тифом
И соленой паршой степей Лунный выкормыш — соловей.
Ржа пустыни щепотью соды Ни жива шипит, ни мертва…
Вероятно, такой азийский пейзаж появляется в по¬эзии впервые.
Рифма Тарковского — всегда крепка, нова, никогда не вычурна и не навязчива.
Одно из самых пронзительных стихотворений «Ве¬тер», где героиня изображена с благоговейным ужасом, от которого мы что-то стали отвыкать, — кажется мне одной из вершин современной русской поэзии.
А я любил изодранную в клочья, Исхлестанную ветром темноту.
И на цыганской масленой реке Шатучий мост, и женщину в платке, Спадавшем с плеч над медленной водою, И эти руки, как перед бедою.
Слова горели, как под ветром свечи,
И гасли, словно ей легло на плечи
Все горе всех времен. Мы рядом шли,
Но этой горькой, как полынь, земли
Она уже стопами не касалась
И мне живою больше не казалась.
Я не один, но мы еще в грядущем…
Вера в огромное и общее будущее делает эту поэзию специфической поэзией шестидесятых годов двадцатого века. О стихах Тарковского будут много думать и много писать.
* * *
А вокруг та Москва, которую мы видим из каждого окна:
Эй, в черном ситчике, неряха городская,
Ну, здравствуй, мать-весна! Ты вот теперь какая…
Девчонки-крашенки с короткими носами. Как на экваторе, толкутся под часами В древнеегипетских ребристых башмаках, С цветами желтыми в русалочьих руках.
(«Ранняя весна»)
Наверно, излишне упоминать о том, что книга уже по достоинству оценена читателем — 6500 экземпляров разошлось за несколько дней.
Книга издана просто и изящно — без надоевшего всем золота. Стихи не любят, чтобы их рядили в очень нарядные одежды.
1962?
ТИЦИАН ТАБИДЗЕ И ПАОЛО ЯШВИЛИ
С Тицианом Табидзе и Паоло Яшвили я познако¬милась в начале 30-х годов у Бориса Леонидовича Пас¬тернака. Тициан и Паоло — эти два имени представляли в то время для нас, русских поэтов, Грузию. Оба они ча¬сто приезжали в Москву и Ленинград вместе.
Мне запомнились отдельные моменты наших встреч — у Б.Л. Пастернака, у известного поэта-пере¬водчика М.Л. Лозинского, на банкете в 1935 году в Москве, устроенном в честь дня рождения Тициана. Во время встреч велись нескончаемые разговоры о поэзии, о литературе, читались стихи, переводы.
На одном из вечеров Паоло Яшвили прочел свое первое стихотворение «Нита-капитан», посвященное дочери Тициана — Танит Табидзе. Я помню возникший тут же разговор о желании девочки непременно стать штурманом дальнего плавания.
Тициан Табидзе всегда читал свои стихи по-грузин¬ски. Иногда он читал их мне, и я старалась глубоко вник¬нуть в них, лучше постичь их звучание на языке поэта.
Тициана мы все очень любили. Это был очень теп¬лый, искренний человек, всей душой преданный поэзии, живущий в искусстве; к тому же он обладал редким уме-нием держать себя в обществе. Гибель его мы, ленин¬градские поэты, вместе со всей общественностью опла¬кивали очень горько.
Всей своей жизнью, творчеством, неутомимой дея¬тельностью Тициан Табидзе и Паоло Яшвили крепили дружбу между нашими литературами, между поэтами Грузии и России.
ОТ АВТОРА
Последнее время я все чаще получаю из разных го¬родов письма почти одинакового содержания. Эти пись¬ма от читателей, которые просят меня прислать им «хотя бы одну мою книгу». Очевидно, они полагают, что я об-
ладаю какими-то запасами собственных произведений. На самом же деле у меня давным-давно нет ни одного экземпляра моих собственных сборников. Поэтому я с особой охотой соглашаюсь на предложение «Юности» напечатать несколько страниц моих стихов разных лет. Их я дарю авторам этих писем. Стихи выбирала я сама.
Ленинград. 1965
ДИАЛОГИ С АННОЙ АХМАТОВОЙ
МИР поэзии
Интервъю А. Авдеенко с А. Ахматовой в Доме творчества ленинградских писателей «Комаровоу
…
— Кто Вам нравится из молодых поэтов?
— Я не буду называть имен. Это не значит, что у меня нет любимых и нелюбимых поэтов, но в конце кон¬цов оценки всегда очень субъективны. Скажу вообще о поэзии. По-моему, сейчас в нашей поэзии очень боль¬шой подъем. В течение полувека в России было три-че¬тыре стихотворных подъема — в десятые-двадцатые годы, например, или во время Отечественной войны, но такого высокого уровня поэзии, как сейчас, думаю, не было никогда.
— А Вы сейчас работаете над стихами?
— Никогда в жизни этого не делала. Мне всегда казалось, что кто-то стоит за моей спиной и диктует сти¬хи. Иначе, по-моему, писать невозможно.
Перед Ахматовой лежала пухлая папка с рукописями. Среди рукописей была небольшая репродукция портрета Ахматовой. Я видел ее и раньше, у друзей поэта. Портрет был выполнен знаменитым художником Модильяни. Я попросил Анну Ахматову рассказать о встречах с художником.
— Мы познакомились с Модильяни в Париже в 1910 году. Он тогда очень увлекался египетским искус¬ством и даже меня рисовал в образе египетской царицы. Как-то мы пошли в Лувр. Модильяни сказал: «Нужно идти в египетский отдел — только там есть, что смот¬реть…» Между прочим, рисунков, похожих на тот, что Вы рассматриваете, было много. Правда, тогда Моди¬льяни не был знаменит…
— Входит в Ваши планы работа над мемуарами или очерками …?
— Меня очень увлекает работа над прозаической книгой. Это что-то вроде автобиографии. В ней я как раз и хочу написать о людях, с которыми встречалась в тече¬ние полувека. Начну с главы, где расскажу о том, как моя крестная мать была у Достоевского. Помню ее рас¬сказ об этом во всех подробностях.
Вообще я считаю прошедший год очень удачным — много писала: и прозу, и стихи. Выступала даже в непри¬вычном для себя жанре — записалась на долгоиграющую пластинку на четырнадцать минут. Это цикл стихов «Тай¬ны ремесла». Каковы планы? Заканчиваю работу о Пуш¬кине, о его трагедии 1836—1937 годов. Есть еще одна небольшая работа — о сестре жены Пушкина, о ее роли в этой трагедии. Продолжаю работать и над другими про¬изведениями. И, конечно, пишу стихи. Трудно загады¬вать наперед. Вот за час до Вашего прихода у меня был кинорежиссер Григорий Козинцев. Он много лет увле¬чен одним замыслом — поставить «Гамлета» в кино. Он предложил мне принять участие в работе над сценарием, сделать новый перевод — возможно, в прозе — некото¬рых монологов. Вы понимаете, как это заманчиво и ин¬тересно?
— Если Вы будете работать с Козинцевым, это станет Вашим дебютом в кино?
— С «Гамлетом» еще ничего не решено. Однако к кино я все-таки имею отношение, — засмеялась Ахмато¬ва. — -Я помогала Алексею Баталову готовиться к экза¬мену по французскому языку. Правда, тогда он не был известным актером — всего лишь заканчивал седьмой класс. С большим вниманием слежу за его работой в кино. Ведь я его помню пятилетним ребенком, а два года назад он приходил ко мне уже как постановщик фильма «Ши¬нель». Мы много разговаривали с ним о будущем филь¬ме, о великом произведении Гоголя. А теперь я горячая поклонница экранизированной повести.
…
Между прочим, Вы пришли ко мне почти в юбилей¬ный день — ровно пятьдесят лет назад, в конце февраля или начале марта, вышел мой первый сборник стихов «Вечер». Его тираж был триста экземпляров…
— А какой тираж Baiuux последних сборников?
— Недавно подсчитала, что тираж моих книг с 1940 года по сей день — девяносто пять тысяч экземпляров. …
РАЗГОВОРЫ С АХМАТОВОЙ
Встречи М.В. Латманизоеа с А А. Ахматоеой
ВСТРЕЧА С А.А. АХМАТОВОЙ 23 АПРЕЛЯ 1963 ГОДА
Накануне, 22 апреля, я позвонил по телефону А. А. Ахма¬товой, сначала подошла компаньонка или ведущая хозяйство, спросила: «Кто спрашивает?» Ответил, назвал себя, после не¬которого перерыва уже подошла сама А.А. Ахматова:
А. — Я, слушаю Вас.
Я. — Анна Андреевна, говорит Михаил Владими¬рович Латманизов, я к Вам обращался с просьбой о встре¬че, Вы были любезны — согласились, когда я мог бы на-деяться на эту встречу?
А. — Пожалуйста, в любой день — вторник, четверг, пятницу.
Я. — В какое время Вам было бы удобнее?
Я. — Завтра, во вторник.
А. — В четыре часа. Это Вам удобно?
Я. — Да, я Вам очень благодарен.
А. — Всего хорошего.
Я. — До свидания.
23 апреля, ровно в 4 часа, я позвонил (ул. Ленина, д. 34, кв. 23), открыла компаньонка:
«Вы к Анне Андреевне?» — «Да». — «Я сейчас скажу, раз¬девайтесь». Через минуту: «Анна Андреевна Вас просит».
В глубине небольшого коридора дверь, вхожу, почти про¬тив двери сидит в кресле пожилая полная дама, совсем седая, в темном платье, без украшений, только одно кольцо на левой руке — серебряное с черным камнем. (Я первый раз видел А.А. Ахматову и знал ее в основном по портретам ранним, они главным образом создавали видимое представление об А.А., по¬этому сразу было трудно привыкнуть к ее теперешнему облику, хотя я и был несколько подготовлен двумя ее фотографиями — одной в Краткой литературной энциклопедии, а другой на фут¬ляре долгоиграющей пластинки с записью ее выступления с чте¬нием своих стихов. Но, немного привыкнув, узнал все ее знако¬мые черты — нос, глаза, посадку головы.)
А. — Здравствуйте, садитесь. Я. — Анна Андреевна, я очень благодарен Вам за разрешение встретиться с Вами, к сожалению, я не мог
сразу воспользоваться этим — был болен — и только сей¬час смог это сделать.
А- — Меня тоже все это время не было в Ленингра¬де. Я была в Москве, шесть месяцев, а потом отдыхала в Комарове Недавно здесь. Чем Вы были больны? Серд¬це?
Я. — Да. Инфаркт. Проболел шесть месяцев.
А. — У меня был инфаркт три раза. Первый раз в 1951 году. Довольно тяжелый — передняя и задняя стен¬ка, одновременно. Потом было еще два раза. Вы тяжело болели? У Вас первый раз?
Я. — У меня тоже довольно тяжелый — передняя стенка и перегородка. Первый раз. Как Вы теперь себя чувствуете?
А. — Сейчас? Хорошо. Садитесь, вот здесь. {Пока¬зала на стул напротив.) Положите портфель — там сзади. Что Вас интересует?
Комната, в которой меня принимала А.А. Ахматова, по-видимому, служит ей одновременно и спальней и рабочей комна¬той. Комната небольшая — примерно 20 кв. м, с одним окном, выходящим на ул. Ленина. Ближе к окну стоит кровать, наполо¬вину закрытая ширмой, а в глубине комнаты, у двери, — неболь¬шой рабочий стол, слева у стены — полка с книгами, у самой зад¬ней стены — низкий столик, покрытый покрывалом, тоже с кни¬гами. У столика, спиной к окну, и сидела А.А.
Я. — Анна Андреевна, я уже много лет занимаюсь Вашим творчеством и собираю все, что относится к Ва¬шей жизни, биографии, к Вашему творчеству, к Вашей переводческой деятельности. У меня возник ряд вопро¬Сов. и я просил бы, если это возможно, ответить на них. ^ меня подготовлен список вопросов. Позволите Вам их ааДать?
А. — Пожалуйста. Что Вас интересует?
Я. — Когда Вы начали заниматься переводами? Были ли это письма Рубенса в издании «Академия» в 1933 году?
