и духовно, лишить его нравственной и духовной связи с народностью, одним словом, отнять у него то, в чем только и заключается органическая единственная жизненная самостоятельная сила? Не они ли сами усердно изменяли своей народности, не они ли отрекались от народных начал? Мечтая о политической свободе в западной форме, не они ли искали возможности подавить бытовую свободу народа? Ораторствуя о правах личности, не они ли постоянно посягали на личность народную? Кто посильно стоял за народность, за права жизни, за самостоятельность народного развития, следовательно, за права и свободу народной личности, за органический принцип против бюрократического механизма? Кто, как не так называемые славянофилы! Кто стоял на противоположной стороне? Кто, как не они – поклонники Петровского переворота и великолепных памятников законодательства Екатерины, либералы то ж, по иноземному образцу! Кто, наконец, принял самое деятельное участие в освобождении 20 миллионов крестьян, когда оно было предпринято правительством, горячо отстаивал и отстаивает, в литературе, наделение крестьян землею? Кто же, как не те же славянофилы? Мы не хотим этим сказать, что противники наши не сочувствовали прекращению крепостного права и не принимали в этом деле, с своей стороны, искреннего и деятельного участия, но что наделение крестьян землею не пользуется их полным сочувствием – это не подлежит сомнению. Оно-то и составляет главный повод к их жалобам на бюрократию (вот когда спохватились!). Что же предлагают они, какое именно средство для того, чтобы поразить бюрократию в самое сердце?.. Обезземелить крестьян и разрушить сельскую поземельную общину, то есть подорвать окончательно всякую живую упорную силу в народе, последнее убежище его органической крепости, – все, что в нем есть способного сопротивляться их – из чужой жизни заимствованным нововведениям, все, в чем еще хранится народная самость, и обратить народ в tabula rasa, в такой послушный материал, о котором едва ли мечтал и сам Петр Великий и который есть именно искомый идеал бюрократии. Что если б таким либералам да еще власть в руки?! Страшно и подумать о том, куда бы они привели Россию с своим либерализмом, выросшим на сочувствии к петровскому насильственному перевороту, – с либерализмом, первое слово которого: избавиться от пут органической народной жизни, еще сковывающей произвол их преобразовательных покушений, – обезземелить крестьян, разрушить поземельную общину и именно создать бессильную, бездомную, «приниженную массу», раболепствующую пред землевладельческою аристократией! Спрашиваем всякого сколько-нибудь добросовестного читателя: кто желает создать в России приниженную массу: мы ли, отстаивающие народность, права народного самостоятельного развития, народную поземельную общину и принцип наделения крестьян землею, следовательно, ратующие за силу и свободу органической жизни, – или же эти господа, под маскою либерализма и нападок на бюрократию, проповедующие обезземеление крестьян, разрушение поземельной общины и насилование народной жизни чрез введение у нас (и не иначе как бюрократическим способом) аристократии на фасон чужеземный?
Но этого мало. Если что может проложить в России путь к осуществлению тех чудовищных «идеалов», которые автор статьи, помещенной в «Современной Летописи», навязывает «Дню», так это именно теория самого автора, а также и той газеты, которой он явился сотрудником. Для выражения этих «идеалов» автор прибегает к статье газеты «Le Nord», перепечатанной в «Северной Почте» и «Русском Инвалиде» и справедливо заклеймившей эти идеалы названием «демократического царизма, который призывал бы Государя деспотически властвовать над приниженною массой». Мы никогда не стояли за «демократию» и «демократизм» в западном смысле этого слова, но всегда за «народ» и «народность». Указывая именно на то, что народность, к сожалению, сохранилась у нас только в простонародье, мы именно же и проповедовали необходимость проникнуться элементом народности – всем классам общества без различия, и восстановить расколотую теперь цельность народного организма. В русском народе нет никаких основ ни демократизма, ни аристократизма в западном смысле, то есть в смысле начал, возводимых на степень политических принципов, облекаемых государственною, принудительною властью. Он не одержим политическим властолюбием, и во столько же противны ему господство простонародных масс, во сколько чуждо ему и преобладание боярское.
Он не терпит ни демократической, ни аристократической олигархии и, ставя идеалом своим единство и цельность народного духа, допускает затем всевозможное жизненное разнообразие социальных и личных форм, положений, состояний, племенных индивидуальностей и т. п., – одним словом, допускает многое такое, что неминуемо должно исчезнуть или стереться в одну сплошную безразличную массу при том идеале «единства и цельности», о котором мечтают «Московские Ведомости».
Итак, в русском народе нет тех демократических инстинктов, которые грозят такою страшною опасностью Западу и которые привели Францию к цезаризму, – но их нет – потому что нет и аристократизма и поколе его еще нет… Те же, которые мечтают о создании в России политической и землевладельческой аристократической силы (вместе с обезземелением крестьян и разрушением поземельной общины), сами того не смысля, мечтают о насильственном возбуждении в русском народе демократических инстинктов, о создании страшной демократической стихии, дикой, свирепой, мстительной, естественно враждебной как аристократии, так и всему тому, что служит ей орудием или атрибутом, между прочим и просвещению. А так как эта стихия, по численности простонародных масс, будет несравненно могущественнее аристократического меньшинства и так как, с другой стороны, государственная власть, по самой натуре своей, не может действовать в видах этого меньшинства, – то опасность, которая должна произойти от такого сочетания интересов кажется очевидна. Логический ясный вывод тот, что всякая попытка создать в России аристократию и аристократическое политическое преобладание, грозя свободе народной (особенно же при заранее обещаемом обезземелении крестьян!), способствует возбуждению в России демократических и демагогических инстинктов и созданию необузданной демократической силы; эта же сила именно, в конце концов, и приводит «к демократическому царизму и к деспотическому властвованию над массой», по необходимости принизившейся пред верховною властью – как спасительницею своею от ненавистной, обезземеливающей, аристократической олигархии!.. Такого результата не желаем, конечно, ни мы, ни сами наши близорукие противники, но такой результат – логически необходимый при учении наших противников – немыслим при восстановлении духовной цельности народного организма, при укреплении и развитии нашей народной самости и, главное – при уничтожении, наконец, того отчуждения от народности, которое еще продолжает жить в высших образованных классах, той вредной разрозненности народа и общества, которую так настойчиво заботятся устранить славянофилы и газета «День».
Что же касается до самых идеалов нашей газеты, то мы не находим уместным пускаться теперь для г. «Провинциального читателя» в их подробное разъяснение. Желающих ознакомиться с нашим взглядом несколько поближе, отсылаем как к передовой статье 6-го номера, так и к прочим нашим передовым статьям, в том числе и 8-го номера – о челобитных…
Еще два слова и мы кончим. Автор говорит, что «из мнений почти всякого направления, существующего в области русской интеллигенции, можно вывести заключение о том, в каком виде представляется последователям этого направления будущее устройство России. Только из направления газеты „День“ нельзя никому вывести такое заключение… не встречаем ни одного рецепта!», – восклицает он. Действительно, не встречает и не встретит. Мы слишком уважаем свободу жизни и не позволяем себе сочинять за нее то или другое устройство, которое могло бы иметь цену только при свободном органическом творчестве самой жизни. Мы не имеем притязания писать за нее рецепты, по которым бюрократическая власть могла бы давать ей ту или другую форму, в угоду нашей теории и направлению. Рецепты – принадлежность бюрократического деспотизма и либералов той школы, к которой принадлежит г. автор статьи вместе с гг. Заочными, Бланками, Ржевскими и прочими сотрудниками «Современной Летописи» и «Московских Ведомостей».