в?чное достоинство осуществляемаго съ относительнымъ достоинствомъ степеней осуществленія, какъ временнаго процесса; во-вторыхъ, это означаетъ несерьезное отношеніе къ абсолютному идеалу, который безъ д?йствительныхъ условій своего осуществленія сводится для челов?ка къ пустословію; и, въ третьихъ, наконецъ, эта мнимо нравственная прямолинейность и непримиримость изобличаетъ отсутствіе самаго основного и элементарнаго нравственнаго побужденія — жалости, и именно жалости къ т?мъ, кто ея бол?е всего требуетъ — къ малымъ симъ. Пропов?дь абсолютной морали съ отрицаніемъ вс?хъ морализующихъ учрежденій, возложеніе бременъ неудобоносимыхъ на слабыя и безпомощныя плечи средняго челов?чества — это есть д?ло и нелогичное, и не серьезное, и безнравственное».
Оставляя въ сторон? «жалость», какъ специфическій элементъ религіозно-философской системы Соловьева, мы должны признать доводы его въ защиту «относительныхъ степеней возвышенія» — неотразимыми и особенно для того міросозерцанія, которое утверждаетъ себя «боевымъ», по преимуществу, и которое бол?е всего отталкиваютъ уродства квіетизма.
Отказаться отъ признанія «низшихъ состояній», отъ постояннаго и непрерывнаго воплощенія своего «безусловнаго» въ неизб?жно «относительныхъ» условіяхъ общественной среды — значило бы сознательно обречь себя на безплодіе, на невозможность общественнаго д?йствія и т?мъ самымъ признать тщету своихъ утвержденій. Идеалъ — какъ хорошо сказалъ одинъ писатель — есть всегда путь, то-есть переходъ отъ даннаго къ должному, который включаетъ, сл?довательно, и д?йствительность и идею.
Такъ приходимъ мы къ сознанію неизб?жности уступокъ относительному. Стремленіе къ своему общественному идеалу и посл?довательное осуществленіе его въ жизни и есть вн?дреніе абсолютнаго въ рамки относительнаго.
Наконецъ, ни одинъ общественный идеалъ, не исключая и анархическаго, не можетъ быть называемъ абсолютнымъ въ томъ смысл?, что онъ предустановленъ разъ навсегда, что онъ — в?нецъ мудрости и конецъ этическихъ исканій челов?ка. Подобная точка зр?нія должна обусловить застой, стать мертвой точкой на пути челов?чества къ безграничному развитію. И мы знаемъ уже, что конструированіе «конечныхъ» идеаловъ — антиномично духу анархизма.
Подведемъ итоги.
Можетъ-ли быть оправдано насиліе?
Да, должно быть оправдано, какъ актъ самозащиты, какъ оборона личнаго достоинства. Ибо непротивленіе насильнику, примиреніе съ насиліемъ есть внутренняя фальшь, рабство, гибель челов?ческой свободы и личности. Кто не борется противъ «неправды», въ неизб?жныхъ случаяхъ и насиліемъ, тотъ укр?пляетъ ее.
Но употребленіе насилія, его формы и пред?лы прим?ненія должны быть строго согласованы съ голосомъ анархической сов?сти; насиліе для анархиста не можетъ стать стихійнымъ, когда теряется возможность контроля надъ нимъ и отв?тственности за него. Вотъ почему анархическая революція не можетъ быть пропов?дью разнузданнаго произвола, погромовъ и стяжаній. Этимъ вн?шнимъ самоосвобожденіемъ не только не облегчается борьба съ насиліемъ, но, наоборотъ, поддерживается и воспитывается само насиліе. Оно приводитъ, такимъ образомъ, къ сл?дствіямъ, отрицающимъ самый анархизмъ.
Расц?нивая съ этой точки зр?нія террористическую тактику, необходимо согласиться, что анархизмъ правильно отказывается отъ введенія организованности, планом?рности въ нее. Терроръ можетъ быть д?ломъ только личной сов?сти и можетъ быть предоставленъ только личной иниціатив?. Онъ не можетъ стать — постояннымъ методомъ д?йствія анархической организаціи, ибо, съ одной стороны, ц?ликомъ построенъ на насиліи, съ другой, не заключаетъ въ себ? ни атома положительнаго. Терроръ вовсе не вытекаетъ изъ самой природы анархизма, и, въ этомъ смысл?, совершенно правъ одинъ его критикъ, когда пишетъ: «Антибуржуазный терроръ связанъ съ анархическимъ ученіемъ не логически, а только психологически… Н?которые теоретики анархизма не идутъ на этотъ компромиссъ; Э. Реклю, напр., лишь психологически оправдываетъ отд?льные террористическіе акты, но отнюдь не выступаетъ принципіальнымъ сторонникомъ «пропаганды д?ломъ». (В. Базаровъ. «Анархическій коммунизмъ и марксизмъ).
Т?мъ не мен?е, въ томъ факт?, что господствующіе круги анархистской мысли все же ищутъ изв?стной «мотиваціи» террористическаго акта, относясь безусловно отрицательно къ чисто «антибуржуазному», стихійному террору, можно вид?ть, что индивидуальный актъ, этотъ «психологическій компромиссъ» перестаетъ уже удовлетворять развитое анархическое самосознаніе.
Если-же оц?нивать индивидуальный актъ, не какъ актъ личной сов?сти, но какъ актъ политическій, можно придти къ заключенію о его полной безнадежности.
Правда, этотъ актъ есть единоборство личности не только противъ отд?льнаго лица, но, въ сущности, противъ ц?лой общественной системы. И въ этомъ безкорыстномъ выступленіи — не мало героизма, неподд?льной красоты и мощи. Они сообщаютъ акту характеръ подвига, въ молодыхъ, чистыхъ, вс?хъ — способныхъ къ экзальтаціи, зажигаютъ энтузіазмъ. Актъ-ли это самозащиты — обороны, актъ ли это личной мести, или чистаго безумія, но террористъ всегда готовъ пасть жертвой, и это самообреченіе борца окружаетъ голову его св?тлымъ нимбомъ мученичества.
Но вн? этихъ заражающихъ вліяній на небольшую относительно кучку «идеалистически» настроенныхъ людей, практическое значеніе индивидуальныхъ актовъ — ничтожно.
А) Индивидуальный актъ — есть столько же доказательство силы, какъ и слабости. Этотъ актъ — взрывъ отчаянія, вопль безсилія передъ сложившимся порядкомъ. В?рить въ силу «бомбы», значитъ, изв?риться во всякой иной возможности д?йствовать на людей и ихъ политику. И потому террористическій актъ есть столько-же актъ «убійства», сколько и «самоубійства». Этимъ актомъ нельзя создать «новаго міра»; можно лишь съ честью покинуть «старый». И т?, противъ кого направляются подобные акты, превосходно понимаютъ ихъ внутреннее безсиліе. Они могутъ повредить, убить частное, конкретное, а иногда даже случайное выраженіе системы, но не въ состояніи убить ея «духа». Какое можетъ быть дано лучшее доказательство непоб?димости той власти, противъ которой единственно возможнымъ средствомъ оказывается «динамитъ».
В) Никогда ни бомба, ни динамитъ, ни вообще какія-бы то ни было насильственныя средства въ этомъ род?, не производили такого устрашающаго впечатл?нія на власть, чтобы она самоупразднилась подъ гипнозомъ страха. Прежде всего, прерогативы власти настолько обольстительны еще въ глазахъ современнаго челов?чества, обладаютъ такой огромной развращающей силой, что р?дкіе относительно террористическіе акты не могутъ убить «психологіи» власти. А въ отд?льныхъ случаяхъ, когда носитель власти обладает личнымъ мужествомъ, террористическій актъ сообщаетъ ему новыя силы, укр?пляющія его личную «психологію». Смакованіе возможности для себя «мученичества» — порождаетъ особую ув?ренность въ себ?, гордость, преувеличенное сознаніе своего значенія, презр?ніе къ врагу, особое сладострастіе жестокости. Наконецъ, терроромъ можно было бы бороться противъ власти въ примитивномъ обществ? — при неразвитости общественныхъ связей, при слабой дифференціаціи органовъ власти. Въ современномъ же обществ? власть долгіе относительно періоды покоится на прочномъ базис? общественныхъ отношеній. Самая власть представляетъ сложный комплексъ органовъ, и устраненіе одного изъ ея представителей, хотя бы и вліятельн?йшаго, еще не колеблетъ всей системы, баланса, который сложился подъ вліяніемъ совокупности реальныхъ жизненныхъ условій. Le roi est mort, vive le roi!
С) Практическая безполезность террористическихъ актовъ подтверждается еще т?мъ, что они обычно порождаютъ вспышки реакціи, усиливаютъ государственно-полицейскій гнетъ, и вм?ст? способствуютъ «поправ?нію» общества. Россія им?етъ въ этомъ смысл? достаточно краснор?чивый прим?ръ — безсилія «Народной Воли», несмотря на исключительную даровитость и энергію отд?льныхъ ея членовъ.
Д) Наконецъ, террористическіе акты, возведенные въ систему, нец?лесообразны потому, что они санкціонируютъ то зло, противъ котораго призваны бороться. Если вора невозможно исправлять покражей у него, убійцу — убійствомъ близкаго ему челов?ка, ибо подобными возмездіями воровство и убійство получаютъ только лишнюю поддержку, то и террористическая политика правительства не можетъ быть изл?чена или изм?нена терроромъ. Терроръ, какъ мы сказали выше, сохраняетъ за собой значеніе лишь личнаго, «психологическаго» акта.
Еще бол?е возраженій и принципиальнаго, и практическаго характера вызываетъ противъ себя «индивидуальное» присвоеніе частной собственности — экспропріація, какъ тактическій пріемъ[27].
Никто не можетъ оспаривать права не анархиста, но челов?ка вообще, открыто и насильственно брать необходимое для себя и зависимыхъ отъ него людей въ т?хъ случаяхъ, когда условія общественной организаціи не могутъ обезпечить его челов?ческаго существованія. Но отсюда очень далеко до той «экспропріаціонной» практики, которая, устраняя якобы насильниковъ и лодырей, въ сущности, ихъ подм?няетъ новыми фигурами. Безпринципность въ этомъ направленіи д?лаетъ лишь то, что любой мошенникъ можетъ наклеить на свой, якобы, «антибуржуазный» актъ — этикетку анархизма.
Это печальное и грозное явленіе уже обращало на себя не разъ вниманіе сознательныхъ анархистовъ. Однако, въ борьб? съ нимъ никогда не было проявлено достаточно энергіи, ибо въ глазахъ многихъ «свобода» все еще является т?мъ жупеломъ, котораго не см?етъ коснуться ни анархическая логика, ни анархическая сов?сть. Однако, Гравъ посвятилъ «воровству» въ анархизм? несколько вразумительныхъ строкъ: «Есть анархисты — пишетъ онъ — которые изъ ненависти къ собственности доходятъ до оправданія воровства, и даже — доводя эту теорію до абсурда — до снисходительнаго отношенія къ воровству между товарищами. Мы не нам?рены, конечно, заниматься обличеніемъ воровъ: мы предоставляемъ эту задачу буржуазному обществу, которое само виновато въ ихъ существованіи. Но д?ло въ томъ, что, когда мы стремимся къ разрушенію частной собственности, мы боремся, главнымъ образомъ, противъ присвоенія н?сколькими лицами, въ ущербъ вс?мъ остальнымъ, нужныхъ для жизни предметовъ; поэтому всякій, кто стремится создать себ? какими бы то ни было средствами такое положеніе, гд? онъ можетъ жить паразитомъ на счетъ общества, для насъ — буржуа и эксплуататоръ, даже въ томъ случа?, если онъ не живетъ непосредственно чужимъ трудомъ, а воръ есть ничто иное, какъ буржуа безъ капитала, который, не им?я возможности заниматься эксплуатаціей законнымъ путемъ, старается сд?лать это помимо закона — что нисколько не м?шаетъ ему, въ случа?, если ему удастся самому сд?латься собственникомъ, быть ревностнымъ защитникомъ суда и полиціи» («Умирающее общество и анархія»).
Изсл?дованіе внутренней природы компромисса невозможно вн? уясненія проблемъ, неизб?жно встающихъ передъ д?йственнымъ анархистомъ. Эти проблемы: 1 ) какъ возможно «прощеніе» другихъ, 2) какъ возможенъ «анархическій долгъ».
Говоря о «прощеніи», мы им?емъ въ виду не субъективныя настроенія личности, а н?который соціальный принципъ, обязательный лозунгъ практической жизни.
Если мы р?шаемъ «прощать» всегда, принципіально, во имя стихійной, не могущей быть нами осознанной до конца причинности, но обусловливающей въ насъ все до посл?дняго дыханія — мы неизб?жно придемъ къ д?йствительно всепрощающему, но отталкиваемому свободнымъ сознаніемъ матеріализму, гд? все предопред?лено и свободы выбора не существуетъ. Но въ такомъ «матеріалистическомъ» пониманіи мы уже — не свободныя, сознающія себя «я», a химическіе или механическіе процессы. Вс? наши устремленія, борьба, революціи — моменты, обусловленные уже за тысячи л?тъ назадъ. Такое пониманіе не только неизб?жно ведетъ къ безплодному пессимизму, но не оставляетъ м?ста и самой морали, невозможной вн? свободы.
Съ точки же зр?нія свободнаго сознанія — «прощеніе», само по себ?, не есть благо. Оно можетъ быть и благомъ и зломъ, въ зависимости отъ содержанія, которое вы въ него вложите. Есть вещи, которыя можно понимать и можно простить. Есть вещи, которыя должно понимать и должно простить. Есть, наконецъ, вещи, которыя нельзя ни понимать, ни прощать. Мы не см?емъ прощать проступковъ, претящихъ свободной челов?ческой сов?сти, насилующихъ челов?ческую свободу. Въ подобныхъ случаяхъ компромиссы — не неум?стны, но преступны. Что значило-бы понять и простить подобный актъ, когда самая возможность пониманія отталкивается нашимъ нравственнымъ сознаніемъ. Понять и простить его значило бы стать его соучастникомъ.
Личная психологія и соціальная подоплека любой тиранніи (любого принужденія) могутъ быть великол?пно выяснены. Вы можете
