владельцам мануфактур во время войны предъявляется удвоенный спрос, и им приходится, во-первых, изготовлять товары для отправки за границу, чтобы оплатить векселя, выписанные на другие страны для приобретения жалованья и провианта для армии, и, во-вторых, вырабатывать такие товары, какие нужны для покупки за границей товаров, обычно потребляемых в стране. Поэтому в разгар самой разрушительной внешней войны мануфактуры в большей своей части могут сильно процветать и, напротив, могут приходить в упадок при восстановлении мира. Они могут процветать во время разорения их страны и склоняться к упадку, когда она начинает опять процветать. Неодинаковое состояние различных отраслей британских мануфактур во время последней войны и некоторое время после заключения мира может служить иллюстрацией к только что сказанному.
Никакую войну, связанную с большими расходами или отличающуюся своей продолжительностью, нельзя без неудобств вести за счет вывоза сырых продуктов. Слишком велики оказались бы издержки по отправке такого количества их за границу, на которое можно было бы приобрести там жалованье и провиант для армии. Притом лишь немногие страны производят сырые продукты в количестве, значительно превышающем то, которое необходимо для существования их собственных жителей. Поэтому отправка за границу сколько-нибудь значительного количества сырья означала бы в большинстве случаев отправку части необходимых средств существования населения. Иначе обстоит дело с вывозом изделий мануфактур. Средства, необходимые на содержание рабочих, занятых производством, остаются внутри страны, и вывозится только избыточная часть продуктов их труда. Юм часто отмечает неспособность прежних королей Англии вести без перерыва сколько-нибудь продолжительные внешние войны* [* Hume D. History of England from the invasion of Julius Caesar to the revolution in 1688. London, 1778]. Англичане того времени не имели средств, чтобы приобретать в чужих странах жалованье и провиант для своих армий; у них было слишком мало сырья, чтобы сколько-нибудь значительная часть его могла быть сбережена от внутреннего потребления; они вырабатывали мало мануфактурных изделий и притом самых грубых и дешевых, транспорт которых, как и сырья, обходился слишком дорого. Эта неспособность обусловливалась не недостатком денег, а отсутствием тонких и лучшего качества мануфактур. Купля и продажа в ту пору, как и теперь, совершалась в Англии посредством денег. Отношение количества денег, находящихся в обращении, к числу и стоимости покупок и продаж, обычно совершавшихся в ту пору, должно было быть таким же, как и в настоящее время, или, вернее, оно должно было быть несколько больше, так как тогда не существовало бумажных денег, которые ныне заменяют значительную часть золота и серебра. У народов, которым мало известны торговля и мануфактуры, государь в чрезвычайных обстоятельствах редко может получить сколько-нибудь существенную помощь от своих подданных в силу причин, которые будут объяснены в дальнейшем. В этих странах он обычно старается копить сокровища как единственный источник в таких чрезвычайных случаях. Независимо от этой необходимости государь вообще в подобных условиях бывает склонен к бережливости, необходимой для накопления. В таком примитивном состоянии расход даже одного соверена производится не ради удовлетворения тщеславия, которое наслаждается пышной роскошью двора, а для оказания помощи держателям или гостеприимства приближенным и сторонникам. Но такие щедроты и гостеприимство очень редко ведут к расточительности, тогда как тщеславие почти всегда ведет к ней. В соответствии со сказанным любой татарский хан обладает сокровищами. Как передают, сокровища Мазепы, главы казаков на Украине, известного союзника Карла XII, были очень велики. Французские короли меровингской династии все обладали сокровищами. Когда они производили раздел своего королевства между своими детьми, они делили также свои сокровища. Англосаксонские князья и первые короли после завоевания* тоже, по-видимому, копили сокровища. Первым делом каждого нового царствования было обычно завладеть сокровищами предшествующего короля; это было главным средством упрочить наследование. Государи культурных и торговых стран не испытывают такой необходимости копить сокровища, потому что они, по общему правилу, могут получить от своих подданных чрезвычайную помощь в чрезвычайных обстоятельствах. Они и проявляют менее склонности к этому. Они естественно и, пожалуй, даже необходимо следуют за обычаями своего времени, их расходы определяются тем же расточительным тщеславием, которое руководит всеми другими крупными землевладельцами в их владениях. Скромная пышность их двора становится с каждым днем все роскошнее, и расходы на нее не только препятствуют накоплению, но часто черпают из фондов, предназначенных для более необходимых издержек. То, что Дерсиллидас говорит о персидском дворе, может быть отнесено к дворам многих европейских государей: он видел там много блеска, но мало силы, много слуг, но мало воинов.
Ввоз золота и серебра представляет собою не главную и тем более не единственную выгоду, которую нация получает от своей внешней торговли. Все местности, между которыми ведется внешняя торговля, извлекают из нее двоякого рода выгоду. Внешняя торговля вывозит ту избыточную часть продукта их земли и труда, на которую у них нет спроса, и в обмен на это привозит какие-нибудь другие товары, на которые существует у них спрос. Она придает стоимость излишкам, обменивая их на продукты, которые могут удовлетворить часть их потребностей и увеличить наслаждения. Благодаря ей ограниченность рынка не препятствует развитию разделения труда в любой отрасли ремесел или мануфактур до высшей степени совершенства. Открывая более обширный рынок для той доли продукта их труда, которая превышает потребности внутреннего потребления, она поощряет их развивать свои производительные силы и увеличивать до максимальных размеров свой годовой продукт и таким образом увеличивать действительный доход и богатство общества. Такие большие и важные услуги внешняя торговля постоянно оказывает всем странам, между которыми она ведется. Они все извлекают из нее большую пользу, хотя наибольшую пользу обыкновенно извлекает та страна, где живет купец, потому что он больше занят удовлетворением потребностей и вывозом излишков своей собственной страны, чем какой-либо чужой страны. Нет сомнения, что ввоз в страны, не обладающие собственными рудниками, необходимого им золота и серебра составляет одну из функций внешней торговли. Но это — самая незначительная из ее функций. Страна, ведущая внешнюю торговлю только для этой цели, едва ли могла бы за целое столетие отправить одно груженое судно.
Открытие Америки обогатило Европу не благодаря ввозу золота и серебра. Вследствие обилия американских рудников эти металлы подешевели. Золотую или серебряную посуду теперь можно купить за треть того количества хлеба или труда, которого она стоила бы в XV столетии. При той же ежегодной затрате труда и товаров Европа может теперь покупать ежегодно в три раза большее количество золотой и серебряной посуды, чем покупала в ту пору. Но когда какой-нибудь товар начинает продаваться за третью часть своей обычной цены, не только прежние его покупатели могут приобретать в три раза больше прежнего, но он делается также по средствам гораздо большему числу новых покупателей, может быть, в десять или даже двадцать раз превышающему прежнее их число. Таким образом, в Европе в настоящее время имеется, может быть, не только в три раза, а, пожалуй, в 20 или 30 раз большее количество золотой и серебряной посуды, чем было бы в ней даже при современном ее благосостоянии, если бы не произошло открытия американских рудников. Постольку Европа, несомненно, извлекла из этого действительную выгоду, но, разумеется, совершенно ничтожную. Дешевизна золота и серебра делает эти металлы, пожалуй, даже менее пригодными для выполнения роли денег, чем это было прежде. Для того чтобы произвести те же самые покупки, мы должны теперь нагружаться большим количеством их и носить в своем кармане шиллинг в тех случаях, когда прежде было бы достаточно монеты в четыре пенса. Трудно сказать, что из этого имеет меньшее значение — это неудобство или же противоположное удобство. Ни то, ни другое не могло вызвать сколько-нибудь существенного изменения в общем положении Европы. Однако открытие Америки, несомненно, произвело весьма существенное изменение. Открыв новый и неисчерпаемый рынок для всех товаров Европы, оно дало толчок дальнейшему разделению труда и улучшению техники, которые в узких пределах прежней торговли никогда не могли бы иметь места из-за отсутствия рынка, способного поглотить большую часть их продукта. Производительность труда повысилась, продукт его во всех странах Европы увеличился, а вместе с этим увеличились действительный доход и богатство их населения. Европейские товары почти все были неизвестны Америке, а многие американские товары — неизвестны Европе. Поэтому начали совершаться многочисленные акты обмена, которые раньше никому не приходили в голову и которые, естественно, оказывались столь же выгодными для нового материка, как были, без сомнения, выгодны для старого. Дикая несправедливость европейцев сделала событие, которое могло быть благодетельным для всех, разорительным и гибельным для некоторых из этих несчастных стран.
Открытие пути в Ост-Индию мимо мыса Доброй Надежды приблизительно около того же времени дало, пожалуй, еще более широкий простор развитию внешней торговли, чем даже открытие Америки, несмотря на большую отдаленность новых рынков. В Америке имелись только два народа, во всех отношениях стоявшие выше дикарей, и они были истреблены почти сейчас же после того, как были открыты. Остальные жители Америки были настоящими дикарями. Напротив, государства Китая, Индостана, Японии, а также другие страны Ост-Индии, не обладая особенно богатыми рудниками золота и серебра, во всех других отношениях были богаче, культурнее и дальше ушли вперед во всех ремеслах и мануфактурах, чем Мексика и Перу, даже если мы отнесемся с доверием, очевидно, к не заслуживающим его преувеличенным сообщениям испанских писателей о состоянии последних государств древности. Но богатые и цивилизованные народы всегда могут производить обмен друг с другом на гораздо большую стоимость, чем с дикарями и варварами. Европа, однако, до сих пор извлекала гораздо меньше выгоды из своей торговли с Ост-Индией, чем из торговли с Америкой. Португальцы приблизительно на целое столетие монополизировали ост-индскую торговлю в свою пользу, и только окольным путем и через них другие народы Европы могли отправлять или получать товары из этой страны. Когда в начале минувшего столетия голландцы начали проникать туда, они сосредоточили всю свою ост-индскую торговлю в руках одной монопольной компании. Англичане, французы, шведы и датчане — все последовали их примеру, так что ни одна большая нация Европы никогда не пользовалась преимуществами свободной торговли с Ост-Индией. Не нужно отыскивать других причин для объяснения того, почему она никогда не была так выгодна, как торговля с Америкой, которая, поскольку речь идет о торговле между данной европейской нацией и ее колониями, вполне свободна для всех подданных этой нации. Исключительные привилегии этих ост-индских компаний, их большие богатства, значительные льготы и покровительство, которые благодаря этому были им обеспечены со стороны их правительств, возбуждали сильную зависть по отношению к ним. Эта зависть часто изображала
