последней было очень неточно известно в Европе. Немногие европейские путешественники, побывавшие там, преувеличивали ее расстояние от Европы; возможно, что благодаря невежеству и простодушию расстояние, действительно очень большое, казалось почти бесконечным тем, кто не мог измерить его; возможно также, что это делалось в целях усиления чудесного характера их приключений — посещения стран, столь неимоверно отдаленных от Европы. Чем длиннее путь на восток, вполне верно заключал Колумб, тем короче он должен быть на запад. Он решил поэтому направиться этим путем, как более коротким и безопасным, и ему удалось убедить Изабеллу Кастильскую в осуществимости своего проекта. Он отплыл из гавани Палос в августе 1492 г., почти за пять лет до отплытия экспедиции Васко да Гама из Португалии. После путешествия, длившегося от двух до трех месяцев, он открыл сперва некоторые из малых Багамских (Лукайских) островов, а затем большой остров Сан-Доминго.
Но страны, открытые Колумбом в этом или в его последующих путешествиях, не походили на те, на поиски которых он отправился. Вместо богатства, культуры и населенности Китая или Индостана он находил в Сан-Доминго и во всех других частях Нового Света, которые он посетил, только местности, сплошь покрытые лесами, невозделанные и населенные малочисленными племенами голых и жалких дикарей. Тем не менее он не хотел признать, что это не те страны, которые описал Марко Поло, первый европеец, который посетил или по крайней мере оставил после себя описание Китая или Ост-Индии. Часто бывало достаточно ничтожного сходства, например между Цибао, названием одной горы в Сан-Доминго, и Ципранго, упоминаемым Марко Поло, чтобы Колумб возвращался к своему излюбленному предположению, хотя и вопреки самым очевидным фактам. В письмах к Фердинанду и Изабелле он называл открытые им страны Индиями. Он ни в малейшей степени не сомневался в том, что они представляют собой крайнюю оконечность стран, описанных Марко Поло, и что они не очень отдалены от Ганга или стран, завоеванных когда-то Александром. И даже когда он в конце концов убедился в своей ошибке, он все же обольщался надеждой, что эти богатые страны не очень далеки, и в свое следующее путешествие отправился на поиски их вдоль берега материка и в сторону Дариенского перешейка.
Ошибочное название, данное Колумбом, сохранилось с тех пор за этими несчастными странами; а когда, наконец, было ясно установле- но, что эта новая Индия не имеет ничего общего со старой Индией, первая была названа Западной (Вест-Индия) в отличие от последней, которая получила название Восточной (Ост-Индии).
Для Колумба было, конечно, очень важно изобразить испанскому двору открытые им земли, каковы бы они ни были, как имеющие очень большую ценность и значение. А между тем, поскольку речь идет о том, что составляет действительное богатство каждой страны, т. е. о животном и растительном царстве, в это время отсутствовали какие бы то ни было данные, которые могли бы оправдывать такое изображение этих стран.
Самым крупным живородящим четвероногим в Сан-Доминго было кори, нечто среднее между крысой и кроликом, которое Бюффон считает тождественным с бразильским aperea* [* Buffon. Histoire naturelle. Vol. XV, p. 162]. Этот вид, по-видимому, никогда не был очень многочисленным, а собаки и кошки испанцев, как передают, давно уже почти полностью истребили его, как и некоторых других животных, еще меньшего размера. Эти животные вместе с довольно большой ящерицей, называемой ивано, или игуана, составляли главную часть животной пищи, которая здесь имелась.
Растительная пища жителей, хотя и не очень обильная ввиду отсутствия трудолюбия с их стороны, все же не была так скудна. Она состояла из маиса, плодов хлебного дерева, картофеля, бананов и других растений, тогда вообще еще неизвестных в Европе и впоследствии не очень ценившихся в ней и не считавшихся столь же питательными, как обычные сорта хлеба и стручковых, которые с незапамятных времен возделывались в этой части света.
Хлопок, правда, доставлял материал для очень важной отрасли мануфактур и, без сомнения, был в то время для европейцев самым ценным из всех растительных продуктов этих островов. Но хотя в конце XV столетия кисея и другие хлопчатобумажные изделия Ост-Индии весьма ценились во всей Европе, хлопчатобумажная промышленность не существовала ни в одной из европейских стран. Поэтому даже этот продукт не мог иметь в то время в глазах европейцев особенно большого значения.
Не находя ничего среди животного или растительного царства вновь открытых земель, что могло бы оправдывать изображение их в очень выгодном свете, Колумб обратил свое внимание на минералы; он утешал себя мыслью, что в богатстве этого третьего царства он нашел полное возмещение скудости двух других. Маленьких кусочков золота, которыми жители украшали свою одежду и которые, как ему сообщили, они часто находили в ручьях и потоках, стекавших с гор, было достаточно, чтобы убедить его, что эти горы изобилуют богатейшими золотыми залежами. Поэтому Сан-Доминго был изображен страной, изобилующей золотом и ввиду этого (в соответствии с предрассудка- ми не только настоящего времени, но и той эпохи) являющейся неисчерпаемым источником действительного богатства для королевства Испании. Когда после возвращения из своего первого путешествия Колумб был представлен с торжественными почестями государям Кастилии и Арагонии, перед ним в торжественной процессии несли главные продукты открытых им стран. Единственно ценная часть их состояла из нескольких маленьких золотых обручей, браслетов и других украшений и из нескольких тюков хлопка. Все остальное представляло собою лишь предметы, рассчитанные на возбуждение любопытства и удивления толпы: тростник чрезвычайно больших размеров, несколько птиц с очень красивым оперением и несколько чучел громадных аллигаторов и ламантинов; во главе этой процессии шли шесть или семь несчастных туземцев, необычный цвет кожи и внешность которых усиливали оригинальность всего зрелища.
В результате представлений Колумба совет Кастилии решил принять в свое владение земли, жители которых были явно неспособны защищаться. Благочестивая цель обращения их в христианство освящала несправедливость этого проекта. Но надежда найти там золотые сокровища являлась единственным мотивом, побуждавшим предпринять этот шаг; и чтобы придать этому мотиву больший вес, Колумбом было предложено, чтобы короне уплачивалась половина всего золота и серебра, которые будут найдены. Предложение это было одобрено советом.
До тех пор пока все золото или значительная часть золота, привозимого в Европу первыми искателями приключений, добывалась таким легким способом, как ограбление беззащитных туземцев, было, пожалуй, не очень трудно платить даже эту тяжелую пошлину. Но после того как у туземцев отняли все, что они имели, — а это в Сан-Доминго и во всех других странах, открытых Колумбом, было полностью сделано за шесть или семь лет — и когда, чтобы добыть золото, стало необходимо искать его в рудниках, уже не представлялось ни малейшей возможности уплачивать эту пошлину. Ввиду этого строгое взимание ее привело сперва, как передают, к тому, что рудники в Сан-Доминго были совсем заброшены и разработка их потом уже никогда не возобновлялась. Поэтому пошлина скоро была понижена до одной трети, потом до пятой, затем до одной десятой и наконец до одной двадцатой валовой добычи. Пошлина с серебра еще долгое время оставалась в размере одной пятой валовой добычи; она была понижена до одной десятой только в текущем столетии. Но первые искатели приключений, как кажется, не очень интересовались серебром. Предметы менее драгоценные, чем золото, не казались им заслуживающими внимания.
Все остальные предприятия испанцев в Новом Свете, последовавшие за путешествиями Колумба, были вызваны, по-видимому, тем же мотивом. «Священная жажда золота» привела Ойеду, Никессу, ВаскоНуньеса де Бальбоа к Дариенскому перешейку, Кортеца — в Мек- сику, а Альмагро и Пизарро — в Чили и Перу. Когда эти искатели приключений прибывали к какому-нибудь неведомому берегу, они всегда первым делом осведомлялись, есть ли здесь золото, и в зависимости от полученного ответа на этот счет они решали, покинуть ли эту местность или осесть в ней.
Между тем из всех тех дорогих и ненадежных проектов, которые приносят банкротство большинству людей, увлекающихся ими, нет, пожалуй, более разорительного и гибельного, чем поиски новых серебряных и золотых рудников. Это, вероятно, самая невыгодная на свете лотерея или во всяком случае такая, в которой выгода тех, на долю которых выпадают выигрыши, меньше всего соответствует потерям тех, кто получает пустые номера, ибо выигрышей немного, пустых билетов много, а самая цена билета обычно равняется целому состоянию очень богатого человека. Приисковые предприятия не только не возмещают затраченный на них капитал вместе с обычной на него прибылью, но и поглощают обычно как капитал, так и прибыль. Поэтому благоразумный законодатель, желающий увеличить капитал своей нации, меньше всего станет оказывать особое поощрение именно этому роду деятельности или направлять к нему большую долю капитала, чем это было бы при отсутствии поощрения. Действительно, нелепая вера всех людей в свою удачу столь сильна, что значительная часть их склонна по собственному почину заняться этим делом, если налицо имеется хотя бы малейшая вероятность успеха.
Но, хотя отношение здравого смысла и опыта к подобного рода проектам было всегда крайне неблагоприятно, человеческая жадность обычно шла наперекор этому. Та самая страсть, которая внушала столь многим людям нелепую мысль о философском камне, внушала другим столь же нелепое представление о неисчерпаемо богатых золотых и серебряных рудниках. Они не принимали во внимание тот факт, что стоимость этих металлов во все времена и у всех народов обусловливалась главным образом их редкостью, а эта последняя обусловливалась тем, что природа расположила их очень небольшими коли чествами во всех тех местах, где они встречаются, что почти повсюду она окружила эти небольшие количества твердыми и прочными веществами и что поэтому повсюду необходимы значительный труд и расходы, чтобы добраться до них и овладеть ими. Эти люди льстили себя надеждой, что во многих местах можно найти жилы этих металлов столь же мощные и обильные, как и обычно обнаруживаемые жилы свинца, меди, олова или железа. Мечта сэра Вальтера Ралея* [* Raleigh. The discovery of large, rich and beautiful empire of Guiana. 1596] о золотом городе и стране Эльдорадо свидетельствует нам, что даже мудрые люди не всегда свободны от подобных иллюзий. Больше ста лет после смерти этого великого человека иезуит Гумила* [* Gumila. El Orinoco illustrado. Vol. I, cap. 25] все еще был убежден в действительном существовании этой чудесной страны и с большой горячностью и, смею сказать, с большой искренностью говорил о том, как был бы он счастлив понести свет Евангелия народу, который в состоянии так хорошо вознаграждать благочестивые усилия своего миссионера.
В странах, впервые открытых испанцами, в настоящее время неизвестны золотые или серебряные рудники, которые считались бы стоящими разработки. Сведения о количествах этих металлов,
