синдикализма слагались самсостоятельно, вн? какого бы то ни было вліянія французскаго философа. Это означаетъ, что философское движеніе противъ «разума», какъ единственнаго источника познанія, — не одиноко, что рядомъ съ нимъ, но независимо отъ него, движется въ томъ же направленіи, быть-можетъ, самое могучее по идейному смыслу, теченіе современности.
Мы знаемъ уже, что вс? разсужденія Бергсона вытекаютъ изъ его общаго представленія о жизни, какъ безконечномъ, слитномъ, нед?лимомъ и неразрывномъ поток?. Всякое расчлененіе его разсудкомъ, т.-е. всякая научная работа, даетъ намъ лишь условное, ограниченное представленіе о жизни и ея явленіяхъ. Лишь интуитивное знаніе позволяетъ намъ проникнуть внутрь предмета, постичь жизнь и ея явленія въ ихъ внутренней глубочайшей сущности.
И синдикализмъ, это практическое рабочее движеніе, одухотворяется т?ми же мыслями. Бергсоновское ученіе о жизни чрезвычайно близко воззр?ніямъ синдикалистовъ на самый синдикализмъ. Они рисуютъ себ? синдикализмъ, не какъ застывшую форму, сказавшую вс? свои слова, выработавшую разъ навсегда свою программу и тактику, а какъ непрестанное классовое творчество, своеобразный трудовой потокъ, не замыкающійся ни въ рамки какихъ-либо абсолютныхъ теорій, ни разъ навсегда установленныхъ методовъ.
Какъ у Бергсона наряду съ поверхностнымъ, вн?шнимъ рассудочнымъ «я», выработавшимъ языкъ и научные методы для удовлетворенія своихъ, практическихъ нуждъ, живетъ глубокое, внутреннее, жизненное «я», раскрывающее свое самосознаніе черезъ интуицію, такъ въ соціальной философіи синдикализма живетъ тоже противоположеніе прим?нительно къ соціальной сред?.
Въ экономик? это — противоположеніе между обм?номъ, преходящей формой, обслуживающей вн?шнія потребности хозяйственнаго общества, и производственнымъ процессомъ — глубокимъ внутреннимъ механизмомъ, неотд?лимымъ отъ самаго существованія общества[14].
Въ политическомъ план? синдикализмъ выдвигаетъ противоположеніе между легальнымъ реформизмомъ — получимъ, испов?дующимъ культъ малыхъ д?лъ, и революціоннымъ реформизмомъ — въ своихъ завоеваніяхъ утверждающимъ свою подлинную сущность, свое «право».
Синдикализмъ открылъ новую эру въ развитіи пролетарскаго самосознанія.
Первоначально стихійный, непосредственно выросшій изъ жизни, синдикализмъ въ наши дни становится сознательнымъ классовымъ протестомъ противъ раціонализма — противъ сл?пой в?ры въ непогр?шимость теоретическаго разума, все устрояющаго силой своихъ отвлеченныхъ спекуляцій.
Синдикализмъ утверждаетъ автономію личности, утверждаетъ волю творческаго и потому революціоннаго класса.
Въ синдикалист? живутъ рядомъ: «страстный индивидуализмъ», ревниво оберегающій свою свободу, и напряженное чувство «пролетарскаго права». Синдикалистъ уже не исполнитель только чужихъ мн?ній, но непримиримо и героически настроенный борецъ, своимъ освобожденіемъ несущій свободу и другимъ.
И споръ между р?д?ющими защитниками раціонализма и его врагами — думается мн? — уже не есть только столкновеніе двухъ противоборствующихъ духовныхъ теченій, не есть контраверзы философскихъ школъ, турниръ политическихъ мн?ній, но борьба двухъ разныхъ типовъ челов?ческаго духа.
Но въ «традиціонномъ анархизм?» — вопреки основнымъ настроеніямъ его — упорно говорятъ еще старыя раціоналистическія ноты.
Правда, и обще-философская (см?шеніе матеріализма съ позитивизмомъ) и историко-философская физіономіи Бакунина страдаютъ крайней невыясненностью. Въ той творческой лихорадк?, какой была вся жизнь Бакунина, ему было некогда продумать до конца философскія основанія своихъ утвержденій, любой аргументъ въ защиту его «д?ла» казался ему пригоднымъ.
И потому у Бакунина мы найдемъ столько-же раціоналистическихъ положеній, сколько и разрушительныхъ возраженій противъ нихъ. Бакунинъ оказывается одновременно близкимъ и Конту и Бергсону.
Бакунинъ посвящаетъ краснор?чивую страницу автоматизму «закочен?вшихъ» идей, страницу, какъ будто, предвосхищающую тонкую аргументацію Бергсона: «Каждое новое покол?ніе находитъ въ своей колыбели ц?лый міръ идей, представленій и чувствъ, который оно получаетъ, какъ насл?діе отъ прошлыхъ в?ковъ. Этотъ міръ не представляется передъ новорожденнымъ въ своей идеальной форм?, какъ система представленій и понятій, какъ законъ, какъ ученіе; ребенку, неспособному ни воспринять, ни постичь его въ такой форм? этотъ міръ говоритъ на язык? фактовъ, воплощенныхъ и осуществленныхъ, какъ въ людяхъ, такъ и во всемъ, что его окружаетъ, во всемъ, что онъ видитъ и слышитъ съ перваго дня своей жизни. Эти челов?ческія понятія и представленія были вначал? только продуктомъ д?йствительныхъ фактовъ изъ жизни природы и общества, въ томъ смысл?, что они были рефлексами или отраженіями въ мозгу челов?ка и воспроизведеніемъ, такъ сказать, идеальнымъ и бол?е или мен?е в?рнымъ такихъ фактовъ съ помощью этого безусловно вещественнаго органа челов?ческой мысли. Поздн?е, посл? того, какъ эти понятія и представленія вн?дрились указаннымъ образомъ въ сознаніе людей какого-нибудь общества, они достигали возможности сд?латься, въ свою очередь, продуктивными причинами новыхъ фактовъ, собственно не столько въ природ?, сколько въ обществ?. Въ конц? концовъ они видоизм?няютъ и преобразуютъ, правда очень медленно, существованіе, привычки и учрежденія людей, словомъ, вс? челов?ческія отношенія въ обществ? и, своимъ проявленіемъ во вс?хъ мелочахъ повседневной жизни каждаго челов?ка, они явно д?лаются чувствительными вс?мъ, даже д?тямъ».
И дал?е Бакунинъ даетъ убійственную характеристику «разума». Неоднократно подчеркиваетъ онъ его безсиліе, его неспособность творить или даже удовлетворительно выразить въ логическихъ терминахъ всю полноту бытія. Разумъ расчленяетъ и убиваетъ жизнь. Абстрактное мышленіе оперируетъ общими идеями, но он? являются бл?днымъ отраженіемъ реальной жизни.
Бакунинъ, какъ будто, презрительно относится къ «наук?». Наука живетъ отраженной, несамостоятельной жизнью; она конструируетъ представленія, понятія жизни, но не самую жизнь. Общество, которое бы управлялось на основаніи законовъ, открытыхъ «наукой», Бакунинъ объявляетъ «ничтожествомъ». Онъ выноситъ безпощадный приговоръ «ученому» правительству.
Но наряду съ подобнымъ «антиинтеллектуализмомъ», Бакунинъ высказываетъ и прямо противоположныя идеи, категоричностью своей далеко отходящія отъ ученій прагматистовъ объ «инструментальномъ» значеніи разума.
«Разумъ» объявляется единственнымъ органомъ, которымъ мы обладаемъ для познанія истины. Въ «Антитеологизм?» Бакунинъ утверждаетъ, что мысль опред?ляетъ м?сто челов?ка въ животномъ мір?. «Челов?ческій міръ — пишетъ онъ — являясь нич?мъ инымъ, какъ непосредственнымъ продолженіемъ органическаго міра, существенно отличается отъ него новымъ элементомъ: мыслью, произведенной чисто физіологической д?ятельностью мозга и производящей въ то-же время среди этого матеріальнаго міра и въ органическихъ и неорганическихъ условіяхъ, которыхъ она является, такъ сказать, посл?днимъ резюме, все то, что мы называемъ интеллектуальнымъ и моральнымъ, политическимъ и соціальнымъ развитіемъ челов?ка — исторію челов?чества».
Недов?ріе къ «наук?» см?няется неожиданно ея апофеозой. «Мы полны уваженія къ наук?; мы смотримъ на нее, какъ на одно изъ самыхъ драгоц?нныхъ сокровищъ, какъ на одну изъ лучшихъ славъ челов?чества. Наукой челов?къ отличается отъ животнаго…» Наук? мы обязаны обладаніемъ «несовершенной, но зато достов?рной истины» (Антитеологизмъ). Отсутствіе знаній, нев?жество оказывается самостоятельнымъ факторомъ общественнаго процесса. «Каковы причины приводящей въ отчаяніе и столь близкой къ неподвижности медленности, которая составляетъ, по моему, самое большое несчастіе челов?чества? Причинъ этому множество. Между ними одной изъ самыхъ значительныхъ является, несомн?нно, нев?жество массъ». («Богъ и Государство»). И въ конечномъ счет?, Бакунинъ переходитъ къ славословію «универсальной науки» — позитивной философіи Конта.
Такъ, несмотря на вс? стремленія Бакунина изгнать изъ своего историко-философскаго credo все раціоналистическое, оно т?мъ не мен?е властно вторгается въ него и именно наличностью раціоналистическихъ элементовъ обусловливается характеръ той анархистской «политики», которая была воспринята и большинствомъ его посл?дователей.
Бол?е законченнымъ, хотя и мен?е оригинальнымъ является ученіе Кропоткина.
Въ обширномъ, представляющемъ выдающійся интересъ — по важности трактуемыхъ авторомъ проблемъ — «Lа Science Moderne et l’Anarchie» («Современное знаніе и анархія»)[15] Кропоткинъ стремится показать, что анархизмъ не есть только соціально-политическая программа, но ц?лостное міросозерцаніе.
«Анархизмъ — пишетъ онъ — есть міропониманіе, базирующее на механическомъ (или, лучше сказать, кинетическомъ) истолкованіи явленій; міропониманіе, объемлющее всю природу, включая и жизнь обществъ. Методъ анархизма — методъ естественныхъ наукъ. Его тенденція — построеніе синтетической философіи, обнимающей вс? факты природы. Какъ законченное матеріалистическое міровоззр?ніе, анархизмъ полагаетъ, что всякое явленіе природы можетъ быть сведено къ физическимъ или химическимъ процессамъ и потому получаетъ естественно-научное объясненіе. Анархизмъ есть безповоротный отказъ отъ всякаго религіознаго или метафизическаго міровоззрінія».
Критикуя современныхъ экономистовъ, Кропоткинъ устанавливаетъ понятіе соціологическаго закона. Онъ указываетъ, что всякій законъ им?етъ условный характеръ, им?етъ свое «если». Соціологи и экономисты обычно совершенно забываютъ объ этомъ условномъ характер? ихъ законовъ и изображаютъ «факты, явившіеся сл?дствіемъ изв?стныхъ условій, какъ неизб?жные, неизм?нные законы». Въ эту ошибку впадаетъ — по мн?нію Кропоткина — и соціалистическая (марксистская) экономія. Между т?мъ, политическая экономія (какъ и всякая вообще частная соціологическая дисциплина) должна конструироваться, какъ «естественное знаніе», она должна стать «физіологіей обществъ», должна изучать «экономическія отношенія такъ, какъ изучаются факты естественной науки». И Кропоткинъ заканчиваетъ разсужденіе зам?чаніемъ, что «научный изсл?дователь, незнакомый съ естественно-научнымъ знаніемъ, неспособенъ понять истинный смыслъ, заключенный въ понятіи закона природы».
Самъ Кропоткинъ — біологъ и въ его концепціи соціальная жизнь не есть какой-либо самостоятельный типъ существованія, не им?ющій себ? подобныхъ, но лишь особая форма органическаго міра.
Дарвинизмъ, по уб?жденію Кропоткина, совершилъ революцію и въ области соціальнаго знанія. Но мы уже выше указывали, что Кропоткинъ далекъ отъ того ортодоксальнаго пониманія дарвинизма, которое весь жизненный процессъ сводитъ къ неограниченной и безпощадной борьб? за существованіе. Соціальный инстинктъ есть такой же законъ животной жизни, какъ и взаимная борьба. И челов?къ не является исключеніемъ въ природ?. Онъ также подчиненъ великому принципу взаимной помощи, гарантирующей наилучшіе шансы выжить и оставить потомство.
Въ этихъ положеніяхъ — ядро вс?хъ соціально-политическихъ построеній Кропоткина.
Переходя къ изученію соціальной жизни, Кропоткинъ указываетъ на народъ, массы, трудящихся, какъ могучій родникъ соціальнаго творчества, отв?чающаго идеямъ взаимопомощи. Самый анархизмъ есть продуктъ творческой силы массъ; подобно всякому революціонному движенію онъ родился не въ кабинет? ученаго, не въ университетахъ, а въ н?драхъ народа, въ шум? борьбы. Къ этой иде? народнаго творчества Кропоткинъ возвращается непрестанно. Вс? учрежденія, им?вшія задачей взаимопомощь и миръ, были выработаны анонимной «толпой».
Могучему народному инстинкту, творящему истинное справедливое право, Кропоткинъ противопоставляетъ маговъ, жрецовъ, ученыхъ, законниковъ, государство, несущихъ въ соціальную жизнь ложь и тираннію. Даже когда революціонныя волны взмываютъ къ кормилу правленія людей одаренныхъ и преданныхъ народному д?лу, и тогда они — по мн?нію Кропоткина — не остаются на высот? задачи. Общественное переустройство требуетъ «коллективнаго разума массъ, работы надъ конкретными вещами», свободной отъ утопическихъ, метафизическихъ бредней.
И наибол?е ц?лесообразную форму общественной организаціи Кропоткинъ видитъ въ общин?, коммун?, представляющей реальные интересы входящихъ въ нее членовъ, стремящейся къ широчайшему, въ пред?лахъ возможнаго, обезпеченію развитія ихъ личности. Кропоткинъ не отрицаетъ, что и коммуна знаетъ борьбу. Но… есть борьба, двигающая челов?чество впередъ. Коммуна боролась за челов?ческую свободу, за федеративный принципъ; войны, которыя вели и ведутъ государства, влекутъ ограниченія личной свободы, обращеніе людей въ рабовъ государства.
Кропоткинъ неустанно разоблачаетъ, одно за другимъ «государственныя благод?янія», и н?тъ и не можетъ быть апологіи государственности, которая бы могла устоять предъ такимъ разъ?дающимъ анализомъ челов?ческой сов?сти.
Не останавливаясь подробн?е на изложеніи содержанія замечательнаго труда — попробуемъ просл?дить прим?неніе авторомъ его «метода» къ соціологическому изсл?дованію.
Вся книга Кропоткина является по существу сплошнымъ обвинительнымъ актомъ по адресу государства, государства — злод?я, государства узурпатора. И такая точка зр?нія была бы совершенно понятной, если бы мы подходили къ государству, въ любой изъ его историческихъ формъ, съ этическимъ м?риломъ. Но, если прим?нять методъ естествознанія, какъ только что сов?товалъ авторъ, надо помнить, что н?тъ законовъ, которые бы не носили неизб?жно условнаго характера,
