Недоброво в его статье, может служить примером того пристального внимания к технике поэта, которое было характерно и для критика Недоброво, и для статей Н. С. Гумилева и других акмеистов. Недоброво приводит текст стихотворения «Настоящую нежность не спута¬ешь…»—«ничем в «Четках» не выделяющегося», затем пишет о нем:

«Речь проста и разговорна до того, пожалуй, что это и не поэзия? А что если еще раз прочесть да заметить, что когда бы мы так разговаривали, то, для полного исчерпания многих людских отношений, каждому с каж¬дым довольно было бы обменяться двумя-тремя восьми¬стишиями—и было бы царство молчания. А не в молчании ли слово дорастает до той силы, которая пресуществляет его в поэзию?

Настоящую нежность не спутаешь Ни с чем… —

какая простая, совсем будничная фраза, как она спокой¬но переходит из стиха в стих, и как плавно и с оттяжкою течет первый стих —чистые анапесты, коих ударения от-далены от концов слов, так кстати к дактилической рифме стиха. Но вот, плавно перейдя во второй стих, речь сжимается и сечется: два анапеста, первый и третий, стягиваются в ямбы, а ударения, совпадая с концами слов, секут стих на твердые стопы. Слышно продолжение простого изречения:

… нежность не спутаешь Ни с чем, и она тиха,—

но ритм уже передал гнев, где-то глубоко задержанный, и все стихотворение вдруг напряглось им. Этот гнев решил все: он уже подчинил и принизил душу того, к кому обращена речь; потому в следующих стихах уже выплыло на поверхность торжество победы —в холодно¬ватом презрении:

Ты напрасно бережно кутаешь…

Чем же особенно ясно обозначается сопровождаю¬щее речь душевное движение? Самые слова на это не расходуются, но работает опять течение и падение их: это «бережно кутаешь» так изобразительно и так, если угодно, изнеженно, что и любимому могло бы быть сказа¬но, оттого тут и бьет оно. А дальше уже почти издева-тельство в словах:

Мне плечи и грудь в меха…— это дательный падеж, так приближающий ощущение и выдающий какое-то содрогание отвращения, а в то же время звуки, звуки! «Мне плечи и грудь…» —какой в этом спондее и анапесте нежный хруст все нежных, чистых и глубоких звуков.

Но вдруг происходит перемена тона на простой и значительный, и как синтаксически подлинно обосно¬вана эта перемена: повторением слова «напрасно» с «и» перед ним:

И напрасно слова покорные…

На напрасную попытку дерзостной нежности дан был ответ жесткий, и особо затем оттенено, что напрасны и покорные слова; особливость этого оттенения очерчива¬ется тем, что соответствующие стихи входят уже в другую рифмическую систему, во второе четверостишие:

И напрасно слова покорные Говоришь о первой любви.

Как это опять будто заурядно сказано, но какие отсветы играют на лоске этого щита —щит ведь все стихо¬творение. Не сказано: и напрасны слова покорные,— но сказано: и напрасно слова покорные говоришь… Усиле¬ние представления о говорении не есть ли уже и изобли¬чение? И нет ли иронии в словах: «покорные», «о пер¬вой»? И не оттого ли ирония так чувствуется, что эти слова выносятся на стянутых в ямбы анапестах, на рит¬мических затаениях?

В последних двух стихах:

Как я знаю эти упорные, Несытые взгляды твои! —

опять непринужденность и подвижная выразительность драматической прозы в словосочетании, а в то же время тонкая лирическая жизнь в ритме, который, вынося на стянутом в ямб анапесте слово «эти», делает взгляды, о которых упоминается, в самом деле «этими», то есть вот здесь, сейчас видимыми. А самый способ введения пос-ледней фразы, после обрыва предыдущей волны, воскли¬цательным словом «как», —он сразу показывает, что в этих словах нас ждет нечто совсем новое и окончатель¬ное. Последняя фраза полна горечи, укоризны, пригово¬ра и еще чего-то. Чего же? — Поэтического освобождения от всех горьких чувств и от стоящего тут человека; он несомненно чувствуется, а чем дается? Только ритмом последней строки, чистыми, этими совершенно свободно, без всякой натяжки раскатившимися анапестами; в сло-вах еще горечь: «несытые взгляды твои», но под словами уже полет. …)

Стоит отметить, что описанный прием, то есть перевод цельной синтаксической системы из одной рит¬мической системы в другую, так, что фразы, перегибая строфы в середине, скрепляют их края, а строфы то же делают с фразами, — один из очень свойственных Ах¬матовой приемов, которым она достигает особенной гиб¬кости и вкрадчивости стихов, ибо стихи, так сочленен¬ные, похожи на змей. Этим приемом Анна Ахматова иногда пользуется с привычностью виртуоза» (Русская мысль. 1915. № 7. Разд. И. С. 50-68).

Ахматова в поздние годы дорожила этим своим стихотворением и в 1963 г. процитировала его, работая над текстом произведения «Большая исповедь», которое намеревалась включить в драму «Пролог, или Сон во сне»:

И эта нежность не была такой, Как та, которую поет какой-то В начале века назвал настоящей

И тихой почему-то. Нет, ничуть — Она, как первый водопад, звенела, Хрустела коркой голубого льда, И лебединым голосом молила, И на глазах безумела у нас.

(РНБ).

150 «Я с тобой не стану нить вино…»

Впервые—«Четки», 1914. С. 63, где имеет дату—1913. Декабрь; в кн. «Бег времени». С. 78, дата—1913. В авто¬графе РГАЛИ дата—26 января 1914 (в этот день вписано в альбом А. И. Тинякова). Печ. по кн. «Четки», 1914.

По мнению М. М. Кралина, адресовано А. С. Лурье (БО 1. С. 377).

151 «И жар по вечерам., и утром вя¬лость…» Впервые — «Ежемесячный журнал». 1914. № 2. С. 6. Печ. по БП. С. 279.

152 «Твой белый дом и тихий сад остав¬лю…» Впервые —журн. «Гиперборей». 1913. № 9—10 (вышел в марте 1914). С. 4, в составе подборки «Восьми¬стишия»; «Белая стая», 1917. С. 10, с датой—1913; «Бег времени». С. 91, с такой же датой; «Из шести книг». С. 119. Печ. по кн. «Белая стая», 1917. Дата —БО 1. С. 73, проставлена М. М. Кралиным по экземпляру книги «Белая стая» из частного собрания (Москва), где даты и место написания многих стихотворений вписаны чернилами самой Ахматовой. Экземпляр с дарственной надписью «Вячеславу Вячеславовичу Срезневскому с ува-жением и любовью в памятные дни 1917. Анна Ахматова». По этому экземпляру в издании БО 1 были уточнены даты и место написания всех последующих стихотворе-ний из книги «Белая стая».

Обращено к Н. С. Гумилеву, что подтверждается записью П. Н. Лукницкого: «На мой вопрос —какие ее стихотворения относятся к Н. С, АА перечислила:

1. «Заплаканная осень, как вдова…»

2. «Твой белый дом и тихий сад оставлю…»

3. «Воспоминание» —стихотворение о войне.

4. «Далеко в лесу огромном…»

5. «Тот август, как желтое пламя…»

6. В «Четках» —о пенале.

(Лукницкий, 1. С. 61).

Тебя, тебя в моих стихах прославлю,//Как женщина прославить не могла. —В 1914 г. Н. Гумилев в стихотворе¬нии «Священные плывут и тают ночи…», возможно, в от¬вет на эти строки писал:

А ночью в небе древнем и высоком Я вижу записи судеб моих И ведаю, что обо мне, далеком, Звенит Ахматовой сиренный стих.

Так не умею думать я о смерти, И все мне грезятся, как бы во сне, Те женщины, которые бессмертье Моей души доказывают мне.

(Гумилев, 1. С. 375).

В рабочих тетрадях Анны Ахматовой неоднократно встречаются строки из этого стихотворения Гумилева с примечанием к слову «сиренный»: «…au voix de sirene» («Баллада о дамах старых времен») — «голосом сирены» (Вийон)». В РТ 107 стихотворению предпослана за¬пись: «В 1915 г., когда уже давно все было кончено, он (Н. С. Гумилев.—//. К.у пишет это стихотворение.— Н. К.у в очень ответственном месте (с фронта)».

«О, это был прохладный день…» Впер¬вые—«Белая стая», 1917. С. 24, с датой —1913. В кн. «Стихотворения», 1961. С. 57, Ахматова была вынуж¬дена,—возможно, по требованию редакции — снять «чув¬ственный» оттенок: была исключена 2-я строфа, в 3-й исчезло личное обращение «ты», замененное на «он»: «Пусть он не хочет глаз моих… Всю жизнь ловить он будет стих…» То же «Бег времени». С. 102, с да¬той— 1913. В беседе с П. Н. Лукницким Ахматова гово¬рила, что не любит это стихотворение: «Оно автобиогра¬фическое очень» (Лукницкий, 1.С. 187). Печ. по кн. «Белая стая», 1917. Уточнение даты и места написа-ния-БП. С. 90 и БО 1. С. 79.

154 «Я так молилась: «Утоли…» Впервые — журн. «Вершины». 1915. № 10. С. 8; «Белая стая», 1917. С. 25; «Из шести книг». С. 132. Печ. по кн. «Белая стая», 1917. Уточнение даты и места написа¬ния—БО 1. С. 79. Иная дата —в списке Н. Л. Ди-лакторской — Конец года. 1911.

Одно из первых стихотворений Ахматовой, на об¬разном строе которого отразилось влияние поэзии Ф. И. Тютчева (любимейшего поэта Н. В. Недоброво). Ср. образ стелющегося дыма, с которым сравнивается судьба поэта, у Ахматовой («Как дым от жертвы…» и далее) и у Тютчева:

Как дымный столп светлеет в вышине! — Как тень внизу скользит неуловима!.. «Вот наша жизнь,—промолвила ты мне,— Не светлый дым, блестящий при луне, А эта тень, бегущая от дыма…»

(Тютчев. С. 226).

К тютчевской фразеологии восходят и образы 3-й строфы ахматовского стихотворения: «простерта ниц», «огонь небесный», «сомкнутые ресницы», «немота чу¬десная».

155 Ответ («Я получила письмо…») Впер¬вые — «Известия АН СССР. Серия литературы и языка». Т. 40. 1981. № 4. С. 387-388, публикация Р. Д. Тимен¬чика. Печ. по этой публикации.

Автограф на экземпляре кн. «Четки», 1914, подарен¬ном Ахматовой поэту Борису Александровичу Садовскому (1881 — 1952). Эпиграф из стихотворения Садовского «Ан¬не Ахматовой» («К воспоминаньям пригвожденный…»), написанного в 1913 г. и опубликованного в газ. «Нижего¬родский листок» 26 ноября 1913 г. Затем стихотво-рение Садовского было включено в его книгу «Полдень»

(Пг., 1915) и в «антологию» «Образ Ахматовой», издан¬ную в 1925 г. Э. Ф. Голлербахом. В РТ 114 Ахматова называет стихотворение Садовского среди других посвя¬щенных ей: «Садовской. (Кажется, был мой ответ)». Текст стихотворения Садовского, очевидно, был послан Ахматовой в письме, на которое она и отвечает.

АННЕ АХМАТОВОЙ К воспоминаньям пригвожденный Бессонницей моих ночей, Я вижу льдистый блеск очей И яд улыбки принужденной: В душе, до срока охлажденной, Вскипает радостный ручей.

Поющим зовом возбужденный, Я слышу томный плеск речей (Так звон спасительных ключей Внимает узник осужденный), И при луне новорожденной Я зажигаю шесть свечей.

И стих дрожит, тобой рожденный. Он был моим, теперь ничей. Через пространство двух ночей Пускай летит он, осужденный Ожить в улыбке принужденной, Под ярким холодом очей.

«То пятое время года,..» Впервые —

журн. «Гиперборей». 1913. № 9—10 (вышел в марте 1914). С. 5, в подборке «Восьмистишия»; «Белая стая», 1917. С. 94, с вариантом пунктуации в строке 4: «Оттого что —это любовь…» Печ. по кн. «Бег времени». С. 148. Уточнение места написания —БО 1. С. 107.

1J / «Родилась я ни поздно, ни рано…» Впер¬вые—журн. «Гиперборей». 1913. № 9— 10 (вышел в мар¬

1913

(«Посвящается Ахматовой».