоте¬ла эта шайка разбойников? Вот имена этого сброда. Главные и умнейшие Якубович и Оболенский; всё прочее мелкая дрянь: Бестужевы 4, Одуевский, Панов, два Кюхельбекера, Граве, Глебов, Горский, Рылеев, Корнилович, Сомов, Булатов и прочие. — Милорадович умер в ту же ночь. Можно ска¬зать, что Провидение захотело покрыть последние годы его жизни крова¬вым саваном чести. Он в решительную минуту и в последние часы жизни показался тем же человеком, которого некогда видели перед войском: храб¬рым и благородным. Государь по возвращении своем во дворец написал к нему трогательное письмо, в котором между прочим находится следу-ющее: «Если бы я послушался сердца, то был бы уже при тебе; но долг меня удерживает. Нынешний день для меня тягостен; но этот же день доказал мне, что я имел в тебе друга и верных детей в Русском народе, за которого обещаюсь не жалеть своей жизни». Это точные слова письма. На словах же Государь приказал сказать умирающему: «Мне жаль того, что случилось». — А мне не жаль отвечал он. Этот ответ в его слоге, но как он трогателен! Он положил письмо на сердце и с ним умер. Я вчера приходил к его телу и с бла-годарностию поцеловал мертвую руку. Бесчисленная толпа теснилась око¬ло дома. Всю эту ночь полки стояли на биваках перед дворцом; заряжен¬ные пушки нацелены были вдоль улиц. И в эту же ночь все заговорщики схвачены. Но подумай, кто еще взят? Трубецкой. Он незадолго перед этим приехал из Киева с женой. Во время дела он нигде не являлся; но план заговора и конституции, писанный его рукою, находится в руках Императо¬ра. Сначала он от всего отрекся; но когда Император показал ему бумагу, то он упал на колени, не имея возможности ни отвечать, ни защищаться. По сию пору не найден только один Кюхельбекер14, и, признаться, это не¬сколько меня беспокоит. Он неопасен, как действователь открытый: он и смешон, и глуп; но он бешен — это род Занда!15 Он способен в своем фана¬тизме отважиться на что-нибудь отчаянное, чтобы прибресть какую-нибудь известность. Это зверь, для которого надобна клетка. Можно сказать, что вся эта сволочь составлена из подлецов малодушных. Они только имели дух
17*
43
возбудить кровопролитие; но ни один из них не ранен, ни один не предпо¬чел смерть ужасу быть схваченным и приведенным на суд с завязанными на спину руками. Презренные злодеи, которые хотели с такою безумною сви-репостию зарезать Россию. О, этот день был днем явного Промысла! — Сле¬дующий день был прекрасным днем нового царствования. 15-го поутру Го¬сударь явился перед собранными полками гвардии. Его приняли с громким ура; он ходил по рядам пеших полков и говорил с солдатами. Потом сел на лошадь и поскакал к коннице. Везде громкое, продолженное ура Заблужден-ные бунтовщики, возвратившиеся к своему месту, все прощены; морскому экипажу возвращено его знамя, перед которым он и присягнул. Это и мило¬стиво, и справедливо. От солдата было всё скрыто: он был верен своей пер¬вой присяге и не хотел произносить новой, против которой его возбудили. Эта невольная измена была некоторым образом доказательством верности. Изменники, или лучше сказать разбойники-возмутители, были одни офице¬ры, которые имели свой план, не хотели ни Константина, ни Николая, а про¬сто пролития крови и убийства, которого цели понять невозможно. Тут вид¬но удивительно-бесцельное зверство. И какой дух низкий, разбойничий! Какими бандитами они действовали! Даже не видно и фанатизма, а просто зверская жажда крови, безо всякой, даже химерической цели. Осмотрев пол¬ки и распустив их, Государь пошел в Совет. Через несколько после того вре-мени я встретился с к(нязем) Александром) Н(иколаевичем) Голицыным, и он описал мне сцену величественную. Государь говорил просто, сильно и решительно; с величайшею ясностию описал всё происшествие, изобразил, как он об нем думает и какие меры приняты для безопасности государства. "II avait Peloquence cTun souverain"*, говорит к(нязь) Голицын. Одним словом, во все эти решительные минуты он явился таким, каков он быть должен: спо¬койным, хладнокровным и неустрашимым. Он представился нам совсем дру-гим человеком; он покрылся честию в минуту, почти безнадежную для Рос¬сии. — Теперь надобно тебе сказать слово и о молодой Императрице. Она не обманула моего ожидания. Я восемь лет знаю ее и видел ее младенчески-счастливою в спокойной домашней жизни. Я говорил себе: она рождена для частного счастия. Это величайшая похвала, какую только можно сказать о ду¬ше человеческой: счастие в моем смысле есть высокая чувствительность, вера и твердый ум посреди обстоятельств благоприятных. Но я же всегда думал: она прелестна в счастии; но минута, в которую душа ее покажется во всей своей красоте, будет минута испытания. Эта минута наступила. Карамзин был вместе с Царскою фамилией во всё время волнения. "Quant a votre jeune Imperatrice— сказал он мне ввечеру того же дня — maintenant je la connais. C'est une femme admirable"**. Это его слова16. Во всё время — вообрази положение, муж под пулями, дело идет о троне и жизни — она была
* Он говорил так красноречиво, как подобает Государю (фр.). ** Что касается вашей молодой Императрицы, (...) то теперь я ее знаю. Это женщина, заслуживающая восхищения (фр.).
удивительно спокойна, тиха и величественна, как вера в Бога. Но в ту ми¬нуту, в которую послышался первый выстрел, она упала на колени и под¬няла руки к небу с выражением молитвы и покорности, и тогда только по¬лились слезы. Какая незабвенная минута для Карамзина, который это видел, и как бы я дорого дал, чтобы быть ее свидетелем. В тот же день ввечеру я был у нее. Она сидела перед столом в своем кабинете; на столе две дочери; старшая играла; сын подле нее, и она уже была просто матерью, которая как будто искала утешения в том, что ее все дети были сохранены и с нею. Следы беспокойства душевного тихо изображались на лице; но она была та же, какую я видел во дни спокойные; та же, какую видели на корабле во время бури. Как при ней не иметь твердости и чистоты душевной?.. Что же сказать в заключение обо всём этом ужасном происшествии? То же, что го¬ворит историк, описывая века ужасов, произведшие последствия благотвор¬ные. Хорошо, что они были. Настоящее благое есть плод их. Но мы прожили вековой день. Ввечеру его, когда уже миновался этот ужас, я думал, как бедственно окровавлен этот торжественный день, какое будущее представ¬ляется для России, какая первая минута для нового Императора, какое вос¬поминание для него на целую жизнь, под каким мрачным покровом для него Россия, какая недоверчивость должна вселиться в его сердце! Всё было кончено, но утешение не входило в душу. Но на другой день совсем иная мысль. Зачинщики мятежа взяты. День был кровавый; но то, что произве-ло его, не принадлежит новому царствованию, а должно быть отнесено к ста¬рому. Государь отстоял свой трон; в минуту решительную увидели, что он имеет и ум, и твердость, и неустрашимость. Отечество вдруг познакомилось с ним, и надежда на него родилась посреди опасности, устраненной его ду¬хом. Такое начало обещает много. Теперь он может утвердиться в любви народной. На него полагаются, его уважают. Он может твердою рукою схватиться за то сокровище, которое Промысл открыл ему в минуту роко¬вую; он может им завладеть на всю жизнь, на утверждение трона, для бла¬га России. Будем надеяться лучшего. Прости. Писать более некогда, хотя бы и много, много еще сказать желалось. — Тело покойного Императора еще в Таганроге. Здоровье императрицы Елисаветы, сверх всякого ожида¬ния, поправляется.
 
1826
 
т
Май
9. Отдал государю письмо о Карамзине1.
10 мая. Прощанье с императором, императрицею и великим князем. Поутру у Карамзина. Вечер дома с Тургеневым, Блудовым.
//. Поутру у Карамзина. Реман. В пять часов на пароход. До парохода провожал Тургенев. Со мною в Кронштат Перовский, Кавелин, Шемьот. Ночевал у Тимирязева.
12, среда. В 11 часов сел на корабль. Во весь день продолжалась тихая, ясная погода. Мы сделали до вечера не более 15 верст и только успели по¬равняться с Толбухиным маяком. Удивительной вид на Ораниенбаум. Сколь¬ко перемен с тех пор, как я в нем был в последний раз. Прекрасный петер¬гофский праздник2; Александр в полном цвете жизни; Елизавета; Карамзин здоровый, веселый. Теперь два во гробе. Карамзин едва ли воскреснет. Я на море. Погода ясная. Но не предвещает ли это бури?
13, четверг. Прекрасный день, прекрасный вечер — но ветер не попут¬ный. Надобно было лавировать. К вечеру прошли только за остров Сиксар. Ночью сделалось немного лучше.
14, пятница. Весь день ветер был противный или западный; мы к вече¬ру прошли до Гогланда.
15, суббота. Ветер в ночь переменился и начал дуть с севера; если бы он был посильнее, то был бы самый лучший попутный. Прекрасное захож¬дение солнца, особливо продолжительное действие света после захождения. Полоса света яркая на небе, и над нею темные облака. Море, волнующееся с удивительною легкостию; и синева, и свет вместе смешаны, но на западе отделены клочками, кроме яркой полосы на самом горизонте. Свежесть и влага ветра. Запах. Утки, пролетающие с криком полосою. Крик рыболо¬вов. Неподвижность корабля. След.
16, воскресенье. Ветер N. N. О.3, попутный, но слабый. Мы шли, однако, по 5 английских миль в час. К вечеру были уже против Даго. К ночи ветер усилился.
17, понедельник. Ветер попутный, но не сильный. Около 8-ми вечера мы будем на половине дороги.
18, вторник. Довольно сильный ветер. Мы в виду Готланда. Около ве¬чера лавировали, ибо ветер переменился.
19, среда. Ночью продолжался сильный ветер, и мы сделали довольно дороги; но днем переменился, утих, и к вечеру было только одно колыха¬ние корабля, весьма неприятное. Мы лавировали около Оланда. Ночью в два часа опять поднялся ветер довольно сильный и попутный.
20, четверг. Весь день ветер довольно переменчивый и слабый. К ночи доехали до Борнгольма, около которого надобно было лавировать.
21, пятница. Весь день был попутный ветер, не очень сильный; к вече¬ру утих; около вечера, когда мы вошли в Зунд, совсем сделалась тишина. Против Копенгагена сделался сильный ветер, с коим проехали опасный фарватер. К счастью, было довольно светло, чтобы различать вехи.
22, суббота. Эльзинер — Копенгаген. Вид на Эльзинер с моря. Замок Кроненбург. Визит к Габбе. Прогулка в замок. Усталость. Переезд из Эль-зинера в Копенгаген. Прекрасная, веселая сторона, богатое растение. Ве¬селые деревья. Замок и парк кронпринца. Буковая прекрасная роща. Ма¬ленькие озера, торф. Предместия Копенгагена, окруженные прелестными аллеями. Деревья на улицах. Смешные солдаты. Книрш и Трикт. Hotel d'Angleterre.
23, воскресенье. Копенгаген. Поутру к графу Санти. Прогулка в гавань и около города. В Lesestube*. Негри. Граф Санти. Table d'hote. Подле меня за столом какой-то француз, живущий в Киле. После обеда визит русского псаломщика и русского священника Степана Карповича Сабинина4. Умный человек. Его рассказы о скандалезной хронике двора. История королевы5, матери нынешнего короля6. Развод нынешнего кронпринца7. Любовные похождения нынешнего короля. Слухи о королевском сыне, будто украден¬ном из колыбели. Прогулка с священником в Розенборг, где всякой год в 1-е воскресенье после 1-го марта король бывает окруженный всем двором и решает какое-нибудь важное судное дело. Королевской сад. Вал. Дом здешней Дюбарри8.
24, понедельник. Утро дома. Молодой Виолье. Обед у Санти: очень при¬ятный. М-е Viollier. Вечер дома.
25, вторник. Поутру на пристань. Отъезд кронпринца. Он и его жена. М-е Below. Шуленбург. Усталость. Весь день дома. Обед за table d'hote, Подле Негри. После обеда у меня Виолье и священник. Прогулка мимо театра (дрянное, маленькое здание), адмиралтейства, биржи (старинное здание), возобновляемого дворца (весьма мелкая Архитектура) на вал: прекрасные деревья. Весь город окружен валом; в него ведут четверо ворот; предмес¬тья — домы, построенные в саду.
26, Выставка: две прекрасные картины профессора [прбл.] для нового дворца. Гипсы Торвальдсена: Амур и Психея; Меркурий, готовящийся умертвить Аргуса; Ганимед; Геба; Торжествующий амур. Отдыхающий пастух; Амур, играющий на лире; Венера с яблоком. Персей Кановы. Ба¬рельеф Торвальдсена: Анакреон и Амур. Большая картина профессора Лунда. Утверждение христианства в Дании. Поездка с Виолье в универ¬ситетскую библиотеку: северные древности — брони, копья, топоры, утва¬ри священные и домашние; несколько алтарей; сосуды гробовые, глиня¬ные и металлические, уборы, старинные ткани; рунические календари и
* Читальная комната, читальня (нем.).
писания. Манускрипт Эдды; лексикон персидский и арабский. Здешнее кладбище прекрасный хорошо убранный сад. Обед у графа Санти с Шле-гелем, профессором прав. Ввечеру у нашего священника.
27, четверг. Поутру у М-е Viollier, у графа Санти. Обед за table d'hote. Чай у Книрша. Винтер. Укладка.
28, пятница. В 9 часов на пароход. Графиня Шиммельман. Слепой датча¬нин с Фаре. Липгарт. Паулуччи. Соловей, трубач и песельник. Пастор с сыном.
29, суббота. Около десяти часов в Любек. Прекрасное путешествие по Траве. Старинный город. Marienskirche; часы с курфирстами. Овербекова картина. Визит к Кутузовой. Отъезд в Гамбург. Ночь в худом трактире в грозу. Ужаснейшая дорога по песку и камням.
30, воскресенье. Вандсбек. Клаудиусов дом. Его жена и дочь. [Далее в днев¬нике нарисован план Клаудиусова дома и помещены следующие объяснения к плану:
1. Кресла, на коих сидел и писал поэт: окна в сад; аллея из лип. Постель.
2. Над канапе семейственные портреты. Над столиком портреты: двух Штоль-бергов, Фомы Кемпийского, Фенелона, силуэт Голицыной]. Приезд в Гамбург. Трактир St. Petersburg на берегу Альстер. Гульбище перед домом с аллеею. Бани на Альстере. В театре: "Macbeth", перевод Шиллера. М-е Miedke — lady Macbeth, Gastrolle. Macbeth — Lenz. Banquo — Шефер, Macduff — Шварц. Глу¬пые сцены всем и еще глупейшая для них музыка. I убийца — Гольман. Дун¬кан — Шмитт. Доктор — Гертиг. Шекспировы и большая часть немецких трагедий не для представления. Нет общего эффекта, кроме некоторых Шиллеровых, особенно Валленштейна. Выходишь без главного— чувства. Madame Miedke в сцене лунатизма была прекрасна: и ужас, и трогательное. Ленц много кричал, но он имеет чувство и вообще играет с благородством. Здешние актеры имеют ensemble. После театра прогулка по аллее. Живость и прекрасное освещение.
31, понедельник. Гамбург. Весь день просидел дома, после ванны, весь¬ма не прекрасной. Гроза. Худой праздник. Прекрасный вид из моих окон на Jungfernstieg и на Альстер.
(Июнь)
1 июня, Гамбург, вторник. Поутру у русского министра9. Осматривал ко¬ляску: у Лазаруса, у Офруа. Лобанов. Кронпринц Датский в театре. Уланы и гренадеры гамбургские.
2 (14) июня, среда. Гамбург. Поутру с Бахарахом к каретнику. Поездка к Chapeaurouge. На биржу. Borsehalle прекрасное заведение для купечества. Обед у Штруве. Французский министр. Поездка в Альтону: городские клад¬бища, особенное для каждой церкви. Ботанический сад. Клопштоков гроб, его сына и двух его жен под прекрасною липою. Вид с бастиона на приста¬ни альтонскую и гамбургскую. Кларины страданья10.
3 (15), четверг. Переезд из Гамбурга в Гарбург. Слепой датчанин. Агент Гирш. Кренделя гарбургские. Переезд из Гарбурга в Делле.
Гарбург. Велле 4. Солтоу 4. Берген. Целле. Шильдершлаг. Ганновер.
4(16), пятница. Шильдершлаг. Ганновер (мерзкий вонючий трактир). Mudenburg, Бригген. Весь день то сильный дождь, то ясно.
5(17), суббота. Аммазен. Эйнбек. Нордгейм. Геттинген. Холодный яс¬ный день. Вид на Гарц. Особенно прекрасный вид около Нордгейма. Ве¬селые окрестности. Геттинген. Город некрасивый. Обозрение библиоте¬ки и музеума.
6(18), Геттинген. (Воскресенье.) Визит к Гимли. Отъезд в третьем часу. Прекрасные виды по дороге. Особенно прелестные окрестности Миндена и от Миндена вся дорога до Касселя. Долина с ручьем. Высокие горы, под¬нимающиеся от Миндена и спускающиеся к Касселю. Станции: Дрансфельд, Минден, Кассель.
7(19), понедельник. Кассель. Вид перед дворцом. Ссора с часовым. Lowen-burg: комнаты курфюрста. Обои. Постель. Ritter. Rustkammer Rustung. Capelle: гробы, стекла. Геркулес. Каскады, органы, фонтан. Каскад в лесу. Чертов мост. Aque. Фонтан в 190 футов. Schonfeld. Герцогиня. Курпринц и [1 нрзб.] любовь. Auengarten. Friedrichsplatz11 с монументом и гауптвахтою. Wilhelmplatz.
8(20). Диссен. Ваберн. Керстенгаузен. Есберг. Гальсдорф. Шенштат. Марбург: живописный город с замком на горе. Теснота улиц. Аллея липо¬вая до почты.
9(21), среда. Марбург. Белленгаузен. Гиссен (обед). Вецлар (Вертер)12, ярмарка. Замок Браунфельс. Вейлбург (высокий замок; мост; станция на берегу; чай). Лимбург.
10(22), четверг. Лимбург. Монтабор. Эмс. Комната в Steiner Haus до 11 июля.
11(23), пятница. Карамзин13.
12(24), суббота. Накануне отъезд Клары. Кронпринц. К(нягиня) Ме¬щерская. Докторов. После обеда у Стурдзы. Штейн14 с дочерью. Прогул¬ка. 1-я ванна.
13(25), воскресенье. Посетители из Кобленца. Визиты к Тюмплингу, к гр(афине) Реед (г. Клаузевиц), к гр(афине) Эглофштейн15.
14(26), понедельник. У меня Симборский, Эделинк, Стурдза. Я к гра¬фине) Эглофштейн (ее мать). К Стурдзе. Разговор о жизни после смерти16.
17(29), четверг. Поездка на осле вдоль берега Ланы. Принц Шаумб(ург)-Липпе.
18(30), пятница. Поездка на осле к Mooshutte.
19 (1 июля). Весь день дома. Утром жар. Разговор с Стурдзою о воспи¬тании17. Княгиня Голицына18. Графиня Бернсдорф.
21 июня (3 июля), понедельник. Прогулка по берегу Ланы.
22 июня (4 июля), вторник. Полдник у пр(инца) Липпе. Приезд Куту¬зовой. Вечер у гр. Эглофштейн.
23 (5 июля), среда. Обед у кн(ягини) Голицыной. Пение. Поутру у Куту¬зовых. Приезд гр(афа) Каподистрии19.
16 Зак. 263
249
24(6), четверг. Вечер у гр(афини) Перпонше. Вольф20. Сцена из Ифиге-нии, Tauscher, Der standhafte Prinz, Hebel. 25(7), пятница. Обед русских.
26(8), суббота. Поездка в Нассау с Каподистрия, Эделингом и Стурдзою.
27(9), воскресенье. Рейтерн21. Прогулка с Каподистрия.
28(10), понедельник. Дождь.
29(11), вторник. Разговор с Каподистрия.
1(13) июля, четверг. Прогулка с Кутузовыми на ослах. Обед у Стурдзы.
2(14), пятница. Разговор с Каподистрия. Обед у Кутузовой. Вечер дома. Возвращение Клары.
3(15), суббота. Толстой. Обед у Бетмана. Graham. У Каподистрия. Hulda. Смешной разговор с Голицыною.
6(13), вторник. Принцесса Вильгельм22.
7(19), среда. Чтение письма Стурдзе.
8(20), четверг. Чтение отчета23. Штейн. Поутру у Бетмана.
9(21), пятница. Отъезд Клары. Чай у кронпринцессы.
10(22), суббота. Души. Обед у Стурдзы. Смарагда. У Штейна.
14(26), середа. У кронпринца. У М-е Perponcher. Наводнение24. У Капо¬дистрия. Отъезд Каподистрия.
15(27), четверг. Переход в Badehaus. У кронпринца. Разговор с Редером.
18(30), воскресенье. Обед у Штейна. С гр. Бернсторф. Марианна. Клау¬зевиц. Поездка в Арнштейн. Букет.
19(31), понедельник. Обед с Дилем. План Кутузовых. У M-elle Stolterfot. Вечер у кн(ягини) Голицыной. Приезд вел(икой) княгини25.
20 (1 августа), вторник. У Фитцума. Письмо от Каподистрии. После обе¬да у вел(икой) княгини.
21(2), среда. Обед у Кутузовых. У великой княгини. У Штейна. У кн(я-гини) Голицыной. Приезд Ансильона.
22(3), четверг. Въезд государя в Москву. Обед с пр(инцем). Тост у ве-л(икой) княгини. М-е Maselet. Отъезд Кутузовых.
23(4), пятница. У Ансильона. Визиты. Обед у Голицыной. У великой княгини. У Грелса и Дюшеня.
24(5), суббота. Отъезд из Эмса. Поутру у Ансильона и г(рафини) Эглоф¬штейн. В Кобленце: терраса, мост. В Андернахе.
25(6), воскресенье. Андернах: развалины римской башни. Ремаген. За¬мок Рейнек. Ремаген. Нонненверт: Vogelschiessen. Гр. Бернсторф. Драхен-фельс. Бонн.
26(7), понедельник. Бонн. Путешествие в Кёльн. Дом. Бонн.
27(8), вторник. Бонн. Hochkreuz. Goldesberg. Siebengeburg. Remagen. Andernach. Кобленц. Боппарт. Вид живописный Боппарта.
28(9), среда. Боппарт. Обер-Везель: Шенберг. Живописные виды Обер-Везеля. Церковь готическая. Бахарах. Бинген. Прекрасный день и освеще¬ние. Ваутсберг. Рейнгау. Langenвинкeль. Эльсфельд. Дом гр. Вестфален. Фарсы. Висбаден.
29(10), четверг. Висбаден. Франкфурт. К(апо) д,И(истрия). Письма Се¬верина и Нессельрод. 1798—180726. При Венской миссии. При Чичагове. При Барклае. Свидание во Франкфурте с императором. Миссия в Швейца¬рию. В Париже; VII островов. Разлука. Сцена в Париже. — Ганау.
30(11), пятница. Ганау. Письма в Петербург. Руль. Рисунки Ивангое27. Деттинген. Ашафенбург. Замок. Сады кругом города.
31(12), суббота. Ашафенбург. Эссельталь. Эссельбах. Спесарт, покрытый лесом. Дождливая погода. Вирцбург. Дом в итальянском вкусе. Дворец. Живопись Диаполо. Свод. Зала императорская. Сад. Институт для горба¬тых. Ужин у Паткуля.
{Август)
1(13) августа, воскресенье. Вирцбург. Нейсе. Бургвиндгейм. Прелестная сторона. Холмистая равнина. Виды на деревни, аббатство и замки. Встре¬ча с Аракчеевым близ Бамберга. Бамберг. Дом. Картина Усекновения Пред¬течи. Тройной мост. Нептун.
2(14), понедельник. Бамберг. Виргау. Равнина волнистая. Долины, дерев¬ни. Замок Маркардебург и Зеегоф. Фантазия28. Многовековая дуплистая липа. Посещение гроба Ж(ан)-Пауля и встреча на гробе его брата29. Барейт.
3(15), вторник. Барейт. Эгра30: горницы Валленштейна. Франценбрун. Остановился в Schwan.
4(16), среда. Доктор Conrath. Письмо от Тургенева. Письмо к Тургеневу.
5(17), четверг. Поездка в Мариенбад. Пушкина31. Соймонов. Возвра¬щение до половины дороги с Александром и Сергеем32.
6(18), пятница. 1 ванна.
7(19), суббота. 2 ванна. Начал писать письмо33. Чтение Жиллиса34. Пре¬красная вечерняя прогулка. О путешествии по России35. 8(20), воскресенье. Продолжал письмо. Жиллис. 9(21), понедельник. Лошаков. 10(22), вторник. Тургеневы. 11(23), среда. "Preciosa"™.
12(24), четверг. Прогулка. Сцена на поле. Начал Герена37. Шахматы. 14(26), суббота. Приезд Тургеневых. Сергей38. Письмо. 16(28), понедельник. Отъезд Тургеневых в Дрезден. 17(29), вторник. Писал письмо.
19(31), четверг. Кончил письмо. Ликурговы законы39.
21(2) сентября, суббота. Отправил письмо40. Поездка в Зельберг.
24(5), вторник. Соймонов.
26(7), четверг. Выезд из Францбрунна. В Карлсбад. У М-е Weyhrauch. У Саблукова.
27(8), пятница. Ночевал в Бриксе.
28(9), суббота. Теплиц, Кульм. Арбенау. Петерсвальде. Цеист. Пирна. У Батюшк(овой)41.
29(10), воскресенье. Приезд.
16*
251
30 августа (11 сентября), понедельник. В экспозиции. У Пушкиных. 31(12), вторник. У Пушкиных. В театре. "Maier und Alpin"42. 1(13) сентября, середа. У Пушкиных ввечеру.
2(14), четверг. Прогулка в Japanische Garten*. Сергей. Начал чтение для лекций43.
3(15), пятница. Поездка в Тарант. Таппе. 17(29) ноября, среда. Начнет лекции Гассе44. 19(1 декабря), пятница. Обедал у Пушкиных. 20(2), суббота. "Gazza ladra"45. Сон.
21(3), воскресенье. У Taul. У Боссе46. Ввечеру у Пушкиных. М-е Seidelmann. 22(4), понедельник. У Боссе. Викулин. У Гудовича, Голицына, Офро¬симова.
* Японский сад (нем.).
 
1827
 
(Март. Дрезден)1
Кусок прекрасной золотой руды лежал в горне на сильном огне. Голик смотрел на него из угла и так рассуждал вслух сам с собою: Бедное золото как тебя жгут и мучают. Какому жестокому тирану ты досталось в руки. Между тем огонь погас, и золото вышло чистым из горна. Из него сделали крест, и люди стали в нем обожать символ спасения. И в сильном пылу огня оно не роптало на судьбу свою. Оно верило горну, и то толкнуло его в горн, знало оно, что без огня нельзя быть чистым, и радовалось жгучему пламе¬ни, которое возвышало его достоинство.
Глупый голик! Можешь ли судить о золоте! Положи его на огонь — заго¬рится, разлетится дымом, и после него останется горсточка пепла. Но золото!
Родной брат этого очищенного золота, оставшись в глубине земли, услы¬шал о том, что брата его положили в горн. Он забыл на время его назначе¬ние и думал только об окружающем его пламени! Сам золото, сам создан¬ный для чистоты, он страдал, воображал, что брат его страждет! Но ему послышался знакомый голос: не жалей обо мне. И ты и я золото! Огонь пылал — это правда! Но золото должно быть чистым. Кто осмелится ска¬зать, видя его очищенным: жаль, что его положили в горн. Голик может охать, смотря на огонь, но только, кто сам золото, подумает со смирением: огонь на минуту, чистота навсегда.
Цари воспитатели народа.
Народ можно сравнить с частным человеком.
Состояние народа без свободы мнения есть состояние частного человека, лишенного ума. Степени безумия разные имеются, как и степени притес¬нения мнения, общего. Управлять умом человеческим и народом просве¬щенным — искусство. Для безумцев и для бунтующего народа одно сред¬ство управления — цепи.
14(26) апреля 1827, в четверг2, выехал из Дрездена. Дорогою читал pro¬fession de foi* М-е de Recke3. По сию пору еще нет ничего особенного. Мысль, что понятие о Божестве испортилось и что Христос исправил, несправед¬лива, ибо никакого понятия и не было лучшим; Христос дал новое истин¬ное понятие, ни на чем прежнем не основанное. Его понятие почти столь же далеко от веры иудеев, как от идолопоклонства греков и пр. — Кто мо¬лится, тот верит, любит, надеется! Молитва есть выраженная вера, то есть молитва ума и сердца, а не обряд молитвы. Сей последний убивает веру.
* исповедание веры (фр.).
Но богослужение необходимо; без него народ не может понять религии. Чем более оно дает воли уму и сердцу, тем лучше нравы.
15(27), пятница. Фрейганг. Поутру писал письма. Обедал у Фрейганга. Шен. После обеда ходили по городу. Goldene Sage*. В театре: Вильгельм Тель. Кунст дурной Тель. Крик и жесты. Великая разница с Беккером4. Выстрел. Вечер дома.
16(28), суббота. Поутру у Брокгауза5. Печатная машина. Четыре челове¬ка в сутки десять тысяч листов. Большое колесо. Листы, входящие по тесьмам. Краска, льющаяся на цилиндры; растирающаяся потом на доски. Шпинки. Цилиндры из клею и патоки. Машина стоит 7000 гульденов. После обеда у Пелица6. Немецкий замаранный ученый. Огонь на столе. Старая шляпа. Планы и книги. Библиотека. — В театре. «Оберон»7. Прекрасные декорации. Дурное пение и игра и танцы. Музыка прекрасная инструментальная.
17(29), воскресенье. Поутру у Брокгауза. Потом у Круга, Клодиуса. В галерее Шпека8. У Пелица. Ввечеру в театре: "Katchen von Heilbronn"9. М-е Devrient.
18(30), понедельник. У Брокгауза. Шведский король10 (Si je ne les avais pas lus, je ne vous aurais pas donne**). Пил чай у Фрейганга. Демут.
19(1 мая), вторник. Утро дома. Пил Molken***. Обедал у Фрейганга с Клодиусом. Ввечеру у Фрейганга же с Клодиусом и Линднером11.
20(2), среда. Утро у Пелица. После обеда с Клодиусом в библиотеке. (Кар¬тины Лукаса Кранаха. Мумия). В Рейхенбахов сад. Монумент Понятовско-го. Мост. В Розенталь. Семейство принца Ангальта-Гильдбурггаузен. Вечер у Клодиуса. Его жена и еще кто-то.
21(3), четверг. Поутру в музеуме, у Брокгауза. Известие о смерти ко¬роля12. Круг в музеуме. После обеда у Фрейганга. Две графини Гогенталь. Клодиус с женою. Разговор о религии. Шувалов с женою. На обсерва¬торию.
22(4), пятница. Обедал у Фрейганга с Линднером. Вечер у Линднера. Ich nehme, ich danke, ich gehorche****. Гиерархия.
23(5), суббота. Поутру у Брокгауза, в музеуме. Обедал в Hotel de Saxe. После обеда с Тургеневым к Линднеру. Factum. Вечер у Фрейганга. Демут. Прогулка.
24(6), воскресенье. Известие о смерти короля. У Брокгауза. В музеуме. Обедал в Hotel de Saxe. В картинной галлерее Шпека. М-е Clodius. Jacobs и его дочь. Вечер у Фрейганга с Шпеком, Якобом и Линднером.
25(7). Писал к Шамбо и Мердеру. К Брокгаузу. У М-е Clodius. Красави¬ца из Гамбурга. Обедал в Hotel de Saxe. Jacobs с дочерью и сербский поэт. К Гейроту. Вечер у Фрейганга.
* «Золотая пила» (нем.) — название трактира в Лейпциге.
* Если бы я их не прочел, я их вам не дал бы (фр.).
* сыворотка (нем.).
* Приемлю, благодарю, повинуюсь (нем.).
26(8), вторник. У Брокгауза. У Вейгеля. У Пелица. В Музеуме. В Hotel de Saxe. Вернеры. К Линднеру. Гулянье. Fido. У Фрейганга: богемский профессор.
27(9), середа. Поутру с добрым Фрейгангом у Фрезе. Потом у Брокгау¬за, коему заплатил. Тут были Беки, Фонтон и прежний профессор Вакаль-ский. На почту. Обед у Фрейганга с Беками, с Шуваловыми, Голицыными и М-е Шпек. Ночевал в Борне.
28(10), четверг. В Альтенбурге. Разговор с кучером. Бурбоны счастье для французов в каком смысле. Читал Lady Morgan13. В Цвикау. В Плауене.
29(11). Гоф. Новый город. Бернек. Гроза. Байрейт.
30(12), суббота. Гольфельд, Виргау, Бамберг. Аббатство Эбрах. Два раза разорялось в Bauernkrieg* и в 30-летнюю войну. За 50 лет возобновлено. Смесь итальянского с готическим. Множество алтарей. Мы смотрели ночью. Кости в древней церкви. Гробы. Монахи Цистерцинского ордена. Двенадцать апостолов. Картины Рубенса, Микель Анжа, Рафаэля. Ночевал в Нейзесе.
1(13) мая, воскресенье. Вирцбург. Прекрасный вид. Каменные укреп¬ления. Домы из Quaderstein**. Вид на замок с крепостью. Steinwein. Отсю¬да, до Бухена холмистые места. Мало леса; но всё чрезвычайно удобрено. Деревни худо выстроенные и печальные; изображения святых над дряз¬гом. На последней станции гроза. Ночевали в Бухене, в Каппе.
2(14), понедельник. Некаргемюнд. Гейдельберг. Замок. Риттерзал. Боч¬ка. Библиотека. Вид в рог. От чего гравюры и рисунки лучше, а хуже ори¬гиналы. Мост.
3(15), вторник. Поутру в Konigstuhl. Вислох. Прекрасная сторона. Сад. Плодовитые деревья. Множество ореховых деревьев, убитых холодом. Брух-зал. Осматривал дворец. Внизу горницы, где проживает теперь маркграфи¬ня. Портрет императрицы14 во весь рост, другой Лампи. Большая зала круг¬лая на лестнице, с сводом, писанным Цикком. Зала с мраморными колоннами. Горницы, где жила императрица. Гобелены. Красная, полосатая. Горницы, где жила маркграфиня. Разные портреты императрицы: ребенком с сестра¬ми; при восшествии на трон, au pastel маленькой; с императором; в профиль. Портрет императоров Доу. Вид горниц маркграфини. Фонтаны на дворе. Фонтан в саду. — Брухзал. Ворота. Дворец у ворот. Мост. Шли пешком че¬рез город. Маленькие переулки у домов. Нечистота. — Дорога прелестная. Слева лесистые горы, справа луга, поля и рощи. За Рейном Вогезские горы. — Дурлах. Старый и новый город. Замок. Площадь. Монумент старинный. Церковь на площади и старинный дом. — Дорога до Карлсру прелестная аллея тополевая. Сквозная улица. Широкие тротуары. Трактир "Schwarze Ваг"*** на площади. Пирамида. Церковь с колоннами. Цейгауз. Конюшни. У въезда замок. В театре: "Wassertrager"15. Гартман. Маркграфиня Леопольд16.
* Крестьянская война (нем.).
* тесовый камень, плитняк (нем.).
* Черный медведь (нем.).
4(16), среда. Карслру. Евангелическая церковь Вейнбреннера. Колонны. Пирамида. Гроб основателя17. Центр города. Дворец маркграфини, матери Ел(изаветы) Ал(ексеевны)18, где она родилась, где жила с императором. Дом Энде. Оранжереи. Дворец. Вид с башни: с одной стороны город, с другой — сад, коего аллеи примыкают к башне как кресты. Католицкая церковь. Переезд через Раштат в Баден. Прелестный вид на Murgthal и Schwarzwald. Гулянье в Бадене. Badehaus*. Зала для собрания. Вейнбреннера, Lesebi-bliothek**. Теплый ключ древний. Pfarrkirche***. Гробы. Замок. Портреты герцогов Баден-Баден и Баден-Дурлах. Горницы Стефании. Рыцарская гор¬ница. Подземелье. Спуск пленников. Вход. Баня Каракаллы. Вход. Свод, где жили пленники, место постели, место для нужника. Спуск. Folterkammer****. Камера суда и дыра над троном. Каменные двери, одна с большим засовом. Jungferkuss. Frauenkloster. Lichtenthal. Вечерние молитвы монахинь. Мона¬стырская жизнь может быть сносна только при страсти; воспоминания и борь¬ба вместо жизни. Для спокойной, чувствительной души нестерпима. Гроза. Два француза.
5(17), четверг. Путешествие в Эберштейн и Форбах. В Керстенбах. Яр-манка. Литерная. Стеклянный завод. Favorite. Октогонная зала19, похожая на павловскую. Сервиз фигурный; бокалы с именами; портретная и костюм¬ная горница. Эрмитаж. Освещение посредством разноцветных стекол. Но¬чевал в Штольгофене.
6(18), пятница. Граница. Учтивость в таможне. Общежитие. Delica-tesse***** главная черта французского характера. Вид Страсбурга. Площадь с акациями; marche aux legumes******. Солдаты. Hotel de Lyon. На почту: ящики по алфавиту. Mairie*******: записание паспортов, выдача билетов. Театр: прекрасная круглая зала, галерея, три выхода, foyer. Церковь S. Tho¬mas. Памятник маршала Саксонского. Прекрасная группа; низок, пирами¬да. О разрушении гробов. Останки Саарбрюкского принца. Церковь. Самый гроб маршала, свинцовый и каменный. Минстер. Внутренность. Окна, Хор новый. Кафедра. Звук органов. Катехизм. Всход. Надписи. Аменды******** и чтение. Главный вид на портал. Сравнение с Кельном. Виды с высоты 90 метров: один Оффенбург.
7(19), суббота. Дорога от Страсбурга до... [прбл.]. Аллея из рябин. Рав¬нина. Вогезские горы впереди. Аллея из ореховых деревьев; кругом рав¬нины; освещенные домы и церкви в липах и орешниках. Вдали Вогезы. Вид на Вогезы: амфитеатр; в средине низкий холм, покрытый плодовитыми
* Купальня (нем.). ** читальня (нем.). *** Приходская церковь (нем). **** Застенок (нем.). ***** Тонкость, изысканность (фр.). ****** овощной рынок (фр.). ******* Ратуша, мэрия (фр.). ******** От фр. l'amende — штраф; покаяние.
деревьями, и хижина. Хлопанье бича французских и немецких почтальо¬нов. Въезд в Вогезы. Дорога разделится. Слева ручей, ивы, мельница, каменный спуск воды с уступами. Вид из кареты на Васселон и Вогезы. Пьявошная почта еженедельная, их всегда по 3000 в мешке. Умирает мно¬го от грозы и дождя. При выезде дорога разделяется. Узорные вывески и нечистота на улицах. Первый переезд через гору. Спуск к [прбл.]. Сзади роща, за нею горы; три развалившихся замка на высоте. В Саверне завтра¬кал. Взъезд на гору; по сторонам дороги растут плодовитые деревья. Про¬ехав Саверн, сторона однообразнее. До Гомарленя спал. Обедал в Сарр-бурге. Heming. Жена почтальона с сыном. Les halles*. Гневный trainer**. Blamon. Прекрасный древний и новый замок: плющ, селитра. Часы на баш¬не. Вид Бламона с горы. Архитектура деревенских домов: низкие кровли, ворота; огороды с новыми заборами и каменные ворота. Поля, вспаханные грядами. Ночь в Люневиле. Замок, обращенный в казармы, сквозной. Ула¬ны и retraite***.
8(20), воскресенье. Марианна. Домбаль. Разговоры с товарищем на козлах до Нанси (53 regiment de ligne)****. Солдаты. Плата, паспорт. Встреча 10 re¬giment chasseur*****. St. Nicolas близ Нанси. Нанси. Кафедральная церковь. Грязные, широкие улицы с тротуарами. Hotel royale. Place royale******. Виды. Смотрел лавки. Cathedrale. Вид Нанси в долине. Две горы. Дорога от Нанси с горы на гору. Аллеи и рощи по бокам. Шоссе через два оврага. Тул. Les badauds francais*******. Горы кругом Тула как палатки. От Тула до Ли-ньи всё с горы на гору, хотя впрочем не крутые горы. Окрестности веселые. Горы почти голые. Кое-где лес. Встреча групп, возвращающихся из Линьи, где праздник храмовый Notre Dame des vertus********. Кресты, поставлен¬ные миссионерами во многих местах по дороге от Страсбурга и в самом Страс¬бурге. Спуск в Линьи. Толпы гуляющих. Elegance des habits*********. Драка почтальона. Дорога от Линьи до Бара прекрасною долиною, которая со всех сторон окружена высотами, как будто образующими берега давно бывшего озера; входящие и внутренние углы. Прелестная приятная природа. Доро¬га через деревни Фронвиль и Лонжвиль. Бар весьма дурно выстроенный го¬род; большая промышленность. Сученье хлопчатой бумаги. Фабрика, дей¬ствующая паровою машиною. Ночевали в трактире Лебедь.
9(21), понедельник. Дорога от Бара до Реймса. Фабрика Жакемонди. 60 станов, от 300 до 260 веретен. 20 веретен в день: 1) битье; 2) скатыванье;
* Крытые рынки (фр.). ** бродяга (фр.). *** отставные военнослужащие (фр.). **** линейный полк (фр.). ***** стрелковый полк (фр.). ****** Королевский отель. Королевская площадь (фр.). ******* Французские зеваки (фр.) ******** Святой Богоматери, покровительницы добродетелей (фр.). ********* Изящество одежды (фр.).
3) чищенье и разделка; 4) 1-е сученье; 5) второе сученье. 300 работников. Маши¬ны. Газ. От Бара до С.-Дизье дорога однообразная. Природа не печальная. Начинается Шампань и горы голые и лесоватые. Далее к Шалону везде проте¬кает Марна. Дорогая трактирщица в С.-Дизье. В Витри не въезжали. Крепость упраздненная. Падение кареты между Витри и Лашоссе. Прелестные луга и поля, усыпанные группами деревьев пирамидальных, подъезжая к Шалону. Шалон, окруженный прекрасными аллеями. Из него пешком. Силлери про¬ехали ночью. В Реймсе в трактире Moulinet. Разговор с мельником о картинах.
10(22), вторник. Шалон. Прогулка по городу. Кафедральная церковь. Величественный портал. Два круглых окна. La grande nef*, окруженная удивительными цветными окнами. Le chceur** . La petite nef и les ailes***; налево органы, направо резной алтарь; цветное длинное окно за алтарем. Средний корпус выкрашен; по краям и карнизам темною краскою; верх и фон, где фигуры, голубою, что очень портит. Гроб древний, 3-го века, Иови-нов, с прекрасным барельефом, представляющим травлю льва и вепря. Оклад короны; четыре ризы: серебряная с золотом; золотая; две золотых с лилиями. Сосуды, серебряный и золотой хлеб, кадилы, les paix****. Ста¬туя Лудвига XV. Maison de ville***** с статуею Генриха; Porte de Mars. Клад¬бище, крест; развалины ворот Юлия Кесаря, вделанных в новую стену. Го¬род не красивый. Здания мелкие, покрытые серым шифером. Памятник Лудвига XV обитый. La flatterie ne reussit pas avec les morts******. Ни XV, ни XIV не достойны памятника. Louis XIV savait bien representer un roi, mais il ne l'etait pas*******. Суассон. Кафедральная церковь. Прекрасный хор; лучше страсбургского, хотя не так огромен. Снаружи мало украшений. Об¬новленный портал. Богоматерь с святым на голове. Продажные стулья. Раз¬валины аббатства, упраздненного в революцию и разрушенного временем. Рефектоар20. Две башни. Положение Суассона в чудесной, великолепной равнине. Сады, замки, рощи, аллея посреди луга. Ужин в Villers-Cotterets21.
(ПАРИЖСКИЙ ДНЕВНИК)22 (Май)
Мая 11(23). Среда. Выехали из Вилье Коттерета в 7 часов. Я взглянул на старинный замок, построенный Франциском Первым23. — Здание с вы¬сокими кровлями и длинными трубами. В главном Corps de logis********
* Большой неф {фр.) — внутренняя часть храма. ** Хор (фр.). *** Малый неф и приделы (фр.). **** дискосы (фр.). ***** Ратуша (фр.). ****** Лесть не имеет успеха у умерших (фр>)>
******* Людовик XIV хорошо умел изображать короля, но он им не был (фр.). ******** Основная часть здания (фр.).
теперь живут на содержании правительства нищие. Остальные жилые гор¬ницы заняты смотрителями. Содержащихся около 700. Здесь жил и не¬сколько времени провел в ссылке герцог Орлеанский Egalite24; замок не¬сколько времени принадлежал правительству. Бонапарте поместил в нем нищих. Теперь Реставрация возвратила его законному владельцу, он от¬дает его в найм казне для прежнего назначения. Лес, окружающий замок, занимает до 80 ООО arpents25. Мы въехали в Париж не с блестящей его сто¬роны. До самой Боргеры нельзя было думать, что приближаешься к шум¬ной столице Франции и почти Европы. Одна только ужасная вонь до са¬мых булеваров была для нас отличительною чертою Парижа. Но булевары представили пышную картину жизни и движения. Мы въехали в длинную, довольно тесную улицу Ришелье, к которой примыкает Traversiere26, та, в которой мы живем. У нас три маленьких горницы с небольшою прихо-жею и двумя людскими комнатками. Нельзя позабавиться французскою чистотою, зато и недорого, 200 франков в месяц. Одевшись, пошли в Palais-Royal27 обедать.
Пале-Рояль есть нечто единственное в свом роде: это образчик всей фран¬цузской цивилизации и всего французского характера. Взгляни на афиши — познакомишься с главными нуждами и сношениями; взгляни на товар — получишь понятие о промышленности; взгляни на встречающихся — по¬лучишь некоторое понятие о нравственной физиономии. Колонны Пале-Рояля, оклеенные афишами, тоже могут познакомить с Парижем и жизнию парижскою. Удивительное искусство привлекать внимание размещением товаров и даже наклейкою афиш. Мы отобедали прекрасно за два франка. За эти деньги можно иметь бутылку вина, суп и еще три блюда на выбор и десерт. В Opera franchise28 "La prise de Corinthe"29, россиниеву оперу, и 'Joconde", балет30. Музыка оперы прекрасная, но не новая; всё слышанное в других операх Россини. Пение французов, после итальянцев, кажется криком. В их пении более декламации; всё, что мелодия, есть крик. Но я слушал с удовольствием. М-е Jarduresk поет и играет с выражением. Из муж¬чин Массоль и Нуррит31. В игре заметно желание производить эффект же¬стами и их разнообразием. У немцев иногда слишком явное старание ри¬соваться, но игра вообще проще. Французы скрывают свое кокетство лучше, но зато беспрестанно на сцене. Всё картина, и прекрасная. Глаза наслаж¬даются. Танцы были прелестны32, но подле меня более всего аплодирова¬ли сильным прыжкам. Танцоры: Кулон, Алберт, Поль, Симон, Фердинанд; танцорки: Юллень, Нобле, Анатоль, Легаллуа, Монтесю (la rosiere*): очень легко плутовские сцены, но утрировала простоту. — Летанье в антрактах.
Сходство характеров русских и французов.
12(24), четверг. Поутру был у Мериана33, потом у графини Разумовской34, у которой встретил Девена с дочерью и еще кого-то. Французская любез¬ность вся в приятных формах. Я думаю, нигде столько не наслаждаются
* цветочница (фр.).
обществом, как здесь. Нас пригласили на вечер к Гизо35. Но прежде мы заглянули в театр Des nouveautes36. Попали на дурное место и на дурной новый водевиль "Le rendez-vous manque"37, который был освистан. Вечер был замечательный. У Гизота были Paul Коллар, Вильмень, Сталь, Брольо, Ожер. Я видел цвет либерализма38. Более всех мог рассмотреть P(aul) Дол¬лара) и Брольо. Прочие все вместе стояли в тени и далеко от моей рези¬денции, которая была мне назначена близ стула М-е Guizot39. Разговор с нею был о М-е Moreau40, с Гизотом немножко побеседовали о французских ме¬муарах41. Он вызвался помочь мне в моем деле покупки книг. Мы просиде¬ли с час. Пошли домой через Пале-Рояль и для контраста видели сцены совсем иного рода: героинь Пале-Рояля и вертеп игроков. ^
13(25), пятница. Поутру у Свечиной42, которую встретил на улице; за¬тем к ее мужу. Был у княгини Голицыной43; потом несколько времени тас¬кался по улицам. Зашел домой. Щербатов. Обед у Ришара. Вечер в театре. "Mandrine"44. Сожалею, что предпочел мелодраму «Тартюфу»45, который давался нынче. Чтобы судить о искусстве и его степени совершенства, на¬добно видеть одно отборное. Впрочем и в «Мандрине» можно удивляться совершенству декораций, особенно сон Мандрина и пожар в последней сцене. Актер, игравший Мандрина, имеет талант, особливо в сцене мрач¬ного раскаяния в тюрьме. Гобер и Лефюрет. Lefuret Серж, который дол¬жен подражать Потье46. Карикатурная русская пляска была очень забавна, но пиеса совершенная глупость. — Давали еще "Les petits protecteurs"47, в которой особенно мила Pierson, и в первый раз "Le fifre et le tambour"48, которая была принята с благосклонностию.
14(26), суббота. Поутру у посла49, у которого видел Шредера50. С Тур¬геневыми51 к Свечиным. Разговор о Пушкиной52. У Разумовской. Брат Гизо53 и Фориель54, переводчик греческих песен. В камеру депутатов55. Прекрасный Локаль, но мне кажется, можно было бы проще. Равель, пре¬зидент, благородная, красивая наружность. И a beaucoup de dignite et beaucoup d'habitude*. Заседание было не весьма интересным. Читаны были раппортером56 петиции. Некоторые отвергнуты, иные посланы к министрам. Петиция против греческих пиратов вывела на кафедру Се-бастиани57, который ужасно декламировал et s'echauffait en declamant**. II parle en acteur***. От непривычки к дебатам французы еще видят в трибуне сцену, в себе актеров, в депутатах и посетителях — партер, и хотят только действовать. Но нет ничего столь мало убедительного, как пышное красноречие. И n'y a que clarte, que Peloquence des choses et que la chaleur produite par l'inspiration du moment, qui font un vrai effet. Les memes defauts, qui regnent dans la chambre des deputes, frappent au theatre: ce que j'ai pu remarquer le soir. Mais d'un autre cote les Frangais parattroient
* Имеет много достоинства и отменный навык (фр.).
* и горячился декламируя (фр.).
* Он говорит как актер (фр.).
etre faits pour les debats publics. Personne ne saisit aussi bien tout au vol comme un francais*.
Я это часто замечаю на улице. Ищешь улицы. Спросишь у первого встречного. Он не остановится, чтобы обдумать. Тотчас готов ответ, самый короткий, ясный, и les mots les plus convenables sont employes, sans у refle-chir, pour vous donner en quelque maniere la meilleure carte de votre route. Les Francais pourroient etre tres-eloquents, si le desir de produire de Teffet ne detruisait pas Tenet. Ce talent d'une comprehension rapide et d'un sentiment vif est la marque distinctive de leurs caracteres et la source de leurs defauts. La nature les a en quelque maniere prives de besoin d'approfondir puisqu'ils concoivent avec tant de rapidite**.
Надобно иметь большой навык слушать и удерживать в памяти слышан¬ное, чтобы с приятностию следовать за дебатами. Я очень многого не слы¬хал, многого и не слушал, а смотрел на слушавших. Из министров были Ви-лель, Корбьер, Пейронне и Шаброль58. Можно сказать, что теперешняя камера депутатов не существует, ибо на стороне министров большинство. Но зато во время заседания им достается и в их присутствии судят их без пощады. Эти часы должны быть для них тяжелы, но кажется, они к этой пытке уже привыкли.
Гид де Невиль59 крепко напал на Вилеля, который всходил на трибуну, чтобы защищаться. Несмотря на свой гасконский выговор, он говорит при¬ятно, ибо просто, порядочно и редко позволяет себе фразы. Его антагонист горячился, как ребенок. В этом заседании слышал я и Бенжамен Констана60 и Биньона61. Первый напоминает Фридриха; прекрасный профиль, худощав, несколько неуклюж, говорит без претензии, но хорошо, ибо не делает фраз. Биньона я не мог слышать; заседание продолжалось уже около четырех ча-сов, когда он взошел на трибуну. Говорит без всякого эффекта. — Отобедал у Ришара. В театр. «Радамист и Зенобия»62. — После забавная комедия "Le jeune mari"63. — Трагедия теперь в упадке. Дюшенуа произвела надолго неприятное впечатление64. Она старуха. И не могу вообразить, чтобы когда-нибудь могла быть великою актрисою. Да в трагедиях французских и нельзя быть актером. Всё дело состоит в декламации стихов, а не в изображении всего
* Истинный эффект производят ясность, красноречивость содержания и пыл, порожденный мгновенным вдохновением. Те же недостатки, которые господству¬ют в палате депутатов, поражают и в театре: я это мог заметить нынче вечером. Но с другой стороны, французы кажутся созданными для публичных прений. Ни¬кто не ловит всего так легко на лету, как француз (фр.).
** самые подходящие слова подобраны без размышления, чтобы дать вам из нескольких возможных вариантов наилучший маршрут. Французы могли бы быть очень красноречивы, если бы желание произвести эффект не разрушало эффекта. Этот талант быстрой понятливости и живой восприимчивости составляет главную принадлежность их характеров и источник их недостатков. Натура как будто ли¬шила их необходимости углубляться в предметы, поскольку они постигают их с та¬кой быстротой (фр.).
характера в его нюансах, ибо таких характеров нет в трагедиях французских. Их лица суть не иное что, как представители какой-нибудь страсти. Как в бас¬нях Лев представляет мужество, Тигр — жестокость, Лисица — хитрость, так например Оросман, Ипполит, Орест представляют любовь в разных степе¬нях65, но характер человека тут не виден. От этого великое однообразие в пи-есах и в игре актеров. Актер должен много творить от себя, чтобы дать сво¬ей роли что-нибудь человеческое. Но таков был один Тальма66. Радамист был очень плох (Marien), о Фаразмане и прочих говорить нечего. Белиер в «Отел-ло». Сравнение Отелло с Радамистом. — За трагедиею следовала забавная ко¬медия "Lejeune mari" В комедии французы не имеют соперников. Удивитель¬ный ensemble. Michelot, Гранвиль, женщины: Desmusseaux, Левер играли очень мило.
15(27), воскресенье. Утро сочинял свои каталоги67. Был потом у Бобрин¬ской68, где встретил Долгорукого с женою. Обедал у князя Щербатова с Жо-мини69 и с графиней Шуваловою. Жомини бранил ужасно Вальтера Скотта за его жизнь Наполеона70. Он сам печатает признания Наполеона71. — В те¬атр "Feydeau"72. "Lamant jaloux"73, музыка Гретри. Я застал последний акт. Эта музыка еще не устарела. "La Dame Blanche"74. Прелестная музыка, но пьеса глупая. Голоса не отменные, но и не дурные.
16(28), понедельник. Поутру к графине Разумовской. M-r Louis75. Разго¬вор о Шатобриане. К Гизо, у которого завтракал. Опять к Разумовской. Degerando76. Лицо доброго философа. Несколько рассеян и задумчив. При¬влекательная bonhomie*. К Гизо. Себастиани. Каталоги. В камеру депута¬тов. Сильная перепалка между Вилелем, Казимиром Перье и Себастиани. Шут [прбл.]. Голицын. Разговор на улице. Карета Пейронне77. Non solum Toga**. К посланнику. Разговор о Наполеоне. В театр. "Moi'se"78. Велико¬лепные декорации и приятное пение.
17(29), вторник. К Дежерандо в два часа. Он живет в глухом переул¬ке; горница, в которой мы были, весьма небольшая; стены покрыты ри¬сунками видов Италии. И есть картины, между коими особенно заметны «Волхвы» и «Святое семейство» Перужина. На столе стоит прекрасный бюст хозяина, работы Кановы, и бронзовый Наполеон, также Кановы. — Мы прождали несколько времени. Наконец явился хозяин и повел нас в школу глухонемых. Мы осматривали два часа. В это короткое время и еще с охотою Тургенева торопиться нельзя ничего видеть и слышать. В низ¬ших классах s'etablissent les rapports entre les maitres et les eleves***. На¬чальные основания языка движений и соединение понятия с письменны¬ми знаками. Сами воспитанники выдумывают свои знаки, учителя к сим знакам присоединяют принятые. Понятие о временах. Знак рукою впе¬ред— будущее. Знак руками перед собою— настоящее. Знак рукою за
* простота, добродушие (фр.).
* Не только тога (лат.).
* устанавливаются отношения между наставниками и воспитанниками (фр.).
себя — прошедшее. В высших классах сами воспитанники помогают учи¬телям и служат монитерами79. Но что меня наиболее поразило, то была девушка глухонемая от рождения и ослепшая на 13-м году. Теперь ей бо¬лее тридцати лет. В этом состоянии полного одиночества она не только сохранила первые воспоминания, но и приобрела новые понятия. Она счастлива внутреннею жизнию, которая вся религиозная. Правда, она окружена такими людьми, которые могут с нею выражаться посредством осязания — которым она может знаками сообщать мысли свои и ответы. Дежерандо взял ее за руку. Она его узнала в минуту и выразила знаком, положив руку на сердце, что это он. Спросили, любит ли ее Дежерандо. Она ответила утвердительно и прибавила, что сама его весьма любит. — Я взял ее за руку. Спросили: кто? Она отвечала, что не знает. Знаками сказали ей, что я учитель великого князя, и она это поняла. Этот фено¬мен менее печален нежели утешителен. Здесь торжествует душа и объяс¬няется назначение и счастие человеческое. Вопрос, что бы она была, если б не имела 13 лет зрения. Теперь предметы имеют для нее некоторую форму; тогда эту форму сообщило бы ей воображение; она не была бы сход¬на с существенным; но всё каждый предмет имел бы свой отдельный яс¬ный знак, и язык всё мог бы существовать: ибо язык есть выражение внут¬ренней жизни и отношение к внешнему. Язык изображает 1-е внешнее, отдельно мир физический, 2-е отношение внешнего взаимное к человеку и мир умственный. Человек творит мир со всеми его отношениями, тво¬ря язык. То же делает глухонемой, но его творение не сходно с творени¬ем зрячего. — Обедал у Бобринской. Ее работы лаковые: Долгорукий, Свечин. — В театре «Меропа»80. Застал только последнюю сцену и не по¬жалел. М-е Duchenois не говорит моему сердцу. Дебютант Varlet81 в роли Эгиста, несносный крикун. Зато и партер без вкуса. Аплодируют тому, что надобно освистывать. Йемена была как бешеная в описании того, что про¬исходило в храме: это совершенно противно натуре. Но партер хлопал, ибо каждый стих отдельно был выражен с пышностию. Так же и Эгист. Они не имеют трагедии. Она в гробе с Тальмою. Он один оживлял пусто¬ту и сухость напыщенных французских трагедий. "Le premier venu"82 — забавная комедия была играна очень хорошо. Особенно Гранвиль83 в роли Доримона, m-me Duprais в роли Жюльетты и Despreaux. в роли Эмилии.
18(30), среда. Поутру в Диораму84. В своем роде совершенство. Вид Ун-терзеена малого, большого Рюгена и Юнгфрау. Вид при луне Эдинбурга; вдали пожар, на первом плане развалины. Первая картина гораздо луч¬ше последних. Вид развалин церкви. Все три картины Дагерра85. Соеди¬нение транспаранта с перспективою. Картины в 50 футов. Зритель в пер¬вом месте стоит неподвижно и переходит, чтобы смотреть. Во втором оборачивается вместе с камерою. Освещение сверху. Соединение подвиж¬ного транспаранта с картиною для произведения эффекта пожара. Осве¬щение и потемнение предметов. — В кабинет Дюпона. Восковые фигуры, представляющие сравнительную анатомию от лягушки до человека. Un ecorche*. Постепенность родов. Постепенное образование цыпленка в яйце от зародыша до вылупления. Человеческие болезни. Сердце Тальмы и киш¬ки, от которых он умер. — В Тюльери: La galerie de Diane: Картина Жера-рова «Дафнис и Хлоя». Лудвиг XVI. Лебриенова картина на плафоне. Часы. В этой галерее король обедает в торжественные дни. — Тронная. Люстра из кристалла. Камин. — Палата совета. Круглый стол. Картина: Филипп V принимает визитацию чинов испанских. Королевская спальня, убранная си¬ним бархатом. Мазаринов золотой ларец. — La galerie des nobles**. — La galerie des marechaux***. Церковь. — Прогулка по набережной. Les Bou-quinistes****. — Обед в Palais-Royal. — В Varietes86. "Les trois bossus"87, глу¬пая фарса. "L'interieur d'une etude"88, милая пьеса Скриба, в которой Брю¬нет как старый прокурор прелестен. — "Les deux matelots"89. Одри и Боскье матросы и Фелисия дочь матроса. — "Les compagnons du devoir"90. Боскье, Одри, Вернет и M-elle Temery91.
19(31), четверг. Марион, добрейшее создание. Обед у Ришара. Вечер в итал(ьянском) театре.
20(1), пятница. Кончина Сергея92.
21(2), суббота. Писал к Пушкиным и к Николаю93.
22(3), воскресенье. Троицын день. Вынос.
23(4), понедельник, 24(5), вторник, 25(6), среда, 26(7), четверг, 27(8), пят-ница. В понедельник поутру похоронили Сергея в склепе Демидовых на кладбище Рёге-La Chaise. Во вторник Тургенев просил отпуска в Англию94 и получил отказ. В четверг я был у посланника.
27(8), пятница. Поутру ходил к посланнику. Оттуда зашел посмотреть часовню95, построенную на месте, где был погребен Лудвиг XVI. Прекрас¬ное здание. Вход. Sacristie*****. Нижний алтарь. Место, где похоронены ко¬сти всех, кто был казнен в революцию, и погибших во время праздников свадьбы. Луд(виг) XVI. Тут же и Елизавета96. Место для ее памятника. Вер¬хняя часовня. Завещание Лудвига XVI на пьедестале, на коем будет его ко¬лоссальная статуя, и аббата Еджеворта97; завещание Марии Антуанетты, на пьедестале будет стоять ее статуя, поддержанная религиею. Барельеф, изо-бражающий перенесение праха в Сен-Дени98. Место, где высыпан прах погребенных, покрытое дерном. — В Геораму99. — В кабинет медалей. — Домой. Спор с Тургеневым и моя бессовестная вспыльчивость. Обедал у Свечиных. После обеда. Гулял с Дезером по городу. Pont neuf100. Лувр. Тю¬льери. Разговор о Министерстве, о либералах, о роспуске гвардии и о Кон¬грегации1 01.
* изображение в разрезе (фр.) — для изучения внутреннего строения орга¬низма человека или животного.
** Галерея дворянства (фр.). *** Галерея маршалов (фр.). **** Букинисты (фр.). ***** Ризница (фр.).
28(9), суббота. Поутру в Лувр. Французская школа102: Жироде— «По¬топ» и «Погребение Аталы». Давидовы: «Сабинянки», «Брут», «Леонид», «Клятва Горациев», «Велизарий», «Парис и Елена»; «Вход Генриха IV в Па¬риж», «Кораблекрушение», «Брак в Кале» — Лебриеневы сражения. Ле-сюеров «Брут». — Вернетовы «Французские Альпы», «Дуб», «Лунное сия¬ние». — Рубенсовы аллегорические картины103. — Atelier*. — Леонардо да Винчи «Мадонна»104. Портрет105. — Рафаэлевы три «Свят(ые) семейства»106. «Михаил архангел»107. Портрет. — Грёзовы семейственные картины108. — Га¬лерея антиков. Минерва. Гладиатор. — У графини Разумовской: Монтебел-ло109. — В театре Des Nouveautes. Прекрасное здание. "Jeu de cache-cache"110. "Paris et Londres"111. M-r Jovial (Philippe).
29(10), воскресенье. Отъезд графини Разумовской112. Поездка в С(ен-)Клу. Прекрасные деревья. Пыльная дорога через Булон и Отель. Булонский лес: кустарник и дорога. Танцы в С(ен-)Клу и в Булонском лесу.
30(11), понедельник. У меня Хорис113 и Экгоф114. У Гизо завтрак. На лек¬цию Вильменя115. Превосходно. О «Генриаде» и о эпопее. Оратор говорил о других эпических поэтах, представляя их историю и историю их гения, изоб¬разил то, что Вольтер не был, и следственно то, что он был. Превосходное изображение Данта и Камоэнса. Сравнение Вольтера с Луканом. Виргилий. Le Tasse est moins original ou plutot autrement original que le Dante. Un poeme epique est l'expression de la pensee de tout un peuple, de tout un temps et en meme la production la plus grande d'un grand genie**. Происхождение «Ген-риады»; был век Вольтеров. — Разделение поэмы эпической на artificielle et factice***. Присутствие Шатобриана. Энтузиазм молодых слушателей. Кокет¬ство автора «Духа Христианства». — Годичное собрание Академии Наук116. Кювье значительное прозаическое лицо. Похвальные слова Галле и Корви-зару117. В первом прекрасное изображение трудностей медицины. Интонации прекрасные. Черты Галле (NB. on ne peut pas mieux dire)****. О париках. Дюпень118: арифметическое сравнение прежнего благосостояния Франции с нынешним. — Обед в Palais Royal. Ввечеру в Theatre Francais. "Cid". Почтен¬ный старик Корнель119. Простота и сила его стихов. Лафосс Родриго120. Нет характера. Одни отрывки. Все говорят по очереди, многое прекрасно. Часто не к месту крик. Recit de Cid*****. Бургоень Химена121. — "Les trois quar¬ters"122. Большое совершенство. Прелесть Пикаровых комедий: многообра¬зие нравов времени. II a vu toutes les conditions et les a peint fidelement******.
* Мастерская (фр.). ** Tacco менее оригинален, а точнее, по-другому оригинален, чем Данте. Эпическая поэма есть выражение мышления всего народа, целой эпохи и вместе с тем высшее творение великого гения (фр.). *** творческие и искусственные (фр.). **** нельзя сказать лучше (фр.). ***** Рассказ Сида (фр.).
****** Он видел все сословия и верно их изобразил (фр).
Картиньи Derosier. Монроз Депре. Мишело Мартиньи: Гранвиль Бертран; m-е Демуан т-е Bertrand; Леверл Мариана; Дюмон Графиня, Брокар Жан¬на, Депрео Жоржетта. Благородство. La naivete de Georgette, le ton d'une personne de condition riche; le bon ton de la comtesse, le ton d'une femme de condition dans la marquise, le ton commun de negotiant. Le ton degage du ban-quier. Le ton noble du vicomte. Le ton trivial de parvenu. La souplesse du parasite. Tout a ete exprime en perfection. C'est une vraie jouissance*.
31(12), вторник. Поутру писал письма. К императрице123. К Гудовичу124. Потом в канцелярию. К Хорису и с ним к Жерару125. Портреты Репнина, ди Борго, Пасты, M-elle Mars, Дюсиса. «Урика»126. — В галерею дворца Люк¬сембургского127. 1-я галерея. «Психея» Жерарова. «Зенобия» Бьенемова. Бу-жон. La chapelle ou altaire a St. Roch128**. Interieur de la salle du XV siecle***. Конье. «Марий на развалинах Карфагена». Desprime. «Семейство Гектора над его трупом». Delacroix. «Убийства в Хиосе». Delormes. «Цефал, унесенный Авророю». Dusis. "Des arts sous l'empire de ГАппе"****, Вандика «Мария Сту-арт». [нрзб.]. «Проперций», «Тасс и Элеонора». Гране. «Внутренности церк¬ви St. Benedette». "Le couvent de Sainte Claire". «Пострижение». "La basilique de S. Francois d'Assise". Герен. «Федра». «Эней и Дидона». «Клитемнестра». Guillemet. «Смерть Ипполита». M-r Husson. "Un enfant garde par son chien"*****. Lauder. «Павел и Виргиния». «Дедал и Икар». Langlois. «Кассандра». "М-е Lescot se baiser des pieds de St. Pierre", "La confirmation", "Le Tiers", "La supplice de fils de Brutus"******. Picot. "Orest endormi"*******. Redoute. "Des Roses". Regnault. "Education d'Achille"********. Novail. "Convalescence de Bay-ard"*********. Richard. "La duchesse de Montmorency". Vandaik. "Fleures et fruits"********** Vernet. "Une chasse"*********** H. Vernet. "Les mamelucs". Richard. "L'Hermitage de Vaucouleurs". Steuben. "Pierre le Grand"************. — Палата Пэров. Кресла. Колонны. Голубая драпери с лилиями. — Живо¬писные стекла. Внизу горницы Марии Медицис. — Le marche de St. Ger-
* Простодушие Жоржетты, манеры состоятельной особы, хорошие манеры графини, светский тон маркизы, пошлость негоцианта. Бесцеремонность банкира. Благородство виконта. Плоскость выскочки. Гибкость прихлебателя. Всё было выражено совершенно. Это истинное наслаждение (фр.). ** Часовня или алтарь Святого Роха (фр.). *** Интерьер зала XV века (фр.). **** «Искусства в царствование Анны» (фр.). ***** «Ребенок, охраняемый своей собакой» (фр.).
****** «Леско целует ноги Св. Петра». «Конфирмация». «Посторонний». «Казнь сына Брута» (фр.).
******* «Спящий Орест» (фр.). ******** «Воспитание Ахилла» (фр.). ********* «Выздоровление Баярда» (фр.). ********** «Цветы и фрукты» (фр.). *********** «Охота» (фр.). ************ «Петр Великий» (фр.).
гбб
main*. В театре: Opera Comique129. "Minuit". "Les voitures voisees". "Au tra-vers". "La guerre ouverte"**.
(Июнь)
1(13), среда. Поутру писал письма. К М-е Moreau130. У М-е Gracham. У Waree131. Обедал у Гизо. Жуффруа132. Разговор о Вильмене, о музыке, о Шо-лье133, о вольтерьянстве. Корефф134. Маленький Нарышкин135. После обеда прогулка с Девеном. Вечер дома: в искусстве и письмах.
2(14). Поутру с Хорисом у Вернета136: большая картина «Папа Сикст, Браманте, Микельанж и Рафаэль»137. Картины: «Св. Георгий, убивающий змея» и «Гиаур» Бейронов138. Прожект картины «Смерть Гарольда» и «Виль¬гельм завоеватель». К Боссанжу139. В Библиотеку140: Кабинет эстампов. Биб¬лиотека Рукописей, восточные особенно. Рукописи авторов. Рукописи вос¬точных языков. Клапрот141. Библиотека: Parnasse Francais142. Глобус. Статуя Вольтера. Система мира Коперника. Пирамиды. Карта Каспийского моря, подаренная Петром Великим Лудвигу XV. — Прогулка к Notre Dame. Вид с колокольни. Hotel de ville Greve. В театре: "Gazza ladra"143. Pellegrini Po-desta. Bordogni Fernando. Profet Pippo. Blasis Ninetta. Rossi Lucia144. Велико¬лепный оркестр. — Le Foyer.
3(15), пятница. Поутру у меня Екгоф. К Гизо завтракать и прощаться. О М-е Moreau. С Девеном и его дочерьми к живописцу Scheffer145. Большая начатая картина "Les femmes de Suly", «Смерть Лудвига IX», портрет Лафаета, портрет Беранже. Картина отступления французской армии. Семейные кар¬тины: сон, родильница. Картины из Данта. "La douleur solitaire"***. — К Ружимону146. — В Институт. Заседание академии надписей147: Degerando. Quartemert de Quincy. Remusat. Monmeil: чтение о жирафе. Bureau de lau-calle****. Явление семерых рассыльных a pied*****. Silvestre de Sacy148. Биб¬лиотека. Обедал в Palais Royal. В синагогу. В театре Madame149: "Le jeune mari"150. "Nouveau Pourceaugnac"151. Paul Bern-Leon. Leontine-fay. M-elle Deja-zet. Larbitre. Colonel Gontier. Baron Ferville. Comtesse d'Este Theodore. LEcrivain publique. Dugrattori Bern-Leon.
4(16), суббота. Поутру в замок Инвалидов152. Спальни. Горницы для офицеров. Библиотека (рельеф). — Зала, картины. Меню на всю неделю, кухня. — Церковь. Дом. Памятники Тюреня и Вобана. Портреты марша¬лов.— Champ de Mars153. Ecole militaire154 ******.— В театр. Глупый бе¬нефис в Varietes. "Les deux Gaspards"155 Jolly Gaspard l'avise. Philipp Gaspard Simplet. M-elle Lemerry Jeannette. "Le Beneficiaire"156. L'Essoufle Lepeintre.
* Рынок Сен-Жермен (фр.). ** «Полночь». «Дорожные экипажи». «Проезд». «Открытая война» (фр.). *** «Одинокая скорбь» (фр.). **** Орган местного самоуправления (фр.)-***** пешком (фр.). ****** Военная школа (фр.).
"Une soiree chez Jocrisse"157. Jocrisse Brunet. La Cuisinier Odry. Сцена кар¬точной игры.
5(17), воскресенье. Fete Dieu158. В королевскую библиотеку. Переход от пло¬щади du Caroussel до St. Germain l'Auxerrois, покрытый гобеленами. Отряд гвардии. Воспитанницы дофины, короля, дофина и la duchesse de Berry. — После обеда в Sceaux через fontaine aux roses. Веселая природа. Удивительно ароматный воздух. Танцы в Sceaux. Шляпки и чепчики. Карусель и амазон¬ки. Спор за контрамарку. На возвратном пути через Chaumier. Прелестное освещение. Танцы. Розы. Зелень деревьев. Веселость и учтивость французов. Они умеют схватывать смешное и выражать его; они этим наслаждаются. Une mystification est une grande affaire pour un francais; mais ils ne sont pas malicieux*. У нас десятой части нельзя того сделать, что здесь делают, не быв осмеян¬ным. Chez nous on cherche a tourner en ridicule. Chez eux on le sait mieux et on ne manque jamais Poccasion, mais on est bienveillant. On n'attaque que la pretention**.
6(18), понедельник. Поутру в Jardin des plantes159 ***. Menagerie160 ****: сле¬пой тигр. Несколько волков. Schakal. Три медведя. Кабан. Лев. — В особен¬ных строениях: тапир, бизон, страус, два слона. Четыре медведя в клетке, олень, египетские бараны, обезьяны. Анекдот о W. Скоте. — Посетители. — Лабиринт. Киоск. Вид. Кедр ливанский. К Румянцеву161, к Соммерару162.— После обеда в Cirque olympique163 Paul. Les cavaliers et les fantassins. Le marche au chevaux, la fuite de Malec-Adel, le matelot*****.
7(19), вторник. Поутру в заседание police correctionnelle******. Дело студентов медицины. Президент Дюфор164. Вопросы весьма неясные и сбивчивые. Тон грубый. La maniere des questionner tres pastiche*******. Пышная речь королевского адвоката Levasseur. Вступление о иезуитизме, о мятежах. Изложение дела, заключение. Короткое и убедительное защи-щение Мериллево165: настоящее красноречие адвоката. Прочие речи. Слу¬шание. Зрители. О публичности суда; о неприличии смешивать полити¬ческое с полицейским. Красноречия французского дар и его тенденции. Импровизация. — К Бодри. К Ришару. Хотел видеть «Отелло», но попал в Водевиль. "Le Baron Felsheim"166. "Lefils du paysan"167. "Les peintres"168. Minette. Clara. Фонтен. Фридрих П.
* Мистификация есть важное дело для французов, но они незлобно-на¬смешливы (фр.).
** У нас ищут как бы высмеять. Они это умеют лучше и не упустят никог¬да случая, но при этом доброжелательны. Борются только с претенциозностью (фр.). *** Зоологический сад (фр.). **** Зверинец (фр.). ***** Олимпийский цирк Поль. Всадники и пехотинцы. Парад лошадей, по¬бег Малек-Аделя, матрос (фр.).
****** уголовная полиция (фр.).
******* Манера задавать вопросы совершенно пародийная (фр.).
8(20), среда. Взял английские книги. В библиотеку169. Отделение анти¬ков. Апотеоз Августа Каме. Шахматы Карла Великого. Щит Аннибалов. Вещи, найденные в гробе Дагоберта. Медали Александра, медали афинские. Резные камни. Мумии ибиса, кошек; щит, шлем и меч Франциска I. Миро Дагобертово. Мечи Генриха IV. Движущийся зодиак. Мумии открытые. Му¬мии в пеленах. Мумии в гробах. Голова Геркулеса. Фавн кариатида. Череп, гроб, мумия. Надписи. Манускрипты: часослов Лудвига XIV. Манускрип¬ты 8-го века — V и VI веков. Восточные манускрипты, рукописи Вольтера и прочие. — Ввечеру в Opera comique. "La vieille". "La maison a vendre"170. (Бунт.) "La Clochette"171.— "La vieille": la comtesse M-e Pradler. "Maison a vendre". Lise M-e Ponchard. Ссора в партере. Шиканье. М-е Ponchard. Бунт в партере. Речь комиссара полиции. Оглядка и движение. Сцена в моей ложе. "La Clochette". Ardlin. "La feuillage". Платье непослушное. Palmyre. Pradler. Lucifer. M-e Rigaut.
9(21), четверг. Поутру писал письма. К кн. Голицыной. В Пантеон. Ка¬такомбы. Закладенный гроб Вольтера и Руссо. Гроб Монтескье, Кабаниса, Троншета. Многих генералов. Эхо. Внутренние красоты. Коринфские ко¬лонны. Купол, расписанный живописцем Гро. Все династии королей Фран¬ции. Хлодвиг, Карл Великий, Лудвиг Святой, Лудвиг осмнадцатый и голый due de Bordeau в нише, св. Геневьева. 490 ступеней. Вид на Париж: труба и колонна de la place Vendome. Обед у Щербатова. Шувалов172, Брюс, один из издателей "Globe"173, Жомини. В театре Madame: "LHeritiere"174. Gondie175. "Le sourd, ou Lauberge pleine"176. "Que font les vaches a Paris?— Des vau¬devilles. Quel est Г animal le plus vieux? — Le mouton, car il est ГаТпё"177*. Сце¬на сна: постель, занавес.
10(22), пятница. У меня Дегер и Кореф. В Версаль178. L'avenue. Les heures en demi cercle. La place d'armes**. Мраморное крыльцо и балкон, на коем явилась королева. Всход. Длинный коридор. Vestibule. La chapelle***. Верх¬ний и нижний этаж. Мраморная балюстрада. В палату для карт. Расписан¬ный потолок. Salons d'Hercule, de Venus, de Diane, de Mars. Картины из жиз¬ни Лудвига XIV. — Appartements de la reine. Chambre a coucher, petite porte. Salle de Генрих. Gardes du corps. Escalier de marbre. — Chambre du roi. CEil de boeuf. Chambre a coucher de Louis XIV. De Louis XV et XVI. — Salle de Spectacles****. Колоннада; поднятый пол. Портреты (Portrait de Louis XIV
* Что делают коровы в Париже? — Городских телят (игра слов: veau de ville — «городской теленок», звучт так же, как слово «водевиль»). Какое животное самое старшее? — Баран, потому что он самый шерстистый (игра слов: Гашёе — «старший», laineux — «шерстистый»).
** Проспект. Полукруглые часы. Учебный плац {фр.). *** Передняя. Часовня {фр.). **** Покои королевы. Спальня, маленькая дверца. Зал Генриха. Кордегардия. Мраморная лестница. Покои короля. Слуховое окно. Спальня Людовика XIV. Лю¬довика XV и XVI. — Концертный зал {фр.).
a cheval. Louis XIV dans sa famille)*. — Сад. Большие террасы. Два водо¬ема с лягушками. Оранжерея. Bain d'Apollon. — Rotonde de marbre**. Глав¬ная аллея и бассейны. Запах. Уничтожение и разведение сада по тому же плану. — Малый и большой Трианон. Le chalet Suisse**. Дорожки; ход под утесом.
11(23), суббота. Вечер. У Cuvier. Яишница из стр(охокамилового) яйца179. Скучная важность заседания. Издатель "Constitutionnel"180. Разговор о заи¬ках; о m-e Pisaroni. Кореф. Дегерр.
12(24), воскресенье. В С(ен-)Дени. Гроб Лудвига XII. Гроб Франциска I. Два старых гроба в церкви. — Надгробный камень под балдахином и дос¬ка-алтарь с серебряным барельефом Наполеонов. — Надгробные камни от Кловиса181 до Бурбонов. Некоторые раскрашенные. Лудвиг Святой. Носы. У женщин под ногами собаки, а у мужчин львы. Дверь Наполеонова с тре¬мя ключами и закладенная стена. — Монморанси182. Вид с горы на Париж и Сен-Дени. Эрмитаж, где теперь живет дочь Гретри. Руссов розовый куст. Его бюст, стол, постель его и Терезы183. Чашка. — Очки Гретри. Платок с гипсом. — Плита под деревом. Вид с горы. Обед. Поездка через Ангиен. Пруд с островом. Плаватели. Расположение строений. Дом, где ванны. Сад. Кофейный дом. Башня, где источник.
13(25), понедельник. У Щербатова. В театре: "Leonidas"184. Leonidas Ligres. Cleomene Joanny. Archidamis Duchenois. — "Le conteur"185. Milord Spleen Cartigny. Angelique Mars.
14(26), вторник. Утро. На кладбище Рёге La Chaise. У Варе. В опере: "Le barbier de Seville"186.
15(27), среда. Поутру у графини Разумовской. В Conciergerie187. Вход сво¬дами. Коридор довольно просторный. Прежде по обеим сторонам clo-chets****. Дверь бывшей тюрьмы М(арии) Антуанетты. С нею бывшая тюрьма Елизаветы. Свод pave*****. Часть принадлежит церкви, в кою входят молить¬ся затворники. Наверху за решетками женщины. Внизу мужчины. За чер¬ным занавесом сЬаре11е******.Тюрьма М(арии) Антуанетты обращена в Cha¬pelle. Три картины. М. Антуанетта в минуту разлуки с дочерью в Тампле. Причащение Марии Антуанетты в Консьержери. Слова из testament*******. Барельеф короля и королевы. — Закладенная дверь к часовым. — Cachot de punition********. Двор, pistole********* или общая комната. — Тюрьма
* Портрет Людовика XIV на коне. Людовик XIV в кругу своей семьи (фр.). ** Купальня Аполлона. Мраморная ротонда (фр.). *** Швейцарский домик (фр.). **** колокольни (фр.). ***** мощеный (фр.). ****** часовня (фр.). ******* завещание (фр.). ******** Карцер для наказания (фр.). ********* Отделение тюрьмы, где заключенные могли питаться за собственный счет (ист.t фр.).
Уврара188. Бывшая тюрьма Лавалетта189, теперь кухня. — В Луврскую га¬лерею. Обед в Palais-Royal. В Theatre Madame: "La pensee d'une femme"190. M.Theodore. Desparut. "Le frere et la sceur"191: Leontine-Fay и Gontier192. "Lamansarde des artistes"193. Gontier. Bern-Leon.
16(28), четверг. У Соммерара. «Магдалина» Кановы. Часы-брегет. Тици¬анов «Спаситель». Корреджиева «Магдалина». Жироде «Аврора и Цефал». Портрет Соммерара Прадона. «Галатея» Жироде. Монтебелло. Обед в Roche de laucale. В театр. "Les deux freres et les trois courtisanes"194.
17(29), пятница. В Hotel des Monnaies195. Литейная. Les lingots*. Маши¬ны для раздавления серебра. — Вырезывание кружков — вес — наведение матта196 — скобление — выбивание краев. — Штемпеля. — Медали. — Пут-роны. Медали древние. — Медали королей от Лудвига XIV до нынешнего времени. — В Chateau de Vincennes**. Двор — два новых корпуса. — Во¬рота и над ними те горницы, в которых был судим и осужден d'Enguyen197. Ров. Колонна и насыпь с крестом. — Часовня и памятник d'Enguyen. Donjon de Vincennes***. Тюрьма Мирабо и большая горница с одним столбом, где умер Генрих V. Платформа и вид с нее. К Варе. — Обедал у посланника. Альтести. Мещерский. Ермолов. В театре— «Макбет»198. "Carnaval de Ve¬nus"199. Балет.
18(30), суббота. Поутру у графини Разумовской. Завтракал у Мериана. Театр: "Tenue de Paris"200. "Les deux mousquetaires"201. "Le Loup-garou"202.
19(10, воскресенье. У живописца. Обед в Palais-Royal. В театре: Juliette et Romeo". "Turcaret"203.
20(2), понедельник. Поутру к живописцу. В ванну. С графинею Разумов-скою к графине Брюс204. Осматривал дом au valet de chambre**** Шато-бриана205, принадлежащий теперь Монморанси. Сад разведен и дом построен Шатобрианом. La chapelle***** de Montmorency: ковер шитый герцога Ан-гулемского. Сад прекрасный. Луг, усыпанный группами деревьев — аллея. Уединенное место, где работал Шатобриан. Павильон, внизу библиотека, вверху chapelle. Ковер из Америки. В доме лестница. Китайская горница. — Прелестная дача гр. Брюс. Chatelet******. Calvaire*******. Визит к Нарыш¬киной. М-е Ferraud. Дочь Чичагова206.
21(3), вторник. Поутру к графине Разумовской. Попытка неудачная в Clos de Malbre. В Conservatoire des arts et metiers207 : модели. Инструмен¬ты. Машины. В Jardin des plantes*********. Жирафа. В кабинет. Les fos¬
* Слитки (фр.). ** Венсеннский замок (в пригороде Парижа) (фр.). *** Главная башня Венсеннского замка (фр.). **** камердинер (фр.). ***** часовня (фр.). ****** Небольшой укрепленный замок (фр.). ******* Придорожное распятие (голгофа) (фр.). ******** Ботанический сад (фр.).
siles*. Удивительный порядок в расположении и приготовлении. — Обед. В Palais-Royal. У Варе. Ввечеру у Свечиной.
22(4), среда. Завтракал у Разумовской с Монтебелло и Девеном. Ввече¬ру с Разумовской в театре. "Les 30 ans ou la vie d'un joueur"208. M-e Allan-Dorval209. M-r Frederic210.
23(5), четверг. Поутру вместе с Разумовской. Bourgeois211. С ним и с Де¬веном к Лафайету. — В дом Мерианов. К Шуваловым. К Долгорукому. Раз¬говор с Кабрилетом. Обедал в ресторации. В театр Varietes: "Les vendeurs des balais"212. "Les deux Matelots". "Les bonnes d'enfants"213. jocrisse chef des Brigands"214.
24(6), пятница. У Разумовской. В посольство. К Варе. К Корефу. К Да-масу215 с Дегером. Разговор с Дегером о партиях. L'Extreme gauche sur la bourse** de Lafayette, de Laffitte, de B. Constant. Республика. Большая часть Парижа, в провинции les avoues, les medicins et autres pareils***. L'Extreme droite****: аристократия. Сохранение хартии с изменениями по части во¬енной службы: теперь конскрипция и разврат. Покупка конскриптов компа¬ний. Влияние вредное. С(ен-)Сир216. Желание установить кадетов. Измене¬ние выборов. Теперь Уъ en masse et Уъ en deux etages*****. У Бобринской. Милая Талеран217.
25(7), суббота. К обедне с Долгоруким. Дивов. Тютчев218. К Варе. К жи¬вописцу. Обед у посла. Комната с Жераровыми амурами. Портрет государев Доу. Великолепный обед. Вилель. Дамас. Корбьер. Шаброль. Клермон-Тон-нер. Талеран. Мериан. Нунций219. Весь дипломатический корпус русский: Чичагов, Кологривов, Лобанов, Дивов, Тютчев, Тюфякин, Долгорукий, Жомини, Потоцкий.
26(8), воскресенье. Поутру у графини Разумовской. Кн. Волхонская220. К Перову. К Варе. К Мериану. Обедал в ресторации. У нас Буржуа. После обеда у Свечиной с Разумовскою. В Тиволи221. Стрельба из лука. Проба силы. Стрельба из арбалеты. Висячие, круглые, вертящиеся качели. Gondoles aeriennes******. Физический кабинет. Фейерверк. Зала танцев. Ресторация.
27(9), понедельник. Поутру в Palais de Justice: дело о покраже кроликов. Дело Вилера222. — В Pantheon de Rubens. Обед в ресторации. — С Тургене¬вым покупки. — Вечер у Разумовской.
28(10), вторник. Завтрак с Разумовскою, Девеном и Монтебелло. У Све¬чиной. Выезд в б часов с Моденом.
29(11), среда. Завтракал в Перонне. Замок старинный в Комбре. Церковь кафедральная. Живопись en bas-relief (Gercurt). Большая площадь с углами.
* Ископаемые (фр.).
* Крайняя левая на бирже (фр).
* адвокаты, медики и другие подобные (фр).
* Крайняя правая (фр).
* все вместе, целиком и (...) в две ступени (фр).
* Воздушные гондолы (фр).
Памятник Фенелона223. Башня от древнего архиепископства. — Валансьенн. Большая площадь с огромными зданиями. Ядра.
30(12), четверг. Монс. Письмо к Луи. Почтовый двор. Намур. Дорога берегом Масса. La vallee de la Masse*. Ландшафты. Долина. Ехали утром; ночевали в Пуа. Крепость и вид с крепости. Ехали в лунную ночь долиною Мозы. Замок Сердобини.
(Июль)
1(13), пятница. Ахен. Дом: колонны, посреди гроб Карла Великого. Стул наверху. Памятник Барбароссы, ограбленная французская часовня Св. Те¬резы. Часть мозаики. Картина Рубенсова «Рождество», копия с антверпен¬ской) картины. Гранитные колонны. Купель с мозаикою. Саркофаг Авгус¬тов, стоявший у ног К(арла) Великого. Сокровищница: рука, бюст и рог Карла Великого. Его кости в кивоте. Мощи: часть креста, веревка, плаща-ница Спасителя, гвоздь, пелены; полотно, облитое кровью Иоанна Крести¬теля; покров Богоматери. Корона, подаренная регентом. Корона, подарен¬ная Мариею Стуарт. Гроб стоит под алтарем. — Проехал Люттих. Завтракал в Кельне, осматривал Дом; церковь Петра: картина Рубенсова «Распятие Петра». Церковь Марии in Capitol: окна расписные. Дом, где родился Ру¬бенс и умерла Мария Медицис. Вид с моста. Приехал в Кобленц ночью. Здесь ужин. Переезд при луне в Эмс. Прелестный вид с горы и на долину.
3(15), воскресенье. Ввечеру разговор с Козловским. Письмо от Саши.
4(16), понедельник. Писал к Саше. Переехал на другую квартиру.
5(17), вторник. Начал пить воды. Вечер у княгини Голицыной. Был De-serre. У М-е Дальберг. У Радзивилла. — Приезд Рейтерна.
6(18), среда. У Волхонской, у Самойловой. Начал читать бумаги Николая224.
7(19), четверг. [Без записи.]
10(22), воскресенье. Вечер у Голицыной.
11(23), понедельник. Вечер у Самойловой. Банк. Прежде у княгини Вол¬хонской. Разговор с Алиною.
Вторник, среда, четверг. [Без записей.]
15(27), пятница. Обедал у Штейна. Вечер у Голицыной, petits jeux**. Глу¬пая надутость Голицына.
16(28), суббота. Разговор с Козловским. Козловский в Англии был бы необыкновенный человек; в России он гибнет или теряется; и не она ви¬ною, а он. Ибо при великом уме, при обширных знаниях, при таланте он не может произвести главного уважения, ибо не сохраняет достоинства. В Англии два человека в человеке: частный и народный. Народному часто так много бывает дела, что он, так сказать, поглощает частного; на народ-ном он утверждает свое достоинство и, так сказать, им маскирует частного. В России это невозможно: народного нет! Частное не имеет подпоры! И если
* Долина Масса (фр.).
* салонные игры (фр.).
19 Зак. 263
*73
человек сбился с пути, то он сбился весь, и талант, и ум не спасут его от той грязи, в которую он должен упасть, потеряв достоинство при всём уме и таланте. Потому-то и нужно более всего у нас беречь свое нравственное достоинство: ибо оно наша единственная опора.
ЗАПИСКА О Н. И. ТУРГЕНЕВЕ225
Тургенев был вызван к суду — он не явился226. Сим поставил он судей своих в совершенную невозможность решить, виноват ли он или нет. Сво¬ей неявкою он мог только возбудить против себя подозрения в виновнос¬ти. Но в то же время он и у самого себя отнял возможность оправдаться. По сему над ним нельзя было произнести никакого приговора. Для обви¬нения его нет ни фактов, ни доказательств убедительных, ни собственного признания, которое впрочем при недостатке фактов не удовлетворитель¬но. Тургенев судим был в отсутствии227; никому не была поручена его за¬щита. Единственная действительная вина его неявка, но за неявку нет на¬казания, ибо наказание не определено законом. Следовательно, неявка не признана законом виною. Но сия неявка, которая должна была произвес¬ти одно только сомнение и, следовательно, должна была остановить приго¬вор, принята была, напротив, за убеждение, и Тургенев был обвинен как преступник, по доказательствам сомнительным именно потому, что его са¬мого не было налицо для опровержения сих доказательств. Его письмен¬ное отношение было отвергнуто228.
Приговор:
I. Тургенев обвинен в участии в тайном обществе;
в учреждении и восстановлении оного; в замыслах ввести республику.
Тургенев обвинен в том, что был деятельным членом тайного общества. Тургенев вошел в тайное общество, учредившееся до возвращения его или скоро по возвращении его из чужих краев. Цель сего общества известна была ему из его устава, в коем нет ничего преступного. Особенная цель сего об¬щества была ему неизвестная, могла быть только известна первоначальным его учредителям. Цель же особенная Тургенева состояла в том, чтобы при¬влечь членов на сторону тех идей, к коим он исключительно был привязан, то есть к уничтожению рабства крестьян229: он хотел возбуждать их, давать своим крепостным людям отпускные и делать из крестьян своих вольных хлебопашцев. В сей особенной цели его не было ничего преступного, ни даже тайного, ибо свои идеи об освобождении крестьян он сообщил самому покой¬ному Императору, от коего он получил за них и благословение. Имея сию особенную цель, к которой Тургенев стремился страстно, он не только не мог разделять с членами их замыслов насчет введения в России конституции или республики, но он неминуемо должен был быть сим замыслам противен, ибо, по его мнению, которое было и мне давно известно, освобождение крестьян в России может быть с успехом произведено только верховною властию самодержца. Итак, он не мог желать одного и в то же время стремиться к дру¬гому, ему противному. Сверх того его мнения насчет конституции и респуб¬лики были мне всегда известны. Он имел мысли свободные, но в то же вре¬мя имел и ум образованный. Он любил конституцию в Англии и Америке и знал ее невозможность в России. Республику же всегда почитал химерою. Итак, он был членом тайного общества, но общества по своей цели, ему из¬вестной, не преступного и тогда, когда тайные общества не были запреще¬ны в России. И вступив в него, он не надеялся никакой обширной пользы, ибо знал, из каких членов оно было составлено, но счел должностию вступить в него, надеясь хоть несколько быть полезным особенно в отношении к особенной цели своей, то есть к освобождению крестьян. Но скоро увидел он, что об¬щество не имело никакого дела и что члены, согласившись с ним в главном его мнении, то есть в необходимости отпустить крепостных людей на волю, не исполнили его на самом деле. Это совершенно его к обществу охладило. И во всю бытность свою членом он находился не более пяти раз на так назы¬ваемых совещаниях, в коих говорено было не о чем ином, как только о том, как бы придумать для общества какое-нибудь дело. Сии разговоры из част¬ных, то есть относительных к обществу, обыкновенно обращались в общие, то есть в разговоры о том, что в то время делалось в России и тому подобное. Для таких разговоров не нужно было принадлежать к тайному обществу, и они происходили везде, и в обществе и вне общества: о правительстве, о луч¬шем роде правления, о конституции, республике. Члены, не знавшие особен¬ной цели тайного общества, видели в нем одну болтовню; члены, коим сия особенная цель была известна, толковали их по-своему. Нельзя сказать, что¬бы план сих последних с продолжением общества созревал, ибо не видно ни¬чего зрелого ни в плане их, ни в действии, ни в исполнении, но они привле¬кали к своим идеям и в то же время, бывая часто с людьми, коим их особенные идеи были неизвестны, но кои принадлежали вместе с ними к одному обще¬ству, привыкали в них видеть сообщников, с ними во всём согласных. Это столь же естественно, как и то, что Тургенев, бывший всего-навсего на пяти совещаниях, исключительно привязанный к одной только идее освобожде¬ния крестьян и в прочем совершенно убежденный и в незначительности об¬щества и в неспособности членов ни к чему важному, мог не знать сей тай¬ной цели немногих. Всё его внимание обращено было на действительную службу. Он почитал общество игрушкою, чем оно действительно в то время было. Он жил уединенно, работая, как весьма немногие по делам совета, с утра до ночи, выходил из своего кабинета только в совет, в Английский клуб или для прогулки. С обществом же не был в сношении, ибо не мог иметь для сего времени, вся его жизнь принадлежала должности, и он исполнял сию должность с такою совестною ревностию, что наконец потерял здоровье и вынужден был покинуть Россию.
Не удивительно, что члены того общества, к коему он принадлежал, то есть Союза Благоденствия, имевшего уставом Зеленую книгу230, как те, коим
19*
*75
особенные цели сего общества были известны, так и те, кои в то время еще о ней не знали, почитали его весьма важным для общества: его высокий характер, его прямодушие, его образованность, его ясные твердые прави¬ла вселили к нему всеобщее уважение. Но если он был признаваем одним из главных по уму и всеобщему к нему уважению, то это не значит, чтобы он был главным действователем общества. На это нет доказательств. А ре-шительным опровержением сего служит то, что тайная цель общества была в совершенном противоречии с его особенною, всем известною целию и что те из членов, кои знали тайную цель общества, не могли ее открыть Турге¬неву именно потому, что его особенная цель, им противная, была им из¬вестна. Сие уважение к характеру Тургенева имел и покойный государь, которому образ мнений его был совершенно известен.
Для осуждения нужны несомненные доказательства, основанные на фак¬тах, подтвержденных ясными, согласными показаниями свидетелей и соб¬ственным признанием. Для несомненного доказательства нужны факты; показания свидетелей и собственное признание только их подтверждают, но они заменить их не могут. Без фактов же ни показания свидетелей, ни даже собственное свидетельство не удовлетворительны и обвинение на них утверждено быть не может.
Но Тургенев осужден по одним только показаниям свидетелей, вообще не согласных, а в главном совершенно противоречащих одно другому. Фак¬тов же его обвиняющих нет. Собственного его признания быть не могло, ибо он осужден был в отсутствии. Напротив, в своем объяснении он опро¬вергал все известные ему тогда показания присланным объяснением: оно было представлено до суда, но не было принято. Итак, главного, на чем бы могло быть утверждено обвинение Тургенева, то есть фактов, нет, следова¬тельно, его обвинение ни на чем не основано и само по себе не может быть законным.
Что видно из показаний и что остается доказанным.
То, что Тургенев принадлежал к тайному обществу. Если он принадле¬жал к тайному обществу, то из сего следует, что он был и на совещаниях, что мог и принимать членов, и быть президентом. Это не делает его бинов-ным, когда то общество, к коему он принадлежал, не имело в себе ничего преступного, когда в уставе его была означена одна общеполезная цель, согласная с общим порядком.
Следует вопрос: к какому обществу принадлежал Тургенев?
К обществу, которое называло себя Союзом Благоденствия и коего цель, всем членам вообще известная, была положена в уставе его, называвшемся Зеленою книгою. Устав сей, служащий фактом достаточным для обвинения, известен: в нем нет ничего преступного. Тургенев не был учредителем сего общества — он вошел уже в общество учрежденное. Но если бы он и был учредителем сего, а не другого общества, то в этом не было бы никакой вины. Ибо явная цель сего общества, означенная в его уставе, не была никогда пре¬ступною. В это же общество Тургенев принял одного члена Митькова. Это столь же мало преступно, как и самое участие в этом обществе. Принятие другого члена Миклашевского ничем не доказано. А третий Толстой дал свидетельство, что не был никогда принят Тургеневым.
Итак, из всех показаний и из собственного признания Тургенева ясно только то, что он был членом тайного общества, не имевшего по своему ус¬таву никакой преступной цели, был членом в такое время, когда в России существовали тайные общества и не были запрещены правительством, на¬конец, был членом его в то время, когда оно и по самому донесению след¬ственной комиссии не имело никакой преступной деятельности, оказавшей¬ся в нем со вступления в него Рылеева, а Рылеев вступил не в первое, а уже в возобновленное общество. Первое же было уничтожено самим Тургене¬вым, и ничем не доказано, был ли он установителем второго.
Итак, Тургенев не потому преступник, что он был член тайного обще¬ства. Он может быть преступником только тогда, когда будет доказано, что он знал тайную особенную цель общества и участвовал в замыслах тех, коим с самого начала сего общества сия тайная цель была известна.
Фактов, утверждающих, что Тургенев знал сию цель, не находится. Тур¬генев утверждает, что он не знал и не мог знать сей цели. Остаются показа¬ния свидетелей. Достаточны ли они для обвинения?
Суд признал важными, хотя для убеждения недостаточными, только два показания: Пестеля и Рылеева. Но показания Пестеля, приводящего одну только сказанную Тургеневым фразу, без ясного означения, по какому слу¬чаю сказана сия фраза, подтверждаются двумя, не подтверждаются тремя и отвергаются четвертым. Достаточно ли оно для убеждения? Если против невинности говорят три, а в пользу невинности четыре. На чью сторону должно перейти беспристрастное правосудие? — Показания же Рылеева опровергаются само собою. Рылеев говорит о таком заседании общества, в коем находились Бестужев и Торсон. Но Торсон принят в общество в 1825, а Тургенев оставил Россию в начале 1824-го. Если бы взяли сию справку, то она опровергнула бы неосновательное показание Рылеева. А ничтожность же показаний и Рылеева и Пестеля убедила бы судей, что для обвинения в уголовном преступлении нельзя полагаться на сказания людей, кои не мо¬гут помнить того, что и с кем говорили в несколько лет, что для этого нуж¬ны факты и что если нет фактов, надлежит по крайней мере остаться в со¬мнении насчет обвиняемого, когда идет дело о чести и жизни.
Главное следствие:
Доказано одно, что Тургенев был членом общества Союза Благоден¬ствия.
Не только не доказано, но основано на свидетельствах противоречащих и явно ложных, что Тургенев знал преступные цели некоторых и участво¬вал в их замыслах.
Тургенев был в отсутствии и представил объяснение, которое не было принято.
Нет никаких законных причин признать его преступником.
Но Тургенев удалился за границу и, требуемый к суду, не явился и тем подтвердил показания. Достаточно ли это для обвинения?
Нимало: во-первых, Тургенев не удалился за границу, как будто скры¬вался от правосудия за два года до кончины императора, он был принуж¬ден покинуть отечество за болезнью. Несколько раз до тех пор просил он отпуска и всё был удерживаем государем, который наконец, увидя необхо¬димость, отпустил его, благоволив дать ему чин и деньги на дорогу. И не¬сколько раз потом изъявлял желание, чтобы он скорее возвратился. Это не значит бежать от наказания. Напротив, если бы Тургенев имел приписы¬ваемые ему замыслы, то он бы не помыслил удалиться, а напротив, счел бы необходимым остаться, дабы содействовать успеху сих замыслов. Во-вторых, он не явился. В этом он виноват. Но неявка не есть еще замышление про¬тив жизни Государя и против общего порядка.
Здесь может представиться вопрос, почему поехал брат, а не сам он по¬старался себя очистить. Напомню, что Н(иколай) Т(ургенев) был за грани¬цею из болезни, которая продолжается и теперь. В качестве обвинения против него были одни слухи. Невозможно Тургеневу было вначале жерт¬вовать отчизною, после здоровьем.
Если против обвиняемого надобно принять всё, что служит к доказатель¬ству вины его, то столько же нужно принять и то, что служит к его оправ¬данию. Тургенев находился в Париже в то время, когда случилось проис¬шествие 14 декабря. Но он был уже на отъезде в Англию, и отъезд сей не был следствием полученного им известия из России, а давно принятое намерение, чему служит доказательством и то, что он задолго пред тем в Карлсбаде расспрашивал Блудова о жизни в Англии и сообщил ему свое намерение туда ехать. И я сам послал ему за несколько времени рекомен¬дательные письма от Вильсона в Шотландию. О чем говорило известие, по¬лученное Т(ургеневым) в Париже. О бунте гвардии по случаю присяги Го¬сударя) И(мператора). В этом нет еще ничего относительного к тайному обществу, в коем находился Тургенев. То, что было открыто Следствен¬ной) Ком(иссией), сделалось известно из рапорта. Тургенев уехал в Англию, не зная, в чем состояло дело. После в Англии по слухам дошло до него изве¬стие об открытом заговоре и об участии в нем некоторых из членов обще¬ства и об том, что его имя замешано в сем заговоре. Брат его с ним нахо¬дившийся поехал немедленно в Париж и оттуда в Россию, чтобы узнать подробности сего дела. Приехав в Петербург, он услышал, что все обвиня¬ют его брата в соучастии в заговоре против правительства. Тогда только в первый раз узнал он о существовании тайного общества и о том, что брат его был оного членом. Он написал к нему, что знал, уговаривал его не ез¬дить, зная его болезни, опасаясь за его жизнь и даже в сомнении насчет его участия, будучи в совершенном неведении насчет сущности дела. В то же время он просил его прислать от себя объяснения насчет своего участия в тайном обществе. Тург(енев) написал наобум, что знал, не мог написать ничего полного, ибо не мог знать подробности, не имел в руках рапорта
Следств(енной) Комиссии и не воображал никак того, что было для него до тех пор тайным.
Если он говорил о тайном обществе, в коем участвовал слегка, то гово¬рил об нем то, что тогда думал и чего не мог бы думать, если бы имел в ру¬ках донесение Следственной Комиссии. Но сия же самая неясность объяс¬нения служит доказательством в его пользу — мог ли бы он говорить таким языком, когда он внутренне убежден был в возможности того, о чем гово¬рил и что тогда должно было быть известно правительству. Это объясне¬ние, на кое не обращено было внимание, было отправлено, когда пришел к нему князь Горчаков с требованием, чтобы он явился к суду, и с изъявле¬нием, что он немедленно будет объявлен изменником, если откажется явить¬ся. Повторю: Тургенев виноват, что отказался явиться. Но он в этом слу¬чае виноват столько же против себя, сколько противу правительства. Своею неявкою отнял он у себя средство представить явные доказательства своей невинности. Уменьшает однако вину его то, что было объявлено ему именем Государя: он мог ужаснуться того, что ожидало его от судей, когда уже без суда, на одной только неявке оглашали его преступником государственным. Это опасение, если не совершенно извиняет его, то достаточно изъясняет, почему и уверенный в своей невинности, он мог не явиться к оправданию. И сия неявка, как означено в приговоре, подтвердила его преступление. Итак, то, что он сказал в свою пользу, было не только отвергнуто, но даже не принято, а его отсутствие было признано за подтверждение. Но когда же неявка бывает доказательством!
Неявка может в крайности только возбудить сомнение, то есть воспре¬пятствовать произнести и pro и contra. Но она не представляет ничего по¬ложительного. Напротив, сия неявка вся во вред Тургенева: во всём, что против него показано, гораздо более материалов для его оправдания, не¬жели для осуждения. Итак, своею неявкою он положил только препятствие суду оправдать его, а не усилил причин обвинить его. Ибо неявка есть оди-наков препятствие как для обвинения, так и для оправдания. — Теперь вопрос. Неявка сама по себе есть ли вина. Нет. Что такое вина? То, что за¬кон предварительно признал виною. Но неявка в делах уголовных подле¬жит ли у нас наказанию. Нет. Следовательно, неявка сама по себе не вина. Как же она может подтверждать обвинение в преступлении уголовном.
Когда судят человека, обвиняемого в уголовном преступлении, и когда нет ни фактов для убеждения в его вине, ни его присутствия для призна¬ния в вине или для опровержения обвинения, то надлежит обратить вни¬мание на всё, что может служить к его оправданию. Суд должен быть бес¬пристрастен. Его предмет не обвинение и не оправдание, а одна правда. Правда или карающая или освобождающая обвиняемого; чистая, ясная, не подлежащая никакому сомнению правда. Объяснение вины или объясне¬ние невинности должны быть равно для него святы, ибо и в том и в другом может заключаться правда. Почему же не принято судом объяснение Тур¬генева. Скажут, что оно не написано ни на чье лицо и не по форме.
Но оно писано самим обвиняемым и могло бы быть документом его для следствия. Если бы это объяснение было опровергнуто и найдено неосно¬вательным, оно послужило бы для обвинения. Если бы, напротив, оно най¬дено было основательным, то послужило бы для оправдания; в обоих слу¬чаях послужило бы к отысканию главного, то есть к отысканию правды. Отвергнув его, суд лишил себя права произнести решительно, ибо он не обратил внимания на то, что сказал обвиненный в свою пользу. Если он признал сие объяснение обвиняемого маловажным и не стоящим внимания потому только, что он сам не явился, то поступил несправедливо; ибо не¬явка не имеет ничего общего с судимою виною; она дает права признать неявившегося только отсутственным, ослушным, но не заговорщиком и цареубийцею. Напротив, обязанность суда принимать в пользу обвиняемого всё, что встретится, где и как ни встретится: на оправдания формы быть не может, как скоро дело идет о невозвратной потере жизни и чести. Если суд мог уважить не подтвержденные ничем показания свидетелей, то не по то¬му же правилу должен бы был уважить и соответственно показания об¬виняемого. И если неявка с одной стороны обременяла обвиняемого новою виною — виною совершенно отличною от главной, — то в то же время сде¬лала его и более беззащитным, следовательно, наложила обязанность на суд некоторым образом заступить его место, действовать с особою осторожнос-тию и изыскать строго всё говорящее в пользу отсутствующего, действовать за него, ибо он сам за себя не может действовать, и не вменять ему в нака¬зание неявки, ибо таким только образом действуя, возможно суду достиг¬нуть конечной единственной цели своей — к отысканию правды.
Он мог с энтузиазмом привязаться к некоторым идеям, но при всей спо¬собности к энтузиазму он имеет и твердый ум и особенную чистую нрав¬ственность, основанную на правилах ясных, нравственность, которая никог¬да бы не допустила его до того, чтобы не почувствовать, что никакая цель не оправдывает средство, что убийство всегда убийство, что благодарность есть добродетель. Идея могла ослепить его рассудок и кто сему не подвер¬жен, но никакая идея не могла ослепить его сердце, сделать его низким, сделать способным замышлять на жизнь своего благотворителя и прини¬мать новые благотворения от того, чья погибель определена была уже в тай¬не души. Такого чудовищного чувства душа Тургенева не способна не толь¬ко питать, но и пожелать возможным, — свидетельствует всякий, кто знает его хорошо и кому известна прошедшая жизнь его.
Всё сказанное выше основано на одном только рассмотрении самого приговора и причин, побудивших судей произнести его без всякого отно¬шения к тому, что Тургенев говорит в собственное оправдание. Из сего рассмотрения остается ясным только то, что Тургенев ни в какую из опи¬санных судом категорию не входит, ибо ничто против него не доказано. Неявка же его вместо того, чтобы быть подтверждением обвинения, есть, напротив, только препятствие утверждать оное. Явно только то, что он принадлежал к тайному обществу; но нисколько не доказано, знал ли он особенную цель сего общества и участвовал (ли) в преступных замыслах некоторых членов, которые только впоследствии сделались всеобщими, а прежде были немногим известны.
Теперь вопрос, мог ли Тургенев быть когда-нибудь участником в подоб¬ных замыслах.
Всякий, кто знает его, скажет решительно: не мог! Он всегда имел образ мыслей свободный, но никогда не любил необузданность, ибо всегда всего выше уважал закон. Может быть, возвратясь в Россию из чужих краев по окончании своих наук в Геттингенском университете в первой молодости, еще мало знакомый с тем, что может быть нужно и полезно его отечеству, он был, как молодой, неопытный человек, исполненный любви к добру идеальному, привязан к общим идеям свободы. Но он никогда не был сле¬пым энтузиастом; он имеет от природы рассудок здравый, он учился осно-вательно, и опытность просветила его. И он имел более других средства получить эту опытность, которая привела в порядок его мысли: при самом начале деятельной своей жизни он достался в руки просвещенного настав¬ника, в глазах коего действовал и коего умом поверял свои понятия. Он на¬чал служить при министерстве финансов, но скоро по вступлении своем в службу определен был к министру Штейну, который из начальника сде¬лался его другом. Надобно послушать, что говорит Штейн о характере и образе мыслей Тургенева. Он утверждает решительно, что Тургенев по ха¬рактеру своему не способен участвовать в умыслах злодейских, а по образу мыслей своих не мог желать республики в России, почитая всякую респуб¬лику, где бы она ни была, химерою. Деятельность за границею, по важным делам, ликвидационным, под руководством Штейна, была прекрасною на¬укою для Тургенева. Он возвратился в Россию с мыслями определенными. Но в то же время душою его овладела и другая мысль, которая наконец сделалась его главною, сделалась целию его деятельности и, так сказать, его страстию. Мысль освобождения крестьян от рабства. [Он желал блага оте¬честву, но был уверен, что твердого блага быть там не может, где 13 мил¬лионов лишены достоинства человеческого.] В этой мысли ничего пре¬ступного нет: она была главною души Александра. Но сия же самая мысль должна была исключить из головы его всякую мысль о республике в Рос¬сии, ибо одно только могущество самодержца может дать в России кресть¬янам свободу, не разрушив самой России. Республика же, если бы она и была возможна, только бы утвердила сие рабство. Таково было его убеждение, которое ни для кого не было тайною. Следственно, он не мог надеяться исполнить своего главного желания посредством опровержения установлен¬ного порядка; напротив, в нем только мог видеть средства достигнуть к цели своей; здесь говорю, положив руку на сердце: в образе мысли я бывал с ним часто не согласен, но всегда видел в нем для самого себя образец мораль¬ной чистоты!231 Я знаю, что всё, несогласное с законом Божиим, было все¬гда и во всём далеко от его сердца. [Я видел человека, которого свидетель¬ство в сем случае может быть решительно и в глазах которого Тургенев
18 Зак. 263
28l
долго действовал, которому открывал все тайны своих мыслей, барона Штей¬на, — и по прочтении донесения Следств(енной) Ком(иссии) и узнав об осуждении) Т(ургенева), Штейн решительно утверждал232, что Тургенев не может быть виноват, что он по характеру своему не способен на злодейство, а по образу мыслей, при всей любви к законной свободе, не мог никогда желать республики в России.]
Чтобы судить справедливее о Тургеневе, надобно обратить взгляд на его прошедшее. Сего не могли сделать судьи его, ибо они судили только чело¬века, замешанного по свидетельству показаний в заговоре, и человека, про¬тив которого существовало уже общее предубеждение, сделавшее вероят¬ными и все показания обвинителей.
Следственно, не мог разделять с членами того общества, в коем находил¬ся, тех замыслов, кои сделали бы решительное препятствие особенной цели его. По характеру своему он ни на что преступное не способен: ни мыслию, ни делом. Этому, повторю, служит свидетельством целая жизнь его. Пус¬кай укажут хотя на один поступок, в котором было бы что-нибудь уклоня¬ющееся от правил строжайшей нравственности. Пускай взглянут на его службу: кто с большею совестностию работал! кто более собою жертвовал долгу! И не признал ли этого наконец сам покойный государь, который при отъезде Тургенева по болезни за границу осыпал его благодеяниями и не¬сколько раз говорил Карамзину, что желает его возвращения, дабы, сверх других его дел, возложить на него и некоторую часть законодательства. А по¬койному государю был известен вообще образ мыслей Тургенева! Он при¬нял с благосклонностию его прожект об освобождении крестьян233. Другие же мысли Тургенева почитал он свободными и советовал ему милостиво от них отказаться. Но в чем же состояли сии свободные мысли: все более или менее относились к главной, т. е. к освобождению крестьян. Но о респуб¬лике в России и об изменении в ней существующего порядка он не думал и не мог думать. О многом, что делалось в России и в Европе, изъявлял он свое мнение, но не так, как (защитник) республики, а как и все другие. Что же произвело насчет Тургенева особенное предубеждение? Почему ему особенно приписывалась необузданность мыслей? Почему он мог прослыть якобинцем? Именно таэке мысль о необходимости освобождения кресть¬ян, которую он выражал всегда с совершенною независимостию.
Мысль сия имеет слишком много противников в России, ибо она оскор¬бляет общий интерес и потому именно должна казаться враждебною и воз¬мутительною. Не рассматривая сей мысли в ней самой, замечу только одно, что она сама по себе далека от мысли об изменении порядка и заговора против нашего Государя, но что весьма легко смешать с понятием о свобо¬де крестьян понятие о любви к необузданности, о республике и назвать якобинцем того, кто говорит: [не продавай человека, как лошадь,] людей продавать не должно. Тургенев же вел жизнь одинокую, занимался только должностию, в обществе знали его немногие, следственно, знали только по слухам, по пересказам других, тех, [кто вообще были шокированы тем, что он говорил в пользу крестьян и следственно во вред их выгоды], из коих одни увеличивали или искажали то, что он мог говорить, а другие, будучи вообще оскорбляемы тем, что он говорил, изъясняли слова его по-своему, — всё это утвердило в обществе ложное об нем понятие. Он слыл якобинцем, тогда как все его правила и действия были совершенно противоположны якобинству. Сии же слухи могли дать о нем и ложные понятия государю; но государь знал его и по службе и отделил человека, известного ему по одним слухам, от того, коего знал на деле: он отдал Тургеневу справедли¬вость, осыпал его благодеяниями и имел доверенность к его характеру и изъявил желание дать ему деятельность более обширную.
Сия исключительная, страстная привязанность Тургенева к одной идее весьма естественно объясняет, почему он, несмотря на здравый ум свой и на характер твердый и никогда не быв ветреным энтузиастом, мог вступить в об¬щество молодых людей, которое сам почитал малозначащим, от коего не мог ожидать никакой существенной пользы и никакого успеха по той цели, ко¬торую, как он думал, оно себе предположило. Он хотел иметь влияние на мнения, хотел распространить несколько здравых идей и особенно произ-вести в сочленах своих убеждение в пользу свободы крестьян. Это ему сна¬чала удалось на словах, но когда он увидел неудачу на деле, то совершенно охолодел к обществу. Можно сказать, что он к сему обществу и принадлежал и не принадлежал. Принадлежал, потому что раз был в него принят, находился на пяти или шести заседаниях и рассуждал в сих заседаниях о том, как бы деятельность придумать для общества для достижения цели, означенной в Зе¬леной книге. Не принадлежал, потому что был убежден в пустоте и бесполез¬ности общества, не занимался им вне заседаний, ибо занят был по службе, и наконец совершенно к нему охолодел, увидя сколь его убеждения насчет освоб(ождения) крестьян остались бесполезны.
Теперь вопрос: мог ли он, будучи членом общества, не знать о том, что было главною тайною целию первых его учредителей?— Это утверждается всем сказанным выше. Во-первых, и при вступлении своем в общество он не уважал его, это неуважение усилилось впоследствии и обратилось в совер¬шенное равнодушие. Но это же равнодушие естественно произвело и со¬вершенное невнимание к тому, что таилось в головах некоторых членов. И как можно было угадать эту тайну? Из вольных разговоров членов меж¬ду собою, но такие разговоры Тургенев слышал и вне общества: они были просто болтовня, а не заговор. Из сообщения умыслов: но сего сообще¬ния явно не было, ибо главные злоумышленники не изменяли себе; а Тур¬геневу, коего особенный образ мыслей, противоречащий их тайному и возмутительному, был им известен, они могли открыться менее нежели кому-нибудь другому. Иметь же его в обществе они считали выгодным, ибо им было известно всеобщее к нему уважение членов. Но также известно из собственного их признания, что они друг друга обманывали, называя сообщниками своими многих, кои никогда не думали участвовать в их замыслах.
18*
283
Во-вторых, Тургенев вступил в общество тогда, когда и по самому рапор¬ту оно еще не было преступным (преступление некоторых не есть еще пре¬ступление всего общества). Он и вышел из него, когда еще оно таковым не было. Весьма возможно, что и в бытность его в обществе замыслы вредные могли уже сделаться известными большинству членов, нежели как то было вначале. Но это еще не доказывает, что он знал о сих замыслах. Это можно изъяснить примером. В 1816 году завелось общество арзамасское, которое было не иное что, как литературная шутка. Оно состояло сначала из 12 или 15 членов, число их впоследствии увеличилось до 25. Раз в неделю оно собира¬лось. Кто прочтет протоколы заседаний и речи членов, тот найдет в них совер¬шенную галиматью, и действительно они были галиматьею. Но в 1817 году в это общество были приняты Орлов, Тургенев234 и, наконец, Никита Мура¬вьев. В последних своих заседаниях общество, составленное из литераторов, начало рассуждать о том, как бы из шутки сделать дело, и положило было выдавать литературный и политический журнал. Но члены разделились, и план журнала не состоялся. Теперь вопрос: в 1817 году вступил в арзамас¬ское общество Муравьев. Он имел уже тогда все мысли, кои занимали его как члена Общества Благоденствия. Что если бы журнал арзамасского общества состоялся и одним из издателей его был Никита Муравьев. Справедливо было бы назвать арзамасцев соучастниками заговора после открывшегося потому только, что Муравьев был их сочленом? Справедливо ли было бы думать, что его особенные замыслы были им известны? ?
Скажу более: если бы общество арзамасцев продолжалось и если бы жур¬нал его состоялся, то, вероятно, Муравьев, будучи членом его, по правилу, принятому его соумышленниками, стал бы уверять прочих, что арзамасцам известны их замыслы и что они готовы им содействовать, ибо Арзамас был составлен из людей, имевших в России известность: сам Карамзин бывал на их заседаниях и от души смеялся, слушая шутовские их речи и протоко¬лы*. И если бы с таким предубеждением прочтены были протоколы и все бумаги арзамасского общества, то они только бы подтвердили сию мысль. Никто бы не уверил, что оно не имело никакого умысла! Галиматья пока¬залась бы маскою чего-нибудь важного, и в шутках увидели бы намерение преступное. Никто бы не поверил, что можно собираться раз в неделю для того только, чтобы читать галиматью! Фразы, не имеющие для посторонних никакого смысла, показались бы тайными, имеющими свой ключ, извест¬ный одним членам. Имя Новый Арзамас, кое давало себе общество, получило бы смысл Республики. А в Беседе Русского слова и Академии, над коими забавлялись члены, увидели бы Россию и правительство. — В чем убежда¬ет этот пример. В том, что особенные мнения некоторых частных членов общества не могут быть приписаны всему обществу, что целое общество не
* Сия ложь была бы неизбежным приговором арзамасцев. Они бы признаны были заговорщиками, а общество их ветвью преступного Северного или Южного. — (Примеч. В. А. Ж.).
может быть названо преступным потому только, что некоторые члены его преступники, и, наконец, что можно быть в общениях и не знать о замыс¬лах некоторых его членов. И так весьма естественно было Тургеневу, и по неуважению его к самому обществу, и по множеству занятий своих по служ¬бе, и по самому участию своему в занятиях общества, не знать о том, что думали главные его учредители, что делалось в некоторых заседаниях и что, наконец, сделалось замыслом многих. Особливо когда вспомнишь ход об¬щества и разные его эпохи.
Деятельность Тургенева (которая вся ограничивается пятью заседани¬ями, на коих он присутствовал, и последним, на коем он был президентом и в коем уничтожалось общество) вся принадлежит к периоду от вступле¬ния) его до разрушения общества в январе 1821 года. Что же состоялось преступного в этот период. Какими фактами подтверждается участие Тур¬генева в умыслах против правительства. Несколько голословных показаний, не принятых судом, — вот и всё. А показание Пестеля само собою уничто¬жается. Это доказано выше.
Почему же члены показывают так решительно, что Тургенев знал их замыслы.
Это можно объяснить самым естественным образом, даже не предполагая в сих обвинениях намерения клеветать на невинного. Все они говорят о том, что было задолго до того времени, в которое должны были дать ответ пе¬ред судилищем. И о чем же говорят? Не о происшествиях, подтвержден¬ных документами, а просто о разговорах. Тургенев покинул Россию в на¬чале 1824, а допрос происходил в 1826. И в показаниях преступников, одно с другим не согласных и часто одно другому противоречащих, упоминает¬ся о разговорах, в разное время бывших по крайней мере за два года, о раз¬говорах, о коих один говорит как присутствовавший то, что другой как присутствовавший всё отвергает, а многие говорят только по слухам. Как можно помнить такой разговор! Как можно помнить всё выражения! Но как же часто много значат одни выражения! И кто же эти обвинители: те самые, которые признались, что и друг друга часто обманывали насчет друг друга! Сверх того разве не часто случается, что мы свое предположение насчет другого, основанное на частном нашем мнении, принимаем за не¬что верное и уверены бываем, что другой так думает потому только, что мы так думаем. Подобные показания могут ли быть достаточны для суда и мож¬но ли за них основать приговор в отсутствии обвиняемого.
Если Тургенев был равнодушен к обществу и почитал его малозначащим, то как мог стараться о его распространении и как мог принимать членов?
Но это принятие ограничивается одним Митьковым, и Митькова Тур¬генев не убеждал вступить в общество; он только по просьбе самого Мить¬кова дал ему так называемую Зеленую книгу; Толстой сам объявил, что никогда Тургеневым принят не был, а принятие Миклашевского, ничем не доказанное, отвергает сам Тургенев. Но если бы сии члены и все приняты были Тургеневым, то это принятие было в такое время, когда общество было просто Союзом Благоденствия без всякой другой явной цели, кроме
2в5
означенной в Зеленой книге. Что Тургенев не заботился о принятии чле¬нов именно потому, что не уважал самого общества и не считал его ни на что годным, тому могу быть свидетелем я. [Не помню именно в какое вре¬мя, но думаю, что в конце 1818 по возвращении двора из Москвы.] В 1818 го¬ду в бытность мою вместе с двором в Москве, познакомился я, не помню у кого в доме, с Александром Муравьевым. Был за столом общий разговор о России, о средствах распространения в ней просвещения; в сем разгово¬ре участвовал и я. Может быть то, что я говорил, понравилось Муравьеву. Дни через два он пришел ко мне и сказал, что существует общество, коего цель есть распространение возможного добра в отечестве, предложил мне быть его членом, а оставляя у меня Зеленую книгу, взял с меня обещание не говорить никому о существовании общества. Я прочитал устав; цель об¬щества показалась мне благонамеренною; но я не вступил в него, не пото¬му чтобы почитал его преступным или вредным, но потому только, что не хотел на себя налагать никакой зависимости. Я возвратил Алек(сандру) Муравьеву устав и более с ним в Москве не видался.
Несколько времени спустя по возвращении моем в Петербург, находясь у Николая Тургенева, я спросил его, знает ли он о существовании общества и что об нем скажет. Не помню точного его ответа, но знаю только то, что он не сказал ничего в его пользу и не продолжил об нем разговора. Так ли бы поступил он, если бы желал ревностно распространения общества и был заботливым набирателем членов? Он конечно начал бы убеждать меня всту¬пить в него, увидя из слов моих, что я знаю о его существовании; и если бы он имел намерение, как член общества, быть издателем журнала, то он бы обрадовался случаю сделать меня участником в сем издании.
Но это издание журнала есть нечто отдельное от самого общества. И можно ли видеть в издании журнала что-нибудь преступное! Разве у нас журнал может быть выдаваем без цензуры? Разве журнал у нас может быть сред¬ством возмущения умов? Явно только то, что Тургенев, быв членом Союза Благоденствия, хотел выдавать журнал литературы и политики; но он не мог сим журналом надеяться возмутить умы, ибо это ни в каком случае не было возможно. В Рапорте сказано, что составлявшие Коренную Петербур¬гскую управу имели намерение действовать на умы изданием особенного дешевого журнала, песен, карикатур и хотели для того иметь литографию и тайную типографию в отдаленной от столицы деревне; а в примечании сказано: издание журнала предпринимал действительный статский совет¬ник) Тургенев. Есть несколько возмутительных песен, кои тогда были со-чинены, и прочее. Ужасно подумать, что на сем могло быть основано обви¬нение Тургенева в замысле возмущать умы изданием журнала. В самом показании стоит, что журнал хотели издавать без позволения правитель¬ства и печатать в тайной типографии, в отдаленной от столицы деревне и просто распускать под рукою; Тургенев предпринимал издавать журнал в Петербурге независимо от общества и явно приглашал к соучастию в из¬дании его членов и нечленов общества, известных публике как литераторов.
Какая связь между его намерением и тем, кое имели члены по собственно¬му их показанию? Но по связи, находящейся между текстом Рапорта и оз¬наченного выше примечания, можно подумать, что Тургенев принял от общества поручение издавать тайный журнал и что в нем участвовали со¬чинители песен возмутительных, в это же время распространенных; [но эта связь между сими песнями и его намерением издавать журнал такого же рода, как между его журналом и тем, который общество втайне издавать предполагало.] При малейшем внимании можно убедиться, что этой связи не существует. Но [обвинительная] фраза между тем написана и могла по¬служить к обвинению и по крайней мере произвести вредное предубежде¬ние против обвиняемого. Весьма надобно сожалеть, что при самом начале действий комиссии никто не подумал взять бумаги Тургенева, оставленные им на той квартире, кою он занимал до отъезда своего за границу. Между сими бумагами нашли бы некоторые проекты сочинений политических, планы пиес для журнала и, что всего важнее, дневные записи Тургенева, в коих он давал себе отчет во всём том, что с ним было, до самого его отъезда. Всё это послужило бы, чтобы дать суду ясное понятие о характере и образе мыслей отсутствующего обвиненного. Между прочими бумагами находит¬ся план сочинения о тех переменах, кои правительство могло бы сделать для России (в этой статье говорится и о конституции). А в журнале замечатель¬но между прочим следующее: «1822,16 августа. На сих днях вышел рескрипт о закрытии масонских лож и о запрещении всяких тайных обществ. О ло¬жах, говорят, сожалеют некоторые тайные масоны. О Т(айных) об(ществах) никто не говорит, ибо никто их не знает и не думают, чтобы они были и могли быть в России. И подлинно последнее запрещение кажется лиш¬нее!» — Сии дневные записки Тургенев вел для себя; их не читали и его братья. Мог ли бы он написать в 1822 году такое замечание, если бы думал, что общество, к коему он принадлежал, хотя и тайное, имеет какую-нибудь малейшую важность.
Если всё сказанное в сей записке не убедит в совершенной невинности Тургенева, то по крайней мере может она произвести сомнение в совершен¬ной его виновности, может заставить подумать, что он оправдался бы во всём или по крайней мере в главном, если бы явился на суд, что его главная вина, кою оправдать нельзя, есть неявка и что за неявку осужден он как на умы¬сел на цареубийство и бунт. Итак, если по обстоятельствам нельзя уже снять с него приговора, по крайней мере теперь нельзя, то самая справедливость требует облегчить его положение: он болел, пребывание в Англии будет для него убийственно. Если Государь окажет ему милость, повелев миссиям не тревожить его нигде в Европе вне России, то сия милость будет в то же вре¬мя и справедливостию.
Ко всему сказанному выше в оправдание Тургенева надлежит прибавить еще одно свидетельство, совершенно убедительное в его пользу, свидетель¬ство его писем, писанных к братьям во всю бытность его в Англии, со време¬ни несчастья, его постигшего. Я читал их, находясь в дружбе с его братьями, и здесь представил верную выписку тех мест, кои особенно относятся к на¬стоящему его положению и к его участию в тайном обществе. Из сих писем некоторые писаны в то время, когда Т(ургенев) сочинял свое второе оправ¬дание, присланное им к старшему брату и на которое доставлял требуемые объяснения. Отрывки сии познакомят совершенно с характером и образом мыслей Тургенева. Прочитав их, нельзя не убедиться, что такой человек по уму своему не мог принимать участия в глупых замыслах безумцев, а по сердцу не способен разделять ни с кем намерения преступного.
На нем лежит одна вина — неявка. Но за эту вину, которая не имеет ничего общего с тем преступлением, в коем обвинен, наказан он выше вся¬кой меры и выше всякой справедливости. Если бы у нас законы и опреде¬ляли наказание за неявку, то полтора года изгнания из отечества с лише¬нием чести могут быть сочтены наказанием достаточным. Прибавлю здесь еще одно: осуждение Тургенева стоило сперва рассудка, потом жизни его младшему брату235. Я был свидетелем страданий сего последнего — мысль о судьбе брата беспрестанно его преследовала! В своем сумасшествии ду¬мал он об нем одном! Это же сумасшествие увлекло его безвременно и во гроб. Изгнанник знает только, что он потерял брата, но не знает, что про¬извело его смерть [довольно и одного этого бедствия!] Из писем его ви¬деть можно, как он убит сею потерею. Против незаслуженного наказания имеет прибежище в чувстве своей невинности; но что вознаградит его за потерю брата.
Остается один вопрос. Тургенев осужден вместе с другими! И те, на коих показаниях особенно основали его приговор, уже не существуют: может ли быть он оправдан отдельно от прочих и есть ли способ доказать его невин¬ность, когда обвинивших его нельзя уже уличить во лжи. Смело думаю, что сие уличение не нужно для снятия с Тургенева осуждения. Стоит взять в ру¬ки самый приговор, чтобы в этом убедиться. Показание Пестеля подтвер¬ждено двумя, не подтверждено двумя и опровергнуто третьим — три против двух! Следственно, показание само собою уничтожается. Против показания Рылеева говорят обстоятельства: то, в чем обвинил Рылеев Тургенева, от¬носится к 1825 году, а Тургенев уже в 1824 был за границею! Следственно, и сие показание само собою уничтожается. Какая же нужда в уличении и обвинении, когда их обвинения по самим обстоятельствам явная неправ¬да. [Тургенев осужден вместе с другими — но другие осужденные призна¬лись в вине своей! Тургенев, напротив, еще и до приговора. Их обвинение утверждено на собственных их признаниях. Тургенев был в отсутствии, то, на чем основан его приговор, не только для осуждения, но и для обвине¬ния недостаточно.] Что же касается до оправдания, отдельного от прочих, то сей вопрос может решить [правосудие] один Государь, ибо сие зависит единственно от его воли. Прочие преступники могут быть только помило¬ваны; ибо они преступники, уличенные обстоятельствами и событиями происшедшими; Тургенев может быть только оправдан, ибо он невинен, обстоятельства говорят за него, он осужден в отсутствии, его оправдание не было принято и неявка была ему вменена в преступление. Согласно ли будет с правосудием, если Тургенев останется наряду с другими.
Зная ваш характер, смело повергаю к стопам вашим сию бумагу. То, что пишу в ней, почитаю истиною, и что говорю по совести, почитаю истиною. Я бы счел себя виновным против вас, если бы мог хотя минуту подумать, что, положив надежду на вашу справедливость, навлеку на себя ваше неблагово¬ление. При отъезде моем из России я, основывая мнение мое на одних слу¬хах, почитал Тургенева виновным, хотя, зная и ум и характер его, не умел никак изъяснить себе, чтобы это могло быть возможно. Прочитав со внима¬нием донесение Следственной Комиссии, я начал сомневаться в вине его; прочитав приговор суда, я убедился в его невинности. После читал его оправ¬дание и письма его братьям и совершенно убедился в моем мнении. [Если бы он был мне чужой, то я не поколебался бы в пользу невинного сказать смелое слово перед Государем, любящим выше всего справедливость.]
Если справедливость требует наказания преступника, то та же справед¬ливость требует и оправдания невинно наказанного.
Тургенев по характеру своему не мог участвовать в замыслах на жизнь Государя: вся прошедшая жизнь его против сего свидетельствует.
Тургенев имел особенную цель, достижение которой в совершенном противоречии с преступною целию, в коей его обвиняют, он не мог следо¬вательно и по образу мыслей в ней участвовать.
Тургенев только для сей цели вступил в общество, коего не уважал, след¬ственно не мог участвовать во всех действиях, а по неуважению к обществу мог не знать того, что в нем происходило.
Тургенев не желал распространения. Тургенев не предпринимал журнала.
Обвинившие Тургенева обвинили его по предположениям собственным. Письма Тургенева, его журналы и найденные его бумаги свидетельствуют, что он был против рабства. Всё сие доказывает, что преступные замыслы не были известны. Для осуждения нет повода, для оправдания есть повод — следственно, снять осуждение.
{Август) 236
8(20) августа. Писал к Разумовской.
9. Поездка в Браубах. Вечер у Голицыной.
10. Поездка в Нассау. Дождь. Вечер с Козловским.
11. Письмо от Разумовской. Обед в St. Haus. После обеда у кн. Волхон¬ской. Графиня Ивановская. Вечер у Голицыных. Тирольцы. Писал к Разу¬мовской.
12. Отъезд кн. Волхонской. Пастор. Обед в St. Haus с княгиней Волхон¬ской. — Вечер у кн. Волхонской. Голицына. Ивановская. Пение. Разговор у Волхонской с Козловским.
13. Поутру у граф(ини) Дегерр. Поездка Голиц(ыной) в Кобленц. Обед в Cour-haus. После обеда у княг(ини) Волхонской. Разговор о Панине. Раз¬говор с Алиною237. Граф Головнин. Вечер у кн. Голицыной.
14, Обед в St. Haus. Известие о смерти Каннинга. Разговор с Алиною. После обеда с Голицыной. С графиней Дегерр и с кн(ягиней) Голицыной к Волхонской. — Вечер у Bellorme. Ивановская. Гр(афиня) Дегерр. Алина. Эглофштейн и семейство Штейна. Остальной вечер у Голиц(ыных) до 1 часа.
15, среда. Проводы княгини Голицыной. Возвращение в коляске. Обед в St. Haus. С Рейтерном к Волхонской. Пение тирольцев. Вечер у гр(афи-ни) Дегерр. Звезды.
16, четверг. Обед в St. Haus. Разговор о Алине. Потом в Нассау. Письмо Капо д'Истрия. Вечер у Волхонских.
17, пятница. Обед в St. Haus. После обеда, прогулка за реку. Вечер у Ивановской.
18, суббота. Обед в Cour-Haus. После обеда прогулка на горы с Сальм-сом. Вечер у кн(ягини) Волхонской.
19, воскресенье. К гр(афине) Дегерр. Пр(инц) Фридрих и Сальмс. Обе¬дал в St. Haus с граф(иней) Дегерр. После обеда дома. Потом к Ивановской. Сны. Вечер у Волхонских. Алина в русском платье.
20, понедельник. Отъезд гр(афини) Дегерр. — У Ивановской. Совет. — Поездка в Нассау с княжною. Вечер у Волхонских с Ивановскою.
21, вторник. Поездка в Кобленц. Слово перед обедом. После обеда про¬гулка и разговор на площади. Возвращение. Вечер у Волхонской. Обморок.
22, среда. Утро. Разговор о чтении и стихах. — Вечер у Волхонской. У гр(афини) Эглофштейн.
23, четверг. У Рейтерна. Рисование портрета. Поездка в Нассау. С княж¬ною и m-elle Butra. Вечер у Волхонских.
24, пятница. Поутру у Рейтерна. Портрет. Штейн, Обед в St. Haus. Раз¬говор с княгинею. Лопухин. Поездка княжны в Нассау.
25, суббота. Обедал в Нассау. Гр. Алопеус. Разговор с Штейном о вели¬ком князе. Вечер у кн. Волхонской. Разговор с Алиною. La prose.
26, воскресенье. Поутру у кн(ягини) Волхонской. Прекрасный разговор с Алиною. Обедал в Cour-Haus. После обеда трогательный разговор с Кла¬рою. С Рейтерном у Волхонских. Чтение моих стихов.
27, понедельник. Поутру писал письма. В Cour-Haus. Гр. Алопеус и Гих. Приглашение. Обед у Волхонских в их доме. — После обеда, у Рейтерна. Вечер у Волхонских. Чтение писем.
16(28) августа23*. Выезд из Эмса. Поутру у Радзивила, у принца Фрид¬риха. Потом обед в Courhaus. С Волхонскими в Нассау. Венчание239. Крест перед портретом. Les vaisseaux*. Стрельба. Благословение. После лотерея. Благословение Штейна. Вечеринка в 8 часов.
17(29), среда. С Рейтерном240 на пароходе. Беда пароходная. Возвра¬щение в Кобленц. Путешествие на козлах. Обед в Лилии в С.-Гоаре. При¬езд в Майнц ночью. Hotel WeiB Ro6**. Похождения Рейтерна.
* Корабли (фр.).
* Гостинница «Белый конь» (нем.).
18(30), четверг. Поутру в книжную лавку. Дом Гуттенберга. С княж¬ною241 в кафедральную церковь, к римскому гробу, в цитадель. Обедал у кня¬зя Волхонского. Арфы. Вечер у генерала Карловича.
19(31), пятница. Отъезд из Майнца и разлука с княжною Волхонскою. Завтрак в Hohst. В Франкфурте обед. Сумасшествие Клары242. Голицын. У Югеля. Дом Гёте243: герб 3 лиры, двор, колодезь, мансарды, Гретген. Окрестности Франкфурта. Ганау. Кладбище. Архитектор Руль. Ночевал в Гельнгаузене.
20(1 сентября), суббота. Гельнгаузен. Обедали в Фульде. Брат Рейтер-нов244. Дворец. Два монастыря. Гюнфельд. Излом кареты. Большая зала с оркестром. Чтение «Элены»245.
21(2), воскресенье. Гюнфельд. Будлар. Вах. Марксуль. Древняя липа, пе¬ние в церкви и пауки. Эйзенах. Графиня Эглофштейн. Приезд Алопеуса. Поездка в Вартбург. Вид от ворот: Monch und die Nonne246*. Вид с балко¬на. Лютерова горница. Rustkammer. Rittersaal**. Ночь в Готе. Тошнота.
22(3), понедельник. Гота. Эрфурт. Кафедральная церковь: S. Christoph. Картина Кранаха. Altarblatt 3. Konige***. Гроб Глейхена. Бронзовый под¬свечник. Вид церкви снаружи: терраса, двойной портал. Stiftskirche****. Лю¬терова келья в Францисканском монастыре. Библия. Чернильница. Книга с 1720247. Friedrich-Wilhelm. 31 марта 1803. Louise. Heinrich Prinz von Preussen. Georg Herzog zu Sachsen. Wilhelmine Grafin Solms. Friedrich von Schilden. Georg von Buch. Heinrich Wilhelm von Schlieften. Приезд в Веймар. Принц Филиппстальский. В театр: "Der Schnee"248. В парк. Иллюминация, лото, танцы, фарсы. Квартира у купца Гримма.
NB. При всяком учении надобно знакомить с 4 сторонами предмета: 1) позитивною — то, что есть — Klarheit*****; 2) нравственною, или симво¬лическою — относительно к человеку и его жизни — Gefuhlerregend******;
3) идеальною, Seite******* — Phantasie erregend********. Schonheit*********;
4) божественною — Religion erregend. Gott**********.
23(4), вторник. Веймар. Поутру к принцу Филиппстальскому. К Гёте249. Крыльцо с поворотом. Собака. В прихожей: Юпитер du Capitole, Pallas de Velletri. В гостиной Aldobrandini; рисунки. Стол с портфелями. Голова Юно¬ны колоссальная. Барон Швейцер, внук Вольфганг. У принца. У M-elle Syl-vestre. Вечер дома.
Монах и монахиня (нем.).
Оружейная палата. Рыцарский зал (нем.).
Запрестольный образ трех волхвов (нем.).
Церковный приют (нем.).
ясность (нем.).
возбуждающая чувство (нем.). сторона (нем.).
возбуждающая фантазию (нем.). Красота (нем.).
возбуждающая религиозное чувство. Бог (нем.).
*
** *** **** ***** ******
******** *********
24(5), среда. Поутру у графини Эглофштейн: Юлия, тетка, граф майор, графиня с дочерью. Домой. Внук Гётев у Рейтерна Вальтер. К Гёте: разго¬вор о Рейтерновых рисунках250. В музеум. Обедал в трактире. Миллер251. Швейцер. После обеда опять к Гёте. От него к Юлии Эглофштейн. Ее пор¬трет, портрет ее матери; герцогини.
25(6), четверг. Поутру к M-elle Sylvestre252. К Киллеру. Бумаги Гердера, Шиллера. Гёте и Якоби. Lettres autographes*. К Юлии Эглофштейн. Разго¬вор о Каподистрия, императрице. Портрет. Рисунки. К Гёте. Разговор о «Елене»253, о Бейроне. Гёте ставит его подле Гомера и Шекспира. Die Sonne; die Sterne bleiben doch echt; es sind keine Kopien**. Прогулка в саду Гёте; дом, где он писал и сочинял Ифигению. Домик герцога. Место, где сижива¬ли он, Шиллер, Виланд, Якоби, Гердер. Река Ильм. К Гёте. Усталость и де¬ятельность. Мы пробыли недолго. Эффект головы Юнониной. К M-elle Syl¬vestre. К графине Эглофштейн.
26(7), пятница. Чтение Гёте. Отъезд. В полночь в Лейпциг254.
27(8), суббота. К Брокгаузу. Обедал у Фрейганга. После обеда на лек¬цию к Линднеру. Вечер у Линднера255. Responsabilite***. Потом к Фрей-гангу.
28(9), воскресенье. Проповедь Вольфа256 на Erntefest****. 1. Der Schwelger zahlt sein Vermogen nach dem, was er verpfuscht, der Geizige nach dem, was er erspart, der Christ nach dem, was er kann geben. 2. Wer das Leben so sieht, wie es ist, kann oft niedergeschlagen sein — er sttirzt sich dann in die Schwelgerei und schafft fur sich eine Welt der Thranen. Wer glaubt, der haltet aus. 3. Das Gefuhl der Freude etwas Gutes gemacht zu haben, ist falsch; das echte Gefuhl der Freude ist das etwas Gutes zu machen haben. Es ist Beruf. Man fuhlt sich ein Glied der groBen Gotteshaushaltung. 4. Wir Leben in einem Zeitalter der Beitrage*****. Утро дома. Обедал с Линднером и Ганом у Фрейганга. Про¬гулка и вечер с Демутом.
29(10), понедельник. В два часа выехал из Лейпцига. Поутру получил письмо от Пушкиной с уведомлением о помолвке Ольги с Орфано257. Но¬чевал в [прбл.].
* Письма-автографы (фр.). ** Солнце; звезды остаются тем не менее подлинниками, они не копии (нем.). *** Ответственность (фр.). **** Праздник урожая (нем.).
***** 1. Расточитель рассчитывает свое имущество по тому, сколько он расточа¬ет; скупой по тому, сколько он откладывает; христианин по тому, сколько он может дать. 2. Кто смотрит на жизнь так, какова она есть, тот часто может быть угнетен — он тогда кидается в расточительность и создает себе мир огорчений. Кто верит, тот не падает духом. 3. Чувство радости от того, что ты сделал что-либо доброе, не есть настоящее; истинное чувство радости доставляется тем, что ты можешь сделать что-либо доброе. Это призвание. Чувствуешь себя частью великого Божия домостро¬ительства. 4. Мы живем в эпоху пожертвований (нем.)
30(11), вторник. Виттенберг. Памятник Лютера: 1. Glaubet an das Evan-gelium. 2. Ein feste Burg ist unser Gott. 3. Wenn's Gotteswerk, so wird bestehen, wenn's Menschenwerk, wird untergehen*258.
31 августа (12 сентября), среда. Вчера в вечеру приехал в Берлин. Ос¬тановился в Unter den Linden в Hotel de Petersbourg, В той же гостинице, в коей останавливался с Адлербергом. Поутру ходил к Алопеусу. Потом к графине Трухзес. Шедши мимо дворца принца Вильгельма, где была вся королевская фамилия, увидел в окно принца Карла, который выбежал ко мне с Альбрехтом как милое доброе дитя. Тут же сидел у короля. У графи¬ни Трухзес просидел довольно долго. Потом опять к Алопеусу обедать. Видел Унгерна. После обеда с Алопеусом ходил смотреть статую императ¬рицы. Прекрасно сделан мрамор. Встретил Мансурова с женою. Алопеус предложил мне горницу, но я этим не воспользуюсь; в трактире свободнее. Вечер провел у Гуфланда. Разговор о восстании259 и о Ивановской. Пре¬красные слова Гуфланда: man muB lernen lernen zu wollen**. Осанн и его жена. Профессор Вагнер.
(Сентябрь)
1(13) сентября, четверг. Чтобы быть любимым, государь должен покро¬вительствовать свободу. Рабы любви не имеют. Их devouement*** есть тай¬ная и вредная вражда. Доказательство есть суд над преступниками 14 де¬кабря. — Поутру визиты: у Брюля, у Алопеуса. Разговор о суде. У гр(афини) Гребен, Раупаха, Ансильона, у принцев. У Мансурова. — Обедал у послан¬ника. Милая Александрина в старушечьем платке. В театре: "Preciosa" Ве¬чером у Брюля пил чай. Потом читал Гейнротову Антропологию260. Глав¬ная идея воспитания и учения; составляющие начало и конец; пункт от коего идти и к коему дойти: Бог. Зависимость — верховная свобода.
2(14), пятница. Поутру ходил к Радовицу и не нашел его. Делал визи¬ты. Обед у кронпринца: графиня Реед, Борстель. Брокгаузен. Графиня С(ен-)При. — Борстель. Энден. Ансильон. Ребур. Шлафен. Манов. — Принц Вильгельм. — Прекрасная гостиная: мрамор. Картины, писанные на мра¬море. Полукруглая софа. По плану Шинкеля. Но Шинкель не имеет про¬стоты: слишком много украшений и нет единства. — Кабинет кронпринцес¬сы: двойной стол. Рисунки Швейцарии. Кабинет кронпринца из верхнего этажа церкви. Свод фигурный. В большой горнице две колонны. В самом кабинете одна колонна. Цельные окна. Перегородка с плющом. Картины на полу. — В театре: "Schweizerfamilie"261. Эммелина: M-elle Scheckner. Игра довольно живая, но без чувства. Голос сильный, но без выражения. — Дома читал.
* 1. Веруйте в Евангелие. 2. Крепкая защита — наш Господь. 3. Если это дело от Бога, то оно устоит, а если от людей, то разрушится (нем.). ** нужно учиться хотению учиться (нем.). *** преданность (фр.).
3(15), суббота. Знакомство с Радовицем262. Просидел у него до двенад¬цати часов. Разговор о Штейне и о Пруссии. Теперешнее образование Прус¬сии. Правило фундаментальное правительства: сохранение справедливос¬ти. Потом был у графини Алопеус. Разговор о Полине263. Обедал у графини Шлифен. Вечер провел у Гуфланда с Осанном и его женою.
4(16), воскресенье. Поутру был у меня Цибульской. Ходил к Щербато¬ву. Потом к Кнезебеку. Потом к генералу Клаузевиц, где встретил Гнезе¬нау. Отсюда к Радовицу. Музыка. Разговор о Гёте, Бейроне и Шекспире. Критика историков. Обедал у Алопеуса. Потом в театр: «Весталка»264. M-elle Scheckner. В ложе с Энде. Графиня Трухзес. Вечер провел у себя с «Антропологиею» Гейнрота. Цель просвещения: Бог. Ученье: знание Бога. Воспитание: веление покорности. Жизнь: изъявление во всех дей¬ствиях покорности Божеству. Знания: средства действовать покорным Божеству образом. Бог: единство, изъявившее себя в разнообразии. Душа человеческая: приводитель разнообразия в единство. Творение: отпеча¬ток Бога. Человек: обретатель Божества в творении. Все прочие создания: единицы без знания соотношения и единства. Человек: соединитель еди¬ниц в единство; обретатель причины и действия, обретатель красоты, обретатель Бога. Настоящее — сбывающееся! Прошедшее — сбывшееся! Будущее — имеющее или могущее быть. Воображение, ум, память, рассу¬док, фантазия, разум. Вера фундамент всего, верховное знание, гармония.
5(17), понедельник. Поутру ходил к графине Гребен; от нее к графине Бранденбург, которая больна и не приняла меня. Был у графини Алопеус: поручение сказать императрице о состоянии ее дочерей, о необходимости ехать в Италию. Если будет какое-нибудь награждение — денег. Обедал приятно у Гуфланда с его милыми племянницами. Возвратясь домой, на¬шел у себя картину Карусову265. Прекрасно. Это поэма и эмблема жизни. — С этой высоты надобно взглянуть на жизнь и сказанное в эту минуту слово взять с собою на дорогу. На этой же высоте надлежит и кончить жизнь. На ней цветет цвет невинности. Невинность младенца эмблема будущего; невинность старца результат жизни. Всё в слове: да будет воля Твоя. Царь произносит его, опираясь на власть, и тогда только меч царский есть силь¬ная подпора, когда руки, на него опирающиеся, слагаются в молитву сми¬рения. Жизнь царя. Жизнь царя есть могущая покорность — покорность исполнительная. Жизнь вообще покорность деятельности. Человек свобо¬ден одною сею покорностию, и свобода его становится законною. Из-за уте¬сов вид на великолепное, мирное творение. За границею его восходящее солнце; возместитель солнца звезда откровения. — Был в театре Konigstat: "Der Maurer"266. Debut m-elle Mandelberger.
6(18), вторник. Обедал у Радовица. Поутру ходил к графине Алопеус. Говорил с Радовицем о состоянии Пруссии. Вечер провел у Осанна. С док¬тором Буше.
7(19), среда. Поутру с Радовицем ходил в галерею Юстингена: прекрас¬ный портрет Петра. Коррежиев «Спаситель». Рафаелев «Спаситель и Иоанн».
Картины Караваджио. Выставка изделий Glasmalerei*. Изделия из глины. — Обедал у Санти. Ввечеру в театре: «Отелло»267. М-е Wranitzky и Бабботль. Дездемона и Отелло.
8(20) четверг. У меня поутру Осанн, Гуфланд и Радовиц. Прояснение мо¬его сплина. Разговор с Радовицем о плане воспитания. План высшего уче¬ния математики чистой и применительно к натуральным и военным наукам. Обедал у Алопеуса. В театре: "Tochter der Luft"268. М-е Stich. Вечер дома.
9(21), пятница. Поутру ходил к Вейссу, к Шроппу. К графине Трухзес, у которой видел M-elle Block. К графине Брюль. К М-е Klausewitz. Разговор о императрице и Радовице. Обедал в Ресторации. В театр с М-е Klausewitz. "La dame Blanche"269.
10(22), суббота. Вечер у Гуфланда. Письмо от императрицы.
11(23), воскресенье. Поутру у графини Бранденбург. Осматривал с Шин-келем музей и церковь. Обедал у Алопеуса. После обеда в Потсдам.
12(24), понедельник. Ходил в Сансуси. Осматривал Charlottenhof, гале¬рею. Kavalierhaus. Обедал в Neue Palais. Ввечеру театр: 'Jean de Paris"270. Ужинал в Neue Palais.
13(25), вторник. Ходил в Александровку. Унтер-офицер Яблоков содер¬жатель трактира. 14 домов. 1 улица. У каждого 2 десятины огорода. Для простых солдат одноэтажные домы, для унтер-офицеров двухэтажные. Об¬щинных лугов по 5-и десятин. — В Глинике. Вид от дерева. Сверху. Соба¬чий дом. Прекрасный домик принца. Casino. Cabinet de Pantique. Книги для имен. Виноград. — Возвратясь в Берлин, нашел Сашу271, которая приеха¬ла накануне, вплавь из Петербурга б-го числа. Вечер у Кронпринца с Ра¬довицем, Ансильоном и M-elle Bischoffswerder. Фридриховы картины. Разговор о Гегеле.
14(26), среда. Поутру был у Саши. Обедал у принца Карла с посланни¬ком и графиней Брюль. Сидел за столом подле M-elle Morschenesen. Гра¬финя Калмейн. После обеда у M-elle Bischoffswerder. Вечер у Саши.
15(27), четверг. Утро провел в галерее Солли и в кабинете посольства с Шинкелем и Радовицем. Потом к графу Бранденбургу обедать. После обе¬да к Саше, у которой был Алопеус. Вечер у кронпринца с Гумбольдтом, Ансильоном, Бюловом. Рассматривали мои рисунки.
16(28), пятница. Радостная весть272. Был у кронпринца, m-elle Bischoff¬swerder, Клаузевица, у Саши, у Бранденбурга, у Алопеуса.— В Шарлоттен¬бурге. Обедал у Алопеуса — у Саши. К Гуфланду. У Саши.
17(29), суббота. Поутру к Саше. У графини Трухзес. У Гумбольдта. В Еги¬петский кабинет посольства. Обедал у кронпринца: Министр юстиции. Гес¬сенский принц. Карл Мекленбургский. После обеда к принцу Карлу. В те¬атр. M-elle Sontag. Дона Анна. Вечер у Гуфланда. Потом у Саши.
18(30), воскресенье. Поутру у Саши. В Шарлоттенбург. Обед у короля. После обеда разговор с кронпринцем. Хорошо говорю, но не умею делать!
* живопись на стекле (нем.).
Это приводит меня в ужас и часто производит меланхолию. — К Шли-фен. — У меня Строганов. — Разговор о Николае Тургеневе273. — Вечер у Саши.
19(1 октября). Поутру у Радовица. Визиты. К Гуфланду. К Саше. Обе¬дал у кронпринца с русскими. Гумбольдт. — Вечер у Саши с княг(инею) Голицыною.
20(2), вторник. Портрет у Крюгера. У Саши. К Гумбольдту в Тегель. В цен¬тре древний колодезь. В нижнем этаже торсы: торс Венеры и Амура. Коро¬на олимпийская. Вверху в [нрзб.] статуя Меркурия Торвальдсена, «Убиваю¬щий себя галл»; «Электра и Орест», «Марс и Амур», Юнонина голова. — «Психея» Рауха. — На башнях четыре ветра. Вид с горы. Потсдам. — Колон¬нада. — Ввечеру у Саши.
21(3), среда. У Крюгера. Картины Крюгера. В Арсенале. У Саши. По¬ездка в Потсдам. Прощание за мостом. Просидел у [нрзб.]; на Гаусберг. В Глинике.
22(4) четверг. Поутру к Радовицу. — Обедал у Радовица. Вечер у Гуф¬ланда.
23(5), пятница. Поутру визиты. У Темена. У Бранденбурга. Обедал в Ре¬сторации. Вечер в Глинике. Две комедии: "Verstand und Herz"274. "Marquis Pomenar"275. — Разговор с кронпринцем.
24(6), суббота. Поутру у Ансильона. К Витгенштейну. К Гумбольдту. К кронпринцу. Неудачный разговор о плане. Обед. У герцогини Кумбер-(ландской) в Schonhausen. Вечер у графини Гребен и у Гуфланда. Влюблен¬ные пары.
25(7), воскресенье. Поутру визиты у принцев и у Радовица. У Bischoff¬swerder. У графини Трухзес. Виллазен. В Шарлоттенбурге у графини Шла-фен. Ввечеру у графини Бранденбург. У Алопеуса. У Строганова.
26(8). Поутру у принцессы Александрины, у M-elle Zeuner, у Ольферс. — В доме Радзивила. Нижняя горница с четырьмя тонкими столбами. Ввер¬ху. Горница с Шекспиром и ширмами. Большая зала. Ковровые диваны. Средняя горница с брошами и фарфором. Угольная. Полукруглый диван. Портрет Радзивила с дочерью. Портрет матери. По бокам два портрета, на каждом по два лица. — Оранжерея и большая горница с бюстами. Спаль-ня. Горницы малые. Обедал у принца Карла. Брюль. Эрцгерцог. М-е Дан-кельман, Альбрехт. Вечер у кронпринца. Радзивил, Гуфланд, принцесса Вильгельм, M-elle Bischoffswerder. Рассматривали рисунки. Питье за здоро¬вье. Проводы.
27(9), вторник. Выезд из Берлина. Обедал у Радовица. —
(Октябрь)
1(13) октября. В Мариенбурге. 2(14). В Кенигсберге. 6(18) в Риге.
8(20), суббота. В Дерпте. Нашел Е(катерину) А(фанасьевну) одну с Мойером. Ввечеру были Тютчевы. Потом Ясинские. Остаток вечера провели одни.
9(21). Поутру делал визиты: у Зверева, у Рейца, у Перевощикова, у ста¬рика Эверса, у Ледебура. — Обедал с студентами. Юлиус. — Ввечеру Пере-вощиков.
(Ноябрь)
1 ноября276. Дашков сказал277: нельзя жертвовать обществ(енным) бла¬гом частному, хотя бы оно было основано и на несправедливости. Не должно правительству признаваться в несправедливости, оказанной им лицу част¬ному. Это правило вредное. Надобно, чтобы правительство признавало выше всего справедливость. Благо общее, ничем не определенное, существу¬ющее в идее, более или менее несправедливое, может ли быть предпочтено справедливости частной, определенному, верному. В таком случае прави-тельство действует так же, как и частные люди, решающиеся на преступле¬ние в настоящем для общего блага в будущем. Чтобы сии последние не могли иметь право так действовать, правительство должно подавать им пример: действия правительства должны быть образцом и примером дей¬ствий частных. То, что есть преступление для лица, не может быть не пре-ступлением и для представителей всех лиц, то есть для правительства, ко¬торое так же есть лицо коллективное.
Установления, институции суть не ограничение, а свобода государей. Государь самодержавный имеет только мечтательную власть. Если бы он мог быть в одно время и повелителем и исполнителем, то мог бы ручаться за свое могущество. Но он только произносит волю, а исполнение зависит от повинующихся. Институции суть дорога к цели: по ней идут, не опасаясь заблудиться, и повелитель и исполнители. Они суть карта мореходца. Без них державный кормчий при всей неограниченной власти своей на ко¬рабле правления не может странствовать безопасно. Всякое странствие его будет странствием Колумба, окруженного мятежными мореходцами. Он мо¬жет доплыть к цели, угадывая ее своим гением, но успехом своим всегда будет одолжен счастью. Самодержец, ты думаешь, что ты всемогущ! Нет! ты в заблуждении. Ты властен только произнести слово повелительное — но произнеся его, ты предаешь его на волю твоих рабов, кои только стара¬ются угадывать волю твою и, не имея твердых правил действовать, покор¬ствуют только тебе, а не по правилам, утвержденным для всех, искажают волю твою своим рабским повиновением и действуют вопреки благу цели твоей, ибо имеют в виду только тебя и окружены мраком. А что если к тому еще примешают страсть и корысть. Институции суть зерцало государя и подданных. Они лампада правления. При них властитель видит и цель свою, видит и действующих во исполнение воли его, которые не иное что, как голос и сила незыблемого закона. Институции суть катехизис правите¬ля и подданных. Без правил незыблемых нет и власти незыблемой, нет и повиновения твердого. Слово должность должно быть главное в лексиконе вел(икого) князя. Он должен помнить две вещи: живу для деятельности! Отвечаю за всё Судии Верховному! Он должен видеть в своих наставниках представителей должности, так же покорных Верховному Судии. Он дол¬жен покоряться им не для того, чтобы не иметь своей воли, но для того, что они представляют для него все настоящие его должности и за него зна¬ют их — ибо ему еще нельзя иметь сего знания. Но должность само по себе такое же понятие для него, как и для них. Справедливость во всякую ми¬нуту жизни: верность слову, прямодушие, точность в действиях, порядок, уважение своего и чужого времени.
О преподавании Истории278. Думаю, что для того, чтобы положить осно¬вание истории твердое, нужно сначала бросить быстрый взгляд на всю нить, чтобы врезался в голову главный ее абрис; не разделяя ее с географией. — Преподавание надлежит разделить на несколько курсов.
Первый курс. Нить: всему здесь эпоха. — I. Картина первобытного мира. Из книг Бытия. Древние мифы. Географический взгляд. — II. Времена Авра¬ама. Взгляд географический. Черты жизни патриархальных народов. — III. Картины Востока. — Быстрый взгляд на происшествия. — IV. Време¬на Моисея. Географический взгляд. Ход человеческого образования, тор¬говля. — V. Времена Трои. Образование Греции. Героические времена. Мифы. Геркулес. Тезей. Минос. Аргонавты. Фивская война. Троянская вой¬на. Гераклиды. Всеобщее изменение Греции. — VI. Времена Персов до Кира. Взгляд на Израильтян, Ассириян, Мидийцев, Вавилонян до Персии. Кир. — VII. Времена Греции и Македонии.
 
1828
 
24 февраля. Нынешний день случилось с Вел(иким) князем первое насто¬ящее несчастие, то есть несчастие заслуженное. Он навлек на себя наказание государя не просто дурным поступком, а дурным качеством, которое, если не взять ему предосторожностей теперь, когда себя переделывать легко, может обратиться в порок, гибельный для него самого, несчастный для его отечества и постыдный для истории, которая узнает его и запишет его для потомства.
Желать быть лучше других значит любить всё, что есть в других доброго и стараться его себе присвоить: это желание чистое и благородное, не меша¬ет нам радоваться тому доброму, которое мы в других находим, не мешает нам любить их и тогда, когда они нас превосходят, ибо нельзя любить и самого добра, не любя добрых. Но если вместо того, чтобы стараться быть добрым наравне с другими, мы только будем желать, чтобы другие не были лучше нас у если такое желание соединено еще и с досадою, что они нас в чем-нибудь превосходят и с старанием унизить их, чтобы сравнить с нами, то та¬кое расположение души может назваться началом смертельной болезни; оно со временем умертвит душу, то есть сделает ее недостойною Бога навеки, если не искоренить его пока еще время.
То, что случилось нынче с Великим князем, может назваться истинное несчастие. Государь спросил у В(еликого) к(нязя): как он учится? Не очень хорошо — был ответ В(еликого) к(нязя). Государь спросил о том же у Пат-куля1 и получил тот же ответ. Великий князь, не слыхав этого ответа, хо¬тел было уведомить об этом государя; он удержался, но государь понял его намерение и строго наказал его за это дурное намерение, не достойное бла¬городного сердца.
Если бы это был один проступок, происходящий или от ошибки или от минутного дурного расположения, которое можно победить, то наказание загладило бы его совершенно и государю легко было бы простить велико¬го князя, ибо легко бы было поверить, что В(еликий) князь уже не сделает вперед той ошибки, за которую был наказан.
Но здесь совсем другое. В(еликий) к(нязь) был наказан не за проступок, а за намерение, происходящее от такого качества, которое есть в его серд¬це и останется в нем навсегда, если он теперь не употребит всех усилий, чтобы его уничтожить. Государь не может с ним помириться до тех пор, пока это качество в нем останется. Государь может теперь только поверить ему, если он даст слово, что будет стараться истребить это презрительное каче-ство, но не может начать его любить, как любил прежде, до тех пор, пока не узнает на деле, что он старается исполнять данное слово, и тогда только может начать уважать его, когда это данное слово будет исполнено.
Что же должен делать Великий князь, чтобы возвратить прежнюю лю¬бовь государя и наконец заслужить его уважение.
Первое. Великий князь должен принять не только с покорностию, но и с благодарностию к Богу то несчастие, которое с ним случилось. Без сего несчастия он, может быть, долго бы не узнал того вредного качества, кото¬рое в нем таится и которое может сделаться со временем ужасным пороком. То, что случилось, доказывает ясно, что Бог хранит Великого князя,^он хо¬чет исправить его, он открыл самому отцу его тайный порок, этот гнев го¬сударя, это наказание заслуженное, это голос Божий, который говорит ему: исправься, будь достоин любви земного отца своего, чтобы заслужить любовь отца небесного.
Второе. Великий князь должен понять хорошенько, в чем состоит то дур¬ное качество, которое навлекло на него наказание государя. В(еликий) князь, желая объявить государю, что Паткуль так же дурно учится, как и он, дока¬зал тем, что он способен делать другому зло и что он огорчился бы, когда бы другой заслужил похвалу в то время, когда он получил неодобрение; Вели¬кий князь, радуясь во время уроков, когда Паткуль отвечает хуже его, и рас¬считывая, сколько дурных отметок стоит в журнале Паткуля, доказывает тем, что он способен желать, чтобы другой был хуже его, и следовательно способен огорчиться, когда другой будет лучше его. Это называется зависть, свойство самое ненавистное и презрительное. Зависть делает нас врагами других и лишает способности быть добрыми. Нельзя быть добрым, радуясь, как дру¬гой дурен, нельзя любить в себе то, что ненавидишь в других, или огорчать¬ся, когда другой так же добр или добрее.
Третье. Великий князь, узнав, что имеет несчастное расположение к за¬висти, должен употребить все усилия, чтобы искоренить его. Он плакал горько от наказания, но эти слезы ничего не исправляют и ничто не будет исправлено до тех пор, когда будет искоренена причина, навлекшая на Ве¬ликого) к(нязя) гнев государя, а эта причина есть дурное качество, которое истребится не в одну минуту, а только тогда, когда Великий князь будет постоянно следить за собою и побеждать дурное чувство в ту самую мину¬ту, в которую оно родится. Чтобы иметь нужную для этого силу, нужно толь¬ко помнить, что у него есть два самых близких свидетеля, которые всегда помогут ему в добрых усилиях; один, который сам всё видит и перед кото¬рым всякое движение души нашей открыто, и другой, которому сам он дол¬жен открывать всякое дурное свое движение с тем, чтобы он помог ему по¬бедить его. Когда мы больны, мы ищем лекаря и пьем лекарство. Великий князь болен душою, он имеет подле себя доброго лекаря; этот лекарь вы¬лечит его, если только он не будет скрывать от него своей болезни и станет принимать его лекарства.
Если Великий князь не станет наблюдать за собою и не истребит вовре¬мя своего дурного качества, то оно обратится в порок и вот какие будут след¬ствия. Теперь у него только один товарищ Паткуль2, с которым он должен всё делить в ребячестве: и труд и удовольствие. Если он не будет любить его, то лишит себя счастия дружбы; но может ли он его любить, если не будет радоваться тем добром, которое он имеет, если всего доброго будет желать только себе. И если он привыкнет к этому с одним товарищем, то будет та¬ков и для других. Каково же не любить других за то, что есть в них хоро¬шего? Кого же любить? Тех, кто дурен? Следовательно добровольно выгнать себя из общества доброго? А дурных любить нельзя! Итак не любить нико¬го? На что же жизнь?
Чтобы жить как должно, надобно помнить только, что мы и наша жизнь здесь не есть настоящая жизнь, а только начало или приготовление к на¬стоящей жизни, что мы живем здесь только для души нашей, что всё, что не делает душу лучшею, исчезает, что всё, что делает душу лучшею, вечно. В этом отношении люди равны, ибо все дети одного Бога, который знает одну душу, хотя и посылает судьбу различную. Если Великий князь дума¬ет, что он должен быть лучше других, что никто не должен быть лучше его потому только, что он сын государя, то он ошибается. Бог назначил ему судь¬бу высокую на земле, это правда, но этим только он отличил его на несколь¬ко лет в здешнем свете, то есть дал ему не те способы сделаться достойным любви своей, какие дал другим: но любовь Бога одинакова для всех, так как для всех одинаково бессмертие. Для этой любви мы живем на свете, для этого бессмертия мы себя здесь готовим, всякой по-своему, одни будучи государем, другие будучи просто частным человеком, всякому своя долж¬ность по тому месту, которое он здесь занимал, но у всех одна цель, одна жизнь вечная, один Бог. Чтобы подумать, как ничтожна земная жизнь, на¬добно взглянуть на мертвое тело нашей доброжелательной княгини Ливен3. 80 лет! Где они? Всё теперь как одна минута! Но в то же время, чтобы по-чувствовать, как величественна жизнь души, надобно вспомнить ее про¬шедшее: она жила для должности, и всё, что было прекрасного в душе ее, всё теперь с нею и навеки.
Фундаментальное правило поступков4. Какой бы случай ни представлялся действовать, действуй, как скоро в действии есть справедливость; воздержи¬вайся от действия, как скоро справедливость в недействии.
Свобода человеческая особенно доказывается тем, что человек всегда мо¬жет быть справедливым, то есть что он всегда может быть послушен долж¬ности. Счастлив тот, кого сердце стремит к исполнению должности. — Для того должность есть наслаждение. Но в добродетели наслаждение и счастие есть излишество роскоши. Действуй справедливо, хотя бы то было и против влечения твоего сердца. Наслаждения никто от тебя не требует. А должность предписана тебе с жизнию. Если ты холоден сердцем к исполняемому тобою долгу, не притворствуй, кажись тем, что ты есть, но действуй, как велит долг. Действуй по правилу, когда не можешь по сердцу, и кажись тем, что есть#. Всё назначение и достоинство в двух словах: Бог, должность. На них основы¬ваются строгие, непоколебимые правила всей его нравственности. Религия христианская дала им душу. К высоким понятиям о Божестве она присоеди¬нила чувство. До Иисуса Христа человек возвышался мыслию к Богу и в мире незнакомом и чуждом искал законов для обитаемого им нравственного мира. В Спасителе Божество явилось земле, и отвлеченные суеверные понятия ума обратились в ясное смиренное убеждение сердца. Тогда должность была правилом неумолимым; теперь должность есть благодарность.
* Для чего притворствуют столь часто. Для того, чтобы избавить себя от ис¬полнения должности. Казаться легче, нежели быть. Но кто старается казаться, нарушает справедливость, ибо он обманывает, иногда себя, чаще других. Пус¬кай и должность исполнена с совершенною холодностию, даже с отвращением, всё дело нравственное — но если в исполнении показываешь более живости, нежели сколько имеешь в сердце, то ты портишь нравственный поступок неспра-ведливостию. Побуждение — Отдельное действие — Гармония в действиях.
Бывают смутные времена в истории5. Необходимость требовать великих пожертвований от народа. И народ, о котором правитель его пекся как доб¬рый отец во дни покоя, произвольно и радостно принесет на жертву по¬следнее. Ибо он будет любить и верить.
Но если в дни спокойствия и изобилия народ обременен всеми бедствия¬ми войны, если тот самый, кто обязан охранять его от хищного врага, расхи¬щает сам как враг его имущество; если бедный народ посреди мирного оте¬чества должен не только отказывать себе во всех радостях жизни, но и сносить все ее бедствия, как будто в осажденной неприятелем крепости, для того толь¬ко, чтобы его Государь удовлетворял своей расточительности, обогащал сво¬их любимцев и тратил не для народа, а на свои прихоти те сокровища, кото¬рые собраны народом в кровавом поте труда: то каких ожидать последствий! Они очевидны! Народ мало-помалу сделается равнодушен к общему благу; в сердце его заронится искра мятежа, которая при первом удобном случае произведет ужасное пламя! И любовь к Государю, столь же ему естественная, как и детям любовь к отцу, уступит место ненависти. Кого тогда обвинять, если чувство ненависти обратится в дело ненависти, то есть в мятеж. Народ ли, доведенный до сего чувства притеснительным правительством, или пра¬вительство, которое своими притеснениями произвело в народе сие чувство?
Народ возмущается; и всегда бывают беспокойные люди, которые дово¬дят его до сей крайности. Но настоящая причина всякого возмущения есть почти всегда само правительство. Будь оно благоразумно, пекись оно с пря¬модушием о благе народном, и в народе не будет расположения к возму¬щению, и никакой возмутитель не подумает волновать его, ибо он не будет надеяться на успех своего замысла, напротив, будет бояться привязаннос¬ти народа к правителю. Где правитель любит народное благо, там народ любит власть правителя. Там власть есть благо.
Не уважать народ свой есть совершенное безумство в Государе, есть что-то чудовищное, похожее на сумасшествие. Кто образует народ, кто доставляет ему просвещение, кто действует на его нравственность, кто воз¬буждает в нем честолюбие благородное, кто приводит в движение все его слова? Государь — законодатель, просветитель, представитель, вождь на¬рода. И так народ делается достойным уважения только тогда, когда его правитель дал ему для того способы! Если же он не достоин уважения, то в этом вина его правителя! И так не народ свой, а себя должен презирать правитель, если не может уважать своего народа.
Русский Государь должен быть русским в своем сердце, если хочет жить в сердце русских. А может ли он не желать этого.
Власть Государя не надежна, если она не в сердце его подданных. На¬прасно будут проповедовать, что она происходит от Бога: этому верили слепо наши предки; но теперь такая слепая вера уже не возможна; народ начал мыслить. Можно принудить его молчать; но отнять уже у него пробудив¬шуюся мысль невозможно. И правитель народа будет в несчастном заблуж¬дении, если будет думать, что молчать и не мыслить одно и то же. Мысль притесненная сильнее свободной, и она опаснее, ибо притеснение не усми¬ряет, а раздражает.
Власть царя происходит от Бога6 — народ будет этому верить, но толь¬ко тогда, когда сие Божественное происхождение будет для него очевид¬но! А оно будет очевидно в одной только благотворности. В наше время Иоанн Грозный не мог бы называть правом Божественным своего ужасно¬го права зверствовать и лить кровь по прихоти.
Сила Государя в сердце его подданных: иной опоры она иметь не мо¬жет. Государь любим и уважаем своим народом только тогда, когда он лю¬бит и уважает народ свой. Силой не возьмет он ни любовь, ни уважение; сан царский есть только средство, а не право. Если его ненавидят, то вино¬ват не народ, а он сам. Было бы такое же безумство обвинять народ за не¬нависть к царю, самим царем произведенную, как негодовать на эхо, по¬вторяющее звуки.
Государь России, будь русским в сердце твоем, чтобы быть в сердце рус¬ских. Россия видит в тебе своего представителя: если пренебрежешь теми, кого представляешь, то унизив себя, унизишь и их; и оскорбишь чувство народной гордости: такое оскорбление не прощается: будешь ненавидим, хотя бы имел и великие качества, хотя бы и великою славою покрылся для истории.
Быть Русским Государем есть любить Россию, гордиться именем Русского, желать блага Русским предпочтительно перед другими народами, действо¬вать для того, чтобы поставить русских на ту степень, на которой стоят на¬роды, более их образованные. Страстно желать, чтобы Русские наравне с другими народами могли пользоваться всеми благами гражданства, дару¬емыми единым просвещением, наконец, неусыпно стремиться к тому, что¬бы облагородствовать и ум и характер их всех, что составляет истинное
3°3
достоинство человечества. Такую любовь к России имел Петр Великий. Он знал, чего недоставало его народу, но он за то не презирал его! и от того именно имел он во всём успех. Государь, не уважающий народа своего, не властен сделать ему и добра: без любви к народу дела Государя мертвы: он строит на песке, на минуту, для разрушения.
Частный человек любит отечество — по чувству, которое поселяют в нем сначала первые радости младенческих лет, потом благодарность.
Что такое любовь к отечеству? Первые лета младенчества, отец, мать, братья, друзья, родной язык, воспоминания лучшего времени жизни, де¬ятельность в кругу своих и для своих — всё это вместе сливается в одно чувство, которого не может произвести в нас никакая чуждая страсть, хотя и более облагодетельствованная природою и более счастливая порядком гражданским в гражданине. Любовь к Отечеству есть просто человечес¬кое чувство. Но в Государе сия любовь есть чувство Божественное. Госу¬дарь любит свое отечество за то, что он его счастливит. Без любви к Оте¬честву Государь не сделает ему никакого добра. А сделанное добро усилит и самую любовь.
От чего Государи действуют часто так неуспешно и так часто не имеют никакого достоинства в глазах подданных. От того, что они в звании, вы¬ходящем из ряду званий человеческих, действуют, как будто бы не видя сего звания. Полубоги действуют как люди. Без сего чувства звания своего Го¬сударь, и лучший человек, будет худой государь. Все частные добродетели в Государе должны быть публичными. Имея одни первые, он еще не мо¬жет быть Государем, последние совершенствуются первыми, но могут су¬ществовать и без них. Совершенство в соединении. Мало того, чтобы быть, должно и слыть.
Уважай народ, и будет народ. Иначе будет толпа.
Люби то, чего хочешь, и будет успех.
Люби просвещение, и даешь жизнь просвещению. Будь сам светом и всё осветишь.
Частный человек может утешаться в совести, если об нем судят неспра¬ведливо: он действует не на виду. Государь действует на сцене; если его осуждают, то он достоин осуждения, всеобщее одобрение не лесть. Ближай¬ший льстит Государю, отдаленные судят о нем справедливо, ибо они состав¬ляют результат мнений. С частным человеком наоборот.
Что такое общее мнение: приговор по большинству голосов. Один го¬лос не значит ничего.
Властвовать низкими рабами незавидное счастье. — Государь тогда толь¬ко может гордиться своим саном, когда его подданные — люди, облагород-ствованные свободою, нравственностью, религиею, просвещением. Тогда
3°4
могущество Государя имеет в себе нечто Божественное, а покорность поддан¬ных имеет характер богопочтения.
Для того, чтобы государство существовало, необходимо, чтобы правитель¬ство было сильно: силою хранить целость. Но цель Государя не власть, а бла¬го! Царь рабов есть царь мертвых трупов или скованных зверей! Вокруг него кладбище или железные клетки! Беда, если вскрыть могилы: увидишь одно ужасное гниение! Беда, если клетки разломаются: звери не знают благодар¬ности и не понимают блага законной власти. Они растерзают своего повели¬теля. Чтобы были твердые законы, чтобы была твердая власть — дай про-свещение и не обижай свободу закона и будь раб законов. Право в царе нарушать и переменять законы не означает его силу, а только бессилие за¬конов, тогда рабы царя суть детища законов и царская воля только в словах.
Любя свою должность и ограничивая себя ее исполнением, делаешься совершенно от всего независимым. Жить при дворе есть учиться или муд¬рости или подлости. Надобно выбирать одно из двух. Среднею дорогою идти нельзя. Надобно быть или рабом владыки или рабом долга. В первом случае унижение себя. В последнем случае сохранение своего достоинства. Но это сохранение не без тяжелых ощущений. И тот, кто ставит его выше всего, как человек, бывает подвержен тяжким испытаниям, которые имен¬но тем тяжелы, что всегда низко быть им подверженным. Нельзя так совер¬шенно отделиться от всего, что не истинное, чтобы им только довольство¬ваться и быть нечувствительным для того, что попадает в тебя с низу. Но эти презрительные, неизбежные припадки, случающиеся в заразительном при¬дворном воздухе, должны быть только на одну первую минуту; во вторую должны они проходить, а на душу не должны иметь никакого влияния. Какое мое положение? Я при уме и сердце наследника России. Вот всё. Живи в этой высокой атмосфере, пока от тебя зависит в ней жить и действовать. Не допускай до себя ничего, что так заразительно и так часто бывает убий¬ственно в низкой. Пока ты не окунулся в нее, до тех пор ты свободен. За¬ботясь о воздаянии, сам себя делаешь наемником. Твой целитель твоя душа и тот, кто ее создал. В огорчениях, выше которых умеешь возносить себя, весьма много нравственно полезного. Каждое такое огорчение презренное и побежденное есть нравственная ступень, на которую поднялась душа твоя: она стала выше и получила более способности возвышаться. А жизнь нам дана для этого. Если бы мне сказать Государю свое мнение на то, как он со мною поступил, вот что бы я сказал: вы мне вверили ум и сердце вашего сына, следовательно, вы признали меня достойным вашей доверенности. Если вы позволяете себе, сделав главное, не исполнять того, что вы обеща¬ли исполнять в отношении ко мне, то вы в противоречии с самим собою или с намерением хотите быть несправедливым. Во всяком случае вы у меня в долгу. Это для меня лучше, нежели когда бы я был в долгу у вас. Я свое дело делаю и хочу делать. Если вы не делаете своего, то это нисколько не заставит меня почитать моей должности менее священною, она от этого не теряет своей возвышенности, ни даже прелести.
21 Зак. 263
14 октября. Теряю только несколько удовольствие самолюбия и не¬сколько выгод корысти: но без них обойтись можно, и счастлив тот, кому легко обойтись без них, кто сделал душу свою недоступною для презри¬тельного чувства оскорбления, которое неразлучимо с лишением этих мелочных удовольствий. Об одном сожалею: о чувстве благодарности, о мысли, что сердце отца отдает мне справедливость и любит меня: это по-теря истинного наслаждения, не нужного для того, чтобы привязать к ис¬полнению должности, но веселящего, возвышающего душу, а потому и полезного ей, ибо такого рода чувства поддерживают и животворят силы. Не знаю, всегда ли выдержишь отсутствие таких подпор и всегда ли бу¬дешь доволен одним голосом сердца. По крайней мере так думаю и чув¬ствую на эту минуту.
За невнимание, за оскорбление негативное я не имею право покинуть своего места: я бы унизил понятие свое о моей возвышенной должности, если бы измерял ее по тем выгодам, которые были бы сопряжены с ее ис¬полнением. Ее не продам никому. Но унижения сносить не должно. Не ока¬зывая мне справедливости — возвышают меня перед другими. Оскорбляя мое лицо — унижают меня. Сего последнего позволять нельзя. Лишишься возможности исполнять с чувством свою должность и сей тяжкой жертвы приносить не имеешь права.
Дух времени
Образование природы физической есть представитель образования че¬ловеческого рода.
В слоях, покрывающих неизвестное нам ядро земли, и в окаменевших первобытных животных видим предание до происхождения и развития земли — то же, что предания и памятники древности для истории челове¬ческого рода.
Нынешний мир физический стоит на развалинах древнего — нынешний мир политический также стоит на развалинах древнего.
Древний мир физический был миром борьбы и великих разрушений. Властвовала грозная сила. Могли существовать одни чудовища. Наконец явился человек. Грозная сила утихла. Вся цель физических изменений до¬стигнуть возможности физической человеческой жизни.
Начала человеческого общества отвечают сим первобытным временам мира физического. Грозная сила властвует. Частные образования Греции, Рима суть такие же явления жизни гражданской, как явления чудовищ древ¬него физического мира, которых окаменелости находим в слоях земных, — явление Христианства может соответствовать явлению человека, а разру¬шение Империи Римской и всё время Средних веков — потопу, всё погло¬тившему, после коего начинается новое образование.
Нынешнее время соответствует первым временам земли после потопа. Время всеобщего преобразования под радугой Завета. Сила начинает усту¬пать закону. Цель сих революций, еще далеко не достигнутая: возможность человеческого благоденствия в обществе. Главное средство к тому утверждение договора между властителем и подданным, из коих составлено каждое отдель¬ное общество политическое, и соединение в один договор всех политических обществ, составляющих род человеческий. Результат отдаленный: общий по-рядок, то есть свобода всего благородного в человеке и стеснение всего вредного.
Дух времени нечто невидимое и тайно действующее во времена перво¬бытные, когда чудовищное одно является в действии, он выражается толь¬ко в частном. У древних египтян Феократия. У всех азиатских народов и доныне Деспотизм, всё умерщвляющий. У римлян завоевания. У карфаге¬нян торговля. Нет ничего общего. — В Средних веках дух времени продол¬жает быть так же невыраженным и тайно действующим. Чудовищное пре¬возмогает, но есть противодействие в Христианстве. Еще нет общего голоса, но есть уже тесное сношение народов, из общей борьбы выходит общее образование. — С книгопечатаньем дух времени получает голос и становит¬ся внятным, он выражается громко во времена Реформации: требует рефор¬мы духовной власти. Он выражается еще громче в наше время: требует реформы в отношении государей и подданных. Наше время есть переход из юношества в мужество; время утверждения общественного договора: обе условливающиеся стороны созрели, и каждая может знать и сказать, что ей нужно для общего блага.
Но не все народы Европы стоят на одной степени: одни уже имеют всё, что нужно для поднятия своего голоса, другие далеко от них отстают и им еще нельзя произнести своего требования, которое они еще и определить не могут. Но нужда одна для всех, ибо они составляют одно семейство. Одни должны быть допущены государями на совет, и обязанность государей со¬стоит в том, чтобы согласоваться с ними для их и своего блага, здесь-то воз¬высится достоинство государей. За других должны действовать сами госу¬дари, кои со своего места должны видеть дальше и могут приготовить свои народы к переходу без потрясения к тому, чего уже достигли народы бо¬лее зрелые. Во Франции, Англии и многих странах Германии государи дол¬жны утвердить договор с своими народами; в других землях и особенно в России Государь должен убедиться в неизбежности сего договора и сам готовить к нему народ свой, без спеха, без своекорыстия, с постоянством благоразумным7.
21*
307
(Май)
Выехал из Дерпта 30 апреля 1. Приехал в Варшаву 7-го мая 2.
7. К В(еликому) князю. К Императрице. В бане с Жилем. Обедал у Велико¬го князя. Ввечеру в Беланы. Монастырь, основанный Владиславом Четвертым. Кельи. Монах адъютант Костюшки. Умирающий игумен. Возвращение через Мариамонт с Вьельгорским2а. Императрица и Великий князь Константин.
8. Поутру у В(еликого) к(нязя) Константина Павловича. Моравский. Вир-тембергский принц3. К(нязь) Голицын. Рихтер. Жандр. Левицкий. Курута. Кривцов. Обедал за маршальским столом. Дворец. Тронная. Зала историчес¬кая, или Коперника. Зала портретов. Собрание дам. Фредро. В театре с Ад-лербергом и Килем. "Le manage dyargent"A и "Lami intime"5. M-elle Constant, M-e Phillis, St. Marie, Potier, Алопеус. Бюцов. Лобинский.
9. Поутру у Немцевича6. Встреча с Фредро. Парад. Великий князь пе¬ред полком. У Бибикова. Анекдот о трех заговорщиках; слово Моренгей-ма: le merite du .. [прбл.] est d'etre lache*. Анекдот о Друцком-Любецком. Знакомство с Красинским. Вечер в Вилланове: замок с барельефами. Ки¬тайские горницы. Горницы Собьеского. Место, где он умер. Портрет Ма¬рии-Казимиры. Галерея картин: С(вятой) Себастьян Ван Дика; Спаситель Леонардо да Винчи; голова неизвестного. Две баталии Казановы.
10. Поутру у Красинского и Моравского, знакомство с Козмяном. У Ве¬ликого) князя. Чтение и воспоминание о Императрице Марии Феодоровне. У Императрицы. У Волхонского: падение подмосток. В библиотеку. Пере¬вод Библии Скорины7 и Луки неславного городка8. Зоологический кабинет. Картины живописцев варшавских. С Адлербергрм к Красинскому: Морав¬ский, Браницкий, Потоцкий, наши. Спор и вздор о русском языке. Новосиль¬цев. Политическое.
//. Поутру у Фредро, у Потоцкого, у Бюцова, у Алопеуса. С В(еликим) князем в Ботаническом саду и на Обсерватории. Паганини9. Вечер с Крей-тоном, а не у Зайончек.
12. День коронации, место между нунциями. Татищев и Алопеус. Чте¬ние молитвы. Неприличие благословения короны. Вид на площадь, улицу и церковь. Моравский, Козмян и Немцевич у Великого князя. Рассуждение о манифесте и сочинение рескрипта. Вечер у Адлерберга с Орловым и со¬чинение манифеста.
13. У великого князя. У Фовицкого10, у Линде, у Бродзинского. Обедал у Фредро: Осинский, Лубинский, два Козмяна, Бродзинский, Моравский, Залуцкий, Немцевич. Бал.
* Достоинство .. значит быть трусом (фр.); [две точки стоят в подлиннике].
3о8
14. У Адлерберга. У Государя. С Императрицею в Виланове. Обедал за маршальским столом. В театре графа Соболевского. Адам Чарторыжский.
15. Старинкевич и Красинский. У Немцевича. В Библиотеке. Обедал у Новосильцева с Бибиковым, Нессельроде, Кутузовым, Старинкевичем и Пеликаном. У Нессельроде. У Радзивила. Дома.
16. Поутру у Великого князя. У Бенкендорфа о Старинкевиче11. У Нем¬цевича. Праздник народный12 и дождь. Обедал за маршальским столом.
17. Поутру у Великого князя. Повторение истории. Чтение13. Визит к Козмяну и Моравскому. Покупки. У Кривцова прощ(аться). Обедал у Ве¬ликого князя. Писал к Тургеневу. Бал сенаторов и нунциев.
18. Выезд из Варшавы. У Радзивила. В Ниборове. Картины. Пилат Пус-сеня. Доминикини Водопад. Вернета 4 части дня. Утес и заходящее солнце. Поттера Лес. Рюисдалевы два пейзажа. Теньеров Больной. Две Грезовы го¬ловы. ДоминикиновыЖму/шг. Положение во гроб Рембрандта. Аркадия: Кри¬стальная горница. Спальня. Развалины. Пещеры. Aqueduc. Дом садовни¬ка. Храм: I. Амур и Венера. Плафон Утро. Треножник. Алтарь с амуром. Весталка. Кушетка. Саркофаги. Жилище пастухов. Эскулап. Колонна с над¬писями. Саркофаги. Химера и Надежда. Озеро. Остров воспоминаний. По¬ляна и часовня: саркофаг. Картины Зейдельмана. Offrez — a Dieu — les peines de la vie —jusqu'au dernier soupir*. Гек{тор) Гвидов. Дорога по берегу озе¬ра. Амфитеатр. Цирк. Ужинали в Ловиче.
19. День в Ловиче. Опять в Аркадию. Обед офицеров.
20. Ночевал в Калише.
21. Приезд в Антонин14. Общая горница: посередине камин с оленьими головами. Лампы. Горницы пр(инцессы) Радзивилл; охота; Элизы швейцар¬ские виды и литографии; принцессы Луизы портреты. Разговор о Варша¬ве. О Великом князе. О Императрице. Вечер. Штольберг. Разговор о принце Вильгельме и о кронпринце.
22. День в Антонине. М-е Kleist. Приезд Императрицы.
23. Отъезд из Антонина. Ночевал в Sibillenort. Свидание с Тургеневым15.
24. Ночевал за одну станцию до Grtinberg.
25 (6 июня). Приезд в Берлин. Hotel de Russie.
26(7). Писал к Перовскому и к Екатерине Афанасьевне. У обедни. Обед у Императрицы. Визиты у принцев. У Радовица. Вечер в театре. У Алопеу¬са. У графини Трухзес. "Stumme von Portici"16.
27(8). Утро в Louisen Palais. Завтрак. В Потсдам. В театр: "Der ersteEindruck"]1'.
28(9). В Потсдаме. Приезд принцессы18. Обед. Фридриха горницы. При¬езд В(еликой) княгини19. В Сансуси. Ужин у Императрицы.
29(10). Освящение церкви. Объезд Потсдама. Возвращение с в(еликим) князем. Глинике. Pfauen-Insel. Вечер дома.
30(11). День свадьбы. Визиты с Тургеневым. У Гуфланда. У Шлифен. У Гне¬зенау. У Рауха (Орест и Пилад)20. У Клаузевица. Церемония венчания. Fakeltanz.
* Предайте — в волю Божию — жизненные скорби — до последнего вздоха (фр.).
31(12). Завтрак у Вильгельма. Графиня Вьельгорская. У M-elle Wilder¬meth, Театр: "Agness von Hohenstauffen"21.
(Июнь)
1(13) июня. В Шарлоттенбурге с Императрицею. Осмотр с королем гор¬ниц. У Бранденбурга. Обед у короля. Вечер у Радовица. У Гребена.
2(14). Визиты. У Трухзес. Прощание. У принцессы Вильгельм. Обедал у Алопеуса. Савиньи. Олферс. У Радовица. У Гуфланда. Выезд. Несчастная минута на память.
4(16). В Антонине. Приехал в 10 часов вечера. Лулу, Адольф22. Граф Стош.
5(17). В Бреславль. В Антонине. Поутру отъезд Великого князя. Музы¬ка. Кегли. Прогулка пешком. После обеда разговор с Адольфом. Прогулка в колясках. Неудачная прогулка по воде. Ввечеру музыка. Хор из «Фауста»23. «Пилигримы» Наумановы24. Чтение. Отъезд в 12 часов.
6(18). Дорога от Антонина до Варшавы. Читал "La Maison Blanche"25.
7(19). Приезд в Варшаву. У Великого князя. У Великой княгини. Дома с больною ногою.
8(20). Дома о больною ногою. Красинский. Блудов.
9(21). Дома с больною ногою. Праздник. Старинкевич. Красинский. Блудов. Фовицкий.
10(22). Визиты. Письма. У Немцевича. У Новосильцева. У Великой кня¬гини26. Обедал с Великим князем. В лагере. Осаков. Встреча с Козмяном. Вечер с Старинкевичем и Блудовым. Слова Великого князя: Vous senateurs, vous croyez etre des peres-conscrits, vous etes des pervers, des perfides et surtout des permanents. Je suis content de vous comme petit-fils de Catherine et suis mecontent comme le frere du roi de Pologne. Reponse du comte de [нрзб.] au grand due: Vous avez eu beaucoup de duels pour vos bons mots. — Oui, parce que j'ai Tesprit vif et ne suis pas ne prince*.
//. Выезд из Варшавы. Ночевали в Ломже.
12. Обед в Разграде. Ночевали в Сувалках.
13. Обед в Будках. Ночевали в Ковно. Безобразов.
14. Ночевали в Шавлях. Петерсен.
15. Обед в Митаве. Губернатор Бреверн. Болезнь. Приезд в Ригу. Ве¬чер пролежал.
16. Утро дома. Визит Бергу. Обед у Паулуччи. Фелькерзам. После обе¬да к Вольмернажу — Сесилия и Леокадия. К Кубе.
17. Выезд в 3 часа. Встреча на большой дороге с Великим князем. Пу¬тешествие в Зегевольд, Кремон и Трейден. Арендатор Вольф; его жена, дочь Бланкенгагена. Камергер граф Кошкуль. Завтрак в Зегевольде. Прогулка
* Вы, сенаторы, думаете, что вы римские сенаторы: вы возмутители, изменники и особенно постоянны. Я доволен вами как внук Екатерины и недоволен как брат ко¬роля польского. — Ответ графа [нрзб.] великому князю: У вас было много дуэлей из-за ваших острот. — Да, потому что у меня живой ум и я не рожден быть государем (фр).
в несносный жар. Гроза. Дом князя Ливена. Обед в Нурмисе у графа Дун-тена с Тизенгаузенами. Путешествие по горам. Венден и графиня Сивере с прекрасною дочерью. Ужин в Вольмаре.
18. Прощанье с В(еликим) к(нязем). Переезд до Уддерна.
19. В Дерпте. Разговор с Эверсом27.
20. В Дерпте.
21. Выехал из Дерпта. На могиле Маши28. Ночевал в Иеве. Rannapon-ungen. Встреча с Дризеном.
23. Поутру в шесть часов приехал в Петербург. В институте29. Разговор с М-е Crempin. У Козлова. У Фока. У Булгакова. У Дашкова.
(Июль)
9 июля. Нынче просил, чтобы переменили мне комнату. Я в лихорадке, комната сыра, и есть близ меня порожняя, которую готовят для какого-то прусского генерала на одну ночь. Ответ получил истинно русский: нельзя; эта комната фельдмаршальская; да она уже и назначена.
11 июля. Возвращение Государя.
 
1 апреля1. Письмо, написанное мною2, в котором объясняю, что меня чернят и чернят враги литературные3. Взгляд на мою прошедшую и на¬стоящую жизнь4, которые дают мне право не бояться никаких обвинений тайных. Требую изъяснения. Мое письмо, по-видимому, производит свое действие: on est gene avec moi, enfin on m'assigne une entrevue*. Это сви¬дание было не объяснение, а род головомойки, в которой мне нельзя было поместить почти ни одного слова; вместо чтобы слушать меня, мне сказа¬но было, почему я подал повод многим называть меня главою партии; наконец, прибавлено было, что хорошее мнение на счет мой не переме¬нилось. Потом разговор перешел к тому, что мною написано; когда кри¬тикует Царь, который (худо зная дело и признаваясь в незнании) хочет, однако, быть прав, то отвечать нечего. Вообще результатом я доволен: он произвел мир, но заставил меня о многом переменить мнение и многого страшиться в будущем.
— Что ты это написал ко мне?
— Вы знаете или, по крайней мере, должны знать, что я к Вам привя¬зан. А меня Бог знает кто очернил в Вашем мнении.
— Слушай; знаешь пословицу: dis qui tu hantes, je te dirai qui tu es**. Ее можно применить к тебе. Несмотря на то, что Тургенев осужден5, что я тебе говорил об нем, что ты знаешь, что доказательство существует против него, ты беспрестанно за него вступался и не только мне, но и везде говорил, что ты считаешь его невиноватым.
— Да я ведь знал его прежде и знаю об нем то, чего правительство не знает. Когда Вы мне сказали...
— Слушай! Ты имел связь с Вяземским6, который делал множество не¬позволительных поступков, врал сам, подбивал врать и действовать других, был настоящий boute-feu***. До вчерашнего дня был он таков. Теперь я сам позволю тебе его обнять. Можно. Я всё, всё это скажу ему сам, когда увижу его; теперь он всё загладил своим раскаянием!7 Он поступил так, как очень редко поступают; смирился, писал к В(еликому) к(нязю). Если бы он за 4 года сделал это с покойным Императором, то получил бы тоже проще¬ние и Тот открыл бы ему объятия; теперь всё забыто. Но ты навлек на себя нарекания. Тебя называют главою партии, защитником всех тех, кто толь¬ко худ с правительством.
* (...) со мною стесняются, наконец мне назначено свидание (фр.).
* скажи мне, с кем ты знаком, я скажу тебе, кто ты (фр.).
* зачинщик (фр.).
— Да кто называет? Я никого не знаю! И знать не хочу; живу у себя, де¬лаю свое дело и ни о чем постороннем не забочусь! Моя забота в том, что¬бы Вы имели обо мне хорошее мнение, и Вы должны его почерпать из моей жизни, а не из того, что другие говорят обо мне.
— Нет! ты должен об этом заботиться! Ты при моем Сыне! Как же тебе слыть сообщником людей беспорядочных или осужденных за преступления?
Этим кончилась первая половина разговора; началась другая, то есть критическая.
Тут еще труднее было отвечать. Предмет щекотливый. А Он говорил то, чего последний ученик сказать не может, что принадлежит не к нашему веку, а к XI-му8. Это доказывает только то, что и самые логические вещи для ума нелогического и не приготовленного никаким образованием не только не убедительны, но и не понятны. Тут отвечать было нечего. Надобно было если не согласиться, то уступить. К счастию, всё, на чем основано было обвине¬ние, принадлежит единственно мне, и другие остались в стороне.
Если бы я имел возможность говорить, вот что бы я отвечал9: «То, что могло подать Вам повод быть мною недовольным, должно было, напротив, дать Вам лучшее мнение обо мне10. Я защищаю тех, кто Вами осужден или обвинен перед Вами; но это служит только доказательством моей доверен¬ности к Вашему характеру. Разве Вы не можете ошибаться? Разве правосу¬дие (особливо у нас) безошибочно? Разве донесения Вам людей, которые ос-новывают их на тайных, презренных доносах, суть для Вас решительные приговоры Божий?11 Разве Вы можете осуждать, не выслушав оправдания? Разве я могу знать об этих доносах? И, зная о них, должен ли я их потому уже признавать истинными, что они доносы, тайные доносы, сделанные Вам и обвинившие перед Вами безответных? И разве могу, не утратив собствен¬ного к себе уважения и Вашего, жертвовать связями целой моей жизни? Итак, правилом моей жизни должна быть не совесть, а всё то, что какому-нибудь низкому наушнику вздумается донести на меня по личной злобе Бенкендор¬фу, и против таких презренных клевет не может устоять то, что одно только должно быть принято за правило, когда судишь о человеке: его видимые дела, его характер, его собственный образ мыслей. Я не могу бегать по улицам и спрашивать у всех возможных на меня доносчиков, что мне думать, что мне делать и кого любить. Если эти доносчики могут быть доступны до Вас, то это Ваше и наше несчастие, ибо в таком случае Вы беспрестанно будете осуж¬дать несправедливо и мы никогда не можем быть правыми. Поэтому в Рос¬сии один человек добродетельный — это Бенкендорф! Все прочие должны смотреть на него в поступках своих как на флигельмана. Что он назовет хо¬рошим, то и для них должно быть хорошо; что он осудит, то и они должны осудить. А он произносит свои суждения по доносам, следственно, нравствен¬ность наша теперь вся предана на произвол доносчиков: нет никого правых!.. Но это гибель всего! Презрение ко всему и ко всем укоренится в душе Ва¬шей! Около Вас будут жить только те, кои живут предательством. Из осталь¬ных одни, меньшая часть, то есть преданные и честные, будут Вам чужды,
20 3ак 263
39
будут молчать с горем и лишены возможности быть Вам полезными. Между Царем и Россиею будет бездна, огороженная забором из наушников.
Я, с своей стороны, буду продолжать жить, как я жил. Не могу покорить себя ни Булгариным, ни даже Бенкендорфу: у меня12 есть другой вожатый — моя совесть, моя верность к Государю. Во всём прочем надобно отдать себя на волю Провидения, которое спасает добрых или губит их для их же доб¬ра. В этой одной мысли спасение. Буду осторожнее, вступаясь за тех, кто в ссоре с правительством, ибо там, где нельзя ничего сделать, а можно толь¬ко погубить себя, благоразумие велит думать о себе; это не будет эгоизм».
В разговоре со мною Он не коснулся главного, напротив, удалился от него. Вместо того, чтобы отвечать, кто обвинил меня, в чем и в каких лите¬ратурных сплетнях, Он сказал, что меня вообще винят по связям моим. Таким образом Он сам меня оправдал. Но что же из всего следует? Если вина состоит в обвинении, а не в поступке, то как избавиться от вины? И какие понятия? Он полагает, что Бенкендорф не может обмануться; Бенкендорф верит своим шпионам (итак, у нас стоит только надеть голубой мундир или иметь сношение с носящим его, чтобы быть чистым). И так ниже и ниже, дойдем до последнего, который клевещет на продажу и часто решит судь¬бою целой жизни человека. И при таком способе узнавать истину полага¬ют невозможным ошибиться, никогда не спросят обвиненного, на него па¬дает или наказание, или предубеждение, и ничем уже их снять нельзя, ибо защищаться нет средства и тебе не поверят. Это инквизиция еще без кост¬ров, ибо она только в колыбели, но дайте срок; теперь еще одна только повсюду распространенная тревога; она усилится, место ее заступит ожес¬точение; тогда начнутся казни, ибо душа Царя во власти доносчиков. Вот бедствия, происходящие от невежества. Мало того, чтобы иметь чис¬тую совесть, надобно иметь и понятия, принадлежащие времени, в коем жи¬вешь. Их дает одно просвещение. Просвещение для ума есть то же, что чистая религия для совести. Там, где нет просвещения, каждый имеет свой собственный ум, ум своего места, своей партии, и все они в противоречии, в беспрестанной битве.
 
Февраля 21х. Получено известие о победе, стоившей дорого. Клич: взя¬та, Варшава трепещет, войска поляков расстроены, скоро Польша будет раздавлена славою России. Минута решительная, которой нужно восполь¬зоваться с величием, выгодою для настоящего и совершенною безопаснос-тию для будущего. Три вида развязки представляются с первого взгляда. Или Польша не существует и обращена в губернию Русской империи, или Польша существует по-прежнему и Русский самодержавный Государь есть конституционный царь Польши, или Польша существует отдельно от Рос¬сии. На первое дает нам полное право победа и сила; но уничтожив Польшу, мы вооружим против себя всю Европу и самых близких соседов своих; мы распространим границы свои, это правда, но приобретем таких подданных, которые останутся вечными врагами нашими. Надлежит властвовать при-теснительно, дабы утвердить за собою области, не нужные для России; сие новое распространение усилит подозрительность Европы, видящей в Рос¬сии страшилище, грозящее ей рабством и варварством и предполагающей в ней замыслы честолюбия и всемирного владычества, тогда как истинная сила ее заключается в образовании внутреннем. Наконец, самое уничтоже¬ние народа, сколь бы ни оправдано оно было успехом войны, есть нечто печальное и варварское, не приличное понятиям нашего времени и особен¬но не соответствующее твердому и высокому характеру Государя. — Вто-рое, то есть бытие Польши на прежнем основании, не сходно с выгодами России. Самодержавный император Российский не может быть в то же вре¬мя конституционным царем Польши. И может ли Польше быть дано всё то, что она имела после кровавого бунта, стоившего Русскому Императору крови его подданных; такое великодушие будет несправедливостию; оно будет оскорбительно для народа Русского, а в русском народе и для самого его Государя. Польша должна быть наказана за свое вероломство, но нака¬зана не раздраженным мстителем, а могучим, великодушным самодержцем победоносной России. Польша должна заплатить России за кровь, на полях ее пролитую, за траты, понесенные в войне, ею возбужденной, но с сим на¬казанием должно быть соотнесено и великодушие Победителя, и выгоды Европы, и Европейская слава России. Часть провинций польских должна быть присоединена к России; Польша должна заплатить сильную контри¬буцию — но корона Польская должна быть отвергнута Государем Россий¬ским, ибо она не стоит того, чтобы Русский Император ею себя украсил. Пускай остаток наказанной, ослабленной Польши существует отдельно, пускай изберут поляки из самих себя короля и дадут себе какую хотят кон¬ституцию. — Россия должна предать их на произвол собственной их судьбы и пренебречь вступать в дела их. Не они отвергают Царя Русского, но Рус¬ский Царь, сильный их раздавить, отвергает их произвольно, никем не по¬буждаемый, из уважения к сохранившему их Александру оставляет им бы¬тие и имя. Думаю, что таким образом действия будет удовлетворена честь России, которая прославлена будет победою, всенаграждена новыми при¬обретениями, возвеличена в глазах Европы умеренностью и великодушием и в то же время избавлена от присоединения к ней Польши, которая в теле ее была не здравым членом, а только зародышем болезни опасной; во-вто¬рых, успокоена будет вся Европа (которая теперь клевещет на Россию и видит в ней врага законной свободы) и, вероятно, отвратит повод к войне всеобщей, гибельной для всей Европы, но в особенности для России, кото¬рая теперь более нежели когда-нибудь должна обратить глаза на устрой¬ство внутреннее, а не высылать войска свои туда, где ожидает их неизбе-жимая, гибельная для России зараза. Но так должно действовать теперь, в минуту победы, в минуту могущества, пока еще Европа не успела произ¬нести своего мнения, надобно действовать независимо, во всём блеске мо¬гущества, как в Адрианополе2, за два перехода от Цареграда.
Октябрь3
25, воскресенье. Выезд4. Ижора. Прямая дорога. Ведена в 1712 от Адми¬ралтейского шпица на Москву профессором Фернварсоном. Но только на 10 верст. Оставлена. Кратчайшая линия до Москвы 595 верст. Тосна. Изве¬стковый камень. Тосненская известь. Чудово. До сих пор прямая дорога. Все селения Петром Великим. Новгород. Ярослав. — Ярославов двор на торго¬вой стороне. Обширность древнего Новогорода: все окружные монастыри в предместьях на 20 верст расстояния. В одном конце лошадей, в другом перемена. Концы: Перовской, Гончарной, Славянской, Загородской, Пло-тинской. Старосты улиц; главный староста конца. Пятины: 1. Водская на запад от Волхова. Вся Ижорская линия и Карела. 2. Обонежская на восток от Волхова; Каргопольский и Двинский уезды. 3. Бежецкая от Ильменя до Мологи. 4.Деревская по обеим сторонам Ловати до границы Тверской. 5. Ше-лонская по обеим сторонам Шелони и на запад от Ильменя до Псковской границы. — Степенской посадник, тысяцкий, бояре, житые люди, черные люди. Княжеский наместник — вече на площади. — Владимир, Мстислав Ростиславич Храбрый. Мстислав Ростиславич — Софийский собор. Часть софийская, часть торговая. Кремль, построенный Владимиром, Аристоте¬лем5. — С(вятая) София епископом Иоанном в 983. Каменный при Яросла¬ве и Владимире. — Двери. — Гробы. — Выговор Новогородцев О. — Сыр-ти вяленая рыба. Ночь в Новгороде.
26. Бронницы. Холм при дороге. Капище. Валдай. Озеро и монастырь. — Предание. — Иверский мужской монастырь, основанный (в) 1653 Никоном. Валдай прежде были к нему приписаны, населены пленными поляками. Озеро названо Святым. Валдай оставались за монастырем по 1764. В 1772 переименованы городом. — Валдайские баранки. — Делание осей и колес.
Вышний Волочек. Волок и верх. Суда по Тверце к ее истоку; 10 верстов волока до Цны. — Сердюков при Петре. Канал из Цны в Тверцу. Елизавета покупает у наследника Сердюкова в казну. — При Екатерине шлюзы и бей-шлоты. Иногда до 900 судов накопл(ено) к спуску. — Бога в помочь, св. Нико¬лу в путь. — Ярмарка в июле в день Казанской Божьей Матери. — Пляшущие женщины и убор их. Холст — бурки валеные. Ночевали в Вышнем Волочке. Голова с двумя медалями. Хозяин. Рескрипты.
27. Завтрак в Торжке. Торжок по обеим сторонам Тверцы. Борисоглебская и Затверецкая части. — Пограничный город Новогородских владений. — Ефраим в XI веке слуга Бориса и Глеба. — Батый в 1232. — Новой Торжок. — Ярослав Всеволодович — древняя церковь каменная, ныне не существует; один земляной вал. Петром к Новогородской губернии, а Екатериною к Твер¬ской. — Борисоглебский монастырь основан Ефраимом. Храм построен ар¬хитектором Буци. Кирка и лопатка Екатерины. Мощи св. Ефрема. — Древ¬няя соборная церковь.— Кожи и изделия кожаные. — Одежда отличная женщин. — Ц вместо Ч. И вместо Е. Ц вместо Т6. Прекрасный день ямщика Пожарского. Голова. Ужин в Твери. Глинка7. Губернатор8. Вице-губернатор Крылов.
Тверь. 1182 В(еликим) к(нязем) Всеволодом Георгиевичем. Ярослав Все¬володович в 1242. — Ярослав Ярославич. — Михаил, Александр и Дмит¬рий. — Михаил Александрович. Мощи Михаила. — Под Тверью монастырь Малицкой св. Николая; основан в 1657 стольником Аверкием.— В 1759 граф Петр Иванович Шувалов построил пышные каменные здания. — 4 час¬ти: Городовая, Заистоцкая, Заволжская, Затверецкая. У устья Тверцы От-рочев монастырь. Ярослав Ярославич, отрок Георгий, село Едамоново, ря-дом же городки на Волге. —Жемки: коврижки, рыжики, стерлядки, горох, крупа, пряники. — Прибавление слога ста.
28. Завидово. Клин сперва селение, усадьба Романовых на Сестре. При Петре ям, при Екатерине город. — Изделия из лыка. Клинские лапти. При¬езд. У Дуняши9. У Вяземского, у Дмитриева10. Наташа Арбенева.
29. У императрицы. Скобелев. Ход в Успенский собор. Ермолов. Кара-зин. В театре: «Венецианская ярманка»и. Вечер у княгини Вяземской.
30. У Клейнмихеля. У императрицы, разговор о себе. Домой. Разговор с Мердером.
31. У Клейнмихеля. У Вилламова. У великого князя (чтение). В деви¬чий монастырь. В Английский клуб. У Вяземского: Голицын, Тургенев, Да¬выдов. К Дуняше. Каролина Яниш.
(Ноябрь)
1 (ноября), воскресенье. У обедни. Представление. Обедал у Дуняши. Вечер у императрицы.
2, понедельник. Выставка12. Каченовский, Полевой. У Дмитриева.
3, вторник. У великого князя. На выставку. Покупки. В Собрание13.
4, среда. У великого князя. Приготовление. Обедал у Дуняши. Вечер у князя Голицына.
5, четверг. У императрицы. Оружейная Палата. У Вяземского чтение14.
6, пятница. У Вяземского чтение пиесы. У Каролины. У Дуняши. Акт в пансионе15. Домой. Проспал бал.
7, суббота. Обозрение Успенского собора и ризницы. Тургенев. У Вя¬земского. У Мерзляковой, у Чапаева. Вечер у Дуняши: Свербеев с женою, Тургенев, Вяземский, Максимович, Мельгунов, Герке, Бартенева с дочерью; пение, ужин, чтение Языкова.
8, воскресенье. У обедни. У Тургенева. Обед у Дуняши. Бал во дворце.
9, понедельник. Поутру у великого князя. К Вяземскому. Обед у Яра с Дашковым, Давыдовым и Вяземским. В театре: "Chacun de son cote"16. У Дмитриева с Салтыковым, Тургеневым и Чадаевым. Чтение.
10, вторник. У Бенкендорфа. Осмотр Архангельского собора. Глупая просьба Каразина. У Дуняши. Записка. Вечер у императрицы.
//, среда. У Шамбо. О Наташе17. У императрицы; о Наташе. К Вязем¬скому (прощанье). К Дуняше (подарки). На бал с Тургеневым. Картины Морилло, Поручини и Карло Дольче. К Дуняше (Тургенев).
12. четверг. Выезд. В Клину остановка. Съехался ночью в Твери.
13. Ночевал в Валдаях.
14. Ночь в Спасском Полистье.
15. Остановка в Чудове. Померанье. Приезд. У великих княжон. Шара¬ды. У Россети.
3i8
(Июнь)
Выезд из Петербурга 18 (30) июня1. На Елагине. У Дубенской разговор о Вяземском. У Козлова (Вяземский). У Перовского. На пароходе проща¬лись великий князь с Мердером, Вьельгорский, Муравьев, Перовский, Ол¬суфьев; с нами Вяземский, Пушкин.
Путешествие от 19-го в 3 часа утра до 22 в 3 часа пополудни. Пассажиры: Блессиг, Викулин, Тургенев, дочь Балка, М-е Bulmering с дочерью. Наша каюта. Ночь с субботы на воскресенье. Сильный ветер в воскресенье и в по¬недельник. Ночь с воскресенья на понедельник на палубе. Понедельник: половина дня бурного, половина спокойного (сходство с жизнию). Ночь с по¬недельника на вторник и со вторника на середу в большой каюте. Гот¬ланд. Инггад. Борнгольм. Берега Мекленбурга. Пребывание в Варнемюнде. М-е Crichton. Обед за table d'hote. Пенье. Прогулка с Викулиным. Небогатое устройство бань, источники, дом для теплых ванн, для серных, души. Маяк.
23(5 июля), четверг. Из Травемунде в Любек2. У банкира. Кафедральная церковь. История Страсти, Эммелинга. Резная комната. Покупки. У кон¬сула Шлецера3 в прекрасной его деревне между Травемунде и Любеком: аллея, Интерлакен; его жена с сестрою жены. Ванна.
24(6), пятница. Любек. Письмо к Великому князю4. Отъезд. Ратцебург, живописный городок на берегу озера, разделенного плотиною. Церковь с клад¬бищем. Здесь встретился с Плессигом, коему отдал посылку Соймонова. Бас-санжу. Бюхен; сюда приехал сонный, так же и в Лауенбург, где ночевал.
25(7), суббота. Люнебург. Ночевал в Эшеде. Дождливый день, негодная дорога.
26(8), воскресенье. Целле. Деренбергов дом. Осмотр. Гостиная внизу. Виды Петербурга и Толстого работы5. 2 горница с диваном; Лютер. Каби¬нет: 1. портрет; бюст большой Александров; 2. Английская королевская фамилия. 3. Александр, Дибич, Блюхер, Велингтон, Гнезенау и Паскевич. Граф Мюнстер. Вверху. Кабинет. Фамильные портреты. Гребен с женою. Дернберг. Гедеманов сын. Карандашный портрет. В гостиной: италианские виды; большая картина сражения; Психея. Сад, терраса, Blumenkorb*. Дом, справа цветник. Два дерева по обеим сторонам на террасе. Деревья перед воротами. М-е Dorenberg, Augusta. О Местерах. Рассказ о празднике пяти¬десятилетия. Лавровый венок. Картины. Картина Барберуса. Генрих Лев — сын, Wittelsbach.—Дернберг. Виллы. Весь день дождливый. Приехали но¬чевать в Ганновер. От Целле начинается полушоссе, полумостовая. До Цел¬ле всё песок. Прогулка. Тургенев. Лейбницов монумент с часовым.
* цветочная корзина (нем.).
 
27(9), понедельник. Ганновер. Утренняя прогулка по городу. Weihelobe; дом на валу, где живет теперь г-жа Гедеман, свекровь Деренберговой до¬чери. Часть города очень хорошо выстроена, тротуары, часть Fachwerk*. Живописные предместия и сады. Мутная река. Послеобеденная прогулка: Monbrillant, ливреи, экзерциция. Брат и сестра. Герцогиня в русских дрож¬ках, с семьею. Herrenhaus, театр, прелестные деревья и шпалеры. Аллея. Памятник Лейбницу; разговор с часовым и другими. Памятник Ватерлоо, колонна ионического ордена, пушки, надпись: Den Siegern bei Waterloo das dankbare Vaterland**.
28(10), вторник. Утро дома. Чтение воспоминаний о Гёте6. Его удиви¬тельная деятельность. После обеда посещение Pertz7, издателя хроников не¬мецких. Разговор о состоянии Германии: умеренность и законность север¬ной; брожение в южной. Брауншвейгский принц и гессенский. Франция революционирует Швейцарию, южную Германию и Италию. Натянутое со¬стояние. В Ганновере действие камер, согласие с правительством, восста¬новленное публицитетом и честностью правительства: доверенность. План издания: хроники, законы, документы, или Urkunden***, письма, древно¬сти, письма Алькуина и др. Прогулка и спор с Тургеневым: за 27 лет точно такой же спор на дороге в Петербург, но только за французскую литерату¬ру. Вал, обращенный в гульбище.
29(11), среда. Простился с Тургеневым в б часов утра. Он поехал в Гос-лар. Я на Чинден. Выехал из Ганновера в ХА 8. Около девяти часов ужасная гроза с вихрем; к счастью, она застала меня у дверей опрятной хижины, где я и просидел до конца оной. Дорога по бассейну живописных гор, покры¬тых деревьями; на дне бассейна между зеленью дерев прекрасные веселые деревни, домы с красными черепичными кровлями; хребты гор, по коим гуляют тучи, составляют живописную раму сей картины. Обедал в Ненндор-фе, где тенистый сад и целительные воды. (Князь Голицын.) Между Ненн-дорфом и Бикебургом городок Гаген посреди живописных окрестностей. Между Бикебургом и Минденом прусская граница; учтивость осмотрщиков. В шесть часов приезд в Миндон. Крепость. Древняя кафедральная церковь, будто построенная К(арлом) В(еликим). Глупая переделка, крашенье, ло¬манье, гробовые камни. Везер и мост через Везер.
30(12), четверг. Мерзкая ночь, бессонница, жар, неугомонный хозяин (Min-den. Stadt London). Выезжаю в Vi пятого. Прекрасная живописная дорога меж¬ду горами. Везер. Рем промежду двух живописных гор, составляющих воро¬ты. Солеварня и градирня: до 1500 ластов в год соли, ласт в 4000 фунтов. Герфорд; прекрасное местоположение посреди обработанного бассейна гор; странный убор женщин: какие-то черные капоры на голове, похожие на носы глухого тетерева. Бильфельд. Прекрасный чистый трактир на почте. Выезжаю
* фахверк (нем.) — традиционный род немецких построек.
* победителям при Ватерлоо благодарное отечество (нем.).
* акты, грамоты (нем.).
в четыре часа. Остатки старого замка: слепой, разбитый параличом работник, перед ним играют дети; не знаю, что он был прежде. Из Виденбрюка взял три лошади. Липштат: плохой трактир и плохая ночь; ссора с почтальоном.
(Июль)
1(13) июля, пятница. Выехал в три часа и в половине 1-го остановился в Изерлоне: добрая хозяйка и хороший обед. Жар несносный. Выезжаю в половине 7-го, проеду всю ночь, если гроза не помешает. Дорога между Липштатом и Изерлоном прелестная. Рур. Сады. Шпалеры. Цветник на по¬чтовом дворе в Зесте. Группы деревьев, Дубы. Пашни. Луга. Ручьи. Мель¬ницы. Кудрявые горы. Вся дорога до Эльберфельда прелестною долиною, которая стоит Муртенской, а не знаю, почему не описана: почти одна цепь домов крестьянских, соединяющих между собою города Изерлон, Эльбер-фельд, Солинген. Любовь к украшениям посредством зелени сельских жи¬телей. Нечистота внутри. Разнообразие растений. Дом какого-то принца с видом на Лану и всю долину. Чудные утесы. Поля. Живые, бурные ручьи. Луга. Образ строить. (Сравнение с нашим. Сравнение парохода.) Ночевал в Швельме. Плохой трактир и плохой сон.
2(14), суббота. Ольберфельд. Solingen. Кёльн. Ужасная жара, отымаю¬щая всё. Трактир Reinberg на берегу Рейна: нечисто, хотя сначала бросает¬ся в глаза. От жару не пошел поклониться и Дому8. Завтракал в шесть часов. Читал о Фонке. Прогулка. Ввечеру по мосту. Девицы кёльнские: высокие талии и большие ноги.
3(15), воскресенье. Путешествие по Рейну на пароходе9; разные встречи и смешные: разговор о Фонке10, история (сравнение с декорациями. Рейн и его замки. О России). Вечер на террасе в Mahlerenbreitstein в трактире das WeiBe RoB.
4(16), понедельник. Приезд в Эмс. Встреча с Голицыными. Счастливая встреча с Талем. Теперь пока живу в отеле высоко, хотя недурно, через три дня переселяюсь в Darmstatter Hof. Обедал за столом в Curhaus. Диль. Бех-теев с женою. Мантейфель. Ротшильд и его хлопоты. Витгенштейн. Француз Демидов11. Театр.
5(17), вторник. Начал пить воду. За обедом в Curhaus M-elle Tumpling из Дрездена (моя соседка за столом принца Иоанна). М-е Dorenberg и ее хорошенькая кузина. Визит к Бехтееву; разговор о колониях. У Таля му¬зыка. Реннекамф. Принц Фридрих. Представление герцогине Ольденбур-гской. У Витгенштейна. В театре: "Mannertreue"12. Вечер дома.
6(18), среда. У меня Бехтеев. Рождение жены его. Вечер дома, чтение Raphael13. Написал письмо к Бетману.
7(19), четверг. Поутру перевозился. Объезд Таля. У меня Демидов. Обед в Curhaus. Графиня Hohenthal и милая Byron, у меня Бехтеев. Про¬гулка. Театр: "Die Zerstreuten"M и "Brandschatzung"15 (er focht wie ein Pole*).
* он фехтовал как поляк (нем.).
Представление герцогине Мейнингенской и герцогине Лейхтенбергской. Рано домой.
8(20), пятница. Простился с Hohenthal. Антуанетта Бирон. У меня Вит¬генштейн, потом Полозов. Обедал в кургаузе. Разговор с англичанками. После обеда визиты у Бехтеева и Демидова, коих не застал. Дома и отдых. Концерт слепого. Рейтернов зять16. Лаборд, сын путешественника. Карниз Лабурдонне.
9(21), суббота. М-е Juel. Прощанье с Демидовым. За столом подле двух болтливых незнакомок. После обеда визиты: у Бехтеева, с Витгенштейном к Ротшильду, которого не застал. Лабурдонне и Лаборд. Первая ванна в по¬ловине девятого. Вечер дома. Спуск двух шаров.
10(22), воскресенье. За столом с Лаборд ом, Лабурдонне, Голицыным и еще каким-то умным, кажется, французом, который знает Россию от Одес¬сы до Петербурга. Доктор Килиан, бывший при Батюшкове17. После обе¬да, отдохнув, с Реннекамфом и доктором Бахом на ослах в Кемменау. Ве¬ликолепный вид на горы.
11(23), понедельник. За обедом подле Дернберга, Бредерло, рижский не¬гоциант. После обеда визиты. С Реннекампом, Бахом и Мосле в Fruchte че¬рез Tachbach и Ниверн. Прекрасная долина Даны. Деревня Фрюхте. Пас¬торша толстая. Сельская весьма бедная церковь. Место, где лежит Штейн, уединенно сельское, но слишком забытое детьми: железная дверь под худым сводом и ступени. Памятник родителям Штейна из красноватого камня под навесом. Возвращение через лес и потом тесною долиною с крутым спуском; овраги по сторонам. Вечер дома.
12(24), вторник. Холодная дождливая погода. После обеда прогулка. Разговор с Витгенштейном и Лабурдонне.
13(25), середа. Весь день дома. После обеда у меня Реннекамф и Голицын. Приезд Потоцкой. Известие о кончине маркграфини Баденской. Тирольцы.
14(26), четверг. Дождь и сырость. Печальный день. Самоубийство гра¬фини Салм, дочери гофмаршала готского. Смерть графини Витгенштейн в половине девятого вечера. Целый день спазмы, к вечеру легче; смутность в глазах и смерть. В это же время бал. Встреча с графинею Потоцкою на лестнице Витгенштейна.
15(27) пятница. Поутру видел тело графини Витгенштейн: белый мра¬мор, только след черных ресниц. После обеда прогулка на ослах с Бахом, Реннекамфом и графинею Потоцкою в Forsthaus.
16(28), суббота. Записка от графини Ивановской. У графа Витгенштей¬на. Визит Лабурдонне. Разговор с Вержюром на прогулке и с Лабурдонне после обеда. У Ивановской перед обедом; застал одну дочь. После обеда чтение Гёте18 под липами. Прогулка в Даузенау на ослах с Потоцкою. Глу¬пый Фридрих, достойный своего глупого брата. В театре: "Le precepteur dans rembarras"19. Ванна. Пение.
17(29), воскресенье. Графиня Мечислав Потоцкая. Перед обедом у меня Реннекамф. Анекдоты о Гумбольдте, его физической недостаток, его любовь и 20 ООО гульденов. После обеда с Реннекамфом в Зильбершпильце. Погре¬бение Стефании20. (Бал и звездное небо.)
18(30), понедельник. После обеда у графа Витгенштейна. Остановка и отъезд его в Швальбах. Обедня и панихида. Поездка на ослах на Mooshutte. Отверстия в шифере. Вид на долину Эмса. Театр: De 777 № и ария из "Freischutz".
19(31), вторник. Поутру у Витгенштейна и Полозова. Поездка в Шпор-тенбург: развалины, освещение, башня, главный корпус. Взъезд по узкой дороге; переезд через лес до Schone Aussicht. Неудача. Возвращение через Forsthaus по новой шоссе и старой дороге кобленцской. Вечер в концерте: тирольцы.
20(1 августа), среда. Перед обедом у Витгенштейна и Бредерло. Брошю¬ра Шатобриана21. После обеда письмо для Витгенштейна. Прогулка пеш¬ком по Marienweg и на ослах по Henriettenweg с Реннекамфом. У графини Потоцкой. Ее невестка. Новая беда с графом Витгенштейном.
21(2), четверг. Отъезд графа Витгенштейна. Обед в Russischer Hof с семей¬ством La Bourdonnaie, с М-е Chauvelin, двумя Потоцкими, Голицыным, Голь-пертом и Дернбергом. После обеда на лодке до Nievern и оттуда на ослах. Падение М-е Dornberg. Въезд фрунтом. Чтение Memoires Лудвига XVIII22.
22(3), пятница. Рождение прусского короля. Обед в Russischer Hof. Пе¬ние и пушки. Прогулка уединенная на осле по Marionweg. Русские Weihdorf и Габбе. Вечер у Лабурдонне. Прекрасная лунная ночь.
23(4), суббота. Обед в Curhaus. Прогулка длинная на ослах с Реннекам¬фом и Бахом в Kemmenau: вид. Оттуда в Arstbach; фабрика кувшинов. 3 кув¬шина в 4 минуты. Печь. Прелестный вид между двух лесистых холмов на Sporkenburg. Возвращение. Дождь, потом луна. Вечер довольно скучный у La Bourdonnaie. (Потоцкие (Нина), Голицын с глупою женою, Гольперт и я.)
24(5), воскресенье. Габбе. Письмо к Бехтееву. Чтение Записок Лудвига XVIII. Какое бедствие для государя и государства двор: но французский двор был неизбежная беда, произведение веков. Нужна была бедственная рево¬люция, чтобы уничтожить это бедствие. Обед у Потоцкой. Поездка в Дау-зенау. Вечер у Дельфины Потоцкой. Приезд князя Волхонского.
25(6), понедельник. Поутру у меня Габбе, Вейдорф и Волхонский. Рен¬некамф. Первый обед дома. Поездка по Henriettenweg. Фейерверк. Вечер у Потоцкой.
26(7), вторник. Утро у гр. Потоцкой с Волхонским. Писал к Вел(икому) князю23 и получил от него письмо. О Записках Лудвига XVIII. — Бехтеев с сестрою Энгельгардт. После обеда прелестная прогулка в Нассау с Ренне¬камфом: стена, покрытая лесом. Нассау и замки. Долина Ланы с беспрестан¬ными поворотами. Арнштейн и Обернгоф. Хребет между двумя долинами. Замок и полуострова. Игра.
27(8), среда. Прекрасный день. История Schwachheim'a. Чтение Memoires Louis XVIII. Под липами с Реннекамфом. Прогулка на ослах. У Ивановской. У Потоцкой. Письмо от Тургенева и Рейтерна.
3*3
28(9), четверг. Прекрасный жаркий день. Провел утро дома. Читал Me¬moires Лудвига XVIII. После обеда под липами, по обыкновению с актера¬ми. Прогулка при луне, очень короткая от усталости. Вечер дома.
29(10), пятница. Письмо от Рейтерна. Счастливый Вержюр от того, что есть от чего плакать. Обед у графа Подоского. Разговор с его гувернанткой. Под липами. В Даузенау. Вечер у Потоцкой: пение.
30 (11), суббота. Приток крови. Конец ваннам. Писал к Тургеневу24. Отъезд. La Bourdonnaie. Под липами. Шнейдер. У Потоцкой в Ивановской. В Даузенау.
31(12), воскресенье. Поутру у графини Дельфины Потоцкой: пение. Обе¬дал у Подоского. Герцог и герцогиня Розан. Прогулка по Henrietten- и Marienweg. Вечер дома.
(Август)
1(13) августа, понедельник. Обедал у Потоцких. После обеда с Шнейде-ром до Даузенау. Возвращение Бехтеева.
2(14), вторник. Обедал с Дилем. Герцог и г(ерцогиня) Розан. У Подо¬ского. Лампи. Визиты. Гроза. Лафонов концерт25.
3(15), среда. Выезд из Эмса. Переезд от Эмса до Бингена. Виды берегов Рейна в сравнении с берегами Ланы. Рейнштейн26. 14 зигзагов. Двор. Сени, старинные скамьи, латы. Одежда слуг. Жилище бургфохта. Rittersaal. Боль¬шое писанное окно. Камин. Стулья. Панели. Платформа. С нее в башню с балконом. Средний этаж, горницы принцессы: старинная кровать. Кар¬тины. В риттерзале латы. Третий этаж жилище детей и принца. Башня и флаг. Пушки. Взрыв. Bingerloch. Вид на Рейн. Baron Zwierlein с женою и дочерью. Prittolnits с женою, майор Странц. — Bingen: das WeiBe RoB.
4(16), четверг. Ночевал в Бингене. Переезд через Рейн. В Гейссенгейме у барона Zwierlein'a, его жена и любезная дочь, невеста и живописица. Ее прекрасные ландшафты масляными красками с натуры. Собрание старинных писаных стекол. Три целых окна, купленные на аукционе в Кёльне. Три ста¬ринных окна, вероятно, Албрехта Дюрера из истории св. Бернарда. Хрис¬тос, несущий крест, Вероника, Симон, римские воины, прекрасная компо¬зиция. Библиотека старинных книг. Сын Zwierlein. Его двоюродная сестра, теперь в Карлсбаде, Fraulein Stolterfort сочинительница «Зораиды» и «Аль¬фреда» (еще в манускрипте)27. Ателье М-е Zwierlein. Переезд в Висбаден через Rheinrau. Дом в Эрбахе. Виберих. Ввечеру в Висбадене. В театре: "Jessonda" Шпорова28, плохое пение. Nadori Diez als Gast*; актер Баденского театра. Весь¬ма порядочный театр: ротонда, балконы первых лож. На авансцене по две только ложи, Sperrsitze**, партер. Весьма порядочные декорации. —Толстой.
5(17), пятница. Пил воду и гулял. Прекрасное гульбище. Огромный Cursaal с двадцатью четырьмя мраморными колоннами в два света. По бокам
* Гастролер (нем.).
* приставные места (нем.).
зм
лавки. С левой стороны колоннада в 54 колонны и множество лавок. Осо¬бенно замечателен хрусталь богемской фабрики. Сад, тенистые аллеи, пруд, окруженный разнообразными деревьями, saules pleureurs*, лебеди. Перед гульбищем огромное здание с ваннами; прекрасная мостовая, тротуары, красноватый камень. Условился с Bliessenbach в Вейльбахе. Обед за столом в Die Rose: М-е Dornberg, ее отец, Pfeffel и мачеха; посланник датский Juel. После обеда осматривал залы. У Бистрома. Его адъютант Корутов. Симбор-ский. Гулял по лавкам, покупки у Югеля. В саду. Концерт тирольцев. Игра и плутовская сцена.
6(18), суббота. Пил воду и гулял у источника. Чувство благодарности к природе и ее Творцу29. Послание от Рейтерна. После обеда Рейтерн, его жена, дочь и сестра30.
7(19), воскресенье. Поутру семейство Рейтерна у меня. Отъезд Мины31. Обед в Розе. В театре: "WeiBe Dame"32.
8(20), понедельник. Выезд из Висбадена в 5 часов утра. В Зейльбахе дом Blissenbach, вонь от кухни и прочее. Питье и сильное действие. Обед на воз¬духе. Die schone Doktorin**33. Das frohe Mutterchen***. Разговор после обеда с М-е de Reutern. Прогулка на осле. Кладбище. Вид: с одной стороны: Feldberg и Таунус; с другой стороны Мелибокус и Bergstrasse. Прелестная равнина. Между ними видны: Майн, Гаттерсгейм, Флерсгейм, множество деревень и башни Франкфурта. Разговор ввечеру с Рейтерном об Италии. Плохая ночь.
9(21), вторник. Вейльбах. Обед в саду. Ввечеру чтение писем Гумбольд¬та и Шиллера34. Отвлеченность суждений. Шиллер идеал поэта. Прогулка по большой дороге.
10(22), середа. Вейльбах. Гроза. Ввечеру чтение Гёте35: грот св. Розалии близ Палермо. Об архитектуре, о материалах искусства. О исчислении вре¬мени в Италии. О ролях женщин в италианских драматических пиесах. Яс¬ность и живость. Нет ничего лишнего. Обо всём собственная мысль. Eigen-thtimlichkeit, Fasslichkeit und Bild*** характер Гётева слога. Краткость и легкий порядок в изложении; скрытая, но ощутительная мысль.
11(23), четверг. Чтение ввечеру Гёте: Uber Nachahmung der Natur, Manier und Styl*****. Прогулка на осле, потом вместе с Рейтерном по деревне.
12(24), пятница. Разговор с Шмитом у источника. Дождь. После обеда разговор с Рейтерном о Tagebuch****** и женщинах. Прогулка и вид пре¬красный на окрестность. Старинный замок Weilbach. Чтение Rumohrs Itali-enische Forschungen36. Непонятная метафизика искусства. Неживописный слог в рассуждениях о живописи.
* плакучие ивы (фр.). ** Прекрасная докторша (нем.). *** Веселая матушка (нем.). **** Своеобразие, ясность и образность (нем.). ***** О подражании природе, манера и стиль (нем.). ****** дневник, журнал (нем.).
3*5
13(25), суббота. Разговор с Смитом о политике, с доктором о беспокой¬ствах в Висбадене. Гербер, помещик эльфельдский, президент нижней па¬латы. Погонщик осла политик. Чтение Штольберга37. Чтение Румора.
14(26), воскресенье. Kirmesse*. Начат Рейтерном мой портрет38. Ввечеру чтение Гёте о Леонардо да Винчи39.
15(27), понедельник. Чтение поутру "Hermann und Dorothea"™, ввечеру "Leonardo".
16(28), вторник. Разговор с Гербером41: Domainenguter и Abgaben. Streit seit 1818**. Назначение 5 членов в верхнюю камеру. Большинство голосов со стороны герцога. Оппозиция отказалась подавать голоса, пока сие чис¬ло членов будет сохранено. Распущение камеры. Волнение в Висбадене по случаю платежа и по случаю взятия под стражу мятежников.
17(29), среда. Чтение "Hermann und Dorothea" во время рисования. "Ueber die Mahlerei" Дидрота и Гёте42 ввечеру.
18 (30), четверг. Чтение "Ueber die Mahlerei". Капитан Вегнер и его жена, сын и свояченница. Пастор Шпис. Ввечеру чтение "Ueber die Mahlerei". Что та¬кое натура для художника живописца. Наружное отдельно. Неизменное: форма, цвет; изменяющееся: освещение, движение механическое, движе¬ние нравственное. Наружное в связи. Внутреннее для наружного: изучение моделей, антиков, анатомии. Всё это во власти художника. Независящее от него то, что изменяется. В первом случае строгая покорность натуре. За¬мечание минутного: память, воображение, гений, выбор. В первом случае просто последование природе, в последнем творение. Слог. Цель всякого искусства: творение. Красота = истина43. Мы не можем творить, как при¬рода; но можем к созданию приблизить, сходно употребляя иной матери¬ал. Чем отдаленнее материал от природного, тем более творения, тем усла¬дительнее истина в искусстве. Свет (транспараны), воск (тело).
19(31), пятница. Третий день осенней погоды. Свист ветра. Питье в саду. Чтение Гёте и Дидрота "Ueber die Mahlerei".
20(1 сентября), суббота. Утро ясная погода. Пил у источника. Рисова-нье. Чтение отрывков Гёте из Записок44: vornehmer Styl***. Ввечеру чтение Гёте и Дидрота.
21(2) воскресенье. Выезд из Вейльбаха в половине второго; во Франкфур¬те в половине четвертого: башня у въезда; смешной пристав; гульбище, оживленное народом. Трактиры полны постояльцев; коляски. Чистота пре¬красной мостовой и ужасная вонь. Romischer Kaiser-Hotel. Бехтеев с женою. Графиня Потоцкая.
22(3). Поутру был у Югеля. Разговор о Гёте. Князь Кантакузин. Визи¬ты к Бехтееву, к Анштету, к Штруве, к Маркелову. Застал дома только по¬следнего и его жену. Обед с Рейтерном. Прощанье с Потоцкими. В лавки.
* Храмовой праздник (нем.). ** государственное имущество и подати. Спор с 1818 (нем.). ** благородный стиль (нем.).
Ввечеру в ванну с морскою солью. Рассматривал книги, полученные от Югеля. Лауниц.
23(4), вторник. В Ганау. Прекрасный вид Майна. Rumpelhof. Замок на берегу Майна, принадлежащий брату курфюрста Гессен-Кассельского. Wilhelnsbad. Готическая башня нового покроя. Cursaal и летучая мышь. Пре¬красный луг. Обед в Ганау и трубка. Наполеон в Ганау. После обеда у Коп-па: маленький косой человечек с живым умом. Его мнение: вся болезнь от стояния крови в животе. Главная необходимость: режим. Есть не досыта, одно легкое, не более трех блюд. Не спать после обеда. Движение, верховая езда. Перед завтраком пить воду. Клистир из холодной воды на ночь. Вино: ме¬док. Возвращение и шалости дорогой. Прекрасный, холодноватый вечер. Письмо от М-е Wildermeth. Приглашение Анштета. Ввечеру чтение Раумера о Польше45. Ohne Gehorsam keine Freiheit, ohne Freiheit kein Gehorsam*.
24(5), среда. Поутру. У меня Бехтеев и Маркелов. Заказал платье. К Юге-лю. К Лауницу: модели гробниц. Три ангела Воскресения. Психея на гробе. Модель для памятника Кутузову: история Лауница — Александр и Каподист¬рия; Николай и князь Гагарин. С Бехтеевым к г-же Ротшильд. Картины: Рим¬лянка с спящим сыном; Вид Неаполя; Сцена разбойников. NB. С глупцами в обществе сам глупеешь. Пальба глупых комплиментов. Данекерова Ариадна и гипсы. Сцена в коляске с женою Бехтеева. Обед у Анштета. Саксен-веймар-ский посланник (marquis Custine). Ввечеру в театре. «Вампир»*6, шумная опера.
25(6), четверг. Поутру у меня Бехтеев и потом Нордин; с Рейтерном и Лауницем в картинную галерею. Половина древних. Ландшафт Поля Пот-тера. Внутренность антверпенской церкви. «Лунная ночь» Ван дер Неера. Теньеровы картежники. Две старушки за работою. Рюисдалев водопад. Портрет будто Рафаелев, сильно ремонтированный. Мадонна Мантеньи. «Христос на кресте», створчатая картина Шореля. Святые отцы. Распятие византийской школы. Рубенсов ребенок. Ванейков ландшафт. Муриловы мальчишки (в Минхене). Наверху: прекрасный ландшафт Лазинского: Захождение солнца. Рисунок: Мария дева и Елизавета. Ангел, Богоматерь и младенец Спаситель, Любовь, три гипсовых слепка Геншеля. Обедал с Рейтерном. После обеда попытка к Ротшильду и Эрману. Ввечеру встре¬ча с Беком. У меня Бистром и Лауниц. Лауницевы рисунки.
26(7), пятница. К Нордину. Не застал. К Бетману. К Анштету: о Алек¬сандре. Се n'est qu'avec du miel qu'on attrape les abeilles**. О взятии Варша¬вы. О Каподистрия. Le serment sur la Pologne***. Чарторыжский. О Паске-виче и Витте. Конституция Польши. 300 мешков и надпись для дальнейшего исследования. Письма к Лагарпу, проект абдикации****, свободы и удаления в Америку. Расположение поляков относительно турецкой войны. Фабер.
* Без покорности нет свободы, без свободы нет покорности (нем.). ** Пчел можно приманить только медом (погов., фр.). *** Присяга Польше (фр.). **** От фр. l'abdication — отречение от трона.
3*7
Обед с Рейтерном. Бехтеев. У меня Бек: аристократия. Анекдот Екатери¬ны об отъезде Павла в сентябре. Афоризмы.
27(8), суббота. Поутру укладывался. Разговор с Бехтеевым. С Лауницем к N. N. Овербеков Иосиф, Кохов вид Мейрингена, Корнелиусов Иосиф, проща¬ющий братьев, Фейтовы 7 тучных лет, Овербековы 7 голодных лет. Эскиз Гей-дельберга. Кладбище: учреждение для оживления мнимоумерших, в сере¬дине комната для сторожа, окна с номерами, над каждым будильник; ложа для мертвых, железная кровать для родин, сток, отверстия для холодного, для теплого воздуха, лампада, паперти, часы для замечания. Кладбище. Бет-манов монумент Торвальдсена. Гений, умерший, его брат, мать, две сестры. Арно, Лев Флорентийский. История. Romer, палата избрания, палата пир¬шеств; ниши для портретов, все наполненные; рога быка в старинной церк¬ви, построенной Рудольфом Гапсбургским, точно амбар. Обедал с Рейтерном. Рассматривали Фауста Речева и Корнелиусова47. План вояжа с Лауницем.
28(9). Выезд из Франкфурта. Поутру укладывался. Обед с Рейтерном. После обеда у Бехтеевых. Бека не видал. Голицын. Отъезд в четыре часа. Было тем¬но, когда приехали в Дармштат. Прекрасный чистый трактир на почте.
29(10), понедельник. Мелибокус над горами. Башни как привидения. Облака, пожираемые горами. Занд. Забавная история мангеймского акте¬ра. Картина плодородия по дороге; до осьмнадцати родов овощей и до ось-ми фруктовых деревьев; бук, ореховые деревья. Следы Карла Великого и римлян. В Гейдельберге трактир: Prinz Carl на площади; гордый кельнер. Старинный дом с лестницей винтом, описанный в "Gotz von Berlichingen'4*'. Прогулка на развалины. Рейн в блеске; туман; свечи в окнах; мало по мало из темноты выходит ландшафт, месяц за горою. Гете и разговор о назначе¬нии души. Воспоминание о Сергее Тургеневе. Место Императрицы Елиса-веты в Lustgarten. Терраса и аркады.
30(11), вторник. Торг на площади. Рисованье. Прекрасная дорога от Гей-дельберга до Гминда берегом Некара. Лауфен с двумя замками. Гейльбронн. Готическая церковь с резным алтарем: вырезанные из дерева Рождество, Воскресение, Успение, Сошествие Святого Духа. Несколько картин и жи¬вописных стекол. Der heilige Bronn = крещатик. Ратгауз с часами. Трактир Die Rose с веселыми комнатами.
31(12), среда. Переезд из Гейльбронна в Штутгард. Die schone Aspergerinn. Лудвигсбург. Приезд в Штутгард. Остановились в Konig von England. В те¬атре: "Liebestrank", Oper von Auber*; милая, живая, выразительная музыка. Очень хорошие актеры; прелестное пение в сравнении с нашими певцами и певицами. Худая ночь.
(Сентябрь)
1(13) сентября, четверг. Пребывание в Штутгарде. Напрасное путеше¬ствие на Ротенберг. Церковь на высоте, ротонда, надписи: 1) Seiner vollen-
* «Любовный напиток», опера Обера (нем.).
deten ewig geliebten Gemahlin Catharina Paulowna Grossfurstin von Russland hat diese Ruhestatte erbaut Wilhelm, Konig von Wtirtemberg. Im Jahre 1822.
2) Wir haben einen Gott, der hilft und den Herrn Herrn, der vom Tode rettet.
3) Die Liebe hort nimmer auf. (Четыре вазы из железа, четыре колонны ионические, 12 ступенек.) 4) Seelig sind die Todten, die in dem Herrn sterben, sie ruehen von ihrer Arbeit, denn ihre Werke folgen ihnen nach*. Священ¬ник Певницкий49. Всё прохлаждается — слово псаломщика. (О часовом. Дома. Посещение короля.) Обедали у себя; после обеда, отдохнув, у Да-некера. Непонятный язык50. Группа Ниобе. Амур с опущенною стрелою. Психея в первую минуту любви. Памятник Бенкендорфу и его жене. Фавн с мехом. Ариадна. Иоанн евангелист. Девочка с птичкою. Статуя Спаси¬теля. — Бистром.
2(14) пятница. Два дня нездоров. Выезд из Штутгарда. Дождь и слякоть. Удивительный вид на Штутгард. Весьма гористая дорога до Вальденбуха и Тюбингена. Замок Тюбингена. Форма гор, составленных из флецтрапа**: палатки, обросшие кустарником. Вид на Гогенцоллерн. Эва в Вальденбухе. Ночевали в Гехингене, куда приехали с дождем и холодом. Жаркий спор с Рейтерном. В Гехингене трактир на почте; довольно плохие комнаты и услужливый хозяин.
3(15), суббота. Дождливая холодная погода. Разговор о Эмме51. Завтра¬кали в Балингене. Горная дорога до Альдингена, где обедали. Сильный дождь от Альдингена до Тютлингена. Время прояснилось в переезде от Тютлинге-на до Энге. Прекрасная дорога. От города точно с высокой горы. На верши¬не вид на Констанцское озеро, Hohenowen, Hohentwiel и Hohenstauffen. Об¬лачное великолепное вечернее небо. Темная долина, посреди коей вьется дорога: в темноте блеск одной дороги и розового неба.
4(16), воскресенье. Переезд из Энге до Шафгаузена. День, богатый впе¬чатлениями. Попеременное явление горных развалин: Hohenowen, Mag-berg. Hohenstaffeln, Hohenstauffen и Hohentwiel. Время облачное. Борьба облаков с солнцем, которое наконец побеждает. Приезд в Шафгаузен с яс¬ною погодою. Остановились в Falke, чистый трактир, уютный. Услужли¬вый хозяин. Прогулка по городу. Обед и в 1Л 3-го к Рейнскому водопаду. Великолепный вид на Альпы. Виды падения от павильона, от замка и с нижней галереи. Замок Штауффен, цветник, башня, церковь, дом свя¬щенника. В трактире разговор с хозяином о делах Швейцарии: Pressefrei-heit*. Базельские происшествия.
* 1) Своей почившей, вечно любимой супруге Екатерине Павловне, Великой кня¬гине Российской, воздвиг эту усыпальницу Карл, король Виртембергский. В 1822 го¬ду. 2) У нас есть Бог, который помогает, и Господь Бог, который спасает от смерти. 3) Любовь никогда не проходит. (...) 4) Блаженны умершие о Господе, они почиют от трудов своих, ибо дела их вслед им идут (нем.). ** От нем. das Floz — горный пласт. *** свобода печати (нем.).
5(17), понедельник. Переезд от Шафгаузена в Цирих. Нанял фурмана от Шафгаузена до Берна. В день 30 франков; 4 дня езды, два дня sejour* (21 фр.) и три дня retour**. Всего на всё 252. Отъезд из Шафгаузена в десять часов. К водопаду. Вид снизу и из мельницы. Путешествие довольно трудное бере¬гом в коляске. Отдых под деревьями и прекрасный вид на водопад. Англи¬чанин с Рейхардом в руках52. На переходе и коляске первый вид Альпов, ко¬торые скоро являются во всём величии и с удивительною ясностию; мы видим их до самого вечера и в разных окружностях. Дорога через баденские вла¬дения, Альпы слева. Эглисау. Прелестное положение, живописные берега Рейна, мост в одну арку; башня за мостом, вероятно, построенная римляна¬ми. От Эглисау довольно крутой съезд. Альпы между двумя огромными го¬рами; дорога чудесною равниною. Обед в Бюлахе, где Альпы прекрасно пред¬ставляются над ближнею равниною и окрестными горами. Рисовали под дубами. Разговор с кучером о Kilpgang53. Ein biBchen verachtlich***. Вся дорога от Бюлаха до Цириха прелестная. Живописные рощи, равнины пло¬доносные, рассеянные по ним деревенские домы, прелесть изобилия, соеди¬ненная с прелестию природы. Альпы более и более развиваются. Kloten, великолепная деревня, замечательная опрятность и просторность домов. Ве¬роятно, во времена римлян была известна. Чудесный день и чудесный вечер. На западе на янтарном небе резная дымка черных дерев и гор. С востока Альпы, торчащие тускло в тумане, от которого всё небо покрыто темным за¬ревом. Удивительная тишина и таинственность. Огни в равнине. Коровы в тени. Песни швейцарские. Чувство великого и прекрасного от того так му¬чительно, что желал бы с ним слиться: жажда при виде Рейна, стремление при виде белых Альпов — музыка, поэзия. Въезд в Цирих уже в темноте. Прекрасные предместья. Тесные улицы города. Остановился в Schwert.
6(18), вторник. Пребывание в Цирихе. Поутру бродил по городу с Рей¬терном. В лавках Гагебуха и Келлера. Обед за общим столом. Лудвиг-Напо-леон Бонапарте с товарищами54 (красная шапка и курьезно бритая борода). Живописец Мейер. (Messieurs Meyer et Zollinger a Scafati pres de Naples****). Его прекрасные эскизы. Прогулка на Вейд: прекрасный дом бывшего хлеб¬ника, теперь помещика; на высоте вид на Альпы, слева высочайший пункт Глерниш; в средине Клариды и Деди, последний Титлис и близ него Риги; по сю сторону гор озеро и город, вид Альбиса и Утли, внизу Сильвальд, по берегам бесчисленное множество домов и деревень. Тысячи освещенных пун¬ктов, Лиммат, Силь, дороги, дым, тихо вьющийся, виноградники. Вид в чер¬ное стекло. Возвращение в темноте. Мена.
7(19), среда. Переезд из Цириха в Арт. Воллисгофен. Церковь на горе. Вид на озеро; полосы зеленые с фиолетовыми. Весь берег одна деревня.
* пребывание, жительство (фр).
возвращение (фр.). '-* С легким презрением (нем.).
'•* Господа Мейер и Цоллингер в Скафанти близ Неаполя (фр.).
Прелестные крестьянские домы, белые и в два этажа.; но не швейцарская архитектура. До Горгена виноградниками. От Горгена вкруть налево. Ко¬рова помощница и ее проводник с геркулесовыми руками. Лагния и ребя¬тишки. Природа мало-помалу переменяет физиономию. Виды на Альбис, на Ау, на Цирихское озеро. На высоте вид на Цугскую гору и на прелест¬ную долину. Обед в Сильбрюке. Англичанин. Цуг. Нечистота улиц. Цер¬ковь с тончайшим шпилем. Выезжают на берега озера. Прелестная Цугская гора, покрытая разнообразными деревьями, елями, дубами, орехами и фруктовыми деревьями. Несравненный вид на озеро. Его зеленый цвет; зелень Цугской горы; темно-голубой цвет трех гор (Kiemen), входящих полуостровом в озеро (Швицу — земля, Цугу — дрова, Люцерну — охота), фиолетово-голубой, темный временами Риги, сзади Пилат, как будто сквозь флёр. Лодки. Минутный шум озера, и снова тишина. Темнота, когда при¬ехали в Арт. Рассказы проводника Эйхгорна о Гольдау (одиннадцать путе¬шественников; четверо спаслись с проводником).
8(20), четверг. Переезд из Арта в Люцерн. Поутру в половине осьмого путешествие на развалины Гольдау. Прекрасная дорога между плодоносны¬ми деревьями по Швицкой долине; с одной стороны Росберг, с другой Риги, впереди Швиц и Миты. Рассказы проводника о разрушении Гольдау. Старая и новая дорога. Ореховое дерево с крестом и надписью, под ним камень.
Hier ist verschieden der ehrsame Jungling
Franz Lienart Burgi. Er starb den 2. Brachmonal 1808
in 42. Jahre seines Alters. Wer hier steht und meiner gedenkt, Auch mir dann ein Vaterunser schenkt*.
Вид на все развалины с насыпи, завалившей Гольдау (слой конгломерата на слое глины). Старинный обвал в этом же месте. Новая церковь на месте разрушенной. Дерн и даже деревья на обвале, чего не было за десять лет перед сим. Рисованье с насыпи и из окон хижины. Капеллян живописец, архитектор и учитель: подвижная азбука. Возвращение в Арт, стрельба из арбалеты. Переезд из Арта в Люцерн по прекрасной дороге по берегу Цуг-ского озера, мимо Hohle Gasse и Кюснахта. Величественный вид озера Че¬тырех кантонов. Пилат сперва в половину закрытый, потом только верши¬на. Прекрасный вид Люцерна. У ворот остановились и осмотрели кладбище (черные кресты и мраморные доски под кровлею хода). Эпитафия прусского офицера, погибшего на Риги. Лев Торвальдсенов55. Мерзкий трактир Adler. К Северину56. Прекрасный дом на высоте. Разговор о положении Швейца¬рии и особенно Берна. Возвращение в темноте по крутой дороге.
* Здесь скончался скромный юноша Франц Линарт Бурги. Он умер 2 июня 1808, на 42 году от роду. Кто здесь будет и вспомнит обо мне, пусть также прочтет за меня «Отче наш» (нем.).
9(21), пятница. Пребывание в Люцерне. Поутру у меня Северин. Вме¬сте с ним в арсенал. Живописные окна кантонов. Меч и топор Цвингли. Портрет и кольчуга эрцгерцога Леопольда. Семпахские копья57. Миланские щиты. Пешком на дачу Северина. Вид на горы. После обеда Pombal с же¬ною, братом, племянником и учителем. Прекрасное пение и кривлянье. Пробыли до девяти часов вечера.
10(22), суббота. Выезд из Люцерна— в половине десятого часа. Пере¬мена плана. Дорога через Энтлибух и Emmenthal. Сперва берегом Рейссы, веселые окрестности; гора Bramegg, с высоты ее спуск в Энтлибухскую до¬лину. Прелестные зрелища, мелкая Эмме и Энтле, исчезающие посреди нанесенных их потоком камней, извиваются посреди гор, мало поросших лесом, но покрытых прекрасными пажитями. Ни утесов, ни самих гор не видно; довольно холодный ветер. Направление долины от с(евера)-в(осто-ка) к ю(го)-з(ападу). Мы не видали славных красивых энтлибухских герку¬лесов, зато видели хорошеньких, свежих, толстощеких девушек. Плохой обед в Шюпфен (большая деревня, полуистребленная пожаром и вновь весьма хорошо выстроенная. Церковь); суетливый хозяин и злая хозяйка. Рейтерн в лихорадке от желания и невозможности рисовать. Переезд из Энтлибуха в Emmenthal. Прекрасная долина. Большое разнообразие форм утесов. Чистота бернских хижин. Ночью в Лангнау.
11(23), воскресенье. Из Лангнау в Интерлакен. Перемена плана. Из Лан¬гнау через Дисбах в Тун. Проехали Эмменталь. Прекрасные виды; пажи¬ти, но более разнообразия в формах. Наконец сады. Замок Зигнау весьма живописный на высоком утесе. Прелестные бернские хижины. Вид на Тун, и печальная мысль при взгляде на замок. Живописное местечко Шада и Scherlingen. В трактире оставили коляски под покровительством нашего кучера. Великолепный трактирщик. За столом милая англичанка, похожая на дочь Крейтона. Плавание через озеро (retour по 10 бацов с персоны). Зелень воды Бернского озера. Горы Штокгорн, Низен, Abendberg и Gross. Rugen справа и Beatenberg слева; в глубине Gross-Rugen — водопад из-под пещеры Беатуса. Приезд в Нейгаус, множество колясок у трактира, провод¬ников, проводник Wolf. Проворный переезд из Нейгауса в Унтерзеен; в той же комнате, где я останавливался за 10 лет. Прогулка по Унтерзеену и по аллеям до Интерлакена: чудесный вечер. Юнгфрау в чистоте; деревья; звон коров; форма деревьев и их огромность; освещение гор и неба; вид от сто¬роны Тунского озера, где солнце село, и от стороны Бриенцского озера, где всё покрыто паром; встречи; отчаянное лазанье Рейтерна на деревья. Трак¬тиры и пенсионы. Встреча на мосту с красавицею и в темноте с тенями пре¬лестных костюмов. Марианна Мидлер и ее живость.
12(24), понедельник. Поездка в Лаутербруннен. В половине десятого от¬правились в путь. Прекрасная погода. Переезд через долину мимо Ин¬терлакена. Блеск Юнгфрау. Уншпуннен. Камень братоубийцы. Рейтерн за картину, я вперед пешком. Прелестный блеск Лучины и ее разорения. Мост посреди ее, две жерди на камень. Жар по приезде в Лаутербруннен. Вид на освещенный Штаубах; путешествие до Тримельбаха. Цветники и огоро¬ды на камнях. Триммельбах, холод, шум, развалина. Хижина и ее внутрен¬ность. Катрина. Возвращение в трактир. Тот же, только с надстройкою. Худой обед. Встреча с князем Голицыным. Возвращение гораздо приятнее, ибо жар менее. Полуосвещенная долина. Прогулка по аллее Интерлакена и прелестный вечер. Вид с моста, тихий Аар, расстилающиеся облака, горы в пару, розовый блеск воды, птица в пустыне неба, звезды, розовая Юнг¬фрау, тишина окрестности, порханье летучей мыши, теплый воздух, скрип колес. Возвращение. План остаться на два дня в Интерлакене и его переме¬на от болезни Рейтерна.
13(25), вторник. Переезд из Унтерзеена в Берн. Поутру рисовал. Завт¬рак и хлопоты полиции. Англичане, ожидающие на берегу лодки. Плава¬ние из Унтерзеена в Тун. VA часа, проведенные в Туне в ожидании кучера. Поездка в Берн. Падение лошади. Позднее прибытие в Берн. Огромные комнаты Faucon. Вечер у князя С. М. Голицына.
14(26), среда. Пребывание в Берне. Поутру в 11 часов к M-elle Wildermeth. Дача в Бомон у самых ворот Берна. Миленький домик. Кабинет, выкрашен¬ной белою краскою, с портретами: Государь, Государыня, принцесса Радзи-вилл, Вильдермет, кронпринц, спальня через коридор, гостиная и столовая. Наверху несколько комнат (две приготовленные для меня). Людские горни¬цы и кухня с одной стороны, с другой конюшня, сарай и всё, что принадле¬жит до хозяйства. Перед домом маленькая группа дерев с небольшим пру¬дом; сквозь деревья вид на горы, Берн и на его окрестности; с другой стороны поле, ограниченное лесом, и подле две хижины, принадлежащие к поместью, от коих обширный вид на горы. От M-elle Wildermeth к Виолье, на террасу и в мюнстер*: великолепная готическая церковь. Резьба над дверьми. Страш¬ной суд. Внутри старые и новые живописные стекла. Prie-Dieu** Карла Сме¬лого, надгробный памятник графа Церингского, основателя Берна. Берн высеченный из одного камня город; три длинные улицы; все дома на один образец, аркады для пешеходов: от них сырость стен, холод средних этажей и сквозной ветер. Удобство и неудобство для путешественников пеших. Плос¬кость строений. Медведи из гранита. Обед с князем Голицыным.
15(27), четверг. Пребывание в Берне. Поутру неудачная поездка к M-elle Olfers. В 12 часов с Рейтерном к M-elle Wildermeth. Сын M-elle Olfers. Ши-ферли и приглашение к великой княгине58. Фишер, коего сын в Петербурге, Вильдермет. М-е Olfers. Виолье. Рассматриванье рисунков Рейтерна. В де¬вятом часу возвращение домой.
16(28), пятница. Пребывание в Берне. Поутру осматривали выставку. Всё ниже посредственного. Замечательная картина, изображающая погибших на снегах С.-Бернарда. Внутренность швейцарской хижины, освещенная солн¬цем комната и группа крестьянок Тепфера; впрочем, и это всё посредственно.
* От нем. das Munster — кафедральный собор.
* Скамейка для моленья (фр.).
Осматривал дом Северина и коляску. В два часа в Эльфенау. Великая кня¬гиня напоминает нашу незабвенную Елизавету59; но у нее более живости в движениях, хотя не столько величественного. Дом небольшой; но место пре¬лестное. Имя Эльфенау дано братом великой княгини. Вид на Аар, и за Ааром горы; другой вид на обширную долину, за которою также подымают¬ся горы. За столом разговор о Елизавете. Образ жизни ее должен быть печа¬лен и однообразен. Шиферли грубый швейцар, жена его урод, дочь почти урод, только жена сына его похожа на что-то приятное. Общество наше со¬ставляли M-elle Wildermeth, М-е Olfers, Виолье, и молодой Вильдермет, дво¬юродный брат M-elle Wildermeth. Пробыли до захождения солнца. Вечер дома. У нас был Лори, приятный, простодушный артист.
17(29), суббота. Пребывание в Берне. В 11-ть часов к M-elle Wildermeth. Рисованье. Лютерно. Штейгер и его жена. Фишер. Вместе с M-elle Wildermeth к М-е Olfers. Прекрасный сельский вид. Три прелестные дочери и сама хо¬зяйка, любезное созданье. У нее М-е Blummer и M-elle Nostiz из Саксонии. Первая толстая и, кажется, сентиментальная. После обеда у Лори. Прекрас¬ное местоположение его дома. Портфели, полные рисунков с натуры, между коими эскизы лучше отделанных. Возвращение к М-е Olfers, где пили чай.
18(30), воскресенье. Пребывание в Берне. Рисованье и дорогая плата за модель. Мария Бланш. У обедни. Интересный священник, страдающий бо-лезнию постоянною. Умное, значащее, меланхолическое лицо; прекрасная служба. К M-elle Wildermeth. Рисованье портрета. M-elle Бонстеттен, зна¬чащее лицо и замечательный разговор. М-е Olfers. За обедом визит графи¬ни Талейран. После чаю смотрели транспараны Кенига: всё довольно посредственно; лучший вид Бриенцского и Тунского озера при луне в осве¬щенную внутри хижину; внутренность швейцарской хижины, освещенная солнцем, Интерлакен и дорога между поселянскими домами; люцернская девушка, смотрящая в окно. Захождение солнца и восхождение луны весь¬ма посредственно.
19(1 октября), понедельник. Пребывание в Берне. У нас Лори. Консуль¬тация Тридоле: 1. Ехать в Италию. Первое время в Милане, потом во Фло¬ренции. Зима в Неаполе. К Пасхе в Рим. 2. В случае беспокойства гемор¬роидального, спокойствие, gomme arabique*, диета, клистир холодной воды в случае сильного кровотечения. 3. Виноград в Веве. Натощак сколько мож¬но. Через час завтрак. Часа через три после завтрака снова виноград. Че¬рез час обедать. Не есть ничего farineux** (картофель, бобы, горох и пр.). Хорошее мясо, бульон, шпинат, choux fleurs***, коренья. Прогулка. После обеда не есть. У банкира Церледера. Разговор о Бернской революции60: честное правительство, но неуступчивость. Ватвиль. Слабость не вовремя. Журнал и насмешки. Заговор молодых. Оружие на случай защиты, а не для
* гуммиарабик, мед. препарат (фр.).
* мучнистого (фр.).
* цветная капуста (фр.).
нападения. К Морьеру. Брат его. К M-elle Wildermeth. M-elle Fischer. Обе¬дали: M-e Olfers. Виолье, Шиферли. Прекрасная прогулка по окрестным дорогам. Разговор с М-е Olfers. Условие с Мартинелли.
20(2), вторник. Выезд из Берна. Переезд из Берна в Пайерн. Поутру у Ло¬ри, потом у Виолье. Выехали в час. Дорога довольно приятная; но уже не высокие швейцарские горы. Остановились в Муртене для кормки лошадей. Прекрасный вид с террасы Муртенского замка на озеро. С правой стороны дороги обелиск величественной формы в память поражения Карла61; с левой стороны холм, на коем был его лагерь. В сарае спрятаны некоторые оружия, найденные на месте сражения: пушки, огромные ружья и мраморная доска с Галлеровою надписью, бывшею на прежней часовне муртенской. Жаль, что ее не утвердили на обелиске. В Пайерн приехали ночью. Трактир Медведь.
21(3), среда. Приезд в Веве62. До Мудона хорошая погода. Широкая до¬лина. Замок Люссан. Мудон нечистый город. От Мудона до Веве дождь, который перестал при въезде в город. Туманный вид на Женевское озеро. Остановились в трактире des Trois Couronnes близ той горницы, в которой я жил за 10 лет перед тем. Тот же вид из окон. Усталость.
22(4), четверг. 1-й день в Веве. Поутру поездка к Боку63. Дорога между виноградниками. Прекрасное положение Бокова маленького замка, состо¬ящего из одной круглой башни. Его жена полька, умная и желающая ка¬заться умною. Ощутительная холодность. Разговор о Ансильоне, о его пе¬чали по жене, о его кокетстве и пр. Возвращение. За обедом поляк. После обеда у нас Бок. Разговор о Польше и Бокова утопия отделения Польши от России. Мысль о воспитании политическом: гомеопатические средство исцеления политического. Прогулка на террасу С.-Мартеньскую. В cercle*. Вечером писал письма; унылость Рейтерна. Усталость.
23(5), пятница. 2 день в Веве. Первый день винограда. Прогулка на тер¬расу С.-Мартеня. Встреча с Меллиным. Орган в церкви С.-Мартеня. Прогулка по городу. Купер64. У нас Бредерло и Меллин. После обеда Бок. Осмотр дома. Blanchenay и его семейство; комплименты Рейтерну65: on aime chez nous les braves**. Старинный замок Tour du Peil. К Бредерло. Бредерло у нас.
24(6), суббота. 3-й день в Веве, второй день винограда. Прогулка по бе¬регу вевейскому и по террасе. Рисованье. Обед у Бока. Дождь и слякоть. Разговор о Отгоне Левенштерне; о реформатстве и лютеранстве и о соеди¬нении вер. Возвращение в пять часов домой. Чтение.
25(7), воскресенье. Рисованье. Прогулка по террасе. Обед дома. После обе¬да переезд. Нежная Мария (Je vous aime. б Octobre***). Пенсион у Бланшене, квартиры у Ормон и б луидоров. 4 луидора. Чистый дом близ Tour du Peil. Прелестная лунная ночь. Прогулка по берегу озера. Сперва на пристань: плеск волны, масляные волны озера; блеск луны и берега; искры, зажигающие озеро,
* клуб (фр.). ** у нас любят храбрецов (фр.). *** Я вас люблю. 6 октября (фр.).
и блестящее и наконец тусклое сияние. Горы в тумане, без форм; одни наруж¬ные формы. Луна и звезды над ними. Уединение берега. Освещенное окно и разговор. В замок. Освещенный ров и в нем разные овощи, над ним развалины. Сумрак, в котором стены, черные башни между бледно-светлыми тополями. Яркая темнота некоторых деревьев и прозрачность других. Звезды между листьями, и озеро, и горы, и небо. Двор уединенный, дорожки, стена, устлан¬ная диким виноградом. Красный цвет листьев. Верхняя терраса: удивитель¬ная тишина и неподвижность листьев; деревья с мерцающими вершинами; белизна стены; яркий блеск шпицев. Нижняя терраса: фонарь и проход. При¬стань, лодки с голыми мачтами и пустые. Вид на Вильнёв и блестящее озеро. С другой стороны светлая терраса, тени тополей, темная стена, из-за нее топо¬ли; озеро темное, полоса тумана, огонек на савойской стороне.
26(8), понедельник. Поутру рисованье. Прогулка по берегу озера. Чудес¬ное освещение при облачном небе. Синева гор. Волшебный мир в Валлис-кой долине. Полосы на озере, синем при облачном небе. Первый обед у Бланшне. Довольно приятная дочь. После обеда при бурном озере про¬гулка по террасе замка. Вечер дома.
27(9), вторник. После обеда поездка в Монтрё и в Шильон. Бейронова надпись66. Две тюрьмы. В средней перекладина, служившая для виселицы. Возвращение в сумерки. Чудесное освещение озера и облачное небо.
28(10), среда. Поездка в Монтрё поутру в 9 часов. Рисовали в Берне. Обе¬дали в Монтрё. Живописный водопад. Рисовали из окон трактира. Переход к Шильону и потом пешком до Берне. Прелестный, ясный день. Усталость.
29(11), четверг. Кровотечение и усталость. Всё утро дома отдыхал. Про¬жект остаться в Веве. После обеда ездили в Монтрё осматривать домы. Дом в Берне на берегу озера (10 луидоров). Замок Ла-Тур du Пель, 90 луидоров. Ездили потом до Шильона. Прелестный вечер: янтарное западное небо. Яр¬кая звезда, как глаз, наполненный слезою. Нерешимость: оставаться или нет. Оставаться согласнее с целью, полное спокойствие, приготовление к возвра¬щению, краткость возвратного пути, но в то же время раскаяние о потере Италии. Ехать: усталость от дороги, удаление, беспокойство на месте пребы¬вания от желания видеть; но вместе с тем прелесть Италии, наслаждение тем, чего не возвратишь никогда, утратив теперь. Как решиться? Посмотрим, что скажет здоровье. Еще неделя на размышление; если припадки продолжат¬ся, то оставаться и на покое думать об одном здоровье. Это моя цель. Это же будет полезнее и для возвращения, и для самого моего дела.
30(12), пятница. Поутру в Hauteville. Высокое положение. Обширный вид на озеро из храма. Приятный сад, ручей с каскадами. Встреча с графи¬нею Потоцкою. Вечер у нее, потом дома.
(Октябрь)
1(13) октября, суббота. Решился или на зиму в Минхен или в Италию. Поездка в Aigle. Скучный обед. Рисованье в трактире. После обеда возвра¬щение с дождем в открытом кабриолете.
33*
2(14), воскресенье. Прогулка. Встреча с Уваровою. На террасе замка. Письмо к Рейтерну от жены: холера в Касселе. Нерешимость67.
3(15). Новый план остаться. Поездка в Лозанну. Возвращение ночью.
4(16), вторник. Отправление письма в Франкфурт. Остановка. Встреча с Уваровою. Обед у Бланшне с профессором Пердонне. Неудачное путеше¬ствие к Боку. Явление Киля68.
5(17), среда. Прогулка. Отправление письма69. Поездка в Шателар с Ки¬лем. Вечер у Burnat, синдика городского. Возвращение с болезнию.
6(18), четверг. Кровь. Рейтерн с Килем в Шильон. Я дома. Прогулка с Бланшене, встреча с Габбе.
7(19), пятница. Продолжение болезни. Совет с доктором. Обед у Ува¬ровой. Возвращение с Габбе. Приезд Лори.
8(20), суббота. Лори, Киль и Рейтерн в Монтрё. Я дома. Обед опоздалый у Бланшне. Прогулка после обеда. Письмо к Северину. Поездка в Берне.
9(21), воскресенье. Продолжение болезни. Лори, Киль и Рейтерн опять в Монтрё. Я дома. После обеда у Бланшне к Бюрна. Осмотр погребов. Чте¬ние «Новой Элоизы»70. Письмо к М-е Reutern.
10(22), понедельник. Продолжение болезни. Прогулка. Портрет Лори71. Рейтерн, Лори и Киль в Блоне. Я у Бланшне. После обеда в cercle. Вечер дома.
11(23), вторник. Продолжение болезни. Рисованье портрета Лори. Пись¬мо М-е Воск. После обеда прогулка на С.-Мартен. Ввечеру рисованье.
12(24), среда. Продолжение болезни. Отъезд Киля. Вечер у Бока.
13(25), четверг. Лучше. Рисованье портрета Лори. Обед у Бока.
14(26), пятница. Лучше. Отъезд Лори.
15(27), суббота. Лучше. Поездка в Шильон и к Пиливе. Обед дома. У нас Бок и Габбе. Отъезд Бредерло.
16(28), воскресенье. Опять болезнь. Опять дома. Обед у Бланшне. Про¬гулка по террасе. Письмо к M-elle Calame и Wildermeth.
19(31), среда. Письмо из Виллингаузена. И ответ.
20(1 ноября), четверг. Письмо в Minchen.
21(2), пятница. Второе письмо из Виллингаузена. И ответ.
22(3), суббота. 30 дней в Веве. Вечер у Бока: Фитингоф и Берг.
23(1), воскресенье. Обедал у Уваровой.
24(5), понедельник. Вид на озеро с террасы. Снег на горах. Вечер у Габбе.
27(8), четверг. Поутру у нас Бланшне. Прогулка в Corsier. Визит Пер¬донне. Разговор о политике: умные практические мысли. Napoleon et les Bourbons sont tombes par la force d'inertie. Cette force est invincible. La France n'a rien fait contre Napoleon, mais elle n'a rien fait pour, et il a peri. La meme chose dans les 3 jours de Juillet. Cette force meme tient bon contre la minorite revolutionnaire et c'est sur elle que s'appuie le ministere. Si les autres gouver-nements cultivent bien leur interet ils approuveront ce ministere, qui suit les principes de Perier qui etaient celles de la plus stricte loyaute. La chose la plus necessaire serait de regler le plutot possible les affaires de la Belgique: c'est la la pomme de discorde: une fois finies, la paix est pour longtemps sure. La guerre
23 Зак. 263
337
devient de plus en plus impossible. Le grand ennemi des Bourbons etait leur faiblesse*.
28(9), пятница. Вступление в пенсион Du Molin. Визит утренний. Про¬гулка по террасе; привидение. Обед у Дюмоленя с двумя Ранцау и еще риж¬ским уроженцем. Вечер дома. Чтение "Revue Frangaise"**.
29(10), суббота. Вечер дома.
30(11), воскресенье. Вечер дома,
31(12), понедельник. Письмо из Виллингаузена. Известие о родинах им¬ператрицы72. Обед с Севериным в Trois Couronnes.
(Ноябрь)
1(13) ноября, вторник. Северин у меня. Поездка в Верне. Обед в 3 Cou¬ronnes с Лагарпом. Письмо от Радовица.
2(14), среда. Письмо от Тургенева и Прива. Ответ. Поездка в Лозанну. Солнечный день. По приезде к Лагарпу: его кабинет73. Александр. Бюст, с од¬ной стороны выписка из польской конституции, с другой из письма; между бюстами Марка Аврелия и Перикла; но подле Перикла Эпикур. Маленький мраморный бюст на пьедестале, подаренный княгинею Волхонскою, с над¬писью: "A Paris il a oublie l'incendie de Moscou. Lingrate Pologne lui devra sa regeneration"***. Портрет Александра во весь рост в фуражке. Портрет Николая с надписью: указ о составлении tiers etat**** в России. Портрет Ека¬терины, данный ею. Разговор о делах польских; совет Лагарпа; гарантии; Ко-стюшко; отказ Костюшки возвратиться в Польшу; анекдот о польском фео¬дализме; Константинов экземпляр конституции польской; его изъявление, что не может принудить знать исполнять постановления. Анекдоты о Пав-ле; его прощанье с Лагарпом; отнятие пенсиона. Анекдот о дубе петергоф¬ском, Екатериною обведенном накануне восшествия на престол. Жена Ла¬гарпа. Шаванн. Его племянница, родившаяся в Испании. За столом пили за здоровье императора. Приезд Радовица. Разговор о гомеопатии: три принци¬па. 1) Симптомы болезни не болезнь, а признаки борьбы жизненного начала о болезнию; 2) minimum лечить, 3) Диета. Тело в состоянии внимательного
* Наполеон и Бурбоны пали в силу инерции. Сила эта непреодолима. Фран¬ция ничего не сделала против Наполеона, но и ничего для него, и он погиб. То же было и во время трех июльских дней. Эта же сила сопротивляется революционно¬му меньшинству, и на нее опирается министерство. Если другие правительства со¬блюдают свою пользу, они одобрят это министерство, которое следует правилам Перье, правилам самой строгой законности. Самое необходимое было бы как мож¬но скорее покончить с делами Бельгии: это и есть яблоко раздора; когда с ними будет покончено, мир будет обеспечен надолго. Война становится всё менее возможной. Великий враг Бурбонов была их слабость (фр.).
** «Французское обозрение» (фр.)— периодическое издание. *** В Париже он забыл пожар Москвы. Неблагодарная Польша будет ему обя¬зана своим возрождением (фр.). **** третье сословие (фр.).
слушателя. Разговор о предмете искусства; разговор о главных основах общест¬ва: 1) человек до падения, frei und unfrei*. 2) Падение, Freiheit**, знание доб¬ра и зла. Правооснования общества. Развитие права. Римская империя. Чело¬век не человек, а гражданин; самопожертвование без любви. Recht = Staat***. 3) Человек после искупления. Церковь институция любви. Право: каждому принадлежащее. Любовь: пожертвование своего каждому. Закон: выраженное право. Шаткость закона. Эпохи истории: 1) Право. 2) Перевес церкви. 3) Пе¬ревес государства. Абсолютизм — пожертвование права произвольное обще¬му благу. Султанизм, якобинизм, конституционизм — три вида абсолютизма.
3(15), четверг. Возвращение из Лозанны. Встреча о принцем Августом. Отъезд Радовица. Обед у Demolin. Ложное известие.
4(16), пятница. Поутру у нас Blanchenay и Бок. Потом граф Ранцау. Обед у Бланшне с Бюрна, Пердонне и Гизаном. Разговор о Казимире Перье, Бенжамене Констане и Шатобриане. Его интриги в 1824. Слово насчет его: II fait bien les livres et Pamour couci-couci****. Разговор о моммиерах, или методистах в Швейцарии. От Бланшне зашел к Гизану.
5(17), суббота. Поутру у нас Гизан и Бланшне. Прогулка.
6(18), воскресенье. Поездка в Берне. (Получен ответ из Виллингаузена.) Оттуда возвращение пешком.
7(19), понедельник. У нас Пиливе. Устроение.
8(20), вторник. Счеты.
10(22), четверг. Бланшне. В cercle.
11(23), пятница. Письма к великому князю и к императрице74. Письмо из Франкфурта от г-жи Рейтерн. Обед у Бока. Блоне с женою и сестрою.
12(24), суббота. В Берне. У Дюмоленя. Письмо из Базеля.
13(25), воскресенье. Отъезд Габбе. Письмо к Прива75. Приглашение к 29 или 30.
14(26), понедельник. Приезд семейства Виллинсгаузенского76. Рейтерн на встречу. Куклы. Обед у De Moulin.
15(27), вторник. Переезд в Берне. Поутру у Бока и Бланшне. Ярмарка. Вечер в Берне. Рассматриванье Рейтерновых рисунков.
16(28), среда. Суматошный день. Пароксизм. Веселый вечер. Разговор о политике. Luternau у меня.
17(29), четверг. Уборка и учреждение порядка. Прогулка по террасе о М-е Reutern. Рейтерн с детьми в Монтрё. Письмо от Privat. У нас Бок. Яс¬ный день. К вечеру буря.
18(30), пятница. Посещение Андрюши с Приватом. Первая минута. Сход¬ство77: в чертах, в maniere d'etre*; походка; руки, усмешка, Послеобеденный
* свободен и несвободен (нем.). ** свобода (нем.). *** Право = государство (нем.). **** Он хорошо пишет книги, а любовь выходит у него посредственно (фр.). ***** повадка (фр.).
23*
339
экзамен. Приват. Незлопамятность; робость; невеликодушие. Упрямство. Сон ума и чувства. Развитие телесное. Серый день.
19(1 декабря), суббота. Андрюша и Прива у нас. Портрет. Сидение во время портрета. Ответы на мои вопросы. Живость с детьми Рейтерна. Отъезд их в 3 часа. — Ввечеру чтение письма Шпацира. Серый день.
20(2), воскресенье. Прогулка в Монтрё. У Лютерно. Встреча с Пили-ве. Песни — горные крики. Чтение «Наль и Дамаянти»™. Начал стихи. Ясный день.
21(3), понедельник. Прогулка по террасе. "Nal und Damaianti". "Der Wan¬derer"79. Ввечеру чтение. Серый день. К ночи ветер.
22(4), вторник. Кончил "Wanderer". Первый снег, который в тот же день сошел.
23(5), среда. Письмо великого князя. Минуты, в которые какою-то ма¬гическою силою пробуждаются воспоминания и все знакомые лица весьма ясно видимы. Слышишь голоса, чувствуешь то, что чувствовал, воздух, сто¬рона, дом, чувство прошедшей жизни. Конец «Наля и Дамаянти». Рейтер-нова болезнь. "Rehberger"80. День ясный и довольно холодный.
24(6), четверг. Первое посещение Гизана. Кончил "Rehberger". Начал чте¬ние Менцеля81. Конец Рейтерновой болезни. День ясный и холодный.
25(7), пятница. У нас Бланшне с семейством и Мильн. Ясный день и се¬верный ветер довольно сильный, но в Берне не чувствителен. 2 градуса хо¬лода в Веве, в Берне ни одного. Чтение Менцеля. Начал "Der Konig und die Schaferin"*2.
26(8), суббота. У нас Лютерно. Первая прогулка в Шильон. Перевел «Старого рыцаря»**. Чтение Менцеля. Прекрасный ясный день и маленький мороз.
27(9), воскресенье. Суд Соломонов. Прогулка к Шильону. Начал «Унди-ну»м. Визит доктора и Мильна. Чтение Менцеля. Прекрасный ясный день с морозом.
28(10), понедельник. Послание к Великому князю85. Древний мир. Новый мир. Россия. Главная мысль. Озеро и горы. Их символ. Рейтерн в городе. Прогулка к Шильону. Латрины*. Мрачное чувство. Утром ясно, к вечеру ту¬манно.
29(11), вторник. Прогулка к Шильону, Поездка Бойнебурга в Веве. У нас ввечеру Бок. Падение печи86. День несколько туманный поутру, к полдню ясно.
30(12), среда. Переписывал стихи. День ясный удивительно. Письмо от Муравьева. Два искушения: Рейтерн на горах и Италия.
(Декабрь)
1(13) декабря, четверг. Переписывал стихи. Рисовал для Minchen. Пись¬мо от M-elle Wildermeth. Прогулка к Bury. Чтение Менцеля. День ясный. Биза* по ту сторону Кларена; у нас тепло.
* От фр. latrines — отхожее место.
2(14), пятница. Писал письма: к Югелю, Бехтееву, Перовскому, Мура¬вьеву, Тургеневу. Прогулка к Шильону. (Твердость и действие впопад, во¬время, согласно с обстоятельствами, есть тайна правительства. Глетчеры. Плотины.) Ясный прекрасный день. К ночи облака.
3(15), суббота. Писал письма: к Екатерине Афанасьевне, к M-elle Wilder¬meth. — День ясный, к вечеру облака. Чтение Менцеля.
4(16), воскресенье. Письма к Северину, к Рантцау. Отъезд Бойнебурга. Послал Виолье деньги. Письмо к Шамбо. Первый снег, выпавший ночью и сошедший поутру. Прекрасный день. К вечеру теплее.
5(17), понедельник. Rechute**. Прелестный день. Солнечный, удивитель¬ное освещение и тишина. Озеро как масло; голубая тень гор; полоса солн¬ца; змеи от снега; озаренные пункты, края солнечные по берегам; ясность форм; освещение деревень; Монтрё, Шателар, Берне, Кларен и Шильон в солнце; звон часов; разные звуки; голоса; дорога. Рейтерн в городе.
6(18), вторник. Опять здоров. Письмо к Коллинсу, Мой первый порт¬рет для Вел(икого) князя87.
7(19), среда. Портрет кончен. Прогулка с Рейтерном за Кларан. Дом Бейронов88. Сцена с собакою. Здоров. День переменчивый. Солнце, обла¬ка и дождь.
8(20), четверг. Здоров. Мало крови. — Портрет. Дождь и снег, без боль¬шого холода.
9(21), пятница. Принял пилюлю. Ходил без корсета и вода. Худое ис¬пражнение и кровь. Ввечеру три груши. — Письмо от Демоленя. Прекрас¬ный, ясный день, довольно свежий.
10(22), суббота. День ясный с облаками. Тепло. Ветер из Валлиса.
11(23), воскресенье. Окончание второго портрета; начало третьего. Но¬вая служанка. Ввечеру разговор о методистах. День удивительно ясный, тихий, свежая чистота.
12(24), понедельник. Поездка в Веве. У Дюмоленя. К Жантону с Бланш¬не. Покупки для детей. У Мильна. Шамбре. Обед у Бока. Англичанка с двумя дочерьми. De Mellet. К Дюмоленю. Weinachtsbaum***.
13(25), вторник. Две прогулки и рисованье портрета. Чтение проповеди Штрауса89. Ich durste nach Gott, nach den lebendigen Gott****. Сравнение ес¬тественной и откровенной религии с утесом без дороги и с дорогою. Пись¬мо от Герлаха.
14(26), среда. Первый снег, который шел весь день, но погода теплая. Маленькая болезнь Васи90.
15(27), четверг. Второе посещение Гизана. Письмо от M-elle Wildermeth. У меня Lutemann. М-е Воск с дочерью. День теплый и сырой.
От нем. die Bise — норд-ост, северный ветер.
Рецидив болезни (фр.).
Рождественская елка (нем.).
Я жажду Бога, живого Бога (нем.).
16(28), пятница. Переписывал стихи. День ясный и жаркий. Прелестное освещение полумесяцем озера. Звезда сопутница месяцу. Блеск у берега. Разговор о пессимизме и оптимизме. Нервическая робость.
17(29), суббота. Нервическая робость. Прогулка к Монтрё по горам. Сон до обеда. День ясный с легким туманом. Малый мороз.
18(30), воскресенье. Кончил 3 главу «Ундины». Прогулка к Кларану. Книги из Франкфурта. Чтение Ламот Фукэ91.
19(31), понедельник. Письма от великого князя и от Щамбо. Чтение. "Gal-genmdnnlein"*. Ввечеру Менцель: ужасы Наполеона.
20(1 января 1833 г.), вторник. Ленивый день. "Kohlerfamilie"**. Менцель.
21(2), среда. Ленивый день. Болезнь Рейтерна. "Derunbekannte Kranke"***. Менцель.
22(3), четверг. Посещение доктора. Решение сделать операцию. Стран¬ное меланхолическое и приятное чувство.
23(4), пятница. Письмо от Северина и Киля. День пасмурный. Малень¬кий мороз. Сухо.
25(6), воскресенье. У меня Лютерно. День туманный.
28(9), среда. День туманный и теплый. Все больны.
29(10), четверг. День прекрасный, утром солнце.
30(11), пятница. День поутру с солнцем, к обеду туман. Кончен малень¬кий портрет. Гизан.
31(12), суббота. Окончание вейльбахского портрета. Ввечеру гадание в тарелки.
* «Повешенный» (нем). — произведение Ф. де ла Мотт Фуке.
* «Семья угольщика» (нем.). — произведение Ф. де ла Мотт Фуке.
* «Неизвестный больной» (нем.) — произведение Ф. де ла Мотт Фуке.
 
(Январь)
1(13) генваря, воскресенье. Начал писать к Великому князю1. У меня Лю¬терно. Доктор Дюмони.
2(14), понедельник. Писал к Великому князю. У нас Мильн. Прекрасный теплый весенний день. Поутру солнце.
3(15), вторник. У нас Лютерно. День поутру ясный, потом туман. Ниже замерзания.
4(16), среда. [(...) Теперь 4-е января, день ясный и теплый; солнце светит с прекрасного голубого неба, перед глазами моими расстилается лазоревая равнина Женевского озера, нет ни одной волны; не видишь движения, а толь¬ко его чувствуешь: озеро дышит. Сквозь голубой пар подымаются голубые горы с нежными, сияющими от солнца вершинами; по озеру плывут лодки, за которыми тянутся серебряные струи, и над ними вертятся освещенные солнцем рыболовы, которых крылья блещут, как яркие искры; на горах, между синевою лесов, блестят деревни, хижины, замки, с домов, белыми зме¬ями вьются полосы дыма; иногда в тишине, между огромными горами, ко¬торых громады приводят невольно в трепет, вдруг раздается звон часового колокола с башни церковной: этот звон, как гармоника, промчавшись по воздуху, умолкает, и всё опять удивительно тихо в солнечном свете; он ярко лежит на дороге, на которой там и здесь идет пешеход и за ним его тень. В разных местах слышатся звуки, не нарушающие общей тишины, но еще более оживляющие чувство спокойствия; там далекий лай собаки, там скрып огромного воза, там человеческий голос. Между тем в воздухе удивительная свежесть, есть какой-то запах не весенний, не осенний, а зимний, есть какое-то легкое, горное благоухание, которого не чувствуешь в равнинах. Вот вам картина одного утра на берегах моего озера. Каждый день сменяет ее дру¬гая. Но за этими горами Италия, и мне не видать Италии.
Между тем живу спокойно, и делаю всё, что от меня зависит, чтобы дой¬ти до своей цели, до выздоровления. Живу так уединенно, что в течение пятидесяти дней был только раз в обществе. Вероятно, что такое пустын¬ничество навело бы, наконец, на меня мрачность и тоску; но я не один. Со мною живет Рейтерн и всё его семейство. Он усердно рисует с натуры, которая здесь представляет богатую жатву его кисти, а я пишу стихи, чи-таю или не делаю ничего. С пяти часов утра до четырех с половиною попо¬лудни (время нашего общего обеда) я сижу у себя или брожу один. Потом мы сходимся, вместе обедаем и вечер проводим также вместе. В таком об¬разе жизни много лекарственного. Но прогулки мои еще весьма скромны, еще нет сил взбираться на горы. Зато гуляю много по ровному прекрасно¬му шоссе, всякий день и во всякую погоду.
Теперь читаю две книги. Одна из них напечатана моими берлинскими знакомцами, Гумблотом и Дункером, довольно четко, на простой бумаге, и называется MenzeVs Geschichte unserer Zeit2; а другая самою природою на здеш¬них огромных горах, великолепным изданием. Титула этой последней кни¬ги я еще не разобрал. Но и то и другое чтение приводит меня к одному и тому же результату. Всякий день в два часа пополудни я начинаю свое пе-шеходство по Симплонской дороге, которая мимо самого крыльца моего идет по берегу Женевского озера, расстилающегося широкою равниною между высоких берегов горных. Со стороны Женевы на дальнем горизонте видна низкая, голубая, однообразная стена Юры. Со стороны кантона Вадта (Pays de Vaud), на которой находится моя деревушка (Верне между Клараном и Монтрё), подымаются горы, покрытые виноградниками, усыпанные дерев¬нями, замками, хижинами, шалашами; низшие из них имеют приятную круг¬лую форму (здесь они покрыты виноградниками, великолепными каштано¬выми, буковыми и ореховыми деревьями); высшие торчат острыми утесами, одни имеют вид зубчатых стен, другие форму огромных зубов, между кото¬рыми самый заметный называется Dent de Jamant; вершины этих утесов голы и истрескались от действия стихии; бока покрыты елями и соснами, между которыми весенние и осенние потоки прорезали излучистые рытвины, ко¬торые теперь наполнены снегом и кажутся змеями, замерзнувшими от холода и извившимися в час смерти. На противной, Савойской стороне, подымают¬ся горы более огромные и представляют ужасный хаос утесов, разорванных, растреснувших, разделенных глубокими долинами, в которых теперь беле¬ет снег, тогда как самые утесы, синеющие от еловых лесов, покрывающих бока их, имеют вид необъятного, оцепенелого, изрубленного трупа. Эти горы, возвышаясь, сходятся с противолежащими и стесняются в глубокую долину, по которой течет Рона, впадающая близ Вильнёва в Женевское озеро. Эту долину задвигают, наконец, покрытые вечным снегом горы: впереди поды¬мается великаном Dent du Midi, за ним конусом стоит Mont-Catogne, из-за него с одной стороны выглядывает Mont-Velan, а с другой Сен-Бернард, знамени¬тый переходом Наполеона и гостеприимством добрых отшельников, которые поселились на высоте его со своими собаками для спасения путешественни¬ков, теряющих дорогу в снегах горных. Таковы великолепные листы всемир¬ной истории, которые разгибаются перед глазами моими в то время, когда я неприметною мошкою крадусь по тропинке своей у подошвы этих велика-нов. И мне было бы весьма душно от их ужасающей взоры огромности, ког¬да бы мне не сопутствовал другой великан, который может без страха с ними соперничать: этот великан — есть мысль, могущая не только в одну минуту подняться на их неприступные высоты, но, перелетев века и пространство, присутствовать при их рождении, в то время, когда они сами были только прах, кипевший в первобытной воде, которая, наконец, сгустив и набросав их теми огромными грудами, в коих они столько веков стоят неподвижно, сама успокоилась, и теперь, тихим, таинственным морем, окружает нашу цветущую землю, вышедшую из хаоса первобытного.
Какое сходство в истории этих божественных великанов с историей жи¬вого человеческого рода! Что представляла наша земля в эти первые дни создания, когда всемогущее Божие «буди» раздалось посреди небытия, и всё начало стремиться к жизни? Каков был мир в то время, когда потоп за по¬топом разрушал землю, когда из страшного разрушения выходило столь же страшное создание, когда владыками земли были одни чудовища, которых огромные, окаменелые скелеты, лежащие в земной утробе, свидетельствуя об отдаленной эпохе их существования, в то же время служат памятниками минувшего беспорядка? Чем всё это кончилось? Животворным шестым днем создания: потопы утихли, утесы оцепенели, их страшные груды покрылись великолепным ковром плодоносной земли, на котором началась цветущая жизнь, и на эту обновленную землю Создатель привел, наконец, человека; бурный период образований физических дошел до своего предела; начи¬нается жизнь человеческого рода, и она представляет нам тот же хаос, в ка¬ком при начале своем является нам мир физический: мы видим человека первосозданного; он сначала достоин своего Создателя, и на земле рай, но он падает...
Что же представляет нам человеческое общество после падения и что после всемирного потопа, уничтожившего первобытный род человеческий? Не то же ли, что сей беспорядочный бой стихий и масс физического мира, сквозь которые с трудом и постепенно пробивалась высшая жизнь? И все эти предания о древнем мире после потопа, все эти памятники огромных канувших царств, колоссы Индии и Египта, завоевания Сезострисов, Ки¬ров, Александров, и самый всемогущий Рим... не то же ли они в истории — некогда живые, теперь мертвые и окаменелые посреди слоев (веков), на¬бросанных временем, не то же ли они, что эти огромные чудовища, владев¬шие первобытною землею, которых остовы нас так изумляют, повествуя нам о том, чего давно нет и чего уже быть не может? Наконец и для человечес¬кого рода период всеобщих бурных переворотов дошел до своего предела, и ужасные создания древнего мира оделись великолепным покровом, на котором началась новая, высшая жизнь, эта пелена более и более развива¬ется, не всё еще ею покрыто, но всё когда-нибудь покроется. Вулканы, на¬воднения, ураганы и многие грозные феномены свидетельствуют, что еще не всё в физическом мире утихло; но это одни минутные, частные явления; они не производят общего изменения; и только показывают, что сила бес¬порядка, хотя еще и не умерла, но уже издыхает. То же и в мире нравствен¬ном: и после пришествия Христова были политические разрушительные вулканы, они являются и теперь, но характер их более и более изменяет¬ся: теперь они более образовательны, нежели прежде. Например, в наше время мировладычество Александра и Рима невозможно, по крайней мере непрочно. Наполеон у нас перед глазами сделал ему опыт, но быстрое со¬здание силы его столь же быстро и сокрушилось. Конечно, еще увидим много потрясений; но посреди их шума голос мира и порядка более и бо¬лее становится внятен. Христианство, источник и хранитель нравственной
22 Зак. 263
345
жизни, неразрушимо, несмотря на бунтующие против него страсти; исте¬кающая из него образованность медленным, но постоянным своим действи¬ем всё приводит в равновесие; бой добра и зла продолжается — и может ли быть иначе? Земля не рай, человек не ангел — но наше время, со всеми его конвульсиями, лучше прошедшего. Это лучше само собою истекает из зла минувшего. И это лучшее — не человек своею силою производит его, но время, покорное одному Промыслу. Поколения исчезают, а время на гро¬бах их пишет свои истины, которые читают следующие поколения и обра¬щают в свою пользу: исчезая, они оставляют на гробах своих другие исти¬ны, временем написанные в пользу других поколений. Общий же результат один: во всякое время, человек на своем месте, в своем кругу может совершить всё, что он, как человек, совершить обязан; и если бы каждый, не сбиваясь с пу¬ти, следовал сему правилу, то было бы на земле одно царство порядка. Но человек создан не для тихой счастливой, а для деятельной нравствен¬ной жизни; он должен завоевывать свое достоинство, должен пробиваться к добру сквозь страсти и неразлучные с ними заблуждения и бедствия. В мире действует не он, а Провидение, которое действует в целом. Жизнь челове¬ческого рода можно сравнить с волнующимся морем: буря страстей произ¬водит эти минутные волны, восстающие, падающие и беспрестанно сменяе¬мые другими. Каждая из них кажется каким-то самобытным созданием; и если бы каждая могла мыслить, то она, в быстром своем существовании, могла бы вообразить, что действует и созидает для вечности. Но она, со все¬ми своими скоропреходящими товарищами, только принадлежит к одно¬му великому целому: все они покорствуют одному общему движению; иног¬да движение кажется бурею: бездна кипит; но вдруг всё гладко и чисто; и в этом за минуту столь безобразном хаосе вод спокойно отражается чистое небо. Вот вам философия здешних гор. То же самое прочитал я и в Менце-ле, который в быстрой картине представляет нам происшествия нашего века, столь богатого великими изменениями.
Еще один маленький отрывок из той же горной философии. Проезжая сюда через кантон Швиц, я видел на прекрасной долине, между Цюрихским и Ловерцским озером, развалины горы, задавившей за двадцать лет несколь¬ко деревень и обратившей своим падением райскую область в пустыню. Это место называлось тогда Goldau (золотой луг). За двенадцать лет пред сим я уже видел его: с тех пор ничто не переменилось; те же голые, набросанные грудами камни, немногие покрылись мохом; кое-где пробиваются тощие кусты, но еще почти нет признака жизни: время невидимо работает, но разрушение в полной еще силе. Рядом с этим хаосом камней простирается холмистая равнина, покрытая сочною травою, пышными деревьями, селе¬ниями, хижинами, садами; но бугристая поверхность ее, согласно с преда¬нием, свидетельствует о древнем разрушении: за несколько веков и на этом месте упала гора, задавила несколько селений, и надлежало пройти сотням лет, дабы развалины могли покрыться слоем плодоносной земли, на кото¬рой поселилось новое поколение, совершенно чуждое погибшему. Вот — история всех революций, всех насильственных переворотов, кем бы они производимы ни были, бурным ли бешенством толпы, дерзкой ли властью одного! Разрушая существующее, жертвуя справедливостию, жертвуя насто¬ящим для возможного будущего блага, есть опрокидывать гору на челове¬ческие жилища с безумною мыслию, что можно вдруг бесплодную землю, на которой стоят они, заменить другою, более плодоносною. И, правда, будет земля плодоносная, но для кого и когда? Время возьмет свое, и но¬вая жизнь начнется на развалинах: но это дело его, а не наше; мы только произвели гибель; а произведенное временем из созданных нами развалин нимало не соответствует тому, что мы хотели вначале. Время истинами создатель, мы же в свою пору были только преступные губители, и отдель¬ные благие следствия, загладив следы погибели, не оправдывают губите¬лей. На этих развалинах Гольдау ярко написана истина: «Средство не трав-дывается целию; что вредно в настоящем, то есть истинное зло, хотя бы и было благодетельно в своих последствиях; никто не имеет права жертвовать будущему настоящим и нарушать верную справедливость для неверного возможного блага». Человек, во всякую настоящую минуту, может быть справедливым, в этом его человеческая свобода. Что справедливо теперь, то несомнительно; жер¬твовать этим несомнительным, единственно возможным человеку, для ве¬роятной, следственно сомнительной пользы, есть преступление или безум¬ство. Ибо кто отвечает за будущее? И следующий миг не принадлежит нам: это уже область Провидения. Только, оставаясь в границах человечества, с светлым понятием о справедливости, можем мы действовать благотворно, то есть нравственно; напротив, вступаясь в дело Провидения и надеясь си¬лою в одну минуту произвести то, что оно медленно созидает временем, мы губим и гибнем. Что же? Должны ли мы себя осудить на бездействие и не¬подвижно предаться во власть времени, подобно камням, которые, не видя и не зная, что с ними творится, дают ему покрывать их мохом и растения¬ми? Нет. Но для человека довольно собственной деятельности и без дерз¬кого присвоения той, которая не принадлежит ему. Иди шаг за шагом за временем, вслушивайся в его голос, и исполняй то, чего он требует. От¬ставать от него столь же бедственно, как и перегонять его. Не толкай горы с места, но и не стой перед нею, когда она падает: в первом случае сам про¬изведешь разрушение, в последнем не отвратишь разрушения, в обоих же неми¬нуемо погибнешь. Но работая беспрестанно, неутомимо, наряду со време¬нем, отделяя от живого то, что оно уже умертвило, питая то, в чем уже таится зародыш жизни, и храня то, что зрело и полно жизни, ты безопасно, без всяко¬го гибельного потрясения, произведешь или новое необходимое, или уничто¬жишь старое уже бесплодное или вредное. Одним словом, живи и давай жить; а паче всего блюди Божию правду...]2я
5(17), четверг. Писал к Коту3. Гизан. Начат большой портрет. Писал к ве¬ликому князю.
6(13), пятница. Писал к великому князю. У нас Лютерно. Болезнь его жены. Прекрасный теплый ясный день. Кончил Менцеля.
22*
347
7(19), суббота. Писал Вьельгорскому, к Марии Николаевне4. Был у Лю¬терно и не застал. Прекрасный день и прекрасная прогулка. Начал "Politi-sches Wochenblatt"5.
8(20), воскресенье. Слабость. Перевел «Уллина»6. День полуясный.
9(21), понедельник. Кончил «Уллина». Начал "Eleusisches Fesf7. Прекрасный ясный, но холодный день.
10(22), вторник. Начал портрет. Продолжал "Eleusisches Fesf.
11(23), среда. Кончил письма. Отправлена посылка к великому князю. Возвратил посылку. Письма от Мердера и Тургенева. У меня Лютерно и Гизан. Рисованье портрета. Продолжал "Eleusisches Fesf. День облачный и холодный.
12(24), четверг. Писал к Мердеру и к Екатерине Афанасьевне. Отправ¬лены письма к Северину. Портрет. Продолжал "Eleusisches Fesf. День облач¬ный и холодный.
13(25), пятница. Письмо от Тургенева и от Шамбо. Известие о смерти Пушкиной8 и о болезни Мердера9. Продолжал "Eleusisches Fesf. Итальянец с обезьяною. День без солнца и довольно холодный.
14(26}, суббота. Прогулка и "Eleusisches Fesf. Убитый деревом бедняк и его плачущая жена.
15(27), воскресенье. Писал к Габбе и Тургеневу10. Мысли о Радовице11. Портрет. — Маленький дождь и теплота. — "Eleusisches Fesf.
16(28), понедельник. Продолжение портрета и "Eleusisches Fesf. Прелест¬ный, солнечный весенний день; луна и освещенное озеро.
17(29), вторник. Продолжение портрета. Прогулка и конец "Eleusisches Fesf. День облачный и теплый.
18(30), среда. Продолжение портрета. Письмо от Жиля с печальным из¬вестием о Мердере. Письмо от Екатерины Афанасьевны. Болезнь Лотты12. Гизан. День ясный и теплый, но с облаками.
19(31), четверг. Письмо от M-elle Wildermeth. От Северина. Послано письмо к Анштету. День пасмурный, но теплый; ветер.
20(1 февраля), пятница. Рейтерн в постели. Писал к Мердеру, велико¬му князю и Жиллю. Письмо от Северина и Югеля. День холодный, сырой и снежный.
21(2), суббота. Письмо к M-elle Wildermeth. День поутру пасмурный; ввечеру сильный дождь и буря.
22(3), воскресенье. Письма к Карамзиным и к Бехтееву. День пасмурный и дождливый.
23(4), понедельник. Поправлял «Ундину». Письмо от Коппа. Ввечеру чте¬ние Тика13 и спор о Тике. Дождь и теплая погода.
24(5), вторник. У нас Бок с женою и дочерью. Прекрасный, солнечный весенний день.
25(6), среда. У нас Бланшне. Писал к Аренту. Рождение Радовица. Спор и ссора с Рейтерном. Прелестный день и еще более прелестная ночь. Сия¬ние луны. Тишина гор и их отражение в озере. Тишина и шум ручья. Яркие
34»
звезды в голубом паре. Светлая звезда в озере. Чудесный цвет западных облаков и контраст их блеска с синевою потемневших гор. Начал Галлера14. Absolutismus.
26(7), четверг. Писал к Вяземскому. У нас Лютерно. День ясный, чис¬тый и дождь.
27(8), пятница. Писал к Козлову15, к Северину. Читал Радовица16. По¬том повесть «Фалкенбург»17. Письмо от Лагарпа и Вьельгорского. Прекрас¬ный ясный день.
28(9), суббота. Писал к Килю. Рисовал панораму. День теплый. Ввече¬ру дождь.
29(10), воскресенье. Писал к Дуняше. Кончен портрет (лицо). День яс¬ный и теплый. Гизан.
30(11), понедельник. Письмо к Лагарпу и Девело. Письмо к Анне Пет¬ровне18. Чтение сказки Лудвига XVIII19. День поутру ясный, после обеда облачный, ввечеру дождь, тепло. Звезды в небе с облаками, волнение и шум озера.
31(12), вторник. Письмо к императрице. У меня Лютерно. Ясный день. Усталость в ногах.
(Февраль)
1(13) февраля, среда. Письмо к Мердеру. День ясный, поутру дождь. К ночи сильный дождь и ветер.
2(14), четверг. Начал «Эллену»20. День дождливый и ясный. Тепло. К ночи сильный ветер. Перемена порядка, обед в шесть часов.
3(15), пятница. Таблицы21. "Le Voleur"22— День дождливый, времена¬ми ясный. К ночи то же.
4(16), суббота. Манети с эстампами. Усталость от смотрения. Лютерно у нас. Снег весь день. Письма от Мердера, Жилля и Перовского.
5(17), воскресенье. Выбор рисунков. День ясный с прохладою. Писал к Жиллю и Перовскому.
7(19), вторник. Прекрасный ясный день. Ночь удивительно звездная. Орион.
8(20), среда. Покупка у Манети. День сырой и дождливый. К вечеру силь¬ный ветер.
9(21), четверг. Неудачное рисованье. У нас Лютерно. День пасмурный и холодноватый.
10(22), пятница. Рисовал с натуры. Начал чтение политическое. Пись¬мо из Лифляндии. Прекраснейший день.
11(23), суббота. Рисовал. День пасмурный, но приятный.
13(25), понедельник. Рисовал. День ясный. Небо звездное ночью.
14(26), вторник. Рисовал. У нас Лютерно. День полуясный.
15(27), среда. Рисовал. День ясный поутру. К вечеру пасмурно. Слабость.
16(28), четверг. Рисовал. У нас Лютерно. День пасмурный. Ввечеру дождь.
17(1 марта), пятница. Рисовал. День дождливый.
18(2), суббота. Рисовал. День ясный. К вечеру дождь. 19(3), воскресенье. Рисовал. У нас Steinly. Прелестный день, прелестная лунная ночь.
20(4), понедельник. Рисовал. Первая прогулка по горам. Вид на кладби¬ще. Вид сквозь виноградные стены. Вид на озеро сквозь деревья. Вид Ша-телара из деревни. Вид деревни. Вид Шателара над ручьем. Два вида у кас¬када. Вид зеленой поляны, покрытой цветами под сению деревьев. Дорожки между виноградников.
21(5), вторник. Гулял по горам. В Шателаре. У нас Лютерно. День яс¬ный.
22(6), среда. Рисовал. Прогулка к Шильону. Лень пасмурный. К вечеру дождь.
23(7), четверг. Рисовал пером. День дождливый.
24(8), пятница. Письмо от Тургенева. Рисовал. Письмо от императрицы. День дождливый.
25(9), суббота. Снег. Рисовал. Зубная боль. День холодный.
26(10), воскресенье. Головная боль. Рисовал. Вечер ясный и светлый.
27(11), понедельник. Рисовал. Посылка от Манети. День прекрасный. Находка письма Лютерно. Прогулка по горам.
28(12), вторник. Рисовал. Рейтерн в Веве. Письма от Жилля и Шамбо. Известие о смерти Гнедича23. Гулял по горам. У Лютерно. День серый.
(Март)
1(13) марта, среда. Рисовал. Читал Галлера. День снежный. 2(14), четверг. Читал Галлера. Писал к Мердеру. День пасмурный и хо¬лодный.
3(15), пятница. Писал к M-elle Wildermeth. Поездка в Веве. У Жантона, у Бланшне, Мильна и Бока. Возвращение пешком и чудесный вечер. Ам¬фитеатр гор. Величественность гор и их огромность от снега; формы; фио¬летовый цвет. Прелесть вида в Валлисскую долину: Dent du Midi, Pain de Sucre, les dents de Morcles; скала круглая над Шильоном, Dent de Jamant. Тишина и свет солнца. Стены виноградников, покрытые плющом. Захож¬дение солнца за Юрою; столб на воде. Край фиолетовый, на нем паруса. Лодка с парусом, ее след и солнце сквозь паруса. На противном берегу пар и сквозь него домы. Обрезанные вернекские горы, белеющие от неба. Кон¬траст живости запада с таинственною темнотою гор на востоке. Тишина лодок. Изменение цвета из голубого в фиолетовый. Ярко-голубое небо под освещенными вершинами. Разные звуки вечерние: голоса на лодке, шум вёсел, пенье гребцов; чистота и свежесть вечернего воздуха. Пурпур в про¬странстве. Чувство веселия. Ввечеру чтение милого Бредерло24.
4(16), суббота. Читал Галлера. У нас Лагарп. Разговор о Галлере25. О Польше. О воспитании императора Александра. Его переписка с Лагар¬пом. О Сиверсе. О письме к Лагарпу государя по восшествии на престол. О письме к Наполеону26. О федеральном договоре27. О базельской революции.
О путешествии по Италии великого князя Михаила Павловича. Черта чув¬ствительности Лагарпа при виде рисунка Александрова гроба. Ввечеру чте¬ние безумно(го)...28
5(17), воскресенье. У нас Лютерно. Читал Галлера. Ввечеру "Politisches Wochenblatt". День дождливый.
6(13), понедельник. Рисовал. День ясный, но зимний.
7(19), вторник. Читал Галлера. Письмо от Жилля. Прелестная прогул¬ка к Варение и к Пертюи. Всход вверх по горе вдоль потока. Роща. Вид на колодезь в Варение. Живописные домы в Пертюи. Дверь, сквозь которую видно озеро и весь поток. Дорога по виноградникам к Монтрё. Сход по верхней дороге в Верне. Чудесное захождение солнца под синими снежными тучами. Озеро свинцового цвета, и на нем лодка с распущенными паруса¬ми и серебряным следом. Вся сторона Веве в пару. По озеру на темно-си¬нем фоне багровые столбы; солнце между тучею и Юрою. Мысы на савой-ской стороне и от каждого багряная полоса. Огненный багровый пар на одном из мысов. Полосы падающего снега на горах также багряные. Край облаков и край Юры яркого золота. Встреча с двумя бернскими красави¬цами. Ввечеру чтение "Politisches Wochenblatf.
8(20), среда. Рисовал. Грек и духи. Прелестная прогулка по горам. Спер¬ва через Верне в Варенн, оттуда верхом в Монтрё. Вид на озеро от утеса. Ущелье, покрытое деревьями. Ручьи, шумящие в овраге. Наклоненные де¬ревья и сквозь них заходящее солнце. Фиалки букетами. Высота. Мелкость деревень. Люди на дороге. Ясное захождение солнца за Юрою. Солнце как факел на горе. Голубая стена Юры. Ввечеру чтение.
9(21), четверг. Прогулка поутру через Монтрё в Вето и оттуда назад в Верне. Тот же вид с утренним освещением. Холодная биза. К Лютерно. Перед обедом прогулка через виноградники к потоку. У нас Гизан. Ввече¬ру чтение глупого Шпацира.
10(22), пятница. Утренняя прогулка в Шарне вверх по горе в ХА 11 часа. Вид внизу через рощу. Трактир в Шарне. Вид на вершины гор, выходящих из-за зеленой поляны. Вид от трактира; на первом плане зеленая площад¬ка с деревом и все домашние утвари, из-за них снежный Мельерийский утес; внутренность утесов и глубоких долин, покрытых снегом. Голубое озеро. Дорога от Шарне к Шателару через виноградники. Вид Шателара на перед-нем плане. Солнце и озеро сквозь ворота. Дорожки между виноградника¬ми. Письмо от Мердера, великого князя и Вяземского29. Перед обедом про¬гулка в Вильнёв с Лютерно. Снег. Пляска солдат на поляне. Встреча с немым и опрокинутый мул. Больной на дороге. Возвращение пешком. Холодный вечер.
11(23), суббота. Прелестная прогулка по горам. Вверх к Пертюи. Доро¬гою на верхние виноградники. Холм виноградников на высоте в глубине, окруженный другими холмами. Вид ограниченный. Кое-где вершины снеж¬ных гор. Далее по дорожке к стене утеса. Спуск по крутизне в ущелье. Освещенные зеленые луга на крутизне. Внизу поток по камням. Утес
с Zielscheibe*. Кругом утесы покрыты кустарниками. Впереди озеро и Ме-льерийские утесы. Одни кровли Монтрё за освещенным зеленым холмом, входящим полуостровом в ущелье. Шпиц церкви и дым. Поворот и вид на Монтрё, которого все улицы в глубине под ногами. Спуск в Монтрё. Воз¬вращение через виноградники. Встреча с Лютерно. Ввечеру чтение Галле¬ра. Глазная болезнь Рейтерна30. Весь день удивительно ясный, но холодный. Яркое захождение солнца.
12(24), воскресенье. Прогулка по дороге до самого Шильона. Возвраще¬нье мимо Монтрёской пещеры. Прекрасное захождение солнца под синею тучею. Огненное пятно на озере свинцового цвета, потом синего, и огнен¬ные морщины на темном фоне. Багровое освещение Монтрё; мыс на пла¬менном паре; на остальных горах снег и синий туман. Вид от Шильона на Юру, которая вся в свете сквозь флёр падающего снега, нижние пологие берега как призрак; светлая полоса на краю озера и светлые полосы от всех мысов; оттенки красок берегов от темно-фиолетового до светло-голубого. Озеро темно-фиолетового цвета. Черное облако, как орел посреди света. Золотые края облаков над Юрою; снежная тонкая бахрома на ближних облаках, как складки занавеса. Ввечеру чтение "Politisches Wochenblatt". Днем чтение «Апостола» и "Semeur"bx.
13(25), понедельник. Прогулка по Монтрё на другую сторону оврага по крутому скату. Потом мимо церкви до Колонжа, сход через виноградники к кладбищу и на большую дорогу. Пляска под деревьями. День пасмурный и довольно холодный. Писал к Тургеневу32. Письмо от Жилля.
14(26), вторник. Писал к Вяземскому, Мердеру и Жиллю. Прогулка че¬рез Варен, Пертюи, Шарне, Cousun и Монтрё. Прелестное время: солнце в тумане. Небо и озеро слиты прозрачным туманом, сквозь который снеж¬ные горы, как волшебный мир. На озере тусклые полосы и пятна от солн¬ца янтарно-розового цвета. Пароход с длинным, широким следом, посреди яркая волнистая черта, по бокам расходящиеся лучи, освещенные волне-нием. Прелестная дорога от Шарне к Cousun. От Cousun к Монтрё тропинка по краю глубокой ущелины, покрытой леском, в глубине которой невиди¬мо ревет поток. Крутой сход к Монтрё. Туманный вид берегов и гор, меж¬ду коими дымится пар. Чудесная таинственность и живительная свежесть воздуха. Ввечеру разговор о Галлере.
15(27), среда. Новый план съездить в Неаполь. Отправил письма к Тур¬геневу и к Вяземскому. Прогулка на высоту над Монтрё от церкви по тро¬пинке вверх, потом левою стороною потока до Пельза. Возвращение через Монтрё, мимо пещеры. К Fontaine clours**. — День прелестно ясный.
16(28), четверг. Читал Морица33 и Штольберга34. Поутру рисовал. Пре¬лестная прогулка при ясном небе через Верне, Варенн и Пертюи к Шарне, оттуда через Пертюи сперва по верхней дорожке к Монтрё, от Монтрё
* мишень (нем.).
* Фонтан (источник) медведя (фр.).
к Варенн и Верне; виноградниками опять к Монтрё и нижнею дорогою до¬мой. Чудесное захождение солнца. Облако над Юрою с золотою гривою; отражение гор в воде и из них утки с серебряным следом. Удивительная прозрачность и пар. Погребение в Верне. У нас Бок. Вечер чудесный. Чет¬верть луны и яркий свет звезд; снова тонкий пар.
17(29), пятница. Смотр. Исключение выслуживших лета и включение запасных в elite. Elite, reserve, veterans, depot*. Путешествие в Эгль. Рисо¬ванье на лугу. Завтрак в Эгле. Возвращение от Роша, через Вильнёв и Ши¬льон, домой. Прелестный вечер. Вид Вильнёва, освещенного заходящим солнцем. Горы в голубом дыму. Янтарное озеро; парус; остров Бонивара и Шильон в свете. Солнце село, когда я был у Шильона. Остаток дороги в су-мерки. Ввечеру разговор о поездке в Италию.
18(30), суббота. Рейтернова глазная болезнь. Поездка в Веве. У Гизана. У Жантона. У Бланшне прощанье с Мильном. У Бока. У Демоленя. Полови¬на дороги пешком через Кларан и виноградники. Ввечеру чтение Шуберта35.
19(31), воскресенье. Поутру писал к Императрице, к m-elle Wildermeth и к Северину. Поездка в Женеву. Прекрасный полуясный день. Переезд до Эвиана. В Ренна рисовал. Переправа через Рону. Porte du Sex. Огромный утес, у подошвы которого старинная крепость: башня и мост с бойницами. Здесь взъезжают на Симплонскую дорогу. От Бовере начинаются каштановые ро¬щи. Деревья час от часу крупнеют. Прекрасные формы; истребленные вет¬ви и округленные вершины. С.-Женгу, с высокими над ним утесами. Види¬мая бедность народа, утесняемого таможнями. Виноградники с подпорками из каштановых деревьев и лозы, вьющиеся по деревьям, как в Италии. Из С.-Женгу через Мельери в Эвиан. Живописный утес Мельерийский, по¬бежденный Наполеоном36. Вид на противные горы, освещенные заходящим солнцем. Ямы для жжения извести внизу дороги. От Максильи до Эвиана переход пешком в сумерки. Нечистый савойский Hotel du Nord и две гор¬ницы, разрезываемые сквозным ветром, с дымящимися каминами.
20(1 апреля), понедельник. Из Эвиана несколько времени пешком. Горы понижаются. С противной стороны Юра. Слева пологие берега, покрытые каштанами. Миндальные и персиковые деревья в цвету. Виноградники. Архитектура хижин более италианская. Замок Рипальи. Церковь, обращен¬ная в овин. С одной стороны переходы. Часть келий обращены в террасу, на коей виноград. Кругом равнина, покрытая деревьями, из-за них Савой-ские горы и Вадские. Вид беспорядка. Рассказы садовника и его дочери, привратницы аббатства. Старый хозяин. Собаки и куры. В Тононе завтрак в нечистом трактире, в италианском вкусе, с вонью, запачканными мебелями и картинами в золотых рамах. Погребальная процессия. Монахини, похо¬жие на ведьм, и милосердные братья в засаленных капюшонах. На площади экзерциция**. От Тонона до Женевы дождь. Встреча с старушкою, которую
* Отборные войска, резерв, ветераны, нестроевые (фр.). ** От фр. l'exercice — военное учение.
несли на плечах дочь попеременно с сестрою и братом. Дождь, испортив¬ший прелестный вид. В Женеве в Ecu de Geneve в двух довольно беспокой¬ных горницах, с камином без крыши. Свист ветра. Встреча с Швальгеймом. Ввечеру в пансионе Прива37. Записка к Голицыной.
21(2). У нас Прива, Мильн, Швалгейм. Письмо официальное к Севери¬ну38. К Шаванну. В Prison penitenciere*. Вход с решетками. Полукруглая инспекционная зала, из коей вид на все рабочие комнаты. Беспрестанный надзор глазом и слухом; отделение преступников от временных заключен¬ных и от молодых; для каждого отделения свой двор. Особые лестницы для преступников в рабочие комнаты и в кельи. Их беспрестанная отдельность. Кельи светлые, но с видом только на небо. В кельях постель, с бельем за номерами. Постельное белье на месяц; прочее ежедневное. Горшки и нуж¬ники с водою. Чистый воздух. Молчанье в рабочих и кельях. Надзор за ке¬льями. Звонки из каждого отделения. Вход в церковь и отдельность в цер¬кви. Двойная стена. Кухня и печи внизу. Вода вверх посредством насоса. Особенные лестницы для директора и служителей. Смертная казнь. Поку¬шение уйти из тюрьмы. Пища. Поутру суп. Потом картофель и хлеб. Пол¬дник. Летом от 5 утра до 7 вечера. Зимою от 5 до 9-ти. Поездка через Жан-ту в Верзуа. Греческий священник. Пенье и альбом. О графине Сирекур, Хлюстиной и Шатобриане. Весь день дождит и холод.
22(3), среда. Отъезд из Женевы в 9 1Л часов. До Эвиана дождь. Возвра¬тились в половине осьмого.
23(4), четверг. Писал к императрице. Прогулка к Пертюи и оттуда к Шарне. Сход прямо вниз.
24(5), пятница. Прогулка через Шателар.
25(6), суббота. Писал к Императрице и отправил письмо, также и к Се¬верину. Поездка в Лозанну к Лагарпу. Нынче день его рождения. Заезжал в Веве на почту. День прекрасный. Часть дороги от С.-Сафореня до Кюл-ли пешком. Лучший вид на озеро от С.-Сафореня. У Лагарпа до семи часов после обеда. Встретил на лестнице его жену. Потом пришел сам старик, ко¬торый нынче вступил в 8-мидесятый год. По своим летам свеж и жив. Дитя сердцем и, кажется, опытностию и по сию пору живет в мире воспомина¬ний лучшего. В душе демократ, но истинный и чистый. Мы читали письма Александра, цвет молодой, доброжелательной, неопытной души. Лагарп хранит перчатки Павла39, данные ему в минуту дружеского интересного разговора, и с ними вместе приказ об отнятии пенсиона. В последнем раз¬говоре с Павлом он сказал ему: "Vous ne vous conduisez pas comme vous devez avec vos fils. Soyez pere par dessus tout et faites leur oublier en vous Theritier du trone. Je ne puis, je n'ose vous rien dire de plus, mais votre propre salut l'exige"**.
* Исправительная тюрьма (фр.). ** Вы поступаете с вашими сыновьями не так, как должно. Будьте прежде все¬го отцом и заставьте их забыть, что вы в то же время наследник престола. Я не могу, я не смею прибавить что-либо к этому, но этого требует ваше собственное благо (фр.).
Эти слова Павел вспомнил за 15 дней перед смертию. Письмо Александ¬ра40, писанное ему в 1801 году и присланное с Новосильцовым, весьма достойно замечания: мечты младенца. Александр жалуется на тиранство отца, с ужасом говорит о деспотизме, тоскует о себе, что принужден зани¬маться капральством и лишен способа обращать внимание на другие, луч¬шие занятия, столь ему любезные. Говорит об обществе, составленном им, Новосильцовым, Строгановым и Чарторыжским, коего цель освобожде¬ние России. Между прочим способ к тому есть перевести лучшие книги, из коих те, кои будет возможно, издадутся в печать, а другие оставлены будут до времени. В другом письме, писанном скоро по восшествии на престол, Александр говорит об окружающих его людях, о трудности со¬гласить страсти и направить к одной и общей цели — благу отечества. Не помню, в первом или во втором письме говорит он о своем намерении совершить освобождение России, дать ей конституцию свободную и, укоре¬нив ее благоденствие, сойти с трона и быть простым гражданином. По при¬езде своем Лагарп имел разговор с ним о убийстве Павла, после сего раз¬говора он написал ему замечательное письмо о сем происшествии, в коем советует предать суду убийц и тем самым смыть с себя обвинение в учас¬тии. Александр называет 3-х человек убийц, прочие только свидетели. Панин хотел играть роль Ришелье41. Лагарп читал еще свой прожект учреждения министерства просвещения. С нами обедали: Пердонне и Ша-ванн и М-е Reveren, сестра г-жи Лагарп. Я возвратился домой в 10 часов при свете полной луны, которая прелестно освещала противолежащие го¬ры. Меня ждало письмо Северина, которое решило мое путешествие че-рез Марсель в Неаполь.
26(7), воскресенье. Светлое Воскресенье по новому стилю. Читал Шубер¬та. Гулял к Бюри через холмы. Прелестная зелень. Ввечеру чтение Шу¬берта.
27(8), понедельник. Читал Бунзена42. Весенний дождь. Прогулка по до¬роге. У нас Швалгейм. Вечером чтение Шуберта.
28(9), вторник. Поутру читал Itineraire4*. У Бридель. Прогулка к утесу над Вето. Ввечеру чтение Шуберта. Письма: к Вяземскому, к Шамбо, к Велико¬му князю, к Вильдермет, к Лютерно.
29(18), среда. План Рима и чтение Нейгебаура44. Прогулка к Шателару. Ввечеру чтение Шуберта. Письма к Северину и Голицыной.
30(11), четверг. Выписки из Нейгебаура. У нас Бок. Поездка в Веве. На почту, к Жантону, к Бланшене, к Гизану. Письма от Мердера, Арента, Ка¬велина, Жилля и Плетнева. Ввечеру план путешествия.
31(12), пятница. Целый день укладывался. Дождь.
{Апрель)
1(13) апреля, суббота. Отъезд в Женеву.
Путешествие в Италию45
1(13) апреля, суббота. Выехали поутру в 10 часов. Болезнь Лотти. В Веве у Гизана, Жантона, Бланшне и Бока. Боку оставил две тысячи франков на сохранение. День сначала серый и дождливый, и дорога довольно печальная от разлуки и беспокойства. Вид двух С.-Сафоренских каскадов, наполнивших¬ся от дождей. Мысль о жизни почтальона. Обедали в Лозанне в Faucon с тремя товарищами. При приезде в Ролль дождь перестал. Курьезные рожи в ко¬ляске. Нион. Замок Пренжен, принадлежавший Иосифу Бонапарте. В Же¬неву приехали около 9 часов. Чудесный вид Юры с дымящимися облаками и громадою туч, на ней лежащих. В Женеве писал к Прива и Лютерно.
2(14), воскресенье. В Женеве. У нас Лютерно, Швалгейм и Прива с Анд-рюшею. Слушал обедню в греческой церкви. К(нягиня) Голицына (10 фран¬ков). Выехал поздно в 2 часа. До самого ночлега преследовала нас дурная погода, дождь, снег и холодный ветер. Все сцены Юры были потеряны. Изредка на минуту выходила она, снежная, из дождливого тумана, но ско¬ро скрывалась. Великолепное положение Fort de l'Ecluse и вид на Рону, зе-ленеющую и кипящую внизу. От мрачного неба и мысли сделались мрачны. Хотели ехать до Nantua, но принуждены были ночевать в худом трактире в Бельгарде, где таможенные досмотрщики были учтивее погоды. Вирги¬ния46 и два дымящихся камина. Худая ночь от мрачных мыслей.
3(15), понедельник. Поутру несколько раз показывалось солнце, преры¬ваемое дождем. Выехали в шесть часов с четвертью, надеясь доехать до Лиона. Обедали в Cerdon, где кончилась дорога Юрою, весьма широкая, но худо защищенная от каприза лошадей. Горница, увешанная подвигами Наполеона. Bougre*. Legion d'honneur** на крыльях Амура. Разговор о предчувствии. Перед Цердоном великолепный спуск мимо огромных уте¬сов; на высочайших из оных развалины замков и каскады. Внизу глубокая зеленая долина, по коей быстрятся ручьи, после текущие быстро по рав¬нине. От Цердона до Pont d'Ain было еще по временам обманчивое солнце сквозь дождь и снег, и мы могли взглянуть на мост через Эн, железный и легкий. Но от Pont d'Ain исчезла надежда на погоду и возможность доехать до Лиона. Дождь начал лить ручьями. Мы принуждены были остановить¬ся ночевать в Meximieux и, к счастию, нашли порядочный трактир, но уже на италианский манер с кирпичным полом. Засим, отправясь в кухню, узна¬ли мы к своему успокоению, что нам не должно спешить в Лион к парохо¬ду, ибо он отходит в 5 часов утра. Невозможность нас утешила. Но ночью преследовали меня мысли черные, как ночь, и болтливость старой служан¬ки была не великою помощью. Паспорты и жандарм в Pont d'Ain. У нас спра¬шивали паспорты при въезде за границу, в Белгарде, в Нантуа, в Цердоне, в Пон д'Эн. Инвалид почтальон и усталые лошади.
* Добрый малый (фр.).
* Орден Почетного легиона (фр.).
4(16), вторник. Отдохнувши порядком, в половине девятого отправи¬лись в путь. От Мексимье до Лиона не более четырех часов с половиною. Всю ночь шел дождь. С нашим выездом небо прояснилось, и погода была холодно ясная, выключая нескольких коротких дождевых эпизодов. Сто¬рона ровная и веселая и гораздо лучше жилищ человеческих. Удивитель¬ная нечистота, и беспорядок в домах и деревнях. Ребятишки в лохмотьях; нет никакого признака веселия домашней жизни; виноградники не укра¬шают, а гадят стены, сбитые из глины с какими-то странными узорами; всё набросано в куче. Решительная противоположность Швейцарии и в особен¬ности Женевскому кантону. В Лион въехали через предместье S.-Clair. Ряд высоких домов, между коими весьма немногие напоминают времена до ре¬волюции своею старинною архитектурою. Много домов в шесть и семь эта-жей. По берегу Роны идет чистая набережная и аллея негустых деревьев. Три моста: Pont rouge или Pont Моран, Pont de Charles X, перекрещенный Лафаетовым, и Pont de la Guillotiere перегибают через Рону. Мы останови¬лись в Hotel de Г Europe, недалеко от Place, на коей стоит бронзовая статуя Лудвига Четырнадцатого и два огромных здания, построенных Наполео¬ном. Отдохнув немного, пошли по городу, сперва на почту, которая при¬везла хорошие известия из Верне, потом по набережной, в контору паро¬ходов мимо огромного и величественного госпиталя. Город напоминает Париж и зданиями, и узкими нечистыми улицами, но не столько толпы. В Hotel de ville* две бронзовых статуи Роны и Саоны. На башне прекрас¬ный барельеф Генриха IV, в коем схвачен характер доброго короля. Купил зрительную трубку. Обед довольно хорошо приготовленный. Мы заняли комнаты Сульта или герцога Орлеанского в последний мятеж фабрикантов. (Рассказ лакея довольно оппозиционный.) В театр. Прекрасное здание, но не огромный, два этажа лож, над ними два ряда галерей, балкон в три ска¬мейки, партер и паркет; выкрашен белым. Ложи разделены пилястрами белыми с золотом. Занавес простая зеленая занавеска с золотою бахромою. Прост и красив, и хорошо слышно. Играли "Lamour et la raisort41 — Pigaul le Brun, "Marie", opera de Heraul48, бесхарактерная музыка и глупая пиеса, и наконец балет Almavive et Rosine"49. Альмавива прекрасный статный мужчи¬на и хороший дансер**. Розине также весьма аплодировали, но ничего необыкновенного; прочие также не отличны, но есть ensemble. Сцена перед зеркалом весьма удачная. Вид из окон на Саону. Мост: за мостом улица, ведущая на гору к Notre Dame de Fourviere, и кафедральная полуготичес¬кая церковь. Сцены на площади перед трактирами. Мальчики с обезьяна¬ми. Фигляр. Le badaud francais***. Омнибусы. Дилижансы. Разные толпы. Qui veut le papillon?****
* Ратуша (фр.). ** От фр. le danseur — танцовщик, артист балета. *** Французский зевака (фр.). **** кто ХОЧет бабочку? (фр.)
5(17), среда. Поутру с лон-лакеем, старым, свидетелем революции, к ме¬няле, который взял за золото по 15 франков с 1000, в контору пароходов. Возвратясь, читал несколько Шуберта50, потом отправились ходить. Через Саонский мост по великолепному солидностью мосту в архиепископство, старинное здание, в коем останавливались короли, приезжая и проезжая через Лион. Наш лон-лакей в 1815 поутру служил за завтраком графу Ар¬туа, а в пять часов пополудни снимал уже шинель с Наполеона. "Dejeunez, messieurs, — сказал граф Артуа своим спутникам, — car nous ne savons pas, quand nous dinerons"*. Церковь Notre Dame, прекрасной готической ар¬хитектуры в три разделения. Из твердого камня, почернелая совершен¬но от времени; она много претерпела в революцию, все статуи святых или разбиты, или без голов; цветные стекла великолепной работы были уни-чтожены, некоторые уцелели, часовня Лудвига Святого замечательна своею резьбою; арабески, вырезанные из камня, стоят Рафаелевых. Мы видели старика, который, не заботясь о проходящих, набожно читал по книжке свою молитву. Удивительно трогательное, почтенное лицо: сердце к нему стремилось. В церкви еще заметил старинные часы, похожие на гейлброн-ские и кёльнские. Портал очень прост, хотя покрыт искусною резьбою. По 219 ступеням лестницы, называемой pousse-cul**, взошли на гору Four-viere и слышали, как усатый офицер в нежном разговоре с двумя сопут¬ствующими ему дамами употреблял выразительное слово bougre***. С баш¬ни на горе (135 ступеней) великолепный вид на весь Лион, черневший в темном дымке каменных угольев; домы кажутся утесами. Мы стояли на месте древнего Лугдунума. На севере гора la Croix-Rousse, предместье S.-Clair и дорога в Женеву. Внизу перед глазами Саона с тремя мостами и за нею Рона также стремя: Морандов, Лафаетов и Гильотьерский. Весь главный город лежит на полуострове, образуемом Роною и Саоною. Там, где Саона впадает в Рону, мост. Замечательные здания, видимые сверху: музей, театр и Hotel de ville; Place Bellecour с статуею Лудвига XIV и ог-ромным домом, построенным Наполеоном, Hotel-Dieu и церковь Notre Dame. За рекою дорога в Гренобль, в Марсель. Предместье Гильотьер покрыто новыми зданиями. На восточном горизонте Альпы, и над ними Монблан. На юге церковь святого Иринея, под коею катакомбы. Здесь много остатков римского времени. На башне нашли книгу, в которую за¬писывают путешественники имена свои. Много сентенций; но времени не было читать. Одну я заметил: Qu'est се que Dieu? L'univers. Ne fais pas a autrui ce que tu ne veux pas qu'on te fasse, seule et vraie religion****. Я под¬писал: Cette reponse est faite par un homme qui n'a ni cceur, ni tete, qui existe
* Завтракайте, господа, так как мы не знаем, когда мы будем обедать (фр.). ** «толкай в зад» (фр.). *** Черт возьми! (фр.)
**** Что такое Бог? Вселенная. Не делай другому чего ты не хочешь, чтобы де¬лали тебе, — вот единственная и истинная религия (фр.).
ici bas pour vegeter, mourir et pourrir*. Близ башни часовня Notre Dame de Fourviere, старинное здание с резным образом Богоматери; статуя за¬вешана ex voto**. После обеда провели дома.
6(18), четверг. В три часа встав, в половине пятого отправились на па¬роход. Рыцарский подвиг в пользу неизвестных нам соседов, которые едва не пропустили парохода. Отправились с места в пять часов и десять минут; а в четыре часа пополудни были уже в Авиньоне. Пароход был набит пас¬сажирами. На палубе хаос ящиков, людей, собак, экипажей; в тесной об¬щей каюте все места были заняты спящими пассажирами, дамами вяжущими и мужчинами, читающими газеты; содержательница ресторации беспре¬станно бегала, и всякий требующий получал свою порцию. Мы с Рейтер¬ном пробыли всё время на палубе, предпочитая холодный мистраль стес¬ненному воздуху каюты. Берега Роны мимо нас мелькали, и пароход быстро пролетал под железными мостами, коих мы насчитали более шести. Самый лучший в Балансе. Из Лиона, где не было еще много зелени, очутились мы в несколько часов посреди расцветшей весны в Авиньоне. Берега вообще плоски, но в некоторых местах живописные утесы. Мы проехали мимо клас¬сических берегов бургонского вина: Кандрие, между им и Турноном Cote-Rotie; близ Турнона у местечка Tain Croze и Hermitage. Близ Баланса С.-Пе-ре, потом у Лориола vin de Brezan (бордоское, бургонское). Все виденные места исчезали как минутные привидения. Несколько горных утесов, не¬сколько живописных замков феодалов на высотах их, кафедральная церковь Виенны, мост S.-Esprit, построенный монахами, под коим пароход проле¬тел как стрела, наконец Авиньон с своею зубчатою оградою и остатком древ¬него моста — вот всё, что осталось, как бледная тень, в памяти. Встречи были на пароходе довольно интересные: Roussan fils, marchand de coton, bon vivant***, который говорил языком нынешнего времени; молодой, мелан¬холический путешественник, вероятно, карлист, возвращающийся в Авинь¬он к родным после нескольких месяцев разлуки, который очень умно рас¬суждал о состоянии политическом, религиозном и литературном нынешней Франции и о с(ен)-симонистах; толстый гражданин Балансы, довольно ум¬ный и образованная средина между первыми двумя; молодой, прекрасный сосед наш в лионском трактире, который ни с кем не вступал в разговор, или дремал в каюте, или сидел с женою в коляске, вероятно, аристократ нынешнего покроя: вот все воспоминания парохода. В Авиньоне останови¬лись в Hotel de ГЕигоре очень хорошо устроенном, и отобедав с аппетитом, отправились в путь до Оргона, где в трактире "A la vielle poste"****, при¬надлежащем экс-почтмейстеру карлисту, ночевали довольно покойно,
* Этот ответ дан человеком, у которого нет ни сердца, ни ума, который жи¬вет в этом мире, чтоб прозябать, умереть и сгнить (фр.). ** по обету (лат.). *** Руссан-сын, торговец хлопком, бонвиван (фр.). **** «На старой почте» (фр.).
угощаемые двумя красивыми дочерьми трактирщика. Прованс не живопи¬сен; чем ближе к морю, тем пустее виды. Дорога весьма дурная и избитая. Бледные оливковые деревья не украшают ее, а прибавляют к печальному виду природы. Между Авиньоном и Андиолем мы переехали через Дюран-су, провожаемые резким мистралем, который здесь ужасно ободрал утесы и оголил их.
7(19), пятница. Из Оргона через Экс приехали к 4 часам в Марсель. Окрестности дороги час от часу пустыннее; но над ними прелестное голубое небо. Несмотря на солнце, мистраль колол нас вдогонку. Экс лежит посреди живописной долины; но от него до Марселя сторона так дика и пуста, что глазам больно смотреть на нее. Всё сожжено и покрыто пылью, и домы не отличаются от утесов, на коих стоят; ни следа домашней жизни. Вид на Мар¬сель от Vista прелестный: голубое море с голубыми серо-фиолетовыми гора¬ми и остров, утесненный у берегов, прелестны. От триумфальных ворот про¬ехались вниз по широкой улице, напоминающей своею аллеею берлинскую Липовую улицу. Вид великолепный. Бездна бастионов, но без зелени, не¬красивой архитектуры; на них смотреть жарко. В зданиях Марсели я пока не заметил ничего необыкновенного. Театр тяжелой архитектуры; триум¬фальные ворота; мало зелени, от чего вид более ослепителен, нежели при¬ятный. Остановились в Hotel Beauveau. Первая встреча князь Тюфякин, воз-вратившийся из Неаполя. Я в народную контору и к консулу51, потом на почту. Возвратясь, нашел Рейтерна больным, что, может быть, лишило меня Италии. Увидим, что будет. Вечер прошел печально; его развеселил доктор Corvier, хороший медик и пламенный республиканец.
8(20), суббота. Марсель. Визит нашего консула, пароходного спутника Руссана и доктора. Есть, кажется, еще надежда кончить начатое. Был в кон¬торе пароходов. Ходил по набережной. Пристань глубокая и обширная, вмещающая от 1500 до 2000 кораблей. С правой стороны бездна товаров в лавках; вывески на палатках, служащих защитою от солнца для пешехо¬дов. Встреча с с(ен)-симонистами, одетыми в красные шапки и панталоны, с голубыми мантиями (les compagnons de la France*). Ездил на лодке на па¬роход Ferdinand и решился взять место на этот пароход. Время, кажется, установилось. Гуляли по той же набережной вместе с Рейтерном перед обе¬дом. Чувствительное влияние юга, видимое в физиономиях. Смуглые лица, сверкающие глаза и полуоткрытый рот. Разительная небрежность в одеж¬де и запачканность нищих. Игры ребят: две жопы и одна голова вместе. Пряники и драка. После обеда был у Бланшне, живущего в rue de Grignan, в которой есть остатки дома маркиза Гриньян, бывшего губернатора Про¬ванса, зятя М-е Sevigne. Видны вороты и часть замка; остальное застроено новыми зданиями. У Бланшне просидел час и возвратился домой. Вечер провели с Бланшне и нашим консулом. Город (та часть, которую нынче видел) прекрасно выстроен: широкие улицы, вымощенные широкими
* товарищи Франции (фр.).
камнями, по коим идти весьма покойно. На Place Royale стоит большой са¬рай для военной стражи, загораживающий всю прекрасную площадь, кото¬рой украшением служит великолепный фонтан, построенный Карлом X. Мой проводник утверждает, что в городе весьма много порядочных рестораций.
9(21), воскресенье. Марсель. Поутру дома. Обедали у Лабанда в его заго¬родном доме. Разговор за столом с реформатским пастором о смертной каз¬ни52. Вид с павильона на Марсель: бесплодность утесов и утесистого грун¬та, покрытого мохом. Деревья не густые и не тенистые. Маслины, сосны, исполинская шелковица. Здесь солнце светит и не радует. После обеда к Бланшне в его сельский дом, стоящий у подошвы голого утеса, на коем воз-вышается Fort de Notre Dame de la Garde. Здесь был священный лес, опи¬санный Кесарем и Луканом53. Дом беспорядочный и не веселый, осенен соснами. Кругом дичь и нечистота. Места, где растет более деревьев, нездо¬ровы от скопляющейся сырости. Многие жители предпочитают в летние жары июля и августа жить в городе и возвращаться за город в сентябре, до января. От Бланшне возвратились в трактир, где встретил нас Антон Чи¬черин, приехавший из Флоренции. С ним вместе в театр, где давали сцены из "Barbierde Seville"54. В антракте читал актер или, лучше сказать, ревел сти¬хи Мёгу55, в которых самое надутое было аплодировано с шумом. Вечер просидел у нас Чичерин.
10(22), понедельник. Марсель. Поутру делал покупки. Завтрак у Бланш¬не с доктором Лотиром, с нашим консулом. Разговор о древностях Марсе¬ли и о нынешнем состоянии Франции. Вечер были у меня русский консул и А. Чичерин; болтовня последнего и воспитание.
11(23), вторник. Отправление из Марсели на пароходе Фердинанд в 8 ча¬сов с половиною. День ясный и тихий, но не жаркий. Прошли мимо белых утесов Марсели, столь же белых Тулона и видели зеленеющие берега Гиеры с ее померанцевыми садами, прошли между берегом и островами, коих пять. Покрыты зеленью, но безлесны. Горы представляют вид приятный. Они пропали из виду около 6 часов пополудни. На пароходе пассажиров не мно¬го. Два молодых француза56: Roger de la Bastide и La Tessoniere, путешеству¬ющие для удовольствия; пожилой француз с женою, которой худо от мор¬ской болезни; два италианца, из коих один возвратился недавно из Сицилии. Пароход идет тихо. Я проклятый для моря и всё себя чувствую дурно. Ночь проспал хорошо. Луна и звезды. След фосфорический корабля.
12(24), среда. Ночь проспал спокойно. Поутру после завтрака морская болезнь взяла свое. Ночью проехали мимо Фрежюса, Антиба и Ниццы и были в виду Финале. Виды берегов великолепны. Вид картинный S. Маи-ricio, Oneglio, Alassio, Albenga. Залив Генуезский представляет цепь зданий и вилл. Время благоприятствовало для въезда в гавань Генуезскую. Вели¬колепие зданий и галерные невольники по два на цепи. Контраст велико¬лепия и бедствия человеческого. Города представляют одни пункты блес¬тящие; но сколько промежутков мрачных: нечистота улиц, нищие, вонь. Визит осмотрщиков; в полицию со всеми товарищами парохода; сперва вместе в Croix de Маке, где, к счастию, разлучились с толпою, и пересели¬лись в Aigle d'or (Aquila d'oro), великолепный трактир с мраморною лест¬ницею, комнаты высокие с покойными постелями и коврами на полах. (Осмотр таможенный в воротах.) Глупость, заставившая меня выпить чаю с ромом вместо лимонаду, от чего часть ночи испортилась. Рейтерн остался дома, а я в театр. Великолепное здание, лучший, какой я знаю. Шесть ря¬дов лож, по 30 в двух низших, 33 в четвертом и по 31 в двух верхних, всего на всё 155. Сцена огромная. Играли "Л Pirata"57. Ensemble, хотя нет особен¬ных талантов. Imogina и Pirata, прекрасные актеры. Но еще более поразил меня балет "Eteocle et Polynice"5*: пантомима, соединенная с музыкою, точность движений, соглашенных с тактом, верность костюмов, живописность групп, умеренность в танцах, одним словом, превосходное целое. В этом зрелище вся живописная живость Италии; чувствуешь, что ты в стране живописи, поэзии и быстрых страстей, энергических в своем выражении, но минут¬ных. Возвратился домой в ХА одиннадцатого и долго не мог заснуть от вол¬нения, произведенного виденным, путешествием и чаем.
13(25), четверг. Генуя. Счастие нам изменило в Генуе. Проливной дож¬дик, который скрыл от глаз ее прелести; надобно ограничиться осматрива¬нием архитектуры. В 8-мь часов с половиною началось наше архитектур¬ное странствование.
1. Palazzo Reale, в улице Бальбы. Уже старинное здание, купленное у фа¬милии Дурацца. Из замечательных горниц одна галерея, украшенная стату¬ями, между коими «Похищение Прозерпины» во вкусе Микель Анжа. Украше¬ния других комнат не замечательны, но есть картины достойные внимания. Особенно «Мария, умывающая ноги Спасителя» Павла Веронского; «Волхвы» Иоанна Лейденского и «Пастухи перед Спасителем» Тициана; "La confirmation" d'Albrecht Durer.
2. Университетский вестибюль, великолепные колонны, лестницы и пе¬реходы; мраморные львы.
3. Древний дворец Андрея Дориа, с стенами, украшенными фресками. Терраса. Сад с переходами. Вид на гавань. Лестница и трофеи А. Дориа.
4. Церковь Благовещения. Великолепнейшая в Генуе; своды покрыты позолотою, два ряда колонн красноватого мрамора разделяют церковь на три части, над ними своды, украшенные фресками. «Святая вечеря» Прокачини.
5. Palazzo Serra. Богатая комната с великолепно вызолоченными колон¬нами и зеркалами, стоившая, говорят, 1.200.000 франков, что невероятно; ничего, кроме позолоты. Тяжелое чувство. Портрет хозяйки в красном бар¬хатном платье, которое написано прелестно.
6. Palazzo Durazzo. Великолепный вестибюль и лестница из белого мрамора.
7. Кафедральная церковь Св. Лаврентия из белого и черного мрамора, это великолепно извне, а внутри портит главное действие. Замечателен особенно придел Иоанна Крестителя, в коем хранится его прах. Саркофаг, в коем он привезен из Мирры генуэзцами. Гроб Фиески.
8. Дворец дожа. Две залы Большого и Малого Совета. Место трона в первой и во второй с полукругами для сенаторов. Малая с вызолоченными пиластрами. Большая: с нишами, в коих находились мраморные статуи дожей и кои теперь замещены гипсами в холстинных платьях.
9. Церковь Стефана. Старинное здание, замечательное великолепной картиною Рафаеля, изображающею избиение камнями с(вятого) Стефана. Верхняя часть Рафаеля, нижняя Июлия Романа, но достойная учителя. Фигуры Спасителя и Бога Отца, контраст мученика с бешеными мучителя¬ми. Всё это Рафаэль.
Контраст великолепия с нечистотою. Итальянцы любят украшения в сво¬их нечистых лавках. Но все сии украшения не имеют в себе ничего при¬влекательного; тихая жизнь здесь не окликается. Чувствительно, что при¬быток, какой бы то ни было, и чувственное наслаждение туманят каждого. День несколько прояснился, когда мы возвратились на пароход. Там всё было загромождено экипажами принцессы Лейхтенбергской, едущей во Флоренцию с дочерью; полдюжины горничных девушек, несколько попу¬гаев, ящиков, узлов, ящичков и прочее, целый хаос. Скоро явились сами путешественницы, пароход тронулся, и началась качка. Дамы скрылись, и ночь их была незавидная, так же, как и наша, ибо шел сильный дождь и очень качало. Я не спал; но тошноты не было.
14(26), пятница. К утру прояснилось; но утро было холодное. Наконец, перед Ливурною всё сделалось ясно; но холод продолжался. Сцена или, луч¬ше сказать, приступ на наш пароход лодочников достоин Италии. Ливурна не замечательна зданиями, но живой город. Мостовая превосходна. Нищие приводят в бешенство своею неотступностью; но здесь всё нищенствует: не любопытство, не доброжелательство заставляет их глядеть на путешествен¬ника, а надежда что-нибудь взять от него. Мы остановились завтракать в cafe Minerva. Я отправился на кладбище. Долг свой милому праху Саши59 запла¬тил только биением сердца при приближении. Остальное смущено поспеш-ностию, помехою; я срисовал милый гроб наш. Место тихое и ясное. Возвра-тясь в Ливурну, отправился в Пизу: сторона италианской равнины Арно, по которой прядутся белые паруса; зеленые дубы; cassine* живописные, но не¬чистые, с окнами без стекол; в дверях работницы с своею пряжею, возы древ¬ней формы запряжены волами; над этою зеленою равниною, на коей кое-где чернели пинии, голубые Альпы и Аппенины и прелестные здания Пизы. Город прекрасный, но как будто вымерший; на великолепной мостовой иног¬да попадается не более трех человек при переходе через улицу; прекрасная набережная Арно с маленькою готическое церковью Maria Spina, Longarno, maison Lenzi. Случай меня привел остановиться в трактире окнами против окна, в коем сидела Саша, и против той башни, которая своим звоном ожи¬вила ее последнюю ясную минуту. Я входил в дом, но не видал горниц, в коих теперь живет М-е Perdonnet. Первый ход в кафедральную церковь: чувство
* домишки (ит.).
з*з
изумления, производимое ее сокровищами, есть болезненное. Видишь Ита¬лию, а нет времени насладиться. Картины главного алтаря, между коими особенно святая Екатерина A(ndrea) del Sarto, «Жертвоприношение Авраа¬ма» и «Снятие со креста» поражают душу. Всё остальное потревожило ее, как великолепный сон; ряд колонн, стены из черного и белого мрамора, пото¬лок времен Медицисов, несколько великолепных фресков и мозаика над глав¬ным алтарем — всё чудесно. Двери бронзовые, под руководством Иоанна Бо-лонского изваянные, фасад здания разительны. Площадь, поросшая травою, на коей он стоит, окруженный другими зданиями, говорит о минувшем величии. Тут Баптистериум, Campo Santo60 и наклоненная башня. Эффект последней нарушителей. Баптистериум чудесное здание. Величественная архитектура, свод, эхо, особенно кафедра из разных мраморов с множеством барельефов на колоннах, поддерживаемых львами, поражает своею смелос-тию. Архитектура Campo Santo приводит в изумление своим величием и лег-костию и землею из Палестины. Всё это великолепный монумент древней славы. Стены покрыты фресками Жиотто, Буфалмако, Органья. Это бездна, для которой нужны не часы, а годы. Тут видишь начало живописи. (Черт, сажающий на вило Наполеона.) В стене множество надгробных памятников. Особенно поразительны два древних бюста, Адрианов и Брутов, неизъясни¬мо превосходные. Мавзолей графини Шуваловой величественный, но дурной. Множество древних гробов, урн, барельефов и бюстов. Маленькая голова Микель Анжа. Бронзовый гиппогриф из Карфагены. Несколько фресков Жиотто, вырезанных из стены. Отсюда возвратились домой усталые, через Рыцарскую площадь и некоторые улицы, говорящие своими зданиями о древ¬ней Пизе. После обеда ходили по Longarno. Ночь была спокойная.
15(27), суббота. Поутру в 8-м часу рисовал из окна. Осматривали по бе¬регу Arno la Spinela. Терновая игла уничтожена61 французами; осталось место, где она хранилась. Прекрасная маленькая совершенно готическая церковь из белого мрамора. Возвращение из Пизы прекрасным утром. Путь возвратный однообразный. Ливурна в пустой равнине. Всё в пышном цве¬те: лён, бобы; высокая рожь, уже околосившаяся, тополи, обвитые зелене-ющими виноградниками. По равнине канавы и лес из зеленых дубов. Ки¬парисы. Ограды полей из виноградников, которые идут вдоль аллеями. В Ливурне завтракал у Рейтерна. Выехали из Ливурны в 2 1Л, приехали в Чивита Векию в половине одиннадцатого на другой день. Погода была холодная, но ясная. Паччини. Ночь провел хорошо.
16(28), воскресенье. Приезд в Чивита Векию. Пристань с двумя узкими входами. Посредине факел. По обочинам башни времен Траяна. Встреча с Тургеневым62. Консул французский63. После завтрака выехали в 3 1Л часа из Чивиты Векии. Погода час от часу лучше. Вечер лунный и звездный.
17(29), понедельник. Переезд в Неаполь. Ночью перед захождением луны один на палубе. Чистота неба, движение корабля и ярких звезд между мач¬тами; полярная звезда; цвет луны. В это время мы были против capo Circello. Встал с захождением (sic!) солнца. Мы против Террачины; видны горы, находящиеся по дороге от Террачины до Гаеты; из-за них выглядывают снежные вершины Abruzzo; видны Террачина, Connetto и Gaeta. Магичес¬кая смена видов: Гаета на утесе; постепенное явление Искии, Прочиды, Везувия, Капри. Цвет неба, моря, соединяющий их пар, приятность и не¬определенность форм, голубой цвет гор и янтарный цвет снега, гармония всего невыразимы. Но всё превзошел последний вид Неаполя, когда мы прошли Низиду, Мизенум, исполинский утес, и перед нами открылся го¬род и весь его залив с одиноким посреди Везувием. Это зрелище единствен¬ное в мире. Прошедши Castel Nuovo, мы вошли в гавань, где в первый раз я почувствовал жар Италии; мы принуждены были дожидаться более двух часов. Потом нас спустили с корабля, чтоб бросить в когти перевозчиков и потом таможни, которая, заставив нас прождать под открытым небом, по¬среди толпы в отрепьях, которая жадно глядела на наши разбросанные пожитки, наконец, поступила с нами благосклонно. Поехали в коляске в трактир della Vittoria, но места не нашли и остановились в Hotel de la Russie, в хороших комнатах, в коих свободно гуляет ветер. В этот вечер уста¬лость ничего не позволила предпринять, даже и на балконе сидеть было нельзя от довольно резкого холода. Еще нет Италии — всё, что и где не природа и не искусство, отвратительно.
18(30)у вторник. Дождик льет ливнем, и холодный ветер свищет в окна; от сильного ветра нет приюта; все окна с щелями, двери не затворяются — вот как Неаполь нас угощает! Но этот день и так должен быть потерян на визиты. В десять часов мы отправились сперва к Местеру64 и нашли его больного жабою и в опасности, потом к Лебцелтерн, от нее к графине Ало¬пеус, которая не приняла, ибо уезжала в Рим, а с нею и князь Лопухин; потом к Кривцовой, которая в Сорренте; потом к посланнику; он принял; холодный, приветливый и весьма учтивый старый дипломат с умною же¬ною65. От него в Музеум Бурбонский, где успели только видеть одни фрес¬ки и мозаики Помпеи и Геркуланума. Во многих надобно удивляться и сюжету, и исполнению, во всех благородству и царствующему чувству пре¬красного. Это училище вкуса, драгоценные правнуки древнего искусства и неистощимый источник материала для художника. Жаль, что всё это сня¬то со стен; что нельзя было оставить там, где всё это было: там было бы оно питательно для воображения, здесь представляет какую-то уродливую мас¬су, которая, наконец, утомляет внимание. Отпечаток груди и руки молодой женщины в лаве и ее череп; фрески, взятые из дому поэта; алтарь Приапов, имена солдат, найденные на стенах казармы; Мед узина голова; мозаики из камней, камней и состава, из состава; некоторые прекрасны; но так много, что память не в силах ничего сберечь. Из музеума в нечистый Albergo Reale, оттуда к княгине Волхонской, которую не застали, наконец, домой; отды¬хал и грелся у камина. Дождь льет рекою.
19(1 мая), среда. Дождь продолжается с холодом. Неожиданное явление Есипова, который для того, чтобы удобнее возвратиться в Россию, рассу¬дил из Парижа приехать в Неаполь. Попытались съездить в Музеум, но им весьма не в пору завладела королева. Решились употребить дождливый день на осмотр некоторых церквей и поехали в кафедральную церковь Святого Януария, которую приготовляют к празднику, имеющему быть в следую¬щую субботу. Колонны завешаны простою обивкою с позументами, алтарь весь уставлен свечами. Церковь, основанная Карлом Анжу, была первона¬чально построена в чистом готическом стиле, но совершенно испорчена переделками; потолок, богато вызолоченный, покрыт фресками Ланфран-ка и Спаньолета. Главный алтарь из vert antique* выкладен лапис lazuli**. Близ него серебряный бюст св. Януария. Две боковые капеллы сохранили первоначальный стиль, но закрашены фресками. В главном алтаре под пре¬столом мощи святого. В капелле Св. Януария прекрасная картина Ланфран-ка. Тут же в сакристии хранятся тридцать шесть больших серебряных литых бюстов, изображающих разных святых, архангелов Михаила и Гавриила и пр. Грубое, материальное богатство; их выносят в процессии, в день со¬вершения чуда. За главным алтарем бронзовые два шкапа с двумя замка¬ми, от коих один ключ находится у короля, а другой у архиепископа. Луч¬шее украшение сей церкви суть картины Доминикина, изображающие: 1-я— мученичество св. Януария, 2-я— чудо, совершаемое во имя его над увечными и слепыми, 3-я — воскресение мертвого. Обе последние превос¬ходны: выражение воскресшего и лица, его окружающие; лицо, соверша¬ющее чудо, в обеих картинах и ожидание исцеления в увечных — всё это достойно великого живописца; рисунок, композиция, колорит, всё превос¬ходно. Из сей церкви, позавтракав в нечистом кофейном доме, на засален¬ных стульях, посреди вонючей толпы нищих, от коих нет нигде прохода, отправились осматривать катакомбы. Живописный вход через женский мо¬настырь. Монахини, испуганные нашим приходом. Чичероне с факелом посреди подземелья. Гробы, церковь, молебницы с живописью, остатки древних костей. Мнения насчет катакомбов, их обширность, закладенная дорога. Обедали у Штакельберга с княгинею Волхонскою. После обеда в ко¬ляске, при очаровательном свете месяца, путешествие по Кияе до замка ко¬ролевы Иоанны (Дон'Анна). Villa Reale, след французского правительства. Прекрасное освещение домов. Пустынность жертвенная; домы, где гнездят¬ся лаццарони, берег, уставленный их лодками. Villa с огромною пальмою. Дом поэта Саннацара; Aqua Leone. Позилиппо.
20(2), четверг. Всё утро проведено в Музеуме Бурбонском. Прежде все¬го осматривали мраморы. Семейство Бальбов, дочери, мать, отец и сын; верховые статуи; летопись седоков и коней. Умирающий гладиатор при чувстве смерти в полноте еще силы. Флора и Геркулес Фарнезский; послед¬ний для меня превосходнее: точно дышит, сила покойная, но ничего бо-жественного. Бык Фарнезский имеет много красот, статуя королевы и сам
* Специальное покрытие для бронзовых поверхностей, имитирующее пати¬ну (фр.).
** ляпис-лазурь (фр.).
бык превосходны, но нет единства и ничто не поражает. Самое превосход¬ное творение Аристид: ясная, прекрасная душа, приветливость, внимание и спокойствие. Особенное впечатление производит галерея императоров и посреди их стоящая в размышлении Агриппина. Сходство, мысль о со¬временности и древности, всё это производит совсем иное впечатление, нежели простой гипсовый бюст. Сидящий Август, Ливия, Маркелл, голо¬вы императоров от Тиверия до Каракаллы. Величественная голова Марка Аврелия, привлекательное благородное добродушие Антонина Кроткого, колоссальный Тит, Адриан, Траян, всё это вызванные тени. Чувствуешь в душе особенное движение. После прошли в бронзы: дитя Геркулес, от¬дыхающий Меркурий, Фавн, колоссальная голова коня и другие. После бронзов помпейские и геркуланумские памятники: канделябры, домашние утвари: весы, пинсеты, оружия, инструменты хирургические, уборы, чаш¬ки, кринки, кувшины и вазы. Целое отделение наполнено вещами стеклян¬ными; другое — остатками пищи: хлеб с именем, фрукты, вино в кувшинах; жидкость. Женские уборы, камеи и пр. и пр. Папирусов не могли видеть от позднего времени. Из картин взглянули на некоторые превосходные Рафаеля: портрет Льва X и еще два портрета, два святых семейства, чудес¬ное совершенство. Доминикинова «Невинность под защитою ангела». Тици¬ановы Филипп II иДанаят. Караважиева ужасная Юдифь, приводящая в тре¬пет. Пинтуриччио «Вознесение Богоматери», достойное Рафаеля. Портрет Христофора Колумба, кажется, Пинтуриччия, и две прелестные маленькие картины Кореджия. Не забыть Магдалины [прбл.]*. Сей осмотр кончили взъездом на Capo di Monte; быстрейшая смена видов; особенно поражает богатство растений: кактусы, тополи, сплоченные виноградом, между ними бобы, горох и огородные растения, и в их хаосе черные пинии, и надо всем этим невыразимая лазурь италианского неба. Встреча с Михайловою. Обе¬дали у княгини Волхонской с Есиповым. Пицати. Вечер дома. Легли спать рано, дабы на другой день быть ранее готовыми.
21(3), пятница. Чудесный, незабвенный день. Поездка в Помпею67. С Ца-ном68 через С.-Жиованни, Портичи, Резину, Torre del Сгесо (кораллы) и Torre del Anonciata (материи). В Портичи взглянули на Геркуланум. В Пор¬тичи заказали обед и, позавтракав, отправились в Помпею. Величествен¬ность и пустынность; тишина Везувия; лазурные пары, всё обнимавшие, всё в дыму жаркого дня. Вход мимо Диомедовой виллы через улицу гробниц. Два великолепных гроба с барельефами, окруженные стенами. Триклини-ум. Вилла Диомедова: atrium, tablinum, внутренний двор с колоннами, пруд с фонтаном, две бани, терраса, внизу подземный ход со сводами и еще мно¬го ваз с вином, где найдено много скелетов. Скелет хозяина в воротах. Три-клиниум на кладке. Гроб в подземелье. Цицеронова вилла. Лавка. Следы гипса. Геркуланские ворота с будкою для сторожа, коего скелет здесь най¬ден. Дом весталок. Фабрика. Дом Саллюстия один из самых замечательных. Фреск Актеонов. Дом трагического поэта, весьма сохраненный. Дом Кас¬тора и Поллукса, величественные колоннады. Дом Фавна, наибольший, лучший, вырытый в честь Гёте69; праздник его рождения; мозаика, пред¬ставляющая сражение Александра с Дарием. Всё это мы обходили в жар, который менее мучит, нежели свет солнца в этом городе теней без тени. На форуме был Юпитеров храм; я отдохнул за рисованьем. И эта половина путешествия была очаровательна. Пустота форума с алтарем посредине; воз¬вышающийся над площадью храм; великолепный храм Венеры и Аполло¬на с одной стороны, а с другой храм Меркурия. Пантеон (вероятно, место гульбища) с статуями Августа и Ливии. От храма Юпитерова вид на Monte Sant Angelo и Castellamare, от Базилики вид на Везувий. Тишина. Пустота, цветы и растения — невыразимо. От дома Шампионеттова70 (минутный гость, дающий свое имя чужому неизвестному) вид на равнину, скрываю¬щую под собой остаток Помпеи, залив, берега, с Castellamare, Sorrento и Вико и на Капри чудесный. Отсюда пошли смотреть начало рытья: явилась стена с фреском, изображающим лиру и вазу, на красном фоне, и часть ко¬лонны. Отсюда в театр, храм Изиды. Одеон (змеи). Торговая площадь. С холма виден всход на амфитеатр и над ним чудесный Везувий. Вечер. Пустота арены. Скелеты, изображающие христианскую смерть, и Гений, смерть древних. Вечернее освещение Везувия. Нищие. Обед в Torre del Annunciata. Дремота при переезде. Спуск в Геркулановский театр: слои, лежащие над погибшим городом.
22(4), суббота. Праздник святого Януария. Вошел в кафедральную цер¬ковь святого Януария. Процессия и воющие женщины. Всеобщее равноду¬шие к празднику. После обеда через Позилиппо на Strada Nuova. Смена чудесных видов: рисование у villa Barbaya (старая и молодая королевы), виды по берегам на Неаполь, сияющий в заходящем солнце, на равелины дворца Иоанны, замки, на Капри, лодки, виллы внизу, lazzaroni. Драка женщин. Виды от Strada Nuova на Низиду, Искию, Мизенум, Байю и Сат-pagna Felice. Захождение солнца за Байею. Возвращение. Часть дороги при свете полной луны, восшедшей великолепно из-за Sant Angelo. Фиолетовый цвет неба, и берегов, и островов. Полоса по морю. Лодки в блеске. Путе¬шествие по Villa Reale. Свет луны сквозь зеленые дубы, храм Петра под стра¬жею. Путь к стене, шум моря и чудесный блеск луны. Освещенная окрест-ность; Везувий и все берега в дыму.
23(5), воскресенье. В семь часов (Штакельберг и приглашение к обеду) отправились через Позилипскую пещеру в Пуццоли. Пещера широкая, устланная лавою, способная для проезда трех карет; по обеим сторонам зажжены фонари; виден след прежней пещеры. Через Fuorigrotta мимо Campagna Felice, восхитительную своим разнообразием и плодородием и достойную своего имени, в Баньоли, откуда вид на Позилиппо, Низиду и весь залив; на горизонте Капри. По обеим сторонам дороги беспрестанная тополевая роща, покрытая сетью виноградников и ковром цветов, полевы¬ми и огородными растениями, лупином: сквозь деревья мелькают беспре¬станно виды и вьются прекрасные дорожки; плодородие во всём своем восхитительном цвете. Но люди противные; ни признака приветливости;
самое отвратительное нищенство во всех движениях. Они портят здесь вся¬кое наслаждение и приводят только в бешенство своим бесстыдством и не-отступностию. Всякое чувство участия исчезает. Нигде нет такого разнооб¬разия нечистоты и лохмотьев. В Пуцоли мы выдержали нападение этих гарпий, к ним присоединились лодочники, погонщики ослов и продавцы всякого рода антиков. Из Пуцоли мимо Lago d'Averno через Arco Felice на Кумейский холм. С высоты, с которой видно Lago d'Averno, виден весь мир баснословный: предание о киммериянах, вход в подземный мир71. Lago d'Averno было соединено с Lucrino каналом; а последнее составляло с мо¬рем Portus Julius. Явление Monte Nuove, близ коего возвышаются Фаверн-ские горы (М. Barbaro), изменило вид сего места. Здесь Агриппина была брошена в воду и отсюда спаслась и пришла берегом к своему замку, где погибла от убийц. Arco Felice, остаток ворот Кумейских; на высоте холма остатки храма Аполлонова; внизу пещера Сивиллы, в которую мы входили. Влево от дороги глубокая яма, означающая место Кумейского амфитеатра. От Кумейского холма до Lago del Fusaro в коляске; отсюда весь остаток пу¬тешествия на ослах. На берегу залива храм Венеры и Дианы, две величе¬ственные развалины. Далее так называемый гроб Агриппины, вероятно ее вилла; в воде следы храма Геркулеса; далее так называемая Cento Camerelle и чудесная Piscina Mirabile; тут взгляд на Мизенский залив, место древнего Мизенума, театр, где был Тиверий за минуту до смерти, и город, откуда Плиний отправился через море, дабы погибнуть у подошвы Везувия; здесь началось наше обратное путешествие на ослах, берегом Байского залива, посреди разрушенного мира; стены слились с утесами: мы проехали мимо бань Нерона, Лукринского озера, Кесаревой пристани, Цицеронова Пом-пейанума, взглянули на развалины храма Юпитера, Сераписа и на остаток моста Калигуллы. Было 7 часов, когда возвратились обедать в Пуццоли. От¬сюда обратно в Неаполь в коляске, при блеске луны; но я спал от усталости.
24(6), понедельник. Приглашение Штакельберга и отказ. Пицати. Визит к Местеру, Лебцельтерну, и Штакельбергу. Флюс Тургенева. После обеда в S. Elmo. Церковь Святого Мартына. Удивительное богатство мраморной мозаики, lapis lazuli, vert antique. Спаситель, снятие со креста, Спаньолета, превосходная живопись. Несколько фресков Спаньолета. Великолепные дворы и переходы; везде мрамор и мозаика; необыкновенная чистота. На место монахов инвалиды. Вид с балкона и из саду на Неаполь. Утес до¬мов, разрезанный узкими улицами; шум и движение. Испорченная улица и испорченная прогулка; хотели ехать через Позилиппо и возвратились через Каподимонте тесными переулками из высоких стен, обросших жи¬вописными растениями и уставленных солдатскими будками, точно жизнь, испорченная одним преступлением, которое бросает против воли на путь неизбранный, печальный, без перспектив и с безнадежностию; сверху толь¬ко небо, но и оно печалит, а когда выйдешь на воздух, оно уже темно, мрачно и свободно, как смерть. Вечер дома. У нас княгиня Волхонская. Болезнь Тургенева во всю ночь.
25 Зак. 263
3^9
25(7), вторник. Пицати и планы. Поутру в Музеум осматривать папиру¬сы. Образ развертывания. Главное содержание. Переписка. Чтение. Допол¬нения. Издание. Профессор. Запрещенный кабинет. Напрасная попытка ехать на Везувий. Прогулка в Позилиппо. Берг и Фитингоф.
26(8), среда. Путешествие на Везувий. Салваторо проводник и продавец минералов в Резине. Регион растений, регион лавы и печальные следы раз¬ных извержений. Возвратились в 4 часа. Падение. Обед у Штакельберга. Убриль, но которого я принял за англичанина. Шеппинг с женою. Моло¬дой Штакельберг. Катакази. Вечер дома.
27(9), четверг. Поездка в Сорренто. В 7 часов из Неаполя. До Вико на шлюпке. Жар и усталость. Обед на террасе в Вико, посреди запаха поме¬ранцев и нужника. В четыре часа отправились на ослах в Сорренто. Чудес¬ные виды при переезде через гору, между лесов оливовых, померанцевых и лимонных, по высокому берегу моря; чудесные промоины с пещерами, покрытые лимонными и померанцевыми деревьями. Лица и обращение совсем иное; приветливость без жадной надежды на награду. С захождением солнца приехали в Сорренто и остановились в трактире Donna Rosa.
28(10), пятница. Смотрели Тассов дом. Переезд в Carricatogna на ослах. Вор проводник. Цветущая долина. Спуск по крутизне к Каррикатонью. Каменная избушка. Переезд из Салерно. Сперва жар и виды диких бере¬гов до Vettig Majora. Великолепные берега отсюда до Салерно, особенно виды Амальфи, Минуры, Майуры и Салерно. Смешная сцена на пристани салернской и учтивый полицмейстер. Вид из трактира, ужин на террасе; общество французских путешественников. Темнота неба с прелестными звездами. Летучие светящиеся мухи.
29(11), суббота. Поутру рисованье на террасе. Путешествие через Виет-ри, La Cava. Обед в La Cava. Оттуда в Помпею, где рисовали на развали¬нах торговой площади, осмотрели храм Геркулеса, форум, театры, храм Изиды, большой форум и мозаику. Преследование нищих. Встреча с про-цессиею погребальною. Les penitents blancs и les penitents noirs*. Король и молчание певчих. Ужасная пыль.
30(12), воскресенье. Перемена плана. Ванна. После обеда через Campagna Felice в Пуццоли. Встреча с жандармом. В театре «Ромео и Юлия» Беллини и "Carlo Temerari"72, балет.
(Май)
1(13) мая, понедельник. Покупки. Обед у Местера. Вилла Ричарди. Из¬вестие о Мердеровой смерти73.
2(14), вторник. Выезд из Неаполя в 5 часов утра. Проехали через Капую, где осматривали бегом кафедральную церковь с старыми колоннами, с ста-туею Снятия со креста Иисуса Бернини и с прекрасным древним барельефом.
* Кающиеся белые и кающиеся черные (фр.). — Имеются в виду монахи фран-цисканского ордена.
До S. Agata ехал в карете, потом пересел на козла любоваться красотами Кампаньи: Гарильяно и взъезд к Via Appia, гробы по обеим сторонам. Из Гарильяно в Mola di Gaeta. Цицеронова вилла и место его убийства. Меж¬ду Итри и Фонди классическая сторона разбойников. Великолепная печаль¬ная сторона. Быстрый спуск и пещеры. Развалины. Проводник. Между Фонди и Террачиною другая классическая сторона разбойников. Границы неаполитанские, границы Римской области. Утесы Террачины. Развалины Феодорикова замка и вид моря.
3(15), среда. Выезд из Террачины и приезд в Рим. День богатый впечат¬лениями. Переезд через Понтийские болота. Via Appia, богатая пышная зелень, аллея ильмовая и тополевая. С левой стороны канал. Вид на Monte Circello. Террачинская гора, поворот в Самнитские горы, вертепы разбой¬ников. Впереди малая низшая гора, как отделившийся утес. Чем далее от Террачины, тем обширнее равнина; богатство растений, жатва, тростник высотою с деревья, табуны лошадей, стада, буйволы; но люди бледные; со¬старившиеся юноши; оставленные караульни; почтальоны. Вкруг пение соловьев; поля покрыты желтыми цветами, лилиями. От Террачины до Веллетри всё болотная равнина. Видимы вправе сперва Самнитские, потом Сабинские горы, Сесса, Кори на высотах. Между Пиперною и Веллетри последнее классическое место разбойников; на высотах их притоны. Самые прелестные деревья, какие я видел в жизни, находятся между Женцано и Альбано. В Альбано, отдохнув, осматривали озеро Неми, с берегов коего видны Рим, купол Святого Петра. С пункта, на котором я стоял, видно впра¬во место древней Альбы, Монте Каво, Rocca di Papa, напротив Фраскати и Тускулум, слева Castel Gandolfo и затем в отдалении Рим. От Альбано до Рима всё пустеет; безлюдность, но не бесплодность; природа та же, почти Рим; всё покрыто его гробом и развалинами гробов, идущими вдоль разва¬лин Аппианской дороги; прекрасно озаренные солнцем акведуки; из-за всех развалин купол Петра; цвет суровый; ясное небо. Великолепная равнина; пастухи верхом с конями; въезд в ворота S. Giovanni; проезд мимо S. Gio¬vanni di Laterano, Колоссея74, форума, Траяновой и Антониновой колонны на Piazza di Spagna. Остановились в Strada di Condotti, Hotel de Franz.
4(16), четверг. Рим. Встал рано. В 8 часов отправились в S. Giovanni di Laterano. Остановились в Forum. Первый взгляд. Потом в Колоссей: тут весь Рим. Этого впечатления огромности угадать невозможно, не видевши, так же, как и впечатления развалин Рима и пустыни, его окружающей. То же дол¬жен произвести гроб Наполеона на Святой Елене. Из Колоссея на минуту в Латеранскую церковь, из коей прогнал назад холод. Муравьев75. Взгляд на внутренность великолепной Maria Maggiore; отсюда в Амфитеатр Преториа-нус, в храм Венеры и Амура и S. Croce in Gerusalemme. S. Stefano Rotondo (храм Бахусов); внутренность; колонны. История мучеников, изображенная фресками, на стенах, Pomarancio и Tempesta. Ожидание Папы в тени; равно¬душный народ: пение; игры в кости. Величественность явления Папы; ин¬дульгенции. Пустота площади. Развалины папства и римского величия ря¬дом. Возвращение домой через Monte Cavallo: великаны Фидия и Праксите-ля. Взгляд на Гвидову Аврору в palais Rospigliosi: древняя прелесть, яркость красок и свежесть всей композиции; смотреть всего лучше лежа и в зеркало. Через Fontana di Trevi домой. Кривцов. После обеда путешествие в церковь Святого Петра. Замок Св. Ангела и мутный Тибр. Явление храма не пора¬жает, но, подходя, на тебя падает огромная масса. Удивительная фасада — это не есть ошибка. Как идея Бога, в которой нет ничего разительного, ибо она в жизни души, но в которой всё велико, всё необъятно, всё глубоко, та¬ков Святой Петр. Бездна богатства, но всё исчезает в одной великой идее. Наконец нашлись три предмета, давно знакомых издали, давно ожидаемых истощенным воображением, которые в существенности вполне удовлетвори¬ли ожидания. Это вход в обетованную землю. Гробница Петра и перед нею папа на коленях. Гробы пап Берниниев, Кановы и Торвальдсена. Maniere grandiose, mais appretee, simple*, но без целости. Памятник с фигурою, по¬крытою бронзовым платьем.
Глупое пение и жалкие органы. Стул Петра (Maitre autel**.) Отсюда че¬рез Trastevere и остров Тиберина мимо театра Маркеллова к Ponte Rotto, дому Риенци, храму Добродетели и Чести, храму Весты, Cloaca Maxima, Янусову храму и, наконец, в Колоссей. Величественный вид от креста на всю обширность, странная надпись на кресте: кто поцелует сей деревянный крест, тот получит разрешение на 200 дней. Мелкость креста. Вид на пе¬реходы. Вечернее небо, кипарисы, бурные тучи, растения между аркада¬ми; темнота низших переходов. День, полный в жизни меланхолической глубоким ощущением.
5(17), пятница. В 5 часов началось наше странствие через Капитолий. Всход мимо статуй Кастора и Поллукса к коню Марка Аврелия, окруженно¬му дворцом сенаторов, домом Музеума и дворцом Conservatori. Любовались видом Рима из окон Бунзена76, живущего на скале Тарпейской в виду всех памятников Рима. Мимо Aracoeli, Scala Germanici, по дороге Триумфальной сошли к воротам Септимия Севера; вид на весь форум. Отсюда между Пала-тинской горой, мимо развалин императорского дворца и Circus Maximus, бань Каракаллы, через Арку Друза и Porta Сарепа вдоль по Via Appia. Гроб Гора-циев и Куриациев. Гробы отпущенников Августа и Ливии. Дорога идет между стен и виноградников, и всюду гробы, одетые прелестною зеленью и кажу¬щиеся густыми деревьями; поворотив влево к храму Вакха или Каликста, весьма сохраненному, от него в уединенную зеленую долину к гроту Эгерии (Тургенев и газеты), потом назад и опять по Аппианской дороге к велико¬лепному гробу Сесилии Метеллы: ротонда, надстроенная зубчатыми стена¬ми Средних веков; убежище фамилии Гайетано; соединение здесь готичес-кого с древним. Головы быков77. Гербы Гаетано. Отсюда через развалины базилики Павла к Сестиевой пирамиде, подле коей лютеранское и английское
* Стиль величественный, но лишенный естественности, простой (фр.).
* Главный алтарь (фр.).
кладбище с гробом атеиста Шеллея78. У Брюлова79: Гибель Помпеи, портрет Самойловой, Демидова, множество начатого, и нет ничего конченного. Пос¬ле обеда с Брюловым и Габерцетелем в Ватикан, начавши взглядом на чу¬десный Пантеон. Сперва в Музеум, или в бездну статуй: Minerva Medica, Де¬мосфен, Мелеагр, Аполлон, Лаокоон, Бойцы и Персей Кановы; быстрый взгляд на остальное и на библиотеку. Папа богатейший государь в свете. От статуй к картинам. Рафаелевы ложи. Станцы, к счастию, были закрыты. В галерее величайшее наслаждение. Преображение рядом с Иеронимом. За ними Тициановы. Караважиево Положение во гроб. Гвидово Мучение Пет-ра. Пинтурикиево и Рафаелево Венчание Мадонны. Мадонна di Foligno. Свя¬той Бруно. Всё это в один день! Отдохнул на Monte Pincio в виду Рима и захо¬дящего солнца. Нашел у нас Рожалина80 и Иванова81, живописца с добрым сердцем и энтузиазмом к своему искусству.
6(18), суббота. Рано поутру в St. Augostino: заперт. В Maria della Расе. Рафаелевы Сивиллы. На развалины Диоклитиановых термов. Прелестная церковь Maria degli Angioli и переходы монастыря с кипарисами; один по¬строен, другие посажены Микель Анжем. S. Maria Maggiore, великолепие необыкновенное. Отсюда через S. Pietro in Vincoli (Моисей Микель Анжов и с(вятой) Петр Доминикинов) к Брюлову. Его картина и талант: он в опас-ности избрать ложный путь. С ним в Palazzo Borghese. Доминикиновы Охот¬ницы, Рафаелево Положение во гроб и несколько портретов, Доминикинова Сивилла, Корежиева Даная. Карачиевы фрески в palazzo Farnese и Рафаеле¬ва Галатея и Психея в Фарнезине. Потом чудесные Станцы; в 1-й Констан¬тин; во второй Атилла, Гелиодор, Чудо Бользенское и св. Петр; в 8-й Шко¬ла Афинская; Собор и Парнас; медальон Философия, Поэзия, Правосудие и Теология. В 4-й Пожар.
Возвратился домой в чрезвычайном утомлении физическом и моральном. У нас оказались: Иванов и Рожалин. Потом Муравьев и княгиня Зинаида Волхонская. Стендаль82 и спор. Не успев отдохнуть, в Капитолийский Музе¬ум, который прошел с чувством усталости. Океан; Пастух с занозою; бюсты кесарей с Агриппиною; Умирающий воин; бюсты философов. Планы Рима и консулярные фасты*; колоссальные головы и ноги, ваза Митридатова. В кар¬тинной галерее Волчица, разбитая громом, и бюст старого Брута; в картин¬ной же галерее: Гвершинова Петронилла, Веронезово Похищение Европы, Иисус и развратница Тициана, Дарий и Александр Pietro di Corton. Гвидов Святой Себастиан. Отсюда в Торвальдсенов ателье, который оживил упадшие силы. Это квартал, набитый великолепными статуями: апостол Иоанн и слушаю¬щий старик; пастух с собакою; другой, опершийся на колено; два стоящие юноши и муж; два младенца; лежащая женщина и лежащий мужчина; мать с младенцем. Барельеф Торжество Александра. Меркурий с мечом. Спаси¬тель, Ангелы, Религия и Сила и сидящий Папа. Понятовский Евгений на коне. Колоссальный конь. Бейрон с Чайльд-Гарольдом. Барельефы. Психея
* От лат. fasti consulares — списки высших должностных лиц.
Бьенеме. Рабочая Кипренского: Сивилла в двух светах и Мальчик под рого¬жею; всё прочее старые знакомцы: Шереметев и Давыдов. Вечер у Гурьева: Лудольф, Шпаур, Растаны, Графиня Потоцкая, Муравьева, Кипренский, Бру-ни и пр.
7(19), воскресенье. Объезд вилл. Villa Millini на Monte Mario. Первый вид, начиная слева: villa Borghese, S. Maria Maggiore, S.Jean de Lateran, S. Pierre, villa Pamphili, мутный Тибр, Албанские горы, Сабинские горы. Второй вид: ponte Molle, la vallee de Poussin, villa Albani. Разница видов неаполитанских и римских. Суровый цвет, темный город, пар, звон, une grande culture*.
И. В монастыре Онуфрия. Вид с террасы, внизу сад, Piazza Navona, Пан¬теон, Palazzo Farnese, S. Pietro in Montorio, Aqua Paulina. Пинтуричиева Ма¬донна в церкви; картина Леонардо да Винчи над дверьми. В церкви гроб83, доска в углу. На стене портрет. Алтарь полукруглою нишею с фресками. В библиотеке бюст с маски, зеркало, чаша, печать и рукопись. Между за¬прещенными книгами Боссюэт и Малбранш. Переход узкий в сад; дуб на углу древнего маленького амфитеатра, маленькая комната Тасса в конце ко¬ридора с надписью над дверьми.
В S. Pietro in Montorio; место распятия апостола Петра. Ротонда Браман-те. Внизу на своде барельеф по рисунку Микель Анжа из жизни апостола; вверху статуя Петра греческой работы и четыре евангелиста Микель Анжа. В самой церкви La Flagellation** с Микель Анжева картона.
В вилла Памфили. Вид от статуи на церковь Петра. Луг посреди зелени дубов и рощи пиний, посреди ее древний жертвенник. Лавровые аллеи. Фонтаны. Уединение, шум воды, бассейн и каскады.
Гроза и жар. Возвратясь домой, отдыхали до обеда. У Гурьева. Амур Бьенеме. Статуя жены. После обеда у принца Ольденбургского. Вечер в ателье Haberzettel, у Шпаура, Волхонской (Риччи) и Бунзена, где Шпаур и виртембергский посланник.
8(20), понедельник. В семь часов к нам Бунзен с предложением до отъезда что-нибудь осмотреть вместе. Из этого предложения вышло утро, богатое великолепными впечатлениями. Мы повторили всё, что видели лучшего в Ри¬ме, и повторили с провожатым, который всё осветил для нас своим знанием. Сперва в церковь св. Петра. Взгляд на Charite*** Микель Анжа и на всё зда¬ние от купола, к которому всходить весьма удобно. Испорченная мысль Ми¬кель Анжа, который хотел греческого, а не латинского креста. Молчание, вселяемое великим созданием человека. (Шепот при приближении к Риму.) Разговор о короле и кронпринце84. Из церкви в Сикстинскую капеллу. Это поэма Данта85. Начатая Микель Анжем, продолженная Рафаелем и довершен¬ная Микель Анжем. Три отделения, внизу занавесы, в среднем отделении история закона и церкви, с одной стороны от спасения Моисея до [его
* великая культура (фр.).
* Бичевание (Спасителя) (фр.).
* «Оплакивание Христа» (фр.).
смерти], с другой от Рождества Христова до Вознесения. На плафоне исто¬рия непосредственно дел Божиих: творение земли, человека, жены, изгна¬ние из рая, потоп, жертвоприношения. Сивиллы и пророки, великие обра¬зы. В промежутках история человека в разных степенях; по углам разные минуты спасения народа Божия: змей Моисеев, Юдифь, Давид, Эсфирь. На¬конец, Страшный суд; двадцатью годами позже, менее простоты, более же¬лания выказать силу. Движение руки Спасителя, общее движение в карти¬не. Изображение вечного благоденствия и пр. Отсюда взгляд на Станцы: также великая поэма; всё великое человеческое. Теология, Консилиум (луч¬шая картина. Лицо Спасителя, спокойствие праведных, движение спорящих, ангелы. Платон и Аристотель). Философия, Школа Афинская, Поэзия. Парнас. Правосудие. Практическая жизнь. — Капелла Фьезоле: история св. Лаврентия и св. Стефана. При Микель Анже и Рафаеле имеет не только свое достоин¬ство, но и превосходство. Все главные совершенства живописи в этом тесном пространстве. Через Рафаелевы ложи, мимо Фарнезского дворца, построен¬ного Микель Анжем, в Пантеон: одинакость освещения, свод на низком фун¬даменте, огромность и ясность. Из Пантеона в рабочую Овербека: несрав¬ненная картина «Спаситель на горе Елеонской», рисунки: Тайная вечеря, Годофред, Суд Соломонов, Hagard*.
Завтракали у Бунзена. Дом на Тарпейской скале; из трех окон весь древ¬ний и новый Рим. Портреты Нибура и Штейна, и рисунок или гравюра с Овербекова рисунка «Христос, благословляющий детей»: важность лица Спа-сителева, веселость детей, растроганность матерей; словом, Овербек мне глу¬боко по сердцу. Его картина «История христианского искусства», которой нам не удалось видеть. После завтрака в форум. Взгляд общий на развалины: вид Тарпейской скалы (которая должна была иметь 80 футов высоты); храм Конкордии по Бунзену; Юпитера Статора (по Бунзену); Фаустины, Мира или Базилика, Венеры и Рима, Фокасова колонна, Curia Julia, дворец Па-латинский, врата Константиновы и Колоссей. Мы его видели под гремящи¬ми тучами и взбирались на высоты: наше время есть время необходимости в играх кровавых гладиаторов; Рим чувственное, развратное чудовище. Подземные своды в Колоссее; переходы для народа, где были и бордели. Ужасная бездна, видимая с высоты. Что такое искусство? — Из Колоссея, возвращаясь домой, на минуту к скульптору: группа из Потопа: мужчина с мертвою женщиною, которой колена обнимает их младенец. Голова Спа¬сителя. Бойцы. — Пароход отложил свое отплытие, и мы остаемся еще ча¬сов на 15 в Риме. Разговор с Брюловым и советы ему. Ошибка насчет паро¬хода. Мы едем сухим путем. К Бунзену, и с ним вместе осматривать фрески Овербека и Корнелиуса из жизни Иосифа. Gemutlichkeit** и чистота — ха¬рактер Овербека. Суровость и строгость композиции — отличие Корнели¬уса; третий живописец Фейт. Он представил семь лет голода, а Овербек семь
* Дикий, суровы^ (фр.).
* Добродушие (нем.)
лет изобилия. Вечер у Бунзена. Аббат Мартин, воспитатель герцога Бор¬доского, Кестнер, Шпаур и старик Муравьев86, который не имеет ни несча¬стия, ни старости.
9(21), вторник. Поутру завтракали у Бунзена и вместе с ним к Овербеку. Лицо христианского живописца. Его несравненная картина История хрис¬тианского искусства87. Две сцены: одна на облаках, другая на земле. Богома¬терь, пишущая на хартии: душа моя да хвалит Господа, с Младенцем Спасите¬лем на руках. Около них святые покровители искусства: Давид с псалтирию, Соломон с барельефом храма, св. Лука, пишущий Марию, и Иоанн еванге¬лист с чертежом Града Господня; с обеих сторон святые мужи и угодницы; коих изображения кисти художественной. Внизу самое искусство: около во¬доема, наполняемого живою водою природы, в коем отражаются небеса, стоят те, кои более имели целию изображать живо материальное и блистать крас¬ками; в отдалении от них те, кои выражали чище и простее святое, слушают вдохновенного Данта. Рафаель между обеими толпами один смотрит вдох¬новенно на небо. На первом плане группы, занимающиеся рассматривани¬ем древних барельефов (начало живописи и архитектуры), тут же и покро-вители искусства христианского: с одной стороны Карл Великий, с другой Григорий Великий (григорианское пение). Микель Анж сидит в размышле¬нии, не принадлежа никому; Жиотто, Чимабуе, Фьезоле, Мазаччио, Альбрехт Дюрер и немецкие живописцы. Всё в этой картине прекрасно, особенно мысль, расположение и рисунок напоминает Рафаеля и католиков жи¬вописцев. У Овербека пробыл довольно долго; потом возвратился отдыхать, и в три часа пополудни поехали в Тиволи. Небо обещало грозу, но не сдер¬жало слова. Дорога идет через живописную, обработанную, но безлюдную Campagna di Roma. Проезжаем мимо некоторых развалин; мимо серного озера di Tartori, окруженные запахом минеральным; всё тихо и сурово; до¬рога то исчезает в неглубокой ложбине, то подымается, и тогда на горизонте Албанские и Сабинские горы. Церковь Петра всегда почти видна. По выез¬де из Рима через ворота S. Lorenzo близ дороги древняя базилика S. Lorenzo. Часть древних колонн до половины в земле. У входа легенда о монахе и черте, которая рассказывает, что душу умирающего императора спасла чаша, по¬даренная монастырем святого Лаврентия. Замечательна на дороге при по¬вороте в villa Adriana гробница Plautia. Осматривали часть villa Adriana. Вве¬черу заходящее солнце украсило развалины: румяное небо, кипарисы, пинии, лавры, зеленые дубы, чудесные растения, плющ и кактусы на развалине. Запах, тишина, сумерки, звезды, оливовые рощи, покрывающие лесом всю сторону — несравненно. Приехали ночью в Тиволи, не без тревоги; нас уте¬шало только чистое небо сквозь оливы и бездна светящихся летающих мо¬шек. Великолепное зрелище: водопады при блеске факелов.
10(22), среда. Путешествие для обозрения каскада и cascatelle* . Мимо вилл Калигуллы, Горация и Вара. Блеск водопадов при восходящем солнце.
* маленький фонтан (фр.).
Новый будущий водопад. Каскателле. Падение из-под виллы Меценатовой. Спуск по горе под тенью оливовой рощи. Мост через Anio. Взъезд к villa Macenati. Проезд под сводом к villa Este: террасы, кипарисы, пинии, фонта¬ны, величественное уединение, вид на Campagna di Roma. Смешные куклы Пантеона, Колоссея и пр. Живописец француз. Голова в трактире Брюлова. Возвращение в Рим в ]Л двенадцатого. Обед у Бунзена с Торвальдсеном, Овер-беком и Корнелиусом, который приехал в Рим, дабы писать Страшный суд. Самый интересный и близкий к идеалу живописца есть Овербек; после него Торвальдсен — великолепная голова, богатая седыми волосами, Корнелиус кокетствует остроумием, и часто невпопад. После обеда музыка и пение из Генделя. Живописец и музыкант Штейнли. Вечер дома, у нас Кривцов.
11(23), четверг. С Бунзеном в Ватикан. Сперва в верхнюю галерею кар¬тин к Transfiguration*, Святому Иерониму, Мадонне di Foligno, Венчанию Мадонны. Критика Доминикина: изнуренность святого, ангелы не в гар¬монии с картиною, ландшафт. Оттуда через музеум статуй (где взглянули на Аполлона, Лаокоона, Антиноя, Минерву, Демосфена, Юпитеров бюст, Нил и др.) к обоям Рафаеля, из коих десять сотканы по его картонам, а дру¬гие десять по его рисункам или прямо по его мыслям. Первые представля¬ют черты из жизни апостолов Павла и Петра: обращение Павла, его встре¬ча, его проповедь, рыбная ловля, смерть Анании и Сепфоры, исцеление хромых, суд Павла, землетрясение, избиение младенцев. Остальные не столь замечательны. Встреча с Меццофанти. У живописца Штейнли. Сня¬тие со креста, рисунки, между коими особенно замечателен рисунок семи милосердии христианских. Везде ясная мысль, чистое чувство и удовле-творительное исполнение, чего нет в наших (исключая Брюлова), кои меха¬нически составляют из выученного в Академии картины и массы без мысли и жизни, успевая только, может быть, в колорите. Таков Бруни. Из Ватикана к скульптору дессаускому Волтреку. Потом домой и, отдохнув, к Гурьеву, где Потоцкая, Волхонская, принц с Нибби, Бунзен и Шпаур. После обеда к Бруни. Огромная картина, представляющая исцеления змея в пустыне, толпа фигур без мысли. Другие картины: Гораций, нагая женщина без ри¬сунка, близ нее Спаситель и Мадонна. Крещение Ольги без локальной ис¬тины. Сим кончился день мой. Весь вечер отдыхал дома.
12(24), пятница. Поутру у меня Брюлов и Кипренский. Потом к Бунзе¬ну. Хотели осматривать галерею Дориа, но не могли. Отправились к Тор-вальдсену, который нас принял. Прекрасные идеи мифологические, выра¬женные барельефами, между прочим: продажа амура, потом постепенность любви, начиная от младенчества до старости. Видели у него коллекцию картин новейших живописцев: Святой Павел после пожара и Грек, точащий кинжал, Роберта. Сцена в неаполитанскойрыбачей хижине Кателя. Рисунки из Данта Керстнера. Положение во гроб Корнелиуса. Мадонна Овербека. Ланд¬шафты Коха; марины Даля; Девочка, диктующая письмо и слушающая ответ на него; две картины, и множество других весьма замечательных. К Кестнеру: замечательное собрание всякого рода редкостей. К Lotsch88. Барельефы из жизни Спасителя; три воскресения: Лазаря, наинского юно¬ши и мертвой девы, все прекрасны, также и Въезд в Иерусалим. Он начал мой бюст, который должен быть похож, если судить по бюстам Овербека и Кор-нелиуса, кои у него уже кончены. Домой. В два часа с гр. Гурьевым к cavaliere Siguerra. Четыре картины: Волхвы, Снятие со креста, Вознесение, Страшный суд: прекрасные группы, чудесный колорит, эффект целого, Рембрандт ис¬кусства христианского. К Волтреку, где Кестнер, Брюлов и Lotsch занимали меня. Винспер. К княгине Волхонской на дачу89, приклеенную к развалинам водопровода. Прекрасный вид на Campagna di Roma и окрестные горы с тер-расы. Сентиментальная аллея90. От нее к Муравьеву. Вечер у Волхонской (Потоцкая, Бунзен, Кестнер, Риччи). Пение.
13(25), суббота. К Катлю. Четыре ландшафта; голубая гротта; Смерть Тасса. В галерею Schara: Скрипач Рафаелев; Святой Себастьян Перужина; Игроки Караважа; Скромность и Суетность Леонардо да Винчи; Мадонна Франчии; портрет Макиавеля. В галерею Дориа: два портрета Рафаеля; 5 ландшафтов Клод Лорреня; Тицианова красавица. В базилику св. [прбл.] Мазачиева История св. Екатерины91. Древность самой церкви. В виллу Мас-сими92. Фрески из Ариоста Шнорра, из Данте Фейта и Фогта, из Тасса Овер¬бека и Фюриха. Лучше всего «Смерть Гильдиппы», некоторые фигуры из Данте. В Сикстинскую капеллу: Gallerie royale*; пение; контроли; недоста¬ток величества. К скульптору seance. Потом к графине Потоцкой (Аббат. Принц Ольденбургский). Последний вечер у Бунзена.
14(26), воскресенье. Баккано: кратер, уединенный почтовый двор. Обед в Понтерози. Спор с вентурином, который оказался, наконец, добрым чело¬веком. Рончильоне над обрывом. Взъезд на гору. Масса пиний. Озеро посреди кратера, бока покрыты густым лесом и кустарником. Genista odoratica**. Хол¬мы (старинные города вольсков***), желтые от цветов. Долина. Посреди уеди¬ненный дом. Cativaria. Дорога по хребту гор между двух прелестных долин с правой. Смесь рощ и ущелий, и на горизонте горы разных тонов до самого светло-голубого; слева глубокая и широкая долина, зеленый луг, по бокам зеленые дубы и каштаны, на высоте их хребта облака как вата, освещенные заходящим солнцем, и совершенная пустота. Спуск к Витербо. Ярмарка. Скверный трактир.
15(27), понедельник. Выезд из Витербо в 4 часа после дурной ночи. Мон-тефиасконе. Бользенское озеро, оливы, дубы. Два острова на озере. Воспо¬минание о Амалазунте93. Бользена как один утес. Взъезд к S. Lorenzo nuovo. Великолепная вегетация. Классическое место разбойников. (Эбед в S. Lorenzo. Aquapendente. Отсюда до Радикофани взволнованная вулканическая сторона.
* Королевская галерея (фр.). ** Дрок душистый (лат.).
** От лат. volscae — название неск. кельтских племен.
Голые холмы, составляющие одну гору. Крутой взъезд к Радикофани. Замок на утесе, под ним деревня. Уединенный трактир, очень покойный. Вид на пустыню при свете луны. Крики сверчков, а поутру пение птиц.
16(28), вторник. То же, что вчера. Голая взволнованная сторона. Изредка сена запах. Обедали в Buonoconvento (Беда от мула). Одна улица с двумя воротами. Характер стороны тот же, но менее горист; более обработаннос-ти; горы одеты зеленью; жилища чище. Мы в Тоскане. Костюм женщин. Мужские шляпы. Около Сиены голая вулканическая сторона. Город на высоте. Вымощен широкими плитами лавы и кирпичом. Множество домов, напоминающих Средние века. Многие с башнями. Великолепная кафед¬ральная церковь готическо-византийской архитектуры. Пол, выстланный мозаикою. Пестрота портала; великолепная кафедра с барельефами, изоб¬ражающими жизнь Спасителя от Рождества до Страшного суда; папы в кар¬низе; фрески Пинтурикия по рисунку Рафаеля, изображающие жизнь папы Енея Сильвия; на потолке крест, с одной стороны Плутон, с другой Вене¬ра. Три Грации. Резной хор удивительной работы, цветные окна. Площадь перед церковью. Городская площадь раковиною. Публичное гульбище. Ночевал в хорошем трактире.
17(29), среда. Выезд из Сиены в 5 ХА часов. Прекрасное свежее утро. По обеим сторонам лесистые холмы. Виллы с кипарисами. На зеленых ни¬вах шелковицы; воздух напоен запахом chevrefeuille* и роз. Красный вид земли. Излучистая узкая долина, коей дно составляет белая дорога; по бо¬кам, на скате холмов, дубы. Обедал в Барберино. Несчастье с вентурином. С сих пор всё более обработано, вулканические формы исчезают, всюду бе-леют виллы. На домах голубятни. Первый вид Флоренции от S. Cassiano: волны гор, покрытых пышными растениями, оливами, пиниями, кипари¬сами, шелковичными деревьями, виноградом, дубами; между зеленью бе¬лая лента дороги. Над Флоренциею Фьезоли и множество голубых гор, ис¬пещренных виллами; горы покрыты пиниями. Спуск по крутой, извилистой долине пешком. В глубине ручей; высокие деревья по бокам; прекрасный мост; роща; луг; стадо коз, окруженных сенью. Картезианский монастырь на высоте. Въезд прекрасным вечером во Флоренцию. Остановились в трак¬тире 4 Nations, у Ponte di Trinita. Здесь жила великая княгиня Елена Пав¬ловна. Мы живем в комнатах Опочининой. План.
18(30), четверг. Флоренция. У князя Горчакова. В кафедральную церковь: бюсты Брунелески и Жиотто. Портрет Данта (Пацци). Philelphe. Campanile** по рисунку: Жиотто. Sasso di Dante*** и памятник Брунелески. Огромность более вне, нежели внутри. — Baptisterium****. Мозаики Тафиевы. Двери Пизано и Гиберти. — S. Lorenzo. Chapelle de Michel Ange. 4 времени дня,
* жимолость (фр.). ** Колокольня (фр.). *** Камень Данте (urn.). [Вделан в стену; на нем Данте любил отдыхать летом]. **** Купель (лат.).
исковерканные, неконченные фигуры. La pensee*. Капелла Медицисов: вар¬варское богатство. — S. Maria Novella. — единственная в городе фасада. S. Vierge de Cimaboue. Crucifix** de Giotte. — LAnnunciata***. Fresques d'An-drea del Sarto. Le Christ de Giovanni di Bologna, его барельефы страданий Спа¬сителя и гроб. — Palazzo Vecchio. — Piazza di Palazzo Vecchio. — Loggia. Давид Микель Анжа. Геркулес Бандинелли. Персей Челлини. Юдифь Донателло. Са-биика Giovanni di Bologna и его же монумент Козма. — Галерея de Ufficii. Ниобея. В Трибуне: статуи Венеры и Аполлона (красота, идеальный облик голов), Le Remouleur****, Фавн, Борцы. Картины: портрет Дони, Юлия II и Форнарины; две Мадонны и святой Иоанн Креститель Рафаеля. — Две Венеры Тициана. Иродиада Луини. Мадонна Коррежия. Мадонна Андрея дель Сарто. Мантенья. Микель Анжа. Альбрехт Дюрер Поклонение волхвов. Сивилла Гвер-чина. Fra Bartholomeo Пророки. — В других горницах. Леонардо да Винчи Голова Медузы и портрет. Аллори Спящий Христос младенец на кресте. Албер-тинелли La Visitation*****. Несравненно. Ange Allori. Сошествие Спасителя в Лимб. Встреча на площади с Горчаковым и условие на завтрашний день. После обеда в Cassini. Вечер.
19(31), пятница. Флоренция. Поутру в S. Croce. Tombeaux des grands hommes d'ltalie******: Микель Анжа, Данта, Альфиери, Макиавеля и Гал-лилея. Снятие со креста Сальвиати. Свод капеллы. S. Sacrement Гадди. Спа¬ситель на кресте. Богоматерь Жиотто и портрет Жиотто. Монах, обожатель нашего Государя. В рефекториуме*******. Св. вечеря Жиотто. К Горчако¬ву. К(нязь) Кантакузин. С ними в галереи. Трибуна. Зал Бароччио. Эрмаф-родит. Меркурий Giovanni di Bologna. (Его Геркулес и Центавр.) В галерею Питти94 через переход, украшенный историческими картонами. Между прочим заметил принятие русских посланников Иоанна Васильевича. В за¬ле Венеры: марины Сальватора Розы и два ландшафта Рубенса. В зале Апол¬лона: Вечеря Эммаусская Палма Веккио; Чудо святого Юлиана Бронзино; Снятие со креста Чиголи; Снятие со креста Андрея дель Сарто; Магдалина Дони и Анжиоло Дони; два портрета Рафаеля; Магдалина Тициана. В зале Марса: Чиголи Ессе Homo; Рафаеля: La Vierge a la chaise; Лев X; Юдифь Кристофана Аллори; Рафаеля Святое семейство deH'Impannata; Рубенса его портрет с братом, Юстом Липсом и Гроцием. В зале Юпитера: Заговор Ка¬талины С. Розы; Парки Микель Анжа; Св. Дева с четырьмя святыми Анд¬рея дель Сарто; Святой Марк — Fra Bartholomeo; его же Христос с Магда¬линою, целующею Его ноги. В зале Сатурна: Юлий II Рафаеля; Спящий
* Мысль (фр.). ** Распятие (фр.). *** Благовещенье (ит.). **** Точильщик (фр.). ***** Встреча Марии и Елизаветы (фр.). ****** Гробницы великих людей Италии (фр.). ******* От фр. le refectoire— столовая, трапезная.
Христос Карло Долче; Воскресший Спаситель между Евангелистами Fra Bartholomeo; Снятие со креста Перужина; Богоматерь на троне Рафаеля; Портреты Inghirami и Бибиена Рафаеля; Видение Езекииля его же; Спор о Троице четырех святых Андрея дель Сарто; В зале Илиады: два Вознесе¬ния Андрея дель Сарто; портрет женщины Рафаеля; Спаситель Тициана. В зале Воспитания Юпитера: Мадонна Рафаеля del Gran Duca и Святой Анд¬рей Карло Долче. Зала Геркулеса Бенвенути. Малахитный стол Демидова. Киалли: Хор капуцинов и Погребение капуцина (Гране). La Venus pudique* de Canova. Статуя ребенка Pampaloni. — Обедали у Орлова. Француженка жена и умная 14-летняя дочь. В Кашини. М-е Murat и Иероним Наполеон. В театре "Ivanhoe"95 et "La prise de Negrepont"96. Весьма посредственно.
20(1 июня), суббота. Поутру. В Кармелитском монастыре. Прекрасные фрески из жизни св. Антония Петра Мазаччио и Мазолино. В церковь S. Spi-rito. Великолепная архитектура. Опять в галерею Питти. — (Вчера в дом Микель Анжа. Галерея с картинами из его жизни. Его домашняя церковь. Его работа с boiserie** по стенам. Мраморный стол посредине, разные релик¬вии.) — Осматривали фабрику мозаиков и чудесные работы для капеллы Медицисов. В галерее старые весьма замечательные картины от Чимабуе до Рафаеля, где заметили прекрасные произведения Органьи, Фьезоле, Мазач¬чио, Липпи, Вероччио, учителя Леонардо, Андрея дель Кастагно, Ботичел-ли, Креди, особенно Перужина. Здесь находится Рафаелев картон Мадонны. После обеда в сад Строцци, где жила в последние дни наша Витгенштейн. Прелестные, тенистые аллеи, лабиринт, вилла с террасою, лавры, кипари¬сы, гроты, долина Данта. Вечер дома.
21(2), воскресенье. Троицын день. Выезд из Флоренции. Обедня. Покуп¬ки. Весьма трудное путешествие до Ливурны, куда приехали в дождь, в 3 ча¬са ночи. Остановились в трактире Croce di Malta.
22(3), понедельник. Ливурна. Сильный дождь и ветер. В конторе паро¬хода. На кладбище97. Погода задержала отъезд. Ввечеру опять на кладби¬ще, где рисовали. Шуваловы.
23(4), вторник. Ночью буря. Пароход опять задержан. Я еду по почте до Генуи, оставив багаж на пароходе. Писал к Лабанду. Дорога к Пизе совсем не такова, какую видел прежде. — Вид на cathedrale, baptisterio и на колоколь¬ню с дороги в Лукку. (Приготовление к люминаре***.) Сходство с Дерптом: нивы и огромные здания. Богатая, обработанная сторона; Апеннины, покры¬тые оливами, и виллы с зелеными лужайками; плети винограда по деревь¬ям; вместо забора плющ; фиги, оливы, платаны, серебристые тополи, кипа¬рисы, розовые беседки. Деревья на пышных нивах и огородах. Развалины замков Средних веков по горам. Тосканская таможня Ripafratta. (Из бездны деревьев голубые горы.) Через две сажени другая таможня Clogana de
* Стыдливая Венера {фр.). ** деревянная резная обшивка (фр.). *** От um. luminare — освещение церкви (свечами и лампадами).
Cerasomma. Поля, покрытые всякого рода цереалами*, вместо оград дере¬вья, соединенные фестонами виноградных лоз.
Лукка посреди зеленой равнины, покрытой нивами, деревьями, вилла¬ми; город, окруженный валом, на коем местное гульбище; проехав город, въезжаешь в узкую долину. Горы покрыты каштанами. Чудесный вид с бо¬ковыми долинами. Вид на море через ущелья гор. Часовня. Прелестная равнина, по коей спуск по крутизне; прекрасная дорога с высоким garde-fou**. Боковые спуски для переходов. Поздний приезд в Массу, где ноче-вали в прекрасном трактире у Франсуа. Бездна светящихся червяков.
24(5), среда. Выезд в 5 часов. Масса, чистый город. Площадь с огромным старинным дворцом красного цвета. Спуск к великолепному мосту в одну арку. Бездна садов и дач. Въезд в долину; глубокое дно, в коем море олив. За входом в долину кипящее море. Спуск к Караре; справа мраморные лом¬ки. Карара на самом дне долины. Дорога беспрестанным зигзагом, между тенистых каштанов. В стены вделаны мраморные Мадонны, окна хижин обложены мрамором. Шоссе блестит от мрамора; воды льются через мра¬морные плотины; долина представляет рощу всякого рода деревьев, пере¬плетенных виноградными ветвями. Лавенца. Всё тот же характер приро¬ды до Сарзаны. Множество померанцевых деревьев. Сарзана. На высоте старинный замок. Объезд кругом стен, окруженных рвом и чудесно покры¬тых плющом и цветами. Слева Аргола, городок или деревня, построенная на утесе. (Вишни, тополи, виноград, оливы, ивы, дубы.) Обедали в Спец-ции. Глубокий залив, окруженный великолепными горами. Отсюда вверх зигзагом, сперва в виду моря, потом оно исчезает; переезжаем за гору; ди¬кость, голые камни, но не надолго; живописные картины возвращаются; спуск между ними. Пышные растения, но мало обработанности, которая от Специи уменьшается. Мост мраморный в одну арку. Замки на высотах. Боргетто. На дороге примечательный бесплодный остров утеса из Grim-stein***, совершенно голый посреди окружающей его зелени. Наконец явля¬ется огромный котел гор, в глубине коего бездна утесистых холмов, покрытых мохом. Дорога идет по высоким краям котла. Уединенный почтовый двор на краю котла. Чем далее, тем бесплоднее утесы, и не понимаешь, как могла быть проложена по ним дорога. Живописный проезд. Кусты, а не деревья, Heidekraut****, Zistusrosen*****, лавры, зеленые дубы; вблизи их деревни. Утесы. Талк, шифер, гринштейн. Переезд сквозь прорыв горы на западную сторону. Более зелени. Спуск. Вид залива и мыса. Волны фиолетовых хол¬мов, озаренных заходящим солнцем. Внизу на заливе Монельо; фиолето¬во-голубое море у берегов. Спуск к Сестри в сумерки. Сестри в прелестной
* От лат. cerealia — хлебные злаки.
** перила, парапет {фр.).
*** серпентин (нем.)— серо-зеленый поделочный камень.
*** вереск (нем.).
*** чистец (нем.).
равнине. Сады. Дорога от Сестри к Киавари берегом моря. Справа стены, слева ряд кактусов. Роща, наполненная светящимися червяками, Лаванья. Сестри. Прекрасный трактир на почте.
25(6), четверг. Приезд в Геную через Рекко, Рапалло и Нерви. Близ Рек-ко оканчивается Наполеонова дорога великолепною галереею и сводом. От¬сюда вид на весь залив Генуи, испорченный для нас дождем. Чудесная доро¬га берегом в виду несущегося моря. С одной стороны утес Сестри, с другой весь залив Генуезский. Нерви город на берегу, коего дома тонут в бездне померанцевых садов. Генуя. Усталость и дождь помешали осмотру города. Пароход идет еще на другой день в полдень. Нерешимость. Ввечеру в теат¬ре: "Barbier de Seville"98 и "Festa di Rosa"99. Madame Ungern в роли Розины.
26(7), пятница. Едем на пароходе. В 11-ать часов после завтрака на па¬роход, набитый скучными англичанами. Грустное прощанье с Тургеневым. Путешествие во весь этот день быстро и счастливо. Я читал Вашингтона Ирвинга100. Два любовника. Мильс с измятою рожею. Принцесса кухарка. Угрюмый и лаконический капитан с смуглою рожею. Ночь на палубе под прелестными звездами.
27(8), суббота. Утро прекрасное; но с 8 часов до самого приезда в Мар¬сель в ЗУ2 часа несносная качка, от которой меня рвало и несло кровью. Всё время пролежал, ничего не видя и не желая видеть. А небо удивительно ясно. Наконец знакомый запах нужников возвестил нам близость Марсе¬ли. Ужасная духота в городе. Скучные таможенные хлопоты. Лабанд. Весь вечер провалялся, как убитый.
28(9), воскресенье. Марсель. Утро до 4 ]Л дома. Ужасная духота и вонь. Обедал у Лабанда. Прекрасный вечерний вид с его террасы. Голые утесис¬тые горы белы, обагренные лучами солнца, и над ними алое небо; тысячи бастид и белый город на бледно-зеленом фоне олив. Что-то похожее на жилище духов. Князь Хилков и Бланшне у консула. В 10-м часу домой.
29(10), понедельник. Выезд из Марсели. Поутру в ванну. Укладка. У меня Лабанд, Бланшне и Хилков. Замечание о таможне. Право конфисковать. Выезд в !/2 б. Дорога через дикие, уже знакомые места; деревья у дороги, покрытые ужасною пудрою. Прекрасный замок с густыми аллеями, лугом и фермою посреди деревьев. Захождение солнца, чудесное, очаровательная окрестность, янтарное небо, черные горы, алые облака. В Эксе в Hotel des princes. Красноречивая хозяйка. Порядочно, но дорого.
30(11), вторник. Переезд от Aix до Оранжа. Обедали в Ороне; проеха¬ли Авиньон. В Оранже огромный почтовый двор с комнатами старинными.
31(12), среда. Переезд из Оранжа до Балансы. Ужасный мистраль. Гус¬тые облака пыли душат и слепят. Он лишил нас обозрения триумфальных ворот близ Оранжа. Обедали в Монтелимаре. После обеда тише. Чем бли¬же к Балансу, тем приятнее сторона: равнина, покрытая садами, нивами, шелковичными и ореховыми деревьями. Кругом горы; в низких густых берегах скрывается Рона. Ночь в Балансе. Прекрасный трактир Hotel de la poste. Марианна и Мария.
(Июнь)
1(13) июня, четверг. От Баланса до Гренобля вся дорога идет долиною Изеры. Справа великолепные Альпы удивительной формы с разнообраз¬ными вершинами. Цвет беловатый и зелено-желтоватый утесов. На широ¬ком дне долины холмы, составляющие хребет. Долины покрыты густыми каштанами, орехами, шелковицами. Широкие нивы, размежеванные виног¬радными оградами, составляющими заборы; деревья, дома, дерева. Каш¬таны в цвету. Обедали в S.-Marcellin. Живописный спуск к Tullin. Белые дома с красными кровлями, Chateau de Veuree. Удивительно живописные дерев¬ни и замки. Копны сена и запах. Тополи. Дорожки боковые, осененные деревьями. Проезд сквозь огромные ворота утесов. Утес направо чудной формы. Виноград около деревьев, вместо фестонов трельяж и колья. На высоте гор вместо елей каштаны, пажити, хижины. Гренобль за Изерою. Паспорт. Несносная ночь в Hotel des ambassadeurs.
2(14), пятница. Переезд из Гренобля в Aix-les-Bains. Такая же сторона, как и вчера, не столь разнообразна. Дождь. Шамбери в прелестной доли¬не, окруженной зелеными каштановыми и тополевыми аллеями, Mont Genis. Утесы, в коих скрыта La Grande Chartreuse. В Aix Hotel Grillon, очень чис¬тый. Дождь. Перед окнами площадь. Дилижансы. Лавка кондитера.
3(15), суббота. Переезд из Экса в Женеву. Бой непогоды с солнцем. Пло¬доносная сторона. Каштаны и орехи. Альбервиль. Предика* нищим. Обед в коляске. Время к вечеру исправилось. Приезд в 5 часов в Женеву. Нако¬нец день прекрасный в Женеве. Поездка в лавки. Потом за городом через Преньи и Шамбези. Вид на Монблан и на массу гор при солнечном захож¬дении. У Прива.
4(16), воскресенье. Рейтерн отправляется на пароходе. Я остаюсь для кон¬сультации Майора. Переезд из Женевы в Верне. 5(17), понедельник. Отдохновение.
6(18), вторник. Писал к Гизану. Чтение журналов. Пляска. 7(19), среда. Писал письма.
8(20), четверг. Письма к Северину и M-elle Wildermeth. У нас Бок и Лютерно.
9(21), пятница. Чтение Бунзена101.
13(25), вторник. В 10 часов сделана операция102.
14(26), середа. У меня Бок.
16(28), пятница. Лютерно.
17(29), суббота. Лютерно. Покупка гравюр.
18(30), воскресенье. У меня Пиливе.
21(3 июля), среда. Приезд Лори. Вести из Марсели. Письмо от Жилля. 22(4), четверг. Письмо от Мердера. 26(8), понедельник. Несчастие с Миею103. 27(9), вторник. Отъезд Лори. У нас чтение.
28(10), среда. Вторая операция. 29(11), четверг. Калам.
(Июль)
1(13) июля, суббота. Расплатился с Майором104. 3(15), понедельник. У нас Бок. 4(16), вторник. Расчет с Гизаном.
5(17), среда. В 10 часов поутру выезд из Берне. Прибытие Прива. Рисо¬вал с дороги. В Веве у Бланшне, на почте и у Жантона. Остановился в 3 Сои-ronnes. Чтение Гёте и его французского переводчика105. Разговор об арис¬тократии с Тургеневым. Прогулка в S. Martin. Гроб Ансильона.
6(18), четверг. Лозанна (Бальоталь). Выезд в !4* на пароходе. Кантон. Бок. Музыка. Американец с больною женою. Добрый Прива. Прощанье и слезы106. Je veux a Geneve**. У M-elle Calame. У Лагарпа. У Девеле. Обедал у Лагарпа. В penitenciere***. — Чай у Лагарпа. Разговор о Польше.
7(19), пятница. Jour de naissance de Reutern****. Выезд из Лозанны в 7 часов. Обедали в Мудоне (трактир, лестница винтом). Между Мудоном и Пайерном приятная долина. Замок Lussens. Пайерн. Старинная церковь. Лошади отдыхали, а я пешком с Анд рюшей. (Экзамен. On ne peut pas bou-ger*****.) Аллея за городом вдоль дороги. Авеню. На высоте старинная цер¬ковь; часы как в руках; терраса с тенистыми деревьями за городом. Артис¬ты на трубах.
8(20), суббота. Ночевал в Муртене. Трактир La Couronne очень поря¬дочный и чистый на берегу озера. Пирамиды. Переезд в Берн. Вид на ряд гор. Остановился в Faucon. Обед вместе с Виолье. К Лори. К Ольферсу. Вильмот. Опять к Лори. Домой.
9(21), воскресенье. Поутру в 8 часов отправился с Андрюшею в Блумен-штейн к Северину. Минеральные воды у подошвы Штокгорна. Эрмитаж. Curhaus. Явление графа Строганова. Обед за общим столом с 60 гостями. Танцы после обеда. Покупка коляски. Возвращение в 8 1Л часов.
10(22), понедельник. Поутру у Лори и у Ольферса. У меня обедал Севе¬рин с Виолье. Чай пил у Северина.
11(23), вторник. Выезд в 8 часов. Перемена лошадей в Золотурне. Не¬большой город, окруженный каменными бастионами. Роскошные липы. Крутые холмы, слева в ряд высокие утесы. — Замки. Биль в стороне слева. Клус над дорогою посреди узкого утесистого прохода. Бальсталь в долине между двумя замками. Живописные утесы. От Бальсталя переезд через Hauenstein. Спуск вплоть до Базеля.
Час не указан.
Я хочу в Женеву (фр.) — слова Андрюши Воейкова, исправительная тюрьма (фр.). День рождения Рейтерна (фр.). Нельзя тронуться с места (фр.).
12(24), среда. Базель — Фрейбург. Поутру. В библиотеку. Картины и рисунки Гольбейна107. Неблагородство Христа. Рисунки Страсти выра¬зительно. Портрет жены, Эразма, семейство Моруса. Пляска смерти. Рим¬ские древности. Кафедральная церковь настоящего готического стиля. Святой Георгий и Мартын из камня. Резная кафедра: гробы жены Ру¬дольфа Габсбургского108 и Эразма. Нижняя церковь и гробы. Зала собо¬ра. Фальц с прекрасными деревьями. Kreuzgang = Campo Santo. Ратуша, старинная зала и стёкла. Камера-обскура — вид на Рейн и 3 Konige. Пе¬реезд в Эммендинген. Kalte Herberge*. Грубиян почталион. В Фрейбур-ге коляска с англичанками и студенты. Андрюша и солнце. Dieu est plus grand que la terre**. Ночевал в Эммендингене. Adler. Прекрасные ком¬наты. Rehbraten***.
13(25), четверг. Переезд из Эммендингена в Баден. Обед в Оффенбур-ге. Кладбище. В 7 часов в Бадене. Долгое искание квартиры. Тесная ком¬ната в Sonne. Вечер у Мердер. Здесь Жомини, Шторх, принц Фридрих.
14(26), пятница. У Жомини. Писал к В(еликому) кн(язю)109. Поездка в Герренбаль. Обозрение Эберштейна, хорошо убранного эрцгерцогом. В salon de conversation****. Жомини: программа, Хатов и Бутурлин. Pixere-court и М-е Jomini с дочерьми.
15(27), суббота. Поутру у Мердера, потом у Шторха в доме графа Мантей-феля. Обед в Badische Haus. После обеда Заблоцкий. Страх от Андрюшки. Ende и Энгельгарт. Чай у Мердера. Прусский посланник Оттерфельд110. — Бал. Граф Мантейфель. Витт. Князь Голицын и несколько бород.
16(28), воскресенье. Баден — Дармштат. Завтракал в Раштате. Площадь с церковью. Головы живописные в salle de compagnie*****. Обедал в Брух-сале. Ночевал в Дармштате, Darmstadter Hof.
17(29), понедельник. Ганау — Франкфурт. Приезд во Франкфурт; В Weiden-hof. Рейтерн. Викулин. Бехтеев. К Югелю и Эрдману. Обед за table d'hote. Поездка в Ганау. Жилль. — Вечер дома.
18(30), вторник. Ганау — Франкфурт. Weidenhof. Югель. Анштет. О пор¬трете Рейтерна. Лауниц. Письма взял с почты. Книгу Северина. Белье и платье. Отъезд Рейтерна. Писал письма: к Великому князю111, к Аренту, к Екатерине Афанасьевне, к Северину, к Тургеневу. Обедал у Бехтеева. У Багреевой. К Жиллю. У меня Сафонов и Жилль.
19(31), среда. У меня Лауниц и Бехтеев. К Югелю. К Эрману. К Князю Григорию Гагарину. Заказал платье и белье. Отъезд в Шлангенбад через Вейльбах. В Висбадене встреча с Кутузовым и Блиссенбахом. В Шланген-баде остановка в Nassauer Hof. Весь вечер всё приводил в порядок. Здесь
* Холодная гостиница (нем.).
* Бог больше земли (фр.).
* Жаркое из дикой козы (нем.). '* гостиная (фр.).
* зал собраний (фр.).
Бернсторф, В(еликая) княгиня под именем графини Романовой112. Цвир-лейн с Штольтерфот и М-е Viollier.
20 (1 августа), четверг. Шлангенбад. Ванны. У Цвирлейна, у М-е Viollier, у Бернсторфа. Жена его, похожая на Сашу. У Великой княгини. Ее сестра графиня Менсдорф113.
[Вот я поселился на три недели в Шлангенбаде114. Время весьма непри¬ятное, холодное, то дует пронзительный северный ветер, то идет мелкий осенний дождь, изредка проглядывает солнце, но только для того, чтобы подразнить своим минутным присутствием. В ясную погоду здешняя при¬рода могла бы показаться приятною: зеленые неглубокие долины, на дне коих вьются ручьи и дороги и рассыпаны крестьянские домы, мельницы, огороды. Но теперь всё печально, и не хочется выйти из горницы. Живу в огромном, старинном и довольно нечистом доме Nassauer Hof; комнаты мрачны; в окна и двери несет; общества мало, хотя жильцов и довольно. В Эмсе и Швальбахе пьют и купаются; здесь только что купаются, и каж¬дый в свой час; от этого всё розно. Одним словом, здесь мрачно, пусто и скучно. Займусь описанием прошедшего.
Я видел чудесный сон: множество великих, до бесконечности разнооб¬разных предметов, кои так долго, так долго, с первой молодости до тепе¬решних лет, говорили воображению, привлекали мысли, тревожили любо¬пытство, стеснившись в одну толпу, в несколько минут промчались перед глазами моими, всколыхали всю душу, как буря, и исчезли. Видел ли я их — не верится; насладился ли их явлением — не знаю. Весьма немного оста¬лось в душе от этого очаровательного хаоса охладевших воспоминаний, и едва ли удастся привести в некоторый порядок это немногое.
Всё путешествие мое с берегов Женевского озера до Неаполя и обратно от Неаполя до уединенного моего домика в деревне Верне продолжалось не более двух месяцев. Я выехал из Верне 13-го апреля и через десять дней уже был посреди голубых волн Средиземного моря, на пароходе И Real Ferdinande. Какая быстрая смена климатов, времен года и сцен природы! Из Лиона (до которого мы доехали в два дни из Женевы, преследуемые холодным ветром, дождем и снегом, в виду темно-синей белоголовой Юры) отправились мы в 5 часов утра на пароходе. С обеих сторон промелькнули мимо нас берега быстрой Роны, покрытые безлиственными деревьями; ни¬где еще не было зелени; дул холодный мистраль, и ничто не возвещало вес¬ны; но в пять часов после обеда, вышед на берег у Авиньона, мы очутились посреди зеленеющих полей, распустившихся цветущих деревьев, и над нашею головою расстилалось голубое прованское небо, с легкими прозрач¬ными облаками. Перед нами блистала весна, несмотря на северный мист¬раль, который пронзал нас насквозь и подымал столбами белую пыль на дороге. Не могу ничего сказать о южной Франции, я нигде не хотел оста¬навливаться; цель моя была поймать пароход в Марсели. То, что я мог ви¬деть в Провансе с большой дороги, совсем не привлекательно и нимало не отвечает тому поэтическому понятию, которое мы составляем себе о сей знаменитой отчизне трубадуров: голые, ободранные холодным мистралем или сожженные зноем юга равнины, белые, совершенно нагие утесы; бед¬ные деревни, составленные из худо построенных нечистых лачужек, в ко¬их ничто не утешает картиною веселой домашней жизни; вот всё, что я видел по дороге от Авиньона до Марсели. Окрестности Экса довольно жи¬вописны, но весь путь от Экса до Марсели представляет печальную пустыню утесов; иные места так печальны и дики, что воображению невольно мечта¬ются безжизненные окрестности Мертвого моря, давно пораженного про¬клятием неба. Наконец взъезжаешь на высоту, и вдруг видишь голубой залив Средиземного моря, гавань, наполненную лесом мачт, и Марсель, окруженный бесчисленным множеством бастид*, белый город, расположен¬ный по отлогому берегу, окруженный с суши белыми утесами гор, а с моря грядами белых утесистых островов. Вид великолепный, но не привлекатель¬ный: здания кажутся продолжением утесов; бастиды не защищены от зноя тенистыми деревьями, а бледная зелень олив не утешает взора, которому всё представляется знойным и пыльным.
Наше плавание, продолжавшееся семь дней, было благополучно. Я ви¬дел все западные берега Аппенинского полуострова от Марсели до Неапо¬ля. Не знаю, какое действие произвело бы надо мною это величественное Средиземное море, когда бы я очутился на нем в молодые, поэтические годы жизни: но и теперь, когда уже поэзия для меня миновала, оно сильно рас¬шевелило мое воображение: его лазурь спокойно расстилалась перед гла¬зами моими; всё было тихо; один только кипучий серебряный след тянул¬ся за нашим пароходом, и слева медленно развивались голубые гористые берега Италии: а мыслям мечтались все сорок веков истории человеческо¬го рода, коего главные судьбы решались на берегах этого моря, омываю¬щего Египет, Палестину, Малую Азию, Грецию, Италию, Сицилию, Корси-ку, Францию и Испанию. Темные века пирамид, патриархальные времена пророков, баснословные странствия финикиян и греков, развозивших по¬всюду сокровища торговли, законов и наук. Аргонавты, Улисс и Эней, фло¬ты римлян и карфагенян; всё обновляющий крест в Палестине и корабль апостола Павла, таинственно входящий в пристань Пуццольскую, новый Рим, могущественнейший древнего; арабы, норманны, крестоносцы; блеск Венеции и Генуи и, наконец, в наше время два плавания Наполеона от Египта и Эльбы и целое тысячелетие Рима, возобновившееся в десять го¬дов жизни одного чудесного человека, всё это волновало душу; толпа вели¬канских привидений наполняла пространство между голубым безоблачным небом и равниною моря, которое и теперь так же спокойно его отражало, как и в те времена, когда ладьи фокейских изгнанников летали по нему с ко-лыбелию Массилии115. В первый день проехали мы в виду Тулонской при¬стани, загороженной от нас двумя огромными утесами; из-за них вдали мель¬кали корабельные мачты; солнце зашло, когда мы очутились между грядами
* От фр. bastide — деревенский домик, загородная дача.
Гиерских островов и южным берегом Франции, на коем у подошвы голу¬бых и фиолетовых гор мелькал Гиер, окруженный померанцевыми садами.
В первый день путешествия чувствовал я морскую болезнь, которая не дала мне покоя и ночью; но к утру всё миновалось. Было ясно и тихо, когда я из тесной каюты своей вышел на палубу. Ночью прошли мы мимо Фрежю-са, Антиба и Ниццы и теперь находились уже против С.-Ремо. Великолеп¬ные берега Италии лежали перед глазами моими в прозрачном тумане утра; их формы беспрестанно изменялись; нам ясно видна была дорога, идущая по крутизне над самым морем (все эти части берега известны под именем Corniche); путешественники мелькали на высоте его как черные точки; сквозь тонкий пар, над светлою лазурью моря, посреди темной лазури берегов мель¬кали вдали, приближались и исчезали позади нас города и виллы; мы быст¬ро прошли мимо S. Mauricio, Oneglia, Alassio, Albenga, и наконец вдалеке от¬крылась Генуя. Ничто не может быть великолепнее Генуэзской гавани с моря: солнце ярко блистало, когда мы к ней приближались; сперва явилась не¬обозримая полоса зданий: ибо в отдалении кажется, что все города, располо-женные по заливу: Спец, Сестри, Рекко, Рапалло, Нерви и Генуя, составля¬ют один; но вдруг Генуя величественно отделяется от прочих, растет из воды по мере приближения к ней и, наконец, обхватывает тебя своею глубокою гаванью, впереди которой, как великан-страж ее, возвышается башня, слу¬жащая фаросом для кораблей, плывущих к гавани во время ночи. Город стоит на полугоре и сходит бесчисленным множеством зданий к самому морю; он обнесен двумя стенами и защищен укреплениями, по высотам расположен¬ными. Ни один город в Италии не имеет такого множества монументальных великолепных домов, как Генуя, и в этом отношении она совершенно заслу¬живает имя свое la superba*; но я не мог насладиться ее великолепием, хотя наш пароход и пробыл 24 часа в гавани: во всё это время лил проливной дождь, и не было никакой возможности осматривать город: я мог видеть толь¬ко внутренность некоторых главных зданий. Palazzo del Re в Strada Balby есть старинное здание; оно принадлежало прежде фамилии Durazzo; в его кар¬тинной галерее находятся некоторые замечательные картины, например, Ве-ронезова Мария, омывающая ноги Спасителя, и Тициановы Пастухи перед Младенцем Иисусом. Вестибюль университета есть превосходный памятник зодчества. Древний дворец Андрея Дории привлекателен своими исто¬рическими воспоминаниями: на его террасе, с коей видна вся пристань, зна¬менитый дож угощал императора Карла V. Рассказывают, что золотые блюда, на коих подносимы были кушанья Карлу, были все брошены перед глазами его в море: это польстило алчности императора; но в глубине моря таилась сеть, и ни одно из драгоценных блюд не осталось на дне его. В Palazzo Serra показывают залу, блестящую позолотою, кристаллами, зеркалами и стоившую, как уверяют, 1.200.000 франков: мне она не понравилась, великолепие без вку¬са; остальные комнаты дворца своею бедностию и нечистотою составляют странную противуположность с сей знаменитою залою. Из церквей Генуи я видел только три; в кафедральной S. Lorenzo, построенной из белого и черного мрамора, почивают мощи Иоанна Крестителя; в ней находятся также и гробницы знаменитой фамилии Фиески. Церковь Annunziata есть великолепнейший храм Генуи. А старинная церковь S. Stefano привлекает путешественника не пышностью архитектуры, а картиною Рафаэля, изо¬бражающею мученичество с(вятого) Стефана. Часть сей прекрасной карти¬ны писана самим Рафаэлем, а часть Юлием Романом, знаменитым учеником его. Театр Carlo Felice, в котором я видел Беллиниеву оперу "И Pirata" и балет "Eteocle е Polinice", есть, по моему мнению, лучший в Италии; может быть, La Scala в Милане и S. Carlo в Неаполе огромнее, но оба уступают Ге¬нуэзскому и красотою, и великолепием архитектуры. Дождь перестал, но облака покрывали небо и ветер волновал море, когда мы возвратились на пароход свой; волнение продолжалось до утра, и ночью возобновился дождь; но к утру небо прояснилось, и прекрасная, хотя довольно холодная погода встретила нас в Ливурнской гавани. Ливурна город не великолеп¬ный, но многолюдный и оживленный торговлею. Позавтракав в cafe Miner¬va, мы отправились в Пизу, находящуюся в трех часах езды от Ливурны. Сей город, некогда знаменитый, полный силы и жизни, сохранил всё древ¬нее свое великолепие, но тих и пуст, как огромная гробница. Его кафедраль¬ная церковь с своею наклоненною колокольнею, Баптистериум и Campo Santo, стоящие на одной площади, покрытой травою, приводят в изумле¬ние величием своей архитектуры; но окружающая их запустелость неволь¬но приводит в уныние душу...].
21(2), пятница. Обедал у Великой княгини.
22(3), суббота. Пасмурная погода. 1-я ванна. У Бернсторфа.
23(4), воскресенье. У меня князь Лопухин. Поездка в Швальбах. У Ан¬штета. У Бернсторф.
24(5), понедельник. Пил чай у великой княгини. Герцог Кобургский, брат ее116, и сестра графиня Менсдорф.
26(7), среда. Ввечеру у меня Раух и Свербеев.
27(8), четверг. Приезд Жилля. Отъезд Рауха и Свербеева. Молчаливый обед.
28(9), пятница. У меня Сперанский117. Поездка в Швальбах и обед у Ан¬штета. Письмо от Рейтерна.
29(10), суббота. За общим столом обедал вместе с графинею Бернсторф, ее племянницею и зятем. После обеда у Бернсторф. Принц Гессен-Гомбург-ский, Бернсторф с дочерьми, Бранденштейн и другие. У Данекера. У Ве¬ликой княгини под деревом. Разговор о короле118 с Бернсторфом: A quelle
* При каком дворе можно видеть что-либо подобное? Все держатся довольно далеко от короля, который редко видит людей, и никто не опасается возбудить его интерес {фр.).
cour peut-on voir cela? Tout le monde est assez loin du roi, qui voit rarement les hommes, et personne ne craint Tintriguer*.
30(11), воскресенье. Обед за table d'hote с семейством Бернсторф. Арним. После обеда прогулка по большой дороге. М-е Beck с дочерьми. Ссора с Анд-рюшею.
31(12), понедельник. Прогулка с Андрюшею в Rauenthal.
{Август)
1(13), августа, вторник. Завтрак на террасе. Поутру у Бернсторф. Разго¬вор о свободе книгопечатания и о цензуре. Бернсторф. Прогулка по шваль-бахской дороге.
2(14), среда. Посещение Карла Карловича119.
3(15), четверг. Обедал у Великой княгини. У Бернсторфа поутру с прин¬цем Гессен-Гомбургским. Ввечеру у меня Лауниц.
4(16), пятница. Выезд из Шлангенбада. В Вейльбахе. У меня ввечеру Бехтеев, в Hotel Weidenhof.
5(17), суббота. Во Франкфурте. Поутру у Югеля, Анштета, М-е Gothe, Маркеловой, графини Алопеус. Обедал у Анштета. В театре: "Tancrede"120. У Маркелова. Жадимировский. Дома. Альбом М-е Gothe.
6(18), воскресенье. Выезд из Франкфурта. Проехал Фридберг. Гунген. Ночевал в Грюнберге.
7(19), понедельник. Переодевался в Альфельде (готическое здание про¬тив трактира). Приезд в Виллинсгаузен121. Семейство за столом. Дочери Фрица Шверцеля122. Ввечеру смотрел вал, Остенде и Ватерлоо. Музыка.
8 (20), вторник. В Виллинсгаузене. Поутру показывал свои рисунки и смотрел клодовеки. Прогулка в саду. Gartenlaube*. Старые деревья. Мост через Неву. Семейные деревья. Место Рейтерна. Кавказ. Ель. Липа. После обеда клодовеки. Прогулка: деревня, кладбище. Церковь. Кассельская до¬рога. Клодовеки. Музыка. Праздник свадьбы Рейтерна.
9(21), среда. В Виллинсгаузене. Ссора с Андрюшею. Перед обедом рас¬сматривал клодовеки. Прогулка. После обеда показывал свои рисунки. При¬езд Фрица. Музыка. Les deuxjournees123.
10(22), четверг. Отъезд из Виллинсгаузена в ХА 12. Рейтерн со мною до Цигенгайна. Веселая сторона, покрытая холмами и рощами. Ваберн, где заложили мне свежую лошадь. Диссен; большой почтовый дом с широким двором. В Касселе в Konig von Preussen на круглой площади.
11(33), пятница. Переезд из Касселя в Готу. Ночевал в Готе, Hotel der Moor. Рисунки Гётевы. Гравюры Рафаеля. Рембрантовы рисунки. Подар¬ки Гамбурга. В кабинет; бедность и Geschmacklosigkeit**. Разделение часов. Портрет Наполеона. Бюст императрицы и венцы. Mehr Licht!124. Спаль¬ня. Библиотека; манускрипты. К M-elle Pogwich125. Альма и Вольфганг126.
* Беседка (нем.).
* отсутствие вкуса (нем.).
К великой княгине127. Spiegel с дочерью. Бьелке. Санти с женою. Вечер у великой княгини. Обозрение дворца.
12(24), суббота. Переезд из Готы в Веймар. Приезд в 3-м часу. Оста¬новился в Erbprinz. К канцлеру Миллеру. С ним к Бьельке, к Фицтуму. В театр: "Jeanne d'Arc". После театра к Санти. Кудрявский. Анекдоты о Гёте: Der verfluchte Giebel*. 3 обета в Шампиньи: Den Giebel nie zu fluchten, nie in einem schlechten Theater sich zu langweilen, nie ein Kompliment zu sagen ohne es aufrichtlich gedacht zu haben. — Von solchen Dingen spreche ich nur mit Gott**.
13(25), воскресенье. Веймар. Поутру с Крейтером в библиотеку. Бюст Гёте Давида128. Ошибка. Перспектива. Шиллер. О привязанности Гёте к Шил¬леру. Виландово письмо о Гёте к Якоби129. Письма отца и матери. В баш¬ню. Альбомы дале 16-го века. В доме Гёте. Комната медалей: медали Сред¬них веков; бронзы; слепок с Шиллерова черепа130 (история, как он найден). Смерть Шиллера 1804131, погребение; в 1815; соединение скелета; черепа; бюст Данекера; портреты; вход по билетам; Шиллеров слуга; два зуба. Че¬реп Вандика.
14(26), понедельник. Веймар — Мерзбург. Поутру у канцлера Миллера. О Гётевом «Фаусте». О Гумбольдте. У Великой княгини. Ее библиотека. Рисунки сына132. Отъезд в 12 ХА. Ночевал в Мерзбурге. "Die Sonne", очень чистый трактир.
15(27), вторник. Мерзбург — Виттенберг. Кафедральная церковь. Гробы герцогов. Картина Лукаса Кранаха. Положение во гроб и Распятие; на по¬следней три Лютера. Святая Екатерина Албрехта Дюрера. Гроб епископа Труге. Казненный камердинер. Одежда Отгона и св. Кунигунды. Рука Рудоль¬фа. Проехал через Виттенберг. Осмотр ратуши. Десять заповедей Кранаха. Меч Густава-Адольфа. Четки Лютера. Ночевал в Трейенбритцене.
16(28), среда. Потсдам. Письма. Редерн. День в Потсдаме. В Einsiedlei***. В Сан-Суси. Галерея. В Шарлоттенгоф. God save the king****. Разговор об Ита¬лии. Биллиарды. У принца Вильгельма. M-elle Block. М-е Verdeck. Принц Карл. Разговор с принцем Вильгельмом. Принц Виртембергский.
17(29), четверг. Берлин. Письмо к Лауницу. Для Рейтерна свидетельство. Визиты. Покупки. Рисунки Гёте Рейтерну. В Берлин. К Сперанскому. У ме¬ня Массов. К князю Витгенштейну. К королю. Встреча с Сперанским. О Круге. У короля: мундир. В музеум, в собрание египетских древностей. Дома. У меня Витгенштейн. К Шенку. К Мальтицу. К Рибопьеру. К Радзи-вилл. К Клейсту. К Радовицу. Жаркий разговор о Риме и абсолютизме.
* Проклятый фронтон (нем.). ** Никогда не проклинать притолоку, никогда не скучать в дурном театре, ни¬когда не говорить комплимента, если искренне так не думаешь. — О таких вещах я беседую только с Богом (нем.).
*** пустынь, жилище отшельника (нем.). **** Боже, храни короля (англ.) — слова английского гимна.
18(30), пятница. Берлин. К Сперанскому. К Фикельмону. К Вихману. К Штакельберг. В музеум. К Радовицу, у которого обедал с Клейстом. Ве¬чер у Гуфланда.
19(31), суббота. К Вихману. К Гропиусу. К принцессе Радзивилл. Гум¬больдт. К Шинкелю. Лессингова картина133. Обедал у Радовица. — К Клей-сту. К Радовицу.
20(1) сентября, воскресенье. У Вихмана. Поутру с Клейстом и Радовицем в королевский дворец. Рафаелевы копии. Картины: Лессинга, Бендехаге-на, Зона. Визиты. Обедал у Радовица.
21(2), понедельник. Утром у Вихмана. У Рауха и Тика. У Крюгера. У Шен-ка. Обед у Радзивилл. Перед обедом у Радовица. После обеда у Клейста. Вечер у Радзивилл: Радовиц, герцог Кембричский.
22(3), вторник. Поутру у Вихмана. С Радовицем к Дюмлеру и Пленку. У гр. Гребен. С Клейстом в диораму и панораму Залбурга. Домой. Обедал у Радзивилл с Радовицем. После обеда в Singakademie* с Клейстом. Домой. Вечер у Радовица. Чтение о душе, привидениях, музыке.
23(4), среда. У Шенка. У Витгенштейна. У принцессы Радзивилл. У Ра¬довица обедал. К Гензелю (Христос перед судилищем). В театр: "Robert le Diable"1™. Дома. У меня Клейст и Радовиц.
24(5), четверг. Ландсберг. Ночевал на почте.
25(6), пятница. Ландсберг. Ястров. Известие о Государе135. Встреча в Вальденберге с Адлербергом. Ночью встреча с Волхонским.
26(7), суббота. Ястров. Диршау. Обедал в Черске. Ночевал в Диршау. Rothe Krug.
27(8), воскресенье. Диршау. Бранденбург. Осматривал Мариенбург. 28(9), понедельник. Бранденбург. Тильзит. 29(10), вторник. Тильзит. Кольм. Худая ночь.
30(11), среда. Кольм — Рига. Петерсен. Фрейман. Реннекампф. M-elle Wolmerange. Milly Reutern136. Бредерло: его картины. Вандик. Новые ланд¬шафты и марины. Картоны Рафаеля.
31(12), четверг. Рига. В Энгельгардсгоф, помешательство.
(Сентябрь)
1(13) сентября, пятница. Энгельгардсгоф — Лоддигер. Юлия Рейтерн137 одна. Приезд Германа с женою138. Песни Loewe, Гердеров романс и Drei Wanderer139. Приезд Эммы, Натали и Унгерна140. Пение. Известие о Хрис¬тофоре141. Разговор с Унгерном.
2(14). Loddiger Wolmar. Отъезд в три часа.
3(15). Wolmar. Дерпт. Ночь в Петербургском трактире.
4(16). Дерпт. Свиданье с Карамзиными142. Визиты: к Асмусу, к Блуму, к Парроту, к Зенфу. Обедал у Екатерины Афанасьевны. Вечер у Карамзи¬ных, потом дома. Погребение малютки Мещерского143.
5(17). Дерпт. Именины Лизы144. У Борга, Еше и Эрдмана. Обедал дома. Приезд Вяземского. Ввечеру у Карамзиных. Изломанное колесо. Северное сияние. У меня Борг, Рейц, Блум и Еше.
6(18). Дерпт. Зенф у меня. Обедал у Карамзиных. Рождение княгини Вяземской. У меня Гейц и Паррот. На обсерваторию: луна и Юпитер. Дим-лер, Муравьев, Золотарев и Тютчев.
7(19). Дерпт.
8(20). Дерпт — Чудлей.
9(21). Чудлей — Кипень.
10(22). Кипень— Царское Село. Приехал в 10-ть часов утра.
ПРИЛОЖЕНИЯ
 

 
А. С. Янушкевич
ДНЕВНИКИ В. А. ЖУКОВСКОГО КАК ЛИТЕРАТУРНЫЙ ПАМЯТНИК
В. А. Жуковский вел дневники всю сознательную жизнь. Первые до¬шедшие до нас записи датируются 1804 г. и созданы 21-летним молодым человеком, думающим о своем назначении и вступающим на поприще рус¬ской словесности. Последние — сделаны на календарных листках за 1846— 1847 гг. уже слепнущим, почти 65-летним писателем, завершающим свой творческий путь созданием «русской Одиссеи». Почти полвека собствен¬ной биографии и общественно-культурной жизни России первой половины XIX в. запечатлены на страницах этого литературного памятника, воссоз¬давшего драматическую судьбу поэта, мыслителя, общественного деятеля.
В 1847 г., словно подхватив эстафету Жуковского, 19-летний Лев Толстой начинает свои дневники, которые будет вести до конца долгой жизни. Бо¬лее полувека мучительных поисков и истории русской жизни второй поло¬вины XIX — начала XX в. проходят на страницах этой «духовной Одиссеи».
Связь эпох, преемственность идей, переклички духовных и эстети¬ческих поисков — все это очевидно при сравнении столь масштабных по протяженности и интеллектуально-духовной насыщенности документов русской культуры. Но вместе с тем рельефнее обозначается и сущность лич¬ности первого русского романтика, наставника целого поколения русских писателей, в том числе и Пушкина.
«Изучение творчества Льва Толстого должно начинаться с его дневни¬ков»1, — писал Б. М. Эйхенбаум. Думается, разговор о жизни и творческой судьбе В. А. Жуковского, о его месте в истории русской культуры невозмо¬жен без такого памятника целой эпохи, как его дневники. Вместе с тем без его дневников и представление о литературной и общественной жизни России первой половины XIX в. будет далеко не полным.
В истории русской дневниковой прозы XIX в. «Дневники» В. А. Жуков¬ского — явление уникальное, но, к сожалению, изученное совершенно недо¬статочно. Более того: несмотря на подвижническую деятельность И. А. Быч¬кова по их расшифровке и публикации2, они еще до конца не собраны.
1 Эйхенбаум Б. М. О литературе. М., 1987. С. 36.
2 См.: Дневники В. А. Жуковского / С примеч. И. А. Бычкова. СПб., 1903.
Остались за пределами бычковского издания «Дневников» 1903 г. дерптские записи 1814—1815 гг., парижский дневник, конспективные заметки о смер¬ти А. С. Пушкина, находящиеся в архивах многочисленные неопубликован¬ные дневники за целые годы3, что свидетельствует о насущной потребности дальнейшей работы по собиранию и изданию этого интереснейшего памят¬ника русской культуры.
Исследователи, обращавшиеся по разным поводам к «Дневникам» Жу¬ковского, отмечали их историко-литературное и общественное значение. Так, Л. Я. Гинзбург называет дневник молодого Жуковского примером «ранних попыток русской мысли анализировать внутреннего человека»4. По мнению Р. В. Иезуитовой, они являются «ценнейшим документом для исследовате¬лей русской и европейской общественно-литературной и культурной жизни первой половины XIX в.»5. «Конспективные заметки Жуковского о гибели Пушкина» давно вошли в арсенал пушкиноведения6; записи 1840—1841 гг., как убедительно показал М. И. Гиллельсон7, должны стать органической ча¬стью лермонтоведения. О художественных достоинствах «Дневников» и их значении для исследования русско-европейских связей говорит Р. Ю. Дани¬левский8. И это подтверждается как его собственными изысканиями в обла¬сти русско-швейцарских литературных отношений, так и фундаментальными трудами о судьбе Гёте в России9, о восприятии личности Жуковского в Гер¬мании10. Наконец, есть все основания видеть в них, как это уже убедительно показал в упоминавшейся выше работе Б. М. Эйхенбаум, истоки толстовского типа дневников и его психологизма11.
3 Подробнее историю собирания и публикации дневников Жуковского см. в пре¬амбуле к «Примечаниям» в данном издании.
4 Гинзбург А. О психологической прозе. Л., 1971. С. 40.
5 Иезуитова Р. В. Пушкин и «Дневник» В. А. Жуковского 1834 г. // Пушкин: Ис-следования и материалы. Т. 8. Л., 1978. С. 219.
6 Об этом см.: ЛевковичЯ. Л. Дуэль и смерть Пушкина в конспективных замет¬ках Жуковского // Жуковский и русская культура. Л., 1987. С. 455.
7 Гиллельсон М. Последний приезд Лермонтова в Петербург // Звезда. 1971. № 3. С. 137—146.
8 Данилевский Р. Ю. Россия и Швейцария: Литературные связи XVIII—XIX вв. Л., 1984. С. 137—146.
9 См.: Дурылин С. Н. Русские писатели у Гёте в Веймаре // Лит. наследство. Т. 4—6. М., 1932. Гл. 5. «Жуковский и Гёте»; Жирмунский В. М. Гёте в русской ли¬тературе. Л., 1981. С. 77—89.
10 См.: Gerhardt.
11 Об этом см. также: ФричЕ. В. Личность автора в дневниках начала XIX века: (На путях к психологизму Л. Толстого) // Проблема автора в художественной лите¬ратуре. Вып. I. Ижевск, 1974. С. 49—67; Скачкова С. В. К проблеме генезиса психо¬логизма в творчестве молодого Л. Н. Толстого (Толстой и В. А. Жуковский) // Про¬блемы литературных жанров. Томск, 1983. С. 164—165.
12 Вяземский. Т. 7. С. 481.
При всем том дневниковая проза «Коломба русского романтизма в поэ¬зии» (В. Г. Белинский) имеет и самостоятельный интерес. Дневники Жуков¬ского — это один из редких образцов писательского дневника, воссоздающего творческую биографию художника. В этом смысле они не только зеркало души, но и отражение судьбы поэта. Известная поэтическая формула Жуков¬ского «Жизнь и Поэзия одно» в дневниках конкретизируется: жизненные впечатления, материалы путешествий, духовные поиски становятся импуль¬сом для размышлений на эстетические темы. Дневниковые записи нередко становятся комментарием к творческой истории отдельных произведений. Проблема романтического жизнетворчества получает в дневниках Жуков¬ского свое оригинальное выражение.
Дневники создавались в течение почти всей творческой жизни поэта. Характерно, что, как правило, наиболее развернутые и программные записи приходятся на этапные в биографии Жуковского годы. Так, можно выделить своеобразные дневниковые массивы: 1804—1806, 1814—1815, 1820—1822, 1827—1839, 1840—1847 гг. Разумеется, не исключено, что дальнейшие разыс¬кания могут внести коррективы в эту периодизацию, но, думается, суть эво¬люции дневниковой прозы Жуковского от этого не изменится. Именно в эти годы закрепляются разнообразные типы дневников, намечаются характер¬ные для творческой биографии поэта-романтика формы связи анализа, описа¬ния внешней и внутренней жизни, их соотношение с поэтическими поисками. Психологическая лирика, романтические манифесты, лироэпос, эпические формы поэзии — все эти разновидности поэзии Жуковского, воссоздающие его движение от лирики к эпосу, обретают в дневниках свою мировоззрен¬ческую основу и находят в них свое жизненное развитие и воплощение.
Цель предлагаемой статьи — наметив некоторые моменты эволюции дневниковой прозы Жуковского, обозначив ее контекстуальные связи с со¬бытиями эпохи, дать своего рода путеводитель по дневникам поэта от их истоков до финальной точки.
I
Дневники 1804—1806 гг. имеют неповторимое лицо. В отличие от писем-дневников 1814—1815 гг., более поздних дневников, записи этого периода не просто исповедь или «колья (...), чтобы означить пройденный путь»12. «Подневные записи 1804—1806 гг. — отражение напряженных самонаблю¬дений, микроскопический анализ душевных переживаний. Сама форма жур¬нала, характер ежедневных отчетов о поведении выявляют связь дневников молодого Жуковского с определенной традицией, прежде всего с франкли-новой системой. Жуковский, как и многие его современники, увидел в мето¬де американского просветителя реальный путь к самоусовершенствованию.
«Существо этого метода, — замечает современный исследователь насле¬дия Франклина, — сводится к выработке главных „моральных добродете¬лей" и к уяснению тех приемов, при помощи которых каждая из этих доб¬родетелей станет для человека обязательной, само собою разумеющейся нормой поведения»13.
В рукописях Жуковского этого периода среди многочисленных росписей книг для самообразования, в списках на форзацах и обложках штудируе¬мых в это время сочинений имя Франклина появляется постоянно в ряду других знаменитых моралистов. Так, на обороте верхнего форзаца сочине¬ний Шефтсбери Жуковский составляет список для чтения, где имя Франк¬лина находится рядом с именами Руссо, Гарве, Энгеля, Лафатера, Лабрюй-ера, Дюкло и других философов и моралистов, чьи труды он изучал в эти годы. Но красноречивее этих упоминаний об интересе Жуковского к фран-клиновой методе говорят расписания занятий на день, на целый период жизни, которыми буквально пестрят страницы рабочих тетрадей поэта.
Так, среди росписей, конспектов, набросков статей, относящихся к 1804— 1807 гг., появляется 13 вариантов порядка дня14, соответствующих принци¬пу Франклина, изложенному в его «Автобиографии»: «Заповедь порядка тре¬бовала, чтобы каждому делу было отведено определенное время. Поэтому одна страница моей книжечки содержала следующее расписание занятий в течение суток»15. Вот образец одной из таких записей у Жуковского:
В 1805 от августа) до декабря.
Вставать в пять часов, ходить.
От 6-ти до 8-ми. Перевод.
От 8 до десяти. Сочинять. Писать.
От 10 до двенадцати. Введение.
От 12 до 1. Завтрак, рис(овать) или с М(ашей).
От часа до трех. Перев(одить). Leg(ons). Табл(ицы).
От четырех до шести. Руссо.
От шести до осьми. Введение (читать)16.
В сочетании с дневниковыми записями этого времени, типа: «Лучше всего каждое утро, рассмотрев себя, положить, что делать в тот день, что¬бы не потерять его» или «Надобно каждый день в своем журнале записы¬вать то, что случилось со мною в течение дня, то есть себя рассматривать», с пометками: «дать отчет за день», «спросить себя», подобные расписания дня — почти буквальное воспроизведение суточных планов Франклина. Ср.:
13 Баскин М. П. Вениамин Франклин // Франклин В. Избр. произведения. М., 1956. С. 43.
14 РНБ. Ф. 286. On. 1. № 79. Л. 21
15 Франклин В. Избр. произведения. С. 486.
16 РНБ. Ф. 285. On. 1. № 12. Л. 15 об.
План (на сушки). Утренний вопрос.
Какое добро могу я сего дня сделать?
5. Вставши умыться, и призвав на помощь
6. высочайшую Благость, распорядить дела,
7. решиться на что-нибудь, относительно
до моей цели, упражняться в учении, завтракать.
<.............................................................>
Вечерний вопрос.
Что сделал я сего дня доброго?17
Этот план, совпадающий почти в деталях с расписаниями Жуковского, интересен еще и тем, что появился в переводе друга Жуковского, Андрея Тургенева, дневники которого 1801—1802 гг. ориентированы на этот же тип сознания18. Переводчик выбрал из Франклиновых записок одну из важней¬ших — шестую главу, содержащую кодекс морального совершенствования американского мыслителя19. Знакомство Жуковского с этим переводом не вызывает сомнений, так как он был посвящен в историю работы А. Турге¬нева над ним20.
В библиотеке поэта имеются различные издания сочинений Франклина, вышедшие в более позднее время, а в его архиве находятся высказывания о личности и учении американского моралиста, относящиеся к разным пе¬риодам жизни Жуковского21. Так, в письме С. А Самойловой от конца 1819 г. он замечает: «Он (Франклин) умел найти то счастье, которое должно принад¬лежать всякому человеку и которое состоит в спокойствии внутреннем, ос¬нованном на уверении, что жизнь употреблена как должно, на добро и пользу себе и другим. В своих записках изъясняет он для нас, каким средством до¬шел он до этого нравственного совершенства»22.
Ранние дневники Жуковского выявляют франклинову традицию в самом главном — в разработке устойчивого нравственного поведения и приемов самонаблюдения. Нигде прямо не применяя франклинову «таблицу слабо¬стей», Жуковский уже в самом начале своего журнала намечает программу самоконтроля: «Каков я? Что во мне хорошего? Что худого? Что сделано
17 Отрывок из записок Франклиновых: С присовокуплением краткого описания его жизни и некоторых его сочинений / Перевел с фр. А. Т. М., 1799. С. 34—35.
18 См.: Из дневника Андрея Ивановича Тургенева / Публ. и коммент. М. Н. Ви-ролайнен // Восток — Запад. Вып. 4. М., 1989. С. 100—139.
19 О месте этого перевода в истории русского франклинизма см.: НиколюкинА. Н. Литературные связи России и США. М., 1981. С. 97—99.
20 См.: Веселовский А. И. В. А. Жуковский: Поэзия чувства и «сердечного вообра-жения». СПб., 1904. С. 60.
21 Об этом см.: Янушкевич. С. 33.
22 РНБ. Ф. 286. On. 1. № 29. Л. 29.
обстоятельствами? Что природою? Что можно приобресгь и как? Что долж¬но исправить и как? Что не можно ни приобресть, ни исправить (то есть, есть ли что во мне такое)? Какое счастие мне возможно по моему характе¬ру? Вот вопросы, на решение которых должно употребить несколько (мно¬го) времени. Они будут решаемы мало-помалу, во всё продолжение моего журнала». Эта цепь вопросов подготавливает характерный метод психоло¬гического анализа — «рассмотрение себя по частям». Выявляя суть таких недостатков, как лень, ревность, зависть, ложь и т. д., автор журнала преж¬де всего обращает «глаза на самого себя», пытается соотнести свое поведе¬ние с возможной нормой, разрабатывает свою «таблицу слабостей».
Франклинов метод самонаблюдения и самооценки стимулировал в моло¬дом Жуковском интерес не столько к норме поведения, к устойчивым состо¬яниям, сколько к процессу борьбы страстей, к анализу переходных состоя¬ний. Критическое отношение к себе, чувство бесконечного волнения души не покидает поэта: «Был недоволен собою, беспокоен, лишен бодрости», «был невнимателен и досадовал на самого себя за это невнимание, почитал себя не способным ни к какому вниманию», «теперь я в очень дурном расположе¬нии». За этими и многими другими записями открывается драматическая история самопознания и самоусовершенствования, в чем признавался и столь последовательный в своих действиях Франклин: «Мои неудачи так меня раз¬дражали (...), что я был почти готов оставить дальнейшие попытки и сми¬риться с этим своим недостатком»23. Ср. признание Жуковского: «(...) в уме такая пустота и недеятельность; прошедшее мне кажется очень дурным, а на¬стоящее скучным; от будущего не ожидаю ничего; все мои планы исчезли; даже нет во мне желания делаться лучше, образовать и ум, и характер». Од¬нако именно этот тяжкий путь сомнения, недовольства собою и позволил Жу¬ковскому наполнить русскую поэзию новым содержанием. Его дневники 1804—1806 гг. — существенная веха на этом пути.
Дневники открываются диалогом А. и Б. Структура контраргументов и контрвопросов, стремление каждый поступок проверить самооценкой, раз¬ложить на составные части позволяет зримее выявить сами приемы психо¬логического анализа. Традицию этой формы можно обнаружить в диало¬гах Цицерона, особенно в его «Тускуланских беседах», которыми русский поэт увлекается в это время24. Цицероновский принцип проверки того или иного положения нравственной философии в восприятии слушателя полу¬чает у Жуковского свое конкретное преломление. Диалог А. и Б. — обна¬жение приема ежедневного самоконтроля. Воспроизводя во всех деталях историю одного дня, автор дневника смотрит на себя со стороны.
Рассказ о прожитом дне весь соткан из несовпадений планов, порядка, норм и реальных поступков. Уже описание начала его: «Я встал позже
23 Франклин В. Избр. произведения. С. 487.
24 В библиотеке поэта имеется французское издание этого сочинения Цицеро¬на с многочисленными маргиналиями владельца. См.: Описание. №818.
обыкновенного, в исходе седьмого (нарушение порядка — первое впечат¬ление и, конечно, неприятное, при самом начале дня; однако, мне кажет¬ся, оно не имело заметного впечатления на мое расположение)» — обнару¬живает стремление понять механизм своих поступков и настроений, увидеть следствия того или иного нарушения. «Рассмотрение дня» все время пере¬ходит у Жуковского в анализ чувств, побуждений, импульсов. «Я отказал¬ся, опасаясь возбудить подозрение самым старанием не возбудить его» — эти слова едва ли не формула самонаблюдения в смысле тончайшей нюан¬сировки психологических состояний.
Поток чувств и состояний дня молодой наблюдатель разлагает на состав¬ные части, что синтаксически подчеркнуто обилием точек с запятой в пре¬делах сложного предложения: возникает законченная незаконченность. Содержательное же выражение этого процесса определяется фиксацией связи одного события с другим, выявлением побочных мотивов поведения, обозначением противоречий в чувствах. Мотив недовольства собою, настой-чиво звучащий на протяжении всего рассказа, лишается монотонии, так как неразрывно связан с ситуацией и действием. В рассказ включаются не толь¬ко факты духовной биографии (чтение, перевод, игра на фортепьяно), но и реалии повседневности (общение с родными, план строительства дома), даже физиологические ощущения («имел глупость обременить свой желу¬док непоспелыми яблоками, потом дынею, что произвело резь в животе»). Второе «проигрывание» ситуаций дня в их оценке со стороны Б. углубляет процесс самопознания. Прием отстранения как бы соединяет события и их оценку, выявляет причинно-следственные связи, намечает психологичес¬кие варианты одной и той же ситуации.
Диалог А. и Б. у открывающий дневники, — наиболее обнаженная форма психологического анализа. Это своеобразное введение в журнал, который молодой энтузиаст достаточно регулярно вел в течение июня 1805 — августа 1806 г. Система параграфов, на которые разбивается журнал, с добавлением замечаний на некоторые из них — все это отражение обостренного самона¬блюдения, достигающего почти микроскопического анализа. Не случайно столь разнообразна палитра выражений для обозначения этого процесса: «рассмотреть себя», «разбирать себя», «судить о самом себе», «спросить у са¬мого себя», «бороться с собою», «узнавать себя», «познавать себя», «замечать себя», «образовать себя», «исправлять себя», «все применять к себе», «обра¬щать внимание на себя», «искоренять дурное в себе», «заниматься собою», «обратить глаза на самого себя», «сравнить себя с другими», «усовершенство¬вать себя» и т. д.
В центр наблюдения выдвигается проблема индивидуального характера. Психологические наблюдения автор журнала переносит на окружающих. Встречи с новыми людьми он рассматривает как еще одну возможность ана¬лиза личности. Этот интерес к исследованию характера окружающих Жуков¬ский подчеркивал и сам. Так, в программе «О том, что написать в журнал» и в планах «Автобиографии», «имеющих ближайшую связь с журналом 1806 го¬да»25, он замечает: «(...) разобрать свой собственный характер и характер не¬которых знакомых»; «Несколько слов о характерах моих прочих знакомых».
Размышления о «внутреннем человеке» определяют пафос ранних днев¬ников Жуковского. Франклинов журнал молодого поэта дополняется пла¬нами устройства жизни, регламентированного поведения для себя и близ¬ких людей. Жуковский пытается создать собственную моральную систему. Записная книжка «Разные замечания» 1807—1808 гг., ориентированная на знаменитую французскую «Энциклопедию» Дидро и Д'Аламбера, наполнена собственными статьями на моральные темы. Жуковский в своих этико-философских построениях ориентируется еще на XVIII в.: и сочинения Руссо, и «Энциклопедия», и трактаты немецких «практических» философов (Гарве, Энгель) для него точка отсчета. Но вместе с тем сквозь рационализм нравственных установок, правил, рецептов постоянно прорывается энту¬зиазм молодого романтика. Культ живого, непосредственного чувства, иду¬щий от карамзинизма, обретает в его дневниках плоть конкретных психо¬логических реакций.
В авторе дневника постоянно живет поэт, в чем он признается и сам: «Я давно не занимался стихами и как будто бы потерял из виду поэзию». Но поэзия упорно напоминает о себе в напряженной эмфатике и лиризме записей, иногда превращая прозаические строчки дневника в начальные строки стихотворений: «Что со мною происходит? Грусть, волнение в ду¬ше...», «Друзья, надежды, радости, блаженство...», «В мыслях заключают¬ся все наши наслаждения», «Об чем я буду нынче с вами говорить...» и т. д. Но дело даже не в этих ритмически организованных фразах. Дневниковые записи «все больше и больше приобретают характер материалов для био¬графической повести или, вернее, хроники. Появляются то парадоксаль¬ные афоризмы, то наброски пейзажей, то психологические характеристики и наблюдения»26. Эти слова, сказанные о дневниках молодого Льва Толсто¬го, с некоторыми оговорками характеризуют общее направление записей молодого Жуковского.
Рассказывая с прожитом дне, поэт не стремится к четкой хронике собы¬тий. Ему важнее не столько то, что произошло за день, сколько то, как это произошло. Создается хроника душевной жизни. Поэтому идет выработка языка настроений, оформляются мотивы будущих элегий.
«Эта неясность и отдаленность всегда имеет трогательное влияние на серд¬це: видишь, кажется, будущую судьбу свою неизвестную, но не совсем незна¬комую. Какое-то тайное предчувствие говорит о ней и обнаруживает ее не¬явственно за прозрачным занавесом»; «Там — какое слово, сколько под ним заключается»; «Это чувство родилось вдруг, от чего — не знаю; но желаю, чтобы оно сохранилось»; «Желал бы всё так точно сказать, что чувствую, но думаю, что уметь не буду» — за этими и многими другими, брошенными пока
Дневники. С. 36.
Эйхенбаум Б. М. Лев Толстой. Кн. 1. 50-е годы. Л., 1928. С. 33. 404
вскользь замечаниями приоткрывается мир таинственных явлений, стрем¬ления к бесконечному, томления по идеалу, невыразимого. Элегическое сло¬во Жуковского, балладные мотивы, мелодика стиха неразрывно связаны с дневниковым путешествием в самого себя, с дневниковым психологичес¬ким практикумом.
В истории формирования русской психологической поэзии, да и про¬зы, дневники молодого Жуковского — явление, заслуживающее самого пристального внимания. Не касаясь всей сложности этого вопроса, за¬метим, что в них — истоки толстовского направления, той линии пси¬хологического анализа, которая питалась идеями самоусовершенствова¬ния и самонаблюдения27. От «Дневников», записных книжек, круга чтения Жуковского 1804—1806 гг. — прямая дорога к «Журналу Печорина» Лер¬монтова, к поискам молодого Льва Толстого.
II
Дерптские дневники Жуковского 1814—1815 гг. — летопись одного из сложнейших периодов его духовной жизни. История мучительного рас¬ставания с Машей Протасовой получает здесь свое отражение. По существу, после дневников 1804—1806 гг. поэт вновь обращается к столь подробной фиксации своих душевных переживаний. Но если ранние дневники, Франк¬линов журнал воссоздавали историю самоусовершенствования поэта, были беседой с самим собой и в этом смысле, несмотря на наличие вымышлен¬ного диалога Л. и Б., интровертны, то дерптские дневники диалогичны по своей природе. Они одновременно исповедь и проповедь.
«Белая книга» Жуковского, как он называл дерптские дневники, по его замыслу «должна быть моим лучшим товарищем, верным поверенным, под¬порою на будущее, судиею и свидетелем поступков»28. Вместе с тем она пред¬назначалась для другого человека — для Маши Протасовой. Отдельные ее положения и целые страницы текста переносились в подробные письма. Именно поэтому рождалось оригинальное единство дневникового и эпи¬столярного жанров, письма-дневники29.
В центре писем-дневников 1814—1815 гг. история души, находящейся в состоянии разлада, бесконечной внутренней борьбы. То, что поэтически обозначилось в балладах, этом «театре страстей», получило как бы проверку жизнью. Поэт, утверждавший великое значение для лирики «смешанных чувств», их борения и смятения, воссоздает в дневниках свою жизненную драму по этим законам. Дневниковые записи 1814—1815 гг. с эпистолярным
27 Об этом см.: Лотман Ю. М. Истоки «толстовского направления» в русской ли-тературе 1830-х годов //Лотман Ю. М. Избр. статьи. Таллинн, 1993. Т. 3. С. 49—90.
28 Дерптский дневник Жуковского//Гофман. С. ПО.
29 См.: Письма-дневники В. А. Жуковского 1814 и 1815 годов / Подгот. к печати П. К. Симони // Памяти Жуковского. Вып. 1. С. 145—211.
комментарием по праву можно было бы назвать опытом психологического романа, если бы не знать их драматическую жизненную подоплеку. Именно эта реальная драма и придает дневниковым записям значение человеческо¬го документа, но вместе с тем она же обнажает нерасторжимое единство жиз¬ни поэта-романтика и его творчества.
Записи Жуковского отличаются необыкновенной подробностью в пере¬даче чувства. Так, запись от 12 апреля 1815 г., раскрывающая состояние поэта, решившего уехать из Дерпта и расстаться с любимой, по своему объе¬му — маленькая повесть. Поэт вновь и вновь возвращается к мысли о не¬обходимости и благотворности разлуки, убеждая в этом и себя, и Машу. И одновременно — постоянно сдерживаемое чувство безвозвратности сча-стья, крушения всей жизни. Столкновение этих противоречивых и вместе с тем взаимосвязанных чувств образует психологическую основу записей.
Так же, как и в поэзии, Жуковский обильно использует в дерптском днев¬нике систему курсивов, лейтмотивов, анафор. Они выполняют у него функ¬цию своеобразных заклинаний. Таково любимейшее правило, которое он «не отдаст за миллион»: «всё в жизни к прекрасному средство» или излюблен¬ная поэтическая формула: «счастливое вместе». Десятки раз повторяющиеся в контексте дневниковых записей, эти девизы наполняются новыми оттен¬ками. «Самое страдание есть средство к прекрасному!» — записывает Жуков¬ский, а «счастливое вместе», по его мнению, возможно лишь «розно». Та¬кие, на первый взгляд, психологические парадоксы не случайны в общей системе дневниковых записей Жуковского 1814—1815 гг. Он делает попыт¬ку «доказать друг другу как геометрическую задачу, что для нас разлуки нет» (запись от 28 апреля 1815 г.). Но «как быть с собою? Как приучить себя на¬ходить и чувством хорошее и лучшее в том, в чем находит его рассудок?» (запись от 2 мая 1815 г.).
Парадоксы Жуковского не просто отражение борьбы чувства и рассудка, но воссоздание романтической психологии, основанной на антиномиях, противоречии состояний, раздвоении личности. Мотивы «быть» и «казать¬ся», «здесь» и «там», свободы и необходимости конкретизируются в размыш¬лениях о природе Провидения и Предопределения, в психологическом двоемирии.
Стремление каждую конкретную ситуацию возвести до жизненной фи¬лософии — отличительная черта дерптских дневников. И вместе с тем острота и пронзительность каждого чувства, не укладывающегося в вы¬водимые формулы и доказываемые «геометрические задачи». «Какое горь¬кое сиротство в этом слове — быть розно с тобою», «О! это слово: розно Как оно раздирает душу!», «Но часто душа разорвана в клочки» — эти и многие другие признания придают дневниковым размышлениям особую психо-логическую неповторимость и подвижность. Проповедь, морализаторство теряют свою силу, оживотворяются под натиском живого чувства. Смеше¬ние чувств вносит сумятицу в тщательно подготовленную программу бу¬дущей жизни.
Исповедальное начало в дерптских дневниках тщательно запрятано, но поэт все время обращается к воспоминаниям, восстанавливает в памяти свои прежние мысли и чувства, ибо «для сердца прошедшее вечно». Мотив вос¬поминания вносит в структуру дневников элегические признания. Обра¬щения «мой друг», «милой друг», «моя Маша» придают им задушевность. Письма-дневники Жуковского, как и лирика этого же периода, превраща¬ют воспоминания в источник вдохновения. Дерптские дневники, впитав¬шие идеи и образы таких программных произведений Жуковского, как «Теон и Эсхин», «Эолова арфа», явились прологом к поэтической филосо¬фии романтических манифестов 1818—1824 гг.
Многие нащупанные здесь понятия, формулы, размышления и чувства не были абстракциями и плодом книжной премудрости. Жизненная драма, за¬печатленная на страницах дневника, стала не только источником «иссуше¬ния» и «одеревянения» души, но и импульсом для перехода от книжного те¬оретического романтизма к романтизму как вероисповеданию. В этом смысле, по точному выражению Белинского, поэзия Жуковского «вышла из жизни», он «купил» ее «ценою тяжких утрат и горьких страданий», нашел «на дне сво¬его растерзанного сердца, во глубине своей груди, истомленной тайными муками...»30.
Примыкающие к дерптским дневникам записи 1816—1819 гг. немного¬численны и немногословны. Измученная душа поэта выходит из тупика от¬чаяния и душевного кризиса. Идет поиск нового поведения, нового миро¬созерцания в другой общественной среде.
III
Следующий этап в развитии дневниковой прозы Жуковского связан с его первым заграничным путешествием октября 1820— февраля 1822 г. При¬знанный глава русского романтизма, автор многочисленных манифестов ро¬мантической поэзии, он открывает для себя Германию, Швейцарию, Италию, погружается в мир и атмосферу европейского романтизма. Поэт посещает места, связанные с именами Гёте и Шиллера, Байрона и Наполеона, Вольте¬ра и мадам де Сталь, открывает для себя таинственный мир Саксонской Швейцарии, переживает потрясение от встречи с «Сикстинской мадонной» Рафаэля, беседуете Шатобрианом,Людвигом Тиком, К. Д. Фридрихом, встре¬чается с Гёте и Жан Полем. Переводчик немецкой поэзии, он осваивает реа¬лии германского мира. Учитель русского языка великой княгини Александ¬ры Федоровны (немецкой принцессы Шарлотты), он приезжает в Германию в составе ее свиты, и придворная жизнь рождает новые впечатления и встре¬чи. Бурная смена впечатлений сопровождается внутренней сосредоточенно¬стью: в течение этого небольшого периода Жуковский создает классические переводы «Орлеанской девы» Шиллера и «Шильонского узника» Байрона, которые современники высоко оценили, назвав «первой романтической тра¬гедией в стихах на русском языке»31 и "un tour de force"32.
Весь этот комплекс впечатлений нашел отражение в дневниковой прозе. Жуковский ведет дневник с не свойственной ему ранее методичностью, день за днем. Но если в самом дневнике в основном зафиксированы факты и со¬бытия, то в дневниковых по сути письмах к великой княгине Александре Федоровне он «распространяет» свои заметки, придает им характер путевых писем, путевого дневника. Синкретизм эпистолярного и дневникового на¬чал, свойственный вообще русской прозе, у Жуковского наглядно материа¬лизуется в рукописях: дневниковые записи как бы прослаиваются чернови¬ками писем; фрагменты из дневников легко переходят в письма, и наоборот33. Письма к Александре Федоровне — это по существу выдержки из дневника, художественно обработанные (характерно, что именно пробелы в дневнике компенсируются подробным описанием событий в письмах).
Рассматривая эти письма как «отчет в моей жизни», как «описание путе¬шествия», как «рассказ о том, что я видел», Жуковский стремится к воссоз¬данию хроники путешествия. Точная датировка событий, подзаголовки типа: «Путешествие от Берлина до Дрездена», «Дрезден. Плаун. Гарант», «Путешествие по Саксонской Швейцарии», «Дорога от Bastey в Шандау», «Рафаэлева Мадонна» и т. д. — все это превращает письма-дневники в очер¬ки, статьи, эссе. Показательно, что вскоре извлечения из этих писем под заглавием «Отрывок из письма о Швейцарии», «Отрывок из письма о Сак¬сонии», «Рафаэлева Мадонна», «Путешествие по Саксонской Швейцарии» были напечатаны в таких популярных изданиях того времени, как «Поляр¬ная звезда» и «Московский телеграф».
Дневники Жуковского периода первого заграничного путешествия прин¬ципиально отличаются от ранних дневников 1804—1806 гг., от дерптских писем-дневников. Во-первых, в них очевидна установка на факт, событие. Автор дневника не боится перечисления знакомств, описаний достоприме¬чательностей. Экстравертность — важнейший принцип любознательного и впечатлительного путешественника, ибо внешний, окружающий мир во всех его проявлениях вторгается в дневниковую прозу.
Во-вторых, мир романтической природы едва ли не главный объект изображения Жуковского. Это, говоря словами Белинского, «романтическая природа, дышащая таинственною жизнию души и сердца, исполненная высшего смысла и значения»34. Жуковский бережно и последовательно вос¬создает в прозе поэзию романтического пейзажа, «величественное зрелище
31 Кюхельбекер В. К. Путешествие. Дневник. Статьи. Л., 1979. С. 499. («Лит. па-мятники»).
32 Вершина мастерства (фр.). — Пушкин. Т. 13. С. 48.
33 См.: РНБ. Ф. 286. On. 1. № 4. Здесь находятся «семь тетрадок, относящихся до заграничного путешествия 1820—1822 гг.», зримо воссоздающие этот процесс.
34 Белинский. Т. 7. С. 219.
природы». Если элегия «Славянка» была прогулкой по «садам Романтиз¬ма»35, то письма-дневники, посвященные описанию Саксонской Швейцарии, стали путешествием по горам и озерам Романтизма. Изменение цвета неба, вод и гор, воссоздание переходных состояний — главное во всех этих за¬писях. Вот лишь одна из них: «Прелестное изменение цвета воды с изме¬нением неба: светло-бирюзовые волны, темно-голубые пятна, на вершинах искры и звезды; — вдали фиолетовые полосы; на самом отдалении как будто тонкий, неподвижный светло-зеленый пух; освещенные берега зелены, что в тени, то голубое; горы не ясны, а как будто туманны; утесы, и снег, и леса, и светлые пажити; —то темно-бирюзовые с светло-бирюзовым отливом; ча¬сто цвет облаков».
Романтический путешественник весь во власти таинств и неожиданнос¬тей природы. «Внезапная противоположность глубины (...) с веселою равниною», «всё мрачно и сурово», «величественное зрелище», «чувство не¬чаянности, великолепие, неизмеримость дали», «что-то величественное, ра¬зительное, напоминающее о Провидении», «разительное, неописанное зре¬лище», «хаос пены, грома и волн» — эти неоднократно повторяющиеся пейзажные впечатления воссоздают особый мир вечного движения приро¬ды, ее бесконечных изменений, игры света и тени. Постоянно рядом с на¬турфилософскими зарисовками, а точнее внутри их, возникают психо¬логические комментарии, эстетические оценки различных состояний, конкретизируется столь значимая для романтического путешественника формула: «душа распространялась».
Само слово дута буквально витает над всеми описаниями природы. «При¬рода, окружавшая меня, была прелестна, но главная прелесть окружающего есть наша дута, есть то чувство, которое она приносит к святилищу приро¬ды», «главный живописец — дута» — так закрепляется эта связь окружаю¬щей природы и внутреннего мира человека.
В-третьих, дневниковые записи 1820—1822 гг. густо населены. Диапа¬зон общения Жуковского в Германии поистине необъятен. Королевское се¬мейство, придворные, ученые-медики и педагоги, писатели, музыканты, скульпторы, художники, актеры, так или иначе упомянутые на страницах писем-дневников, — тоже своеобразный космос вариативных проявлений романтизма, романтического портрета. Жуковский вполне сознательно стре¬мится к универсальности, энциклопедичное™ личных знакомств, чтобы из мозаики частных впечатлений собрать целостное представление о роман¬тическом типе личности: «Встреча с человеком по сердцу есть то же, что вдруг открывшийся глазам прекрасный вид с горы на поля, долины и реки. И то и другое удивительно действует на душу: становишься чувствительнее, выше, пробуждается мысль о Боге, о счастии, о друзьях, пробуждается возвы¬шенная доверенность к самому себе». Лейтмотив «душа распространяется»
35 Об этом см.: Лихачев Д. С. Поэзия садов: К семантике садово-парковых стилей. Л., 1982. С. 189—300 (гл. «Сады Романтизма»).
организует представления русского поэта не только о природе и искусст¬ве, но и о людях.
Происходит оригинальное внедрение идей и образов романтической поэзии Жуковского в картины окружающей жизни, их своеобразное роман¬тическое оживотворение. Природа, взаимоотношения людей, эстетические впечатления от созерцания картин, посещения театра, встреч с предста¬вителями искусства даны сквозь призму романтической философии. Оби¬лие реалий одновременно объективирует само восприятие мира.
Если предшествующие дневники — поистине «путешествие в себя», «80 ООО лье вокруг себя», то дневники-письма 1820—1822 гг. — реальное пу¬тешествие, хроника русского за рубежом, но путешествие романтическое. В отличие от авторов «Сентиментальных путешествий» (прежде всего Стер¬на), Жуковский не «чувствительный путешественник». Если чувствительный путешественник — это в большей степени литературная маска, то роман¬тический странник Жуковского — это сам поэт, активно включенный в окру¬жающий его мир и пронизывающий его своими настроениями.
Жуковский, проявляя завидное любопытство путешественника, не про¬пуская буквально ни одной достопримечательности, создавая собственные путеводители, тем не менее постоянно живет в «царстве духа». Его общение с художником-романтиком К. Д. Фридрихом, писателем Л. Тиком, посеще¬ние Шильонского замка и Дрезденской галереи, созерцание Рафаэлевой Ма¬донны принадлежат к «счастливым часам жизни». В этом смысле дневниковая проза периода первого заграничного путешествия — эпилог и эстетический комментарий к романтической поэзии Жуковского 1815—1818 гг. Не случай-но стихи из его программных произведений или же их прозаические вариан¬ты (ср., например, стихотворение «Невыразимое» и рассуждение о невыра¬зимости в описании природы, содержащееся в «Путешествии по Саксонской Швейцарии»)36 органично включаются в структуру дневниковых записей.
К сожалению, не сохранились дневники Жуковского за 1822—1825 гг. Трудно предположить, что их не было, так как петербургская жизнь поэта в этот период была насыщена общением, творчеством, встречами с будущи¬ми декабристами. «Русские дневники» существенно дополнили бы общую картину эволюции дневниковой прозы Жуковского 1820-х гг., но и пись¬ма-дневники первого заграничного путешествия зримо обозначают атмо¬сферу пристального всматривания в мир.
Дневники-письма Жуковского начала 1820-х гг. в большей степени, чем предшествующие, — окна в окружающий мир, что, конечно, было про¬диктовано характером путешествия. Своими статьями — извлечениями из дневниковых записей — Жуковский мог бы создать своеобразные «Письма русского путешественника», но не создал. Его статьи-эссе «Рафаэлева Мадонна», «Путешествие по Саксонской Швейцарии» — это прежде всего
36 Об этом см.: Фридлендер Г. М. Спорные и очередные вопросы изучения Жу¬ковского // Ж. и русская культура. С. 19—21.
Письма А. И. Тургенева к Н. И. Тургеневу. Лейпциг, 1872. С. 32.
исповедание веры, точнее, исповедание романтизма как миросозерцания. Это дневниковый по форме, романтический по сути лироэпос поэта. Пу¬бликацией отрывков из дневника Жуковский приобщал к этому миру чи¬тателя, русское общество. Его пейзажи и портреты «Германии туманной», размышления о Рафаэлевой Мадонне и впечатления о встречах с немец¬кими романтиками не прошли бесследно для русской культуры.
IV
Дневники 1826—1839 гг. — пожалуй, наиболее разнообразный с точки зрения материала, формы, самый протяженный во времени массив днев¬никовой прозы Жуковского. Панорама русской и европейской жизни, вклю¬чающая события после восстания на Сенатской площади до трагической гибели Пушкина, от вояжа в Париж до путешествия с наследником по Рос¬сии и Западной Европе, предстает в дневниках Жуковского как летопись становления общественного человека. Круг его чтения этих лет (прежде всего сочинений представителей французской романтической историогра¬фии), создание «Записки о Н. И. Тургеневе» и тесное общение с братьями Тургеневыми, постоянные разговоры о европейской революции — все это стало той философско-идеологической почвой, на которой сформировался новый тип дневников поэта. Пожалуй, в наибольшей степени он прибли¬жается к популярному в 1820—1830-е гг. типу общественного журнала.
Уже в парижском дневнике 1827 г., открывающем этот дневниковый мас¬сив, обозначаются новые особенности мышления Жуковского: пристальное внимание к политической жизни, власть событий. Поэт посещает камеру депутатов и публичные диспуты, слушает лекции и присутствует на заседа¬ниях суда, встречается с политическими деятелями Франции, часто бесе¬дует с Ф. Гизо и тесно с ним сходится. А. И. Тургенев, находившийся в это же время в Париже и живший вместе с Жуковским, замечает: «Жуковского эти судебные сцены более интересуют, нежели все прочее в Париже»37.
Автор дневника не просто тщательно фиксирует все виденное и слы¬шанное. Он постоянно стремится к обобщениям. Более того — формулирует сам принцип органической связи эмпирического материала и выводов. «Взгляни на афиши — познакомишься с главными нуждами и сношениями, взгляни на товар — получишь понятие о промышленности; взгляни на встре¬чающихся — получишь некоторое понятие о нравственной физиономии», — замечает он и далее все время не забывает добавлять: «это образчик всей французской цивилизации и всего французского характера», «сходство характе¬ров русских и французов», «французская любезность вся в приятных формах», «они (французы) умеют схватывать смешное и выражать его», «о неприличии смешивать политическое с полицейским» и т. д. Постоянные рассуждения о национальном характере, о специфике современной политической жизни
не случайны: публицистическая струя активно врывается в дневниковую про¬зу Жуковского.
В непосредственно примыкающих к парижскому дневнику «русских днев¬никах» конца 1827—1831 г. эта тенденция выступает особенно зримо. Днев¬ники нередко превращаются в маленькие политические трактаты. Так, про¬странная запись от 1 ноября 1827 г.: «Дашков сказал: нельзя жертвовать общественным благом частному...» — своеобразный набросок статьи на тему «общественное благо». Здесь и элементы полемики: «Это правило вред-ное...», и приемы ораторской речи: «Самодержец, ты думаешь, что ты все¬могущ! (...) ты в заблуждении!» Не случайно впоследствии эта запись, рас¬члененная на две части, под заглавиями «Общее благо» и «Постановления» будет включена Жуковским в его книгу прозы «Мысли и замечания», кото¬рую он готовил к печати в середине 1840-х гг. Такова же была и судьба осо¬бенно острой записи 1828 г. «Бывают смутные времена...», которая в пере¬беленном варианте и с характерной разметкой находится среди «Материалов, относящихся к журналу „Собиратель"»38. Записи превращаются именно в проповеди, обращенные к сильным мира сего, в журнальные статьи, а одна из них, видимо, от 1829 г., получает характерное название «Дух времени». Отдельные записи 1830—1831 гг., прежде всего о польских событиях, впол¬не отвечают этому названию.
Показательно, что все эти рассуждения прослаиваются точно датиро¬ванными записями о поведении великого князя, о его отношении к своим обязанностям, о своем положении при дворе. Постоянно звучат мысли о воз¬никающем конфликте с двором, но они пока еще «побеждаются» «поняти¬ем о возвышенной должности» — воспитателя наследника.
Записная книжка, где находятся дневниковые записи 1827—1829 гг., будет продолжена в 1834 г. Так, 21 мая 1834 г. появляются слова: «Попро¬бую снова начать журнал свой. Какая невозвратная потеря. Если бы я пи¬сал свой журнал, у меня было бы прошедшее и я еще настоящее умел бы объяснить воспоминанием бывшего». Если учесть, что Жуковский регулярно вел дневник во время своего путешествия по Европе в 1832—1833 гг., то записную книжку 1827—1831, 1834—1835 гг. можно рассматривать имен¬но как новый тип дневника — журнал, причем «этот журнал выходит за пределы первоначального, учебного назначения и без всякой натяжки может быть назван личным дневником Жуковского»39. Дневник-журнал органично совместил в своих форме и содержании публицистическую, вос¬питательную установку и глубоко личностное переживание драматических событий последекабрьской эпохи.
Всматриваясь в дневниковые записи 1826 г. (путешествие по Германии), отмечаешь прежде всего какую-то сухость, почти безликость. И кажутся
38 Об этом см.: БЖ. Ч. 1. С. 482—484.
39 Иезуюпова Р. В. Пушкин и «Дневник» В. А. Жуковского 1834 г. // Пушкин: Ис-следования и материалы. Л., 1978. Т. 8. С. 223—224.
справедливыми слова Вяземского о дневниках Жуковского: «Часто отмет¬ки его просто колья, которые путешественник втыкает в землю, чтобы озна¬чить пройденный путь»40. Жуковский настолько опустошен после всего пе¬режитого— восстание 14 декабря, суд и казни, смерть Карамзина,— что почти безразличен к окружающему. И только после «дрезденских штудий»41 с братьями Тургеневыми, парижских впечатлений, работы над «Запиской о Н. И. Тургеневе» Жуковский словно пробуждается. Оживает его обще-ственный темперамент— следствием чего и явился журнал 1827—1835 гг.
Журнал имел для поэта-романтика методологическое значение. Он преж¬де всего стимулировал его интерес к внешнему миру, к фактам общественной жизни. Жуковский сам чувствовал необходимость глубже познать «полити¬ческое», «современное», «внешнее». В письме к А. И. Тургеневу от 20 ноября 1827 г., почти сразу же после возвращения из-за границы, он подробно го¬ворит о том, что «знакомство с ним (внешним) необходимо для верности, со¬лидности и теплоты идей», а невнимание к нему может повредить: «отдалить слишком от существенного, сделает чуждым современному»42.
Парижский дневник и журнал 1827—1835 гг. выявляли направление этих поисков. Жуковского интересуют общие правила политической за¬конности, определяющие благоденствие личности и народа. В духе идей французской романтической историографии (Жуковский в это время осо¬бенно тщательно изучает сочинение Ф. Гизо «Всеобщая история цивилиза¬ции в Европе»)43 он стремится к дифференциации внешних фактов, пытается выявить тенденции общественного развития, сблизить историю с поэзией, что было особенно характерно для «нарративного метода» Баранта, автора «Истории герцогов Бургундских». Проблема «человек и эпоха» оказывает¬ся в центре раздумий русского романтика. Эти методологические принци¬пы нашли свою конкретизацию в дневниках 1832—1833 гг.
Путешествие по Европе стало для Жуковского открытием политической, послереволюционной Европы. «Разговор о состоянии Германии; умеренность и законность северной, брожение в южной (...) Франция революционирует Швейцарию, южную Германию и Италию»; «Чтение Записок Лудвига XVIII. Какое бедствие для государя и государства двор: но французский двор был неизбежная беда, произведение веков. Нужна была бедств(енная) револю¬ция, чтобы уничтожить это бедствие»; «Разговор с Шмитом о политике»; «О взятии: Варшавы. (...) Конституция Польши»; «Базельские происшествия»; «Разговор о Польше (...) Мысль о воспитании политическом: гомеопатичес¬кое средство исцеления политического» — этот последовательный ряд запи¬сей дополняется указанием на чтение сочинений К. Л. Галлера, К. Менцеля,
40 Вяземский. Т. 7. С. 481—482.
41 Об этом см.: ГиллельсонМ. И. А. И. Тургенев и его литературное наследство// Тургенев. С. 457—459.
42 ПЖТ. С. 229.
43 Об этом см.: Янушкевич. С. 173—176.
политических газет, встречами с политическими деятелями Европы. Посто¬янно возникает в этих беседах и разговорах тема России (см., например, раз¬вернутую запись от 25 февраля 1833 г. о Павле I и Александре I на основании беседы с Цезарем Лагарпом). События европейской революции Жуковский проецирует на развитие русской политической жизни. И дело, конечно же, не в том, что Жуковский мыслит себя политиком или пытается участвовать в политической жизни. В цитированном выше письме к А. И. Тургеневу свою позицию он определил ясно и четко: «Ни моя жизнь, ни мои знания, ни мой талант не стремили меня ни к чему политическому. Но когда же общее дело было мне чуждо?»44.
Расширяется сам кругозор русского путешественника. В дневниках 1832—1833 гг. очевидна «власть события». Так, например, описание до¬стопримечательностей, экзотики Италии, которая раньше для него была только «страной искусства», становится более конкретным и постоянно со¬провождается замечаниями, свидетельствующими об обострившемся со¬циальном чутье поэта. Вот лишь некоторые примеры: «Контраст велико-лепия и бедствия человеческого», «контраст великолепия с нечистотою», «нищие приводят в бешенство своей неотступностию; но здесь все ни¬щенствуют: не любопытство, не доброжелательство заставляет их глядеть на путешественника, а надежда что-нибудь взять от него»; «Нигде нет та¬кого разнообразия нечистоты и лохмотьев».
Жуковский не фильтрует увиденное; он теперь в большей степени стре¬мится запечатлеть мир во всей его пестроте и многоликости. Природа, ис¬кусство, быт, политика, встречи со знаменитыми и обыкновенными людьми — всё это в дневниках 1830-х гг. осознается как равноправные и равновеликие части окружающей жизни. Переход Жуковского в эти годы к «повествова¬тельной поэзии», поиск образцов для эпоса стали следствием новой филосо¬фии бытия, и дневники документально зафиксировали эти сдвиги в созна¬нии поэта.
Стиль дневников приобретает более объективный характер. Жуковский все чаще прячется за воссозданные картины; его авторское «я» растворяет¬ся в событии. Субъективность Жуковского более скрыта, чем в дневниках предшествующих лет. Автор стремится к обобщениям, ищет узлы связи политического и этико-философского начал. Дневники 1832—1833 гг., с их установкой на власть события и пестроту картин мира, стали лаборатори¬ей романтического эпоса Жуковского. В них обнаружился оригинальный синтез хроники событий, развернутых описаний и размышлений на обще¬ственные темы. Синкретизм мышления формирует тип дневника-журнала. Появление «Муравейника» и «Собирателя», своеобразных журналов одно¬го автора, еще четче обозначило эту тенденцию.
Последующие дневники, в частности записи о путешествии по России и Западной Европе с наследником в 1837—1839 гг., лишь закрепляют это направление дневниковой прозы Жуковского. Широкая панорама жизни, об¬щественное состояние мира на рубеже 1830—1840-х гг. — главное содержа¬ние дневников этого периода. Пожалуй, как никогда раньше остро звучит в дневниках русская тема. Жуковский впервые так близко столкнулся с рус¬ским миром. Его впечатления от уральских заводов и оренбургских степей, от крымских пейзажей и сибирских просторов, встречи с ссыльными находят свое отражение на страницах дневника. Многочисленные рисунки, сделан¬ные прямо на страницах дневника, выполняют роль своеобразных живопис¬ных фотографий; они действительно стали «историческими документами»45. И через все сибирско-уральские записи рефреном проходит мысль о декаб¬ристах. Жуковский пишет о встречах с ними, о их судьбе, сочиняет письмо об их амнистии, постоянно обращает на них внимание великого князя.
Соотношение его письма от 14 декабря 1825 г., дневниковых статей-трак¬татов, «Записки о Н. И. Тургеневе», воображаемого разговора с царем от 1 апреля 1830 г. и записей в дневнике во время путешествия с наследни¬ком по России позволяет зримо ощутить место Жуковского в истории рус¬ской общественной мысли, в истории декабризма46.
Особое место в дневниковом массиве этого времени занимают письма-дневники, дневниковые трактаты. Письмо о событиях на Сенатской пло¬щади, «Записка о Н. И. Тургеневе», «Конспективные заметки о последних днях жизни Пушкина» и письма к С. Л. Пушкину и А. X. Бенкендорфу об этих событиях, статья «Бородинская годовщина» — все эти документы рус¬ской общественной жизни возникали сначала как дневниковые записи, «конспективные заметки», а уже затем обретали новую жизнь, нередко на страницах русских журналов. Здесь вновь дневник и письма, конспектив¬ные записи и развернутые свидетельства неразрывно переплелись, образуя неразделимое единство дневников и эпистолярия, дневников и мемуаров, дневников и публицистики. Пейзажи России и портреты русских людей, хроника русской жизни на страницах дневниковых записей сделали Жуков¬ского поистине летописцем русского мира последекабрьской эпохи.
V
Дневники Жуковского 1840-х гг. в целом и законченном виде не сохра¬нились, точнее сказать, в таком виде их не было. Начало 1840-х гг. стало для Жуковского переломным, сломом в его биографии и судьбе. Женитьба на дочери своего старого друга, немецкого художника Г. Рейтерна, — Елизаве¬те, которая была младше Жуковского на 40 лет, изменила всё: он расставал¬ся уже навсегда с царским двором, с должностью воспитателя наследника,
45 Курочкин Ю. Уральские находки. Свердловск, 1982. С. 206. См. также: Емель-ченко И. Р. Расшифровка, этнографических заметок по Уралу в путевом дневнике Жуковского // Тр. Ин-та этнографии АН СССР. Т. 102. М., 1974. С. 45—56.
46 Об этом подробнее см.: Дубровин. С. 45—119.
с кругом близких ему людей и, как вскоре станет ясно, — с Россией. По су¬ществу, нужно было начинать другую жизнь — мужа, отца, в новом обществе, в другой, хотя и близкой по духу, стране, в иной религиозной среде.
Мир эпоса, эпические истории народов мира (Данте, Мильтон, «Махаб-харата», «Шахнаме», русские сказки, Гомер, Библия) тревожат его вообра¬жение загадкой первооснов бытия, вечных нравственных проблем. Грозо¬вые раскаты революционных событий 1848 г. прямо и непосредственно входят в его жизнь. Проблемы веры становятся краеугольными. Усугубля¬ются физические недуги: почти полная слепота затрудняет к концу жизни эпистолярное общение.
Дневники, еще бурно пульсирующие в самом начале 1840-х гг. (1840— 1842), как отражение важных событий в собственной жизни, передающие прощание с прошлым, с родными местами, затухают к середине 1840-х гг., мерцая лишь отметками о редких встречах, драматизме семейной жизни, болезнях жены и собственных недугах, рождении детей. Лаконичные запи¬си на календарных листках почти иссякают к 1845 г. Но внутренняя, твор¬ческая жизнь поэта не кончается. Записная книжка «Мысли и замечания» (1845—1847), перерастающая в книгу итогов, письма-дневники о событиях 1848 г., обращенные к наследнику, не заменяют подневных записей, но вос¬создают их дух, настроение, направление поиска. Это та духовная атмосфе¬ра, в которой создается «Одиссея» — главное творение позднего Жуковского.
Записи на календарных листках делаются уже скорее по привычке, по невозможности не вести дневник. Они почти не читаются из-за сокраще¬ний и неразборчивости почерка. Изо дня в день вся информация состоит из упоминаний о погоде и физиологическом состоянии. Жизнь, кажется, вообще остановилась, и писать не о чем, но Жуковский настойчиво запол¬няет маленькие листки, чтобы не потерять форму, пишет потому, что не может не писать. Дневники снова перерастают в рабочие тетради, в книги жизни, когда поэт серьезно берется за работу над «Одиссеей»: короткая дневниковая запись с календарного листка перекочевывает в тетрадь — и рядом планы произведений, списки задуманного, наброски писем, статей. Нередко уже не хватает сил что-то переработать, и замысел остается в со¬стоянии брульона. Но вдруг прилив творческих сил рождает идею книги прозы, и дневниковые размышления разрастаются на рубеже 1845—1846 гг. до масштабов записной книжки «Мысли и замечания».
История создания и подготовки к печати этой записной книжки доста¬точно подробно отражена в письмах к П. А. Плетневу 1849—1850 гг.47 Ду¬мается, ее рождение, формирование, общий пафос во многом были спро¬воцированы идеей гоголевских «Выбранных мест из переписки с друзьями», одним из первых читателей которых был Жуковский.
«Мысли и замечания» зримо выявляют свое лицо в соотношении с за¬писной книжкой Жуковского «Разные замечания» 1807—1808 гг. Этико-
47 См.: Переписка. Т. 3. С. 617—692. 416
философская проблематика, идеи гуманистической проповеди остаются не¬изменными. Сохраняется и тип своеобразной малой энциклопедии, с раз¬бивкой на статьи-фрагменты. Но то, что в начале творческого пути было ориентировано на идею самоусовершенствования, с опорой на французскую «Энциклопедию», создавалось для личного пользования, — к концу жизни стало вероисповеданием, предназначенным для общественного воспитания. Неслучайно Жуковский так тщательно и ответственно готовил «Мысли и замечания» к печати.
В отличие от «Выбранных мест...» Гоголя, стиль книги Жуковского бо¬лее сдержан. Это и не исповедь, и не проповедь; это практическая этика, наглядная теория жизнестроительства. Отказавшись от эпистолярной формы, использованной и автором «Философических писем», и Гоголем, Жуковский глубинно опирается на поэтику дневниковой формы. «Память жанра» — Франклинова журнала — вновь оживает в его записной книж¬ке, которую он превращает в книгу жизни. Его мысли о христианской фи-лософии и религии, воспитании и искусстве одновременно и автобиогра¬фичны, и автопсихологичны. Автобиографичны — потому что в них опыт всей умственной и духовной жизни. Автопсихологичны — потому что свою жизнь, свои опыты веры он рассматривает как органическую часть нацио¬нального бытия, поисков своего поколения.
Его мысли остры, так как касаются злободневных проблем николаевской эпохи, проблем современного мира, и это чутко обозначил Л. В. Дубельт, раскрывая причины цензурного запрета книги Жуковского: «Вопросы его сочинений духовные слишком жизненны и глубоки, политические слиш¬ком развернуты, свежи, нам одновременны, чтобы можно было без опасе¬ния и вреда представить их чтению юной публики. Частое повторении слов: свобода, равенство, реформа, частое возвращение к понятиям: движение века вперед, вечные начала, единство народов, собственность есть кража и тому по¬добным останавливают на них внимание и возбуждают деятельность рас¬судка. Размышления вызывают размышления, звуки — отголоски, иногда неверные»48.
Дневники Жуковского 1840-х гг. лишаются целевой установки на воссоз¬дание истории собственной жизни. Глубоко интимные подневные записи предельно лаконичны: они как температурные листки, напоминающие о жиз¬ни тела. Записные книжки, огромные письма, создающиеся в течение нескольких дней, восполняют жизнь духа. А всё это вместе, дополненное еще интенсивными творческими поисками в области эпоса народов мира, состав¬ляет то, что уже трудно назвать дневником, журналом, записной книжкой, письмами-дневниками. Рабочие тетради позднего Жуковского — это летопи¬си художника, его духовная Одиссея, где по-прежнему Жизнь и Поэзия одно. И дневниковый пласт в этих тетрадях практически невычленим. Датируется всё: и короткая запись о прожитом дне, и фрагмент письма, и размышление, и замечание, и отзыв о прочитанном, и набросок перевода, но всё это обре¬тает иную жизнь, то выливаясь в статью, то распространяясь в цикл писем.
Особое место в этом ряду занимают письма Жуковского к наследнику Александру Николаевичу, рассказывающие о событиях 1848 г. И по свое¬му характеру, и по значению они напоминают письма-отчеты к Александре Федоровне, к великой княжне Марии Николаевне. Они также вызревают из лаконичных дневниковых заметок. Только драматизм революционных событий, взгляд очевидца придают им публицистический колорит. Неслу¬чайно многие пассажи из этих писем войдут в статьи Жуковского, опубли-кованные на страницах русской и немецкой прессы.
Письма Жуковского, обращенные к великому князю, имеют несомненную генетическую связь с дневниками. В них — хроника событий революции 1848 г. в Германии, очевидцем которых был сам поэт. Его постоянный инте¬рес к Великой французской революции и ее идеям, размышления о природе общественных потрясений и их последствиях, о судьбах монархии и демо¬кратии, о характере русского самодержавия получили в этих письмах-днев¬никах документальное подтверждение.
Жуковский пишет свои послания в течение нескольких месяцев, изо дня в день, ретроспективно всматриваясь в уже пережитое, предвосхищая ход революционной драмы в воображаемых проектах. Он включает в свой рас¬сказ о событиях материалы прессы, свидетельства очевидцев, собственные переживания. Письмо обрастает плотью подневных записей, черновых ва¬риантов, зафиксированных фактов, выписок и обретает очевидные черты нарративного текста.
Записи 1840-х гг. с особой наглядностью раскрывают синкретизм днев¬никовой прозы Жуковского: подневные записи, фиксирующие немного¬численные события и физическое состояние, круг чтения и будни семейного быта, естественно переходят в конспекты, перерастающие в записную книж¬ку, которая, наполняясь размышлениями, становится книгой итогов. Из этих записей вырастают подробные письма, которые напоминают скорее публи¬цистические статьи, трактаты. Дневниковая запись становится тем ядром, вокруг которого формируются мысли о времени, о творчестве, о человечес¬кой судьбе, о России. Эти разножанровые элементы соотносятся с «Хрони¬ками русского» А. И. Тургенева и «Записными книжками» П. А. Вяземского, с «Философическими письмами» П. Я. Чаадаева и «Выбранными местами...» Н. В. Гоголя, с публицистикой славянофилов — и все-таки сохраняют некое внутреннее единство и неповторимое своеобразие. Это дневник поэта на закате жизни, но в энтузиазме творческого порыва — в процессе завершения работы над переводом «Одиссеи», перевода фрагментов Священного Писа¬ния, замысла поэмы «Странствующий жид».
О последних годах жизни Жуковского мы знаем до обидного мало. Све¬дения о его заграничной жизни 1841—1852 гг. столь скупы, что переходят из одной статьи о поэте в другую, нередко превращаясь в апокрифы о сча¬стливой семейной жизни, о тяготении к католицизму, о пиетизме и т. д.
Публикуемые записи 1840-х гг. вносят существенные коррективы в эту кар¬тину. Исповедь 1846 г. разрушает легенду о семейной идиллии, записная книжка «Мысли и замечания» углубляет представление о «религиозном бес¬покойстве»49 поэта, подневные записи вносят уточнения в датировку отдель¬ных произведений, раскрывают круг чтения позднего Жуковского, в част¬ности его, казалось бы, неожиданный интерес к новым романам А. Дюма, к прозе А. де Виньи, В. Скотта, Г. Кеннеди.
Дневники В. А Жуковского создавались в атмосфере бурного расцвета рус¬ской дневниково-мемуарной прозы. Франклинов журнал 1804—1806 гг. и за¬писная книжка «Разные замечания» вполне вписываются в контекст дневни¬ковых экспериментов братьев Тургеневых, в особенности старшего из них — Андрея, имеют точки соприкосновения с «Дневником Александра Чичерина 1812 и 1813 гг.»50, генетически соотносятся с записной книжкой К. Н. Батюшко¬ва, который получил «Разные замечания» из рук Жуковского и продолжил их.
Дневник заграничного путешествия 1820—1822 гг., как и примыкающие к нему письма-дневники, адресованные к великой княгине Александре Фе¬доровне, и по своему материалу, и по характеру, и по типу корреспондиру¬ют с «Отрывками из путешествия» 1820—1821 гг. В. К. Кюхельбекера.
Очевидны переклички дневниковых записей Жуковского 1826—1827 гг., в том числе «Парижского дневника», с дневниками и «Хрониками русско¬го» Александра Тургенева, тем более что в эти годы судьба нередко своди¬ла их под одной крышей.
«Записная книжка» П. А. Вяземского, «Дневник» А. В. Никитенко, «Жур¬нал» П. А. Плетнева дают интересный материал для комментария к днев¬никовым записям Жуковского 1830—1840-х гг.
Одним словом, дневники В. А. Жуковского вырастали не на пустом мес¬те. Сам дух времени, идеи времени во многом определили эти дневники как форму времени.
И все-таки по объему охвата материала, по протяженности, по динамике своего содержания и форм его выражения дневники В. А. Жуковского уникальны. Это прежде всего дневники поэта, одного из основоположников и виднейшего представителя русского романтизма. Это дневники русского мыслителя и общественного деятеля. В них — летопись русской жизни це¬лой эпохи. И в этом смысле как литературный памятник они заслуживают особого внимания и самого пристального изучения.
49 Из комментария В. Лазарева к публикации «Мыслей и замечаний» В. А. Жу¬ковского // Наше наследие. 1995. № 33. С. 64.
50 Об этом подробнее см.: Фрич Е. В. Указ. соч. С. 64—66.
О. Б. Лебедева
ПРИНЦИПЫ РОМАНТИЧЕСКОГО ЖИЗНЕТВОРЧЕСТВА В ДНЕВНИКАХ В. А. ЖУКОВСКОГО
При изучении художественных текстов писателя его дневники, письма, записные книжки и вообще всё письменное наследие, которое не так не¬посредственно связано с творческим процессом, как черновые рукописи, обычно используются как вспомогательный источник. Исследователи склон¬ны видеть в них арсенал фактографических сведений, материал для ком¬ментария, совокупность биографических данных — одним словом, документ эмпирической жизни человека и адекватное словесное отражение объектив¬ной реальности, историческая достоверность которого зачастую мыслится не совпадающей с отражением той же реальности в образной словесной ткани художественных текстов.
Дневники, письма-дневники и записные книжки Жуковского — прин¬ципиально иной случай. Специфика этого пласта письменного наследия Жуковского мотивирована не только психологическим типом Жуковского-человека, тяготеющего к самопогружению и психологическому анализу, но и особенностями его эстетической позиции, поэтической типологии.
Наряду с традиционно документальным аспектом использования всех этих обычно вспомогательных материалов авторство Жуковского автома¬тически сообщает им ярко выраженное самостоятельное эстетическое значе¬ние. Во-первых, всё это — своеобразная история души поэта, в лексиконе которого слово душа, вероятно, является самым частотным поэтизмом (как точно заметил П. А. Вяземский: «У Жуковского всё душа и всё для души1»). Во-вторых, дневники Жуковского — это наглядная демонстрация основного мировоззренческого и эстетического тезиса «Жизнь и Поэзия одно», который определил неразрывную слиянность двух ипостасей Жуковского — эмпири¬ческой и поэтической, уподобил Жизнь и Поэзию не только по их содержа¬нию, но и по принципу творческого созидания жизненного факта и поэтичес¬кого текста — и пронесен «Коломбом русского романтизма» в непрерывном акте стихо- и жизнетворения через всю его человеческую и творческую жизнь.
Впрочем, справедливости ради необходимо отметить, что дневники Жу¬ковского и как источник документальных сведений о его жизни и творчестве
2 РНБ. Ф. 286. On. 1. № 3. Л. 17—43 об. второй пагинации.
3 Кюхельбекер В. К. Путешествие. Дневник. Статьи. Л., 1979. С. 499. («Лит. па-мятники»).
поистине неоценимы. С 1804 по 1847 г. дневниковыми записями датиро¬вано огромное количество его поэтических текстов. Именно из дневника выясняется, что сам Жуковский считал началом своего поэтического попри¬ща: летом 1803 г. под общим заголовком «Прошедшая жизнь» он отмечает переводы романа Августа Коцебу «Мальчик у ручья» и «Элегии, написан¬ной на сельском кладбище» Томаса Грея, а также оригинальную повесть «Вадим Новогородский».
С 1818 г. начинаются регулярные записи, фиксирующие работу Жуков¬ского над его поэтическими текстами, причем это не только широко извест¬ные сочинения, опубликованные сразу по написании и вошедшие в русскую культуру ее неотъемлемой частью, но и такие, которым суждено было остаться незаконченными набросками, лишь недавно извлеченными из архива поэта (и очень вероятно, что многие записи Жуковского, пока не поддающиеся реальному комментарию, до сих пор таят за собой ненайденные тексты).
Уже первая дневниковая запись такого рода предлагает оба эти вари¬анта: 1—2 октября 1818 г. Жуковский переводил балладу Шиллера «Граф Гапсбургский», принадлежащую к основному корпусу его поэтического на¬следия, а записью от б, 7, 8 октября документирована его работа над пере¬водом фрагмента из комедии Мольера «Мещанин во дворянстве», который был выполнен для сугубо практических целей — занятий русским языком с великой княгиней Александрой Федоровной — и при жизни Жуковского никогда не публиковался. Запись от 13 сентября 1819 г. «Начало поэмы» содержит информацию о работе над переводом трагедии Ф. Шиллера «Ор¬леанская дева» (и черновая рукопись этого перевода записана с обратной стороны той тетради, в которой Жуковский вел свой дневник 1818—1819 гг.2 Этот перевод стал одним из крупнейших свершений Жуковского и для рус¬ской литературы, и для русского театра: «Первая романтическая трагедия в стихах на русском языке»3. А 29 октября 1820 г. Жуковский записывает в дневнике: «Валленштейн», имея в виду перевод фрагмента этой шиллеров-ской трагедии, который так и остался незаконченным наброском.
Дневник 1821 г. прослоен рукописями трех крупнейших произведений Жуковского — переводов поэмы Т. Мура «Рай и пери» (у Жуковского — «Пери и ангел»), трагедии Ф. Шиллера «Орлеанская дева» (IV и V акты), поэмы Бай¬рона «Шильонский узник», и они соседствуют там с двумя маленькими и глу¬боко личными шедеврами лирики Жуковского — стихотворениями «Теснят¬ся все к тебе во храм...» и «Воспоминание» («О милых спутниках...»).
В ноябре-декабре 1832 г. поэт таким же образом документирует свою ра¬боту над поэмой «Наль и Дамаянти», переводами баллад Уланда «Брато¬убийца», «Рыцарь Роллон», «Старый рыцарь», «Уллин и его дочь», «Царский сын и поселянка», Шиллера «Элевзинский праздник», а запись от 27 (8) ян¬варя-февраля 1833 г.: «Читал (...) повесть Фалкенбург» предвещает опыт пе¬ревода: 2 (14) февраля Жуковский «Начал Эллену» — стихотворное перело¬жение повести «Фалкенбург», под названием «Эллена и Гунтрам», которое тоже не было закончено.
12 (24) апреля 1839 г. Жуковский фиксирует в дневнике: «дома дописы¬вал Камоенса» (перевод драматической поэмы Ф. Гальма); 23 июля 1839 г. — «Поутру кончил Грееву элегию» (второй перевод элегии «Сельское кладби¬ще»). Дневниковые записи от первых чисел мая 1837 г. находятся в тетради, содержащей первоначальную редакцию четырнадцати песен «Наля и Дама-янти»4, продолжение же работы над поэмой отмечено в дневниковой записи от 11 (23) февраля 1841 г. 15 (27) и 16 (28) марта 1845 г. Жуковский фиксиру¬ет работу над переводом сказки «Тюльпанное дерево»; 22 (3) апреля он «на¬чал Кота в сапогах», а 23 (4) — «кончил Кота»; 27 (8) «Начал сказку о Иване-царевиче». Наконец, 10 июня 1843 г. в дневнике появляется запись «Поутру переводил Эдипа» (трагедию Софокла), а сам текст незаконченного перево¬да находится в тетради, содержащей дневниковые записи 1842—1846 гг.5
Даже такой по необходимости лаконичный обзор документальных сле¬дов, которые поэзия Жуковского оставила на страницах его дневника — очерка его жизни, открывает любопытную закономерность. Подневные записи фактов, событий, впечатлений и встреч, с одной стороны, и черно¬вые рукописи стихов, с другой, абсолютно равноправны и взаимозаменяемы в летописи души Жуковского. Поэтические страницы прослаивают дневни¬ковые записи: эти последние, в свою очередь, периодически возникают между стихотворными строками рабочих тетрадей поэта. В результате по¬добные сочетания текстов из разных реальностей — идеальной поэзии и документальной жизни — не только уподобляются друг другу сами и упо¬добляют друг другу отраженные в них реальности, но и дают для изучения творческого процесса Жуковского неизмеримо больше, чем даты и факты: наглядную картину того, как из жизненного акта возникают поэтическая мысль и образ — и как в дальнейшем этот образ продолжает свое бытова¬ние в сознании эмпирического человека. Страницы дневников Жуковско¬го, на которых комбинируются и взаимопроникают такие контексты, отра¬жают третью реальность — реальность поэтической души, которая свою жизнь претворяет в поэзию, а из поэзии выводит правила жизни.
Этот аспект изучения дневников Жуковского особенно ценен и уни¬кален по открываемым им возможностям еще и потому, что творческая лаборатория поэта была всю его жизнь тщательно скрыта от посторонних глаз (пусть даже и принадлежащих самым близким друзьям и собратьям-
4 РГАЛИ. Ф. 198. On. 1. № 37. Л. 11 об. См. также: Дневники. С. 314, примеч. 8; В. А. Жуковский. Чествование его памяти в С.-Петербурге 29 и 30 янв. 1883 года. СПб., 1883. С. 55—56.
5 Т а м ж е. № 49. Перевод выполнен на семи отдельных листках, вложенных в тетрадь с дневниковыми записями.
литераторам). Стихи Жуковского его современники воспринимали как не¬что безусловно данное, а не сделанное (и сейчас они во многом воспри¬нимаются так же, несмотря на открывшуюся по истечении времени воз¬можность заглянуть в рабочие тетради и рукописи поэта, которой у его современников, конечно, не было). Ни самые близкие, ни посторонние Жуковскому люди не оставили своих воспоминаний о том, как рождались его стихи, — и это при том, что жизнь души Жуковского, мир его эмоцио¬нальных переживаний и сфера его поэтической мысли были на виду у всей читающей России. Однако же эта всеобщая распахнутость сделалась у по¬эта своеобразной парадоксальной формой замкнутости, потаенности его частной жизни, и дневники в этом смысле были его собеседниками.
Дневники Жуковского как источник изучения его поэзии и самосто¬ятельно эстетически значимые тексты дают возможность проследить про¬цесс рождения поэтического образа и его дальнейшее бытование уже не только в качестве литературного, поэтического факта, но и биографического фактора, устойчивой реалии сознания, из которой рождается жизненное событие, поступок, ситуация. В этом смысле показательна судьба знамени¬той поэтической формулы Жуковского «Жизнь и Поэзия одно». Высказан¬ная как поэтическое кредо в стихотворении — эстетическом манифесте «Я музу юную, бывало...», она обретает дополнительное глубокое значение жиз¬ненной философии, осознанной и сформулированной в дневниковой про¬зе задолго до ее поэтического откровения.
В 1814 г., создавая «План совместной жизни в Дерпте» с семейством Про¬тасовых-Воейковых, Жуковский записал в его тексте следующий принцип: «Жить как пишешь», а в дневниковой записи от 15 сентября 1814 г., адресо¬ванной Маше Протасовой, он придал этому положению смысл нравственно¬го закона, им самим для себя установленного: «Вот мой кодекс. Писать (и при этом правило — жить как пишешь, чтобы сочинения были не маска, а зер¬кало души и поступков)». Нельзя не обратить внимания на то, что букваль¬но вслед за Жуковским, в начале февраля 1815 г. К. Н. Батюшков в стихот¬ворении «К друзьям» замечает: «И жил так точно, как писал...»6. Заметим, что по сравнению со столь же знаменитой и очень ассоциативной по смыслу формулой Грибоедова: «Я как живу, так и пишу свободно и свободно»7, Жу¬ковский очевидно смещает акценты. Если его младший современник писал как жил — ив этой позиции первична жизнь, из которой извлекается поэти¬ческая установка, то Жуковский стремится жить как пишет — и, безусловно, для него первична была именно поэзия и вообще область словесного твор¬чества, корректирующая духовный облик эмпирического человека.
Обратный случай теснейшей взаимосвязи поэзии с жизнью — это судь¬ба автоцитат Жуковского, переходящих из поэзии в дневниковую прозу,
6 Батюшков. Т. 1. С. 164.
7 Из письма П. А. Катенину от первой половины января — 14 февраля 1825 г. // Грибоедов А. С. Сочинения. М., 1988. С. 509.
причем в этом новом документальном контексте изящные поэтизмы и чеканные стихотворные афоризмы претворяются в совершенно практи¬ческую, не то что даже жизненную — житейскую, философию. Такова, на¬пример, судьба цитаты из стихотворения «К самому себе» (1813): «Будь на-стояще твой утешительный гений!», которая в контексте писем-дневников дерптского периода становится конкретной нравственной рекомендаци-ей уже не себе, а адресату, Маше Протасовой: «Ограничить себя настоящим. Будь настоящее наш утешительный Гений. Милой друг, настоящее при¬надлежит нам. Если надежда на будущее пропала, то будем сколько воз¬можно стараться пользоваться настоящею минутою...» (запись от 28 июня 1814 г.).
То же самое происходит и с двумя стихами «Теона и Эсхина» (1814). Авто¬цитаты «Всё в жизни к великому средство» и «Для сердила прошедшее вечно», мно¬гократно повторяясь и варьируясь в дерптских письмах-дневниках, форми¬руют отчетливую жизненную концепцию стоицизма, основанную на культе воспоминания: «У меня есть одно правило, которого теперь не отдам за миллион. Всё в жизни к великому средство. Это правило можно применить не только ко всей жизни, но и ко всякой минуте, ко всякому обстоятельству жизни» (запись от 12 апреля 1815 г.); «Надобно сделать из прошедшего сво-его товарища. Для сердца прошедшее вечно, а наше с тобою прошедшее есть самый необходимый друг наш! С ним только будет для нас и настоящее прелестно» (от 19—20 апреля 1815 г.).
И уж совсем невозможно установить точно, что было сначала: «счастли¬вое вместе» и «жестокое розно», лейтмотивные слова-понятия дерптских пи¬сем-дневников 1814—1815 гг., или же «Минутная сладость // Веселого вмес¬те» («Эолова арфа»; ноябрь 1814 г.) и «Вам розно быть! вы им сказали—// Всему конец!» («Алина и Альсим»; октябрь 1814 г.). Во всяком случае, ком¬плекс связанных с этими понятиями чувств и переживаний, которые отли¬ваются каждый раз в предельно сходном лексическом воплощении, отзовется в творчестве Жуковского достаточно неожиданно: в образце его знаменитой «галиматьи», домашней поэзии, интимизирующей до уровня личного эмоцио¬нального переживания напряженную литературную полемику 1820 гг.— в «Протоколе двадцатого арзамасского заседания» (1818): «Вместе — великое слово!.... // Вместе Оно воскресит нам наши младые надежды! // Что мы роз¬но?...»8. Во всех случаях словоупотребления курсив Жуковского удостоверя¬ет цитатный характер высказывания. Но вот что является источником цита¬ты: дневниковая проза, отражающая события жизни, или поэтический текст, символическое зеркало души, — установить практически невозможно, и ар¬замасская галиматья, которая переводит в план литературной буффонады подлинную трагедию жизни и поэзии Жуковского, в равной мере восходит к обоим этим источникам. Как в жизни смех и слезы, великое и смешное стоят рядом, так и в поэзии.
Одна из первых дневниковых записей поэта, касающаяся проблемы вза¬имоотношений человеческой души с окружающим ее миром и в перспек¬тиве предполагающая результаты этого взаимодействия— поэтические тексты, относится к 1 июля 1805 г. В это время дневник поэта был только психологической лабораторией самоанализа и лишь в этом смысле — твор¬ческой лабораторией: «...все почти предметы приятны, потому что наша чувствительность, в ту минуту слишком наполняющая сердце, на них из¬ливается и украшает их в глазах наших. (...) Душа человеческая сперва об¬разуется влиянием окружающих ее предметов, потом уже сама имеет на них влияние...». Эта мысль впоследствии не раз отзовется в дневниках поэта. Размышлением о том, что «душа — лучший живописец», неукоснительно будут сопровождаться зафиксированные в дневниках экстатические состо¬яния наслаждения красотой природы, чреватые всплеском творческого вдохновения: 10 (22) июня 1821 г. Жуковский запишет в дневнике: «При¬рода, окружавшая меня, была прелестна, но главная прелесть окружающего есть наша душа, есть то чувство, которое она приносит к святилищу при¬роды», а 29 июня он напишет великой княгине Александре Федоровне пись¬мо о Дрезденской галерее, отрывок из которого под названием «Рафаэлева Мадонна» станет эстетическим манифестом русского романтизма.
Аналогичную запись находим в дневнике под датой 25 июля 1821 г.: «Красоты природы в нашей душе; надобно быть в ладу с собою, чтобы ими наслаждаться». И это тождество мыслей, переживаний, словесных формул от 1805 до 1821 г. прокомментировано напряженными размышлениями дерптских писем-дневников 1814—1815 гг. о биографических прошлом, настоящем и будущем, которые материализуются в движении эстетическо¬го мотива, мысли, образа по дневниковым страницам. Как прошлое, насто¬ящее, будущее при всей разности слов и выражаемых ими понятий являют¬ся одной и той же категорией — временем, так и общие мотивы при всех своих локально-хронологических вариациях сохраняют неизменным главное: опорное слово-образ, нравственную, интеллектуальную, эстетическую акси¬ому, чреватую воплощением в поэтический текст.
До какой степени точно подобные состояния души, стягивающей про¬шлое, настоящее и будущее в одном моменте эстетического переживания, передают зафиксированный в дневниковых записях эмоциональный настрой именно творческого и вдохновенного мгновения жизни, свидетельствует эта же самая ранняя запись от 1 июля 1805 г.: «Мне приятно было смотреть на отдаления, покрытые вечернею тенью. Эта неясность и отдаленность всегда имеет трогательное влияние на сердце: видишь, кажется, будущую судьбу свою неизвестную, но не совсем незнакомую. Какое-то тайное предчувствие говорит о ней и обнаруживает ее неявственно за прозрачным занавесом... Вспоминаешь о прошедшем с некоторою сладкою меланхолиею».
Следующая запись на эту же тему относится к 1808—1809 гг. и представ¬ляет собою примечания Жуковского ко второй главе книги Шатобриана «Гений христианства», озаглавленные русским поэтом «О таинственности».
И в ней подобное состояние души прямо связано с творчеством, поскольку в психологический рисунок вдохновения, складывающийся из состояний предчувствия, воспоминания и эстетического наслаждения, Жуковский вводит категорию «воображения», в его устах — синоним творческой фан¬тазии: «Таинственность есть то (...), что представляется мне в своем виде, под покровом (...). Может быть, таинственность приятна и потому, что человек больше любит воображать, нежели знать и видеть. От чего отдален¬ные виды так приятны? От того, что они представляются неясно!». И ко¬нечно не случайно в следующем фрагменте этой записи возникает пред¬чувствие основных тем грядущей натурфилософской лирики Жуковского: «...что найдете таинственного в восхождении и захождении солнца, в звезд¬ном небе, в картине моря, в альпийских горах и прочее!».
Совершенно очевидно, что в этих дневниковых записях подготавли¬вается тот комплекс устойчивых мифологем романтической эстетики и кон¬цепции жизнетворчества, на котором зиждется цикл эстетических манифе¬стов — стихотворений Жуковского 1818—1824 гг., варьирующих одни и те же образы-символы предчувствия и пророчества (взволнованное состояние творящей души), таинственности-неясности-невыразимости (тайна рожде¬ния поэтического образа), покрывала-занавеса-завесы (грань двух роман-тических миров, реального и идеального), наконец, воспоминания — не¬изменной психологической основы лирики Жуковского и непременного исходного состояния вдохновенной и творящей души. Ср.: «Когда душа смятенная полна // Пророчеством великого виденья...»; «Святые таинства, лишь сердце знает вас...» («Невыразимое», 1819); «Стремленье в оный таин¬ственный свет...» (Посвящение к «Двенадцати спящим девам», 1817); « Сей мир души, согласный с небесами, // Со всем была, как таинство, слита // Ея душа...» («Цвет завета»; 1819); «Нам туда сквозь покрывало// Он дает взгля¬нуть порой...» («Лалла Рук», 1821); «Сие шепнувшее душе воспоминанье...» («Невыразимое»): «В них милое цветет воспоминанье...» («Цвет завета»); «И в минувшее уводит...» («Таинственный посетитель», 1824) и т.д.
Не случайно этот цикл замкнут стихотворением 1824 г. «Я музу юную, бывало...», в котором нарастание поэтических мотивов и образов, генети¬чески связанных с напряженной психологической аналитикой дневнико¬вого самопознания, наконец разрешается поэтическим афоризмом «Жизнь и Поэзия одно». Контекст дневников применительно к поэтическому твор¬честву дает еще один вариант понимания этой формулы: отныне, начиная с дневниковых записей 1805—1809 гг., вид с возвышенности на отдаленный пейзаж будет всегда будить в Жуковском воспоминание о прошлом, а само состояние воспоминания — неизменно сопутствовать периодам подъема вдохновения и интенсивного стихотворчества. И часто пейзажные зарисов¬ки на страницах дневников, веденных в самые активные творческие пери¬оды, будут включать в себя автоцитаты из стихотворений 1818—1824 гг.
Так, октябрьская запись 1818 г., практически единственная дневниковая запись этого года: «Какое-то общее неясное воспоминание, без вида и голоса, как будто воздух прежнего времени», соседствует с информацией о перево¬дах «Графа Гапсбургского» и «Мещанина во дворянстве». Через три года, в Германии, наслаждаясь видом окрестностей Дрездена с Брюлевой терра¬сы, Жуковский почти дословно повторит это впечатление: «...добрый гений, воспоминание, прилетел ко мне на помощь. (...) отдаление покрыто было све¬том и тенью, и в этой картине что-то было знакомое, и в самом деле знако¬мое! Это был точно белёвский вид с пригорка (...)// много милых теней вста¬ло»9 (запись от 10 (22) июня 1821 г.). Наконец, еще одна аналогичная запись сопровождает взлет творческой активности Жуковского в начале 1830-х гг.: «Минуты, в которые какою-то магическою силою пробуждаются воспоми¬нания и все знакомые лица весьма ясно видимы. Слышишь голоса, чувству¬ешь то, что чувствовал, воздух, сторона, дом, чувство прошедшей жизни. Конец „Наля и Дамаянти"» (запись от 23 (5) ноября/декабря 1832 г.). В та¬ких биографических свидетельствах вновь остро акцентирована связь времен: прошедшей жизни, настоящей минуты, насыщенной лирическим пережива¬нием, и будущего поэтического шедевра, порожденного этим универсальным мгновением человеческого и поэтического бытия.
Пожалуй, наиболее очевидно жизнь и поэзия сливаются воедино в днев¬никах Жуковского периода первого заграничного путешествия, в 1820— 1822 гг. Лейтмотивное впечатление от него— «душа распространяется», неоднократно возникающее во всех жанрах словесного творчества Жуков¬ского в эти годы — стихотворениях, поэмах, письмах, эстетических эссе и дневниках, — как нельзя более точно определяет и эмоциональное, и твор¬ческое содержание этого во времени короткого, но в творческом смысле неисчерпаемого периода жизни поэта. Невероятная интенсивность духов¬ной жизни и огромная концентрация впечатлений делают эти годы по от¬ношению ко всей предшествующей и последующей биографии поэта тем самым фрагментом, в котором воплощен и отражен универсум. И жанро¬вую принадлежность его письменной продукции этого времени однознач¬но определить невозможно: не случайно всё, что он пишет в эти годы, так или иначе связано с летописью души — с дневником.
Выше уже говорилось, что рукописи значительнейших произведений не только 1821 г., но и всего творческого наследия Жуковского— поэм «Шиль-онский узник», «Пери и ангел», IV и V актов «Орлеанской девы» — практи¬чески уравниваются в правах с дневниковыми записями, прослаивая собою летопись фактов и встреч. Два маленьких шедевра лирики — стихотворения «Теснятся все к тебе во храм...» и «Воспоминание»— возникли как днев¬никовые записи в стихах от 4 (16) и 16 (28) февраля соответственно (не слу¬чайно первое из них при жизни Жуковского не публиковалось, а второе было опубликовано лишь в 1827 г., сразу же вслед за первой публикацией
9 Цитата из посвящения к «Двенадцати спящим девам» — «Опять ты здесь, мой благодатный Гений...» (вольный перевод посвящения к «Фаусту» Гёте), любимая Жуковским и неоднократно встречающаяся в дневниках и письмах поэта.
стихотворения «Лалла Рук»10. Сопровождающие эти поэтические дневнико¬вые тексты рассуждения о сущности красоты: «Руссо говорит...» и о природе воспоминания: «Нет и были — какая разница!..» имели долгую судьбу в твор¬ческом наследии Жуковского: первое стало в 1848 г. фрагментом статьи «О по¬эте и современном его значении», а второе — статьей «Воспоминание» в со¬ставе большой книги прозы «Мысли и замечания», над которой Жуковский работал в 1845—1850 гг. Таким образом, именно дневники 1820—1822 гг. со¬бирают в единый большой контекст всё творчество Жуковского с начала 1820-х гг. до конца его жизни. А если попытаться отыскать истоки тех же са¬мых мыслей, образов, формул и текстов Жуковского, то этот большой кон¬текст разрастается до размеров почти всей его творческой жизни, ибо обна¬руживаются эти истоки в дерптских письмах-дневниках 1814—1815 гг.
Возможность такого исследования обеспечена прежде всего тем, что на¬пряженная духовная деятельность Жуковского 1820—1822 гг. имела свою кульминацию, своеобразный фокус, в котором за фрагментарными впе¬чатлениями каждого отдельного дня — мгновения жизни и за каждым отдельным стихотворением — фрагментом поэтической книги Жуковского открылся единый эмоционально-эстетический и биографический субстрат — сокровенный универсум всей его жизни и всей поэзии. Этот момент «откро¬вения» и «видения», как называл его сам поэт, — хорошо известный и не-однократно описанный берлинский придворный праздник в честь русской великокняжеской четы на сюжет поэмы Т. Мура «Лалла Рук»11.
Если просто выписать подряд все упоминания об этом событии в днев¬никах Жуковского, даже не имея в виду того, что в поэзии сюжет «Лалла Рук» неоднократно откликнется не только произведениями 1821 г. («Пери и Ангел», «Лалла Рук», «Явление поэзии в виде Лалла Рук» будут продол¬жены стихотворениями рубежа 1820—1830-х гг. «Пери», «Песнь бедуинки», «Мечта»12, а также посвящением к переложению индийского эпоса «Наль и Дамаянти» в 1843 г.), сразу станет ясно, какое место в поэтической жиз¬ни Жуковского заняло это мимолетное видение смысла жизни и сути твор¬чества, которое он склонен был отождествлять с самим понятием «поэзия».
13 (25) января 1821 г. появляется записи в дневнике: «Репетиция Пери. Вечер дома; читал Lalla Rookh». 14 (26) января: «Поутру репетиция. (...) Lalla Rookh» — и под датой записаны 32 стиха Т. Мура в подлиннике. 15 (27) января состоялся «Несравненный праздник», 30 (11) января/февра¬ля— его «повторение». Под датой 4 (16) февраля записано стихотворение «Теснятся все к тебе во храм...» и рассуждение о прекрасном «Руссо гово-рит...», включающее автоцитату— три заключительных четверостишия
10 «Лалла Рук»— Московский телеграф. 1827. Ч. 14. № 5. С. 3—5; «Воспомина¬ние» (под названием «К N. N.») — Там же. 1827. Ч. 15. № 9. С. 3.
11 Об этом см.: Алексеев М. П. Русско-английские литературные связи: XVIII век — первая половина XIX века // Литературное наследство. Т. 91. М., 1981. С. 356—575.
12 Gerhardt Dietrich. Vergangene Gegenwartigkeiten. Gottingen, 1966. S. 10—16, 34,48.
стихотворения «Лалла Рук». 16 (28) февраля Жуковский записывает в днев¬ник стихотворение «Воспоминание» («О милых спутниках...») с примыкаю¬щим к нему рассуждением о воспоминании «Нет и были — какая разница!» — и здесь же записаны первые 50 стихов перевода поэмы «Пери и Ангел». 21 (5) февраля/марта Жуковский фиксирует: «Переводил Мери"» (рукопись перевода продолжается до 6 (18) марта); 5(17) марта в покоях прусских прин¬цев наблюдал «ТаЫеаих: Лалла Рук»; 7 (19) марта запись гласит: «У великой княгини. Альбом и Лалла Рук»; 8 (20) марта — «Поутру у В(еликой) княги¬ни). Чтение „Пери"». 6 (18) апреля он записывает: «Чтобы кончить нынеш¬ний день лучше, и я перечитал в моей Лалла Рук то, что написано было ве¬ликою княгинею, и написал кое-что свое». Речь идет о рукописном журнале «Лалла Рук», который Жуковский издавал в 1821 г.: беловая рукопись IV— V актов «Орлеанской девы» оформлена им в виде отдельной книжечки с над¬писью на титульном листе: «Лалла Рук № 2»13. Это единственный сохра¬нившийся выпуск; на существование других указывает цитированная выше запись и фраза из его письма Александре Федоровне: «Предвижу, что будет еще несколько № Лалла Рук и Для немногих»14.
8 сентября 1821 г., уже путешествуя по Швейцарии, после посещения дома швейцарского поэта Сигизмунда-Людвига Лербера, Жуковский запи¬шет в дневнике: «...где было счастие, там случайно путешественник. Лалла Рук», после чего мотив «Лалла Рук» окончательно переходит в дневниках на уровень поэтической ассоциации. 31 октября 1821 г. на возвратном пути из Швейцарии в Берлин поэт посмотрит в Лейпцигском театре постановку драмы Кальдерона, и это отразится в его дневнике записью: «В театре. Das Leben ein Traum (Stern)», в которой встречаются ведущие образы-символы стихотворения «Лалла Рук»: «Он поспешен, как мечтанье, // Как воздушный утра сон; // Но в святом воспоминанье // Неразлучен с сердцем он!»; «В на¬шем небе зажигает // Он прощальную звезду». И тот же образ сна-мечтания, неразлучного с воспоминанием-творчеством и жизнью души, подводит итог швейцарскому путешествию в большом письме-дневнике, адресованном Александре Федоровне, которое, как и «Рафаэлева Мадонна» и «Путешествие по Саксонской Швейцарии», стало эстетическим манифестом русского ро-мантизма и под названием «Отрывки из письма о Швейцарии» было опуб¬ликовано в «Полярной звезде на 1825 год». «Я видел прекрасный сон, но воспоминание бережет прошедшее», — резюмирует поэт. И тот же образ через два года возникнет в письме к А. П. Зонтагот 11 января 1823 г.: «...всё это оставило на душе то волнение, какое оставляет быстрый сон, исчезаю¬щий в минуту удовлетворения»15.
После 1821 г. зафиксированные в тексте дневников воспоминания о праз¬днике Лалла Рук надолго исчезают со страниц дневника, но, как свидетель¬
13 РНБ. Ф. 286. Оп. 2. № 13. Л. 1.
14 PC. 1902. № 5. С. 355.
15 УС. С. 95.
ствуют поэзия и переписка Жуковского, не из его сознания. На рубеже 1820— 1830-х гг. он создает стихотворения «Пери», «Песнь бедуинки», «Мечта», а 24 июня 1838 г. пишет великой княжне Марии Николаевне: «...воспоми¬нания о прошлом Берлине я не могу отделить от воспоминания о праздни¬ке Лалла-Рук, (...) который был для меня тогда каким-то очарованием»16. Но в 1840 г. эти воспоминания и образы воскресают с новой силой: 24 (6) ап¬реля/мая 1840 г. Жуковский в Дармштадте слушает оперу Спонтини «Нур-магал», написанную на сюжет одной из вставных поэм «Лалла Рук» — «Свет гарема»: «В театре. „Нурмагал". Марш Лалла Рук, ария Нурмагала. Сколь¬ких я вспомнил: Фосс. Элиза. Семейство Радзивилл. Брюль. Гребен. Герман. Все отношения с семьею Клейст. Гуфланд. Саша. Маша. Молодость»17.
Это последнее «явление поэзии в виде Лалла Рук» в ранее не публи¬ковавшихся дневниках Жуковского проливает новый мгновенный свет не только на хорошо известные биографический факт жизни и эстетический сюжет творчества поэта. Дневниковая запись от 24 (6) апреля/мая 1840 г. со всей определенностью указывает на то, что было причиной силы и стой¬кости впечатления Жуковского и от поэмы Т. Мура, и от берлинского празд-ника 1821 г.— впечатления, во многом непонятного современникам и, в восприятии тех, кто знал только текст поэмы Мура и стихи Жуковского, совершенно неадекватного художественным достоинствам исходного про¬изведения. Еще Пушкин заметил: «Жуковский меня бесит — что ему понра¬вилось в этом Муре? чопорном подражателе безобразному восточному во¬ображению? Вся Лалла Рук не стоит десяти строчек Тристрама Шанди...»18.
Запись от 24 (5) апреля/мая 1840 г., которая кончается именами сестер Протасовых, Саши и Маши, возвращает нас к событиям дерптского пери¬ода жизни Жуковского и истории его несчастной любви, отразившейся в письмах-дневниках 1814—1815 гг. Поразительно, но факт: образ долины Кашмира, тот скорее символический, нежели географический локус, к ко¬торому приурочено действие поэмы-Т. Мура (изданной лишь в 1817 г.), является сквозным и лейтмотивным в «синеньких тетрадках» — дерптской дневниковой переписке Жуковского с Машей Протасовой. Так, после це¬лого ряда упоминаний «царства Кашемира» 12 апреля 1815 г. в дневнике появляется запись: «Всякое исполнение должности отдельно есть дорога по утесам, но кончи ее— небо над головою, а Кашемир перед глазами».
Источник этого образа в 1814—1815 гг. не совсем ясен: поэма Т. Мура еще не написана. Но безусловно ясно другое: каким бы ни был этот источ¬ник, долина Кашмира, место обетованного счастья суженых, индийской принцессы Лалла Рук и бухарского принца-поэта Алириса, стала в дерпт¬ских письмах-дневниках символом всё более слабеющей надежды на буду¬щее «счастливое вместе».
16 PC. 1885. № 3. С. 332.
17 Памяти Жуковского. Вып. 1. С. 50.
18 Пушкин. Т. 13. С. 34.
19 Определение Жуковского из его письма к А. И. Тургеневу от 18 (6) февраля/ марта 1821 г. // Гофман. С. 155—156.
20 Кюхельбекер В. К. Путешествие. Дневник. Статьи. С. 456.
В этом контексте дополнительный смысл обретает запись, появившаяся в дневнике поэта ровно за неделю до праздника Лалла Рук, 8 (20) января 1821 г.: «...вместо того, чтобы сколько возможно заменить утраченное, я только горюю об утрате и стою на развалинах (...). Надобно отказаться от потерянного и сказать себе, что шсшоягиее и будущее мое». В этом состоянии воспоминания он читает впервые 13 (25) января поэму Т. Мура, а 15 (27) ян¬варя присутствует на «несравненном празднике» и перед ним воочию про¬носится видение обетованной, но недостижимой земли счастья: «Мнил я зреть благоуханный // Безмятежный Кашемир» («Лалла Рук», 1821).
Совершенно очевидно, что собственные поэтические ассоциации и вос¬поминания, не известные никому, кроме самого Жуковского, дали его по¬эзии мгновенный и прочный биографический импульс, который в контек¬сте его дневников и творчества снова выявляет связь времен: прошлого — утраченной долины Кашмира дерптских дневников, настоящего — цикла произведений 1821 г., связанных с сюжетом Мура, и будущего— всех тех ассоциаций и воспоминаний, которые в последний раз отольются в поэзии Жуковского тем же самым сном, видением и откровением: в 1843 г., в тек¬сте посвящения к поэме «Наль и Дамаянти», вновь возникает долина Каш¬мира: «Я видел сон: казалось, будто я II Цветущею долиной Кашемира// Иду один; со всех сторон вздымались// Громады гор...», а в его подтексте — обра¬зы сестер Протасовых, воспоминание о «двух родных, земной судьбиной // Разрозненных могилах...».
Пожалуй, из всего комплекса устойчивых лейтмотивов «философии Лалла Рук»19 наиболее универсальным характером обладает пейзажная ре¬алия, истоки символического значения которой восходят к самым ранним опытам дневникового самопознания: горный мотив, вид на отдаления. Уже в поэзии Жуковского 1810-х гг., до его альпийских странствий, при¬мечательна экзотическая гористость пейзажа, не характерная для равнин-ной, слегка всхолмленной среднерусской природы (ср. полемический пассаж Кюхельбекера по отношению к поэзии Жуковского: «Скалы и дуб¬равы, где их никогда не бывало...»20. В дерптских дневниках мотив горы, трудного восхождения и прекрасного вида с вершины обретает символи-ко-биографическое значение. В дневниках 1821 г. и вырастающих из них романтических манифестах Жуковского путешествие по Саксонским и Швейцарским Альпам — это факт реальной биографии, непрерывная цепь вершин, на которые поэт поднимается, и видов, которые открываются с этих вершин глазам, а не метафорическому духовному взору: «...неожи¬данно мы очутились на краю гранитного утеса, (...) с которого предста¬вился весь Плауен. (...) Полезли мы на вершину горы, по тропинке, весь¬ма крутой. (...) С этого места самый обширный вид на Тарант...» (запись от 10 (22) июня 1821 г.); «...пешком до высоты Гакена: прелестный вид от вершины...» (от 5 августа 1821 г.).
Горный мотив, который существовал в поэзии Жуковского как роман¬тическое общее место, а в дерптских письмах-дневниках приобрел симво-лико-биографический характер, в путешествии по Германии и Швейцарии стал конкретным зрительным впечатлением, обнаружив в творчестве 1821 г. свою принципиальную эстетическую насыщенность. Не случайно одним из главных словесных итогов первого путешествия стало эссе «Путешествие по Саксонской Швейцарии», опубликованное в «Полярной звезде на 1824 год» и осознаваемое исследовательской традицией как один из эстетических манифестов русского романтизма: «Что мне сказать вам о несравненном виде с Bastey? Как изобразить чувство нечаянности, великолепие, неизмеримость дали, множество гор, которые вдруг открылись глазам, как голубые окаме¬невшие волны моря, свет солнца и небо с бесчисленными облаками (...)! Каждый из этих предметов можно назвать особенным словом; но то впечат¬ление, которое все они вместе на душе производят — для него нет выраже¬ния; тут молчит язык человека, и ясно чувствуешь, что прелесть природы — в ее невыразимости».
Этот отрывок из письма Александре Федоровне от 17 (29) июня 1821 г., который стал романтическим манифестом поэта, актуализирует в качестве эстетической проблемы главный духовный опыт путешествия: оппозицию фрагмента («особенное слово») и универсума («вместе»), перекликаясь со сход¬ными размышлениями еще одного письма-манифеста «Рафаэлева Мадонна»: «Не понимаю, как могла ограниченная живопись произвести необъятное; пе¬ред глазами полотно, на нем лица, обведенные чертами, и всё стеснено в ма¬лом пространстве, и, несмотря на то, всё необъятно, всё неограниченно». И в самом общем своем звучании оба эти тезиса восходят к стихотворению «Невыразимое» (1819), которое сам Жуковский называл «отрывком»: «...Горе душа летит, // Всё необъятное в единый вздох теснится».
Горные пейзажи Жуковского и сопряженные с их созерцанием и вос¬созданием «горние мысли», отливающиеся равным образом в его докумен¬тальных и художественных текстах, выходят далеко за пределы дневников 1821 г., в перспективу жизни, поэзии и публицистики Жуковского 1830— 1840-х гг., сохраняя свой универсальный смысл и лейтмотивно-устойчивое словесное оформление. С горами у Жуковского ассоциируется все: люди («Встреча с человеком по сердцу есть то же, что вдруг открывшийся глазам прекрасный вид с горы» — запись от 3 ноября 1820 г.), творчество («Но в том-то и привилегия истинного гения, сказал мне Тик, что (...) он вдруг взлетает на высоту (...)» — запись от 23 (5) июня/июля 1821 г.), душа, жизнь и смерть («Видя угасающую природу, приходит в мысль, что душа и жизнь есть что-то не принадлежащее телу, а высшее (...); ничто так не говорит о смерти в ве¬личественном смысле, как угасающие горы» — запись от 21 сентября 1821 г.).
Позже, в 1830-х гг. универсальный аллегорический смысл горного мо¬тива как ассоциативной подосновы творческого мышления Жуковского разрастется до более объективных и всеобъемлющих категорий истории («Какое сходство в истории этих божественных великанов с историею жи¬вого человеческого рода!» — запись от 4 (13) января 1833 г.) и станет для поэта тем, что он сам назовет «горной философией», как в 1821 г. называл совокупность своих излюбленных эстетических мыслей «философией Лал¬ла Рук»: «Вот вам философия здешних гор» (запись от 4 (16) января 1833 г.). И далее: «...я видел на прекрасной долине, между Цюрихским и Ловерц-ским озером, развалины горы, задавившей за двадцать лет несколько де¬ревень и обратившей своим падением райскую область в пустыню. (...) Вот — история всех революций, всех насильственных переворотов (...). Раз¬рушая существующее, (...) жертвуя настоящим для возможного будущего блага, есть опрокидывать гору на человеческие жилища (...): никто не име¬ет права жертвовать будущему настоящим...».
Хорошо знакомый мотив связи времен: прошлого, настоящего и буду¬щего — «горная философия» Жуковского выводит из тайников творческой души на широкое поле реальной истории внешнего мира. В 1833 г., по мере нарастания объективных тенденций в дневниках и поэзии Жуковского, уни¬версальный горный мотив обретает отчетливое общественно-политическое звучание. Не случайно эту «горную философию» он подробно излагает в письме к наследнику, великому князю Александру Николаевичу, от 1 ян¬варя 1833 г. А в 1840-х гг., когда Жуковскому доведется пережить в Герма¬нии события революции 1848 г., он воспримет их как материализацию своей собственной, в 1833 г. еще вполне умозрительной аллегории: «Мы живем на кратере вулкана, который недавно пылал, утих и теперь снова готовит¬ся к извержению. Еще первая лава его не застыла, а уже в недрах его кло¬кочет новая, и гром взлетающих из бездны его камней возвещает, что она скоро разольется» (запись из писем-дневников от января 1848 г., вошедшая в статью «Что будет?»).
Движение смыслов горного мотива по страницам дневников Жуков¬ского — от романтического поэтизма и символико-биографической алле¬гории к зрительному впечатлению и общественно-политической филосо¬феме — абсолютно точно передает и общее направление эволюции его творчества — от психологической лирики к объективному эпосу, и движе¬ние мировоззрения, зафиксированное в типологии дневниковых массивов трех крупных периодов: 1800—1810-х гг., 1820-х гг. и 1830—1840-х гг.
Если в ранних дневниках преобладает субъективная интроспекция тво¬рящей и познающей себя поэтической души, а в поздних Жуковский, как бы буквально выполняя рекомендацию Гёте «более обратиться к объекту»21, фактически целиком сосредоточен на внешних событиях, датах, встречах, объективных источниках впечатления, то преимущественно эстетический характер дневников 1820—1822 гг. делает их фокусом и центром: своими
21 [Milller F.] Goethes Unterhaltungen mit dem Kanzler E v. Muller. Stuttgart, 1898. S. 208.
ретроспективными ассоциациями они обращены в глубины поэтической души, своей перспективой распахнуты навстречу обширной панораме гря¬дущих жизненных впечатлений. Так и горные пейзажные зарисовки Жу¬ковского неизменно включают два аспекта — трудный путь подъема в гору и огромный вид на неясные отдаления с вершины.
Именно к периоду первого заграничного путешествия относится возник¬новение нового романтического лейтмотива дневниковой прозы Жуков¬ского, который, пронизывая весь массив дневников 1830—1840-х гг., пред¬лагает еще один аспект взаимопроникновения поэзии и жизни, прошлого, настоящего и будущего. Но если источником такого взаимопроникновения до 1820-х гг. была поэтическая душа, то в 1830—1840-х гг. им становится жизнь, предлагающая душе изобилие чисто эстетических впечатлений. При том, что для поэта типа Жуковского любое жизненное впечатление в конечном счете является эстетическим, нельзя не заметить той интенсив¬ности, с какой он ищет и впитывает эстетическое наслаждение от произве¬дения искусства, переживание от встречи с человеком искусства, художни¬ком в широком смысле.
Безусловное лидерство в этом плане принадлежит трем тематическим пластам дневников, повествующим о том, как зримая глазу, внятная слуху, питающая мысль документальная реальность жизни творит из нее самой факт эстетический, делает ее поэзией: встречи и разговоры с людьми искусства, театр, живопись, картинные галереи и мастерские художников — вот та по¬эзия жизни, которая, появившись впервые в дневниках 1820 г., до конца оста¬ется одной из универсальных основ подневных записей Жуковского.
Визуальный аспект восприятия бытия, равноправно сосуществующий с вербальным, определяет оригинальное свойство дневников Жуковского. Начиная с первого заграничного путешествия, с 1820 г., Жуковский создает дневники-альбомы, где уже через рисунок фиксирует восприятие окружаю¬щего мира. Рисунок, целые альбомы рисунков придают дневникам необхо¬димую осязаемость, возможную выразимость невыразимого. Параллельное издание словесных и живописных дневников (ибо все рисунки датированы, имеют названия, а иногда и пояснительные комментарии) позволило бы зри¬мее увидеть столь важную для универсального мировидения поэта-романтика связь искусств. К этому, наверное, нужно добавить и постоянные звуки музыки на страницах дневников Жуковского. Любимые оперы Глюка, Моцарта, Беллини, Россини, Спонтини и Доницетти Жуковский слушает неоднократно, передавая свое впечатление о чуде и прелести музыки лако¬нично, но эмоционально.
И всё-таки мир европейского романтизма, живое впечатление от роман¬тического типа личности открывались через встречи с их виднейшими пред¬ставителями. В течение первого пребывания за границей Жуковский по¬знакомился практически со всей литературной Германией. Он встречался с Э. Т. А. Гофманом и Ф. де ла Мотт Фуке, Беттиной фон Арним и Людви¬гом Тиком, Жан Полем и Гёте. В течение всего пребывания в Берлине он завсегдатай литературного салона Марии фон Клейст, кузины драматурга и прозаика Генриха Клейста; в 1826—1827 гг. — свой человек в литератур¬ных кружках Дрездена.
Эти встречи оставили разный след в дневниках, письмах и произве¬дениях поэта — от упоминания имени до перевода и развернутого лите¬ратурного портрета. Каждый из этих сюжетов заслуживает самостоятель¬ного внимания. Но в свете интересующей нас проблемы — дневников Жуковского как источника изучения его творчества и его типа поэтического сознания — есть смысл подойти к встречам и знакомствам русского поэта избирательно и сосредоточиться лишь на тех случаях, когда встреча вызы¬вала эффект резонанса в родственных душах и тем самым приоткрывала в первую очередь душу самого Жуковского.
В своих контактах с людьми искусства Жуковский всегда искал в людях соответствия их творчеству, пытался опереться в своих наблюдениях над человеком на образ автора, существующий в его сознании — и тем самым снова и снова подтверждал свою изначальную жизнетворческую установку «жить как пишешь».
Бесспорно, в этом отношении одно из самых сильных эстетических впе¬чатлений произвел на Жуковского Людвиг Тик. Русский поэт познакомился с немецким романтиком в Дрездене, в первой половине июня 1821 г., а 23 июня написал очередной эпистолярно-дневниковый отчет об этом зна¬комстве Александре Федоровне. В своем впечатлении о личности Тика Жу¬ковский отчетливо идет от литературной продукции Тика, называя писате¬ля «Sternbald-Тик» и, таким образом, отождествляя человека с автором и героем, как это зачастую случалось с ним самим, ставшим для современни¬ков «певцом Светланы», «певцом во стане русских воинов», «балладником» и т. д. Во внешности Тика, под бытовой оболочкой эмпирического человека, он ищет и находит черты художника: «...в глазах нет ни быстроты, ни про¬ницательности, ни блеска, но они выразительны: есть что-то согласное с той мечтательностию, которую находим в его сочинениях, особенно в SternbahVs Wanderungen...». Подробно пересказывая свои разговоры с писателем, Жуков¬ский вводит читателя в атмосферу интенсивной духовной жизни своего пер¬сонажа: Шекспир и немецкая литература, интуитивная природа гениально¬сти, переводы А. Шлегеля из Шекспира — всё это поддерживает примат духовного начала над бытовым.
Но особенно пленил русского поэта артистизм Тика, его декламаци¬онный дар, воспринятый Жуковским как проявление универсализма твор¬ческой личности: «Он читает, не называя говорящих лиц; и по голосу, и по выражению, и по лицу его можно легко узнать всех».
Не случайно самые первые эстетические впечатления Жуковского в Гер¬мании связаны с театром: в романтической иерархии ценностей театр — уни¬версум, соединяющий фрагменты всех других родов творчества, — занимает самую высокую ступень. И артистизм, восхитивший Жуковского в челове¬ке, — это экстраполяция его, пожалуй, главного знакомства в Германии: на
протяжении всего пребывания в Берлине «вечер в театре» — непременный пункт распорядка дня. «Главное мое знакомство — театр. Бываю каждый вечер в театре (...) меня же еще и балуют. Главный директор граф Брюль взял у меня записку тех пиес, которые мне видеть хочется, и с большим усердием исполняет по этой записке. Я назначил ему всего Глюка, Моцарта, всего Шиллера и почти всего Шекспира и роскошничаю»22, — писал Жуковский из Берлина 1(13) ноября 1820 г. И то обстоятельство, что единственным немец-ким драматургом, чьи пьесы Жуковский хотел увидеть в сценическом во¬площении, стал Шиллер, далеко не случайно.
Жуковский не мог познакомиться с поэтом, чье творчество прошло че¬рез всю его жизнь в более чем сорока лирических, драматических и проза¬ических переводах, созданных с 1806 по 1833 г.: к моменту, когда «русский Шиллер» приехал в Германию, немецкого поэта уже 15 лет не было на све¬те. Но образ Шиллера прочно владел воображением русского путешествен¬ника, автора дневника: театр и шиллеровские спектакли, разговоры о нем с Гуфеландом, Буассере, Гедвигой фон Штегеманн (записи от 3 ноября 1820 г., 6 октября и 26 ноября 1821 г.), созерцание бюстов Шиллера в до¬мах Гуфеланда и Гёте (записи от 3 ноября 1820 г., 29 октября 1821 г.), па¬ломничество в Веймар, в «дом бедный Шиллера» (30 октября 1821 г.) ожи¬вотворяют в сознании Жуковского образ Шиллера и его поэтический мир.
Поистине этапной фигурой в жизни Жуковского-поэта стал немецкий художник-романтик К. Д. Фридрих: их дружба продлилась до самой смер¬ти живописца в 1840 г. и сыграла «важную роль не только в судьбах обоих, но и в истории романтического движения в России и Германии, во взаимо¬влиянии двух культур»23. Русский поэт владел хорошей коллекцией картин Фридриха, которые украшали его квартиру в Шепелевском дворце в Пе¬тербурге. Для многих мемуаристов, оставивших описание этих картин24, они были своеобразной живописной аналогией романтизма Жуковского.
Именно Фридрих стал для русского поэта тем «человеком по сердцу», встреча с которым подобна обширному виду, открывающемуся с вершины горы. Картины Фридриха окружили его с первых дней пребывания в Гер¬мании, и он настолько усвоил стилистику его живописи, что в окружающей природе начал усматривать сюжеты для его картин: «Два дуба: ландшафт для Фридриха» — эта запись от 7 (19) апреля 1821 г. еще раз подтверждает установку Жуковского, при которой поэзия становится отправным пунктом жизнестроительства.
Обширный отчет о знакомстве с Фридрихом, описание его мастерской и начатых картин (и этому дневниковому сюжету предстоит многократно
22 РА. 1900. Кн. 9. С. 37,
23 Дмитриева М. К. К. Д. Фридрих и В. А. Жуковский: Из истории русско-немец¬ких культурных связей // Панорама искусств. Т. 10. М., 1987. С. 328.
24 См.: Смирнова-Россет. С. 369; Воспоминания гр. А. Д. Блудовой // РА. 1872. Стб. 1240; Киреевский И. В. Поли. собр. соч. Т. 1. М., 1911. С. 15—19.
повторяться в аналогичных случаях с мастерскими Брюллова, Овербека и Торвальдсена в Риме в 1833 г., Ораса Верне в Париже в 1827 г., Гильде-брандта и Зона в 1840-х гг.) находим в письмах-дневниках, адресованных великой княгине (запись от 23 (5) мая/июня 1821 г. Как обычно, первое впечатление Жуковского о внешности нового знакомого ложится на тот образ, который навеян его творчеством: «В нем (Фридрихе) нет, да я и не думал найти в нем ничего идеального. (...) В его картинах нет ничего меч¬тательного; напротив, они привлекательны своею верностию: каждая воз¬буждает в душе воспоминание!».
Но Фридрих для Жуковского больше чем новый знакомый или даже друг: это своеобразное alter ego Жуковского; и далеко не случайно в этом единственном случае русский поэт, со слов художника, воссоздает то, что для него самого всегда было тайная тайных, святая святых: творческий процесс, поразительно напоминающий его собственный. «Мне надобно быть совершенно одному и знать, что я один, чтобы видеть и чувствовать при¬роду вполне!» Мотив одиночества и самопогружения дополняется мотива-ми экстатического состояния творящей души и визионерской природы вдохновения, разительно сходными с экстазом воспоминания и видения¬ми-снами-откровениями в поэзии и дневниках Жуковского: «Он еще сам не знает, что напишет. Он ждет минуты вдохновения, и это вдохновение (...) часто приходит к нему во сне. Иногда, говорит он, думаю, и ничто не при¬ходит в голову, но случается заснуть, и вдруг как будто кто-то разбудит: вско¬чу, отворю глаза, и что душе надобно, стоит перед глазами как привиде¬ние — тогда скорей за карандаш и рисуй: всё главное сделано!»
Неоднократные совместные посещения Дрезденской галереи («Я не¬сколько раз был с ним вместе в галерее») и суждения Фридриха о картинах безусловно наложили отпечаток его личности на ту концепцию романтичес¬кого искусства-откровения и художника-визионера, которая обрела свое за¬конченное воплощение в «Рафаэлевой Мадонне», непосредственно примы¬кающей к дневниковой записи о Фридрихе. В попытке осмыслить природу творчества Жуковский, как обычно, опирается на два рода источников, поэтический вымысел и жизненный опыт: в статье «Рафаэлева Мадонна», вы¬росшей из дневниковой записи, он свободно излагает легенду Ваккенродера о видении Рафаэля25. И это изложение буквально совпадает и с тем, что самому Жуковскому довелось пережить в Берлине («Милый сон, души пленитель, // Гость прекрасный с вышины», праздник Лалла Рук побудил его к совершенно невероятно интенсивному творчеству), и с тем, что рассказы¬вал ему в Дрездене о своих видениях Фридрих: «Сказывают, что Рафаэль, на¬тянув полотно свое для этой картины, долго не знал, что на нем будет: вдох¬новение не приходило. Однажды он заснул с мыслию о Мадонне, и верно какой-нибудь ангел разбудил его. Он вскочил: она здесь! закричал он, указав на полотно, и начертил первый рисунок».
Маршруты заграничных путешествий Жуковского в последующие годы (1825—1840) были разнообразны и цели различны, но страсть к театру, живописи, общению с поэтами и художниками не изменяла ему никогда: во Франции, знакомясь с Гизо и посещая салон Генриетты Разумовской, в Италии, ища встреч с Сильвио Пеллико и Алессандро Мандзони, путе¬шествуя по мастерским Брюллова, Овербека, Корнелиуса, Торвальдсена, слушая оперные спектакли, в Англии, посещая Виндзорское кладбище, предмет вдохновения Т. Грея и памяти о своем литературном дебюте, в Гол¬ландии, знакомясь с поэтом Леннепом, Жуковский уже сознательно ищет таких впечатлений. И дневники становятся летописью творческих впечат¬лений, замыслов, эстетических размышлений.
Но всё их калейдоскопическое разнообразие и неохватное количество имен, достопримечательностей в какой-то мере унифицируется одним и тем же, в равной мере маршрутным и эстетическим, фактором. Куда бы Жуков¬ский ни ехал, он едет через Германию; в каком бы году он ни попал в Герма¬нию, он совершает паломничество в Веймар, к Гёте — безразлично, к живо¬му ли человеку или к памяти о нем. Для Жуковского неизменное, из года в год, посещение Веймара и дома Гёте не было эпизодом из жизни путеше¬ственника и, несмотря на экстатический характер его благоговения перед Гёте, встречи и беседы с ним и посмертная дань его памяти были не столько ритуальным поклоном властителю дум, сколько возвращением вновь и вновь к первоисточнику. Именно первая встреча с Гёте и первые разговоры о нем с немецкими собеседниками 1820—1822 гг. стали той самой вехой, которая на вершине поэтической жизни Жуковского ознаменовала новую перспек¬тиву — начало «обращения к объекту». История встреч Жуковского с Гёте и темы их бесед неоднократно описаны и исследованы26. В русле логики на¬шей проблемы — эволюции дневниковой прозы как эстетического фактора и его жизни в поэзии — нам важен другой поворот: регулярно повторяющи¬еся с 1821 по 1841 гг. визиты в Веймар размыкают эстетический аспект днев¬ников, в 1820-х гг. еще вполне интроспективный, в огромный культурный контекст общеевропейского художественного наследия. И дальнейшая пер¬спектива жизни и ее отражение на страницах дневников Жуковского — это результат интенсивного поэтического жизнетворчества, рождение биографии культурного человека своей эпохи из его собственных творческих установок.
Так же, как и Шиллер, Гёте был частью собственной поэзии и души Жуковского: «Гёте и Шиллер образовали его»27 и «Мысли о Гёте и Шиллере дают особенную прелесть этим местам» (запись от 25 (6) августам/сентября 1838 г.)— так сам Жуковский в 1827 и 1838 г. определил значение шил-леровско-гётевского мира в своей жизни и литературной судьбе. Но если
26 См.: Дурылин С. Н. Русские писатели у Гёте в Веймаре//ЛН. Т. 4—6. М., 1932. С. 324—373; Жирмунский В. М. Гёте в русской литературе. Л., 1992. С. 77—89.
27 Из письма А. И. Тургенева к Н. И. Тургеневу от 8 сентября 1827 г. // Турге¬нев А. И. Политическая проза. М., 1989. С. 143.
Шиллер остался для него легендой и поэтическим текстом, то Гёте, кроме всего этого, стал и символом жизни в искусстве, и живым человеком: собе¬седником, корреспондентам, поэтическим адресатом.
Дневники воссоздают своеобразный космос Гёте. Мимолетное одноднев¬ное свидание в Иене 29 октября 1821 г.; «три дня в Веймаре в беседе с Гёте» 4—б сентября 1827 г., на пути в Париж; паломничество в Веймар после смерти Гёте, 12—14 августа 1833 г., сразу же после итальянского путеше¬ствия; беседы о Гёте и воспоминания о нем его друзей в конце августа — начале сентября 1838 г., в разгар путешествия с наследником по Европе; и, наконец, посещение дома Гёте в Веймаре в марте 1840 г., за год до окон¬чательного переселения Жуковского в Германию, — всё это связывает еди¬ной отправной точкой не только крупнейшие биографические события жизни русского поэта, но и эстетические впечатления позднего периода его жизни, зафиксированные в дневниках 1830—1840-х гг. Не случайно самая первая тема беседы Жуковского с Гёте сформулирована в дневнике крат¬ко, но емко: "Alles ist Wahrheit. Wahrheit und Dichtung" (Всё правда. Правда и поэзия. — нем.), почти что «Жизнь и Поэзия одно», но только в немец¬кой огласовке. В этом смысле Гёте, начиная с первой встречи в 1821 г., стал для Жуковского своеобразной вершиной горы, с которой ему открылась обширная, универсальная панорама европейского искусства, впоследствии детально исследованная русским поэтом в ее национальных фрагментарных проявлениях.
Тематические лейтмотивы периода первого заграничного путешествия — люди искусства, театр, мастерские художников и картинные галереи — не¬уклонно возникают и в дневниках 1827—1840 гг.
Хотя двухмесячное пребывание в Париже было слишком кратковре¬менным для того, чтобы дать столь же внушительный документально-эсте¬тический массив, как словесное творчество 1821 г., да и задачи Жуковского на сей раз были весьма практические (подготовиться к миссии воспитате¬ля наследника в знакомстве с европейскими педагогическими системами и сформировать учебную библиотеку), всё же эти главные опорные пункты сохраняются и в коротких парижских подневных записях: встречи на вечере у Гизо с виднейшими представителями политической и литератур¬ной жизни Франции (запись от 12 (24) мая 1827 г.), беседы о литературе, о французской мемуаристике, постоянное посещение театров, мастерских художников и т. д.
В парижском дневнике заметно преобладание театральной темы: класси¬ческая страна драмы и театра, Франция естественно должна была привлечь этой стороной своего мира русского поэта, еще в 1809 г. посвятившего игре великой французской актрисы Жорж цикл театральных рецензий «Москов¬ские записки». И в парижском дневнике размышления о судьбе француз¬ской трагедии и комедии, об игре актеров, многочисленные упоминания спектаклей, актеров продолжают это направление эстетических интересов Жуковского (см. запись от 14 (26) мая 1827 г.).
Зато в итальянских дневниках 1833 и 1838—1839 гг. торжествует тема живописи, что тоже вполне закономерно. Но, вероятно, не случаен тот факт, что, прежде чем воочию увидеть шедевры итальянской живописи, Жуков¬ский обстоятельно ознакомился и с Италией, и с итальянской живописью по статьям Гёте (дневниковые записи от 10 (22), 11 (23), 14 (26) августа 1832 г.).
Три путешествия Жуковского по Италии — 1821, 1833 и 1838—1839 гг. — наполнили его дневник невероятным количеством эстетических впечатлений, отливающихся почти что в каталоги крупнейших картинных галерей и пу¬теводители по знаменитым музеям Италии: ратуше Брешии, галерее графа Този и графа Лехи в Бергамо, галерее Каррары в Комо, галерее Брера в Ми¬лане, Болонской галерее, флорентийским галереям Питти и Уффици, гале¬реям Феша и Боргезе в Риме, Ватикану и т. д. Но и здесь, в этом фрагмен-тарном космосе живописного наследия Италии есть неизменная точка отсчета и универсальный эстетический критерий: свет живописи Рафаэля. Все три путешествия по Италии освещены отблеском самого первого, самого силь¬ного и самого стойкого впечатления Жуковского от живописного полотна итальянской школы— Сикстинской мадонны Рафаэля, которая в 1821 г. предстала Жуковскому «не картиной, а видением», «родившимся в минуту чуда» («Рафаэлева Мадонна»).
Восхищение Жуковского Рафаэлем запечатлено на страницах дневников неоднократно. Во время второго итальянского путешествия Рафаэль посто¬янно сопровождает русского поэта: 13 апреля 1833 г. он посещает церковь Святого Стефана и замечает: «Всё это Рафаэль», 20 апреля «из картин взгля¬нули на некоторые превосходные творения Рафаэля (...) чудесное совершен¬ство». Сикстинскую капеллу Жуковский сравнивает с поэмой Данте (запись от 8 (20) мая), а Станцы Рафаэля называет также «великой поэмой, всё вели¬кое человеческое» (под той же датой). И здесь в этой записи возникает своеоб¬разная автореминисценция из статьи «Рафаэлева Мадонна», знак присутствия высокой поэзии в сугубо жизненном, пусть даже и эстетическом, впечатле¬нии: «Все главные совершенства живописи в этом тесном пространстве».
И подобно тому, как самые высокие эстетические переживания Жу¬ковского неизменно проецировали красоту искусства на жизненный факт (ср.: «Два дуба: ландшафт для Фридриха»), в июне 1839 г. он увидит свет Рафаэлевой живописи в дочери своего друга, художника Г. Рейтерна, и сво¬ей будущей жене, Елизавете, любуясь ею «как образом Рафаэлевой Мадон¬ны», от которой после нескольких минут счастья удаляешься с тихим вос¬поминанием...»28. Не случайно и итог второго итальянского путешествия — фраза из письма Жуковского к А. П. Елагиной: «(...) видел чудесный лихог радочный сон — Италию»29 так поразительно похожа на фразу из другого письма о другом путешествии: «Я видел прекрасный сон...» («Отрывки из письма о Швейцарии», 1821). И вновь в подобного рода комбинированных
28 Веселовский. С. 418.
29 УС. С. 55.
документально-художественных контекстах оживает ощущение связи вре¬мен, бег времени: в высоком мгновении поэтического вдохновения, рож¬дающего художественный образ, и в экстатическом восхищении красотой совершенного творения — безразлично, природы или человеческого ге¬ния — неизменно связываются прошлое, настоящее и будущее жизни и поэзии Жуковского. И дневники — хроника и летопись этого феномена творческой биографии поэта-романтика.
Так по мере нарастания эстетических впечатлений, которые зафикси¬рованы в поздних дневниках Жуковского с регистрирующей перечисли¬тельной интонацией, и лишь в проекции на более ранние, более эмо¬циональные дневниковые или параллельные эпистолярные тексты они обнаруживают свою подспудную поэтическую патетику; выявляется не толь¬ко их общее соответствие типологии дневниковой прозы (от интроспекции к экстравертности) и эволюции жанровой системы поэта (от лирики к эпо-су), но и та неизменная основа, на которой совершались все модификации жизни и поэзии Жуковского.
При всем неисчислимом многообразии форм проявления чисто эстетичес¬ких уровней жизни поэтической души в дневниках 1800—1810-х, 1820-х, 1830—1840-х гг. неукоснительно присутствует одна и та же отправная точ¬ка, с которой Жуковский смотрит на свою жизнь и из переживания которой рождается поэзия: связь времен, единство прошлого, настоящего и будуще¬го в высоком мгновении бытия. Лейтмотивы предчувствия будущей судьбы и меланхолического воспоминания о прошлом в дневниках 1805 г., заклина¬ния: «Будь настоящее наш утешительный гений» и «Для сердца прошедшее вечно» дерптских писем-дневников 1814—1815 гг., воспоминание об утрачен¬ном счастье в минуты «явления поэзии в виде Лалла Рук» в 1821 г., «горная философия» 1832—1833 гг., интенсивное переживание всей совокупности явлений европейской культуры от античности до современности — все это фрагментарные свидетельства острого ощущения категории времени как универсальной основы и жизни, и творчества Жуковского. И в этом смысле Жуковский просто не мог бы существовать без своих дневников: это была часть его мировидения.
И именно в нем, этом остром ощущении хода и связи времен, видится главный залог соответствия дневниковой прозы Жуковского (зеркала его человеческой биографии) его психологической лирике. Поэт, который впер¬вые открыл русской литературе подвижность, изменчивость, текучесть жиз¬ни души и жизни природы, должен был быть особенно чуток к категории времени: поэзия, в которой жизнь предстала динамическим процессом по-стоянных вариаций, изменений и обновлений, не могла не сохранить устой¬чивых опор, на которых это постоянное движение совершается.
Пожалуй, это неизменно свойственное Жуковскому ощущение себя, своей личности адекватными духу времени лучше всего демонстрирует композиция дневникового макроконтекста, впервые реконструированного в по возмож¬ности полном объеме, с использованием ранее не публиковавшихся текстов.
Дневники Жуковского начинаются и кончаются двумя исповедальными монологами, относящимися к 1813 и 1846 гг.: в первой исповеди — всё в бу¬дущем, во второй — всё в прошлом, но в настоящем времени каждой испо¬веди будущее и прошедшее встречаются в одной точке пересечения: чело¬веческой жизни на данном этапе жизнетворчества.
25—26 февраля 1813 г.: «Всю прошедшую жизнь мою можно назвать потерянною (...) я мог бы быть совсем не то, что я теперь. (...) Что же в на¬стоящем? Всё еще одна надежда. (...) В эту минуту твердая вера представ¬лялась мне ясно нужнейшею потребностию человеческого сердца. (...) Но будущее! оно пугает меня одною своею неизвестностию».
2 (14) октября 1846 г.: «Прошедшего не возвратишь, но оно всё заклю¬чается в том, что я есмь в настоящую минуту (...) во мне нет ни теплой веры в Спасителя (...), хотя, напротив, желаю веры и по убеждению почитаю христианство высочайшею истиною. (...) Знать себя таким, без возможнос¬ти переменить себя, портить здешнюю жизнь и мрачить упование на жизнь будущую...».
Между двумя этими исповедями, которые как бы воспроизводят дви¬жение времени календарного года — от весенних надежд (конец февра¬ля) к осеннему и зимнему угасанию (октябрь), — целая жизнь, в которой, по мнению человека, ее прожившего, не сбылось гораздо больше надежд, чем могло бы сбыться — в биографическом плане. Но то, чем Жуковский, используя его собственные слова 1821 г., «заменил» «утраченное счастье» земного человека, — сбылось и никогда не изменяло. И это сбыйшееся и не изменившее отнюдь не эмпирическая жизнь, а то, что принято назы¬вать ее «вторичной словесной моделью»: поэзия», творчество. Именно оно и есть та высшая реальность, которая удерживает связь времени, воспол¬няет утраты: «...для меня существует одно настоящее, ничем не связан¬ное с прошедшим. (...) Я не могу изменить себе внутренно, цепь беспре-станно прерывается; могу изменить только с пером в руках; карандаш и бумага сохраняют звенья цепи...».
В этой поздней, последней декларации на тему «Жизнь и Поэзия одно» жизнь окончательно уравнивается с поэзией, и в этом обнаруживается, мо¬жет быть, самый главный эстетический фактор дневниковой прозы Жуков¬ского. Дневники поэта от 1804 до 1847 г. — документ того «нравственного периода развития русского общества» (В. Г. Белинский), когда человек осо¬знал себя современником своей исторической эпохи и в себе, своей лично¬сти и частности, в своем локальном фрагментарном бытии увидел отблеск большого исторического времени и универсальной общечеловечности.
ПРИМЕЧАНИЯ
История собирания и публикации дневников В. А. Жуковского как некоего ху-дожественного единства достаточно протяженна во времени и прихотлива по свое¬му характеру. Она вмещает в себя более века, насыщенного то всплесками интере¬са к творчеству поэта, обилием публикаций его наследия, то забвением его памяти и искажением его облика. Амплитуда этих колебаний, передающих состояние рус¬ской литературно-общественной жизни и историко-литературной науки, не могла не отразиться и на отношении к дневникам поэта, мыслителя, воспитателя на¬следника— будущего «царя-освободителя» Александра II.
Прижизненные публикации отрывков из путешествий Жуковского по Саксон¬ской Швейцарии, его путевых заметок о Дрезденской галерее и Рафаэлевой Мадон¬не, о встречах с виднейшими представителями немецкой романтической культуры — художником К. Д. Фридрихом и писателем Л. Тиком, появившиеся на страницах популярных изданий 1820—1830-х гг. — альманаха «Полярная звезда» (на 1824 г. С. 332—342; 422—426; на 1825 г. С. 557—567) и журнала «Московский телеграф» (1827. № 1. С. 20—32; 1827. №6. С. 114—124), не прошли бесследно. Они вызвали отклики, но воспринимались или в традиционном контексте «литературы путеше¬ствий», или как эстетические манифесты русского романтизма. Да и сам Жуковский, перепечатывая их в собраниях своих сочинений в прозе, придавал им статус худо¬жественной прозы и включал их в состав своих сочинений и переводов.
То же самое произошло и с его письмами-дневниками, адресованными великой княжне Марье Николаевне и опубликованными на страницах плетневского «Совре¬менника» под заглавиями «Очерки Швеции» (1838. № 3. С. 20—32) и «Бородинская годовщина» (1839. №4. С. 193—204). Эти публикации вновь рассматривались или как образцы русской очерковой литературы, или как документы русской обществен¬ной мысли. Факт адресованности этих материалов, их эпистолярно-очеркового ха¬рактера снимал вопрос об их связи с дневниками Жуковского. Само слово-понятие «дневник» по отношению к Жуковскому не возникало и в мемуарных свидетельствах о его жизни, появившихся уже после смерти поэта, что подчеркивало либо неосве¬домленность писавших, либо недооценку этого пласта творческого наследия поэта.
Впервые о дневниках Жуковского как органической части его творческой био¬графии сказал П. А. Вяземский. В 1876 г., публикуя выдержки из парижского днев¬ника Жуковского, хранившегося в составе его Остафьевского архива, он заметил: «Сначала вел он дневник свой довольно охотно и горячо; но позднее этот труд по¬терял прелесть свою. Заметки его стали короче, а иногда и однословны» (РА. 1876. Кн. 2. С. 99). Это указание современника и друга поэта обратило взор издателей и
критиков к новому пласту творческого наследия Жуковского, что нашло отражение в юбилейном 1883 году.
100-летие со дня рождения поэта вызвало поистине издательский бум, связан¬ный с освоением его наследия, прежде всего эпистолярного. Весь год на страницах «Русского архива» и «Русской старины» печатаются подборки писем, свидетельству¬ющих о их связи с дневниками поэта. В этом же году выходит русское издание книги друга Жуковского и его биографа К. К. Зейдлица «Жизнь и поэзия В. А. Жуковско¬го» (СПб., 1883), где приводятся выдержки из дневников (С. 56—58), даются указа¬ния на их существование.
Итогом юбилейного года стала акция пожертвования в 1884 г. сыном поэта, ху-дожником П. В. Жуковским, в Императорскую Публичную библиотеку бумаг отца, в том числе нескольких тетрадей с дневниками.
В «Отчете Имп. Публичной библиотеки за 1884 г.» (СПб., 1887) появилось опи¬сание этих бумаг, подготовленное главным библиографом И. А. Бычковым. В нем подробное изложение содержания тетрадей с рукописями, в том числе с дневника¬ми Жуковского (№ 1—11), сопровождалось следующим комментарием: «...без обра¬щения к ним не мыслимы ни составление биографии Жуковского, ни издание пол¬ного собрания его сочинений» (С. 3).
Библиографическое описание дневников Жуковского послужило отправной точ¬кой для их расшифровки и активного введения в научный и читательский оборот. Подвижническая деятельность И. А. Бычкова, проделавшего всю эту невероятно сложную работу (ибо многие тексты почти не поддавались прочтению, карандаш¬ные записи угасали), заслуживает особого разговора.
В течение 1889—1900 гг. он последовательно, сначала на страницах «Русского вестника» (1889. № 8. С. 356—371; 1890. № 1. С. 291—298), а затем в особом прило¬жении к «Русской старине» знакомит русскую публику с расшифрованными мате¬риалами, снабжая их краткими пояснениями. Одновременно выходит в свет под¬готовленное им же издание «Писем В. А. Жуковского к Александру Ивановичу Тургеневу» (М., 1895), где не только содержался комментарий к дневникам Жуков¬ского, но в письме от 4 декабря 1810 г. приводилась выписка из журнала за 22 но¬ября этого же года (С. 83—85), что позволяло говорить о существовании отсутству¬ющих в рукописях поэта дневников за 1807—1816 гг.
Важным этапом в истории публикации дневников Жуковского стал выход в свет отдельного их издания с примечаниями И. А. Бычкова сначала в 1901, а затем в 1903 г. Именно это издание, содержащее тексты дневников за 1804—1846 гг., прав¬да, с пробелами (1807—1815, 1822—1825, 1828, 1830, 1834—1836) и пропусками (1840-е гг.), стало на многие годы основой для характеристики части творческого наследия поэта и получило признание современников. Так, например, А. Блок в ре¬цензии на книгу А. Н. Веселовского о Жуковском особенно выделил «исследования И. А. Бычкова— бумаг, писем и дневников Жуковского» (Вопросы жизни. 1905. Апрель—май. С. 224).
Кроме того, появившись к 50-летию со дня смерти Жуковского, издание «Днев¬ников» активизировало работу по дальнейшему их собиранию, осмыслению, ком¬ментированию. В 1902 г. выходит «Полное собрание сочинений В. А. Жуковского» под ред. А. С. Архангельского (Приложение к журналу «Нива». Т. 1—12. СПб., 1902), где в последнем томе дан раздел «Из дневников» (С. 117—160), содержащий выдерж¬ки из издания И. А. Бычкова. Но в комментариях к текстам Жуковского, например, к его павловским посланиям 1817—1819 гг., даются и новые тексты поэта из запис¬ных книжек, например, графини С.А.Самойловой (Т. 9. С. 148—150). А.С.Ар¬хангельский также приводит фрагменты записной книжки Жуковского 1840-х гг. «Мысли и замечания» (Т. 11. С. 3—37).
Становятся известны новые фрагменты дневниковых записей Жуковского и в других публикациях. Так, в статье Н. Ф. Дубровина «Василий Андреевич Жуков¬ский и его отношения к декабристам» появилась неизвестная дневниковая запись от 1 апреля 1830 г., дающая представление об общественной позиции поэта (PC. 1902. №4. С. 79—81).
В известной монографии А. Н. Веселовского «В. А. Жуковский: Поэзия чувства и „сердечного воображения"» (СПб., 1904. С. 163—181, 194—198) было впервые об¬ращено внимание на дневники Жуковского 1814—1815 гг., связанные с историей его драматической любви к Маше Протасовой. Исследователь привел большие фраг¬менты записей и интересно их прокомментировал.
В 1907 г. в юбилейном сборнике «Памяти В. А. Жуковского и Н. В. Гоголя» (СПб., 1907. Вып. 1. С. 145—213) П. К. Симони опубликовал полный текст «Писем-дневни¬ков В. А. Жуковского 1814 и 1815 годов», к которым обращался в своей книге А. Н. Ве-селовский, дав их подробное описание. Комментарием к этим письмам-дневникам, воссоздающим один из самых драматических моментов биографии Жуковского, яви¬лись материалы «Уткинского сборника» (под ред. А. Е. Грузинского, М., 1904), содер¬жащего переписку участников этой драмы — В. А. Жуковского, М. А. Протасовой-Мойер, Е. А. Протасовой.
В 1926 г. в специальном издании, посвященном Онегинскому собранию (Le Musee Pouchkine d'Alexandre Onegine a Paris. P., 1926. P. 110—143), M. Л. Гофман продолжает публикацию писем-дневников 1814—1816 гг. Опираясь на другие ис¬точники, он дополняет публикацию П. К. Симони материалами «Дерптского днев¬ника» 1815 г. и отдельными записями за 1816—1817 гг.
Существенным дополнением к бычковскому изданию «Дневников» стала публи¬кация, условно названная «Дневник занятий с наследником» 1834 г., предпринятая М. Л. Гофманом в указ. выше издании (С. 169—172).
Важное значение имела публикация (хотя и неполная) в 1916 г. конспективных заметок Жуковского о дуэли и смерти Пушкина (Щё'голев П. Е. Дуэль и смерть Пуш¬кина. Пг., 1916. С. 196—198). Эта публикация, заполнившая одно из «белых пятен» в хронологии дневников Жуковского, впоследствии была существенно дополнена и уточнена (см. примеч. в наст. изд.).
По существу, на этом история публикаций новых текстов дневников Жуковско¬го, расширявших издание И. А. Бычкова, долгие годы не имела продолжения. Сами публикации уже становились библиографической редкостью.
В 1975 г. М. И. Гиллельсон в статье «О друзьях Пушкина» (Звезда. 1975. № 2. С. 212—213), а затем в другой статье «Последний приезд Лермонтова в Петербург» (Звезда. 1977. № 3. С. 190—199) привел небольшие фрагменты текста дневника
Жуковского за 1841 г., обнаруженного им в РГАЛИ. Исследователь также обратил внимание на дневниковые записи 1835 г.
Выяснилось, что кроме петербургского собрания дневников, к которому обра¬щались дореволюционные исследователи и публикаторы, существует еще москов¬ское, часть которого находится в РГАЛИ, а другая (в основном записи 1840-х гг.) — в РГБ. Фронтальное изучение этого собрания позволило обнаружить большой мас¬сив новых дневниковых текстов 1827—1840 гг., частично представленных в публи¬кации А. С. Янушкевича (Наше наследие. 1994. № 32. С. 35—47).
Активизация интереса к личности и творческому наследию поэта, связанная еще в 1960-е гг. с издательской и исследовательской деятельностью Н. В. Измайлова и И. М. Семенко, вызвала целую серию интересных публикаций в связи с 200-летием со дня рождения В. А. Жуковского в 1983 г. Трехтомная коллективная монография «Библиотека В. А. Жуковского в Томске» (Томск, 1978—1988) наметила новые пер¬спективы в изучении рукописного наследия поэта, в комментировании его дневни¬ков через маргиналии в книгах. Сборник по материалам юбилейной конференции «Жуковский и русская культура» (Л., 1987), особенно в разделе публикаций, открыл новые материалы, важные для комментирования дневников. Новая публикация «Дневника» Жуковского 1834 г., подготовленная Р. В. Иезуитовой (Пушкин: Ис¬следования и материалы. Л., 1978. Т. 8. С. 219—247), не только внесла существен¬ные коррективы в публикацию М. Л. Гофмана, но и поставила проблему значения дневников Жуковского для история русской общественной мысли.
Весь накопленный материал, существенно дополняющий текст издания «Дневни¬ков В. Л Жуковского», подготовленного И. А. Бычковым 100 лет тому назад и ставшего уже библиографической редкостью, выдвинул на повестку дня их новое издание.
Проблемы и задачи этого издания можно определить так:
1) максимально полное и выверенное по рукописям, когда это возможно, хро-нологически последовательное издание текста дневников, с учетом всех публика¬ций и неопубликованных архивных источников;
2) обоснование корпуса дневниковой прозы Жуковского, включающей, кроме собственно дневников, письма-дневники, записные книжки, журнал занятий с на-следником, путевые заметки и т. д.;
3) подробное комментирование всех материалов, сочетающее реальный коммен¬тарий и примечания проблемного характера, раскрывающие краткую историю вза¬имоотношений Жуковского с тем или иным лицом, воссоздающие творческую ис¬торию произведений, о которых говорится в тексте и т. д.;
4) составление по возможности полного аннотированного указателя имен, допол-няющего представление о круге знакомств и общения Жуковского.
Автографы дневников Жуковского обнаружены в различных архивохранилищах России. Основной их массив, вошедший в издание И. А. Бычкова, находится в спе-циальном фонде Жуковского РНБ (Ф. 286. On. 1, 2). В ИРЛИ в составе Онегинского собрания (Ф. 244) имеются дневниковые записи 1834 г., «Конспективные заметки о гибели Пушкина» и письма-дневники 1814—1815 гг., а также дерптский дневник. Там же, в фонде К. Н. Батюшкова (Ф. 19. № 1) — записная книжка «Разные замеча¬ния». Большой пласт дневниковых записей за 1827—1840 гг. есть в РГАЛИ (Ф. 198).
Наконец, в РГБ хранятся тетради с заграничными дневниками Жуковского за 1841— 1846 гг. (Ф. 104).
Весь этот разнородный материал по существу не систематизирован, хроноло¬гически не упорядочен. Большинство черновых записей находит свое развитие, продолжение, корректировку в перебеленных вариантах, но уже не в дневниках, а в специальных письмах. Развернутые письма о первом заграничном путешествии 1820—1822 гг., о поездке в Швецию в 1839 г. и о Бородинском празднике, о собы¬тиях 1848 г., адресованные царственным особам, письма о последних часах жиз¬ни Пушкина, обращенные к С. Л. Пушкину и А. X. Бенкендорфу, не просто вы¬растали из дневниковых набросков и конспективных заметок, но нередко заменяли дневники, становились именно письмами-дневниками.
Очевидна связь дневниковых записей Жуковского с его творческими тетрадя¬ми, содержащими планы замыслов, расписания дня, размышления на различные темы. Так рождаются особые дневниковые образования, близкие по своему харак¬теру к записной книжке.
Корпус дневниковой прозы Жуковского столь разнообразен, подвижен в разные годы, что его реконструкция требует соотношения источников, как находящихся в архивах, так и опубликованных, получивших статус публичного высказывания по¬эта (эссе «Рафаэлева Мадонна», путевые очерки— «Путешествие по Саксонской Швейцарии», «Отрывок из письма о Швейцарии», «Отрывок из письма о Саксонии», «Очерки Швеции» и др.). Именно поэтому предлагаемое издание дневниковой прозы Жуковского состоит из трех взаимосвязанных и взаимодополняемых частей: днев¬ники, письма-дневники, записные книжки. Их соотношение и хронологическая последовательность позволяют говорить об эстетической целостности дневников, о их разновидностях в отдельные периоды.
Сам Жуковский неоднократно говорил о «многослойности» своих дневников. Первый слой — непосредственная фиксация фактов, событий, имен и, как следствие (этих часто путевых записей), — недописанность, пробелы, стертый карандаш. Вто¬рой слой — стремление сохранить текст на бумаге и в памяти — отсюда чернильные перебеленные поверх карандаша записи, их расширение. Третий слой — распро¬страненные записи в виде «журналов», «отчетов», обращенных к великой княгине Александре Федоровне (1820—1822 гг.), к наследнику Александру Николаевичу (1832—1833, 1848—1849 гг.), к великой княжне Марии Николаевне (1838—1839 гг.). Четвертый слой — публикация отдельных фрагментов «журнала», «отчета» в виде статьи (эссе, очерк, путешествие) на страницах известных альманахов и журналов (см. выше). Пятый слой — их включение в прижизненные собрания сочинений, в раздел «Проза и переводы в прозе». Вся эта иерархия дневникового текста затрудняет его «самоопределение». Многие, заведомо созданные как дневниковые, тексты включа¬лись в разные тома собраний сочинений Жуковского (эстетики, публицистики, худо¬жественной прозы), что не противоречило их смыслу и определяло их самостоятель¬ную жизнь, но обедняло представление о богатстве дневниковой прозы Жуковского.
В данном издании мы целый пласт текстов, рожденных в недрах дневников, ос¬тавили на своем месте, хотя в последующих томах в другом варианте они получат самостоятельную жизнь (эстетика, публицистика, эпистолярий), что лишь подчеркнет вариативный и лейтмотивный характер дневниковых образов, тем, их репрезента¬тивность для всего творческого наследия поэта.
Уже первый публикатор дневников И. А. Бычков, прикоснувшись к рукописям поэта, с сожалением отмечал, что дневник «писан большею частью карандашом, наскоро, почерком неразборчивым, причем местами иные слова не поддаются про¬чтению», «затем следует тринадцать строк, в которых не все можно прочесть, ибо карандаш местами стерся, а некоторые слова написаны неразборчиво», «фраза не дописана», «для фамилии оставлен пробел» (Дневники. С. 314, 316, 317). С годами текст дневников стал «угасать», особенно карандашные записи. Если путевые заметки 1820—1822 гг. восстанавливаются на основе эпистолярных источников, то поздние записи, особенно 1840-х гг., сделанные на календарных листках, не поддаются ре¬конструкции. Кроме того, они в основном передают интимные подробности физио¬логического характера, поэтому купюры в них обусловлены повторением одних и тех же наблюдений над своим здоровьем. Мы приводим подобные повторения од¬нажды, а затем передаем их отточиями. Новые прочтения дневниковых записей по отношению к расшифровкам И. А. Бычкова специально не оговариваются, если это не имеет принципиального характера. Все пробелы в тексте, связанные с пропус¬ком географических реалий, имен, по возможности восстановлены; в противном случае обозначены сокращением [прбл.].
В бычковском издании комментарий носил в основном прикладной характер. «При этом, — замечал издатель, — я счел не бесполезным сопроводить их [дневни¬ки] некоторыми, лишь самыми необходимыми, объяснительными примечаниями» (Дневники. С. 4). Действительно, примечания давали аннотацию некоторых имен, театральных спектаклей и т. д. Была проделана огромная работа по изысканию различных источников биографического, историко-географического характера. Но за 100 лет, прошедших со времени первого и единственного издания «Дневни¬ков» В. А. Жуковского, был накоплен большой материал, позволяющий не только уточнить многие реалии, но и самим примечаниям придать новый характер.
Основной принцип, избранный при комментировании дневников Жуковского, — принцип не просто реального комментария, но проблемного, намечающего связь реа¬лии с общим контекстом размышлений, поисков, круга чтения Жуковского данного периода. Активное привлечение эпистолярного и мемуарного материала, описания личной библиотеки поэта позволяет расширить представление о той или иной реалии.
Особый смысл этот принцип приобретает при комментировании так называе¬мых конспективных записей, когда, по словам Вяземского, «отметки его просто ко¬лья, которые путешественник втыкает в землю, чтобы означить пройденный путь, если придется на него возвратиться, или заголовки, которые записывает он для памяти, чтобы после на досуге развить и пополнить» (РА. 1876. Кн. 2. С. 95). В тех случаях, когда автору дневника не удается «развить и пополнить» записи, проблем¬ный комментарий служит этой задаче.
Обилие реалий, особенно имен, не позволяет их комментирование ввести в текст примечаний, поэтому для данного издания особенно был важен аннотированный указатель, позволяющий наглядно увидеть круг общения Жуковского, дающий представление о «человеческом космосе» дневников. Тщательные разыскания в этом направлении позволили ввести в научный оборот сведения о многих знакомых Жуковского, уточнить неверные представления о некоторых из них.
Строго хронологический принцип публикации текста дневников определил сплошную нумерацию примечаний в пределах каждого года. Орфография и пункту¬ация приближены к современной норме. Архаические написания присутствуют лишь в тех случаях, когда они указывают на особенности произношения (имена, топони¬мы). В обычной для Жуковского и его эпохи транскрипции переданы иноязычные имена, сохранены распространенная в те годы неустойчивая орфография некоторых фамилий, а также вариативное написание некоторых слов: «домы — дома», «проти-вуположный — противоположный», окончаний прилагательных: «высокой — высо¬кий», «тихой — тихий», и существительных творительного падежа: «мыслию — мыс¬лью», «несчастием — несчастьем», что объясняется протяженностью дневников во времени. Дневники, написанные в основном по-русски, с иностранными вкраплени¬ями, печатаются на языке подлинника (с подстрочными переводами).
Все даты, как у самого Жуковского, приводятся по старому стилю, если речь идет о событиях, происходивших в России; когда же действие переносится за ее преде¬лы, указывается или двойная дата, или число по новому стилю. Название месяца (если это не указание самого Жуковского) дается в конъектурных скобках; так же обозначены сокращения (имен, исторических и историографических реалий).
Для ориентации в большом тексте дневников дается «Краткая летопись жизни и творчества В. А. Жуковского», позволяющая обозначить основные вехи его биогра¬фии и творчества, а также подробное оглавление, фиксирующее хронологию запи¬сей и особые вкрапления в их текст, ведущие свое начало из дневников. В иллюстра¬тивном материале использованы путеводители, извлеченные из личной библиотеки поэта и воссоздающие маршруты его многочисленных путешествий.
Тексты парижского дневника и дневников 1840—1843 гг., комментарий к париж¬скому дневнику подготовлены О. Б. Лебедевой. Текст английского путешествия за 10 (22) — 17 (29) мая 1839 г. и примечания к нему - Э. М. Жиляковой. Вся осталь¬ная работа по подготовке текста и примечаний, по составлению аннотированного указателя имен, выработке общей концепции издания принадлежит А. С. Янушке¬вичу. Им же составлена «Летопись жизни и творчества В. А. Жуковского». Авторство пояснительных статей оговаривается специально.
1804
(С. 9—11)
Впервые: PC. 1901. № 4. Приложение. С. 5—10. Автор публикации — И. А. Быч¬ков. Перепечатано: Дневники. С. 5—10. Автограф: РНБ. Ф. 286. Оп. 1.№ 16. Л. 1—2.
1 А.иБ. — Форма вымышленного диалога, определяющая структуру дневниковых записей 1804 г., восходит к традиции «разговоров» в Университетском Благородном пансионе, воспитанником которого был Жуковский (см.: Резанов. С. 229—230).
Помимо этой русской основы можно указать на литературное влияние «Тускуланских бесед» Цицерона, внимательным читателем которых был в это время Жуковский. В его библиотеке имеется французское изд. 1776 г. этого произведения, с многочисленны¬ми пометами владельца (Описание. № 818).
2 А. — Речь скорее всего идет об Авдотье Петровне Юшковой (в замужестве Ки-реевской), племяннице Жуковского и подруге его детских и юношеских лет. Имен¬но к этому времени относится ее увлечение В. И. Киреевским, приведшее 13 янва¬ря 1805 г. к свадьбе, на которую специально в Мишенское из Москвы приезжал Жуковский (РА. 1877. № 8. С. 488). Так как в то время Авдотье Юшковой не испол¬нилось еще 16 лет, то, видимо, ее переписка с В. И. Киреевским была тайной для окружающих.
3 В... М... — Если предположение об адресате писем (А. П. Юшковой. — см. прим. 2) верно, то под инициалами В. М. скрывается Василий Иванович Киреев¬ский, отчество которого Жуковский мог и перепутать, так как был с ним недоста¬точно знаком. В. И. Киреевский жил в своем имении Долбино.
4 ...читал Сен-Ламберта... — Как следует из дальнейшего повествования, речь идет о сочинении французского моралиста и поэта Ж.-Ф. Сен-Ламбера "Principes des mceurs chez toutes les nations ou Catechisme universel" (Принципы нравов всех наро¬дов, или Всеобщий катехизис), вышедшем в Париже в 1796 г. В это же время Жу¬ковский собирается сделать выписки из Сен-Ламбера «для морали» (РНБ. Ф. 286. On. 1. № 79. Л. 5 об.; Резанов. С. 251).
5 .. .сделал свой экстракт. — Система особых конспектов (экстрактов), где сочетались выписки из прочитанного и собственные замечания, определилась именно в это вре¬мя. В рукописях поэта сохранился особый листок, на котором написано: «Завести книги. (...) 3. Для журнала или экстрактов...» (РНБ. Ф. 286. On. 1. № 79. Л. 5 об.).
6 ...перебирал листы ~ в Томпсоне... — Речь идет о чтении произведений английс¬кого поэта-сентименталиста Джеймса Томпсона (Томсона). К 1808 г. относится пере¬вод Жуковским его «Гимна» («О Боге нам гласит времен круговращенье...»), но еще в 1802—1804 гг., готовясь к созданию описательной поэмы «Весна», он постоянно обращается к поэме Томсона «Времена года» (Seasons, 1726—1730), читает другие его произведения и размышляет о его творчестве (см.: Резанов. С. 220; Веселовский. С. 21; Ж. и русская культура. С. 112—125; Письма Андрея Тургенева. С. 396).
7 ...в Геснере... — Имя швейцарского поэта-идиллика Соломона Гесснера (Гес-нера) появляется уже в списке задуманных переводов, относящихся к этому време¬ни (РНБ. Ф. 286. On. 1. № 79. Л. 8; раздел «Эклога»). Тогда же возникает замысел сочинить «биографию Геснера» (РНБ. Ф. 286. On. 1. № 12. Л. 51 об.). К 1806 г. отно¬сится попытка переложить в стихи прозаическую идиллию Гесснера «Миртил и Тирсис» (Резанов. С. 486—487).
8 ...в Гервее... — О переводе из английского моралиста и богослова Джеймса Гер-вея, без конкретизации замысла, Жуковский говорит в специальном списке «Что сочинить и перевесть», относящемся к 1804—1805 гг. (РНБ. Ф. 286. On. 1. № 12. Л. 51 об.). Каких-либо следов перевода из Гервея не обнаружено.
9 ...в Блумфилъде... — В библиотеке поэта сохранилось издание сочинений анг¬лийского поэта Роберта Блумфильда "Rural tales, ballads and songs" (London, 1802) с владельческой надписью: "Basile de Joukovsky" и пометками (Описание. № 2585). В списке задуманных переводов упоминается имя Блумфильда, без конкретизации (РНБ. Ф. 286. On. 1. № 12. Л. 51 об.).
10 ...взял в руки Делилев перевод «Энеиды»... — «Энеида» Вергилия в переводе из-вестного французского поэта Жака Делиля появилась в Париже в 1804 г. Именно это издание есть в библиотеке поэта (Описание. № 2320). Жуковский постоянно ин¬тересовался переводческой деятельностью Делиля, а в 1810 г. в BE (№ 3. С. 190— 198) публикует свой перевод отрывка из предисловия Делиля к «Георгикам» Вер¬гилия, под заглавием «О переводах вообще, и в особенности о переводах стихов» (см.: Эстетика и критика. С. 402). Креме того, к 1805—1806 гг. относится перевод Жуковским «Отрывка из Делилева Дифирамба на бессмертие души» (BE. 1807. № 4. С. 261—262, с подписью: «В. Ж...Й»).
11 Пришла матушка... — Речь идет о матери Жуковского, пленной турчанке Саль-хе, которая была вывезена из Турции в 1769 г. и стала наложницей тульского дво¬рянина А. И. Бунина. Еще до рождения Жуковского была крещена и получила имя Елизаветы Дементьевны Турчаниновой.
12 ...говорила о строении... — О строительстве Жуковским в Белёве своего дома. К концу 1805 г. он с матерью уже поселился в нем (см.: С 7. Т. 6. С. 383—384). О судь¬бе этого дома см.: Власов В. А., Назаренко И. И. «Минувших дней очарованье»: В. А. Жуковский в Приокском крае. Тула, 1979. С. 59—60.
15 ...перевел три страницы из Дюкло... — О характере чтения сочинения француз¬ского моралиста Шарля Дюкло "Considerations sur les mceurs de ce siecle. P., 1751" (Рассуждения о нравах сего века) и развернутых записях на страницах экземпляра из библиотеки поэта см.: БЖ. Ч. 3. С. 143—157.
14 ...поеду в Петербург с И. П. Тургеневым. — Имеется в виду совместное путеше¬ствие с Иваном Петровичем Тургеневым, известным просветителем, директором Московского университета, духовным наставником поэта. Жуковский после смер¬ти старшего сына Тургенева — Андрея в июле 1803 г. был особенно близок к нему (ПЖТ. С. 8—12). В стихотворном «Надгробии И. П. и А. И. Тургеневым» (1819) Жу¬ковский называет его «милый наш отец» (ПСС. Т. 2. С. 137).
1805
(С. 13—27)
Впервые: PC. 1901. №4. Приложение. С. 10—30. Перепечатано: Днев¬ники. С. 10—30. Автограф: РНБ. Ф. 286. On. 1. № 1в. Л. 2—9.
113-го июня. — В 1805 г. Жуковский жил частично в с. Мишенском Тульской губ. (в имении своего покойного отца А. И. Бунина, в 3-х верстах от Белёва), частично в самом Белёве, где у него был дом.
2 ...получу от Антонского для путешествия. — Замысел путешествия в Германию совместно с другом А. Ф. Мерзляковым оформился у Жуковского к середине 1805 г. (ПЖТ. С. 4, 20). Главная цель путешествия— продолжение учебы в лучших университетах Германии. Кредитором поэта должен был стать его пансионский на¬ставник, с 1791 по 1824 гг. находившийся во главе Московского университетского Благородного пансиона А. А. Прокопович-Антонский. «С тремя тысячами, которые дает мне Антонский, могу прожить без нужды довольно времени в Ене», — писал Жуковский к А. И. Тургеневу 8 января 1806 г. (ПЖТ. С. 20). Путешествие не состо¬ялось, и впервые поэт поехал за границу лишь в 1820 г.
3 ...издание журнала...— Речь идет о редактировании журнала BE. В течение 1808—1809 гг. Жуковский был его единоличным редактором, с 1810 г. он решил при¬влечь в соредакторы М. Т. Каченовского, одного из прежних редакторов BE и сво¬его постоянного сотрудника. Об этом подробнее см.: Ежегодник. 1980. С. 89—106.
4 ...за прозрачным занавесом. — Один из устойчивых образов романтической эс¬тетики Жуковского, символ таинственности бытия, невыразимости. Ср. использо¬вание впоследствии этого мотива в «Рафаэлевой Мадонне», «Отчете о луне», «Таин¬ственном посетителе» и т. д.
5 ...быть влюбленным в ребенка?— Здесь Жуковский говорит о пробудившемся в нем чувстве любви к Маше Протасовой, которой в это время было всего 12 лет (род. в 1793 г.).
6 К. А. — Речь идет о Катерине (Екатерине) Афанасьевне Протасовой (урожд. Буниной), сводной сестре Жуковского, матери Маши Протасовой.
7 В. — Вероятно, дядя Маши Протасовой — Василий Иванович Протасов.
8 М. — Видимо, тётка Маши Протасовой — Мария Ивановна Протасова.
9 ...но исподволь, постепенно, как уверяет Плутарх... — Источник цитаты обнару¬жить не удалось.
10 Как определить характер К...? — По всей вероятности, речь идет о В. И. Кире¬евском, который в январе 1805 г. стал мужем племянницы Жуковского А. П. Юш¬ковой (см. прим. 2—3 к 1804 г.).
11 J'aipleure, etfai cru, — говорит Шатобриан... — «Я плакал, я уверовал» — зна¬менитая фраза Ф.-Р. де Шатобриана, афористически передающая историю его воз¬вращения к религии. Ею начинается известное его сочинение «Гений христианства». И хотя чуть позже (см. примеч. 13) Жуковский признается, что «еще не читал „Genie du christianisme"»t возможно, введение к книге было уже ему знакомо, или же он услы¬шал эти слова из уст своего собеседника и почитателя «Гения христианства», баро¬на И. П. Черкасова.
12 Нынче я был у барона. — Барон Иван Петрович Черкасов, «герой Володьков-ский», сосед Буниных и Юшковых по имению (с. Володьково, под Белёвом, где жил барон, находилось недалеко от Мишенского и Долбина). Между произведениями Жуковского есть послания, обращенные к нему и его близким. В письме к А. И. Тур¬геневу от 15 мая 1813 г. Жуковский рекомендует его так: «...один из добрых моих приятелей и достоин с твоей стороны всякого уважения» (ПЖТ. С. 99).
13 ...я еще не читал "Genie du christiamsme". — Сочинение Шатобриана вышло пер¬вым изданием в 1802 г. По всей вероятности, чтение этого произведения Жуков¬ским относится к 1809—1810 гг., о чем свидетельствуют его полемические приме¬чания ко второй главе «Гения христианства» — «О природе таинственного» (см. наст. изд.).
14 Б-а, которая у нас была... — Как предполагает И. А. Бычков, речь идет о жене барона И. П. Черкасова Марии Алексеевне (урожд. Кожиной). Б-а — сокращение от слова «баронесса» (Дневники. С. 20).
15 ...одного дяди баронова, знатного человека... — Видимо, речь идет о дяде барона И. П. Черкасова А. И. Черкасове (1728—1788), фаворите Екатерины II.
16 Читаю теперь Гарве: «О уединении и обществе». — Имеется в виду сочинение немецкого философа и моралиста Христиана Гарве "Ueber Gesellschaft und Ein-samkeit". К его произведениям Жуковский испытывал постоянный интерес (см.: Резанов. С. 261—264; БЖ. Ч. 2. С. 166—171).
17 ...та chere татап... — Имеется в виду Е. А. Протасова, которую Жуковский называл «маменькой» или «тётенькой». Разговор с ней на страницах журнала вы¬зван тем, что поэт в это время был учителем ее дочерей Маши и Саши и влюбился в старшую сестру.
18 Машенька — дочь Е. А. Протасовой.
19 .. .хотел переводить Гарве... — В архиве поэта находится перевод начала статьи X. Гарве «Общество и уединение» (см. примеч. 16), писанный на бумаге с водяным знаком 1804 г. и, вероятно, относящийся к 1805 г. (РНБ. Ф. 286. On. 1. № 18. Л. 13).
20 Займусь теперь сочинением моего собрания лучших русских авторов. — Речь идет о подготовительной работе над «Собранием русских стихотворений...» в пяти час¬тях, изданным Жуковским позднее, в 1810—1811 гг. В письме к А. И.Тургеневу от 8 января 1806 г. из Белёва Жуковский писал: «Я теперь занимаюсь собранием Рус¬ских поэтов...» (ПЖТ. С. 21). Об этом замысле Жуковского подробнее см.: Иезуито-ваР. В. Жуковский и его время. Л., 1989. С. 62—74.
21 ...в феврале переведу Эгиенбурга... — Имеется в виду работа над переводом сочи-нения немецкого историка литературы и эстетика Иоганна Иоахима Эшенбурга "Entwurf einer Theorie und Literatur der schonen Wissenschaften" (Berlin, 1783). Со¬хранился перевод фрагмента этого сочинения, а также заметки «На что делать при¬мечания к Эшенбурговой теории» (Резанов. С. 273—291).
22 ...напишу к нему прибавление... — Как предполагал В. И. Резанов, «прибавлени¬ем» мог быть начатый Жуковским в это же время труд «Историческая часть изящ¬ных искусств» — конспект отрывка из другой книги Эшенбурга "Handbuch der klassischen Literatur. Enthaltend Archaologie. Notiz der Klassiker, Mythologie, griechische Alterthumer. Dritte verbesserte und vermehrte Ausgabe. Berlin u. Stettin, 1792" (Реза¬нов. С. 292). Оба произведения Эшенбурга имеются в библиотеке Жуковского с его многочисленными пометами (Описание. № 994—995).
23 ...критические примечания к стихотворцам. — По всей вероятности, конкрети¬зацией этого замысла служит следующий список под названием «Замеч(ания) на поэтов», предпосланный разделу «Эпическая поэма» в «Конспекте по истории ли¬тературы и критики»:
На Тасса На Оберона HaJ. d'Arc На Клопштока На Генриаду.
О реализации этого списка при написании «Конспекта...» см.: Эстетика и кри¬тика. С. 383.
24 .. .перевод Legons... — Можно сделать предположение, что речь идет о «Лекци¬ях по риторике» английского критика и эстетика Хью Блера. Конспект-перевод XII—XIV лекций трехтомного курса (во французском переводе "Lecpns de rheto-rique...") относится именно к этому времени (подробнее см.: БЖ. Ч. 2. С. 121—139; Эстетика и критика. С. 64—74, 384).
25 Я давно не занимался стихами... — Усиленное самообразование на время вы¬теснило поэтическую деятельность: Жуковский не писал стихотворений целый год, с декабря 1804 г. («К поэзии») по декабрь 1805 г. («Опустевшая деревня»). Намечая план чтения и переводов на конец 1805 — начало 1806 г., он прибавляет: «...а во всё это время займусь сочинением в стихах» (Дневники. С. 29). Белёвское уедине¬ние 1806 г. способствовало активизации поэтической деятельности Жуковского (Ре¬занов. С. 316 и сл.). В течение апреля-декабря 1806 г. он создаёт более 50 стихотво¬рений разных жанров, в том числе подборку басен, эпиграмм, песен, элегию «Вечер», «Песнь барда над гробом славян-победителей» и т. д.
26 ...читать с Машею Геллерта. — Более конкретных сведений о чтении с Машей Протасовой сочинений немецкого баснописца и моралиста Христиана Геллерта не обнаружено. Известно, что Жуковский проявлял интерес к творчеству Геллерта-бас-нописца и планировал перевод его произведений (Резанов. С. 254, 260,492). Коммен¬тируя эту дневниковую запись, Н. Б. Реморова справедливо замечает: «...помня о воз¬расте ученицы, которой было всего 11 лет, вернее всего предположить, что речь идет не о моралистических трудах писателя, а о его баснях, широко распространенных и многократно издававшихся и по которым, по замечанию К. Рамлера, во всех странах начинали знакомиться с немецким языком и немецкой литературой. В планах-про¬граммах для занятий, относящихся к этому периоду, Жуковский в качестве одного из пунктов включает: „Диктовать басни"» (БЖ. Ч. 3. С. 416).
1806
(С. 28—37)
Впервые: PC. 1901. № 4. Приложение. С. 30—43. Перепечатано: Днев¬ники. С. 30—43. Автограф: РНБ. Ф. 286. On. 1. № 1в. Л. 9—10 об.
1 ...ваше письмо из Троицкого... — Речь идет о письме Е. А. Протасовой из имения ее деверя В. И. Протасова в Орловской губернии.
2 La veritable vertu ~ Voltaire. — Источник цитаты не обнаружен.
3 ...Книдийский храм... — Имеется в виду сочинение Ш. Монтескье "Le temple de Cnide" (1724), поэма в прозе, основанная на аллегорическом использовании ми¬фологии. В основе заглавия — образ храма в главном городе дорийского союза в Малой Азии — Книде, центральном месте культа богини Афродиты, где находи¬лась исполненная древнегреческим скульптором Праксителем ее статуя (Афродита Книдская).
4 Прошедшая жизнь. — Автограф: РНБ. Ф. 286. On. 1. № 1а. Л. 1—2, под на¬званием: «О том, что написать в журнале». Весь этот набросок автобиографии отно¬сится к 1808 г. и органично связан с журналом. Изложение событий доведено здесь до конца 1805 г. Так, последние сообщения о смерти П. Н. Юшкова, о «перемеще¬нии в дом» относятся к декабрю 1805 г. Следы дальнейшей работы над автобиогра¬фией не обнаружены: «по крайней мере в его бумагах, пожертвованных в 1884 году Императорской Публичной библиотеке сыном его, П. В. Жуковским, этой автобио¬графии не находится» (Дневники. С. 36).
5 М. Григорьевна. — Марья Григорьевна Бунина (урожд. Безобразова), жена отца Жуковского, любившая поэта как своего собственного сына.
6 1-й учитель. — По всей вероятности, немец Яким Иванович, которого А. И. Бу¬нин выписал в 1789 г. из Москвы, когда Жуковскому исполнилось 6 лет. Был из¬гнан за непрофессионализм и рукоприкладство (см.: Зонтаг. С. 273).
7 Григорий. — Крепостной А. И. Бунина, получивший отпускную еще при жиз¬ни матери Жуковского, Елизаветы Дементьевны (РА. 1872. Стб. 2365—2366).
8 Н. Афанасьев(на). — Наталья Афанасьевна Вельяминова (урожд. Бунина), свод¬ная сестра Жуковского.
9 Учение у Роде. — В пансионе X. Ф. Роде в Туле, где юный Жуковский на правах полупансионера учился с ноября 1790 по март 1792 г.
10 Первые сочинения. — Видимо, речь идет о трагедии «Камилл, или Освобожден¬ный Рим» и мелодраме «Госпожа де ля Тур» (на сюжет романа французского писа¬теля Бернардена де Сен-Пьера «Поль и Виргиния»), созданных для домашнего театра Юшковых в зиму 1794—1795 гг. (Зонтаг. С. 282—283). Сведений о других дет¬ских сочинениях поэта не дошло.
11 См(ерть) Аф(анасия) Ивановича. — Отца Жуковского, А. И. Бунина, умершего в марте 1791 г. в возрасте 64 лет и похороненного в семейной усыпальнице Буни¬ных в Мишенском.
12 Марья Николаевна. — М. Н. Свечина, урожд. Вельяминова, племянница Жуков¬ского по отцу, предмет первого увлечения поэта. История их взаимоотношений отражена в письмах Андрея Тургенева к Жуковскому (см.: Письма Андрея Турге¬нева. Указ. имен). Александр Тургенев записал в своем дневнике 13 (25) января 1803 г.: «И Жуковский точно в таком же отношении к Св(ечиной), в каком Петрар¬ка был к его Лауре» (АбТ. Вып. 2. С. 184).
13 Отъезд в Мишенское. — Мишенское, родовое поместье Буниных, родина Жуков-ского, куда он постоянно возвращался в юности (подробнее см.: Мартынов П. М. Село Мишенское, родина В. А. Жуковского // ИВ. 1887. Т. 27. С. 110—126). В дан¬ном случае речь идет об отъезде из Тулы в Мишенское в марте 1791 г. в связи со смертью отца.
14 Сальковская жизнь. — Летом 1792 г. Е. А. Бунина, только что вышедшая замуж за тульского помещика и губернского предводителя А. И. Протасова, взяла с собою юного Жуковского погостить в имение Протасовых Сальково Ведовского уезда.
15 Чтение Флориана. —Творчество французского баснописца и прозаика Ж.-П. Кла-ри де Флориана оказало определенное воздействие на Жуковского. В его библиоте¬ке сохранилось издание басен Флориана 1797 г. (Описание. № 1032). Впоследствии он перевел несколько его басен, повестей (см.: Резанов. Указ. имен; Разумова Н. Е. Первые переводы из Флориана («Вильгельм Телль», «Розальба») в творчестве В. А. Жуковского 1800-х гг. // ПМиЖ. Вып. 13. Томск, 1986. С. 39—55), а также его переделку романа Сервантеса «Дон Кихот» (см.: Багно В. Е. Жуковский — перевод¬чик «Дон Кихота» // Ж. и русская культура. С. 293—311).
16 В. Афанасьевна. — Варвара Афанасьевна Юшкова, урожд. Бунина, сводная се¬стра Жуковского, в тульском доме которой он прожил весь 1796 г., много сделала для воспитания и образования мальчика. Домашний театр, литературные и му¬зыкальные вечера, богатая библиотека способствовали формированию поэта. Жу¬ковский впоследствии называл ее «спутником» и «хранителем» своего детства и счи¬тал, что «в ней таилось много неразвитых талантов» (УС. С. 130—131).
17 Ученье в училище. — Имеется в виду Главное народное училище в Туле, в кото¬ром Жуковский проучился недолго и был исключен главным наставником Ф. Г. По¬кровским за «неспособность к математике».
18 Кексгольмская и Петербургская жизнь. — Трехмесячное пребывание Жуков¬ского в Кексгольме относится к концу 1795 г. (см. письма Жуковского к матери от ноября-декабря 1795 г. // РА. 1872. Стб. 2383—2364) и было связано с попыткой за¬писать его в Нарвский полк, окончившейся неудачно. После этого, в феврале 1796 г. Жуковский недолго был в Петербурге, где наблюдал придворную церемонию (Иезу-итова. С. 17—18).
19 Тульская жизнь. — Жизнь в доме Юшковых в 1796 г., связанная с учебой и первыми поэтическими опытами, подробно воссоздана в воспоминаниях А. П. Зон¬таг, урожд. Юшковой (Зонтаг. С. 276—279).
20 Болотов. — Встречи Жуковского с известным просветителем, историком А. Т. Болотовым в доме Юшковых не прошли бесследно. «Из посторонних лиц это¬го времени, — писал впоследствии Жуковский, — самое памятное и любезное для меня есть лицо Болотова. (...) В то время, когда он посещал нас в Туле, он был мне самый привлекательный человек и сильно на меня действовал своею многосторон¬ностью» (УС. С. 131). См. также: Лазарев В. Жуковский о Болотове // Альманах биб¬лиофила. Вып. 9. М., 1980. С. 121—123.
21 Смерть государыни. — Кончина имп. Екатерины II 2 ноября 1795 г.
22 Московская жизнь. — В начале 1797 г. М. Г. Бунина повезла 14-летнего Жу¬ковского в Москву для поступления в Московский университетский Благородный пансион. С начала 1797 г. по май 1802 г., с небольшими перерывами, вызванными поездками на родину во время каникул, он постоянно живет в Москве.
23 Коронация. — Коронация императора Павла I происходила 5 апреля 1797 г.
24 Вступление в пенсион. — Жуковский в начале 1797 г. был принят в первый сред¬ний класс Московского университетского благородного пансиона.
25 Первый акт. — Торжественный акт в пансионе состоялся 19 декабря 1797 г. На нем Жуковский читал свою оду «Благоденствие России, устрояемое великим ея самодержцем Павлом Первым».
26 Выборы. — В начале 1799 г. А. А. Прокоповичем-Антонским было образовано «Собрание воспитанников университетского благородного пансиона». Его предсе¬дателем был выбран В. А. Жуковский.
27 И. Володимирович. — Иван Владимирович Лопухин, известный масон, автор «Записок». Впоследствии принимал активное участие в судьбе поэта. Залогом их дружеских отношений стал экземпляр «Записок» с дарственной надписью автора и рукопись «Отзыва искренности» со следующим посвящением: «Гению-поэту Жуков¬скому от автора, друга его» (РНБ. Ф. 286. Оп. 2. № 289. Л. 1 об.).
28 Тургеневы. — Иван Петрович Тургенев, духовный наставник поэта (см. при¬меч. 14 к 1804 г.), и его сыновья: Андрей, Александр, Николай, Сергей — друзья по¬эта. Их дом на Моховой стал родным для Жуковского во время учебы в пансионе. О их взаимоотношениях см.: Дубровин. С. 47—94.
29 Родзянка. Мерзляков. — Появление имен С. Е. Родзянки и А. Ф. Мерзлякова далеко не случайно в ряду «пансионеров». Будущий профессор Московского уни¬верситета, известный литератор, Мерзляков уже в это время был бакалавром при университете, но являлся членом «союза трёх»: Мерзляков, Андрей Тургенев, Жу¬ковский, в замыслы которого входили совместный перевод «Вертера» Гёте и изда¬ние альманаха под литерами «М. Т. Ж.». Подробнее см.: Загарин. С. 50—53; Пись¬ма Андрея Тургенева. С. 351, 370—371.
Другой товарищ Жуковского по пансиону, секретарь Собрания воспитанников, член Дружеского литературного общества С. Е. Родзянка тоже должен был при¬мкнуть к «союзу трех», участвуя в систематической переписке его участников (см.: Письма Андрея Тургенева. С. 370—371).
30 Собрание. — См. примеч. 26.
SI Сочинения пенсионские. — Круг дошедших до нас произведений Жуковского 1797—1800 гг. не очень обширен. Это около 10 стихотворений, в основном одичес¬кого характера, прозаический отрывок «Мысли на кладбище», выдержанный в тра¬дициях карамзинизма. Они были опубликованы в университетских изданиях «При¬ятное и полезное препровождение времени», «Утренняя заря». Список этих сочинений см.: Москвитянин. 1853. № 2. С. 156. Сост. Н. Тихонравов. О их характере см.: Порт-нова Н. А. Пансионские оды В. А. Жуковского // Вопросы русской литературы. Куйбы¬шев, 1972. С. 43—55.
32 Вступление в Сол. контору. — По выходе из пансиона в декабре 1800 г. Жуков¬ский начал служить в Московской соляной конторе, но эта служба, не приносившая никакого душевного удовлетворения, была недолгой (см. примеч. 46).
'ss М(альчик) у ручья. —Так Жуковский назвал свой перевод романа А. Коцебу "Die jungsten Kinder meiner Laune", напечатанный в Москве в 1801 г. отдельным изданием.
54 Греева элегия. — Речь идет о первом переводе элегии английского поэта-сен-тименталиста Т. Грея «Сельское кладбище», вызвавшем замечания Н. М. Карамзи¬на и сохранившемся в архиве поэта (Бумаги Жуковского. С. 18). Подробнее о нём см.: Вольпе. Т. 1. С. 258.
35 Литературное собрание. — Имеется в виду учреждение в Москве Дружеского литературного общества, членами которого были выпускники пансиона. 12 января 1801 г. в доме А. Воейкова на Девичьем поле состоялось организационное собрание. Среди его учредителей и активных участников был и Жуковский.
36 Знакомство с Соковниными. — С семейством товарища по Университетскому пансиону Сергея Соковнина. Его мать, Анна Федоровна, три брата — Михаил,
Николай, Павел, а особенно три сестры — Варвара, Екатерина и Анна, — занимали особое место в жизни Жуковского и братьев Тургеневых. Об этом см.: Письма Анд¬рея Тургенева. С. 373; Из дневника Андрея Тургенева / Публ. и коммент. М. Н. Ви-ролайнен // Восток — Запад... Вып. 4. М., 1989. С. 130.
37 Знакомство с Дмитриевым. — По всей вероятности, в конце 1801 г., после пе¬реезда известного поэта И. И. Дмитриева в Москву. Именно к этому времени отно¬сится упоминание в «Записках» Дмитриева о его беседах с молодым Жуковским (Сочинения И. И. Дмитриева. Т. 2. СПб., 1893. С. 56). Об истории их взаимоотно¬шений см.: Вольпе. Т. 2. С. 498—499.
38 Козлятев. — Ф. И. Козлятев, сослуживец и друг И. И. Дмитриева, человек вы¬соких нравственных достоинств. Как пишет Дмитриев в своих «Записках», «Поэт Жуковский (...) искренно любил и уважал его» (Сочинения И. И. Дмитриева. Т. 2. С. 94). Его памяти Жуковский посвятил следующие строки в послании «К Ив, Ив. Дми¬триеву» (1813): «И наш мудрец смиренный, / Козлятьев незабвенный (...) О! можно ли забыть / Сей взор приятной, ясной, / Орган души прекрасной...» (ПСС. Т. 2. С. 31—32).
39 С Карамзиным. — В апреле 1801 г. Н. М. Карамзин женился на Елизавете Ива¬новне Протасовой, сестре Андрея Ивановича, мужа Е. А. Протасовой. Поэтому по¬водом к знакомству Жуковского с Карамзиным были дальние родственные связи. Именно в 1801 г. Жуковский знакомит Карамзина с первой редакцией своего пере¬вода «Сельского кладбища» (см. примеч. 34).
40 Смерть государя. — Убийство императора Павла I в результате дворцового пе-реворота 11 марта 1801 г.
41 Воейков. — Александр Федорович Воейков, поэт, критик, член Дружеского литературного общества, воспитанник Университетского пансиона, впоследствии муж племянницы Жуковского Александры Протасовой. Об истории их драматичес¬ких отношений см. «Дерптский дневник» и примеч. к нему в наст. изд.
42 Кайсаровы. — Братья Кайсаровы, Андрей, Михаил и Паисий Сергеевичи, вос-питанники Московского пансиона. Особенно дружен был Жуковский с А. С. Кайса¬ровым. О нем подробнее см.: Лотман Ю. М. Андрей Сергеевич Кайсаров и литера¬турно-общественная борьба его времени // Учен. зап. Тартуского ун-та. Вып. 63. Тарту, 1958.
43 Блудов. — Дмитрий Николаевич Блудов, известный государственный деятель, был близким другом поэта, особенно в молодости. См.: Иезуитова. С. 31—34. По¬знакомился Жуковский с ним через Д. В. Дашкова (Ковалевский Е. П. Граф Блудов и его время. СПб., 1866. С. 21). Впоследствии был членом «Арзамаса» и имел про¬звище Кассандра.
44 Коронация. — Коронация императора Александра I происходила 15 сентября 1801 г. Во время нее Жуковский и Блудов были дежурными при предъявлении вход¬ных билетов на Кремлевскую площадь (Ковалевский Е. П. Указ. соч. С. 24).
45 Отъезд Тургеневых. — Вероятно, речь идет об отъезде в Петербург для опре¬деления на службу сначала 12 ноября 1801 г. Андрея, а затем в конце января 1802 г. Александра вместе с отцом, И. П. Тургеневым.
46 Выход из Соляной конторы. — После домашнего ареста за нарушение присяги (см.: Письма Андрея Тургенева. С. 405—406) 30 апреля 1802 г. Жуковский вышел в отставку. О своем послужном списке он позднее говорил так: «...я вошел в Глав¬ную дурацкую Соляную Контору городским секретарем в 1800 году, вышел из нее титулярным советником в 1802-м...» (ПЖТ. С. 186).
47 Отъезд в деревню. — После отставки в мае 1802 г. Жуковский уезжает на роди¬ну, в Мишенское.
48 Вторичный перевод Греевой элегии. — Работа над переводом «Сельского кладби¬ща» идет в мае-сентябре 1802 г. Позднее А. П. Зонтаг вспоминала: «Летом на вака¬ции Василий Андреевич приезжал к нам в Мишенское (...). Местоположение Ми-шенского прекрасно; оно часто вдохновляло юного поэта. Тут, в 1802 г., на холме возле церкви трудился он над переводом первой своей пьесы, обратившей на него внимание публики: Греевой элегии „Сельское кладбище"» (Зонтаг. С. 13). Опу¬бликовано: BE. 1802. Декабрь. С. 319 — с посвящением Андрею Тургеневу. По¬дробнее см.: Вольпе. Т. 1. С. 358—359.
49 ...жизнь в Свирлове. — Речь идет о пребывании весной 1803 г. на подмосков¬ной даче Н. М. Карамзина после смерти его первой жены, Е. И. Протасовой. «Его знакомство для меня — счастье...» — писал Жуковский Е. А Протасовой, родствен¬нице недавно умершей жены Карамзина (цит. по: Афанасьев. С. 52).
50 Смерть Тургенева. — Друг Жуковского Андрей Тургенев скоропостижно скон¬чался 8 июля 1803 г. в Петербурге.
51 «Вадим». — Речь идет об исторической повести Жуковского «Вадим Нового-родский» (BE. 1803. № 23—24), посвященной памяти Андрея Тургенева.
52 Женитьба Карамзина. — В январе 1804 г. Н. М. Карамзин женился вторым бра¬ком на Екатерине Андреевне Колывановой, побочной дочери кн. А И. Вяземского.
53 Болезнь Тургенева. — Речь идет о болезни И. П. Тургенева после смерти стар¬шего сына Андрея.
54 Ода для пенсиона. — Из сообщения в «Московских ведомостях» (1804. № 103 от 24 декабря) известно, что на Торжественном акте в Московском университетском благородном пансионе 21 декабря были «произнесены Стихи к Поэзии, сочинения господина Жуковского». Речь идет о стихотворении «К поэзии», написанном в де¬кабре 1804 г.
55 Поездка в Петербург. — Эта поездка с Александром Тургеневым состоялась в начале марта 1805 г., о чем свидетельствует письмо из Москвы А. И. Тургенева к А. С. Кайсарову от 7 марта 1805 г.: «Я завтра еду в Петербург (...) еду вместе с Жу¬ковским, который дня четыре как сюда приехал...» (АбТ. Вып. 2. С. 334). Об этом подробнее см.: Иезуитова. С. 31.
56 Проташинский. — Василий Андреевич Проташинский, сводный брат Маши Протасовой, воспитывался в Московском благородном пансионе. Известно, что Жуковский принимал участие в устройстве его на службу (ПЖТ. С. 35—36). Автор стихотворной пародии «Двенадцать спящих бутошников», в основе которой лежит баллада Жуковского «Двенадцать спящих дев» (см.: Русская стихотворная пародия. Л., 1960. С. 254—278, 717—719).
57 Смерть Петра Николаевича. — П. Н. Юшков, который был женат на сводной сестре Жуковского В. А. Буниной и который много сделал для образования юного Жуковского, умер 4 декабря 1805 г.
58 Вендрих. — Федор Григорьевич Вендрих, сосед Жуковского по имению, зна¬ток немецкой литературы. Известно письмо к нему Жуковского от 19 декабря 1805 г., в котором поэт сообщал свои впечатления от чтения романа К. М. Виланда «Агатон» (СС 1. Т. 4. С. 558—561). Это письмо— своеобразная этико-философская програм¬ма молодого Жуковского, что, вероятно, и обусловило появление в автобиографии упоминания имени адресата письма. О Вендрихе также см.: Власов В. А., Назарен-ко И. И. «Минувших дней очарованье»... С. 84—87.
59 Свечина развод. — Семейная жизнь М. Н. Свечиной (см. примеч. 12) сложилась неудачно. Ее брак с Н. П. Свечиным завершился в конце 1805 г. разводом, хотя, судя по документам, он не был официальным (сообщено Н. В. Самовер).
60 Ник(олай) Иванович. — По всей вероятности, Н. И. Вельяминов, муж сводной сестры Жуковского Натальи Афанасьевны Буниной.
61 Авд(отья) Афанасьевна. — А. А. Алымова, сводная сестра Жуковского, старшая дочь А. И. Бунина. О ней см.: Зонтаг. С. 269.
62 Николай Михайлович). Михаил и Павел Михайловичи. — Братья Соковнины (см. примеч. 36).
65 Анна Федоровна. — Мать братьев Соковниных. На ее смерть в 1808 г. Жуков¬ский сочинил эпитафию «Стихи, вырезанные на гробе А. Ф. С-ой» (ПСС. Т. 1. С. 49).
64 Катер{ина) Семеновна. — Е. С. Тургенева, урожд. Качалова, мать друзей Жуков-ского, братьев Тургеневых, жена И. П. Тургенева.
65 Бошняк. — Александр Карлович Бошняк, воспитанник Московского универ-ситетского благородного пансиона, с которым Жуковский был знаком в молодости. Жуковский высоко ценил занятия Бошняка ботаникой и говорил, что он будет «рус¬ским Бюффоном» (PC. 1873. Т. 26. С. 214—215).
66 М. Семеновна. — Исходя из общего контекста записей, можно сделать предпо-ложение, что речь идет о бабушке А. К. Бошняка — Марии Семеновне Аже, которая, по воспоминаниям современника, помогала Жуковскому во время учебы в пансио¬не материально и которую он «по признательности во всю жизнь называл матерью» (РА. 1891. № 5. С. 66—67).
67 Н. Александровна. — Вероятно, мать А. К. Бошняка Надежда Александровна (урожд. Аже).
68 Арбеневы. — По всей вероятности, речь идет об Авдотье Николаевне Велья¬миновой, племяннице Жуковского, и ее муже Петре Иоасафовиче Арбеневе. О «ро¬манической» женитьбе последнего на Авдотье Николаевне в начале 1803 г. см.: Пись¬ма Андрея Тургенева. С. 421. А. Н. Арбенева— адресат стихотворных посланий Жуковского 1812 г. (ПСС. Т. 1. С. 105—106). См. также: Касаткина В. Н. Адресат сти¬хотворения В. А. Жуковского «Письмо к ***» («Я сам, мой друг, не понимаю...») // От Карамзина до Чехова. Томск, 1992. С. 94—105.
69 М.     Маша (Мария Андреевна Протасова).
70 О Агатоне. — Речь идет о романе К. М. Виланда, который Жуковский читал в это время (см. примеч. 58). Подробнее о чтении этого романа см.: БЖ. Т. 2. С. 359—392.
71 Прочитать моральные статьи в Энциклопедии... — Речь идет о знаменитой фран-цузской «Энциклопедии, или Толковом словаре наук, искусств и ремесел» (1751— 1780) Дидро и Д'Аламбера, давшей систематический свод научных достижений сво¬его времени. Жуковский собирался после чтения статей из «Энциклопедии» сделать свои дополнения. Подробнее о реализации этого замысла см. примеч. к записной книжке «Разные замечания» в наст. изд.
72 Вестник. — Имеется в виду журнал «Вестник Европы», редактором которого Жуковский был в 1808—1809 гг. Как замечает И. А. Бычков, «последние две строки (от слов „Вестник" до „Воейков". — А. Я.) приписаны Жуковским позднее, в конце 1813 г. События, в них записанные, относятся к 1808—1813 годам» (Дневники. С. 43).
73 Смерть М(арии) Григорьевны) и матушки. — Речь идет о почти одновременной смерти жены отца Жуковского М. Г. Буниной (13 мая) и его матери, приехавшей к сыну в Москву со скорбной вестью и умершей там через 10 дней. Жуковский похо¬ронил ее на кладбище Новодевичьего монастыря и поставил скромный камень с бук¬вами: «Е. Д.», т. е. Елизавета Дементьевна.
74 Плегцеевы. —Александр Андреевич Плещеев, кузен М. А. Протасовой, будущий арзамасец, адресат многочисленных посланий Жуковского, и его жена, Анна Ива¬новна (урожд. Чернышева), — владельцы родового имения Чернь. Атмосфера чер-ненского общества, литературные и театральные вечера, музыкальные сочинения хозяина занимают важное место в биографии поэта. Подробнее см.: РА. 1877. № 8. С. 479—480.
75 Милиция. — Речь идет о Московском ополчении, в ряды которого Жуковский вступил 12 августа 1812 г. для участия в Отечественной войне.
76 Воейков. — А. Ф. Воейков приехал навестить Жуковского в Муратове (имение Е. А. Протасовой) в конце 1813 г.
77 Декабрь.— Публикуется впервые. Автограф: РГАЛИ. Ф. 198. On. 1. Ед. хр. 12. Л. 1—1 об. Датируется на основании общего контекста рукописи и связи с моральной программой 1806 г. Вполне возможно, что этот отдельный лист взят из тетради занятий Жуковского с племянницами Протасовыми.
78 Читать стихотворцев... — Впервые: Шевырё'в С. П. О значении Жуковско¬го в русской жизни и поэзии. М., 1853. С. 68—69. Автограф: РГАЛИ. Ф. 198. On. 1. № 12. Л. 2. Запись примыкает к предшествующей и является отражением програм¬мы самообразования Жуковского. Так как запись находится в тетради занятий с пле¬мянницами, то ее можно датировать концом 1806 г.
79 .. .замечания на баллады Бюргера и Шиллера. — Размышления Жуковского о сво-еобразии баллад двух немецких поэтов связаны с его творческими планами: рабо¬той над переводом сначала баллад "Lenore" и "Lenardo und Blandine" (сохранилось начало перевода: РНБ. Ф. 286. On. 1. № 12. Л. 49) Бюргера. Почти одновременно Жуковский работал над переводом баллады Шиллера «Кассандра». Подробнее о связи этих замечаний с творчеством поэта см.: Вольпе. Т. 1. С. 387.
80 Занятия. — Последующий план связан с занятиями Жуковского по воспита¬нию и образованию его племянниц Маши и Саши Протасовых.
81 История (Ремер, Гаттерер, Габлер). — Появление имен немецких историогра¬фов Юлия Августа Ремера (1734—1803), Иоганна Кристофа Гаттерера (1727—1799),
Георга Габлера (1786—1853)— конкретизация постоянного в эти годы интере¬са Жуковского к вопросам всемирной истории. Три немецких историка помог¬ли ему «составить хорошее понятие об истории всеобщей» (ПЖТ. С. 73). В пись¬ме к А. И. Тургеневу от 4 ноября 1820 г. он сообщал: «Теперь читаю Гаттерера; в нем удивительно хорошо предложена вся система всеобщей истории, но он дошел только до открытия Америки; Герен изобразил времена новейшие. Промежуток между Гаттерером и Гереном займет Ремер...» (Там же. С. 73—74). «Габлеровы таблицы», о которых Жуковский говорит в письме Тургеневу от 7 ноября 1810 г., позволили изобразить главнейшие события истории «на картах в хронологическом и вместе синхронистическом порядке» (Там же. С. 75—76).
Любопытно, что С. П. Шевырев, публикуя эту запись, вероятно, по другому ру-кописному источнику, называет следующие имена: Гердер, Гаттерер, Гибнер (Мос-квитянин. 1855. Кн. 2. № 2. С. 149).
1807-1808
(С. 38—52)
Записная книжка «Разные замечания»
Публикуется впервые. Автограф: ИРЛИ. Ф. 19. Л. 1—10 об.
1 Разные замечания. 1807. — История заполнения записной книжки «Разные за-мечания» необычна: до Л. 10 об. она содержит записи Жуковского; далее и до кон¬ца — К. Н. Батюшкова. Как явствует из надписи под названием книжки, сделанной рукою Жуковского: «Дано в Москве 1810 года. Мая 12 дня. Ж-мъ— Б-ву», запис¬ная книжка «Разные замечания» была подарена другу-сопернику. Батюшковская часть «Разных замечаний» неоднократно привлекала внимание исследователей и с небольшими пропусками была опубликована (см.: Батюшков. Т. 2. С. 17—30). К со¬жалению, первая часть записной книжки, принадлежащая Жуковскому, до сих пор оставалась неизвестной.
Указание на обложке рукою Жуковского даты «1807» — обозначение времени появления и начала заполнения книжки. В тексте «Разных замечаний» есть еще две даты: 6 декабря 1807 г. и 24 октября 1808 г. Все это позволяет говорить о том, что записная книжка заполнялась Жуковским в течение 1807—1808 гг. Во всяком слу¬чае заметки более позднего времени в ней отсутствуют.
Записная книжка «Разные замечания» отличается от более поздних образцов этого жанра: она содержит развернутые записи моралистического характера, пси¬хологические этюды и в этом смысле генетически связана с дневником Жуковского 1804—1806 гг., журналом франклинова типа.
Но если дневник был лабораторией самонаблюдения, самоусовершенствования, то записная книжка отразила новый этап духовного и интеллектуального развития Жуковского. В творческой биографии поэта эти годы отмечены особой печатью. То был период активного самообразования, выработки методики «экстрактов» и кон¬спектов во время чтения, подготовки материалов для «Вестника Европы», к редакти¬рованию которого он приступил в начале 1808 г. Составлена масштабная, содержа¬щая 23 раздела «Роспись во всяком роде лучших книг и сочинений, из которых боль¬шей части должно сделать экстракты», ведутся «Записки во время чтения стихот¬ворцев», готовятся «примечания к Эшенбурговой теории» и «Лицею» Лагарпа (см.: Резанов. С. 242—250).
Система и методика чтения, разработанная Жуковским в период белёвского уеди¬нения 1805—1806 гг., опирается, как уже было замечено, на «тогдашние француз¬ские авторитеты» (Резанов. С. 251). Но необходимо обратить внимание на пристрас¬тие молодого поэта к сочинениям французских моралистов. Именно к этому времени относится штудирование им произведений Дюкло, Вовенарга, Лабрюйера, Ларош¬фуко (БЖ. Ч. 3. С. 138—182), планомерное знакомство с сочинениями Ж.-Ж. Руссо (Там же. С. 59—137). Чтение, экстракты, пометы в книгах соотносятся с установкой Жуковского на создание собственной моральной системы. В этом отношении запис¬ная книжка «Разные замечания», в частности ее недатированные, выдержанные в ду¬хе французской традиции записи, вполне вписываются в общую систему интересов Жуковского.
Здесь представлены размышления поэта по поводу некоторых понятий «прак¬тической морали»: животное, душа, материя, счастье, натура, воспитание, привыч¬ка, молитва, терпение и т. д. Возникает оригинальная энциклопедия по проблемам морали. Сами записи, четко графически отделенные друг от друга, представляют как бы статьи из нее.
Как нам удалось установить, у этих записей был один источник. «Разные заме¬чания» — это опыт примечаний, комментария к моральным статьям из знаменитой французской энциклопедии Дидро и Д'Аламбера: Encyclopedic ou Dictionnaire rai-sonne des sciences, des arts et des metiers. Paris, 1751—1780. Vol. 1—35 (Энциклопе¬дия, или Толковый словарь наук, искусств и ремесел). Косвенное указание на этот источник оставил сам Жуковский в дневнике 1806 г.: «Прочитать моральные ста¬тьи в Энциклопедии и потом написать свои» (Дневники. С. 42). В списках литератур¬ных замыслов Жуковского под заглавием «Что сочинить и перевесть», относящих¬ся к этому времени, читаем: «Моральные предметы, из Энциклопедии переработать» (РНБ. Ф. 286. On. 1. № 12. Л. 51 об.). Сравнение фрагментов, точнее, выделенных частей записной книжки с определенными частями «Энциклопедии» позволяет го¬ворить о том, что Жуковский чтение сопровождал созданием собственных статей.
Записи 1808 г. обретают иной характер, своеобразно предвосхищая "Table-talk" А. С. Пушкина: ведь не случайно именно Жуковский посоветовал Пушкину запи¬сывать рассказы Н. К. Загряжской (см.: Иезуитова Р. В. Жуковский и его время. Л., 1989. С. 262—263). Жуковский, проявлявший живой интерес к русской истории, о чем свидетельствует его переписка с А. И. Тургеневым, записывает исторические анекдоты о Павле I, Екатерине II, остроумные выражения С. Л. Пушкина, Карам¬зина, М. Н. Муравьева. Эти анекдоты, каламбуры перемежаются рассуждениями морального характера, тяготеющими к форме афоризма, максимы.
В мае 1810 г. записная книжка «Разные замечания» оказалась у Батюшкова. Она обрела нового хозяина и новое направление. От «Разных замечаний» по поводу чте¬ния Батюшков идет к созданию оригинальной прозы, от записной книжки — к книге
«Опытов в стихах и прозе». Записная книжка «Разные замечания» стала зримым вы-ражением личных и творческих взаимоотношений двух первых русских романтиков.
2 Эта и последующие записи, связанные с воспитанием детей, поведением мате¬ри, восходят к соответствующим статьям французской «Энциклопедии» (см., напр.: "Education". Т. 15) и определяются размышлениями Жуковского об устройстве семей¬ной жизни. Планируя в дневниках «будущую жизнь», он, в частности, пишет: «...вос¬питание и понятие о том, как каждая мать должна научить детей: а) если сын, б) если дочь...» (Дневники. С. 47). Этим же проблемам посвящены относящиеся к 1806— 1807 гг. извлечения Жуковского из книг X. Гуфеланда «О продолжении жизни» и С. Крузиуса «О средствах сохранить здоровье детей» (см.: Резанов. С. 267—268).
3 ...говоритБюффон. —Автор многотомной «Естественной истории», французский естествоиспытатель Ж.-Л. Бюффон интересовал Жуковского постоянно, особенно в ранний период творчества. Он делает выписки из его сочинений, пытается их пе¬реводить (Резанов. Указ. имен). В библиотеке поэта имеется главное произведе¬ние Бюффона — Histoire naturelle. Paris, 1799—1809. Т. 1—56 (Описание. № 739), с многочисленными пометами и записями владельца. Источник цитаты обнаружить не удалось.
4 Вопрос о соотношении человека и животного, тесно связанный с проблемой сво¬боды и необходимости личности, неоднократно привлекал внимание Жуковского в это время, о чем свидетельствует круг его чтения. Так, он делает ряд помет в 9-й главе «О рассудке животных», читая «Исследование о человеческом познании» Д. Юма. Об этом же свидетельствуют его маргиналии во время чтения трактата Ж.-Ж. Руссо «Рассуждение о происхождении и основаниях неравенства между людьми» (см.: БЖ. Ч. 2. С. 268—270; Ч. 3. С. 31—32, 49—51. Автор разделов — Ф. 3. Канунова). Статья из французской «Энциклопедии» стала импульсом для обобщений.
5 Молитва не есть просьба... — Это размышление восходит к соответствующей ста¬тье в «Энциклопедии» (Т. 12. Р. 480). Ср. также с записью от декабря 1806 г. в наст. изд.
6 Яне понимаю тех философов ~ всё мечта. — Эта запись перекликается с размыш-лениями Жуковского во время чтения в 1805—1806 гг. романа Виланда «Агатон». Подробнее об этом см.: Реморова Н. Б. Роман «Агатон» в осмыслении Жуковского // БЖ. Ч. 2. С. 387.
7 Вчера у Нелединского... — С Ю. А. Нелединским-Мелецким, виднейшим предста-вителем русского сентиментализма, общественным деятелем, Жуковского будут свя¬зывать многолетние дружеские отношения. Ему Жуковский посвятит послание «Дру¬зья, стакан к стакану!..» (1815), где назовет Нелединского «Парнаса капитаном» и заметит: «Он был товарищ мой / При входе скользком света...» (ПСС. Т. 2. С. 95). В дневнике (запись от 23 июня 1817г., которая развивает данную мысль) он даст подробную характеристику его ума и стиля мышления.
8 Он поручил графу Сен-При... — Граф Франсуа Эммануэль де Сен-При, француз¬ский дипломат, долгое время живший в России; с 1793 г. был на русской службе.
9 .. .Vavocat Patelin... — Герой французских фарсов «Адвокат Пьер Патлен» (ок. 1470), «Новый Патлен» (1474)— образ ловкого плута; популярен на сцене французского театра, имя стало нарицательным.
10 ...о женевских политических беспокойствах... — Под влиянием Великой француз-ской революции с 1792 г. в Женеве создаются революционные комитеты. Женев¬ский национальный конвент выработал конституцию, уничтожившую все сослов¬ные различия, которая была принята 5 февраля 1794 г. В июле 1794 г. происходит народное восстание, вызвавшее революционный террор.
11 О событиях, связанных с отставкой Нелединского-Мелецкого и его возвраще¬нием на службу 25 ноября 1800 г. в чине тайного советника и сенатора см.: Хрони¬ка недавней старины: Из архива князя Оболенского-Нелединского-Мелецкого. СПб., 1876. С. 42—43.
12 ...говорил К. — По всей вероятности, имеется в виду Н. М. Карамзин, с кото¬рым Жуковский постоянно общается в это время, но подобного выражения в пе¬чатных сочинениях Карамзина обнаружить не удалось.
13 М. Н. М. — Речь идет о М. Н. Муравьеве, известном просветителе и писателе. О знакомстве с ним в это время Жуковский упоминает в письмах к А. И. Тургеневу (ПЖТ. С. 32). Позднее вместе с К. Н. Батюшковым, который был родственником и духовным воспитанником Муравьева, Жуковский участвует в редактировании его сочинений (БЖ. Ч. 1. С. 71—104).
14 Пассекша. — Вероятно, М. С. Пассек (урожд. Волчкова, в первом браке Салты¬кова; 1752—1805), вторая жена генерал-аншефа, белорусского генерал-губернато¬ра П. Б. Пассека.
15 ...русскою Ниноною... — Подразумевается Нинон де Ланкло (1620—1705) — хозяйка литературного салона в Париже, отличавшаяся свободой нравов.
16 ...Руссову Юлию... — Героиня романа Ж.-Ж. Руссо «Юлия, или Новая Элоиза».
17 Платон— в миру Петр Георгиевич Левшин (1737—1812), архиепископ Мос¬ковский с 1775 г., с 1787 г. — митрополит; проповедник и церковный писатель.
18 Карамзин сравнивает ~ пишет. — Самые неожиданные сравнения Д. И. Хвостова с различными государственными деятелями, частными лицами вполне отражают иро-ническое отношение Карамзина к его графомании. Так, в письме к И. И. Дмитриеву от 20 сентября 1824 г. он говорил: «Я смотрю с уважением на графа Хвостова и на княгиню Прозоровскую: на первого за его постоянную любовь к стихотворству, на другую за такую же любовь ко Двору, нимало не охлаждаемую летами» (Письма Н. М. Карамзина к И. И. Дмитриеву. СПб., 1866. С. 379).
19 ...спросили у Пушкина... — Речь идет с Сергее Львовиче Пушкине, имевшем репутацию острослова и каламбуриста. Ср. воспоминания дочери С. Л. Пушкина О. С. Павлищевой, где приводится этот же каламбур (Пушкин в восп. Т. 1. С. 35).
1808-1809
(С. 53—54)
Впервые: Янушкевич. С. 69—90. Авто гр а ф: РНБ. Ф. 286. Оп. 1.№ 18. Л. 20. Датируется на основании общего контекста рукописи.
1 // п est rien de beau... — Эти слова — начало второй главы "De la nature du Mystere" (О природе таинственного) из первого тома сочинения французского писателя Ф.-Р. Шатобриана «Гений христианства». Жуковский дает развернутый коммента¬рий к этим словам, формулируя свою концепцию чудесного, что неразрывно связа¬но с его опытами 1808—1809 гг. в жанре баллады.
1810
(С. 55—-56)
Впервые: ПЖТ. С. 83. Автограф: РНБ. Ф. 286. Оп. 2. № 146. Л. 3. Печа¬тается по тексту первой публикации, со сверкой по автографу.
1 Ноября 22. — Данный фрагмент дневниковой записи был включен Жуковс¬ким в письмо к А И. Тургеневу из Белёва от 4 декабря 1810 г. Предваряя его, Жуков¬ский писал: «Чтобы дать тебе некоторое понятие о моем теперешнем положении, выпишу одну статью из моей записной книги, статью, написанную с тем, чтобы со¬общить ее тебе. Не думай, однако, чтобы я вел порядочный журнал: до этого со¬вершенства в занятии я еще не достигнул, и не всё то еще исполняется, что я хотел бы исполнить» (ПЖТ. С. 83). Следов записной книжки Жуковского этого периода не обнаружено, а между тем о ее существовании он замечает следующее: «Вообще этот журнал, в котором написано у меня очень, очень немного, заступает для меня место откровенного друга, с которым я разговариваю в минуту необходимости со¬общения мыслей...» (Там же. С. 85).
* Belier, топ ami, commencez par le commencement! — Эта'буяовалъиая яттата из сочине-ния французского писателя Ле Белье (Le Belier. CEwwnes. Paris, Ы№>. Vol. 2. P. 153) по-вторяется еще раз в письме к А. И. Тургеневу от 4 декабря 1810 г. (ПЖТ. С. 84). По всей вероятности, Жуковский почувствовал ее каламбурный смысл: фамилия французского писателя переводится как «баран» и соотносится с известными сло¬вами: «Вернемся к нашим баранам».
1813
(С. 57—61)
Впервые: ПСС. Т. 12. С. 140—142. Печатается по этой публикации.
1 22 февраля. — Впервые опубликовавший эшот отрывок А. С. Архангельский после указанной даты еще добавил: «1813 или 1814 года». И. А. Бычков однознач¬но относил эту дневниковую запись к 1814 г. (Дневники. С. 3). Можно, однако, с полной уверенностью на основании нескольких свидетельств говорить о 1813 г. Так, в письме к А. И. Тургеневу от 9 апреля 1813 г. из Муратова Жуковский сооб¬щает: «...из письма твоего к Ив(ану) Владимировичу, у которого я был в деревне» (ПЖТ. С. 97).
2 Речь идет о поездке к И. В. Лопухину в его подмосковное имение Савинское, где Жуковский уже не раз бывал и раньше, видел «Юнгов остров» с памятниками Франклину и Руссо.
3 Вот мне тридцать лет... — Еще одно доказательство, что эта и предшествую¬щая ей запись относятся к 1813 г., так как именно в этом году, накануне, 29 января, Жуковскому исполнилось 30 лет.
4 ...но наш судья мать. — Выделенное слово мать подчеркивает важность во всей истории любви Маши Протасовой и Жуковского Екатерины Афанасьевны Протасо¬вой, которая встала на пути своей дочери и сводного брата. Будучи строгой «блюсти¬тельницей церковного обряда» и «канонического предания» (Веселовский. С. 133), она пыталась сделать всё, чтобы отдалить Жуковского от дочери. Исповедь Жуковского позволяет увидеть, как в первой половине 1813 г. он еще уповал на чудо, на Бога, на помощь друзей, «истинных христиан». Его письма к А. И. Тургеневу, М. Н. Свечиной, А Н. Арбеневой,А. П. Киреевской 1813—1814 гг. отчетливо вырисовывают атмосферу борьбы за свое счастье, поиск помощников, которые могли бы повлиять на решение Е. А Протасовой.
1814
(С. 62—94)
План впервые опубликован: Дневники. С. 43—62. Автограф: РНБ. Ф. 286. Оп. 1.№2. Л. 1—-5.
Письма-дневники впервые опубликованы: Памяти Жуковского. Вып. 1. С. 145—213. Автограф: ИРЛИ. P. I. Оп. 9. № 3. Л. 15—44 об.
Дневник 1814 г. занимает особое место в духовной биографии Жуковского. Не¬смотря на то, что в это время его творческая интенсивность не столь велика (поэти¬ческий взрыв произойдет лишь в «долбинскую осень» 1814 г.), события этого време¬ни определили всю жизнь поэта. История драматической любви Жуковского к Маше Протасовой, сложные взаимоотношения с ее окружением (Е. А Протасова, А. Ф. Во¬ейков, А Н. Арбенева и др.) становятся не только предметом глубокого переживания, страдания, но и объектом психологического исследования. Отражением этих собы¬тий и становятся дневниковые записи, зафиксированные в «синеньких книжках» (как их называл сам автор), получивших название «письма-дневники».
П. К. Симони, впервые опубликовавший письма-дневники 1814 г., в специаль¬ном приложении под заглавием: «Внешность дневников» так описал их:
Всех писем-дневников В. А Жуковского имелось в распоряжении редак¬ции пять. Это небольшие тетрадочки, сшитые из белой и с покрышкою из синей бумаги (...) Одна тетрадь, предположительно относящаяся к сентяб¬рю месяцу 1814 года, украшена наклеенными восьмиугольными пластин¬ками белой бумаги с рисунками, исполненными сепиею. Форматом все тетра¬дочки 9,5 см. х 10,1 см. Одна тетрадочка за апрель 1815 г. (?) без обложки: на верхнем листочке нарисован «фонарик» (...)
Дневник за май 1814 г. в футлярчике для сбережения вложенных в лис¬ты тетради засушенных цветов, может быть, дорогих по каким-либо воспо¬минаниям. На тетради наклеен красный ярлык и полоска такой же бумаги по корешку. Бумага, судя по знаку на ней, относится к 1814 году.
На первых двух страницах записаны чернилами и карандашом лишь пер¬вые две страницы. Приводим текст:
«Жизнь и для счастия — в этом уверение, великая отрада. Жизнь для души!'Много непонятного в судьбе человеческой, но словом: душа существу¬ет— все объясняется. Жизнь для души не одна, но жизнь здесь и там.
Да не смущается сердце ваше, веруйте в Бога и в мя веруйте. В дому отца моего обители многи суть: аще ли же ни реклъ быхъ вам, иду уготовати мес¬то вам. И аще уготовлю место вам паки приду и пойму вы к себе да ид еже есмь азъ и вы будете. Каможе азъ иду весте и путь весте. Иоанн XIV, 1—4.
Отвещавъ же Иисусъ рече ей: Марфо, Марфо, печешися и молвиши
0 мнози. Едино же есть на потребу. Мария же благую часть избра, яже не оты¬мется от нея. Лук. гл. X. 42.
Блаженни плачущие яко тии утешатся. Матв. V. 4.
Вечность для человека: прошедшее, обратившееся в настоящее для буду¬щего.
Колумб [Отсюда писано карандашом. — Примеч. П. К. Симони] угадал Аме¬рику, хотя и не был уверен в ее существовании — компас и решимость.
Утешение есть убийство. В потере мысли так же нельзя утешиться, как в потере человека.
Красота есть то же в физическом мире, что бессмертие того, что обессмер¬чено в нравственном.
Приидите ко мне вси труждающиеся и обремененнии и аз упокою вы. Воз-мите иго мое на себе и научитеся от мене, яко кроток есмь и смирен серд¬цем: и обрящете покой душам вашим. Иго бо мое благо и бремя мое легко есть. Матф. Глав. 11—28.
На одной из дальнейших пустых страниц в средине тетради отмечено ка¬рандашом: «13 июля» й тут же вложен засушенный цветочек.
(Симони. С. 212—213)
Это описание вполне передает сегодняшнее состояние «синеньких книжек».
1 План. — Набросок плана, видимо, относится к концу 1814 г. Во всяком случае в письмах-дневниках (запись от 26 сентября) имеется указание: «Написать план нашей жизни» (Симони. С. 186). Кроме того, обозначенные в плане биографичес¬кие (отъезд в Дерпт, надежды на брак с Машей Протасовой) и творческие факты (перечень баллад, «Послание Императору Александру» и т. д.) подтверждают дати¬ровку плана самым концом 1814 г. Суть плана Жуковского— четкое обозначение отношений между ним и семейством Протасовых, матерью Екатериной Афанасьев¬ною, ее дочерьми Машей и Сашей, вышедшей 14 июля 1814 г. замуж за А. Ф. Воей¬кова, и Александром Федоровичем Воейковым. План этот в силу обстоятельств оказался неисполним, но он показателен для комментария к письмам-дневникам 1814 г. и дерптскому дневнику 1815 г., что и определило его место в наст. изд.
2 Обр(аз) жизни в Дерпте. — Благодаря хлопотам своих друзей, прежде всего Жу-ковского и А. И. Тургенева, А. Ф. Воейков получил место профессора русского языка и литературы в Дерптском университете. В Дерпт зимою 1814—1815 гг. должно было переехать все семейство Протасовых-Воейковых. За ними решился переехать и Жу¬ковский, надеявшийся на благоприятный исход его отношений с Машей. Воейковы-Протасовы приехали в Дерпт в конце января 1815 г. Жуковский же задержался в Мос¬кве и оказался в Дерпте лишь в середине марта (см.: Петухов Е.В. В. А. Жуковский в Дерпте (1815—1817) // Сборник в память Н. В. Гоголя и В. А. Жуковского... Юрь¬ев, 1902. С. 55—58; ПЖТ. С. 143).
3 Хозяйство в Муратове). — Вопрос о дерптском профессорстве Воейкова для Жу-ковского не был безусловным. Он даже в феврале 1814 г. пытался отговорить его от этой мысли, рисуя картину муратовского счастья, в имении Протасовых. «И в Му¬ратове, — добавляет он, — очень хмурятся на твой Дерпт...» (Веселовский. С. 154). Имение Протасовых представлялось Жуковскому более удобным местом для осу¬ществления идиллии совместной жизни.
4 Прививки— И. А. Бычков недоумевал по поводу этого слова, сопровождая его неизменным "sic" (Дневники. С. 45, 49). Между тем в письмах-дневниках сам Жуковский дал толкование этого понятия: «Чтение моралистов. Хочу непремен¬но делать свои прививки, то есть каждый день к какой-нибудь хорошей чужой мысли прививать несколько своих. Собрание этих мыслей для себя. Надобно, чтобы каждый день означен был своею собственною мыслию». Записная книж¬ка «Разные замечания» продемонстрировала характер таких «прививок» к мо¬ральным статьям из французской «Энциклопедии» (см. примеч. к записной книж¬ке «Разные замечания»).
5 Режим: взять у Фора. — Француз доктор Фор был захвачен в плен под Мало-ярославцем и жил в имении Плещеевых Чернь. В 1813 г. он лечил Машу Прота¬сову (ПЖТ. С. 121). Жуковский посвятил ему стихотворное послание по этому по¬воду, где, в частности, писал: «Сын Эскулапа, Фебов внук, / По платью враг, по сердцу друг...» (ПСС. Т. 2. С. 35). Медицинские советы Фора Жуковский ценил и, вероятно, хотел их использовать для создания особого режима жизни в связи со слабым здоровьем сестер Протасовых. Подробнее о Форе см. в 1-м томе наст, изд.: Жуковский В. А. Полное собр. соч. и писем: В 20 т. Т. 1: Стихотворения 1797— 1814 годов. М., 1999. С. 646—648.
6 Владим(ир) — Замысел исторической поэмы, так и не написанной Жуковским, относится еще к 1810 г. (ПЖТ. С. 61, 65—68). В 1814 г. Жуковский не оставляет это¬го замысла. В письме к А. И. Тургеневу от марта 1814 г. он заклинает: «Молись, брат, чтобы в моей белой книге наполнились страницы» (ПЖТ. С. 107). О том же в стихо¬творной форме он говорит в «Послании к Воейкову»: «Молись судьбе, / Чтоб в ней [белой книге. —А. Я.] наполнились страницы» (ПСС. Т. 2. С. 40). Под «белой книгой» Жуковский разумел тетрадь, в которой думал писать «Русскую поэму, в роде Вилан-дова Оберона». Подробнее об истории этого замысла см.: Вётшева Н. Ж. Концепция национально-исторической эпопеи в планах поэмы В. А. Жуковского «Владимир» // От Карамзина до Чехова. Томск, 1992. С. 67—76.
7 Вост(очный) Пев{ец)— По предположению И. А. Бычкова, речь идет о стихо-творении «Певец в Кремле» (Дневники. С. 49). Это большое стихотворение, издан¬ное отдельной брошюрой в 1816 г., с пометой «Сии стихи написаны в конце 1814 г.», действительно имеет «восточный колорит». Образ России, ее многочисленных на¬родов («Калмык, башкир, черкес и финн IК знаменам побежали...»), наконец, свет «звезды востока»— все это позволяет принять предположение И. А. Бычкова.
8 Maison de ch. — И. А. Бычков высказал предположение, что речь идет о дидак-тической поэме "La maison des champs" французского поэта Винсента Кампенона (1772—1843), появившейся в 1809 г. (Дневники. С. 49).
9 баллады— В конце 1814 г. («долбинская осень») Жуковским было написано 6 баллад: «Баллада о старушке...», «Варвик», «Алина и Альсим», «Эльвина и Эдвин», «Ахилл», «Эолова арфа».
10 Посл{ание) к Госуд(арю) — Послание «Императору Александру» создавалось в пе-риод с 10 по 24 ноября 1814 г. (см.: Бумаги Жуковского. С. 151; ПЖТ. С. 129—130).
11 Приветственное) посл{ание)— Возможно, «Молитва Русского народа» (Боже, Царя храни!), написанная в это же время (ПСС. Т. 2. С. 77—78), или же «Певец в Кремле» (см. примеч. 7). Другие замыслы, связанные с этой темой, неизвестны.
' 12 Оберон — Об интересе Жуковского к этой поэме К.-М. Виланда, о работе над ее переводом, о ее значении в творчестве и духовной биографии Жуковского 1814 г. подробнее см.: Реморова Н. Б. «Оберон» в чтении и переводе Жуковского // БЖ. Ч. 2. С. 340—359. Выписки из немецкого текста «Оберона» сопровождают текст писем-дневников 1814 г. (Веселовский. С. 157—168).
13 Филоктет — Подробнее об интересе Жуковского к этой трагедии Софокла во французском переводе Ж.-Ф. Лагарпа, о попытках ее перевода см.: Лебедева О. Б. Древнегреческая драматургия в осмыслении и переводах В. А. Жуковского // БЖ. Ч. 3. С. 506—509. Заслуживает интереса и такой факт: 16 января 1814 г. в имении Плещеевых Чернь, на празднике, посвященном именинам жены Плещеева, состо¬ялось представление трагедии Софокла «Филоктет» (Соловьев. Т. 1. С. 32).
14 Art poetique — Упоминание известного сочинения французского теоретика ис-кусства и поэта Никола Буало «Поэтическое искусство» ("L'Art poetique") неодно¬кратно присутствует в эстетических штудиях молодого Жуковского (см.: Эстетика и критика. Указ. имен).
15 Eloisa to Abelard. — Об интересе Жуковского к «Посланию Элоизы к Абеляру» английского поэта А. Попа (Поупа) и переводе отрывка из него в 1806 г. см.: Реза¬нов. С. 320—331. Подчеркивая автобиографический характер перевода, В. И. Реза¬нов, в частности, замечал: «В Белёве наш поэт, став учителем девиц Протасовых, очень скоро почувствовал себя в положении, до известной степени аналогичном по¬ложению Абеляра, влюбившись в старшую из племянниц...» (Там же. С. 327). Не¬сомненно, что драматизм отношений поэта с Машей Протасовой в 1814 г. возвра¬щал его память к посланию Попа, хотя следов нового творческого осмысления этого произведения не обнаружено. Тем не менее в одном йз автографов перевода, пос¬ле ст. 86 имеется помета: «Продолжение может быть» (РНБ. Ф. 286. On. 1. № 14. Л. 34 об.).
16 Der Monch und die Nonne. — Интерес к балладе немецкого поэта К. М. Виланда «Монах и монахиня» проявился у Жуковского еще в ранние годы. Так, в списке замыслов для перевода, относящемся к 1806—1807 гг., под рубрикой «Перевесть» названа и эта баллада (Резанов. С. 495). См. также: Eichstadt Я. 2ukovskij und Wieland // Die Welt der Slaven. Heft 3. S. 264—265. Более поздних обращений к балладе не за¬фиксировано.
17 Энеида. — Перевод Жуковским отрывка из второй песни «Энеиды» Вергилия будет осуществлен в мае-июне 1822 г. На черновой рукописи (РНБ. Ф. 286. On. 1. № 30. Л. 3) помета: «Начато 12 мая 1822 г. в Павловске». Интерес к этой поэме Вер¬гилия Жуковский проявлял и раньше (Эстетика и критика. Указ. имен), но следов перевода до 1822 г. не обнаружено.
18 Жизнь и сочинения Муравьева. — По предложению вдовы писателя Михаила Никитича Муравьева и при участии К. Н. Батюшкова Жуковский в это время зани¬мался изданием сочинений М. Н. Муравьева. В 1814—1815 гг. он «отредактировал поэтическую часть собрания, выправил многие ранее не публиковавшиеся прозаи¬ческие произведения и составил план издания, по которому оно было осуществлено» (Жилякова Э. М. В. А. Жуковский и М. Н. Муравьев // БЖ. Ч. 1. С. 72—73). В письме от 3 ноября 1814 г. Батюшков просит Жуковского сделать «маленькое предисловие» (Батюшков. Т. 2. С. 309). О замысле такого предисловия под названием «Жизнь и со¬чинения Муравьева», видимо, и пишет Жуковский (см.: ПЖТ. С. 125, 127). Преди¬словие написано не было. Его место заняло письмо Батюшкова к И. М. Муравьеву-Апостолу.
19 Анти-Кандид. — Следов полемики Жуковского с повестью Вольтера «Кандид, или Оптимизм» не обнаружено, хотя, по словам исследователя, «Вольтер не при¬надлежал к числу его излюбленных поэтов» (Заборов П. Р. Русская литература и Воль¬тер: XVIII— первая треть XIX века. Л., 1978. С. 161).
20 Июнь. — Далее текст писем-дневников 1814 г. дается по публикации П. К. Си¬мони (см. преамбулу к 1814 г.). Как указывает автор публикации, «слово „Июнь" и текст стихотворения написаны В. А Жуковским на лицевой стороне верхней части обложки тетрадки» (Памяти Жуковского. Вып. 1. С. 145).
21 Я возвращаю тебе Май... — То есть тетрадку для ведения дневника, где отсут-ствовали майские записи.
22 По моему письму к М(арье) Ник(олаевне)... — Речь идет о М. Н. Свечиной (см. при-меч. 12 к 1806 г.). Жуковский писал к ней 7 марта, прося ее и ее сестру А. Н. Арбе-неву повлиять на Екатерину Афанасьевну Протасову в деле женитьбы на Маше, но обе сестры стали на сторону матери (УС. С. 292).
25 Дунягиа всех лучше умеет тебя любить... —Авдотья Петровна Киреевская особенно активно участвовала в осуществлении брака Жуковского и Маши Протасовой. Как явствует из письма Е. А. Протасовой к ней, она умоляла ее дать согласие и предлага¬ла, что если в этом браке есть греховное, то она берет его на себя и готова пойти в мо¬настырь отмаливать его (УС. С. 290—292). Жуковский высоко ценил это самопожер¬твование и считал имение Киреевских Долбино своим домом. Здесь он провел осень 1814 г., «долбинскую осень», которая стала его творческим звездным часом.
24 Сарепта же была безумная мысль... — Речь идет о совместном (с А. Ф. Воейко¬вым) путешествии по южным губерниям России и о посещении Сарепты. В письме к Воейкову от сентября 1813 г. Жуковский замечал: «...получил твое маленькое письмо из Сарепты. (...) В ответ на твое письмо скажу, что я никуда не располагаю ехать и (если что-нибудь неожиданное не пихнет меня к чёрту), буду всё жить в Вол¬хове» (РА. 1900. № 9. С. 16).
25 .. .посоветуюсь с Тургеневым. — Петербургская жизнь Жуковского неразрывно свя-зана с хлопотами А. И. Тургенева по обеспечению его материального положения. Бла-годаря его усилиям поэту особым рескриптом от 30 декабря 1816 г. была назначена пенсия за особые заслуги в области развития российской словесности, а с 1817 г. —долж¬ность учителя при царском дворе. «Назначение на новую должность привязало Жуков¬ского к Петербургу, но по существу жителем столицы он стал уже раньше, в 1815 г.» (Иезуитова. С. 113).
26 Участие Александра) Павловича)... — Двоюродного брата Маши Протасовой, сына ее дяди Павла Ивановича Протасова.
27 ...он познакомится с Тургеневым... — В письме А. И. Тургеневу из Муратова от 21 июня 1814 г. Жуковский сообщал: «Скоро у вас в Петербурге будет и мой, и твой знакомец: милой, прелестный человек — Протасов, сын Павла Ивановича. Пору¬чаю его твоей дружбе. Он стоит ее. Он меня любит. Я буду писать об нем много. Он будет искать службы. Ты должен быть ему в этом случае самым ревностным помощ¬ником» (ПЖТ. С. 122).
28 Авдотья Никол(аевна) приедет... — Племянница Жуковского по отцу А. Н. Ар-бенева (см. примеч. 68 к 1806 г.) сыграла не лучшую роль в истории с женитьбой Жуковского. Как говорил Жуковский, «Арбенева, к которой я писал и на которую так много надеялся, всё испортила. Она не отвечала ни на одно из моих писем, но мимо меня писала обо всём к матери» (ПЖТ. С. 115). См. также: PC. 1883. Т. 37. С. 434—435.
29 Lass mich ~ mit Freuden tragen. — Выборка стихов из седьмой песни поэмы К. М. Виланда «Оберон». Комментируя принцип отбора материала, связанного с историей любви героев поэмы Гюона и Аманды, А. Н. Веселовский акцентирует его автобиографический характер (Веселовский. С. 187). По словам Н. Б. Реморо-вой, «Строки Виланда звучат в унисон с рассуждениями Жуковского и Марии Анд¬реевны о счастье, которое может дать уже одно сознание своей нужности другому, своей причастности к судьбе другого» (БЖ. Ч. 2. С. 344).
30 Мой милой друг! ~ Меня, мой друг, не позабудь! — Жуковский цитирует третью строфу своей «Песни», подражания стихотворению X. А. Тидге. Написана в конце сентября 1811 г.; впервые напечатана: BE. 1813. № 4. С. 196, под заглавием «К мое¬му другу» (см.: Вольпе. Т. 1. С. 372).
31 Будь настоящее наш утешительный Гений. — Жуковский цитирует третий стих послания «К самому себе» (1814), с заменой местоимения «твой» на «наш» (ср.: ПСС. Т. 2. С. 41).
32 ...этот Грандиссон... — Ироническое сравнение с героем безукоризненной добродетели одноименного романа английского писателя Самюэля Ричардсона.
33 Читаю Виландова Diogenes von Sinope. — Как справедливо замечает Н. Б. Реморо-ва, подробно проанализировавшая характер чтения Жуковским сочинения К. М. Ви¬ланда «Наследие Диогена Синопского» (Nachlass des Diogenes von Sinope), размы¬шления немецкого просветителя «задевают глубоко личные струны сердца, заставляя вновь и вновь думать о предрассудках, вставших на пути его личного счастья» (Ремо-роваН. Б. Жуковский и немецкие просветители. Томск, 1989. С. 96).
34 ...что я писал к Ив. Вл. — К Ивану Владимировичу Лопухину, который был посредником в переговорах Жуковского с матерью Маши Протасовой по поводу их женитьбы (см. примеч. 2 к 1813 г.).
35 Друг! что беды для веры в Провиденье? ~ Дорога бурь приводит к тишине. — Фраг-мент из «Послания к Плещееву. В день Светлого Воскресения» (1812). См.: ПСС. Т. 2. С. 19.
36 ...и я принят был очень хорошо. — В семье дяди Маши Протасовой П. И. Про¬тасова и его жены Марии Николаевны (урожд. Новосильцевой).
37 ...надеется на Досифея... —Досифей (в миру Ильин), Орловский архиерей, на которого возлагали надежду в решении вопроса о возможности женитьбы Жуков¬ского (см.: ПЖТ. С. 116—118).
38 М. Ник. (далее Map. Ник.). — Мария Николаевна Протасова, жена дяди Маши Протасовой — П. И. Протасова (примеч. 36).
39 Катер(ине) Яковлевне — Фамилию и биографические данные установить не удалось.
40 Толстого (Варф. Вас.) — Граф Варфоломей Васильевич Толстой, владелец кре-постного театра в Царском Селе, женившийся на племяннице П. И. Протасова Анне.
41 .. .стоял в церкви и смотрел на нашу милую Сашу... — Речь идет о свадьбе Алек-сандры Андреевны Протасовой и Александра Федоровича Воейкова, состоявшейся 14 июля 1814 г.
42 (Сентябрь). — Обозначения месяца в рукописи Жуковского нет. Но текст пись¬ма М. А. Протасовой от 15 сентября 1814 г., внесенный на страницы дневника са¬мим поэтом (см.: «Всё это было написано 15 сентября»), позволяет датировать пись¬ма-дневники.
43 Всё в жертву за нее! — Этот девиз Жуковского — стих из его послания «К Фи-лалету» (1808) — написан отдельно на первом листе сентябрьской книжки.
44 Ты хочешь ответа... — Далее до слова Perseverance включительно Жуковский переписал текст письма Маши Протасовой, которое, по словам исследователя, по¬казывает, как «всецело прониклась она философией смирения, в которой старался утвердить себя Жуковский; она не только овладела ее фразеологией, но овладела и положением, из которого Жуковский не в силах был выпутаться: смиренное ожи¬дание того, что пошлет судьба, не исключало энергии в настоящем, и Маша стара¬ется пробудить эту энергию» (Веселовский. С. 177).
45 Ein einziger Augenblick kann alles umgestalten. — Маша Протасова вслед за Жуков¬ским повторяет его любимый стих из «Оберона» Виланда (см. примеч. 29). Этот стих, повторенный еще раз в письмах-дневниках (см. запись от 26 сентября), звучит как залог надежды и веры, которые еще не покидают влюбленных. «Одно-единствен¬ное мгновение может всё преобразить», — как заклинание повторяют они.
46 Не недоверчивость к Промыслу... — Отсюда начинаются замечания Жуковско¬го на письмо Маши. Они вписаны на нечетных страницах тетради, а затем, по окон¬чании письма Протасовой, идут уже подряд до конца тетради.
47 ...voir le royaume de Cachemire. — Этот образ царства Кашмира как символа земного рая впоследствии будет связан у Жуковского с поэмой английского роман¬тика Т. Мура «Лалла Рук», из которой он в 1821 г. перевел одну часть — поэму «Пери и Ангел». Так как поэма Мура вышла в свет лишь в 1817 г., то образ царства Каш¬мира в письмах-дневниках Жуковского 1814 г., видимо, имеет другой источник.
48 У меня баронесса... — М. А. Черкасова, жена приятеля Жуковского, володьков-ского помещика барона И. П. Черкасова (см. примеч. 12,. 14 к 1805 г.), сочувство¬вавшая Жуковскому и Маше Протасовой в их борьбе за свое счастье; именно к ней обращена стихотворная «Записка к баронессе» (1814), заканчивающаяся словами: «Но что володьковскую баронессу / Я всей душой люблю... вот это не мечта!» (ПСС. Т. 2. С. 52).
49 Воспитание детей. — Речь идет о воспитании детей А. П. Киреевской — сыно¬вей Ивана и Петра, будущих славянофилов, и дочери Марии. Об этом см.: Сахаров В. Воспитание ученика (В. А. Жуковский и И. В. Киреевский) // Вопр. литературы. 1990. № 7. С. 275—280.
50 Владимир будет написан. — См. примеч. 6.
51 ...я белой книги не страшусь. — См. примеч. 6.
52 Чтение моралистов — Круг чтения Жуковского, связанный с моральной фи-лософией, обширен. Это и представители немецкой «практической морали» (Гарве, Энгель), и французские моралисты (Фенелон, Дюкло, Лабрюйер, Вовенарг, Ларош¬фуко, «энциклопедисты»), и английские сенсуалисты (Юм, Д. Стюарт). Подробнее о характере этого чтения см.: БЖ. Ч. 2. С. 155—171; Ч. 3. С. 17—59, 138—179.
53 Егп einziger Augenblkk kann alles umgestalten. — См. примеч. 45.
54 Послание к Государю — Послание «Императору Александру» было написано 10—24 ноября 1814 г. и затем отдано на суд друзей-арзамасцев. Впервые напечата¬но отдельной брошюрой (СПб.: В типографии Ф. Дрехслера, 1815). Многочислен¬ные планы к посланию, сохранившиеся в архиве поэта, свидетельствуют о тщатель¬ной работе над его текстом. Подробнее см.: Поплавская И. А. Эволюция жанра послания в творчестве В. А. Жуковского // Художественное творчество и литератур¬ный процесс. Вып. 5. Томск, 1983. С. 105—114. Послание стало эпохой в русском культурном сознании первой четверти XIX века. Это отчетливо выразил А. С. Пуш¬кин в письме А. А. Бестужеву от 1825 г.: «Наши таланты благородны, независимы (...) Прочти послание Александру) Жук(овского) 1815 году. Вот как русский поэт говорит русскому царю!» (Пушкин. Т. 13. С. 179). Подробнее см.: Зорин А. Кормя дву¬главого орла...: Литература и государственная идеология в России в последней трети XVIII — первой трети XIX века. М., 2001. С. 267—295.
1815
(С. 95—121)
Впервые: Гофман. С. ПО—141. Автограф: ИРЛИ. Ф. 244 (архив А. Ф. Оне¬гина). № 27813. CXCIX б. 10. Л. 2—10 об.
1 Дерпт 1815. — Дневниковые записи Жуковского 1815 г. традиционно назы¬вают «дерптским дневником» или же «дерптскими письмами-дневниками». И это да¬леко не случайно: «пребывание Жуковского в Дерпте (...) составляет одну из суще¬ственных частей его биографии; тут произошли с ним события, имевшие глубокое влияние на весь ход его последующей жизни» (Петухов Е. В. В. А. Жуковский в Дер¬пте... С. 45). История драматической любви к Маше Протасовой, запрет на брак с нею со стороны матери Екатерины Афанасьевны, непростые отношения с А. Ф. Во¬ейковым, ставшим мужем младшей сестры Маши — Саши, выработка новой жиз¬ненной философии отречения и братской любви, тяжелое расставание — все это нашло отражение в апрельско-августовских записях, сделанных во время приезда Жуковского в Дерпт. Большинство из них создавалось на основе писем к Маше, написанных буквально рядом с нею, в соседней комнате. Органичная связь писем и дневниковых записей определила характер некоего синтеза двух форм, их авто-реминисцентность. Самоповторы, выписки из писем Маши, автокомментарии спо¬собствовали формированию особой нравственной философии, принципы которой определялись в творчестве поэта, прежде всего в послании «Старцу Эверсу», в сти¬хотворении «Теон и Эсхин». Цитаты из этих произведений составляют особый фон дерптских дневников.
2 ...всё в жизни к прекрасному средство. — Вариация известного афоризма: «всё в жизни к великому средство» из стихотворения Жуковского «Теон и Эсхин». Этот афоризм Теона получит в дневниковых записях различные толкования: «на эту минуту средство к великому заключено для нас в разлуке»; «совсем другое должно быть теперь для меня средством к прекрасному. Оно состоит в пожертвовании самим со¬бою, в совершенном забвении собственного и всё для неё»; «самое страдание есть сред¬ство к прекрасному» (курсив Жуковского).
s Эта книга... — Речь идет о «белой книге», которой Жуковский поверял свои мысли. Отрывки из нее он переносил в дневник, который вел для Маши, в письма к ней. Образ этой «книги» постоянно возникает в записях: «Моя книга про меня знает, и вот что я написал в своей книге».
4 ...моя Маша... — Далее форма письменного диалога с Машей Протасовой, оч¬ные встречи с которой были затруднены, определит все записи в дерптском днев¬нике. Жуковский просит Машу переписать всё это в «прежнюю голубую книжку», «то есть страница твоя, страница моя». Публикация П. К. Симони апрельских за¬писей 1815 г. (см.: Памяти Жуковского. Вып. 1. С. 186—200), буквально совпада¬ющих с приводимыми М. Гофманом, позволяет увидеть связь дерптского дневника с письмами-дневниками.
5 ...свободное пожертвование... — После всех попыток устроить брак с Машей и решительного отказа матери — Екатерины Афанасьевны Жуковский решается на
«крайний подвиг самоотречения» (Веселовский. С. 194): он готов устроить счас¬тье Маши, ее брак с другим, без насилия с чьей-либо стороны.
6 ...мой ангел-хранитель!— Поэтическая формула из «Песни» Жуковского 1808 г. («Мой друг, хранитель-ангел мой»), написанной к именинам Маши Протасовой и ей посвященной (Вольпе. Т. 1. С. 369—370).
7 Всё в жизни к великому средство!— См. примеч. 2.
8 ...что ты зависишь от Воейкова... — Имеется в виду вмешательство Воейкова в устройство семейной жизни Маши, постоянный контроль. Его издевательства над Машей иногда принимали самые грубые формы (см.: УС. С. 161).
9 ...он получил Сашу обманом... — Речь идет о внебрачной связи А. Ф. Воейкова с Авдотьей Николаевной Воейковой (см. ниже примеч. 25), о которой стало извест¬но семейству Протасовых незадолго до свадьбы Воейкова и Саши Протасовой.
10 При воспоминании о Красовском... — История ухаживания и сватовства соис¬кателя руки Маши Протасовой, генерала А. И. Красоьского, за которым стоял Во¬ейков, иронически изложена в февральско-мартовском журнале М. А. Протасовой (УС. С. 137—140). «Бука», как называла Красовского Маша, уехал из Дерпта 12 марта (УС. С. 140), и Жуковский, видимо, узнал о нем и его планах из упоминавшегося выше журнала. Об этом он пишет 24 мая А. П. Киреевской: «Чтобы дать вам неко¬торое понятие о том, что со мной было в Дерпте, посылаю вам некоторые докумен¬ты: несколько страниц из Машиного журнала, писанного для вас (...) Но для этих документов нужно объяснение. В Дерпте был генерал Красовский — к счастию, он был до меня и до меня ушел в поход. Надежды, ему данные, испугали меня, и они-то произвели было во мне такую перемену, какой я и ожидать не мог» (PC. 1883. № 3. С. 675). И далее Жуковский объясняет, что эта перемена состояла в решении пожертвовать своим чувством, чтобы получить право на братское участие в судьбе Маши и не дать ей сделаться жертвой чужих расчетов.
11 ...как дочь моей сестры... — Как известно, Е. А. Протасова (урожд. Бунина) была сестрой Жуковского по отцу, но Жуковский никогда не называл ее сестрой. Обраще¬ние «маменька», присутствовавшее в дневниках 1814 г., было обусловлено надежда¬ми на брак с ее дочерью. Перемена в положении Жуковского, когда стала очевидной невозможность брака с Машей, вызвала к жизни эту новую форму родственных от¬ношений и соответственно обращения к Е. А. Протасовой.
12 У одного... другая... — Речь идет о А. Ф. Воейкове и Е. А. Протасовой.
13 .. .счастливое вместе... — Измененная цитата из баллады Жуковского «Эолова арфа»: «Минутная сладость весёлого вместе // Помедли, постой...», которой поэт обычно пользовался для обозначения своего будущего союза с Машей и жизни в кру¬гу ее семейства.
14 Вспомни об Эверсе... — Имя и образ дерптского профессора богословия Лоренца Эверса, «старца Эверса», «святого Эверса», получили в дневнике Жуковского почти символический смысл. Так, стихи из обращенного к нему послания «Старцу Эвер-су» поэт сам называл «дерптскими повторениями» «Теона и Эсхина»; «своим Эвер-сом» он называл и Машу. «Эверс, семидесятилетний старик, — писал он А. П. Ки¬реевской, — есть человек единственный в своем роде — он живет для добра, и во всём этом простота младенца» (PC. 1883. № 4. С. 105). Ему вторила Маша. «Первый человек (который заставляет благодарить Творца за то, что создал свет и на этом прекрасном свете его и меня) есть Лоренц Эверс. Вообрази, что этот прелестный старик заключает в себе всё, что мы с тобой видали, читали и воображали хороше¬го», — пишет она 6 сентября 1815 г. к той же А. П. Киреевской (УС. С. 155).
15 ...своим Фенелоном... — Творчество французского просветителя, педагога Ф. Фенелона, автора воспитательного романа «Приключения Телемака», занимало особое место в нравственном развитии самого Жуковского (об этом см.: Айзикова И. А. В. А. Жуковский и Ф. Фенелон // БЖ. Ч. 3. С. 220—249). Недаром Жуковского про¬звали «русским Фенелоном» (Веселовский. С 279). Книги Фенелона, «товарища на всю жизнь», Жуковский подарил Маше. В письмах 1815 г. имя Фенелона возникает неоднократно и постепенно обретает почти символический характер. «Что могу сказать тебе утешительнее того, что скажет тебе лучшая душа, какая только была на свете, твой Фенелон, которого ты понимать можешь?» — пишет Жуковский Маше 29 марта 1815 г. И далее: «Я благодарю тебя за то, что ты его мне вчера присылала. Теперь знаю, что у тебя есть неразлучный товарищ, и такой, который всегда умеет дать твердость, надежду и ясность» (Веселовский. С. 192). Сама Маша в письмах к А. П. Киреевской говорит о Фенелоне как о живом человеке: «Но мой Фенелон го¬ворит, что сердце лопнет...»; «Желала бы я быть иногда Шатобрианом, Фенело¬ном...» (УС. С. 147, 152).
16 А(нна) Ив(ановна) — Речь идет о жене А. А. Плещеева Анне Ивановне (урожд. Чернышевой), близком друге Жуковского, которой он посвятил несколько своих по¬сланий, где называет ее «Ниной»: «Ниночке моей любовь, и дружба, и почтенье...» (ПСС. Т. 2. С. ЪЪ).
17 Черта Воейкова. — Комментарием к этой дневниковой записи является пись¬мо Жуковского к А. Ф. Воейкову от 19—22 августа 1815 г., где Жуковский подробно анализирует альбомную запись Воейкова и призывает последнего «одуматься» и «сбросить все маски» (Ежегодник. С. 100. Публ. Р. В. Иезуитовой).
18 ...что я написал ему в альбом... — Этот текст см. ниже в дневниковой записи от 27 июня: «Счастлив тот ~ 4 апреля 1815 г.» (С. 116).
19 .. .стиха его.. — Эти стихи: «У гениев, как у Царей...» Жуковский приводит в той же дневниковой записи от 27 июня, где подробно анализирует свои взаимоотноше¬ния с Воейковым.
20 15 апреля.— Даее записи от 15 и 16 апреля, отсутствующие в публикации М. Гофмана, цит. по: Памяти Жуковского. Вып. 1. С. 200—206.
21 19—20 апреля. — Последующие записи до 28 апреля вновь даются по публи¬кации М. Гофмана (С. 123—132).
22 На одной из страниц Делилевых садов... — Эта книга французского поэта Жака Делиля "Les jardins. Роете par Jacques Delille... P., 1801" сохранилась в библиотеке Жуковского (Описание. № 892). По этому экземпляру «Садов» Делиля Д. Ф. Воейков переводил поэму на русский язык (см.: Лотман Ю. М. «Сады» Делиля в переводе Воейкова // Делиль Ж. Сады. Л., 1988. С. 191—203). Но кроме многочисленных сле¬дов работы над переводом, Воейков оставил в книге дневниковые записи (об этом см.: Реморова Н. Б. Книга Ж. Делиля «Сады» из библиотеки В. А. Жуковского как памятник истории культуры // Памятники культуры: Новые открытия. 1985. М.,
1987. С. 19—32). Так, приводимые Жуковским записи находятся на с. 8: «Жуковский в Дерпт прибыл 18!II/i4l5» и с. 195: «18"/ю15 до 18ш/2о15 в Дерпте совершенно счаст¬лив. И я и Саша и Мария». На с. 12 Воейков записывает: «Жуковский был Ангелом; я его обожаю; жаль, что он не знает меня и не любит так, как бы мне хотелось». (Во¬ейков необычно датирует свои записи: выделенные жирным шрифтом цифры озна¬чают год, между ними через черточку дано указание на число и месяц: римская цифра передает месяц, арабская — число.) Подобные дневниковые записи Воейков оставлял и в других книгах (в сочинениях С. Гесснера, И. Дмитриева).
23 На лекциях были Генералы... — Лекции А. Ф. Воейкова по русской словесности посещали генералы расквартированного в Дерпте 8-го егерского полка, в том чис¬ле А. А. Писарев, Б. В. Полуектов, А. И. Красовский и др. Как замечает М. А. Про¬тасова, «Красовский влюблен в Воейкова и вернее тени ходит за ним...» (УС. С. 142— 143); в письме к А. П. Киреевской от 6 марта 1815 г. она же дает характеристики генералов (УС. С. 142).
24 .. .что написано было на Геснере... — Эта книга (S. Gessner's Schriften. Th. 1. Der Tod Abels. In 5 Gesangen. Wien, 1784) также сохранилась в библиотеке Жуковского (Описание. № 1105). Дневниковые записи Воейкова за май-июнь 1814 г. навеяны его встречами с Авдотьей Николаевной Воейковой (см. примеч. 25). Приводимая Жуковским запись находится на с. 21 и целиком выглядит так: «18VI/il4. С(ело) Тур¬ки. Умная и добрая Анна Николаевна Чинакаева согласно со мною думает, что опыт¬ность и несчастья Авдотьи Николаевны — суть счастье и опыт — для моей Алексан¬дрины. После матушки — Авд. Ник. будет лучшим ее ментором, гораздо лучшим нежели я и Маша». Приписка Жуковского: «всё притворство», о которой говорится в дневнике, отсутствует: видимо, она была стерта.
25 ...всю связь его с Авд(отьей) Ник(олаевной)... — История отношений Воейкова с этой женщиной полна домыслов и неясностей. М. Л. Гофман без всяких на то ос¬нований, только из-за совпадения имени и отчества, идентифицировал её с племян¬ницей Жуковского А. Н. Арбеневой (Гофман. С. 127). Эта ошибка стала общим мес¬том в литературе о Жуковском и Воейкове. Р. В. Иезуитова, опубликовавшая письмо Жуковского к Воейкову от 19—22 августа 1815 г., где фамилия этой женщины — Воейкова, высказала предположение, что «она была однофамилицей, а возможно и родственницей А. Ф. Воейкова» (Ежегодник. С. 101). Это предположение подтвер¬ждается фактами: так, в записной книжке П. И. Бартенева сохранилось следующее мемуарное свидетельство К. К. Зейдлица о Воейкове: «Женившись в июле 1814 г., он возил жену [т. е. А. А. Протасову] в Тамбовскую губернию знакомить с женой своего брата, которого он спаивал. Оказалось, что от этой жены братниной у него сын Митинька, и этого ребенка Екатерина Афанасьевна (Протасова, урожденная Бунина) должна была поселить у себя в Дерпте» (Голос минувшего. 1919. № 1—4. С. 162). Кроме того, в архиве Воейкова сохранился альбом мадригальных стихо¬творений, датированных 1809—1812 гг. и обращенных к А. Н. Воейковой. Среди их авторов, кроме А. Ф. Воейкова, названы А. Ф. Мерзляков, И. И. Дмитриев. Все это позволяет утверждать, что Авдотья Николаевна Воейкова жила в 1809—1810 гг. в Москве и с ней были знакомы друзья Воейкова. За эти сведения автор приносит свою благодарность Н. Б. Реморовой.
Любопытно, что на полях с. 114 упоминавшейся выше книги Ж. Делиля (см. при¬меч. 22) есть следующая запись: «1809. Сентября 5-го в Барановке у Андрея Сергее¬вича Кайсарова ждали приезда А... Н... Фокину». Фамилия дописана более яркими чернилами и в неправильном согласовании, но возможно, здесь названа девичья фамилия А. Н. Воейковой. Предпринятое разыскание позволяет утверждать, что А. Н. Воейкова была женой одного из братьев А. Ф. Воейкова, скорее всего старше¬го— Ивана Федоровича, и связь с ней Воейкова продолжалась с 1809 по 1814 г.
26 Мерзляков подлец и клеветник и пьяница! — Как явствует из альбома Воей¬кова (см. примеч. 25), А. Ф. Мерзляков был хорошо осведомлен о его отношениях с А. Н. Воейковой. В письме к Воейкову от 19—22 августа 1815 г., комментируя эту дневниковую запись, Жуковский замечает: «Помнишь ли, когда в Муратове (...) я сказал тебе, о том, что слышал от Мерзлякова о твоей связи — что ты мне ответил: Мерзляков клеветник и пьяница! И я имел несчастие поверить — да для меня каза¬лось естественнее Мерзлякову ошибиться и сказать вздор, нежели тебе с таким спо¬койствием говорить наедине тому человеку, которого ты называл другом, такую бес¬стыдную ложь!» (Ежегодник. С. 92; курсив Жуковского).
27 ...что теперь писал в письме к Каченовскому... — Это письмо А. Ф. Воейкова к М. Т. Каченовскому в печати неизвестно.
28 Я когда-то написал... — Жуковский вспоминает свою дневниковую запись от 28 июня 1814 г., где он определял «удовольствие воспоминаний», и дополняет ее «фи-лософией фонаря». Это был любимый символ Жуковского, символ радостей жизни, счастливых моментов, озаряющих своим светом остальную жизнь человека (РБ. С. 47).
29 ...истолкование Дуняшиной печати. — Фонарь был нарисован Жуковским на печатке А. П. Киреевской, и поэт неоднократно в письмах к ней возвращался к этой символике. Об этом см.: Веселовский. С. 265.
30 Annette — Так Жуковский называл в письмах этого периода свою племянни¬цу, сестру А. П. Киреевской Анну Петровну Юшкову (в замужестве Зонтаг), буду¬щую детскую писательницу (УС. С. 10, 18, 24).
31 Для сердца прошедшее вечно... —Автоцитата из стих. «Теон и Эсхин», неодно¬кратно повторяющаяся в дневниках и письмах, ставшая жизненным девизом поэта.
32 28 апреля. — Запись от 28 апреля печатается по: Памяти Жуковского. Вып. 1. С. 206—211, с исключением выписок из дневника, совпадающих с публика¬цией М. Гофмана и приведенных выше: «Милая Маша, скажем решительно друг другу ~ что ты добровольно истребила всё его счастие».
33 Нарва, 2 мая. — Все последующие записи за 1815 г., фиксирующие отъезд Жу-ковского из Дерпта и осмысление впечатлений апреля-августа, печатаются по: Гофман. С. 133—141.
34 ...смотря на Мш(айловский) замок... — В мае-июне 1815 г. Жуковский поселя¬ется в доме Голицына на Фонтанке (современный адрес: Фонтанка, 20), где находи¬лась квартира братьев Тургеневых (Иезуитова. С. 289). В письме к А. П. Елагиной от 11 июня 1815 г. он сообщает: «Живу очень просторно с Тургеневым. Половина верхнего этажа большого дома состоит в нашем непосредственном владении; у меня четыре большие комнаты; из одной прекрасный вид на Фонтанку и на Михайлов¬ский замок и на Летний сад» (УС. С. 12).
35 ...послал за Блудовым. — Арзамасец Д. Н. Блудов так характеризовался Жуков¬ским в это время: «Блудов — так же товарищ, прежний знакомец молодости, сбере¬женный посреди света и еще усовершенствованный. Без надежды найти в семействе своем счастье, он нашел его, и самое верное, и стоит его, и умеет им наслаждать¬ся — прекрасное и дивное явление посреди Петербурга, счастливая, цветущая оазис посреди африканской степи» (УС. С. 12). Блудов— неизменный член дружеского Ареопага, к мнению и эстетическим суждениям которого Жуковский прислушивал¬ся. 12 апреля 1815 г. Жуковский отправляет А. И. Тургеневу послание «Императо¬ру Александру» и просит Блудова, Батюшкова и Уварова сделать замечания. «Эти замечания приготовьте к моему приезду», — пишет он (ПЖТ. С. 144—145). Види¬мо, как явствует из дневниковой записи: «он явился ~ с критикою моих стихов», — Блудов отозвался на эту просьбу.
36 Жена его милая женщина... — Женой Д. Н. Блудова с 1812 г. была Анна Анд¬реевна Щербатова, от брака с которой у Блудова было три сына (Андрей, Вадим, Владимир) и две дочери (Антонина и Лидия). Сестра ее, о которой упоминается в за¬писи, — фрейлина имп. Марии Федоровны княжна Мария Андреевна Щербатова (в замужестве Поликарпова).
37 В письме от Саши Кавелину... — Речь идет о письме А. А. Воейковой к Д. А. Ка-велину, которое целиком в печати не известно. Жуковский приводит фрагмент из него.
38 Приезд ко мне в деревню... — После путешествия по югу России А. Ф. Воейков в ок-тябре 1813 г. приехал в Муратово, где Жуковский познакомил его с Протасовыми.
39 ...стихи ко мне или обо мне. — Еще в начале 1813 г. Воейков пишет «Посла¬ние к Жуковскому из Сарепты 1813 г.» (напечатано: BE. 1813. № 3. С. 26, с датой «7 янв. 1813»). В этом послании он называет Жуковского «соперником Гёте, Бюр¬гера», призывает его написать «...поэму славную, // В русском вкусе повесть древ¬нюю...» (Поэты 1790—1810-х годов. Л., 1971. С. 278).
40 Разговор со мною об Авд. Никол. Воейковой... — См. примеч. 25.
41 .. .игцет для этого профессорства. — Еще до приезда к Протасовым Воейков обра-щается к своему старому другу А. И. Тургеневу с просьбой найти ему место профес¬сора словесности. В Дерптском университете после гибели А. С. Кайсарова открылась вакансия, была также возможность получить кафедру в Казани (Веселовский. С. 149). Как явствует из записи Жуковского, поиск места был обусловлен возможностью женитьбы на А. Н. Воейковой. Однако в марте 1814 г., получив место профессора в Дерптском университете, Воейков был помолвлен с Сашей Протасовой.
42 ...первое письмо к Тургеневу. — Это письмо к А. И. Тургеневу в печати не извест¬но. В письме к нему же от середины марта 1814 г. Жуковский замечает: «В то вре¬мя, когда я писал к тебе о профессорстве Воейкова...» (ПЖТ. С. 107).
43 Праздник в день возвращения моего из армии у Плещеевых. — Жуковский вернул¬ся на родину 6 января, из Вильны, где лежал в госпитале. По случаю болезни ему был дан бессрочный отпуск. Но речь идет о празднике годовщины его возвраще¬ния, в январе 1814 г., в имении Плещеевых Чернь (об этом см.: РА. 1877. № 7. С. 365—337). Через год, в 1815 г., Жуковский напоминает об этом в стихотворении «Прощание»: «Воейков, этот день для сердца незабвенный // Здесь возвращение мое// Ты за год праздновал в родной друзей семье...» (ПСС. Т. 2. С. 89).
44 ...рассказывал обо всем Чайковскому. — И. И. Чайковский — муж сестры А. А. Пле-щеевой, Мавры Алексеевны.
45 Стихи к Е. Аф. — Имеется в виду послание А. Ф. Воейкова «К Ек(атерине) Афа-насьевне) П(ротасовой) при отъезде из ее деревни 31 января», опубликованное в BE (1814. № 5. С. 33), где автор объясняется в любви к семейству Протасовых: «Про¬стите, милые! В какой бы край судьбами // Отброшен ни был я — всё буду сердцем с вами! // К вам, к вам, под тихий кров, растерзанной душой!..».
46 Воейкову начинают показывать желание иметь его в семье. — В марте 1814 г. Во-ейков был помолвлен с Сашей Протасовой. 16 апреля в письме к А. И. Тургеневу Жуковский уже говорит о предстоящей его женитьбе, а Воейков в приписке к письму добавляет: «В 24 день счастья, лето первое» (ПЖТ. С. 115).
47 .. .ответ ... Каченовскому по случаю Дома сумасшедших. — Речь идет о стихо¬творной сатире А. Ф. Воейкова «Дом сумасшедших», первая редакция которой была создана осенью 1814 г. (Поэты 1790—1810-х годов. Л., 1971. С. 832). М. Т. Каченов¬скому в этой редакции посвящены 7—8 строфы (Там же. С. 794). Об ответном пись¬ме Воейкова Каченовскому не известно.
48 Отъезд Воейкова в Петербург. — Отъезд Воейкова из Муратова в Петербург 31 ян-варя 1814 г. был связан с его поисками места профессора русской словесности (см.: ПЖТ. С. 107).
49 Письмо с стихами о бессмертии и мой ответ на это. — Вероятно, речь идет о по-слании Воейкова «К Жуковскому», которое заканчивалось словами: «И тебе, орёл поэзии, // Подле Грея, подле Томсона // Место на небе готовится» (BE. 1813. № 5— 6. С. 26). На него Жуковский ответил посланием «К Воейкову» («Добро пожаловать, певец...»), созданным в самом начале 1814 г. (BE. 1814. № 3. С. 97).
50 Мне даже предложение увезти М. — В приписке к письму Воейкову от 19 июля 1814 г. Жуковский замечал: «Я уверен, что через несколько времени (а может быть, уже и теперь) Воейков, который более нежели кто-нибудь одобрял и поддерживал мою привязанность к Маше, который и прежде и недавно советовал ее увезти, сам начнет уверять, что я и злодей и развратник. Как прикажут! Что нужно сказать, то и свято» (Ежегодник. С. 87).
51 ...о письме И{вана)Владимировича. — Жуковский вспоминает о просьбе Воей¬кова к И. В. Лопухину написать письмо Е. А. Протасовой с целью помочь поэту в его женитьбе, письмо, «над которым после смеялся» (Ежегодник. С. 96).
52 Написанное на странице Геснера... — См. примеч. 24.
53 Приезд Митеньки. — Сына А. Ф. Воейкова от его внебрачной связи с А. Н. Во-ейковой (см. примеч. 25). Сведений о нем почти не сохранилось. Известно, что он получил фамилию Доброславский. В 1820-х гг. был студентом медицинского факуль¬тета Санкт-Петербургского университета, но еще до окончания покончил жизнь са¬моубийством, перерезав себе горло. См.: PC. 1883. № 4. С. 578. Его имя встречается в неизданной переписке Воейкова. За эти сведения автор признателен М. Ф. Кли-ментьевой.
54 В Москве советы прибегнуть к императрице... — «Ты подавал мне спасительные советы?!» — восклицает Жуковский в письме к Воейкову от 19—22 августа 1815 г. — И иронически продолжает: «Не тогда ли, как вместе с Плещеевым созидал план насчет императрицы и потом в Москве перед отъездом в Дерпт советовал мне этот план исполнить, говоря между тем всё противное Е(катерине) Афан(асьевне)» (Еже¬годник. С. 96). Как известно, друзья поэта пробовали помочь Жуковскому через имп. Марию Федоровну. «Государыня (...) требовала от Уварова и меня, — писал Жу¬ковскому А. И. Тургенев, — чтобы мы сказали ей, что можно для тебя сделать (...) Мы решились подумать о том ответе, который должны дать ей на счет твой, и уже придумали» (РА. 1864. Стб. 451).
55 Ответ Маше... — Этот ответ Воейкова Маша Протасова приводит в своем жур¬нале (запись от 26 февраля 1815 г.): «...я не могу вообразить, чтоб он [Красовский] мог когда-нибудь казаться мне лучше, и говорила опять с Воейковым, что бы он сказал, если бы не генерал Кр(асовский) так ухаживал? Он отвечал, что генерал в по¬ходе имеет коляску, а офицер простой— нет. Каково?» (УС. С. 138).
56 Записка на книге. — См. примеч. 22.
57 Жалобы на меня за неотдачу экстрактов... — Экстракты — особая форма кон-спектирования с собственными замечаниями, которой Жуковский активно пользо¬вался в творческой практике. В данном случае, видимо, Воейков называет «экстрак¬тами» замечания Жуковского в «синенькой тетрадке» по поводу писем Маши. Вот как этот эпизод взаимоотношений с Воейковым описывает сам Жуковский: «...уви¬дев однажды у Маши мои экстракты, которые она должна была переписывать, я, не говоря ей ни слова, унес свои тетради, и после об этом сказал тебе же; ты побе¬жал к ним и сделал страшную историю: я прихожу к вам — мне ни слова, большая со мною ласка от тебя и большая холодность от Е(катерины) Афан(асьевны). К счас¬тию, приходит Маша и требует от меня при тебе назад моих тетрадей — это доказа¬ло мне, что уже всё сказано было Екатер(ине) Афан(асьевне), но сказано (как и мно¬гое) не при мне. Где же прямодушие? И как жить вместе, когда в одном углу друг о друге будут говорить противное тому, что скажем в другом?» (Письмо к А. Ф. Во¬ейкову от 19—22 августа 1815 г. — Ежегодник. С. 94; курсив Жуковского).
58 Сашин ответ Кавелину... Отрывок из этого ответа Жуковский приводит в упо-минавшемся выше письме к Воейкову от 15—22 августа (Там же. С. 92).
59 Родины. — 26 июля 1815 г. у А. А. Воейковой родилась дочь. Этим днем поме¬чено стихотворение Жуковского, посвященное его крестнице, Кате Воейковой: «Здравствуй, новый гость земной!..» (ПСС. Т. 2. С. 92—93). Л. И. Поливанов (П. За-гарин), впервые опубликовавший этот текст и давший его факсимильное изобра¬жение, неверно прочитал дату: «26 июня» вместо «26 июля» (Загарин. Приложение VII. С. LXVII).
60 История о Мойере. — Имеется в виду профессор медицины Дерптского уни-верситета И. Ф. Мойер, ставший в январе 1817 г. мужем Маши Протасовой. Исто¬рия, о которой говорит Жуковский, была связана с теми препятствиями, которые чинил на пути к этому браку А. Воейков. Как рассказывает об этом Маша в своем журнале от ноября 1815 г., «В(оейков) обещал мам(еньке) убить Мойера, Жуковского и потом зарезать себя. (...) у меня идет беспрестанно кровь горлом. В(оейкрв) смеется надо мной, говоря, что этому причиной страсть...» (УС. С. 161).
61 Поездка к Мантейфелям. — Об этой поездке к дерптским знакомым Воейкова Жуковский мельком говорит в письме к последнему, подчеркивая, что Маша была отправлена туда матерью «против ее воли» (Ежегодник. С. 97). По всей вероятности, это было связано с какими-то планами Воейкова, чтобы разлучить Машу с Мойером.
62 «Добрый мой ~ если он захочет!» — Выдержка из письма Е. А. Протасовой к Жу-ковскому от 1815 г. (PC. 1883. №4. С. 97).
6S Около 23 августа. — Фрагмент дневниковой записи публикуется впер¬вые. Автограф: РГБ. Ф. 104. № 53. Картон 8. Л. 4—6. Датируется на осно¬вании текста стихотворения «Старцу Эверсу», примыкающего к тексту записи.
64 .. .переводы нашего Дрезеке... — Речь идет о переводе брошюры немецкого про-поведника Иоганна Генриха Дрезеке: Glaube, Liebe, Hoffnung. Ein Handbuch fur junge Freunde und Freundinnen. Luneberg, 1814. Перевод начат на бумаге, припле¬тенной к книге. На лицевой стороне книжки четверостишие, обращенное к Маше: «Мой друг бесценный, будь спокойна...», подписанное 12 мая 1815 г.; начерчен также ее силуэт (Веселовский. С. 198).
65 ...подле Катиной колыбели... — Имеется в виду племянница Маши Протасовой, дочь ее младшей сестры, А. А. Воейковой (см. примеч. 59). «Катька наша, — писала Маша к А. П. Киреевской, — утешает нас и радует всеми своими затеями. Мы изба¬ловали малютку свою, она уже не может иначе спать, как на руках у которой-ни¬будь из матерей» (УС. С. 157).
1816
(С. 122)
Впервые опубликовано: Гофман. С. 141—142. Автограф: ИРЛИ. Ф. 244 (архив А. Ф. Онегина). № 27813. CXCIX. б. 10. Л. 11.
1 .. .правилу, которое предлагает Гёте. — Далее Жуковский развивает мысли Гёте из романа «Годы учения Вильгельма Мейстера» (кн. VI «Признания прекрасной души»). Ср.: «Поистине, без должной серьезности ничего в мире не достигнешь...»; «на мой взгляд, решимость и последовательность — достойнейшие качества чело¬века», «быть деятельным — первейшее назначение человека» (Гете И. В. Собр. соч.: В 10 т. М., 1978. Т. 7. С. 332—-333, 340). Об этих правилах Гёте Жуковский посто¬янно пишет А. И. Тургеневу летом 1816 г. Ср.: «Решительность всемогущий чаро¬дей...», «совершенствуй волю», «деятельность—жизнь» (ПЖТ. С. 156—157; курсив Жуковского).
Интерес Жуковского к этому роману Гёте естествен: именно в это время он пе¬реводил из романа поэтические отрывки — песни арфиста и Миньоны: «Кто слёз на хлеб свой не ронял» и «Мина» («Я знаю край...»).
2 Das sicherste bleibt immer: und das nachste zu thun was vor uns liegt... — Источник этой цитаты не установлен.
1817
(С. 123—128)
Запись от23 июня впервые опубликована: Гофман. С. 142—143. Автограф: ИРЛИ. Ф. 244 (архив А. Ф. Онегина). №27813. CXCIX б. 10. Л. 12.
Записи от октября-декабря впервые опубликованы: PC. 1901. № 5. Приложе¬ние. С. 52—62. Тоже: Дневники. С. 52—62. Автограф: РНБ. Ф. 286. On. 1. № 3. Л. 1—4 об.
1 Выезд из Петербурга. — Отъезд Жуковского из Петербурга в Москву был свя¬зан с его решением стать учителем русского языка принцессы Шарлотты, невесты вел. кн. Николая Павловича (см.: ПЖТ. С. 177—179).
2 Пушкин. — Речь идет о прощальном обеде и проводах Жуковского из Царско¬го Села, в которых участвовал и молодой А. С. Пушкин. Об этом см.: Летопись жизни и творчества А. С. Пушкина. 1799—1826. Л., 1991. С. 147.
3 У великого князя. — То есть у Николая Павловича, будущего императора Ни¬колая I.
4 .. .праздник на Воробьев(ых) горах. — В этот день происходила торжественная за-кладка храма Христа Спасителя.
5 ...попытка представиться Государыне. — Императрице Марии Федоровне, вдо¬ве Павла I, которая была в Москве.
6 Великолепная мысль для храма. — В контексте всей записи речь идет о плане хра¬ма Христа Спасителя, предложенном архитектором А. Л. Витбергом. О драмати¬ческой судьбе этого проекта и его автора см. в «Былом и думах» А. И. Герцена (Ч. 2. Гл. 16). Впоследствии Жуковский принимал самое заинтересованное участие в судьбе ссыльного Витберга (об этом см.: Сумиов Н. Ф. В. А. Жуковский и Н. В. Гоголь. Харь¬ков, 1902. С. 123).
7 Первая лекция. — Имеется в виду начало занятий русским языком с великой княгиней Александрой Федоровной (принцессой Шарлоттой).
8 Мое переселение. — В письме к А. И. Тургеневу от второй половины октября 1817 г. Жуковский об этом писал так: «Я переселился на свою квартиру; живу те¬перь в келье какого-то монаха Чудовского; на окнах моих крепкие решетки, но гор¬ницы убраны не по-монашески; тишина стихотворная царствует в моей обители, и уж Музы стучатся в двери...» (ПЖТ. С. 181). До переезда на эту квартиру в Кремле Жуковский жил у А. А. Антонского-Прокоповича в Университетском Благородном пансионе (Там же. С. 180).
9 ...у Екатер{ины) Семен(овны). — Речь идет о матери А. И. Тургенева, у которой Жуковский бывал постоянно в связи со служебными делами ее сына (см.: ПЖТ. С. 180, 182). И далее в дневниковых записях она везде называется по имени и отчеству.
10 Биография королевы Луизы. — Матери великой княгини Александры Федоров¬ны. Об интересе Жуковского к личности прусской королевы свидетельствуют запи¬си, сделанные им и великой княгиней в конце 1817 г. Жуковский во время загра¬ничного путешествия 1820—1822 гг. будет проявлять постоянное внимание ко всему, что связано с ее жизнью и смертью.
11 Принц Прусский. — Брат великой княгини Александры Федоровны принц Фрид¬рих Вильгельм Людвиг, впоследствии германский император Вильгельм I.
12 Пушкина басня. — По-видимому, басня В. Л. Пушкина «Гнев Зевеса», которую он через день, 27 октября, читал на заседании Общества любителей российской словесности (см.: Московские ведомости. 1817. № 91).
13 Полуехтов. — Б. В. Полуектов, бывший воспитанник Московского университет-ского благородного пансиона, участник Отечественной войны 1812 г., посещал дом Протасовых в Дерпте, где находился на службе (УС. С. 142). Жуковский встречал¬ся с ним там и посвятил ему стихи: «К генерал-майору Б. В. Полуехтову на выступ¬ление в поход 1815 года, 17 февраля», начинающиеся словами:
Наш кульмский богатырь, ура! счастливый путь! Лети с полками в поле брани...
(ПСС. Т. 2. С. 90)
14 Приезд Воейкова с стихами. — Стихи, которые привез А. Ф. Воейков из Дерп-та, — «Отрывок из поэмы Искусства и Науки» (впоследствии опубликовано: BE. 1819. № 8). В этом произведении он дает характеристики литературной деятельности многих русских писателей, в том числе Жуковского:
Жуковский! с якорем, лилеей и крестом, Ты об возвышенном, прекрасном и святом Нам проповедуешь, несчастных утешитель!
15 Известие от Проташ(инского) о Саше. — В. А. Проташинский, воспитанник Пе-тербургской академии художеств (PC. 1883. № 2. С. 485), сводный брат сестер Про¬тасовых (о нем см.: ПЖТ. С. 35—36), сообщил Жуковскому о состоянии здоровья Саши Протасовой-Воейковой, которая находилась в деревне Киреевских-Елагиных Долбино, где в октябре родила дочь Александру.
16 Попов. — И. А. Бычков в комментариях пишет: «Вероятно, Василий Михай¬лович Попов, приближенный князя А. Н. Голицына, директор департамента народ¬ного просвещения» (Дневники. С. 55). Но скорее всего, речь идет о московском кни¬гоиздателе Иване Ивановиче Попове, с которым Жуковского связывали давние дружеские и деловые отношения (УС. С. 32—34, 36). Во всяком случае К. Н. Батюш¬ков в письме к А. И. Тургеневу из Москвы от июня 1818 г. сообщал: «Жуковский, который все утро с книгопродавцем Поповым просидел в Сандуновской бане и уго¬варивал его не продавать дурных книг» (Батюшков. Т. 2. С. 491).
17 ...письмо к Сергею. — К Сергею Ивановичу Тургеневу, сыну Е. С. Тургеневой, брату А. И. Тургенева, который в это время находился на дипломатической службе во Франции.
18 Заседание в Обществе) любителей) с{ловесности)... — Известие об этом заседа¬нии см.: Московские ведомости. 1817. № 91. На этом заседании сотрудник общества П. С. Яковлев читал стихотворную повесть Жуковского «Красный карбункул», пе¬ревод из Гебеля.
19 Обедал у Тютчева. — У Ивана Николаевича Тютчева, отца поэта Ф. И. Тютче¬ва. И. Н. Тютчев, орловский помещик, обычно зимой жил в Москве (см.: РА. 1874.
№ 10. Стб. 10). О своем знакомстве в эту пору с Жуковским, о посещении вместе с от-цом его квартиры в Кремле Ф. И. Тютчев вспоминал в своем стихотворении «17 ап¬реля 1818», написанном в 1873 г. по случаю дня рождения Александра П.
20 Счастие не цель жизни. — Своеобразная философия счастья, видимо, была из¬ложена Жуковским на обеде у И. Н. Тютчева. Не случайно через много лет, в 1838 г., Ф. И. Тютчев вспоминает об этих размышлениях поэта (Тютчев Ф. И. Сочинения: В 2 т. М., 1980. Т. 2. С. 33). О ее формировании в связи с чтением сочинений Мозе¬са Мендельсона см.: Веселовский. С. 134.
21 La princesse Moustache... — Имеется в виду статс-дама, княгиня Наталья Петров¬на Голицына (урожд. Чернышева), которая была некрасива и с большими усами, отчего и получила прозвище, прототип старой графини в «Пиковой даме» (см.: Врем. ПК. 1981. Л., 1985. С. 176—178).
22 ...явились принц... — См. примеч. 11.
23 Разговор с Вилламовым о Мерзлякове. — Вероятно, содержание разговора Жу-ковского с секретарем имп. Марии Федоровны Г. И. Вилламовым определялось чте¬нием А. Ф. Мерзляковым на заседании Общества любителей российской словеснос¬ти 27 октября 1817 г. «Песни на заложение Храма Христа Спасителя».
24 Свадьба, рождение и смерть в одной семье. — Речь идет о событиях в семье П. А. Вя-земского: свадьбе его свояченицы Л. Ф. Гагариной (см. примеч. 27), рождении доче¬ри Прасковьи и смерти сына Митеньки.
25 ...на небе всё сделалось ярче. — См. описание того же события в письме Жуков¬ского к Н. М. Карамзину от 8 ноября 1817 г. (РА. 1900. № 9. С. 38—39).
26 Е(лена) Григ(орьевна) Пушкина. — Жена А. М. Пушкина, переводчика и актера-любителя; после его смерти в 1825 г. Е. Г. Пушкина (урожд. Воейкова) жила с до¬черьми в Дрездене, где ее отношения с Жуковским стали особенно дружескими. Она принимала самое активное участие в его делах (ухаживала за больным Батюшко¬вым), была адресатом его писем. После смерти Е. Г. Пушкиной Жуковский помо¬гал ее дочерям.
27 Полуехтов с женою. —Б. В. Полуектов (см. примеч. 13) 4 ноября 1817 г. женился на свояченице П. А. Вяземского, княжне Любови Федоровне Гагариной (BE. 1875. № 8. С. 660).
28 ...с Aimee— с Любовью Федоровной Полуектовой (aimee— «любовь», фр.).
29 Jericho. — Речь идет, видимо, об исполнении оперы на библейский сюжет "La prise de Jericho" («Взятие Иерихона»)
30 Поездка в Астафьево. — Речь идет о поездке Жуковского вместе с П. А. Вязем¬ским в его родовое имение для перевозки туда гроба с телом умершего сына Вя¬земского (РА. 1900. № 9. С. 38).
31 Чтение Мерзлякова стихов. — См. примеч. 23.
32 Жизнь есть воспитание ~ вся вера. — Эти мысли повторены Жуковским в пись¬ме к А Н. Арбеневой (РА. 1883. № 1. С. 319) и в записи от 29 августа 1819 г. в альбоме С. А. Самойловой (Кульман Н. К. Рукописи В. А. Жуковского, хранящиеся в библио¬теке гр. А. А. и А. А Бобринских. СПб., 1901. С. 8—9).
33 Русские глаголы... — Данное размышление связано с педагогической деятель¬ностью Жуковского и уроками русского языка для великой княгини. По воспоми¬наниям П. А. Плетнева, «с удивительным спокойствием и терпением он принялся за обработывание грамматики русского языка и особенно за исследование глаголов его, этой загадки, до сих пор вполне не разгаданной» (Плетнев П. А. Статьи. Сти¬хотворения. Письма. М., 1968. С. 187). Следы этого увлечения можно заметить во время чтения Жуковским «Пространной русской грамматики» Н. И. Греча (СПб., 1827), материалы для которой Жуковский предоставил автору. Подробнее об этом см.: БЖ. Ч. 1. С. 36—37.
34 Le peuple est meilleur que les cercles. — Источник цитаты обнаружить не удалось.
S5 Die Princessin Charlotte ~ diese Blumen an Mama. — По мнению И. А. Бычкова, это «вероятно, выписка, сделанная Жуковским из дневника г-жи Вильдермет, бывшей в 1805 г. гувернанткой принцессы прусской Шарлотты (великой княгини Алексан¬дры Федоровны)» (Дневники. С. 62). Это предположение имеет вполне реальное основание: Цецилия Вильдермет в это время находилась в Москве и была при Алек¬сандре Федоровне; Жуковский находился с ней в дружеских отношениях, о чем сви¬детельствуют последующие дневниковые записи.
1818
(С. 129)
Впервые: PC. 1901. № 5. Приложение. С. 63—64. Тоже: Дневники. С. 63— 64. Автограф: РНБ. Ф. 286. On. 1. № 3. Л. 5—9 об.
1 Рождение великого князя. — Речь идет о рождении великого князя Александра Николаевича, будущего имп. Александра П. Этому событию и встрече с Жуковским в Кремле посвящено стихотворение Ф. И. Тютчева (см. примеч. 19 к 1817 г.). Жу¬ковский на этот случай написал стихотворное послание «Государыне великой кня¬гине Александре Федоровне на рождение в. кн. Александра Николаевича» (ПСС. Т. 2. С. 124—126).
2 Ерихо. — В данном случае, по всей вероятности, речь идет не об опере на биб¬лейский сюжет "La prise de Jericho" (см. примеч. 29 к 1817 г.), как на это указывает И. А. Бычков (Дневники. С. 63), а о камердинере великой княгини Александры Фе¬доровны, имевшем имя или прозвище «Ерихо», возможно, за свой громкий голос (см. письмо М. Вильдермет к Жуковскому— РНБ. Ф. 286. Оп. 2. № 404. Л. 1). Во всяком случае в общем контексте дневниковой записи от 17 апреля это кажется более вероятным.
3 Октябрь — Записи от 1—8 октября находятся в тетради занятий Жуковского с великой княгиней (РНБ. Ф. 286. On. 1. № 96. Л. 1). Публикуются впервые.
4 Гапсбург(ский). — Речь идет о переведенной Жуковским балладе Ф. Шиллера «Граф Гапсбургский», опубликованной в сборнике «Fur Wenige. Для немногих» (1818. №5. С. 11). Жуковский, видимо, эгот перевод использовал для учебных занятий.
5 Перевод из Мольера. — В упоминаемой выше тетради (Л. 1—3 об.) находится фрагмент перевода VI явления 2-го действия из комедии Мольера «Мещанин во дворянстве» ("Bourgeois gentilhomme"). Об этом подробнее см.: Лебедева О. Б.
Неопубликованный перевод отрывка из комедии Мольера «Мещанин во дворянстве» В. А. Жуковского // ПМиЖ. Вып. 7. Томск, 1960. С. 179—185.
6 Я болен. — О болезни Жуковского А. И. Тургенев сообщал П. А. Вяземскому в письме от 6 ноября 1817 г. (OA. Т. 1. С. 139).
1819
(С. 130—139)
Впервые: PC. 1901. № 5—6. Приложение. С. 64—72. Тоже: Дневники. С. 64— 72. Автограф: РНБ. Ф. 286. On. 1. № 3. Л. 9 об.—10.
1 Письмо к Дуняше. — Речь идет о письме к А. П. Киреевской-Елагиной.
2 Замечание Перовского на мой счет... — Запись касается возникшего в Жуковском чувства любви к гр. С. А. Самойловой, в то время фрейлине имп. Марии Федоровны, а в 1821 г. вышедшей замуж за гр. А. А. Бобринского. Соперником Жуковского был адъютант вел. кн. Николая Павловича Василий Алексеевич Перовский, друг Жуков¬ского. История этих отношений освещена в статье И. Захарьина (Якунина) «Дружба Жуковского с Перовским» (BE. 1901. № 4. С. 528—534). См. также: Веселовский. С. 275—278. Свое чувство Жуковский выразил в цикле посланий к С. А. Самойловой и в послании к В. А. Перовскому «Товарищ, вот тебе рука!..» (ПСС. Т. 3. С. 42—43), комментарием к которому является данная запись. Подробнее см. примеч. 19.
3 Письмо ~ Маше. — То есть к Марии Андреевне Мойер, урожд. Протасовой. В ответном письме от 27 августа — 6 сентября Маша, вполне счастливая в своем за¬мужестве, признается: «Когда мне случится без ума грустно, то я заберусь в свою горницу и скажу громко: Жуковский и всегда станет легче» (УС. С. 230).
4 Карамзин. — Лето 1819 г. Н. М. Карамзин проводил в Царском Селе, где арза-масцы (Жуковский, А. С. Пушкин) встречались с ним и знакомились с главами из его «Истории государства Российского».
5 10 августа. — Именно в этот день Жуковский пишет стихотворение «Жизнь. Видение во сне», видимо, под впечатлением объяснения с С. А. Самойловой (Воль-пе. Т. 1. С. 381). Следующие записи: «Романс. Сон», возможно, также относятся к этому стихотворению, переложенному на музыку.
6 Разговор с Ек(атериной) Андр(еевной). — С женой Н. М. Карамзина.
7 Крестины — Великой княжны Марии Николаевны.
8 Воронцов. — Как предполагает И. А. Бычков, речь идет о графе М. С. Ворон¬цове, женившемся 20 апреля 1819 г. на графине Е. К. Враницкой, и о предстоящем его приезде из-за границы в Россию (Дневники. С. 66). См.: Архив кн. Воронцова. Т. 37. М., 1891. С. 63—70. Вероятно, выделение записи курсивом свидетельствует об отсутствии данного лица за обедом.
9 Стихи. — Речь идет о начале стихотворения «Праматерь внуке», написанно¬го на первое причащение великой княжны Марии Николаевны. Первоначально стихотворение носило заглавие «17 августа 1819 года» (см.: Кульман Н. К. Рукопи¬си В. А. Жуковского, хранящиеся в библиотеке гр. А. А. и А. А. Бобринских. СПб.,
1901. С. 11). Окончательно оно было отделано 23 августа (Бумаги Жуковского. С. 83).
10 Бал у Кочубея. — Об этом бале у графа В. П. Кочубея А. И. Тургенев писал П. А. Вяземскому 19 августа 1819 г.: «Третьего дня, ввечеру, в Царском Селе, жи¬вущие там генерал-адъютанты, граф Кочубей и другие дали прекрасный бал, к которому была приглашена павловская и царскосельская публика» (OA. Т. 1. С. 232).
11 У Н(атальи) Федотовны. — Здесь и далее именем «Наталья Федотовна» или про¬сто фамилией «Плещеева» обозначена вдова друга императора Павла I Сергея Ива¬новича Плещеева, до замужества Наталья Веригина, фрейлина имп. Марии Федо¬ровны. В 1797 г. пожалована в кавалерственные дамы, с 1826 г. — в статс-дамы. Была близка к дому Карамзиных.
12 Чтение "Naufrage". — По предположению И. А. Бычкова, речь идет об одно¬актной комедии Лафона "Le Naufrage ou Les funerailles de Crispin" (Дневники. С. 67). Более вероятным кажется чтение комедии А. Дюваля "Le naufrage, ou les heritiers", которая в русском переводе под названием «Кораблекрушение, или Наследники» шла в 1819 г. на московской сцене (ИРДТ. Т. 2. С. 485).
13 "Mon enfant". — Возможно, комедия Поль де Кока и братьев И. и Т. Коньяр "Un bon enfant" (ИРДТ. Т. 3. С. 250), которая под названием «Еще добрый малый» была переведена с французского Н. П. Мундтом и шла на русской сцене.
14 Ундина. — По всей вероятности, речь идет о повести немецкого писателя Фрид¬риха де ла Мотт Фуке, которой Жуковский заинтересовался еще в 1816 г. (ПЖТ. С. 159—150). В 1817 г. Жуковский, по свидетельству мемуариста, начал переводить «Ундину» прозой, но тогда же оставил эту работу (Зейдлиц. С. 153). Впоследствии, в 1832—1836 гг. он переложил эту прозаическую повесть в гекзаметры, создав один из лучших своих переводов (подробнее см.: Вольпе. Т. 2. С. 542—543). Следов ра¬боты над переводом в 1819 г. не обнаружено.
15 Театр: "Chaperon rouge". — Имеется в виду опера «Красная Шапочка» (муз. Ф. Боэльдье; пер. с фр. Р. Зотова). Вечером, после театра, у А. И. Тургенева собира¬ются Пушкин, Гнедич, А. А. Плещеев, Жуковский (см.: Летопись жизни и творче¬ства А. С. Пушкина. 1799—1826. Л., 1991. С. 185).
16 Эпитафия. — Данная шутливая эпитафия написана по случаю смерти чижи¬ка Мими, хозяйкой которого была фрейлина графиня Е. П. Шувалова (см.: ПСС. Т. 3. С. 19).
17 Разговор о "Voeux temeraires"... Имеется в виду роман французской писательни¬цы С.-Ф. Жанлис «Смелые обещания», вышедший первым изданием в 1799 г.
18 ...о "Simple Histoire". — Роман английской писательницы Элизабет Инчбальд «Простая история», вышедший в Лондоне в 1791 г. и в том же году переведенный на французский язык, сопровождал Жуковского почти всю жизнь. Так, в письме к А. П. Зонтаг от апреля-мая 1851 г., вспоминая впечатления детства, он замечает: «Однажды она [В. А. Юшкова] рассказала бабушке роман Simple Histoire, самый труд¬ный для рассказа; я и теперь помню, что рассказ был лучше оригинала, который превосходен, один из лучших романов старых и новых» (УС. С. 131). В течение жизни Жуковский неоднократно будет перечитывать этот роман (см. Указ. имен).
В его библиотеке сохранилось французское издание 1842 г., с владельческой над¬писью его жены: "Elisabeth de Joukovskij" (Описание. № 1359).
19 Перовского история. — По всей вероятности, Жуковский вспоминает события домашнего вечера в Аничковом дворце, где Перовский был особенно оживлен, много танцевал с детьми и с Самойловой. Жуковский, рассказывая о событиях ве¬чера великой княгине Александре Федоровне, которая там не присутствовала, со¬общил, что Перовский много танцевал и «карячился». Великая княгиня, недоста¬точно знавшая русский язык, придала этому слову другой смысл и вызвала этим недовольство Перовского, который отправился объясняться к Жуковскому. Между ними произошел крупный разговор, в результате которого Перовский вспылил и сказал Жуковскому: «Дурак!». На что Жуковский ответил: «Пошел вон!». Недоразу¬мение вскоре было исчерпано, а залогом дружбы-соперничества Жуковского и Пе¬ровского стало послание «Товарищ! Вот тебе рука!..». Подробнее см.: Захарин И. П. (Якунин). Граф В. А. Перовский и его зимний поход на Хиву. СПб., 1901. С. 86, 88; Вольпе. Т. 2. С. 530—531.
20 Глупая история с Кукольником. — Речь идет о В. Г. Кукольнике, отце поэта Не¬стора Кукольника, который в 1813—1817 гг. преподавал римское и русское граждан¬ское право великим князьям Николаю и Михаилу Павловичам и летом жил в Пав¬ловске. Как предполагает И. А. Бычков, «глупая история» связана с его отказом баллотироваться на пост ректора Петербургского университета (Дневники. С. 88).
21 Альбом Самойловой. — 29 августа 1819 г. Жуковский вписал в альбом С. А. Са-мойловой свои мысли о счастье. С этого дня альбом Самойловой становится его ве-роисповеданием. Он вносит в него свои заветные идеи — учение о воспоминании, вечном для сердца, мысли о вечной женственности, философию «фонаря» как по¬стоянного движения к счастью и т. д. Об этом подробнее см.: Веселовский. С. 277— 281. Впервые текст записей Жуковского был опубликован Н. К. Кульманом.
22 Манускрипт Козлова. — Речь идет о рукописном переводе И. И. Козловым на французский язык поэмы Байрона «Абидосекая невеста», который Жуковский че¬рез М. Н. Лонгинова передал императрице Елизавете Алексеевне, наградившей Козлова перстнем. Об этом см.: Козлов И. И. Из «Дневника» // Старина и новизна. Кн. 2. СПб., 1906. С. 40.
23 Карбункул. — Сокращенное название перевода Жуковского из Гебеля «Крас¬ный карбункул». Напечатано впервые: Труды Общества любителей российской сло¬весности при Московском университете. 1817. Ч. 9. Речь, видимо, идет о чтении этой стихотворной повести.
24 Старушка. — Сокращенное заглавие «Баллады, в которой описывается, как одна старушка ехала на черном коне вдвоем и кто сидел впереди» (1814). Перевод баллады английского поэта Р. Саути из-за цензурного запрета был напечатан толь¬ко в 1831 г. Поэтому, видимо, речь идет о чтении баллады.
25 Письмо к Вяземскому о стихах. — Речь идет о письме Жуковского от 4 сентября находящемуся в Варшаве П. А Вяземскому. В письме изложены замечания и дана общая оценка стихотворения Вяземского «Сибирякову». Об этом подробнее: Само-вер Н. В. Пушкин, Вяземский и Жуковский: три взгляда на крепостничество (1819) // Россия и реформы: Сб. ст. Вып. 2. М., 1993. С. 5—7.
26 Чтение Истории — См. примеч. 18.
27 Чтение "Voeux temeraires". — См. примеч. 17.
28 Записка Тургенева. — Вряд ли прав И. А. Бычков, говоря о том, что «Запис¬ка» была написана А. И. Тургеневым по прочтении замечаний Жуковского на послание Вяземского к И. И. Дмитриеву (Дневники. С. 70). Думается, речь идет о «Записке о крепостном праве» Н. И. Тургенева, которая создавалась в это время и была своеобразным комментарием к антикрепостническому пафосу стихотворе¬ния «Сибирякову» (см. примеч. 25).
29 Vergissmeinnicht. —Название стихотворения немецкого поэта X. А. Тидге, кото¬рое Жуковский переложил под заглавием «Песня» («О, милый друг! теперь с тобою радость...» (Вольпе. Т. 1. С. 372).
30 Стихи в альбом. — Вероятно, начало работы над посланием «Графине С. А. Са-мойловой» по случаю ее приближающегося дня рождения. Последующие записи от 10—15 сентября: «Стихи» отмечают процесс написания этого важного для поэта послания. Послание было предназначено для альбома Самойловой.
31 Чтение моих переводов. — Речь идет о переводах, предназначенных для сбор¬ника «Fur Wenige. Для немногих».
32 Начало поэмы. — Вероятно, переписка набело или окончательная обработка начала «Орлеанской девы», перевода драматической поэмы Шиллера. О переводе Жуковским «Орлеанской девы» говорит А. И. Тургенев в письмах П. А. Вяземско¬му от 1 июля и 13 августа 1819 г. (см.: OA. Т. 1. С. 258, 288). Два первые действия поэмы написаны Жуковским в альбоме С. А. Самойловой 1819 г. (Кульман Н. К. Ру¬кописи В. А. Жуковского... С. 13, 27—28, 61—68).
33 Чтение "Charles et Marie"... — Возможно, имеется в виду роман французской пи-сательницы Аделаиды Суза (Souza), вышедший в свет в 1802 г. В библиотеке Жу¬ковского сохранилось более позднее издание ее сочинений (Описание. № 2152).
34 .. .музыка Плещеева. — А. А. Плещеев, музыкант-дилетант, написал несколько романсов на стихи Жуковского (см.: Русская поэзия в отечественной музыке (до 1917 г.): Справочник. М., 1966. Указ. имен). Возможно, у великой княгини Алексан¬дры Федоровны в присутствии Жуковского он исполнял свою музыку к балладе «Светлана», которую репетировал в это время «с полным оркестром у Варфоломея Толстого» (Глумов А. Судьба Плещеевых. М., 1982. С. 203).
35 Стихи. — В день рождения С. А Самойловой, 17 сентября, Жуковский завер¬шает работу над посланием к ней «Напрасно я мечтою льстился...» (ПСС. Т. 3. С. 19— 20), которое, как следует из последующей записи, было преподнесено адресату и ста¬ло известно окружающим: «Вечер у Бобринской. Разговор о стихах: c'est touchant».
36 Разговор о Memoire. — Вероятно, о книге А. С. Стурдзы "Memoire sur l'etat actuel de TAllemagne", вышедшей в ноябре 1818 г. В библиотеке Жуковского сохранился экземпляр этого сочинения с владельческой надписью А. И. Тургенева и пометами неизвестного лица (Описание. №2210). Возможно, этот разговор с Карамзиным о Стурдзе был вызван появлением в это время пушкинских эпиграмм на Стурдзу (см.: Летопись жизни и творчества А. С. Пушкина. С. 189—190).
37 Pensees — две эмблемы. — По всей вероятности, pensees как эмблемы предна-значались для альбома графини С. А. Самойловой. На первой странице альбома было переписано рукою Жуковского (с небольшими пропусками, подчеркиваниями, без заглавия и указания автора) стихотворение Гёте "An Lottchen". На второй странице под печатью, которая изображает на черном фоне белый столб с фонарем, бросаю¬щим свет, помещен эпиграф: «Всё к жизни к прекрасному средство!». Оба эпигра¬фа имели очевидный эмблематический характер, связанный с мотивами воспоми¬нания-света. См.: Кульман Н. К. Рукописи В. А. Жуковского... С. 1079—1081.
38 Из альбома гр. С. А. Самойловой. — См. примеч. 21.
39 Я когда-то сказал... — См. примеч. 28 к 1815 г. В стихотворении, обращенном к С. А. Самойловой, он, в частности, пишет: «И ряд веселых фонарей // Дорогу вашу всю осветит...» (ПСС. Т. 3. С. 20).
40 Для сердца прошедшее вечно] — Жуковский снова повторяет свой любимый де¬виз из стихотворения «Теон и Эсхин».
41 ...жизнь есть воспитание. — См. примеч. 32 к 1817 г.
42 ...подарить вас такою книгою... По всей вероятности, речь идет о брошюре не-мецкого проповедника И. Г. Дрезеке "Glaube, Liebe, Hoffnung... Luneberg, 1814". Неслучайно далее, характеризуя эту «маленькую книжку», Жуковский дает перевод ее названия: «Вера, любовь, надежда (...)— таково содержание этой книжки». Как известно, Жуковский обращался к переводу этой книги для нравственного образо¬вания Маши Протасовой (см. примеч. 64 к 1815 г.).
43 .. .белую книгу... — Этот образ «белой книги», заполненной выписками из про-читанного и отражающей концепцию самообразования, восходит к повести немец¬кого моралиста X. Гарве «Подарок на Новый год», переведенной Жуковским (BE. 1808. № 1. С. 26—29).
44 Wisser, ein erhabner Sinnen ~ nicht darinn. Schiller. — Цитата из лирической пьесы Ф. Шиллера "Die Huldigung der Kunste" («Приветствия искусств»)*. У Жуковского неточность цитирования: вместо Wisser нужно Wisset. Перевод: Знайте же, что воз¬вышенный дух / Вкладывает великое в жизнь, / А не ищет его там (нем.).
45 Миллер говорит... — Эти слова немецкого историка Иоганна Миллера из его писем к Виктору Бонстеттену, которые Жуковский переводил (см.: BE. 1810. № 16. С. 263—285; 1811. № 6. С. 83—100), он так комментировал в письме к А. И. Турге¬неву от 4 августа 1815 г.: «Помнишь ли, что говорит: Миллер: Lesen ist nichts; lesen und denken — etwas; lesen, denken und fuhlen — die Vollkommenheit. На это место lesen** поставь leben*** и прощай» (ПЖТ. С. 152).
46 ...для зажжения светлого фонаря... — См. примеч. 28 к 1815 г.
47 Я верю — ваше сердце встретит ~ И благодарно их считать. — Заключительные строки из послания Жуковского, написанного к дню рождения С. А Самойловой (см. примеч. 35).
48 .. .я вас предчувствую! — Эта формула Жуковского, впервые введенная в русскую культуру изданием Н. К. Кульмана в 1901 г., возможно отозвалась в стихотворении
* Приношу свою искреннюю благодарность проф. Гамбургского университета Дит-риху Герхардту за указание источника этой цитаты. — А. Я. ** Читать (нем.). *** Жить (нем.).
А. Блока «Предчувствую Тебя. Года проходят мимо...» из цикла «Стихов о Прекрас¬ной Даме», написанном 4 июня 1901 г. Учитывая глубокий интерес Блока к твор¬честву Жуковского и литературе о нем, это предположение вполне вероятно.
1820
(С. 140—153)
Впервые: PC. 1901. № 6—8. Приложение. С. 72—97. Тоже: Дневники. С. 72— 97. Автограф: РНБ. Ф. 286. On. 1. № 46, 4в. Л. 1—11.
1 Выехал 3 в 12 часов. — Начало первого заграничного путешествия Жуковско¬го, которое продлилось до 6 (18) февраля 1822 г. В составе свиты великой княгини Александры Федоровны, которую доктора отправили для восстановления здоровья после неудачных родов, Жуковский достаточно долго живет в Германии, где зна¬комится с романтической культурой страны и ее виднейшими представителями. Кроме того, он совершает кратковременные вояжи в Швейцарию и Италию. Жу¬ковский придавал большое значение этому путешествию. В письме к А. П. Елаги¬ной из Дерпта от 2 октября 1820 г., излагая его маршрут, он, в частности, замечает: «Но все путешествие оживит и расширит душу; надеюсь, что оно пробудит и давно заснувшую поэзию» (РБ. С. 93).
2 Памятник. — Речь идет о гранитной колонне, воздвигнутой в 1817 г. в честь императора Александра I и побед русской армии в Отечественной войне 1812 г.
3 Ужасно дурная дорога до Кенигсберга. — Подробно свое впечатление от этой до¬роги Жуковский выразил в письме к Е. А. Протасовой от 1 ноября 1820 г., где, в част¬ности, замечал: «Самым приятным зрелищем было для меня то, что все, которые обыкновенно ездят по здешней дороге, называют скучным и несносным, это так на¬зываемый штранд, или дорога ужасными песками от Мемеля до Кенигсберга (...) благодаря буре, дорога штрандом, самая худшая во всякое время, была дли нас луч¬шею, ибо за Кенигсбергом была грязь или песок, и мы тащились, как черепахи» (РА. 1900. № 9. С. 35).
4 Дом Кантов. — Посещение мемориального дома немецкого философа Имма¬нуила Канта, который родился и умер в Кенигсберге, не было для Жуковского лю¬бопытством путешественника. Интерес к личности и наследию Канта обозначился еще в период редактирования «Вестника Европы», где он помещает отрывок из пе¬реписки философа (BE. 1808. № 24. С. 247—251). В библиотеке поэта находятся раз¬личные сочинения, связанные с его именем (см.: Описание. Указ. имен).
5 Писать к Саше и Тургеневу вместе. — Речь, видимо, идет о письме к А. И. Турге¬неву из Берлина от 27 ноября (9 декабря), по поводу которого Жуковский замечает: «Оно столько же к тебе, сколько к ней» (ПЖТ. С. 192). Письмо посвящено возник¬шей «привязанности» Тургенева к «моей Саше» (т. е. к А. А. Воейковой-Протасовой) и стало предостережением о невозможности «переступить за границу позволенного» (Там же. С. 192—193).
6 Американский посланник. — Речь идет о встрече на почтовой станции с ехавшим в Петербург американским посланником Генри Миддлтоном.
7 Картины Фридриха. — Это первое упоминание в дневнике фамилии известно¬го немецкого художника-романтика Каспара Давида Фридриха, интерес к творче¬ству которого во многом определит приобщение Жуковского к эстетике немецкого романтизма. Жуковский станет не только поклонником его творчества, но и соби¬рателем его картин. «У него были развешаны картины и любимый его ландшафт работы Фридриха — еврейское кладбище в лунную ночь...» (А. О. Смирнова-Россет); «Мне бы хотелось описать вам эту комнату, потому что она произвела на меня силь¬ное впечатление своими картинами. (...) На другой стороне картины Фридриха. Посередине большая: ночь, луна и под нею сова. По полету видно, что она видит: в расположении всей картины видна душа поэта. (...) Вторая картинка: ночь, море и на берегу обломки трех якорей. Третья картина: вечер, солнце только что зашло, и запад еще золотой; остальное небо, нежно-лазуревое, сливается с горою того же цвета. (...) Четвертая: к ней, это могила жидовская. Огромный камень лежит на трех других меньших. Никого нигде нет. (...) На третьей стене четыре картины, также Фридрихсовой работы» (И. В. Киреевский)— эти свидетельства мемуаристов передают постоянный интерес Жуковского к живописи немецкого романтика (см.: В. А. Жуковский в воспоминаниях современников. М., 1999. С. 242—263). См. так¬же: Либман М. Я. Жуковский — рисовальщик: К вопросу о связи К. Д. Фридриха и В. А. Жуковского // Античность. — Средние века. — Новое время: Проблемы искус¬ства. М., 1977. С. 217—-249.
8 Принцесса Александрина и ее жених. — Дочь короля прусского Фридриха-Виль-гельма III, сестра великой княгини Александры Федоровны была обручена 24 сен¬тября н. ст. 1820 г. с наследным великим герцогом мекленбург-шверинским Паулем-Фридрихом.
9 Маленький принц. — Младший сын прусского короля Фридриха-Вильгельма III принц Альбрехт.
10 Вечер в театре... — Посещение театра и театральные впечатления — устойчи¬вый мотив дневниковых записей первого заграничного путешествия. «Главное мое знакомство (в Берлине): театр, — писал Жуковский Е. А. Протасовой, — бываю каж¬дый вечер в театре. Для нас, приезжих, есть безденежное место в королевской ложе» (РА. 1900. № 9. С. 36—37).
11 "Brief und Antwort" — Комедия в одном действии «Письмо и ответ», переделка с французского Карла Лебрена, актера и автора пьес для театра.
12 Девриен. — Имя «несравненного» Людвига Девриена, знаменитого немецкого актера, становится для Жуковского символом нового театра. Свидетельство тому — многочисленные восторженные отзывы об его игре как на страницах дневника, так и в письмах (см.: РА. 1900. № 9. С. 37).
18 "Epreuve villageoise". — Балет «Сельская честь» на музыку французского ком¬позитора Луи Персуиса.
14 ...princesse Guillaume... — Принцесса Гийом — французская транскрипция ти¬тула «принцесса Вильгельм». Супруга принца прусского Вильгельма, брата короля Фридриха-Вильгельма III — принцесса Марианна.
15 ...принцу... Кумберландскому. — Эрнст-Август, герцог кумберландский, впослед-ствии король ганноверский, был женат на сестре королевы Прусской Луизы, прин¬цессе Фридерике мекленбург-стрелицкой.
16 .. .принц Дессау. — Герцог Леопольд-Фридрих ангальт-дессауский был женат на принцессе прусской Фридерике-Вильгельмине-Луизе.
17 ...к Мекленбургскому... — К наследному великому герцогу мекленбург-шверин-скому Павлу-Фридриху, жениху принцессы прусской Александрины (см. примеч. 8).
18 «Пигмалион» — Мелодрама в одном действии Ж.-Ж. Руссо "Pygmalion" на музы¬ку Й. Бенды. Шла на сцене русских театров в 1794—1806 гг. (см.: ИРДТ. Т. 2. С. 506).
19 "Wer ist der Brautigam". — Неточное название комедии немецкой писательницы Иоганны фон Вейсентурн. Правильно: "Welcher ist der Brautigam?" («Кто жених?»).
20 "Der Nachtwdchter" — Стихотворный фарс Теодора Кернера «Ночной сторож».
21 ...граф о'Артуа. — Впоследствии французский король Карл X.
22 «Альцеста» — Опера К. В. Глюка (1767).
23 В экспозицию. — Речь идет об открывшейся 24 сентября 1820 г. выставке в ко-ролевской Академии художеств.
24 "Das Vorlegeschloss" — фарс «Висячий замок», вольная переделка с английского Адальберта фон Тале (псевдоним Карла фон Деккера), прусского генерала и писателя.
25 "Nina" — «Нина, или Сумасшествие от любви», балет Ш. Милона на музыку Л. Персуиса.
26 Чтение "Le malade imaginaire". — Известная комедия Мольера «Мнимый больной».
27 "Ahnfrau" — трагедия немецкого драматурга Франца Грильпарцера «Прама¬терь». Под заглавием «Прародительница» в переводе П. Г. Ободовского шла в 1829— 1841 гг. на русской сцене (ИРДТ. Т. 3. С. 299). В 1909 г. игралась под названием «Пра¬матерь» в переводе А. Блока в театре В. Ф. Комиссаржевской (ИРДТ. Т. 7. С. 552).
28 «Весталка» — Опера итальянского композитора Г. Спонтини.
29 у. v. Voss Kunstlers Erdenwallen — Комедия немецкого писателя Юлиуса фон Фос-са «Жизненный путь художника».
80 Памятник. — Речь идет о надгробном памятнике королеве прусской Луизе, матери великой княгини Александры Федоровны, работы известного немецкого скульптора X. Д. Рауха.
31 Theatre de Gropius. — В частном театре Гропиуса в Берлине в это время демон-стрировалась диорама «Семь чудес Старого Света» с движущимися фигурами и да¬валась комедия Г. Клауреля "Das VogelschieBen" («Стрельба по птицам»).
32 Памятник Павлов в Павловске. — Имеется в виду воздвигнутый в Павловске имп. Марией Федоровной памятник Павлу I.
33 ...рукою художника... — Речь идет о скульпторе X. Д. Раухе (см. примеч. 30).
34 ...памятник маленькому принцу... — сыну короля Фридриха-Вильгельма III, принцу Фердинанду (13.12.1804—1.4.1806).
35 "Stille Wasser sind tief" von Schroder— комедия немецкого драматурга Ф. Л. Шре¬дера «Тихие воды глубоки». Под заглавием «В тихом омуте черти водятся» в пере¬делке А. И. Шеллера шла на русской сцене (ИРДТ. Т. 3. С. 227).
36 Аа Мотт-Фуке. — Видимо, первая очная встреча Жуковского с известным немец¬ким писателем, интерес к творчеству которого он проявлял уже в 1817 г. В письме к Д. В. Дашкову от 1817 г., планируя издание альманаха немецкой словесности, он в число авторов для перевода включает Ла Мотт Фуке, а его рассказы расценивает как «многое множество прекрасного» (РА. 1868. № 4—5. С. 839). Он ставит его вме¬сте с Гёте и Шиллером в ряд «оригинальных авторов», которые «сообразны со сво¬им веком» (БЖ. Ч. 1. С. 30). Наконец, у него возникает замысел стихотворного пе¬реложения «Ундины» (см. примеч. 14 к 1819 г.), осуществленный позднее.
57 В новом театре. — Речь идет о строящемся под руководством известного не¬мецкого архитектора К. Ф. Шинкеля Королевском театре, открытие которого состо¬ялось 26 мая 1821 г. (см.: Genie R. Hundert Jahre des Koniglichen Schauspiels in Berlin 1786—1886. Berlin, 1886. S. 120, 123).
38 В театре: «Мария Стуарт». — трагедия Ф. Шиллера (1800).
39 ...напоминает нашу Елизавету... — То есть императрицу Елизавету Алексеев¬ну, жену Александра I.
40 X. — Далее, под 31 октября и 1 ноября встречаются еще две записи о лице, означенном буквой X. По предположению И. А. Бычкова, речь идет о фрейлине княжне П. А. Хилковой (в замужестве Гендриковой) (Дневники. С. 84). Известно о ее исполнении романса «Ангел и Певец» на стихи Жуковского (Отечественные запис¬ки. 1823. Ч. 16. С. 314—316). Возможно, Жуковский видел в ней невесту для себя. Во всяком случае Н. М. Карамзин писал И. И. Дмитриеву 20 сентября 1820 г.: «Жу¬ковский едет в Берлин. Увы! он влюблен, но не жених! Ему хотелось бы жениться, но при дворе не легко найти невесту для стихотворца, хотя и любимого» (Письма Карамзина к Дмитриеву. СПб., 1866. С. 294).
41 "Cosifan tutte". — Комическая опера Моцарта «Так поступают все, или Школа влобленных».
42 .. .генерала Vorwarts... — Имеется в виду прусский генерал-фельдмаршал Г. Л. Блю-хер, который получил прозвище Vorwarts ( в переводе с нем. «вперёд») за быстроту на-ступательных действий в антинаполеоновской кампании.
43 "Der Leuchtthurm" von Ouwald. — Речь идет о трагедии немецкого писателя Эрнста фон Гувальда (Houwald) «Маяк», одном из образцов «трагедии рока». В твор¬ческой биографии Жуковского очевиден интерес к этой разновидности драматичес¬кого рода. Так, в начале 1830-х гг. он переводит фрагмент трагедии 3. Вернера «Двадцать четвертое февраля» (см.: Лебедева. С. 125—146).
44 .. .таблицы. — Таблицы по русской грамматике, которые Жуковский составлял для преподавания русского языка великой княгине Александре Федоровне.
45 ...с Боком. — Предположение И. А. Бычкова (Дневники. С.86) и основанные на нем утверждения последующих комментаторов о том, что здесь имеется в виду Т. Е. Бок, адресат посланий Жуковского 1815—1816 гг., заключенный за вольнодум¬ство в Шлиссельбургскую крепость, лишены основания. Новейшие исследования (см.: Салупере М. Г. К биографии «императорского безумца»: Т. Э. фон Бок (1787—1836) в романе Я. Кросса и новонайденных архивных материалах// ПМиЖ. Вып. 19. Томск, 1997. С. 61—83) опровергают эту версию. Речь идет о младшем брате Т. Е. Бока — финансисте Карле Боке, который жил с семьей в Швейцарии.
46 «Валленштейн». — Вполне возможно, что в этот день Жуковский видел в те¬атре трагедию Ф. Шиллера "Wallensteins Tod", но не исключено, что отсутствие традиционной преамбулы к подобного рода записям — «В театре» — свидетельствует о работе над переводом фрагмента из драматической трилогии Шиллера. В бума¬гах Жуковского сохранился перевод двух первых и начала третьего явлений траге¬дии «Смерть Валленштейна», который датируется началом 1820-х гг. (см.: Лебеде¬ва. С. 63—65, 182—184).
47 "Hund von Obri". — Правильно "Der Hund des Aubry". Фарс П. А. Вольфа «Об-риева собака».
48 "Das Vorlegeschloss". —См. примеч. 24.
49 "Beinahe verloren". — Комедия К. Ф. Абта (наст, имя G. D. Dettenrieder; 1733— 1783) «Почти потерянный».
50 ...сидел ~ подле Ансильона... — И. Ф. Ансильон, государственный деятель и пи-сатель, был воспитателем Прусского кронпринца, будущего короля Фридриха-Виль¬гельма IV. Об интересе Жуковского к его педагогическим и политическим идеям свидетельствует наличие в библиотеке поэта многочисленных сочинений Ансильо¬на (Описание. № 547—549, 2576—2578) с маргиналиями владельца. Время появле¬ния этих сочинений (с 1817 по 1837 гг.) свидетельствует об устойчивости интереса Жуковского к его творчеству. Оценку его личности см. ниже (запись от 2 ноября).
51 ...познакомился с Гуфландом... — Личность немецкого врача, писателя X. В. Гу-феланда, впоследствии тестя друга Жуковского А. С. Стурдзы, сразу же вызвала сим¬патию поэта (см. запись от 3 ноября). Но Жуковский проявлял интерес и к идеям Гуфеланда о долголетии (см. его выписки 1804 г. из «Макробиотики» Гуфеланда — Бумаги Жуковского. С. 49). В библиотеке поэта сохранились многочисленные сочи¬нения Гуфеланда, в том числе с дарственными надписями (Описание. № 192, 1348— 1350, 1020).
52 "Aline, die Konigin von Golkonde". — Опера А. Бертона «Алина, королева Гол-конды» по мотивам повести С.-Ж. де Буффлера.
5S "Die Bruder von Terenz". — Комедия римского комедиографа Теренция «Братья», в переводе немецкого писателя Ф. Г. фон Эйнзиделя.
54 "Kauffmann von Venedig". — Имеется в виду трагедия Шекспира «Венециан¬ский купец» в переводе Августа Шлегеля.
55 ...после Стурдзы... — Брошюра зятя Гуфеланда А. С. Стурдзы "Memoire sur l'etat actuel de rAllemagne" вызвала негативную реакцию немецкой университетской мо¬лодежи и вынудила ее автора покинуть Германию.
56 ...мысль Вейрауха... — Август фон Вейраух — дерптский знакомый Жуковско¬го, «человек с необыкновенными дарованиями, поэт в обширном значении сего сло¬ва» (ПЖТ. С. 162)— положил на музыку некоторые сочинения Жуковского, в том числе его переводы из Гёте и Шиллера. Об этом см.: EichstadtH. Zukovskij als Ueber-setzer. Munchen, 1970. S. 37—88. (Vorum slavicum. Nr. 29); Салупере M. Г. Жуковский и А. Вейраух // Ж. и русская культура. С. 449—454.
57 ...сообщил мне свою собственную мысль о том же... — Гуфеланд внес ее в альбом Жуковского (датировано вверху первого листа: 1820, 16/28 дек. Берлин) в таком варианте: Leben, Liebe, Licht, Vater, Sohn, Geist. — Gott. Gott, Vater des Lebens, Gott, Sohn und Herr der Liebe, Gott, Erleuchter des Geistes, Lass uns leben in Liebe und Licht, So leben wir in Gott (РНБ. Ф. 286. On. 2. № 228. Л. 37). (Жизнь, Любовь, Свет, Отец,
Сын, Дух — Бог. Бог, отец Жизни, Бог, сын и господин Любви, Бог, светоч духа. Дай нам жить в любви и свете, тогда мы будем жить в Боге).
Впоследствии (письмо к А. И. Тургеневу от 8 февраля 1821 г.) Жуковский свя¬зывал эту мысль Гуфеланда со своей философией Лалла Рук (см. примеч. 22 к 1821 г.), замечая: «Он [Гуфеланд] мне сказал: „всё, что религия представляет святого, Трой¬ной заключено для меня в одном немецком L: Leben, Liebe, Licht: тут весь Бог и весь человек в отношении к Богу". Эти три L нашлись сами собой и в имени Lalla Rookh» (Гофман. С. 159).
58 ... прелесть Краузе... — О каком Краузе идёт речь, сказать трудно. И. А. Быч¬ков высказывает предположение, что это немецкий философ Карл Христиан Фрид¬рих Краузе (Дневники. С. 90). Но в Дерпте Жуковский был знаком с профессором экономии, технологии и гражданской архитектуры И. В. Краузе, который мог быть ему близок и приятен своими человеческими качествами (см.: Петухов Е. В. Жуков¬ский в Дерпте... Приложения. С. 97).
59 "Der grade Weg ist der beste". — комедия Августа Коцебу «Прямой путь — луч¬ший». В переводе Гонзалеса она шла на русской сцене (ИРДТ. Т. 2. С. 512).
60 'Jean de Paris". — Комическая опера в 2-х действиях Ф.-А. Буальдье «Жан Па-рижский». Либретто Сен-Жюста (К. Годара д'Окура). В переводе с фр. П. И. Шали¬кова шла на русской сцене в 1817—1825 гг. (ИРДТ. Т. 2. С. 474).
61 "Der Freimaurer". — комедия А. Коцебу «Масон».
62 ...у М-е Kleist... — Берлинский салон Марии Клейст, кузины известного немец¬кого писателя Генриха Клейста, собирал представителей творческой интеллиген¬ции и придворных. Жуковский часто посещал его и подружился с его хозяйкой, ее сыном Адольфом и дочерью Луизой, которую нередко в дневнике называет Lulu (см.: Gerhardt. S. 258). Позднее он так писал о них: «Мы породнились душою в то время, когда я жил в Берлине (1821 г.). Там я познакомился с ее матерью и с нею. Мать ее была несравненная женщина; я любил ее детски, она любила меня матерински...» (УС. С. 60). Залогом памяти о вечерах в этом салоне стала подаренная книга — со¬чинения Г. Клейста с дарственной надписью: "Souvenir des plusieurs Soirees passez chez notre ami Joukovski— Marie de Kleist nee de Gualtiere, Berlin de 10 Decembre 1821". Показательно, что этот экземпляр сочинений Клейста 1821 г. до 1930 г. на¬ходился в библиотеке Жуковского (см.: Описание. № 1427), а затем после специаль¬ного акта был изъят из хранилища НБ ТГУ и приобретен на аукционе Хельмутом Зембднером в Германии в 1977 г. (см.: Marbacher Magazin. 1977. № 7. S. 29).
6S Дочь M-e Kleist. — В немецкой мемуарной литературе существовала версия об увлечении Жуковского Луизой (Лулу) Клейст и даже указывалось, что он просил ее руки. См.: Elisa Radziwill. Ein Leben in Liebe und Leid. Unveroftentliche Briefe der Jahre 1820—1834 herausgegeben von Dr. Bruno Hennig. Berlin, 1922. S. 85. Однако ника¬ких документальных подтверждений эта версия не имеет*. Позднее, в 1835 г. Жу¬ковский писал о ней: «Дочь, создание несравненное; она теперь замужем, мать се¬мейства; пишет ко мне письма несравненные» (УС. С. 61).
* За эти сведения выражаю искреннюю признательность г-ну Клеменсу Хейфусу, библиографу Гамбургской университетской библиотеки. — А. Я.
64 "Pandore" — может быть, мелодрама по пьесе Гёте на музыку Бека.
65 Гофман. — Возможно, речь идет об известном писателе Э. Т. А. Гофмане, жив¬шем в это время в Берлине.
66 Адъютант кронпринца. — Имеется в виду полковник Вильгельм Карл фон Шак, впоследствии генерал-майор.
67 "Konig Yngurd" — трагедия А. Г. А. Мюльнера «Король Ингурд», еще один об¬разец немецкой романтической «трагедии рока» (см. примеч. 42). В библиотеке Жу¬ковского имеются сочинения Мюльнера, в том числе отдельное издание трагедии «Король Ингурд»: Konig Yngurd. Trauerspiel in 5 Akten von Adolf Mtillner. Leipzig, 1817 (Описание. № 1714).
68 В театре «Д(он) Жуан». — Опера Моцарта.
69 "Torquato Tasso" — Драма Гёте «Торквато Тассо». Впоследствии четверости¬шие из этой драмы (действие I, явление 1-е, ст. 80—82) Жуковский включит в соб¬ственном переводе в свой журнал «Собиратель» (1829. № 1. С. 14). Ср.: «То место, где был добрый свято! / Для самых поздних внуков там звучит / Его благое слово, и живет / Его благое дело».
70 В театре "Heinrich der IV". — Трагедия Шекспира «Генрих IV» в обработке и переводе Ф. де ла Мотт Фуке.
71 В театре: "Joseph"... — опера французского композитора Э.-Н. Мегюля.
72 Hoffmann. Triumph der Ironie. — Вероятно, как и в предшествующих записях, речь идет об Э. Т. А. Гофмане. Жуковский был знаком с его творчеством. В его библиоте¬ке сохранилось немецкое издание 1819 г. «Серапионовых братьев» Гофмана с поме¬тами (БЖ. Т. 2. С. 188—190). См. также: Лебедева О., Янушкевич А. Э. Т. А. Гофман и В. А. Жуковский// В миреЭ. Т. А. Гофмана: Сб. ст. Вып. 1. Калининград, 1994. С. 204— 208. Запись «Триумф иронии», как бы уточняющая отношение Жуковского к немец¬кому романтику, передает его эстетическую позицию: «Жуковский всю жизнь избе¬гал иронии и сарказма» (Вацуро В. Э. Лирика пушкинской поры. СПб., 1994. С. 32).
73 В театре: "Barbier de Seville". — Опера итальянского композитора Дж. Паизи-елло; либретто Дж. Петроселлини по комедии Бомарше «Севильский цирюльник».
74 «Гамлет». — Вероятно, речь идет о трагедии Шекспира в переработке и пере¬воде Августа Шлегеля.
75 В театре: «Армида». — Опера Глюка.
76 В театре: "Die falsche Primadonna". —Фарс «Фальшивая примадонна», с пением на слова Юлиуса Фосса, музыка Шустера.
77 ...у Ягора. — Владелец известного ресторана в Берлине.
78 Самойловой помолвка. — Графини С. А. Самойловой с гр. А. А. Бобринским. Известие об этом находится в письме А. И. Тургенева к П. А. Вяземскому от 17 но¬ября 1820 г. (OA. Т. 2. С. 104).
79 "Leuchtthurm". — См. примеч. 43.
80 "Der bestrafte Narcisses". — Речь идет о балете Ф. Тальони "Der neue Narcisses, bestraft durch Venus" («Новый Нарцисс, наказанный Венерой»).
81 В театре: 'Joconde". — Комическая опера с танцами на музыку Н. Изуара. Либретто Ш.-Г. Этьена. В переводе П. А. Корсакова под названием «Жоконд, или Искатели приключений» шла на русской сцене (ИРДТ. Т. 2. С. 477; Т. 3. С. 256).
82 "Ich bin mein Bruder".— Комедия К. В. Контесса. В переводе с немецкого Ф. А. Кони под заглавием «Я — мой брат» шла в Москве (ИРДТ. Т. 3. С. 337).
83 "Der Schein trtigt" — Драма немецкого драматурга И. X. Брандеса «Обманчи¬вая внешность».
84 Сын принца Фридриха. — Маленький сын принца Фридриха Прусского, принц Фридрих-Вильгельм-Людвиг-Александр, родившийся 21 июня 1820 г.
85 "Johanna von Orleans". — Пристальный интерес русского поэта в постановке драмы Шиллера «Орлеанская дева» на немецкой сцене был обусловлен его работой над ее переводом. Именно в это время он готовится к переводу четвертого и пято¬го актов, черновой автограф которых находится прямо на страницах дневника (по¬дробнее см.: Лебедева. С. 80—81).
86 "Mit was denn?" — Подобной реплики нет в тексте «Орлеанской девы». По всей вероятности, речь идет о диалоге Раймонда и Иоанны в 4 явл. V действия, когда на его вопрос: "Und diese Wunder, / Ihr hattet sie vollbracht mit Gottes Kraft / Und seiner Heiligen?" — она отвечает полувопросом: "Mit welcher sonst?". Ср. в переводе Жу¬ковского: «Раймонд. А эти чудеса, / Ты с помощью небесной их свершила? Иоанна. С какою же иной?» (ПСС. Т. 4. С. 166). Видимо, последняя реплика-вопрос Иоан¬ны на сцене прозвучала в другом варианте.
87 "Nichts von Vertragen". — Реплика Иоанны из Пролога трагедии, которая в перево¬де Жуковского звучит так: «С кем договор? Ни слова о покорстве!» (ПСС. Т. 4. С. 121).
88 Письма к Маше и Тургеневу. — Письмо к А. И. Тургеневу из Берлина от 27 нояб¬ря (9 декабря) является предостережением другу в связи с его «привязанностью к мо¬ей Саше». История отношений Тургенева и А. А. Воейковой пугала поэта. В письме Жуковский также просит Тургенева «переписать Иоанну», имея в виду уже переве¬денное и оставшееся в России (ПЖТ. С. 192—194).
89 В театре: 'Joseph".— См. примеч. 71.
90 Drouet. — Концерты известного французского флейтиста и композитора Луи Друэ снискали в Берлине большой успех. Его совместные выступления с оперной певицей Каролиной Зейдлер волновали немецкую публику в 1820—1822 гг. Так, Г. Гейне в «Письмах из Берлина» нач. 1822 г. замечал: «Упомяну только, что во время концерта Зейдлер зал был переполнен, но что теперь мы напряженно ждем кон¬церта Друэ...» (Гейне Г. Собр. соч.: В 10 т. Т. 5. М., 1958. С. 48).
91 В театре: "Sappho". — Трагедия Ф. Грильпарцера «Сафо». На русской сцене шла в 1892—1896 гг. в переводе Н. Ф. Арбенина с М. Н. Ермоловой в главной роли (ИРДТ. Т. 6. С. 136, 493).
92 В театре: "Parteiwuth". — Драма немецкого писателя Ф. В. Циглера "Parteiwut, oder die Kraft des Glaubens" («Партийная ярость, или Сила веры»).
9S Разговор о приказе. — Вероятно, о приказе Александра I по армии от 2 (14) но¬ября по поводу «Семеновской» истории. Согласно этому приказу повелено было всех нижних чинов Семеновского полка распределять по разным полкам; виновных предать суду, подвергнуть наказанию по всей строгости законов; штаб- и обер-офи¬церов перевести в армейские полки, а полкового командира Шварца предать суду. В "Berlinische Zeitung" (№ 151 от 16 дек. 1820 г.) появился перевод этого приказа. Подробнее см.: Лапин Вл. Семеновская история. Л., 1991.
94 "Das neue Sonntagskind". — Комическая опера в 2-х действиях «Новый счастли¬вец». Текст И. Перине. Музыка В. Мюллера. Под названием «Домовые» в передел¬ке с немецкого Н. С. Краснопольского шла на русской сцене (ИРДТ. Т. 2. С. 473).
95 Ш. —По предположению И. А. Бычкова, гр. Шувалова или И. П. Шамбо (Днев¬ники. С. 95).
96 Gallerie Justiniani. — Картинная галерея Джустиниани (Юстиниани) принад¬лежала старинной итальянской семье Джустиниани. Первый ее каталог был издан в Риме еще в 1631 г. В 1807 г. она была перевезена в Париж, а в 1815 г. приобрете¬на прусским королем.
97 "Der Theaterdichter". — комедия «Театральный поэт», переделанная с англий¬ского Адальбертом фон Тале (наст, имя Карл фон Деккер).
98 "Schweizerfamilie" — опера Иосифа Вейгля «Швейцарская семья».
99 "Le ci-devant jeune homme". — Комедия в одном действии Н. Бразье и Ж.-Т. Мер-ля «Бывший молодой человек». В переводе с французского Ф. Ф. Кокошкина под на¬званием «Молодой человек в 60 лет» шла на русской сцене (ИРДТ. Т. 2. С. 495; Т. 3. С. 278).
100 "Le coin de rue" — водевиль T.-M. Дюмерсана и Н. Бразье «Угол улицы».
101 .. .приезд в(еликого) к(нязя). — Великий князь Николай Павлович ездил в Троп-пау, где находился на конгрессе император Александр I.
102 В театре "Fluch und Segen" — драма Э. К. Гоувальда «Проклятие и благосло¬вение».
103 "Die eifersuchtige Frau" — комедия А. Коцебу «Ревнивая жена». Под заглави¬ем «Павел Павлович с супругой» в переделке П. А. Каратыгина шла в России (ИРДТ. Т. 3. С. 291).
104 "Der Schneider Fips" — комедия А. Коцебу «Портной Фипс, или Опасное со¬седство". На русской сцене шла в переводе с немецкого Г. Г. Политковского (ИРДТ. Т. 3. С. 297).
105 "Die Drillinge" — комедия У. Бонина (псевд. Теофилус Померанус) «Тройня».
106 "Die Geheimnisse" — комедия Лемберта (наст, имя Тремвель Венцель) «Тайны».
107 "Caesario" — комедия П. А. Вольфа «Цезарио».
108 В театре: "Romeo und Julia". — Трагедия В. Шекспира «Ромео и Джульетта» в переводе Августа Шлегеля.
109 "Die beiden Gutsherrn" — комедия с танцами Юлиуса фон Фосса «Два поме¬щика».
110 "Der Gefangene" — опера французского композитора Доменико Делла-Мариа. Либретто А. Дюваля. Шла на русской сцене в переводе с французского Д. Н. Барко¬ва под названием «Арестант» (ИРДТ. Т. 2. С. 454).
111 В театре: "Donna Diana". — Комедия в стихах К. А. Веста (псевд. немецкого писателя Иосифа Шрейфогеля), переделка испанской комедии А. Морето "El desden con el desden". В переводе с немецкого под названием «Донна Диана» шла на рус¬ской сцене (ИРДТ. Т. 3. С. 247).
112 В театре: "Chaperon rouge". — Опера французского композитора Ф.-А. Буаль-дье «Красная шапочка» по мотивам одноименной сказки Ш. Перро.
113 В театре: «Скупой». — Комедия Мольера "L'Avare".
114 В театре: "Das letzte Mittel". — Комедия в 4-х действиях Иоганны Франуль фон Вейсентурн «Последнее средство». В русском переводе под названием «Последнее средство, или Кокетство и любовь» шла в Москве и Петербурге в 1828—1834 гг. (ИРДТ. Т. 3. С. 298).
1821
(С. 154—235)
Впервые: PC. 1901. №8—11. Приложение. С. 97—174. То же: Дневники. С. 97—174. Автограф: РНБ, Ф. 286. On. 1. № 4в. Л. 11—51; 72—77; 4г (1). Л. 1— 32; 4г (2). Л. 1—21; 4д (1). Л. 1—31; 4д (2). Л. 1—65 об. Включение записей из пи¬сем-дневников, адресованных великой княгине Александре Федоровне, специаль¬но оговаривается в примечаниях.
1 Стихи. — Во всех известных изданиях сочинений Жуковского отсутствуют ка¬кие-либо стихотворения, датированные этим числом. Комментатор «Дневников» И. А. Бычков лаконично указывает: «Какие именно — неизвестно» (Дневники. С. 97). Можно сделать несколько предположений. Из контекста записи: «Обедал с Перов¬ским» вполне возможно, что Жуковский читал другу-сопернику обращенные к нему послания, связанные с историей увлечения С. А. Самойловой, которая в конце но¬ября 1820 г. стала невестой гр. А. А. Бобринского. Не исключено, что поэт отбирал стихи для перевода к предстоящему берлинскому празднику (см. ниже).
2 На плогцади парад. — По случаю коронации короля Фридриха-Вильгельма III. s Johannit. ord. — Прусский орден.
4 Глупая пиеса L. М. К — Имеется в виду одна из пьес Фридриха де ла Мотт Фуке.
5 Ла Мотт-Фуке и Шатобриан. — Встреча и общение Жуковского в Берлине с эти¬ми виднейшими представителями европейского романтизма оставили заметный след в его заграничных впечатлениях. Объединение этих имен в дневниковой записи, возможно, связано с обещанием дать их сравнительную характеристику, о чем извест¬но из письма М. А. Мойер к Жуковскому от 7 февраля 1821 г.: «Где же обещание опи¬сания Lamotte Fouquet и Шатобриана?» (УС. С. 253). Если внимание к личности и твор¬честву де ла Мотт Фуке было предопределено художественными интересами (см. примеч. 36 к 1820 г.), то Шатобриан, бывший в то время французским посланником в Берлине, привлекал Жуковского и как интересный собеседник, о чем свидетельству¬ют более поздние записи (см., напр., от 11 (23) марта 1821 г.). Впечатление Жуков¬ского от этих встреч так передавал Н. М. Карамзин в письме к И. И. Дмитриеву от 10 марта 1821 г.: «Жуковский видит и хвалит Шатобриана» (Письма Карамзина к Дмитриеву. СПб., 1866. С. 304).
6 "Die Drillinge". — См. примеч. 105 к 1820 г.
7 "Fluch und Segen". — См. примеч. 102 к 1820 г.
8 Бобовый праздник — распространен в ряде европейских стран и связан с карна-вальной смеховой культурой. Проходил в начале января. Назначался «король»; им становился тот, кому доставался кусок пирога с запеченным в нем бобом. «Король» выбирал себе «королеву» и «свиту». См. картину Якоба Йорданса «Бобовый король» (1638) в собрании Государственного Эрмитажа.
9 Ввечеру несравненная «Альцеста». — См. примеч. 22 к 1820 г.
10 Рождение государыни Елизаветы Алексеевны. — Жуковский испытывал чувство глубокого уважения к жене Александра I. В год ее 40-летия, в 1819 г., он сделал сле-дующую стихотворную надпись к ее портрету:
В царицах скромная, любовь страны своей, И в бурю бед она душой была спокойна; И век ея свой суд потомству даст об ней: Была величия и счастия достойна.
(ПСС. Т. 3. С. 33)
11 У Мекленбургского. Репетиция. — Речь идет о подготовке к празднику с живы¬ми картинами на сюжет поэмы Т. Мура «Лалла Рук» с участием берлинского двора и великого князя Николая Павловича с супругой, великой княгиней Александрой Федоровной. По одной из версий, тема театрализованного празднества была пред¬ложена герцогом Карлом Мекленбургским (см.: Grimm von A. Th. Alexandra Feodo-rowna, Kaiserin von RuBland. Bd. 1. Leipzig, 1865. S. 64).
12 Пери. — Речь идет о знакомстве Жуковского с вставной поэмой из «восточной повести» Т. Мура «Лалла Рук» — «Рай и Пери», получившей в переводе Жуковско¬го название «Пери и Ангел». Впоследствии (записи от 16 (28) февраля — 6 (18) мар¬та) Жуковский будет называть ее просто «Пери».
13 ...читал "Lalla Rookh" — поэму Т. Мура, в театрализации которой на берлин¬ском празднике принимал участие и Жуковский. После записи от 14 (26) февраля в дневнике приведены (в английском подлиннике) 32 стиха из поэмы. О важней¬ших этапах знакомства Жуковского с «восточной повестью» Мура см.: Русско-анг¬лийские литературные связи (XVIII век— первая половина XIX века ) / Исслед. акад. М. П. Алексеева // ЛН. Т. 91. М., 1982. С. 663—675. Заметим только, что в биб¬лиотеке поэта сохранился экземпляр книги "Britische Dichter-Proben. Nr. 1. Nach Thomas Moore und Lord Byron. Leipzig, 1819" (Описание. № 731), на страницах ко¬торой сделан подстрочный перевод на русский язык стихов 22—43, 90, 408—409 из поэмы «Рай и Пери».
14 Несравненный праздник. — Вот как описывает Жуковский представление, уст-роенное в Берлине в честь великого князя Николая Павловича и его супруги, в пись-' ме к А. И. Тургеневу от 19 февраля 1821 г.: «Здесь был несравненный праздник, который оставил во мне глубокое впечатление. Ты знаешь Мурову поэму Лалла Рук. Дочь Ауренгзеба едет к своему жениху в Бухарию; он встречает ее в долине Каше¬мира. Дорогою молодой поэт, чтобы не скучно было принцессе, поет ей историчес¬кие песни; поэт нравится принцессе, и она приближается с чувством грусти к тому месту, т. е. к Кашемиру, где должна встретить своего жениха, но на поверку выхо¬дит, что жених и поэт одно лицо. Берлинский праздник был не иное что, как празд¬ник, который молодая Лалла Рук дала будто в Кашемирской долине своему супругу и своему отцу Ауренгзебу, и в воспоминание тех минут, которые она так приятно провела дорогою, слушая песни своего мужа, она велит представить в картинах то, что он описывал ей в своих песнях. Эти картины, которые были сочинены живо¬писцем Ш.***, были несравненны; во время их представления пели романсы, для которых музыка была сочинена Спонтини и прелестна. Но всему давала очарова¬ние великая княгиня; ее пронесли на паланкине в процессии — она точно провея¬ла надо мною, как Гений, как сон; этот костюм, эта корона, которые прибавляли только какой-то блеск, какое-то преображение к ежедневному, знакомому; эта тол¬па, которая глядела на одну; этот блеск и эта пышность для одной; торжественный и вместе меланхолический марш; потом пение голосов прекрасных и картины, кото¬рые появлялись и пропадали, как привидения, живо трогали, еще живее в отноше¬нии к одному, главному, наконец, опять этот марш — с которым все пошло назад, и то же милое прелестное лицо появилось на высоте и пропало в дали — всё это вместе имело что-то магическое! Не чувство, не воображение, но душа наслажда¬лась, и я воротился к себе с каким-то унынием, которое имело сладость...» (Гофман. С. 153—156; курсив Жуковского. Под инициалом Ш.*** Жуковский скрывает имя немецкого художника Карла Фридриха Шинкеля).
Об истории этого праздника и его отражении в различных печатных источни¬ках см.: ЛН. Т. 91. С. 658 и сл.
15 Повторение праздника. — 15 (27) января 1821 г. Первое представление было дано в тесном кругу придворного общества; на втором присутствовало более 3 ты¬сяч человек (Grimm A. Op. cit. Bd. 1. S. 146). Специально для этого события была от¬крыта парадная театральная зала.
16 Стихи M-elle Stegemann. — Как установлено в последнее время, речь идет о сти-хотворении немецкой поэтессы Гедвиги Штегеман "An die Grossfursten Alexandra als Lalla Rookh", послужившем источником стихотворения Жуковского «Явление по¬эзии в виде Лалла Рук» (см.: Gerhardt D. Vergangene Gegenwartigkeiten. Gottingen, 1966. S. 34). Кстати, сам Жуковский, сообщая текст своего стихотворения А. И. Тургене¬ву, сделал приписку: «Эти стихи сочинены здесь одной молодой девушкой: я их перевел» (Гофман. С. 153).
17 Написал стихи. — По всей вероятности, речь идет о стихотворении «Лалла Рук», это подтверждает и запись от 3 (15) февраля: «Разговор о Лалла Рук».
18 «Танкред» — опера Россини.
19 Перевод стихов Chenedolle. — Никаких следов интереса Жуковского к творчеству французского поэта Шарля Шендолле в известных печатных и рукописных источ¬никах не зафиксировано.
20 «Ифигения в Авлиде» — опера Глюка.
21 Теснятся все к тебе во храм... — Автограф этого восьмистишия находится в за¬писной книжке Жуковского (РНБ. Ф. 286. On. 1. №4в) внутри дневниковой запи¬си от 4 (16) февраля 1821 г. Начиная с комментария Ц. С. Вольпе (Вольпе. Т. 2. С. 533) адресатом поэтического обращения Жуковского традиционно считают ве¬ликую княгиню Александру Федоровну. Напечатано впервые: Бумаги Жуковско¬го. С. 10.
22 Руссо говорит... — Это рассуждение Жуковского о прекрасном неразрывно свя¬зано с историей создания стихотворения «Лалла Рук». Не случайно в более распро¬страненном варианте, находящемся в письме к А. И. Тургеневу от 19 февраля, оно заканчивается словами: "Voila la philosophic de Lalla Rookh" (Гофман. С. 155—156), а затем следуют тексты стихотворений «Лалла Рук» и «Явление поэзии в виде Лал¬ла Рук». Но для Жуковского это рассуждение имело характер своеобразного эсте¬тического манифеста. Впоследствии, через 27 лет, он возвратится к нему, включит его текст в письмо к Н. В. Гоголю от 29 декабря 1847 г., опубликованное под загла¬вием «О поэте и современном его значении» (Москвитянин. 1848. №4. С. 14—15). Отзвуки этих мыслей прозвучат в «Рафаэлевой Мадонне» и стихотворных эстети¬ческих манифестах. Это высказывание Жуковского пользовалось известностью в рус¬ских литературных кругах, о чем свидетельствует, например, его сокращенная ко¬пия, сделанная Пушкиным (Рукою Пушкина. М., 1935. С. 490—492). Оно вызвало к жизни образ «гения чистой красоты» в его поэзии.
Характерно, что впервые на этот афоризм Ж.-Ж. Руссо обратил внимание Н. М. Ка-рамзин. В 1797 г. в статье «Несколько слов о русской литературе», анонсируя свои «Письма русского путешественника», он приводит текст последнего письма из Крон¬штадта (впоследствии подвергнутый значительному изменению), где замечает: «„Пре¬красно только то, чего нет", — сказал Ж.-Ж. Руссо. — Ну что ж. Если это прекрасное всегда ускользает от нас, как легкая тень, попытаемся уловить его нашим воображе¬нием; устремимся в заоблачные выси сладостных химер, начертаем прекрасный иде¬ал, будем обманываться сами и обманывать тех, кто достоин быть обманутым...». (Впервые — Spectateur du Nord. 1797. № 10. Цит. по: Карамзин Н. М. Сочинения: В 2 т. Т. 2. Л., 1984. С. 99.)
Однако при цитировании афоризма Руссо исследователи и комментаторы тра¬диционно не указывают его источник— роман «Новая Элоиза»: J.-J. Rousseau. La Nouvelle Heloise. P., 1925. Т. 4. Part 5. Lettre 8. Это сделал впервые немецкий славист, авторитетный исследователь творчества Жуковского Д. Герхардт (См.: Gerhardt D. Vergangene Gegenwartigkeiten. Gottingen, 1966. S. 49 (Note 52)).
23 А когда нас покидает... — Четверостишие из собственного стихотворения «Лалла Рук», что подтверждает вероятность его создания в самом начале февраля. См. за¬пись от 1(13) февраля: «Написал стихи». Подробнее см.: Жуковский В. А. Полное собр. соч. и писем: В 20 т. М., 2000. Т. 2. С. 595—596.
24 Перевод моих стихов. — Комментируя эту запись, И. А. Бычков замечает: «Быть может, стихов „Явление поэзии в виде Лалла Рук"» (Дневники. С. 102), без всяких дальнейших разъяснений. Учитывая переводной характер этого стихотворения (см. примеч. 16), можно предположить, что в обществе подруги Гедвиги Штегеман Ма¬рии Клейст Жуковский вновь перевел на немецкий язык уже переведенное им стихотворение. Возможно, слово «цепочка», предшествующее данной фразе, явля¬ется подтверждением вышесказанного.
25 "Maria Stuart" — драма Ф. Шиллера.
26 «Армида» — опера Глюка.
27 "Madchen von Marienburg" —драма австрийского писателя Ф. Кратера «Девуш¬ка из Мариенбурга».
28 Стихи Гуфланда — по всей вероятности, позднее внесенные в альбом Жуков¬ского (см. примеч. 57 к 1820 г.).
29 «Фернанд Кортес, или Завоевание Мексики» — опера Г. Спонтини (1809).
30 ...полупринц. — Видимо, имеется в виду князь Антон Радзивилл, женатый на прусской принцессе Луизе.
31 Важный разговор с M-elle Wildermeth. — Эта и последующая запись: "Le positif " связаны с хлопотами Жуковского по отысканию для А. Ф. Малиновского (по его личной просьбе) воспитательницы для его дочери. В письме к А. П. Елагиной от 14 (26) февраля 1821 г. он сообщает: «Я просил здесь M-elle Wildermeth (воспитатель¬ницу Великой княгини, прекрасную душой и характером, с которой я par parenthese* дружен) написать в Швейцарию. Вот ответ, который она получила из Rolle от M-me Trembley; прилагаю его в оригинале. Описание М-те Danse меня пленило. Список с письма М-те Trembley посылаю на этой же почте к Малиновскому, но ори¬гинал спешу отправить к вам» (УС. С. 30—31).
32 Письма к Малиновскому и Дуняше. — См. примеч. 31. Письмо к Дуняше (А. П. Ела-гиной) было вызвано заботой Жуковского о воспитании ее дочери Марии (М. В. Ки-реевской). В конце этого письма Жуковский говорил: «Для вас, милая, мало иметь только воспитательницу для Маши, вам нужно иметь и друга в ней. (...) Хотя я и же¬лаю добра Малиновскому, но ваше счастие— мое счастие...» (УС. С. 31).
33 'Jean de Paris" — см. примеч. 60 к 1820 г.
34 "Alexanders Fest" — оратория Генделя на слова английского поэта Дж. Драй-дена. Как известно, в 1812 г. Жуковский перевел это стихотворение Драйдена под названием «Пиршество Александра, или Сила гармонии». Впервые напечатано: BE. 1813. № 7—9. С. 204—208.
35 16(28) среда — Под этим числом в дневнике написано начало (стихи 1—50) пе¬ревода Жуковским «Пери и Ангел», из второй части повести Т. Мура «Лалла Рук» — "Paradis and the Peri". Затем Жуковский ежедневно работает над переводом этого произведения. 6(18) марта он фиксирует: «Кончил Пери». Впервые напечатано: СО. 1821. №20.
36 О прежних спутниках... — Ранняя редакция стихотворения, которое впоследствии получило заглавие «Воспоминание». Впервые напечатано: МТ. 1827. № 9. С. 3, под за-главием «К NN.». Вместе с последующим прозаическим текстом составило статью «Вос-поминание», вошедшую в записную книжку «Мысли и замечания» (ПСС. Т. 11. С. 23).
37 Ваша умираюгцая мать... — В рукописи статьи «Воспоминание», заменив фор¬му местоимения «ваша» на «ея», Жуковский сделал к этим словам следующее при¬мечание: «Королева Луиза Прусская скончалась в Стрелице. За несколько времени до кончины она получила письмо от принцессы Шарлотты (Государыни императ¬рицы Александры Феодоровны) и была так им растрогана, что не могла его дочи¬тать— и письмо навсегда осталось недочитанным» (ПСС. Т. 11. С. 23).
38 Воспоминание о такой матери... — В первоначальной редакций: «После Боже¬ства самое божественное есть мать. И что может быть благодетельнее воспомина¬ния о такой матери, какова была ваша; но это воспоминание есть чувство Иоанна, смотрящего на небо».
39 Шахматы. — Далее под этим числом помещен перевод небольшого отрывка из «Орлеанской девы» Шиллера, работа над которым становится постоянной.
40 "Sampson" — оратория Генделя «Самсон».
41 "Le bourru bienfaisant" — комедия Карла Гольдони. Под названием «Благоде¬тельный грубиян» (перевод с фр. М. В. Храповицкого) шла на русской сцене (ИРДТ. Т. 2. С. 456).
42 "Preciosa" — драма П. А. Вольфа. Музыка К. М. Вебера. В переводе А. В. Ива¬нова «Прециоза» шла на русской сцене (ИРДТ. Т. 3. С. 300).
4S "Cosi fan tutte" — см. примеч. 41 к 1820 г.
44 «Беньовский» — историческая драма Августа Коцебу.
45 ...у Шпикера. — Знакомство с немецким поэтом и переводчиком Самуэлем Ген¬рихом Шпикером было естественным: оно связано с продолжением берлинского праздника на сюжет Лалла Рук. Шпикер писал объяснительные стихотворения к «живым картинам», которые были позднее опубликованы в альбоме "Die lebende Bilder und pantomimischen Darstellungen bei dem Festspiel: Lalla Rukh (...) nach der Natur gezeichnet von W. Hensel... Berlin, 1823". В 1831 г. Жуковский перевел три сти¬хотворения Шпикера: «Мечта», «Пери», «Песнь бедуинки» (см.: ЛН. Т. 91. С. 670— 673; GerhardtD. Vergangene Gegenwartigkeiten. Gottingen, 1966. S. 31—34).
46 У Шатобриана: о его Истории... — Речь идет о сочинении Шатобриана «Исто-рический, политический и нравственный опыт о древних и новых революциях, рас-смотренных в их отношениях с нынешней французской революцией».
47 "Tancrede" — опера Россини.
48 "Le tailleur de S. S." — комедия Ружемона, Мерля и Симонена «Портной С. С».
49 "Le naufrage". — См. примеч. 12 к 1819 г.
50 "Les rendez-vous bourgeois" — комическая опера Никколо Изуара на либрет¬то Ф. Б. Гофмана. Под названием «Любовные свидания» в русском переводе с фран¬цузского Я. И. Лизогуба исполнялась в России (ИРДТ. Т. 3. С. 271).
51 «Весталка» — опера Г. Спонтини.
52 Доканчивал Иоанну. — В дневнике 1821 г. находится черновая рукопись 4-го и 5-го действий перевода «Орлеанской девы» Шиллера (РНБ. Ф. 286. On. 1. № 4в). Нача¬лу черновика предшествует запись от 10 (22) марта 1821 г.; первая дневниковая запись после конца черновика — от 23 (4) марта. Кроме того, сохранилась и отдельная бело¬вая рукопись этой части перевода. Она тоже датирована поэтом: Берлин, 3 апреля 1821 г.: «Переписывал Иоанну». Подробнее об этом см.: Лебедева. С. 69—93.
53 «Орфей» — опера Глюка «Орфей и Эвридика».
54 "Paul et Virginie" — балет на музыку К. Крейцера по мотивам одноименного романа Сен-Пьера де Бернардена.
55 'Jungfrau". — Речь идет о театральной постановке «Орлеанской девы» Шил¬лера с Августой Штих в главной роли.
56 "Iphigenie in Aulis" — опера Глюка «Ифигения в Авлиде».
57 "Le ci-devant jeune homme". — См. примеч. 99 к 1820 г.
58 "Le diner de Madelon" — комедия французского драматурга М.-А. Дезожье «Ужин Мадлон».
59 Tod Jesu — кантата немецкого композитора К. Г. Грауна «Смерть Иисуса» на слова К. В. Рамлера. В 1818 г. текст Рамлера перевел Жуковский (ПСС. Т. 2. С. 134—137).
60 ...принялся было читать Fichte "Die Bestimmung des Menschen" . — О знакомстве Жуковского с сочинением немецкого философа И. Г. Фихте «Назначение человека» известно немного. В дневниковых записях от 4 (16) и 11 (23) апреля лишь конста¬тируется факт чтения, и то в последней записи сообщается: «Возвратясь, начал чи¬тать Фихте — и заснул над книгою; но не от скуки». Отсутствие в библиотеке поэта этого сочинения Фихте не позволяет конкретизировать характер чтения (подроб¬нее о месте и значении этого сочинения в творческой биографии Жуковского см.: Загарин. С. 274—296). Но зато на основании помет Жуковского в другом сочине¬нии Фихте «Наставление к блаженной жизни, или Религиозное учение» (Die Ап-weisung zum seeligen Leben, oder auch die Religionslehre) можно говорить о глубо¬ком интересе русского поэта к наследию Фихте. Показательно, что эта книга была подарена Жуковскому его постоянным берлинским собеседником К. В. Гуфеландом со следующей дарственной надписью: "Seinem Freundejukowskj. D. Hufeland. Berlin. 8 May 1828". В этот же день Гуфеланд внес в альбом Жуковского свою запись о «трех L» (см. примеч. 57 к 1Й20 г.), которая перекликается с сочинением Фихте. О чтении этого сочинения Фихте см.: БЖ. Ч. 2. С. 196—201.
61 ...был у Шуваловой.— Графиня Е. П. Шувалова, фрейлина великой княгини Александры Федоровны, — адресат нескольких шутливых посланий Жуковского. Так, послание, датированное 20 мая 1820 г., заканчивалось словами: «Для добрых жизнь очарованье — / Кому ж и жить, когда не вам!» (ПСС. Т. 3. С. 33). Последую¬щая запись: «мы разговаривали о Шлифене» связана с ее предстоящим бракосоче¬танием с адъютантом принца прусского Вильгельма — Карлом Шлифеном (Шлиф-феном).
62 ...Яков занемог... — Имеется в виду многолетний слуга Жуковского Яков Шка-ров, персонаж знаменитой эпиграммы А. С. Пушкина «За ужином объелся я, / А Яков запер дверь оплошно...», сюжет которой восходит к устному рассказу Жуковского (см.: Бартенев П. И. Пушкин в южной России. М., 1914. С. 101).
65 Нимейер — Имя немецкого богослова и педагога, которого Александр Турге¬нев называл «знаменитым галльским педагогом (...) автором истории воспитания» (Тургенев. С. 169), было известно.Жуковскому еще в 1806 г. (ПЖТ. С. 20). В биб¬лиотеке поэта сохранились многочисленные педагогические сочинения Августа Германа Нимейера с пометами и записями владельца. Так, в двух первых томах "Grundsatze der Erziehung und des Unterrichts fur Eltern, Hauslehrern und Schul-manner. Halle, 1810. Th. 1—3" («Основы воспитания и образования для родителей, домашних учителей и школьных работников») содержится более 20 записей (Опи¬сание. № 1750—1752).
64 Grund-Ich — das Gottliche in dem Menschen! — всё это рассуждение непосредственно перекликается с основными мыслями сочинения Фихте «Назначение человека» (см. примеч. 60). Само понятие "grundlich", основополагающее для Фихте, как и опорные понятия, которые использует Жуковский: «сущность души человеческой», «масштаб всех возможных модификаций нашего бытия», свидетельствуют об актив¬ном усвоении русским читателем основ «наукоучения» немецкого философа.
65 ...герцога Иоахима.— Бранденбургский курфюрст Иоахим II, для которого в 1542 г. был построен замок в Гриневальде.
66 ...длинно-скучная пиеса Ифландова "Die Hagestolzen". — Речь идет о драме не-мецкого актера и драматурга Августа Вильгельма Ифланда (Иффланда) «Старые холостяки».
67 ...перевод своих стихов на этот день!— 17 апреля — день рождения великого князя Александра Николаевича, воспитанника Жуковского. В 1818 г. поэт написал стихотворное послание «Государыне великой княгине Александре Феодоровне. На рождение великого князя Александра Николаевича», которое было напечатано в Москве отдельным изданием. Для брата Александры Федоровны кронпринца Фрид¬риха, будущего императора Фридриха Вильгельма IV, Жуковский сделал перевод этого произведения на немецкий язык. О дружеских отношениях кронпринца и Жуковского в это время см.: Фомин А. А. Поэт и король, или История одной друж¬бы// РБ. С. 139—140.
68 ...день Пареца. — Имеется в виду распорядок жизни короля Фридриха Виль¬гельма III в небольшом замке Паретц (Paretz), вблизи Потсдама, где он проводил весенние дни.
69 Landler-Walzer и God save the king. — Речь идет об исполнении немецкого народ¬ного танца и английского гимна.
70 "Les precieuses ridicules" — комедия Мольера «Смешные жеманницы».
71 "Le singe voleur" — опера-буффа, водевиль в 1 действии М.-А. Дезожье и Ж.-Т. Мерля «Обезьяна-воровка». Под названием «Обезьяна-воровка, или Жерт¬ва злобы и ослепления» в переводе с французского Р. М. Зотова шла на русской сцене (ИРДТ. Т. 3. С. 287). Музыка из оперы Дж. Россини «Сорока-воровка».
72 "Les fureurs de l'amour". — Вероятно, речь идет об известной комедии Ж.-Ф. Реньяра "Les folies amoureuses" («Любовные безумства»), название которой Жуковский приводит неточно.
73 ...в репетицию «Олимпии». — Опера Г. Спонтини.
74 «Дон Карлос». — Драма Шиллера, фрагмент из которой Жуковский перево¬дил в 1815—1817 гг. Об этом см.: Лебедева. С. 57—61.
75 Рисунки Фауста. — Речь идет о рисунках принцессы Элизы Радзивилл к тра¬гедии Гёте «Фауст».
76 Les pldtres d'Elgin. — Речь идет о собрании мраморных статуй (гипсов) и дру¬гих произведений античной скульптуры, приобретенном английским дипломатом и любителем искусств графом Томасом Элгином. Впоследствии это собрание было куплено у него для Британского музея. Гипсовые слепки с них имелись в коллек¬циях Берлина и Дрездена.
77 .. .чтение М-е Hohenhausen; перевод Байрона — Речь идет о переводе поэмы Бай¬рона «Корсар», сделанном Элизой фон Гогенхаузен и вышедшем в свет в 1819 г. Этот перевод имеется в библиотеке Жуковского (Описание. № 761).
78 Вечер у Радзивила. "Faust". — На вечере у князя Антона Радзивилла исполня¬лась сочиненная им музыка к сценам из «Фауста» Гёте. Фамилию князя и членов его семейства Жуковский пишет по-разному: и с двумя «л», и с одним.
79 В театре "Figaros Hochzeit". — Опера Моцарта «Свадьба Фигаро».
80 Белая книга. — О символическом значении этого образа и его источниках см. примеч. 43 к 1819 г. Жуковский неоднократно в течение жизни заводил «белые книги»: для поэмы «Владимир», для писем-дневников 1814 г. и т. д. Может быть, такой «бе¬лой книгой» в 1821 г. должна была стать специальная тетрадь для писем-отчетов к ве¬ликой княгине Александре Федоровне, во всяком случае они создаются именно в это время, в связи с отъездом в Дрезден и путешествием по Саксонской Швейцарии.
81 Фридриховы сочинения с замечаниями Вольтера. — Имеются в виду сочинения прусского короля Фридриха II, при дворе которого с 1750 по 1753 г. жил Вольтер. Позднее П. В. Анненков при посещении кабинета Фридриха II в Потсдаме писал: «В этой творческой комнате сохранены черты лица Фридриха, в стенах ее шкафы с книгами и собственными сочинениями хозяина: одно из них развернуто, и в сти¬хотворении, где сказано: chiche des mots*, рука Вольтера зачеркнула эти слова и на полях написала: des mots avares**» — Анненков. С. 261.
82 "Barbier de Seville" — опера итальянского композитора Дж. Паизиелло на сю¬жет комедии Бомарше «Севильский цирюльник».
85 2 июня. — В дальнейшем записи датируются по новому стилю.
84 Прискорбная глупость. — Как видно из письма Жуковского к великой княгине Александре Федоровне от 14 (26)— 17 (29) июня 1821 г., «прискорбная глупость» заключалась в том, что Жуковский, присутствующий в театре на представлении оперы Спонтини «Олимпия», пошел, согласно уговору с кронпринцем, искать его в театре, но разошелся с ним (PC. 1901. № 10. С. 225-—226).
85 Перед самым отъездом крест. — Речь идет о кресте Красного Орла, пожалован¬ном Жуковскому прусским королем (PC. 1901. № 10. С. 223).
86 Правило. — Эта лаконичная запись распространена в письмах-дневниках, об-ращенных к великой княгине. Из их контекста, воспроизводящего «вечер в Дрез¬дене», очевидно, что это правило следующее: «Путешествие учит пользоваться на¬стоящею минутою».
87 Linkische Bad — увеселительное место, где по вечерам собирались жители Дрездена.
88 Путешествие от Берлина до Дрездена. — Дневниковых записей Жуковского за время с 22 мая (3 июня) по 13 (25) июля 1821 г., то есть до начала швейцарского пу¬тешествия, в бумагах поэта не обнаружено. Пробел в определенной степени воспол¬няется письмами Жуковского к великой княгине за указанный период. Эти письма по праву можно считать письмами-дневниками, так как подробностью и документаль¬ностью описаний они превосходят собственно дневники. Во-вторых, сравнение днев¬никовой записи от 2 июни с аналогичным фрагментом письма из Дрездена от 4 июня показывает, что письма — это расширенный, художественно обработанный текст дневника. Не случайно сам Жуковский рассматривал свои письма к великой княгине как отчеты о путешествии. Наконец, прижизненная публикация фрагментов писем (подробнее см. статью «Дневники В. А. Жуковского как литературный памятник» в наст, изд.) доказывает установку Жуковского на общественный смысл этих матери¬алов, их глубокую связь с романтической эстетикой. Сам же характер публикаций, особенно в «Московском телеграфе», в соотношении с «Письмами из Дрездена» Э. А. («Эоловой арфы», т. е. А. И. Тургенева), актуализирует жанр письма-хроники, письма¬дневника. В этом отношении их включение в текст дневников Жуковского представ¬ляется естественным. Заголовки, которые Жуковский давал эпистолярным материа¬лам, их точная датировка вполне соотносятся с дневниковым контекстом путешествий (ср.: «Путешествие в Италию», «Путешествие по России»).
Текст писем к великой княгине печатается по наиболее полной публикации: PC. 1901.№ 10. С. 220—240;№ 11. С. 389—401; 1902.№5. С. 337—358. Автограф: РНБ. Ф. 286. On. 1. № 76. Л. 1—27.
89 В Виттенберге... — Ровно через 4 года, в июле 1825 г., по этому же самому маршруту проезжал друг Жуковского — Александр Тургенев. Вот как он описал в «Дневнике» свое посещение Виттенберга: «Виттенберг — некогда первый цент¬ральный пункт немецкого просвещения. (...) Портрет Лютера Луки Кранаха. С не¬го и памятник на площади. Отсюда воссиял свет — и отсюда свобода Сев(ерной) Америки!» (Тургенев. С. 283). Виттенберг для русских всегда был связан с именем Лютера. «Знаменитым местом пребывания Лютера» называл его П. В. Анненков (Анненков. С. 267). Действительно, именно в Виттенберге Лютер провел почти всю свою жизнь; здесь он в 1522 г. в течение восьми дней выступал с проповедями про¬тив католицизма. В Виттенбергском университете он с 1507 г. занимал церковную кафедру.
Учение Лютера вызывало самый пристальный интерес Жуковского, о чем сви-детельствуют многочисленные сочинения немецкого реформатора в его библиоте¬ке и с его пометами (Описание. Указ. имен).
90 «Поклонение Волхвов Христу»... — В настоящее время картина А. Дюрера нахо-дится во Флоренции в галерее Уффици.
91 ...немецкая школа... — Высокое мнение о характере немецкой живописи, об особом ее колорите Жуковский будет развивать и позднее. В письме к великой кня¬гине Марии Николаевне в 1838 г. он заметит: «По моему мнению, живопись в Гер¬мании идет своею дорогою вперед, и идет широкими шагами» (РА. 1885. № 3. С. 335). В коллекции рисунков из собрания Жуковского художники немецкой школы пред¬ставлены наиболее полно (РБ. С. 172—175). См. также: Либман М. Я. Жуковский и немецкие художники // Взаимосвязи русского и советского искусства и немецкой художественной культуры. М., 1980. С. 297—313.
92 .. .прекрасный Дрезденский мост... — Эта достопримечательность города вызы¬вала всегда восторг русских путешественников. Еще в 1789 г. Н. М. Карамзин заме¬тил: «С час стоял я на мосту, соединяющем так называемый Новый город с Дрезде¬ном, и не мог насытиться рассматриванием приятной картины, которую образуют обе части города и прекрасные берега Эльбы» (Карамзин. С. 51—52). Ему вторит А. И. Тургенев: «Взор не мог насытиться. (...) В виду мост на Эльбе, где государь восстановил упадший памятник креста — и водрузил его снова, над видами живо¬писной Эльбы» (Тургенев. С. 285). Наконец, уже в начале 1840-х гг. П. В. Анненков писал: «Эльба разделяет столицу Саксонии на новый и старый Дрезден, и величе¬ственный каменный мост, соединяющий оба берега, конечно, принадлежит к чуде¬сам новейшего искусства. Огромные быки, на которых он стоит, придают ему вид циклопической застройки, а взятый в целости, он поражает гармонией и стройнос¬тью частей» (Анненков. С. 267).
93 .. .по террасе Брюлевой... — Одна из самых любимых дрезденских достоприме-чательностей Жуковского, место его занятий рисованием. Так же, как и Дрезден¬ский мост, вид которого открывался отсюда, Брюлева терраса — объект восторжен¬ных описаний русских путешественников. Названа по имени своего создателя графа Генриха фон Брюля.
94 .. .рад я был шйти О***. — Как явствует из основного текста дневника (см. запись от 2 июня), речь идет о Василии Дмитриевиче Олсуфьеве, обер-гофмейстере русско¬го императорского двора. Возможно, о нем же говорит В. К. Кюхельбекер в письме из Дрездена от 22 октября (3 ноября) 1820 г.: «...познакомился с молодым челове¬ком, которого полюбил с первых двух свиданий: его имя О..., он был в военной службе и теперь находится в Дрездене для своей матери, коей здоровье несколько расстрое¬но» (Кюхельбекер В. К. Путешествие. Дневник. Статьи. Л., 1979. С. 15).
95 .. .памятник Моро. — Памятник известному французскому генералу Жану-Вик¬тору Моро, который, находясь в конфликте с Наполеоном, с 1804 по 1813 г. жил в Америке. В 1813 г. по приглашению Александра I возвратился в Европу и был его советником при штабе войск антинаполеоновской коалиции. Тяжело раненный в битве под Дрезденом, он умер 20 августа 1813 г.
96 ...друзья мои... — Данный фрагмент письма— выдержка из послания, обра¬щенного к племянницам — М. А. Мойер и А. А. Воейковой, урожденным Протасо¬вым. В рукописи письма читаем: «...друзья мои, Саша и Маша». Уже в прижизнен¬ной публикации (МТ. 1827. № 6. С. 114—124) этот фрагмент был присоединен к тексту письма великой княгине Александре Федоровне.
97 ...добрый гений, воспоминание... — Выделенное курсивом слово-понятие «вос-поминание» — один из самых устойчивых образов поэзии Жуковского. В четверо¬стишии, надписи «К своему портрету» он определил это афористически: «Воспоми¬нание и я — одно и то же» (ПСС. Т. 4. С. 26; см. также примеч. 36). Столь же значим для романтической лирики Жуковского и образ «гения»: «благодатный гений», «ми-мопролетевший знакомый гений» и т. д. В контексте всей записи соединение двух устойчивых мотивов лирики Жуковского — указание на стихотворное посвящение к первой части «Фауста», которое Жуковский в вольном переводе предпослал пове¬сти «Двенадцать спящих дев». Ср.: «Опять ты здесь, мой благодатный гений (...) Дай сладкого вкусить воспоминанья» (ПСС. Т. 1. С. 71; курсив мой. — А. Я.). См. также примеч. 99. *
98 ...белё'вский вид... — Все последующие топонимические реалии: «Ока», «Тем-рянь», «Дураковская церковь», «Жебынская пустынь» и т. д. воссоздают картину малой родины Жуковского — окрестностей маленького городка Белёва Тульской губернии. «Отрок Белёва», как называл Жуковского П. А. Вяземский, навсегда со¬хранил память об этих местах. Сохранилось огромное количество его рисунков и офортов Белёва и окрестностей, иллюстрирующих эту дневниковую запись. См.: Милонов Н. А. Тульский край в рисунках В. А. Жуковского. Тула, 1982.
99 И много милых теней встало... — Эта цитата из посвящения к первой части «Фауста» Гёте в переводе Жуковского (у Гёте: "...Und manche liebe Schatten steigen auf") неоднократно возникает в творческом наследии русского поэта. Уже в стихо¬творном посвящении к балладе «Двенадцать спящих дев», свободно перелагая Гёте,
Жуковский, обращаясь к своей Музе, говорит: «Ты образы веселых лет примчала / И много милых теней восстает...» (ПСС. Т. 1. С. 71). О многочисленных употребле¬ниях Жуковским этой цитаты в письмах (то в переводе, то в подлиннике, по-немец¬ки, с незначительными вариантами в тексте) см.: Веселовский. С. 265 (примеч. 3).
100 Путешествие по Саксонской Швейцарии. — Впервые опубликовано: ПЗ на 1824. С. 332—342.
101 .. .прелесть природы — в ее невыразимости. — Весь фрагмент, посвященный опи-санию утеса Bastey, по праву является прозаическим постскриптумом к «Невырази¬мому» Жуковского. Об этом см.: Фридлендер Г. М. Спорные и очередные вопросы изучения Жуковского // Ж. и русская культура. С. 19—21.
102 ...тираны окрестностей, как говорит Делиль... — Источник этой цитаты не обнаружен.
103 «Прогцание Бонапарте с Франциею» — Народная песня, исполняемая в Саксон¬ских Альпах.
104 ...чудесный туман... — Образ тумана становится устойчивым в немецких пей¬зажах Жуковского. Опираясь на живописные впечатления от картин К. Д. Фри¬дриха, Жуковский создает в «Путешествии по Саксонской Швейцарии» мирообраз «туманной Германии», во многом определивший пушкинскую характеристику Вла¬димира Ленского в «Евгении Онегине». Подробнее об этом см.: Лебедева О. Б., Януш¬кевич А. С. Германия в зеркале русской словесной культуры XIX — начала XX века. Koln; Weimar; Wien: Bohlau Verlag, 2000. С. 57—73.
105 ..Я должен еще дать отчет в остальной дрезденской жизни моей. — Данный фраг-мент из письма к великой княгине от 23 (5) июня 1821 г. впервые в извлечени¬ях: МТ. 1827. № 1. С. 20—32, под заглавием: «Отрывок из письма о Саксонии». С раз¬ночтениями: С 7. Т. 5. С. 458—465; PC. 1901. № 11. С. 389—401. Печатается по тексту PC.
106 ...о живописце Фридрихе... — Немецкий художник-романтик Каспар Давид Фридрих занимает особое место в эстетическом мире Жуковского. В его живописи он видел «символ человеческой жизни», а самого Фридриха называл «поэтом-живо¬писцем». По точному замечанию исследователя, «можно с одинаковою справедли¬востью назвать Фридриха — Жуковским живописи, или Жуковского — Фридрихом поэзии, так сходны были характеры, таланты их обоих» (Соловьев Н. В. Поэт-худож¬ник Василий Андреевич Жуковский // РБ. С. 55). Живопись Фридриха сопровожда¬ла русского поэта всю жизнь. См. примеч. 7 к 1820 г.
107 ...и Штернбальде Тике. — Роман немецкого писателя Людвига Тика «Стран¬ствия Франца Штернбальда» (Franz Sternbalds Wanderungen, 1798) становится для Жуковского визитной карточкой писателя, а герой произведения — художник Франц Штернбальд сливается в его сознании с образом своего создателя. Экземп¬ляр романа Тика с авторской правкой и надписью: "Geschenkt von dem Autor. Dresden den 12. Juni 1821", сохранившийся в библиотеке Жуковского, — свидетельство осо¬бого отношения русского поэта к этому роману. См.: Тик Л. Странствия Франца Штернбальда. М., 1987. С. 341—346.
108 .. .точно судит и о чужих картинах... — Эстетическое чутье Фридриха, крити¬ческий вкус подтверждаются его размышлениями о живописи. Опубликованные
«Высказывания при осмотре собрания картин художников...» вполне соответству¬ют этому и свидетельствуют о проницательности Жуковского (см.: Эстетика немец¬ких романтиков. М., 1987. С. 505-—523).
109 Эта картина только начата... — Жуковский описывает картину "Mondaufgang am Meer", которую Фридрих вскоре закончил. Находится в собрании Государствен¬ного Эрмитажа. См.: Geismeier Willi. Caspar David Friedrich. Leipzig, 1973. № 67 («Вос¬ход луны на море», 1821).
110 ...вдохновение ~ часто приходит в нему во сне. — Восприятие живописи Фрид¬риха как органической части его снов и фантазий, как своеобразной формы визио¬нерства было свойственно его современникам. А. И. Тургенев, посетивший мастер¬скую художника в 1825 г., замечал: «Можно мечтать над его произведениями, но ясно понимать их нельзя, ибо в его душе они не ясны. Это мечтания-сон, видения во сне и в ночи» (Тургенев. С. 287). Для Жуковского эта романтическая концепция вдох¬новения-видения неразрывно связана с немецкой эстетикой, в частности с «Фанта¬зиями об искусстве» В. Г. Ваккенродера. Статья «Рафаэлева Мадонна» — дальней¬шее развитие этих идей.
111 ... «Гамлет» кажется мне чудовищем... — Восприятие Жуковским наследия Шекс-пира— предмет специального исследования. Еще в 1802 г. обозначился интерес поэта к «Макбету», в связи с работой над переводом трагедии Андреем Тургеневым (Письма Андрея Тургенева. С. 407). К этому же времени относится их спор о «фан¬тастических сценах» в «Макбете» (см.: Шекспир и русская культура. М.; Л., 1965. С. 83-^85). В «Конспекте по истории литературы и критики» (1805—1811) Жуков¬ский вновь рассуждает о шекспировской трагедии (Эстетика и критика. С. 102—104). В планах и замыслах переводов Жуковского нередко возникает упоминание траге¬дий «Отелло», «Ромео и Джульетта». Он высоко ценит исторические хроники Шекс¬пира (см. записную книжку «Мысли и замечания» в наст. изд.). В этом ряду непри¬ятие «Гамлета» заслуживает самого пристального внимания.
118 ...Тик и Шлегель думали... — Имеются в виду «Письма о Шекспире» Л. Тика и характеристики шекспировского Гамлета в таких сочинениях Фридриха Шлегеля, как «Об изучении греческой поэзии», «История древней и новой литературы». Так, суждение Ф. Шлегеля: «Вероятно, нет более совершенного изображения безысход¬ной дисгармонии, составляющей подлинный предмет философской трагедии, чем то безграничное несоответствие мыслящей и деятельной способности, какое пред¬стает нам в характере Гамлета» (Шлегель Фридрих. Эстетика. Философия. Критика. Т. 1. М., 1983. С. 112) вполне перекликается с последующими словами Жуковского: «они видят в ней в ее разительных странностях всю жизнь человеческую с ее непо¬нятными загадками».
118 Тик переводит Шекспира... — К этому времени классическими немецкими пере-водами Шекспира считались переводы Августа Шлегеля. Он, в частности, перевел и «Гамлета». Тик работал над переводом драм предшественников Шекспира, составив¬ших два тома под названием «Приготовительная школа к Шекспиру» (1823—1829). Подробнее об отношении Тика к творчеству Шекспира см.: Зусман В. Г. Тик и Шек¬спир: Из истории восприятия Шекспира немецкими романтиками. М., 1987. Вместе с А. Шлегелем он переводит почти всё творческое наследие Шекспира.
114 Тик, немецкий П. ... — Здесь и далее речь идет о А. А. Плещееве, арзамасце, друге Жуковского, отличавшемся особым даром лицедейства. Еще в 1811 г. в письме к П. А. Вяземскому Жуковский говорил: «Плещеев имеет особенный талант, чрез¬вычайно приятный. Я еще никого не слыхал читающего с таким искусством, особ¬ливо театральные пиесы...» (Арзамас-2. Кн. 1. С. 173). Об этом даре Плещеева свидетельствуют и другие мемуаристы. Так, Ф. Ф. Вигель замечал: «...Александр Алексеевич Плещеев пленил его необыкновенным искусством подражать голосу, приемам и походке знакомых людей» (Там же. С. 91).
115 ...наш смуглый декламатор. — У А. А. Плещеева было очень смуглое лицо и черные волосы, за что в «Арзамасе» получил прозвище «Черный Вран» (см.: Арза¬мас-2. Кн. 1. С. 92). Жуковский называл его шутливо «негр» (РА. 1900. № 9. С. 20). Любопытно, что имение Плещеева называлось Чернь.
116 ...Шекспирову комедию "Was Ihr wollt"... — Комедия Шекспира «Как вам это понравится» в переводе Августа Шлегеля.
117 Менгсовы слепки. — Речь идет о знаменитой коллекции слепков с античных статуй, с сохранением их размеров, немецкого художника и историка искусств Ан¬тона Рафаэля Менгса. По словам П. В. Анненкова, «это драгоценность для худож¬ников или для занимающихся историей искусства. Всё, что разбросано по дворцам и виллам Италии, здесь собрано в одно и может дать вам полную идею о состоянии и процветании искусства в древнем мире» (Анненков. С. 270).
118 Die grime Gewolbe — «Зеленая кладовая», как называл это собрание драгоцен¬ных камней еще Н. М. Карамзин (Карамзин. С. 55), — одна из важнейших дрезден¬ских достопримечательностей. Вот как характеризовал «так называемый Зеленый свод» П. В. Анненков: «...с драгоценностями во всех возможных родах; бронзовые статуэтки с великих произведений древности бесподобной работы, произведения из слоновой кости, кубки, статуэтки, «Падение ангелов» 85 фигур, выполненные из целого куска, голландский фрегат (...) мозаика, эмали, литерные вещи, вырезанные на жемчуге (...) зала посуды, золотой, серебряной, яшмовой, холцедонной и проч. и проч...» (Анненков. С. 270).
119 ...для обозрения картинной галереи... — Дрезденская галерея — место палом-ничества всех русских путешественников начиная с Карамзина. Само сравнение кар¬тин, принципы их эстетической оценки — любопытный материал для исследования истории русской художественной критики. Достаточно в этом отношении сравнить суждения о Дрезденской галерее Н. М. Карамзина, А. И. Тургенева, В. К. Кюхель¬бекера, П. В. Анненкова, которые представили свой индивидуальный путеводитель по галерее. В этом ряду имя В. А. Жуковского занимает особое место.
120 Здесь одно искусство без души! — Этот принцип — критерий эстетической оценки произведения искусства для Жуковского. Начиная со статьи «О нравственной пользе поэзии» (BE. 1809. № 3. С. 161—172), восходящей к одноименной статье немецкого моралиста И. Я. Энгеля, Жуковский настойчиво подчеркивал связь прекрасного с нравственным. Важнейшее для романтической эстетики понятие «душа» обретает в его/творчестве начала 1820-х гг. особое значение духовного общения: «посол души, внимаемый душой», «душа распространяется» и т. д. Далеко не случайно этот прин¬цип формулируется в контексте оценок К. Д. Фридриха, для которого живопись — это «излияние чистой, взволнованной души» (Эстетика немецкого романтизма. М., 1987. С. 510).
181 Рафаэлева Мадонна. — Впервые письмо Жуковского к великой княгине Александре Федоровне под заглавием «Рафаэлева Мадонна» и с подзаголовком «Из письма о Дрезденской галерее» было напечатано в ПЗ на 1824 год» (С. 422—426), а затем перешло в собрания сочинений поэта без изменений. Текст печатается по первой публикации.
122 .. .портрет сатирического поэта Аретииа... — Речь идет о портрете итальянского поэта и публициста Пьетро Аретино, друга Тициана.
123 .. .это не картина, а видение... — Здесь Жуковский опирается на ваккенродеров-скую легенду о Рафаэле, вариант романтического мифа о художнике, творящем по божественному наитию. Интересно, что Кюхельбекер, опубликовавший в 1824 г. свое письмо о посещении в ноябре 1820 г. Дрезденской галереи и впечатлении от Сик¬стинской мадонны (Мнемозина. 1824. Ч. 1. С. 61—110), сделал следующее примечание: «Прекрасно описано у Тика (Phantasien) явление во сне Божией матери Рафаэлю...».
В библиотеке Жуковского имеется русский перевод сочинения Ваккенродера «Об искусстве и художниках. Размышления отшельника, любителя изящного, изданные Л. Тиком». М., 1826 (Описание. № 34).
124 ...в Миллеровом эстампе. — Имеется в виду гравюра с картины Рафаэля немец¬кого гравера и художника Иоганна Фридриха Вильгельма Мюллера (Миллера). Показательно, что, оценивая статью Жуковского, П. А. Вяземский сравнил ее именно с гравюрой Мюллера: «Нет сомнения, что список, хотя не буквальный, передает творение Рафаеля вернее эстампа Миллерова» (Вяземский. Т. 1. С. 260—261).
125 Гений чистой красоты... — Один из излюбленных поэтических образов Жу-ковского, впервые появившийся в стихотворении «Лалла Рук» и использованный Пушкиным в стихотворении «Я помню чудное мгновенье...».
126 ...В нашем небе зажигает / Он прогидльную звезду. — Автоцитата из стихотворе¬ния «Лалла Рук», написанного раньше, в январе 1821 г. История создания этого стихотворения, "la philosophic de Lalla Rookh" (см. примеч. 23) неразрывно связана с отношением Жуковского к великой княгине Александре Федоровне, адресату пись¬ма о «Рафаэлевой Мадонне».
127 ...занавесраздернулся... — Романтический образ покрывала, занавеса, скрыва¬ющего от глаз художника тайны бытия и приоткрывающегося только в минуты прозрения, — один из наиболее устойчивых в творчестве Жуковского 1820-х гг. Его поэтическое воплощение можно найти в таких произведениях Жуковского, как «На кончину Ея Величества королевы Виртембергской», «Лалла Рук», «Привидение», «Таинственный посетитель» и др.
128 .. .Бедный Миллер! — Жуковский здесь опирается на действительный факт ду-шевной болезни И. Ф. В. Мюллера (см. примеч. 124), явившейся следствием напря¬женной его работы над копией «Сикстинской мадонны». Стремясь достигнуть полного совершенства, художник занимался ею до конца жизни, что и подорвало его силы.
129 ...Из Дрездена ~ поехал я в Карлсбад... — Отрывок из письма к великой княги¬не Александре Федоровне от 14 октября 1821 г. из Штутгарта. Публикуется по PC. 1902. № 5. С. 338.
130 ... памятником Валленштейна... — Достопримечательности, связанные с име¬нем известного немецкого полководца эпохи Тридцатилетней войны Альбрехта Вал¬ленштейна, убитого именно в Эгере в ночь с 25 на 26 февраля 1634 г., не случайно интересовали Жуковского. Для него Валленштейн прежде всего литературный герой, персонаж драматической трилогии Ф. Шиллера («Лагерь Валленштейна», «Пикколо-мини», «Смерть Валленштейна»). К 1820 г. предположительно относится его перевод двух первых и начало третьего явлений трагедии «Смерть Валленштейна», набросок нескольких стихов из «Пикколомини», а к началу 1830-х гг. — фрагмент из «Лагеря Валленштейна». Подробнее об этом см.: Лебедева. С. 182—184, 191.
131 .. .познакомиться с J. Paul... — Интерес к личности и наследию немецкого писате¬ля и эстетика Жан Поля (Ж. П. Ф. Рихтер) обозначился у Жуковского еще до начала путешествия, о чем свидетельствует чтение его произведений и выписки из «Приго-товительной школы эстетики» (БЖ. Ч. 2. С. 181—188, 213—214). В альбоме Жуков¬ского, наряду с автографами Л. Тика, X. Гуфеланда, есть и автограф Жан Поля, к ко¬торому приложены анютины глазки с его могилы и его локон, завернутый в бумажку с надписью: "Eine Locke Jean-Paul's, statt einer frtiher verlorenen 1834 von seiner Tochter Emma empfangen"* (РНБ. Ф. 286. On. 2. № 228. Л. 33—33 об.). Показательно, что та¬кой же локон хранится в музее Жан Поля в Байрейте (см.: Jean-Paul Museum der Stadt Bayreuth. Katalog der standigen Ausstellung. 3. Aufl. Bayreuth, 1991).
Впечатление Жуковского от этой краткой встречи оказалось настолько прочным, что поэт не забыл деталей бытового образа Жан Поля и более чем через 20 лет. В ок¬тябре 1844 г. он рассказывал об этом посещении немецкого писателя И. Е. Бецко¬му, который проездом был во Франкфурте, следующее: «Я нарочно заезжал в 1820 го¬ду в Байрейт, чтобы видеть немецкую знаменитость (...) После первого знакомства я просил его, чтобы он показал мне комнату, где он занимается (...) страшный бес¬порядок... на столе навалены книги и бумаги, от стола проведена была маленькая лестница в большую клетку любимых им канареек. (...) На полу лежал большой пудель и толстый кот; подле стола стояли полки с ящиками, по которым были раз¬ложены кучи заметок. (...) Я изъявил желание видеть, как именно он занимается, как читает. Немец мой схватил обеими руками белого пуделя, уложил друга на од¬ном конце дивана и улегся сам, положив голову на послушное животное, и начал читать вслух...» (Москвитянин. 1845. Ч. 3. С. 242—243).
С именем Жан Поля связан и тот анекдот, который Жуковский, по свидетель¬ству мемуаристки, очень любил и часто рассказывал, сопровождая примечанием: «Ведь это историческое происшествие» (см.: Смирнова-Россет. С. 57, 454).
132 Швейцария. — Текст швейцарского дневника печатается по: Дневники. С. 121—157, с уточнениями по автографу: РНБ. Ф. 286. On. 1. № 4д (1). Л. 1— 31; 4д (2). Л. 55 об.—65 об. Вкрапления из писем-дневников специально оговари¬ваются в примечаниях. Подробнее о швейцарских впечатлениях Жуковского см.: Данилевский Р. Ю. Россия и Швейцария: Литературные связи XVIII—XIX вв. Л., 1984. С. 137—143.
133 ...вселенского Констанцского собора... — Речь идет о проходившем в швейцар¬ском городке Констанца в 1415 г. съезде высшего духовенства католической церкви, на котором был осужден и приговорен к сожжению национальный герой чешского народа, идеолог чешской Реформации Ян Гус.
134 Я приехал ночью в Мерзбург ~ видел удивительную картину заходягцего солнца. — Данный фрагмент из письма от 2 (14) октября 1821 г. к великой княгине Александ¬ре Федоровне непосредственно примыкает к дневниковой записи от 25—26 июля и является комментарием к ней. Впервые опубликовано: ПЗ на 1825 г. С. 557.
135 У Эбеля. — Личность швейцарского врача и географа Иоганна Готфрида Эбе-ля занимает особое место в швейцарских впечатлениях Жуковского. Составитель путеводителя для туристов (Manuel du voyageur en Suisse (...) Par J. G. Ebel. Zurich, 1810—1811. Т. 1—4), хранящегося в библиотеке поэта (Описание. № 957), по сло¬вам Жуковского, «оракул всех посещающих Швейцарию», помог Жуковскому раз¬работать маршрут путешествия, был его собеседником.
136 Мейер — Неоднократное упоминание в швейцарском дневнике имени «ста¬рого Мейера» (живописца и историка искусств Иоганна Генриха Мейера) не слу¬чайно. По словам исследователя русско-швейцарских литературных связей, «не¬сомненен интерес Жуковского к швейцарской живописи» (Данилевский Р. Ю. Указ. соч. С. 139).
137 Корсаков... — Вероятно, Жуковский вспомнил генерала А. М. Римского-Кор-сакова, который командовал в 1799 г. русской армией в Швейцарии, а 13 (25) сен¬тября генерал Массена нанес ему поражение под Цюрихом.
138 ...описание М-е Genlis... — Имеется в виду отрывок из "Les Souvenirs de Felicie L***" французской писательницы Стефани Жанлис: "De Zug, се dimanche". Известен под заглавием «Кладбище в Цуге, горном кантоне» в переводе Н. М. Карамзина. См.: XVIII век. Сб. 17. СПб., 1991. С. 274, № 265.
139 ...дорога в Моргартен. — Историческая достопримечательность; при Моргар-тене 16 ноября 1315 г. швейцарцы одержали победу над герцогом Леопольдом Ав¬стрийским.
139> ...14 ключей... — В источнике у часовни Богоматери.
140 ...с изображением Телля. — Внимание к местам, связанным с именем Вильгель¬ма Телля, имело связь с предшествующим творчеством Жуковского. Еще в начале 1800-х гг. он переводит роман Флориана «Вильгельм Телль» (об этом см.: Разумо-ва Н. Е. Первые переводы из Флориана («Вильгельм Тель», «Розальба» в творчестве В. Л Жуковского 1800-х годов // ПМиЖ. Вып. 13. С. 39—55). Не прошла мимо его внимания и одноименная драма Ф. Шиллера.
141 Чёртов мост... — Знаменитый Чертов мост, описанный в "Berglied" («Горной песне») Шиллера, которую под названием «Горная дорога» в 1818 г. перевел Жуков¬ский. Столь же значимы для этого перевода и другие географические реалии, от¬меченные в дневнике: Урнерлох, Амштеттен, Ури, вход на Сен-Готард и т. д. (см.: Вольпе. Т. 1. С. 379).
142 Из Констанца ~ но отсюда надобно идти пешком. — Фрагмент из письма к ве¬ликой княгине Александре Федоровне о Швейцарии, вошедший во второе изд. «Со¬чинений в прозе» Жуковского 1826 г. По существу, этот отчет о швейцарском путешествии— конкретизация и развитие дневниковых записей. Источник публикации: PC. 1902. № 5. С. 340—341.
145 .. .свобода Швейцарии еще существует. — Это заявление Жуковского связано с по-сещением луга Грютли, «истинной колыбели швейцарской свободы» (Тургенев. С. 35), где 8 ноября 1307 г. был заключен союз первых кантонов. По замечанию исследователя, «подобно Карамзину, Жуковский видел в швейцарской конфедера¬ции достойный внимания пример страны, где дышалось свободнее, чем на его ро¬дине (...) поэт не мог не сочувствовать событиям швейцарской истории, в которых одерживали победы свободный человек и свободная мысль» {Данилевский Р. Ю. Указ. соч. С. 140).
144 В два дни моего путешествия ~ поворотить к Lago Maggiore... — Отрывок из письма к великой княгине Александре Федоровне. Пейзажная зарисовка путешествия через Сен-Готард по праву может быть названа прозаическим комментарием к «Горной дороге» (см. примеч. 141). Источник публикации: PC. 1902.№ 5. С. 343—345.
145 ...вспомнил вечер потсдамский!— Ср. запись от 11 (23) апреля 1821 г., сделан¬ную в Потсдаме: «...вечер был удивительно тихий, благовонный, полный весенней жизни! После ужина долго ходили вместе по площади и любовались звездным не¬бом. La couronne мое любезнейшее созвездие».
146 .. .через Комо в Милан. — Начало первого итальянского путешествия Жуков¬ского, которое продлилось с 10 по 23 августа и в основном было связано с посеще¬нием Милана. Подробнее см.: Янушкевич А. С. Итальянские впечатления и встречи В. А. Жуковского (по материалам дневников, архива и библиотеки поэта) // Еже-квартальник русской филологии и культуры. 1998. Т. 2. № 4. С. 172—198.
147 В Дом... — От итал. duomo — собор. Так здесь и далее Жуковский обознача¬ет посещение крупных кафедральных соборов Европы.
148 Галерея Брера... — Посещение одной из крупнейших картинных галерей Ита¬лии закономерно. Глубокий и серьезный интерес к итальянской живописи Жуков¬ский пронес через всю жизнь. В его библиотеке сохранились многочисленные пу¬теводители по картинным галереям Италии.
149 В театре Opera buffa: "Clotilde". — Либретто Фредерика Сульо.
150 В театре Girobmo: "Dedale е Icare". — Авторов балета установить не удалось.
151 ...вход в Милан после Маренго... — Речь идет о входе в Милан армии Наполео¬на после сражения под Маренго 2 (14) июня 1800 г., в котором Наполеон разбил австрийцев.
152 "Cenacolo" — знаменитая «Тайная вечеря» Леонардо да Винчи.
153 «Дон Кигиот», «Иоанна», "Cenerentola". — Упомянуты балет французских хо-реографов Ж.-Ж. Новерра и Доберваля на музыку австрийского композитора Иозе-фа Старцера по роману Сервантеса «Дон Кихот»; балет «Жанна д'Арк» известного итальянского хореографа Сальваторе Вивано по мотивам драмы Ф. Шиллера «Ор¬леанская дева» и опера Дж. Россини, на сюжет сказки Ш. Перро, «Золушка».
154 Живость зрителей. — В дневнике перед 19 августа имеется еще следующий черновой набросок, относящийся к пребыванию Жуковского в Милане: «Вечер в Ми¬лане. Дети в фартуках. Corso. Duomo ночью. Соседство в театре— ай, ай!» (РНБ. Ф. 286. Оп. 1.№4г. Л. 1).
155 Озером в Isola Bella... — Залогом памяти об этом «несравненном путешествии» по озеру стала «лавровая ветвь», которую Жуковский сорвал для своей племянни¬цы А. П. Зонтаг «на Isola Bella под прекрасным небом Италии» (УС. С. 32).
156 Колонна мраморная... — приготовлена из одного камня для триумфальных ворот Наполеоновых в Милане (см. примеч. 151).
157 19. От Брюгга до Туртмана... — С 19 августа по 3 (15) ноября 1821 г. дневник сохранился в двух вариантах: черновом (писанном большей частью карандашом, весьма неразборчиво) и беловом, писанном чернилами. Поэтому текст дневника дается за этот период по беловому автографу, с дополнениями, заключенными в прямые скобки, — из чернового. Расшифровка этих дополнений сделана И. А. Быч¬ковым (Дневники. С. 131—168), а нами сверена по автографу: РНБ. Ф. 286. On. 1. № 4д (I), 4д (2).
158 Но мысль, что на другой день ~ во всей своей красоте. — Отрывок из письма к ве-ликой княгине Александре Федоровне, являющийся расширенным вариантом дневниковых записей об итальянском путешествии. Источник — PC. 1902. № 5. С. 345—346.
159 Приятная минута у Бонстеттена... — Постоянное упоминание имени швей¬царского историка и педагога Карла Виктора Бонстеттена — отражение давнего интереса Жуковского к его личности и творчеству. Еще в юные годы он увлекся им, переведя в 1810—1811 гг. его переписку с историком И. Миллером (BE. 1810. № 16. С. 253—285; 1811. № 6. С. 83—100). Сами имена Миллера и Бонстеттена стали для него символом дружбы. Не случайно он называет в эти годы своего задушевного друга Александра Тургенева «любезный Миллер», а себя «Бонстеттен» (ПЖТ. С. 66— 72). В 1820—1830-е гг. его прежде всего привлекают педагогические идеи Бонстет¬тена, в связи с собственной деятельностью воспитателя великого князя Александра Николаевича. В библиотеке поэта имеется несколько произведений швейцарского педагога (Описание. № 705—708, 2587), в том числе "Regime exterieur et interieur de l'homme. Geneve, 1829й со следующей дарственной надписью автора: "Mr. de Bon-stetten a son ami Joukoffsky. Geneve, 8 Janvier 1830" (Описание. № 2587).
160 Прогулка в Ферней... — Посещение знаменитого дома Вольтера, «фернейского мудреца», подробнее описано в письме к великой княгине Александре Федоровне (см. ниже). И хотя Вольтер не принадлежал к любимым писателям Жуковского (об этом см.: Заборов П. Р. Русская литература и Вольтер. XVIII — первая треть XIX века. Л., 1978. Указ. имен), интерес к его личности был естествен для русского поэта.
161 ...гостиная, описанная М-е Genlis... — См.: Жанлис С.-Ф. Свидание г-жи Жан-лис с Вольтером / Пер. Н. М. Карамзина// BE. 1803. № 15. С. 161—173. Ср.: Genlis S. К Les Souvenirs de Felicie L** P., 1825. Vol. 1. P. 215—216.
168 Колосове семейство. — Жан Калас, тулузский купец, был ложно обвинен в убий-стве сына. Он был казнен в 1762 г., а его второй сын и дочь заключены в монастырь. Вольтер на судебном процессе доказал, что Калас стал жертвою религиозного фана¬тизма, в результате чего сам Калас и его семейство были признаны невиновными.
165 Женева не красивый город ~ построены самим Вольтером. — Отрывок из письма к великой княгине Александре Федоровне, являющегося комментарием к дневни¬ковой записи от 24 августа 1821 г. Источник.* PC. 1902. № 5. С. 348—349.
164 Подарок Бонстеттена. — Видимо, речь идет о брошюре К. В. Бонстеттена "Education. Sur la necessite d'un systeme d'education pour les adolescents de la classe aisee" (Воспитание. О необходимости системы воспитания для юношей состоятель¬ных сословий). Брошюра появилась в печати без указания года издания, но отно¬сится к началу 1820-х гг. На последнем чистом листе рукою Жуковского написано: "De Bonstetten" (Описание. № 705).
165 ...в Копнете... — Имеется в виду швейцарское поместье Жака Неккера, отца мадам де Сталь, где она находилась (с перерывами) в изгнании с 1807 по 1812 г. и которое превратилось в своеобразный центр европейской оппозиции против На¬полеона. По всей вероятности, интерес к личности мадам де Сталь был связан у Жу¬ковского с чтением ее сочинения "Considerations sur les principaux evenements de la revolution francaise" («Взгляд на Французскую революцию...»), экземпляр тре¬тьего издания которого (1820 г.) с многочисленными пометами сохранился в биб¬лиотеке поэта (об этом см.: Янушкевич А. С. В. А. Жуковский и Великая француз¬ская революция // Великая французская революция и русская литература. Л., 1990. С. 114—117).
166 ...он и Гобгуз у М-е Stael... — Речь идет о посещении поместья Коппе Байро¬ном и его другом Джоном Хобхаузом (Гобгуз) в сентябре 1816 г. Все записи о Бай¬роне и его швейцарской жизни предвосхищают работу Жуковского над переводом поэмы «Шильонский узник».
167 ...ее сын. — Сын мадам де Сталь— барон Огюст Луи де Сталь, французский литератор. С ним Жуковский познакомится во время своего пребывания в Париже в мае 1827 г. (см. «Парижский дневник» в наст. изд.).
168 Marie de Plescheef... — Дочь С. И. и Н. Ф. Плещеевых, похороненная в окрест¬ностях Лозанны. В письме к А. И. Тургеневу от 27 ноября (9 декабря) 1820 г. Жу¬ковский просил адресата: «...съезди к Н. Ф. Плещеевой и просиди у нее целый ве¬чер за меня; я буду к ней писать. Спроси у нее имя той деревни, в которой погребена ее дочь близ Лозанны, я непременно буду на этом месте» (ПЖТ. С. 193—194).
169 .. .дочитав "Faliero"... —драму Байрона «Марино Фальеро, дож венецианский».
170 Histoire de М-е d'Etange... — Подробнее о разговоре с швейцарским крестьяни¬ном по поводу истинности истории Юлии д'Этанж, героини «Новой Элоизы» Рус¬со, см. ниже в отрывке из письма к великой княгине Александре Федоровне.
171 Поутру в Chilion. — Посещение Шильонского замка, в котором был заключен в XVI в. женевский гражданин Франциск Бонивар, воспетый Байроном в его поэме «Шильонский узник», стало импульсом для работы Жуковского над ее переводом. Уже на следующий день он приступает к созданию предисловия, где, в частности, пишет: «Переводчик с поэмой Бейрона в руках посетил сей замок и подъемную тем¬ницу Бонивара, он может засвидетельствовать, что описания поэта имеют прозаи¬ческую точность...» (РНБ. Ф. 286. On. 1. № 29. Л. 57). Об этом же он пишет в пись¬ме к великой княгине. Перевод был закончен весной 1822 г. (подробнее см.: Вольпе. Т. 2. С. 467—469). Под этим числом (т. е. 4 сентября) в черновом дневнике написа¬но начало (первые 26 стихов) «Шильонского узника».
172 Тюрьма Бонивара — героя поэмы Байрона «Шильонский узник», переведен¬ной Жуковским (см. примеч. 171).
173 Муртенская липа. — Старая липа, посаженная по преданию в честь победы бернцев над Карлом Смелым при Муртене 22 июня 1476 г.
174 Дом Фелленбергов. — Речь идет об известном швейцарском педагоге Филиппе Эммануиле Фелленберге, основавшем в Гофвиле целый комплекс воспитательных учебных заведений.
175 О Песталоцци. — Жуковский был хорошо знаком с педагогической системой известного педагога. Еще в период редактирования BE он публикует статью «Фел-ленберг и Песталоцци» (BE. 1808. № 23. С. 185—197); излагает суть его метода (1810. № 1.С. 290—309). Впоследствии некоторые методические приемы Песталоцци (таб¬лицы с рисунками) Жуковский использует в своей педагогической практике (при обучении великого князя). В библиотеке Жуковского имеется целый ряд произве¬дений, излагающих педагогическую систему Песталоцци (Описание. Указ. имен), втом числе собрание сочинений швейцарского педагога (Pestallozzi's sammtliche Schriften. Stuttgart u. Tubingen, 1819—1829. Bd. 1—12).
176 Из Женевы, чрез Лозанну... — Отрывок из письма к великой княгине Александ¬ре Федоровне, развивающий дневниковые записи от2—5 сентября 1821 г. Источ¬ник: PC. 1902. № 5. С. 349—350.
177 ...«Новая Элоиза» не выдумка. — Интерес к творчеству Ж.-Ж. Руссо и его рома¬ну «Новая Элоиза» сопровождал Жуковского всю жизнь. Он черпал в нем эстети¬ческие идеи (см. примеч. 22), использовал как практическое пособие для организа¬ции семейной жизни и т.д. Об этом см.: Канунова Ф. 3. Творчество Ж.-Ж. Руссо в восприятии Жуковского // БЖ. Ч. 2. С. 280—311.
178 .. .главный живописец душа. — Это определение восходит к немецкому писате¬лю и моралисту X. Гарве. Еще в 1808 г., переводя его рассказ "Das Weihnachtsge-schenk" («Подарок на Новый год»), Жуковский пишет: «Душа наша есть живописец, которого кисть изображает или оригинал, или список с хорошего оригинала; пер¬вое— собственные чувства, замечания и мысли; последнее— понятия, почерпае¬мые в наставлениях и книгах» (BE. 1808. № 1. С. 27—28; курсив мой.—А. Я.).
179 Вершина Юнгфрау и Манфред. — Соотношение одной из альпийских вершин и героя одноименной драмы Байрона неслучайно: все действие байроновского произведения связано с Бернскими Альпами, а вторая сцена первого акта имеет следующую ремарку: «Гора Юнгфрау. — Утро. — Манфред, один на утесах». Вер¬шина горы Юнгфрау упоминается в третьей сцене второго акта. Интерес Жуков¬ского к этой драме проявился еще до швейцарского путешествия. 13 августа 1819 г. А. И. Тургенев писал П. А. Вяземскому: «Я восхищался уродливым про¬изведением Байрона: „Манфред, трагедия". Жуковский хочет выкрасть из нее лучшее» (OA. Т. 1. С. 286). Известно также о чтении Жуковским «Манфреда» при¬близительно в это же время и о пометах в лейпцигском издании 1819 г. (см.: БЖ. Ч. 2. С. 420—422).
180 Угогцение Павла и императрицы. — Цесаревич Павел Петрович (будущий имп. Павел I) и великая княгиня Мария Федоровна во время заграничного путешествия 1782 г. посетили Швейцарию, в том числе дом Михеля в Интерлакене. В черно¬вом автографе это место читается так: «1785 и 88, Michel. В Интерлакене; обер-амтман Тиль угощал Павла и императрицу, и они прогуливались и завтракали в Бенигене у Михеля, который был там; император подарил бутылку токайского вина» (РНБ. Ф. 286. On. 1. № 4г. Л. 20).
181 ...коЛьву. — Известный памятник, исполненный по модели Торвальдсена, в память швейцарцев, убитых в августе 1792 г. при защите Тюильри. Описание па¬мятника см. ниже, в отрывке из письма к великой княгине Александре Федоровне.
182 Окрестности Луцерна — 10 августа 1792 г. — Отрывок из письма к великой кня-гине Александре Федоровне, впервые напечатанного в «Сочинениях Жуковского» 1826г. Источник.- PC. 1902. № 5. С. 352
183 В то время, как маленький народец сражается за честь и свободу ~ помирило бы государей с народом. — Этот пассаж связан с размышлениями Жуковского о борьбе греков за свою независимость. Греческая тема, столь актуальная для данного вре¬мени, постоянно возникает в дневниковых записях 1821—1822 гг.
184 .. .революция и горы. — «Горная философия» Жуковского получит свое разви¬тие в 1830-е гг., особенно в письме к великому князю Александру Николаевичу от 1 января 1833 г. из Швейцарии, где Жуковский вспомнит путешествие 1821 г.: «За двенадцать лет пред сим я уже видел его...». И далее, описывая развалины гор между Цюрихским и Ловерецским озером, разрушения, связанные с обвалами гор, воскли¬цает: «Вот история всех революций, всех насильственных переворотов, кем бы они производимы ни были...» (ПСС. Т. 12. С. 29).
185 ...отрывок из "Hagestolzen". — См. примеч. 66.
186 Katze. — «Возвышенное место, из старых укреплений уцелевшее, усаженное деревьями» — так описал А. И. Тургенев это место. И добавил: «Ай да кошка! (нем. Katze) Это лучший вид на Цюрихское озеро: ибо почти не поворачиваясь можно видеть и всё озеро и окрестности оного» (Письма А. И.Тургенева к Н. И. Тургене¬ву. Лейпциг, 1872. С. 153).
187 Я сдержал обещание ~ простился с Швейцарией. — Отрывок из письма к вели¬кой княгине Александре Федоровне из Штутгарта от 2 (14) октября 1821 г. Источ¬ник: PC. 1902. № 5. С. 352—353.
188 К Боассере. — В черновом варианте: Les freres Boisseree (Братья Буассере — фр.). Братья Сюльпис и Мельхиор Буассере — известные немецкие коллекционе¬ры картин, преимущественно старой немецкой школы. В 1827 г. их собрание было куплено для королевского музея в Мюнхене. Далее (запись от 4 октября) дано крат¬кое описание картин из галереи Буассере.
189 В театре: "Der Ttirke in Italien". — Опера-буффа Дж. Россини «Турок в Ита¬лии», на либретто Феличе Романи.
190 ...благословение Екатерины. — Речь идет о королеве Виртембергской Ека¬терине Павловне. В одном из подстрочных примечаний к своей элегии «На кон¬чину Ея Величества королевы Виртембергской» Жуковский писал: «В штуттгарт-ской русской церкви, в которую приходила молиться Екатерина, всё осталось, как было при ней; кресла ее стоят на прежнем своем месте. Нельзя без грустно¬го чувства смотреть на образ, которым в последний раз благословил ее государь император: на нем изображен святой Александр Невский, видны Нева, Зимний дворец, и над ними радуга — светлое, но минутное украшение здешнего неба» (Жуковский В. А. Полное собр. соч. и писем: В 20 т. Т. 2. М., 2000. С. 530).
191 ...Гёте о природе... — Имя Гёте закономерно возникает в контексте записей о картинной галерее братьев Буассере. Гёте познакомился с Сульпицием еще в 1811 г. и затем дважды посетил Гейдельберг, где находилась тогда коллекция. Свои впе¬чатления от этого посещения он изложил в статье «Об искусстве и древности на зем¬лях по Рейну и Майну» (1816), где, в частности, писал: «Здесь мы остановимся и обещаем в следующей части подобным же образом рассмотреть остальные сокро¬вища коллекции Буассере» (Гёте И. В. Собр. соч.: В 10 т. Т. 10. М., 1980. С. 203).
192 Рисунки и планы Кёльнского собора... — Гёте в статье «О немецком зодчестве» так охарактеризовал работу Буассере по изготовлению зарисовок Кёльнского собо¬ра, литографии которого сделал Георг Моллер: «Вновь обнаруженный оригинал Кёльнского собора осветил вопрос еще и с другой стороны: литографская копия с не¬го, оттиски, дополненные и затушеванные, позволяют представить всю постройку вместе (...) тщательно изготовленные зарисовки Кёльнского собора, сделанные ча¬стью в горизонтальной проекции, частью с разных сторон, познакомили меня с этим сооружением, которое после строгой проверки действительно занимает первое ме¬сто среди произведений зодчества этого стиля» (Гёте И. В. Собр. соч. Т. 10. С. 252).
193 К Бенкендорфу... — Имеется в виду русский посланник в Штутгарте и Карлс¬руэ Петр Христофорович Бенкендорф, с которым Жуковский ведет разговор о Сак-сен-Веймарской герцогине Марии Павловне и дочери герцога Павла Виртемберг-ского Фридерике Шарлотте Марии (la princesse fille du prince Paul), будущей великой княгине Елене Павловне, бракосочетание которой с великим князем Михаилом Павловичем состоялось в 1824 г.
194 ...рассказы о смерти королевы... — королевы Виртембергской Екатерины Пав¬ловны (см. примеч. 190).
195 Его стихи на Психею... — на статую немецкого скульптора И. Г. Даннекера «Психея».
196 ...башня Гёца фон Берлихингена... — В черновом варианте: «башня, в которой был заперт и умер Гётц фон Берлихинген». Речь идет о немецком рыцаре эпохи Реформации и Великой крестьянской войны XVI в., герое одноименной драмы Гёте. Жуковский допускает неточность; рыцарь был освобожден из башни в Гейльброн-не через три года после заключения и умер в своем замке Горнберге в 1562 г. восьми¬десяти двух лет от роду
197 27. Эйзенах. — В черновом дневнике под этим числом (27 октября) записан перевод 2—5-й глав «Шильонского узника» Байрона.
198 28. Эрфурт. — Под этим числом в черновом дневнике написана 6-я глава пе¬ревода «Шильонского узника».
199 К в(еликой) княгине... — к Марии Павловне, супруге наследного принца Сак-сен-Веймарского Карла Фридриха.
200 Жалкая помеха. — Эта запись связана с посещением Гёте и так прокомменти¬рована в письме великой княгине Александре Федоровне от 1 (13) ноября 1821 г.: «От спеху не мог пробыть в Веймаре более одного дня; там имел счастие предста¬виться ее императорскому высочеству великой княгине Марии Павловне, которая приняла меня с очаровательною милостию, и ее же милости обязан я свиданием с Гёте; он находился в Иене, и чтоб я имел время к нему съездить, ее высочеству угодно было прислать мне коляску, и я в тот же день видел поэта. Но свидание мое с ним было похоже на плавание мое по Рейну; оно было туманное, хотя он принял меня с ласкою» (PC. 1902. №5. С. 357). В письме к Гёте (на фр. языке, от 25 февраля 1822 г.) об этой встрече Жуковский пишет следующее: «Эта встреча, которой я же¬лал и ожидал с такою горячностию, длилась всего лишь одну минуту, но эта минута была богата волнующими впечатлениями; я ничего не мог сказать Вам отчетливо и ясно, потому что мне хотелось сказать об очень многом, но я Вас видел, и этого было достаточно, чтобы во мне мгновенно ожили самые лучшие воспоминания о моем прошлом. Und manche liebe Schatten steigen auf*. Да, так и было... Примите же, милый великий человек, мою признательность и за это прошлое, которое столь ча¬сто скрашивалось влиянием вашего гения, и за это мгновение, когда я почувство-вал благотворную силу личной с Вами встречи, завершившейся таким дружеским и отеческим рукопожатием...» (СС 1. Т. 4. С. 572).
201 Дом Виланда. — С именем немецкого писателя К. М. Виланда связан целый этап эстетического и художественного развития Жуковского. Чтение и оценка его произведений, работа над переводом «Оберона» определили постоянное упомина¬ние в дневнике мест, связанных с именем Виланда. Об этом см.: Реморова Н. Б. Жу¬ковский и немецкие просветители. Томск, 1989. С. 17—124.
202 .. .камень Густава-Адольфа. — Так называемый Schwedenstein (памятник — гра-нитная глыба) на том месте, где в сражении под Лютценом (1632 г.) пал шведский король Густав Адольф.
203 Памятник и место погибели Понятовского — князя Иосифа Понятовского, глав-нокомандующего войсками и маршала Наполеона, который, прикрывая отступле¬ние французской армии под Лейпцигом, утонул в Эльстере. П. В. Анненков, через 20 лет после Жуковского посетив это же место, писал в «Путевых записках»: «Непо¬далеку от Франкфуртовского моста, куда направилась вся разбитая армия, существу¬ет теперь сад частного человека, и за 4 гроша привратник показывает всем место гибели знаменитого графа и несколько далее, на зеленой площадке сада, под четырь¬мя ивами место, где погребено тело его, выброшенное этой узкой, мутной, но быс¬трой рекой. На обоих мостах стоят по камню. (...) Эта пара камней вся исписана поляками. Понятна их любовь к герою Польши. (...) Понятовский был идеал поля¬ка...» (Анненков. С. 265—266).
204 В театре: "Das Leben ein Traum". — Трагедия Кальдерона «Жизнь есть сон» (1636). В библиотеке поэта имеется издание этой пьесы в переводе Августа Шлеге¬ля (Описание. № 765).
205 Батюшков. — К. Н. Батюшков уже в это время страдал умственным расстрой¬ством и лечился в местечке Плаун под Дрезденом, Запись от 4 ноября так проком¬ментирована А. И.Тургеневым в письме П. А. Вяземскому от 7 февраля 1822 г.: «Вчера Жуковский возвратился, видел Батюшкова в Дрездене, слышал прекрасные стихи, которые он все истребил» (OA. Т. 2. С. 244). Видимо, в этот же день Батюш¬ков вписал в альбом Жуковского стихотворение «Жуковский, время всё проглотит...» (PC. 1887. № 4. С. 240). И впоследствии Жуковский принимал самое заинтересованное участие в судьбе Батюшкова. Как замечал А. И. Тургенев, «да и кто более доказал ему, что истинная дружба не в словах, а в забвении себя для друга. Он был нежней¬шим попечителем его и сопровождал его до Дерпта и теперь печется более всех родных по крови, ибо чувствует родство свое по таланту» (Тургенев. С. 289).
206 Раздрание писанного... — Далее Жуковский приводит перечень произведений Батюшкова, видимо, уничтоженных им в приступе отчаяния.
207 ...la princesse de Baviere. — В черновом варианте: «Принцесса Баварская». Речь идет о предстоящем браке кронпринца Фридриха Вильгельма с принцессой Бавар¬ской Елизаветой. Их бракосочетание состоялось в 1823 г.
208 Чтение "J. Cezar". — Вероятно, трагедии Шекспира «Юлий Цезарь».
209 В театре: "Die drei Gefangenen".— Вероятно, немецкая переделка француз¬ской комедии Э. Дюпати "La prison militaire, ou Les trois prisonniers" («Военная тюрь¬ма, или Три арестанта»). В русском переводе А. В. Лукницкого шла на сценах Мос¬квы и Петербурга (ИРДТ. Т. 2. С. 461).
2ю "prmz von Homburg". — Чтение драмы Генриха Клейста, двоюродного брата Марии фон Клейст, «Принц Фридрих Гомбургский». Именно в этот вечер 10 декабря Мария Клейст подарила Жуковскому сочинения ее брата, включающие и «Принца Гомбургского». См. примеч. 62 к 1820 г.
211 Чтение "Simple histoire" — Романа английской писательницы Элизабет Инч-бальд, к которому Жуковский обращался неоднократно (см. примеч. 18 к 1819 г.).
212 Chateaux en Espagne. — Название комедии французского драматурга Ж.-Ф. Ко¬лен д'Арлевилля «Воздушные замки», популярной в России в переложении Н. И. Иль¬ина и Н. И. Хмельницкого (ИРДТ. Т. 2. С. 461—462). Учитывая атмосферу литера¬турных чтений в салоне Марии Клейст, можно предположить чтение этой комедии. Но возможно, просто речь идет о каких-то несбыточных планах, «воздушных замках» в жизни поэта.
213 Чтение Гофмана. — О каком произведении Э. Т. А. Гофмана идет речь, сказать трудно. Но пометы в немецком издании «Серапионовых братьев» (Т. 1—2. Берлин, 1819) позволяют говорить о возможности чтения одной из повестей этого сборни¬ка. См.: БЖ. Ч. 2. С. 188—190.
214 W. Scott. — См. далее запись от 24 ноября: «Читал В. Скотта». Вероятно, речь идет о чтении «Девы озера» Вальтера Скотта в немецком переводе Адама Шторка. Экземпляр этого произведения издания 1819 г. с пометами Жуковского сохранил¬ся в его библиотеке (Описание. № 2102). Одновременно Жуковский делает конспект этой поэмы. Об этом см.: Жилякова Э. М. В. Скотт в библиотеке В. А. Жуковского // БЖ. Ч. 3. С. 302—318.
215 В театре: «Олимпия». — Опера Г. Спонтини.
216 ...чтение Шатобриана... — См. примеч. 46.
217 "Freischiitz". — Знаменитая опера немецкого композитора К.-М. Вебера «Воль¬ный стрелок», которая была еще музыкальной новинкой (в Берлине исполнена в пер¬вый раз 18 июня 1821 г.).
218 ...чтение "Princesse de Cleves". — Роман французской писательницы Мари де Лафайетт «Принцесса Клевская» (1678).
1822
(С. 236—238)
Впервые опубликовано: PC. 1901. № 11—12. Приложение. С. 174—178. Ав¬тограф: РНБ. Ф. 286. On. 1. № 4д (2). Л. 27—29 об.
1 Узрев черты сии пленительно живые... — По всей вероятности, это четверо¬стишие посвящено Марии Клейст и ее дочери Луизе (Лулу). См. примеч. 62—63 к 1820 г.
2 ...чтение "Chateau de veillees".— Речь идет о сочинении С.-Ф. деЖанлис "Les veillees du chateau ou Cours de morale a l'usage des enfants" (1784). Запись от 3 янва¬ря: «Чтение М-е Genlis» — подтверждает это предположение.
3 В театре: "Schweizerfamilie". — Опера Иосифа Вейгля «Швейцарская семья».
4 ...и Мольером. — Комментируя эту запись, И. А. Бычков высказывает предпо¬ложение, что «на вечере читали что-либо из Тика и Мольера» (Дневники. С. 173). Но, скорее всего, речь идет о вполне реальном лице — французском проповеднике и педагоге, воспитателе принца Августа Прусского Гаспаре Мольере.
5 Чтение писем Гумбольта. — Речь, вероятно, идет о появившемся издании пи¬сем Вильгельма Гумбольдта: Briefe von Wilhelm von Humboldt an eine Freundin (Th. 1—2). В библиотеке Жуковского имеется 3-е издание этих писем 1849 г. (Опи¬сание. № 1355).
6 ...чтение Тасса... — вероятно, драмы Гёте «Торквато Тассо».
7 Чтение «Амфитриона» — комедии Мольера.
8 В театре: "Iphigenie en Tauride". — Драма Гёте или опера Глюка, созданная на её основе.
9 ...о музыке к «Фаусту». — См. примеч. 78 к 1821 г.
10 В театре: "Die Gastrollen". — Автора пьесы «Гастроли» установить не удалось.
11 Мелодрама: "Der Muller und seine Gesellen". —Автор пьесы «Мельник и его под-мастерья» не установлен.
12 Прикоснулся бы. — Как предполагал И. А. Бычков, запись связана с желанием Жуковского «прикоснуться» к письмам великой княгини Александры Федоровны, которые фельдъегерь вез в Берлин (Дневник. С. 177).
13 В муссу... — от нем. die Musse («свободное время», «досуг») — клуб в Риге, осно-ванный в 1786 г.
14 В театре во дворце ~ Tableaux. — Речь идет о представлении одноактных фран-цузских пьес «Один день», «Версалец», «Портной С. С.» (см. примеч. 48 к 1821 г.) и живых картин.
15 У Карамзина... — Через день после свидания с Жуковским, 9 февраля 1822 г., Н. М. Карамзин писал И. И. Дмитриеву: «Наконец явился Жуковский с любовию к Берлину и с приятным воспоминанием о своем путешествии, но без жены, вопре¬ки сказкам. Говорит, будто в Берлине сердца теплее, умы деятельнее» (Письма Ка¬рамзина к Дмитриеву. СПб., 1866. С. 323).
1825
(С. 239—245)
Впервые: ПЖТ. С. 204—211. Автограф: РНБ. Ф. 286. Оп. 2. № 157. Л. 17—20 об.
Дневников Жуковского за целый период его жизни (с февраля 1822 по май 1826 г.) не обнаружено. Трудно представить, что их не было, учитывая система¬тический характер записей за предшествующие и последующие годы. Но мож¬но предположить, что дневник, включающий события этого бурного времени, предшествующего 14 декабря и вероятную летопись встреч с их участниками, был уничтожен Жуковским.
Тем более интересна его пространная запись от 14 декабря 1825 г. воссоздаю¬щая хронику этого дня, его оценку. Традиционно это свидетельство Жуковского по разным причинам отсутствует среди мемуарных декабристских источников (см., напр.: Писатели-декабристы в воспоминаниях современников: В 2 т. М., 1980). А между тем оно представляет безусловный интерес как для историков декабрист¬ской мысли, так и для понимания отношения Жуковского к декабристам.
Очевидец событий, воспринимавший их из Зимнего дворца, Жуковский не был беспристрастен. Как известно (см.: Дубровин), он много сделал для помощи сослан¬ным, для их спасения и реабилитации (см. «Записку о Н. И. Тургеневе»), измени¬лась его оценка и событий 14 декабря. Но по горячим следам происшедших крова¬вых и драматических событий он осмыслял их эмоционально и непосредственно.
Эти записки, создававшиеся в течение нескольких часов, по своему типу явля¬ются характерными для Жуковского письмами-дневниками.
1 Мой милый друг. — Адресатом письма является Александр Иванович Тургенев, находившийся тогда в Париже. Судя по дневниковой записи Тургенева от 15 (27) де¬кабря послание Жуковского было получено с курьером буквально на следующий день и создавалось в ночь с 14 на 15 декабря: «Получил письмо от моего милого Жу¬ковского, и сердцу моему стало легче. Он не писал ко мне тогда, как дни его текли в безмятежном положении души, но когда бедствие настигло его и Россию, в серд¬це его отозвалось старое, прежнее чувство его ко мне, которое во мне никогда не затихало. Жалею, что не мог отвечать ему с курьером, который уехал в 5-м часу. Посол желал, чтобы я опять остался у него обедать и перевел для него письмо Жу¬ковского» (Тургенев. С. 381).
2 ...этот день был днем очищения, а не разрушения... — Мысль об очистительном характере происшедшего, о значении этого дня как «великого наставления для бу¬дущего» не покидает Жуковского и позднее. Так, через два месяца после проис¬шедшего в письме к А. П. Зонтаг от 21 февраля 1826 г. он замечает: «Туча прошла и разразилась в стороне: гром не упал на Россию. Наше бедствие имеет весь харак¬тер летней грозы после зноя: поля были изнурены засухой. Мы ждали дождя; гро¬за была, и был даже благотворный дождь... Теперь посмотрим, воспользуются ли благотворением грозы, чтобы удобрить заброшенную ниву» (УС. С. 98).
3 Встречаю в зале Булгакова... — Вероятно, К. Я. Булгакова, петербургского почт-директора.
4 К нам подходит Оленин... — А. Н. Оленин был в то время государственным се-кретарем.
5 Фридрихе убит... — Слухи о гибели барона П. А. Фредерикса, будущего генерал-адъютанта, оказались неверными: он был лишь ранен.
6 ...Бестужевым... — Михаил Бестужев, штабс-капитан лейб-гвардии Московско¬го полка, в своих записках подробно воссоздает эти события, во многом совпадая с описанием Жуковского (см.: Писатели-декабристы. Т. 1. С. 63—65).
7 ...разрубил голову Фридрихсу и генералу Шеншину... — М. Бестужев так описыва¬ет это событие: «При нашем выходе из казарм мы увидели брата Александра. Он стоял подле генерала Фридрикса и убеждал его удалиться. Видя, что его убежде¬ния тщетны, он распахнул шинель и показал ему пистолет. Фридрикс отскочил влево и наткнулся на Щепина, который так ловко рубанул его своею острою саб¬лею, что он упал на землю. Подходя к своду выхода, Щепин подбежал к генералу бригадному Шеншину, уговаривавшему отдельную кучку непокорных, и обрабо¬тал его подобно Фридриксу» (Писатели-декабристы. Т. 1. С. 63).
8 ...и другой, сумасшедший, наш знакомец... — Имеется в виду В. К. Кюхельбекер, который познакомился с Жуковским еще в 1817 г. Незадолго до смерти он вспоми¬нал: «В 1817 году привел меня к нему [Жуковскому] покойный Гнедич... И он по¬любил меня, он удостоил меня своей дружбы. Потом... но зачем вспоминать то, за что заплатил я двадцатилетними страданиями? Жуковский не лишил меня своего сердечного участия и тогда, когда я пал в бездну злополучия» (ЛН. Т. 59. С. 512).
9 Грабэ-Горский — Имеется в виду отставной полковник Осип-Юлиан Викентье-вич Горский, который называл себя «грабя» (граф) Горский. Он не был членом тай¬ных обществ и на Сенатской площади оказался случайно.
10 Первою жертвою этого дня был Милорадович... — Имеется в виду М. А. Ми-лорадович — участник Отечественной войны, генерал от инфантерии, петербург¬ский военный генерал-губернатор в 1818—1825 гг. Убит 14 декабря 1825 г. на Сенатской площади П. Г. Каховским. «Граф М. А. Милорадович, — вспоминал де¬кабрист А. Е. Розен, — любимый вождь всех воинов, спокойно въехал в каре и старался уговорить солдат, ручался им честью, что государь простит им ослуша¬ние, если они тотчас вернутся в свои казармы. Все просили графа скорее удалить¬ся (...) В эту минуту пули Каховского и еще двух солдат смертельно ранили сме¬лого воина, который в бесчисленных сражениях и стычках участвовал со славою и оставался невредимым: ему суждено было пасть от русской пули» (Писатели-декабристы. Т. 1. С. 152)
К истории смерти Милорадовича Жуковский сделал следующее примечание: «Уверяют, что первый выстрелил и убил его Горский, а другие говорят— Кюхель¬бекер» (ПЖТ. С. 208). Как было установлено позже, убийцей Милорадовича оказался П. Г. Каховский.
11 Вдруг является к Государю Якубович... — Ср. описание поведения А. И. Якубо¬вича в записках М. Бестужева (Писатели-декабристы. Т. 1. С. 65).
12 ...Шторхом, сыном нашего... — Офицер Гренадерского полка Александр Андре¬евич Шторх, не являвшийся членом тайных обществ, но участвовавший в восстании, был сыном академика, автора трудов по статистике и политической экономии, А. К. Шторха, чтеца имп. Марии Федоровны и наставника великих князей.
ls ...но прежде послали митрополита. — Вот как это вспоминает А. Е. Розен: «Нако¬нец по приказанию государя употреблено было еще последнее средство к усмирению: на извозчичьих санях подъехал митрополит Серафим в сопровождении киевского митрополита Евгения и нескольких святителей, с животворящим крестом, умолял братьев христианскою любовью возвратиться в свои казармы (...) Его выслушали; воины осенили себя знамением креста, но мольбы его остались также тщетными; ему сказали: „Поди, батюшка, домой, помолись за нас, за всех, — здесь тебе нечего делать"» (Писатели-декабристы. Т. 1. С. 152).
14 ...не найден только один Кюхельбекер... — В. К. Кюхельбекер бежал из Петербур¬га и был арестован при въезде в предместье Варшавы 19 января 1826 г.
15 .. .это род Занда! — Намек на фанатичного немецкого студента, участника тай¬ных обществ в Германии Карла Занда, убившего в Мангейме 23 марта 1819 г. писа¬теля Августа Коцебу, в котором он видел агента русского правительства и идеолога Священного союза. Казнен в 1820 г.
16 Это его слова. — В письме к И. И. Дмитриеву от 19 декабря 1825 г. Н. М. Ка¬рамзин так описывает поведение императрицы: «Как скоро грянула первая пушка, императрица Александра Феодоровна упала на колени и подняла руки к небу. Она несколько раз от души говорила: „Для чего я женщина в эту минуту!"» (Письма Н. М. Карамзина к И. И. Дмитриеву. СПб., 1866. С. 411).
1826
(С. 246—252)
Впервые опубликовано: PC. 1901. № 12. Приложение. С. 178—192. То же: Дневники. С. 178—192. Автограф: РНБ. Ф. 286. On. 1. № 5. Л. 3—15.
1 .. .письмо о Карамзине. — Речь идет о подготовленном Жуковским для Николая I проекте выделения Н. М. Карамзину, в то время уже тяжело больному, пенсиона. 13 мая 1826 г. вышел рескрипт императора и указ министра финансов о производ¬стве пенсиона в размере 50 тыс. рублей в год (см.: Погодин М. П. Н. М. Карамзин. М., 1866. С. 494).
2 .. .петергофский праздник... — Жуковский вспоминает о празднике, состоявшемся 1 июля 1818 г. в Петергофе, особенно многолюдном из-за хорошей погоды. Фейер¬верк, залпы праздничного салюта, присутствие императора Александра I и импе¬ратрицы Елизаветы Алексеевны, друзей, в том числе Карамзина, — всё это навсегда осталось в его памяти. В письме к И. И. Дмитриеву Карамзин так говорил о нем: «Мы наслаждались петергофским праздником и ораниенбаумским, хотя иллюмина¬ция и фейерверк не весьма удались. Время было прекрасное, людей множество. Несмотря на ветер, довольно сильный, мы с женой, с детьми, с Тургеневым,
Жуковским, Пушкиным (которые все у нас жили в Петергофе) сели на катер и но¬сились по волнам Финского залива часа два или более; одна из них облила меня с го¬ловы до ног, но мы были веселы и думали о том, как бы съездить морем подалее» (Письма Н. М. Карамзина к И. И. Дмитриеву. СПб., 1866. С. 243—-244).
3 Ветер N. N. О. — То есть Nordnordost. В морской навигации обозначение севе¬ро-северо-востока.
4 ...визит ~ Степана Карповича Сабинина. — С. К. Сабинин с 1823 г. был священ¬ником русской посольской церкви в Копенгагене; с 1837 г. — настоятель русской церкви в Веймаре. Вот как его характеризовал в 1840 г. А. И. Тургенев: «Стефан Сабинин делает честь нашему духовенству и в ученой Германии — просвещением, благочестием, ученостию своею и какою-то благородною людскостию в обхождении» (Тургенев. С. 209—210). Заслуживает внимания тот факт, что в 1840 г. старший сын Сабинина Дмитрий издал на немецком языке «первую часть повестей Пушкина», «с небольшою биографией поэта и с письмом Жуковского о последних минутах его» (Там же. С. 210).
5 История королевы... — Король датский Христиан VII был женат на принцессе Каролине Матильде Великобританской.
6 ...нынешнего короля. — В это время датским королем был Фридрих VI.
7 Развод нынешнего кронпринца. — Наследный принц датский Христиан Фридрих был женат дважды: на принцессе Шарлотте Фридерике Мекленбург-Шверинской и на принцессе Каролине Амалии Гольштейн-Августенбургской.
8 .. .здешней Дюбарри — фаворитки короля по аналогии с известной фавориткой французского короля Людовика XV Мари-Жанной Дюбарри.
9 ...у русского министра. — Министром-резидентом в Гамбурге был в то время Г. А. Струве (в дневнике от 2 июня его фамилия написана Штруве).
10 Кларины страданья. — Речь идет о дерптском живописце и гравере А. Ф. Кла¬ре (Klara), которому покровительствовал Жуковский, добившийся у Николая I раз¬решения сопровождать его за границу. Его страдания были вызваны, видимо, тя¬желым материальным положением.
11 Friedrichsplatz с монументом... — Памятник ландграфу кассельскому Фридриху И.
12 Вецлар (Вертер)... — Именно в Вецларе, в 1772 г., произошли события (любовь к Шарлотте, соперничество с ее женихом Иоганном Кестнером, бегство из Вецла-ра, мысли о самоубийстве), которые стали источником романа И. В. Гёте «Страда¬ния юного Вертера».
13 Карамзин. — Этой лаконичной записью Жуковский фиксирует сообщение о смер¬ти Н. М. Карамзина, последовавшей 22 мая 1826 г. «Вообрази мое положение, — пи¬сал он А. И. Тургеневу, — узнать из газет, что Карамзина нет на свете (...) Большая половина жизни прошла под светлым влиянием его присутствия (...) Карамзин — в этом имени было и будет всё, что есть для сердца высокого, милого, добродетель¬ного» (ПЖТ. С. 214).
14 Штейн... — Речь идет о прусском государственном деятеле бароне Генрихе Штейне, который долгое время жил в России, где находился на государственной службе. «Жуковский очень полюбил его, — вспоминал А. И. Тургенев. — Жуковский в быту домашней жизни и по общему уважению находит барона Штейна сходным с Карамзиным» (Письма А. И. Тургенева к Н. И. Тургеневу. С. 58). Во время рабо¬ты над «Запиской о Н. И. Тургеневе» Жуковский будет постоянно обращаться к его советам.
15 ...к гр. Эглофшшйн. — Графиня Юлия Эглофштейн, обладавшая прекрасным художественным талантом, и ее мать, графиня Генриетта Эглофштейн, были хоро¬шо знакомы с Гёте и входили в его дружеский круг.
16 Разговор о жизни после смерти. — Проблемы эвтаназии глубоко интересовали поэта. От его перевода отрывка из «Эвтаназии» Виланда (BE. 1808. № 6. С. 94—113) до размышлений в статье «Нечто о привидениях» (1848)— таков 40-летний путь обращения Жуковского к этой теме. А. С. Стурдза, сам глубоко интересовавшийся этими вопросами, неслучайно выступает собеседником Жуковского.
17 Разговор с Стурдзою о воспитании. — Эта тема, волновавшая Жуковского всю жизнь, особенно остро стояла в это время. Как известно, он тщательно готовился к роли воспитателя наследника Александра Николаевича.
18 Княгиня Голицына... — Жуковский неслучайно выделяет в дневнике специаль¬ной записью имя Марии Аркадьевны Голицыной (урожд. княжны Суворовой). В пись¬мах к И. И. Козлову из Эмса он постоянно отмечает ее пение: «Я бывал, и довольно часто у нее, и всякий раз пленялся ее милым пением» (С 7. Т. 6. С. 446).
19 Приезд гр(афа) Каподистрии. — «Главным моим здесь [в Эмсе] утешением был граф Каподистрия, который прожил недели четыре в Эмсе», — писал Жуковский И. И. Козлову 23 июля (4 августа) 1826 г. (С 7. Т. 6. С. 466). Жуковский встретился с Иоанном Каподистрией в конце июля во Франкфурте. Он рекомендует его импе¬ратрице Александре Федоровне в качестве воспитателя наследника Александра Николаевича (С 7. Т. 6. С. 287—289), но это предложение не было принято.
20 Вольф. — Далее Жуковский приводит названия произведений, отрывки из ко¬торых были исполнены известным немецким актером Пием Александром Вольфом: «Ифигения в Тавриде» Гёте, «Кубок» Шиллера, «Стойкий принц» Кальдерона, сочи¬нения немецкого поэта И. П. Гебеля, идиллии которого переводил Жуковский.
21 Рейтерн. — Это одно из первых упоминаний будущего тестя Жуковского, не¬мецкого художника Герхардта Вильгельма фон Рейтерна, с которым он познако¬мился и сблизился в Эмсе летом 1826 г. (см.: Reutern. S. 48—50). Ранее Жуковский только мельком один раз видел Рейтерна в Дерпте в 1816 г. (Русская беседа. 1859. Кн. 3. С. 17).
22 Принцесса Вильгельм. — Принцесса Марианна, супруга прусского принца Виль-гельма (см. примеч. 14 к 1820 г.).
2S Чтение отчета. — По всей вероятности, речь идет о «Донесении следственной комиссии» по делу о 14 декабря. В это время Жуковский готовится к созданию «За¬писки о Н. И. Тургеневе».
24 Наводнение. — Речь идет о наводнении, которое произошло в комнате Жуков¬ского и которое заставило его перебраться на другую квартиру в Kurhaus'e (ПЖТ. С. 217). Вот что об этом пишет биограф поэта: «В Эмсе одно приключение сильно испугало Жуковского, но к счастию не имело никаких худых последствий. Он зани¬мал квартиру в нижнем этаже углового дома у крутого переулка, через который протекал маленький ручеек, струившийся с горы, от так называемой Mooshtitte.
4 августа после обеда, в ту минуту, когда Жуковский отдыхал, сделался вдруг ужас¬ный ливень, и в несколько минут дождевая вода смыла с гор так много земли и кам¬ней, что совершенно запрудила переулок и проникла в комнату спящего, который с трудом мог выбраться благополучно. Он должен был переселиться в другую квар¬тиру» (Зейдлиц. С. 141).
25 Приезд вел(икой) княгини. — Речь идет о сестре императора Александра I герцо¬гине Саксен-Веймарской Марии Павловне. «Теперь здесь великая княгиня Мария Павловна, — сообщал Жуковский И. И. Козлову 23 июля (4 августа) из Эмса. — Мо¬жешь вообразить, с каким чувством я ее встретил. Глубокая и молчаливая горесть ее (вследствие кончины императора Александра) производит в душе какое-то благого¬вение. Как она напоминает Александра, не императора, но человека пленительного, прекрасного душою, которого так весело было встречать, который был так привет¬лив, так очарователен в обращении, который был другом и душою своего семейства. Она здесь не более трех дней и пробудет еще недели четыре» (С 7. Т. 6. С. 466).
26 1798—1807. — Даты служебной деятельности Каподистрии. Далее перечисля¬ются ее основные этапы. См.: Автобиографическая записка гр. Каподистрии, пред¬ставленная императору Александру I в дек(абре) 1824// Сборник Русского историчес¬кого общества. Т. 3. СПб., 1868. С. 163 и далее. Запись Жуковского, видимо, связана с подготовкой записки для императрицы Александры Федоровны (см. примеч. 19).
27 Рисунки Ивангое. — Речь идет об иллюстрациях немецкого художника и архи-тектора Иоганна Христиана Руля к роману Вальтера Скотта «Айвенго».
28 Фантазия. — Fantasie, название замка недалеко от Байрейта, города, связан¬ного с именем Жан Поля.
29 ...его брата. — Брат писателя Жан Поля Иоганн Готлиб Рихтер.
30 Эгра... — Жуковский вновь посещает места, связанные с историей Валленш¬тейна (см. примеч. 130 к 1821 г.).
31 Пушкина. — Вдова А. М. Пушкина, Елена Григорьевна, адресат писем Жуков¬ского 1826—1827 гг. (см. примеч. 26 к 1817 г.). «Для меня будет живым удовольстви¬ем вас видеть, — писал ей Жуковский из Эмса 8 июля 1826 г., — и с вами съездить в Пирну если не для свидания с нашим бедным затворником [т. е. Батюшковым], то по крайней мере для личного переговора с Пеницем и для свидания с почтен¬ной Александрой Николаевной [Батюшковой, сестрой поэта]». (С 7. Т. 6. С. 482).
32 Возвращение ~ с Александрой и Сергеем. — Речь идет о братьях Тургеневых, с ко-торыми Жуковский провел в Дрездене зиму 1826—1827 гг. (Тургенев. С. 458—459).
33 Начал писать письмо. — Вероятно, к императору Николаю I с просьбой о про¬длении заграничного отпуска для лечения на эмсских водах. 2 октября 1826 г. из Дрездена Жуковский писал императрице Александре Федоровне: «Приношу его величеству мою благодарность за дозволение провести зиму в Германии. Постара¬юсь, сколько возможно, воспользоваться этим пребыванием. Все минуты, свобод¬ные от лечения, будут посвящены моим приготовлениям [к должности воспитате¬ля наследника]» (С 7. Т. 6. С. 273).
34 Чтение Жиллиса. — Речь идет о сочинении английского историка Джона Джил-лиса "The History of Ancient Greece" (Basel, 1790. Vol. 1—5). В библиотеке Жуковского сохранился экземпляр этого произведения с многочисленными записями поэта
(Описание. № 1 111). Чтение «Истории древней Греции» Джиллиса было связано с подготовительными работами по преподаванию истории наследнику.
55 О путешествии по России. — По всей видимости, работая в это время над «Пла¬нами учения великого князя» (ПСС. Т. 10. С. 3—11), Жуковский считал необходи¬мыми для его воспитания и образования подобные путешествия. Как известно, он осуществил свое намерение только в 1837 г.
s6 "preciosa". — Драма П. А. Вольфа. В переводе с нем. А. В. Иванова шла на рус¬ской сцене (ИРДТ. Т. 3. С. 300).
37 Начал Герена. — По всей вероятности, речь идет о чтении сочинения немец¬кого историка Арнольда Герена "Handbuch der Geschichte des Europaischen Staaten-systems und seiner Colonien" (Руководство к истории политических систем европей¬ских государств и их колоний), входящего в 8-й том его сочинений издания 1822 г. Это произведение находится в библиотеке поэта (Описание. № 1257) с многочис¬ленными пометами (об этом см.: Великая французская революция и русская лите¬ратура. Л., 1990. С. 124—129), которые свидетельствуют о связи чтения как с педа¬гогическими интересами Жуковского, так и с его увлечением историей Великой французской революции.
38 Сергей. — В это время у С. И. Тургенева начали проявляться признаки умствен¬ного расстройства, вызванного во многом судьбой брата Николая, расправой над декабристами, что привело вскоре к его смерти. Жуковский принимал самое живое участие в его судьбе.
59 Ликурговы законы. — Имеется в виду глава из сочинения Дж. Джиллиса (см. примеч. 34), которая вызвала особое внимание Жуковского во время чтения. В этой главе речь идет о легендарном законодателе Спарты Ликурге, который между IX в. и 1-й пол. VII в. до н. э. создал политические институты спартанского общества.
40 Отправил письмо. — Речь идет о письме императору Николаю I (см. примеч. 33). 22 августа (3 сентября) Жуковский писал А. и С. Тургеневым по поводу этого пись¬ма: «Вчера отправил роковое письмо в Москву. Что-то велят?» (ПЖТ. С. 219).
41 У Батюшк(овой). — Сестра Батюшкова Александра Николаевна постоянно жила в Пирне во все время лечения брата в психиатрической больнице доктора Пинит-ца в Зонненштейне.
42 В театре. "Maier und Alp in". — Авторов этого балета установить не удалось.
43 Начал чтение для лекций. — В «Проекте учения (...) великого князя (...)», состав-ленного для Николая I в 1827 г., Жуковский, в частности, писал: «В бытность мою в Дрездене я не потерял своего времени; много приготовил (...) Теперь же должен написать тетради текущих уроков (...)» (ПСС. Т. 10. СП). В письме к А. П. Елагиной из Дрездена от 7 февраля 1827 г. он сообщал: «(...) на руках моих важное дело!.. Мне не только надобно учить, но и самому учиться, так что не имею средства и возможности употреблять ни минуты на что-нибудь другое. (...) Можете из этого заключить, сколько мне нужно приготовиться, чтобы лекции могли идти без всякой остановки» (ЖМНП. 1869. Т. 5. С. 102).
44 Начнет лекции Гассе. — Речь идет о лекциях профессора истории Дрезденско¬го университета Фридриха Гассе. О содержании и характере этих лекций подроб¬но рассказывает А. И. Тургенев. Они имели культурно-философский характер и были связаны с историей цивилизации: «он собрал в себе все лучи света древнего, перво¬бытного мира»; целая лекция «о следствиях христианской религии и о вступлении из древней в новую историю» (Веселовский А. Н. В. А. Жуковский и А. И. Тургенев в литературных кружках Дрездена (1826—1827 гг.) // ЖМНП. 1905. Т. 5. С. 164 165).
45 "Gazza ladra". — Опера Россини «Сорока-воровка».
46 У Боссе. — Эрнест Боссе, живописец из Риги, в то время работавший в Дрез¬дене, в несколько сеансов написал портрет Жуковского в рост. «Жуковский пред¬ставлен идущим в деревьях: вдали Монблан и его окрестности. Портрет сей вы¬ставлен будет в Петерб(ургской) академии. Сходство большое!» (Тургенев. С. 17).
1827
(С. 253—298)
Впервые опубликовано: PC. 1901. № 12. Приложение. С. 192; 1902. № 1. При¬ложение. С. 193—205. То же: Дневник. С. 192—205. Автограф: РНБ. Ф. 286. On. 1. № 5. Л. 15 об.—31 об. Источники других записей оговариваются особо в при¬мечаниях.
1 Март. Дрезден.— Впервые опубликовано: Письма А.И.Тургенева к И. И. Тургеневу.Лейпциг, 1872. С. 19—20. Автограф: РГАЛИ. Ф. 198. On. 1.№ 35. Л. 12 об.
На основании письма А. И. Тургенева к Н. И. Тургеневу от 21 марта 1827 г., куда включен текст аполога «Голик и золото», и общего контекста рукописи данная запись датируется мартом 1827 г., периодом пребывания Жуковского с братьями Тургене¬выми в Дрездене. Предваряя текст аполога в письме к брату, А. И. Тургенев заме¬чал: «Сию минуту принес ко мне для тебя Жуковский сочиненную им басню в прозе, тебе посвященную. Вот копия. Оригинал сохраню и пришлю тебе при первом слу¬чае». Сразу же после текста басни Жуковский добавляет: « Это то же, что сказал один практический мудрец: чистой совести довольно, чтобы умереть; но жить нельзя без достоинства. Посвящено Николаю Ивановичу Тургеневу». Эти слова А. И. Тургенев комментирует так: «Жуковский сам хотел переписать свой аполог для тебя. Хотя по¬следние слова и не совсем так, как они в письме у тебя; но он их хотел напомнить. Ты сказал: «Чувства чистой совести достаточно для смерти. Чувство нравственного дос¬тоинства необходимо для жизни» (Письма А. И. Тургенева к Н. И. Тургеневу. С. 20).
Данная запись, как и последующие за ней афоризмы, неразрывно связана с об-щественной позицией поэта после декабристского восстания и в период работы над «Запиской о Н. И. Тургеневе».
2 14 (26) апреля 1827 — Далее, с 14 (26) апреля по 11 (23) мая текст дается по основному источнику: Дневники. С. 192—205. Автограф: РНБ. Ф. 286. On. 1. №5. Л. 15 об.—31 об.
3 ...читалprofession de foi М-е de Recke. — Вероятно, речь идет о сочинении Шарлот¬ты фон Рекке "Gebets und religiose Betrachtungen" (Молитвы и религиозные созерца¬ния), вышедшем в Берлине в 1826 г. Это действительно «символ веры» (profession de foi) писательницы. С автором книги Жуковский и А. И. Тургенев часто встреча¬лись в литературных салонах Дрездена (ЖМНП. 1905. № 5. С. 159, 164). «Вчера,— писал А. И. Тургенев брату 10 февраля 1827 г., — проводили вечер у больного поэта Тидге и гр. Рек и болтали о литературе, старой и новейшей, немецкой. Тидге и гр. Рек многих или почти всех знатнейших литераторов знали и прожили весь славный век немецкой словесности и сами в нем участвовали. Анекдоты их о прежних литерато¬рах и авторах немецких любопытны» (Письма А. И. Тургенева к Н. И. Тургеневу. С. 13—14). В списке лиц, с которыми Жуковский встречался в Дрездене, имя М-е de Recke стоит первым (РНБ. Ф. 286. On. 1. № 5. Л. 15 об).
4 Великая разница с Беккером. — Жуковский сравнивает исполнение роли Виль¬гельма Телля в одноименной драме Ф. Шиллера двумя известными немецкими акте¬рами Вильгельмом Кунстом и Генрихом Беккером.
5 .. .у Брокгауза. — Известная книгоиздательская фирма в Лейпциге. Жуковским были здесь приобретены книги для наследника Александра Николаевича на 4000 та¬леров (см.: Письма А. И. Тургенева Н. И. Тургеневу. С. 27). Как было недавно уста¬новлено, в энциклопедическом издании Ф. А. Брокгауза "Allgemeine deutsche Real-Encyklopadie fur die gebildeten Stande" (Всеобщая немецкая предметная энциклопедия для образованных сословий), вышедшем в 1827 г., была опубликована статья "Rus-sische Sprache und Literatur", восходящая к «Конспекту по русской литературе» В. А. Жуковского (см.: КойтенА. А. Русская литература конца XVIII — первой трети XIX в. в Германии: Немецкая рецепция творчества Г. Р. Державина и Н. М. Карам¬зина: Автореф. дисс. ...канд. филол. наук. М., 1999. С. 21—22).
6 ...у Пелица. — Карл Генрих Пелиц, профессор Лейпцигского университета, «немецкий полигистор», по словам А. И. Тургенева. «Писал обо всём, и обо всём недурно, даже хорошо, — продолжает Тургенев свою характеристику, — но, по сей самой универсальности своей учености и по переходу от одной части к другой, он не классический писатель ни в одной, живет, как циник, и мы видели его, когда были с Жуковским и С...м [С. И. Тургеневым], в спущенных чулках, с книгами и пр. в сво¬ей библиотеке, которую завещал после смерти университету, но запачканной как вся мебель его наружная. Он писал о словесности, об истории; теперь пишет и чи¬тает о политической экономии» (Письма А. И. Тургенева Н. И. Тургеневу. С. 93). В библиотеке Жуковского сохранились сочинения Пелица по истории с пометами и записями владельца (Описание. № 1859).
7 «Оберон». — Опера К. М. Вебера на сюжет одноименной поэмы Виланда.
8 В галерее Шпека. — Речь идет о картинной галерее коллекционера живописи Максимилиана фон Шпека, известного овцевода, который был приглашен в Россию Александром I для развития овцеводства.
9 Ввечеру в театре: "Katchen von Heilbronn". — «Рыцарская драма» Генриха Клей¬ста «Кетхен из Гейльбронна» с известной немецкой актрисой Терезой Девриен в главной роли.
10 Шведский король... — Имеется в виду бывший шведский король Густав IV Адольф, свергнутый с престола в 1809 г. и живший в Германии и Швейцарии под именем полковника Густавсона. Вот как описывает Жуковский встречу с ним в одном из писем к Е. Г. Пушкиной: «Я здесь видел однако нечто, разительно изображающее ничтожность этих земных величий. Здесь в маленьком трактире, ознаменованном вывескою Золотой Пилы, живет на чердаке бывший шведский король под именем полковника Густавсона. Третьего дня мне удалось его видеть. Я шел мимо тракти¬ра, заглянул в окно, вижу какого-то в бедном шлафроке и, догадавшись, кто это, вхожу. Он сидит у стола с газетами в руках. Я начал говорить с хозяином, попросил пива, хозяин вышел. Я подошел к его бывшему величеству и спросил, могу ли взять газеты. Он подал их молча. Mais peut-etre les lisez vous-meme [Но, может быть, вы сами их читаете] — Si je ne les avais pas lus, je ne vous les aurais donnes [Если бы я их не прочел, я их вам не дал бы (фр.)], — отвечал он гордо. Встал и ушел. И это быв¬ший жених великой княжны Александры Павловны, от которого вероятно умерла Екатерина. У него всего на всё доходу до 500 талеров; ходит в замаранном шлафро-ке и однажды отморозил себе пальцы дорогой, потому что нечем было защититься от холода» (С 7. Т. 6. С. 484).
11 .. .и Линднером.— Встреча с немецким педагогом Фридрихом Вильгельмом Линднером была для Жуковского важна в связи с работой над «Планом учения наследника». А. И. Тургенев так комментирует эту встречу: «Здесь, в Лейпциге, по-знакомились мы со многими; но лучшее знакомство с Линднером, автором Мак-Бе-нака. Истинный, практический христианский мудрец с счастливою физиономиею и говорящий просто и красноречиво, славный педагог и обучающий некоторым ча¬стям богословия» (Письма А. И. Тургенева Н. И. Тургеневу. С. 27—28). И добавля¬ет: «Он точно один из немногих, кому можно было бы поручить начертать общий план воспитания и обучения народного» (Там же. С. 94).
12 Известие о смерти короля. — Саксонский король Фридрих Август скончался 23 апреля 1827 г.
13 Читал Lady Morgan. — Вероятно, готовясь к поездке в Париж, Жуковский чи¬тал описание путешествия во Францию английской писательницы леди Сидней Морган, вышедшее под заглавием "France" (1817).
14 Портрет императрицы... — Имеется в виду императрица Елизавета Алексеевна.
15 В театре: "Wassertrager". — Возможно, речь идет об опере Л. Керубини, либ¬ретто Ж.-Н. Буйи, «Водовоз, или Двухдневное происшествие». В переводе с фр. В. А. Левшина она неоднократно шла на русской сцене (ИРДТ. Т. 2. С. 461).
16 Маркграфиня Леопольд. — Супруга принца Баденского Карла Леопольда Фрид¬риха, София-Вильгельмина.
17 Гроб основателя. — Основателем Карлсруэ в 1715 г. был маркграф Баден-Дур-лахский Карл Вильгельм.
18 ...маркграфини, матери Елизаветы Алексеевны... — Вдова наследного принца Баденского Амалия-Фридерика, мать русской императрицы.
19 Октогонная зала. — От фр. octogonal — восьмиугольная.
20 Рефектоар. — От фр. refectoire — столовая, трапезная.
21 Villers-Cotterets. — Далее (см. запись от 11 (23) мая) Жуковский дает русскую транскрипцию: «Вилье Коттерет». Вилле-Котре — небольшой городок в 70-ти км от Парижа. Известен как родина А. Дюма-отца, где он и похоронен.
22 (Парижский дневник) —Автограф: РГАЛИ. Ф. 198. On. 1. №35. Л. 1—7 об. 2-й паг. Записи иллюстрированы рисунками Жуковского, которые являются беглыми зарисовками некоторых парижских достопримечательностей. «Выдержки из Париж¬ского дневника» были впервые опубликованы (с купюрами и иногда в вольном пересказе) П. А. Вяземским (РА. 1876. № 2. С. 94—99). Полностью текст публи¬куется впервые.
Вяземский не случайно проявлял такой интерес к парижскому дневнику Жу¬ковского, опубликовав сначала выдержки из него в РА, а затем снабдив их стать¬ей (см.: Жуковский в Париже. 1827 год. Май. Июнь// Вяземский. Т. 7. С. 470—484). В письме к А. И. Тургеневу в Париж от 6 июня 1827 г. он сделал характерную приписку, обращенную к Жуковскому: «Жуковский, посмотри на него [Париж] за меня хорошенько вдоль и поперек, спереди и сзади. Сохрани свято и ненаруши¬мо натуральный запах парижский и окури меня им, мой благодетель!» (OA. Т. 3. С. 162—163).
Не исключено, что в руках Вяземского имелся еще какой-то вариант (копия) черновых заметок Жуковского, находившихся в его архиве. Во всяком случае текст «Выдержек из Парижского дневника» имеет некоторые отличия от рукописного ис¬точника, хотя нужно учитывать признания самого Вяземского: «Выберем некото¬рые отметки из дневника его (...). Теперь придется и мне сделать пред читателем маленькую исповедь как для очистки своей совести, так в особенности для очистки Жуковского. Некоторые из беглых заметок его писаны на французском языке. Впро¬чем их не много. Не знаю, как и почему в работе моей переводил я их иногда набе¬ло по-русски. Нечего и говорить, что я строго держался смысла подлинника, но, вероятно, выражал я этот подлинник не так, как бы выразил его сам Жуковский. В том нижайше каюсь» (Вяземский. Т. 7. С. 480, 484).
Источником парижских впечатлений Жуковского стала книга французского ис¬торика и политического деятеля Жака Антуана Дюлора (Dulaure; 1755—1835) "Panorama de la ville Paris, et Guide de Tetranger a Paris, presentant l'origine, Thistoire et Taccroissement de cette ville, la description de ses monuments et ses etablissements publics, par J.-A. Dulaure. Orne de douze vignettes representant les plus beaux edifices et monuments; precede d'un joli plan colorie. Heidelberg, s. а.". Эта книга находится в личной библиотеке поэта (см. Описание. № 944) и содержит его небольшие пометы и записи, сделанные тонко отточенным карандашом. Так на обороте верх¬ней обложки имеется запись: "1. Voyage par les boulevards. Quartiers. Rue de Ri¬chelieu de Monmarte". Отчеркивания и цифры от 1 до 82 фиксируют те достопри-мечательности, которые привлекли внимание Жуковского. По всей вероятности, путеводитель попал в руки Жуковского от Александра Ивановича Тургенева. Во время своего парижского вояжа с братом Николаем (11 октября 1825 г. — ян¬варь 1826 г.) Тургенев приобрел это сочинение Дюлора, о чем оставил 2 (14) ок¬тября 1825 г. дневниковую запись: «Перед обедом долго бродил я по городу и в книжных лавках купил „Панораму Парижа" Дюлора, автора „Истории Парижа", пространной и многотомной. Из кратких описаний Парижа его „Панорама", ка¬жется, лучшее. Он соединяет исторические указания с местными и с картинками, порядочно выгравированными» (Тургенев. С. 315).
Первый слой помет в «Панораме Парижа...» — отчеркивания коричневым ка¬рандашом рядом с цифрами Жуковского, нота-бене, сделанные этим же каранда¬шом, — свидетельствует именно о принадлежности книги Тургеневу: подобные пометы есть и в других книгах из библиотеки Жуковского, владельцем которых был А. И. Тургенев.
Сочинения Дюлора пользовались популярностью. Еще Н. М. Карамзин опирался на его суждения в своих парижских письмах (см.: Карамзин. Указ. имен).
Дневник представляет черновые подневные записи с 11 (23) мая по 28 (10) июня 1827 г. В письме к А. П. Елагиной от 7 (19) феврали 1827 г. из Дрездена Жуковский так писал о предстоящем путешествии: «В конце апреля отправлюсь в Париж, так¬же для покупки французских книг и в то же время, чтобы сказать самому себе: я видел Париж» (УС. С. 45). В Париже Жуковский жил на одной квартире с братья¬ми Тургеневыми, Александром и Сергеем, чем и определяется форма множествен¬ного числа в дневниковых записях. Характерной особенностью текста дневника является его двуязычие. Жуковский нередко свои размышления, некоторые реалии (имена, названия пьес) записывает по-французски, но любопытно, что иногда сопро¬вождает их автотранскрипцией. Ср., например: Villers-Cotterets — «Вилье Коттерет»; Waree — «Варе» и т. д.
Резюмируя свои впечатления от Парижа, 27 октября 1827 г. Жуковский писал другой своей племяннице — А. П. Зонтаг: «Заглянул я в Париж, который можно назвать бездною деятельности и образованности» (УС. С. 100).
23 ...старинный замок, построенный Франциском Первым. — Имеется в виду замок XIII в. в Вилле-Котре, который был перестроен Франциском I в сер. XVI в. и стал главной достопримечательностью городка. Долгое время замок принадлежал коро¬левской семье.
24 .. .герцог Орлеанский Egalite. — Имеется в виду герцог Орлеанский Луи-Филипп-Жозеф (1747—1793), отец французского короля Луи-Филиппа, возглавивший млад¬шую ветвь королевской династии Бурбонов. В первые годы Великой французской революции отрекся от своего титула и стал называть себя Egalite (Равенство).
25 ...до 80 ООО arpents. — Арпан — старая французская земельная мера. Существо¬вали разные типы арпанов, но обычный арпан был равен 42,208 ара. Со времени введения метрической системы заменён гектаром.
26 Traversiere. — Вероятно, речь идет о той же самой квартире, в которой бра¬тья Тургеневы (Александр и Николай) жили в октябре 1825 — январе 1826 г. Ср.: «Нашли квартиру за 160 fr. в месяц в Rue Traversiere, hotel d'Autriche» (Тургенев. С. 314).
27 ...в Palais-Royal... — Для всех русских путешественников Пале-Рояль (Руаяль) был средоточием духовной жизни Парижа. Все отмечали его «общежительность» и открытость «свежим ветрам» современности, что выгодно отличало Пале-Рояль от дворца Тюильри. Этот дворец был построен архитектором Ж. Лемерсье в 1629— 1636 гг., достраивался позднее и долгое время был резиденцией французских ко¬ролей и членов их семей. Отсюда проистекает название — Королевский дворец.
28 ...в Opera franqaise. — Опера (Academic royale de Musique, ou Grand Opera) на¬ходилась на улице Ле Пелетье. В Опере пели на французском языке. Спектакли шли по понедельникам, средам, пятницам и воскресеньям. Светский Париж предпочитал пятницу. Особенно популярной Опера становилась в апреле и мае, когда в Париже уже не давали частных балов, а Итальянский театр (Опера-буффа) уже был закрыт (см.: Мартен-Фюжье. С. 324). В «Панораме Парижа» Дюлора Жуковский отмечает на с. 121 цифрой «24» описание Оперы. Отсюда он мог почерпнуть ее историю, свя¬занную с убийством там 13 февраля 1820 г. Лувелем герцога Беррийского, что вы¬звало приказание Людовика XVIII разрушить здание на улице Ришелье, где про¬изошло это преступление, и построить поблизости новое.
29 "Laprise de Corinthe". — Более точно: "Le siege de Corinthe". Опера Россини «Взя¬тие Коринфа» была переделана им самим из прежней оперы «Магомет» после пере¬селения композитора в Париж в 1824 г. Переделка оперы была связана с измене¬нием направления оперного искусства Россини: колоратура отодвигается на второй план, уступая место драматическому действию. Впервые прозвучала на сцене Опе¬ры в 1826 г.
30 "Joconde", балет. — «Астольф и Жоконд, или Искатели приключений», балет Жан-Пьера Омера на музыку Л.-Ж. Герольда по мотивам комической оперы Н. Изу-ара (см. примеч. 81 к 1820 г.). Премьера состоялась в январе 1827 г.
31 Из мужчин Массоль и Нуррит. — Жуковский называет двух ведущих солистов театра Гранд-Опера, французских певцов: баса Ж.-Э.-А. Массоля и тенора А. Нурри.
32 Танцы были прелестны... — Русский критик А. Г. Глаголев, посетивший Па¬риж почти в то же время, что и Жуковский, так писал о балетной труппе Гранд-Опера: «Большая Опера всегда привлекает к себе толпы зрителей своими прекрас¬ными балетами, великолепными декорациями, отлично устроенным оркестром и легкостью своего зефира Поля, своей Флоры Монтессю и Венеры Нобле» (Глаго¬лев. Ч. 4. С. 114).
33 ...у Мериана... — Барон Андрей Адольфович Мериана (Мерьян), швейцарец по национальности, был русским дипломатом, служившим при русском посольстве в Па¬риже. Хорошо знакомый с Александром Ивановичем Тургеневым, он, видимо, прини¬мал участие в судьбе его братьев — Николая и Сергея (см.: Тургенев. Указ. имен).
34 ...у графини Разумовской... — Первая жена графа Г. К. Разумовского, известного минералога и почетного члена Российской Академии, Генриетта Разумовская, гол-ландского происхождения, из эльзасского семейства баронов Мальсен, после развода оказалась в тяжелом положении. Но благодаря своей привлекательности и блестя¬щему уму, а также покровительству швейцарских и парижских друзей она нашла доступ ко двору и в петербургский свет.
Поселившись в Париже, она оказалась в центре светской жизни. Ее гостиная на rue de Вас, 27 стала известна всему Парижу. Ее друзьями были Гизо, Дежерандо, Тьерри, Вильмень, а также русские эмигранты. Она была в тесной дружбе с гр. Ка-подистрией, с Тургеневыми, принимала самое горячее участие в судьбе декабриста Николая Тургенева.
Именно через Тургеневых с ней познакомился Жуковский (см.: ПЖТ. С. 209— 210). Это знакомство оставило свой след в душе поэта. Он называет ее «нашей ми¬лой хранительницей», имеющей «нежное сердце». Известие о ее внезапной смерти 17 декабря 1827 г. потрясло поэта (ПЖТ. С. 235). В свою очередь Г. Разумовская так характеризовала Жуковского: «Представление о Жуковском соединяется у меня с религиозными чувствами; он оставил во мне впечатление чего-то совершенного, решительно-безупречного» (РА. 1895. № 8. С. 502). Подробнее о Г. Разумовской и ее взаимоотношениях с Жуковским см.: Загарин. С. 375—377.
35 ...на вечер к Гизо. — Комментируя эту запись, Вяземский писал: «Впрочем, са¬мая личность Гизо была такова, что более подходила к Жуковскому, нежели мно¬гие другие известности и знаменитости. Гизо был человек мысли, убеждения и тру¬да: не рябил в глаза блестками французского убранства. Он был серьезен, степенен. Протестант вероисповеданием и всем своим умственным и нравственным складом. (...) Гизо был человек возвышенных воззрений и стремлений, светлой и строгой нравственности и религиозности. Среди суетливого и лихорадочного Парижа он был такое лицо, на котором могло остановиться и успокоиться внимание путешествен¬ника, особенно такого, каким был Жуковский» (Вяземский. Т. 7. С. 479).
Знакомство Жуковского с известным французским историком и политическим деятелем эпохи Реставрации Франсуа Гизо имело для Жуковского важное значение. Поэт сразу же с симпатией относится к нему, говорит, что Гизо «очень интересный человек», «один из тех ученых, которых ценишь больше, познакомившись ближе» (С 7. Т. 6. С. 513), но самое главное — он приобщается к его трудам, прежде всего к популярным лекциям по истории цивилизации Европы, которые Гизо издал от¬дельной брошюрой (Histoire generale de la civilisation en Europe depuis la chute de l'empire romaine jusqu'a la revolution francaise. Par M. Guizot. P., 1838). О чтении это¬го сочинения Жуковским см.: Янушкевич. С. 173—176.
36 ...театр Des nouveautes. — «Театр Новинок» на площади Биржи.
37 ...новый водевиль "Le rendez-vous manque"— Автором водевиля «Несостоявшееся свидание», премьера которого состоялась 8 марта 1827 г., был Н. Бразье.
38 ...цвет либерализма.— Жуковский перечисляет виднейших представителей французского либерализма, известных политических деятелей и литераторов, объе-динившихся вокруг Ф. Гизо: философа, депутата Пьера Поля Ройе-Коллара, исто¬рика литературы, позднее (в 1839—1845 гг.) министра народного просвещения Абе¬ля Франсуа Вильменя, публициста, сына г-жи де Сталь барона Огюста Луи де Сталя, политического деятеля, позднее (в 1832—1836 гг.) министра иностранных дел гер¬цога Ашиля-Шарля-Леонса-Виктора де Броглио (Брольо), литератора Луи Симона Ожера (Оже).
39 М-е Guizot. — Первая жена Ф.-П.-Г. Гизо Элизабет Шарлотта Полина Гизо (урожд. де Мелан), писательница, автор педагогических сочинений, популярных в свое время (см.: Скальковский К. Женщины-писательницы. Т. 1. СПб., 1865. С. 143). Полина де Мелан, на которой Гизо женился в 1811 г., была старше его на 14 лет и, по воспоминаниям современников, отличалась большим умом и либеральными убеждениями, зарабатывая на жизнь литературным трудом. Жуковский, уезжая из Парижа, уже был наслышан о ее смертельной болезни и из письма Генриетты Ра¬зумовской узнал о последних часах ее жизни. Гр. Разумовская, в частности, при¬водит следующие слова умирающей жены Гизо: «Скажите Александру [Тургене¬ву] и Жуковскому, что мне хотелось бы видеть их здесь, что они для меня не иностранцы; я совершенно сроднилась с ними, это благородные души...» (Зага¬рин. С. 379). В библиотеке Жуковского сохранились ее педагогические сочинения (Описание. № 1206).
40 ...о М-е Moreau... — Речь идет о Шарлотте Моро де Мельтиер, оказавшейся в Му-ратове около 1814 г. вместе со своим мужем, пленным офицером французской армии. Вспоминая об этом времени, Жуковский писал: «Дни, проведенные нами вместе, принадлежали к тому времени моей жизни, которое ни в чем не сходствует с моим нынешним временем. Муратово — это место, где протекал мой золотой век» (С 7. Т. 6. С. 514). Жуковский, пытаясь помочь пленной француженке, так характеризовал ее способности: «...знающая немецкий, французский и итальянский языки, большая музыкантша, мастерица петь, да к тому же и литератор» (РА. 1900. № 3. С. 20). Впо-следствии она вполне оправдала свою характеристику, создав целый ряд переводов, оригинальных романов, драм, некоторые из них посвятив Жуковскому (РА. 1875. № 3. С. 320). Благодаря ее протекции Жуковский сблизился с семейством историка Гизо, поэтому разговор о Шарлотте Моро в его доме выглядит естественным.
41 ...о французских мемуарах. — По всей вероятности, Жуковский предполагал ис-пользовать французские мемуары, связанные с событиями Великой французской революции и эпохи Реставрации, для педагогических целей — воспитания и обу¬чения наследника. В Париже он закупал книги для этих занятий. В издании 23-том¬ного собрания мемуаров принимал участие Ф. Гизо, написавший для него вступи¬тельную статью, добавления, примечания. В библиотеке Жуковского сохранилось около 150 томов французских мемуаров различных изданий, в том числе и то, о ко¬тором говорилось выше: Collection des memoires relatifs a l'histoire de France depuis la fondation de la monarchic francaise jusqu'au XVIIIе siecle. Avec une introduction, des supplemens, des notices et des notes, par M. Guizot. 20 tomes. P.: J.-L.-J. Briere, 1823— 1825. На самом деле в собрание вошло 23 тома (см.: Описание. № 835).
42 ...у Свечиной... — Софья Петровна Свечина, урожд. Соймонова, писательни¬ца, хозяйка прославленного салона в самом центре Сен-Жерменского предместья, на улице Сен-Доминик, 5, который считался центром либерального католицизма (подробнее см.: Мартен-Фюжье. С. 278). Россию она покинула в 1816 г., после того как ее муж, генерал от инфантерии Николай Сергеевич Свечин, бывший санкт-пе¬тербургским военным губернатором, впал в немилость. Еще в 1815 г. она обрати¬лась в католичество.
43 ...у княгини Голицыной... — Александра Петровна Голицына, урожд. Протасова, жившая вдовой в Париже и там перешедшая в католичество. Известна как писа¬тельница.
44 "Mandrine". — Мелодрама французских драматургов Б. Антье, Э. Араго и Э. Кро-нье. В основе ее сюжета — история знаменитого французского контрабандиста Луи Мандрена (1724—1755), вскоре после гибели ставшего героем народных преданий и типом «благородного разбойника». Был приговорен к четвертованию и погиб на эшафоте. Эта мелодрама в переделке И. Несмеянова и с названием «Мадрин, атаман разбойников» шла на петербургской сцене в конце 1831 г. (ИРДТ. Т. 3. С. 272).
45 «Тартюф». — Известная комедия Мольера.
46 Серж, который должен подражать Потье... — Имеются в виду актер парижско¬го театра «Варьете» Серж и известный французский комический актер Шарль По¬тье. О его популярности так писал А. Глаголев: «Там, где Потье, всегда набиты бит¬ком и театр и театральные кассы. Кроме отличной игры своей, он имеет еще дар украшать свои роли острыми аллюзиями и импровизациями. (...) Потье, как умный фарсёр, известен всем любителям театра...» (Глаголев. Ч. 4. С. 111—112). О его даре импровизации говорит в своем дневнике и А. И. Тургенев (Тургенев. С. 323, 357).
47 "Les petits protecteurs". — Комедия Т. Бодуэна Добиньи «Маленькие защитники, или Потайная лестница».
48 "Le fifre et le tambour". — Комическая опера Ш.-О. Севрена «Флейта и барабан».
49 Поутру у посла... — Русским послом во Франции в 1814—1834 гг. был русский дипломат корсиканского происхождения граф Шарль Андре (Карл Осипович) Поццо ди Борго. В 1794—1796 гг. он занимал пост государственного секретаря на Корси¬ке, затем эмигрировал в Россию, поступил в русскую службу и принимал участие в борьбе против Наполеона на стороне России. После падения французского импе¬ратора Александр I отправил его в Париж. Ему Луи-Филипп был обязан некоторым смягчением позиции русского царя по отношению к Франции. С 1834 г. Поццо ди Борго — русский посол в Англии.
50 ...видел Шредера. — Андрей Андреевич Шредер, русский дипломат, впослед¬ствии русский министр в Дрездене и при саксен-веймарском дворе.
51 С Тургеневыми... — Как уже было сказано выше (см. примеч. 22), в Париж Жу-ковский приехал из Дрездена вместе с братьями Тургеневыми — Александром и Сергеем. Их пребывание в Париже, омраченное болезнью и смертью С. И. Турге¬нева, проходило под знаком активного участия в судьбе находившегося в Англии Николая Тургенева, привлеченного к суду за участие в декабристском движении. Подробнее см.: «Записка о Н. И. Тургеневе» и примечания к ней в наст. томе.
52 ...о Пушкиной... — Речь идет о Е. Г. Пушкиной, принимавшей живое участие в судьбе братьев Тургеневых и тесно связанной дружескими отношениями и пере¬пиской с Жуковским (см. примеч. 31 к 1826 г.).
53 Брат Гизо — О нем упоминает А. И. Тургенев в своем дневнике за 1825 г. (Тур¬генев. С. 321).
54 Фориель. — Известный французский ориенталист и переводчик Клод Фориель. В 1824—1825 гг. вышли в свет «Народные песни современной Греции» в его обра¬ботке, которые Мериме использовал в период работы над «Гузлой»
55 В камеру депутатов. — Палата депутатов заседала в Бурбонском дворце. Посе¬щение Жуковским заседаний парламента, судебных заседаний было неразрывно связано с его глубоким интересом к вопросам законности и права. События 14 де¬кабря и работа над «Запиской о Н. И. Тургеневе» активизировали этот интерес. По-словам А. И. Тургенева, «Жуковского эти судебные сцены более интересуют, неже¬ли всё в Париже» (Письма А. И. Тургенева Н. И. Тургеневу. С. 32).
56 раппортёр — От фр. rapporteur — докладчик, референт.
57 Себастиани — Граф Орас Себастиани, маршал Франции, при реставрации ли-беральный депутат, впоследствии (1830—1832 гг.) министр иностранных дел. Свои речи он начинал излюбленной фразой: «Господа, дело очень серьезное!» (Шатобриан. С. 412). В цикле статей «Французские дела» (1832) Генрих Гейне дал язвительную характеристику Себастиани, этого «Купидона империи», назвав его «старым кокет¬ничающим человеком с пепельно-серым сердцем и желтым лицом (...) Все его по¬знания состоят теперь из старых, потрепанных дипломатических фокусов, которые непрестанно трещат в его жестяном мозгу» (Гейне Г. Собр. соч.: В Ют. Т. 5. ГИХЛ, 1958. С. 287—288). Жуковский почувствовал эту особенность ораторской манеры Се¬бастиани.
58 Вилель, Корбъер, Пейронне и Шаброль. — Перечисляются члены французского ка-бинета министров во главе с графом де Виллелем. который был одновременно ми¬нистром финансов и находился у власти в 1822—1827 гг. Кроме Жозефа де Вилле-ля названы министр внутренних дел граф де Корбьер, министр юстиции граф Шарль Пейронне, префект департамента Сены граф де Шаброль-Воловик.
59 Гид де Невиль — Барон Гид (Ид) де Невиль Жан Гийом, роялист, дипломат и политический деятель. Известен как друг и душеприказчик Шатобриана, который, по собственному признанию, уступил ему портфель морского министра в кабинете Мартиньяка (1828—1829 гг.). См.: Шатобриан. С. 354.
60 Бенжамен Констан — Констан де Ребек Бенжамен, известный французский пи¬сатель, в эпоху Реставрации был либеральным депутатом. Далее Жуковский срав¬нивает его внешность («напоминает Фридриха») с обликом известного художника-романтика Каспара Давида Фридриха (см. примеч. 7 к 1820 г.).
61 Биньон — Луи-Пьер-Эдуард Биньон, французский дипломат и историк. По мне¬нию А. И. Тургенева, был «энтузиастом Наполеона» и «настоящим анти-Макиаве-лем в правилах своей христианской политики» (Тургенев. С. 191, 66). Его истори¬ческие труды, в частности 14-томная история наполеоновской Франции (Histoire de France sous Napoleon. Deuxieme epoque, depuis la paix de Tilsit en 1807 jusqu'en 1812), выходившая с 1829 по 1850 г., были очень популярны.
62 «Радамист и Зенобия». — Интерес к этой трагедии французского драматурга П. Кребийона имел длительную историю в биографии Жуковского. Еще в 1810 г. (BE. 1810. № 22. С. 102—120) он написал статью, посвященную переводу этой тра¬гедии на русский язык С. И. Висковатовым. Жуковский обращал особое внимание на мастерство Кребийона в изображении трагических характеров и замечал в част¬ности: «...характер Радамиста, одно из тех необычайных созданий природы, в ко¬тором всё поражает, всё сильно и всё ужасно» (Эстетика и критика. С. 257). Сравне¬ние двух оценок трагедии «Радамист и Зенобия»— 1810 и 1827 г.— отражение эволюции в отношении Жуковского к классицистической трагедии.
63 ...забавная комедия "Lejeune man". — Комедия Эдуарда Мазера «Молодой муж».
64 Дюшенуа произвела надолго неприятное впечатление. — Комментируя эту оценку Жуковским игры популярной в то время французской актрисы, Вяземский писал: «Мнение Жуковского не соглашается здесь с общим парижским и почти европей¬ским мнением. Дюшенуа не красива была собою, а между тем, по отзыву многих, соперничала с красавицею Жорж, и в некоторых ролях даже побеждала ее. Жуков¬ский в молодости был поклонником актрисы Жорж, во время бытности ее в Моск¬ве. Может быть, не хотел он и не мог изменить своим прежним впечатлениям и вос¬поминаниям» (Вяземский. Т. 7. С. 480).
65 ...Оросман, Ипполит, Орест представляют любовь в разных степенях... — Герои французских трагедий «Заира» Вольтера, «Федра» Расина, «Электра и Орест» Кребий¬она. Комментируя эту запись, Вяземский писал: «Нельзя вниманию не остановиться на метком и беглом, но глубоко обдуманном суждении о французском театре вообще и о французской трагедии в особенности. Как жаль, что Жуковский не имел времени или охоты посвятить себя трудам к обработке критики. Из него вышел бы первый, чтобы не сказать единственный, учитель наш в этой важной отрасли литературы, которая без нее почти мертвый или неоцененный капитал» (Вяземский. Т. 7. С. 481).
66 Но таков был один Тальма. — Жуковский не мог видеть великого французского трагика на сцене, так как Франсуа Жозеф Тальма умер незадолго до парижского путешествия Жуковского. Но ему безусловно были хорошо известны восторженные оценки игры Тальма А. И. Тургеневым, лично знакомым с актером (см.: Тургенев. С. 367—369). По этому поводу Вяземский заметил: «О Тальме Жуковский говорит на основании общих отзывов и суждений о превосходной и новыми понятиями об¬думанной игре этого актера. Застать его он уже не мог. Тальма умер в 1826 году» (Вяземский. Т. 7. С. 481).
67 .. .сочинял свои каталоги. — Речь идет о каталогах, которыми Жуковский пользо-вался при покупке книг для занятий с наследником, предварительно их готовя на основе изучения печатных. «Мы делаем для Жуковского реестр всего классическо¬го в разных родах для составления библиотеки Великого князя», — писал 11 октября 1826 г. из Дрездена А. И. Тургенев брату Николаю Ивановичу (PC. 1875. Апрель. С. 740). Подробнее об этом см.: Загарин. С. 366—368.
68 ...у Бобринской... — Имеется в виду давняя знакомая Жуковского графиня Анна Владимировна Бобринская (урожд. баронесса Унгерн-Штернберг). К ней обращено стихотворение Жуковского 1819 г. «Я с благодарностью сердечной извещаю...», сви-детельствующее о доверительных отношениях поэта со своей павловской соседкой. Дача Бобринской в Павловске привлекала к себе представителей петербургского све¬та. По воспоминаниям П. А. Вяземского, «графиня жила жизнью общежительною, гостеприимной. Она веселилась весельем других. Все добивались знакомства с нею, все ездили к ней охотно. А она принимала всех так радушно, — можно сказать, так благодарно, как будто мы ее одолжали, а не себя, посещая ее дом. Эти праздники были не только блистательны и роскошны, но и носили отпечаток вкуса и художественно¬сти» (РА. 1868. Стб. 2035). Многочисленные записи Жуковского в дневнике за август-сентябрь 1819 г. свидетельствуют о постоянном его общении с Бобринской (Дневники. С. 64, 67—71). В 1821 г. она стала свекровью С. А. Самойловой, которой был увлечен поэт в 1818—1820 гг.
69 ...с Жомини...— Барон Генри (Анри) Жомини, генерал, военный писатель. Швейцарец по происхождению, с 1803 г. служил во французской армии. С 1813 г. на русской службе, воевал против Наполеона. О его популярности в России свиде¬тельствуют известные стихи Дениса Давыдова: «Жомини да Жомини! // А об водке ни полслова...» («Песнь старого гусара»; 1817), ставшие поговоркой.
70 ...за его жизнь Наполеона. — Имеется в виду жизнеописание Наполеона, вышед¬шее в свет в 1827 г. в девяти томах. См.: The Life of Napoleon Buonaparte, Emperor of the French. With a preliminary view of the French Revolution. By the author of "Waverley". Edinburgh, 1827. Vol. 1—9. Автор «Веверлея», как указано в титуле книги, — Вальтер Скотт. Это сочинение английского романиста вызвало противоречивую оценку в ев¬ропейской критике. «Ценность и тенденция вальтерскоттовской книги освещены в журналах всей Европы, — писал Г. Гейне. — Не только возмущенные французы, но и ошеломленные соотечественники автора вынесли обвинительный приговор» (Гей¬не Г. Собр. соч. Т. 4. С. 383).
71 Он сам печатает признания Наполеона. — Речь идет о четырехтомном сочине¬нии Анри Жомини "Vie politique et militaire de Napoleon, racontee par lui-meme..." (P., 1827). Это произведение имеется в библиотеке Жуковского (Описание. № 1384) с дарственной надписью на обложке первого тома (см. воспроизведение автографа: БЖ. Ч. 1. С. 469).
72 В театр "Feydeau"... — Впоследствии Жуковский называет этот театр: "Opera comique" (записи от 31 (12) мая, 8 (20) июня). Второе название театра— «Федо» свя¬зано с тем, что он находился на одноименной улице (rue Feydeau, 19).
73 "Lamantjaloux", музыка Гретри. — Опера французского композитора Андре Грет¬ри «Ревнивый любовник»; либретто Э.-М. Леви.
74 "La Dame Blanche". — Комическая опера Ф.-А. Буальдьё «Белая дама». Либрет¬то Э. Скриба по мотивам романов В. Скотта.
75 M-r Louis. — По всей вероятности речь идет о бароне Жозефе Доминике Луи, французском политическом деятеле, занимавшем в разное время (1814—1815, 1818— 1819, 1830, 1831—1832) пост министра финансов.
76 Degerando. — Интерес к педагогической системе французского филантропа Жозефа Мари Дежерандо далеко не случаен. Парижское путешествие было подго¬товкой Жуковского к созданию «Плана учения наследника» и началу активной пе¬дагогической деятельности. Встреча с Дежерандо не стала эпизодом в биографии поэта. В его библиотеке сохранились сочинения французского педагога с помета¬ми владельца (Описание. № 2601).
77 Карета Пейронне. — Граф Пьер Дени де Пейронне (Перонне), французский по-литический деятель, был министром юстиции в правительстве Виллеля. Его законы о прессе, о смертной казни за богохульство вызывали неприязнь в либеральной среде.
78 "Mo'ise". — Опера Россини «Моисей».
79 ...воспитанники (...) служат монитёрами. — От фр. moniteur— наставник, со¬ветчик. В школе монитёр — помощник учителя, репетитор.
80 В театре «Меропа». — Трагедия Вольтера. В главной роли выступала мадему¬азель Дюшенуа, игру которой не принимал Жуковский (см. примеч. 64).
81 Дебютант Varlet... — Речь идет о совсем юном, семнадцатилетнем парижском актере Габриэле Варле.
82 "Le premier venu", забавная комедия... — Комедия в 3 действиях Ж.-Б.-Ш. Виаля "Le premier venu, ou Six lieues de chemin". В переводе с фр. Е. Лифанова под названи¬ем «Первый, кто приедет, или Шесть миль в дороге» шла в Москве (ИРДТ. Т. 2. С. 505).
83 Гранвиль— Под псевдонимом Гранвиль выступал актер Шарль Франсуа Грандина.
84 .. .в Диораму. — Диорама была построена на улице Сансон по проекту Л.-Ж. Да-герра. Обычно в ней представляли одновременно три или четыре картины. Посетив¬ший незадолго до Жуковского эту парижскую достопримечательность А. Г. Глаголев так описал ее: «Диорама помещается подле Храмового бульвара в каменном здании, имеющем деревянный купол. Поднявшись по отлогой лестнице во второй этаж, вы входите в темный амфитеатр, приближаетесь к окну, открытому в передней стене, и не успели еще осмотреться, как уже перенесены каким-то волшебным духом под зной¬ное небо Испании (...) Через минуту открывается ночная сцена в Эдинбурге. Игра¬ющий вами волшебный дух теперь поставил вас в замке Голирудском, посреди раз¬валин монастыря, основанного в 1128 году королем Давидом. (...) Вообще в диораме как неподвижные предметы, так и феномены природы представляются с такою жи-востию, что производимый ими оптический обман остается загадкою для самых ис¬кусных художников» (Глаголев. Ч. 4. С. 81—84).
85 ...картины Дагерра. — Луи-Жак Дагерр, французский художник, изобретатель дагерротипии, предшествующей фотографии. В 1822 г. вместе с другим художни¬ком Буттом приступил к устройству изобретенной им диорамы. Именно ему при¬надлежала идея создания особых подвижных картин.
86 В Varietes. — «Варьете», один из старейших театров Парижа, основан в 1720 г. После 1807 г. переместился на бульвар Монмартр. Спутником Жуковского в Пари¬же был А. И. Тургенев, и поэтому его характеристика Варьете представляется су¬щественной для понимания интереса Жуковского именно к этому театру. «Театр des Varietes, — писал Тургенев, — разнообразен, как капризы и вкус парижской публи¬ки, которой он есть верный, почти ежедневный отпечаток. В каждой из сих пиес представлена какая-либо особенность, на ту минуту Париж занимающая, или обык¬новение, или мода, или новое постановление правительства. (...) Varietes есть точ¬но курс французской этнографии. В нем отсвечиваются нравы, обычаи, слабости, пороки — словом, вся домашняя нравственная и политическая жизнь французов...» (Тургенев. С. 322—324).
87 "Les trois bossus", глупая фарса. — Комическая опера «Три брата горбуна» Мезен-дорфа. Шла на русской сцене в переложении А. В. Лукницкого на музыку К. А. Ка-воса (ИРДТ. Т. 2. С. 322).
88 "Linterieur d'une etude". — Вероятно, речь идет о комедии-водевиле в 1 действии Э. Скриба, Ж. Имбера и Ф.-О. Варнера "Linterieur d'un bureau, ou La chanson". В России в переводе с фр. А. А. Шаховского она шла под названием «Песня, или Конторское приключение» в 1824—1825 гг. (ИРДТ. Т. 2. С. 506).
89 "Les deux matelots". — Комедия-водевиль М. Теолона, А. Дартуа и М. Даллара «Два матроса». Премьера в 1827 г..
90 "Les compagnons du devoir". — Водевиль-картина В. Лафонтена, Э. Кретю и Э.-Л. Вандербурха «Компаньоны по необходимости».
91 Боскье, Одри, Вернет... — Жуковский называет ведущих актеров театра "Va¬rietes": Себастьена Боскье, Жака Шарля Одри, Шарля Верне. Они пользовались успе¬хом как на сцене, так и в парижских салонах. Так, например, литератор Альфред Кювилье-Флери после вечера у Макса Сербера 10 декабря 1828 г. записал: «Одри остроумно и естественно сыграл три забавные сценки; глядя, как он пародирует различные драматические жанры, зрители буквально умирали со смеху. Невозможно лучше подражать, невозможно тоньше критиковать. Сколько записных остроумцев не годятся в подметки этому простаку» (Мартен-Фюжье. С.334).
92 Кончина Сергея. — Смерть Сергея Ивановича Тургенева. Жуковский оставал¬ся при теле покойного для последних распоряжений и в Духов день похоронил его на парижском кладбище Пер-Лашез.
9S Писал к Пушкиным и к Николаю. — Речь идет о письмах в Дрезден семейству Е. Г. Пушкиной и в Лондон к брату Сергея Тургенева — Николаю. В этих письмах Жуковский рассказывает о последних часах жизни С. И. Тургенева. «Пожалейте об нас, бесценные друзья. Наши все попечения остались тщетны: Сергея нет на свете. Нынче в половине третьего часа он нас покинул. До нынешнего утра ничто нам этого несчастия не предвещало. Нынче в шесть часов сделались с ним жестокие конвуль¬сии. Ничто не помогло. После нескольких припадков, несмотря на кровопускание, ванны, муск — он кончил жизнь. Александр теперь у Свечиных, я остался один...» — сообщает он в Дрезден Е. Г. Пушкиной (С 7. Т. 6. С. 484).
94 Тургенев просил отпуска в Англию... — После смерти брата Александр Тургенев решил ехать в Лондон, чтобы ободрить находящегося там младшего брата Нико¬лая и рассказать ему подробности смерти Сергея. Как сообщал Жуковский в пись¬ме к Е. Г. Пушкиной от 30 мая (11 июня) 1827 г., «он хотел ехать в Лондон, объя¬вил об этом послу, но посол не дал позволения ехать и пропуска. Надобно было остаться...» (С 7. Т. 6. С. 488). Вместо А. И. Тургенева в Лондон поехала Генриетта Разумовская (см. примеч. 112).
95 Часовня— Подробное описание этой часовни дал в своем «Путешествии...» Н. С. Всеволожский: «...это небольшая церковь, с галереями, построенная в память Людовика XV 1-го и супруги его Марии Антуанетты, единственною дочерью покой¬ных мучеников, Герцогиней Ангулемской. Известно, что тела их были зарыты пос¬ле казни на Магдалинском кладбище, которое ныне не существует (...) По возвра¬щении во Францию Бурбонов, отыскали гробы Короля и Королевы, и на этом месте сооружена церковь, небольшая, но приличная своему назначению. В ней, на пра¬вой руке со входа, поставлена прекрасная статуя, из белого мрамора, изображаю¬щая Людовика XVI-ro. Король представлен во весь рост; он держит в руке развер¬нутый лист, на котором написано его духовное завещание; осанка и лицо короля величественны и выражают кротость и совершенное спокойствие. На левой руке, против короля поставлена такая же статуя королевы: она на коленях простирает руки к кресту; но на горестном лице ее изображается полное уныние в вере, к кото¬рой она прибегает. Оба памятника прекрасны, трогательны и влекут к размышле¬нью! Всякой день служат здесь обедню, за упокой убиенных...» (Всеволожский. Т. 2. С. 437—438).
96 Тут же и Елизавета. — Младшая сестра Людовика XVI, французская принцесса Елизавета де Франс Филиппина-Мария-Елена. Во время революции, в 1794 г. была казнена по приговору трибунала.
97 ...аббата Еджеворта. — Генри-Аллен Эджеворт де Фирмонт, духовник Людо¬вика XVI. Был капелланом принцессы Елизаветы, сестры Людовика XVI. Когда Конвент приговорил Людовика к казни, он призвал его к себе, чтобы исповедаться и причаститься. 21 января 1793 г. в одной карете с Людовиком XVI он поехал на место казни, утешал его в последние минуты и помог взойти на эшафот. Ему при¬писывались слова: "Fils de Saint Louis, monte au del!" («Сын Людовика Святого, под¬нимайся на небо!» — фр.).
98 ...перенесение праха в Сен-Дени. — Место погребения французских королей не-далеко от Парижа.
99 В Геораму. — Георама была открыта в 1825 году в доме № 7 по бульвару Капу-цинок. Она представляла собой модель огромного земного шара, внутри которого можно было ходить по балконам и рассматривать части света.
100 Pont neuf. — Новый мост в Париже был известен как место конной статуи Ген¬риха IV, которая была разрушена во время революции, в 1792 г. Новая вылита в 1817 г. по модели скульптора Франсуа Фредерика Лемо. «Вышина статуи в 14 pieds [футов]; цена оной 337 860 франков. Конь утвержден только двумя ногами на пье¬дестал, так что вся статуя покоится только на двух точках» (Тургенев. С. 329).
101 Разговор (...) о Конгрегации. — От лат. congregatio— соединение. Тайное об¬щество, игравшее большую политическую роль во Франции в эпоху Реставрации. Его влияние, согласно всеобщему мнению, сказывалось во всех областях жизни. По слухам, членами его были крупные политические деятели-ультрароялисты, а орга¬низаторами — иезуиты.
102 Французская школа... — Так в начале 1820-х гг. стали называть французских художников, выражающих в своем творчестве принципы романтического искусства. Любопытную характеристику новой французской школы оставил посетивший Лувр незадолго до Жуковского критик и теоретик искусства А. Г. Глаголев. Он выделил такие ее черты, как следование античности, особую театральность («Французские художники, посещая театры, ловят все грациозные и величавые положения актрис и актеров. Оттого так часто встречаются в их произведениях или мамзели Марс, Дюшенуа и Жорж, или Тальма и, что того несноснее, плечистый и мускулистый Лафон. Тальма сделался идолом живописи...»), напыщенность и манерность (Гла¬голев. Ч. 4. С. 41—43).
юз рубенсовы аллегорические картины. — Цикл картин Петера Пауля Рубенса «Ис-тория Марии Медичи», находившихся с начала XIX в. в Лувре. До этого времени они были в собрании Люксембургского дворца. Созданные в Париже в период с 1622 по 1625 г., они передают характерные особенности эстетики барокко: исторический сю¬жет неразрывно связан с мифолого-аллегорическими образами.
104 Леонардо ди Винчи «Мадонна». — Имеется в виду находящаяся в Лувре «Ма¬донна в лесном гроте».
105 Портрет. — По всей вероятности, речь идет о знаменитом портрете Моны Лизы («Джоконда»).
106 Рафаэлевы три «Свят, семейства». — В Лувре находятся следующие картины Рафаэля на этот сюжет: 1. «Святое семейство» (Мадонна с покрывалом; копия); 2. «Святое семейство со святыми Елизаветой и Иоанном и двумя ангелами» (Святое семейство Франциска I); 3. «Святое семейство» (Мадонна с младенцем, святой Ели¬заветой и младенцем св. Иоанном). См.: L'opera completa di Raffaello: Catalogo della opere. Milano, 1979. № 96, 136, 137.
107 «Михаил архангел». — Имеется в виду картина Рафаэля «Святой Михаил».
108 Грё'зовы семейственные картины. — Жан-Батист Грёз, один из виднейших пред-ставителей французского сентиментализма в живописи. Моралистические жанро¬вые композиции из жизни третьего сословия, а также изображения женских и дет¬ских головок принесли ему славу. В Лувре имеется несколько подобных картин Грёза. Наиболее известна «Разбитый кувшин».
109 Монтебелло. — Французский государственный деятель Лан Наполеон Август, герцог де Монтебелло. В «Хронике русского» 18 февраля 1836 г. А. И. Тургенев со¬общает из Парижа: «Министерство всё еще не сложилось: уверяют, что Монтебел¬ло, мой приятель, которого и Ж(уковский) знает, воспитанник Кузена, будет мини¬стром просвещения» (Тургенев. С. 75).
110 "Jeu de cache-cache". — Полное заглавие комедии-водевиля в одном действии М. Теолона — "La fiancee de Berlin, ou Jeu de cache-cache" («Невеста из Берлина, или Игра в прятки").
111 "Paris et Londres". — Комедия-водевиль А. Дартуа, Бриссе и Жоли «Париж и Лондон».
112 Отъезд графини Разумовской. — Как известно из письма Жуковского к Е. Г. Пуш-киной от июня 1827 г., графиня Генриетта Разумовская поехала в Лондон к Нико¬лаю Тургеневу. «Но дружба доброй графини Разумовской, — сообщает Жуковский, — подала помощь его [А. И. Тургенева] несносному горю. Вместо него графиня поеха¬ла в Лондон, и теперь он может подкреплять себя мыслью, что брат его найдет под¬ле себя нежное сердце в первые минуты неожиданного несчастия» (С 7. Т. 6. С. 488).
113 У меня Хорис. — Скорее всего, речь идет о французском художнике Луи (Лог-гине Андреевиче) Хорисе, жившем и работавшем долгое время в России. В пользу этого предположения говорит тот факт, что именно с Хорисом Жуковский посещает мастерские известных художников — Франсуа Паскаля Жерара (запись от 31 (12) мая) и Клода Жозефа Верне (запись от 2 (14) июня).
114 Экгоф. — По всей вероятности, речь идет о французском филологе Фредери¬ке Эйгофе (Eichhof). С ним был знаком А. И. Тургенев, о чем он сообщает в письме к П. А. Вяземскому из Парижа от 22 марта (3 апреля) 1836 г. (ЛН. Т. 58. С. 120— 121). 15 декабря 1836 г. Тургенев писал А. С. Пушкину о том, что Эйгоф хотел бы получить «Слово о полку Игореве», необходимое для его лекций в Сорбонне (Пе¬реписка А. С. Пушкина: В 2 т. М., 1982. Т. 1. С. 79). Вполне возможно, при встрече с Жуковским, который к тому времени уже создал свое переложение «Слова...», Эй¬гоф интересовался этим памятником.
115 На лекцию Вильменя. — Лекции Абеля Франсуа Вильменя, французского пи¬сателя, теоретика искусства, пользовались большой популярностью. Его лекторское мастерство было общеизвестно. Так, Александр Тургенев писал: «...пока слуша¬ешь — восхищаешься, часто дрожишь от восторга и, кажется, всё вспомнишь и пе¬рельешь на бумагу холодный кипяток Вильменя, но он разлетится в брызгах и толь¬ко на минуту опьянит вас» (Тургенев. С. 57). Историческое значение этих лекций точно определил современный исследователь: «Лекции [Вильменя] 1828 г. можно рассматривать как выражение романтических принципов и в историографии и в ху¬дожественной литературе» (Реизов Б. Г. Французская романтическая историография (1815—1830). Л., 1956. С. 68).
Жуковский, позднее работая над переводом «Божественной Комедии» Данте, обращался к печатному тексту его лекций (см.: От Карамзина до Чехова. Томск, 1992. С. 45—46).
116 Годичное собрание Академии Наук. — Академия наук входила в состав основан-ного в 1795 г. Института, включающего пять академий (Академия наук, Академия изящных искусств, Академия надписей и изящной словесности, Французская ака¬демия, Академия моральных и политических наук). Прерогативой Академии наук были естественные науки и медицина.
117 Похвальные слова Галле и Корвизару. — То есть речи в честь австрийского вра¬ча и анатома, основателя френологии Франца Иозефа Галля и Жана-Никола Кор-визара, французского врача, лейб-медика Наполеона, одного из создателей меди¬цинской семиотики. Вероятно, Галль должен был занять в Академии место недавно умершего Корвизара.
118 Дюпень... — Речь идет о Пьере Шарле Франсуа Дюпене, математике и эконо¬мисте, и его популярном в то время сочинении "Forces productives et commerciales de la France" (P., 1827). В 1831 г в переводе Н. И. Розанова под заглавием «О произ¬водительных и торговых силах Франции» оно вышло в России. Н. Полевой считал этот труд «лучшей и полезнейшей книгой, появившейся в 1827 году» (МТ. 1828. Ч. 22. С. 259), а Пушкин, говоря о «философических таблицах» в «Евгении Онеги¬не» (глава 7, строфа XXXIII), опирался на сочинение Дюпеня. Подробнее см.: Алек¬сеев М. П. Пушкин: Сравнительно-исторические исследования. Л., 1984. С. 134—136. Трудами Дюпеня увлекался А. И. Тургенев, делая из них большие выписки (Тур¬генев. С. 345—347).
119 "Cid". Почтенный старик Корнель. — Имеется в виду известная трагедия клас¬сика французского театра Пьера Корнеля «Сид». Это произведение привлекло вни¬мание Жуковского с эстетической точки зрения. Еще в «Конспекте по истории лите¬ратуры и критики» (1805—1810) Жуковский размышлял о природе таланта Корнеля. «Возвышенность и сила суть принадлежность Корнелева гения. Он умел изображать всё то, что поражает душу и что приводит ее в изумление...», — писал он. А «Сид», по мнению Жуковского, «был первою эпохою славы французского театра» (Эстетика и критика. С. 108,111). К 1806 г. относится прямое обращение Жуковского к Корнелю — опыт переложения монолога Сертория о Помпее из трагедии «Серторий» (см.: Реза¬нов. Вып. 2. С. 489; Лебедева. С. 44—45).
120 Аафосс — Родриго. — В трагедии Корнеля роль центрального героя дона Род-риго играл Исидор Лафосс.
121 Бургоень — Химена. — Роль главной героини трагедии исполняла популяр¬ная уже в то время трагическая актриса Мари Тереза Бургоэн. В дневнике 1825 г. А. И. Тургенев говорил о ней как о достойной партнерше «великого Тальма» (Тур¬генев. С. 327, 339).
122 "Les trois quartiers". — Комедия «Три квартала» Луи Пикара и Эдуарда Мазе¬ра была театральной новинкой. В начале 1827 г. она была опубликована: Les trois quartiers, comedie en trois actes et en prose de M. M. Picard et Mazeres. P., 1827. Премьера состоялась 30 мая 1827 г., и Жуковский присутствовал на ней. Коме¬дия стала злободневной, так как выявляла наметившееся противоборство Сен-Жерменского предместья и квартала Шоссе д'Антен, одну из главных тем в лите¬ратуре первой половины XIX века, например в творчестве Бальзака и Стендаля. Это противостояние богатства и происхождения точно выразил Стендаль в «Люсь-ене Левене», характеризуя одну из героинь романа: «Она была богата, как Рот¬шильд, а хотела быть знатной, как Монморанси». Об успехе пьесы говорит тот факт,
что позднее название «Три квартала» получил первый парижский универсальный магазин (см.: Мартен-Фюжье. С. 122).
123 Поутру писал письма. К императрице. — Это письмо от 31 мая (12 июня) 1827 г. к имп. Александре Федоровне в печати не известно.
124 Поутру писал письма ~ К Гудовичу. — Письмо в печати не известно. Вероятно, речь идет о генерал-майоре, московском предводителе дворянства графе Андрее Ивановиче Гудовиче. В письме Е. Г. Пушкиной от 30 мая (11 июня) Жуковский просит «отдать приложенное письмо графу Гудовичу, если он в Дрездене, или ото¬слать к нему туда, где он находится» (С 7. Т. 6. С. 488). Эту же просьбу он повторяет через некоторое время (Там же. С. 489). С семейством графа Гудовича Жуковский познакомился в Дрездене в 1826 г. (Загарин. С. 365).
125 ...к Жерару.— Известный французский художник барон Франсуа Жерар (Gerard), один из представителей романтического направления в живописи.
126 «Урика». — Сюжет этой картины связан с содержанием популярного в то вре¬мя романа герцогини Клер де Дюрас «Урика» (1823), где изображена несчастная любовь негритянки-невольницы, воспитанной в аристократическом семействе, к мо¬лодому человеку, который по своему положению не мог жениться на ней. Русский перевод романа «Урика», сделанный В. С. Филимоновым, появился в 1824 г.
127 В галерею дворгиг Люксембургского. — Как сообщает А. И. Тургенев, посетивший «музей Люксембурга» в 1825 г., первоначально музей был «составлен из картин Ру¬бенса, изображающих предметы из истории Генриха IV и Марии Медицис [см. при¬меч. 103]. По переселении оных в Королевский музеум они заменены произведе¬ниями французских художников» (Тургенев. С. 386). Жуковский отмечает некоторые из тех картин, которые привлекли внимание и Тургенева. Так, о «Психее» Жерара Тургенев писал: «Психея получает первый поцелуй Амура и с ним — душу. Бабоч¬ка, эмблема души, порхает над ее головою». Отметив несколько картин Granet (Ф.-М. Гране), он продолжает: «...внутренность церквей. В одной из них соверша¬ется обряд церковный с великолепною церемониею; в другой — в монастыре жен¬ском одна из девиц постригается. Мать ее, навеки разлучаясь с нею, падает без чувств в объятия монахинь» (Тургенев. С. 388).
128 ...altaire a St. Roch. — Церковь Saint-Roch находилась недалеко от гостиницы, в которой жил Жуковский. Основана в середине XVII в.
129 В театре: Opera Comique. — Театр Комической оперы основан в Париже в 1715 г. На сцене «Опера Комик» шли оперы популярных французских компо¬зиторов Даниэля-Франциска Обера и Адольфа-Шарля Адана.
130 ...писал письма. К М-е Moreau. — Время написания письма, впервые опубли-кованного в РА (1875. № 11. С. 318—320), указано приблизительно: июнь 1827 г. На основании этой дневниковой записи оно может быть уточнено: 1 (13) ию¬ня 1827 г. В этом письме Жуковский рассказывает о своем пребывании в Пари¬же, благодарит Шарлотту Моро де ла Мельтиер за ее протекцию в знакомстве с семейством Гизо, вспоминает о днях молодости, проведенных в Муратове вме¬сте с семейством адресата, наконец, говорит о своем новом положении, связан¬ном с должностью наставника наследника. Об адресате письма подробнее см. примеч. 40.
isi к Waree. — Далее (записи от 24 (6) и 25 (7) июня) эта фамилия дана в русской транскрипции: «К Варе». По всей вероятности, речь идет о парижском книгопро¬давце. Ср. письмо Жуковского к А. И. Тургеневу от 13 марта 1828 г.: «Прошу тебя заплатить за меня Варе по счету моему с ним 250 ? [вопросительный знак при¬надлежит Жуковскому] франков; я ему должен за книги, купленные для себя (...) Возьми с Варе росписку. Скажи ему, что последний транспорт книг Великому кня¬зю получен. Как хочет он, чтобы была уплата по истечении ли года за все высылки, или при всякой посылке?» (ПЖТ. С. 242).
132 Жуффруа. — Теодор Симон Жуффруа, французский философ, спиритуалист и психолог, ученик В. Кузена, сотрудничавший в оппозиционном журнале "Globe", участник полемики классиков и романтиков.
133 Разговор ~ о Шолье. — Имя французского поэта, аббата Гийома Шолье в рус¬ском поэтическом сознании было тесно связано с традицией современного эпику¬реизма и «легкой поэзии». Его имя воспринималось в одном ряду с Анакреоном, Горацием, Тибуллом, Грессе и Парни. Батюшков сравнивал с Шолье Ю. А. Неле¬динского-Мелецкого, а Воейков называл Дениса Давыдова «Шольёв наследник» («Послание к Д. В.Давыдову»; 1819). Через увлечение поэзией Шолье прошел и Жуковский. Его стихотворение «Прощание старика» (1806), как удалось уста¬новить В. Э. Вацуро, «есть свободный перевод-переработка стихотворения Шолье „Retirez-vous de moi, plaisirs tumultueux" („Удалитесь от меня, беспокойные на¬слажденья")» (Вацуро В. Э. Лирика пушкинской поры: «Элегическая школа». СПб., 1994. С.75—76).
134 Корефф. — Давид Фердинанд Корефф, немецкий врач и оперный либреттист, друг Э. Т. А. Гофмана, который вывел его под именем Винцента в «Серапионовых братьях». Профессор медицины в Берлине, он лечил с помощью магнетизма и слыл врачом-чудодеем. С 1820 г. жил в Париже, где имел многочисленных пациентов, но в 1837 г. ему была запрещена медицинская практика во Франции. Написал либ¬ретто к операм «Сафо» Г. Спонтини, «Окассен и Николетта» Г.-А. Шнейдера, «Рудо¬копы» К.-Ф. Гельвига.
135 Маленький Нарышкин. — О каком Нарышкине идет речь, установить не уда¬лось. Можно лишь высказать предположение, что это был совсем юный 18-летний Лев Кириллович Нарышкин (1809—1855), который в 1826 г. был причислен к рус¬ской миссии в Риме.
136 .. .у Вернета. — Речь идет о самом знаменитом представителе семьи француз¬ских художников Верне (Vernet) Эмиле Жане Орасе, более известном под именем Орас Верне (Вернет).
137 ...большая картина «Папа Сикст, Браманте, Микельанж и Рафаэль». — Имеет¬ся в виду картина Верне на исторический сюжет «Встреча Рафаэля с Микеланджело в Ватикане». Кроме великих итальянских художников (Браманте, Микеланджело, Рафаэль) на картине изображен Сикст IV, папа римский в 1471—1484 гг.
138 «Гиаур» Бейронов. — Картина Ораса Верне, написанная на сюжет поэмы Бай¬рона «Гяур». К сюжету этого произведения обращались многие художники-роман¬тики. Известна, например, картина французского художника Ари Шеффера (см. при¬меч. 145).
139 К Боссанжу. — Имеется в виду французский литератор и публицист Адольф Боссанж. Автор научно-популярных статей, он последовательно выступал против смертной казни, и, возможно, визит к нему Жуковского был связан с его размы¬шлениями о судьбе казненных декабристов и приговоренного к смертной казни Ни¬колая Тургенева.
140 В Библиотеку. — Речь идет о Королевской библиотеке (Bibliotheque du Roi), находившейся на улице Ришелье. Ее собрание считалось одним из самых богатых в мире. Подробное описание библиотеки и ее сокровищ Жуковский мог почерпнуть из «Панорамы...» Дюлора (с. 109—118). Как указано у Дюлора, в собрании библио¬теки находилось около 80 ООО книг.
141 Клапрот. — Имеется в виду немецкий путешественник и востоковед Генрих Юлий Клапрот. По всей вероятности, он сопровождал Жуковского, так как с 1826 г. жил в Париже, был хорошо знаком с А. И. Тургеневым и являлся его гидом по Ко¬ролевской библиотеке в 1825 г. (Тургенев. С. 329).
142 Библиотека: Parnasse Frangaise. — Речь идет о монументе, представляющем ми-фологический Парнас, вокруг которого изображены 16 бронзовых фигур известных французских поэтов и музыкантов. Эта скульптура работы Титона дю Тилле (Titon du Tillet) была воздвигнута во славу Людовика XIV и искусства его царствования. В 1778 г. Людовик XVI внес в нее изменения. У подножия Парнаса появились фи¬гуры Ж.-Ж. Руссо, Кребийона и Вольтера. В своей «Панораме Парижа...» (с. 116— 117) Дюлор довольно ядовито отзывается об этом «курьёзном объекте» и говорит о его «жалкой композиции» ("une composition mesquine"). В книге из своей библио¬теки Жуковский отчеркнул это описание «Французского Парнаса».
143 В театре: "Gazza ladra". — Опера Россини «Сорока-воровка»; либретто Дж. Ге-рардини.
144 Pellegrini — Podesta* ~ Rossi — Lucia. — Жуковский называет основных персо-нажей оперы Россини и исполнителей их партий.
145 ...к живописцу Scheffer. — Речь идет о французском художнике Ари Шеффе-ре, который был известен прежде всего своими жанровыми и историческими по¬лотнами. Его картина «Сулиотки, готовые броситься вниз со скалы, чтобы не по¬пасть в рабство», о которой говорит Жуковский («большая начатая картина "Les femmes de Suly"»), была откликом на борьбу греков за свою независимость. Греко-албанское горное племя сулиотов принимало активное участие в этой борьбе, а самопожертвование сулиоток стало символом свободы. Обращаясь к сулиотам («Песнь к сулиотам»; 1823), Байрон писал: «Знамя ваших жен над вами». Картина Шеффера «Смерть Людовика Святого» (1817) была широко известна, как и другое полотно, посвященное Людовику IX, — «Святой Людовик, зараженный чумою, посещает больных его воинов» (1822). На сюжет «Божественной Комедии» Данте он написал несколько картин: «Встреча Данте и Вергилия с тенями Франчески и Паоло в Аду», «Данте и Беатриче», «Блаженный Августин и его мать Моника». Шеффер считался интересным портретистом. Портреты политического деятеля маркиза де Лафайета и поэта Пьера Жана Беранже характерны для его худо¬жественной манеры.
146 К Ружимону. — Барон Ружемон Мишель Никола Баллисон де, французский прозаик и драматург.
147 Заседание Академии надписей. — См. примеч. 116. Полное название — Акаде¬мия надписей и изящной словесности.
148 Silvestre de Sacy. — Барон Антуан-Исаак-Сильвестр де Саси, французский линг-вист, полиглот, востоковед, хранитель восточных рукописей в Королевской библио¬теке, автор многочисленных словарей. В библиотеке Жуковского сохранились его со¬чинения по языкознанию с пометами и записями владельца (Описание. № 2004,2005).
149 В театре Madame... — Речь идет о театре Gymnase dramatique (Жимназ-Дра-матик) на бульваре Бон-Нувель в Париже, который был открыт в 1820 г. В 1824 г. его удостоила своим вниманием герцогиня Беррийская: по этому случаю он был пе¬реименован в Театр Ее Высочества или в Театр Madame. Этот титул (Madame), да¬ваемый королевским дочерям или женам королевских братьев, она безуспешно пы¬талась получить (подробнее см.: Мартен-Фюжье. С. 47, 322).
150 "Lejeune man". — Комедия Э. Мазера «Молодой муж».
151 "Le nouveau Pourceaugnac". — Водевиль Э. Скриба и Ш.-Г. Делестра-Пуарсона «Новый Пурсоньяк» уже своим заглавием ориентирован на традицию — комедию Мольера «Господин де Пурсоньяк». Фамилия мольеровского героя происходит от французского слова le pourceau — свинья, боров, что своеобразно обыграл А. А. Ша¬ховской в своей переделке французского водевиля — «Пурсоньяк Фалалей Скоти-нин, или Рохус Пумперникель в новом виде», шедшей на сцене петербургских и мос¬ковских театров с 1819 по 1843 г. (ИРДТ. Т. 3. С. 302).
152 Поутру в замок Инвалидов. — Безусловно, интерес Жуковского к этому памят¬нику парижской архитектуры имел и практический смысл, связанный с филантро¬пической деятельностью и воспитанием наследника.
Жуковский отмечает основные достопримечательности замка: библиотеку («боль¬шая библиотека, залы для чтения, планы, рисунки...»), залу картин («есть хорошие картины, изображающие битвы Людовика XIV-го и Наполеона»), церковь («Внут¬ри двора и против самых главных ворот возвышается церковь, более известная под названием Le Dome des Invalides (Купол Инвалидного дома). Она заслуживает особен¬ного внимания и почитается превосходнейшим произведением французской архи¬тектуры (...) имеет 200 футов вышины под сводом и 300 до верха купола. Диаметр купола 50 футов. Внутренность ее превосходно расписана...»), памятники марша¬лов Франции Анри де ла Тур д'Оверн Тюренна и Себастьена де Вобана, портреты исторических деятелей («В присутственной зале помещены хорошо написанные портреты всех бывших главных директоров, со времени основания дома. Это истин¬но историческая галерея, потому что почти все директоры были знаменитые и за¬служенные воины и почти все маршалы Франции»). Н. С. Всеволожский, характе¬ристики которого приведены в скобках, посетивший замок Инвалидов в 1837 г., по существу отметил в своем подробном описании те же самые достопримечательно¬сти, что и Жуковский (Всеволожский. Т. 2. С. 426—432).
153 Champ de Mars. — Марсово поле находилось около замка Инвалидов. По опи¬санию русского путешественника, «оно окружено рвами, террасами и деревьями, по¬саженными в несколько рядов. Марсово поле простирается на версту в длину и на полверсты в ширину. (...) Теперь на самом поле бывают иногда смотры и конские скачки» (Всеволожский. Т. 2. С. 433).
154 Ecole militaire. — Военная школа, находившаяся на Марсовом поле, была пре-вращена Наполеоном в Главный штаб.
155 "Les deux Gaspards". — Комедия-водевиль Э. Моро, Ж.-Ж.-Г. Делюрье, П. Ка-пелля «Два Гаспара». Далее Жуковский называет основных действующих лиц ко¬медии: Рассудительный Гаспар, Гаспар-простак, Жанетта— и их исполнителей.
156 "Le Beneficiaire". —Комедия-водевиль М. Теолона и Э. Кретю. На русской сце¬не «Бенефициант» в переводе А. Шаховского исполнялся неоднократно с 1826 по 1834 г. (ИРДТ. Т. 3. С. 224). А. И. Тургенев во время пребывания в Париже еще в 1825 г. обратил внимание на эту комедию, отметив в ней игру Шарля Потье: «В чет¬вертой пиесе "Le Beneficiaire" (...), — писал он, — представлен, бедный за старостою, отставной суфлёр, которого играл Потье, уговаривающий известных актеров и тан¬цовщиц играть в бенефис его (...) здесь верный сколок с закулисного мира и в осо¬бенности парижского» (Тургенев. С. 323). Жуковский выделяет исполнителя глав¬ной роли, популярного актера «Варьете» Эммануэля Августина Лепентре.
157 "Une soiree chez Jocrisse". — Представление «Вечер у Жокриса» по мотивам комедии Т.-М. Дюмерсана и Ж.-Т. Мерля. Жокрис — традиционный фарсовый пер¬сонаж, тип доверчивого и простодушного глупца, герой целой серии комедийных представлений. В России в 1818 г. на петербургской сцене шла комедия «Жокрис, атаман разбойников» ('Jocrisse chef de brigands") тех же авторов в переводе Ф. И. Шел¬лера (ИРДТ. Т. 2. С. 477).
158 Fete Dieu. — Праздник Тела Господня — католический церковный праздник, учрежденный в 1264 г. папой Урбаном IV. Празднуется в первый четверг после Троицына дня и отмечен торжественными процессиями.
159 Поутру в Jardin des Plantes. — Ботанический сад как важная достопримечатель¬ность Парижа отмечен Жуковским в «Панораме...» Дюлора. Его посещение входи¬ло в программу всех русских путешественников, потому что этот «королевский сад» принадлежал, по мнению А. И. Тургенева, к тем сокровищам, «коим Париж гордится с 17-го столетия, равно как и именами натуралистов, кои увековечили славу сего великолепного национального музеума» (Тургенев. С. 324).
160 Menagerie. — Парижский зверинец, по словам Дюлора, это «сокращение все-ленной». А. И. Тургенев, опиравшийся на высказывание автора «Панорамы Пари¬жа», продолжает его мысль: «ибо здесь видите вы собрания минералогические, ис¬копаемых, зверей, птиц, рыб, насекомых, полипов — и всё в многочисленных видах» (Тургенев. С. 325).
161 К Румянцеву — Имеется в виду граф Сергей Петрович Румянцев, дипломат, служивший при русском посольстве в Париже.
162 к Соммерару — Известный парижский коллекционер Александр дю Соммерар прославился своей коллекцией живописи и средневекового искусства.
165 ...в Cirque olympique— Олимпийский цирк— «еще одно место, куда охотно хо¬дили не только люди из народа, но и люди светские» (Мартен-Фюжье. С. 323). Он принадлежал семье Франкони. В 1826 г. цирк на улице Предместья Тампль сгорел, и Франкони, собрав за два месяца по подписке 150 ООО франков, заново отстроил его на бульваре Тампль. В 1827 г. управление цирком перешло в руки Адольфа Франко¬ни. В этом же году он ввел в моду новый жанр циркового представления, получив¬шего название «Спектакль Франкони». В батальных сценах, отражающих актуальные исторические события («Французы в Египте», «Мост в Лоди», «Взятие Трокадеро» и др.), участвовало 500—600 человек, как пеших, так и конных. Жуковский своими за¬писями фиксирует значение «конного аттракциона» в представлении и указывает на живые картины, связанные с историей Малек-Аделя, вероятно, основанные на сюжете известного романа французской писательницы Марии Коттен «Матильда, или Записки Крестовых походов». Как известно, Жуковский увлекался этим романом, что отрази¬лось в его павловских стихотворениях 1818 г. («Варвара Павловна! графиня! по¬могите...», «Графиня, можно ль так неблагодарной быть!..»). Подробнее см.: Жуков¬ский В. А. Поли. собр. соч. и писем: В 20 т. М., 2000. Т. 2. С. 89—92, 506—507.
164 Президент Дюфор. — Имеется в виду Жюль Арман Дюфор, общественный и политический деятель, председательствующий на заседаниях уголовной полиции.
165 ...защигцение Мериллево... — Речь идет об известном французском юристе и политическом деятеле Жозефе Мерилло. Его речь в защиту журнала «Курьер» в но¬ябре 1825 г. высоко оценил А. И. Тургенев, воскликнувший: «Давно не слушал я с таким вниманием. Для чего жар сей должен угаснуть, не воспылав в России!» (Тургенев. С. 361).
166 "Le Baron Felsheim". — Популярная и в России мелодрама А. Верно (по одноимен-ному роману Ш.-А.-Г. Пиго-Лебрена). В переводе с фр. П. Н. Титова драма в 3 дей¬ствиях «Барон Фельзгейм» была издана в СПб. в 1812 г. и шла на сценах Москвы и Петербурга «с хорами, военными эволюциями и балетами» (ИРДТ. Т. 2. С. 455).
167 "Le fits du paysan". — Водевиль Б. Антье «Сын крестьянина».
168 "Les peintres". — По всей вероятности, речь идет о комедии "Les peintres en voyage, ou Une hake en Suisse" («Путешествие художников, или Остановка в Швей¬царии»), премьера которой состоялась в июне 1827 г. Ее авторы — Т.-М. Дюмерсан и Дюмениль (М.-Ф. Маршан).
169 В библиотеку. — Речь идет о еще одном посещении Королевской библиотеки (см. примеч. 140), где на этот раз внимание Жуковского привлекло прежде всего «отделение антиков».
170 "La maison a vendre". — Комическая опера в 1 действии «Продающийся дом». Текст А. Дюваля. Музыка Н. Далейрака. Под названием «Продажная дача, или Без¬денежная покупка» в переводе с фр. В. И. Адамовича шла на московской сцене в на¬чале 1824 г. (ИРДТ. Т. 2. С. 512).
171 "La Clochette". — Полное название "La Clochette, ou Le diable page". Комичес¬кая опера в 3 действиях. Текст М. Теолона, музыка Л.-Ж.-Ф. Герольда. Под назва¬нием «Волшебный колокольчик» в переводе с фр. шла в Москве и Петербурге с 1819 по 1823 г. (ИРДТ. Т. 2. С. 463).
172 Шувалов — Граф Григорий Петрович Шувалов, русский дипломат, впоследствии монах ордена барнабитов. Подробнее см.: ЛН. Т. 31-—32. М., 1937. С. 373—490.
173 ...один из издателей "Globe". — Оппозиционная газета «Глобус», выходившая в 1824—1830 гг. В ней принимали участие П. Леру, Ремюза, Минье, Жуффруа, Сент-Бёф и др. Во время спора классиков и романтиков газета выступала на стороне по¬следних. Основателем газеты в 1824 г. был либеральный публицист, филолог, ин¬спектор университета Поль Франсуа Дюбуа (1793—1874). Так как его имя ни разу не упоминается на страницах дневника, то можно предположить, что Жуковский имеет в виду именно его.
174 В театре: "Lheritiere". — Комедия Э. Скриба и Ж. Делавиня «Наследница». Шла на русской сцене в переделке А. И. Писарева (ИРДТ. Т. 3. С. 281).
175 Gontlie. — Возможно, речь идет (учитывая театральный контекст записи) о па-рижском актере Жорже Гонтье (сценический псевдоним Беллосте; 1785—1841).
176 "Le sourdy ou VAuberge pleine". — Комедия П.-Ж.-Б. Дефоржа-Шудара «Глухой, или Полный трактир» была популярна и известна своими каламбурами. В перево¬де с фр. Д. И. Вельяшева-Волынцева, который был опубликован в журнале «Талия» (М., 1811. Ч. 2), шла на русской сцене (ИРДТ. Т. 3. С. 235).
177 Que font ~ car il est Гагпё. — Жуковский цитирует каламбуры из комедии Де-форжа «Глухой, или Полный трактир». Популярность каламбуров из этой комедии была столь велика, что через 10 лет в «Записках туриста» (1837—1838) Стендаль ска¬жет: «Человек нашего века не может без улыбки назвать Авиньонский мост: ему тотчас же придет на ум веселое воспоминание о «Глухом, или Переполненной гос¬тинице» (Стендаль. Собрание сочинений: В 12 т. М., 1978. Т. 11. С. 193).
178 В Версаль. — Луи-Филипп превратил королевскую резиденцию Версаль в му¬зей и сделал его открытым для разночинной интеллигенции, прежде всего для па¬рижских журналистов. Несмотря на противоречивые оценки этой акции короля, Виктор Гюго констатировал: «То, что Луи-Филипп сделал в Версале, достойно вос¬хищения. Поступить так — значит выказать себя великим королем и беспристраст¬ным философом; превратить монархический памятник в памятник национальный; вложить в огромное здание огромную идею; соединить прошлое с настоящим...» (цит. по: Мартен-Фюжье. С. 88). Осматривая Версаль, Жуковский фиксирует основ¬ные его достопримечательности.
179 У Cuvier. Яишница из стр(охокамилового) яйца. — Любопытным комментарием к этому посещению известного французского натуралиста Жоржа Кювье является отрывок из письма А. И. Тургенева: «Ввечеру заехал к нам Кореф, чтобы везти Жу¬ковского к Кювье (...). Мы пробыли там за полночь, ибо нас оставили к ужину и уго¬щали яишницей из одного яйца строхокамила [т. е. страуса]. Оно приятнее обык¬новенного и равняется массе 24-х яиц курицы. По крайней мере так уверяли нас хозяйки» (Письма А. И. Тургенева Н. И. Тургеневу. С. 32—34).
180 Издатель "Constitutionnel". — Полное название: Le Constitutionnel, journal du commerce, politique et litteraire (Конститюсьоннель, коммерческая, политическая и литературная газета). Ежедневная газета, выходившая в Париже с 1819 по 1870 г.
181 Надгробные камни от Кловиса... — То есть от основателя монархии франков Хлодвига I (фр. Clovis Ier; 465—511 гг.).
182 Монморанси. — Имеется в виду лес Монморанси в Эрмитаже. Именно здесь на вилле своей почитательницы г-жи д'Эпине в 1756—1757 гг. жил Жан Жак Рус¬со. Здесь был написан его роман «Новая Элоиза». Далее Жуковский перечисляет некоторые достопримечательности, связанные с именем Руссо.
183 Терезы... — Жены Ж.-Ж. Руссо Терезы Левассер (1721—1801).
184 В театре: "Leonidas". — Трагедия французского поэта и драматурга Мишеля Пиша (Pichat) на сюжет из древнегреческой истории.
Леонид, с 488 по 490 г. до н. э. царь Спарты, командовал союзным войском в бит¬ве при Фермопилах. После того как из-за предательства персы обошли позиции греческих отрядов, он отдал приказ союзникам отступить, а сам вместе с неболь¬шим отрядом защищал проход у Фермопил до конца. Его героическая смерть и стала основой трагедии.
Впечатление от премьеры этой трагедии в 5 действиях со знаменитым Тальма в главной роли подробно воссоздал в письме к Н. М. Карамзину от 30(18) ноября 1825 г. из Парижа А. И. Тургенев. «Автор воспользовался всеми историческими чертами спартанского патриотизма, и есть стихи, которые только перенесены из истории в трагедию»,— замечал автор письма (см.: Ларионова Е. О. Н. М. Ка¬рамзин по материалам архива братьев Тургеневых // НЛО. 1997. № 27. С. 149). Не исключено, что Жуковский был знаком с этим письмом и оценкой трагедии. Широко была известна находящаяся в Лувре картина Давида «Леонид при Фер¬мопилах».
После смерти Тальма роль Леонида исполнял Пьер Лигре. В главной женской роли (матери двух братьев-спартанцев), как и на премьере, выступала Дюшенуа.
185 "Le conteur". — Комедия Л.-Б. Пикара "Le conteur, ou les Deux postes". Под на-званием «Рассказчик, или Две почтовые станции» в переводе с фр. сначала Е. Ли-фанова, а затем Е. И. Звалинского шла на русской сцене (ИРДТ. Т. 2. С. 513—514; Т. 3. С. 305). Далее Жуковский называет исполнителей главных ролей — Клода Шарля Картиньи (Cartigny) и мадемуазель Марс.
186 В опере: "Le barbier de Seville". — Опера Россини «Севильский цирюльник».
187 В Conciergerie. — Консьержери — знаменитая парижская тюрьма, являющая¬ся частью Дворца правосудия (Palais de Justice).
188 Тюрьма Уврара. — Речь идет о Габриэле Увраре, парижском промышленнике и банкире, способствовавшем в 1830 г. возведению на престол Луи Филиппа. За от¬каз субсидировать Наполеона навлек его гнев и был посажен в тюрьму.
189 Бывшая тюрьмаЛавалетта... — Имеется в виду политический деятель граф Антуан де Лавалетт, примкнувший к Наполеону во время Ста дней. Обвиненный в государственной измене, он был заключен в Консьержери и приговорен к смер¬ти. Его жена, проникнув к нему в тюрьму накануне казни, обменялась с ним плать¬ем и осталась в его камере, дав ему возможность бежать.
190 "Lapensee d'une femme". — Пьеса неизвестного автора «Женский ум».
191 "Le frere et la soeur". —Возможно, драма Э. Скриба и Мельвиля "Rodolphe, ou Frere et sceur". В переводе Д. Ленского под названием «Влюбленный брат» шла на сценах русских театров (ИРДТ. Т. 3. С. 230).
192 Leontine-Fay и Contier. — Жуковский называет исполнителей главных ролей в драме «Брат и сестра», совсем тогда еще молодую парижскую актрису, семнадца¬тилетнюю Леонтину Фэ и Жоржа Гонтье.
19S "La mansarde des artistes". — Комедия-водевиль Э. Скриба, А. Дюпена и Ф.-О. Вар-нера «Мансарда артистов».
194 "Les deux freres et les trois courtisanes". — Автор комедии «Два брата и три курти-занки» неизвестен. Возможно, переложение комедии А. Коцебу.
195 В Hotel des Monnaies. — Монетный двор — одна из достопримечательностей Па-рижа. Жуковский достаточно подробно воссоздает процесс производства монет. Ср. с описанием монетного двора у А. И. Тургенева (Тургенев. С. 357).
196 ...наведение матта. — Операция при чеканке монет, связанная со снятием блеска.
197 ...осужден d'Enguyen. — Герцог Луи-Антуан-Анри де Бурбон Энгиенский, по-следний представитель рода Конде, расстрелян по приказу Наполеона. Его гибель подробно описал в своих мемуарах Шатобриан. См.: «Смерть герцога Энгиенско-го» (Шатобриан. С. 213—223).
198 «Макбет». — Премьера оперы французского скрипача и композитора Иппо-лита-Андре-Жана-Батиста Шелара (Chelard; 1789—1861) на сюжет одноименной тра¬гедии Шекспира. Опера успеха не имела. После существенной переработки опера шла в Германии, на сцене Мюнхенского театра.
199 "Carnaval de Venus". — Балет-пантомима Л. Милона «Карнавал Венеры» на му¬зыку Персуиса и Крейцера.
200 "Тепие de Paris". — Автор пьесы не установлен.
201 "Les deux mousquetaires". — Комическая опера «Два мушкетера» Ж.-Б.-Ш. Виа-ля и Ж. Гензуля на музыку А. Бертона.
202 "Le Loup-garou". — Премьера на сцене театра «Федо» комической оперы «Обо-ротень». Либретто Э. Скриба и Э. Мазера, музыка Луизы Анжелики Бертен (Bertin; 1805—1877).
203 В театре ~ "Turcaret". — Комедия А.-Р. Лесажа «Тюркаре» (1709).
204 ...к графине Брюс. — Русская графиня Екатерина Яковлевна Брюс-Пушкина, жившая в Париже.
205 Осматривал дом ~ Шатобриана... — Имеется в виду поместье Шатобриана в Волчьей долине, недалеко от Парижа, купленное на торгах в июле 1818 г. викон¬том Матье де Монморанси, министром иностранных дел в 1821—1822 гг. «Мне тяже¬ло досталось расставание с Волчьей долиной, — вспоминал Шатобриан, — я привя¬зался к деревьям, посаженным и вытянувшимся, можно сказать, на моей памяти. Первоначальная цена равнялась 50 ООО франкам; господин виконт де Монморанси был единственным, кто осмелился предложить на сто франков больше: „Долина" до¬сталась ему. Он прожил несколько лет в моем уединенном уголке, но я никому не при¬ношу счастья: этого добродетельного мужа уже нет в живых...» (Шатобриан. С. 333).
206 Дочь Чичагова. — Дочь военного и государственного деятеля Павла Василье¬вича Чичагова. В 1813 уволен в отставку. Считая себя оскорбленным подозрением в измене за переправу на Березине, в 1814 г. уехал с семьей за границу. Жил в Италии
и Франции. Дочь адмирала Юлия Павловна жила вместе с родителями во Франции, где вышла замуж за Бруэ де Сен-Мартена.
207 В Conservatoire des arts et metiers... — Королевское высшее ремесленное училище, где «по воскресным дням всем позволено видеть собрание проектов машин, орудий и моделей, иноземцами и французами изобретаемых; обширный архив промышлен¬ности народной и иностранной, коего происхождением обязана Франция Луд вигу 16-му» (Тургенев. С. 389).
208 ...в театре. "Les 30 arts ou la Vie d'unjoueur". — Мелодрама В. Дюканжа и Дино «Тридцать лет, или Жизнь игрока». Неоднократно шла на сцене русских театров в переводах Р. Зотова и Ф. Кокошкина (ИРДТ. Т. 3. С. 323). Премьера состоялась в театре Порт-Сен-Мартен 19 июня 1827 г., так что Жуковский был на одном из пер¬вых спектаклей.
209 М-е Allan-Dorval. — Мари Дорваль, исполнявшая роль Амели, жены игрока, — французская актриса, прославившаяся исполнением ролей в романтической драме.
210 M-r Frederic. — Имеется в виду французский актер Фредерик Леметр (наст, имя Антуан Луи Проспер Леметр), очень популярный в 1830—1840-е гг. Гюго назвал его «величайшим актером XIX века». Прославился исполнением ролей Кина, Рюи Блаза, Вотрена, Сезара де Базана. Роль Жоржа де Жермана, картежника, проигравшего состояние и впавшего в нищету, одна из первых в его репертуаре.
211 Bourgeois. — Далее в записи от 26 июня (8 июля) Жуковский дает его фами¬лию в русской транскрипции: «У нас Буржуа». Видимо, о нем же говорил А. И. Тур¬генев в своем дневнике (запись от 9 (21) октября 1825 г.): «...у гр. Раз(умовской) (...) с каким-то либералом Bourgeois» (Тургенев. С. 321). Упоминается в одном ряду с Ги¬зо, Кузеном, Ремюза, Ройе-Колларом и др.
212 "Les vendeurs des Balais". — Комедия П.-И. Барре и Депюи «Продавцы ру¬бинов».
213 "Les Bonnes d'enfants". — Комедия «Няньки» Т.-М. Дюмерсана.
214 "Jocrisse chef des Brigands". — Комедия Т.-М. Дюмерсана и Ж.-Т. Мерля. Под названием «Жокрис атаман разбойников» в переводе с фр. Ф. И. Шеллера шла на русской сцене (ИРДТ. Т. 2. С. 477).
215 КДамасу... — Барон Максанс (Максим Иванович) де Дамас, французский ари-стократ, генерал на русской службе, участник войны 1812—1814 гг., близко знако¬мый с К. Н. Батюшковым, который характеризовал его как «доброго, честного и храброго Дамаса» (Батюшков. Т. 2. С. 258). После возвращения с союзными вой¬сками в Париж занимал важные государственные посты: в 1823—1824 гг. был во¬енным министром, в 1824—1828 гг. — министром иностранных дел, воспитатель гер¬цога Бордоского.
216 С(ен-)Сир. — Небольшой городок во Франции, где находился элитарный во¬енный коллеж для подготовки офицеров пехоты и кавалерии.
217 Милая Талеран. — Жена племянника известного французского дипломата Шарля Мориса Талейрана, спутница последних лет его жизни — Дино Доротея де Курланд, герцогиня де Талейран-Перигор, принцесса де Саган. Все современники отмечали ее особое обаяние и ум.
218 Тютчев. — Вероятно, речь идет о Ф. И. Тютчеве, который в это время нахо¬дился при русской миссии в Мюнхене. Традиционно время личного знакомства Жу¬ковского и Тютчева относят к 1838 г.
219 Нунций. — От лат. nuntius — вестник, постоянный дипломатический предста-витель папы римского в иностранных государствах.
220 Кн. Волхонская. — По всей вероятности, речь идет о княгине Варваре Алексе¬евне Репниной-Волконской, которая в конце 1825 г. приехала в Париж, чтобы «кон¬чить воспитание сына» (Ларионова Е. О. Н. М. Карамзин по материалам архива брать¬ев Тургеневых // НЛО. 1997. № 27. С. 152).
221 В Тиволи. — Увеселительный сад в Париже.
222 Дело Вилера. — Обстоятельства этого дела выяснить не удалось.
223 Памятник Фенелона. — Памятник архиепископу Камбрейскому, выдающемуся писателю и проповеднику Фенелону, интерес к наследию которого Жуковский про¬являл постоянно (см.: БЖ. Ч. 1. С. 495—507; Ч. 3. С. 220—249), был открыт 17 ян¬варя 1826 г. Автор монумента— известный французский скульптор Давид д'Анже.
224 Начал читать бумаги Николая. — Речь идет о бумагах Н. И. Тургенева, расска-зывающих о его деятельности до 14 декабря 1825 г. и опровергающих обрушившие¬ся на него обвинения Следственной комиссии. В письме Н. И. Тургенева на имя Николая I, приложенном к «Записке» Жуковского, автор подробно говорит о своей позиции (см.: ПСС. Т. 10. С. 143—144). Бумаги Тургенева стали документальной ос¬новой «Записки о Н. И. Тургеневе», над которой Жуковский работал в это время.
225 Записка о Н.И, Тургеневе. — Впервые (с купюрами) опубликовано: ПСС. Т. 10. С. 13—23. Автограф: РГАЛИ. Ф. 198. Оп. 1.№35.Л. 16—39. Текст печа¬тается по автографу, с восстановлением купюр.
«Записка о Н. И. Тургеневе» — органичная часть дневниковой прозы Жуков¬ского. Сама история ее создания тесно связана с записной книжкой 1827 г., а ее текст перемежается с записями в парижском дневнике. Начало первых набросков мож¬но датировать точно на основании письма из Парижа от 28 мая (9 июня) 1827 г., предшествующего тексту «Записки». По всей вероятности, черновой ее текст был создан в течение 1827 г., о чем свидетельствуют последующие записи. Предназна¬ченная для оправдания декабриста Н. И. Тургенева, эта «Записка» — важнейший памятник русской общественной мысли.
226 ...он не явился. — Во время восстания на Сенатской площади Н. И. Тургенев находился за границей. Он был вызван в Россию, но не приехал. На основе устных рассказов П. А. Вяземский записал, что по учреждении Следственной комиссии Жуковский обратился к Николаю 1 с вопросом: «Нужно ли Николаю Тургеневу возвратиться в Россию?» Государь отвечал: «Если спрашиваешь меня, как импера¬тора, скажу: нужно; если спрашиваешь, как частного человека, то скажу: лучше ему не возвращаться» (РА. 1876. № 1. С. 254).
227 Тургенев судим был в отсутствии... — Н. И. Тургенев был заочно приговорен к смертной казни.
228 Его письменное отношение было отвергнуто. — По совету старшего брата Александ¬ра Николай Тургенев, уступая его просьбам, прислал оправдательную записку в пись¬ме от 1 мая 1826 г. (Дубровин. С. 48—62). Текст этой записки послужил основой и для Жуковского. По всей вероятности, это «письменное отношение» осталось без по¬следствий, так как Н. И. Тургенев был осужден и вынужден был почти до конца жизни поселиться в Англии.
229 .. .куничтожению рабства крестьян... — Отношение самого Жуковского к кре-постному праву— предмет особого разговора (об этом см.: Россия и реформы. Вып. 2. М., 1993. С. 4—13). Важно, что его идейным наставником в этом отноше¬нии был автор «Опыта теории налогов». Это сочинение Н. И. Тургенева для Жу¬ковского стало теоретической основой практических шагов по освобождению своих крепостных (см.: БЖ. Ч. 1. С. 472—482). И позднее, во время особенно интенсив¬ного общения с братьями Тургеневыми (Александром и Сергеем), Жуковский постоянно обращался к мыслям Николая Тургенева. Так, 26 июня 1827 г., т. е. в пе¬риод работы над «Запиской», Александр Тургенев пишет брату: «Жуковский не¬сколько раз прежде думал, и сегодня, вспомнив об участи бедного демидовского Швецова, о котором вчера со слезами говорил мне, хотел просить тебя записать мысли твои о рабстве, если не для близкого, то для отдаленного будущего» (Пись-ма А. И. Тургенева Н. И. Тургеневу. С. 38). 3 сентября того же года: «Я прочел Жу¬ковскому несколько строк из твоего сочинения об Освоб(ождении) кр(естьян) в Рос¬сии). Он хочет иметь оригинал твой, и я даю ему». Именно после этого сообщения А. И. Тургенев приводит признание Жуковского в том, что он обязан Н. И. Турге¬неву «самыми высокими минутами в жизни» (Там же. С. 115).
В сознании современников Н. И. Тургенев был прежде всего выразителем ан-тикрепостнической позиции. Ср. у Пушкина в 10 гл. «Евгения Онегина»: «Хромой Тургенев им внимал / И, плети рабства ненавидя, / Предвидел в сей толпе дворян / Освободителей крестьян». Именно поэтому Жуковский, чтобы снять с Н. И. Турге¬нева другие обвинения, делает пафосом всей «Записки» его благородные усилия по борьбе с рабством, подчеркивая, что «свои идеи об освобождении крестьян он [Тургенев] сообщил самому покойному Императору, от коего он получил за них и благословение».
230 ...Зеленую книгу. — Здесь Жуковский опирается на слова самого Николая Тур-генева, который в оправдательной записке к императору сообщал: «За несколько пред сим лет (думаю в 1819 или 1820 году) мне принесли устав общества „Благопо¬лучия" или „Благоденствия". Это была так называемая „Зеленая книга". Я пробе¬жал (в точном смысле сего слова) эту книжку. (...) Вступил ли я в тайное общество прочтением „Зеленой книги" и изъявлением одобрения намерениям, в ней изло¬женным? На сей вопрос мне отвечать трудно. Я могу только сказать, что было и что помню. Я прочел устав — и только. Никаких требований делаемо мне не было. Я продолжал видеться иногда с людьми таким же образом, как и я, принадлежащи¬ми сему обществу. Редко говорили об обществе, и я видел, что всё это не имело ни¬чего значительного» (Дубровин. С. 51—52).
231 ...видел в нем ~ образец моральной чистоты!— Это смелое заявление Жуков¬ского о «государственном преступнике» не было случайным. Он постоянно при¬знавался в своей любви к Н. И. Тургеневу и даже говорил: «Я ему обязан во всех этих горестных обстоятельствах высоким понятием о человечестве» (С 7. Т. 6. С. 488).
2S2 .. Штейн решительно утверждал... — Встречи Жуковского с бароном Генрихом Штейном (см. примеч. 14 к 1826 г.), который по служебным делам в начале 1820-х го¬дов был связан с Николаем Тургеневым, позволили в его лице найти союзника в борьбе за реабилитацию декабриста. Запись от 8 (20) июня 1826 г. гласит: «Чте¬ние отчета. Штейн», что позволяет на основании «Записки» прокомментировать по¬зицию Штейна к «Донесению Следственной комиссии».
2SS Он принял с благосклонностию его прожект об освобождении крестьян. — Сам Ни-колай Тургенев так писал о позиции императора Александра I: «...принял с благо¬волением проект мой „О рабстве", велел благодарить меня за оный, отпустил за границу, осыпав благодеяниями...» (Дубровин. С. 65—36).
234 Но в 1817 году в это общество были приняты... — Н. И. Тургенев вступил в «Ар-замас» в феврале 1817 г. и получил прозвище «Варвик».
235 ...стоило ~ жизни его младшему брату. — То есть Сергею Тургеневу (см. при¬меч. 92, 93).
236 Август. — Дневниковые записи с 16 (28) июля по 8 (20) августа 1827 г. не об-наружены. Как известно, из Парижа Жуковский приехал в Эмс 2 (14) июля и про¬шел здесь курс лечения минеральными водами, которые ему помогли (С 7. Т. 6. С. 479). Находился он в Эмсе до 16 (28) августа. Записи от 8 (20) по 16 (28) августа отсутствуют в «Дневниках», изданных И. А. Бычковым, и публикуются впервые. Автограф: РГАЛИ. Ф. 198. On. 1. № 35. Л. 8—8 об.
237 Разговор с Алиною. — Речь идет о дочери княгини С. Г. Волконской, супруги ми-нистра Императорского двора кн. П. М. Волконского — княжне Александре Петров¬не (в замужестве Дурново). «Здесь теперь княгиня Софья Волконская и Алина, — пи¬сал Жуковский И. И. Козлову 8 (20) августа. — Вот целый месяц почти, как я с ними ежедневно, и так к этому привык, что будет очень больно с ними расстаться. Алина пре-лестное, милое, доброе, умное создание. Она стоит счастия и авось будет иметь его. Я рад, что судьба меня с ней познакомила, хотя на короткое время» (С 7. Т. 6. С. 469).
238 16 (28) августа. — Далее до 12 сентября текст печатается по изд. И. А. Быч¬кова: Дневники. С. 201—205.
239 Венчание. — Барон Генрих Штейн выдавал замуж свою младшую дочь Тере¬зу за немецкого дипломата, графа Людвига Кильмансегге (см.: Письма А. И. Турге¬нева Н. И. Тургеневу. С. 47).
240 С Рейтерном... — Во время пребывания в Эмсе Жуковский еще более подру¬жился с художником Г. Рейтерном, своим будущим тестем (Русская беседа. 1859. Кн. 3. С. 18).
241 С княжною... — См. примеч. 237.
242 Сумасшествие Клары. — Речь идет о бедном дерптском художнике и гравере Августе Филиппе Кларе, которому покровительствовал Жуковский (см. примеч. 10 к 1826 г.). Подробнее об отношении Жуковского к А. Ф. Кларе см.: РБ. С. 59—60. Данная запись была вызвана каким-то предосудительным поступком художника, к чему он был склонен из-за неуравновешенности характера.
243 Дом Гёте... — Имеется в виду франкфуртский дом отца Гёте, где он провел свое детство. Описание этого дома дано самим Гёте в его автобиографической кни¬ге «Из моей жизни. Поэзия и правда».
244 Брат Рейтернов. — У Рейтерна было три брата: Кристоф (1782—1833), Германн (1786—1841) и Карл (1787—1862). О ком из них идет речь, установить не удалось.
245 Чтение «Элены». — Отрывка из второй части «Фауста» Гёте: "Helena. Klassisch-romantische Phantasmagoric. Zwischenspiel zu Faust". Напечатано впервые: Goethe's Werke. Vollstandige Ausgabe letzter Hand. Stuttgart u. Tubingen, 1827. Bd. 4. S. 229— 307. В библиотеке поэта сохранилось это собрание сочинений Гёте, в том числе и указ. 4-й том (Описание. № 2634).
246 Monch und die Nonne. — Название утесов близ Эйзенаха (ср. запись от 26 ок¬тября 1821 г.).
247 Книга с 1720 — Речь идет о книге почетных посетителей, из которой Жуковс¬кий выписывает имена некоторых важных особ.
248 В театр: "Der Schnee" — опера Франсуа Обера на либретто Э. Скриба "La neige" («Снег»; 1821).
249 Гёте. — Это посещение Гёте в Веймаре оставило особый след в душе Жуков¬ского. Во время своего пребывания он написал стихи, обращенные к Гёте, «Творец великий вдохновений...». Первоначально послание было написано по-русски, затем Жуковский перевел 7 сентября стихи на немецкий язык и преподнес их Гёте (об этом см.: Вольпе. Т. 2. С. 535—537). Одновременно Жуковский передал Гёте кар¬тину немецкого художника Карла Густава Каруса и сопроводил этот дар стихотвор¬ным посвящением, раскрывающим романтическую концепцию искусства, выражен¬ную в ней:
ПРИНОШЕНИЕ
Тому, кто арфою чудесный мир творит, Кто таинства покров с создания снимает,
Минувшее животворит
И будущее предрекает.
(Вольпе. Т. 2. С. 265)
«Гений Гёте» стал для Жуковского источником не только новых впечатлений, но импульсом к творчеству. А. И. Тургенев в письме к брату от 8 сентября 1827 г. так передавал впечатления Жуковского от этой встречи: «Он [Жуковский] зажился три дня в Веймаре в беседе с Гёте. Жуковский жалеет, что меня не было с ним у Гё¬те. Он был необыкновенно любезен и как отец с ним. Жуковскому хотелось, чтобы я разделил эти минуты с ним, ибо он говорит, что Гёте и Шиллер образовали его, с ними вместе он рос...» (Письма А. И. Тургенева Н. И. Тургеневу. С. 114).
250 .. .разговор о Рейтерновых рисунках. — Гёте дал достаточно высокую оценку ри-сункам Г. Рейтерна, о чем сообщал сам художник в письме к жене (Reutern. S. 51— 52). Жуковский был, по словам того же Рейтерна, тронут этим отзывом (Op. cit. S. 52). Эта оценка подтверждается и записью самого Гёте в его дневнике: «5 сентября. Утро. Рассматривал рисунки г-на Рейтерна. То же самое с г-ном Жуковским, похвала его особенной живописной манере...» (Kanzler v. Muller. Unterhaltungen mit Goethe. Weimar, 1956. S. 254; перевод наш.). Жуковский высоко ценил рисунки Рейтерна. «Скажу Вам откровенно: я не знаю ничего, с чем можно было бы сравнить эти очаровательные произведения, ни в отношении истинного изображения природы, ни в отношении композиции. В них нет ничего ослепляющего глаза. Лица не иде¬альны; костюмы, скорее, чудны, странны; в местности нет ничего живописного, и, не¬смотря на всё это, картины имеют удивительную прелесть. Отчего же происходит эта прелесть? От верного, истинного изображения природы, от истины», — писал он к Рейтерну в 1830 г. (РВ. 1894. № 9. С. 232; подлинник на фр. языке).
251 Миллер. — Веймарский канцлер Фридрих фон Мюллер именно с этого вре¬мени, т. е. с сентября 1827 г., становится постоянным корреспондентом Жуковского. Он подробно информирует его о смерти короля Людвига Баварского, рассказыва¬ет о жизни Гёте и т. д. (см.: Kanzler v. Mtiller. Unterhaltungen mit Goethe. S. 341, 348, 352). В архиве Жуковского сохранилось более 30 писем канцлера за 1828—1848 гг. (РНБ. Ф. 286. Оп. 2. № 214). См. также: Новый сборник статей по славяноведению / Сост. и изд. учениками В. И. Ламанского. СПб., 1905. С. 336—342.
252 Поутру к M-elle Silvestre. — Речь идет об Эсперанс Сильвестр, швейцарке по на-циональности, которая воспитывала дочерей веймарской герцогини Марии Павлов¬ны. По мнению С. Н. Дурылина, она была «довольно примечательным лицом рус¬ской гётеаны» (ЛН. Т. 4—6. С. 339—340). Подробнее о ней см.: Данилевский Р. Ю. Э. Сильвестр и ее письмо о Пушкине // Врем. ПК. 1975. Л., 1979. С. 5—8.
253 Разговор о «Елене». — О чтении Жуковским отрывка из «Фауста» Гёте см. при¬меч. 245. Гёте в своем дневнике от 6 сентября 1827 г. записал об этом следующее: "Herr von Reutern und Joukoffsky, commentirendes Gesprach uber Helena"* (см.: Goethes Tagebucher. Weimar, 1900. Bd. 2. S. 106).
254 В полночь в Лейпциг. — Здесь Жуковский встретился и провел несколько дней с Александром Тургеневым. «В полночь приехал Жуковский, — сообщал Тургенев брату 8 сентября. — Мы виделись в 6 часов утра, ибо он не хотел будить меня» (Пись¬ма А. И. Тургенева Н. И. Тургеневу. С. 147). Именно во время этой встречи Жуков¬ский рассказал другу о своем посещении Гёте в Веймаре.
255 Вечер у Линднера. — Об отношении Жуковского к педагогической системе не-мецкого педагога Ф. Л. Линднера см. примеч. 11. Комментарием к этой записи Жу¬ковского является письмо А. И. Тургенева: «Слушали лекцию, последнюю, у Линд¬нера о церковной истории, именно о Тридентинском соборе, где все учение Римской церкви выговорено было и где катехизису дана была равная сила с догматами. После лекции мы были в гостях у Линднера и провели с ним час наставительный и при¬ятный. Мы выспрашивали его о многом и записали несколько книг о воспитании для Жуковского» (Письма А. И. Тургенева Н. И. Тургеневу. С. 118).
256 Проповедь Вольфа... — Об этой проповеди лейпцигского теолога Фридриха Ав-густа Вольфа говорится в письме А. И. Тургенева брату, причем Тургенев замеча¬ет, что она понравилась и ему, и Жуковскому (Письма А. И. Тургенева Н. И. Турге¬неву. С. 119).
257 ...о помолвке Ольги с Орфано. — Е. Г. Пушкина сообщила Жуковскому о по¬молвке своей дочери Ольги Алексеевны с греческим полковником Г. Д. Орфано, участником восстания Ипсиланти, выпущенным из австрийской тюрьмы (С 7. Т. 6. С. 489).
258 Далее в дневнике приводится перечень лиц, с которыми Жуковский виделся в Берлине осенью 1827 г.: «Король. Кронпринц. Кр(он)пр(инцесса). Пр(инц) Карл. Мария. Принц Вильгельм. Принц Альбрехт. Принц Карл Мекленбургский. Принц Август. Принц Вильгельм с женою и герцогиня Кумберландская. Алопеус. Санти. Витгенштейн. Мансуров. Вицлебен. Кнезебек. Бюль. Боршель. Шлифен. Бух. Шиль-ден. Гнезенау. Редер. Тюмен. Савиньи. Ансильон. Брюль. Гумбольт. Бернсторф. Гребен. Голицын. Гр(афиня) Трухзес. М-е Воск. Олферс. Клаузевиц. Ламот-Фукэ. Раух. Тик. Шинкель. Вольф. Раупах. Радовиц. Гр(аф) Перпонше, тесть гр(афа) Пер-понше. Шепинг. Шак. Тюмплинг. Гирт. Viereck. Чудовский. Мальцан. Дуклер. Вейсс. Гребен. Бранденбург. Осанн. Von Reede. Nienstat. Helvig. Гуфланд» (Днев¬ники. С. 206). На этом текст дневника, приведенный И! А. Бычковым и хранящий¬ся в РНБ, обрывается. Продолжение записей за 1827 г. обнаружено в другом ар¬хивном собрании рукописей Жуковского. Записи от 31 августа (12) сентября до 21 октября публикуются впервые по автографу: РГАЛИ. Ф. 198. On. 1. №35. Л. 8 об.—10 об.
259 Разговор о восстании... — То есть о событиях 14 декабря 1825 г.
260 .. .читал Гейнротову Антропологию. — К трудам немецкого психолога и педаго¬га Иоганна Христиана Августа Гейнрота (Heinroth) Жуковский проявлял особый интерес, о чем свидетельствует наличие в его библиотеке многочисленных сочине¬ний Гейнрота с пометками владельца (Описание. № 1261—1271). К сожалению, "Lehr-buch der Anthropologic", о чтении которого говорит Жуковский, имеется в более по¬зднем издании 1831 г. и не содержит помет. Внимание Жуковского к этому учебнику антропологии было прежде всего связано с его педагогической деятельностью.
261 В театре: "Schweizerfamilie". — См. примеч. 98 к 1820 г.
262 Знакомство с Радовицем. — Это знакомство Жуковского в Берлине 3 (15) сен¬тября 1827 г. с известным немецким политическим деятелем Иосифом Радовицем положило начало их длительной, вплоть до самой смерти Жуковского, дружбе. Дневники Жуковского фиксируют основные этапы их отношений: берлинские встре¬чи и общение в мае 1829 г., переписка и встречи в Швейцарии в ноябре 1831 г., размышления Жуковского о его личности в письме к А. И. Тургеневу от 15 (27) ян¬варя 1833 г.: «Это теплая, крепкая душа; она на всё глядит своими глазами, но при нем нельзя не мыслить и не чувствовать (...) В системе Радовица особенно прекрас¬но то, что она не только в голове его, но и в жизни, во всякую минуту жизни» (ПЖТ. С. 271—272), беседы о политике и искусстве в Берлине в августе 1833 г., во Франк¬фурте — в июле 1838 г.; наконец, после женитьбы Жуковского и переезда его в Гер¬манию — постоянное общение. Итогом и залогом этой дружбы стала специальная статья Жуковского «Иосиф Радовиц», написанная в 1850 г., а также непрекраща¬ющаяся забота о нем и его семье после революции 1848 г. (РБ. С. 176—183).
Вспоминая же о первой встрече, Жуковский говорил: «С тех пор он сделался и моим другом. Наше свидание с ним было на минуту, но эта минута произвела плод многолетний» (ПСС. Т. 11. С. 141).
26S Разговор о Полине. — Скорее всего, имеется в виду Полина Гизо, первая жена знаменитого французского историка Ф. Гизо (см. примеч. 39). Но не исключено, что речь идет о дочери Е. Г. Пушкиной Полине и устройстве ее судьбы.
264 «Весталка». — Опера Г. Спонтини.
265 .. .нашел у себя картину Карусову. — Во время пребывания у Гёте в начале сен¬тября 1827 г. (см. примеч. 249) Жуковский подарил ему картину немецкого худож¬ника и натурфилософа Карла Густава Каруса. Интерес к символической живописи Кар уса (о нем см.: Эстетика немецкого романтизма. М., 1987. С. 682—682) во мно¬гом продиктован эстетическими принципами русского поэта. О посещении мас¬терской художника совместно с Жуковским записал в дневнике 28 января 1827 г. А. И. Тургенев: «Сейчас возвратились от Каруса и Фридриха— и первый мне едва ли не более понравился» (ЛН. Т. 4—6. С. 338).
266 В театре Konigstat: "Der Maurer". — Переделка с фр. пьесы Э. Скриба и К. Де-лавиня «Каменщик».
267 Ввечеру в театре: «Отелло». — Опера Дж. Россини.
268 В театре: "Tochter der Luft". — Драма П. Кальдерона. В русском переводе К. Бальмонта имела название «Дама Привидение»
269 В театр ~ "La Dame Blanche". — См. примеч. 74.
270 Ввечеру театр: "Jean de Paris". — Комическая опера «Жан Парижский» на текст Сен-Жюста (К. Годара д'Окура). Музыка Ф.-А. Буальдьё. В переводе П. И. Шалико¬ва исполнялась на русской сцене (ИРДТ. Т. 3. С. 251).
271 ...нашел Сашу... — Племянница Жуковского Александра Воейкова находилась в Берлине проездом в Италию для лечения. 17 (29) сентября Жуковский писал А. И. Тургеневу: «Я ждал Саши (...) Она приехала уже тому три дни. Слаба очень, бок болит беспрестанно, часто кашляет; но кровью не харкает. Несмотря на всё это, я нашел ее лучше, нежели как воображал. Лицо очень хорошо. Похудела, но не столько, как я думал. Едет покойно и очень хорошо выдерживает дорогу. Одним словом, я надеюсь на это путешествие...» (ПЖТ. С. 221). Надежды Жуковского не оправдались: 14 (26) февраля 1829 г. А. А. Воейкова умерла в Ливорно, где и была похоронена (ПЖТ. С. 251—254).
272 Радостная весть. — Как явствует из письма к А. И. Тургеневу от 17 (29) сен¬тября, имеется в виду «известие о рождении Великого князя», т. е. Константина Николаевича (ПЖТ. С. 221—222), будущего постоянного адресата Жуковского (см.: С 7. Т. 6. С. 342—382).
273 Разговор о Николае Тургеневе. — Именно в это время Жуковский заканчивает переписывание набело «Записки о Н. И. Тургеневе» (см. примеч. 225), и разговор с графом Г. А. Строгановым, членом Верховного суда над декабристами, был обус¬ловлен надеждами Жуковского и А. И. Тургенева на то, что граф «заявит правитель¬ству о невиновности Николая Тургенева» (ПЖТ. С. 222, примеч. П. Бартенева).
274 "Yerstand und Hen". — Автор пьесы не установлен.
275 "Marquis Ротепаг". — Комедия французской писательницы Софи Ге.
276 1 ноября.— Запись от 1 ноября 1827 г. открывает «Журнал» Жуковского. В нем Жуковский дает наставления будущему русскому царю, продолжая традицию европейских просветителей Ф. Фенелона, Э.-М. Арендта, Ц. Лагарпа, И.-Я. Энгеля и др. Такие их сочинения, как «Об обязанностях королевской власти», «Приключе¬ния Телемака», «Проект воспитания и наставления принца», «Зерцало для кня¬зей» (о чтении их см.: БЖ. Ч. I. С. 484—489,492—507; Ч. 2. С. 231—238), были ориен¬тиром для Жуковского-просветителя и педагога. Но Жуковский не остается в узких рамках педагогической деятельности. Его размышления носят мировоззренческий характер. Он вновь и вновь возвращается к проблеме политической законности, соотносит свой идеал просвещенной монархии о российской реальностью.
Состав «журнала», хранящегося в архиве поэта и не известного в полном объе¬ме (извлечения из него впервые были опубликованы М. И. Гиллельсоном — Звез¬да. 1972. № 2. С. 211—214; 1977. № 3. С. 190—199 и А. С. Янушкевичем — Наше на¬следие. 1994. № 32. С. 34—47), определяется записями, сделанными в течение 8 лет: 1827—1834 гг. Сам Жуковский постоянно говорит о нерегулярности записей, сету¬ет на «невозвратную потерю» в воссоздании прошедшего и настоящего. И хотя за¬писи, составляющие этот журнал, точно датированы: 1 ноября 1827 г., 24 февраля 1828 г., 14 октября 1828 г. и т.д., можно полагать, что, во-первых, многие из них писались в течение нескольких дней; во-вторых, журнал, начатый после загранич¬ного путешествия 1826—1827 гг., прерывался и имел дополнение в дорожных за¬писных книжках 1829, 1831, 1832—1833 гг. Кроме того, удалось обнаружить и от¬дельные записи за эти годы, не входящие в текст журнала,
И все-таки есть все основания говорить о внутреннем единстве данного дневни¬кового массива. Все записи находятся в одной тетради и объединены общностью проблематики и целевой установки. Журнал, как это видно из последней записи, предназначался для великого князя Александра Николаевича, но в отличие от жур¬нала 1834 г. (см. примеч. к 1834 г.) не был подневным. К сожалению, хронологи¬ческий принцип издания не позволяет воссоздать этот журнал как целостный текст, однако принадлежность записей именно к этом единому тексту последовательно ого¬варивается в примечаниях.
Текст публикуется полностью впервые, по автографу: РГАЛИ. Ф. 198. Оп. 1.№>33. Л. 1—13 об.
277 Дашков сказал... — Д. В. Дашков, государственный деятель, бывший арзама-сец, который, по словам мемуариста, «проникал глубоко в историю народов и в по¬литические происшествия своего времени» (Арзамас-2. Кн. 1. С. 126), был постоян¬ным собеседником Жуковского именно в это время, после возвращения поэта в Петербург. «С Дашковым много говорили о тебе. Он читал известный тебе ману¬скрипт...», «Дашков говорит...», «Здесь у тебя я и Дашков» — эти и многие другие цитаты из писем Жуковского к А. И. Тургеневу от 25 октября, 1 ноября, 6 ноября 1827 г. (ПЖТ. С. 223, 225) позволяют говорить о поводе, по которому были сказа¬ны Дашковым приводимые в журнале слова, и о причинах полемики с ними. Речь идет о судьбе осужденного и находящегося в изгнании Николая Тургенева, о «За¬писке» («известный тебе манускрипт»), которую Жуковский хотел представить Ни¬колаю I (см. примеч. 225).
278 О преподавании Истории. — Жуковский придавал особое значение истории в просвещении и образовании наследника. Об этом подробнее см.: Шмидт С. О. Васи¬лий Андреевич Жуковский — великий русский педагог. М., 2000. С. 32—39. В 1829 г.
он помещает в «Собирателе» (№1) специальную статью «Польза истории для Госу-дарей», где в частности замечает: «Сокровище просвещения Царского есть История, наставляющая опытами прошедшего, ими объясняющая настоящее и предсказы¬вающая будущее (...) Она должна быть главною его наукой» (ПСС. Т. 10. С. 23). В «Проекте плана учения его Имп. Высочества...», составленного Жуковским для «представления Государю Императору Николаю Павловичу» в 1827 г., он специаль¬но говорит об изучении «истории священной» (ПСС. Т. 10. С. 12). Наброски в жур¬нале — конкретизация этапов изучения «священной истории».
1828
(С. 299—307)
Публикуется впервые. Автограф: РГАЛИ. Ф. 198. On. 1. №36. Л. 1 об.—9.
1 Государь спросил ~ у Паткуля... — Великий князь Александр Николаевич по со¬вету Жуковского обучался вместе со своими сверстниками Иосифом Виельгорским и будущим государственным деятелем Александром Паткулем.
2 Теперь у него только один товарищ Паткуль... — По всей вероятности, второй со-ученик великого князя, Иосиф Виельгорский, до 28 февраля еще не принимал учас¬тия в занятиях, хотя уже шли переговоры с его родителями и мальчик приезжал во дворец поиграть с великим князем. Только 1 марта 1828 г. великий князь запи¬сывает в своем дневнике: «День провел весело. Был в Морском кадетском корпусе. Папа и Мама позволили, чтобы Ося Вилигорски был моим товарищем и жил со мною». О переезде И. Виельгорского во дворец говорится лишь 4 марта. Об этом подробнее см.: Аямина Е. Э., Самовер Н. В. «Бедный Жозеф»: Жизнь и смерть Иоси¬фа Виельгорского: Опыт биографии человека 1830-х годов. М., 1999. С. 77.
3 ...мертвое тело ~ княгиниЛивен. — Речь идет о смерти 24 февраля 1828 г. статс-дамы, воспитательницы дочерей Павла I Ш. К. Ливен, что дает основание говорить о датировке всей записи этим числом.
4 Фундаментальное правило поступков. — Есть все основания предполагать, что последующие записи до 14 октября, а также фрагмент под заглавием «Дух време¬ни» были созданы в марте-ноябре 1828 г. для готовящегося Жуковским журнала «Собиратель», первый номер которого появился в начале 1829 г. Сам характер этих графически отделенных друг от друга отрывков, их перекличка с проблематикой будущего издания, а иногда, как в случае с фрагментом «Бывают смутные време¬на...», прямая связь с «Материалами, относящимися к журналу „Собиратель"» (РНБ. Ф. 286. On. 1. № 125 б), наконец, целый ряд прямых совпадений с текстом статьи «Польза истории для Государей» — всё это доказательства выдвинутого предположения.
5 Бывают смутные времена в истории. — Как установлено (см.: БЖ. Ч. 1. С. 483), этот отрывок, предназначенный для журнала «Собиратель» и находящийся среди «Материалов, относящихся к журналу „Собиратель"» (РНБ. Ф. 286. On. 1. № 125 б. Л. 12—12 об.), является вольным переводом фрагмента из статьи немецкого писателя
Иоганна Якоба Энгеля "Fursten-Wollust" («Княжеское наслаждение») из его книги "Furstenspiegel" («Зерцало для князей»), внимательным читателем которой был Жуковский.
6 Власть царя происходит от Бога... — Весь абзац в переработанном виде вошел в текст статьи Жуковского «Польза истории для Государей». Ср.: «Верь, что власть Царя происходит от Бога, но верь сему не для того, чтобы поставить себя выше суда людей, а для того, чтобы подчинить себя верховному суду Бога; верь сему, как Лю¬довик XII и Генрих Великий, сию веру имел и Иоанн Грозный, но в душе его она была губительною насмешкою над Божеством и человечеством» (Собиратель. 1829. № 1. С. 9).
1829
(С. 308—311)
Впервые: PC. 1902. № I. Приложение. С. 206—215. То же: Дневники. С. 206—215. Автограф: РНБ. Ф. 286. On. 1. № 6. Л. 1—6 об.
1 Выехал из Дерпта 30 апреля. — В письме к А. П. Елагиной от 16 апреля 1829 г. Жуковский сообщает: «Послезавтра еду в Дерпт (...) Из Дерпта, где пробуду неде¬лю, поеду в Варшаву и возвращусь не прежде июля месяца» (УС. С. 47). По пути за границу Жуковский всегда посещал Дерпт, чтобы встретиться с Е. А. Протасовой, И. Ф. Мойером, поклониться могиле Маши Протасовой-Мойер. На этот раз поезд¬ка в Дерпт была вызвана еще и печальным событием: 16 (28) февраля в Италии умерла младшая дочь Е. А. Протасовой — Саша Воейкова, и Жуковский должен был рассказать матери о ее последних днях, описание которых ему дал находившийся постоянно около А. А. Воейковой дерптский доктор, будущий биограф Жуковского К. К. Зейдлиц (см.: ПЖТ. С. 251—253).
2 Приехал в Варшаву 7-го мая. — 12 мая здесь должна была состояться коронация императора Николая I в качестве конституционного короля Польши. Государь, им-ператрица и наследник Александр Николаевич прибыли в Варшаву 5 мая.
2а Возвращение ~ с Вьельгорским. — Комментируя эту запись, И. А. Бычков гово¬рит о графе, обер-шенке Михаиле Юрьевиче Виельгорском (Дневники. С. 206). Однако, как известно, в Варшаве в это время был его сын Иосиф Виельгорский, который в составе свиты наследника (Паткуль, Мердер, Жилль, Юрьевич, Жуков¬ский) приехал на коронацию Николая I.
3 Виртембергский принц. — Имеется в виду бригадный генерал польских войск Адам Виртембергский.
4 "Le mariage d'argent". — Комедия Э. Скриба «Серебряная свадьба».
5 "L'ami intime". — Комедия французских драматургов М. Теолона, А. Дартуа и Ф. Лолу «Близкий друг».
6 Поутру у Немцевича. — Польский поэт Юлиан Немцевич проявлял особый ин¬терес к деятельности и творчеству Жуковского. Во-первых, в конце мая 1829 г. он предложил избрать Жуковского членом Варшавского общества друзей наук. Это предложение было принято единогласно. Во-вторых, он во время пребывания Жуковского в Варшаве, т. е. между 9 и 16 мая 1829 г., вписал в его альбом басню «Перила», выражающую «программу варшавского либерализма». Вслед за басней Немцевич записал стихотворное обращение «К Жуковскому», которое в переводе выглядит так: «Добродетелей и Наук почитатели, даже разделенные тысячами миль, всегда друзья, всегда земляки. Ты в блеске своей славы, я на склоне последних дней. Пишем, пока длится жизнь, для блага братских народов» (см.:Ланда С. С. Ю. У. Нем¬цевич и В. А. Жуковский // Пушкин и его время: Исследования и материалы. Вып. 1. Л., 1962. С. 22).
Личное общение поэтов во многом было подготовлено Адамом Мицкевичем. В марте 1829 г. он составляет для Жуковского специальную «Заметку» с характери¬стикой деятелей польской литературы и общественной мысли. Как указано в при¬мечании к ней, «заметка была составлена Мицкевичем для Жуковского в связи с предстоящей поездкой последнего в Варшаву» (Мицкевич А. Собр. соч. Т. 5. М., 1954. С. 416—418: см. также: Янушкевич А. С. В. А. Жуковский — переводчик отрывка из поэмы А. Мицкевича «Конрад Валленрод» // Историко-литературный сборник: К 60-летию Леонида Генриховича Фризмана. Харьков, 1995. С. 33—38). Она позво¬ляла Жуковскому легко войти в литературные круги Варшавы. Первым в этом ряду был известный польский поэт Юлиан Немцевич. Кроме того указаны граф Валери¬ан Красинский, Каэтан Козьмян, Франтишек Моравский, Максимилиан Фредро, Ка¬зимир Бродзинский, Людвиг Осинский, с которыми Жуковский постоянно встре¬чался в Варшаве. Подробнее о творческих взаимоотношениях Жуковского и этих поэтов см.: Пиотровская А. Г. В. А. Жуковский и польские романтики // Жуковский и литература конца XVIII — XIX века. М., 1988. С. 305—318.
7 Перевод Библии Скорины. — Перевод Библии на белорусский язык, напечатан¬ный Франциском Скориной в Праге, в 1517—1519 гг.
8 ..Луки неславного городка. — Имеется в виду хранившаяся в Варшавской биб¬лиотеке рукопись Ветхого Завета, писанная в 1598 г. «повелением и пильностию (...) Луки в неславнем граде Тернополе» (Владимиров П. В. Доктор Франциск Скорина. СПб., 1888. С. 222—223).
9 Паганини. — Знаменитый итальянский композитор и скрипач Никколо Пага¬нини находился в это время в Варшаве на гастролях.
10 У Фовицкого... — «Хорошо образованный, прекрасно знавший русскую литера¬туру» (OA. Т. 1. С. 485—486), И. М. Фовицкий был наставником при воспитаннике цесаревича Константина Павловича П. К.Александрове. В 1829 г. Жуковский при¬глашал его переселиться в Петербург для преподавания польской истории наслед¬нику великому князю Александру Николаевичу (РА. 1884. № 3. С. 118—119; 1889. №3. С. 131—132).
11 У Бенкендорфа о Старынкевиче. — Однокашник Жуковского по Московскому университетскому благородному пансиону, Н. А. Старынкевич был близок семье Тургеневых (см.: Вигель Ф. Ф. Записки. М., 1928. Т. 2. С. 131), оставил интересные воспоминания об участии Жуковского в работе военной типографии при штабе Ку¬тузова (см.: РЛ. 1986. № 1. С. 138—147). Вольнолюбиво настроенный, идейно и дру¬жески связанный с широким кругом декабристов (Пушкин и его время. Вып. 2. Л.,
1962. С. 93—96), он был в начале 1826 г. арестован «по подозрению в связях с чле¬нами тайных организаций и препровожден в Варшаву» (Тартаковский А. Г. 1812 год и русская мемуаристика. М., 1980. С. 75). П. X. Граббе в своем дневнике даже сооб¬щает, что Старынкевич «был гоним и посажен в тюрьму цесаревичем Константи¬ном Павловичем, в которой его и захватил варшавский мятеж» (РА. 1889. № 3. С. 679), что является очевидным преувеличением. Но для доказательства своей не¬виновности он писал пространные записки (Тартаковский А. Г. Указ. соч. С. 76).
Встреча Жуковского с А. X. Бенкендорфом и разговор о Н. А. Старынкевиче, видимо, были обусловлены его хлопотами о «гонимом». Дальнейшая карьера Ста-рынкевича (позднее он стал сенатором Варшавского департамента) свидетельству¬ет, что усилия Жуковского не были безуспешны.
12 Праздник народный... — По случаю коронации Николая I на Уяздовском поле в Варшаве было устроено большое празднество.
13 Повторение истории. Чтение. — Речь идет о занятиях с наследником, которые не прекращались даже во время празднеств по случаю коронации.
14 Приезд в Антонин. — В замок князей Радзивиллов, где Жуковский встретился со своей берлинской знакомой Марией Клейст. Возможно, залогом этой последней встречи стал экземпляр поэмы «Наль и Дамаянти» (Nal und Damajanti: Eine indische Geschichte bearbeitet von Friedrich Ruckert. Frankfurt, 1828) с дарственной надписью Марии фон Клейст, благословляющей поэта на ее перевод, что и было исполнено (см.: Описание. № 1986).
15 Свидание с Тургеневым. — С Александром Тургеневым, который тоже ехал в Бер-лин, Жуковский встретился 23 (4) мая на станции Sibillenort.
16 "Stumme von Portici". — Опера Д. Обера, либретто Э. Скриба и К. Делавиня «Немая из Портичи» («Фенелла»).
17 "Der erste Eindruck". — Комедия Э. Скриба, переработанная Ф. Л. Боотом под названием «Первое впечатление».
18 Приезд принцессы. — Речь идет о невесте принца Вильгельма (будущего гер-манского императора), принцессе Августе Саксен-Веймарской. Их свадьба состоя¬лась 30 мая (11 июня) (см. запись в дневнике: «День свадьбы»).
19 Приезд В(еликой) княгини. — Матери невесты — великой герцогини Саксен-Вей-марской Марии Павловны.
20 Орест и Пилад. — Скульптурная работа X. Д. Рауха на мифологический сюжет.
21 Театр: "Agness von Hohenstauffen". — Опера Г. Спонтини, либретто немецко¬го драматурга Э. Раупаха.
22 Аулу, Адольф. — Дети Марии фон Клейст: Луиза (в замуж. Стош) и ее брат Адольф.
23 Хор из «Фауста». — Музыка написана князем Антоном Радзивиллом (см. при¬меч. 78 к 1821 г.).
24 «Пилигримы» Наумановы. — Оратория "I Pellegrini" композитора И. Г. Науманна.
25 Читал "La maison Blanche". — Вероятно, роман французского писателя Поль де Кока «Белый дом», вышедший в 1829 г. и бывший тогда литературной новинкой.
26 У Великой княгини. — У великой герцогини Саксен-Веймарской Марии Пав¬ловны, приехавшей в Варшаву на свадьбу дочери.
27 Разговор с Эверсом. — Имеется в виду сын «старца Эверса» — профессор рус¬ской истории Дерптского университета Густав Эверс. Незадолго до этого вышла его книга "Politik" (Dorpat, 1829), и, видимо, при встрече она была подарена Жуковско¬му с дарственной надписью: "Seinem Freunde Zhukovskij der Verfasser". С многочис¬ленными пометами и записями владельца книга находится в библиотеке Жуковского (БЖ. Т. 1. С. 507—508).
28 На могиле Маши. — Марии Андреевны Мойер, урожденной Протасовой, скон-чавшейся в 1823 г. и похороненной в Дерпте. «Всякий раз, когда Жуковский при¬езжал из Петербурга в Дерпт, — замечает биограф поэта, — он прежде всего отправ¬лялся поклониться этой могиле, которая находится на русском кладбище, вправо от почтовой дороги; возвращаясь из Дерпта в Петербург, он останавливался тут на прощание с могилою. Во всё время пребывания своего в Дерпте, он каждый день, один или в сопровождении родных и детей посещал это для него святое место, даже зимою» (Зейдлиц. С. 133—137).
29 В институте. — В Екатерининском институте, где находились после смерти А. А. Воейковой ее дочери — Екатерина и Александра (С 7. Т. 6. С. 470; Зейдлиц. С. 149).
1830
(С. 312—314)
1 1 апреля. — Впервые эта дневниковая запись была опубликована Н. Ф. Дуб¬ровиным (PC. 1902. №4. С. 79—61). За текстом публикации следовал небольшой комментарий: «Эти строки, написанные на листочке бумаги, под влиянием огорче¬ния, не сделали В. А. Жуковского ни эгоистом, ни осторожным, каким он обещал себе быть» (Там же. С. 81). К сожалению, этот «листочек» с записью Жуковского не был известен исследователям, В настоящее время он обнаружен Н. В. Самовер в ар¬хиве историка Н. Ф. Дубровина и опубликован по списку, с некоторыми существен¬ными дополнениями, по сравнению с печатным текстом PC. В настоящем издании текст записи от 1 апреля 1830г. печатается по этой публикации: Лица: Био¬графический альманах. Вып. 6. М.; СПб., 1995. С. 92—96. Автор публикации и при¬мечаний— Н. В. Самовер. Автограф: РАН. Ф. 100. №273. Л. 43—48.
2 Письмо, написанное мною... — Речь идет о письме к императору Николаю I от 30 марта 1830 г., в котором Жуковский пытается защититься от «обвинения мне неизвестного» (ПСС. Т. 12. С. 19—22).
3 ...чернят враги литературные. — В указанном выше письме Жуковский опро¬вергает мнение о том, что он «впутывается в литературные ссоры», и считает своим «тайным обвинителем» прежде всего Фаддея Булгарина. «Думаю, — пишет он, — что Булгарин, который до сих пор при всех наших встречах показывал мне вели¬кую преданность, ненавидит меня с тех пор, как я очень искренно сказал ему в лицо, что не одобряю того торгового духа и той непристойности, какую он ввел в литературу, и что я не мог дочитать его Выжигина. Вот обстоятельства, дошедшие до меня по слуху, которые заставляют меня думать, что тайный обвинитель мой есть Булгарин» (ПСС. Т. 12. С. 21; курсив Жуковского). В письме к А. X. Бенкендорфу от 25 января 1830 г. Булгарин, в частности, писал: «Меня гонят и преследуют сильные ныне при Дворе люди: Жуковский и Алексей Перовский» (Лемке М. К. Николаевские жандармы и лите¬ратура 1826—1835 гг. СПб., 1908. С. 269).
4 Взгляд на мою прошедшую и настоящую жизнь... — В письме к Николаю I Жуков-ский дает очерк своей жизни, которую делит на две части, до 1817 и с 1817 г., и го¬ворит: «В защиту свою могу представить только всю прошедшую жизнь мою (...) я жил как писал: остался чист и мыслями, и делами». В заключение этого очерка он сообщает: «Чтобы вести такую жизнь, какую веду я, нужен энтузиазм, и его давала мне до сих пор высокая цель моя; его животворила мысль, что меня знают, что мне ничто не нужно для поддержания себя в драгоценном мнении моего Государя, что за меня говорит вся прошедшая жизнь моя и вся настоящая моя деятельность...» (ПСС. Т. 12. С. 19—20).
5 Несмотря на то, что Тургенев осужден... — В указанном письме от 30 марта нет ни слова о Н. И. Тургеневе, но шаги по снятию обвинений с него продолжались постоянно. Более того, незадолго до разговора с императором он написал целое послание, где «осмеливался (...) говорить о других осужденных» и просить об их амнистии (Дубровин. С. 74).
6 Ты имел связь с Вяземским... — Жуковский принимал самое активное участие в за-щите П. А. Вяземского, обвинявшегося не только в политической неблагонадежно¬сти, но и в развратном поведении. В бумагах поэта среди многочисленных вариантов «Записок о Н. И. Тургеневе» имеется набросок письма к Николаю I, относящийся, видимо, к концу января 1829 г., где Жуковский, в частности, говорит: «Он [Вязем¬ский] мог быть виноват перед судом правительства в неосторожностях, происходив¬ших более от пылкости ума, природою образованного сатирическим, но его сердце никогда не было причастно тому, что могло казаться в уме его буйством. Благород¬ство истинное, ничем не измененное, было основанием всей его жизни (...) Умоляю Вас, позвольте ему положить к стопам Вашим свое оправдание. Тогда судите и ре¬шите. До тех пор он будет осужденным невинно и это будет укором Вашей великой жизни...» (Подробнее см.: Лебедева О. Б., Янушкевич А. С. В. А. Жуковский и П. А. Вя¬земский: К истории личных и творческих отношений // Проблемы метода и жанра. Вып. 13. Томск, 1986. С. 65—67).
7 ...он всё загладил своим раскаянием! — Речь идет об истории примирения Вязем¬ского с правительством и его возвращения на службу. В начале 1829 г. он написал письмо Николаю I с приложением своей «исповеди». См.: РА. 1890. № 2. С. 279, а так¬же: Лица: Биогр. альманах. Вып. 6. С. 93, примеч. 19.
8 ...что принадлежит не к нашему веку, а к XI-му. — Как справедливо указывает Н. В. Самовер, речь здесь идет о законодательном памятнике XI века, который хо¬рошо знал Жуковский,— Русской Правде (см.: Лица: Биогр, альманах. Вып. 6. С. 104)
9 ...вот что бы я отвечал... — Сбоку приписка: «и сделал бы хорошо, но верно бы повредил себе; итак, невозможность говорить некоторым образом послужила мне к добру».
10 Далее в списке, находящемся в Архиве РАН, имеется лакуна: утрачены два листа. Поэтому текст от слов: «было, напротив, дать Вам лучшее мнение обо мне» до слов: «ни даже Бенкендорфу: у меня...» включительно воспроизводится по публика¬ции Н. Ф. Дубровина (PC. 1902. № 4. С. 80—81).
11 Первоначально было написано, но затем зачеркнуто: «Разве человек, обвинен¬ный перед Вами теми, кто Вам доносит, и которые основывают доносы свои на тай¬ных показаниях, следственно презренных показаниях, виноват безответно? И могу ли я соглашать связи мои с тем?».
12 Окончание лакуны в списке РАН. Далее текст воспроизводится по автографу, на основе указанной выше публикации Н. В. Самовер.
1831
(С. 315—318)
1 Февраля 21. — Запись из «Журнала» 1827—1840 гг. (см. примеч. 276 к 1827 г.). Впервые: Наше наследие. 1994. № 32. С. 41—42. Автограф: РГАЛИ. Ф. 198. On. 1.XQ36. Л. 9 об.—10 об.
Польские события вызвали серьезные споры среди писателей пушкинского кру¬га. Как замечает исследователь, «в спорах по поводу польско-русских событий Пуш¬кин, Жуковский и Денис Давыдов единодушно выступали против Вяземского и А. И. Тургенева. Однако их общая позиция в данном конкретном вопросе объяс¬нялась не идентичностью историко-философских построений, а отражала, в первую очередь, совпадение их взглядов на политические события тех лет» (Гиллельсон М. И. Проблема «Россия и Запад» в отзывах писателей пушкинского круга// РЛ. 1974. № 2. С. 126). Однако позиция Жуковского в польском вопросе чаще просто реконструи¬ровалась на основании его лирики, в частности стихотворений «Русская песнь на взятие Варшавы» и «Русская слава», которые в большей степени передавали эмо¬ции поэта, а не его мысли. Публикуемая запись позволяет прояснить взгляды Жу¬ковского на эту проблему.
2 .. .действовать независимо ~ как в Адрианополе. — Речь идет об Адрианопольском мире, заключенном 14 сентября 1829 г. и завершившем Русско-турецкую войну 1828—1829 гг.
3 Октябрь. — Публикуя эту часть дневников за 1831 г. по рукописи, хранящей¬ся в архиве Жуковского (РНБ. Ф. 286. On. 1. № 7. Л. 1—7), И. А. Бычков замечает: «С целью скорейшего ознакомления читателей „Русской Старины" с дневниками Жу¬ковского, редакция журнала решила печатать их, начиная с 1831 г., не целиком, а с некоторыми выпусками» (Дневники. С. 215). В настоящем издании все эти «вы¬пуски» восстановлены на основании вышеуказанной рукописи, без всяких оговорок.
4 Выезд. — Жуковский сопровождал великого князя Александра Николаевича при его поездке в Москву. Император Николай I прибыл в Москву еще 11 октября.
5 Кремль, построенный ~ Аристотелем. — Имеется в виду итальянский архитек¬тор XV в. Родольфо Фиораванти, прозванный Аристотелем.
6 Ц вместо Ч... — Жуковский отмечает фонетические особенности тверского говора.
7 Глинка. — Федор Николаевич Глинка, член декабристского общества, был от¬правлен в 1826 г. в ссылку, в Олонецкую губернию. Благодаря ходатайству Жуков¬ского он был в начале 1830 г. переведен советником губернского управления в Тверь (см.: Иезуитова Р. В. Жуковский и его время. Л., 1989. С. 171—175). «Как мне благо¬дарить благороднейшего Василия Андреича за деятельность по освобождению бед¬ной души из чистилища!» — писал по этому поводу Ф. Глинка Н. И. Гнедичу (От¬чет ИПБ за 1895 г. СПб., 1898. Приложение. С. 38).
8 Губернатор. — Губернатором Твери в это время был действительный статский советник П. Г. Горн.
9 У Дуняши. — Эта повторяющаяся запись связана с частым посещением Жу¬ковским во время пребывания в Москве дома Авдотьи Петровны Елагиной-Кире¬евской.
10 У Вяземского, у Дмитриева. — Вот как описывал этот вечер А. И. Тургенев в письме к Пушкину от 29 октября: «Вчера провели мы вечер у Вяземского и Дмит¬риева с Жуковским. Мы вспомнили и о тебе, милый Сверчок-поэт, а Жуковский и о твоем издании в пользу семейства незабвенного Дельвига» (Переписка А. С. Пуш¬кина: В 2 т. М., 1982. Т. 1. С. 75).
11 В театре: «Венецианская ярманка». — Комическая опера в 3 действиях "La fi-era di Venezia".Текст Дж. Боккерини. Музыка А. Сальери. (ИРДТ. Т. 2. С. 459, но в «Репертуарной сводке» ИРДТ этот спектакль не зафиксирован).
12 Выставка. — Выставка промышленных изделий, которая удостоилась высочай¬шего посещения.
15 В Собрание. — В Российское благородное собрание, где был дан бал в честь высокого гостя — императора Николая I.
14 У Вяземского чтение. — По всей вероятности, речь идет о статье («пиесе») Вя-земского, о которой А. И. Тургенев записал в дневнике 1 ноября: «У Вяземского читал письмо к нему Бенк(ендорфа) о переводе статьи о взятии Варшавы: класси¬ческий документ». Об этом подробнее: Гиллельсон М. И. П. А. Вяземский. Жизнь и творчество. Л., 1969. С. 219—220, где приведена цит. выше дневниковая запись А. И, Тургенева.
15 Акт в пансионе. — Имеется в виду торжественный акт в Московском универ-ситетском благородном пансионе, воспитанником которого был Жуковский.
16 В театре: "Chacun de son cote". — Комедия Э. Мазера. В русском переводе А. Г. Ротчева под названием «Баронесса де Вальер, или Кто прав, кто виноват» шла на петербургской сцене (ИРДТ. Т. 3. С. 223).
17 О Наташе. — Речь идет о Н. П. Арбеневой, будущей жене И. В. Киреевско¬го, которая в 1831 г. лишилась матери, и Жуковский хлопотал при дворе о ее устройстве.
1832
(С. 319—342)
Впервые: PC. 1902. № 1—2. Приложение. С. 218—252. То же: Дневники. С. 216—252. Автограф: РНБ. Ф. 286. On. 1. № 8-1. Л. 1—24; № 8-2. Л. 1—20.
1 Выезд из Петербурга 18(30) июня. — По авторитетному свидетельству биогра¬фа Жуковского, врача по профессии К. К. Зейдлица, «от сидячей жизни опять уси¬лились у Жуковского завалы в печени. Поехал в Эмс морем через Любек» (Зейд¬лиц. С. 152). Действительно к началу лета 1832 г. здоровье Жуковского ухудшилось, и он отправился в отпуск, испросив себе для лечения и отдыха год. В Петербург он возвратился в начале сентября 1833 г. 18 июня он вместе с Александром Тургене¬вым, который добился разрешения на выезд в Европу, сел на пароход. До Крон¬штадта их провожали Вяземский, Пушкин и Энгельгардт. В Кронштадте Жуков¬ский и Тургенев пересели на пароход «Николай I».
Вероятно, одной из причин отъезда были и обострившиеся отношения Жуков¬ского с императором и шефом жандармерии А. X. Бенкендорфом. Его письма к царю и Бенкендорфу по поводу запрещения журнала И. В. Киреевского «Европеец» в фев¬рале 1832 г. определили напряженность этих отношений (об этом см.: Гиллелъсон М. И. Письма В. А. Жуковского о запрещении «Европейца» // РЛ. 1965. № 4. С. 114—124).
2 Из Травемунде в Любек. — Описывая долгое путешествие по морю, А. И. Турге¬нев сообщал: «Тридцать часов лежали мы неподвижно на палубе, смотря в небо, между тем как полубуря заливала нас соленою водою и ломала нашу мачту. В тре¬тий день любезничали с дамами и упивались дурным зеленым чаем и шампанским, любовались неизмеримостью моря, Борнгольмом, башнями Висмара, и, наконец, согретые солнцем, увидели Травемюнде и вскричали: берег!» (Письма А. И. Турге¬нева Н. И. Тургеневу. С. 48). Из Травемюнде Тургенев отправился в Любек, а Жу¬ковский решил осмотреть это живописное место и догнал Тургенева через сутки.
3 У консула Шлецера. — Речь идет о К. Л Шлецере, сыне известного историка Ав¬густа Шлецера, который в это время был генеральным консулом в Любеке.
4 Письмо к Великому князю. — Во время путешествия Жуковский регулярно по¬сылал письма своему воспитаннику, великому князю Александру Николаевичу (см.: РА. 1883. № 1. С. IV—V).
5 ...Толстого работы. — В доме барона Ф. В. К. фон Дернберга, активного участ¬ника антинаполеоновских войн, ганноверского посланника в России, имелись ме¬дальоны с изображением событий Отечественной войны 1812 г. работы известного русского художника и медальера Федора Петровича Толстого.
6 Чтение воспоминаний о Гёте. — Еще А. Н. Веселовский недоумевал: «Что такое воспоминания о Гёте, о которых Жуковский говорит в дневнике 1832 года под 28 июля / 10 июля из Ганновера...» (Веселовский. С. 354). После смерти Гёте 22 марта 1832 г. прошло слишком мало времени, чтобы появились печатные воспоминания о нем. Возможно, речь идет о сборнике статей «Гёте в свидетельствах современни¬ков», который вышел в Берлине в 1823 г. под редакцией Фарнгагена фон Энзе.
7 ...посещение Peril... — Георг-Генрих Пертц прославился своими разысканиями в области немецких древностей. Первое его сочинение "Geschichte der Merowingischen
Hausmeier" (1819) обратило на него внимание К. фон Штейна, который привлек Перт-ца к изданию многотомного собрания памятников немецкой истории — "Monumenta Germaniae historica". Вскоре Пертц возглавил этот издательский проект. Визит Жу¬ковского к Пертцу был связан с формированием библиотеки для наследника.
8 ...не пошел поклониться и Дому. — Имеется в виду знаменитый Кёльнский собор.
9 Путешествие по Рейну на пароходе... — В письме к наследнику Жуковский так объяснял цель своего путешествия: «...полюбоваться еще раз древним Рейном, его утесами, старинными замками и зеленым потоком» (РА. 1883. № 1. С. IX).
10 ...разговор о Фонке... — Речь идет о кёльнском купце, торговце спиртными на-питками Петере-Антоне Фонке, который обвинялся в убийстве кёльнского горожа¬нина Кенена. Дело Фонка разбиралось в суде несколько раз, и подсудимый то об¬винялся, то оправдывался. Этот шумный процесс вызывал широкий отклик в прессе. В библиотеке Жуковского сохранилась брошюра: Kreuser J. Uber Peter Anton Fonck und das Gericht von Conens Ermordung. Koln, 1821 (Описание. № 1452), которую, ве¬роятно, и читал поэт.
11 Француз Демидов. — Имеется в виду Анатолий Николаевич Демидов, который большую часть жизни провел в Европе, а в 1841 г. женился на племяннице Напо¬леона I, принцессе Матильде.
12 В театре: "Mannertreue". — По всей вероятности, немецкая переделка фран¬цузской драмы «Честь мужа и честь купца» ("Le mari negotiant") О.-Л.-Д. Буле, И. Рембо и Дюпре (Э. Дюплесси).
13 Чтение Raphael. — Вероятно, речь идет о стихотворной поэме Карла Августа Фёрстера "Raphael. Kunst und Kunstlerleben... Mit Kupfern nach Gemalde von Ra¬phael" (Leipzig, 1820). Эта книга находится в библиотеке Жуковского (Описание. № 1039).
14 Театр: "Die Zerstreuten". — Эта комедия А. Коцебу была под названием «Рас¬сеянные» переведена А. Ф. Мерзляковым и довольно часто в 1810—1820-х гг. шла на русской сцене (ИРДТ. Т. 2. С. 513).
15 "Brandschatzung". — Комедия А. Коцебу. Под названием «Контрибуция» в пе¬реводе с немецкого Н. С. Краснопольского шла в России (ИРДТ. Т. 2. С. 484).
16 Рейтернов зять. — Так как у Герхардта Рейтерна, будущего тестя Жуковско¬го, в это время еще не могло быть зятя, то, вероятнее всего, речь идет о зяте его брата Германа, муже старшей дочери Натальи — Викторе фон Унгерн-Штернберге.
17 Доктор КилиаНу бывший при Батюшкове. — Доктор медицины Герман Килиан участвовал в лечении психического расстройства Батюшкова в 1823 г. Сохранилось письмо Батюшкова от 13 декабря 1823 г. к К. В. Нессельроде, в котором он жалует¬ся на грубость Килиана и просит избавить от его посещений (Батюшков. Т. 2. С. 584).
18 .. .чтение Гёте... — Возможно, речь идет о чтении «Итальянского путешествия» Гёте в связи с замыслом поехать в Италию (см. примеч. 35).
19 В театре: "Le precepteur dans l'embarras". — Водевиль французского драматурга Мельвиля (А.-0.-Ж. Дюверье). Под названием «Гувернер в хлопотах, или И на мудре¬ца довольно простоты» в переводе с фр. Р. М. Зотова шел в России (ИРДТ. Т. 2. С. 467).
20 Погребение Стефании. — Графини Стефании Витгенштейн. В письме И. И. Козлову от 27 января 1833 г. Жуковский вспоминал: «Я был в Эмсе, когда умерла Радзивилл-
Витгенштейн, и вместе с старым фельдмаршалом и молодым вдовцом шел за ее гро¬бом в церковь: это было в темную, звездную ночь. Мы шли тихо, а на другом берегу реки гремела музыка и плясали на бале» (Ср.: «Бал и звездное небо». — С 7. Т. 6. С. 472—473).
21 Брошюра Шатобриана. — В это время еще новинкой была брошюра-памфлет Шатобриана «О Реставрации и выборной монархии», вышедшая 24 марта 1831 г.
22 Чтение MemoiresAydeuea XVIII. — Речь идет об апокрифических "Memoires de Louis XVIII" (P., 1832). Далее дневниковой записью от 24 июля Жуковский более развер¬нуто говорит о своем впечатлении. Об этом чтении он писал А. И. Тургеневу 30 июля (11 августа) из Эмса: «Читаю газеты, которые мне весьма надоедают, и Записки Луд-вига XVIII, которые отменно любопытны» (ПЖТ. С. 263).
2S Писал к Вел(икому) князю. — Напечатано, с датой 25 июля (6 августа): РА. 1883. № 1. С. VI—VII.
24 Писал к Тургеневу. — Это письмо к Александру Тургеневу от 30 июля (11 авгус¬та) является одновременно и комментарием к эмским дневниковым записям, и отче¬том о прошедшем: «Кажется, что мне лучше; лицо потеряло желтизну: чувствую себя как-то бодрее, но еще ноги не служат, одышка от ходьбы. Зато езжу на ослах по го¬рам и по ровному пути (...) Поутру пью свои шесть стаканов; между каждым ходьба» (ПЖТ. С. 262). Характеризуя местное общество, он пишет: «...со мною об стену жи¬вет Потоцкая (Салтыкова), жена Болеслава, здесь и другая Потоцкая, жена Мечисла¬ва, в которую ты бы конечно влюбился, заслушавшись ее пения; здесь семейство La Bourdonnaye, известного карлиста, умного и любезного человека (...) Из русских здесь князь Андрей Голицын с женою (Балк), жандармский генерал Полозов, гене¬рал Габбе, который знал брата Сергея и был с ним в Мобеже. Была герцогиня Лейх-тенбергская; теперь осталась герцогиня Ольденбургская, при которой мой, и кажет¬ся твой, приятель Реннекамф: с ним-то мы и разъезжаем по окрестностям» (ПЖТ. С. 263). Наконец, в заключение Жуковский подробно описывает маршрут своего даль¬нейшего путешествия.
25 Аафонов концерт. — Концерт известного французского скрипача Ш.-Ф. Лафо-на, гастролировавшего в Эмсе.
26 Рейнштейн. — Замок, принадлежащий прусскому принцу Фридриху. Подроб¬нее о его посещении см. в письме Жуковского к великому князю от 26 августа (7 сен¬тября) 1832 г. (РА. 1883. № 1. С. IX—X).
27 ...Stolterfort, сочинительница ~ (егце в манускрипте). — Немецкая писательница Адельгейда фон Штольтерфорт напечатала в 1825 г. романтическую поэму «Зораида», в 1834 г. была издана поэма «Альфред», рукопись которой видел Жуковский. В биб¬лиотеке поэта имеется следующее издание этого произведения: Alfred. Romantisch-episches Gedicht in 8 Gesangen von Adelheid v. Stolterfort, Stiftsdame. Wiesbaden, 1834 (Описание. № 2205).
28 ..."Jessonda" Шпорова...— Опера «Йессонда» (1823) немецкого композитора Людвига Шпора.
29 Чувство благодарности к природе и ее Творцу. — Комментарием к этой записи Жу-ковского являются его слова из письма к великому князю Александру Николаевичу от 26 августа (7 сентября): «Я решился закопаться в скучной деревушке Вейльбахе, чтобы пить здоровье из груди самой природы. Признаюсь, на все эти источники я смотрел с особенным чувством благодарности к их Создателю. Перед глазами у меня из глубины земли, из какого-то неведомого недра ее, льется ручей; один дымится, другой просто вытекает чистым ключом, и тысячи приходят к этим ключам с надеж¬дою на спасение, и надежда их не обманывает. На земле много бед, но против этих бед везде указаны средства хранящим Провидением. Оно говорит человеку: в моей природе найдешь лекарство от страданий телесных; во Мне найдешь лекарство от стра¬даний душевных; приидите ко Мне ecu труждающиеся» (РА. 1883. № 1. С. X; курсив Жуковского).
30 Рейтерн, его жена, дочь и сестра. — Художник Герхард Рейтерн с семьей посе¬лился в Вейльбахе, в той «деревушке», где жил и Жуковский (РА. 1883. № 1. С. XI). Рейтерн был женат на Шарлотте Шверцель. Как явствует из последующих записей, с ними была их дочь — десятилетняя Мария (Мина, Мия). О какой сестре Рейтерна (у него было их три) идет речь, установить не удалось. Скорее всего, имеется в виду сестра жены Луиза фон Бойенбург, сын которой Алекс жил в это время с ними. (Reutern. S. 85)
31 Отъезд Мины. — Дочери Г. Рейтерна (см. примеч. 30).
32 В театре: "Weifie Dame". — Опера Ф.-А. Буальдьё «Белая дама».
33 Die schone Doktorin. — Комментарием к этой записи является следующая харак-теристика этого лица в тетради Жуковского под рубрикой «Знакомства и встречи»: «М-е Schmidt из Майнца, прекрасная докторша» (РНБ. Ф. 286. On. 1. № 37).
34 .. .чтение писем Гумбольдта и Шиллера. — Переписка между Шиллером и Виль-гельмом Гумбольдтом была издана в 1830 г. В библиотеке Жуковского находится экземпляр этого издания: Briefwechsel zwischen Schiller und Wilhelm v. Humboldt... Stuttgart u. Tubingen, 1830 (Описание. № 250).
35 Ввечеру чтение Гёте... — Главы из помещенной в 38-м томе Сочинений Гёте (Goethe's Werke. Stuttgart u. Tubingen, 1830) статьи "Uber Italien. Fragmente eines Reisejournals: Rosaliens Heiligthum...". В библиотеке поэта имеется указанное 40-том¬ное собрание сочинений Гёте. В оглавлении 38-го т. отмечено именно это произве¬дение (Описание. № 2634).
36 Чтение Rumohrs Italienische Forschungen. — Этот основной труд немецкого исто¬рика искусств Карла Румора был издан в 3 т., в 1826—1831 гг. В библиотеке поэта сохранилось другое его сочинение: Drei Reisen nach Italien. Leipzig, 1832 (Описание. № 1996), прочитанное Жуковским в связи с предстоящим итальянским путешестви¬ем. Круг его чтения во многом определялся следующей установкой: «После двух часов ходьбы и питья возвращался домой и отдыхал, читая книги, приготовляю¬щие к путешествию по Италии» (С 7. Т. 6. С. 383).
37 Чтение Штольберга. — Речь идет о произведении немецкого писателя Фридриха Леопольда Штольберга "Reise in Deutschland, Schweiz, Italien in den Jahren 1791—1792".
38 Начат Рейтерном мой портрет. — 26 августа (7 сентября), рассказывая о жизни в Вейльбахе, Жуковский писал наследнику: «Между тем Рейтерн успел нарисовать мой портрет чрезвычайно схожий; он нарисовал его для себя, другой нарисует для меня, и вы его увидите» (С 7. Т. 6. С. 383). Г. Рейтерн написал в 1832 г. около 5 различных портретов русского поэта (см.: Либман М. Я. Жуковский и немецкие художники //
Взаимосвязи русского и советского искусства и немецкой художественной культуры. М., 1980. С. 311—312). Как убедительно доказал Дитрих Герхардт, речь идет о порт¬рете акварелью, изображающем сидящего Жуковского на фоне его книг (Gerhardt. S. 293—295; воспроизведение портрета— S. 246).
39 ...чтение Гёте о Леонардо да Винчи. — По всей вероятности, статьи Гёте 'Joseph Bossi uber Leonard da Vinci".
40 Чтение поутру "Hermann und Dorothea". — Еще в 1817 г. Жуковский намечал перевести поэму Гёте «Германн и Доротея» (С 7. Т. 6. С. 441—442). В многочис¬ленных списках произведений для переводов, составленных Жуковским в 1830— 1840-х гг., название этой поэмы Гёте появляется достаточно часто (см., напр.: РНБ. Ф. 286. On. 1. №37).
41 Разговор с Гербером... — В Дневниках (С. 229; запись от 16 (28) августа) фамилия прочтена неверно, как «Гердер». Однако пропущенная при публикации запись от 13 (25) августа: «Гербер, помещик эльфельдский, президент нижней палаты» позво¬ляет уточнить расшифровку фамилии собеседника Жуковского. Фигура Иоганна Геор¬га Гербера была достаточно заметной в политической жизни Германии 1830-х гг.
42 "Ueber die Mahlerei" Дидрота и Гёте. — «Опыт о живописи» Дидро в переводе и с комментариями Гёте.
43 Красота = истина. — Это положение Жуковский подробно развивал еще в 1830 г. в письме к Г. Рейтерну, опираясь на слова Буало: «Нет ничего прекрасно¬го, кроме истинного, одно истинное достойно любви» (Эстетика и критика. С. 369).
44 Чтение отрывков Гёте из Записок. — Имеются в виду автобиографические за¬писки Гёте "Aus meinem Leben. Wahrheit und Dichtung"(«H3 моей жизни. Правда и поэзия»).
45 .. .чтение Раумера о Польше. — Речь идет о сочинении немецкого историка Фрид-риха Раумера "Polens Untergang" (Leipzig, 1832). В библиотеке Жуковского сохра¬нилось другое его сочинение — Uber die geschichdiche Entwickelung der Begriffe von Recht, Staat und Politik. Leipzig, 1832, с пометками поэта (Описание. № 1902).
46 «Вампир», шумная опера, —г Опера Генриха Маршнера (1828).
47 Рассматривали Фауста Речева и Корнелиусова. — И. А. Бычков прочитал эту за¬пись неверно: «Рассматривали Фауста Гётева и Корнелиусова» (Дневники. С. 232). Речь идет об иллюстрациях к «Фаусту» Гёте, выполненных немецкими художника¬ми Фридрихом Речем и Петером Корнелиусом. Позднее в статье «Две сцены из Фауста» (1849) Жуковский так охарактеризовал эти рисунки: «Реч строго держался истины: он удовлетворительно изобразил для глаз то, что мы видим воображением, читая „Фауста"; в его композиции много разнообразия и живости; в его сценах де¬монов и ведьм много фантазии, но он не переходит за границу простой истины; в этом отношении он должен уступить Корнелиусу, в рисунках которого есть выс¬шая, идеальная истина, есть величавая значительность, составляющая характер средних веков, к которым принадлежит лицо Фауста; они сначала покажутся не столь привлекательными, как рисунки Реча, но когда в них прилежнее всмотришься, то найдешь, что между ними и первыми такая же разница, какая между огромным, бронзовым рыцарем, лежащим на гробнице с сложенными на молитву руками, работы старинного немецкого скульптора, и мраморною, со вкусом отделанною статуйкой того же рыцаря, легкой работы гениального французского художника вре¬мен новейших» (Эстетика и критика. С. 353—354).
48 ...дом с лестницей винтом, описанный в "Gotz von Berlichingen". — Ср.: «Гец. (...) Поднимаюсь я в трактире „Олень" в Гейдельберге с Францем Зикингеном по лест¬нице. Почти в самом конце ее есть площадка с железными перильцами» (Гёте И.-В. Гёц фон Берлихинген с железною рукою. Трагедия. Действие I).
49 Свягценник Певницкий. — Воспитанник Санкт-Петербургской духовной акаде¬мии, преподававший в ней по окончании курса греческий и немецкий языки и ис¬торию философии, Иоанн Михайлович Певницкий в 1823 г. был назначен священ¬ником в Штуттгарт; в 1852 г. он был переведен из Штуттгарта в придворный собор Зимнего дворца в Петербурге. В 1841 г. венчал Жуковского и Елизавету Рейтерн, а в 1842 г. крестил их дочь Александру (РБ. С. 119).
50 Непонятный язык. — Немецкий скульптор Иоганн Генрих Даннекер, о посе¬щении мастерской которого идет речь, в это время проявлял признаки психичес¬кой болезни, что выражалось прежде всего в его речи.
51 Разговор о Эмме. — Речь идет о племяннице Г. Рейтерна, дочери его брата Гер¬мана, вышедшей замуж за Павла Гельмерсена.
52 Англичанин с Рейхардом в руках. — Многочисленные путеводители Генриха-Ав-густа Рейхарда, особенно по Швейцарии и Италии, пользовались в то время огромной популярностью. Компактные, насыщенные информацией, они были снабжены кар¬тами, таблицами. Имя их автора стало почти нарицательным. Так, К. Н. Батюшков, собираясь в Италию, в 1818 г., сообщает: «Reichard у меня есть» (Сочинения К. И. Ба¬тюшкова. СПб., 1885. Т. 3. С. 524). Показательно, что в библиотеке много путешество¬вавшего Жуковского сохранились путеводители Рейхарда по Германии, Швейцарии, Венеции, Амстердаму, Парижу и его атлас Европы для путешественников с много¬численными пометами владельца (Описание. № 1920—1922).
53 Kilpgang — Обычай в некоторых северных кантонах Швейцарии, когда моло¬дые люди пробираются к девушкам через окно.
54 Лудвиг-Наполеон Бонапарте с товарищами... — Будущий французский импера¬тор Наполеон III в то время проживал в Швейцарии и был гражданином кантона Тургау.
55 Лев Торвальдсенов. — См. примеч. 181 к 1821 г.
56 К Северину. — Д. П. Северин, друг Жуковского, арзамасец, был в то время рус¬ским поверенным в Швейцарии; с 1837 г. — русский посланник в Мюнхене. Пись¬ма Жуковского к Северину этого времени — комментарий к его швейцарскому пу¬тешествию (см.: PC. 1902. №4. С. 141—-147).
57 Семпахские копья. — Память о сражении швейцарцев с австрийцами при Зем-пахе 9 июня 1386 г., которое ознаменовалось героическим поступком Арнольда Винкельфрида, ценой своей жизни прорвавшего строй австрийских копейщиков.
58 ...к великой княгине. — К Анне Федоровне (урожд. принцесса Юлиана Саксен-Кобургская), первой супруге цесаревича Константина Павловича, с которой он развелся.
59 ...нашу незабвенную Елизавету... — Императрицу Елизавету Алексеевну, супру¬гу Александра I.
60 Разговор о бернской революции... — Речь идет о событиях в Берне летом 1831 г., когда 31 июля была принята новая представительно-демократическая конституция, просуществовавшая до 1846 г.
61 ...в память поражения Карла... — 22 июня 1476 г. ополчение швейцарских кан¬тонов при поддержке французского короля Людовика XI одержало победу над вой¬ском бургундского герцога Карла Смелого.
62 Приезд в Веве. — 5 сентября Жуковский писал А. И. Тургеневу: «Вчера, мой милый друг, приехал я в Веве (...) сопутствуемый добрейшим Рейтерном (...) Не моту тебе сказать наверное, когда я покину Швейцарию, верно одно, что я остаюсь в Веве не более трех недель (считая с завтрашнего дня). В начале ноября я перееду Аль¬пы; отправлюсь сначала в Милан через Симплон; оттуда в Геную; из Генуи через Ливорно во Флоренцию, где я буду, вероятно, в конце ноября» (ПЖТ. С. 265—266). Однако планы Жуковского были нарушены состоянием его здоровья: в Швейцарии он пробыл до начала апреля 1833 г., в основном проживая в Веве и Берне. Этот период оказался плодотворным в творческом отношении.
6S ...поездка к Боку. — К младшему брату Т. Е. Бока— Карлу (см. примеч. 45 к 1820 г.).
64 Купер. — В это время известный американский писатель Фенимор Купер, пу-тешествуя по Европе, посетил Швейцарию. Плодом этого путешествия стали напе¬чатанные в 1836 г. "Sketches of Switzerland" («Заметки о Швейцарии»). Сочинения Купера имеются в библиотеке Жуковского (Описание. № 844—846). Кроме этой ла¬коничной записи, других следов знакомства Жуковского с американским писателем не обнаружено.
65 ...комплименты Рейтерну... — Они были вызваны тем, что у Рейтер на не было правой руки, которую оторвало ядром в сражении под Лейпцигом, и он прекрасно рисовал левой рукой.
66 Бейронова надпись. — Как замечал сам Жуковский в письме к И. И. Козлову от 27 января (8 февраля) 1833 г., «...в Шильоне, на Бониваровом столбе, вырезано его [Байрона] имя...» (С 7. Т. 6. С. 472).
67 ...холера в Касселе. Нерешимость. — Около Касселя находился замок Виллинс-гаузен, в котором жила семья Рейтернов. Сообщение о холере и вызвало нереши¬мость Г. Рейтерна: оставаться ли ему с Жуковским или ехать домой.
68 Явление Киля. — Именно с Л. И. Килем, адъютантом цесаревича Константина Павловича и начальником колонии русских художников в Риме, Жуковский, как это явствует из его письма к А. И. Тургеневу от 5 сентября, собирался ехать в Италию (ПЖТ. С. 265).
69 Отправление письма. —5(17) октября в связи с приездом Л. И. Киля и плана¬ми поездки в Италию Жуковский отправляет с оказией письмо императору Нико¬лаю I.
70 Чтение «Новой Элоизы». — Роман Ж.-Ж. Руссо, как это убедительно показано Ф. 3. Кануновой, был прочитан Жуковским неоднократно и с разных точек зрения (БЖ. Ч. 2. С. 280—311). В письме И. И. Козлову от 27 января (8 февраля) 1833 г. из Берне, то есть прямо по следам этого чтения, он так передает свое впечатление от романа Руссо: «Не во гнев тебе будет сказано, нет ничего скучнее „Новой Элоизы", я не мог дочитать ее и в молодости, когда воображению нужны более мечты, нежели истина. Попытался прочитать ее здесь и еще более уверился, что не ошибся в сво¬ем отвращении. Для великой здешней природы и для страстей человеческих Руссо не имел ничего, кроме блестящей декламации: он был в свое время лучезарный метеор, но этот метеор лопнул и исчез» (С 7. Т. 6. С. 472). Сам факт нового обраще¬ния Жуковского к роману был во многом вызван тем, что место швейцарского пре¬бывания Жуковского было связано с событиями «Новой Элоизы».
71 Портрет Лори. — Как указано в аннотации к портретам Жуковского, выпол¬ненным во время его совместного пребывания в Берне с Г. Рейтерном, — «один по¬больше с пейзажным фоном руки вернувшегося тогда из Италии Г. Лори-сына...». См.: Reutern. S. 85.
72 Известие о родинах императрицы. — О рождении великого князя Михаила Ни-колаевича 13 октября 1832 г. Это известие Жуковский получил в письме от А. А. Бех-теева из Франкфурта (РА. 1883. № 1. С. XII—XIII).
73 ...кЛагарпу: его кабинет. — Встреча с воспитателем императора Александра I генералом Фредериком-Сезаром де Лагарпом произвела впечатление и на А. И. Тур¬генева. Вот как он, в частности, описывает его кабинет: «В кабинете его стоит бюст Александра; на пьедестале написано рукою Лагарпа: Alexandre I, empereur-citoyen, protecteur bienveillant— 1812—1814 — du peuple Suisse*. По сторонам бюста на сте¬не повешены картоны: на одном означены эпохи освобождения от рабства в Кур¬ляндии, Эстландии и Лифляндии и слова, государем каким-то депутатам сказанные; на другом — выписка из речи его в Польше (1817 г.) о конституции и о том, что го¬товит то же и России; и еще какое-то примечательное слово государя в отменно либеральном смысле о так называемых либеральных идеях» (Письма А. И. Тургенева Н. И.Тургеневу. С. 178—179). В библиотеке Жуковского сохранилась брошюра Ф.-С. Лагарпа "Observations sur l'ouvrage intitule Precis historique de la revolution du canton de Vaud..." (Lausanne, 1832), со следующей дарственной надписью на обложке: "Pour Monsieur de Jukowsky de la part de l'auteur" (Описание. № 1473). По всей ве¬роятности, книга была подарена Жуковскому в один из визитов к Лагарпу конца 1832— начала 1833 г. Встречи с швейцарским педагогом и общественным деяте¬лем имели для русского поэта практическое значение: опыт Лагарпа по воспита¬нию наследника русского престола не мог не заинтересовать его, воспитателя буду¬щего русского императора.
74 Письма к великому князю и к императрице. — В числе изданных писем к наслед-нику есть одно от 5 (17) ноября (РА. 1883. № 1. С. XIII—XIV); письмо к имп. Алек¬сандре Федоровне помечено 10 (22) ноября 1832 г. (С 7. Т. 6. С. 305—307). Они со¬держат отчет о пребывании в Швейцарии и планы итальянского путешествия, которое из-за болезни пришлось перенести.
75 Письмо к Прива. — Содержателю пансиона в Женеве, где воспитывался мало¬летний сын А. А. Воейковой Андрюша. Жуковский приглашал их приехать к нему в Берне 29 или 30 ноября.
76 Приезд семейства Виллинсгаузенского. — То есть семейства Рейтер нов из их фа-мильного замка Виллинсгаузен.
77 Сходство... — Имеется в виду сходство Андрюши Воейкова с его покойной ма¬терью Александрой Андреевной Воейковой.
78 Чтение «Наль и Дамаянти». — Эта и последующая записи: «Начал стихи» сви-детельствуют о начале работы Жуковского над переводом поэмы Ф. Рюккерта, экземпляр которой был ему подарен Марией Клейст с посвящением (см. примеч. 14 к 1829 г.). Именно на его страницах Жуковский набросал перевод 17-ти первых строк, затем перебеленных (Бумаги Жуковского. С. 104). Однако работа над пере¬водом не заладилась в это время, и запись от 5(23) ноября «Конец „Наля и Дамаян¬ти"» подтверждает временную остановку в переводе. Как известно, Жуковский воз¬вратился к работе над переводом поэмы Рюккерта лишь в 1841 г. (см.: Вольпе. Т. 2. С. 544—545).
79 "Der Wanderer". — Речь идет о переводе баллады Л. Уланда "Der Waller", полу¬чившей у Жуковского название «Братоубийца». Впервые опубликовано в альмана¬хе «Подарок бедным на 1834 год» (Одесса, 1834), с пометой: «Верне, на берегу Же¬невского озера. 1833».
80 "Rehberger". — Перевод баллады Л. Уланда 'Junker Rechberger", получившей у Жуковского название «Рыцарь Роллон». Впервые напечатана: БдЧ. 1834. Т. 2. С. 93, с пометой: «Верне. На берегу Женевского озера. 5 декабря 1832» (см.: Вольпе. Т. 1. С. 413—414).
81 Начал чтение Менцеля. — Сочинение немецкого историка Карла Адольфа Мен¬целя "Geschichte unserer Zeit seit dem Tode Friedrichs des Zweiten" (Berlin, 1829. Th. 1— 3) с пометами Жуковского сохранилось в его библиотеке (Описание. № 1634). В пись¬ме к великому князю от 1 января 1833 г. Жуковский сообщает: «Теперь читаю две книги. Одна из них напечатана моими берлинскими знакомцами, Гумблотом и Дун-кером, довольно четко, на простой бумаге, и называется Menzels Geschichte unserer Zeit...» (ПСС. Т. 12. С. 26).
82 Начал "Der Konig und die Schaferin". — Перевод баллады Л. Уланда "Der junge Konig und die Schaferin" под заглавием «Царский сын и поселянка» не был закон¬чен. В архиве поэта имеется перевод начала: первые восемь строф (Бумаги Жуков¬ского. С. 104). См. также: ПСС. Т. 11. С. 136.
83 Перевел «Старого рыцаря». — Имеется в виду еще одна баллада Л. Уланда "Graf Eberhards Weissdorn". Под названием «Старый рыцарь» впервые напечатана в «БдЧ» (1834. Т. 2. С. 17), с пометой: «8 декабря. Vernex». См.: Вольпе. Т. 1. С. 413.
84 Начал «Ундину». — В Швейцарии, в декабре 1832 г. Жуковский перевел гек-заметром первые три главы прозаической повести Ф. де ла Мотт Фуке «Ундина». Окончен был перевод лишь в 1836 г. (см.: Вольпе. Т. 2. С. 542—543).
85 Послание к Великому князю. — Начало работы Жуковского над письмом к на-следнику, где Жуковский развивает идеи своей «горной философии». Задуманное послание было, видимо, закончено уже в начале января (в тексте его упоминается день 4 января), хотя датировано 1 января 1833 г. Письмо является ярчайшим вы¬ражением общественной позиции Жуковского начала 1830-х гг. Текст письма, тес¬но связанного с дневниками, см. в наст, издании (запись от 4/16 января).
86 Падение печи. — Как явствует из жизнеописания Г. Рейтерна, в доме в Берне, где жили Жуковский и Рейтерн, была специально устроена для обогрева печь, ко¬торая ночью и обвалилась, вызвав в доме переполох (Reutern. S. 65).
87 Мой первый портрет для Вел(икого) князя. — Г. Рейтерн сделал во время путе-шествия с Жуковским по Швейцарии несколько его портретов (см. примеч. 38). Три из них, законченные к началу 1833 г., были посланы великому князю. В приписке к письму от 1 января 1833 г. Жуковский сообщает: «...посылаю вам свой портрет, и не один, а три портрета, нарисованные для вас Рейтерном, с которым живу теперь вместе. Я позволил себе сделать вам этот подарок, имея право думать, что он будет для вас приятен» (ПСС. Т. 12. С. 25). Дневниковые записи от 11 (23) — 30 (11) де¬кабря 1832 г. фиксируют процесс работы Г. Рейтерна над портретами.
88 .. Дом Бейронов. — Речь идет о маленьком крестьянском домике на берегу Же-невского озера, где Байрон жил в 1816 г.
89 Чтение проповеди Штрауса. — Немецкого теолога и философа Давида Фридри¬ха Штрауса, который в своем сочинении «Жизнь Иисуса» отрицал достоверность Евангелий, считал Иисуса Христа исторической личностью.
90 Маленькая болезнь Васи. — Младшего трехлетнего сына Г. Рейтерна, названного в честь Жуковского (см.: Reutern. S. 59).
91 Чтение Ламот Фуке. — Записи от 19—21 декабря проясняют круг этого чте¬ния: Жуковский читает новеллы "Galgenmannlein", "Kohlerfamilie", "Der unbekannte Kranke".
1833
(С. 343—394)
Впервые: PC. 1902. № 2—4. Приложение. С. 252—314. То же: Дневники. С. 252—314. Автограф: РНБ. Ф. 286. On. 1. № 8-2. Л. 21 об.—30; № 8-3. Л. 1—38; № 8-4. Л. 4—8 об., 50 об.—67.
1 Начал писать Великому князю. — Речь идет о тщательно подготовленном посла¬нии, которое Жуковский начал обдумывать еще в конце ноября 1832 г. (см. при¬меч. 85 к 1832 г.).
2 MenzeVs Geschkhte unserer Zeit...— См. примеч. 81 к 1832 г.
*• Цит. отрывок из письма к великому князю Александру Николаевичу, который Жуковский включил в дневниковые записи под датой 4(16) января 1833 г.
3 Писал к Коту. — К Д. П. Северину, получившему в «Арзамасе» прозвище «Рез¬вый Кот» (из баллады Жуковского «Пустынник»).
4 Писал ~ к Марии Николаевне. — В письме из Берне от 4 (16) января Жуковский рассказывал о маршруте своего путешествия и выражал сожаление о невозможнос¬ти поехать в Италию: «...и мне не видать Италии» (С 7. Т. 6. С. 602).
5 Начал "Politisches Wochenblatt". — Речь идет о постоянном чтении еженедельни¬ка "Berliner politisches Wochenblatt", полный комплект которого за 1832—1833 гг. со¬хранился в библиотеке поэта (Описание. № 645). В письмах к Д. П. Северину от начала 1833 г. Жуковский говорит, что в поле его зрения были и другие периоди¬ческие издания, такие как 'Journal des Debats", 'Journal de Francfort", "Berlinische Staatsszeitung", "Gazette de France", но он их не очень «жаловал», используя «по на¬значению» (PC. 1896. № 7. С. 92—93). Комплекты же «Берлинского политического еженедельника» находятся в хорошем переплете и, видимо, имели для Жуковско¬го определенную общественную ценность (об этом см.: БЖ. Ч. 1. С. 519). Примеча¬тельно, что на одном из портретов Г. Рейтерна рядом с сидящим Жуковским нахо¬дится комплект этой газеты (Gerhardt. S. 248).
6 Перевел «Уллина» — балладу английского поэта Томаса Кемпбелла "Lord Ullin's Daughter" под заглавием «Уллин и его дочь». Впервые опубликована: БдЧ. 1834. Т. 4. С. 31 с пометой: «Верне 1833, 10 (22) Генваря». Подробнее см.: Вольпе. Т. 1. С. 414.
7 Начал "Eleusisches Fest". — Записи от 9—17 января 1833 г. фиксируют доволь¬но продолжительный процесс работы над переводом знаменитой баллады Шилле¬ра «Элевзинский праздник». Впервые напечатана: Новоселье. СПб., 1834. Ч. 2. С. 107, с пометой: «Из Шиллера. 1833. Верне, на берегу Женевского озера». См.: Вольпе. Т. 1. С. 414—415.
8 Известие о смерти Пушкиной... — Елены Григорьевны Пушкиной (урожд. Во-ейковой), с которой Жуковский находился в переписке и в дружеских отношени¬ях. Об ее участии в судьбах больного Батюшкова, изгнанника Н. И. Тургенева см. примеч. 31 к 1826 г., 52 к 1827 г. Узнав о ее смерти, Жуковский пишет А. И. Турге¬неву: «И Пушкиной нет. Много, много отправилось уже наших сопутешественни-ков восвояси. И у меня как-то часто теперь вертится в голове идея о смерти: теперь уже идем не вперед, а к концу» (ПЖТ. С. 273).
9 Известие ~ о болезни Мердера. — Узнав о болезни генерал-адъютанта, воспита¬теля цесаревича, Карла Карловича Мердера, о котором Жуковский впоследствии написал воспоминания (ПСС. Т. 10. С. 27—28), он так откликнулся на это сообще¬ние: «Мердера заменить будет не можно; хотя он и не имеет образования европей¬ского, но своим характером и твердым, здравым умом принес уже весьма много пользы Великому князю. Такие люди, как он, сокровище при детях Царских: бла¬годаря ему (и мне), Великий князь не потеряет уважения к людям» (ПЖТ. С. 270).
10 Писал к ~ Тургеневу. — Речь идет о вышеупомянутом письме к А. И. Тургеневу от 15 (27) января 1833 г. В начале письма, сравнивая дрезденскую жизнь 1827 г. и нынешнюю — в Верне, Жуковский замечает: «Много сходства с нашею дрезденскою жизнию; только еще однообразнее. Там был под боком театр и семейство Пушки¬ных (см. примеч. 8), а здесь одно Женевское озеро, Симплонская дорога, по кото¬рой ежедневно делаю от шести до семи верст, и картина гор, на кои еще не отважи¬ваюсь взбираться» (ПЖТ. С. 270).
11 Мысли о Радовице. — Личность немецкого общественного деятеля Иосифа Ра¬довица вызывала глубокий интерес Жуковского (см. примеч. 262 к 1827 г.), особен¬но в эти годы. В письме к А. И. Тургеневу от 15 (27) января он так раскрывает свои «мысли о Радовице»: «С Радовицем провел я здесь прелестный вечер. Это теплая, крепкая душа; он на все глядит своими глазами, но при нем нельзя не мыслить и не чувствовать. В его образе мыслей может быть много излишества (exageration), но такой образ мыслей есть доска спасения в нашем убийственно-позитивном веке, когда всё возвышающее душу засыпано земным сором, когда нет святого, когда математический гордый ум гонит Бога с Его места и когда образованность сдела¬лась плодом без зерна... В системе Радовица особенно прекрасно то, что она не толь¬ко в голове его, но и в жизни, во всякую минуту жизни» (ПЖТ. С. 271—272).
12 Болезнь Лотты — младшей дочери Г. Рейтерна Шарлотты, в замужестве фон Вульф.
13 .. .чтение Тика... — О встречах Жуковского с Людвигом Тиком и их взаимоот-ношениях см. примеч. 107 к 1821 г. Новое обращение к творчеству Тика, видимо, было вызвано работой Жуковского над поэтическим переложением прозаической повести Л. Тика "Der Blonde Eckbert" («Белокурый Экберт»). Об этом см.: РЛ. 1982. №2. С. 157—159.
14 Начал Галлера. — Чтение сочинения швейцарского политического деятеля и публициста Карла Людвига Галлера "Restauration der Staatswissenschaft oder Theorie des naturlich-geselligen Zustands der Chimare des kunstlich-burgerlichen gegengesetzt" (Winterthur, 1820—1825. Bde 1—6), как явствует из дневника, продолжалось в те¬чение 25 января— 15 марта 1833 г. В библиотеке поэта сохранились 1—4, 6 тома этого издания, с многочисленными пометами и записями владельца (Описание. № 1217; о характере чтения см.: БЖ. Ч. 1. С. 509—517).
В письме к А. И. Тургеневу от 14 (26) марта Жуковский так передает свое впе¬чатление от этого произведения: «Между книгами, мною здесь прочитанными, на¬зову одну, которой прочитал только первый том (сожалею, что не начал этого чте¬ния прежде), это Haller's Restauration der Staats-Wissenschaft (...) Книга прекрасная. Он жестоко нападает на все новые политические системы и строит свое здание на новом твердейшем основании; он уничтожает идею политического первоначального договора и извлекает порядок гражданских обществ из натуры вещей; фактом за¬меняет идею; и вместо ложных систем, созданных на основании ложной идеи (сис¬тем, к коим насильственно применили в наше время порядок гражданский), при¬нимает просто сей порядок, неискусственно создавшийся, сам собою, вследствие вечных Божественных законов, и существующий теперь в развитии таким, каков он существовал в своем зародыше. Галлерова система проста, удовлетворительна, в ней логическая строгая связь, и она особенно удовлетворительна тем, что ставит границы заносчивости человеческого ума и возвращает должное Богу (...) Впрочем не могу еще судить в целом, ибо прочитал один первый том, думаю однако, что Гал¬лерова система есть та именно, которая мне надобна: нельзя без отвращения чи¬тать всего того, что врут защитники фальшивой свободы, верховной власти наро¬да, так называемого общего блага и пр. и пр.» (ПЖТ. С. 274—276).
15 Писал к Козлову... — Это письмо к поэту И. И. Козлову от 27 января (8 февра¬ля) 1833 г. из Берне — прекрасный комментарий к швейцарским дневникам 1832— 1833 гг. В нем Жуковский, в частности, говорит: «Мой дом в поэтическом месте, на самом берегу Женевского озера, на краю Симплонской дороги; впереди Савойские горы и Мельерские утесы, слева Монтрё на высоте и Шильон на водах, справа Кла-ран и Веве. Эти имена напоминают тебе и Руссо, и Юлию, и Бейрона. Для меня кра¬сноречивы только следы последнего: в Шильоне, на Бониваровом столбе, вырезано его имя, а в Кларане у самой дороги находится простой крестьянский дом, в кото¬ром Бейрон провел несколько дней и из которого он ездил в Шильон (...) По той дороге, по которой, вероятно, гулял здесь Бейрон, хожу я каждый день, или влево от моего дома к Шильону, или вправо через Кларан и Веве. В обоих направлениях по три версты (взад и вперед 6 верст); я вымерял расстояние шагами, и каждая верста означена моим именем, нацарапанным мною на камне. Иногда в этих прогулках сочиняю и стихи; но теперь еще только переводил; может быть, если поболее сла¬жу с болезнию, удастся написать и свое» (СС. Т. 4. С. 599—600).
16 Читал Радовица. — Скорее всего, речь идет о брошюре И. Радовица "Die Devisen und Motto des spateren Mittelalters. Ein Beitrag zur Spruchpoesie", сохранившейся в библиотеке поэта с его записями. (Описание. № 2739)
17 ...повесть «Фалкенбург».— Рейнское сказание, прозаическая повесть "Falken-burg", находится в составе сборника "Sagen aus den Gegenden des Rheins und des Schwarzwaldes. Gesammelt von D. Aloys Schreiber" (Heidelberg, 1829. S. 149—163). Этот сборник сохранился в библиотеке поэта, а повесть отмечена в оглавлении (Описа¬ние. № 2074).
18 Письмо к Анне Петровне. — Как и написанное почти одновременно письмо к А. П. Елагиной, послание к ее сестре А. П. Зонтаг— подробное описание окружа¬ющей швейцарской природы, своей жизни. Так как оба письма датированы 29 ян¬варя (10 февраля) — днем рождения Жуковского, то в них звучат и ностальгичес¬кие ноты. Так, в частности, А. П. Зонтаг он пишет: «Дело в том, что нынче мне стукнуло 49 лет и пошел пятидесятый — плохо. Я не состарился и еще, так сказать, не жил, а попал в старики. Жизнь моя вообще была так одинакова, так на себя по¬хожа и так однообразна, что я как будто не покидал молодости; а вот уже надобно сказать решительное прости этой молодости, и быть стариком, не будучи старым» (УС. С. 109). Здесь заслуживает внимания тот факт, что годом своего рождения он считает не 1783, а 1784-й год!
19 Чтение сказка Лудвига XVIII. — См. примеч. 22 к 1832 г.
20 Начал «Эллену». — В течение 1—3 февраля Жуковский набрасывает 67 сти¬хов под названием «Эллена и Гунтрам» (Бумаги Жуковского. С. 104—105). Как нами установлено, они являются поэтическим переложением самого начала прозаичес¬кого рейнского сказания «Фалкенбург» (см. примеч. 17). Об этом подробнее: РЛ. 1982. №2. С. 153—-156.
21 Таблицы. — И во время отпуска Жуковский не забывает о миссии воспитате¬ля наследника. Он продолжает готовить специальные таблицы по истории, кото¬рые будут позднее опубликованы. См.: КраевскийА. А. Об исторических таблицах В. А. Жуковского. СПб., 1836.
22 Le "Voleur". — Газета, издававшаяся в Париже, которую Жуковскому регуляр¬но присылал Д. П. Северин (PC. 1896. № 7. С. 90).
23 Известие о смерти Гнедича. — С Н. И. Гнедичем Жуковского связывали длитель¬ные дружеские и творческие отношения. Подробнее см.: Янушкевич А. С. В. А. Жу¬ковский: Семинарий. М., 1988. С. 121—122.
24 Ввечеру чтение милого Бредерло. — В дневниковой записи от 11 июля 1832 г. упоминается рижский негоциант Бредерло. Фридрих Вильгельм Бредерло был одновременно и любителем искусств и коллекционером живописи. О каких-либо его сочинениях ничего не известно. Возможно, речь идет о чтении письма от него. См.: Beschreibendes Verzeichnis der Gemalde der Ft.-W. Brederloschensammlung. Riga, 1894.
25 Разговор о Галлере. — В цит. выше письме к А. И. Тургеневу, где Жуковский дает подробную оценку его сочинения (см. примеч. 14), он приводит следующее сужде¬ние о Галлере Ф.-С. Лагарпа, отзвуки разговора с которым звучат в дневнике: «Если верить Лагарпу (который мог быть в этом случае и пристрастен), то Галлер человек, не заслуживающий уважения. Что до этого? Книга прекрасная...» (ПЖТ. С. 274—275).
26 О письме к Наполеону. — А. И. Тургенев так раскрывает содержание этого пись¬ма Александра I к Наполеону, в то время еще Первому консулу, которое должен был ему передать Ф.-С. Лагарп: «В этом письме Александр предлагает Наполеону идти к одной цели и доверяет, мимо министров, относиться обо всем с Лагарпом. Но Ла¬гарп сказал Александру, что отдаст письмо только в таком случае, если найдет, что Наполеон хочет добра, ибо тогда уже начинал он действовать деспотически: разо¬гнал трибунал и пр. И, возвратившись в Париж, хотя Наполеон и догадывался, что у Лагарпа были к нему поручения, не отдал письма и сохранил его до сего дня» (Письма А. И. Тургенева Н. И. Тургеневу. С. 186—187).
27 О федеральном договоре. — Именно благодаря усилиям Лагарпа на Венском конгрессе актом от 20 марта 1815 г. было утверждено устройство Швейцарии как союза равноправных кантонов. По этому поводу А. И. Тургенев на основании суж¬дения Ф. Гизо писал следующее: «О Лагарпе говорят, что, несмотря на его посред¬ственность, два раза он спас Швейцарию, в первый раз революцией, в другой — уговорив Александра оставить ее так, как она теперь...» (Письма А. И. Тургенева Н. И. Тургеневу. С. 222).
28 ...чтение безумно(го)... — Слово не дописано и не указана фамилия автора. Но как следует из записи от 9 марта, речь идет о сочинении немецкого публициста Рихарда Отто Шпацира "Geschichte des Aufstandes des Polnischen Volkes in den Jahren 1830—1831" (Altenburg, 1832. Bde 1—3). Шпацир был убежденный сторонник сво¬боды Польши и надеялся на общеевропейскую защиту ее независимости. О при¬сылке этого сочинения Жуковский просил Д. П. Северина в письме от 9 (21) нояб¬ря 1832 г. (PC. 1896. № 7. С. 88).
29 Письмо от ~ Вяземского. — Это письмо от 29 января 1833 г., т. е. посланное к дню рождения Жуковского, было получено лишь к середине марта (РА. 1900. Кн. 1. С. 365—370).
30 Глазная болезнь Рейтерна. — Она была вызвана ослепительным блеском Женев¬ского озера и заставила художника на некоторое время прекратить рисование (см.: Reutern. S. 86—87)
31 Днем чтение ~ "Semeur"... — парижской газеты.
32 Писал к Тургеневу. — См. письмо к А. И. Тургеневу от 14 (26) марта 1833 г., в ко-тором Жуковский подробно говорит о своих занятиях в Берне. «Я надеялся, — за¬мечает он, — что по крайней мере употреблю время свое с пользою поэтической, но и тут ошибся: состояние моей души совсем не поэтическое, хотя и не мрачное; начал было писать и написал несколько (то есть перевел) стихов и надеялся, что разогрею лиру свою, но тем и кончилось, и кажется мне, что время поэзии для меня миновалось; может быть это оттого, что жизнь моя сама по себе бесцветна и что лета уже взяли свое, то есть застудили то, что не было никогда обращено в живое пламя (...) Все мои занятия теперешние ограничиваются чтением, и то без всякого поряд¬ка (...) Остальное время моего здешнего житья-бытья разделяю между чтением и бродячею жизнью: если что-нибудь случится стихотворное, то без моего ведома, без всяких приготовлений» (ПЖТ. С. 273—274).
ss Читал Морица... — сочинение Карла Филиппа Морица "Reisen eines Deutschen in Italien in den Jahren 1786—1788". Еще H. M. Карамзин, встречавшийся с Мори-цем в 1789 г., говорил о его таланте путешественника и сообщал о неизданном «пу¬тешествии по Италии» (Карамзин. С. 46).
34 Читал ~ Штольберга. — См. примеч. 37 к 1832 г.
35 ...чтение Шуберта. — Сочинение немецкого естествоиспытателя и натурфило¬софа Готхильфа Генриха Шуберта "Reise durch das sudliche Frankreich und durch Italien" (Erlangen, 1827—1831. Bde 1—2), которое с многочисленными пометами и записями Жуковского сохранилось в его библиотеке (Описание. № 2080).
36 .. .утес Мельерийский, побежденный Наполеоном — взорванный Наполеоном при прокладке Симплонской дороги.
37 ...в пансионе Прива. — См. примеч. 75 к 1832 г.
38 Письмо официальное к Северину. — О паспорте для проезда через Францию в Италию. Это письмо помечено 20 марта (1 апреля) 1833 г. (PC. 1896. № 7. С. 91).
39 Лагарп хранит перчатки Павла... — Описывая свое свидание с Ф.-С. Лагарпом в 1827 г., А. И. Тургенев рассказывал: «Павел во всё время пребывания его [Лагарпа] в Петербурге, при Екатерине, на него дулся, но перед отъездом Лагарп решился объяс¬ниться; два часа говорил с ним на бале в Гатчине и высказал ему самые сильные исти¬ны: они расстались друзьями и растроганные взаимно. У Лагарпа не было перчаток, а великая княгиня Мария Феодоровна желала танцевать с ним. Павел дал ему свои, и Лагарп показывал их мне...» (Письма А. И. Тургенева Н. И. Тургеневу. С. 188).
40 Письмо Александра... — По воспоминаниям того же А. И. Тургенева, Лагарп «читал мне письмо Александра (...) В этом письме Александр ясно и сильно и с чув¬ством говорит Лагарпу о желании его сердца: дать конституционное устройство России; о том, как он страдает, видя правление Павла, военные игрушки, злоупо¬требления власти и кредита временщиков; о намерении его сделать, со временем, невозможным деспотизм в России (...) Оно писано в 1797 г. из Гатчины на двух по¬лулистах почтовых» (Письма А. И. Тургенева Н. И. Тургеневу. С. 182—183). Жуков¬ский относит это письмо к 1801 г.
41 Панин хотел играть роль Ришелье. — Комментарием к этим словам могут служить следующие воспоминания А. И. Тургенева: «Он [Лагарп] объяснил мне и причину отставки гр(афа) Панина; он дал циркулярное предписание министрам нашим писать двойные депеши: одни для него и для Государя, а другие о том же, с подробными объяснениями для него, гр(афа) Панина, только Государь догадался, ибо гр(аф) Па¬нин не умел скрыть сего — и отставил его» (Письма А. И. Тургенева Н. И. Тургене¬ву. С. 185—186).
42 Читал Бунзена. — Труд известного прусского дипломата и ученого Христиана Карла фон Бунзена "Beschreibung der Stadt Rom" (Stuttgart u. Tubingen, 1830—1838.
Bde 1—3). В создании этого сочинения, кроме Бунзена, принимали участие и другие немецкие ученые, в том числе Эрнст Платнер, Эдуард Герхардт, Вильгельм Рестель. Всего вышло пять выпусков. В библиотеке Жуковского хранятся все выпуски этого издания, с его пометами (Описание. № 1849). Впоследствии Карл фон Бунзен бу¬дет сопровождать Жуковского в путешествии по Риму и станет его другом.
43 ...читал Itineraire. — На основании книг из библиотеки Жуковского можно утверждать, что речь идет об одном из многочисленных путеводителей (Жуковский называл их Itineraire) по Риму, которые он изучал, готовя себя к итальянскому пу-тешествию. Скорее всего, в данном случае имеется в виду "Handbuch fur Reisende in Italien" (Leipzig, 1826), составленный Иоганном Даниэлем Нейгебауром. Имен¬но о нем идет речь в следующих записях: «Выписки из Нейгебаура». В библиотеке поэта сохранился экземпляр этого сочинения с многочисленными записями Жуков¬ского (Описание. № 1730).
44 ...чтение Нейгебаура. — См. примеч. 43. Чтение путеводителя сопровождалось выписками из него.
45 Путешествие в Италию. — Жуковский придавал особое значение этому путе-шествию. Он тщательно готовился к нему, штудируя многочисленные научные тру¬ды, путеводители, художественные произведения об Италии. В письме к А. И. Тур¬геневу от 19 (31) октября 1832 г. из Веве, когда пришлось отказаться от вояжа, он восклицает: «Как мне жаль нашего вместе, как жаль Италии, Колизея, Пантеона, Рафаэля, Везувия— не умею выразить...» (ПЖТ. С. 267). Только в начале апреля, 1 (13), Жуковский выехал из Веве, а 8 (20) приехал в Марсель, где провел три дня. В Чивита-Веккию он прибыл 16 (28) апреля и встретил там А. И. Тургенева. В Ита¬лии Жуковский пробыл до конца мая. 28 мая (9 июня) он уже был в Марселе, а 4 (16) июня 1833 г. вернулся в Берне. Общее впечатление от этого путешествия Жуковский в письме к А. П. Елагиной от 12 ноября 1833 г. выразил лаконично: «...видел чудесный лихорадочный сон— Италию» (УС. С. 55). Подробнее об этом см.: Янушкевич А. С. Итальянские впечатления и встречи В. А. Жуковского: По ма-териалам дневников, архива и библиотеки поэта // Ежеквартальник русской фило¬логии и культуры. Т. 2. №4. СПб., 1998. С. 173—176.
46 Виргиния — В черновой записи: «Трактир на почте», что дает основание счи¬тать, что это название трактира.
47 Играли "L'amour et la raison". — Комедия Ш.-А.-Г. Пиго-Лебрена. В переводе с фр. А. А. Жандра под названием «Любовь и рассудок» шла на русской сцене (ИРДТ. Т. 2. С. 489).
48 "Marie", opera de Heraul — опера французского композитора Л.-Ж.-Ф. Герольда.
49 ...балет "Almavive et Rosine". — Авторы балета неизвестны.
50 ...читал несколько Шуберта... — См. примеч. 35.
51 ...кконсулу... — Русским консулом в Марселе был Маврикий Макарович Лабанд.
52 Разговор ~ о смертной казни. — Эта проблема волновала Жуковского постоян¬но. Не случайно уже в конце жизни он посвятит ей специальную статью «О смерт¬ной казни», где даст ее понимание. Разговор о смертной казни в это время, видимо, касался и недавних событий, связанных с казнью декабристов.
53 ...свягценнъгй лес, описанный ~ Луканом. — Это описание в эпической поэме римского поэта Лукана «Фарсалия» вызвало особый интерес Жуковского, что было связано с формированием его балладной эстетики. Об этом см.: Разумова Н. Е. «Фар¬салия» Лукана в движении Жуковского к лиро-эпической поэме // ПМиЖ. Вып. 14. Томск, 1988. С. 39.
54 .. .сцены из "Barbier de Seville" — из комедии Бомарше «Севильский цирюльник».
55 ...стихи Мёгу. — Жозеф Мери, французский поэт и романист, жил в это время в Марселе и был там особенно популярен. Видимо, именно в дни марсельского пре¬бывания Жуковский приобрел брошюру "Marseille: Album des etrangers et visiteurs" (Marseille, 1833), одним из авторов которой был Ж. Мери (Описание. №895). Кро¬ме того, в библиотеке поэта имеется немецкий перевод, сделанный Г. Швабом, по¬эмы А. Бартелеми и Ж. Мери «Наполеон в Египте» (Описание. № 608).
56 Два молодых француза... — В тетради, содержащей дневник путешествия по Италии (РНБ. Ф. 286. On. 1. № 8-3), на обороте последнего листа эти два лица за¬писали свои фамилии так: Roger de la Bastie и De la Teyssonniere.
57 Играли "II Pirata". — Опера В. Беллини «Пират»; либретто Феличе Романи.
58 ...балет "Eteocle et Polynice". — Авторы балета «Этеокл и Полиник» не уста¬новлены.
59 Долг свой милому праху Саши... — На ливорнском кладбище была похоронена А. А. Воейкова (Саша). Ее могила стала предметом постоянного внимания и покло¬нения Жуковского во время его итальянских путешествий. В письме к А. И. Турге¬неву от 19 (31) октября 1832 г., узнав о том, что его поездка в Италию не состоится, Жуковский писал: «Главное горе мое это ты и еще то, что я не увижу Ливурны, не взгляну на могилу Саши. Это поручено тебе (...) Сверх того возьми на себя заботу о памятнике; надобно положить на могилу простую мраморную доску с надписью, высеченною на камне (...) Надпись та же, какая на гробе Маши» (ПЖТ. С. 266—267. Воспроизведен рисунок плиты).
60 ...Campo Santo... — По распоряжению устроителя этого кладбища, архиепис¬копа Убальдо де Лафранка (XIII в.), земля для Campo Santo была привезена в Пизу из Палестины, с Голгофы, на 53-х кораблях.
61 Терновая игла уничтожена... — В церкви S. Maria della Spina, о которой идет речь, хранилась игла из тернового венца Спасителя.
62 Встреча с Тургеневым. — С А. И. Тургеневым, находившимся в то время в Ита¬лии. Жуковский сообщил Тургеневу о своем приезде в Чивитавеккью письмом из Марселя от 10 (22) апреля, где он, в частности, писал: «Хорошо бы, когда бы мы могли там съехаться и вместе взглянуть на Неаполь, где и пробуду дней 10, и по¬том с пароходом в Рим на неделю» (ПЖТ. С. 276—277).
63 Консул французский. — Французским консулом в Чивитавеккье являлся в это вре¬мя известный писатель Анри Бейль (Стендаль). Это была первая встреча Жуковского и Стендаля, поэтому, видимо, он не называет фамилии консула. А. И. Тургенев, хо¬рошо знакомый со Стендалем (см.: Тургенев. С. 472), познакомил с ним и Жуковского.
64 .. .мы отправились сперва к Местеру... — К писателю Ксавье де Местру, который, начав службу сардинским офицером, потом перешел на русскую службу, где получил чин генерала. Был женат на Софье Ивановне Загряжской, сестре тещи А. С. Пушкина
Н. И. Гончаровой. В 1825 г. он покинул Россию, уехал в Савойю, несколько лет жил в Неаполе и в 1839 г. вернулся в Россию. Был близок к пушкинскому кругу писате¬лей. Жуковский еще в 1813 г. перевел его романс "Le prisonnier et le papillon" под заглавием «Узник к мотыльку, влетевшему в его темницу», положенный на музы¬ку А. А. Плещеевым (Цольпе. Т. 1. С. 375). Жуковского связывали с Ксавье де Мест-ром и общие воспоминания об А. А. Воейковой. Местр присутствовал при кончине племянницы Жуковского и оставил об этом свои воспоминания (Соловьев. Т. 1. С. 251; см. также Указ. имен).
65 ...к посланнику ~ с умною женою. — Русским посланником в Неаполе был в то время граф Густав Оттонович Штакельберг (Стакельберг). Он был женат на Каро¬лине Христофоровне (урожд. Лудольф).
66 Тициановы Филипп II и Даная. — В расшифровке И. А. Бычкова (Дневники. С. 279) название картины Тициана «Даная» было прочитано, как «Данте», между тем первый вариант тициановской «Данаи», помеченный 1545—1546 гг., находит¬ся именно в Пинакотеке Неаполя.
67 Поездка в Помпею. — Эта поездка, посещение Везувия оставили неизгладимый след в сознании Жуковского. На обложке второго тома «Писем об Италии» Шарля Дюпати (Париж, 1830) он записывает: «Неаполь. Вид с моря. Везувий. Брюлов. Помпея...» (Описание. № 953), где соотносит свои реальные впечатления с замыс¬лом картины Карла Брюллова «Последний день Помпеи». Как убедительно дока¬зала О. Б. Лебедева, к этому же времени относится перевод Жуковским фрагмента из стихотворения Ф. Шиллера «Помпея и Геркуланум», где воскрешен сам дух прош¬лого: «...Прошлое ль снова пришло? ~ Вышел из пепла живой град Геркуланум опять!» (БЖ. Ч. 3. С. 532—535). Подробная дневниковая запись, фиксирующая все детали ушедшего времени, — прозаический комментарий к переводу.
68 С Цаном... — Немецкий архитектор и художник Вильгельм Цан, долгое вре¬мя живший в Италии и увлекавшийся историей Помпеи, стал гидом Жуковского. Поэт в память о их прогулках приобрел его книгу, посвященную раскопкам Пом¬пеи: Die neue entdeckten Wandgemalde von Pompeji. Stuttgart, 1828 (ПЖТ. C. 277).
69 Дом Фавна ~ вырытый в честь Гёте— в 1830 г., в присутствии сына Гёте Августа.
70 От дома Шампионетова... — Дом, вырытый в 1799 г., благодаря заботам изве¬стного французского генерала Жана Антуана-Этьена Шампионе, командовавшего французской армией в Италии, и названный его именем.
71 ...вход в подземный мир. — По преданиям у Авернского озера имеется вход в подземный мир и родину киммерийцев. Здесь, согласно мифу, Одиссей и Эней сошли в подземное царство Аида.
72 "Carlo Temerari", балет... —Авторы балета неизвестны.
73 Известие о Мердеровой смерти. — Известие о смерти воспитателя наследника Алек-сандра Николаевича К. К. Мердера (см. примеч. 9) было ложным. «В самую минуту отъезда из Неаполя, — писал Жуковский наследнику 19 (31) мая из Рима, — получил я записку из министерства нашего, в которой уведомляют меня — о чем бы вы дума¬ли? — не менее, как о смерти Карла Карловича. Можете вообразить, каково мне было! И четыре дня его не было для меня на свете: я похоронил его в сердце. Но встреча в Риме с принцем Петром Георгиевичем Ольденбургским его воскресила» (РА. 1883. Кн. 1. С. XXIII—XXIV).
74 Колоссей. — так здесь и далее Жуковский называет Колизей.
75 Муравьев. — Встреча с Иваном Матвеевичем Муравьевым-Апостолом, кото¬рый в это время путешествовал по Италии. Жуковский проявлял интерес к его сочинениям, о чем свидетельствует их наличие в библиотеке поэта (Описание. №89, 240, 2713).
76 ...из окон Бунзена... — В Риме начинается дружба Жуковского с прусским уче¬ным и дипломатом X. К. фон Бунзеном. Готовясь к поездке в Италию, Жуковский читал его «Описание Рима» (примеч. 42). Теперь он познакомился с автором этого сочинения, который был прусским посланником в Риме. Из окон его дома «на ска¬ле Тарпейской» он любуется Римом; Бунзен становится постоянным спутником в пу¬тешествиях Жуковского по Вечному городу. Залогом их общей симпатии становит¬ся подаренная Бунзеном книга "Versuch eines allgemeinen evangelischen Gesang- und Gebetbuchs zum Kirchen- und Hausgebrauche" (Hamburg, 1833) со следующей дар¬ственной надписью: "Zum Zeichen seiner Verehrung dem Herrn Staatsrath von Jou-koffsky. Rom 20 Mai 1833. Bunsen" (Описание. № 2323). В архиве Жуковского сохра¬нилось несколько писем Бунзена (РНБ. Ф. 288. Оп. 2. № 198).
77 Головы быков. — Capo di Bove — название, данное фризу гробницы Цецилии Метеллы, бывшей замужем за сыном известного римского триумвира Красса.
78 ...с гробом атеиста Шеллея. — Могила известного английского поэта П. Б. Шел¬ли, друга Байрона, утонувшего в Специйском заливе и похороненного в Риме.
79 У Брюлова... — Карл Брюллов в это время жил и работал в Риме. Жуковский высоко ценил его талант. Так, в письме к великой княжне Марии Николаевне от 1838 г. он говорил: «С чувством национальной гордости скажу однако, что между всеми живописцами, которых произведения мне удалось видеть, нет ни одного, который бы был выше нашего Брюллова и даже был бы наравне с Брюлловым» (С 7. Т. 6. С. 507). И хотя в 1833 г. Жуковский еще присматривается к Брюллову, интерес к его произведениям, особенно к «Последнему дню Помпеи», очевиден (РБ. С. 69—70).
80 Нашел у нас Рожалина... — Н. М. Рожалин, близкий к любомудрам, известный в литературе своим переводом гётевского «Вертера», познакомился с Жуковским в 1828 г. по протекции А. П. Елагиной-Киреевской, которая называла Рожалина «сы¬ном своего сердца» (УС. С. 47). Она просила Жуковского содействовать Рожалину в подготовке к профессорству за границей. Рекомендуя его, она писала: «Знает хорошо по-немецки, французски, латыни, гречески, итальянски, перевел Гёте Эгмонта и Вер¬тера два года тому назад, как только мог бы сам Гёте...» (УС. С. 48). Жуковский, кото¬рому Рожалин «очень понравился» (Там же), способствовал поездке его за границу в качестве учителя семьи Кайсаровых. В 1833 г. он находился в Италии, где занимался изучением классической литературы, и был близок к кругу Зинаиды Волконской.
81 ...и Иванова. — Уже первая встреча с художником А. А. Ивановым определи¬ла отношение к нему Жуковского. «Живописец с добрым сердцем и энтузиазмом к своему искусству» (С 7. Т. 6. С. 42) — эта характеристика будет основополагающей в оценке творчества и личности автора «Явления Христа народу».
82 Стендаль... — См. примеч. 63.
83 В церкви гроб... — Все впечатления, связанные и посещением монастыря Св. Онуфрия, пронизаны образом Торквато Тассо. Жуковский говорит о его моги¬ле, портрете, бюсте, его комнате.
84 Разговор о короле и кронпринце— о прусском короле Фридрихе Вильгельме III и его сыне, будущем короле Фридрихе Вильгельме IV.
85 Это поэма Данта — Сравнение Сикстинской капеллы с «Божественной Коме¬дией» Данте — отражение пристального внимания Жуковского к миру итальянского мыслителя и поэта. Все достопримечательности, связанные с его именем, внимание к литературе о нем, сочинения Данте в библиотеке Жуковского — всё это этапы подготовки к собственному переводу «Божественной Комедии», относящемуся к 1843 г. Об этом см.: Янушкевич А. С. Жуковский и Данте // От Карамзина до Чехо¬ва. Томск, 1992. С. 33—51.
86 ...старикМуравьев... — Речь идет о И. М. Муравьеве-Апостоле (см. примеч. 75), отце трех декабристов, в том числе казненного Сергея Ивановича.
87 Его несравненная картина История христианского искусства. — Интерес Жуков-ского к творчеству Ф. Овербека, как и вообще к историко-религиозной живописи назарейцев (Ф. Пфорр, П. Корнелиус, В. Шадов, А. Кох, Ф. Катель, Ф. Фейт и др.), обусловлен его вниманием к религиозным сюжетам в искусстве. Произведения всех этих художников имелись в коллекции Жуковского (РБ. С. 172—175). Описание и характеристику картины Овербека см. ниже (запись от 9 (21) мая). «Лицо хрис¬тианского живописца» — главное в этой характеристике.
88 К Lotsch. — Баденский скульптор Иоганн Христиан Лоч вскоре закончил вос¬ковой рельеф Жуковского. Как указано в «Альбоме выставки в память Н. В. Гоголя и В. А. Жуковского» (М., 1902. Табл. 52/1), это «голова в профиль, повернутая на¬право», с надписью: «Рим, 1833».
89 К княгине Волхонской на дачу... — В 1838 г. Жуковский сделает рисунки этой дачи, на которых запечатлен Гоголь (см.: РБ; между с. 56 и 57). Вилла Зинаиды Волконской близ Сан-Джованни-ин-Латерно была своеобразным «русским клубом». На ее территории находится памятная стела, посвященная А. С. Пушкину, Е. А. Ба¬ратынскому и В. А. Жуковскому (см.: Бочаров И., Глушкова Ю. Итальянская Пушки¬ниана... М., 1991; гл. «Русский клуб у Фонтана Треви»).
90 Сентиментальная аллея. — Речь идет об аллее воспоминаний на даче 3. Вол¬конской, запечатленной на рисунке Жуковского, где были установлены стелы в па¬мять о близких и друзьях, великих современниках (Байрон, В. Скотт). См.: Боча¬ров И., Глушкова Ю. Указ. соч. С. 283.
91 В базилику св. ... Мазачиева История св. Екатерины. — Для названия базили¬ки оставлен пробел. Речь идет о римской церкви Сан-Клементе. В своих «Прогул¬ках по Риму» Стендаль так говорит о ней: «Она существовала уже в 417 году (...) в капелле налево от входа Мазаччо написал al fresco несколько эпизодов распя¬тия Христа и мученичества св. Екатерины» (Стендаль. Собр. соч.: В 12 т. Т. 10. М., 1978. С. 249—250).
92 В виллу Массими. — Залы этой виллы были расписаны в 1821—1828 гг. немец¬кими художниками Шнорром, Фейтом, Кохом, Овербеком и Фюрихом на сюжеты поэм Ариосто, Тассо, Данте.
93 Воспоминание о Амалазунте. — На острове Мартана, мимо которого проезжал Жуковский, была задушена в 534 г. королева остготов Амалазунта.
94 В галерею Питти. — В библиотеке Жуковского сохранился путеводитель по этой картинной галерее: Inghirami Francesco. Description de Pimp, et R(oyal) palais Pitti et du R(oyal) jardin. Fiesola, 1832 (Описание. № 1361). Пометами в оглавлении Жуковский выделяет картины, названные в дневнике. Многочисленные записи в этом описании галереи Питти касаются отдельных картин, прежде всего Рафаэ¬ля. В Рафаэле Жуковского привлекает именно его «великая душа». Не случайно он в первую очередь обращает внимание на лица его героев: «неизъяснимо красивые лица» (С. 36); «лицо Богоматери важно; оно занято душою» (С. 37). Эти замечания, сделанные по поводу портрета Льва X, картин «Святое семейство», «Старец перед троном», дополняются лаконичными эстетическими оценками: «натура и идеал», «душа», «История и природа», «Колорит. Эффект с светом» и т. д.
95 В театре "Ivanhoe". — Опера Дж. Россини и Дж. Пачини на сюжет романа В. Скотта «Айвенго».
96 "La prise de Negrepont". — Автора оперы установить не удалось.
97 На кладбищ — в Ливорно, на могиле А. А. Воейковой. См. примеч. 59.
98 Ввечеру в театре: "Barbier de Seville" — Опера Россини «Севильский цирюльник».
99 "Festa di Rosa". — Опера итальянского композитора Пьетро Копполы «Празд¬ник Розы».
100 Я читал Вашингтона Ирвинга. — К сожалению, материалов, конкретизиру¬ющих это чтение, не обнаружено. Но можно сделать предположение, что в руках Жуковского оказался изданный в Париже в 1832 г. французский перевод «Альгам¬бры» американского писателя В. Ирвинга.
101 Чтение Бунзена. — См. примеч. 76.
102 ...сделана операция. — Об этой операции Жуковский упоминает в письме к на-следнику от 14 июня (С 7. Т. 6. С. 398).
103 .. х Миею — с дочерью Г. Рейтерна Марией, будущей свояченицей Жуковского.
104 Расплатился с Майором — с доктором, делавшим операцию Жуковскому.
105 Чтение Гёте и его французского переводчика. — Никаких следов этого чтения не обнаружено ни в письмах, ни в библиотеке поэта.
106 Прогцанъе и слезы. — Речь идет об отъезде в Россию Андрюши Воейкова, кото¬рый долгое время жил в женевском пансионе Прива. Любопытное свидетельство об этом отъезде Жуковского из Женевы оставил А. И. Тургенев в письме к П. А. Вязем¬скому: «Нагрузили коляску (...) простились с хозяевами, кои в слезах провожали доб¬рого педагога-поэта: „он дружбу и любовь во всех сердцах нашел". Точно можно это сказать о Жуковском. Если бы можно было ему в чем-нибудь завидовать, то я бы по¬завидовал ему в этом более, нежели таланту его. И няньки и дети плачут по нем. На любой прогулке его вдоль по берегу столпы означены его именем: потомки наши придут отыскивать эти русские каракульки и с гордостью укажут их соотчичам Грея и Песталоцци или, призадумавшись, прочтут в его воспоминание эпитафию из его элегии, переменив один стих: „дарил несчастных он — и не одной слезою!"» (АбТ. Вып. 6. С. 252—253).
107 Картины и рисунки Гольбейна. — Речь идет о картинах «Мертвый Христос», портретах Эразма Роттердамского, жены художника Элизабет, семейства Томаса Мора и рисунках для гравюр «Пляска смерти», которые находятся в Базельском му¬зее искусств.
108 ...жены Рудольфа Габсбургского... — императрицы германской Анны, умершей в 1281 г. Сама личность графа Габсбургского, ставшего родоначальником королев¬ской династии (29 октября 1273 г. он был избран императором Германии), давно привлекала внимание Жуковского. Еще в 1818 г. он переводит балладу Шиллера "Der Graf von Gabsburg", где создает образ идеального правителя, «кроткого влады¬ки», творящего добрые дела, покровителя искусства (см.: Вольпе. Т. 1. С. 401).
109 Писал к В{еликому) кн(язю). — См. письмо от 14 (26) июля из Бадена, где Жу-ковский рассказывает о своей встрече с «воскресшим» Мердером (см. примеч. 73) и о планах будущего путешествия (С 7. Т. 6. С. 398—399).
110 Прусский посланник Оттерфельд. — Фамилия написана Жуковским ошибочно. Речь идет о бароне Иоахиме фон Оттерштедте.
111 Писал письма: к Великому князю... — В письме от 19 (31) июля из Франкфурта Жуковский говорит о необходимости из-за болезни остановиться в Шлагенбаде на три недели, которые обещает употребить на составление подробной реляции свое¬го «быстрого путешествия по Италии» (С 7. Т. 6. С. 399—400).
112 Здесь ~ В(еликая) княгиня под именем графини Романовой. — Как видно из даль-нейших записей, речь идет о великой княгине Анне Федоровне, первой супруге цесаревича Константина Павловича.
113 Ея сестра графиня Менсдорф. — Старшая сестра великой княгини Анны Федо-ровны принцесса София Саксен-Кобургская была замужем за лейтенантом-фельд¬маршалом австрийской службы графом Эммануилом Менсдорфом.
114 Вот я поселился на три недели в Шлагенбаде... — Этот отрывок до слов: «...но окружающая их запустелость невольно приводит в уныние душу...» сохранился в черновом варианте в бумагах Жуковского и, по словам его первого публикатора И. А. Бычкова, является фрагментом того письма, «в котором он думал описать на¬следнику Александру Николаевичу свое путешествие по Италии» (PC. 1902. № 4. С. 179—184). Текст печатается по этой публикации. Автограф: РНБ. Ф. 286. On. 1. № 8-4. Время пребывания Жуковского в Шлагенбаде— с 19 (31) июля по 4(16) августа 1833 г.
115 ...фокейских изгнанников ~ с колыбелию Массилии. — Имеется в виду основание Марселя (лат. Massilia; ок. 600 г. до н. э.) выходцами из Фокеи, ионийского торгового центра на западном побережье Малой Азии. После завоевания Фокеи персидским ца¬рем Киром (540 г. до н. э.) часть жителей Фокеи переселилась в Элею в Италии.
116 Герцог Кобургский, брат ее... — Брат великой княгини Анны Федоровны, буду¬щий король бельгийский Леопольд.
117 У меня Сперанский. — О поездке М. М. Сперанского за границу в 1833 г. ни¬чего не известно (см.: КорфМ.А. Жизнь графа Сперанского. Т. 1—2. СПб., 1861). В труде М. Корфа (Т. 2. С. 380—382) говорится лишь о поездках его за границу в 1830 и 1832 г.
118 Разговор о короле... — о прусском короле Фридрихе Вильгельме III.
119 Посегцение Карла Карловича. — То есть К. К. Мердера, воспитателя наследника.
120 В театре: "Tancrede". — Опера Россини.
121 Приезд в Виллинсгаузен. — Замок недалеко от Касселя, где жил Г. Рейтерн со своим семейством.
122 Дочери Фрица Шверцеля. — У племянника жены Г. Рейтерна к этому времени было две дочери: Вильгельмина («маленькая Минна»; 1818—1890) и Анна (1826— 1905). Третья дочь Эмилия умерла в младенчестве (1814—1820). См.: Ein Freund-schafts-und-Familienkreis im 19. Jahrhunderte. Biographisches von Gerhard v. Reutern. Berlin, 1982. Здесь (после с. Ill) приводятся генеалогические таблицы родов Рей-тернов и Шверцелей.
12S Les deux journees. — Опера Л. Керубини; либретто Ж. Буйи. В России под на-званием «Водовоз, или Двухдневное путешествие» в переводе В. А. Левшина была популярна на протяжении 1800—1830-х гг. (ИРДТ. Т. 2. С. 461; Т. 3, С. 230).
124 Mehr Licht! — Больше света! — слова, сказанные Гёте перед смертью.
125 К M-elle Pogwich. — К невестке Гёте, жене его сына Августа Оттилии фон Погвиш.
126 Альма и Вольфганг. — Дети Августа и Оттилии, внуки Гёте.
127 К великой княгине. — К герцогине веймарской Марии Павловне, сестре Николая I.
128 Бюст Гёте Давида. — Бюст немецкого писателя в более чем натуральную ве¬личину, выполненный в 1831 г. французским скульптором Давидом д'Анже.
129 Виландово письмо о Гёте к Якоби. — Речь идет о письме К. М. Виланда, напи-санном в 1776 г. философу Фридриху Якоби по поводу первого свидания с Гёте в Веймаре. А. И.Тургенев называл это письмо «прелестным» (Тургенев. С. 214).
130 ...слепок с Шиллерова черепа... — Жуковский конспективно передает историю захоронения и перезахоронения тела Шиллера. Известно, что Шиллера похорони¬ли на старом кладбище при церкви Св. Якова, в общей могиле для знатных людей, не имевших собственного фамильного склепа. В 1826 г. захоронение решили упразд¬нить. Сверяясь с портретом и посмертной маской Шиллера, с трудом отыскали че¬реп поэта, чтобы сохранить его для потомства. И когда посчитали, что нашли его, то 17 сентября 1826 г. череп положили на хранение в тумбу шиллеровского бюста работы Даннекера в библиотеке. Гёте хотелось спасти для потомков также и кости Шиллера (см. запись в дневнике: «соединение скелета»). Кости определялись по черепу, поэтому череп Шиллера некоторое время хранился в доме Гёте, что послу¬жило поводом к созданию стихотворения Гёте «Стоял я в строгом склепе, созерцая, / Как черепа разложены в порядке...». В это же время был сделан слепок с черепа Шиллера. Спустя год останки Шиллера были захоронены в княжеской усыпальни¬це (см.: Конради К.-О. Гёте: Жизнь и творчество. Т. 2. М., 1987. С. 337—338).
131 Смерть Шиллера 1804... — Ошибка памяти Жуковского: Шиллер умер 9 мая 1805 г.
132 Рисунки сына. — Сына великой княгини Марии Павловны — Карла Алексан¬дра Августа, впоследствии великого герцога веймарского.
ISS Лессингова картина. — Имеется в виду немецкий художник Карл Фридрих Лессинг.
134 В театр: "Robert le Diable". — Опера Дж. Мейербера «Роберт-Дьявол» (1830).
135 Известие о Государе. — 15 августа 1833 г. император Николай I выехал из Пе-тербурга для свидания с королем прусским и императором австрийским. 24 авгу¬ста (5 сентября) в Шведте произошло его свидание с Вильгельмом Фридрихом III, а 29 августа (10 сентября) с императором австрийским в Мюнхенгреце.
136 Milly Reutern. — По всей вероятности, речь идет о дочери Карла Рейтерна — Эмилии, племяннице Г. Рейтерна.
137 Юлия Рейтерн... — урожд. Шверцель, жена Карла Рейтерна.
138 Приезд Германа с женою. — Брата Г. Рейтерна, женатого на Натали Меллин.
139 ...Drei Wanderer. — Жуковский перечисляет исполняемые музыкальные про-изведения, в том числе и переведенное им стихотворение «Три путника» Л. Уланда.
140 Приезд Эммы, Натали и Унгерна. — Дочерей Германа и Натали Рейтернов и мужа Натали — Виктора Унгерн-Штернберга.
141 Известие о Христофоре. — О старшем брате Г. Рейтерна, генерал-лейтенанте, который был тяжело болен и вскоре умер.
142 Свидание с Карамзиными. — Вдова Н. М. Карамзина Екатерина Андреевна с семьей жила в это время в Дерпте.
143 Погребение малютки Мегцерского — внука Н. М. Карамзина, сына его дочери, княгини Е. Н. Мещерской
144 Именины Лизы. — Елизаветы Николаевны Карамзиной, младшей дочери Н. М. Карамзина.
СПИСОК ПРИНЯТЫХ СОКРАЩЕНИЙ
Абрамович — Абрамович С. Л. Пушкин в 1836 году: Предыстория последней ду¬эли. 2-е изд., доп. Л., 1989.
АбТ—Архив братьев Тургеневых. Вып. 1—6. СПб.; Пг., 1911—1921.
Анненков —Анненков П. В. Парижские письма / Изд. подгот. И. Н. Конобеевская. М., 1983. («Лит. памятники»).
Арзамас-2 — «Арзамас»: Сборник: В 2 кн. М.: Худож. лит., 1994.
Афанасьев — Афанасьев В. Жуковский. М.: Мол. гвардия, 1986. («Жизнь замеча¬тельных людей»).
Барсуков— Барсуков Н. Жизнь и труды М.П.Погодина. СПб., 1888—1901. Кн. 1—22.
Батюшков— Батюшков К. Н. Сочинения: В 2 т. М., 1989. БдЧ — Библиотека для чтения.
Белинский— Белинский В. Г. Поли. собр. соч.: В 13 т. М.: Изд-во АН СССР, 1953—1959.
БЖ— Библиотека В. А. Жуковского в Томске: В 3 ч. Томск: Изд-во Томского ун-та, 1978—1988.
Боричевский — Боричевский И. Заметки Жуковского о гибели Пушкина // Пуш¬кин. Временник Пушкинской комиссии. М.; Л.: Изд-во АН СССР, 1937. Кн. 3. С. 371—392.
Бумаги Жуковского— Бычков И. А. Бумаги В. А. Жуковского, поступившие в Имп. Публичную библиотеку за 1884 г. // Отчет Имп. Публичной библиотеки за 1884 г. Приложение. СПб., 1887.
BE — Вестник Европы.
Веселовский— Веселовский А. Н. В. А. Жуковский: Поэзия чувства и «сердечно¬го воображения». СПб., 1904.
Вокруг Пушкина— Ободовская И. М., Дементьев М. А. Вокруг Пушкина: Неиз¬вестные письма Н. Н. Пушкиной и ее сестер Е. Н. и А. Н. Гончаровых. М., 1975.
Вольпе — Жуковский В. А. Стихотворения / Вступит, ст., ред. и примеч. Ц. Воль¬пе. Л., 1939—1940. Т. 1—2. («Б-ка поэта. Большая сер.»).
Врем. ПК — Временник Пушкинской комиссии. 1962—1994. М.; Л., 1963—1995.
Всеволожский — Всеволожский Н. С. Путешествие через Южную Россию, Крым и Одессу, Константинополь, Малую Азию, Северную Африку, Мальту, Сицилию, Ита¬лию, Южную Францию и Париж в 1836 и 1837 годах. Т. 2. М., 1839.
Вяземский — Вяземский П. А. Поли. собр. соч. Т. 1—12. СПб., 1878—1896.
ГАРФ — Государственный архив Российской Федерации (Москва).
Гиллельсон— Переписка П. А. Вяземского и В. А. Жуковского (1842—1852) / Публ. М. И. Гиллельсона// Памятники культуры: Новые открытия. 1979. Л., 1980.
Глаголев — Глаголев А. Записки русского путешественника с 1823 по 1827 год. М., 1837. Ч. 4: Париж. Лондон. Германия.
Гоголь — Гоголь Н. В. Поли. собр. соч.: В 14 т. М.; Л., 1937—1952.
Гофман — Гофман М. Пушкинский музей А. Ф. Онегина в Париже: Общий об¬зор, описание и извлечения из рукописного собрания. Париж, 1926 (Hofmann Мо-deste. Le Musee Pouchkine сГAlexandre Onegine a Paris: Notise, catalogue, extraits de quelques manuscrits. P., 1926).
Дневник Пушкина— Дневник Пушкина: 1833—1835 гг. / Под ред. Б. Л. Мод-залевского; Со ст. П. Е. Щеголева. М.; Пг., 1923.
Дневники — Дневники В. А. Жуковского / С примеч. И. А. Бычкова. СПб., 1903.
Дубровин — Дубровин Н.Ф. В. Л Жуковский и его отношение к декабристам // PC. 1902. № 4. С. 45—119.
Ежегодник — Ежегодник Рукописного отдела Пушкинского дома. 1980. Л., 1984.
Ж. и русская культура— Жуковский и русская культура: Сб. науч. ст. Л., 1987.
ЖМНП — Журнал Министерства народного просвещения.
Загарин— Загарин П. В. А. Жуковский и его произведения. М., 1883.
Зейдлиц — Зейдлиц К. К. Жизнь и поэзия В. А. Жуковского. 1783—1852: По неиз-данным источникам и личным воспоминаниям. СПб., 1883.
Зонтаг— ЗонтагА. Воспоминания о первых годах детства В. А. Жуковского / Вступит, заметка П. Висковатого // Рус. мысль. 1883. № 2. С. 266—285.
ИВ — Исторический вестник.
Иезуитова— Иезуитова Р. В. Жуковский в Петербурге. Л., 1976. ИРДТ— История русского драматического театра: В 7 т. М., 1977—1987. ИРЛИ— Институт русской литературы РАН (Пушкинский Дом), рукописный отдел.
Карамзин— Карамзин Н. М. Письма русского путешественника. Л., 1984. Курочкин— Курочкин Ю. Уральские находки. Свердловск, 1982. Лебедева —Лебедева О. Б. Драматургические опыты В. А. Жуковского. Томск, 1992. Левкович — ЛевковичЯ.Л. Заметки Жуковского о гибели Пушкина// Врем. ПК. 1972.
ЛН — Литературное наследство. Т. 1—97. М., 1931—1988. Мартен-Фюжье — Мартен-Фюжье Анна. Элегантная жизнь, или Как возник «весь Париж»: 1815—1848. М., [1998]. МТ — Московский телеграф.
НБ ТГУ — Научная библиотека Томского государственного университета. НЛО — Новое литературное обозрение.
OA — Остафьевский архив князей Вяземских / Под ред. и с примеч. В. И. Саи-това. Т. 1—4. СПб., 1899.
Описание— Библиотека В. А. Жуковского: (Описание) / Сост. В. В. Лобанов. Томск, 1981.
Памяти Жуковского— Памяти В. А. Жуковского и Н. В. Гоголя. Вып. 1—3. СПб., 1907—1909.
Переписка— Сочинения и переписка П. А. Плетнева: Т. 1—3. СПб., 1885. ПЖТ— Письма В. А. Жуковского к Александру Ивановичу Тургеневу. М., 1895. ПЗ — Полярная звезда.
ПИМ— Пушкин: Исследования и материалы. Т. 1—13. Л., 1956—1989. Писатели-декабристы — Писатели-декабристы в воспоминаниях современни¬ков: В 2 т. М., 1980.
Письма Андрея Тургенева — Письма Андрея Тургенева к Жуковскому / Публ.
B. Э. Вацуро и М. Н. Виролайнен // Жуковский и русская культура. Л., 1987.
ПМиЖ— Проблемы метода и жанра. Вып. 13—19. Томск: Изд-во Томского ун-та, 1986—1997.
ПСС — Поли. собр. соч. В. А. Жуковского: В 12т./ Под ред., с биогр. очерком и примеч. проф. А. С. Архангельского. СПб., 1902.
Пушкин — Пушкин А. С. Поли. собр. соч.: В 17 т. М.; Л., 1935—1948.
Пушкин в восп. — А. С. Пушкин в воспоминаниях современников: В 2 т. 2-е изд. М., 1985.
РА— Русский архив.
РБ— Русский библиофил. 1912. Ноябрь-декабрь (специальный выпуск, посвя¬щенный В. А. Жуковскому). РВ — Русский вестник.
РГАЛИ — Российский государственный архив литературы и искусства. РГБ — Российская государственная библиотека, отдел рукописей. Резанов — Резанов В. И. Из разысканий о сочинениях В. А. Жуковского. Вып. 2. СПб., 1916.
РЛ — Русская литература.
РНБ — Российская национальная библиотека (С.-Петербург), отдел рукописей. PC — Русская старина.
Симони — Письма-дневники В. А. Жуковского 1814и 1815 годов, приготовлен¬ные к печати П. К. Симони // Памяти В. А. Жуковского и Н. В. Гоголя. Вып. 1. СПб., 1907.
С 7 — Жуковский В. Сочинения: С прилож. писем, биографии / Под ред. П. Л Еф-ремова. 7-е изд. Т. 6. СПб., 1878.
Смирнова-Россет — Смирнова-Россет А. О. Дневник. Воспоминания / Изд. подгот.
C. В. Житомирская. М.: Наука, 1989. («Лит. памятники»).
Соловьев — Соловьев Н. В. История одной жизни: А. А. Воейкова— «Светлана». Т. 1—2. Пг., 1916.
СС 1 — Жуковский В. А. Собр. соч.: В 4 т. / Вступит, ст. И. М. Семенко; Подгот. текста и примеч. И. М. Семенко, Н. В. Измайлова, В. П. Петушкова, И. Д. Гликма-на. М.; Л., 1959—1960.
Тургенев — Тургенев А. И. Хроника русского: Дневники (1825—1826) / Изд. подгот. М. И. Гиллельсон. М.; Л., 1964. («Лит. памятники»).
УС — Уткинский сборник: Письма В. А. Жуковского, М. А. Мойер и Е. А. Прота¬совой / Под ред. А. Е. Грузинского. М., 1904.
Черейский— ЧерейскийЛ. А. Пушкин и его окружение. Л., 1975.
Шатобриан— Шатобриан Рене де. Замогильные записки. М., 1995.
Щёголев — Щёголев П. Е. Дуэль и смерть Пушкина. М., 1987.
Эстетика и критика—Жуковский В. А. Эстетика и критика / Вступит, ст. Ф. 3. Ка-нуновой и А. С. Янушкевича; Подгот. текста, сост. и примеч. Ф. 3. Кануновой, О. Б. Лебедевой, А. С. Янушкевича. М., 1985.
Янушкевич —Янушкевич А. С. Этапы и проблемы творческой эволюции В. А. Жу-ковского. Томск, 1985.
Gerhardt — Gerhardt Dietrich. Aus deutschen Erinnerungen an Zukowskij, mit einigen Exkursen // Orbis scriptus. Festschrift fur Dmitrij Tschizewskij zum 70. Geburtstag. Munchen, 1966. S. 245—343.
Reutern — Reutern von G. Ein Lebensbild, dargesteblt von seinen Kindern und als Manuskript gedruckt zur hundertjahrigen GedachtniBfeier seines Geburtstages. SPb., 1894.