София. 1921. № 3 — 4. С. 185 — 201), Анна Ахматова. «Четки» (там же. 1922. № 1—2. С. 382), «Аппо Domini МСМХХ1» (Современные записки. 1922. № 10. С 385-390).

После выхода книги «Подорожник» творчеством Ахматовой стали интересоваться крупнейшие иссле¬дователи поэзии как в России, так и за рубежом.

Одной из наиболее известных в ту пору была написанная незадолго до выхода «Подорожника» статья К. И. Чуковского «Ахматова и Маяковский»*. В ней критик противопоставлял двух поэтов, две поэтические индивидуальности, отражающие про-шлое и будущее русской культуры. Б. М. Эйхен¬баум обнаружил в «Подорожнике» «сложный лири¬ческий роман, вернее —новую главу этого романа, начатого еще в книгах «Четки» и «Белая стая»: «Мотив несчастной любви завершен, —на смену ему выступает мотив загадочной, суровой любви». Явля¬ется новый герой—«Высокий,//Как юный орел, тем¬ноглазый». Прежний герой «Четок» и «Белой стаи» теперь фигурирует как «отступник» и «пленник чужой». Б. М. Эйхенбаум, как К. И. Чуковский, сравнивает Ахматову с Маяковским, — но не проти¬вопоставляет их как «две России», а объединяет как новаторов: «В пределах самого лиризма Ахматова преодолевает традицию, насыщая лирику сюжетной конкретностью. В этом смысле она —не менее рево¬люционное в искусстве явление, чем Маяковский. С разных сторон и разными приемами они лик¬видируют изношенные, дурные традиции»**.

* Альманах «Дом Искусств». 1921. № 1. С. 23 — 42. Перепеча¬тана в кн.: О к се нов И. Современная русская критика. Л., 1925. С. 287-305).

** Эйхенбаум Б. М. Роман-лирика. Подорожник. Стихотво¬рения Анны Ахматовой//Вестник литературы. 1921. № 6—7. С. 8 — 9.

Анна Ахматова высоко оценивала критику на¬чала 1920-х годов, серьезную и благожелательную, однако именно в самой ее глубине и серьезности она позже отыскала одну из причин будущего остракиз¬ма по отношению к ней со стороны официального литературного и партийного начальства. В наброс¬ках автобиографической прозы читаем: «Что касает¬ся начала 20-х годов, (так называемый НЭП), то после того, как К. Чуковский противопоставил меня Маяковскому («Две России»), В. Виноградов напи¬сал известную статью «Стилистика Ахматовой», Б. М. Эйхенбаум —целую книгу (1922), моими сти¬хами занимались формалисты, о них читали док¬лады и т. д. Все это действительно (как, впрочем, все в моей жизни) кончилось довольно печально. В 1925 г. ЦК вынес пост(ановление) (не опуб-ликованное) в печати) об изъятии меня из обраще¬ния. Уже готовый двухтомник—(«Петроград» Гес-сена) был запрещен, и меня перестали печатать».

Пятый сборник стихов Анны Ахматовой «Аппо Domini» вышел в 1922 г. Первое его издание имело название «Аппо Domini МСМХХ1» («От рождест¬ва Христова 1921»). Уже заглавие указывало, что речь в книге пойдет о 1921 годе. Что же проис¬ходило в этом году в жизни Анны Ахматовой и в жизни России?

Важнейшие для Ахматовой события 1921 г.— смерть А. Блока, арест и расстрел Н. Гумилева. В том же году она узнала, что два года назад умер Н. В. Не¬доброво, а в 1920-м—брат Андрей. Брат Виктор про¬пал без вести и считался в семье погибшим.

Книга Анны Ахматовой состояла из трех раз¬делов: первый —«Аппо Domini МСМХХ1», с ла¬тинским эпиграфом из «Любовных элегий» Овидия: «Ни без тебя, ни с тобой жить не могу…»—включал

14 стихотворений, написанных именно в 1921 г. Дата «1921» стояла под каждым стихотворением; во второй — «Голос памяти», с эпиграфом из стихо¬творения Н. Гумилева «Пьяный дервиш»: «Мир — лишь луч от лика друга,//Все иное—тень его» вхо¬дили 15 стихотворений, из которых в 1921 г. напи¬саны шесть. Под пятью из них стоит дата: «1921», под одним —дата, явно ложная, —«1914»:

Не бывать тебе в живых, Со снегу не встать. Двадцать восемь штыковых, Огнестрельных пять…

Датированное 1914 годом, стихотворение как бы становилось обращенным к павшим на полях сражений мировой войны. Позже Ахматова поста¬вила под ним дату по старому стилю «16 августа 1921 (вагон)». О гибели Гумилева, последовавшей 25 августа, она узнала, по ее словам, 1 сентября (н. ст.), таким образом дата «16 августа» намекала на некое предчувствие, предсказание гибели. И строка «Со снегу не встать» отдаляла событие от августовских песчаных холмов и торфяников Берн-гардовки* и как бы переносила его в другое время

* Место захоронения расстрелянного Н. С. Гумилева — одна из ахматовских легенд. Она много раз рассказывала о том, что знает это место, нашла его по описанию, переданному ей со слов очевидца,— близ Бернгардовки, под определенным деревом, на коре которого сохранились следы пуль. Она ездила туда по меньшей мере два раза. Однако в настоящее время установлено, что истинное захоронение расстрелянных участников «таганцевского заговора» находится не там. В статье Ирены Вербловской «Петербург Анны Ахматовой» читаем: «Теперь, благодаря работе петербургского «Мемориала», мы можем утверждать, что место расстрела и захоронения расстрелянных 25 ав¬густа 1921 г. ближе к городу, чем искала Ахматова. Это территория Ржевского артиллерийского полигона, то есть между поселками Старое Ковалево и Приютило. Полигон выходит к Рябовскому шоссе, одному из участков Дороги жизни в 1941—43 годах. (Русская мысль. 1997. 10-16 июля. № 4182. С. 10).

года. Но под эпиграфом ко второму разделу книги поставлена полная подпись: «Н. Гумилев». Следую¬щий—третий раздел книги составил перепечатан¬ный в ней «Подорожник», с эпиграфом из «Посвя¬щения» к «Полтаве»: «Узнай, по крайней мере, звуки,//Когда-то милые тебе. Пушкин». «Подорож¬ник» перепечатан почти в полном составе, за ис¬ключением стихотворения «Бывало, я с утра мол¬чу…» и перевода «Заре».

Через год после выпуска первого издания книги «Аппо Domini МСМХХ1» появилось второе, до¬полненное, под названием «Аппо Domini» — издан¬ное в Берлине как третий том собрания сочинений поэта. В него был включен раздел «Новые стихи» из двадцати стихотворений. Эпиграф из Тютчева— «В те баснословные года…» Поскольку начало тют¬чевского стихотворения было отброшено —«Я знал ее еще тогда…», то строка эпиграфа говорила о по¬священности книги ВРЕМЕНИ, которое будет по¬томками названо «баснословными годами». Боль¬шинство стихотворений (17 из 20), включенных в этот раздел, действительно были новыми, напи¬санными в ноябре—декабре 1921 и в 1922 гг. И лишь немногие созданы в прежние годы (1917 — 1919): «Два отрывка из «Сказки о черном кольце», «Согражданам» (или «Петроград 1919» —«И мы забыли навсегда…»). Второе издание книги включа¬ло стихи, большинство которых еще не публикова¬лось в России: «И мы забыли навсегда…», «Видел я тот венец златокованый…», «Бежецк», «Не с теми я, кто бросил землю…», «Ангел, три года хранив¬ший меня…», «Заболеть бы как следует, в жгучем бреду…», «Причитание». В условиях ужесточаю¬щейся политики партии и правительства в области культуры это было сочтено тяжелым проступком.

По словам Ахматовой, сборник «не был допущен на родину. Тираж, по тем временам значительный, остался за границей»*.

Два первых стихотворения —«Согражданам» и «Видел я тот венец златокованый…» —цензурой были вырезаны почти изо всех экземпляров берлин¬ского тиража. Оба стихотворения —отчетливо поли¬тические. Первое — говорило о жизни «в столице дикой», где «уж ветер смерти сердце студит», где «в кругу кровавом день и ночь//Долит жестокая истома». Живущие в этом «кругу кровавом» из¬брали родину, «город свой», а не «крылатую сво¬боду». Они умрут, но прекрасный град Петра будет им «невольным памятником». Второе сти¬хотворение написано как бы от лица казненного Гумилева, передающего Ахматовой эстафету—свой терновый венец.

Стихи Анны Ахматовой очень много теряют при таком пересказе их содержания. Они испол¬нены высокой и торжественной гармонии. Сюжет¬ная основа стихов сборника несколько затенена, укрыта этой торжественностью, это стихи для по-священных. Но посвященных—не в личные интим¬ные переживания автора, а в исторические судьбы России, в трагедии отдельных, лучших ее «сограж¬дан». Пример тому—рождественское стихотворе¬ние «Бежецк».

Северный зимний город готовится к светлому празднику Рождества. Но для автора этот праздник напоминает о прошлом, и эта память страшна:

Там строгая память, такая скупая теперь, Свои терема мне открыла с глубоким поклоном; Но я не вошла, я захлопнула страшную дверь… И город был полон веселым рождественским звоном.

Хейт А. Анна Ахматова. Поэтическое странствие. С. 236.

Почему дверь памяти —это страшная дверь? Автор дает два намека: дату под стихотворени¬ем—«26 декабря 1921 г.» и строку в первой строфе о Бежецке:

Там милого сына цветут васильковые очи.

Знающий судьбу автора читатель, сопоставив, расшифрует, что стихотворение посвящено памяти казненного Н. С. Гумилева и посещению оставшего¬ся сиротой их маленького сына, с которым мать проводит Рождество — первое в их жизни после ги-бели отца. Ахматова уверенно обращается к созна¬нию такого читателя, потому что ее судьба и судьба Гумилева —это отныне не частные судьбы, а ИС¬ТОРИЯ РОССИИ, которая вручила ей однажды лучшего из своих сыновей. Теперь он, казненный, оставил ее «за себя заложницей в неволе//Всей зем¬ной непоправимой боли».

В феврале 1922 г. К. И. Чуковский сказал: «…У вас теперь трудная должность: вы и Горький, и Толстой, и Леонид Андреев, и Игорь Северя¬нин—все в одном лице, даже страшно»*. «И это верно, — продолжает Чуковский, — слава ее в полном расцвете: вчера ВОЛЬФИЛА (Вольная философская ассоциация. — //. К.) устраивала «Вечер» ее поэзии, а редакторы разных журналов то и дело звонят к ней —с утра до вечера — «Дайте хоть что-нибудь».

4. «Я ПЬЮ ЗА РАЗОРЕННЫЙ ДОМ…»

Любовная тема пятой книги Анны Ахматовой сложна: это многие временные «пласты» памяти, воспоминания с разными оттенками —доброжела¬

* Чуковский К. И. Дневник. 1901-1929. С. 189.

тельности, признательности, нежности. Адресатов несколько, но их объединяет то, что все они в прошлом:

Заболеть бы как следует, в жгучем бреду Повстречаться со всеми опять, В полном ветра и солнца приморском саду По широким аллеям гулять.

Даже мертвые нынче согласны прийти, И изгнанники в доме моем. Ты ребенка за ручку ко мне приведи, Так давно я скучаю о нем.

Буду с милыми есть голубой виноград, Буду пить ледяное вино И глядеть, как струится седой водопад На кремнистое влажное дно.

Это написано весной 1922 г. Есть у любви и настоящее, — но оно выбрано как бы по контрасту с прошлым, от отчаяния, и тоже не принесло счас¬тья: «Мне не надо больше обреченных—//Пленни¬ков, заложников, рабов,//Только с милым мне и не-преклонным//Буду я делить и хлеб и кров». В стихи о настоящем входит сниженно-бытовая лексика се¬мейной повседневности: «А обидишь словом беше¬ным…», «Этот самый скучный довод//Черной рев¬ности твоей», «Тебе покорной? Ты сошел с ума!», «Мне муж—палач, а дом его—тюрьма». Над одним из подобных стихотворений о настоящем — посвяще¬ние: В. К. Шилейко. Владимир (Вольдемар) Кази-мирович Шилейко был вторым мужем Анны Ах¬матовой. Их брак заключен в 1918 г., сразу после развода с Н. С. Гумилевым. Инициатором развода на этот раз была Ахматова, уже давшая слово Ши¬лейко «быть с ним». Этот брак изумил знакомых— Кузмина, Блока, Чуковского, самого Гумилева.

Ученый-востоковед, специалист по клинописным языкам, поэт, член «Цеха поэтов», Шилейко был известен как своей гениальностью, так и крайне тяжелым характером.