что заключается в старом слове Откровения? Почему же г. Нотович (именно по поводу цитованного нами выражения и хотя мы ни о какой «положительной» религии притом не упомянули) разразился длинной тирадой о том, что мы хотим «подчинить цивилизацию религии», приходит в неописанный ужас и обвиняет нас в «клерикализме»? Мы, собственно, о «подчинении» ничего и не говорили, но г. Нотович оказывается опять непоследователен: что (по его же словам) подлежит развитию, то ведь и определяет собою правильность дальнейшего развития — в том смысле, что последнее должно ему вполне соответствовать; стало быть составляет основу или господствующее начало! А где господство, там и подчинение.
Выходит так, что по понятиям газеты «Новости» — иное дело религия и откровение, — иное дело «основные идеи божественного учения»… Или «божественное» здесь поставлено для красоты слога, вроде: «божественная красота», «божественная музыка», — или же г. Нотович таки себе противоречит: ведь «божественное учение», в буквальном смысле, ничего другого не может значить, как именно учение Откровенное, Божеского происхождения. Между тем слова: религия и откровение оказываются в статьях г. Нотовича тождественными с «клерикализмом», но как будто вовсе не тождественными с «основными идеями божественного учения»! Единственный возможный вывод из всей этой путаницы тот же, который давно подсказан и на Западе: кое-какие хорошие идеи христианского учения удостоены благоволения и философов; мало того, признано даже, что они как-то вошли в мир и легли в основу цивилизации, но задача последней, равно и науки, забыть о происхождении этих идей и вылущить из них их божественную сущность, отнять у них сверхчеловеческий авторитет и религиозный характер, одним словом — пообчистить от «предрассудков». В этом все и дело, это и есть le fin mot «современного прогресса»…
Но в таком случае, на чем же вы утвердите обязательность этих идей для человеческой совести? Вся их сила в том, что они связаны в сознании человеческом с самою тайною человеческого бытия, с началом начал всего сущего в мире, с понятием о вечности, о бессмертии, о высшей сверхъестественной правде и добре, одним словом — с нравственною ответственностью человека пред Творцом. Низводя их на степень человеческих идей или принципов, вы лишаете их непреложности, признаете их изменяемость по измышлениям разума, отнимаете у них их действенную силу. Если нет свыше обязательного нравственного закона, то всякий личный разум сам себе закон и выражение: ni Dieu, ni maitre (ни Бога, ни власти), самая проповедь анархии является вполне логическим из такого положения последствием, вопреки и «цивилизации», и «образованию». Или вы не видите, что если и теперь общество стоит цело, то общество, в котором и сами отрицатели-теоретики благоденствуют, так только благодаря тем религиозно-нравственным «предрассудкам», которые живут еще в людях. Философам с полгоря отрицать и громить Бога, веру и обязательность религиозно-нравственного закона, когда они преспокойно живут на счет последней, пробавляются обращающимся в обществе капиталом христианской нравственности и уверены, что никто не будет применять в отношении к ним их собственную теорию отрицания в беспощадной последовательности! Да, к счастию для человечества, эти «предрассудки» в нем неискоренимы и живое чувство нравственной ответственности пред Богом и совестью еще не истощилось да и не может вполне истощиться до степени отвлеченной идеи.
Не та же ли тема, что «основные идеи христианского учения», которых «цивилизация есть только развитие», должны быть понимаемы вне всякой связи с их религиозным происхождением и авторитетом, звучит, между прочим, и в фельетоне той же газеты, в № 77? В этом фельетоне, озаглавленном «Народная школа во Франции и религиозное образование», г. Модестов оговаривается сначала, что в России, разумеется, даже и спору о религиозном преподавании в школах не может быть места. Затем, пояснив, что «он не сочувствует никаким крайностям», «что, конечно, французский закон мог бы явиться в лучшем виде», если б был составлен без участия «политических страстей и партийных соображений», — «все-таки, — возглашает он, — нельзя не признать, что организация народного образования во Франции представляет собою самую светлую сторону третьей республики и составляет истинную гордость великой страны, стремящейся идти во главе образованного человечества». Хороша эта светлая сторона: обязательное обучение народа — атеизму, систематическое вытравление в стране религиозно-нравственной основы! Это ли может составить гордость Франции, это ли значит идти во главе образованного человечества?! Атеистическое направление народной школы — неужели это только так себе, слабая сторона закона, не затемняющая, однако же, светлой? Если таково воззрение г. Модестова, то позволительно отнестись скептически к заключительным словам фельетона о том, что первейшая задача нашего времени — «всеобщее образование». Почти этими же словами заканчивает и г. Нотович свою вторую статью против «Руси»: «Кто же в наше время, — говорит он, — станет оспаривать аксиому, что главным и ничем незаменимым средством для поднятия экономического благосостояния масс и, следовательно, для уничтожения источника всех социальных зол — пауперизма — служит, именно, народное образование, цивилизация»!
Мы и сочувствовали, и содействовали на своем веку, по мере сил, народному образованию, заведовали не одною школою в жизни, — но тем не менее слова гг. Нотовича и Модестова звучат для нас диссонансом. Ведь отечество пауперизма именно — Англия, которая тоже числится «во главе цивилизации» и не может быть обвинена, подобно России, в малом количестве школ и слабом распространении образования? А между тем в России, которой так достается от русских газет за пренебрежение будто бы к народному образованию, в ней-то пролетариата почти и нет, и пауперизма весьма мало: у нас пролетариат и пауперизм преобладают преимущественно — в интеллигентном или цивилизованном классе! Считать народное образование «главным источником для уничтожения всех социальных зол» просто забавно! Недостаток ли образования причиною, что почти вся поземельная собственность в Англии в руках лордов и джентри? Он ли причиною того социального зла, которым удручена Ирландия? Потом, что такое собственно народное образование (особенно независимое от «религии», «подчинения» которой так перепугался г. Нотович)? Сами эти же господа, конечно, с презрением отзываются о полуобразованности. Но разве вы можете дать народу полное, высшее, академическое образование? Конечно, нет. Вы даете ему не только полуобразование, но четверть, или только самое начальное образование, другого и не можете дать. Другого не дает народная школа нигде в мире. Стало быть, особенно могущественного значения такой цивилизации придавать еще нечего! Мужик не сделается ни зажиточнее, ни добрее от того только, что будет знать, где город Париж, и вместе с тем получит возможность выйти в писаря или читать Зола в русском переводе.
Грамотность (в смысле начального образования) в наше время крестьянину необходима, — просто как шестое чувство, по меткому выражению, кажется, редактора «Современных Известий», — хотя бы она и могла стать орудием обоюдоострым. Но она может послужить и во благо, если станет притом орудием не только «образования», но и просвещения, разумеется, в смысле религиозном. В том-то и дело, что говоря о «народном образовании» с таким пафосом, вы не можете, однако же, дать народу ничего, кроме полуобразования или только первоначальных основ образования, — а нравственным светом религии и самый необразованный может быть просвещен вполне.
И опять мы придем к тому, что цивилизация без христианского религиозного просвещения, тем более отрицающая таковое, — не способна сама по себе создать для человечества высший, лучший, нравственный строй бытия, а логически венчается анархизмом и динамитом. К счастию, повторяем, для человечества, вытравить из мира христианское откровение уже невозможно, и оно продолжает творить и действовать в мире, часто неузнаваемое и непризнаваемое, и часто даже чрез тех же теоретических отрицателей, неведомо, для них самих!..
Нравственный христианский идеал сам по себе не подлежит «развитию», и достижение его доступно каждому человеку лично, в меру сил человеческой греховной природы. Но иное дело — общежитие человеческое. Здесь есть полное место развитию, то есть процессу постепенного видоизменения самого общественного строя согласно с требованиями христианской истины, — постепенного перерождения форм и условий нашей общественной жизни под воздействием начал, данных миру Божественным Откровением. Это тот «квас», о котором говорит Евангелие, те дрожжи, на которых заквашена, чрез откровение, вся историческая судьба человечества. Здесь открывается и призвание для всякой высшей, самой в себе свободной деятельности человеческого духа — мысли, науки, искусства и так называемой цивилизации. Это призвание — служить постепенному, по возможности, воплощению христианского идеала в самом общежитии людском, — во всех смыслах и отношениях. А возможно ли нравственное развитие или совершенствование человеческого общества — при отрицании единой совершенной, безусловной, выше человека пребывающей, от него независимой, судящей миру, вечной и незыблемой правды?
Впервые опубликовано: «Русь» 1883. N 8, 13 апреля. С. 1-11.
