и тогда громы Кропоткина противъ государства вообще становятся мало обоснованными. Въ своемъ историческомъ изсл?дованіи онъ самъ приходитъ къ выводу, что исторія не знаетъ непрерывной эволюціи, что различныя области по очереди были театромъ историческаго развитія; при этомъ каждый разъ эволюція открывалась фазой родового общежитія, потомъ приходила деревенская коммуна, позже свободный городъ; государственной фазой эволюція кончается. «Приходитъ государство, имперія и съ ними смерть», восклицаетъ Кропоткинъ. Вотъ именно этотъ «соціологическій законъ», представляющійся Кропоткину постояннымъ и неизм?ннымъ, и долженъ былъ бы поставить передъ нимъ вопросъ объ исторической необходимости государства. Онъ, какъ натуралистъ, долженъ былъ бы искать причинъ, почему исторія любого челов?ческаго общежитія, начавъ съ «свободы», кончаетъ неизб?жно «государствомъ — смертью», которое у Кропоткина является внезапно, какъ deus ex machina, разрушая все созданное предшествующими творческими эпохами.
Посл? увлекательнаго пов?ствованія о среднев?ковой общин? Кропоткинъ говоритъ, что въ XVI в. пришли новые варвары и остановили, по крайней м?р?, на два или на три стол?тія все дальн?йшее культурное развитіе. Они поработили личность, разрушили вс? междучелов?ческія связи, провозгласивъ, что только государство и церковь им?ютъ монополію объединить разрозненныя индивидуальности. Кто же они эти варвары? «Это — государство, тройственный союзъ военачальника, судьи и священника». Хотя дал?е Кропоткинъ и даетъ н?которое историческое объясненіе этому внезапному вторженію варваровъ, однако объясненіе далеко недостаточное. И именно зд?сь — слабый пунктъ всей исторической аргументаціи автора. Онъ почти не изучаетъ, или не интересуется процессомъ внутренняго разложенія т?хъ общежитій, которыя представляются ему, если не идеальными, то наибол?е ц?лесообразными. Онъ изсл?дуетъ вн?шнюю политику по отношенію къ среднев?ковой коммун?, городу, ремеслу и не зам?чаетъ внутренняго раскола, находящаго себ? часто иное объясненіе, ч?мъ злая только воля заговорщиковъ противъ сос?дскаго мира. Въ развитіи общественнаго процесса онъ почти игнорируетъ его техно-экономическую сторону, онъ не входитъ въ изученіе причинъ, повлекшихъ внутреннее разложеніе цехового строя, для него остается невыясненнымъ промышленный взрывъ конца ХVІІІ в?ка и еще ран?е блестящее развитіе мануфактуры. Остановившись б?гло на меркантилистической эпох? и сд?лавъ общія указанія на однобокую политику государства, онъ д?лаетъ категорическое зав?реніе объ умираніи промышленности въ XVIII в?к?. Этой неполнотой историческаго анализа объясняется и н?которая романтичность въ его характеристик? среднев?ковья.
Въ результате у Кропоткина является стремленіе къ идеализаціи всякой коммуны, на какой бы низкой ступени правосознанія она ни стояла. Едва ли съ этимъ можно согласиться, именно оставаясь на почве анархистскаго міросозерцанія. Если современному передовому правосознанію претитъ государственная форма общежитія, убивающая личную иниціативу, налагающая на освободившуюся внутренно личность путы вн?шняго принужденія, безплодно расточающая челов?ческія силы, утверждающая общественную несправедливость своимъ пристрастнымъ служеніемъ господствующимъ экономическимъ интересамъ, то въ отд?льныхъ догосударственныхъ формахъ общежитія мы найдемъ ту же способность убивать свободную личность и свободное творчество, какъ и въ современномъ государств?. И, конечно, у государства, играющаго у Кропоткина безсм?нно роль гробовщика свободнаго общества, были причины появленія бол?е глубокія, ч?мъ рисуетъ Кропоткинъ.
Общество истинно свободныхъ людей не можетъ породить рабства, истинно свободная коммуна не привела бы къ рабовлад?льческому государству. Но см?шанное общество, гд? наряду съ свободными были и несвободные, гд? свобода другого ц?нилась и уважалась постольку, поскольку это не вредило собственнымъ интересамъ, гд? взаимопомощь диктовалась не любовью, а грубымъ эгоистическимъ расчетомъ — не могло не породить эксплоататоровъ и эксплоатируемыхъ, прійти къ разложенію и закончиться государственнымъ компромиссомъ.
Поэтому, если историко-философская теорія Кропоткина желаетъ остаться строго реалистической, она должна признать, что вс? формы «соціальнаго» или «антисоціальнаго» закр?пощенія, въ томъ числ? и государство, суть также продукты творческихъ силъ массъ, а не выдумка случайныхъ, прирожденныхъ «злод?евъ», желающихъ въ что-бы то ни стало портить челов?ческую исторію. Наконецъ, какія могли бы быть причины этого постояннаго торжества ничтожной — въ количественномъ и качественномъ смысл? — кучки людей надъ превосходящими ихъ въ обоихъ смыслахъ массами?
Чрезм?рная идеализація творческой силы «массъ», доходящая до настоящаго фетишизма, представляетъ также чрезвычайно уязвимый пунктъ историко-философскихъ построеній анархизма.
Уже со временъ Прудона и Бакунина въ анархистической литератур? стало традиціоннымъ утвержденіе, что самый анархизмъ — и какъ міросозерцаніе и какъ практическія формы организаціи (соціальные институты взаимопомощи) — есть продуктъ творчества массъ.
Однако, утвержденіе это никогда и ник?мъ еще не было доказано.
Между т?мъ, едва-ли возможно — и по существу, и методологически — отождествлять понятія «анархизма» и «взаимопомощи». Съ одной стороны, въ такомъ представленіи, «анархизмъ» становится всеобъемлющимъ; анархизмъ является какъ-бы своеобразной формой присущаго вс?мъ инстинкта самосохраненія. Съ другой стороны, институты взаимопомощи — коммуна, союзъ, партія — могутъ быть продиктованы такими интересами и чувствами, которыя не заключаютъ въ себ? ничего анархическаго.
«Анархизмъ», какъ движеніе массъ, и по сію пору не играетъ еще нигд? значительной роли. Соціальныхъ институтовъ, исторически утвердившихся, анархическаго характера мы не знаемъ. Широкія, но весьма неопред?ленныя и модифицируемыя иными вліяніями симпатіи къ анархизму можно наблюдать среди крестьянскаго населенія. Н?которые изсл?дователи, въ род? Боргіуса или Зомбарта, основываясь на наблюденіяхъ и статистическомъ матеріал? самихъ анархистовъ, даже опред?ленно настаиваютъ на «аграрномъ» характер? анархизма. «Везд?, гд? сельское населеніе поднималось до самостоятельнаго движенія, — пишетъ Зомбартъ — оно всегда носило анархическую окраску». (Италія, Испанія, Ирландія). Но это — все. И если не считать, только въ посл?дніе годы слагающагося въ зам?тныхъ разм?рахъ въ пролетарской сред?, анархо-синдикализма, можно было-бы еще и сейчасъ характеризовать анархизмъ словами Бакунина — «бездомная странствующая церковь свободы».
Анархизмъ требуетъ исключительно высокой — этической и технической культуры. «Масса» еще нигд? не стоитъ на этомъ уровн?. И то, что «масса» терпитъ чудовищный гнетъ и уродства капиталистической системы, есть плодъ не только ея «непросв?щенности», ея боязни «дерзаній», но того, что ей д?йствительно еще нечего поставить на м?сто существующей системы. Если было-бы иначе, никакіе «злод?и» не сум?ли-бы удержать ее въ поко?.
Подведемъ итоги.
Если абсолютный индивидуализмъ пришелъ къ гипертрофическимъ изображеніямъ конкретной личности, до поглощенія ею вс?хъ остальныхъ индивидуальностей и всей общественности, то современный анархизмъ, несомн?нно, погр?шаетъ гипертрофическимъ представленіемъ роли массъ въ иниціатив? и подготовк? соціальнаго акта.
Совершенно очевидно, что учрежденія, созидаемыя годами, десятил?тіями и даже в?ками, не могутъ явиться міру разомъ по иниціатив? «массы». Массы не заключаютъ ни «естественныхъ», ни «общественныхъ» договоровъ. Анархизмъ самъ уже давно высм?ялъ тщету подобныхъ утвержденій. И все-же, творческую иниціативу предоставляетъ мистической легендарной сил? массъ.
Въ основ? всякаго творческаго процесса лежитъ индивидуальная энергія. Пусть личность беретъ изъ окружающей среды питающіе ее соки, но она претворяетъ въ живые д?йственные лозунги смутный матеріалъ, вырабатываемый массой; она пробуждаетъ таящуюся потенціальную силу массъ; она подымаетъ ихъ своимъ творческимъ энтузіазмомъ и д?лаетъ изъ безучастныхъ свид?телей активныхъ борцовъ.
Конечно, массовое творчество превосходитъ глубиной и значительностью изолированныя выступленія личности. Стихійныя «народныя» движенія, выступленія «класса», представляющія разрядъ накопленной общественной энергіи, уносятъ въ жизненномъ поток? отд?льныя устремленія личности, растворяютъ въ коллективномъ творчеств? ея иниціативу. Но ни народъ, ни общественный классъ не могутъ находиться постоянно въ состояніи творческой возбужденности. Проходитъ упоеніе поб?дой или отчаяніе, вызванное пораженіемъ, и работники ц?лаго, недавно спаянные общимъ одушевленіемъ, разсыпаются въ вялой житейской обыденщин? до новаго подъема, новаго взрыва, вызваннаго чьей-либо личной иниціативой.
Наоборотъ, жизнь личности, съ начала до конца, можетъ быть проникнута однимъ неудержимымъ стремленіемъ, непрерывнымъ воплощеніемъ любимой идеи, неизм?ннымъ служеніемъ любимому д?лу. Никакое общественное движеніе не можетъ въ себ? нести такого единства настроеній, такой в?рности исходной иде?, какъ отд?льное личное выступленіе. Общественная энергія — каменьщикъ, индивидуальная — зодчій.
Такъ — первое предложеніе, первый прим?ръ принадлежитъ и въ соціальномъ движеніи единственно подлинной реальности — личности. Самая общественность есть ничто иное, какъ изв?стный посл?довательный порядокъ осуществленія личныхъ ц?лей въ соціальной сред?. Посл?дней н?тъ вн? личностей, ее образующихъ; масса не мыслитъ однимъ мозгомъ, не высказывается однимъ словомъ.
И нов?йшій образецъ «массовой психологіи», притомъ наибол?е яркій — революціонный синдикализмъ, хотя для восторженныхъ наблюдателей, въ род? Сореля, и вышелъ готовымъ, подобно Минерв?, изъ критики демократіи и партійнаго соціализма, т?мъ не мен?е въ д?йствительности проходилъ стадію предварительной подготовки, и отд?льныя мысли его высказывались задолго до сформированія массового теченія на конгресахъ отд?льными лицами. На творческой роли наибол?е сознательнаго меньшинства въ самомъ синдикализм? настаиваютъ даже такіе синдикалистскіе д?ятели, какъ вышедшій непосредственно изъ рабочей среды Э. Пуже (нечего уже и говорить объ идеологахъ синдикализма въ роде Лагарделля). Наконецъ, и въ синдикализм? есть свои «избранники» и «вожди». Правда, это не «провиденціальные» люди соціалъ-демократіи. Ни «апостольству», ни «бонапартизму» въ рядахъ синдикализма н?тъ м?ста; его «вожди» — воистину первые среди равныхъ, но все-же они вожди и ихъ личная иниціатива, какъ во всякомъ обществ? людей, можетъ сыграть видную роль въ выработк? «массовой психологіи».[16]
И всякая иная, нереалистическая концепція была бы непріемлемой для анархизма, строющаго свою философію на самоопред?леніи автономной личности.
И т?мъ мен?е пріемлемо возведеніе въ абсолютъ — «массы», «челов?чества», «коммуны», «соціализма» или «синдикализма» и пр. для того міровоззр?нія, которое устами же Кропоткина объявляетъ себя свободнымъ отъ какихъ-либо «религіозныхъ» или «метафизическихъ» пережитковъ. Государство и коммуна, парламентаризмъ и прямое народовластіе, пролетаріатъ, народъ и челов?чество — временныя относительныя ступени въ безграничномъ устремленіи впередъ челов?ческаго духа. И не въ частномъ торжеств? и совершенств? этихъ формъ можетъ онъ найти свое упокоеніе.
Свободная философія можетъ говорить лишь о в?чномъ движеніи. Всякая остановка и самоудовлетвореніе въ пути для нея есть смерть.
И анархизмъ долженъ смести «законы» и «теоріи», которые кладутъ пред?лъ его неутолимой жажд? отрицанія и свободы.
Анархизмъ долженъ строиться на томъ свободномъ, радостномъ постиженіи жизни, о которомъ намъ говоритъ интуитивная философія.
ГЛАВА IV. Анархизмъ и энономическій матеріализмъ.
Среди множества теорій, пытавшихся заковать многообразную жизнь въ схемы отвлеченныхъ построеній, есть одна, заслуживающая особаго вниманія со стороны анархизма.
Эта теорія — доктрина «историческаго» или «экономическаго» матеріализма.
Она породила такую огромную критическую литературу, что, казалось бы, едва ли въ ней должны оставаться невыясненными какіе-либо пункты.
И между т?мъ, споры изъ-за правильнаго ея истолкованія продолжаются и по сію пору и не только между ея ортодоксальными посл?дователями, съ одной стороны, и принципіальными ея отрицателями, съ другой, но и въ сред? самихъ марксистовъ, которые никакъ не могутъ согласиться въ пониманіи самыхъ «основъ» теоріи и «объясняютъ» ее и «продолжаютъ» въ самыхъ разнообразныхъ направленіяхъ. Къ неменьшимъ противор?чіямъ привело усвоеніе доктрины экономическаго матеріализма въ томъ синдикалистскомъ теченіи, которое называетъ себя «нео-марксизмомъ», и которое наряду съ экономикой въ своей историко-философской концепціи уд?лило такое выдающееся м?сто иниціативе автономной личности.
Какъ во всякомъ челов?ческомъ твореніи, подчиненномъ неизб?жнымъ законамъ времени, въ теоріи экономическаго матеріализма есть — элементы случайнаго, преходящаго значенія, уже отжившіе и отживающіе, объясняемые особенностями момента ея возникновенія, индивидуальными особенностями ея творцовъ, наконецъ, спеціальными ея заданіями, но есть въ ней элементы, которымъ суждено пережить творца, ибо за обманчивой оболочкой логическихъ хитросплетеній въ нихъ бьется подлинная жизнь.
Эти элементы — дороги и анархизму.
Отношеніе анархизма къ экономическому матеріализму носитъ досел? двойственный
