Скачать:PDFTXT
Серебряная ива

в Петерб<<ург>>. Бывший вагон III класса был набит, как тогда всегда, всяким нагруженным мешками людом, но я успела занять место у окна… И вдруг, как всегда неожиданно, я почувствовала приближение каких-то строчек (рифм). Мне нестерпимо захотелось курить. Я понимала, что без папиросы я ничего сделать не могу. Пошарила в сумке, нашла какую-то дохлую «Сафо», но… спичек не было. Их не было у меня и их не было ни у кого в вагоне. Я вышла на открытую площадку. Там стояли мальчишки-красноармейцы и зверски ругались. У них тоже не было спичек, но крупные красные, еще как бы живые, жирные искры с паровоза садились на перила площадки. Я стала прикладывать (прижимать) к ним мою папиросу. На третьей (примерно) искре папироса загорелась. Парни, жадно следившие за моими ухищрениями, были в восторге. «Эта не пропадет», – сказал один из них про меня. Стихотворение было: «Не бывать тебе в живых». См. дату в рукоп<<иси>>– 16 августа 1921 (м.б. ст<<арого>> стиля).

Анна Ахматова. Из «Записных книжек»

* * *

Не бывать тебе в живых,

Со снегу не вставать.

Двадцать восемь штыковых,

Огнестрельных пять.

Горькую обновушку

Другу шила я.

Любит, любит кровушку

Русская земля.

16 августа ст. ст. 1921

(вагон)

Гумилеву и в самом деле не суждено было остаться в живых: 25 августа 1921 года он был расстрелян и закопан в общей могильной яме по обвинению в причастности к контрреволюционному заговору. Сообщение об этом было опубликовано в «Петроградской Правде» 1 сентября того же года. Этой газетой были оклеены все стенды и тумбы маленького вокзальчика в Царском Селе, там, где они так часто назначали свидания, когда еще учились в гимназии, где пили кофе и шампанское, когда Николай Степанович приезжал с фронта…

Заплаканная осень как вдова,

В одеждах черных, все сердца туманит…

Перебирая мужнины слова,

Она рыдать не перестанет.

И будет так, пока тишайший снег

Не сжалится над скорбной и усталой…

15 сентября 1921

Царское Село

Все правильно предсказала Анна Ахматова: перебирать мужнины слова она не перестанет до конца своей долгой жизни. Даты всех тех ночей, когда «мертвый муж» живым являлся ей во сне, запомнит и отметит.

* * *

АА рассказывает, что сегодня ночью видела сон. Такой: будто она вместе с Анной Ивановной, Александрой Степановной и с Левой у них дома, на Малой, 63. Все по-старому. И Николай Степанович с ними… АА очень удивлена его присутствием, она помнит все, что говорила ему: «Мы не думали, что ты жив… Подумай, сколько лет! Тебе плохо было?» И Николай Степанович отвечает, что ему очень плохо было, что он много скитался – в Сибири был, в Иркутске, где-то… АА рассказывает, что собирается его биография, о работе… Николай Степанович отвечает: «В чем же дело? Я с вами опять со всеми… О чем же говорить?» А. А. все время кажется, что это сон, и она спрашивает беспрестанно Николая Степановича: «Коля, это не снится мне? Ну докажи, что это не снится».

Из дневниковых записей П. Н. Лукницкого

* * *

1958. Москва. Тульская улица

В ночь под 20 ноября видела во сне X (Гумилева. – Ред.) в Безымянном переулке.[22] Он дал мне белый носовой платок, когда я выходила от Вали, чтобы вытирать слезы. И бродил со мной в темноте по переулку. Я была в каких-то лохмотьях, м.б. в старой серой шубе на рубашке.

* * *

комната: окно на Безымянный переулоккоторый зимой был занесен глубоким снегом, а летом пышно зарастал сорняками – репейниками, роскошной крапивой и великанами-лопухами… Кровать, столик для приготовления уроков, этажерка для книг. Свеча в медном подсвечнике (электричества еще не было). В углу – икона. Никакой попытки скрасить суровость обстановки – безд <<елушками>>, выш<<ивками>>, откр<<ытками>>.

Анна Ахматова. Из «Записных книжек»

Впервые Николай Степанович явился во сне неверной своей жене в декабре 1921 года. Сказанные им в том сне слова Анна Андреевна записала стихами:

Я с тобой, мой ангел, не лукавил,

Как же вышло, что тебя оставил

За себя заложницей в неволе

Всей земной непоправимой боли?

Над мостами полыньи дымятся,

Над кострами искры золотятся,

Грузный ветер окаянно воет,

И шальная пуля над Невою

Ищет сердце бедное твое.

И одна в дому оледенелом,

Белая лежишь в сиянье белом,

Славя имя горькое мое.

Декабрь 1921

Белая в сиянье белом – почти цитата из последнего стихотворения Гумилева, которое Анна Андреевна, видимо, прочла только после его смерти:

Я сам над собой насмеялся

И сам я себя обманул,

Когда мог подумать, что в мире

Есть что-нибудь, кроме тебя.

Лишь белая, в белой одежде,

Как в пеплуме древних богинь,

Ты держишь хрустальную сферу

В прозрачных и тонких перстах.

А все океаны, все горы,

Архангелы, люди, цветы —

Они в хрустале отразились

Прозрачных девических глаз.[23]

Как странно подумать, что в мире

Есть что-нибудь, кроме тебя,

Что сам я не только ночная

Бессонная песнь о тебе.

Но свет у тебя за плечами,

Такой ослепительный свет,

Там длинные пламени реют,

Как два золоченых крыла.

Правда, Анна Андреевна никогда не утверждала, что это стихотворение Гумилева посвящено ей. Это была ее личная тайна. Однако написанное в конце 50-х гг. «Творчество» дает нам в руки ключ к этой тайне тайн.

…говорит оно:

Я помню все в одно и то же время,

Вселенную перед собой, как бремя

Нетрудное в протянутой руке,

Как дальний свет на дальнем маяке,

Несу, а в недрах тайно зреет семя

Грядущего…

14 ноября 1959

Ленинград

Cравните:

Гумилев

Ты держишь хрустальную сферу

В прозрачных и тонких перстах

. . .

И свет у тебя за плечами…

Ахматова

Вселенную перед собой, как бремя

Нетрудное в протянутой руке,

Как дальний свет на дальнем маяке,

Несу…

Больше того, она узнала, должна была узнать, не могла не узнать в последних стихах («когда мог подумать, что в мире есть что-нибудь, кроме тебя») Николая Степановича почти цитату из его давнего письма к ней, после которого она и решила окончательно, что «Гумилев ее судьба».

* * *

Письмо,[24] кот<<орое>> убедило меня согласиться на свадьбу (1909). Я запомнила точно одну фразу: «Я понял, что в мире меня интересует только то, что имеет отношение к вам». Это почему-то показалось мне убедительным.

Анна Ахматова. Из «Записных книжек»

* * *

В тот давний год, когда зажглась любовь,

Как крест престольный, в сердце обреченном,

Ты кроткою голубкой не прильнула

К моей груди, но коршуном когтила.

Изменой первою, вином проклятья

Ты напоила друга своего.

Но час настал в зеленые глаза

Тебе глядеться, у жестоких губ

Молить напрасно сладостного дара

И клятв таких, каких ты не слыхала,

Каких еще никто не произнес.

Так отравивший воду родника

Для вслед за ним идущего в пустыне

Сам заблудился и, возжаждав сильно,

Источника во мраке не узнал.

Он гибель пьет, прильнув к воде прохладной,

Но гибелью ли жажду утолить?

7–8 декабря 1921

Петербург

* * *

Горе Ахматовой усугубляли муки «неукротимой» совести. Поглощенная сначала своей великой любовью к Анрепу, а потом запутанными отношениями с Шилейко, Анна Андреевна не только выпустила Гумилева из виду, а словно вычеркнула его из своей жизни. Забыла, что он не только неверный муж, но и верный друг, почти брат, больше, чем братотец ее единственного ребенка. Да, была слишком занята хлопотами по изданию своих сборников, словно предчувствовала, что «Подорожник» и «Anno Domini» – ее последние настоящие книги. И все-таки

Никак не могла она простить себе и то, что сама накликала беду! Почему-то в стихах часто говорила о нем как о мертвом: «Пришли и сказали: умер твой брат…», «Мертвый муж мой приходит…». А летом 1921 года произошло совсем непонятное. 26 апреля 1925 года П. Лукницкий записал такой рассказ Анны Андреевны:

«…Николай Степанович был у нее в последний раз в 1921 году, приблизительно за два дня до вечера «Petropolis’a». АА жила тогда на Сергеевской, во 2-м этаже. В. К. Шилейко был в Царском Селе в санатории. АА сидит у окна и вдруг слышит голос: «Аня!» …Взглянула в окно – увидела Николая Степановича и Георгия Иванова. Впустила его к себе. Николай Степанович (это была первая встреча с АА после приезда Николая Степановича из Крыма) рассказал АА о встрече с Инной Эразмовной, с сестрой АА, о смерти брата АА Андрея Андреевича…»

А когда гости стали собираться, Анна Андреевна повела их к винтовой лестнице, потайной прежде, по которой можно было сразу попасть на улицу. Потайной ход не освещался, Николай Степанович спускался в кромешной тьме, и Анна Андреевна вдруг крикнула вдогонку: «По такой лестнице только на казнь ходить

Через тридцать семь лет Ахматова напишет такие стихи:

От меня, как от той графини,

Шел по лестнице винтовой,

Чтоб увидеть рассветный, синий,

Страшный час над страшной Невой.

1958

В 1922 году Ахматова стала гражданской женой видного искусствоведа Николая Николаевича Пунина – давнего своего поклонника, с которым была знакома еще по Царскому Селу. А еще через два года переехала к нему в Фонтанный Дом.[25]

* * *

Долгим взглядом твоим истомленная,

И сама научилась томить.

Из ребра твоего сотворенная,

Как могу я тебя не любить?

Быть твоею сестрою отрадною

Мне завещано древней судьбой,

А я стала лукавой и жадною

И сладчайшей твоею рабой.

Но когда замираю, смиренная,

На груди твоей снега белей,

Как ликует твое умудренное

Сердцесолнце отчизны моей!

25 сентября 1921

* * *

От тебя я сердце скрыла,

Словно бросила в Неву…

Прирученной и бескрылой

Я в дому твоем живу.

1936

* * *

Когда в ее жизни случалось что-нибудь заведомо несуразное, Анна Андреевна не удивлялась, а произносила одну и ту же фразу: «Со мной всегда так». То есть не так, как у людей. Не так, не по-людски, складывались отношения Ахматовой и с третьим из ее Николаев (Николая Владимировича Недоброво она шутливо именовала Николаем Вторым). Николай Николаевич, как человек порядочный, со своей первой женой, тоже Анной, официально не разошелся. Так они и бытовали долгие годы, практически до самой войны, втроем, точнее, вчетвером: Пунин, две Анны и дочка Пуниных – Ирина. А когда наезжал из Бежецка Лев Гумилев, то и впятером. Считалось, что Ахматова как бы снимает у четы Пуниных комнату, а также столуется, причем и за то и другое платит.

* * *

Какие-то получаемые мной гроши я отдавала Пуниным за обед (свой и Левин)[26] и жила на несколько рублей в месяц.

Круглый год в одном и том же замызганном платье, в кое-как заштопанных чулках и в чем-то таком на ногах, о чем лучше не думать (но в основном прюнелевом), очень худая, очень бледная – вот какой я была в это время. И это продолжалось годами.

Анна Ахматова. Из «Записных книжек»

Милая Мама,

только что получила твою открытку от 3 ноября. Посылаю тебе Колино последнее письмо. Не сердись на меня за молчание, мне очень тяжело теперь. Получила ли ты мое письмо? Целую тебя и Леву.

Твоя Аня

Анна Ахматова – Анне Ивановне Гумилевой.

Из Петрограда в Бежецк. Ноябрь 1917 г.

Дорогая моя Мамочка,

сейчас получила Ваши милые письма. Благодарю за поздравления и пожелания здоровья. Я очень старалась не хворать, как в прошлом году. Спасибо Левушке за письмо, только он напрасно думает, что я его отговариваю писать стихи.

Скачать:PDFTXT

в Петерб. Бывший вагон III класса был набит, как тогда всегда, всяким нагруженным мешками людом, но я успела занять место у окна… И вдруг, как всегда неожиданно, я почувствовала приближение