указали на дверь; но я не могла уйти не сказав, что «во всяком случае, от жалоб толку не будет, так как не в их власти осуществлять свое решение». Когда я вышла за порог, то первой мыслью было: какое счастье, что сюда не пришел сам мистер Карлейль! Что до остального, то хотя все могло бы обернуться и лучше, я была благодарна, что дела не приняли куда худший оборот.
Потрошильщицы рыб, 1859 год
Чарльз Ричард Уэлд
Английский путешественник Чарльз Ричард Уэлд провел в 1859 году два месяца в Хайленде и составил подробный рассказ о своих впечатлениях. Ниже он описывает встречу с рыбачками в гавани Уика, занятыми в одном из самых прибыльных в стране, но в то же время непостоянном и сезонном промысле.
Покинув гостиницу, мы направили свои стопы в гавань. Уик в любое время года нельзя назвать очаровательным городком; но во время лова сельди он отвратителен. Постоянное население из 6722 душ увеличивается в промысловый сезон до 16 000 человек, а поскольку дома не умножаются в той же пропорции и организация санитарных мер не находится на высоте, то можете представить, что этот грандиозный приток населения вовсе не улучшает внешнего облика Уика.
Но пока мы шагали по пропахшим рыбой улицам, не было ни намека на переполненность населением; главные артерии города были почти безлюдны, и за исключением детишек, там и тут лепивших куличи из грязи, и старух, дышащих свежим воздухом у открытых дверей, никого не было видно.
Объяснение простое: мужчины отсыпаются, а женщины, как мы вскоре увидим, заняты работой среди гор сельди. Мы минуем множество улиц, обитатели которых погружены в сон, и выходим к гавани, где оказываемся в царстве женщин.
В гавани тесно от рыбачьих лодок, набившихся чуть ли не борт в борт; места нет и для ялика. Теряешься в догадках, как они вообще сюда сумели войти, и в равной мере удивляешься тому, как они выберутся отсюда. Это не торговый порт. Корабли, что заходят в Уик, причаливают в более удобной и просторной гавани Стаксиго, принадлежащей соседней деревне с тем же названием.
Гавань Уика окружена вдоль побережья сотнями сооружений, с виду очень похожих на брошенные после начала строительства деревянные домики, по площади некоторые из них достигают двадцати футов, а стены имеют в высоту всего три фута. Это лохани для потрошения. Вокруг них стоят рядами те, в ком при ближайшем рассмотрении вы в конце концов опознаете женщин, хотя если бы вы не признали их с первого взгляда, то за имеющиеся сомнения относительно пола вас можно извинить. Все женщины носят странного вида парусиновые одеяния, настолько забрызганные кровью и заляпанные рыбьими внутренностями и чешуей, что они напоминают каких-то животных ихтиологического царства, недавно лишившихся кожи и претерпевающих, вероятно, одно из превращений, о коих идет речь в теоретической книге господина Дарвина «О происхождении видов». И если человек может стать обезьяной или когда-то был китом, то почему бы девице из Кайтнесса не стать селедкой? Здесь, во время рыболовного сезона, процесс превращения протекает непосредственно у вас на глазах. Кожа покрывается чешуей — как при метемпсихозе, и несомненно, для кайтнесской потрошилыцицы не может быть рая, где нет сельди. Я скептически отношусь к русалкам, относя их к созданиям мифической зоологии, но, видя перед собой кайтнесскую потрошилыцицу, вполне можно сказать, что русалки, да и тритоны тоже, существуют.
Но довольно болтовни, и женщины меняют шкуру. Закончив работу, они облачаются в цветастые платья, и вы не узнаете в щеголяющих нарядами девушках, каких встретите вечером, тех существ, покрытых кровью и потрохами, которых видели утром…
Давайте посмотрим за их действиями. Во-первых, пока лодки выгружают свои чешуйчатые сокровища, уложенную в корзины сельдь стараются как можно скорее принести из лодок к лоханям для потрошения. Затем женщины, кого фамильярно называют «потрошилыцицами», набрасываются на селедку, точно хищные птицы, хватают свои жертвы и быстрыми движениями, которые едва способен уловить глаз, избавляют рыбу от внутренностей. Операция, которую девица не столь отталкивающая с виду, как ее товарка, любезно показала специально для меня в замедленном темпе, производится следующим образом. Селедка берется левой рукой, на шее острым коротким ножом ловко делаются два надреза, отверстие получается достаточно большим, чтобы через него извлечь внутренности и печень. Вместе с жабрами потроха отбрасываются в бочку, а рыбина летит в кучу своих выпотрошенных товарок. Я попробовал свои силы в этом с виду простом процессе и даю десять к одному, что первым своим надрезом вы обезглавите селедку. Если этого не случится, то в своих попытках выпотрошить рыбу вы искромсаете сельдь так серьезно, что из-за вас она окажется совершенно недостойной чести быть упакованной вместе с умело разделанными подругами. И даже если вы мастерски преуспеете в извлечении внутренностей, вероятно, на эти действия потратите немало минут, в то время как уикские потрошилыцицы — я сам засекал время — в среднем разделывают за минуту двадцать шесть селедок.
Сельдь несколько раз последовательно перекладывают, перед тем как в конце концов закрыть в бочку. Каждый раз в укладку добавляют побольше соли, а при последней укладке особое внимание уделяют расположению селедок в рядах. Внутренности складывают в бочки и затем продают фермерам на удобрения, по цене в среднем 1 пенс за бочку…
Как можно предположить, в промысловый сезон в Уике господствуют пьянство и распущенность. Многое связано с тем, что мужчины и женщины скучены в одном месте без всякого порядка. Священники жалуются, что, прилагая громадные усилия для поощрения успеха ловцов сельди, мало внимания уделяют поддержке ловцов человеков. Общества трезвости, однако, оказались очень полезны. Несколько лет назад меня уверяли, что во время промысла сельди в день выпивается пятьсот галлонов виски. Теперь же количество выпиваемого спиртного составляет намного меньшую цифру.
Когда погода неблагоприятна и лодки не могут выйти в море, пьянство и клановая рознь толкают на ссоры и потасовки, хотя они редко приобретают размах беспорядков. Однако прошлый год был исключением; стычка, начатая двумя мальчишками, которые поссорились из-за яблока, переросла в ожесточенное столкновение мающихся от безделья рыбаков. Между обитателями Хайленда, Лоуленда и островов вспыхнула застарелая вражда кланов. Блеснули ножи, пролилась кровь, да так быстро, что пришлось зачитать акт о беспорядках и прислать из Эдинбурга солдат, что ввело страну в немалые расходы. Мне случилось быть у сэра Джона Синклера, в Баррок-хаусе, неподалеку от Уика, когда возникли беспорядки, и у меня имелась хорошая возможность услышать рассказы о волнениях. Как обычно, рассказы сильно разнились, но вполне сходились в двух моментах, которые приводили беспристрастного слушателя к выводу, что сильные раздоры между кланами, бурлившие в прошлом, не угасли и по сию пору.
Стервятники, май 1859 года
«Аргайлшир геральд»
Контрабанда, спасение и сбор того, что выброшено морем, в определенных районах Шотландии были неотъемлемой частью жизни. Этот глубоко укоренившийся обычай, который восходил еще к тем временам, когда желанные товары власти впервые обложили налогами и сборами, далек от забавной и романтической деятельности, каковой он нередко изображался, и это было злонамеренное и даже кровавое ремесло. Следующий случай на острове Айлей показывает, как алчные люди падки на дармовщинку и как яростно они защищают то, что достается даром.
Потерпевший кораблекрушение бриг «Мэри-Энн» из Гринока теперь выброшен на берег в заливе Килхоман-бэй на острове Айлей, его быстро разбирают на части, а часть груза плавает на мелководье. До субботы было спасено около 200 ящиков, в которых были бутылки с бренди, виски и джином, и не менее шести бочек бренди, виски и вина; но имели место самые дикие сцены пьянства и насилия, какие только можно вообразить.
Из окрестностей отовсюду сбежались сотни людей, особую прыть проявили рыбаки из Портнахэйвена, явившиеся все до единого. На ящики набрасывались, едва те оказывались на суше, их разбивали, а содержимое уносили и выпивали. Вокруг многие валялись тут и там среди скал, утратив способность передвигаться, а другие тем временем дрались, словно дикари. Присутствовавшие сержант Кеннеди и констебль Чизхолм из полиции графства использовали все имевшиеся в их распоряжении возможности, чтобы прекратить мародерство.
В четверг им удалось установить и поддерживать какой-то порядок, но когда опустилась ночь, местные жители выказали явные признаки недовольства тем, что на берегу вообще есть полиция, и тем более тем, что она не позволяет парню выбить дно винной бочки, чтобы, как он выразился, «все моряки порадовались». На стражей порядка немедленно набросилась толпа, началась рукопашная схватка, продлившаяся с полчаса и окончившаяся поражением полиции, причем вдвоем они противостояли трем-четырем десяткам местных жителей.
Полиция отступила на Куил-фарм — что от места событий отстоит примерно на милю, — и ее преследовали по пятам примерно 30 местных жителей, издававших дикие вопли. Миссис Симпсон из Куила, завидев состояние дел, впустила полицейских в свой дом и накрепко заперла двери, раздав им к тому же имеющееся оружие. Собравшаяся возле дома толпа поорала какое-то время, но, узнав, что у полицейских есть огнестрельное оружие, разошлась. Все вновь вернулись на берег.
На следующее утро место событий представляло собой еще более ужасное зрелище. На берегу лежало распростертое мертвое тело крупного и сильного мужчины по имени Дональд М’Фейден, рыбака из Портнахэйвена, который считался самым сильным человеком на Айлее; бренди оказался еще сильнее. У него осталась жена и дети. Других, по-видимому, находящихся при смерти, перенесли в близлежащие дома, где для спасения их жизней были применены все доступные средства. Миссис Симпсон, особа очень добрая и человечная, снабдила страждущих всеми лекарствами, какими могла, но на пятнадцать или шестнадцать миль окрест нет ни единого доктора. Мистер Джеймс Симпсон раздобыл гроб для М’Фейдена и организовал похороны в пятницу. Когда уносили труп несчастного, можно было видеть, как кто-то еще дрался, кто-то продолжал плясать, другие просили выпить, чтобы, по их словам, достойно похоронить человека. В субботу было известно всего об одном умершем, но в понедельник сообщили, что умерли еще двое.
«Славное двенадцатое», 1859 год
Чарльз Ричард Уэлд
Чарльз Ричард Уэлд был типичным представителем богачей, приезжавших в Шотландию в мечтах позабавиться охотой, которую предлагают густо поросшие лесами шотландские поместья. Для многих таких, как он, лучшим временем для поездки в Шотландию было 12 августа — Славное двенадцатое, дата начала сезона охоты на шотландских тетеревов. Для некоторых охота была единственным стимулом к тому, чтобы отправиться на север.
Мы вскочили с кроватей, ощущая прилив бодрости от того факта, что занялась заря 12 августа, героически устремились под душ, который словно стегал наши спины сосульками, покинули ванную комнату красные, как вареные раки, и с кожей, натянутой, как барабан, оделись и сели за завтрак… Для голода тут нет никаких шансов. Ни к
