лопухом…

(«Детство», 1916).

Но больше всех серебряную иву. — Ива — излюбленный образ поэзии Серебряного века, восходящий к Шекспиру. См. также коммент. к стихотворению «Знаю, знаю —сно¬ва лыжи…».

460 Подвал памяти. Впервые —журн. «Моск¬ва». 1966. № 6. С. 157. Было включено в план кн. «Тростник». Печ. по автографу РГАЛИ. Дата —в списке Н. Л. Дилакторской. В рукописи кн. «Бег времени» — ва¬рианты строк:

7: Уже по узкой летнице грохочет. 14: Я запоздала. Экая беда! 19: Сверкнули два зеленых изумруда.

В собрании Н. Л. Дилакторской вариант из 22 строк— после 17-й:

Как будто древний расторгая плен, Сквозь эту плесень, эту гарь и тлен…

В БО 1. С. 190 —под № 2 в подборке из двух стихотворений: «Из цикла «Юность» (1. «Мои молодые руки…») в разд. «Тростник».

3 мая 1940 г. в дневнике Л. К. Чуковской запи¬сан план цикла, который хотела составить Ахматова: а) «Страх, во тьме перебирая вещи…»; б) «Но сущий вздор, что я живу грустя…»; в) «Привольем пахнет дикий мед…» —и ее суждение о своем замысле: «Покойный Алигьери создал бы десятый круг ада» (Чуков¬ская, 1. С. 97).

Эпиграф из поэмы В. Хлебникова «Жуть лесная» (1914), в которой, как и в стихотворении Ахматовой, идет речь о «Бродячей собаке».

Содержание стихотворения, начиная от строки «Когда спускаюсь с фонарем в подвал…», как бы проро¬чески перекликается с эпизодом 31 августа 1941 г., когда Ахматову, оставшуюся в одиночестве в осажденном и об¬стреливаемом Ленинграде, из Фонтанного Дома вел к себе на канал Грибоедова ее друг, профессор Борис Викторович Томашевский (1890—1957)—филолог, один из основателей советской школы текстологии. «На Ми¬хайловской площади их застала воздушная тревога (…) Они кинулись в первую попавшуюся подворотню. В тре¬тьем дворе спустились в бомбоубежище. Борис Викто¬рович огляделся и лукаво сказал: «Вы узнаете, Анна Андреевна, куда я вас завел? В «Бродячую собаку». Анна Андреевна невозмутимо ответила: «Со мной —только так» («Об Анне Ахматовой». С 420 — 421). Об этом же рассказывает сама Ахматова в «Наброске о городе»: «Мы на Михайловской площади вышли из трамвая. «Тревога». Всех куда-то гонят. Мы где-то. Один двор, второй, третий, крутая лестница. Пришли. С ним одно¬временно произнесли: „Собака»». Нам не известен точный текст стихотворения, записанный Ахматовой в 1940 г. Она читала его в годы войны в Ташкенте в доме А. Н. Толстого, включила в предполагаемое издание 1946 г. (см. список Н. Л. Дилакторской); затем текст был утерян и забыт Ахматовой. У Л. К. Чуковской подробно изложена история «вспоминания» и воссоздания текста в 1953 — 1955 гг. Предполагаем, что окончательная ре¬дакция могла сложиться после 31 августа 1941 г. (Чу¬ковская, 2. С. 67, 76, 79-80, 108).

Уж тридцать лет, как проводили дам. — «Бродячая со¬бака» закрылась в начале Первой мировой войны (осе¬нью 1914 г.), следовательно, датой написания этих строк мог быть и 1944 г. От, старости скончался тот проказ¬ник… — имеется в виду М. А. Кузмин, завсегдатай «Бродя¬чей собаки», поэт и драматург, пьесы которого разыг-рывались посетителями артистического кабаре, здесь же ставились пьесы-импровизации в его честь. Умер в 1936 г. Но где мой дом и где рассудок мой?—С 31 августа 1941 г. Ахматова жила в семье Б. В. Томашевского (пятый этаж «писательского» дома на канале Грибоедова); с 6 сентяб¬ря—в помещении бомбоубежища, в комнате дворника Моисея Епишкина. 17 сентября Ахматова попросила его купить ей пачку папирос «Беломор», и у табачного ларька на улице Желябова его убило дальнобойным сна¬рядом. «Всю жизнь Анна Андреевна помнила этот день», — пишет 3. Б. Томашевская в воспоминаниях «Я —как петербургская тумба» («Об Анне Ахматовой». С. 422). 28 сентября 1941 г. по «вызову», подписанному А. А. Фадеевым, Ахматова была эвакуирована из осаж¬денного Ленинграда в Москву.

461 «Мне ни к чему одические рати…»

Впервые —журн. «Звезда». 1940. № 3—4. С. 75, с вариан¬том строки 2: «И прелесть элегических страстей»; «Сти¬хотворения», 1958. С. 44. В кн. «Бег времени». С. 294, с полной датой входило в цикл «Тайны ремесла», по¬следняя строка: «На радость вам и мне». Печ. по кн. «Бег времени», с уточнением последней строки, запомненной Л. К. Чуковской (Чуковская, 1. С. 71).

Не так, как у людей. — По воспоминаниям Н. Я. Ман¬дельштам, эту фразу сказала она в беседе с О. Э. Ман¬дельштамом, когда накрывала (простыней, а не ска¬тертью) стол в ожидании Ахматовой в 1926 г.: «Ничего, она любит, когда не как у людей …) С тех пор стало у нас поговоркой» (БО 1. С. 422). Таинственная плесень на стене.—В воспоминаниях А. С. Лурье «Детский рай» он пишет: «В большом старинном доме на Фонтанке вблизи Летнего сада, из окна, выходящего во двор, на соседней глухой стене в сажень толщиной проступала леонардов-ская плесень; вглядевшись в нее, можно было отчетливо видеть силуэт в цилиндре и плаще, куда-то бегущий. О. А. Глебова-Судейкина говорила, смотря на эту тень:

«Вот опять маленький Нерваль бежит по Парижу» (Вос¬поминания о Серебряном веке. М., 1993. С. 274).

462 «Когда человек умирает…» Впервые — журн. «Звезда». 1940. № 3 — 4. С. 75; «Из шести книг», разд. «Ива». С. 16. В кн. «Бег времени». С. 276, дата — 1940, входило в разд. «Тростник». В БП. С. 197, да¬та—21 мая 1940.

В списке Н. Л. Дилакторской указаны две даты: 7 марта 1940 (машинописная) и 21 января 1940 —рукой Ахматовой. Печ. по кн. «Бег времени». Даты —по списку Н. Л. Дилакторской.

463 «Это было, когда улыбался…» Впер¬вые—в составе поэмы «Реквием» — отд. изд. «Реквием». Мюнхен. 1963; журн. «Октябрь». 1987. № 3. С. 130-135, журн. «Нева». 1987. № 6. С. 213—221. Печ. по отд. изд., 1963, с правкой Ахматовой.

Создавалось как самостоятельное стихотворение; 31 января 1940 г. Ахматова дала Л. К. Чуковской про¬честь «на минуту записанный» цикл «Реквием» (у Л. К. Чу¬ковской это одно из первых упоминаний названия цик¬ла), куда входили восемь или девять произведений: «Уво¬дили тебя на рассвете…», «Показать бы тебе, насмеш¬нице…», «Семнадцать месяцев молчу…», «Легкие летят недели…», «Приговор», «К смерти», «Хор ангелов вели¬кий час восславил…», «Узнала я, как опадают лица…». Чуковская не помнит, входили ли в цикл «Тихо льется тихий Дон…» и «Нет, это не я, это кто-то другой страда¬ет…» (Чуковская, 1. С. 73). Далее запись: «Потом о пушкинских темах: Европа, во-первых, и Петербург, во-вторых», что означало: «Прочитала мне, кроме «Рек¬виема», еще два стихотворения: «Не столицею европей¬ской» и, по-видимому, «Это было, когда улыбался…» (…) Строки: «Это было, когда улыбался//Только мерт-вый спокойствию рад»—я запомнила иначе: «Бесчувст¬вию рад» (там же). По свидетельству Л. К. Чуковской, тогда стихотворение в «Реквием» не входило, а было включено лишь в 1962 г. (под названием: «Вступление»). Черные мару си — тюремные машины.

404 Клеопатра, Впервые —журн. «Литератур¬ный современник». 1940. № 5 — 6. С. 43, без эпиграфа; в сб. «Из шести книг», разд. «Ива». С. 40 — 41, имело два эпиграфа: первый из трагедии Шекспира «Антоний и Клеопатра»: «I am air and fire» («Я —воздух и огонь», действие 5, сцена 2), второй —из стихотворения Пушкина «Клеопатра»; «Бег времени», разд. «Тростник». С. 274, с датой—1940. Печ. по кн. «Бег времени». Дата —по списку Н. Л. Дилакторской.

В день написания, 7 февраля 1940 г., Ахматова прочла это стихотворение Л. К. Чуковской, «с трудом разбирая карандаш» (Чуковская, 1. С. 76). В рукописи сб. «Нечет» (РНБ)—посвящение Г. (Гаршину?) Сюжет относится к 30 г. до н. э., когда войска Марка Антония и Клеопатры, египетской царицы, потерпели поражение в войне с Римом. По римскому обычаю и по приказу римского императора Октавиана Августа, пленников, в том числе Клеопатру и ее детей, должны были ввести в Рим закованными, перед победившими войсками. И чер¬ную змейку…//На смуглую грудь… положить. — Сюжет о смер¬ти Клеопатры от укуса змеи был широко распространен в искусстве символизма, в частности, в лирике А. Блока. У Ахматовой он восходит к Пушкину и Шекспиру и в то же время является аллюзионным: стихотворение писалось одновременно с циклом-поэмой «Реквием», строка «А завтра детей закуют» отражала реальную ситуацию: арест, приговор и тюремное заключение сына —Л. Н. Гу¬милева. О Клеопатре см. также стихотворение «Любовь» и коммент. к нему.

465 Маяковский в 1913 году. Впервые —журн. «Звезда». 1940. № 3 — 4. С. 4 и альм. «Маяковскому». Л. 1940. С. 15. Окончательный текст —«Из шести книг», разд. «Ива». С 43 — 44, с датой — 1940. В кн. «Бег време¬ни». С. 279—280, дата—1940, входило в разд. «Трост¬ник» (С. 279). В автографе «Черной тетради» (РГАЛИ) посвящение Н. А. Ольшевской и другая концовка:

И еще не слышанное имя Бабочкой летало над толпой,

Чтобы вдруг под взорами твоими Превратиться в восхищенный вой.

Бабочкой летало… — Восходит к стихотворению

B. Маяковского «Нате» (1913): «Все вы на бабочку поэ-тиного сердца//взгромоздитесь, грязные, в калошах и без калош» (Полн. собр. соч.: В 13 т. М., 1955. Т. 1. С. 56). В 1957 г. было включено в «Антологию русской советской поэзии» (Т. 1. М., 1957. С. 322) с изменениями строк:

13 — 14: Сумеречной жизнью недоволен, С нетерпеньем торопя судьбу, 17: И уже растущий гул прилива.

Печ. по кн. «Бег времени». Уточнение даты—по списку Н. Л. Дилакторской.

Написано к десятилетней годовщине со дня смер¬ти В. В. Маяковского, прочитано на вечере его памя¬ти в Ленинградской академической капелле 14 апреля 1940 г. При создании этого стихотворения Ахматова делилась с близкими воспоминаниями о знакомстве и пер¬вых встречах с Маяковским в 1912 г.— в Луна-парке, накануне премьеры его пьесы «Владимир Маяковский», в 1913 г. в «Бродячей собаке» и др. (Чуковская, 1.

C. 41, 85 — 86). Об отношении Ахматовой к Маяковскому см. статью С. А. Коваленко «Ахматова и Маяковский» (Царственное слово//Ахматовские чтения. Вып. 1. М., 1992. С. 166—180). 5 марта 1940 г. Ахматова читала Чуковской только что написанное стихотворение: «Про¬чла стихи Маяковскому, слегка сбиваясь, неуверенно. Чудо энергии — строка: «То, что разрушал ты, разруша¬лось». Я попросила прочитать еще раз и, когда она задумалась, подсказала первые две строчки. …) —Прав¬да, это непохоже на мои стихи к Пастернаку? Нисколь¬ко? Я рада, если так» (Чу ковс к ая, 1. С. 84). 3 мая 1940 г. Л. К. Чуковская записала в дневнике: «Я спросила, как прошло ее выступление в Капелле.—Все очень странно. По-моему, было самое обыкновенное выступление. Я ни¬чего особенного не заметила. А Верочка и все другие знакомые уверяют, будто были овации» (там же. С. 98).

Верочка — Аншиева Вера Николаевна (1894—1942), искус¬ствовед, работала в Русском музее и Всероссийской ака¬демии художеств, автор работ