конфликта не может не быть. Не может быть, чтобы дети смотрели на «промотавшихся» и самих себя разоблачивших отцов без горькой усмешки, даже если и примешивается к их чувству доля жалости.
«Реквием» вышел за рубежом и советскому «широкому читателю» остается до сих пор неизвестен. По слухам, ахматовский сборник будет вскоре издан в Москве и возможно, что произойдет это раньше, чем строки эти появятся в печати. Формально никаких препятствий к опубликованию «Реквиема» в СССР, по-видимому, нет. Наоборот, так же как нашумевшая повесть Солженицына и другие произведения, правдиво рассказывающие о бедственных сталинских годах, стихи Ахматовой совпадают с теперешней правительственной линией. Но впечатление они, вероятно, произведут ошеломляющее. Одно дело – сухое перечисление фактов, хотя бы долго скрывавшихся, другое, совсем другое – творческое восстановление горя, страдания и беззащитности, убедительно заставляющее читателя не просто узнать, а пережить то, о чем говорит автор. Как можно было это терпеть? Как забыть все испытанное? Как предотвратить возможность повторения? Ахматова никаких вопросов не ставит, но стихи ее должны бы такие вопросы вызвать настойчивее и мучительнее самых красноречивых докладов и разоблачений. Если Россия сейчас мало-помалу пробуждается от многолетнего наваждения, «Реквием» должен бы оказаться одним из толчков к тому, чтобы очнулась она окончательно.
Во вступительном четверостишии к сборнику Ахматова с удовлетворением и, по-видимому, даже не без гордости говорит о том, что народа своего в несчастье она не бросила.
Нет, и не под чуждым небосводом,
И не под защитой чуждых крыл —
была она в эти годы.
Тема для автора «Реквиема» не новая. Больше сорока лет тому назад, в самом начале революции, Ахматова писала о «голосе», который звал ее «оставить Россию навсегда», и о том, что той «речи недостойной» она не стала и слушать. С тех пор, значит, она своего убеждения и своих антиэмигрантских настроений не изменила.
Ни возражать Ахматовой, ни спорить с ней я не буду. Единственное, что представляется мне необходимым сказать, это, что в исторической драме, участниками или свидетелями которой нам довелось быть, каждый вправе был истолковать свой долг по-своему, а суд над всеми нами принадлежит будущему. Едва ли среди эмигрантов было много людей, ни разу не задумавшихся о правильности, о моральной оправданности сделанного выбора. Однако и среди оставшихся в России должны были возникнуть сомнения. В самом деле, столько тут есть доводов «за» и «против», притом таких доводов, к которым забота о личном благополучии не имеет ни малейшего отношения! Нельзя в вопросе настолько сложном и внутренне противоречивом рубить сплеча, и если ни у кого из нас, надеюсь, нет склонности кичиться тем, что мы эмигранты, то нет и стыда, этим положением вызванного. Эмиграция кончается, доживает свой век, нечего закрывать себе на это глаза. В целом она оказалась достойна своего назначения, своего имени, своей культуры, своей страны, своего народа, и теми русскими поколениями, которые придут после нас, это, наверно, будет признано. Россия – понятие не географическое и уж никак не политическое: эмиграция в прошедшие сорок пять лет была неотъемлемой частью России и напомнила, сказала многое, о чем сказать было необходимо и что в московских условиях замалчивалось, отрицалось или осмеивалось. Мы совсем не оттого прожили свою жизнь и, конечно, умрем на чужой земле, что предпочли быть «под защитой чуждых крыл». Не оттого и не для того. Я уверен, что Ахматова это понимает. Если она утверждает, что выбор ее был продиктован ей совестью, то должна бы признать, что без всяких сделок с совестью можно было счесть единственно верным и другое решение.
О стихах «как таковых» поговорить следовало бы особо. Но «Реквием» – книга, не располагающая к оценке формальной и к критическому разбору обычного склада. Есть в этой книге строчки, которых не мог бы написать в наши дни никто, кроме Ахматовой, – да, пожалуй, не только в наши дни, а со смерти Блока. Но само собой при первом чтении вклад в русскую историю заслоняет значение «Реквиема» для русской поэзии, и пройдет немало времени, прежде чем одно удастся отделить от другого.
Впервые: Мосты. Мюнхен, 1965. № 11.
Примечания
1
К версии о подсознательном выборе названия поэтического направления Ахматова относилась как к фантастической выдумке, но вообще воспоминаниям Владимира Алексеевича Пестовского (1886–1940), известного в литературе как «В. Пяст», сочувствовала.
2
Мой прекрасный Сан Джованни. Данте (итал.)
3
Пышное торжество (фр.).
4
Ты не можешь оставить свою мать сиротой. Джойс (англ.)
5
О богиня, которая владычествует над счастливым островом Кипром и Мемфисом… Гораций (лат.). – Ред.
6
Здравствуй, царица! (лат.)
7
Бог хранит все (лат.).
8
Антиной – античный красавец. (Прим. ред.)
9
10
Путаница-Психея – героиня одноименной пьесы Юрия Беляева.
11
Канун Крещенья: 5 января.
12
Смеяться перестанешь раньше, чем наступит заря. Дон Жуан (ит.).
13
Отчего мои пальцы словно в крови
(«Новогодняя баллада», 1923).
(Здесь и далее под строкой примечания А. Ахматовой. Примечания составителя оговорены особо.).
14
Дапертутто – псевдоним Всеволода Мейерхольда.
15
Иоканаан – святой Иоанн Креститель.
16
Три «к» выражают замешательство автора.
17
Долина Иосафата – предполагаемое место Страшного Суда.
18
Лизиска – псевдоним императрицы Мессалины в римских притонах.
19
Мамврийский дуб – см. Книгу Бытия.
20
Хаммураби, Ликург, Солон – законодатели.
21
Ковчег Завета – см. Библию.
22
Зал – Белый зеркальный зал в Фонтанном Доме (работы Кваренги) через площадку от квартиры автора.
23
«Собака» – «Бродячая собака», артистическое кабаре десятых годов.
24
Содомские Лоты – (см. Бытие, гл. ).
25
Фонтанный грот – построен в 1757 г. Аргуновым в саду Шереметевского дворца; был разрушен в начале десятых годов.
26
Чего хочет от меня мой принц Карнавал? (фр.).
27
Коридор Петровских Коллегий – коридор Петербургского университета.
28
Петрушкина маска – «Петрушка», балет Стравинского.
29
«Голубица, гряди!» – церковное песнопение; пели, когда невеста вступала на ковер в храме.
30
Мальтийская капелла – построена по проекту Кваренги в 1798–1800 гг. во внутреннем дворе Воронцовского дворца, в котором потом помещался Пажеский корпус.
31
Скобарь – обидное прозвище псковичей.
32
Музы.
33
В моем начале мой конец. Т.-С. Элиот (англ.).
34
Soft embalmer (англ.) – «нежный утешитель» – см. сонет Китса «То the Sleep» («К сну»).
35
Баута – в Италии – маска с капюшоном.
36
Романтическая поэма.
37
Звездная Палата – тайное судилище в Англии, которое помещалось в зале, где на потолке было изображено звездное небо.
38
Место, где, по представлению читателей, рождаются все поэтические произведения..
39
См. знаменитое стихотворение Шелли «То the skylark» (англ.). – «К жаворонку».
40
Георг – лорд Байрон.
41
Клара Газуль – псевдоним Мериме.
42
Марс летом 1941 г.
43
Волково Поле – старое название Волкова кладбища.
44
Куда идешь? (лат.).
45
О богиня, которая владычествует над счастливым островом Кипром и Мемфисом… Гораций (лат.). – Ред.
А за мною, тайной сверкая
И назвавши себя «Седьмая»,
На неслыханный мчалась пир…
Притворившись нотной тетрадкой,
Знаменитая ленинградка
«Седьмая» – Ленинградская симфония Шостаковича.
Первую часть этой симфонии автор вывез из осажденного города 29 сентября 1941 г.
46
47
После полудня (фр.).
48
Навсегда под рожденной ею музыкой, как могила под горой цветов.
49
См. экземпляр с портретом работы Тышлера. Это [первый] второй набросок балета. (После предисловия).
50
Сознаюсь, что второй раз он попал в Поэму (III-я главка) прямо из балетного либретто, где он в собольей шубе и цилиндре, в своей карете провожал домой Коломбину, когда у него под перчаткой не оказалось руки.
51
Как Плутарх, который начинает с мифических времен и кончает своим дядей или дедом, дружившим с поваром Антония.
52
Который, несмотря на то, что сладостно связан с ней музыкой, никак в ней не отразился.
53
Почему второе – мне больше нравятся нечетные цифры, почему не третье и не седьмое. Как Вам кажется – седьмое?
54
Планы Белкина.
55
Все права сохранены (англ.).
56
По лучшую сторону сорокалетия (фp.).
57
Почему? (англ.)
58
Так произошло на днях с куском:
«Кто-то с ней «без лица и названья»
………………………………
А теперь прощаться пора!»
И «Портрет Козлоногой».
59
Еще в Ташкенте (Шток) говорил, что поэма похожа на большие старинные башенные часы с сложнейшим механизмом (Horloge). He то ли это?
60
Эта книга может быть читаема как поэма или пьеса в стихах (англ.).
61
Питер Вирек. Дриада (англ.).
62
И не потому, что я верю, что он, Борис, так думал. Он ничего не думал о чужих стихах. Он просто забывал их ровно через 5 минут, но уж очень у него по его гениальности прелестно сказалось. (Я, грешница, тоже забыла, но мне напомнила в этом году Л. Чуковская).
63
То мертвому ли сладостный укор?
64
Вариант. За пятак чрез Неву на салазках.
65
Такой судьбы еще не было ни у одного поколения (в истории), а м.б. не было и такого поколения. 20-ые годы, которыми теперь принято восхищаться – не то – это сила инерции. Блок, Гумилев, Хлебников умерли почти одновременно. Ремизов, Цветаева и Ходасевич уехали за границу, там же были Шаляпин, М. Чехов, Стравинский, Прокофьев и 1/2 балета (Павлова, Нижинский, Карсавина). Наука потеряла Ростовцева, Бердяева, далее одна фамилия зачеркнута и обозначена тремя звездочками, Вернадского. Б. Пастернак примолк после гениальной книги лета 1917 (вышла в 1921), растил сына, читал толстые книги и писал свои 3 поэмы. У Мандельштама, по словам Нади, было удушье, к тому же он был объявлен бриковским салоном – внутренним эмигрантом, Ахматова была кое-как (с 1925 г.) замурована в первую попавшуюся стенку.
66
Тут бы хорошо взять байроновское: «Место, где вас забыли и которое вы никогда не забудете» (Alma mater), (Кажется, «Беппо»).
67
«Мне казалось, что мы пишем ее все вместе».
68
Невесты, скромницы (фр.).
69
То ли дело М.Цветаева – у нее голос матери, сестры (?) и т. д.
70
Но все при этом твердят одно и то же: «Музыка, музыка, музыка…»
71
Боги судили иначе (лат.).
72
Стоят бешеных денег (фр.).
73
Русский танец, пригрезившийся Дебюсси (фр.).
74
Горит священные свечи, я встречаю Новый год с тем, кто не пришел (англ.).
75
Из страны… незнакомой, дальней
слышно пенье петуха.
76
«Есть, Фауст, казнь…» В городских фото того времени (напр., Невский) какая-то черноватость и все убого.
77
[А] для Николая Степановича я была чем-то средним между Семирамидой и Феодорой. (А еще Дева Луны в «Пути конквистадоров»). Мои атрибуты всегда – Луна и жемчуг. («Анна Комнена»). У Амедео наоборот: он был одержим Египтом и поэтому ввел меня туда.
78
Горит священные свечи, я встречаю Новый год с тем, кто не пришел (англ.).
79
Клен – см. портрет Осмеркина – «Белая ночь».
80
Nomina sunt Odiosa (лат.) – об именах лучше умалчивать, или имен называть не следует.
81
(Примечание переводчика на – ский язык рукописи, найденной в бутылке):
По наведенным сведениям драгуны носили не каски, а кивера. Но некоторые уверяют, что автор поэмы – дама. Хотя я лично этому не верю, но одно такое предположение делает извинительной эту ошибку.
82 Примечание уже черт знает кого.
