стройней

И даже, может быть, моложе

И тайны наших страшных дней

Не ведал. Что мне делать, Боже?

Что!.. Это призрак приходил,

Как предсказала я полвека

Тому назад. Но человека

Ждала я до потери сил.

1958-195

9240 I

***

В скорбях, в страстях, под нестерпимым гнетом

Где смерть стоит за каждым поворотом,

И гибели достаточно для всех.

1958-1959 ?

***

Скука, скую……….

О каким Оксфордским воскресеньем

Мне в то утро показался мир.

1958-1959 ?

242 I

***

Это скуки первый слой

…самой злой,

Но минуй его скорее —

дальше, глубже — в ту аллею,

где лишь сосен тишина

и случайная луна,

а кругом — наверно, осень…

1958-1959 ?

***

I 243

СЕВЕРНЫЕ ЭЛЕГИИ

Их будет семь,— я так решила,

Пора испытывать судьбу,

И первая уже свершила

Свой путь к позорному столбу…

/958 ?-1960-е годы

244 I

***

СМЕРТЬ СОФОКЛА

Тогда царь понял, что умер Софокл.

Легенда

На дом Софокла в ночь слетел с небес орел,

И мрачно хор цикад вдруг зазвенел из сада.

А в этот час уже в бессмертье гений шел,

Минуя вражий стан у стен родного града.

Так вот когда царю приснился странный сон:

Сам Дионис ему снять повелел осаду,

Чтоб шумом не мешать обряду похорон

И дать афинянам почтить его отраду.

1958 ? 1 марта 1961

***

I 245

Это с тобой я встречала тогда

Первую старость.

4 февраля 195

9246 I

***

МАРТОВСКИЕ ЭЛЕГИИ

1

Если бы ты музыкой была,

Я тебя бы слушал неотрывно,

И светлел бы мой померкший дух.

Если бы звездою ты была,

Я в окно глядел бы до рассвета,

И покой бы в душу мне вошел.

Если б ты была моей женой,

Сразу б я тебя возненавидел,

Проклял трижды и навек забыл —

И безмерно счастлив был с другою.

Но она не это, и не то,

И не третье…

Что же делать с нею?

Февраль ? 195

9

***

I 247

24 МАЯ

Это были черные тюльпаны,

Это были страшные цветы.

24 мая 195

9248

***

ОТРЫВОК

…И мне показалось, что это огни

Со мною летят до рассвета,

И я не дозналась — какого они,

Глаза эти странные, цвета.

И все трепетало и пело вокруг,

И я не узнала — ты враг или друг,

Зима это или лето.

21 июня 1959. Троица

Москва

***

I 24

9Не мешай мне жить — и так не сладко,

Что ты вздумал, что тебя томит?

Иль неразрешимая загадка

Ледяной звездой в ночи горит,

Или галереями бессонниц

Ты ко мне когда-то приходил,

Иль с давно погибших белых звонниц

Мой приезд торжественный следил?

В прежних жизнях мы с тобою счеты

Плохо подвели, о бедный друг!

Оттого не спорится работа,

Сухо в горле, кровь бормочет что-то

И плывет в глазах кровавый круг.

Иль увидел взор очей покорных

В тот для памяти запретный час,

Иль в каких-то подземельях черных

Мертвой оставлял меня не раз.

***

И при виде жертвы позабытой

Места не найти тебе теперь…

Что там — окровавленные плиты

Или замурованная дверь?

В самом деле — сотни километров,

Как ты и сказал мне, — сущий вздор,

И знакомый с детства голос ветра

Продолжает наш старинный спор.

Июнь 195

9Комарове

***

9М. Цветаевой

Ты любила меня и жалела,

Ты меня как никто поняла.

Так зачем же твой голос и тело

Смерть до срока у нас отняла?

2 июля 195

92Ь2 I

***

Что нам разлука? — Лихая забава,

Беды скучают без нас.

Спьяну ли ввалится в горницу слава,

Бьет ли тринадцатый час.

Или забыты, забиты, за… кто там

Так научился стучать? —

Вот и идти мне обратно к воротам

Новое горе встречать.

7 июля 1959 10 декабря 195

9Комарове Красная Конница

ЖИЗНЬ ПОЭТА

5. «ВЕТЕР ВОЙНЫ»

Первые месяцы войны — июнь — сентябрь 1941 г. — Анна Ахматова пережила в Ленинграде. Стремитель¬ное наступление фашистских войск на Ленинградском фронте развернулось уже в начале июля, — они вторг¬лись в пределы Ленинградской области. К 20 — 21 ав¬густа была перерезана железная дорога Ленинград — Москва, немцы вплотную подошли к городу с юга, финны захватили Кексгольм (Приозерск). 30 августа была занята станция Мга, т.е. разорвана последняя же¬лезнодорожная ветка, соединяющая Ленинград со стра¬ной. 8 сентября пал Шлиссельбург, сухопутное сообще¬ние с Ленинградом прервалось. Начался страшный и трагический период в истории города — блокада.

С 4 сентября 1941 г. начались систематические ар¬тиллерийские обстрелы города, с 8 сентября — масси¬рованные налеты авиации. За период с сентября по де¬кабрь 1941 г. фашистская артиллерия выпустила по Ленинграду свыше 30 тысяч снарядов. В городе спеш¬но строились бомбоубежища и укрытия, на стенах до¬мов появились надписи: «Граждане! При артобстреле эта сторона улицы наиболее опасна». Стекла окон за¬клеивали бумажными крестами, драгоценные статуи за¬капывали в землю рядом с их пьедесталами. 8 сентяб¬ря, во время первого налета немецких бомбардировщи¬ков, были подожжены зажигательными бомбами «Ба-даевские склады», где хранились продовольственные запасы осажденного города — полуторасуточный рас¬ход муки и трехсуточный расход сахара. Поступление продовольствия в Ленинград вплоть до открытия ле¬довой «Дороги жизни» по Ладожскому озеру практи¬чески прекратилось. Начался голод. Не было топлива и электроэнергии. Когда в октябре 1941 г. в Чистополе Л. К. Чуковская спросила только что приехавшую к ней Анну Андреевну, боятся ли в Ленинграде вторжения в город немцев, измученная дорогой женщина ответи¬ла ей: «Что вы, Л.К., какие немцы? О немцах никто и не думает. В городе голод, уже едят собак и кошек. Там будет мор, город вымрет. Никому не до немцев» *.

С конца июня началась массовая эвакуация из Ле¬нинграда — перемещение в Поволжье и Сибирь воен¬ных заводов, крупнейших предприятий, сокровищ Рус¬ского музея и Эрмитажа. Вывозили в тыл стариков и детей. Крупные творческие союзы отправляли в эва-куацию женщин с детьми (для последних создавали ин¬тернаты). До начала сентября удалось эвакуировать 636 тысяч человек. Следующий, второй этап эвакуа¬ции стал возможен только после открытия 22 ноября 1941 г. «Дороги жизни» — на грузовых автомашинах по ледовой трассе было вывезено больше полумиллио¬на человек. По официальным данным, во время блока-

‘Чуковская Л.К. Записки об Анне Ахматовой. Т. 1—3. М.: Согласие, 1997. Т. 1. С. 234. Далее том и страница указаны в тексте.

ды умерло от голода свыше 640 тысяч жителей, погиб¬ло от бомбежек и обстрелов 17 тысяч человек. Реаль¬ные потери города, разумеется, были больше…

Анне Ахматовой исполнилось в июне 1941-го пять¬десят два года. Сын ее — Лев Николаевич Гумилев — отбывал срок в лагере на востоке страны. Любимый человек, Владимир Георгиевич Гаршин, навещал ее ча¬сто, но он был женат и не мог быть с нею рядом посто¬янно, к тому же медицинская специальность делала его военнообязанным, и работа в Первом медицинском институте отнимала все силы. В коммунальной кварти¬ре Фонтанного дома она была одна. Эвакуироваться не собиралась, и ее друзья знали об этом, тревожились за нее и понимали, что ее судьба неотделима от судьбы несчастного погибающего города. «Я — как петербур¬гская тумба», — запомнила ахматовские слова Зоя Борисовна Томашевская, дочь ближайших друзей Ах¬матовой, Бориса Викторовича Томашевского и Ирины Николаевны Медведевой-Томашевской: «Только теперь я понимаю весь могучий смысл этой формулы. Они, эти тумбы, гранитные и чугунные, охранявшие наши дома, врастали в землю, в тротуары, в булыжные мос¬товые, в асфальт… Теперь это называется «культур¬ным слоем». Но редко кому удавалось вынуть такую тумбу из петербургской земли» *.

Мемуаристы и поэты, рассказавшие об Ахмато¬вой первых месяцев войны, запомнили ее идущей на ночное дежурство с тяжелой сумкой противогаза и даже с лопатой в руках, участвующей в спасении статуй Лет-

Об Анне Ахматовой. Стихи, эссе, воспоминания, письма. Л.: Лениэдат. 1990. С. 417.

него сада, зарываемых в землю. Запомнили они и ее одиночество и страх: «1941 год. Замкнулось кольцо блокады. … Постепенно город стал наполняться беженцами из области. Начались бомбежки. Во двор Фонтанного дома упали зажигалки, Николай Никола-евич Пунин увел свою семью в подвалы Эрмитажа, где многим художникам и музейным работникам Иосиф Абгарович Орбели предоставил убежище. Анна Анд¬реевна осталась одна. Ей было страшно. 31-го авгус¬та она позвонила. Борис Викторович зашел за ней и привел на канал Грибоедова. … 8-го сентября бомба упала совсем близко — в Мошковом переулке, потом на Дворцовой набережной. Ходить по лестнице в наш пятый этаж стало трудно. Анна Андреевна зап¬росилась жить в убежище» *.

Анна Ахматова была не готова к смерти, она не хотела умирать **. Но нежелание смерти не исключает мужества. Мужество и величие души поэта Анны Ах¬матовой были в эти дни абсолютными.

В июле она написала свою «Клятву» — присягу на верность городу и Родине перед лицом наступаю¬щего врага: «Мы детям клянемся, клянемся моги¬лам, // Что нас покориться никто не заставит!» В сен¬тябре — проклятие тому, «Кто равнодушно гибель нес // Ребенку моему». Состраданье гибнущим детям и клятва «могилам», т.е. погибшим, замученным, в том

* Об Анне Ахматовой. С. 420—422. Запись слов Ахматовой об этом сделана Л.К. Чуковской 13 де¬кабря 1941 г.: «Я не боялась смерти, но я боялась ужаса. Боялась, что через секунду увижу этих людей раздавленными … Я поняла — и это было очень унизительно — что к смерти я еще не готова. Верно, жнла я недостойно, потому и не готова еще» (1, 350).

числе и прежде всего в сталинских лагерях, — две важ¬нейшие темы стихов Ахматовой военной поры. Актом мужества было выступление Анны Ахматовой по ле¬нинградскому радио в конце сентября 1941 г. Широко известен текст этого выступления, меньше известна его предыстория. Распоряжение начать передачи о поло¬жении блокадного города пришло из Москвы в начале сентября. Организатором передач стал Г.П. Макого-ненко, работавший тогда редактором литературно-дра¬матического отдела радиокомитета. Предполагалось, что выступать будут фронтовики и жители блокадного Ле¬нинграда. Первая передача прошла 6 сентября. Одна¬ко дальше дело застопорилось: два человека подряд, — известный ученый и крупный театральный режиссер, — отказались выступать, — город жил под угрозой втор-жения врага, стал фронтом, и, предощущая возможность оккупации, эти люди не хотели рисковать и вещать в эфир на всю страну о своем патриотизме. После этих двух неудач Г.П. Макогоненко обратился к Д. Д. Шо¬стаковичу и А.А. Ахматовой, — оба приняли его пред-ложение с гордостью. Выступление Шостаковича про¬звучало 16 сентября: «Час назад я закончил вторую часть своего нового симфонического произведения. Если это сочинение мне удастся написать хорошо, удастся закончить третью и четвертую части, то тогда можно будет назвать это сочинение Седьмой симфонией… Я сообщаю об этом для того, чтобы радиослушатели, которые сейчас слушают меня, знали, что жизнь наше¬го города идет нормально… Все мы сейчас несем свою боевую вахту…» *

‘Макогоненко Г.П. Из третьей эпохи воспоминаний / Об Анне Ахматовой. С. 264.

2 и 12 сентября в Ленинграде были проведены два снижения норм выдачи хлеба; 16 сентября газета «Ле¬нинградская правда» вышла с передовой статьей под заглавием: «Враг у ворот!» Эта статья была перепеча¬тана в качестве листовки и расклеена по всему городу, на улицах которого шли бои («Сзади Нарвские были ворота, // Впереди была только смерть»).

Запись выступления Анны Ахматовой состоялась в конце сентября. Она была нездорова, у нее не было сил добраться от канала Грибоедова до радиокомитета, который находился на углу Манежной площади и Ма¬лой Садовой, и ее записывали в квартире М.М. Зо¬щенко, там же, на канале Грибоедова. Запись