концов тварь медленно погрузилась в воду и исчезла. Как он говорил мне, прежде он не был склонен верить, что какое-то крупное животное (вероятно, большой тюлень) проникло в озеро, — но он никогда не предполагал, что увидит нечто, имеющее такой «доисторический» облик.
Точно так же голову и шею и изредка проглядывающее тело заметили из «Хафуэй-хауса» в Олсайте, в том числе — мисс Дж. С. Фрейзер и мисс М. Хауден, 22 сентября, около 11 часов утра. В этом случае также (как и почти во всех) условия видимости и т. д. были практически безупречными. Мисс Фрейзер заметила два напоминающих оборку отростка в месте соединения головы с шеей…
Позднее в тот же день тварь видели у Балнафойха, что существенно дальше по озеру в сторону Инвернесса. Тогда скорость животного по поверхности можно оценить в 15 узлов — можно припомнить, что такой же скоростью обладало существо, увиденное моряками на «Дедале» (1848), и то животное, какое заметил в 1893 году капитан Р. Дж. Крингл с парохода «Умфули»…
Большинство очевидцев, однако, наблюдали вовсе не поднятые над водой голову и шею. Гораздо чаще тварь представала в виде большого темного горба, или горбов, движущегося по воде и оставляющего позади значительное волнение, а изредка — и по бокам от себя. Количество горбов варьируется; чаще отмечается один большой горб — похожий на спину дельфина-касатки, за исключением спинного плавника, — но два горба, один крупный, второй, поменьше, впереди, разделенные полосой воды, также видели несколько очевидцев.
На указанное обстоятельство пролили свет свидетельства трех дам — мисс Рэттрей, мисс А. Рэттрей и мисс М. Хэмилтон, магистра искусств, — которые наблюдали тварь у Дореса 24 августа. Оно появилось за кормой рыболовного дрифтера, следуя за ним в сторону Инвернесса, и выглядело чередой пяти темных горбов, причем второй (считая от начала) был значительно крупнее и выше торчал над водой, чем прочие, а четвертый и пятый были несколько короче и ниже первого и третьего. Горбы (которые, как нарисовала мисс Рэттрей, поразительно напоминают животных, увиденных возле Глостера в штате Массачусетс в 1817 г. и в Лох-Хурне в 1872 г.) слегка поднимались и опускались, пребывая в волнообразном движении, а иногда все горбы ровно, не раскачиваясь, погружались или появлялись из воды. В результате порой было видно то пять горбов, то три (два последних скрывались под водой), а изредка на поверхности оставался только самый большой (второй) горб.
Кстати, общепризнанная теория «школы дельфинов» здесь неприменима; движение совершенно отличалось от этого случая, и никто не видел никаких спинных плавников. Средняя из трех независимых оценок длины линии горбов, в сравнении с дрифтером, дает величину, по меньшей мере, в три четверти длины судна. Как я установил, этим кораблем был «Гранд хэй» из Лоссимута, имеющий в длину 88 футов.
Один очевидец (господин Шоу из Уайтфилда), видевший «одногорбое чудовище», заметил, как под водой и на маленьком расстоянии впереди горба что-то совершало волнообразные движения вверх и вниз, но на поверхности так и не появилось, а другой свидетель (мисс К. Макдональд) наблюдала по сторонам горба постоянные всплески — по-видимому, их производили два объекта, «двигавшиеся, как весла»…
Предварительный анализ моих данных позволяет сделать следующие выводы. «Чудовище» имеет в длину по меньшей мере 50 футов или около того, а максимальный диаметр его туловища примерно 5 метров. Шея и хвост длинные, сужающиеся к концу. Голова сравнительно маленькая, по ширине не больше поперечника шеи, — которую оно способно поднимать на значительную высоту над водой. Цвет тела, при ярком свете, неопределим, иногда он представляется темно-коричневым или темно-серым. Кожа негладкая, на вид шершавая (но не чешуйчатая). Вдоль спины проходит небольшой гребень, имеющий более темную окраску. Тело кажется в какой-то степени гибким, способным изгибаться как в вертикальной плоскости, так и в боковой. По сторонам головы, там, где она переходит в шею, имеются маленькие отростки, возможно, жабры. Наконец, у него есть по крайней мере два, а возможно, и четыре гребных плавника или ласта.
В целом, несмотря на сторонников теории «выжившего плезиозавра», эти свидетельства и прочие случаи появления «морского змея» наводят меня на мысль, что больше всего «монстр» напоминает чудовищно увеличенную, длинношеюю морскую разновидность обычного тритона. Однако это предмет для исследования квалифицированного зоолога с незашоренным умом.
Во всяком случае, вполне возможно, что в Лох-Нессе водится по крайней мере один экземпляр редчайшего и изученного менее всех живого существа. Если оно не появляется в озере извне и не покидает его — а так может быть, — то «чудовище» находится там несколько лет; у меня имеются свидетельства из первых рук, что его видели в озере в 1932 и 1931 годах, а также есть рассказы о нескольких появлениях «чудовища» еще раньше. Предположительно, «чудовище» отыскало дорогу в Несс ночью, во время подъема воды, и обрело в озере превосходное убежище от естественных врагов, кашалота и косатки.
Гувернантка королевы, 1933 год
Мэрион Кроуфорд
В возрасте двадцати четырех лет робкая молодая женщина из Килмарнока стала гувернанткой принцессы Елизаветы — известной как Лилибет — и принцессы Маргарет Роуз, живших в доме 145 по Пикадилли. Мэрион Кроуфорд была любимым членом семьи, пока, после отставки, не опубликовала воспоминания о своих юных подопечных. Королевская семья пришла в ярость и порвала с нею все связи. Из своего дома, стоявшего на дороге между Абердином и Балморалом, несчастная Кроуфорд, возможно, видела, как мимо проезжают королевские автомобили, а из пассажиров никто и головы не повернет в ее сторону. Некоторые считают, что опубликовать эту безобидную и полную нежных слов биографию ее уговорил муж, который был сильно обижен тему что ему пришлось несколько лет ждать свадьбы, потому что назначенное время для встречи с невестой не удовлетворяло требованиям королевской семьи. После смерти мужа Кроуфорд попыталась совершить самоубийство. Через несколько лет она умерла, так и не прощенная своими работодателями.
Я оказалась в совершенно домашней и скромной атмосфере. В этом доме центром всего, несомненно, были детские. Располагались они на верхнем этаже — уютные, солнечные комнаты, выходившие на лестничную площадку под большим стеклянным куполом. Вокруг купола стояло тридцать с лишним игрушечных лошадок, на колесиках и в фут высотой.
«Тут мы устроили для них конюшню», — объяснила Лилибет и показала мне, что у каждой лошадки имелось собственное седло и уздечка, которые сами девочки содержали в безупречной чистоте и регулярно полировали… В конюшнях поддерживался строгий порядок. Со всех лошадок на ночь снимали седла, их нужно было должным образом покормить и напоить. Что бы ни происходило, эта каждодневная обязанность исполнялась неукоснительно. Одержимость игрушечными лошадками продлилась до тех пор, пока важнее не стали настоящие лошади, что случилось несколько лет спустя, но даже тогда о старых друзьях не забывали. Много лет лошадки стояли, выстроившись в ряд, в одном из коридоров Букингемского дворца, и рядом лежала корзинка с принадлежностями по уходу за ними.
Среди любимых игр Лилибет, в которую она играла много лет, была такая: девочка надевала на меня пару красных вожжей, с бубенчиками на них, и мы так скакали, развозя зелень. За мной ухаживали, ласково похлопывали, кормили из торбы, резко дергая за поводья, останавливали возле воображаемых домов, и Лилибет продавала воображаемую зелень выдуманным покупателям, ведя с ними долгие и задушевные беседы.
Иногда она шептала мне: «Кроуфи, притворись нетерпеливой. Так надо. Ударь пару раз копытом». Так я и била копытом.
Чудесно бывало морозным утром, когда мое дыхание вырывалось облачками пара: «Как у порядочной лошадки», — говаривала довольно Лилибет. Порой она сама превращалась в лошадку, прыгала и скакала вокруг, бочком подступая ко мне, тычась носом в карманы в поисках сахара, издавая убедительное тонкое ржание.
Кроме игрушечных лошадок, в большом мире были и другие четвероногие друзья. Подвода пивовара, запряженная парой превосходных лошадей, нередко останавливалась на Пикадилли прямо у дома, дожидаясь сигнала светофора. Там они и стояли, окутанные облаками пара в зимние вечера. Маленькие девочки, прижавшись носами к окну детской, с нежностью наблюдали за ними, тревожась, если те опаздывали. Ведь с лошадьми, везущими большую подводу, на мокрой улице всякое может случиться. И усталые маленькие пони, торопившиеся под конец дня по домам, таща тележки уличных торговцев, даже и не думали о том, сколько королевского сочувствия они пробуждают, под взглядами из того окна на верхнем этаже.
Эдинбург и его уличные девки, 1934 год
Эдвин Мюир
В 1934–1935 годах писатель Эдвин Мюир путешествовал по Шотландии, чтобы измерить температуру своей страны, и проделанный анализ привел его к весьма безрадостным и горестным выводам. Вот какие впечатления оставила у него столица.
На расстоянии броска камня от одного конца Принсес-стрит начинается променад совершенно иного свойства. Это Лейтстрит и ее продолжение Лейт-уок — длинный широкий бульвар, с несколькими большими старыми зданиями, которые со временем опустились до статуса многоквартирных домов для рабочего класса. Здесь, вместо уютных кондитерских и вестибюлей роскошных гостиниц Принсес-стрит, вдруг обнаруживаешь себя в окружении кафе с мороженым, пабов, баров, где подают рыбу с жареной картошкой. В одном месте два потока гуляющих сближаются друг с другом до нескольких ярдов; однако они ничуть не смешиваются, столь сильно ощущение социальной дифференциации, воспитанное городской жизнью. Гуляющие разворачиваются, достигнув некоего невидимого барьера, по-видимому, об этом даже не задумываясь, словно бы все происходит во сне; и если какой-нибудь случайный пешеход, по необходимости или по прихоти, ступит на вражескую территорию, то вскоре, испуганный, поспешит как можно скорее вернуться обратно. Единственный класс, который стоит выше этого запрета, — проститутки. Как пролетариат, они живут в самых бедных районах, но главное место их промысла — Принсес-стрит, и она для них престижна и знакома, как служебный адрес. Но, по-видимому, их занятие остается единственным в современном обществе, которое служит всеобщим растворителем всяких социальных разграничений; и в действительности это объясняется тем, что они молчаливо поставлены вне всего общества, в котором постоянно действует закон классовой принадлежности. Обычная толпа, не имеющая этой власти бесклассовости, разворачивается, дойдя до определенной точки. Средние классы, верхние и нижние, светские люди, богатые бездельники, служащие контор и банков, коммивояжеры, студенты слоняются по Принсес-стрит, потому что, не осознавая того, считают эту улицу неким заповедником, где они могут чувствовать себя совершенно непринужденно и беззаботно и куда никто не посмеет вторгнуться. И этот расчет оправдывается. Они изолированы там столь же хорошо, как если бы находились за запертыми дверьми.
Голодная проститутка, 1935 год
Ральф Глассер
Ральф Глассер рос в еврейском квартале Горбалз, в годы между Первой и Второй мировыми войнами, и в четырнадцать лет пошел работать на фабрику одежды. По вечерам он многие годы учился и сумел получить стипендию в Оксфордском университете. Впоследствии он стал психологом, экономистом и
