кн. «Не¬чет» строка читалась: «Посвященье ташкентской драмы». Речь, по-видимому, идет о написанной в Ташкенте драме «Энума элиш» (1942—1943), текст которой Ахматова, по ее собствен¬ному свидетельству, сожгла 11 июня 1944 г. в Фонтанном доме. М.М. Кралин оспаривает эту дату, так как именно в этот день Ахматова выступала в г. Пушкине на праздновании пушкинской годовщины; кроме того, в это время Ахматова жила не в Фон¬танном доме, а на Кутузовской набережной у Рыбаковых. Из¬вестно также, что позже этой даты она читала пьесу несколько раз ленинградским друзьям — С.К. Островской, с которой по¬знакомилась 21 сентября 1944 г., В.Г. Адмони и Т.И. Сильман (БО 2. С. 385). По мнению М.М. Кралина, стихотворение «Знаешь сам, что не стану славить…» и ранняя редакция пьесы «Энума элиш» связаны не с И. Берлином, а с В.Г. Гарши-ньгм. Существует и другая точка зрения — Л.А. Зыков связы¬вает стихи Ахматовой «Cinque» и «Из сожженной тетради» с Н.Н. Луниным (см.: «Звезда». 1995. № 1).
Однако дата — 6 января 1946 г. —указывает на вто¬рую прощальную встречу именно с И. Берлином перед его отъездом в Англию в январе 1946 г. Восстанавливая текст унич-тоженной драмы в 1960-е годы, Ахматова также ввела в него сюжет встречи с И. Берлином. Посвящение Берлину было написано — это «Третье и последнее посвящение «Поэмы без героя» с датой 5 января 1956 г., т.е. в десятилетнюю годовщи¬ну их второго свидания.
118 «Не дышали мы сонными маками…» Впер¬вые — журн. «Ленинград». 1946. № 3—4. С. 10, в цикле «Пять стихотворений из цикла «Любовь». Вариант строки 5: «И какое зловещее зарево». В дальнейшем название цикла «Cinque» (см. коммент. к стихотворению «Как у облака на краю…»). Печ. по кн. «Бег времени». С. 380—381. В авто¬графе кн. «Нечет» (РНБ) была последняя строфа, зачеркнутая автором:
И над этой недоброй забавою Веял ветер пречистых полей И всходило налитое славою Солнце Родины грозной моей.
Так же, как стихотворения «Как у облака на краю…», эта строфа, по-видимому, должна была вывести лирическую тему встречи с героем на уровень гражданской, государствен¬ной ситуации, как это реально и было: несанкционированные встречи с иностранцами, тем более близкие с ними отношения, карались в то время как государственный проступок антипатри¬отического характера. Любопытно, что собеседник Ахматовой дипломат И. Берлин понимал это: в докладе в Форин Оф-фис, написанном в 1945 г., он сообщал: «Считается, что писа¬тели должны находиться под особым наблюдением, так как имеют дело с опасной областью идей, и поэтому их надо огра¬дить от индивидуальных контактов с иностранцами более тща¬тельно, чем других, менее интеллектуальных профессионалов, таких, как актеры, танцоры и музыканты, которых считают менее восприимчивыми к идеям и более защищенными от раз¬лагающего влияния заграницы. Это разделение, намеченное службами безопасности, кажется правильным, так как только в разговорах с писателями и их друзьями иностранные гости (например, автор этой записки) могли встретить настоящее по¬нимание, отличающееся от поверхностного впечатления, рабо¬ты советской системы в сфере частной и художественной жиз¬ни, — другие представители творческой среды избегали ка¬саться этой темы, одно обсуждение которой было опасным. Ставшие известными контакты с иностранцами не всегда влек¬ли за собой немилость и преследования (хотя обычно это при¬водило на изощренные допросы в НКВД), но наиболее бояз¬ливые из писателей и, в особенности, те, которые не имели хорошо защищенной своей позиции и стали выразителями партийной линии, уклонялись от открытых индивидуальных встреч с иностранцами, даже с коммунистами и сочувствующи¬ми, вполне лояльными, приезжающими на официально устро¬енные Советами встречи». (Б е р л и н И. Записка о литера¬туре и искусстве в РСФСР для Британского Министерства иностранных дел. 1945. Оригинал хранится в Британском го¬сударственном архиве, ф. РО 371/56725 № 1811/24/38. Копия предоставлена Н.В. Королевой для публикации сэром И. Берлином и инспектором Ее Величества канцелярского отдела Британского государственного архива госпожой Энн Кроуфорд; пер. Г. Андреевой). По-видимому, любовь к сти¬хам Ахматовой, интерес к живому классику русской литерату¬ры и неожиданность предложения ленинградского литерату¬роведа В.Н. Орлова посетить Ахматову заставили дипломата забыть об осторожности. К тому же он был убежден в «защи¬щенности» Ахматовой перед лицом советского государства ее великим талантом. Постановление о журналах «Звезда» и «Ле¬нинград» (а именно в журнале «Ленинград» были напечатаны стихотворения «Cinque») обрушилось на Ахматову непосред¬ственно вслед за этим «недозволенным» контактом.
В записях Н.Л. Дилакторской стихотворение имеет дату — январь 1944. По мнению М.М. Кралина, из этого следует, что оно написано в Ташкенте и, возможно, первона¬чально относилось к В.Г. Гаршину, а затем, после разрыва с ним, было «перепосвящено» И. Берлину. Полагаем, что дата 1944 г. — ошибка Дилакторской. Если принять дату январь 1944 г. как достоверную, то можно предположить первона¬чальную адресацию и кому-либо из ташкентских знакомых Ахматовой — А.Ф. Козловскому, например. Однако после¬дняя авторская воля, безусловно, выражена в составлении цик¬ла «Cinque», а точные даты под каждым из пяти стихотворе¬ний ясно указывают на время общения именно с И. Берлином.
119 «Иувидел месяц лукавый…» Впервые — журн. «Литературная Грузия». 1967. № 5. С. 65, с датой — 1946, публикация Л.К. Чуковской; в БП. С. 296—297 по руко¬писи кн. «Нечет» (РНБ), публикация В.М. Жирмунского. Печ. по рукописи кн. «Нечет». В БО 1. С. 270, включено М.М. Кралиным в цикл «Шиповник цветет. Из сожженной тетради» в соответствии с некоторыми авторскими планами кн. «Бег времени» (РГАЛИ, РНБ), где цикл назывался «Стихи из сожженной тетради». В автографе РГАЛИ дата — 1946. Лето. Фонтанный Дом.
Посвящено встрече с И. Берлином, по содержанию и вре¬мени написания примыкает к циклу « Cinque ».
Л.А. Зыков в статье «Николай Пунин — адресат и ге¬рой лирики Ахматовой» (журн. «Звезда». 1995. № 1) связы¬вает это стихотворение с именем Н.Н. Лунина, полагая, что строки «Как свою посмертную славу / /Я меняла на вечер тот» относятся к встрече с Луниным в 1922 г., к первым годам их любви, когда Ахматова почти полностью перестала писать сти¬хи, — «она говорит, что это от меня…», — записывает Пу¬нин в дневнике (С. 89). По мнению Л.А. Зыкова, тщательно изучившего дневники Н.Н. Лунина и его переписку с Ахма¬товой, «пунинский след» в поэзии Ахматовой чрезвычайно зна¬чителен и до сих пор не выявлен и недооценен исследователя¬ми. Точные даты, проставленные Ахматовой под стихами цик¬ла «Cinque» и примыкающими к нему, представляются Л. А. Зыкову авторской мистификацией, нужной Ахматовой, «чтобы скрыть истинного адресата или адресатов своей поэзии». «Какое впечатление должен был произвести Берлин за не¬сколько часов разговора на немолодую и повидавшую немало блистательных людей Ахматову, чтобы остаток жизни после встречи с ним она думала и писала только о нем?» — задает исследователь риторический вопрос и отвечает на него: для по¬эта это была сложная игра, при которой собирательный образ героя-возлюбленного-англичанина вбирал в себя черты многих возлюбленных, разнообразный жизненный опыт, который не мог быть проверен или опровергнут современниками из-за «закры¬тости» внешнего мира для России, из-за «железного занавеса».
«Путеводные» даты, намеки, наложение одних событий жизни на другие, некоторые прямые указания Ахматовой — все это носит у нее характер тонкой и упрямой игры, в которой она не без азарта переигрывает множество находящихся возле нее друзей — ее биографов и литературоведов» (С. 101). «Нужно признать, что мистификация Ахматовой удалась бле¬стяще, репутация Берлина как основного героя поэзии после¬дних десятилетий ее жизни получила всеобщее признание. Кажется, Берлину пришлось даже ставить этому некоторые границы: если молва права, то он отказался узнавать себя в ге¬рое «Пролога» … » (там же).
120 Во сне. Впервые — «Стихотворения», 1958. С. 57, без загл., под № 2 в цикле из трех стихотворений (1. «И время прочь, и пространство прочь…», 3. «И сердце то уже не отзовется…»). Дата после третьего стихотворения, относящаяся ко всему циклу, —1946. Вариант строки 7: «Толь¬ко б ты весеннею порою». Окончательный текст — «Стихот-ворения», 1961. С. 267; «Бегвремени». С. 383—384, дата — 1946, под № 3 в цикле «Шиповник цветет. Из сожженной тетради». Печ. по кн. «Стихотворения», 1961. Дата — 1946. 15 февраля — в рукописи кн. «Нечет» (РНБ), где сти¬хотворение не имеет заглавия и начинается зачеркнутой позже строфой:
Мы с тобою, друг мой, ие разделим То, что разделить велел нам Бог. Мы с тобою скатерть не расстелем, Не поставим на нее пирог.
По мнению современных исследователей, «в основу цик¬ла «Шиповник цветет» легли две темы: разлуки — в 1946 г. и «невстречи» через 10 лет — в 1956 г. — с Исайей Бер-лином» (БО 1. С. 419). Однако публикация этого стихот¬ворения в книге 1958 г. в цикле из трех стихотворений, из которых последнее совершенно определенно посвящено Н.Н. Лунину и написано в 1953-м, а не в 1946 г., при изве¬стии о его смерти в лагере Абезь, — позволяет связать и ос¬тальные два стихотворения этого цикла с образом Лунина — или, по крайней мере, отказаться от адресации стихотворения «Во сне» только И. Берлину. Загл. «Во сне» стихотворение получило при организации цикла «Сожженная тетрадь» (2. «Наяву»).
121 Вторая годовщина. Впервые — газ. «Вечерний Ленинград». 1946.4 июля, в статье А. Максимова «Разговор с поэтом», под загл. «Возвращение на родину»; «Стихотворе¬ния», 1958. С. 73, загл. «Вторая годовщина» с датой — 1 июня 1946, Ленинград. Отделена первая строфа, далее разбивки на строфы нет; окончательный текст — «Стихотворения», 1961. С. 249—250; то же — «Бег времени». С. 371, дата — Ле¬нинград, 1946. В рукописи кн. «Нечет» (РНБ) под первона-
чальным загл. «Вторая годовщина» вписано готическим шриф¬том от руки: «Heimkehr» («Возвращение на родину» — нем.). «Hamkehr» — название одного из циклов «Книги песен» Г. Гей¬не. В другом варианте рукописи «Нечет» — подзагол. «Про¬стые рифмы» и ряд точек после 1-й строфы, дата — 31 мая 1946. Фонтанный Дом (см. БО 1. С. 229, где впервые вос¬произведен этот вариант). В одном из автографов имело назва¬ние «Последние слезы». Печ. по кн. «Стихотворения», 1961. Дата — по кн. «Стихотворения», 1958.
Вторая годовщина — по-видимому, встречи с В.Г.Гар-шиным на Московском вокзале в Ленинграде 1 июня 1944 г., положившей начало их разрыву (см. строку «Обиды и разлу¬ки боль…»). Об этом вспоминает свидетель их встречи В.Г. Адмони: «В поезде мы проговорили до глубокой ночи. Ведь мы не виделись больше полугода. Первое, что нам сказа¬ла Ахматова, было: «Я еду к мужу!» … В Ленинград по¬езд приходил часов в одиннадцать утра. Мы знали, что Ахма¬тову будет встречать Гаршин. И действительно, когда мы выш¬ли из вагона, на перроне стоял человек, типично профессорского вида (я редко видел людей, о которых с такой
