еще одну особенность анархистскаго террора.
Этотъ терроръ не только — «антибуржуазный» въ отличіе отъ «политическаго» соціалъ-революціонеровъ, но онъ также — «неорганизованный». «… Мы не признаемъ организованнаго террора и «подчинять его контролю партіи» не только не рекомендуемъ, но, наоборотъ, относимся самымъ отрицательнымъ образомъ къ такому подчиненію, потому что при такихъ условіяхъ террористическій актъ теряетъ свое значеніе акта независимости, акта революціоннаго возмущенія. Оправдывать террористическіе акты, высказываться за нихъ принципіально, словесно или печатно всякій можетъ, кто находитъ имъ историческое оправданіе, но право писанія смертныхъ приговоровъ мы р?шительно отвергаемъ за организаціями, подъ какимъ бы флагомъ они не выступали. Партійный терроръ всегда бываетъ централизованнымъ и это посл?днее обстоятельство лишаетъ его характера борьбы народа противъ правителей, и превращаетъ въ поединокъ между двумя верховными властями».
Однако, если анархизмъ отрицаетъ, по морально-политическимъ соображеніямъ, возможность постоянныхъ террористическихъ организацій, онъ не высказывается противъ временнаго существованія террористическихъ группъ вообще: «…группы эти могутъ возникать для изв?стной опред?ленной ц?ли. Он? создаются самими условіями борьбы, жизни, но он? должны возникать и разрушаться вм?ст? съ объектами ихъ ударовъ».
Резюмируя все вышесказанное, анархическій терроръ можно характеризовать, по преимуществу, сл?дующими моментами: а) анархическій терроръ — антикапиталистиченъ и антигосударственъ в) анархическій терроръ признаетъ индивидуальное право каждаго на казнь ненавистнаго ему лица с) анархизмъ не настаиваетъ на планом?рномъ, организованномъ веденіи террора d) анархизмъ высказывается категорически противъ партійной санкціи террора.
Въ этомъ б?гломъ и чисто теоретическомъ очерк?, разум?ется, не можетъ найти м?ста изложеніе ни исторіи, ни практики анархическаго террора. Къ тому же — акты Равашоля, Вальяна, Анри, Казеріо и др. — слишкомъ общеизв?стны и слишкомъ еще на памяти у многихъ, чтобы описаніе ихъ могло представить интересъ[25].
До посл?дняго времени, какъ мы уже говорили выше, террористическая тактика была чуть-ли не единственной формой практическихъ выступленій анархизма, если не считаться съ анархическимъ «просв?щеніемъ», то-есть словесной и печатной пропагандой, не им?вшей, впрочемъ, въ массахъ особенно глубокаго усп?ха.
Эта тактика была насквозь «идеалистичной». «Идеализмъ» анархизма шелъ такъ далеко, что въ любой моментъ онъ предпочиталъ идти на пораженіе, ч?мъ д?лать какія либо уступки реальной д?йствительности. Душевный порывъ, въ его глазахъ, былъ не только чище, нравственн?е, но и ц?лесообразн?е систематической, планом?рной работы. Его не смущало, что никогда и ничто изъ анархистскихъ требованій не было еще реализовано въ конкретныхъ историческихъ условіяхъ. Несмотря на н?которыя коренныя разногласія анархизма съ толстовствомъ, лозунгъ посл?дняго — «Все или ничего» былъ и его лозунгомъ. Только Толстой въ своемъ отношеніи къ общественности избралъ «ничего», анархизмъ требуетъ «все».
Но толстовство представляетъ самый разительный прим?ръ неизб?жности тупика, къ которому должно придти на земл? всякое ученіе, въ своей жажд? безусловнаго, отказывающееся отъ самой земли.
Безприм?рное по сил? и посл?довательности своихъ абсолютныхъ утвержденій, отказывающее въ моральной санкціи каждому практическому д?йствію, не дающему разомъ и ц?ликомъ всей «правды», толстовство приходитъ неизб?жно (по крайней м?р?, теоретически) къ признанію ненужности и даже вредности и опасности для нравственнаго сознанія людей — любой формы общественной д?ятельности. Система нравственнаго абсолютизма видитъ въ ней одн? иллюзіи.
Вс? «проклятые» вопросы нашей общественной и моральной жизни могутъ быть разр?шены исключительно черезъ внутреннее совершенствованіе самой личности. Только черезъ ея совершенствованіе можетъ совершенствоваться и общество[26].
Въ этомъ смысл?, отрицанія полезности общественнаго д?йствія — ученіе Толстого — близко къ абсолютному индивидуализму типа Ницше. Отъ нигилистическаго пессимизма утвержденій Ницше Толстого спасаетъ — признаніе имъ объективнаго закона добра, «Бога» и его «Воли», живущихъ въ людяхъ.
И мы не думаемъ, чтобы традиціонная анархистическая тактика въ конкретныхъ условіяхъ была продуктивн?е толстовства.
Мы не говоримъ уже о практически-неизб?жномъ сдвиг? вправо «пассивнаго большинства» подъ опасеніемъ «чрезм?рныхъ» требованій анархизма. Традиціонный анархизмъ, предполагавшій д?йствовать сверху, черезъ «активное революціонное меньшинство», игнopируетъ д?йственную и психологическую силу массъ, полагая возможнымъ или, по крайней м?р?, желательнымъ «увлечь ее за собой». Зд?сь — неизб?жное противор?чіе съ той уб?жденной в?рой въ творческую силу массъ, которая характерна именно для современнаго анархизма. Но это противор?чіе, какъ и многія иныя, есть плодъ того безудержнаго «утопизма», который проникаетъ вс? построенія анархизма и всю его тактику.
Утопизмъ несетъ въ себ? великую моральную ц?нность. Онъ будитъ челов?ческую сов?сть, будитъ духъ протеста, утверждаетъ в?ру въ творческія силы челов?ка и его грядущее освобожденіе.
Но «утопизмъ» для борца, какъ анархизмъ, не можетъ быть перманентнымъ. Борецъ долженъ идти на борьбу съ открытыми глазами, зр?ло избирая надлежащія средства, не пугаясь черной работы въ борьб?. Утопизмъ же застилаетъ глаза дымкой чудеснаго; онъ подсказываетъ борцу высокія чувства, высокія мысли, но часто оставляетъ его безъ оружія.
Возвращеніе къ жизни; творческое разр?шеніе въ каждомъ реальномъ случа? кажущейся антиноміи между «идеаломъ» и «компромиссомъ» — таковы должны быть основныя устремленія анархизма. Тогда самый идеалъ его выиграетъ въ ясности, средства и д?йствія — въ мощи.
Основная стихія анархизма — отрицаніе, но отрицаніе не нигилистическое, а творческое; отрицаніе, ничего общаго не им?ющее съ т?мъ безсмысленнымъ разгромомъ ц?нностей и упраздненіемъ культуры — во имя только инстинкта разрушенія или чувства сл?пой неудержимой мести, которыя свойственны народу—варвару, народу— ребенку. Упражненіе голаго инстинкта разрушенія губитъ реальныя условія существованія самого разрушителя. Это — походъ противъ самой жизни, а такой походъ всегда кончается пораженіемъ. Донъ-Кихотъ, грязный плутъ и просто темный челов?къ гибнутъ на равныхъ основаніяхъ.
В?ра въ рожденіе анархической свободы изъ свободы погромной — безсмысленна. И анархисту она принадлежать не можетъ. «Погромный духъ» — уродливая антитеза анархизма, злобная отвратительная каррикатура на него, придуманная мстительнымъ б?сомъ раба, развращеннаго полиціей, взяткой, алкоголемъ и совершенной безотв?тственностью.
Напрасны апофеозы голому «дерзанію». Дерзаніе, только какъ дерзаніе, отталкивается развитымъ анархическимъ самосознаніемъ.
Что такое «дерзаніе»? Безстрашіе, энергія, способность сильно чувствовать: если не сильно любить, то, по крайней м?р?, сильно ненавид?ть. Вотъ — конститутивные признаки «дерзанія». Но вс? эти качества — и см?лость, и энергія, и способность сильно чувствовать носятъ отвлеченно-формальный характеръ. Въ какомъ д?л? — см?лость является пом?хой, энергія — ненужной, сильное чувство — безразличнымъ? Какая бы конкретная задача ни ставилась передъ челов?комъ или обществомъ, перечисленныя качества являются условіемъ ея усп?ха. Вн? дерзанія невозможны д?ятельность, творчество, независимо отъ ихъ реальнаго содержанія.
И потому дерзаніе — лучшій помощникъ и въ самомъ возвышенномъ творческомъ акт? и въ самомъ безчестномъ д?л?.
Дерзаніе — есть средство, условіе усп?шнаго достиженія поставленной ц?ли, но само въ себ? не есть ц?ль.
Мы должны «дерзать» на подлинно анархическій актъ, чтобы само дерзаніе было анархическимъ.
Въ окружающей насъ реальной исторической обстановк? — строительству, положительному творчеству анархизма еще мало м?ста. Дерзаніе, «бунтарство» стало представляться ему его единственной, самодовл?ющей задачей. Подлинное содержаніе анархизма было забыто, ц?ли оставлены и голое бунтарство безъ идейнаго содержанія стало покрывать анархическое міровоззр?ніе.
Но разв? анархизмъ можетъ быть сведенъ только къ свобод? самопроявленія? Разв? анархизмъ есть ни къ чему не обязывающая кличка, билетъ, по которому «все дозволено»? Анархизмъ есть то-же, что и традиціонная формула русскаго варварства — «моему ндраву не препятствуй»? Довольно-ли назвать себя анархистомъ и «дерзать», чтобы быть д?йствительно анархистомъ, т.-е. подлинно свободнымъ?
Что же отличаетъ разбой отъ анархизма, отд?ляетъ анархическое бунтарство отъ погрома?
И разв? мы не знаемъ, какъ преломляются анархическія средства — анархическій революціонализмъ (action directe), анархическая экспропріація въ призм? варварскаго сознанія?
«Революціонаризмъ» свелся къ групповымъ или даже индивидуальнымъ террористическимъ актамъ — не связаннымъ общностью ц?ли, подм?нившимъ идейное анархическое содержаніе не анархической жаждой мести противъ отд?льныхъ лицъ, желаніемъ свести личные счеты.
Экспропріація утратила соціальное содержаніе — экспропріаціи орудій и средствъ производства въ ц?ляхъ ихъ обобществленія, а стала актомъ личной мести, личнаго обогащенія или безсмысленнаго разгрома.
Такой «анархизмъ», доступный сознанію варвара, им?етъ естественно т?мъ большій усп?хъ, ч?мъ въ бол?е темныхъ массахъ онъ культивируется почитателями архаическаго подпольнаго бунтарства.
Уже давно стало общимъ м?стомъ соціологіи, что «ч?мъ ниже интеллектуальный уровень, ч?мъ неопред?ленн?е границы отд?льныхъ представленій, т?мъ возбудим?е область чувства и т?мъ волевые акты являются мен?е продуктами опред?ленныхъ, логически расчлененныхъ посылокъ и выводовъ, будучи лишь результатами общаго душевнаго возбужденія, вызваннаго какимъ-либо толчкомъ извн?». (Зиммель).
Было бы, разум?ется, убійственнымъ для самого анархизма полагать, что онъ им?етъ т?мъ большій усп?хъ, ч?мъ «ниже интеллектуальный уровень» его посл?дователей.
Такъ мы приходимъ къ заключенію, что анархизмъ не можетъ родиться изъ «всякой» свободы и анархизмъ еще не осуществляется въ каждомъ «дерзаніи».
Анархизму н?тъ и не можетъ бьггь м?ста среди мародеровъ, предателей, алкоголиковъ, сутенеровъ, жандармовъ, государственныхъ террористовъ. Ихъ дерзанія родятъ погромы и рабство, и никогда анархическая свобода не можетъ вырасти изъ ихъ дерзаній.
Анархизму н?тъ м?ста въ безстыдномъ, безотв?тственномъ сброд?, который свой бунтъ начинаетъ съ разгрома погребовъ и винныхъ заводовъ, безсмысленнаго разрушенія и расхищенія того, что можетъ и должно быть обращено на пользу народную, безсмысленныхъ убійствъ, безсмысленныхъ насилій, самосудовъ, достойныхъ людо?довъ.
Анархизму н?тъ м?ста среди т?хъ, кто, свергнувъ сегодня иго деспотизма, завтра проектируетъ иную усовершенствованную диктатуру, революціонныя охранки, тюрьмы, революціоннаго жандарма, революціей оплаченныхъ убійцъ?
Только то дерзаніе становится героическимъ, которое несетъ въ себ? достаточное содержаніе, которое продиктовано сознаніемъ возвышающаго его идеала.
Только то дерзаніе становится анархическимъ, которое соотв?тствуетъ содержанію его основныхъ устремленій, которое несетъ подлинно освобождающій смыслъ, а не варіируетъ формы насилія.
И прежде всего необходимо подчеркнуть, что анархизму претитъ іезуитская мораль, что въ глазахъ анархизма средства не могутъ быть оправданы ц?лью, что анархическая мораль должна быть построена на признаніи внутренняго соотв?тствія средствъ ц?лямъ. Только такое средство можетъ быть употреблено анархизмомъ, которое не противор?читъ его ц?лямъ, избраннымъ въ данныхъ условіяхъ, или инымъ — бол?е ц?ннымъ, съ точки зр?нія его морали.
Поэтому, анархизмъ, если онъ хочетъ не только им?ть наибол?е совершенный изъ изв?стныхъ общественныхъ идеаловъ, но хочетъ воплотить его въ жизнь, не можетъ, не см?етъ отказаться отъ н?которыхъ уступокъ реальности, неизб?жныхъ въ условіяхъ челов?ческаго общежитія.
Челов?къ, какъ личность — свободенъ, какъ членъ опред?ленной общественности — обусловленъ. И эта обусловленность — имманентна общественности. Кто хочетъ эмансипироваться отъ обусловленности соціальной стороны своего существованія, тотъ долженъ отказаться отъ самой общественности. А это въ современныхъ условіяхъ существованія — невозможно, равносильно смерти.
И самый абсолютный, самый непримиримый идеалъ, не можетъ претендовать на немедленное утвержденіе его въ жизни и на выт?сненіе вс?хъ т?хъ относительныхъ ц?нностей, среди которыхъ живетъ челов?чество.
Это великол?пно показалъ В. Соловьевъ въ «Оправданіи добра».
Требованіе осуществленія абсолютнаго идеала, не считаясь съ міромъ относительнаго и необходимыми уступками ему, заключаетъ въ себ? неизб?жное внутреннее противор?чіе: «Въ самомъ существ? безусловнаго нравственнаго начала — пишетъ онъ въ «Оправданіи Добра» — какъ запов?ди или требованія… заключается уже признаніе относительнаго элемента въ нравственной области. Ибо ясно, что требованіе совершенства можетъ обращаться только къ несовершенному, обязывая его становиться подобнымъ высшему существу, эта запов?дь предполагаетъ низшія состоянія и относительныя степени возвышенія» (Нравственность и право).
Или еще въ другомъ м?ст?: «Отрицать во имя безусловнаго нравственнаго идеала необходимыя общественныя условія нравственнаго прогресса, значитъ, во-первыхъ, вопреки логик? см?шивать абсолютное и
