провела там лето на даче у знако¬мых перед тем, как вышла замуж за Николая Степановича.
Я. — Большое спасибо, Анна Андреевна. Прости¬те, что я отнял у Вас столько времени и утомил Вас.
А. — Нет, ничего. Не спешите. Ко мне в два часа Должен прийти Солженицын. Он звонил и просил раз¬решения зайти. Я сейчас свободна. (Вынимает папку с бу¬магами, перебирает их.) Меня за границей не хотят при¬знавать совсем после «Четок». Всячески поддерживают легенду, что я все последние годы молчала и ничего не писала. И этот самый англичанин литературовед, кото¬рый был у меня, пишет сейчас исследование о моем твор¬честве и тоже только до «Четок». Все последующее они прямо перечеркивают. И это имеет далекие корни. Вот Георгий Иванов пишет обо мне еще в 1928 году — это из нью-йоркского издания «Петербургских зим» было ис¬ключено — вот посмотрите, заметка…
Передает мне вырезку-подвал из газеты. Там Г. Иванов пишет о Блоке, Кузмине и дальше об А. Ахматовой… Примерно следующего содержания: «Читатель ждет от Анны Ахматовой таких стихов, какие она писала раньше, до революции: «На пра¬вую руку надела перчатку с лсеой руки…», а не то, что она стала писать позже: «Все расхищено, предано, продано…». Ее стиль, ее творчество кончились, а это новое не найдет читателя…» (Та¬ков смысл заметки).
А. — Вот видите, это совершенно сознательная тен¬денция показать, что я как поэт, как Ахматова заверши¬ла свой путь на «Четках», а дальше ничего не дала. Так писать — значит ничего не понимать в творчестве, в раз¬витии поэта.
Я. — А как же, Анна Андреевна, последующие сборники — «Белая Стая», «Подорожник», «Аппо Domini»?
А. — Ну, это все на их совести. Я еще раз повто¬ряю. Эмиграция вся настолько выродилась, изолгалась, запуталась, что не только нельзя им верить — к ним нельзя серьезно относиться. К сожалению, их слова, всех этих Ивановых, Страховских, Оцупов, повторяют и мно¬гие иностранные литературоведы. Вот письмо Марины Цветаевой ко мне — это копия, два экземпляра. Возьмите один экземпляр себе.
Я. — Большое спасибо. Марина Цветаева меня очень интересует. Я заинтересовался ею, когда познако¬мился с циклом ее стихотворений, посвященных Вам, в сборнике «Версты», и затем увлекся ее творчеством. Очень сложная и тяжелая жизнь пришлась на ее долю.
А. — Да, у меня есть ее воспоминания. Я их знаю. Вот посмотрите… Вы знаете немецкий язык? Переводы моих стихотворений на немецкий язык. Это прислал мне один немецкий пастор, он живет в Израиле, он занима¬ется литературой и переводит стихи на немецкий язык. Специалисты немецкого языка говорят, что переведено точно и хорошо. Здесь ряд стихотворений с копиями — заберите себе.
Я. — Большое спасибо. Анна Андреевна, были ли собраны Ваши ранние стихотворения, написанные до «Вечера»?
А. — Нет, они не были собраны и не печатались. И я считаю, что это не надо делать, и не собираюсь делать. Вот Лермонтова и погубило то, что в его собраниях сочи¬нений все его зрелые стихотворения тонут в массе детских и юношеских стихотворений. Его бабушка, которая тща¬тельно, с самого раннего возраста собирала все написан¬ное им, сослужила ему плохую службу. Зачем это надо?
Я. — А Пушкин? Ведь у него собраны юношеские стихотворения и тоже очень хороши.
А. — Пушкин — исключительное явление, все, что он писал, — гениально!
Я. — Анна Андреевна, Вы ведь состоите в Пуш¬кинской комиссии Академии наук. Какими вопросами занимается эта комиссия?
А. — С изучением Пушкина — пушкиноведением — сейчас очень плохо. Старые специалисты сейчас уходят один за дрз/гим, а молодежь не хочет им заниматься. Это очень трудно: надо знать иностранные языки, надо знать прекрасно историю того времени, жизнь общества, ус¬ловия жизни, современников Пушкина, их интересы. Это одно уже очень сложно, трудно, требует большой куль¬туры исследователя и очень много труда. Чтобы напи¬сать одну оригинальную работу, надо очень много затра¬тить времени в библиотеках, в архивах и т.д. Это, по-видимому, и отталкивает молодых литературоведов от этого пути. А Пушкинская комиссия почти совсем не работает. Проведет одно-два заседания в год по случаю знаменательных дат — в июне и в феврале — этим и ог¬раничиваются. Собираются в эти юбилейные дни, сде¬лают однн-два доклада и этим ограничиваются, друг дру¬гу в глаза не смотрят — стыдно!
Я. — Большое спасибо. Теперь, я надеюсь, Вы по¬едете отдыхать окончательно? А то Вам пришлось по¬ехать в Москву, а сейчас приехать в Ленинград. Это уто¬мительно.
А. — Значительную часть времени я живу в Моск¬ве, там и работаю. Я пробыла там всю осень. Занима¬лась переводом одного румынского поэта.
Я. — Какого поэта, Анна Андреевна?
А. — Аргези. И в Ленинград приходится приезжать, здесь уже ничего не поделаешь. Сейчас поеду в Комаро-во и буду там жить до глубокой осени.
Я. — Вы меня простите, Анна Андреевна. Я у Вас столько отнял времени. Вы, наверное, очень утомились,
А. — Нет, что Вы. Я сейчас свободна. Сейчас ко мне еще придут. Когда вернетесь из санатория, из отпус¬ка, приезжайте в Комарово ко мне на дачу.
ВСТРЕЧА С А.А. АХМАТОВОЙ 26 ИЮНЯ 1964 ГОДА
Утром, около 11 часов, 26 июня позвонила по телефону А.А.
А. — Здравствуйте, я приехала в Ленинград, и если Вы свободны, заходите. Я дома.
Я. — Здравствуйте, Анна Андреевна. Наконец-то Вы приехали. Разрешите Вас еще раз поздравить с днем рождения. Мне очень хотелось бы Вас увидеть. В какое время можно зайти к Вам?
Я. — Сейчас, к сожалению, я еду в институт.
А. — Я буду свободна до семи часов. В семь часов ко мне придут по делу. А вечером сегодня я уеду в Кома¬рове.
Я. — Я обязательно постараюсь быть у Вас часов в пять.
А. — Приходите. Много интересного. Ровно в пять я был у А.А.
А. — Здравствуйте! Я Вас попрошу немного подож¬дать, я сейчас кончу свои дела. Вот посмотрите: «L’Unita» с заметкой обо мне и Модильяни, Журнал с моей стать¬ей о Модильяни. Эту статью Вы знаете. Вот новый польский сборник моих стихов. Посмотрите.
Я. — Спасибо.
Страница из газеты «L’Unita» с заметкой «Ахматова и Мо¬дильяни» — фотография 1911 года: А.А, стоит, освещается солн¬цем, в белом костюме, в белой шляпе.
Толстый журнал, майский номер, на итальянском языке «Европейская литература. Европейское искусство. Европейское кино». В нем перевод статьи А, Ахматовой «Модильяни» — вос¬поминания о встречах в 1911 и 1912 годах, с рядом фотографий:
а) фотография 1911 года — та же, что в «L’Unita»;
б) фотография 1912 года: сидит без шляпы, в белом;
в) 1924 года: лежит на постели, закинув руку за голову;
г) 1926 года: сидит в кресле в комнате, с короткой причес¬кой;
д) 1946 года: стоит, в черном костюме, с сумочкой в руках, надпись: «А. Ахматова во время выступления А. Жданова с ре¬чью против ее творчества»;
е) 1963 года: голова, профиль;
ж) 1963 года: у входа на дачу, с А. Сурковым и двумя ита¬льянскими литераторами;
з) снимок с единственного уцелевшего (из 16-ти) рисунка Модильяни (свинцовый карандаш или уголь), который висит над кроватью А.А.
Сборник стихов, переведенный на польский язык, выпу¬щенный в Варшаве в 1966 году. Вскоре вернулась А.А.
А. — Ну как, интересно?
Я. — Очень интересно! Вам известно, Анна Андре¬евна, что в Праге вышел тоже сборник Ваших стихов?
А. — Нет, в Праге еще не вышел. Это объявили преждевременно. Спасибо Вам за поздравление ко дню рождения. Я его получила.
Я. — Как вы провели свой день рождения? «Лите¬ратурная газета» отметила Ваш юбилей…
А. — Не только «Литературная газета». В «Лите¬ратурной России» была тоже заметка о юбилее и о вече¬ре, посвященном юбилею. Вы разве не видели? Но я к этому отношусь спокойно. Вот видите, какая куча по¬здравлений! (Показывает на ларь, на котором действитель¬но лежит груда писем). Все поздравления к юбилею.
Я. — Я в «Литературной России» за 26 июня ниче¬го не нашел.
А. — Это было за 19 июня. Сейчас я Вам покажу. (Пошла за портьеру, где стоит кровать.) Вот, смотрите.
Я. — Ах, это я пропустил. (Просмотрел заметку.) Постараюсь обязательно достать.
А. — Ну, это сейчас, наверное, уже невозможно.
Я. — Буду пытаться. Анна Андреевна, как Вы про¬вели время в Москве? Много работали? Что-нибудь под¬готовили к печати?
А. — Я была очень занята. Очень много работала, хорошо работала. Вот окончательно (показывает на пап¬ку) подготовила к печати сборник «Бег времени». Его включают в план выпуска 1965 года.
Я. —- Его выпускают в Москве?
А. — Нет, в Ленинграде.
Я. — Вы за время пребывания в Москве много на¬печатали — в «Новом мире», в «Звезде», в «Литератур¬ной России», в «Днях Поэзии». В москозском «Дне Поэзии» напечатали значительную часть «Поэмы без героя». Когда же эта поэма полностью увидит свет?
А. — Вот в этом новом сборнике «Бег времени» «Поэма без героя» будет напечатана полностью. Мною подготовлено много. «Новому миру» я передала полный цикл стихов «Requiem». Для «Литературной России» дала также подборку стихов. Перевела много стихов ла¬тышского поэта Межелайтиса, и перевела хорошо. В Москве я встречалась с латышским писателем… про¬пуск он говорит, что это наиболее точные, наиболее близкие переводы из всех ему известных. Переводила … поэта Аргези.
Я. — Анна Андреевна, мне еще раз хочется поздра¬вить Вас с премией, которую Вам присудили в Италии.
А. — Вы знаете об этом? Да, мне присудили пре¬мию — Большую литературную премию Италии — мил¬лион лир. Вот теперь собираюсь в сентябре в Италию для получения премии.
Я. — Это Вам не будет трудно?
А. — Я сейчас чувствую себя очень хорошо. И если так буду чувствовать себя, то я смогу поехать. Это все было очень интересно. Я узнала, что мне присуждена премия, и когда меня спросили, где я хочу, чтобы мне вручили премию — в Москве или в Италии на Праздни¬ке вручения премий в мае или в сентябре, я ответила, что буду получать премию в Италии. В мае там стоит очень жаркая погода — я не поеду, а вот в сентябре, если все будет благополучно, я поеду туда: погода будет хорошая и будет легко. Ну вот, согласие я дала, а думаю, как же дальше, надо иметь разрешение на выезд, визу, паспорт, а хлопотать я о себе не хочу. Я считаю, что о присужде¬нии мне премии известно и, следовательно, мне должны выдать соответствующие документы без моего ходатай¬ства. Вскоре мне позвонили из правления Союза писате¬лей, спрашивают, намерена ли я ехать за премией. «Да, намерена». — «Так надо подать соответствующую просьбу, заявление». На это я сказала, что заявления подавать не буду, так как о присуждении мне премии зна¬ют и если считают, что я могу и должна
