все, совершающееся с ним, и сам себе не решил вопроса о своем гражданском призвании. Если б, после Петра I, сама Великая Русь шла путем самобытного развития, Малороссия вероятно бы легко присоединилась к Общерусскому делу; но трудно было ей принять искреннее участие в направлении лживом. Болезнь, которая, по крайней мере, в Великой России являлась своею болезнью, законною, понятною для народного исторического смысла, была для Малороссии, так сказать, похмельем в чужом пиру. Вторжение российско-немецкого правительственного элемента и великорусской народной порчи, укрепление крестьян, учреждение дворянства, в смысле Екатерининской грамоты, — все эти явления вполне объясняют нам и недоумение малороссиянина, и невольное беспокойство его воспоминаний, и тогдашнюю неприязнь к москалю, ныне уже не существующую. Впрочем никакие усилия Мазепы и ему подобных мечтателей не восторжествовали, да никогда бы и не могли восторжествовать над разумом народным, который, признавши однажды необходимость воссоединения всей православной Руси, решился терпеть и ждать, пока минуют невзгоды.

Таким образом Малороссия, при недостатке, с одной стороны, выработанных задатков для жизни гражданской, а с другой — при необходимости, после военных тревог, устроится сызнова; с одной стороны, смущаемая в высших своих представителях славными историческими воспоминаниями, с другой — подвергаясь напору уже готового, но чуждого ей государственного устройства, задержалась в своем развитии почти на той степени, на которой стояла в половине XVII века.

После Андрусовского договора народонаселение в Малороссии сгустилось еще более от частых притоков выходцев из-за правого берега Днепра. Казачество расселилось по хуторам, селам, местечкам и городским предместьям и предалось мирным сельским занятиям. Но значение городов от того не усилилось, казак не стал купцом, и торговля его ограничивалась продажею сельских произведений — добычи собственных трудов, собственной жатвы, ручного домашнего ремесла. Понятно, что при таком положении дел, при таком слабом значении городовых центров и купеческого промысла, сельские ярмарки должны были получить для народонаселения особенную важность. Действительно, нигде их нет в таком множестве, как в Малороссии. По официальным данным*, первые два места по числу ярмарок во всей России принадлежат Харьковской и Полтавской губерниям, из которых в одной 425, в другой 372 городских и сельских ярмарок, тогда как во Владимирской губернии их только девять. Но не только числом разнится Малороссия от Великороссии: самый характер ярмарок совершенно отличен. Малороссийская сельская ярмарка стоит на месте целую неделю или две, а иногда и больше, и возобновляется в одном и том же пункте до 6 раз в год, переходя в промежуточное время в другие места, так что ярмарки образуют тысячи маленьких ярмарочных округов.

______________________

* См. N 6 «Полтавских губернских Ведомостей» 1854 года.

______________________

Тот же характер перенесен и на оптовые ярмарки. Так, например, в Харькове 4 ярмарки, из которых каждая продолжается около месяца, в Ромне их было три и т. д. Ярмарка, которая берет 4 или 3 месяца в году с одними и теми же купцами и товарами, в одном и том же пункте, не может назваться ярмаркою в общепринятом смысле: и сельские, и городские ярмарки на Украине носят характер подвижного, ходячего рынка, вращающегося целый год по своему округу. Разумеется, подобное явление, которым поспешили воспользоваться и великорусские торговцы, и евреи, в сильной степени способствовало к развитию в малороссиянах привычек лени и медленности, в свою очередь поддерживающих это явление и доныне. В самом деле, что может быть удобнее этого порядка: сидеть дома, зная, что не замедлит появиться ярмарка с купцами, которые и привезут товары и купят товары? Здесь кстати будет привести слова автора «Топографического описания Харьковского наместничества», изданного в 1789 году. Выпишем сначала любопытные строки о малороссийском характере, обличающие, впрочем, в авторе — природном, как видно из книги, великороссиянине — некоторое пристрастие к Украине: «Белые, чистые и светлые избы или хаты, возращенные сады, разведенные овощные огороды свидетельствуют об образе жизни, отличающем их от других инообразного поведения людей. В сем-то заключается симпатия, или сокровенная склонность, с приятностью ощущаемая и признаваемая приезжающими и квартирующими в их селениях. Дух европейской людскости, отчуждение азиатской дикости питает внутренние чувства каким-то услаждением; дух любочестия, превратясь в наследное качество жителей, предупреждает рабские низриновения и поползновения, послушен гласу властей, самопреклонно, без рабства. Дух общего соревнования припирает стези деспотизма и монополии». Вот что говорит он о торговле: «Торговый промысел во всей Украине примечателен, но торговля их, хотя и второй руки, есть домовная, располагающая больше к пристойному пропитанию, а не к обогащению…». Далее: «Слободских селений торговля может почесться пространною относительно к целому наместничеству, но единовременная купля и продажа, в урочные года дни заведенные, останавливают в городах течение всегдашней торговли. В прежнее время города, местечки и слободы, одни пред другими, наперерыв рисковали обратить к себе урочные случайные торжища: от сего произошло основание частых ярмарок, иногда по 6 и больше в одном месте, в подрыв законной торговле жителей городов».

Между тем малороссияне нуждались в лесе, стекле, железных орудиях и в других предметах, которых Малороссия не производила и которые, при отсутствии фабрик и заводов, она могла получать только из Великороссии или из Польши. С другой стороны, она сама богата была сырыми произведениями, в которых нуждались ее соседи. Но не приготовленный к торговой суетливой деятельности, чуждый гражданского устройства севера, малороссиянин, не только прежде, но даже и теперь, редко ездит сам с товарами и за товарами в Великую Русь, почти никогда не ходит на заработки в северные губернии, и если необходимость заставляет его иногда двинуться с места, так он идет преимущественно на юг, — на Дон, в Бессарабию. Поэтому великорусские промышленники не стали дожидаться требования со стороны малороссиянина, а сами явились к нему, так сказать, на дом, соблазняя его товаром, избавляя его от хлопот перевозки, навязывая ему товар в бессрочный кредит. Сначала таможенные заставы, отделявшие Малороссию от Великороссии, еще останавливали это движение; но, с уничтожением застав и с прекращением пошлинного сбора, тысячи ходебщиков Орловской, Владимирской и Великорусских старообрядческих слобод Черниговской губернии спустились тучей на Украину и оживили ее сельские ярмарки. Этот мирный, промышленный набег, это постоянное вторжение деятельной, живой великорусской стихии не только продолжается и поныне, но еще усиливается, с тою разницею, что бродячее торговое великорусское племя наконец оседает. По свидетельству купцов, городские центры лет уже с 40 тому назад стали возрастать, число капиталов в городах увеличивается. Но кто же усиливает эти городские центры в Малороссии? Великорусские торговцы. Если проследить происхождение всех сколько-нибудь значительных торговцев украинских городов, то окажется, что все они родом из Калуги, Ельца, Тулы и из других чисто великорусских мест. Ходебщики Ковровского и Вязниковского уездов Владимирской губернии, известные под названием Офеней, исходив сторону вдоль и поперек и ознакомясь с нею довольно, приписывались к городам Новороссийского края — и большинство новороссийского купечества составлено из них. Не говорим про Сумы и Харьков, города, созданные русскими торговцами, но и в Полтаве, в Лохвице, в Лубнах — везде ворочают торговлею «фундаментальною», по купеческому выражению, великороссияне; мелкою, розничного — евреи. Мы утверждаем это, основываясь на рассмотренных нами именных списках купечества во многих городах Малороссии и на личных наших расспросах, но мы имеем, в пользу своего мнения, свидетельство и за прежнее время. Шафонский, известный автор «Топографического описания Черниговского наместничества», составленного в 1785 и 86 годах и изданного в Киеве в 1851 году, говорит на странице 21-й, что «в Малой России, кроме нежинских греков, почти нет настоящих не только оптом торгующих купцов, но ниже порядочных щепетильников. Весь торг красных и мелких товаров состоит в руках великороссийских купцов, которые их по частым ярмаркам развозят. Хотя же по городам, продолжает Шафонский, особливо в Киеве, и есть из природных тамошних купцы, мелким разным товаром торгующие, но в сравнении великороссийских они весьма малое и недостаточное количество составляют». Далее, на 22 странице: «Во всей Малой России нет ни одного купца из природных малороссиян, который бы собственного денежного капитала тысяч 30 имел».

Таким образом, малороссиянин сам почти не двигается с места, а удовлетворение его нужд и все торговые хлопоты приняли на себя евреи и великороссияне. И жид, и москаль тормошат его беспрестанно, но туго поддается влиянию последнего упорный быт малороссиянина. Чем кончится эта внутренняя борьба, оживится ли дух народа, проявится ли он в промышленности или на ином поприще деятельности, уступив поле торговли более способному племени, мы не берем на себя разрешения этого вопроса, но указываем только на факт и предлагаем образованным малороссиянам поверить наши указания статистическими исследованиями. Мы полагаем, что эти исследования приведут их, между прочим, к такому выводу, что малороссийские свободные, сельское и городовое, сословия переходят в значительном размере в сословие чиновническое, что только весьма малая часть записывается в гильдии и что из записанных в гильдии весьма многие не производят никакой торговли. — Впрочем купцов местного происхождения еще довольно, а потому считаем не лишним проследить главные характеристические черты, отличающие малороссийское купечество от великорусского:

1) В Малороссии нет такого резкого разделения сословий по занятиям, как в Великой России, нет такого разъединения, какое существует в последней, между сословием образованным и простым народом. У нас быт купеческий, соприкасаясь с высшими классами общества и в то же время близкий народу, отлился в ту особую, странную форму, которая породила типы комедий г. Островского. Эти типы совершенно непонятны в Малороссии; ничего подобного не найдете вы в малороссийском купечестве. Небогатый пан, казак-хуторянин, гильдейский купец, мещанин — все живут на один лад, одним образом жизни, говорят одним языком, подходят под один общий уровень образования; вы их никак не отличите друг от друга. Женщины еще менее носят на себе отпечаток своего звания; природная фация, вкус к изящному, художественный склад мысли, донельзя доведенная утонченность в области чувства (чему лучшим доказательством служат простонародные песни) равно присущи всем малороссиянкам и заслоняют недостаток образования; тогда как в России купчиха есть явление типическое и резко выделяется из ряда женщин прочих сословий. — В России существенную примету купечества составляют уже одни бороды; в Малороссии все сословия бреются. — В России дворянское происхождение напоминает то резкое разграничение, которое существовало в допетровской Руси между сословием служилым и земским, разумея под последним и торговое; в Малороссии само служилое сословие распалось на служащее (дворянское, чиновничье) и на сельское (казацкое), частью и торговое.

2) Великорусский купец соединяет в себе странным образом любовь к подвижности с любовью к оседлости, жадность к деньгам с расположением к мотовству. Он не запирает своих доходов в дедовский сундук, но — или