они делали рань¬ше, ленинградцы выбегали на улицы и с восторгом сле¬дили за багряными вспышками, освещавшими белые крыши. 324 орудия ударили 24 раза, и ни один голос артиллерийской тревоги ни в одном районе не отозвал¬ся на эту стрельбу. И затем наступила странная, непо¬нятная, блаженная, долгожданная тишина Победы!»

Именно об этом салюте освобожденного города пи¬сала Ахматова в стихотворении «27 января 1944 года»:

И в ночи январской беззвездной, Сам дивясь небывалой судьбе, Возвращенный из смертной бездны, Ленинград салютует себе.

О трагической судьбе города, еще до того, как увидела его разрушенным, — возможно, после про¬смотренного документального кинофильма Ахматова написала:

Последнюю и высшую отраду — Мое молчанье — отдаю Великомученику Ленинграду.

Под этим стихотворением после даты стоит место его написания: Ташкент.

Итак, материал для своих стихов Ахматова могла черпать как из своих собственных впечатлений первых блокадных дней, так и из тех впечатлений и сведений, которые давал ей Ташкент.

Добавим, что «ленинградская тема» в жизни Ах¬матовой в Ташкенте возникала иногда неожиданно. В дневнике Л.К. Чуковской есть запись от 8 апреля 1942 г.: «Вчера вечером драма Штока о Лейдене и сле¬зы Анны Ахматовой» (1, 424). Драма И.В. Штока

«Осада Лейдена», которую он написал в Ташкенте, была историческим сочинением о борьбе Нидерландов против владычества Испании, против абсолютной мо¬нархии Филиппа II. Вот ее «пролог»: «Осажденный со всех сторон врагами, стоял Город. В него били из ору-дий, в него посылали огонь и смерть. Город стоял. Воо¬руженные как дьяволы в аду, враги окружили его и тре¬бовали, чтобы Город упал на колени. Город стоял.

Весь мир, затаив дыхание, смотрел на него. Он стоял как памятник. Город Свободы, Город-Воин. Слава тебе, Город…»

Слушая драму о Лейдене, Ахматова плакала о Ленинграде. С этой пьесой отправился на фронт Комсомольско-молодежный фронтовой театр весной 1943 г. В Ташкенте спектакль был поставлен в мест¬ном драматическом театре. «В героях Лейдена зри¬тель узнает героев Ленинграда, Одессы, Севастопо¬ля», — писал рецензент газеты «Правда Востока» 10 февраля 1943 г.

И, разумеется, Ленинград с Ташкентом связывали письма. Чаще всего — переданные с оказией, чтобы избежать военной цензуры, немногочисленные и нере¬гулярные. Ахматова получала их от О.Ф. Берггольц, от Томашевских, от М.Л. Лозинского и от В.Г. Гарши-на. Получали письма от родных и друзей все окружав¬шие Ахматову ленинградцы.

Эти письма они читали друг другу, писатели вставляли их в свои статьи. Особенно волновали Ахматову письма, рассказывающие о судьбе меди¬ков — врачей и преподавателей Первого медицин¬ского института и больницы им. Эрисмана, Военно-медицинской академии.

Одно из таких писем процитировал в своей статье «Москве угрожает враг» А.Н. Толстой. Это письмо профессора Военно-медицинской академии, хирурга B.C. Галкина; Толстой писал:

Ленинград сурово, организованно и твердо принял на себя чудо¬вищный удар германских танковых и стрелковых корпусов. Ленинг¬радцы, красноармейцы, балтийские моряки отбросили их и жестоко приостановили наступление. Сейчас здесь немецкий фронт, истекаю¬щий кровью, медленно начинающий пятиться.

На днях один из моих друзей прислал открытку из Ленинграда: «…настроение у нас бодрое, работаем. На кафедре у меня сквоз¬няки, дырки в стенах. Лекции читаю. Оперирую. Вечером прихожу к сыну, приношу котлеты, кусок хлеба, вареной картошки; мы сидим в темноте в Военно-медицинской академии и смотрим в окно на чер¬ную Неву, на силуэты домов, на зарево по горизонту. Верим в скорую победу, а значит в скорое счастье…»*

Из подобных писем Ахматова пыталась предста¬вить себе быт и судьбу человека, о котором думала как о своем будущем муже, — В. Г. Гаршина, профессора-патологоанатома, во время блокады — главного прозек¬тора Ленинграда. О его судьбе Ахматова и близкие к ней люди справлялись через В.М. Инбер; у ее мужа — ди¬ректора Первого ленинградского медицинского инсти¬тута И.Д. Страшуна, под началом которого работал Гар-шин, у эвакуированных из Ленинграда в Москву Тома-шевских, с которыми Гаршин был дружен. Часто Ахматовой казалось, что он умер. Она бы хотела знать о его смерти и хотела бы, чтобы ему сообщили, если ум¬рет она. «Он настоящий мужественный человек» (1, 57).

21 декабря 1941 г. — письмо от О.Ф. Берг¬гольц Ахматовой: «Села и прочла вслух, все. Первая

* Правда. 1941.18 октября.

радость в Ташкенте. Конкретное, подробное, достой¬ное веры и мужественное письмо. NN ходит окры¬ленная, озаренная. Там так много и так хорошо о В.Г.» (1, 358).

28 февраля 1942 г.: «Я теперь уверена, что В.Г. погиб. Убит или от голода умер…» (1, 405). В апреле 1942 г. появилась возможность послать посылки в осаж¬денный Ленинград — Анна Андреевна собрала посыл¬ку для Гаршина, в июле 1942 г. стало известно, что все посылки дошли. Л.К. Чуковская записывает полубре¬довое бормотание Ахматовой 7 мая 1942 г.: «Она мно¬го говорила — шепотом — говорила без умолку, пере¬скакивая с предмета на предмет. О, теперь, здесь, я должна заменять светлого слушателя темных бред¬ней (т.е. Гаршина? — Н.К.), а у меня нету уменья, нету сил и уменья. Нет, бредни не темные, они пронзи¬тельно светлые и пророческие, и трудно, не под силу, быть на уровне их.

«Лева умер, Вова умер, Вл. Г. умер», — голосом полным слез, но слез нет» (1, 440). Это был бред, все трое были живы… 24 мая 1942 г. Ахматова получила от Гаршина открытку. 12 июня 1942 г. сообщила Чу¬ковской, что хочет ехать в Ленинград с подарками для ленинградских детей, чтобы увидеть Гаршина. От То-машевских пришло сообщение, что Гаршина они виде¬ли в марте, что он был сравнительно сыт и здоров, хотя у него расшатаны нервы, и он тяжело переживает смерть близких ему людей — Б.М. Энгельгардта, литерату-роведа, когда-то познакомившего его с Ахматовой, вра¬ча-психиатра Н.В. Зеленина. 19 июня 1942 г. — еще одно письмо от И.Н. Медведевой-Томашевской: о тя¬желом состоянии Бориса Викторовича Томашевского.

«А В.Г., по-видимому, здоров и светел» (1, 463). 7 сен¬тября 1942 г.: «Получила письмо от Томашевской, будто Вл. Георг, заговаривается, пораженный смертью Энгель-гардтов и Зеленина. Получила письмо от Вл. Георг., противоречащее этим сведениям…» (1, 477). 20 ок¬тября 1942 г. Ахматова получила из Ленинграда теле¬грамму, что скоропостижно скончалась Татьяна Вла¬димировна, жена В.Г. Гаршина. Она упала и умерла на улице. В.Г. Гаршин жил в это время при военном гос¬питале на казарменном положении. Известие об этой смерти потрясло Ахматову. Но тут же, «заговаривая» боль смехом, она рассказала Л.К. Чуковской о вчераш¬нем визите профессора В.М. Зуммера, который про¬чел ей лекцию о художнике Александре Иванове… А кончил он так: «Я провел год у ног Вячеслава [Ива-нова] в Баку. Здесь я услышал Вас в Педагогическом институте. К Вам меня привел Эрос». Фаина Григорь¬евна Раневская, присутствовавшая при этой беседе, тут же по уходе профессора сделала замечательный скетч: «Я в старости (Ну, очевидно, такая, как теперь). Глу¬хая. Ко мне входит старичок, — «А.А., меня к Вам привел Эрос». — «Кто? Эфрос? Разве этот старый халтурщик еще жив?» — «Эрос, не Эфрос!» — «Ах, эпос! Нет, я пишу только лирику»… — «Да нет же, Э-рос»… — Тогда я наконец понимаю и — смотри¬те…» NN порывисто села на постели, схватила зерка¬ло, пудреницу и напудрилась» (1, 489—490). Это было смешно…

9 ноября 1942 г. Ахматова получила от Гаршина письмо; ее ответ записала в дневнике Л.К. Чуковская:

Милый друг, с того дня, как я получила телеграмму, я не пере¬стаю тревожиться о Вас и посылаю запросы в Ленинград. Я очень ценю,

что в такую минуту Вы нашли в себе силы мне написать. Я лежу в больнице. У меня брюшной тиф. Форма не тяжелая, уход первокласс¬ный. Пишите мне пока на адрес Л.К.Ч. Жму руку. Ваша…

После этого письма Ахматова получила от Гаршина несколько телеграмм, в которых он высказывал тревогу за ее здоровье, за ними последовала полуторагодовая переписка. Она не сохранилась. Кое-что мы знаем из рассказов Анны Андреевны друзьям, кое-что можно воссоздать на основании писем Гаршина своему сыну, А.В. Гаршину, на фронт:

25 апреля 1943 г.

Очень поддерживают письма А.А. Ахматовой, моего большого друга. Читал ли ты ее стихи? Это ведь один из крупнейших поэтов нашего времени. Собственно говоря, я переписываюсь только с тобой да с ней.

2 сентября 1943 г.

Я не знаю, как сложится моя личная жизнь. Переписываюсь эпи¬зодически со многими, но регулярно с моим близким другом Анной Андреевной Ахматовой. Мне от нее доставили совершенно гениаль¬ную поэму, правда, очень интимную…

10 марта 1944 г.

.. .надеюсь, что на днях приедет Анна Андреевна, будет хоть с кем душу отвести. Она хороший человек …

18 апреля 1944 г.

Жду на днях приезда Анны Андреевны. Правду говоря, все это вызывает какое-то беспокойство и волнение перед новым периодом жизни.

Примерно в это же время (конец 1943 г.) Гар-шин писал своей сослуживице И.Д. Хлопиной в Са¬марканд:

Не осуждай меня, я жить не могу без Анны Андреевны, я делаю ей вызов в Ленинград, не осуждай, что так скоро после смерти Татьяны Владимировны я хочу соединиться с Анной Андреевной *.

Гаршин сделал Ахматовой предложение, которое было принято. Он попросил ее при регистрации брака взять его фамилию. Она согласилась. Однако вызова от Гаршина не было, и из Ташкента Ахматова выехала не в Ленинград, а в Москву, по списку писателей, под¬лежащих реэвакуации. В Москве она оказалась в зени¬те славы, ее принимали и посещали восторженные по¬клонники и ценители ее стихов, квартира Ардовых, в которой она остановилась, была переполнена посети¬телями Анны Андреевны. Ей предложили остаться в Москве, обещали квартиру. Но о квартире, которая ждет ее в Ленинграде, писал ей и В.Г. Гаршин — в ведомственном доме ВИЭМ (Всесоюзного инсти¬тута экспериментальной медицины) на Кировском (Каменноостровском) проспекте, дом 69/71 по со¬седству с Лозинскими. 31 мая 1944 г. Ахматова вые¬хала в Ленинград.

Развалины Ленинграда, вид жителей, количество известий о погибших близких и знакомых потрясли Ах¬матову.

Свои впечатления от встречи с послеблокадным Ле¬нинградом и с разрушенным городом ее детства — Пушкином она выразила не только в стихах, но и в про¬зе. В дневниковых записях А.В. Любимовой эта пер¬вая проза Ахматовой названа «Воспоминания о днях возвращения». «4 октября 1945. … Продолжила чтение своей прозы «Воспоминания о днях возвраще-

* Б у д ы к о Ю. Владимир Георгиевич Гаршин. Биографический очерк. ОР ИРЛИ.

ния». Анна Андреевна пишет очень просто, как гово¬рит, обходится без всяких украшений (как и в одежде, которой у нее, кстати, почти нет)» *.

В одной из своих автобиографий «Коротко о себе» Ахматова написала об истоках этой своей прозы: «Страшный призрак, притворяющийся моим городом, так поразил меня, что я описала эту мою с ним встречу в прозе. Тогда же возникли очерки «Три сирени» и «В гостях у смерти» — последнее о чтении стихов на фронте в Териоках … Первый мой опыт все очень хвалили, но я, конечно,