на огромной глубине дышит каждое стихотворение Ахматовой, с виду посвященное совсем личным страданиям. Это ли «несчастная любовь»?» (С. 61). После проник¬новенного анализа ряда стихотворений Ахматовой о страданиях, самоотречении критик делает вывод: «Эти муки, жалобы и такое уж крайнее смирение— не слабость ли это духа, не простая ли сентимен¬тальность? Конечно, нет: самое голосоведение Ах¬матовой, твердое, и уж скорее самоуверенное, самое спокойствие в признании и болей, и слабостей, самое, наконец, изобилие поэтически претворенных мук—все это свидетельствует не о плаксивости по случаю жизненных пустяков, но открывает лиричес¬кую душу скорее жесткую, чем слишком мягкую, скорее жестокую, чем слезливую, и уж явно господ¬ствующую, а не угнетенную» (С. 64).
Ахматовская лирика, по убеждению Недобро-во, дает ощущение «очень яркой и очень напряжен¬ной жизни». Она изображает «прекрасные движе¬ния души, разнообразные и сильные волнения, му¬ки, которым впору завидовать, гордые и свободные соотношения людей, и все это в осиянии и в пении творчества». «А так как описанная жизнь показана с большою силою лирического действия, то она пере¬стает быть только личной ценностью, но обращается в силу, подъемлющую дух всякого, воспринявшего ахматовскую поэзию» (С. 65). И далее: «Я думаю, все мы видим приблизительно тех же людей, и, однако, прочитав стихи Ахматовой, мы наполняемся новою гордостью за жизнь и за человека».
И еще одна догадка-пророчество—о том, что именно стихи Ахматовой оказываются верным по¬стижением настоящего: «Еще недавно, созерцая происходящие в России события, мы с гордостью говорили: «Это—история». Ахматовские стихи по¬казывают «биографию» тех людей, которые делают историю. Печатая свою статью, написанную весной 1914 г., уже в 1915 г., после начала Первой мировой войны, Недоброво именно к этому месту своей ста¬тьи сделал знаменательное примечание: «Надобно вспомнить, что это писалось весною 1914 г.». «С тех пор история снова заполнила всю жизнь человечест¬ва такими жертвенными делами и такими роковы¬ми, каких и видано прежде не бывало. И слава Богу, что люди действительно оказались беспре¬дельно прекраснее, чем о них думали; это в особен¬ности относится к тому столь оклеветанному до войны русскому молодому поколению, к которому принадлежат все рядовые и младшие офицеры на¬шей армии и которое, таким образом, выносит на себе светлое будущее России и мира. К Ахматовой надо отнестись с тем большим вниманием, что она во многом выражает дух этого поколения и ее твор¬чество любимо ими» (С. 67).
Второе предсказание Недоброво связано с тем, что он так же, как в свое время В. Чудовский, уловил в творчестве Ахматовой, помимо лиризма, другую струю (назовем ее современными терминами «ис¬торизм», «эпическое начало») — на этот раз в белых стихах «В то лето я гостила на земле…». «У этого стиха не та душа, что у лирического стиха Ах¬матовой». Критик предсказывает, что поэту пред¬стоит решать и «не лирические задачи» —«в при¬стойной тому форме: в поэме, в повести, в драме».
И последнее —чрезвычайно прозорливо ут¬верждение критика, что «такой сильный поэт, как Анна Ахматова», пойдет по пути, указанному поэ¬там А. С. Пушкиным.
Недоброво цитирует поэму Пушкина «Езер-ский» — «со всеми намеками на содержание стро¬фы», в которую входят эти стихи, и где дан Пушки¬ным закон поэту:
Зачем крутится ветр в овраге, Подъемлет лист и пыль несет, Когда корабль в недвижной влаге Его дыханья жадно ждет? Зачем от гор и мимо башен Летит орел, тяжел и страшен, На черный пень? Спроси его. Зачем арапа своего Младая любит Дездемона, Как месяц любит ночи мглу? Затем, что ветру и орлу И сердцу девы нет закона. Гордись: таков и ты, поэт, И для тебя условий нет*.
Очень скоро все эти пророчества Недоброво начнут сбываться. Стихами о Первой мировой войне,
* Пушкин А. С. Поли. собр. соч.: В 10 т. М., 1957. Т. 4. С. 346 — 347.
написанными летом 1914 г., властно войдет в поэ¬зию Ахматовой тема судьбы России. Эпические от¬рывки перерастут в эпические поэмы, в которых отразится время и судьба поколения. Пушкинский завет и закон в период гонений и несправедливого суда «толпы» станет для Ахматовой опорой в жизни:
Идешь, куда тебя влекут Мечтанья тайные; твой труд Тебе награда; им ты дышишь, А плод его бросаешь ты Толпе, рабыне суеты.
3. «А МЫ ЖИВЕМ ТОРЖЕСТВЕННО И ТРУДНО…»
Книга «Четки» вышла 15 марта 1914 г. (по старому стилю), и, по словам Ахматовой, «жизни ей было отпущено примерно шесть недель». В мае начинался дачный сезон, петербуржцы покидали город. В двадцатых числах мая А. А. и Н. С. Гу¬милевы отправились в Слепнево, где с матерью Гумилева Анной Ивановной жил их полуторагодо¬валый сын Лев. В июне Николай Степанович в пер¬вый раз попросил Анну Андреевну дать ему раз¬вод,—на что она, по ее словам, «сейчас же, конечно, согласилась!». У Николая Степановича к этому вре¬мени уже имелся второй сын, Орест Николаевич Выготский (на год моложе Левы), и бурно протекал роман с Татьяной Викторовной Адамович, препода¬вательницей гимназии, боготворившей его и влюб¬ленной в его стихи. Не приняв окончательного реше¬ния, Гумилевы разъехались: он —в Либаву к Т. Ада¬мович, она—в Петербург, где жила в квартире отца на Крестовском острове (набережная Средней Не¬вки) , а затем уехала к матери в Дарницу (дача близ
Киева). В начале июля Ахматова вновь едет в Слеп-нево. Пересев в Москве на первый попавшийся почтовый поезд, на подмосковной платформе Под¬солнечная видит Блока, задающего ей самый неу¬местный в тех условиях вопрос: «С кем вы едете?» — «Я успеваю ответить: «Одна». Поезд трогается». В «Воспоминаниях об Александре Блоке» Ахматова далее приводит запись от 9 июля 1914 г. из «Запис¬ной книжки» Блока (прочитанную ею лишь пять¬десят один год спустя): «Мы с мамой ездили осмат¬ривать санаторию на Подсолнечной. —Меня бес дразнит. — Анна Ахматова в почтовом поезде». Ра¬зумеется, никакого романа с Блоком не было, но—«бес дразнит», и мать Блока, А. А. Кублиц-кая-Пиоттух, пишет своей приятельнице: «С—) Я все жду, когда Саша встретит и полюбит женщи¬ну тревожную и глубокую, а стало быть и нежную… И есть такая молодая поэтесса, Анна Ахматова, которая к нему протягивает руки и была бы готова его любить. Он от нее отвертывается, хотя она красивая и талантливая, но печальная. А он этого не любит. Одно из ее стихотворений я Вам хотела бы написать, да помню только 2 строки первые:
«Слава тебе, безысходная боль. — Умер вчера сероглазый король».
Вот, можете судить, какой склон души у этой юной и несчастной девушки. У нее уже есть, впро¬чем, ребенок. А Саша опять полюбил Кармен. Он ее так и полюбил во время представления в Музыкаль¬ной драме, во время ее воплощения в Кармен. Я ее тоже видела. Хороша как певица и актриса. А те¬перь уже и катанья, и гулянья, и цветы. И целые дни заняты ею. А она опять стихийная»*.
* Литературное наследство. Т. 92. Кн. 3. М., 1982. С. 431.
Анна Ахматова, по-видимому, не казалась матери Блока «стихийной», да она такой и не бы¬ла. Между нею и Николаем Степановичем летом 1914 г.— дружеская переписка; он, не получая от нее скорого ответа, тревожно (хотя и мимоходом) спрашивает: «Что, ты забыла меня или тебя уже нет в Деражне?» Она напоминает ему, что осенью будет трудно с деньгами, что заложены вещи, что можно ожидать ругательных статей от Валерия Брюсова, и неизвестно, чего ждать от К. И. Чуковского, соби¬рающегося читать свою статью об акмеизме как лекцию. Подписывает письма: «Будь здоров, ми¬лый! Целую. Твоя Анна». Посылает ему свои новые стихи. Раздумывает, не поехать ли ей за грани¬цу—это была бы ее четвертая поездка (1910 —Па¬риж, 1911 —Париж, 1912 — Италия). Из Киева пишет грустное письмо другу, М. Л. Лозинскому: «За границу я не поеду, что там делать! А дней через 10 буду опять в Слепневе и уже до конца там останусь. Если даст Бог, помру, если нет —вернусь в Петербург осенью глубокой (…) Лето у меня вышло тревожное: мечусь по разным городам, и вез¬де страшно пусто и невыносимо. (…) Мне сказали, что издание «Четок» придется повторить в сентябре. Не очень я этому верю»*.
Среди стихов Анны Ахматовой лета 1914-го явственно звучит тема огорчения, тема «Тани Ада¬мович»—«Мне не надо счастья малого,//Мужа к милой провожу…» 20 июля она пишет утром «еще спокойные стихи»:
Я не любви твоей прошу. Она теперь в надежном месте… Поверь, что я твоей невесте Ревнивых писем не пишу.
* Литературное обозрение. 1989. № 5. С. 65.
Но мудрые прими советы: Дай ей читать мои стихи, Дай ей хранить мои портреты — Ведь так любезны женихи! А этим дурочкам нужней Сознанье полное победы, Чем дружбы светлые беседы И память первых нежных дней…
19 июля по старому стилю, 1 августа 1914-го по новому, Германия объявила России войну. На сле¬дующее утро был обнародован «Высочайший мани¬фест». Начался новый, «не календарный» XX век. По словам Ахматовой, «вся жизнь вдребезги». 23 июля Н. С. Гумилев отправился из Петербурга в Слепнево, — проститься с матерью и сыном, за¬брать Анну Андреевну. В Петербурге она живет у отца, он —у В. К. Шилейко. Срочно возвращается из Крыма Н. В. Недоброво. Гумилев зачислен воль-ноопределяющимся в Гвардейский запасной кавале¬рийский полк.
В сентябре 1914 г. Анна Ахматова навестила мужа в деревне Наволоки под Новгородом, где был расквартирован его полк.
В середине декабря Николай Степанович при¬был на побывку в Петроград, через несколько дней, 24-го, Анна Андреевна проводила его на фронт — до Вильно («Помнишь, мы были с тобою в Поль¬ше?..»). В рабочей тетради Ахматовой (РГАЛИ. Е.х. 114) есть воспоминание об этом: «На Рождест¬во 1914 провожала Ник(олая) Степановича) на фронт до Вильны. Там ночевали в гостинице, и утром я увидела в окно, как молящиеся на коленях двигались к церкви, где икона [Ченстоховской] Ост-робрамской Божьей Матери». Простившись с Гуми¬левым, Ахматова отправляется к матери в Киев, где встречает Новый год. 25 января 1915 г. она в Петро¬граде вместе с Блоком, Северяниным, Кузминым, Мандельштамом, Сологубом и другими поэтами вы¬ступает на вечере «Писатели — воинам» в Александ¬ровском зале Петроградской городской думы—чи¬тает военные стихи Гумилева.
В конце января Гумилев ненадолго приехал с фронта в Петроград —в его присутствии в доме М. Л. Лозинского Ахматова прочитала только что законченную поэму «У самого моря». Среди слу¬шавших были также В. К. Шилейко, Н. В. Недоб-рово, В. А. Чудовский, Е. Ю. Кузьмина-Караваева. Об этой поэме Ахматова многократно говорила, что она очень нравилась Гумилеву. О ней, тогда еще не оконченной, он пишет в октябре 1914 г. из армии: «…я начинаю чувствовать, что я подходящий муж для женщины, которая «собирала французские пу¬ли, как
