я рыдать на воле
В чаще новых твоих крестов.
HEIMKEHR
(Вторая годовщина)
I
Нет, я не выплакала их.
Они внутри скипелись сами.
И все проходит пред глазами
Давно без них, всегда без них.
II
Без них меня томит и душит
Обиды и разлуки боль.
Проникла в кровь — трезвит и сушит
Их всесжигающая соль.
Но мнится мне: в сорок четвертом,
Как на шелку возникла стертом
Твоя страдальческая тень.
Еще на всем печать лежала
Великих бед, недавних гроз, —
Сквозь радугу последних слез.
31 мая 1946
Мы знаем, что ныне лежит на весах
И что совершается ныне.
Час мужества пробил на наших часах,
И мужество нас не покинет.
Не страшно под пулями мертвыми лечь,
Не горько остаться без крова.
И мы сохраним тебя, русская речь,
Великое русское слово.
Свободным и чистым тебя пронесем,
И внукам дадим, и от плена спасем —
Навеки!
23 февраля 1942
Ташкент
Справа раскинулись пустыри,
С древней, как мир, полоской зари.
Слева, как виселицы, фонари.
Раз, два, три…
А надо всем еще галочий крик, —
И помертвелого месяца лик
Совсем ни к чему возник.
Это — из песни не той и не той,
Это — когда будет век золотой,
Это — когда окончится бой,
Это — когда я встречусь с тобой.
1944. 29 апр.
Ташкент
Опять подошли «незабвенные» даты
И нет среди них ни одной не проклятой.
И даже сегодняшний ветреный день
Преступно хранит прошлогоднюю тень,
Как тихий, но явственный стук из подполья,
И сердце на стук отзывается болью.
Я все заплатила до капли, до дна.
Я буду свободна, я буду одна…
Но ломятся в комнату липы и клены
Гудит и бесстыдствует табор зеленый
И к брюху мостов подкатила вода
И все как тогда, и все как тогда…
1945 [лето] 16 июня
Фонтанный Дом
ОСВОБОЖДЕННАЯ
Больше вражьего шага не лышит,
Отдыхает моя земля.
1945
Ленинград
А в книгах я последнюю страницу
Всегда любила больше всех других, —
Когда уже совсем не интересны
Герой и героиня, и прошло
Так много лет, что никого не жалко,
И, кажется, сам автор
И даже «вечность поседела»,
Как сказано в одной прекрасной книге.
Все кончится, и автор снова будет
Бесповоротно одинок, а он
Еще старается быть остроумным
Или язвит, прости его, Господь! —
Прилаживая пышную концовку,
Такую, например:
«И только в двух домах
В том городе (названье неизвестно)
Остался профиль кем-то обведенный
На белоснежной извести стены,
Не женский, не мужской, но полный тайны.
И, говорят, когда лучи луны
Зеленой, жесткой, среднеазиатской —
По этим стенам в полночь пробегают,
В особенности в новогодний вечер,
То слышится какой-то легкий звук,
Причем одни его считают плачем,
Другие разбирают в нем слова.
Но это чудо всем поднадоело.
Приезжих мало, местные привыкли.
И, говорят, в одном из тех домов
Уже ковром закрыт проклятый профиль».
1943. 25 ноября
Ташкент
ПАМЯТИ ДРУГА
И в день Победы, нежный и туманный,
Когда заря, как зарево, красна,
Вдовою у могилы безымянной
Хлопочет запоздалая весна.
Она с колен подняться не спешит,
Дохнет на почку и траву погладит,
И бабочку с плеча на землю ссадит,
1945. 8 ноября
III
Но ничего не изменилось.
Все так же льется Божья милость
С непререкаемых высот,
Все те же хоры звезд и вод,
Все так же своды неба черны,
Все тот же ветер носит зерна,
И ту же песню мать поет.
Он прочен — мой азийский дом,
И беспокоиться не надо.
Еще приду. Цвети, ограда,
5 мая 1944
Ташкент
S.
Это рысьи глаза твои, Азия,
Что-то высмотрели во мне,
Что-то выдразнили подспудное
И рожденное тишиной,
И томительное, и трудное,
Как полдневный Термезский зной,
Словно вся прапамять в сознание
Раскаленной лавой текла,
Словно я свои же рыдания
Из чужих ладоней пила.
1945
Г. Г.
Заснуть огорченной,
Проснуться влюбленной,
Увидеть, как красен мак.
Какая-то сила
Сегодня входила
Мангалочий дворик,
Как дым твой горек
Шехерезада
Идет из сада…
1942. Весна
Какая есть — желаю вам другую
Получше. Больше счастьем не торгую,
Как шарлатаны и оптовики…
Пока вы мирно отдыхали в Сочи,
Ко мне уже ползли такие ночи,
И я такие слышала звонки!
[Не знатной путешественницей в кресле
Я выслушала каторжные песни,
А способом узнала их иным…
………………………………..]
Над Азией — весенние туманы,
И яркие до ужаса тюльпаны
Ковром заткали много сотен миль.
О, что мне делать с этой чистотою,
Что делать с неподкупностью простою?
О, что мне делать с этими людьми!
Мне зрительницей быть не удавалось,
И почему-то я всегда вклинялась
В запретнейшие зоны естества.
Целительница нежного недуга,
Чужих мужей вернейшая подруга
И многих безутешная вдова.
Седой венец достался мне недаром,
И щеки, опаленные пожаром,
Уже людей пугают смуглотой.
Но близится конец моей гордыне,
Как той, другой — страдалице Марине, —
Придется мне напиться пустотой.
И ты придешь под черной епанчою,
С зеленоватой страшною свечою,
И не откроешь предо мной лица…
Но мне недолго мучиться загадкой:
Чья там рука под белою перчаткой
И кто прислал ночного пришлеца?
24 июня 1942
Ташкент
I
Е.С. Б-ой
В этой горнице колдунья
До меня жила одна:
Тень ее еще видна
Накануне полнолунья,
Тень ее еще стоит
У высокого порога,
И уклончиво и строго
На меня она глядит.
Я сама не из таких,
Кто чужим подвластен чарам,
Я сама… но, впрочем, даром
Тайн не выдаю своих.
5 авг. 1943
Ташкент
II
ГОСТИ
«…Ты пьян… И все равно пора нах хауз…»
Состарившийся Дон Жуан
И вновь помолодевший Фауст
Столкнулись у моих дверей
Из кабака и со свиданья.
Иль это было лишь ветвей
Под черным ветром колыханье,
Зеленой магией лучей,
Как ядом залитых, и все же
На двух знакомых мне людей
До отвращения похожих.
11 ноября 1943
III
Не оттого, что зеркало разбилось,
Не оттого, что ветер выл в трубе,
Не оттого, что в мысли о тебе
Уже чужое что-то просочилось, —
Я на пороге встретила его.
27 февраля 1944
Ташкент
IV
Как будто страшной песенки
Веселенький припев
Идет по шаткой лесенке,
Разлуку одолев.
Не я к нему, а он ко мне —
И голуби в окне…
ЯВЛЕНИЕ ЛУНЫ
I
Ал. К.
Из перламутра и агата,
Из задымленного стекла,
Так неожиданно покато
И так торжественно плыла, —
Как будто Лунная Соната
25 сент. 1944
II
Как в трапезной, скамейки, стол, окно
С огромною серебряной луною.
Мы музыкою бредим — все равно…
И двор в плюще,
И ты в плаще
По слову моему.
Не он ко мне, а я к нему —
Во тьму,
во тьму,
во тьму.
16 октября 1943
Ташкент
И зацветает ветка над стеною.
В изгнаньи сладость острая была,
Неповторимая, пожалуй, сладость.
Бессмертных роз, сухого винограда
Нам родина пристанище дала.
1945. Май
INTERIEUR
Когда лежит луна ломтем Чарджуйской дыни
На краешке окна, и духота кругом,
Когда закрыта дверь, и заколдован дом
Воздушной веткой голубых глициний,
И в чашке глиняной холодная вода,
И полотенца снег, и свечка восковая, —
Как для обряда все. И лишь, не уставая,
Грохочет тишина, —
Из страшной черноты Рембрандтовских углов
Склубится что-то вдруг и спрячется туда же,
Но я не встрепенусь, не испугаюсь даже…
Здесь одиночество меня поймало в сети,
Хозяйкин черный кот глядит, как глаз столетий,
И в зеркале двойник не хочет мне помочь.
Я буду сладко спать. Спокойной ночи, ночь.
28 марта 1944
Ташкент
К ТАШКЕНТСКОЙ ПОЭМЕ
Все небо в рыжих голубях,
Решетки в окнах — дух гарема.
Мне не уехать без тебя, —
Моя Ташкентская поэма.
Но, может, вспомню на лету,
Как запылал Ташкент в цвету.
Весь белым пламенем объят,
Горяч, пахуч, замысловат,
Невероятен…
Так было в том году проклятом,
Когда опять мамзель Фифи
Хамила, как в семидесятом.
А мне переводить Лютфи,
Мне писем ждать перед закатом.
И яблони, прости их Боже,
Как от венца в любовной дрожи,
Арык на местном языке,
Сегодня пущенный, лепечет.
А я дописываю «Нечет»
Опять в предпесенней тоске.
До середины мне видна
Моя поэма. В ней прохладно,
Как в доме, где душистый мрак,
И окна заперты от зноя,
И где пока что нет героя,
Но крышу кровью залил мак…
1943. 8 ноября
Кто чего боится,
То с тем и случится, —
Эта песня пета,
Пета, да не эта,
А другая тоже
На нее похожа…
Боже!
Ташкент
ТАШКЕНТСКИЕ НАБРОСКИ
I
Все опять возвратится ко мне:
Раскаленная ночь и томленье,
Словно Азия бредит во сне,
Халимы соловьиное пенье,
И кровавых тюльпанов цветенье…
И незримое благословенье
Ветерком шелестнет по стране.
10 дек. 1943
II
И в памяти, словно в узорной укладке:
Седая улыбка всезнающих уст,
Могильной чалмы благородные складки
И царственный карлик — гранатовый куст.
16 марта 1944
Как ни стремилась к Пальмире я
Золотоглавой,
Но суждено здесь дожить мне до
Первой розы.
Персик цветет, и фиалок дым
Черно-лиловый…
Кто мне посмеет сказать, что здесь
Злая чужбина.
78 апр. 1944
Ташкент
IV
День шел за днем — и то и се
Как будто бы происходило
Обыкновенно, но чрез все
Уж одиночество сквозило.
Припахивало табаком,
Мышами, сундуком открытым
И обступало ядовитым
Туманцем.
1944
Ленинград
De profundis… Мое поколенье
Мало меду вкусило. И вот
Только ветер гудит в отдаленьи,
Только память о мертвых поет.
Наши были часы сочтены.
До желанного водораздела,
До вершины великой весны*,
До неистового цветенья
Оставалось лишь раз вздохнуть…
Две войны, мое поколенье,
1944. 23 марта
Ташкент
ДВА ОТРЫВКА ИЗ ПОЭМЫ
БЕЗ НАЗВАНИЯ
I
(НА СМОЛЕНСКОМ)
А все, кого я на земле застала,
Вы, века прошлого дряхлеющий посев.
В автографе на л. 51 об., по-видимому, описка: «великой горы».
Вот здесь кончалось все: обеды у Донона,
Интриги и чины, балет, текущий счет…
На ветхом цоколе дворянская корона,
И ржавый ангелок сухие слезы льет.
Восток еще лежал непознанным пространством
И громыхал вдали, как грозный вражий стан,
А с Запада несло Викторианским чванством,
Летели конфетти, и подвывал канкан…
II
А вы, мои друзья последнего призыва,
Чтоб вас оплакивать, мне жизнь сохранена.
Над вашей памятью не стыть плакучей ивой,
А крикнуть на весь мир все ваши имена.
Да что там имена! — захлопываю святцы;
И на колени все — багровый хлынул свет,
Рядами стройными выходят ленинградцы,
Живые с мертвыми. Для Бога мертвых нет.
1942. Авг.
Дюрмснъ
ПОДМОСКОВНОЕ
Е.В. и СВ. Шервинским
Где на четырех высоких лапах
Колокольни звонкие бока
Поднялись, где в поле мятный запах,
И гуляют маки в красных шляпах,
И течет Московская река, —
Все бревенчато, дощато, гнуто…
Полноценно цедится минута
На часах песочных. — Этот сад
Всех садов и всех лесов дремучей,
И над ним, как над бездонной кручей,
Недреманное глядит из тучи
1943. 1 сент.
Ташкент
ТРИ ОСЕНИ
И я наблюдала почти без ошибки
Три осени в каждом году.
И первая — праздничный беспорядок
Вчерашнему лету назло,
И листья летят, словно клочья тетрадок,
И запах дымка так ладанно-сладок,
Все влажно, пестро и светло.
И первыми в танец вступают березы,
Стряхнув второпях мимолетные слезы
Но эта бывает — чуть начата повесть —
Приходит вторая — бесстрастна, как совесть,
Мрачна, как воздушный налет.
Все кажутся сразу бледнее и старше,
Разграблен летний уют,
И труб золотых отдаленные марши
В пахучем тумане плывут…
И в волнах холодных его фимиама
Закрыта высокая твердь,
Но ветер рванул, распахнулось и прямо
Всем стало понятно — кончается драма,
И это не третья осень — а смерть.
1943. 6 ноября
Ташкент
Наше священное ремесло
Существует тысячи лет.
С ним и без света миру светло,
Но еще ни один не сказал поэт,
Что мудрости нет, и старости, нет,
А может, и смерти нет.
1944. 25 июля
Ленинград
У кладбища направо пылил пустырь,
А за ним голубела река.
Ты сказал мне: «Офелия, иди в монастырь
Или замуж за дурака».
Принцы только такое всегда говорят,
Но я эту запомнила речь.
Пусть струится она сто веков подряд
Горностаевой мантией с плеч.
1909-1945
ЦАРСКОСЕЛЬСКИЕ СТРОКИ
I
Пятым действием драмы
Веет воздух осенний,
Каждая клумба в парке
Кажется свежей могилой.
Справлена горькая тризна,
Что же я медлю, словно
Скоро случится чудо.
Так тяжелую лодку долго
У пристани слабой рукою
Удерживать можно, прощаясь
С тем, кто остался на суше.
II
Все души милых на высоких звездах.
И можно плакать. Царскосельский воздух
Был создан, чтобы песни повторять.
У берега серебряная ива
Касается сентябрьских ярких вод.
Из прошлого восставши, молчалива
Ко мне навстречу тень моя идет.
Здесь столько лир повешено на ветки,
Но и моей, как будто, место есть…
А этот дождик, солнечный и редкий,
Мне утешенье и благая весть.
III
И царскосельские хранительные сени.
Пушкин
О, горе мне —
