нарушающим общественный порядок или благочиние». По нашему мнению, это последнее право — очень опасное право: оно превращает мирового судью в полицеймейстера, придает его судебному действию характер административного распоряжения. Ему нельзя будет в праздничный день спокойно пройтись по улице своего уездного города (если город находится в его участке), потому что всякое нарушение общественного благочиния должно побуждать его к немедленной расправе, лежит на его совести, на его официальной ответственности. При совершенной неопределенности, что именно считать нарушением общественного благочиния и порядка, можно заранее предвидеть, что чем усерднее, чем добросовестнее станет судья относиться к своему долгу, тем тяжелее будет он для своего участка, тем двусмысленнее будет его собственное положение.
Может быть, законодатель и имел в виду облечь мирового судью таким административным характером, — но едва ли вполне основательно совмещать в одном лице, рядом с административною властью, такое право, как, например, право заключить обвиняемого в рабочий дом на два года (если он почему-либо не успеет подать жалобу мировому съезду в краткий положенный срок)…
Вообще, при предстоящем труде комиссии, занимающейся технической законодательной отделкою «Основных Положений», не мешало бы, кажется нам, обратить особенное внимание на отношение института мировых судей к институту городской и земской полиций.
2) Мировой судья при разборе дел по жалобам частных лиц (если только эти дела могут быть прекращены примирением, т.е. если нет в них уголовного преступления) старается примирить обе стороны, «а в случае неуспеха, постановляет приговор, основывая оный только на тех доказательствах, которые указаны сторонами».
3) Мировой судья разбирает все дела словесно, внося приговоры в особенную книгу. — Это сказано в отделе уголовного судопроизводства. В отделе гражданского прибавлено, что производство у мирового судьи освобождается от употребления гербовой бумаги и пошлин и происходит публично, на словах, с расспросом тяжущихся и свидетелей.
4) «Мировой судья определяет наказание виновным на основании существующих законов, но имеет право уменьшать наказание одною или двумя степенями, если преступление или проступок учинены в первый раз». — О судопроизводстве на мировых съездах ничего не сказано.
Вот все данные для решения спорного вопроса — что такое мировой суд: суд ли по совести или по закону? На это можно отвечать таким образом.
В сфере гражданского судопроизводства мировой судья действует независимо от закона только тогда, когда ему удается склонить тяжущихся к примирению, для чего он вправе взыскать такое среднее решение, которое может и не быть согласно с буквою закона, — но все это в таком только случае, если иена иска не выше 500 руб. Если выше, так он не может приступать к разбирательству в качестве судьи, — хотя бы обе стороны его и просили.
Казалось бы, что в таком случае, где решение постановляется с согласия тяжущихся, нет никакого основания ограничивать цену иска. Если обе стороны, доверяя судье, предоставляют ему разбор своей тяжбы, ценностью на целый миллион, и соглашаются принять его примирительное предложение, то не странно ли лишать их возможности кончить дело миром, потому именно, что цена иска превышает 500 руб., предел — его же не прейдеши мирового примирительного разбирательства?
В тех случаях, когда нет возможности примирить тяжущихся, мировой судья действует на основании закона. Этого прямо не сказано, но самое умолчание проекта о таком важном обстоятельстве не может быть иначе растолковано, да это и согласно со всем духом «Основных Положений».
В уголовных делах, подсудных мировому разбирательству, наказание определяется по закону: это выражено ясно; но, спрашивается: на чем обязан основывать судья самое суждение о виновности или невинности подсудимого или о вменяемости или невменяемости в вину подсудимому совершенного им преступного действия? На законе или на внутреннем убеждении? Например, сын умирающего с голоду стащил у хлебника из лавки фунт хлеба для спасения своего отца: по закону это воровство-кража, за которое следует виновного заключить в рабочий дом сроком до 6 месяцев: наказание для крестьянина разорительное. Если б дело рассматривалось в высшей инстанции, с участием присяжных заседателей, то, без сомнения, они бы признали его невинным или заслуживающим самого легкого взыскания. Но дело подлежит разбору мирового судьи: должен ли он в этом случае непременно признать подсудимого виновным и тогда подвергнуть его наказанию по закону, хотя бы и с некоторым смягчением, — или же имеет право объявить его вовсе не заслуживающим наказания? Этого права ему очевидно не предоставлено: мера смягчения определена только двумя степенями; следовательно, он при суде руководствуется законом.
Итак, вот в чем состоит институт мировых судебных учреждений. В том виде, в каком он является в «Основных Положениях», он не может быть назван удовлетворительным, — хотя, без всякого сомнения, составляет все же важное приобретение для жизни. Форма есть, и форма недурная; оставалось бы дать ей содержание или, вернее, предоставить самой жизни вложить в нее содержание; но, к сожалению, в этом отношении жизни предоставлено очень мало свободы. «Современная Летопись», называя мировой суд судом по закону, сравнивает мировых судей с посредниками, — но это едва ли справедливо. Посредник вовсе не руководствуется формальным законом и в свои действия вносит участие личного разума и личной совести; закон полагает только ему границы, внутри которых он движется свободно. Точно таким же характером облечен и съезд мировых посредников. Напротив того — мировой судья и съезд мировых судей олицетворяют собою закон внешний, формальный, только приспособленный для удобства к гражданским потребностям населения, т.е. только упрощенный и сокращенный порядок судопроизводства. Конечно, мы еще не знаем, чем представится мировой суд в подробном законодательном изложении, — но, во всяком случае, выскажем теперь же некоторые замечания и желания:
1) У нас уже существуют теперь волостные суды, которые, по общему отзыву, за немногими исключениями, «идут хорошо». Эти суды не стеснены никаким формальным законом, в тех пределах власти, которые им предоставлены. Более 20 миллионов народа подсудны этим судам; с ожидаемым уравнением так называемых казенных крестьян с временно-обязанными, еще 10 миллионов будут ведаться этою формою суда; волостные суды и теперь рассматривают большую часть тех же дел, какие по новому проекту предоставлено разбирать мировому суду (исключая более крупные иски и более важные проступки). Куда все это денется при учреждении мировых судов? Мы дорожим «волостными судами», как бы ни были они несовершенны, потому что видим в них залог развития живого народного права, юридического народного обычая. По нашему мнению, следует, при новой судебной реформе, не уничтожать волостные суды, а дать им еще большее значение, сделав подсудными им всех живущих в волости и предоставив волости права избирать в судьи всех имеющих в ней оседлость, без различия звания.
2) Во всяком случае, мы думаем, что одноличная власть мирового судьи в области уголовного права должна ограничиваться только теми пределами, какие «Основными Положениями» назначены для окончательных решений судьи, не подлежащих обжалованию. В тех же случаях, где по «Основным Положениям» предоставлено подсудимому жаловаться в мировой съезд, мы полагаем, — следовало бы постановить правилом: что дела подобного рода сами собой восходят на рассмотрение съезда (если только подсудимый не объявил себя тут же положительно удовлетворенным решением). Это ограничение необходимо именно потому, что власть судьи есть власть одноличная; что он не есть третья, избираемый именно для данного случая — добровольно обеими сторонами, что он судит один, а не со товарищи, по древнему выражению. В этих пределах он должен руководствоваться единственно разумом и совестью.
Съезд, полагаем мы, в тех пределах, какие назначены (и даже с некоторым расширением, принимая основанием различие мировых от окружных судов по самому качеству преступлений) — должен разбирать дела по разуму и по совести, руководствуясь законом только для определения вида наказания. Решение съезда должно быть постановляемо единственно на основании единогласия, так как это суд совести, а не формального закона, и так как единогласие в этом случае служит лучшею гарантиею для подсудимого, не имеющего на мировом суде адвоката. При единогласном обвинении всеми членами — можно иметь достаточную уверенность, что обвиняемый точно виновен; для удобства же суда, съезд может составляться из шести членов, съезжающихся по очереди. Впрочем, в подробности мы не входим, а о значении единогласия будем еще иметь случай говорить при рассмотрении нового учреждения присяжных; здесь же заметим странную особенность судебной реформы: за одно и то же преступление (например, за кражу) виновный купец или дворянин подлежит суду, огражденному участием присяжных, всеми средствами защиты для обвиняемого: крестьянин — суду формальному, закону внешнему, без пособия присяжных и защитников. Разорить крестьянина долговременным заключением в рабочем доме можно беспрепятственно, в силу печальной обязанности, налагаемой формальным законом; для заключения в смирительный дом с лишением некоторых весьма несущественных прав и преимуществ, закон признает себя недостаточным и прибегает к помощи разума и совести.
Вообще, участие нравственного начала в деле суда — понято составителями проекта, кажется, следующим образом: основным элементом суда признан вообще формальный закон и внешняя правда; но в некоторых важных случаях приспособлен к формальному суду элемент нравственный, в виде особого снаряда, по образцу французского (с малым изменением, но не английского) института присяжных. Мы же понимаем эти отношения совершенно наоборот: по нашему взгляду, основной элемент суда — элемент нравственный. Суд есть выражение общественной нравственности, это голос бытовой совести. Суд вообще должен твориться по разуму и по совести, и только, уже при невозможности применить совесть ко всем условным явлениям гражданской жизни или в среде чисто условных отношений, — общество прибегает к опоре внешнего закона. Ход общественного нравственного развития и отношения живого и формального закона, правды внешней и внутренней, таковы, что не формальный закон делает уступку нравственному, не внешняя правда внутренней, а наоборот: нравственная правда дает место, в некоторых случаях, по необходимости, внешней правде. Живой обычай выше мертвой буквы закона, совесть выше справедливости внешней. Таков принцип, который должен господствовать в судопроизводстве. По-видимому, «Основные Положения» стоят на этой же точке зрения, но, всматриваясь ближе, вы увидите, что все проектируемое ими судоустройство построено на обратном отношении закона к совести: участие последней допущено в виде уступки, и то только в некоторых важнейших случаях.
Итак, руководствуясь указанной нами точкой зрения на основную стихию суда, мы считали бы возможным: в проступках легких ограничиться разумом и совестью «единоличной» судейской власти; в некоторых случаях более важных прибегать к коллективному разуму нескольких судей (на мировом съезде), а в преступлениях наиболее важных, сопровождающихся самыми тяжкими последствиями для обвиняемого, изыскивать еще большие гарантии, даруя обвиняемому особенного защитника, прибегая к форме суда присяжных.
Заметим еще, что мировому судье и съезду должно быть предоставлено право входить в рассмотрение всех гражданских исков и тяжб, на какую бы
