быть уплачены. Но, не входя в утомительное обсуждение метафизических доводов, которыми они защищают свою весьма остроумную теорию, из последующего обзора с достаточной убедительностью выяснится, какие налоги падают в конце концов на земельную ренту и какие падают на какой-либо другой источник.
На территории Венеции все пахотные земли, сдаваемые в аренду фермерам, облагаются в размере десятой части ренты. Арендные договоры заносятся в официальный регистр, который ведется податными чиновниками в каждой провинции или округе. Когда собственник сам обрабатывает свои земли, они расцениваются по справедливой оценке и ему предоставляется скидка в 1/5 налога, так что за такую землю он платит только 8 % вместо 10 предполагаемой ренты.
Поземельный налог такого рода, несомненно, более равномерен, чем поземельный налог Англии. Он, может быть, не всегда так устойчив, и часто определение размеров налога может доставлять землевладельцу немало неудобств. Равным образом он может требовать более значительных издержек при взимании.
Однако может быть, пожалуй, придумана такая система проведения этого налога, которая в значительной степени устраняла бы эту неопределенность и уменьшала бы эти издержки.
Землевладелец и арендатор, например, могли бы оба быть обязаны заявлять о своем договоре об аренде для записи в общественном регистре. Могли бы быть установлены надлежащие штрафы за сокрытие или неправильное сообщение каких-либо из этих условий; и если бы часть этих штрафов выдавалась одной из этих сторон, которая сообщила и уличила другую сторону в таком сокрытии или неправильном сообщении, то это действительно удерживало бы их от сговора в целях надувательства финансового ведомства. Все условия аренды могли бы быть известны в достаточной мере из таких заявлений.
Некоторые землевладельцы, вместо того чтобы повысить ренту, включают единовременную сумму за возобновление аренды. Такая практика в большинстве случаев отличает расточителя, который за некоторую сумму наличных денег продает будущий доход гораздо большей стоимости. Поэтому в большинстве случаев она вредна для землевладельца; она часто вредна для арендатора и всегда вредна для общества. Она часто берет у арендатора значительную часть его капитала и этим так уменьшает его способность обрабатывать землю, что для него оказывается более трудным уплачивать небольшую ренту, чем при других условиях платить более высокую. А все то, что уменьшает его способность обрабатывать землю, неизбежно понижает наиболее важную часть дохода общества. Если бы налог с таких единовременных сумм был установлен гораздо более высокий, чем с обычной ренты, можно было бы за- труднить эту практику к немалой выгоде всех заинтересованных сторон — землевладельца, арендатора, государя и общества в целом.
Некоторые арендные договоры предписывают арендатору определенный способ возделывания земли и определенный севооборот в течение всего срока аренды. Это условие, которое обычно является плодом самомнения землевладельца и уверенности в превосходстве его собственных знаний (самомнения, в большинстве случаев очень малообоснованного), следует всегда рассматривать как добавочную ренту, как ренту в виде определенных услуг вместо денежной ренты. Для затруднения и прекращения такой практики, которая обычно нелепа, можно было бы этот вид ренты оценивать более высоко и, следовательно, облагать несколько выше, чем обычные денежные ренты.
Некоторые землевладельцы вместо ренты деньгами требуют ренту натурой — хлебом, скотом, птицей, вином, растительным маслом и т. п., другие, в свою очередь, требуют ее работой. Такие ренты всегда более обременительны для арендатора, чем выгодны для землевладельца. Они берут больше из кармана первого, чем дают последнему. Во всякой стране, где эти ренты встречаются, арендаторы бедны и нищенствуют почти в полном соответствии со степенью распространения рент. Эту практику, вредную для всего общества, можно было бы, пожалуй, тоже в достаточной степени затруднить, оценивая подобные ренты несколько выше, а следовательно, и облагая их несколько выше обычных денежных рент.
Когда землевладелец сам ведет хозяйство на части своих земель, рента может быть определена согласительной оценкой окрестных фермеров и землевладельцев, и ему может быть предоставлено небольшое понижение налога, как это практикуется на венецианской территории, при условии, если рента с занимаемых им земель не превышает определенной суммы. Важно поощрять землевладельца обрабатывать часть своей земли. Его капитал обычно больше капитала арендатора, и при меньшем умении он часто может получать больший продукт. Землевладелец может позволить себе различные опыты и обычно склонен делать их. Его неудачные опыты приносят ему лишь небольшие потери, тогда как его успешные — содействуют улучшению и лучшему развитию всей страны. Но может оказаться важным, чтобы понижение налога поощряло его самостоятельно обрабатывать свои земли только до известной степени. Если бы большинство землевладельцев было поставлено перед искушением самим вести хозяйство на всех своих землях, то страна (вместо трезвых и трудолюбивых арендаторов, вынужденных в своих собственных интересах обрабатывать землю так хорошо, как только позволяют это их капитал и умение) оказалась бы заполненной ленивыми и расточительными управителями, небрежное управление которых скоро ухудшило бы обработку земли и понизило бы годовой продукт земли, вызвав не только уменьшение дохода их хозяев, но и сокращение наиболее важной части дохода всего общества.
Такая система управления могла бы, пожалуй, избавить налог этого рода от всякой степени неопределенности, которая может вызывать притеснение или неудобство для плательщика, и в то же самое время могла бы содействовать всеобщему применению такого способа использования земли, какой мог бы немало повлиять на общее улучшение культуры страны.
Расход по взиманию поземельного налога, который изменялся бы при каждом изменении ренты, был бы, несомненно, несколько больше, чем при взимании налога, устанавливаемого всегда соответственно неизменной оценке. В первом случае неизбежны были бы добавочные издержки как на содержание учреждений по оценке, которые пришлось бы учредить в различных округах страны, так и на производство оценки земель, которые землевладельцы вздумали бы обрабатывать сами. Расход на все это тем не менее мог бы быть очень умеренным и значительно ниже расхода, связанного с взиманием многих других налогов, которые приносят совершенно незначительный доход в сравнении с тем, что легко может быть получено от налога этого рода.
Самое важное возражение, которое может быть сделано, по-видимому, против изменяющегося поземельного налога этого рода, состоит в том, что он может помешать улучшению земли. Землевладелец, наверное, будет менее склонен к улучшениям, если государь, не участвовавший в расходах на это, будет получать часть прибыли от этих улучшений. Даже это возражение может быть устранено, если землевладельцу будет разрешено прежде, чем он приступит к улучшениям, устанавливать совместно с податными чиновниками действительную стоимость его земель в данный момент согласно справедливой оценке определенного числа окрестных землевладельцев и фермеров, избранных поровну обеими сторонами, и если он будет обложен соответственно этой оценке на число лет, вполне достаточное для полного возмещения ему его расходов на улучшения. Привлечение внимания государя к улучшению земли в интересах увеличения его собственного дохода — такова одна из главных выгод поземельного налога этого рода. Поэтому срок, предоставляемый для возмещения затрат землевладельца, не должен быть намного продолжительнее того, что безусловно необходимо для этой цели, потому что в противном случае отдаленность ожидаемой выгоды чрезмерно ослабила бы это внимание. Но все же лучше в некотором отношении, чтобы он был несколько длиннее, чем слишком короток. Никакое возбуждение внимания и забот государя не может уравновесить малейшее затруднение, создаваемое для улучшений со стороны землевладельца. Внимание и заботы государя в лучшем случае могут вести к самому общему и расплывчатому взвешиванию того, что способно содействовать лучшей обработке большей части его владений. Внимание же и заботы землевладельца выражаются в тщательном и подробном взвешивании того, что может явиться наиболее выгодным использованием каждого дюйма земли его имения. Главное внимание государя должно быть направлено на поощрение всеми имеющимися в его власти средствами старательности и внимания землевладельца и фермера; для этого он должен предоставить им обоим преследовать свои интересы самостоятельно и по собственному разумению, дать им полнейшую уверенность, что они смогут в полной мере пользоваться плодами своего труда, и обеспечить им самый обширный рынок для всех их продуктов, установив наиболее легкие и безопасные пути сообщения по суше и по воде повсеместно в своих владениях, а также совершенно неограниченную свободу вывоза во владения всех других государей.
Если при такой системе управления налог этого рода окажется возможным применять таким образом, чтобы не только не препятствовать, но, напротив, несколько поощрять улучшение земли, то он вряд ли причинит какое-либо иное неудобство для землевладельца, кроме неустранимого вообще неудобства — необходимости платить налог.
При всех меняющихся состояниях общества, при развитии и упадке земледелия, при всех изменениях стоимости серебра и содержания благородных металлов в монете налог этого рода сам по себе и без всяких усилий со стороны правительства будет согласоваться с факти ческим положением вещей и будет одинаково справедлив и равномерен при всех этих изменениях. Поэтому он гораздо более пригоден для установления в качестве постоянного и неизменного правила или так называемого основного закона государства, чем всякий иной налог, взимаемый всегда согласно фиксированной оценке.
Некоторые государства вместо простого и понятного способа регистрации арендных договоров прибегали к более сложному и дорогому способу — фактической переписи и оценки всех земель страны. Они, вероятно, подозревали, что сдающий землю и арендатор могут в целях обмана фискального ведомства по взаимному соглашению скрывать действительные условия аренды. «Книга страшного суда» являлась, по-видимому, результатом весьма точной переписи этого рода.
В старых владениях короля Пруссии поземельный налог взимается согласно фактической переписи и оценке, пересматриваемой и изменяемой время от времени* [* «Mйmoires concernant les Droits etc.». Tome I. P. 114, 115, 116 etc.]. Соответственно этой оценке светские землевладельцы уплачивают от 20 до 25 % своего дохода, духовные — от 40 до 45 %. Перепись и оценка в Силезии были произведены по распоряжению нынешнего короля и, как говорят, отличаются большой точностью. Согласно этой оценке земли, принадлежащие епископу Бреславльскому, обложены в размере 25 % приносимой ими ренты. Другие доходы духовенства обоих вероисповеданий обложены в размере 50 %; командорства Тевтонского и Мальтийского орденов обложены в размере 40 %; земли, находящиеся в руках дворян, обложены в размере 38 1/3 %, а в руках простолюдинов — 35 1/3 %.
Перепись и оценка земель в Богемии потребовали, как сообщают, работы в продолжение более 100 лет. Они были закончены лишь после мира 1748 г. по приказу ныне царствующей императрицы*. Перепись Миланского герцогства, начавшаяся еще при Карле VI, была закончена только после 1760 г. Она считается одной из самых точных, какие когда-либо были произведены. Перепись Савойи и Пьемонта была выполнена по приказу покойного короля Сардинии* [* Mйmoires. P. 280 etc., 287–316.1]. Во владениях прусского короля доход церкви облагается намного выше, чем доход светских землевладельцев. Церковный доход в большей своей части лишь ложится бременем на земельную ренту. Редко бывает, чтобы хотя некоторая часть его шла
