был первый мой вопрос. Но сколь невероятно, их автор были Вы, Вы — та, которая пленила и чаровала мою душу, и мне хотелось горько, горько плакать. …
Прочла и ужаснулась: такую смерть для Вас придумать мог лишь он — лишь враг души — сам дьявол. Он птице поднебесной отрезал кры¬лья легкие и дал ей пресмыкаться.
И поползла убогая певунья белогрудая к ногам ее насильника, стара¬ясь петь хвалу ему, что ей позволил жить. Но с крыльями воздушными заоблачную песенницу покинула навеки и ее душа…» Автор этого пуб¬лицистического произведения ненавидит Сталина-Калибана. За год до смерти М. Горького М. Белозерская послала ему письмо с обвинением, что он не написал о лагерях смерти на Севере, которые посетил. Горе Ахматовой-матери, стремящейся спасти сына, — для нее очевидно: «У Анны Ахматовой также есть сын, или, быть может, был? Един¬ственный сын, которого Калибан у нее отнял и сослал в лагерь смертни¬ков (так ходят слухи), и она, несчастная русская мать, в надежде спа¬сти сына принуждена была ползти к ногам Калибана и воспевать ему хвалу! Несчастная сестра моя, русская поэтесса Анна Ахматова, милая супруга убитого Калибаном русского поэта, воспела перед всеми день семидесятилетия убийцы ее мужа, нежного ее друга и отца ее ребенка! Вы, читатель мой, если у вас бьется человеческое сердце, и если у вас еще сохранился хотя бы остаток совести, задумайтесь над этим неслы¬ханным явлением, которого мировая история никогда не знала: свобод¬ная ласточка поет хвалу коршуну, растерзавшему самое дорогое ей суще¬ство, отнявшему у нее её крылья и растоптавшему ее душу! … И она пропела славу дьяволу — «борцу за вечный свет!», его «очам орли¬ным», «мудрости его», «доблести его», «его духу».
Но она вставила в свои стихи одно слово — «легенда». «Леген¬да» — это вымысел о том, чего не было, иль было, но не так, как говорит легенда» (Бахметьевский архив Колумбийского университета, box 1.
р. 140—141).
Калибан — персонаж трагедии В. Шекспира «Буря», жестокое и беспощадное существо.
журн. «Огонек». 1950. № 14. С. 20, с разночтениями, без
тот же текст — Соч., 2.1968. С. 150—151. Полностью —
орлиными очами…» Впервые —
1: И он орлиными очами 9: Его трудов, его деяний 10: Пред ним несметные плоды,
БО 2. С. 53.
Входило в первую редакцию рукописи сб. «Слава миру!» (РГАЛИ) — полный текст из пяти строф. В третью редак¬цию — «Избранное» 1953 — не включено.
Печ. по рукописи сб. «Слава миру!» (РГАЛИ). Уточ¬нение даты — декабрь — по содержанию стихотворения, по-видимому, написанного в связи с семидесятилетием И.В. Сталина.
138 1950. Впервые — журн. «Огонек». 1950. № 36. С. 23, с разночтениями и без 3-й строфы. Варианты строк 6—7:
Хранители необозримой шири, И дружеские крепнут голоса,
Тот же текст — Соч., 2. 1968. С. 152. Полный текст — БО 2. С. 57, с датой — 1949. Было включено в первую редакцию рукописи сб. «Слава миру!». В третьей редакции — «Избранное», 1953 г. — отсутствует. Печ. по рукописи сб. «Слава миру!» (РГАЛИ). Уточнение даты — декабрь 1949 — по содержанию стихотворения, являющегося как бы пророчеством великих свершений наступающего 1950 г.
W «Где дремала пустыня — там ныне сады…»
Впервые — журн. «Огонек». 1950. № 14. С. 20, из трех строф. Вторая:
Если мы захотим, осядет Памир, Путь изменит любая река, Но для блага и счастья нам нужен мир. И будут нами гордиться века.
Тот же текст — Соч., 2. 1968. С. 147; БО 2. С. 53—54. Входило в раннюю редакцию рукописи сб. «Слава миру!». В поздней — третьей — редакции — «Избранное», 1953 — без 2-й строфы, дата — 1949. Печ. по третьей редакции сб. «Слава миру!» («Избранное», 1953).
В публицистическом произведении М. Белозерской (см. предыдущие коммент.) этому стихотворению Ахматовой, ко¬торое названо лживым, противопоставлены стихи не назван-ного автором современного поэта (Смоленского Владимира Алексеевича, 1901—1961), говорящего правду о людях, пре¬вращающих пустыню в сады: «15 лет назад один из русских поэтов поведал о тех, которые превращают пустыни в сады, поля и озера:
Они живут — нет, умирают там, Где льды и льды, и мгла плывет над льдами, И смерть из мглы слетает к их сердцам И крутит, крутит, крутит над сердцами.
Они молчат. Снег заметает след… Но в мире нет ии боли, ни печали, Отчаянья такого в мире нет, Которого б они не замечали.
Дрожа во мгле и стуже, день и ночь, Их сторожит безумие тупое, И нет конца, и некому помочь, И равнодушно небо ледяное.
И тот же русский поэт напоминал своим братьям и сест¬рам об их святом долге:
Но для того избрал тебя Господь И научил тебя смотреть и слушать, Чтоб ты жалел терзаемую плоть, Любил изнемогающие души.
Он для того тебя оставил жить И наградил благословенной лирой, Чтоб мог ты за молчащих говорить О жалости — безжалостному миру.
Анна Ахматова забыла об этом святом завете ее брата, она надменно вещает:
Если мы захотим, осядет Памир, Путь изменит любая река.
(Бахметьевекий архив Колумбийского университета.)
Название стихотворения В. Смоленского — «Стихи о Соловках». Большую часть жизни поэт жил в Париже, там же печатались его стихи. В России книга В. Смоленского впервые была издана лишь в 1994 г.: В. С м о л е н с к и й. «Жизиь ушла, а лира все звучит» (подготовлена В. Лео¬нидовым. М., 1994).
Где дремала пустыня — там ныне сады… — Образ преображенной пустини неоднократно встречает¬ся в поэзии Ахматовой, отражая ее ташкентские впечат¬ления.
Ташкентская поэтесса Светлана Сомова в воспомина¬ниях рассказывала о том, как Ахматова с группой узбекс¬ких поэтов ездила из Ташкента в кишлак на праздник от¬крытия новог о канала. Ее пригласил поэт Гафур Гулям, приглашение было стихийным, поэт мотивировал его тем, что по-узбекски имя Анна — ана — значит «мать», и «Как мать, вы должны» поехать туда, где «пускают воду на пу¬стынные поля». При въезде в кишлак Анна Ахматова уви¬дела транспарант: «Комсомольцы, с карты родного края сотрем название «Голодная степь»!» Ее попросили надеть на голову «белый прозрачный домотканый шелковый пла¬ток», и она, босая, прошла по намокающему песку будуще¬го дна канала перед первыми струями воды, прорывающи¬ми разрушаемую кетменями перемычку («Воспомина-ния». С. 373—374; а также устные рассказы-легенды об Ахматовой в Ташкенте).
14U Клеветникам (I—II). I. «Напрасно кровавою пеленой…»;\. «Когда б вы знали, как спокойно…» Впер¬вые под загл. «Клеветникам» — журн. «Огонек». 1950. № 14. С. 20. В стихотворении II строки И—12:
И вы постыдной клеветою Не смеете тревожить нас!
Тот же текст — Соч., 1968. С. 148. БО 2. С. 54—55. В рукописях сб. «Слава миру!» (РГАЛИ) цикл «Клевет¬никам» первоначально состоял из трех стихотворений (III. «И чем грозите вы? Пожаром…», без загл.). Общая дата цикла — 1949. Стихотворение II — из четырех строф. Строки 9—16:
И стали долей человека: Свободный труд и мирный дом, И поступь Сталинского века Увереннее с каждым днем.
Осуществленною мечтою И счастьем полон каждый час, И вы постыдной клеветою Не смеете тревожить нас!
Так же — во второй редакции рукописи. В третьей редак¬ции («Избранное», 1953, РГАЛИ) цикл состоит из двух стихотворений, второе — без 3-й строфы, окончательная редакция. Печ. по рукописи третьей редакции сб. «Слава миру!» (РГАЛИ).
По поводу этого стихотворения в публицистическом про¬изведении М. Белозерской говорится:
«… я должна спросить у нее, как же вы смеете говорить о счастье, которым полон каждый час, в залитой кровью стране, где чело¬век даже дышит только с позволения злодеев и где даже сон каждого человека не принадлежит ему, так как этот сон может быть каж-
дую минуту нарушен стуком в дверь черного ворона!» (Бахметьевский архив Колумбийского университета).
142 «Так в великой нашей Отчизне…» Впервые из трех строф (1,4 и 5) — журн. «Огонек». 1950. № 14. С. 20. Строка 1: «Ив великой нашей Отчизне…»; тот же текст — Соч., 2. С. 147; БО 2. С. 54. В рукописи сб. «Слава миру!» (РГАЛИ) — под № 3 в цикле «Три стихотворения» (1.«По-корение пустыни», 2.«Севморпуть»). Из пяти строф. Стро¬ка 1:«Так в великой нашей Отчизне…», дата — 1949. Печ. по рукописи сб. «Слава миру!» (РГАЛИ).
143 Москве. Впервые — журн. «Огонек». 1950. № 14. С. 20 — из четырех строф: после 1-й — третья, затем вторая. Четвертая:
Везде, где еще на планете Земля Народы в путах томятся, Алые звезды на башнях Кремля Всем жаждущим мира снятся.
Вариант строки 3: «Верность себе нерушимо храня». Тот же текст — Соч., 2. С. 149; БО 2. С. 55—56. В рукописи сб. «Слава миру!» (РГАЛИ) в первой и второй редакци¬ях — из четырех строф, во второй редакции строка 14: «На¬роды в неволе томятся», дата — 1949, эпиграф. В третьей редакции рукописи сб. «Слава миру!» («Избранное», 1953) — окончательный текст из трех строф. Печ. по тре¬тьей редакции рукописи сб. «Слава миру!» (РГАЛИ).
Эпиграф из романа А.С. Пушкина «Евгений Онегин» (гл. VII, строфа XXXVI).
144 Тост. Впервые — журн. «Огонек». 1950. № 14. С. 20 — в ранней редакции из восьми строк:
За наши юные леса,
За то, чтобы в советской школе
Ребят звенели голоса,
За целость драгоценных всходов
Великих мыслей и трудов,
Сковала происки врагов!
Дата — 1949; то же — Соч., 2. С. 149; журн. «Звезда». 1979. С. 190, ггубликация М.М. Кралина (из четырех строк) и БО 2. С. 50 — под № 2 в цикле из шести стихотворений «Победа»:
2.
За наши пламенные зори И за всемирный Первомай, За тех, кто в воздухе и в море Родимый охраняет край.
Автограф этого варианта — РНБ. Так же — в БО 2. С. 55 — восемь строк «За вновь распаханное поле» — под загл. «Тост» (текст журн. «Огонек»). В рукописях сб. «Сла¬ва миру!» (РГАЛИ) — две редакции стихотворения из 12 строк. Отличия в строках 5—8. Ранняя редакция:
За вновь распаханное поле; За наши юные леса; За то, чтобы в советской школе Детей звенели голоса.
Дата — 1949.
В собрании М.С. Лесмана (Фонтанный Дом) — еще одна строфа, не вошедшая в окончательный текст:
За то, чтобы объединился На всей земле рабочий класс,
Природных прав своих добился И дело праведное спас.
Печ. по третьей редакции сб. «Слава миру!» — «Избран¬ное», 1953 (РГАЛИ). Уточнение даты — не позже 1 мая 1950 — по содержанию стихотворения, написанного в фор¬ме торжественного официального тоста к Первомайскому празднику.
145 Поджигателям. Впервые — журн. «Огонек». 1950. № 42. С. 20; тот же текст — Соч., 1968. С. 154; БО 2. С. 58 — 59. В ранних редакциях рукописи сб. «Слава миру!» (РГАЛИ) под № 3 входило в цикл
