теперешнюю жизнь,
Я б умерла от зависти.
1945. Фонтанный Дом
2 сентября
(Задумано еще в Ташкенте)
ПЯТАЯ
Есть три эпохи у воспоминаний.
И первая — как бы вчерашний день.
Душа под сводом их благословенным
И тело в их блаженствует тени.
Еще не замер смех, струятся слезы,
Пятно чернил не стерто со стола
И, как печать на сердце, поцелуй —
Единственный, прощальный, незабвенный…
Но это продолжается недолго…
Уже не свод над головой, а где-то
В глухом предместье дом уединенный,
Где холодно зимой, а летом жарко,
Где есть паук, и пыль на всем лежит,
Где истлевают пламенные письма,
Исподтишка меняются портреты,
Куда, как на могилу, ходят люди,
А возвратившись, моют руки мылом
И стряхивают беглую слезинку
С усталых век — и тяжело вздыхают…
Одна другую, розовеет небо,
Меняются названья городов,
И нет уже свидетелей событий,
И не с кем плакать, не с кем вспоминать.
И медленно от нас уходят тени,
Которых мы уже не призываем,
Возврат которых был бы страшен нам.
И, раз проснувшись, видим, что забыли
Мы даже путь в тот дом уединенный,
И, задыхаясь от стыда и гнева,
Бежим туда, но (как во сне бывает)
Там все другое: люди, вещи, стены,
И нас никто не знает — мы чужие!
Мы не туда попали… Боже мой!
И вот когда горчайшее приходит:
Мы сознаем, что не могли б вместить
То прошлое в границы нашей жизни,
И нам оно почти что так же чуждо,
Как нашему соседу по квартире,
Что тех, кто умер, мы бы не узнали,
А те, с кем нам разлуку Бог послал,
Прекрасно обошлись без нас — и даже
Всё к лучшему…
/945
Фонтанный Дом
ПЕСЕНКИ
первая
ДОРОЖНАЯ
(Голос из темноты)
Кто чего боится,
То с тем и случится, —
Эта песня пета,
Пета, да не эта,
А другая, тоже
На нее похожа…
[Боже.]
Стой, прохожий!
вторая
ЗАСТОЛЬНАЯ
Под узорной скатертью
Не видать стола.
Я стихам не матерью —
Мачехой была.
Эх, бумага белая,
Строчек ровный ряд.
Сколько раз глядела я,
Как они горят.
Сплетней изувечены,
Биты кистенем,
Мечены, мечены
Каторжным клеймом.
третья
ЛЮБОВНАЯ
За тебя я заплатила
Чистоганом,
Под наганом,
Не глядела,
А за мной худая слава
Шелестела.
четвертая
ЛИШНЯЯ
Вел вдоль смерти — мрак…
Отняты мы друг у друга.
Разве можно так?
Если хочешь, расколдую,
Доброй быть позволь:
Выбирай себе любую,
Но не эту боль.
пятая
ПОСЛЕДНЯЯ
Не смеялась и не пела,
А всего с тобой хотела
С самого начала:
Беззаботной первой ссоры,
Полной светлых бредней,
t. 870
И безмолвной, черствой, скорой
Трапезы последней.
шестая
ПЕСЕНКА ПРОХОЖЕГО
Услаждала бредами,
Пением могил.
Награждала бедами
Свыше всяких сил.
Занавес неподнятый,
Хоровод теней.
Оттого и отнятый
Был мне всех родней.
Это все поведано
Самой глуби роз,
Но забыть мне не дано
Вкус вчерашних слез.
1964
АНТИЧНАЯ СТРАНИЧКА
СМЕРТЬ СОФОКЛА
Тогда царь понял, что умер Софокл.
На дом Софокла в ночь слетел с небес орел,
И мрачно хор цикад вдруг зазвенел из сада.
А в этот час уже в бессмертье гений шел,
Минуя вражий стан у стен родного града.
Так вот когда царю приснился странный сон:
Сам Дионис ему снять повелел осаду,
Чтоб шумом не мешать обряду похорон
И дать афинянам почтить его отраду.
1961
АЛЕКСАНДР У ФИВ
Наверно, страшен был и грозен юный царь,
Когда он произнес: «Ты уничтожишь Фивы».
И старый вождь узрел тот город горделивый,
Каким он знал его еще когда-то встарь.
Все, все предать огню! И царь перечислял
И башни, и врата, и храмы — чудо света,
Но вдруг задумался и, просветлев, сказал:
«Ты только присмотри, чтоб цел был Дом Поэта».
1961, октябрь
Больница в Гавани
ТАЙНЫ РЕМЕСЛА
I
Когда я ночью жду ее прихода,
Жизнь, кажется, висит на волоске.
Что почести, что юность, что свобода
Пред милой гостьей с дудочкой в руке.
И вот вошла. Откинув покрывало,
Внимательно взглянула на меня.
Ей говорю: «Ты ль Данту диктовала
Страницы Ада?» Отвечает: «Я».
1924
II
Бывает так: какая-то истома;
В ушах не умолкает бой часов;
Вдали раскат стихающего грома.
Неузнанных и пленных голосов
Мне чудятся и жалобы и стоны,
Сужается какой-то тайный круг,
Но в этой бездне шепотов и звонов
Встает один, все победивший звук.
Так вкруг него непоправимо тихо,
Что слышно, как в лесу растет трава,
Как по земле идет с котомкой лихо.
Но вот уже послышались слова
И легких рифм сигнальные звоночки, —
И просто продиктованные строчки
Ложатся в белоснежную тетрадь.
1936
III
Мне ни к чему одические рати
И прелесть элегических затей.
По мне, в стихах все быть должно некстати,
Не так, как у людей.
Когда б вы знали, из какого сора
Растут стихи, не ведая стыда,
Как желтый одуванчик у забора,
Как лопухи и лебеда.
Сердитый окрик, дегтя запах свежий,
Таинственная плесень на стене…
И стих уже звучит, задорен, нежен,
На радость вам и мне.
то
IV
Как и жить мне с этой обузой,
А еще называют музой,
Говорят: «Ты с ней на лугу…»
Говорят: «Божественный лепет…»
Жестче, чем лихорадка, оттреплет,
V
Беспечное это житье:
Подслушать у музыки что-то
И выдать шутя за свое.
И чье-то веселое скерцо
В какие-то строки вложив
Поклясться, что бедное сердце
Так стонет средь блещущих нив.
А после подслушать у леса,
У сосен, молчальниц на вид,
Пока дымовая завеса
Тумана повсюду стоит.
И даже, без чувства вины,
Немного у жизни лукавой
И все — у ночной тишины.
VI
Не должен быть очень несчастным
И главное скрытным. О нет! —
И рампа торчит под ногами,
Все мертвенно, пусто, светло,
Лайм-лайта холодное пламя
Его заклеймило чело.
Как в землю закопанный клад,
Пусть самый последний, случайный,
Всю жизнь промолчавший подряд.
Там все, что природа запрячет,
Когда ей угодно, от нас.
Там кто-то таинственно плачет
В какой-то назначенный час.
И сколько там сумрака ночи,
И тени, и сколько прохлад.
Там те незнакомые очи
До света со мной говорят.
За что-то меня упрекают
И в чем-то согласны со мной…
Так исповедь льется немая.
Беседы блаженнейший зной.
Наш век на земле быстротечен
И тесен назначенный круг,
А он неизменен и вечен —
VII
ПОСЛЕДНЕЕ СТИХОТВОРЕНИЕ
Одно, словно кем-то встревоженный гром,
С дыханием жизни врывается в дом,
Смеется, у горла трепещет,
И кружится, и рукоплещет.
Другое, в полночной родясь тишине,
Не знаю откуда крадется ко мне,
Из зеркала смотрит пустого
И что-то бормочет сурово.
А есть и такие: средь белого дня,
Как будто почти что не видя меня,
Струятся по белой бумаге,
А вот еще: тайное бродит вокруг —
Не звук и не цвет, не цвет и не звук, —
Гранится, меняется, вьется,
А в руки живым не дается.
Но это… по капельке выпило кровь,
Как в юности злая девчонка — любовь,
И, мне не сказавши ни слова,
Безмолвием сделалось снова.
И я не знавала жесточе беды —
Ушло, и его протянулись следы
К какому-то крайнему краю,
А я без него… умираю.
1959
VIII
ПРО стихи
Памяти Вл. Н арбу та
Это
Это
Это
выжимки бессонниц,
свеч кривых нагар,
сотен белых звонниц
Текста «Эпиграммы» нет в машинописи (ед. хр. 80), но в «перечне»
она заключает цикл «Тайны ремесла». Текст выверен по ед. хр. 79, л. 11.
Это теплый подоконник
Под черниговской луной,
Это — пчелы, это — донник,
(В электричке)
Могла ли Биче словно Дант творить,
Или Лаура жар любви восславить?
Я научила женщин говорить…
Но, Боже, как их замолчать заставить?!
1958
СТИХИ ПОСЛЕДНИХ ЛЕТ
ЦАРСКОСЕЛЬСКАЯ ОДА
(Безымянный переулок — Девяностые годы.)
Н. Г.
Ты поэт местного, царскосельского значения.
Н. П.
Настоящую оду
Нашептало… Постой,
Царскосельскую одурь
В роковую шкатулку,
В кипарисный ларец,
А тому переулку
Наступает конец.
Здесь не Темник, не Шуя —
Город парков и зал,
Но тебя опишу я,
Как свой Витебск — Шагал.
Тут ходили по струнке,
Тут еще до чугунки
Был знатнейший кабак.
Фонари на предметы
И придворной кареты
Промелькнул силуэт.
Так мне хочется, чтобы
Появиться могли
Голубые сугробы
С Петербургом вдали.
Здесь не древние клады,
Интендантские склады
И извозчичьий двор.
Шепелявя неловко
И с грехом пополам,
Молодая чертовка
Там гадает гостям.
Там солдатская шутка
Льется, желчь не тая…
Полосатая будка
И махорки струя.
Драли песнями глотку
И клялись попадьей,
Пили допоздна водку,
Заедали кутьей.
Ворон криком прославил
Этот призрачный мир…
А на розвальнях правил
3 августа 1961
Комарове
ИЗ «ЧЕРНЫХ ПЕСЕН»
I
Прав, что не взял меня с собой
И не назвал своей подругой,
Я стала песней и судьбой,
Сквозной бессонницей и вьюгой.
Меня бы не узнали вы
На пригородном полустанке
В той молодящейся, увы! —
И деловитой парижанке.
II
Аннинский
Всем обещаньям вопреки
И перстень сняв с моей руки,
Забыл меня на дне.
Ничем не мог ты мне помочь.
Свой дух прислал ко мне?
Он строен был и юн и рыж,
Он женщиною был,
Шептал про Рим, манил в Париж,
Как плакальщица выл,
Он больше без меня не мог…
Я без него могла.
Комарово
1961. Лето
Услышишь гром и вспомнишь обо мне,
Подумаешь: она грозы желала…
Полоска неба будет твердо алой,
А сердце будет как тогда — в огне.
Случится это в тот московский день,
И устремлюсь к желанному притину,
Свою меж вас еще оставив тень.
Москва
1961
МЕЛХОЛА
(Из Книги Царств)
И возлюби Мелхола, дочь Саулова, Давида,
И рече Саул: дам ему ю, и будет ему в соблазн.
(Книга Царств)
И отрок играет безумцу царю,
И ночь беспощадную рушит,
И громко победную кличет зарю,
И призраки ужаса душит.
И царь благосклонно ему говорит:
«Огонь в тебе, юноша, дивный горит,
И я за такое лекарство
Отдам тебе дочку и царство».
А царская дочка глядит на певца,
Ей песен не нужно, не нужно венца,
Но хочет Мелхола — Давида.
Бледнее, чем мертвая, рот ее сжат,
В зеленых глазах исступленье,
Сияют одежды, и стройно звенят
Запястья при каждом движеньи.
Как тайна, как сон, как праматерь Лилит!
Не волей своею она говорит:
«Наверно, с отравой мне дали питье,
И мой помрачается дух,
Бесстыдство мое — униженье мое,
Зачем же никто из придворных вельмож,
Увы, на него не похож!..
А солнца лучи… а звезды в ночи…
1959-1961
ЭХО
В прошлое давно пути закрыты,
И на что мне прошлое теперь?
Что там? — окровавленные плиты,
Или замурованная дверь,
Или эхо, что еще не может
С этим эхом приключилось то же,
Что и с тем, что в сердце я ношу.
1960
РОДНАЯ ЗЕМЛЯ
И в мире нет людей бесслезней,
Надменнее и проще нас.
(1922)
В заветных ладанках не носим на груди,
О ней стихи навзрыд не сочиняем,
Наш горький сон она не бередит,
Не кажется обетованным раем.
Не делаем ее в душе своей
Предметом купли и продажи,
Хворая, бедствуя, немотствуя на ней,
О ней не вспоминаем даже.
Да, для нас это грязь на калошах,
Да, для нас это хруст на зубах.
И мы мелем, и месим, и крошим
Тот ни в чем не замешанный прах,
Но ложимся в нее и становимся ею,
Оттого и зовем так свободно — своею.
1961. Больница в Гавани
ПОСЛЕДНЯЯ РОЗА
Вы напишете о нас наискосок.
И. Бродский
Мне с Морозовою класть поклоны,
С падчерицей Ирода плясать,
С дымом улетать с костра Дидоны,
Чтобы с Жанной на костер опять.
Господи! Ты видишь, я устала
Воскресать, и умирать, и жить.
Все возьми, но этой розы алой
Дай мне свежесть снова ощутить.
9 августа 1962
Комарово
НАСЛЕДНИЦА
От Сарскосельских лип…
Пушкин
Казалось мне, что песня спета
Средь этих опустелых зал.
О, кто бы мне тогда сказал,
Что я наследую все это:
Фелицу, лебедя, мосты
И все китайские затеи,
Дворца сквозные галереи
И липы дивной красоты.
И даже собственную тень,
Всю искаженную от страха,
И покаянную рубаху,
И замогильную сирень.
1959. 20 ноября. Ленинград
Если б все, кто помощи душевной
У меня просил на этом свете:
Все юродивые и немые,
Брошенные жены и калеки,
Каторжники и самоубийцы
Мне прислали по одной копейке, —
Стала б я «богаче всех в Египте»,
Как говаривал Кузмин покойный.
Но они не слали мне копейки,
Вот она, плодоносная осень!
Поздновато ее привели.
А пятнадцать блаженнейших весен
Я подняться не смела с земли,
Я так близко ее разглядела,
К ней припала, ее обняла,
А она в обреченное тело
Силу тайную тайно лила.
13 сентября 1962
Комарове (ночь)
Запад клеветал и сам же верил,
И роскошно предавал Восток.
