Медичи, этот едва ли не самый значительный и таинственный из женских образов Микеланджело*. К «Ночи» восходит и композиционное построение рисунка Модильяни.

* Микеланджело посвятил своей «Ночи» четверостишие, пере¬веденное на русский язык Тютчевым.

Подобно «Ночи», фигура Ахматовой покоится наклонно. По¬стамент, с которым она составляет единое конструктивное целое, повторяет дугообразную (расчлененную надвое) ли¬нию крышки двухфигурного саркофага Медичи. Но в отли¬чие от напряженной позы «Ночи», как бы соскальзывающей со своего наклонного ложа, фигура на рисунке Модильяни статична и устойчива, как египетский сфинкс*.

По свидетельству Ахматовой, у Модильяни было весь¬ма смутное представление о ней как о поэте, тем более что тогда она только начинала свою литературную деятельность. И все-таки художнику, с присущей ему визионерской про¬зорливостью, удалось запечатлеть внутренний облик творчес¬кой личности.

Перед нами не изображение Анны Андреевны Гумиле¬вой 1911 года, но «ахроничный» образ поэта, прислушиваю¬щегося к своему внутреннему голосу.

Так дремлет мраморная «Ночь» на флорентийском сар¬кофаге. Она дремлет, но это полусон ясновидящей.

4 мая 1964

МАНДЕЛЬШТАМ

Впервые — альм. «Воздушные пути». Вып. IV. 1965. Нью-Йорк. С. 23—43. Печ. по более позднему и значи¬тельно доработанному автором тексту, имеющему две даты — 1963 и 1964, отражающие разновременное обра¬щение Ахматовой к авторизованной ею машинописи, с по¬правками и дополнениями ее рукой и рукой, печатавшей текст под ее диктовку Л.Д. Большинцовой-Стенич.

* По прочтении этих строк А.А. Ахматова вспомнила, что в одной из бесед с ней Модильяни упомянул Микеланджело. «Великие люди не должны иметь детей, — сказал Модильяни. — C’est ridicule d’etre !е fils le Michel-Ange» «Смешно быть сыном Микеланджело» (ФР-)-

Существует ряд авторизованных текстов, отличаю¬щихся один от другого. Текста, который Ахматова считала бы окончательным, не существует. До последнего года жизни Ахматова дополняла и редактировала имевшиеся у нее списки. В ее черновых рукописях (РНБ) и в рабочих тетрадях (РГАЛИ) сохранились фрагменты и маргиналии, которые она называла «осколками», возникавшими в ходе работы над автобиографической прозой.

Одним из наиболее авторитетных является текст, под¬готовленный к публикации Л.А. Мандрыкиной, хранитель¬ницей Фонда Анны Ахматовой в РНБ, многие годы по-святившей изучению прозы Ахматовой (Звезда. 1989. № 6. С. 20-39. Коммент. Л.А. Ильюниной и Т.Ц. Сне-говской). Всего в РНБ зафиксировано шесть авторизован¬ных списков и ряд рукописных фрагментов.

Значительная текстологическая работа по сличению черновых рукописей и авторизованных машинописных списков проведена В.Я. Виленкиным. Изучив все доступ¬ные ему источники текстов в государственных и частных хранилищах, В.Я. Вилснкин выбрал в качестве основного текст из коллекции Л.Д. Большинцовой-Стенич, в кото¬рый внес дополнения из других источников (эти дополне¬ния заключены им в угловые скобки, каждый факт канто-минации специально оговорен в комментариях). (ВЛ. 1989. № 2. С. 178-217.) По пути кантоминации пошел и М.М. Кралин (БО 1).

Наиболее корректной представляется публикация Р.Д. Тименчика, однако подготовленный им текст, по-ви¬димому, представляет собой один из ранних вариантов и не отличается полнотой («Requiem». С. 121—148).

В.Я. Виленкин в беседах не раз отстаивал право опуб¬ликованного им текста, как наиболее приближенного к ав¬торской воле, и выражал желание, чтобы будущие издате¬ли «новеллы» о Мандельштаме, так по его словам Ахма¬това определяла жанр этой «главы» из несостоявшейся кни¬ги, публиковали подготовленный им текст и обращались к его комментариям.

Текст публикации В.Я. Виленкина сверен при подго¬товке настоящего издания со списком из семейного архива Л.Д. Большинцовой-Стенич (любезно предоставленный нынешним владельцем коллекции Д.Л. Файнбергом). До¬бавленные Виленкиным из других списков фрагменты пе¬ренесены в комментарии. Фрагменты, взятые из рабочих тетрадей Ахматовой (РГАЛИ) и из других автографов (РНБ), даются после текста новеллы с соответствующи¬ми комментариями.

21 Мандельштам Осип Эмильевич (1891—1938) — поэт, прозаик, эссеист, окончил Тенишевское коммерчес¬кое училище, 1907—1910 гг. провел в Европе — слушал лекции в Сорбонне, два семестра учился в Гейдельбергском университете, жил в Швейцарии. Некоторое время учился на отделении романских языков историко-филологическо¬го отделения Петербургского университета. В Петербурге посещал «башню» Вяч. Иванова, где 14 марта 1911 г. по¬знакомился с Ахматовой. Первая книга «Камень» (1913) вышла под маркой издательства «Акмэ». Близкий друг Гумилева и Ахматовой, автор статьи-манифеста «Утро ак¬меизма». Вторая книга стихов «Tristia» (Пг.; Берлин, 1922); последний сборник поэта «Стихотворения» (1928), книга «О поэзии» (М.; Л.: Academia, 1928). В 1920-е гг. пишет мемуарно-автобиографическую прозу, которую вы¬соко ценила Ахматова, — «Шум времени», «Египетская марка» (1925 и 1928), путевые очерки и литературные эссе.

* Стихотворение на случай (нем.).

В мае 1934 г. арестован и выслан — сначала в Чердынь-на-Каме, за эпиграмму на Сталина «Мы живем, под со¬бою не чуя страны…», а затем в Воронеж. По возвраще¬нии из ссылки был вновь арестован (1938), отправлен на Дальний Восток, где погиб в пересыльном лагере «Вторая речка», под Владивостоком.

21 Лозинский Михаил Леонидович (1886—1955) — поэт, переводчик, теоретик перевода, друг Гумилева и Ах¬матовой, входил в «Цех поэтов». В 1912—1913 гг. — ре-дактор-издатель акмеистического журнала «Гиперборей» (ежемесячник стихов и критики). С 1913 по 1917 г. — сек¬ретарь журнала «Аполлон». Автор сборника стихов «Гор¬ный ключ» (М.; Пг., 1916). В его квартире на Васильевс¬ком острове в 1910—1912 гг. проходили заседания «Цеха поэтов», собрания редакции «Гиперборея», а также собра¬ния так называемого «Трансгопса», в частности посвящен¬ные писаниям «благоглупостей».

Вспоминая вечера у Лозинского, В. Пяст писал: «Что касается Лозинского, он и в ту пору был и оставался впос¬ледствии все-таки непревзойденным мастером всех родов Gelegenheils Gedichte*. Его сонетам-акростихам, сонетам-рондо на неимоверные рифмы неизменно присуждались первые призы. Кто мог бы так очаровательно описать, …заседания «Трансгопса» — посвященные благоглупостям в стиле дружининского «Чернокнижия», то есть главным образом писанию шуточных стихов да зачитыванию неко¬торых рефератов на театральные темы» (П я с т В. Сти-хотворения. Воспоминания. Томск, 1997. С. 302). Под «дружининским «Чернокнижием»» имеется в виду празд¬ное времяпрепровождение с обильной дозой фривольное ¬ти; происходит от юмористических фельетонов Александ¬ра Васильевича Дружинина (1824—1964) о похождениях Чернокнижникова. См. «Сентиментальное путешествие Ивана Чернокнижникова по петербургским дачам» (журн. «Современник». 1850. № 7,8,12).

В августе 1965 г. Ахматова записывает: «Был Жир¬мунский. … Виктор Максимович вспоминал, что Лозинский и Мочульский при участии Мандельшта-ма переводили: «Что ты спишь, мужичок?..» — «Quid vernis zepheris dormis rustice vir?» и обратно: «При зефирах весны, что ты спишь, сельский муж?» («Записные книж¬ки». С. 655).

И. Платонова-Лозинская вспоминает о дружбе Ах¬матовой с М. Лозинским не только как феномене личной приязни, но как о явлении культурологическом: «В бесцен¬ном архиве Лозинского сохранились сбереженные им в са¬мые трудные годы некоторые материалы по истории рус¬ской культуры XX века. Руководимый велением долга и требованиями совести, Лозинский в наших глазах и в гла¬зах благодарных потомков останется еще и хранителем Памяти. И эту грань его жизни, вероятно, имела в виду Ахматова, когда говорила: «Друзьям своим Михаил Лео¬нидович был всю жизнь бесконечно предан. Он всегда и во всем был готов помогать людям, верность была самой ха¬рактерной для Лозинского чертою».

1940 год. В издательстве «Советский писатель» выхо¬дит сборник Ахматовой «Из шести книг». Корректуру его Ахматова держала вместе с Лозинским. На экземпляре кни¬ги, подаренной ею Лозинскому, Ахматова написала стихи:

МЛ. Лозинскому

Почти от залетейской тени В тот час, как рушатся миры,

Примите этот дар весенний В ответ на лучшие дары, — Чтоб та, над временами года, Несокрушима и верна, Души высокая свобода, Что дружбою наречена, Мне улыбнулась также кротко, Как тридцать лет тому назад… И Сада Летнего решетка, И оснеженный Петроград Возникли, словно в книге этой Из мглы магических зеркал, И над задумчивою Летой Тростник оживший зазвучал.

Анна Ахматова 28-29 мая 1940

(П л а т о н о в а — Ло з и п с к а я И. Летом семнадцатого года… //ЛО. 1989. № 5. С. 64).

«Цех поэтов» — творческая группа, объединив¬шая молодых литераторов. Ахматова имеет в виду первый «Цех поэтов», созданный Н.С. Гумилевым и СМ. Горо¬децким осенью 1911 г. Заседания Цеха проводились на квартире у Гумилева, членов группы, в редакции журнала «Аполлон», Академии художеств у Н. Бруни. После вступ¬ления Гумилева в действующую армию (1914) Цех распал¬ся. Второй «Цех поэтов» существовал в 1916—1917 гг., третий был основан в конце 1920 г. в Петрограде и рас¬пался во второй половине 1922 г., после отъезда его основ¬ных участников в эмиграцию; в 1922—1923 гг. «Цех по¬этов» пытался возобновить свою деятельность в Берлине и Париже.

21 Гипербореи — журнал «Цеха поэтов», малофор¬матный «ежемесячник стихов и критики», редактируемый М.А. Лозинским (всего десять номеров). В журнале пе-чатались Блок, Клюев, Эренбург и др. Позже под маркой «Гиперборей» выходили изящно изданные книги. В 1921 г. в Петрограде увидел свет гектографированный номер жур¬нала «Новый Гиперборей», изданный обновленкой груп¬пой акмеистов (Н.С. Гумилев, О.Э. Мандельштам, В.А. Рождественский, И.В. Одоевцева, Н.А. Оцуп и др.). Эта группа издавала альманах «Дракон» и «Цех поэтов», куда, как говорила Ахматова, ее «не приглашали».

Петербург в «Шуме Времени» — книга историко-биографической прозы Мандельштама (Л., Время, 1925). Ахматова высоко ценила прозу Мандельштама, особо вы¬деляла его «Четвертую прозу», а «Шум времени» называ¬ла «двоюродной сестрой» своей ненаписанной прозы.

Надя — Надежда Яковлевна Мандельштам (урожд. Хазина; 1899—1980). С Мандельштамом позна¬комилась 1 мая 1919 г. В юности училась живописи в сту¬дии Александры Экстер, позже преподавала английский язык, автор воспоминаний о Мандельштаме (в трех кни¬гах), изданных за рубежом в 1960—1980-е гт.

…иногда бывал чудовищно несправедлив, напри¬мер к Блоку. — В.Я. Виленкин приводит пояснение Ах¬матовой из черновой записи (РНБ): «К Блоку О.Э. Был несправедлив. Он всегда попрекал его красивостью» (ВЛ. С.183).

О Пастернаке говорил… «Яуверен, что он не про¬чел ни одной моей строчки». — Фраза снабжена под¬строчным примечанием Ахматовой: «Будущее показало, что он был прав. (Смотри «Автобиографию»)» — имеется в виду автобиографический очерк «Три тени», где сказано: «Я долго недооценивал Цветаеву, как по-разному недо-оценивал многих — Багрицкого, Хлебникова, Мандель¬штама, Гумилева» (П астернак Б. Собр. соч.: В 5 т. М.: Худож. литература, 1989-1992. Т. 4. С. 339). Опуб¬ликованная позже переписка Б. Пастернака с О.Э. и Н.Я. Мандельштамами позволяет пересмотреть это поле¬мическое положение, учитывая, что биографический очерк датирован 1923 г. Как свидетельствуют письма, Пастер¬нак с интересом и уважением относился к творчеству Ман¬дельштама, особо выделяя его прозу (см.: Пастер¬нак Е.В., Пастернак Е.Б. Координаты лиричес¬кого пространства//ЛО. 1990. № 3. С. 91-100).

«О Марине: я — антицветаевец». — Эти стро¬ки, странные в контексте отношений Цветаевой и Ман¬дельштама, Ахматова поясняет следующим образом: «Я — антицветаевец», — может быть, оттого, что зарубежная Цветаева осталась ему неизвестной» (В и л е н к и н В. А, Ахматова. Листки из дневника [О. Мандельштам]// ВЛ. С. 183).

…боялся собственной немоты. Называл ее удушь¬ем. — Ср. в последней строфе «Стансов» (1935):

Как Слово о полку, струна моя туга, И в голосе моем — после удушья Звучит земля — последнее оружье — Сухая влажность черноземных га!

И молодая мать,