день идет. Черники внучкам несет. Но живет недолго. Упорядоченная, оседлая жизнь не по Махоньке. И, вероятно, вскоре впадает в скоморошье бесовство (кого-то забавляет). И зять, и дочь с позором изгоняют из дому.
Во время болезни бывальщины не пела. И слово чародейное не говорила. Почему?
–Силы нету. То особое слово. На духу надо говорить.
Да и вообще в дни болезни она резко менялась. Старушонка старая. Вехоть. Ветошка.
А когда на взводе была – силу метала. Даром что кроха. И ничего не боялась. Чего бояться, когда с ней слово!
А в дни болезни дар чародейного слова теряла и теряла силу. Люди, у которых она останавливалась, не понимая существа дела, говорили:
–Ты хоть бы, Махонька, скорее поправлялась. Сил нет смотреть на тебя.
Всего, всего было напихано в Махоньке. От всех взято: от ребенка, от взрослого, от праведницы, от скомороха, от бродяги (странницы), от бабушки в избушке на курьих ножках, и от вещей старушки было.
И по виду: реальная, живая, во плоти, а в то же время и сказочная. Такого замеса еще не было в человеческом мире.Над Махонькой посмеивались, но и побаивались. Отбреет, отчитает – что с ней сделаешь? Не от мира сего. Да и не дорожит она тем, чем дорожат другие. Небывалый человек. Реальный и нереальный. Чудо в образе человеческом. Чудо, в котором теряются границы между плотью и духом. Где плоть переходит в дух. Где жизнь переливается в сказку, сказка – в жизнь. Впервые!
Немалое место в романе должны были занять отношения Махоньки и политических ссыльных.
Когда привезли ссыльных в Ельчу, Махонька первая явилась узнать, что это за народ. Так и сказала:
–Пришла узнать, что вы за народ. Что вы за люди? Божьи аль государевы?
–Ни те, ни другие.
–Дак что же – сатане служите?
–Антихристу.
Смех. Разговоры. Ссыльные показывают книги.
–Че в них?
–А это все человеческие мозги. Понимаешь, человек умирает, и голова умирает. Вот и придумали: в книжке голову оставлять.
–Ну-ко, почитайте…
Сближается с ссыльными. Из любознательности природной. Что за люди? Как против царя?… Всех видела. А врагов царя не видала. Самих царей видала, князя Владимира Солнышко нетрудно представить. Захотела – и пошла на почетный пир к князю Владимиру. Или на пир к царю Ивану. И слуг, и бояр – всех там много. И рабочих рукодельных. А вот людей, которые против царя,– нет, в былинах, сказках таких нет. Поганое чудище? Но это не живой человек. А тут живые, видеть можно. Посмотреть, пощупать. Махонька так и делает. Цепким взглядом присматривается, думает, щупает рукой… И пытает, конечно.
Пытает по истории, по фольклору. Ссыльные не знают.
–Дак чего вы знаете? Как народу-то хотите помочь? Народ-то песни, старины любит…
–Сын родителей не любит – что за сын? На Руси таких всегда осуждали!
Допрашивает: против кого?
–А против князя Владимира Солнышка тоже против?
–Против всех князей.
–А народ-то этого князя любит. В старинах славит. Как же?
Махоньке кто-то сказал: есть ссыльный, который знает много языков. Любознательная Махонька идет посмотреть на это чудо. Ссыльный говорит: да, знаю языки. Такие-то, такие-то…
–А я тоже знаю.
–Да ну? Какой?
–А сперва ты поговори на чужом языке.
Ссыльный произносит фразы по-французски, по-английски.
–Баско лопочешь. А теперь ты угадай, на каком я буду сказывать.– Тявкает.
–Не знаю такого.
–Я на заячьем языке говорила.
С Юрой сразу нашла общий язык, даже полюбила – за что мучается парень? Кого убил? Бедная мать. Где она?
Притерлась Махонька и к другим ссыльным. Многие смотрели на нее как на чудо. Только Буров и его сподвижники невзлюбили.
–Вредная старушонка. Классовый мир проповедует. Отравляет мозги трудящимся не хуже попов.
–Ну что вы…
–Послушай, что она поет про старину… Киевская Русь, в ее представлении, идеальное царство… Единение всех… Все за одним столом… Все обнимаются. Князь, первый угнетатель…
–Да это не она проповедует классовый мир, это народ так говорит о прошлом…
–Народ?
–Народ. Былины-то когда сложены? Сотни лет до этой старухи.
–Допустим – народ. А с чего вы решили, что все, что ни изрекает народ, надо обожествлять, приветствовать… Зачем же мы тогда вносим передовое, марксистское сознание в народ, если так все благополучно… Короче, старуха нам не попутчица – вот что надо раз навсегда запомнить. Мы должны вымести весь мусор, скопившийся в народном доме за столетия, и наполнить его новым содержанием…
–Былины, история народа – мусор?…
В один из приходов в Копани Махонька сама идет к главному ссыльному. Разговор. Не понравился Махоньке Буров.
–Холодно с тобой. Кащеевым духом несет. Мертвым царством пахнет. Скорее на Русь. Я для него как русский дух. Не принимает у него душа меня… Все мертвит вокруг себя. Хуже Марьюшки.
Очень высоко оценивал Махоньку Юра Сорокин. Она для него – образец человека. Она – человек в самом высшем смысле. В этой полуграмотной старухе наиболее полно реализовалась идея человека.
Она дает Юре Сорокину богатейший материал для размышлений о человеке, об истории, о путях развития человечества в опровержение классовых теорий. Но ему замечают:–Ты не учитываешь маленького пустяка, того, что Махонька – гениальный человек и она сама строит свою жизнь, а не люди. Люди живут по другим законам, и они нуждаются в устроении своей жизни.
Особенно радовался Федор Абрамов, когда неожиданно для себя увидел внутренним взором поведение Махоньки в годы Гражданской войны, ее особое состояние, желание помочь людям, остановить бойню, ее подвижническую гибель.
7 февраля 1982 года он записал в дневнике: «Махонька, дорогая моя Махонька! Как открылась, какой небывальщиной обернулась! Гражданская война, мрак над Россией, кровавая резня, и вот она ищет помощи у соседей (хочет подвигнуть их), а соседи парализованы страхом. И тогда Махонька за подмогой идет в прошлое, в прожитые века. Но там везде – и у князя Владимира, и у Ивана Грозного – везде русская беспечность, пьянство. И тоже междоусобицы. И народ беспечен.
На путях-дорогах встречает лишь попика (молитвенника народного, похожего на Аникия), который молит Господа Бога о просветлении россиян, о том, чтобы Господь не допустил погибели России.
И что делает Махонька?
Она отправляется на поле брани, чтобы примирить враждующих.Ахнуть можно, как это здорово!..»
В тот же день писатель делает развернутый набросок.
Люди впали в безумие, а земля – в разорение. Род на род восстал, нет, брат на брата, сосед на соседа…
И кому пожаловаться? С кем отвести душу? У кого спросить совета?
Всеобщая боязнь, страх и подозрительность.
Пошла к бывалошным славным людям России – уж они-то вразумят.
А слава России что делает? Пьет, пьянствует. Пир у князя Владимира, а под стольным градом татарва кровожадная, и надежда и опора государства, Илья Муромец, в темнице.
Пошла к Ивану Грозному. То же пьянство да еще казни…
Забрела к Сергию Радонежскому в келейку, а он плачет, убивается над Россией.
Молится… Хорошо молится и, как она же, оплакивает несогласие и распри на Руси. Хороша молитва, облегчает, радость дает душе, да только что она против оружия?
Так, несолоно хлебавши, и вернулась домой. Посмотрела: мышки охальничают по полу, а кот старый ухом не ведет, лежит на холодной печи… Везде неустройство, везде горе. Нет, надо самой что-то делать.
Выходит на поле боя. Хочет примирить стороны воюющие. Полна надежды. Уж ее-то послушают. Кто воюет? Да ребята, которым сказки сказывала. Она, она лишь способна остановить бойню. Самый слезный плач выбрала. Раньше вздыхали да плакали. А сейчас и головы не повернули к ней. Не чуют…
И тогда она своими обычными, сегодняшними словами хочет пронять враждующих. Вроде стихла стрельба… А потом, потом… Подстрелили те, кому голос ее был невнятен. Подстрелили.
Ну, это хорошо, если ее смертью будет попрана смерть… Она нажилась, с нее хватит…
27 марта 1980 года был другой вариант той же сцены.
Махонька ничего не понимает. Люди убивают друг друга. Вчера раскланивались, вчера играли друг с другом, сидели за столом, а сегодня – враги, сегодня живьем готовы сожрать друг друга. Что случилось? Те ли это люди? Не подменили ли их? А может, какая-то сила бесовская вселилась в них? Жизнь человеческая ничего не стоит.
Махонька подходит к знакомому парню: ты ли это, Петька? Может, поблазнило меня? Может, ты подмененный? Ну-ко скажи, как зовут того, этого… Может, всех нечистая сила подменила?
Махонька не может смириться с тем, что люди убивают друг друга. С ума посходили. Подняли руку на самое ценное. Что им надо? Неужели антихрист на землю пришел?
Неужели Марьюшка права? Марьюшка все стращала: вот придет антихрист! И неужели это она, Манечка, накликала беду на людей, на землю?
Махонька думает, как предотвратить беду, и однажды идет на передовую, чтобы призвать людей к миру… И покаяться. Я виновата, я виновата… Убьют ее – может, тогда одумаются люди.
Когда убивают себе подобных, не задумываются. А вот убьют ее, старушонку,– вздрогнут. Вздрогнут и одумаются.
В общем, Махонька хочет спасти людей. Победить болезнь, которой они заражены. Излечить их от болезни безумия. Да, безумия. А как иначе назвать это – убивать людей? Самое святое, самое дорогое на земле.
Вам убивать надо? Так убейте меня. Я отжила свое. Я ничего не стою. А зачем жизнь цветущую губить?
Вторую книгу Абрамов даже хотел назвать «Смертью смерть поправ» и объяснял смысл названия: это Махонька идет на смерть, чтобы прекратить братоубийственную бойню…
–Христос пожертвовал собою в расцвете лет. А мне-то сам Бог велел. Жизнь прожита, старуха старая… А вдруг да в озверевших людях проснется человек? Вдруг да люди задумаются…Аникий
Самой светлой, чистой и праведной личностью предстает в книге сельский священник Иоанникий, или, как зовут его верующие, Оникий, Аникий, Оникеюшка. Он исполнен благочестия, доброты и любви. И в какой-то мере противопоставлен обитателям монастыря, прежде всего – настоятелю Варсонофию. Облик Аникия дан главным образом в восприятии Махоньки и Федосьи.
Махонька к Варсонофию под благословение не пошла – больно барин. Пошла к Аникию – божьему барашку. Ангел, спустившийся на землю. Ангел, позабытый на земле. У Аникия не грешно и руку поцеловать.
Махонька не любит монастырскую службу. Скучно. Все черное, темное. Как вороны монахи. И то ли дело у Аникия. Все сверкает, все сияет. Любовь от всего. Травы цветут тут зимой. Ангельская доброта, ангельский голосок у Аникия… Великое очищение.
Копаневская церковь. Деревянная. Как хорошо! Уютно. А главное – Аникий.