произво¬дила Ольга Федоровна Берггольц. Выступление было переслано в Москву, и оттуда зазвучало на всю страну: «Ленинград в дни смертельной схватки говорил и голо¬сом Ахматовой» *.
Ольга Берггольц свидетельствует, что голос Ах¬матовой звучал в эфире уже через несколько часов пос¬ле записи:
Мои дорогие согражданки, матери, жены и сестры Ленинг¬рада. Вот уже больше месяца, как враг грозит нашему городу пле¬ном, наносит ему тяжелые раны. Городу Петра, городу Ленина, городу Пушкина, Достоевского и Блока, городу великой культуры и труда враг грозит смертью и позором. Я, как и все ленинградцы, замираю при одной мысли о том, что наш город, мой город может быть растоптан. Вся жизнь моя связана с Ленинградом — в Ле-нинграде я стала поэтом, Ленинград стал для моих стихов их ды¬ханием… Я, как и все вы сейчас, живу одной непоколебимой ве¬рой в то, что Ленинград никогда не будет фашистским. Эта вера крепнет во мне, когда я вижу ленинградских женщин, которые
‘Макогоненко Г.П. Из третьей эпохи воспоминаний. С. 264
просто и мужественно защищают Ленинград и поддерживают его обычную, человеческую жизнь. Наши потомки отдадут должное каждой матери эпохи Отечественной войны, но с особой силой взо¬ры их прикует ленинградская женщина, стоявшая во время бом¬бежки на крыше с багром и щипцами в руках, чтобы защитить город от огня, ленинградская дружинница, оказывающая помощь раненым среди еще горящих обломков здания… Нет, город, взра¬стивший таких женщин, не может быть побежден. Мы, ленинг-радцы, переживаем тяжелые дни, но мы знаем, что вместе с на¬ми — вся наша земля, все ее люди. Мы чувствуем их тревогу за нас, их любовь н помощь.
Мы благодарны им, и мы обещаем, что мы будем все время стой¬ки и мужественны…
Приведя этот текст выступления Ахматовой, Ольга Берггольц особо подчеркнула, что передачи из Ленин¬града слушали не только в нашей стране, — их слушал весь мир, поэтому было очень важно, чтобы из Ленин¬града звучали голоса тех людей, «которых знала вся земля». «Слушали, конечно, и фашисты. Слушали и за¬писывали, как потом выяснилось, фамилии выступав¬ших, мечтая, что рассчитаются с ними» *.
Эти воспоминания Ольги Берггольц Ахматова зна¬ла. 25 января 1964 г. она говорила о них Г.В. Глёкину: «Ольга написала обо мне в Ленинграде, о том, как я выступала по радио в квартире Зощенко. Она все время порывалась это напечатать, но ей говорили: «Нельзя. Нельзя допустить, чтобы Ахматова защи¬щала Ленинград» **.
‘Берггол ь цО.Ф. Говорит Ленинград. М., 1964. С. 15 — 16.
«ГлёкинГ. Встречи с Ахматовой (Из дневниковых записей 1959—1966 годов) / Вопросы литературы. 1997. Март — апрель. С 315.
28 сентября 1941 г., по специальному распоряже¬нию правительства, из блокированного Ленинграда вывезли на военных самолетах некоторых ученых, дея¬телей культуры, писателей. Список писателей состав¬лял А. Фадеев. Ахматова была включена в него по лич-ному указанию Сталина. Легенда о том, что именно Сталин спас ее от смерти в блокадном Ленинграде, очень нравилась Ахматовой. Она рассказывала об этом мно¬гим. Вот один из таких рассказов: «Я вылетела из Ле¬нинграда 28 сентября 41-го года. Ленинград был уже блокирован. Летела я на военном самолете, эскортиро¬вали истребители. Они летели так близко, что я боя¬лась, что они заденут нас крылом. Я была в списке на эвакуацию, подписанном Сталиным. В этом списке был и Зощенко. В ночь с 27 на 28 сентября я ночевала в бомбоубежище, в Доме писателей. Заехали за мной, потом поехали на Васильевский остров, взяли там ака¬демиков. Нам не сказали, куда мы летим. Была посад¬ка где-то близко от фронта. Там высадили каких-то во¬енных, мы полетели дальше и оказались в Москве» *.
Анна Ахматова летела на самолете первый раз в жизни. На военном аэродроме под Москвой, где при¬землился самолет, она растерянно спрашивала: «Где мы?» Естественно, ей никто не ответил.
В самолете она написала прощальное стихотворе¬ние о городе, еще дышащем, но уже обреченном на смерть:
Птицы смерти в зените стоят, Кто идет выручать Ленинград?
ТотхартН. Двенадцать встреч с Анной Ахматовой (Из дневниковых записей 1959—1966 годов) /Вопросы литературы. 1977. Март — апрель. С. 268.
Не шумите вокруг — он дышит, Он живой еще, он все слышит: Как на влажном балтийском дне Сыновья его стонут во сне, Как из недр его вопли: «Хлеба!» — До седьмого доходят неба… Отворите райскую дверь, Помогите ему теперь.
Строки эти звучат трагично, безнадежно. В руко¬писи книги «Нечет», над которой Ахматова работала в военные годы, были еще две заключительные стро¬ки — о страхе:
И стоит везде на часах, И уйти не пускает страх.
Потом она их отбросила…
Неудивительно, что вплоть до 1961 г. Ахматова не могла напечатать это стихотворение, тогда как другие — «Вражье знамя растает, как дым…», «А та, что сегод¬ня прощается с милым…», «Мужество», «Первый дальнобойный в Ленинграде», «Щели в саду выры¬ты…», «Постучи кулачком — я открою…», «Статуя «Ночь» в Летнем саду» и даже «Копай, моя лопата…» печатались и перепечатывались многократно в газетах, журналах и сборниках — «Родина зовет», «В огне Отечественной войны», «Мы победим!», «Родной Ленинград» и др.
После недолгого пребывания в Москве Ахматова была включена в эшелон писателей, эвакуируемых из Москвы в Чистополь, а оттуда, по ее просьбе, отправле¬на с семьей Л. К. Чуковской через Казань в Ташкент.
В ташкентских стихах ленинградская тема продол¬жала звучать с прежней трагической силой, вошла в пре¬дисловие и последнюю часть «Поэмы без героя»: «Всю эту поэму я посвящаю памяти ее первых слушателей, погибших в Ленинграде во время осады. Их голоса я слышу теперь, когда я читаю вслух мою поэму, и этот тайный хор стал для меня навсегда фоном поэмы и ее оправданием-. 8 апреля 1943».
В третьей части — «Эпилоге» — содержится на¬стойчивое обращение к несчастному городу, покинуто¬му в беде: «Мне казалось, за мной ты гнался, // Ты, что там погибать остался //В блеске шпилей, в от¬блеске вод…» Анна Ахматова в Ташкенте была пред-ставительницей великого города и великой русской куль¬туры, воплощением которой был Ленинград — город Пушкина, Блока, Ахматовой.
Именно так сказал в Ташкенте на митинге 14 июня 1942 г. Корней Иванович Чуковский, — в газете «Правда Востока» в этот день была напечатана целая полоса, посвященная Ленинграду, под заглавием «Мы с вами, дорогие ленинградцы!». Статья К. Чуковского «Друзья Ленинграда» начиналась словами: «Я родил¬ся в Ленинграде и прожил там всю свою жизнь. … В нем каждая улица — цитата из Пушкина, из Некра¬сова, из Александра Блока, из Анны Ахматовой». В этой же газете были помещены стихи Виктора Гусева «Ленинграду», статья Амила Умари «Твердыня куль¬туры», семь строф поэмы Николая Тихонова «Киров с нами», а митинг был посвящен письму товарищей Жданова и Попкова, партийных руководителей осаж¬денного города, содержащему призыв к писателям со¬здавать новые произведения, отражающие нашу геро¬ическую эпоху. На митинге выступали X. Алимджан, А.Н. Толстой, К.И. Чуковский, В. Ян, В. Гусев,
А. Умари, Чусти. Они говорили о глубине чувства пат¬риотизма и горячем стремлении своими произведения¬ми помочь великому народу разгромить врага. Стихов Ахматовой в этом номере газеты не было, на митинге она не выступала. И в этом сочетании — высоких слов о ней и отсутствия самой Анны Ахматовой — явствен¬но прослеживается двойственность положения, в каком она оказалась в Ташкенте. 8 марта 1942 г. в централь-ной партийной газете «Правда» напечатали стихотво¬рение Анны Ахматовой «Мужество». В конце октября ей пришел перевод из «Правды» на большую сумму, много больше, чем составил бы обычный гонорар. Л.К. Чуковская записывает в дневнике: «Третьего дня, когда я пришла к ней и она уже лежала очень больная, она сказала мне в смятении: «Из «Правды» вдруг пере¬вели мне 1000 рублей. Это — заказ» (1, 496). Анна Ах¬матова испытывала и выражала в стихах высокие патрио¬тические чувства, но выполнять «заказ» партийной прес-сы она не могла. Она была — АННА АХМАТОВА!
9 ноября 1942 г. Анна Андреевна рассказала Л. К. Чуковской свой сон: «Я видела земной шар — такой большой глобус. Земля летит вся в снегу. И на тех местах, где встречаются два фронта, — лежат две огромные тени — от двух бронзовых символических статуй» (1, 503).
Ахматова приехала в Ташкент 9 ноября 1941 г. эше¬лоном Казань — Ташкент, в котором С.Я. Маршаку, Для писателей и их семей, отправляемых в Алма-Ату и Ташкент, были выделены два вагона. Уже 2 декабря она в первый раз выступала на «Большом вечере поэ-зии» в Доме Красной Армии Среднеазиатского воен¬ного округа.
Один из зрителей рассказал позже: «Зал полон. Читают стихи Виктор Гусев, Сергей Городецкий, Иосиф Уткин, Якуб Колас, Владимир Луговской, Хамид Алимджан. И вот на сцене она — Анна Ахматова. В строгом черном платье, высокая, величавая. Видно, что она не молода, что ей за пятьдесят, — «но голос ее — низкий, красивого тембра — звучит сильно и по-молодому взволнованно» *.
Руководитель Ташкентской писательской органи¬зации Хамид Алимджан вспоминал о первой военной зиме 1941—1942 г. в Ташкенте: «Узбеки ходили на литературные вечера, чтобы услышать новые стихи Анны Ахматовой» **.
И она читала их — на благотворительных вече¬рах в пользу эвакуированных детей, в госпитале, на первомайском вечере. Иногда читала старые — «Я с тобой не стану пить вино…» — «Бойцы слу¬шали очень дисциплинированно — хлопали… … В книге отзывов записано, что я понравилась боль¬ше всех» (1, 378). Об одном из таких выступлений в госпитале рассказывала ташкентская поэтесса и пе¬реводчица Светлана Сомова: «В госпиталях тогда лежали изувеченные больные, нередко без рук и без ног. Санитарки и сестры самоотверженно за ними ухаживали, называли их, по русской привычке не поддаваться горю, «самоварчиками». И вот в одной большой палате (бывший класс школы, занятой гос¬питалем) лежал такой горько страдающий молодой
*КурносенковК. Лик Анны Ахматовой / Правда Восто¬ка. Ташкент. 1987. 7 января. С. 4.
Алимджан X. Возвращение / Правда Востока. 1943. 19 сентября.
человек. Мы боялись к нему подходить, чтобы не задеть своим сочувствием, он все время молчал, не отвечал на вопросы, сестры по глазам догадывались, что ему было нужно.
Ахматова сразу подошла к нему, молча села около кровати. Я не видела ее глаз, но, верно, они были горь¬кими. А потом она стала читать стихи о любви — «Го¬довщину последнюю празднуй…», «Я с тобой не ста¬ну пить вино…», «Как белый камень в глубине колод¬ца…» и другие.
Непонятно было, как и зачем читать такие стихи полуживым людям. Но в палате стало тихо. Лица раз¬гладились, посветлели. И этот несчастный юноша вдруг улыбнулся…» *
Еще один рассказ о выступлении в госпитале — ученика ташкентской школы, начинающего поэта, в будущем — доктора филологических наук, литера¬туроведа Эдуарда Бабаева: « Когда мы проходили мимо нашей новой школы,
