Аксаков Иван Сергеевич Украинские ярмарки
Под общим наименованием украинских ярмарок разумеется цепь гуртовых или оптовых ярмарок на Украине, сменяющих одна другую в течение целого года, принадлежащих к одной системе, посещаемых за немногими изменениями одними и теми же торговцами. Вот их названия: Крещенская, Успенская и Покровская в Харькове; Ильинская в Полтаве, Маслянская и Вознесенская в Ромне Полтавской губернии; Коренная в Коренной Пустыни Курской губернии; Крестовоздвиженская в г. Кролевце Черниговской; Введенская в г. Сумах Харьковской; и Георгиевская в г. Елисаветграде Херсонской губернии. Сюда же должно отнести, по связи ее с ярмаркою Ильинскою, Троицкую шерстяную ярмарку в Харькове.
Обозрение торговли на всех этих одиннадцати ярмарках составляет задачу труда, представляемого ныне на суд публики. Сочинение наше разделено на две половины: первая содержит в себе описание каждого ярмарочного пункта и каждой ярмарки в отдельности; вторая — отдельные очерки торговли каждым значительным товаром, так сказать, монографии товаров, их торговой судьбы и странствования по всем ярмарочным мытарствам Украины.
Но мы считаем полезным предварительно познакомить читателя с общим видом украинской ярмарочной местности и всей той среды, где совершается описываемое нами торговое движение, с характером главных деятелей, с теми особенностями, которые, принадлежа не одной, а всем украинским ярмаркам, составляют их существенное отличие от ярмарок великорусских, одним словом, передать читателю запас некоторых общих сведений, необходимых для уразумения частных описаний.
_____________
Раздробленная на уделы, волнуемая внутренними междоусобиями, тревожимая с юга половцами, тяготея к северу, могущественнее во Владимире, чем в Киеве, русская земля тем не менее до XIII века еще хранила свое единство, русские князья еще блюли связь преданий, веры и единоплеменности. Внезапное нашествие татар, разлившись пожаром по всей Руси, всколебало все основы строившегося здания, нарушило цельность и единство русской земли, отодвинуло к северу Русь Северную, прахом и пеплом покрыло Южную и, разорвав надолго связь между ними, призвало их к разным историческим судьбам: разделило на два рукава некогда цельный поток. Великая Русь, высвободясь из-под татарского гнета, преодолев удельный обычай, собственною силою и верою в свое призвание переработав все разъединяющие элементы, сплотилась наконец в одно громадное тело и, под державою московских царей, занялась своим внутренним устройством. Гости, купцы и посадские и разные торговые сотни, не стесняемые прежними междоудельными отношениями князей, раздвинули пределы внутренней торговли; торговый быт созидался самостоятельно.
Не то было в Малороссии. Правда начатки гражданственности ее, схороненные под развалинами сожженных городов, оживились вновь с освобождением Малороссии от татарского ига помощью языческой Литвы и воздействовали на внутреннее гражданское устройство самого Литовского княжества; но это уже была не свободная самобытная деятельность народного духа, а скорее отношение подчиненное, пересиливавшее самую власть крепостью быта. Во времена татарского опустошения, при разрыве связей с северною Русью, население Руси Юго-Западной должно было естественно уклониться в путь племенной односторонности, развить в себе ту племенную особенность, которая была мало заметна до татарского нашествия, сглаживалась от постоянных сношений с другими северными славянскими племенами и, может быть, сгладилась бы совсем, если б Малороссия продолжала находиться в общем составе разнонародной русской земли. По характеру этой, в отделении от северной Руси развившейся, ее племенной особенности, Юго-Западная Русь более подходила к западному, чем к северо-восточному славянству, и, вместе с первым, поддавалась влиянию тех чуждых элементов, которые воспринимало тогда в себя все западное славянство. Наконец, высокомерные притязания католической Польши, с которою соединилась Литва, указали православному юго-западному краю на опасность, грозившую его нравственной самобытности и единственному ее оплоту — вере. Отныне Малороссия является призванною — не к самостоятельному политическому бытию, а к самостоятельной, временной, исторической деятельности. С одной стороны, сдерживая напор ногайцев и крымцев, ежечасно грозивших поглотить ее материальное существование; с другой — лишь временно и с трудом покоряясь исторической случайности политического союза с враждебным католичеством, она стала на страже своей веры и народности и отстояла мечом и веру, и народность. Почти два века сряду отбиваясь то от набегов татар, то от попечений ляхов, непрерывно воюя, совершая беспримерные подвиги мученичества и удальства, она не имела времени заняться своим внутренним устройством и распалась на два сословия: на воителей и на пахарей, на казачество и на поспольство. Городское население было слабо, да и самые города учреждались на ненародных, чуждых началах — мы подробнее о них поговорим ниже. — Много страданий и горя вынесла Малороссия, но зато сколько жизни, блеску и славы было в этом историческом призвании! Столько жизни, столько славы, что казачество поглотило в себя, исчерпало почти все нравственные силы, почти всю деятельность народного духа. Так шумно, блестяще и бранно прожито Малороссией) ее прошедшее, что даже и теперь, несмотря на внутреннее народное сознание в том, что прежнее призвание ее окончено и прошлое минуло невозвратно, Малороссия все еще будто отдыхает от совершенных ею боевых подвигов, еще будто не собралась жить новою жизнью, еще будто тревожится порою грезами казацкой вольности и славы. Еще и ныне простой пахарь воспевается в песнях лишь в поэтическом и любезном народу образе казака. — Когда Хмельницкий окончательно расторгнул союз с Польшей и принялся за устроение Малороссии, он должен был ясно увидеть, что вековые войны не выработали в ней никаких задатков для дальнейшего гражданского развития, для политического самостоятельного бытия. Опасность миновалась; с нею окончилось и призвание к самобытной исторической деятельности, и славное казачество теряло всякий живой практический смысл, всякое законное право на историческое существование. — Малороссия присоединилась к России; разрозненные ручьи слились в один общий поток. Но, полная гордых воспоминаний о своей самобытной деятельности, она ревниво и упорно стерегла себя от тесного нравственного и гражданского сближения: под охранительною сенью разных «кондиций», лишенных народного исторического значения, основанных на призраке гражданского устройства, ей же вполне чуждого и введенного ей же враждебною польскою администрацией, она еще мечтала о самостоятельном гражданском развитии. Так, например, она требовала от России сохранения магдебургского права, данного привилегиями польских королей разным малороссийским городам, правда, совершенно чуждого малороссийскому быту, не создавшего никакой прочной гражданственности и не привившегося к жизни народной.
Как всегда бывает с отжившим историческим явлением, казачество подверглось внутреннему разложению, обратилось во вред родной стороне, обагрило ее кровью, задержало ее материальное преуспеяние. Впрочем его высокомерные притязания на дальнейшее существование были в самом начале казнены историческим правосудием чрез утрату всякой самостоятельности на правом берегу Днепра, отданном по Андрусовскому договору под владычество Польши, чрез распадение Малороссии, чрез нарушение ее цельности и единства. Польша не только уничтожила звание, но и самое имя казацкое, разделила малороссийских людей и земли польским магнатам, — и правый берег Днепра позавидовал левому.
Россия поступила иначе: она распространила военное устройство казачества на всю подвластную ей Малороссию, сохранила ее разделение (до 1782 г.) на 10 полков, а полков на сотни и подчинила ее военному управлению казацкому. Все гражданские дела ведались полковниками, сотниками и разными казацкими властями, которые, став таким образом господствующим, служилым сословием, обратились постепенно в шляхетство, в панов, наконец, в российских чиновников и дворян, а потом в российских помещиков. Что же касается до городов, то собственно городовое устройство оставалось неизмененным до конца XVIII века.
Мы сказали выше, что в период своей воинственной деятельности Малороссия распалась на два сословия: на поспольство и на казачество. Городового малороссийского сословия в ней почти и не существовало. Польские короли, заботясь об учреждении сословия, легко обуздываемого материальными интересами, и об устройстве городов с целью стратегическою и административною, образовали действительно городские общины, пользовавшиеся многими преимуществами по магдебургскому праву и составившиеся из разного сброда. Но все эти усилия не создали, однако же, городского сословия в народе; несмотря на «привилии», народонаселение столпилось не в города, а в местечки, которые и теперь населеннее большей части городов и почти всегда оживленнее. Кто-то сказал довольно справедливо, что в Малороссии города похожи на села и местечки, а местечки и села на города. К сожалению, малороссийские историки были слишком славолюбивы и мало обращали внимания на эту сторону малороссийской жизни; для них военные подвиги казачества заслоняли историю внутренних судеб малороссийского народа. Поэтому мы и не имеем положительных данных для истории городского населения в Малороссии. Но, кажется, можно утвердительно сказать, что городов, городовой самобытной деятельности в Малороссии не было, даже нет и в настоящее время; что города в Малороссии устрояются и возникают только теперь, населяемые великорусскими купцами; что пышное магдебургское право не имело никакого корня в быту народном, что это чуждое насаждение засохло и завяло само собою, даже прежде манифеста 1785 года, распространившего на Малороссию общее городовое положение, введенное Екатериною II в Россию*. Оно исчезло без борьбы, почти не оставив воспоминаний. Следы прежнего устройства сохраняются еще только в том, что во всех торжественных процессиях и при похоронах ремесленников выносят старинные цеховые знамена, жалованные королями; также и в том, что звание мещанина, несмотря на смысл, присвоенный этому слову русскими законами, в народном употреблении в Малороссии означает городского жителя вообще (der Burger) и пользуется большим уважением, чем в Великороссии, так что нередко мещанин выбирается в городские головы, хотя в городе в то же время живут и купцы, а на надгробных досках и в синодиках вы можете иногда встретить надпись: «Знатный мещанин» такой-то.
______________________
* Кроме, однако же, Киева, в котором общее положение окончательно введено только в 1835 году.
______________________
Почему же, с прекращением междоусобных браней после Андрусовского договора, промышленность и торговля не возникли в Малороссии с новою силой на новых, чисто народных началах? Многие объясняют эту безжизненность городов, это отсутствие деятельного посредствующего сословия между производителем и потребителем — малороссийскою ленью, происходящею от условий местности, почвы и климата. Конечно, плодородная земля, ласковая природа легко удовлетворяют незатейливые потребности сельского народонаселения, не вызывают на борьбу и деятельность, не порождают сами по себе — промышленного и торгового духа. Нет сомнения, что все эти условия местности отражаются и в характере народном, особенно в яркой поэтической стороне его духа, в тонком чувстве красоты, в нежном характере его песен и мелодий. Но почва также плодоносна в Тамбовской и Саратовской губернии, климат и природа богаче и роскошнее в Греции и Южной Франции; однако же ни греки, ни жители Прованса не подвергаются упреку в лени. Ленив или нет малороссиянин от природы, решить трудно; но нет сомнения, что теперь он ленится, что он, как будто отдыхая после напряженной исторической деятельности, еще не пускает в ход всей своей внутренней силы. Упорно держась своего быта, создавшегося под воздействием исключительных исторических обстоятельств, он с удивлением и недоумением смотрит на
