Скачать:TXTPDF
Стихи любимым (Сборник стихов)

ее,

В которых мы все живем!»

Но третий, не знавший ничего,

Когда он покинул свет,

Мыслям моим в ответ

Промолвил: «Мы выпить должны за того,

Кого еще с нами нет».

1923

Тростник

* * *

Если плещется лунная жуть,

Город весь в ядовитом растворе.

Без малейшей надежды заснуть

Вижу я сквозь зеленую муть

И не детство мое, и не море,

И не бабочек брачный полет

Над грядой белоснежных нарциссов

В тот какой-то шестнадцатый год…

А застывший навек хоровод

Надмогильных твоих кипарисов.

1 октября 1928

Ленинград

* * *

Тот город, мной любимый с детства,

В его декабрьской тишине

Моим промотанным наследством

Сегодня показался мне.

Всё, что само давалось в руки,

Что было так легко отдать:

Душевный жар, молений звуки

И первой песни благодать

Всё унеслось прозрачным дымом,

Истлело в глубине зеркал…

И вот уж о невозвратимом

Скрипач безносый заиграл.

Но с любопытством иностранки,

Плененной каждой новизной,

Глядела я, как мчатся санки,

И слушала язык родной.

И дикой свежестью и силой

Мне счастье веяло в лицо,

Как будто друг от века милый

Всходил со мною на крыльцо.

1929

Царское Село

Заклинание

Из тюремных ворот,

Из заохтенских болот,

Путем нехоженым,

Лугом некошеным,

Сквозь ночной кордон,

Под пасхальный звон,

Незваный,

Несуженый, —

Приди ко мне ужинать.

15 апреля 1936

Ленинград

* * *

Не прислал ли лебедя за мною,

Или лодку, или черный плот? —

Он в шестнадцатом году весною

Обещал, что скоро сам придет.

Он в шестнадцатом году весною

Говорил, что птицей прилечу

Через мрак и смерть к его покою,

Прикоснусь крылом к его плечу.

Мне его еще смеются очи

И теперь, шестнадцатой весной.

Что мне делать! Ангел полуночи

До зари беседует со мной.

Февраль 1936

Москва

* * *

Одни глядятся в ласковые взоры,

Другие пьют до солнечных лучей,

А я всю ночь веду переговоры

С неукротимой совестью своей.

Я говорю: «Твое несу я бремя

Тяжелое, ты знаешь, сколько лет».

Но для нее не существует время,

И для нее пространства в мире нет.

И снова черный масленичный вечер,

Зловещий парк, неспешный бег коня.

И полный счастья и веселья ветер,

С небесных круч слетевший на меня.

А надо мной спокойный и двурогий

Стоит свидетель… о, туда, туда,

По древней Подкапризовой дороге,

Где лебеди и мертвая вода.

1936

* * *

Годовщину последнюю празднуй —

Ты пойми, что сегодня точь-в-точь

Нашей первой зимы – той, алмазной —

Повторяется снежная ночь.

Пар валит из-под царских конюшен,

Погружается Мойка во тьму,

Свет луны как нарочно притушен,

И куда мы идем – не пойму.

Меж гробницами внука и деда

Заблудился взъерошенный сад.

Из тюремного вынырнув бреда,

Фонари погребально горят.

В грозных айсбергах Марсово Поле,

И Лебяжья лежит в хрусталях…

Чья с моею сравняется доля,

Если в сердце веселье и страх.

И трепещет, как дивная птица,

Голос твой у меня над плечом.

И внезапным согретый лучом

Снежный прах так тепло серебрится.

9–10 июля 1939

* * *

От тебя я сердце скрыла,

Словно бросила в Неву…

Прирученной и бескрылой

Я в дому твоем живу.

Только… ночью слышу скрипы.

Что там – в сумраках чужих?

Шереметевские липы…

Перекличка домовых…

Осторожно подступает,

Как журчание воды,

К уху жарко приникает

Черный шепоток беды —

И бормочет, словно дело

Ей всю ночь возиться тут:

«Ты уюта захотела,

Знаешь, где он – твой уют?»

30 октября 1936

Ночь

Клеопатра

Александрийские чертоги

Покрыла сладостная тень.

Пушкин

Уже целовала Антония мертвые губы,

Уже на коленях пред Августом слезы лила…

И предали слуги. Грохочут победные трубы

Под римским орлом, и вечерняя стелется мгла.

И входит последний плененный ее красотою,

Высокий и статный, и шепчет в смятении он:

«Тебя – как рабыню… в триумфе пошлет пред собою…»

Но шеи лебяжьей все так же спокоен наклон.

А завтра детей закуют. О, как мало осталось

Ей дела на свете – еще с мужиком пошутить

И черную змейку, как будто прощальную жалость,

На смуглую грудь равнодушной рукой положить.

7 февраля 1940

Фонтанный Дом

* * *

Так отлетают темные души…

– Я буду бредить, а ты не слушай.

Зашел ты нечаянно, ненароком

Ты никаким ведь не связан сроком,

Побудь же со мною теперь подольше.

Помнишь, мы были с тобою в Польше?

Первое утро в Варшаве… Кто ты?

Ты уж другой или третий? – «Сотый

– А голос совсем такой, как прежде.

Знаешь, я годы жила в надежде,

Что ты вернешься, и вот – не рада.

Мне ничего на земле не надо,

Ни громов Гомера, ни Дантова дива.

Скоро я выйду на берег счастливый:

И Троя не пала, и жив Эабани,

И всё потонуло в душистом тумане.

Я б задремала под ивой зеленой,

Да нет мне покоя от этого звона.

Что он? – то с гор возвращается стадо?

Только в лицо не дохнула прохлада.

Или идет священник с дарами?

А звезды на небе, а ночь над горами…

Или сзывают народ на вече? —

«Нет, это твой последний вечер

Осень 1940

Разрыв

1

Не недели, не месяцы – годы

Расставались. И вот наконец

Холодок настоящей свободы

И седой над висками венец.

Больше нет ни измен, ни предательств,

И до света не слушаешь ты,

Как струится поток доказательств,

Несравненной моей правоты.

1940

2

И, как всегда бывает в дни разрыва,

К нам постучался призрак первых дней,

И ворвалась серебряная ива

Седым великолепием ветвей.

Нам, исступленным, горьким и надменным,

Не смеющим глаза поднять с земли,

Запела птица голосом блаженным

О том, как мы друг друга берегли.

25 сентября 1944

3

Последний тост

Я пью за разоренный дом,

За злую жизнь мою,

За одиночество вдвоем,

И за тебя я пью, —

За ложь меня предавших губ,

За мертвый холод глаз,

За то, что мир жесток и груб,

За то, что Бог не спас.

27 июля 1934

Шереметевский Дом

Надпись на книге «Подорожник»

Совсем не тот таинственный художник,

Избороздивший Гофмановы сны, —

Из той далекой и чужой весны

Мне чудится смиренный подорожник.

Он всюду рос, им город зеленел.

Он украшал широкие ступени,

И с факелом свободных песнопений

Психея возвращалась в мой придел.

А в глубине четвертого двора

Под деревом плясала детвора

В восторге от шарманки одноногой,

И била жизнь во все колокола…

А бешеная кровь меня к тебе вела

Сужденной всем, единственной дорогой.

18 января 1941

Ленинград

Из-под каких развалин говорю

В сороковом году

3. Тень

Что знает женщина одна о смертном часе?

О. Мандельштам

Всегда нарядней всех, всех розовей и выше,

Зачем всплываешь ты со дна погибших лет,

И память хищная передо мной колышет

Прозрачный профиль твой за стеклами карет?

Как спорили тогда – ты ангел или птица!

Соломинкой тебя назвал поэт.

Равно на всех сквозь черные ресницы

Дарьяльских глаз струился нежный свет.

О тень! Прости меня, но ясная погода,

Флобер, бессонница и поздняя сирень

Тебя – красавицу тринадцатого года —

И твой безоблачный и равнодушный день

Напомнили… А мне такого рода

Воспоминанья не к лицу. О тень!

9 августа 1940. Вечер

Новоселье

3. Измена

Не оттого, что зеркало разбилось,

Не оттого, что ветер выл в трубе,

Не оттого, что в мысли о тебе

Уже чужое что-то просочилось, —

Не оттого, совсем не оттого

Я на пороге встретила его.

27 февраля 1944

4. Гибель

Как будто страшной песенки

Веселенький припев

Идет по шаткой лесенке,

Разлуку одолев.

Не я к нему, а он ко мне —

И голуби в окне…

И двор в плюще, и ты в плаще

По слову моему.

Не он ко мне, а я к нему —

во тьму,

во тьму,

во тьму.

16 октября 1943

Ташкент

Cinque[2]

Autant que toi sans doute, il te sera fidèle,

Et constant jusqu’а la mort.

Baudelaire[3]

1

Как у облака на краю,

Вспоминаю я речь твою,

А тебе от речи моей

Стали ночи светлее дней.

Так, отторгнутые от земли,

Высоко мы, как звезды, шли.

Ни отчаянья, ни стыда

Ни теперь, ни потом, ни тогда.

Но, живого и наяву,

Слышишь ты, как тебя зову.

И ту дверь, что ты приоткрыл,

Мне захлопнуть не хватит сил.

26 ноября 1945

2

Истлевают звуки в эфире,

И заря притворилась тьмой.

В навсегда онемевшем мире

Два лишь голоса: твой и мой.

И под ветер, незримых Ладог,

Сквозь почти колокольный звон,

В легкий блеск перекрестных радуг

Разговор ночной превращен.

20 декабря 1945

3

Я не любила с давних дней,

Чтобы меня жалели,

А с каплей жалости твоей

Иду, как с солнцем в теле.

Вот отчего вокруг заря.

Иду я, чудеса творя,

Вот отчего!

20 декабря 1945

4

Знаешь сам, что не стану славить

Нашей встречи горчайший день.

Что тебе на память оставить,

Тень мою? На что тебе тень?

Посвященье сожженной драмы,

От которой и пепла нет,

Или вышедший вдруг из рамы

Новогодний страшный портрет?

Или слышимый еле-еле

Звон березовых угольков,

Или то, что мне не успели

Досказать про чужую любовь?

6 января 1946

5

Не дышали мы сонными маками,

И своей мы не знаем вины.

Под какими же звездными знаками

Мы на горе себе рождены?

И какое кромешное варево

Поднесла нам январская тьма?

И какое незримое зарево

Нас до света сводило с ума?

11 января 1946

Шиповник цветет

Из сожженной тетради

And thou art distant in humanity.

Keats[4]

Вместо праздничного поздравленья

Этот ветер, жесткий и сухой,

Принесет вам только запах тленья,

Привкус дыма и стихотворенья,

Что моей написаны рукой.

24 декабря 1959

1. Сожженная тетрадь

Уже красуется на книжной полке

Твоя благополучная сестра,

А над тобою звездных стай осколки

И под тобою угольки костра.

Как ты молила, как ты жить хотела,

Как ты боялась едкого огня!

Но вдруг твое затрепетало тело,

А голос, улетая, клял меня.

И сразу все зашелестели сосны

И отразились в недрах лунных вод.

А вкруг костра священнейшие весны

Уже вели надгробный хоровод.

1961

2. Наяву

И время прочь, и пространство прочь,

Я все разглядела сквозь белую ночь:

И нарцисс в хрустале у тебя на столе,

И сигары синий дымок,

И то зеркало, где, как в чистой воде,

Ты сейчас отразиться мог.

И время прочь, и пространство прочь

Но и ты мне не можешь помочь.

13 июня 1946

3. Во сне

Черную и прочную разлуку

Я несу с тобою наравне.

Что ж ты плачешь? Дай мне лучше руку,

Обещай опять прийти во сне.

Мне с тобою как горе с горою…

Мне с тобой на свете встречи нет.

Только б ты полночною порою

Через звезды мне прислал привет.

15 февраля 1946

4

И увидел месяц лукавый,

Притаившийся у ворот,

Как свою посмертную славу

Я меняла на вечер тот.

Теперь меня позабудут,

И книги сгниют в шкафу.

Ахматовской звать не будут

Ни улицу, ни строфу.

27 января 1946

Ленинград

5

Дорогою ценой и нежданной

Я узнала, что помнишь и ждешь.

А быть может, и место найдешь

Ты – могилы моей безымянной.

Август 1946

Фонтанный Дом

6. Первая песенка

Таинственной невстречи

Пустынны торжества,

Несказанные речи,

Безмолвные слова.

Нескрещенные взгляды

Не знают, где им лечь.

И только слезы рады,

Что можно долго течь.

Шиповник Подмосковья,

Увы! при чем-то тут…

И это всё любовью

Бессмертной назовут.

5 декабря 1956

7. Другая песенка

Неска́занные речи

Я больше не твержу,

Но в память той невстречи

Шиповник посажу.

Как сияло там и пело

Нашей встречи чудо,

Я вернуться не хотела

Никуда оттуда.

Горькой было мне усладой

Счастье вместо долга,

Говорила с кем не надо,

Говорила долго.

Пусть влюбленных страсти душат,

Требуя ответа,

Мы же, милый, только души

У предела света.

1957

Комарово. Лето

8. Сон

Сладко ль видеть неземные сны?

А. Блок

Был вещим этот сон или не вещим…

Марс воссиял среди небесных звезд,

Он алым стал, искрящимся, зловещим, —

А мне в ту ночь приснился твой приезд.

Он был во всем… И в баховской Чаконе,

И в розах, что напрасно расцвели,

И в деревенском колокольном звоне

Над чернотой распаханной земли.

И в осени, что подошла вплотную

И вдруг, раздумав, спряталась опять.

О август мой, как мог ты весть такую

Мне в годовщину страшную отдать!

Чем отплачу за царственный подарок?

Куда идти и с кем торжествовать?

И вот пишу, как прежде без помарок,

Мои стихи в сожженную тетрадь.

14 августа 1956

Старки – Москва

9

По той дороге, где Донской

Вел рать великую когда-то,

Где ветер помнит супостата,

Где месяц желтый и рогатый, —

Я шла, как в глубине морской…

Шиповник так благоухал,

Что даже превратился в слово,

И встретить я была готова

Моей судьбы девятый вал.

1956

10

Ты выдумал меня. Такой на свете нет,

Такой на свете быть не может.

Ни врач не исцелит, не утолит поэт, —

Тень призрака тебя и день и ночь тревожит.

Мы встретились с тобой в невероятный год,

Когда уже иссякли мира силы,

Все было в трауре, все никло от невзгод,

И были свежи лишь могилы.

Без фонарей как смоль был черен невский вал,

Глухонемая ночь вокруг стеной стояла…

Так вот когда тебя мой голос вызывал!

Что делала – сама еще не понимала.

И ты пришел ко

Скачать:TXTPDF

ее, В которых мы все живем!» Но третий, не знавший ничего, Когда он покинул свет, Мыслям моим в ответ Промолвил: «Мы выпить должны за того, Кого еще с нами нет».