с английскими студентами в 1954 г., на которой Ахматовой и Зощенко был задан воп¬рос об их отношении к постановлению 1946 г. о журналах «Звезда» и «Ленинград». Ахматова кратко ответила, что она с постановлением согласна, а Зощенко попытался объяс¬нить свое несогласие с ним. О состоянии здоровья Зощен¬ко рассказала Ахматовой летом 1955 г. Л.К. Чуковская, которая 30 июля 1955 г. была у Зощенко в Ленинграде. В ответ на вопросы Ахматовой: «Какая комната? Как он выглядит? Как и что говорит?» — Л.К. Чуковская расска¬зала: «Комната большая, опрятная, пустоватая, с остатка¬ми хорошей красной мебели. Михаил Михайлович неузна¬ваемо худ, все на нем висит. Самое разительное — у него нет возраста, он — тень самого себя, а у теней возраста не бывает. Таким, вероятно, был перед смертью Гоголь. Ста¬рик? На старика не похож: ни седины, ни морщин, ни су¬тулости. Но померкший, беззвучный, замороженный, за¬медленный — предсмертный. В молодости он разговари¬вал со всеми очень тихим голосом, но тогда это восприни¬малось как крайняя степень деликатности, а теперь в его голосе словно не осталось звука. Звук из голоса выкачан. При этом на здоровье он не жалуется — напротив, уверя¬ет, будто с помощью открытой им психотехники сам выле¬чил свое больное сердце» (Ч у к о в с к а я, 2. С. 156). В апреле 1958 г. Ахматова рассказала Л.К. Чуковской о том, что Зощенко посетил ее — «он оставляет впечатление психически больного» (там ж е. С. 306). По мнению М.Б. Мейлаха, стихотворение написано на следующий день после смерти Зощенко, 23 июля 1958 г., — см. «Стихот¬ворения Анны Ахматовой», Душанбе, 1990. С. 491.

219 Имя (А.А.А.) Впервые — «Бег времени». С. 364, в подборке «Вереница четверостиший», загл. — «Имя». Строка 2: «Пришло из никуда», тот же текст в БО 1. С. 237, под № 2 в цикле «Вереница четверости¬ший», открывающем разд. «Бег времени», с датой — 1958. Лето. В РТ 97, л. 24 об. (РГАЛИ) строка 2: «Пришло из никогда», дата — 1958. Лето, Комарове В РТ 96, л. 5 — вариант загл.: «Из книги «Трещотка прокаженного». Имя»; строка 2: «Пришло из никогда». В РТ НО, л. 56 об. (РГАЛИ) имеется более поздняя запись этого стихотворе¬ния под названием: «Имя (А.А.А.)», с эпиграфом из по¬эмы И.А. Бродского «Исаак и Авраам», 1963 г. У Бродс¬кого: «По существу же, — это страшный крик, // мла¬денческий, прискорбный, вой смертельный». Речь идет о звучании по-русски имени Исаак — ребенка, которого, согласно библейскому сюжету, отец был готов принести

в жертву. Поэт описывает ассоциативный смысл каждого звука имени, в том числе долгого «А»:

… А буква «А» — средь этих букв старик, союз, чтоб между слов был звук раздельный. По существу же, — это страшный крик, младенческий, прискорбный, вой смертельный. И если сдвоить, строить: AAA, сложить бы воедино эти звуки, которые должны делить слова, то в сумме будет вопль страшной муки.

(Сочинения Иосифа Бродского: В 4 т. Т. 1. СПб., 1992. С. 280.)

Печ. по автографу РГАЛИ (РТ 110). Даты — по автогра¬фу РТ 97 и по времени появления эпиграфа и подзагол.

220 «Вы меня, как убитого зверя…» Впервые — ВРСХД. 1970. № 95—96. С. 127, публикация Н.А. Стру¬ве; Eng-Liedmeier, Verheul. P. 55; «Памяти Анны Ахмато¬вой». С. 16, под № V в цикле «Черепки», публикация Л.К. Чуковской; журн. «Горизонт». 1988. № 4, публика¬ция Л.К. Чуковской. В БО 1. С. 243 — под № 4 в цикле «Из заветной тетради» в разд. «Бег времени».

В автографах чаще включалось в цикл «Черепки» — см. воспроизведение автографа цикла «Черепки» в кн.: Ч ук о в с к а я, 3. С. 197, записанного для нее Ахматовой 1 апреля 1964 г. В РТ 111, л. 36 об.—38 — в цикле «Че¬репки» под № VI, загл.: «Тринадцатый час». Под тем же загл. — № I в цикле из пяти стихотворений без названия (I. «Тринадцатый час», П. «Из-под каких развалин гово¬рю…», III. «Не с лирою влюбленного…», IV. «Забу¬дут? — вот чем удивили!..», V. «Я всем прощение да¬рую…») — РТ 110, л. 46—46 об. (РГАЛИ). В РТ 114, л. 245 — вне цикла (цикл «Черепки» на л. 242 — из че¬тырех стихотворений). Во всех этих автографах не имеет даты. В РНБ — автограф цикла «Черепки» из четырех стихотворений, без «Тринадцатый час». Так же — в РТ 97, л. 26—26 об. Печ. по автографам РГАЛИ (РТ 111 и РТ 110), где текст идентичен. Датируется условно — лето 1958 ?, Комарове — не позже 1 апреля 1964 г.: в ок¬тябре 1958 г., по приезде в Москву, Ахматова читала цикл «Черепки» Л.К. Чуковской, однако не известно, входило ли в него данное стихотворение; 1 апреля 1964 г. переписа¬ла для нее все пять стихотворений этого цикла.

Чтоб, хихикая и не веря, // Иноземцы бродили вокруг и далее. — Ахматова чрезвычайно болезненно вос¬принимала неточности и сознательные искажения ее био¬графии в воспоминаниях и книгах о ней, Гумилеве и Ман¬дельштаме. В частности, в 1957 г. она многократно беседо¬вала с Л.К. Чуковской о книге Л. Страховского, вышедшей в 1949 г. в Кембридже: StrakhovskyL. Craftsmen of the Word: three poets of modern Russia. Gumihov, Akhmatova, Mandelstam. Cambriedge, 1949. Претензии Ахматовой зак¬лючались в том, что ее хотят представить только поэтом Серебряного века, вычеркивают из жизни Гумилева и пр., они предъявлялись ею в 1958—1962 гт. и к воспоминани¬ям И. В. Одоевцевой, Г. В. Иванова, А.А. Гумилевой (жены Д.С. Гумилева), статьям Г.П. Струве, В. Харкинса и др. Уточнение времени особенно яростных возражений Ахма¬товой «иноземцам» может помочь в датировке настоящего стихотворения. В 1957 г. она опровергала книгу Л. Стра¬ховского, в 1958 г. — к Страховскому прибавился Хар-кинс и вообще все мемуаристы, искажающие ее облик и био¬графию. Запись Л.К. Чуковской 28 декабря 1958 г.: «Под¬робно и с ненавистью рассказала она мне о Шацком

(Страховском), о его книге (Гумилев, Мандельштам, Ах¬матова), о статье в «Энциклопедии русской поэзии», вы¬шедшей за рубежом, — статье, где ее трактуют дурно и лживо. Уверена, что источники всех заграничных лжей — Одоевцева («хочет быть вдовствующей императрицей»), Оцуп, Георгий Иванов» (Ч у к о в с к а я, 2. С. 345). В 1962 г. Ахматова писала А. Ранниту: «.. .я предупреж¬даю Вас, что писаниями Георгия Иванова и Л. Страхов¬ского пользоваться нельзя. В них нет ни одного слова прав¬ды» (Соч., 2. С. 304). 13 августа 1961 г. разоблачала «кле¬вету» на себя Г. Иванова и Н.А. Оцупа: «Она стала для всего мира канвой для моей послереволюционной биогра¬фии. Ее перевел и напечатал в своей книге («Гумилев, Ахматова, Мандельштам») Страховский (1949), ее я уз¬наю в писаньях Харкинса, Di Sarra, Ripellino…» (РТ 103, л. 25—25 об.).

221 Стихи из ненаписанного романа. Печ. впер¬вые по автографу собрания М.С. Лесмана (Фонтанный Дом). Дата — в этом автографе. Вариант строки 6:

[……………..у кого-то]

222 «Отмени, как от той графини…» Впервые — БП. С. 300, по автографу РГАЛИ. В.Я. Виленкин в ста¬тье «Воспоминания с комментариями» приводит со слов Ахматовой иной вариант 2—4 строк, автограф — в собра¬нии В.Я. Виленкина:

Шел по лестнице винтовой, Чтоб увидеть холодный, синий Строгий час над снежной Невой.

(Вопросы литературы. 1979. № 3. С. 240.)

Четверостишие включено Ахматовой в текст псевдо¬комментариев к «Поэме без героя» под загл. «Из «Dubia» к Поэме». В РНБ на обложке одного из списков «Поэмы без героя» — еще один вариант строк 3—4: «Чтоб уви¬деть рассветный, синий / / Смертный час над [страшной] зимней Невой». См. т. З.С. 273 и 710. Печ. по автографу РГАЛИ (РТ 97, л. 39). Первоначально в этой записи

строка 4 была: «Страшный час………..над Невой». На

место пропущенного слова сверху над строкой вставлено «страшной».

Тема стихотворения, возможно, связана с воспомина¬нием о Н.С. Гумилеве и его посещении квартиры Ахмато¬вой на Сергиевской улице в 1921 г., о чем Ахматова расска-зала П.Н. Лукницкому 26 апреля 1925 г. Квартира была расположена на втором этаже, но входить в нее надо было через третий этаж. Обратно Ахматова повела своих гостей, Гумилева и Георгия Иванова, не через третий этаж, а «к тем¬ной (потайной прежде) винтовой лестнице, по которой мож¬но было прямо из квартиры выйти на улицу. Лестница была совсем темная, и когда Николай Степанович стал спускаться по ней, АА сказала: «По такой лестнице только на казнь ходить»…» Лукницкий П.Н. Acumiana. Встречи с Анной Ахматовой. Т. 1. 1924—25. Париж: YMCA-Press, 1991. С. 162).

Как от той графини… — Имеется в виду Графи¬ня***, героиня повести «Пиковая дама» Пушкина. В спек¬такле по опере П.И. Чайковского «Пиковая дама», по¬ставленном В.Э. Мейерхольдом в 1935 г. в Ленинградс¬ком Малом оперном театре (новое прочтение оперы, сценарий и текст по повести Пушкина — Вс. Мейерхольда и В. Стенича, постановка Мейерхольда, дирижер С.А. Са¬мосуд, художник Чупятов), из спальни графини вела имен¬но крутая винтовая лестница, что соответствовало пуш¬кинскому тексту: «В спальне за ширмами увидите две маленькие двери: справа в кабинет, куда графиня никогда не входит; слева в коридор, и тут же узенькая витая лест¬ница: она ведет в мою комнату» (П у ш к и н А.С. Собр. соч.: В 10 т. Т. VI. С. 336). (См. об этом спектакле в кн.: «Пиковая дама». Опера в 4 д. Музыка П.И. Чайковско¬го. Сб. статей и материалов к постановке … Л. 1935.) По-видимому, об этом спектакле Мейерхольда вспоми¬нала Ахматова в набросках одной из строф «Поэмы без героя»:

Ну, и выдалась же минута — Это доктора Дапертутто Ни на что не похожий бред, Это лестницы, по которым Кто-то к черным пробрался хорам

(РТ 96, л. 23 об.; РГАЛИ.)

В повести Пушкина Германн уходит из дома умершей по его вине старой графини по «потаенной лестнице», ве¬дущей из ее кабинета: «По этой самой лестнице, думал он, может быть, лет шестьдесят назад, в эту самую спальню, в такой же час, в шитом кафтане, причесанный a l’oi seau royal, прижимая к сердцу треугольную свою шляпу, про¬крадывался молодой счастливец, давно уже истлевший в мо¬гиле, а сердце престарелой его любовницы сегодня пере¬стало биться…» (там же т. VI. С. 346).

Четверостишие Ахматовой как бы продолжает линию воспоминаний о прошлом, связанных с «винтовой лестни¬цей». Упомянут в тексте Пушкина и рассвет: «Утро насту-пало. Лизавета Ивановна погасила догорающую свечу: блед¬ный свет озарил ее комнату» (С. 345).

По мнению В.Я. Виленкина, толчком к созданию чет¬веростишия могла послужить акварель театрального худож¬ника В.В. Дмитриева к «Пиковой даме», которую она уви¬дела «в