слово «чудо», Гефсимания давно пуста, Но целую каждого Иуду В темные холодные уста.

(Сб. «Посвящается Ахматовой». «Эрмитаж». 1991. С. 65.)

131 «Здесь все тебе принадлежит по праву..» Впер¬вые — Соч., 1986. С. 436, в комментариях В.А. Черных к стихотворению «И снова осень валит Тамерланом…»; в БО 1. С. 252 опубликовано М.М. Кралиным как третья строфа в стихотворении «И снова осень валит Тамерланом…», с дата¬ми — 1947 — 25 октября 1958. В автографе РГАЛИ (РТ 96, л. И) записано как вторая строфа стихотворения «И снова осень валит Тамерланом…» (№ III в цикле из четы¬рех стихотворений «Из цикла «Тайны ремесла»: I. «Это вы¬жимки бессонниц…», II. «О как пряно дыханье гвоздики…», IV. «Конец Демона»); запись 1958 (?) г.

Дата — 1947 — в плане цикла [«Памяти друга] Б. П астернаку »; остальные два стихотворения здесь да¬тированы 1960 г. Четверостишие «Здесь все тебе принадле¬жит по праву…» в 1947 г. было подарено Ахматовой Пастер¬наку как отдельное произведение. Позже Ахматова попыта¬лась вставить его в законченное в 1947 г. восьмистишие, но затем отказалась от этой мысли. Л. К. Чуковская, хорошо знав¬шая творчество Ахматовой 1950 — 1960-х гг., и, в частно¬сти, стихи, посвященные Б.Л. Пастернаку, считала четве¬ростишие отдельным самостоятельным произведением (см.: Ч у к о в с к а я, 2. С. 738). Как отдельное произведе¬ние представлено четверостишие и в архиве Б.Л. Пастерна¬ка — об этом пишут Е.В. и Е.Б. Пастернак в статье «К ис¬тории отношений Пастернака и Ахматовой (1940-е и 1950-е го¬ды)» (статья не опубликована, любезно предоставлена для ознакомления Е.Б. Пастернаком. — Н.К.). В феврале — мар¬те 1947 г. Пастернак послал в Ленинград «стихи из романа» и написал Ахматовой письмо. Она ответила ему благодарствен¬ной записочкой, которую Пастернак всегда носил в кармане в конверте с надписью: «Самое дорогое (автографы отца, Риль¬ке, Ахматовой, Тициана)». «Этим годом, — пишут Е.В. и Е.Б. Пастернак, — датированы два стихотворения Ахмато¬вой, посвященные Пастернаку: «И снова осень валит Тамерла¬ном…» и «Здесь все тебе принадлежит по праву…». Печ. по автографу РГАЛИ (РТ 96) и кн.: Ч у к о в с к а я, 2. С. 738. Датируется условно — по автографу РГАЛИ (РТ96), а также сведениям, полученным от Л.К. Чуковской и Е.Б. Пастернака.

132 «Удивляйтесь, что была печальней…» Впер¬вые — БО 2. С. 90, по автографу РГАЛИ. Печ. по автогра¬фу РГАЛИ (РТ 103, л. 46). Дата — после 1948 г. — в этом автографе. Незавершенное произведение; по-видимо¬му, речь идет о душевном состоянии поэта после постановле¬ния о журналах «Звезда» и «Ленинград». Возможно, речь идет и о трагических событиях 1949 г. — арестах сына и Н.Н. Лу¬нина. Запись сделана в 1963 г.

Колыбельная. Впервые — альм. «День поэзии». М. 1973. С. 260, публикация Н.А. Жирмунской; БП. С. 297, автограф — РНБ. Печ. по автографу РНБ.

Об обстоятельствах создания этого стихотворения писала И.Н. Лунина в статье: «Николай Николаевич Пунин (1888—1953)»: «В последний раз Николай Николаевич был арестован в августе 1949 г. в своей квартире на Фонтанке. Так случилось, что дома в это время была только Анна Андреевна, которая смогла с ним проститься, проводить его. Память об этом дне Анна Андреевна навсегда оставила в стихотворении «Ко¬лыбельная» (далее приводится текст стихотворения. — Н.К.). Точная дата и необычная для Ахматовой помета «днем» фик¬сируют время ареста Николая Николаевича» («Тайны ремес¬ла». Ахматовские чтения. Вып. 2. М.: «Наследие». С. 272). Ахматова обращала внимание также на почти точное совпаде¬ние чисел в трагическом для нее месяце — августе: 25 — рас¬стрел Н.С. Гумилева, 26 — арест Н.Н. Лунина, умершего в заполярном лагере Абези 21 августа 1953 г.

134 «Падение Берлина» (В кино). Впервые — БО 2. С. 51—52, по автографу из собрания М.С. Лесмана. Включе¬но во вторую и третью редакции рукописи сб. «Слава миру!» (РГАЛИ), представленные Ахматовой в издательство «Со¬ветский писатель» в 1951 и 1953 гг. Печ. по рукописи третьей редакции сб. «Слава миру!» (РГАЛИ, ф. А.А. Суркова). Даты — по автографу из собрания М.С. Лесмана и по рукопи¬си третьей редакции сб. «Слава миру!».

Отражает впечатления Ахматовой от просмотра в октяб¬ре 1949 г. в Москве кинофильма «Падение Берлина» режис¬сера М. Чаурели по сценарию П.А. Павленко. Писатель Пав¬ленко начинал творческий путь как соавтор Б. Пильняка, ав¬тор журнала «Красная новь» и участник группы «Перевал»; в своих киносценариях конца 1930-х и 1940-х годов выступал как автор, утверждающий патриотическую тему («Александр Невский», совместно с режиссером СМ. Эйзенштейном) и идеи прославления СССР как государства-победителя, под¬вига русского народа и выдающейся роли Сталина-полководца («Клятва», 1946; «Падение Берлина», 1949). В конце 1949 г. цветной двухсерийный фильм о войне «Падение Бер¬лина.» воспринимался зрителями как художественное откры¬тие, и роль Сталина как полководца не ставилась под сомне¬ние. Стихотворение в октябре 1949 г. не было закончено. Ра¬бота над ним прервалась, возможно, в связи с арестом сына, Л.Н. Гумилева, 6 ноября 1949 г. В рукописи сб. «Слава миру!» оно появляется во втором его варианте, эта редакция значи¬тельно отличается от окончательной. После 1-й строфы, кон¬чающейся строкой «Как спасена была твоя свобода», следовало:

Рукой твоих отважнейших сынов И мудростью Вождя непобедимой, -Как сбылся лучший из заветных снов Моей страны,

моей страны любимой. … Шли наши танки, как идет судьба, Пересекая чуждые равнины …

Во второй части стихотворения после строки «И радость встреч, и нет тебя, война!» — следовало:

И словно очистительное пламя Над призраком рейхстага занялось, — Победами прославленнее знамя, Играя с майским ветром, поднялось… Мир — миру!

то

В автографе из собрания М.С. Лесмана (БО 2. С. 51—52) — подзагол.: (Отрывок), строки после 4-й — как в раннем вари¬анте сб. «Слава миру!», строки 5—7:

… И наши танки мчались, как судьба, Пересекая чуждые равнины, И русской песни голос лебединый

Во второй части строки 1—6 :

Все, все, что нам мерещилось в тумане, Что слушали у рупора в ночи, Все озарили новые лучи — Все ожило пред нами на экране: Историей пропитанные дни Удушливы,

Уже не дни, а даты.

Нет строки 11. Дата — Октябрь 1949. Москва.

136 21декабря 1949года. Впервые — журн. «Ого¬нек». 1950. № 14. С. 20, с разночтениями и без 4-й строфы. Строки:

8: И доблестью вождя спасенный Ленинград. 17: И мысли всех людей летят к столице славы,

Тот же текст — Соч., 2. 1968. С. 150; полный текст из пяти строф — БО 2. С. 52—53. Было включено (текст из пяти строф) в первую редакцию рукописи сб. «Слава миру!» (РГАЛИ). В издательстве «Советский писатель» строка 3 первой строфы и строка 3 четвертой строфы вызвали возра¬жения «внутренних» рецензентов рукописи: А. Палладии писал (рецензия от 13 февраля 1951 г.): «В стихотворении «21 декабря 1949 года» следует подумать над строчкой: «Ле¬генда говорит о мудром человеке». Почему легенда? А так¬же хотелось бы, чтобы автор сказал ясней, о каких тружени¬ках идет речь:

И труженики те, которых душат узы,

Но чья свободна речь и чья душа горда» (РГАЛИ).

Анна Караваева (рецензия от 20 мая 1952 года): «Сла¬ба рифма»: Союза-узы, «уж слишком трафаретно» — «ду¬шат узы».

В третьей редакции рукописи сб. «Слава миру!» — «Из¬бранное», 1953 (РГАЛИ) — стихотворение отсутствует. Печ. по рукописи сб. «Слава миру!» (РГАЛИ). Уточнение даты — не позже декабря — по содержанию стихотворения.

21 декабря 1949 года. — В этот день отмечалось 70-летие со дня рождения И.В. Сталина (1879—1953). Сти¬хотворение к его юбилею было написано Ахматовой с целью помочь освобождению сына, Л.Н. Гумилева, арестованного в ноя¬бре 1949 г. Стихи о Сталине на страницах журнала «Огонек» не достигли цели: Л.Н. Гумилев освобожден не был. Публи-кация стихотворений в «Огоньке» вызвала разноречивые от¬клики читателей и друзей Ахматовой. По свидетельству Та¬тьяны Викторовны Жирмунской, в разговоре с ней Б.Л. Пас¬тернак радостно убеждал ее, что «это все-таки Ахматова, в них мелодия есть, это все-таки стихи» (цит. по рукописи статьи

Е.В. и Е.Б. Пастернак «К истории отношений Пастернака и Ахматовой (1940-е и 1950-е годы)» — с разрешения Е.Б. Пастернака). 6 апреля 1950 г. Б.Л. Пастернак писал НА. Табидзе: «Вы, наверное, уже видели в «Огоньке» стихи Ахматовой или слышали об их напечатании. Помните, я пока¬зывал Вам давно часть их, причем не лучшую. Те, которых я не знал и которыми она дополнила виденные, — самое луч¬шее. Я страшно, как и все, рад этой литературной сенсации и этому случаю в ее жизни, и только неприятно, что по анало-гии все стали выжидающе оглядываться в мою сторону.

Но все то, что произнесла сейчас она, я сказал уже двад¬цать лет тому назад и один из первых, когда такие голоса зву¬чали реже и в более единственном числе. Таких вещей не по-вторяют по нескольку раз •••» (ПастернакБ. Собр. соч.: В 5 т. М., 1992. Т. 5. С. 487—488). Пастернак име¬ет в виду стихи о Сталине Анны Ахматовой и свои, опублико¬ванные 1 января 1936 г. в газете «Известия»:

… А в те же дни на расстояньи За древней каменной стеной Живет не человек — деянье: Поступок ростом с шар земной.

Судьба дала ему уделом Предшествующего пробел. Он — то, что снилось самым смелым, Но до него никто не смел.

За этим баснословным делом Уклад вещей остался цел. Он не взвился небесным телом, Не исказился, не истлел.

В собраньи сказок и реликвий Кремлем плывущих над Москвой Столетья так к нему привыкли, Как к бою башни часовой.

Но он остался человеком, И если, зайцу вперерез, Пальнет зимой по лесосекам, Ему, как всем, ответит лес

И этим гением поступка Так поглощен другой, поэт, Что тяжелеет, словно губка, Любою из его примет.

Как в этой двухголосной фуге Он сам ни бесконечно мал, Он верит в знанье друг о друге Предельно крайних двух начал.

(Т а м ж е. Т. 2. С. 619—620.)

Одно из документальных свидетельств неприятия читателями сти¬хов Ахматовой в «Огоньке» — рукопись «На страшный суд истории» Марии Белозерской (Ронсеваль), написанная в 1951 г., после того как 17 июля 1951 г. она не услышала по Лондонскому радио ни слова о годовщине казни царской семьи. Рукопись была передана автором Н.А. Тэффи в Париж, ныне хранится в Бахметьевском архиве Колумбийского университета в Нью-Йорке * (см. об этой рукописи также в статье Р.Д. Тименчика «К биогра¬фии Ахматовой», разд. 3. / Минувшее. Исторический альманах. 21. М.; СПб., 1997. С. 510—517). Публицистическое произведение М. Белозерс¬кой написано ритмизованной прозой, начинается с обширных цитат из докла¬да Жданова, за которыми следует обращение к Ахматовой: «Когда в журна¬ле «Огонек» я встретила Ваши стихи, я усомнилась, что их писали Вы, — быть может, соименница? —