Скачать:PDFTXT
Серебряная ива

пред Богом?

Мне снится, что меня ведет палач

По голубым предутренним дорогам.

<<16 ноября>> 1913

* * *

За узором дымных стекол

Хвойный лес под снегом бел.

Отчего мой ясный сокол

Не простившись улетел?

Слушаю людские речи.

Говорят, что ты колдун.

Стал мне узок с нашей встречи

Голубой шушун.

А дорога до погоста

Во сто раз длинней,

Чем тогда, когда я просто

Шла бродить по ней.

Ноябрь<> 1913

* * *

Простишь ли мне эти ноябрьские дни?

В каналах приневских дрожат огни.

Трагической осени скудны убранства.

<<Ноябрь>> 1913

Петербург

* * *

1912-й, начавшийся путешествием в Италию и окончившийся рождением сына Льва (друзья тут же окрестили его гумильвенком), был последним годом относительно надежного семейного союза двух поэтов. Весной 1913 года Николай Степанович вновь укатил в Африку. Анна Андреевна, разбирая по просьбе свекрови бумаги мужа, обнаружила на его письменном столе увесистую связку женских писем. Достаточно красноречивых… А вскоре узнала, что отправительница любовных посланий ждет от Гумилева ребенка. Впрочем, делать из случившегося драму не стала, понимая, что и сама во многом виновата. Договорились, что разводиться не будут, а попробуют жить хотя и вместе, но так, чтобы не мешать друг другу. Отпущенный на волю Гумилев тут же, на глазах у жены, стал ухаживать за сестрой своего ученика Георгия Адамовича. Вскоре Таня Адамович стала его официальной любовницей. С тех пор Ахматова на амурные приключения милого друга Коли перестала реагировать. Однако день этой измены запомнила. П. Лукницкий отмечает в Дневнике, что, диктуя ему сообщения о Гумилеве, упомянув, что 6 января 1914 года он познакомился с Таней Адамович, Анна Андреевна «чуть вздохнула», и ему «показалось, что этот вздох был не случайным».

* * *

Пустые белы святки.

Мети, метель, мети.

Пусть дороги гладки, —

Мне не к кому идти!

<<7–19 января>> 1914

* * *

Высокие своды костела

Синей, чем небесная твердь

Прости меня, мальчик веселый,

Что я принесла тебе смерть

За розы с площадки круглой,

За глупые письма твои,

За то, что, дерзкий и смуглый,

Мутно бледнел от любви.

Я думала: ты нарочно

Как взрослые хочешь быть.

Я думала: томно-порочных

Нельзя, как невест, любить.

Но все оказалось напрасно.

Когда пришли холода,

Следил ты уже бесстрастно

За мной везде и всегда,

Как будто копил приметы

Моей нелюбви. Прости!

Зачем ты принял обеты

Страдальческого пути?

И смерть к тебе руки простерла…

Скажи, что было потом?

Я не знала, как хрупко горло

Под синим воротником.

Прости меня, мальчик веселый,

Совенок замученный мой!

Сегодня мне из костела

Так трудно уйти домой.

Ноябрь 1913

Царское Село

* * *

Считается, что стихотворение «Высокие своды костела…» посвящено памяти Михаила Линдеберга, молодого офицера, застрелившегося 23 декабря 1911 года. Анна Ахматова убедила себя, что виновна в этой катастрофе: знала, что романтически настроенный юноша влюблен в нее, но, по легкомыслию молодости, не сделала ничего, чтобы предотвратить развязку.

Но, думается, не только этот трагический случай лег в основу стихотворения.

В 1908 году Анна Горенко и Николай Гумилев расстались, как им казалось, навсегда. Николай Степанович вернулся в Париж, Анна уехала в Севастополь. Там и получила известие из Парижа: Коля пытался покончить с собой, врачи борются за жизнь, но положение серьезное. Успокаивающая телеграмма пришла через несколько дней… Этот случай конспективно отражен Ахматовой в «Записных книжках»:

…Рассказ Т<<олст>>ого о самоуб<<ийстве>> в 1908 г. я знаю очень давно. Т<<олст>>ой подтверд<<ил>> его в Ташкенте (1942). Эту историю знает и М.Зенкевич. Tel<>: «Viverai toujours». (Получила в Севастоп<<оле>>, М<<алая>> Морс<<кая>>, д<> Мартино.)

Гибель юного поклонника не могла не вернуть Анну в те трагические дни 1908 года, когда она, получив телеграмму о попытке Гумилева покончить с собой, почти неделю не знала, выживет ли ее Николай.

О том, что Линдеберг не является единственным героем этого стихотворения, свидетельствует несколько деталей. Во-первых, героиня оплакивает бедного влюбленного в костеле, тогда как Михаил был лютеранином и похоронен в лютеранской части Волкова кладбища. Зато Гумилев восхищался католической храмовой архитектурой и в Италии, и в Польше, научил и Анну понимать ее высокую красоту.

Кроме того, обращаясь мысленно к самоубийце, Ахматова называет его «веселым мальчиком» («Прости меня, мальчик веселый, что я принесла тебе смерть»). Между тем те же самые слова уже год как произнесены и подарены Гумилеву (которому она чуть было не принесла смерть!) – в поэтическом воспоминании об их первой встрече в Царском Селе:

Эти липы, верно, не забыли

Нашей встречи, мальчик мой веселый.

И вряд ли это небрежность или забывчивость: Анна Андреевна никогда ничего не забывала. Зато, как и Пушкин, свято верила в неслучайность и судьбоносность «странных сближений», в мистику роковых совпадений. А здесь и впрямь было что-то и мистическое, и роковое. Аня Горенко и Коля Гумилев познакомились 24 декабря 1903 года. Почти в тот же самый день календаря– 23 декабря – застрелился Михаил Линдеберг.

Таким образом – по воле рока – две незабвенные для Анны Ахматовой даты сцепились, совпали, слились в одно поэтическое переживание. Мое предположение (адресат стихотворения «Высокие своды костела…» – не только Михаил Линдеберг, но и Николай Гумилев) подтверждает и такая подробность. Ахматова пишет: «Я не знала, как хрупко горло под синим воротником». Синий воротниктоже гумилевская примета. Когда Анна Горенко и Николай Гумилев в 1909 году, после его парижской попытки «самоубиться», снова встретились, он был уже студентом Петербургского университета и носил форменный мундир с высоким синим воротником!

* * *

На шее мелких четок ряд,

В широкой муфте руки прячу,

Глаза рассеянно глядят

И больше никогда не плачут.

И кажется лицо бледней

От лиловеющего шелка,

Почти доходит до бровей

Моя незавитая челка.

И непохожа на полет

Походка медленная эта,

Как будто под ногами плот,

А не квадратики паркета.

А бледный рот слегка разжат,

Неровно трудное дыханье,

И на груди моей дрожат

Цветы небывшего свиданья.

1913

* * *

Когда вышли «Четки», читатели, а особенно читательницы, стали гадать, кто же тот счастливец, к кому обращены любовные послания дамы в лиловеющих шелках. Тем, кто задавал этот вопрос лично ей, Анна Андреевна отвечала: многим. И, по всей вероятности, не лукавила. У нее в те годы действительно было много увлечений, да и в нее многие влюблялись: художник Сергей Судейкин, поэт и критик Николай Недоброво, граф Зубов. Нет, нет, она вовсе не считала, как некоторые поэты серебряного века, что и жизнь, и слезы, и любовь – всего лишь средство для ярко-певучих стихов. Однако уже догадалась: чем больше она, на опыте своего сердца, узнает о том, что происходит между мужчиной и женщиной, когда они любят друг друга, тем лучше становятся ее стихи. Эту тайну («разгадку жизни моей») Анна никому не открывала, но Николай Недоброво, друг и возлюбленный, поэт и критик, загадку разгадал. В 1915-м он подарил Ахматовой такие стихи:

Как ты звучишь в ответ на все сердца,

Ты душами, раскрывши губы, дышишь,

Ты, в приближенье каждого лица,

В своей крови свирелье пенье слышишь!

* * *

Сергею Судейкину

Спокоен ход простых суровых дней,

Покорно все приемлю превращенья.

В сокровищнице памяти моей

Твои слова, улыбки и движенья.

Весна 1914

Петербург

* * *

<<Сергею Судейкину>>

…это тот, кто сам мне подал цитру

В тихий час земных чудес,

Это тот, кто на твою палитру

Бросил радугу с небес.

1914<>

ОТВЕТ

И при луне новорожденной

Вновь зажигаю шесть свечей.

<<Б.Садовский>>

<<Борису Садовскому>>

Я получила письмо,

Не поверила нежным словам,

Читала, смотрела в трюмо,

Удивлялась себе и Вам.

В окна широкий свет

Вплывал, и пахло зимой

Знаю, что Вы поэт,

Значит, товарищ мой.

Как хорошо, что есть

В мире луна и шесть

Вами зажженных свеч.

Думайте обо мне,

Я живу в западне

И боюсь неожиданных встреч.

1913

* * *

Графу В. П. Зубову

Как долог праздник новогодний,

Как бел в окошках снежный цвет.

О Вас я думаю сегодня

И нежный шлю я Вам привет.

Пускай над книгою в подвале,

Где скромно ночи провожу,

Мы что-то мудрое решали,

Я обещанья не сдержу.

А Вы останьтесь верным другом

И не сердитесь на меня,

Ведь я прикована недугом

К моей кушетке на три дня.

И дом припоминая темный

На левом берегу Невы,

Смотрю, как ласковы и томны

Те розы, что прислали Вы.

1910-е годы

* * *

Это немного кокетливое стихотворение требует комментария.

Подвал – поэтическое кабаре «Бродячая Собака», куда завсегдатаи собирались за полночь, а разъезжались на рассвете. Георгий Иванов так описывает ночи в «Бродячей Собаке»:

«Комнат… всего три. Буфетная и две «залы» – одна побольше, другая совсем крохотная. Это обыкновенный подвал… Теперь стены пестро расписаны… В главной зале вместо люстры выкрашенный сусальным золотом обруч. Ярко горит огромный кирпичный камин. На одной из стен большое овальное зеркало. Под ним длинный диван – особо почетное место. Низкие столы, соломенные табуретки. Все это потом, когда «Собака» перестала существовать, с насмешливой нежностью вспоминала Ахматова:

Да, я любила их – те сборища ночные,

На низком столике стаканы ледяные,

Над черным кофеем голубоватый пар,

Камина красного тяжелый зимний жар…

Есть еще четверостишие Кузмина, кажется, нигде не напечатанное:

Здесь цепи многие развязаны —

Все сохранит подземный зал.

И те слова, что ночью сказаны,

Другой бы утром не сказал».

Судя по новогодней записочке графу Зубову, Анна Андреевна не была исключением: она, как и все, вполне могла говорить ночью то, чего утром бы ни за что не сказала…

Анна Андреевна называет дом графа Зубова темным не потому, что там происходило что-то нехорошее, а потому, что этот дом, точнее, дворец, был облицован черным мрамором. В своем роскошном дворце Валентин Платонович, богач, искусствовед и меценат, основал в 1912 году Институт истории искусств, где читали лекции самые известные деятели культуры, а в легендарном Зеленом зале с малахитовым камином регулярно устраивались концерты. Георгий Иванов в очерке о Сергее Есенине так описывает атмосферу этих вечеров:

«Шелест шелка, запах духов, смешанная русско-французская болтовня… Рослые лакеи в камзолах и белых чулках разносят чай, шерри-бренди, сладости…»

Он же оставил нам и поэтическую зарисовку: Анна Ахматова в голубой гостиной зубовского дворца:

В пышном доме графа Зубова

О блаженстве, о Италии

Тенор пел. С румяных губ его

Звуки, тая, улетали и…

Абажур светился матово

В голубой овальной комнате.

Нежно гладя пса лохматого,

Предсказала мне Ахматова:

«Этот вечер вы запомните».

Этот вечер и Анну Андреевну в период ее короткого романа с хозяином черно-мраморного дворца запомнил не только Георгий Иванов, но и еще один знаменитый современникфилософ и литератор Ф. Степун. Вот только, в отличие от Иванова, который считал жену своего учителя Гумилева одной из самых прелестных женщин дореволюционного Петербурга, Степун нашел ее слегка жеманной:

«Анна Ахматова мне при первой и единственной встрече не понравилась… Быть может оттого, что она как-то уж слишком эффектно сидела перед камином на белой медвежьей шкуре, окруженная какими-то на петербургский лад изящными, перепудренными и продушенными визитками».

Как правило, в поздние свои годы Ахматова легко и откровенно рассказывала о своих молодых романах. А вот об отношениях с графом Зубовым говорить не любила, хотя и называла его имя (в разговорах с Павлом Лукницким) в числе тех мужчин, с которыми была близка. Лукницкий, решив, что эти воспоминания Анне Андреевне неприятны, прекратил расспросы. Между тем, судя по мемуарному очерку Никиты Струве «Восемь часов с Анной Ахматовой», именно к этому своему поклоннику Анна Андреевна и в старости относилась с нежностью. Вот что пишет Струве,

Скачать:PDFTXT

пред Богом? Мне снится, что меня ведет палач По голубым предутренним дорогам. > 1913 * * * За узором дымных стекол Хвойный лес под снегом бел. Отчего мой ясный сокол