день,
И устремлюсь к желанному притину,
Свою меж вас еще оставив тень.
Без названия
Срели морозной праздничной Москвы,
Где протекает наше расставанье
И где, наверное, прочтете вы
Прощальных песен первое изданье —
Немного удивленные глаза:
«Что? Что? Уже? Не может быть!» —
«Конечно!..»
И святочного неба бирюза.
И все кругом блаженно и безгрешно…
Нет, так не расставался никогда
Никто ни с кем, и это нам награда
За подвиг наш.
Еще тост
За веру твою! И за верность мою!
За то, что с тобою мы в этом краю!
Пускай навсегда заколдованы мы,
Но не было в мире прекрасней зимы,
И не было в небе узорней крестов,
Воздушней цепочек, длиннее мостов…
За то, что все плыло, беззвучно скользя.
За то, что нам видеть друг друга нельзя.
1961–1963
Полночные стихи
Семь стихотворений
Только зеркало зеркалу снится,
Тишина тишину сторожит…
Вместо посвящения
По волнам блуждаюсь и прячусь в лесу,
Мерещусь на чистой эмали,
Разлуку, наверно, неплохо снесу,
Но встречу с тобою – едва ли.
Лето 1963
1
Предвесенняя элегия
Меж сосен метель присмирела,
Но, пьяная и без вина,
Там словно Офелия, пела
А тот, кто мне только казался,
Был с той обручен тишиной,
Простившись, он щедро остался,
Он насмерть остался со мной.
10 марта 1963
Комарово
2
Первое предупреждение
Какое нам, в сущности, дело,
Что все превращается в прах,
Над сколькими безднами пела
И в скольких жила зеркалах.
И меньше всего благодать,
Но, может быть, чаще, чем надо,
Придется тебе вспоминать —
И гул затихающих строчек,
И глаз, что скрывает на дне
В тревожной своей тишине.
6 июня 1963
Москва
3
В Зазеркалье
O quae beatam, Diva, tenes Cyprur
et Memphin…
Hor.
Но не из нашего столетья,
Вдвоем нам не бывать – та, третья,
Нас не оставит никогда.
Ты подвигаешь кресло ей,
Я щедро с ней делюсь цветами…
Что делаем – не знаем сами,
Но с каждым мигом нам страшней.
Как вышедшие из тюрьмы,
Ужасное. Мы в адском круге,
А может, это и не мы.
5 июля 1963
Комарово
4
Тринадцать строчек
И наконец ты словно произнес
Не так, как те… что на одно колено, —
А так, как тот, кто вырвался из плена
И видит сень священную берез
Сквозь радугу невольных слез.
И вдруг тебя запела тишина,
И чистым солнцем сумрак озарился,
И мир на миг один преобразился,
И странно изменился вкус вина.
И даже я, кому убийцей быть
Божественного слова предстояло,
Почти благоговейно замолчала,
Чтоб жизнь благословенную продлить.
8—12 августа 1963
5
Зов
В которую-то из сонат
Тебя я прячу осторожно.
О! Как ты позовешь тревожно,
Непоправимо виноват
В том, что приблизился ко мне
Хотя бы на одно мгновенье…
Твоя мечта – исчезновенье,
Где смерть лишь жертва тишине.
1 июля 1963
6
Ночное посещение
Все ушли и никто не вернулся.
Не на листопадном асфальте
Будешь ты долго ждать.
Мы с тобой в Адажио Вивальди
Встретимся опять.
Снова свечи станут тускло-желты
И закляты сном,
Но смычок не спросит, как вошел ты
В мой полночный дом.
Протекут в немом смертельном тоне
Эти полчаса,
Прочитаешь на мой ладони
Те же чудеса.
Ставшая судьбой,
Уведет от моего порога
10—13 сентября 1963
Комарово
7
И последнее
Была над нами, как звезда над морем,
Ища лучом девятый смертный вал,
Ты называл ее бедой и горем,
А радостью ни разу не назвал.
Днем перед нами ласточкой кружила,
Улыбкой расцветала на губах,
Обоих разом. В разных городах.
И никаким не внемля славословьям,
Перезабыв все прежние грехи,
К бессоннейшим припавши изголовьям,
Бормочет окаянные стихи.
23—25 июля 1963
Вместо послесловия
А там, где сочиняют сны,
Обоим – разных не хватило,
Мы видели одни, но сила
Была в нем, как приход весны.
1965
Здесь все меня переживет,
Все, даже ветхие скворешни
Морской свершивший перелет.
И голос вечности зовет
С неодолимостью нездешней,
И над цветущею черешней
Сиянье легкий месяц льет.
И кажется такой нетрудной,
Белея в чаще изумрудной,
Дорога не скажу куда…
Там средь стволов еще светлее,
И всех походе на аллею
У царскосельского пруда.
1958
Комарово
Д.Д.Ш.
В ней что-то чудотворное горит,
И на глазах ее края гранятся.
Она одна со мною говорит,
Когда другие подойти боятся.
Когда последний друг отвел глаза,
Она была со мной одна в могиле
И пела словно первая гроза
Иль будто все цветы заговорили.
1958
…И мне показалось, что это огни
Со мною летят до рассвета,
И я не дозналась – какого они,
Глаза эти странные, цвета.
И все трепетало и пело вокруг,
И я не узнала – ты враг или друг,
1959
Летний сад
Я к розам хочу, в тот единственный сад,
Где лучшая в мире стоит из оград,
Где статуи помнят меня молодой,
А я их под невскою помню водой.
В душистой тиши между царственных лип
Мне мачт корабельных мерещится скрип.
И лебедь, как прежде, плывет сквозь века,
Любуясь красой своего двойника.
И замертво спят сотни тысяч шагов
Врагов и друзей, друзей и врагов.
А шествию теней не видно конца
От вазы гранитной до двери дворца.
Там шепчутся белые ночи мои
О чьей-то высокой и тайной любви.
И все перламутром и яшмой горит,
Но света источник таинственно скрыт.
1959
Не стращай меня
грозной судьбой…
Не стращай меня грозной судьбой
И великою северной скукой.
Нынче праздник наш первый с тобой,
И зовут этот праздник – разлукой.
Ничего, что не встретим зарю,
Что луна не блуждала над нами,
Я сегодня тебя одарю
Небывалыми в мире дарами:
Отраженьем моим на воде
В час, как речке вечерней не спится,
Взглядом тем, что падучей звезде
Не помог в небеса возвратиться,
Эхом голоса, что изнемог,
А тогда был и свежий и летний, —
Чтоб ты слышать без трепета мог
Воронья подмосковного сплетни,
Чтобы сырость октябрьского дня
Стала слаще, чем майская нега…
Вспоминай же, мой ангел, меня,
Вспоминай хоть до первого снега
1959
ГОРОДУ ПУШКИНА
И царскосельские хранительные сени…
Пушкин
1
О, горе мне! Они тебя сожгли…
О, встреча, что разлуки тяжелее!..
Здесь был фонтан, высокие аллеи,
В апреле запах прели и земли,
2
Этой ивы листы в девятнадцатом веке увяли,
Чтобы в строчке стиха серебриться свежее
Одичалые розы пурпурным шиповником стали,
А лицейские гимны все так же заздравно звучат.
Полстолетья прошло… Щедро взыскана
дивной судьбою,
Я в беспамятстве дней забывала теченье годов. —
И туда не вернусь! Но возьму и за Лету с собою
Очертанья живые моих царскосельских садов.
1957
ПЕСЕНКИ
1. ДОРОЖНАЯ, ИЛИ ГОЛОС ИЗ ТЕМНОТЫ
Кто чего боится,
То с тем и случится, —
Эта песня пета,
Пета, да не эта,
А другая, тоже
На нее похожа…
Боже!
1943
Ташкент
2. ЗАСТОЛЬНАЯ
Под узорной скатертью
Не видать стола.
Я стихам не матерью —
Мачехой была.
Эх, бумага белая,
Строчек ровный ряд.
Сколько раз глядела я,
Как они горят.
Сплетней изувечены,
Биты кистенем,
Мечены, мечены
Каторжным клеймом.
1955
3. ЛЮБОВНАЯ
А ведь мы с тобой
Не любилися,
Только всем тогда
Поделилися.
Пути вольные,
Тебе зорюшки
Колокольные.
А мне ватничек
И ушаночку.
Не жалей меня,
Каторжаночку.
1955
4. ЛИШНЯЯ
Вел вдоль смерти – мрак.
Отняты мы друг у друга…
Разве можно так?
Если хочешь – расколдую,
Доброй быть позволь.
Выбирай себе любую,
Но не эту боль.
Июль 1959
Комарово
5. ПРОЩАЛЬНАЯ
Не смеялась и не пела,
А всего с тобой хотела
С самого начала:
Беззаботной первой ссоры,
Полной светлых бредней,
И безмолвной, черствой, скорой
Трапезы последней.
1959
6. ПОСЛЕДНЯЯ
Услаждала бредами,
Пением могил.
Наделяла бедами
Свыше всяких сил.
Занавес неподнятый,
Хоровод теней, —
Оттого и отнятый
Был мне всех родней.
Это все поведано
Самой глуби роз.
Но забыть мне не дано
Вкус вчерашних слез.
24 января 1964
Из цикла Ташкентские страницы
В ту ночь мы сошли друг от друга с ума,
Светила нам только зловещая тьма,
Свое бормотали арыки,
И Азией пахли гвоздики.
И мы проходили сквозь город чужой,
Сквозь дымную песнь и полуночный зной, —
Одни под созвездием Змея,
Взглянуть друг на друга не смея.
То мог быть Стамбул или даже Багдад,
Но, увы! не Варшава, не Ленинград, —
И горькое это несходство
Душило, как воздух сиротства.
И чудилось: рядом шагают века,
И звуки, как тайные знаки,
Пред нами кружились во мраке.
Мы были с тобою в таинственной мгле,
Как будто бы шли по ничейной земле,
Но месяц алмазной фелукой
Вдруг выплыл над встречей-разлукой…
И если вернется та ночь и к тебе
В твоей для меня непонятной судьбе,
Ты знай, что приснилась кому-то
Священная эта минута.
1959
Мартовская элегия
Прошлогодних сокровищ моих
Мне надолго, к несчастию, хватит.
Знаешь сам, половины из них
Злая память никак не истратит:
Набок сбившийся куполок.
Грай вороний, и вопль паровоза,
И как будто отбывшая срок
Ковылявшая в поле береза,
И огромных библейских дубов
Полуночная тайная сходка,
И из чьих-то приплывшая снов
Побелив эти пашни чуть-чуть,
Там предзимье уже побродило,
Дали все в непроглядную муть
Ненароком оно превратило,
И казалось, что после конца
Кто же бродит опять у крыльца
И по имени нас окликает?
Кто приник к ледяному стеклу
И рукою, как веткою, машет?..
А в ответ в паутинном углу
Зайчик солнечный в зеркале пляшет
(1960)
* * *
Рисунок на книге стихов
Он не траурный, он не мрачный,
Полуброшенной новобрачной
А под ним тот профиль горбатый,
И парижской челки атлас,
И зеленый, продолговатый,
(1958)
Эхо
В прошлое давно пути закрыты,
И на что мне прошлое теперь?
Что там? – окровавленные плиты,
Или замурованная дверь,
Или эхо, что еще не может
С этим эхом приключилось то же,
Что и с тем, что в сердце я ношу.
(1960)
Три стихотворения
1
Пора забыть верблюжий этот гам
И белый дом на улице Жуковской.
Пора, пора к березам и грибам,
К широкой осени московской.
Там все теперь сияет, все в росе,
И небо забирается высоко,
И помнит Рогачевское шоссе
Разбойный посвист молодого Блока…
2
И в памяти черной пошарив, найдешь
До самого локтя перчатки,
И ночь Петербурга. И в сумраке лож
И ветер с залива. А там, между строк,
Минуя и ахи и охи,
Тебе улыбнется презрительно Блок —
Трагические тенор эпохи.
3
Он прав – опять фонарь, аптека,
Как памятник началу века,
Когда он Пушкинскому Дому,
Прощаясь, помахал рукой
И принял смертную истому
Как незаслуженный покой.
1944–1960
Из «Черных песен»
И. Анненский
I
Прав, что не взял меня с собой
И не назвал своей подругой,
Я стала песней ис удьбой,
Ночной бессонницей и вьюгой.
Меня бы не узнали вы
На пригородном полустанке
В той молодящейся, увы,
И деловитой парижанке.
II
Всем обещаньям вопреки
И перстень сняв с моей руки,
Забыл меня на дне…
Ничем не мог ты мне помочь.
Свой дух прислал ко мне?
Он строен был, и юн, и рыж,
Он женщиною был,
Шептал про Рим, манил в Париж,
Как плакальщица выл…
Он больше без меня не мог:
Я без него могла.
1960–1961
* * *
Но памятная навсегда,
И в море нежно-ледяная
И несоленая вода.
На дне песок белее мела,
И сосен розовое тело
В закатный час обнажено.
А сам закат в волнах эфира
1964
Из «Четверостиший»
* * *
Уходи опять в ночные чащи,
Слаще меда, земляники слаще,
Даже слаще ревности моей.
(1927)
* * *
И жалел, что тогда не убил.
Ты один меня не обидел,
Не обидевши – погубил.
(1963)
* * *
Я играю в ту самую игру,
От которой я и умру.
Но лучшего ты мне придумать не мог,
(1963)
* * *
Мы не встречаться больше научились,
Не подымаем друг на друга глаз,
Но даже сами бы не поручились
За то, что с нами будет через час.
(1964)
* * *
Где самый милый спутник – только тень,
И веет ветер из глухого сада,
А под ногой могильная ступень.
1964
* * *
Любовь всех раньше станет смертным прахом.
Смирится гордость, и умолкнет лесть.
Отчаянье, приправленное страхом,
Почти что невозможно перенесть.
* * *
И яростным вином блудодеянья
Они уже упились до конца.
Им чистой правды не видать лица
И слезного не ведать покаянья.
* * *
Не с тобой мне есть угощенье,
Не тебя мне
