— Здравствуйте, Анна Андреевна. Это ничего. Большое спасибо, что Вы разрешили мне сегодня навес¬тить Вас.

А. — Садитесь вот сюда. Подождите, пожалуйста, немного, я кончу свой завтрак.

Выходит в соседнюю комнату-кухню. Я сижу, осматриваю комнату. На столе — книга с воспоминаниями. Это макет одного из томов последнего издания «1001 ночи». Я все удивлялся в прошлые посещения, заставая Анну Андреевну с этой книгой в руках, ее повышенному интересу к «Арабским сказкам». Ока¬залось все просто: она записывала в эту тетрадь свои воспоми¬нания. На шкафу — две старинных фарфоровых вазы в виде «ро¬гов изобилия», синие с золотом. С изголовья кровати икона была снята. Четки нрзб. — за спиной на горке, сверху стоят две небольшие иконы. На стене слева — старый небольшой натюр¬морт с потускневшими красками — фрукты. От окна налево — деревянный резной медальон-венок и в нем голова юноши в бе¬рете диаметром сантиметров тридцать…

А. — Ну вот, нам теперь ничего мешать не будет.

Я. — Анна Андреевна, еще раз разрешите поздра¬вить Вас с прошедшим днем рождения. Я надеюсь, что Вы хорошо провели свой день рождения?

А. — Спасибо. Это все затянулось на два дня. Было много народу. Это очень утомительно. Был один литера¬туровед англичанин. Приехал из Москвы. И опять то же самое, что у всех у них. Он пишет обо мне работу. Счи¬тает, что все мое творчество закончилось на «Четках». А все, что дальше писала, их не интересует. Они счита¬ют, что после «Четок» я уже ничего не писала, ничего не сделала. Это сознательная тенденция относительно меня, которая проводится многими зарубежными и эмигрантс¬кими литературоведами. Это все перепевы Страховского и других. Они совсем не понимают моего положения в Советском Союзе. Конечно, я была под запретом у нас — в конце 20-х, в 30-х годах. Меня практически не печата¬ли. Но я не переставала работать.

Я. — Достаточно просмотреть Ваши сборники 1940 и 1961 годов, чтобы убедиться — ряд стихотворений, и их не мало, датирован годами этого периода — 1924 год, 1925 год, 1927 год, 30-е годы. Какая же может быть речь о том, что Вы в это время не работали?

А. — Конечно, в разные годы, у каждого поэта, пи¬сателя продуктивность не одинакова. В конце 20-х го¬дов я писала меньше, в 30-е годы я писала больше, осо-бенно много писала в середине 30-х годов. Но я никогда не переставала работать. Это прямо с какой-то опреде¬ленной целью хотят меня поставить в такое положение, что вот, Ахматова интенсивно работала, много писала, выпустила ряд сборников и вдруг замолчала — все кон¬чилось. Кому-то нужны эти выдумки. Вот и этот англи¬чанин тоже на той же позиции — его интересует мое твор¬чество только до «Четок», а когда я ему возражала, это просто не доходило до него.

Я. — Анна Андреевна, в прошлый раз Вы очень интересно рассказали о создании акмеизма — нового на¬правления в поэзии. О влиянии в этом направлении на Н.С. Гумилева Вашего творчества и творчества О. Ман¬дельштама. Мне хотелось бы больше узнать об истоках акмеизма, об истории его возникновения.

у. — Что же можно, здесь дополнительно сказать? Возникло это направление в 1911 году. Был организован «Цех Поэтов», куда входили все акмеисты. Был создан орган акмеистов — журнал «Гиперборей»; с августа или сентября 1911 года он начал выходить; был выпущен ма¬нифест акмеиста Н.С. Гумилевым. Николай Степанович предложил тогда многим символистам, связанным с нами дружбой и творчеством, в частности М. Лозинскому и В. Гиппиусу, войти в наше объединение. М. Лозинский отказался, сказав: «Я был символистом и умру символи¬стом». Вас.Вас. Гиппиус тоже отказался — так что нас оказалось акмеистов 6 человек (Н. Гумилев, А. Ахмато¬ва, С. Городецкий, О. Мандельштам, М. Зенкевич и Н. Нарбут). Конечно, творчество мое и Мандельштама оказало влияние на Н. Гумилева, когда он формулировал основные положения акмеизма, манифест акмеизма. Раз¬ве мои «Четки» имеют что-нибудь общего с символиз¬мом? Где тут символизм? Точно так же и творчество Оси¬па Мандельштама: ничего общего с символизмом оно не имело к тому времени. Оно потеряло всякие связи с ним. Вот о Мандельштаме за границей тоже вымышляют са-мые невероятные вещи. Этот англичанин, который у меня был, утверждал, что Мандельштама утопили в канаве — так он кончил свою жизнь. Когда я ему говорила, что это неверно, что нам точно известно все о последних днях Мандельштама, он мне не верил, говорил: «У Вас невер¬ные сведения». Не хотел верить, предпочитал другую версию. Вот Нарбут, тот действительно «утонул». Они там, за границей, совсем изолгались и пользуются самы¬ми ненадежными источниками.

Я. — Сейчас должны выпустить «Сочинения О. Мандельштама» в издательстве «Советский писа¬тель», в большой «Библиотеке поэта». Это даст правиль¬ную ориентировку читателю.

А. — Да, я знаю. Эта книга уже готова и скоро вый¬дет. Я вхожу в состав редакционной коллегии этой кни¬ги. Но не знаю, пойдет ли это на пользу.

Я. — Конечно, должно пойти. В особенности, если книга будет иметь хорошее предисловие — вводную ста¬тью — и снабжена хорошим комментарием. Кто это сде-лал?

А. — И вводная статья, и комментарий в книге хо¬роши. Вводную статью писал Македонов, комментарий Хазин. Но я не знаю, нужна ли эта книга? Мандель¬штам далек от современного читателя. Надо знать очень хорошо те условия, в которых он писал, литературные интересы того времени и все те особенности жизни об¬щества 10-х годов, чтобы ясно представлять творчество Мандельштама — понимать его. Таких людей не так мно¬го. Кто по-настоящему любит и понимает Мандельшта¬ма, тому этой книги не надо. У них и так все есть, что написал он. А остальным он не нужен — не понятен.

Я. — А Ваша книга, Анна Андреевна? Когда мож¬но ждать ее?

А.-Я уже говорила, что отдавала свой сборник в одно из московских издательств, но он пролежал там 9 месяцев без результата. Я забрала его оттуда. Теперь есть указания, чтобы им занялись ленинградские издательства. Когда и как он будет напечатан — трудно сказать.

Я. — Я хотел бы вернуться к Вашему циклу «Рек¬вием». Что положено в основу этого цикла? Когда он создан? Каков его состав?

А. — Как это этот цикл не дошел до Вас? Ведь он уже давно и достаточно широко распространен среди моих читателей. Ну, может быть, у меня будет свободный эк-земпляр, тогда я Вам дам. Реквием составлен из моих стихов, самые ранние из которых относятся к 1935 году и до 1940 года. Это лишний раз опровергает мнение, что я ничего не писала в 30-е годы.

Я. — Окончательная редакция «Поэмы без героя» к какому относится году?

А. — Окончательная редакция относится к 1962 го¬ду. Дайте, пожалуйста, из чемодана сзади Вас желтую папку, я Вам сейчас покажу. (Перебирает папки.) Здесь «Реквиема» нет, а вот последняя редакция «Поэмы без героя». Посмотрите.

Экземпляр полный, с латинским эпиграфом, правками ру¬кой Анны Андреевны. В примечаниях отмечено, что заключи¬тельная часть изменена и приводится ранняя редакция (1957 год). Этот экземпляр датирован 1962 годом и в конце подпись: «Анна Ахматова».

А. — У меня сейчас опять ни одного экземпляра. Был для Вас приготовлен, но мне пришлось отдать его. Сейчас в Комарово перепечатывают для меня поэму, и я оставлю Вам экземпляр.

Я. — Спасибо. Анна Андреевна, кто подготавливал сборник 1946 года?

А. — Кто подготавливал? Конечно, я его готовила сама. Главным редактором был Владимир Орлов.

Я. — В каком положении находится сейчас Ваша работа «Пушкин на Невском взморье»?

А. — «Пушкин и Невское взморье». Я эту работу сей¬час уже закончила полностью и передала в «Новый мир».

Я. — Можно надеяться, что мы скоро увидим эту работу напечатанной?

А. — Это трудно сказать.

Я. — Анна Андреевна, у меня еще три вопроса о Николае Степановиче Гумилеве. Можно Вам их задать? А. — Пожалуйста.

Я. — В «Биржевой газете» в 1914—1915 годах пе¬чатались корреспонденции Н.С. Гумилева — «Записки кавалериста». Были ли они в дальнейшем собраны?

А. — Нет, «Записки кавалериста» собраны дальше не были. Они остались в газете. Николай Степанович пи¬сал очень много корреспонденции с фронта, которые пе-чатались в «Биржевой газете» под общим названием «За¬писки кавалериста». Это продолжалось, пока он был в лейб-гвардии уланском полку. Но потом, в конце 1915 го¬да или в начале 1916 года, его перевели в другой полк, и начальство ему запретило писать в газеты. Пришлось прекратить.

Я. — Что Вам известно о повести «Веселые бра¬тья…»? Когда Н.С. начал работать над этой повестью? Какова ее идея?

А. — Об этой повести я мало знаю. Н.С. работал над ней, когда был в Лондоне в заграничной команди¬ровке. В начале 1917 года Н.С. был отправлен на Сало-никский фронт. Туда он ехал через Париж. В Париже он задержался. Жил то в Париже, то в Лондоне. В это вре¬мя он и писал эту повесть. Я ее мало знаю.

Я. — Когда Н.С. Гумилев начал работу над сборни¬ком «Шатер»?

А. — Это заказной сборник. Он начал этот сборник во время войны, находясь в госпиталях. Он был ранен несколько раз, находился достаточно долгое время на излечении, вот в это время он и работал над этим сбор¬ником. Потом, в 1921 году, он был в Севастополе и там напечатал этот сборник.

Я. — Этот сборник был напечатан также в Ревеле. Причем с очень сильными разночтениями.

А. — Да. За этим сборником приезжали из Риги (?), и Н.С. дал туда подбор сборника «Шатер» в вариантах, сильно отличающихся. Потом сборник переправили в Ревель, там и напечатали.

Я. — Вы сказали, что «Шатер» был заказным сбор¬ником. Какое издательство его заказывало?

А. — Кажется, Гржебина.

Я. — Еще один вопрос, Анна Андреевна. Чем был обусловлен Ваш переезд в Киев в 1905-м и в 1910 годах?

А. — До 1905 года мы жили сначала недолго в Пав¬ловске, а затем в Царском Селе. В 1905 году мои родите¬ли разошлись, и моя мать с детьми уехала на юг. Там у нас было много родственников со стороны моей матери. В Ки¬еве жила моя двоюродная сестра, я у нее и поселилась. В Киеве в 1906 году поступила в последний класс Фун-дуклеевской гимназии, ее окончила в 1907 году. Потом мы ездили на юг к маминой сестре. Естественно, что моя мать после развода хотела быть поблизости к своим род-ным и мы, дети, были вместе с ней. После я снова верну¬лась в Киев и поступила на Высшие женские курсы. Про¬училась там один год. Дальше мы решили снова обосно-ваться в Петербурге и переехали туда. А затем, в 1910 году, я ездила летом в Киев и