явился…
Стали за стол садиться – Савва как раз помылся,– и робость на всех напала: не знали, куда и посадить Ваню.
А назавтра с утра всей семьей сходили в монастырь помолиться за Ваню, потом пообедали. Сытно, до отвала – не скупились по такому случаю.
Все были рады, все радостны. Понимали – начинается новая жизнь.
–Ну, Иван,– сказал Савва. Иваном назвал,– теперь у нас на тебя вся надежда.
–Да уж так, Иванушко!
Огнейка высказала самое сокровенное, что вертелось на языке у каждого:
–Поопасутся икотниками звать.
Перед отъездом Вани в Ельчу у Порохиных большой разговор: как жить дальше. Савва:
–Это хорошо, что Иван к Щепоткиным. Через тебя будем в люди выбираться.
–Как?
–Думаю, какая-никакая деньга. А может, и нас обогреет. В общем, в твоих руках судьба семьи. Через тебя будем сдирать с себя икотников. А потом, смотришь, и дом выстроим.
–Только не на задворках.
–А где?
–А вот место хорошее по верхнюю сторону от попа.
–Ну, там не дадут.
–Не дадут, ежели на печи сидеть.
Мечтают, что это за дом будет. Савва снимает с божницы икону.
–Поклянись, что заодно с нами будешь. Сам наверх лезешь и нас тащи. Клянись, что нас не забудешь.
Ваня клянется.
Огнейка настаивает: всем клясться. Всем всегда вместе…
Все посмотрели за окошко, словно для того, чтобы запомнить эту минуту.
Надо ехать в Ельчу, везти Ваню. А на чем? Своей лошади нет – пропала. У кого просить?
Думали-думали, и к кому? Решили обратиться к Дурыниным – все-таки Ефтя бывает у них.
И вот в это время – чудо. Возвращается с того света Карюха. Радость великая. Ваню везут на своей кобыле. Обида Вани – не подпускает к себе жеребенок. Он долго потом скучал по этому жеребенку.
По дороге в Ельчу Савва показывает Ивану богачей, рассказывает, кто от чего пошел.
–Смекай. Делай в голове зарубки.
Иван всю дорогу в ожидании города, земной сказки. А въехали в Ельчу – и что же первое увидели? Сани с навозом. Савва заметил, что сразу же погас Иван.
–Чего ты от навоза-то нос воротишь? На навозе жизнь на Севере стоит. И вообще, ты управляй собой. Чтобы все то, что внутри, не видели.
Несколько успокоило Ивана щепоткинское подворье. Все были деревянные дома – один лучше, другие хуже, помельче, да вдруг в низине – один каменный дом, второй, третий…
–Вот это Щепоткины. Видишь, какие тузы. Земля под ними подогнулась.
Вскоре Иван снова разочаровался. Пришли в собор, каменный. Иван вглядывается: какой будущий хозяин? Сперва на одного подумал – в фуражке, на второго – учитель, на третьего… и все нет. А Щепоткиным оказался кривой малорослый мужик. В сюртуке. Ноги в сапогах ухватом, волосы стрижены под горшок, и вдобавок еще кривой.
–Дурак ты, Ванька! Человека ценят не по роже, а по делам. А дела-то у него, сам видел, какие.
Вышли – немыслимое количество ссыльных. Какие-то совершенно другие люди, не похожие на здешних. Почти все бритые. В шляпах. И дерзкие. С гордо посаженными головами… И разных национальностей. Горбоносые, с жгучими глазами. Чубарые… Ржут, весело… Словно и не ссыльные они, а господа.
Служба у Щепоткиных поначалу тяготит Ивана. Сны видит деревенские. Не знал, не думал, что так дорога деревня, дом. Его опекает Необходим. Когда Ваня получил первые деньги, Необходим спрашивает: как будешь расходовать? А дома рассказывает, как он помогал брату, еще учась в училище в Суре.
–Я тоже рос, отца у меня не было. В школе первым учеником шел. И вот в монастыре – училище. Меня туда направляют. Брат горячий, стоптал ногами: робить надо, а не учиться. Но меня все-таки отправили в училище. Я деньги получил – на хранение отдал. А потом еще бумаги у купца на переписку взял, да за репетиторство платили… Да дрова колол… Зимой на каникулы приезжаю. И все денежки до копейки выложил. Вот, говорю, это я заработал. А две копейки взял… Матвей перебирает деньги, а потом заплакал. Да ведь ты мне тут корову принес. И я плачу.
А потом жениться надо. Тридцать два года мне уже было. Пришел разрешения просить… Хорошая есть девушка у вдовы… Капиталов нету, а меня любит… А Матвей:
–А ты, говорит, сперва у хозяев разрешения проси, а у меня потом…
Щепоткины переделали Ваню. И вот приезжает Ваня домой после щепоткинской выучки. Собранный. Холодные глаза. Жесткий. Не такой, каким отправляли.
Встретил на улице учительницу. Удивилась: неужели это Ваня?
–Где ты встречаешь Новый год?
–Какая у нас встреча? Дома, разве, со своими посижу.
–А можешь ко мне?
–Могу.
Иван силой берет подвыпившую учительницу.
–Ваня, Ваня, что ты делаешь… Ведь я же старше тебя.
Иван грубо:
–Да надо же когда-то тебе стать бабой, а то так и засохнешь в девках.
Грубо, чтобы побороть в себе страх, чтобы уверить себя, что он имеет дело просто с женщиной.
Назавтра Иван с ужасом думает о том, что произошло. Но – плевать. Один раз живем! И потом, не я, то кто-либо другой обабил. Зачем рождается человек?
Неистовый разгул, чтобы как-то утихомирить совесть.
Многое изменил в судьбе Ивана случай с ограблением лавки Щепоткиных.
Вечером Щепоткин, по обыкновению, подсчитывал выручку в старом магазинчике, где торговали сразу всякими товарами (анахронизм в современной торговле). Но Щепоткину люба была эта лавка своими воспоминаниями, тишиной, такими домашними, патриархальными запахами. Даже то, что сзади – из-за приоткрытой двери в «керосинку» – попахивало керосином, треской… Ему нравилось.
Щепоткину помогал Ваня. Лампу большую из экономии не зажигали. Ваня просчитывал цифры одинаково и на свету, и в темноте, а самому Щепоткину вполне хватало пятилинейки – много ли света надо, чтобы высветить местышко для цифры. Возле Щепоткина лежал пятачок новенький – это плата за дополнительную работу. И Иван был рад, что скоро у него скопится этих пятачков рубль и он сможет послать их домой.
Вдруг на улице возле ворот скрип снега.
–Кто-то не успел… Отпустим?
Распахнулись двери, и в лавку вскочили двое в масках. С наганами.
–Встать! Руки!
Щепоткин и Ваня встали. Один остался у дверей. Другой двинулся к кассе. И в это время Ваня нашелся – смахнул с прилавка лампешку, толкнул на пол хозяина. Раздался выстрел, потом второй, третий. Вокруг головы Вани поднялся ветер. И тут сквозь пальбу он услышал:
–Не стреляй! Ваньку убьешь!
–Одним холуем меньше будет…
Ваню ранили. Пулей сорвало кожу с правого виска… Назавтра – герой… В хозяйском доме лежит… Потом жандарм производил допрос:
–Кто были налетчики?
–Не знаю.
–Знаешь. Откуда один из них знал твое имя?
–Меня все ссыльные в Ельче знают, постоянно заходят за всякими товарами.
Сколько ни бился жандарм, ничего не сказал Ваня. Потом допрос со стороны старшего Щепоткина.
–Ну, спасибо тебе, Иванушка, можно сказать, от смерти спас. А грабителей-то ты что, действительно не знаешь?
–Не знаю.
–Ой, Иван… И слышать я не слышал, и ты мне таких слов не говорил. Да как же это? Крест целовал – ничего от хозяина не скрывать, как перед отцом правду говорить, а ты? Могу ли я такому человеку дело свое, живот свой доверить?
Ваня опустил голову.
–Ну дак что… еще молчать будем? Ох, Иванушко, да мне не факты нужны, факты-то мы знаем, мне твое признанье нужно… Ну-ко, глянь мне в глаза.
Ваня не смог заставить себя поднять голову, слезы навернулись ему на глаза.
–Ну и на том спасибо… Спасибо, что не соврал, а то задачку-то мне сложную решить надо было. Нельзя… Не положено это, чтобы брат грабителя работал у честных людей.
Ваня ахнул и накрепко, до крови зажал рот.
–Знаем, знаем, Иванушко, брат Савва наведывался ко мне в лавку. Со своим ссыльным товарищем. Да мне это от тебя хотелось услышать. Власти недовольны, власти советуют выгнать тебя, да и то сказать: как держать человека, брат которого – государственный преступник… Да, да, государственный преступник. Самый отчаянный головорез в своей деревне был. Бунт в Копанях. Кровь пролилась.
Щепоткин ушел. Иван остался один. И разревелся, как малый ребенок. Что же с Саввой будет? Где он теперь? А дома-то что у них деется?
Мало-помалу в следующие дни картина перед Иваном выяснилась в деталях. Иван все задавал себе вопрос: а он с оружием в руках мог бы грабить? Он бы с Саввой пошел? А может, у них, Порохиных, весь род такой. Ведь не зря же рассказывают, будто дядя Левонтий ограбил странника. Раздумья, размышления…
Через некоторое время Щепоткин говорит Ивану:
–Съезди домой. Посоветуйся с матерью. Может, она и не захочет, чтобы ты служил… И подумай, подумай… Кем ты хочешь стать: славным сыном отечества или грабителем, бандитом, как твой брат…
Иван прежде всего заехал к Махоньке. Зачем? Какой совет она может дать? Но заехал… Перед Махонькой он не таился. Весь открылся. Как быть?
–Нехорошо, нехорошо твой брат сделал… Но от брата не отступаются. Молиться за него надо, чтобы Господь наставил на путь. Не знаю, как Савву занесло в грабители, а худого про него не скажу. Хоть та же Олена Копанева – как он ее спас? Многие ли бы пожертвовали собой?
Иван выспался хорошо у Махоньки. А домой и не поехал. К Щепоткину явился новым человеком.
–По братним путям-дорогам не пойду, а от брата отрекаться не буду. И если доверите служить, служить буду честно.
Щепоткин смотрел и не узнавал парня. Залюбовался и кивнул верному Необходиму:
–А хорошо бы, я думаю, этот молодец смотрелся не в старой лавчонке, а в магазеи среди красных товаров.
–Да, неплохо.
Назавтра магазина было не узнать. За прилавком – Иван в шелковой рубахе, с поясом.
–Чего изволите-с. Сейчас. Сейчас.
Дамы городка побывали не один раз… И вечером совершенно другое отношение приказчиков – подобострастное, завистливое. Эх, повезло псу. Почему грабители не ко мне заскочили. Уж я бы себя показал еще не так.
Выручка за первый день была в четыре раза больше, чем раньше…
–Рекламка, рекламка, Алексей Иванович. Перегнали меня.
У приказчиков у всех главное оружие – лесть, угодливость перед покупателями. Ваня тоже был вежлив с покупателями – без этого нельзя. Но у него живая была улыбка (учился перед зеркалом). И удаль.
Красиво работал. Умел развернуть материю, поиграть ею на солнце. Черт знает, как это у него получалось, талант, что ли, особый – но материя,
