Скачать:PDFTXT
Серебряная ива

головки, закутанная в цветистую шаль, Ахматова походила на гитану… Мимо нее нельзя было пройти, не залюбовавшись ею. На литературных вечерах молодежь бесновалась, когда Ахматова появлялась на эстраде. Она делала это хорошо, умело, с сознанием своей женской обаятельности, с величавой уверенностью художницы, знающей себе цену… Такие, как она… легче разговаривают с мужчинами. Но у нее сохранились обо мне полудетские царскосельские воспоминания. В самом конце XIX века я год прожила в Царском Селе и там познакомилась с ее семьей. Анна была тогда гимназисткой. Она с любопытством прислушивалась к разговорам старших обо мне. Это было еще до моего писательства, но около молодых женщин, если они не уроды, вьются шепоты и пересуживания.

– Я вас в Царском и на улице все высматривала, – рассказывала она мне. – Папа вас называл Ариадна Великолепная. Мне это слово ужасно нравилось. Я тогда же решила, что когда-нибудь тоже стану великолепная…

Она имела право сказать:

– Вот так и вышло. Только я вас перегнала…

По благовоспитанности своей она никогда мне этого не сказала».

* * *

Ф. К. Сологубу

Твоя свирель над тихим миром пела,

И голос смерти тайно вторил ей,

А я, безвольная, томилась и пьянела

От сладостной жестокости твоей.

16 марта 1912

Царское Село

* * *

Слаб голос мой, но воля не слабеет,

Мне даже легче стало без любви.

Высоко небо, горный ветер веет,

И непорочны помыслы мои.

Ушла к другим бессонница-сиделка,

Я не томлюсь над серою золой,

И башенных часов кривая стрелка

Смертельной мне не кажется стрелой.

Как прошлое над сердцем власть теряет!

Освобожденье близко. Все прощу,

Следя, как луч взбегает и сбегает

По влажному весеннему плющу.

Апрель 1912

Оспедалетто

* * *

Помолись о нищей, о потерянной,

О моей живой душе,

Ты, в своих путях всегда уверенный,

Свет узревший в шалаше.

И тебе, печально-благодарная,

Я за это расскажу потом,

Как меня томила ночь угарная,

Как дышало утро льдом.

В этой жизни я немного видела,

Только пела и ждала.

Знаю: брата я не ненавидела

И сестры не предала.

Отчего же Бог меня наказывал

Каждый день и каждый час?

Или это Ангел мне указывал

Cвет, невидимый для нас?

Май 1912

Флоренция

* * *

Стал мне реже сниться, слава Богу,

Больше не мерещится везде.

Лег туман на белую дорогу,

Тени побежали по воде.

И весь день не замолкали звоны

Над простором вспаханной земли,

Здесь всего сильнее от Ионы

Колокольни лаврские вдали.

Подстригаю на кустах сирени

Ветки те, что нынче отцвели;

По валам старинных укреплений

Два монаха медленно прошли.

Мир родной, понятный и телесный

Для меня, незрячей, оживи.

Исцелил мне душу Царь Небесный

Ледяным покоем нелюбви.

После 17 мая 1912

Киев

* * *

Потускнел на небе синий лак,

И слышнее песня окарины.

Это только дудочка из глины.

Не на что ей жаловаться так.

Кто ей рассказал мои грехи

И зачем она меня прощает?..

Или этот голос повторяет

Мне твои последние стихи?

1912

* * *

«Я пришла тебя сменить, сестра,

У лесного, у высокого костра.

Поседели твои волосы. Глаза

Замутила, затуманила слеза.

Ты уже не понимаешь пенья птиц,

Ты ни звезд не замечаешь, ни зарниц.

И давно удары бубна не слышны,

А я знаю, ты боишься тишины.

Я пришла тебя сменить, сестра,

У лесного, у высокого костра».

«Ты пришла меня похоронить.

Где же заступ твой, где лопата?

Только флейта в руках твоих.

Я не буду тебя винить,

Разве жаль, что давно, когда-то,

Навсегда мой голос затих.

Мои одежды надень,

Позабудь о моей тревоге,

Дай ветру кудрями играть.

Ты пахнешь, как пахнет сирень,

А пришла по трудной дороге,

Чтобы здесь озаренной стать».

И одна ушла, уступая,

Уступая место другой.

И неверно брела, как слепая,

Незнакомой узкой тропой.

И все чудилось ей, что пламя

Близко… бубен держит рука.

И она как белое знамя,

И она как свет маяка.

24 октября 1912

Царское Село

* * *

У поэта существуют тайные отношения со всем, что он когда-то сочинил, и они часто противоречат тому, что думает о том или ином стихотворении читатель.

Мне, например, из моей первой книги «Вечер» (1912) сейчас по-настоящему нравятся только строки:

Пьянея звуком голоса,

Похожего на твой.

Мне даже кажется, что из этих строчек выросло очень многое в моих стихах.

С другой стороны, мне очень нравится оставшееся без всякого продолжения несколько темное и для меня вовсе не характерное стихотворение «Я пришла тебя сменить, сестра…» – там я люблю строки:

И давно удары бубна не слышны,

А я знаю, ты боишься тишины.

…Стихи еще делятся (для автора) на такие, о которых поэт может вспомнить, как он писал их, и на такие, которые как бы самозародились.

Анна Ахматова. Из «Записных книжек»

* * *

18 сентября (1 октября) 1912 года родился мой единственный сын Лев.

Анна Ахматова. «Коротко о себе»

* * *

Загорелись иглы венчика

Вкруг безоблачного лба.

Ах! Улыбчивого птенчика

Подарила мне судьба.

Октябрь 1912

* * *

Дал Ты мне молодость трудную.

Столько печали в пути.

Как же мне душу скудную

Богатой Тебе принести?

Долгую песню, льстивая,

О славе поет судьба.

Господи! я нерадивая,

Твоя скупая раба.

Ни розою, ни былинкою

Не буду в садах Отца.

Я дрожу над каждой соринкою,

Над каждым словом глупца.

19 декабря 1912

* * *

Я так молилась: «Утоли

Глухую жажду песнопенья!»

Но нет земному от земли

И не было освобожденья.

Как дым от жертвы, что не мог

Взлететь к престолу Сил и Славы,

А только стелется у ног,

Молитвенно целуя травы, —

Так я, Господь, простерта ниц:

Коснется ли огонь небесный

Моих сомкнувшихся ресниц

И немоты моей чудесной?

Зима 1913

Царское Село

* * *

Домашнего религиозного воспитания Ахматова не получила. В семье Горенко, как и во многих интеллигентных семьях предреволюционной поры, отношение к религии было спокойным. Однако младшие дочери Инны Эразмовны, бестужевки и народоволки, подрастая, наперекор семейной традиции стали проявлять непонятную матери религиозность с некоторым даже налетом экзальтации. Одна из товарок Анны по Киевской гимназии (год 1907) оставила такое важное свидетельство:

«Киевская весна. Синие сумерки. Над площадью медленно разносится благовест. Хочется зайти в древний храм св. Софии, но ведь я принадлежу к «передовым» и в церковь мне не подобает ходить. Искушение слишком велико… хочется отойти от обыденного. В церкви полумрак. Народу мало… в темном приделе вырисовывается знакомый своеобразный профиль. Это Аня Горенко. Она стоит неподвижно… Взгляд сосредоточенно устремлен вперед. Она никого не видит, не слышит. Кажется, что она и не дышит… Несколько раз хотела заговорить с ней о встрече в церкви, но всегда что-то останавливало. Мне казалось, что я невольно подсмотрела чужую тайну…»

* * *

Родилась я ни поздно, ни рано,

Это время блаженно одно,

Только сердцу прожить без обмана

Было Господом не дано.

Оттого и темно в светлице,

Оттого и друзья мои,

Как вечерние грустные птицы,

О небывшей поют любви.

1913

* * *

О тебе вспоминаю я редко

И твоей не пленяюсь судьбой,

Но с души не стирается метка

Незначительной встречи с тобой.

Красный дом твой нарочно миную,

Красный дом твой над мутной рекой,

Но я знаю, что горько волную

Твой пронизанный солнцем покой.

Пусть не ты над моими устами

Наклонялся, моля о любви,

Пусть не ты золотыми стихами

Обессмертил томленья мои —

Я над будущим тайно колдую,

Если вечер совсем голубой,

И предчувствую встречу вторую,

Неизбежную встречу с тобой.

1913

* * *

Я видел поле после града

И зачумленные стада,

Я видел грозди винограда,

Когда настали холода.

Еще я помню, как виденье,

Степной пожар в ночной тиши…

Но страшно мне опустошенье

Твоей замученной души.

Так много нищих. Будь же нищей —

Открой бесслезные глаза.

Да озарит мое жилище

Их неживая бирюза!

<Май> 1913

* * *

Ничего не скажу, ничего не открою.

Буду молча смотреть, наклонившись, в окно.

Как-то раз и меня повели к аналою,

С кем – не знаю. Но помню – давно

Из окна моего вижу красные трубы,

А над трубами легкий клубящийся дым.

Но глаза я закрою. И нежные губы

Прикоснулись к ресницам моим.

То не сон, утешитель тревоги влюбленной,

И не тихий привет ветерка…

Это – ранивший душу взглянул напряженно,

Так ли рана, как прежде, ярка.

<<Июль>> 1913

ПОСЛЕДНЕЕ ПИСЬМО

О спутник мой неосторожный,

Мой друг ревнивый и тревожный,

Ты не пришел за мной сюда.

Сентябрь, печаль и холода,

А возвращенье невозможно

В таинственные города —

Их два, один другому равен

Суровой красотой своей

И памятью священной славен,

Улыбкой освящен твоей.

Несносен ты и своенравен,

Но почему-то всех милей.

Мне нестерпимо здесь томиться,

По четкам костяным молиться,

И точно знать, что на обед

Ко мне приедет мой сосед.

Подумай, день идет за днем,

Снег выпал, к вечеру растает,

И за последним журавлем

Моя надежда улетает.

К моей тоске сосед приучен,

И часто сам вздыхает он:

«Простите, грустен я и скучен».

А в самом деле он влюблен.

В саду под шум берез карельских

О днях мечтаю царскосельских,

О долгих спорах, о стихах

И о пленительных губах.

Но чувствую у локтя руку

Ведущего меня домой

И снова слышу, что со мной

Нельзя перенести разлуку;

Какою страшною виной

Я заслужила эту скуку?

Когда камин в гостиной топят

И гость мой стройный не торопит

Свою коляску подавать,

А словно что-то вспоминая,

Глядит на пламя не мигая,

И я люблю припоминать…

Уже, друзья, мою божницу

Устали видеть вы пустой,

И каждый новую царицу

Подводит к двери золотой.

А ты, конечно, всех проворней,

Твоя избранница покорней

Других; и скоро фимиам

Вольней прильнет к ее ногам…

Тогда припомни час единый,

Вечерний удаленный час,

И крик печали лебединой,

И взор моих прощальных глаз.

Мне больше ничего не надо

Мне это верная отрада.

<<8 сентября>> 1913

Слепнево

* * *

В то время я гостила на земле.

Мне дали имя при крещеньи – Анна,

Сладчайшее для губ людских и слуха.

Так дивно знала я земную радость

И праздников считала не двенадцать,

А столько, сколько было дней в году.

Я, тайному велению покорна,

Товарища свободного избрав,

Любила только солнце и деревья.

Однажды поздним летом иностранку

Я встретила в лукавый час зари,

И вместе мы купались в теплом море.

Ее одежда странной мне казалась,

Еще страннее – губы, а слова —

Как звезды падали сентябрьской ночью.

И стройная меня учила плавать,

Одной рукой поддерживая тело

Неопытное на тугих волнах.

И часто, стоя в голубой воде,

Она со мной неспешно говорила,

И мне казалось, что вершины леса

Слегка шумят, или хрустит песок,

Иль голосом серебряным волынка

Вдали поет о вечере разлук.

Но слов ее я помнить не могла

И часто ночью с болью просыпалась.

Мне чудился полуоткрытый рот,

Ее глаза и гладкая прическа.

Как вестника небесного молила

Я девушку печальную тогда:

«Скажи, скажи, зачем угасла память,

И, так томительно лаская слух,

Ты отняла блаженство повторенья?..»

И только раз, когда я виноград

В плетеную корзинку собирала,

А смуглая сидела на траве,

Глаза закрыв и распустивши косы,

И томною была и утомленной

От запаха тяжелых синих ягод

И пряного дыханья дикой мяты, —

Она слова чудесные вложила

В сокровищницу памяти моей,

И, полную корзину уронив,

Припала я к земле сухой и душной,

Как к милому, когда поет любовь.

Осень 1913

* * *

Плотно сомкнуты губы сухие,

Жарко пламя трех тысяч свечей.

Так лежала княжна Евдокия

На душистой сапфирной парче.

И, согнувшись, бесслезно молилась

Ей о слепеньком мальчике мать,

И кликуша без голоса билась,

Воздух силясь губами поймать.

А пришедший из южного края

Черноглазый, горбатый старик,

Словно к двери небесного рая,

К потемневшей ступеньке приник.

Осень 1913

* * *

Мальчик сказал мне: «Как это больно

И мальчика очень жаль

Еще так недавно он был довольным

И только слыхал про печаль.

А теперь он знает все не хуже

Мудрых и старых вас.

Потускнели и, кажется, стали уже

Зрачки ослепительных глаз.

Я знаю: он с болью своей не сладит,

С горькой болью первой любви.

Как беспомощно, жадно и жарко гладит

Холодные руки мои.

<<Октябрь>> 1913

* * *

Косноязычно славивший меня

Еще топтался на краю эстрады.

От дыма сизого и тусклого огня

Мы все уйти, конечно, были рады.

Но в путаных словах вопрос зажжен,

Зачем не стала я звездой любовной,

И стыдной болью был преображен

Над нами лик жестокий и бескровный.

Люби меня, припоминай и плачь!

Все плачущие не равны ль

Скачать:PDFTXT

головки, закутанная в цветистую шаль, Ахматова походила на гитану… Мимо нее нельзя было пройти, не залюбовавшись ею. На литературных вечерах молодежь бесновалась, когда Ахматова появлялась на эстраде. Она делала это