она помешалась, нам все поставляет торговец Роузхерти, и ей незачем больше приходить». Она добавила: «И ни при каких обстоятельствах не угощай ее чаем или еще чем-то, чтобы не поощрять. Мы не можем допустить, чтобы вокруг слонялась сумасшедшая». Я отступила к задней двери. Они ничего не знают и не понимают. Экономка передала слова хозяйки, и я поблагодарила ее учтивой улыбкой, словно бы ничего и не случилось. У меня было огромное желание вернуться и ударить ту женщину.
Крушение железнодорожного моста через Тай, 28 декабря 1879 года
Уильям Макгонагалл
Железнодорожный мост через реку Тай открылся в 1878 году под фанфары, в честь его открытия самозваный лауреат Уильям Макгонагалл из Данди даже сочинил эвлогию. На следующий год, ночью 28 декабря, во время сильного шторма, мост, когда по нему проходил поезду обрушился. Погибли семьдесят пять пассажиров и поездная бригада. Позднее открылось, что инженер Томас Боух неверно рассчитал воздействие ветровой нагрузки, а подрядчик использовал при возведении моста бракованные материалы. Макгонагалл и это событие увековечил в стихах. Хотя изложенные факты неверны, а тон стихотворения оказался непреднамеренно комичен, нельзя усомниться в том, что поэт искренне огорчен случившимся.
Прекрасный мост через серебристый Тай!
Увы! К прискорбью должен сообщить,
Унесено девяносто жизней, в год 1879,
Который помнить будут очень долго.
То было в час вечерний, в семь,
И ветер дул со всею мощью,
И ливень яростно хлестал,
И тучи темные как будто злились,
И демон воздуха словно бы сказал:
«Я сдую прочь мост через реку Тай»…
Должно быть, страшная была картина,
Представшая в неверном лунном свете,
Когда Шторм-дьявол хохотал и ревел сердито,
На железнодорожном мосту через серебристый Тай.
О! Злосчастный мост через серебристый Тай!
Теперь я должен завершить свой стих
Миру бесстрашно, без малейшего испуга, поведав,
Что устояли бы твои центральные фермы,
Так сведущие люди, по крайней мере, говорят,
Будь они опорами поддержаны с обеих сторон,
Так сведущие люди, по крайней мере, признают,
Чем крепче мы строим свои дома,
Тем меньше риск для нас погибнуть.
Среди обитателей «черных домов», ок. 1880 года
Джон Уилсон
Школьный инспектор с «большого острова» едва скрывал свое изумление, столкнувшись с тем, в каких условиях живут островитяне на Гебридах.
Об основной массе коренных жителей нельзя сказать, что их обычаи являются примерами чистоплотности. Часто дети носят скудную одежду до тех пор, пока она буквально не превращается в лохмотья. Почти все они, и зимой, и летом, ходят с босыми ногами. Обычная картина, если видишь, как женщины перебираются через болотистые участки босиком, тогда как редко встретишь необутого мужчину. При переправе через речку вброд, чтобы избавить мужа от хлопот, связанных со снятием и надеванием заново обуви, жена переносит его через поток в плетеной корзине. Видя такое, я часто желал, чтобыитиш, или соломенная веревка, проходящая поперек груди женщины, оборвалась, а недостойная ноша шлепнулась в воду.
Позвольте мне описать жилище мелкого арендатора на Льюисе, или «черный дом», как его крайне уместно окрестили по меньшей мере с полвека тому назад. Оно состоит из двух рядов каменных стен, промежуток между которых засыпан землей. На высоте в четыре фута обычно произрастает густая трава, причем иногда столь обильно, что я видел, как женщина поднимала ягненка, чтобы он пощипал там зелень. Крышу образуют грубые жерди, покрытые толстым слоем соломы, которую удерживают веревки или мотки из скрученного вереска, прижатые сверху большими камнями, чтобы покрышку не сдуло ветром. Редко можно увидеть дымоходы, через которые мог бы уходить наружу густой дым от торфа. Как правило, в нижней части соломенной крыши имеется отверстие, для удобства домашней птицы. Дым от горящего торфа в очаге, расположенном по центру помещения, проникает сквозь солому, которая со временем приобретает хороший осадок сажи. Каждый год мужчины тщательно сдирают солому, а женщины переносят ее в корзинах на картофельные поля и раскладывают вдоль борозд для подкормки прорастающих клубней. Фермер на Льюисе скорее согласится терпеть холод, чем расстанется со своей сажей. Это подтверждает и гэльская пословица: «Лучше дым, чем северный ветер».
В различных частях этих «черных домов» находят разом пристанище и домочадцы, и домашний скот, обычно отделенные друг от друга невысокой стенкой. В подобных обстоятельствах нельзя ожидать чистоты и хороших санитарных условий. Для уборки навоза в определенное время года торцевую стену дома сносят. Именно тогда больше всего бывает распространена скарлатина, нередко она уносит целые семьи. Но самое большое отвращение вызывает то, что дети нередко были страшно заражены паразитами. Я видел очень хорошенькую маленькую девочку, которую так одолевали паразиты, что во время чтения она отшвырнула книгу на пол и принялась яростно расчесываться, при этом с обеспокоенным и неуверенным видом посмотрела сначала на меня, а после на учителя, словно не зная, как будет встречено подобное отклонение от норм хорошего поведения.
Бывало, животные сами устраивались в той части дома, где располагался очаг. Однажды после осмотра школы в западной части я зашел в дом арендатора по другую сторону дороги. Когда я открыл дверь, меня чуть не ослепили клубы дыма. Этим вполне объяснялись частые случаи офтальмии у детей. Войдя, я различил на расстоянии лишь приглушенное свечение огня — в центре помещения на полу горел в очаге торф. Я двинулся в ту сторону и, приблизившись, разглядел возле очага девочку, которая только что вернулась домой из школы. Когда я подошел к ней, то она отступила назад, перешагнув через что-то у ее ног. Я изумился, обнаружив, что это взрослая свинья, которая со всеми удобствами разлеглась возле огня.
Катастрофа во время рыбной ловли у Аймута, 14 октября 1881 года
Джордж Коллин и Джордж Патерсон
В исторических хрониках Шотландии имеется множество сообщений о кораблекрушениях, но несчастный случай, произошедший у Аймута с рыболовными судами в 1881 году, считается одним из самых трагических. Возле бервикширского рыбацкого порта Аймут во время шторма, который газеты сравнивали с тем, что два года назад обрушил мост через Тай, в один день утонули 129 мужчин и мальчиков. Однако только через несколько дней стали ясны масштабы случившегося несчастья и человеческих потерь. Трагедия была еще страшнее оттого, что многие суда утонули на глазах родных несчастных рыбаков, наблюдавших с пирса и с берега.
Джордж Коллин, шкипер «Белой звезды»:
Мы отправились с остальной флотилией в пятницу утром. Мы находились милях в пятнадцати от берега, когда налетел шторм… Первым признаком надвигающегося шторма было то, что некоторые суда по наветренному борту убавляли паруса. Ураган был огромной силы. Мы оказались неспособны выбрать больше четверти линя, чтобы судно не разбилось о причал. Был сильный туман, ветер принес дождь, и мы не видели ничего дальше 500 ярдов. Вдобавок было очень темно. Мы повернули в сторону Аймута, и рядом с нами шла «Мертл». Мы оба остановились, чтобы попытаться понять, где оказались, и в это время суда находились бортом к ветру.
Было очень темно, и мы оставались в таком положении минут двадцать. Так как положение не прояснилось, то носом суда смотрели на восток. Вот в таком положении огромная волна захлестнула «Белую звезду» и едва не утопила ее. Через десять минут удар обрушился на «Мертл», и она перевернулась. С «Белой звезды» мы видели ее после этого дважды, но из людей на поверхность так никто и не выплыл. Нас отнесло на несколько сотен ярдов. Волнение стало еще сильнее, и мы повернули корабль против волны и в открытое море. Мы наткнулись еще на одно перевернувшееся судно. У него была новая мачта, такелаж с которой плавал рядом. Мы никого не видели.
Как туман разогнало, мы обнаружили, что находимся в пяти милях от гавани, с подветренной стороны, и поскольку идти против ветра было невозможно, мы подняли балласт из носовой части, чтобы судно лучше могло встречать волну, и решили «идти в море ради наших товарищей в ночь», чем рисковать, оставшись у берега. Ночь была холодной, но на борту у нас была и провизия, и «топливо»; и не было необходимости в том, чтобы оставлять на палубе больше одного человека.
В субботу при свете дня мы подняли паруса и направились к суше, будучи тогда южнее островов Ферн, и двигались к Тайнмуту. На протяжении всей пятницы волны были ужасающей высоты, особенно вечером. Каждая волна выглядела так, словно вот-вот поглотит наше суденышко. Мы видели их гребни высоко над собой, они обрушивались вниз с громким шумом, но наше судно словно бы вело по курсу само Провидение. Когда мы встречались с волнами, то либо благополучно взбирались на волну, либо удивительным, как казалось, образом успевали пройти между двумя валами.
Я опытный моряк, многое повидал на море, но никогда мне не доводилось попадать в такой жестокий шторм, и насколько мне помнится, буря не бушевала так долго и с такой силой. Я бы сказал, ветер дул двадцать пять часов, прежде чем можно было сказать, что он утих. В открытом море мы провели сорок четыре часа.
Джордж Патерсон, с «Энтерпрайза»:
Мы покинули Аймут около восьми часов утра пятницы и отошли мили на четыре, когда обрушился шквал. Произошло все так, словно ладонью кто хлопнул, вместе с ветром неожиданно упала тьма, и налетел дождь. Мы обрубили канаты и, сумев взять паруса на рифы, держали курс на открытое море, в чем и был наш единственный шанс на спасение. Когда мы были милях в шести от берега, меня смыло за борт, и я подумал, что дела плохи и я пропал, но, сохранив присутствие духа, сумел ухватиться за шкот бизани, когда вода вновь хлынула на судно, и мои товарищи с огромным трудом втащили меня на борт.
Примерно через десять минут на корабль обрушилась еще одна волна, смывшая за борт Джеймса Уиндрама. Спасти его мы не могли никак. Когда волна прошла, море было спокойно минуту-другую, и мы видели, как смело Уиндрам плывет в кильватере корабля, но через две или три минуты силы его истощились, он поник головой и утонул.
Волны по-прежнему были очень высокими, и все на борту уже оставили всякую надежду когда-нибудь вновь увидеть землю. Мы продолжали держать курс на восток, в открытое море, по возможности подальше от земли, и так шло до четырех часов утра. Тогда мы находились в 30 или 40 милях от маяка острова Ферн. Шторм к тому времени существенно умерил силу, мы развернули судно и рискнули направиться к земле. Нам удалось выдержать шторм, и нас взяло на буксир судно из Норт-Шилдса, куда мы и пришли около двух часов. В таком шторме я никогда больше не бывал, а я ходил в море почти тридцать лет.
Битва при Брейсе, 18 апреля 1882 года
Александр Гау
